Волчица и летающий голиаф

— Передумал? — вопрос Хоро в наступившей тишине прозвучал необыкновенно четко и ясно.

Капитан ответил не сразу:

— Лично мне рогатый черт симпатичнее куркулей деревенских, оставивших семью беженцев на смерть. Помню, мы с братом... Но и жителями прикрываться тоже... Неправильно! Не так надо!

— В самом деле, — Хоро уже различила собственные метки на деревьях и повернулась лицом к тропе, — коль скоро у вас имеется опыт... Определенного рода... Не думал завербоваться в Академию Бикон?

— И меня туда возьмут? Без документов, неизвестно кого и откуда?

Капитан поправил ремни винтовки, разгладил складки под поясом. Хоро засмеялась:

— Кажется мне, приведи мы сто тысяч попаданцев — каждый из них прошел бы через преподавательскую должность в этом их Биконе. Никому не миновать! Сходи, поучи местных выкручиваться без Праха... — вздохнула и добавила без улыбки:

— Помоги Озпину избежать хотя бы опробованных вами ошибок.

* * *

— Мне кажется, что избежать ошибок в жизни нелегко...

Свет послеполуденного солнца окрасил горы голубой дымкой. Белели свежие кости поваленных деревьев, угольными пятнами чернели воронки. Светло-пепельным, чуть заметно, пылили горелые стволы. За пятном бурелома лес был живой и зеленый, и люди бы с куда большей охотой перенесли разговор туда. Но в чаше долины пока еще бродили несколько тысяч гримм, собравшихся по непонятной причине точно к посадке звездолета первого класса “Парус”. Время от времени черная тварь мелькала в чьем-либо прицеле, раздавался приглушенный дальностью хлопок выстрела; радостный или разочарованный выкрик стрелка обычно не долетал.

— ...На это способны люди целеустремлённые и одарённые особыми способностями: художественными, музыкальными, математическими, спортивными. Или же очень скромные, ценящие труд люди, знающие свое место в жизни соответственно своим способностям...

За пластиковыми столами размещались вперемешку прилетевшие kommunisty и офицеры крейсера “Громобой”. Сам крейсер тучей нависал поодаль: серые бронеплиты в пятнах ржавчины, горелые стволы, воняющие огненным Прахом... Звездолет на его фоне выглядел упитанным щекастым ребенком — правда, почти в два раза большим. По его внешней обшивке, пользуясь возможностью, ползли роботы-полировщики, доводя сверкание отражающего радиацию слоя до вовсе нестерпимого.

Командир крейсера со старпомом и боцманом закидывали вопросами командира звездоплавателей. Ар Амор, положив обе руки на белую столешницу, откинувшись спиной на клеть подъемника — разговаривали под корпусом “Паруса” — отвечал, каким людям проще ориентироваться в жизни:

— ...Из таких выходят великолепные мастера, знатоки своего дела: техники, литейщики, хлеборобы, столяры, портные, охотники, рыбаки, пользующиеся всеобщим уважением. Мечтатели и фантазёры обязательно должны некоторое время пометаться, меняя профессии, пока не утвердятся в какой-либо. Самое плохое, когда человека не интересует сам труд и его результаты. Тогда ни одна профессия не станет интересной!

Винтер Шни сидела чуть в стороне и в беседу не вступала. От kommunistoff присутствовали сам командир, красивая женщина-биолог с пластикой профессиональной танцовщицы, похожий на нее крепыш-доктор — он и представился, как брат. Все трое охотно участвовали в беседе, обменивались репликами, разглядывали экраны офицерских свитков. Черноволосый худой оператор вычислителя пообещал показать коллеге с крейсера свое хозяйство — и электронщики пропали в недрах звездолета что-то больно уж надолго.

Командир “Паруса” завершал речь — тень корпуса доходила до середины груди его темно-красного комбинезона. Одежда звездолетчиков не поражала чуждостью: свободный покрой, несколько карманов, инструментальные пояса с разными чехлами и подсумками — но почему-то никаких видов оружия. Зато здоровенные по меркам Ремнанта кирпичи радиостанций.

— Интересный человек, по-моему, живо интересуется окружающим его миром, людьми и своей деятельностью. Такой человек обогатится знанием, наблюдениями и опытом и обогатит всех, кому посчастливится с ним повстречаться. Без этого интереса к миру и жизни даже самая захватывающая профессия не сделает человека духовно обогащённым. Особенно раздражают меня у людей лживость, клевета и трусость.

Лицо Ар Амора тоже не вызывало изумления. Светло-русые волосы с пробивающейся сединой, такие же светлые глаза, твердые черты лица... Звездолетчика легко можно было представить в одежде Мистраля, в мехах Атласа, в строгой фрачной паре на приеме — а крутящим гайки под брюхом транспортника или в потрохах тепловоза так и представлять особо не надо, комбинезон точь-в-точь.

И вот сейчас Ар Амор сделал округлое движение руками, опустил глаза в стол:

— У самого, конечно, есть недостатки, и я пытаюсь преодолевать их, тренируя себя в обратных им действиях. Один из главных моих дефектов — отсутствие терпеливости и снисходительности к малопонятливым и малоспособным людям...

Фраза получилась несколько казенная, и только сейчас Винтер спохватилась, что разговор-то идет через программу-переводчик, запущенную на кластере из четырех офицерских свитков. А словарь к этой программе и вовсе дает громадный вычислитель (астронавты упорно не именовали его “компьютером”) звездолета. Жутковатый гибрид ежа с моржом, тем не менее, работал вполне удовлетворительно, разве что иногда втыкал в перевод излишне шаблонные фразы.

— Вы будете астронавтом всю жизнь? — адъютант Винтер тщательно снимал беседу на камеру свитка, и вопросы задавал по правилам построения интервью — наверное, уже примеривался к выкладке на собственный блог. Жаль, засекретят, можно не гадать.

Командир “Паруса” улыбнулся — чуть-чуть, но за столом ощутимо потеплело:

— Думаю, пора отдохнуть от космоса.

Красавица-биолог и ее брат откровенно засмеялись; свет и тень запрыгали по их одинаковым комбинезонам цвета ивового листа. Короткие льняные волосы Гармы на миг взлетели ореолом вокруг веселого симпатичного лица. Отсмеявшись, Имир поднял обе руки:

— Амор! Тебя ли мы слышим?

Но командир не потерял мысль:

— Хочу написать исторический роман. Я считаю, что добро всегда будет торжествовать над злом. Рано или поздно, но всегда!

Все, как по команде, посмотрели за периметр. Застывшие на позициях боевые шагоходы, баррикады из поваленных при посадке и потом при обстреле стволов деревьев. Гарь, взрытая земля, огневые гнезда, отжимающиеся за что-то десантники, хмурое лицо их сержанта... Звездолетчик повторил с нажимом:

— Поставьте в этом месте восклицательный знак — всегда!

Над головой зарокотал механизм подъемника: возвращался электронщик.

— Что ж, вашей уверенности остается только позавидовать... — командир “Громобоя” обозначил улыбку. — Мы не утомили вас философией?

Ар Амор отрицательно повертел головой, а врач Имир, тоже поднявшийся было, замер и сел на лавку вновь:

— Скажите, а о чем вообще разговаривать двум цивилизациям? Двум, не побоюсь громкого слова, мирам? Показывать вам схемы с теоремой Пифагора? Если вы сумели построить крейсера, отбиться от враждебной фауны, возвести города, распахать поля — значит, некий минимальный уровень техники, науки, культуры у вас имеется. По-моему, намного важнее понимать, куда вы направите полученные от нас технологии. Для этого нужно понять вашу душу... Слушают ли ваши дети сказки? Есть ли у вас большие танцы, на сто-двести-триста человек, подобно нашим Дням Посейдона? Проводите ли вы свободное время в одиночку или в компании? Приятно ли вам наше общество, или вы терпите нас через силу, стискивая зубы, в надежде на какие-то выгоды? Вот что важно!

Из опустившейся клети подъемника вывалился сержант-электронщик с глазами, распахнутыми шире дисковых магазинов, и старпом “Громобоя” полез из-за стола, торопясь расспросить его без чужих.

За сержантом выскользнул стройный парень в черном комбинезоне, сидящем на нем едва ли не лучше, чем на самой Винтер сине-белый мундир Атласа.

— Наш астрофизик и социолог, Чань Вихрь.

Винтер прикрыла глаза, внезапно представив с непередаваемой четкостью, как черно-серебряный звездолетчик стоит чуть впереди, подняв шпагу — почему-то фамильную рапиру, которая сейчас у сестренки Вайсс — а за ним глыбой в лимонной броне высится ее собственный адъютант, направляя на невидимого врага уже раскрученный блок стволов... Но что за спиной, что защищают они столь синхронно?

Раздался звонок свитка — Винтер машинально вытащила его, прочла строчку. Вздрогнула, передала свиток направо, командиру крейсера. Тот всмотрелся:

“

ОДШ “Южный” — “Громобою”. На связь вышел информатор в банде Белого Клыка, отделение Вейл. Группа боевиков до полуста фавнов находится в селе Клен Осенний, координаты...

”

Офицеру не нужно было листать справочник: село прошли при поисках болида, на левом траверзе.

“

... Командует Адам Таурус. Информатор видел его лично и слышал его угрозы уничтожить село, если только будет повод. Целью банды, по неподтвержденным данным, является шахта Концерна с координатами...

”

И эти цифры офицер не стал выносить на карту. Шахта в соседней долине, узкое ущелье до которой пришлось обрушить залпами главного калибра, потому что из него сплошным потоком лезли гримм.

“

... О лейтенантах Белого Клыка, также бойцах с открытой Аурой, информатор не сообщил. О времени налета не сообщил. Приказываю: принять меры к защите шахты. По возможности, к поимке либо уничтожению Тауруса. Являясь наиболее радикальным лидером Белого Клыка, Таурус опаснее и важнее всего их отряда...

”

Командир крейсера, обменявшись взглядом с Винтер, поднялся:

— Дамы, господа, мы вас покидаем — служба.

Боцман “Громобоя” поднялся тоже, подождал, пока из-за стола выберется Винтер. Винтер пощелкала пальцами:

— Лейтенант, проследите, чтобы все убрали. Вы можете подойти позже.

Адъютант посмотрел на Винтер с искренней благодарностью, отчего та едва не смутилась. Попрощалась коротким наклоном головы, двинулась вслед за командиром крейсера к трапу “Громобоя” — и через сотню шагов чуть не наступила на еще одного странника.

Здоровяк в густо-синем комбинезоне (Линь, кажется. Что-то изучает... Облака?) крестом раскинулся на чудом сохранившемся коврике травы и глядел в небо — тут, поодаль, небесную синеву не заслоняли ни сверкающий корпус “Паруса”, ни тусклая сталь “Громобоя”. Винтер сперва решила, что звездолетчик спит, но тот, не вставая, приветствовал ее взмахом правой ладони.

— Смотри, не укоренись, — внезапно для себя сказала Винтер. Конечно, чужак ее не понял — слабо улыбнулся, наморщив круглое аккуратное лицо, двинулся встать — но Винтер уже шагала дальше, придерживая полусаблю, и тоже отчего-то глядя на завивающиеся поверх гребней облака.

Пластиковые лавки десантники “Громобоя” забрали, но переводчик пока еще работал, и возле стола главный kommunist вполголоса объяснял адъютанту Винтер:

— Мне кажется, Вы делаете частую среди молодых мужчин ошибку — подавай вам идеал, а ежели не встретите такую...

Адъютант вскинул брови. Ар Амор прищурился:

— На самом деле, встретить — очень мало шансов, куда легче ошибиться, приняв мираж за идеал... Вот, если не встретите, то начинаются стоны, что, мол, так и не найду себе подруги.

Лейтенант промолчал. Ар Амор двинул руками снизу вверх, как бы поднимая к свету нечно невидимое:

— А ведь по-настоящему сильный человек рассуждает не так. Нет идеала, так я создам его! И действительно, очень многое в женщине зависит от мужчины. Как, впрочем, и наоборот.

Адъютант скрипнул зубами. Двойной перевод: сперва на некоторый универсальный прото-язык, основанный на общих земных корнях — ну, по версии kommunistoff — а уже оттуда либо на язык Атласа, либо на язык “Паруса”. На их языке, наверняка, о любви не говорят настолько прямолинейно-крупноблочно, есть иносказания, намеки...

— ...Женщина даст не то, чем она обладает, а то, что мужчина сумеет от неё взять. Так сумейте взять! И заставьте её любовью, лаской, убеждением проявить скрытое в ней, развейте, усильте, утоньшите это — вот тогда Вы настоящий мужчина и возлюбленный...

С другой стороны, к чему тут намеки? По-мужски надо именно прямо: берешь и усиливаешь. Хм. Ну, если не надорвешься, в смысле.

Адъютант почесал затылок: эту, пожалуй, усилишь. Она сама кого хошь разовьет и утоньшит. А вякнешь поперек, так и уплощит.

Ар Амор одобряюще хлопнул молодого человека по плечу — тот пошатнулся, хотя командир “Паруса” заметно уступал в росте и крепости даже доктору Имиру, не говоря уж о черногривом Ктоне или подбежавшему атмосфернику Линю.

Лейтенант принялся отсоединять от разъемов агрегат-переводчик. “Громобой” с рычанием подматывал якорные цепи — должно быть, в том сообщении был приказ... Лейтенант не мог представить, что важнее, чем сведения о другой цивилизации — но, выходит, нашлось?

Звездолетчики махали руками на прощание; среди поваленного леса, разрытой земли, чистенькие комбинезоны придавали людям вид игрушек, манекенов: багряный, зеленый, черный, зеленый, синий... Как же здорово движется их соломенная блондинка-биолог! У нее-то парень имеется наверняка...

Свитки собраны, пластиковый стол подхватил десантник. Лейтенант тоже махнул рукой людям и побежал к своему крейсеру, а за его спиной зарокотал подъемник.

* * *

Подъемник за несколько приемов доставил на-гора ночную смену; оранжевые каски с угрюмым ворчанием строились к поверке. Охрана, как всегда в такие моменты, смотрела больше на толпу, чем наружу — и потому первого упавшего заметили только через несколько секунд, по смачно лопнувшему на камнях синему шлему.

Нескольких секунд Белому Клыку хватило, чтобы из леса придвинуться вплотную к стене шахты. Адам забежал по склону на крайнюю правую вышку, двумя движениями клинка развалил пулеметчиков, а сам пулемет ударом ноги сбросил наружу. Принял нестройный залп — Аура полыхнула багрянцем, Адам почувствовал как бы легкий зуд в пальцах. Его Проявление — накапливать силу вражеских ударов, чтобы потом выплеснуть в одном сверхмощном движении. Но сейчас держать сосредоточение времени не было, и Таурус просто ухмыльнулся: стреляйте, дурни, запас Ауры мне пригодится. Рывком добежал до зенитки над воротами — тут на него насели сразу два охранника, каждый с открытой Аурой. Левый занес громадный цеп, правый выстрелил из дробовика в протезе правой руки. Снова вспышка багрянца: сноп дроби Адам принял Аурой; от цепа отпрыгнул — и тут же длинным выпадом пробил правому горло. Левый попытался сломать протянутую на выпаде руку — но по стене уже взбежал Амон и мощным пинком сбросил охранника в шахтный двор.

Левая вышка окуталась дымом — по ней врезали ручным гранатометом; в отделении он был единственным, и Таурус приказал его не беречь. Пулеметчики выпрыгнуть не успели... А это вам Белый Клык, суки! Это вам не шахтеров давить штрафами!