Остановились. Бабка прислушалась к себе. Покивала:
— Чисто.
И, проскочив через мостик, объяснила.
— Там, — махнула рукой, — на западе, кластер — сплошное болото. Я его с юга объеду, по степи. А там, — она ткнула в дачи, — кто-то есть. Не пойму только, то ли люди окопались, то ли твари засели.
Вырулила снова на какое-то шоссе, и, набрав скорость, погнала, всё так же оставляя огромный дачный посёлок справа.
Шоссе оборвалось так же резко, как и все местные дороги. Оно перешло в неухоженную грунтовку. Слева осталось село. А точнее сказать кусок села. Бабка как экскурсовод рассказывала:
— Это часть села Долганка. Малый кластер. Грузится примерно каждые девяносто дней. Ничего примечательного в Долганке нет. Имунные здесь никогда не появляются. Только заражённые. Но продуктов тут море. Просто — море. Мы иногда заскакиваем, шмыгаем по погребам, затариваемся.
Мужики покивали.
— Дней через, — она глянула на часы, — через тринадцать, тут снова перезагрузка начнётся. Чем больше кластер, тем реже он перезагружается. Есть мелкие кластеры, которые грузятся каждые двадцать дней. Это удобно.
— Чего же тут удобного? — поинтересовалась Беда.
— Ну, знаешь... Любое удобство — относительное. Вот, к примеру, на севере есть такой вот "быстрый" кластер. Там только лес. Отличный ровный кедровник. Стволы как на подбор — один к одному. Так там ушлые ребята организовали вырубку... Кластер перезагружается, они его выпиливают вчистую, вывозят в стабы и продают.
— Дешёвый лес, — понял Скорый.
— Нет, не дешёвый. Там же и технику надо содержать и работягам хорошие спораны платить, и охрана должна быть. Они же там шумят. На шум прутся твари... Иногда гибнут люди. Кругом болотные кластеры. А дорогу капитальную не построишь. Напрасная трата сил и времени. При перезагрузке все усилия пропадают... Короче — лес достаётся не даром. Но всё же он намного дешевле, чем дефицитный цемент, или кирпич... Правда есть в одном месте шахта, где камень добывают. Это где-то из Ростовской области вывалилось. Но там работают каторжники. Осужденные... Камень, в принципе, тоже не дёшев. Но пользуется спросом. Из него в Полисе городские стены строят. Да и дома тоже. Те, что побогаче.
Вся эта поездка, напоминала странную прогулку. Пашка ехал неизвестно куда, непонятно с кем, с неясной целью. Личных перспектив у него не наблюдалось. Заинтересованность была представлена только любопытством. Снова, как прошлым утром, накатила тоска от никчёмности существования.
Мария повернулась к нему. Зашептала:
— Паша, не надо так. Если ты... Тогда зачем ты меня спасал? Давай просто посмотрим, что там дальше нам жизнь подбросит. Просто из интереса. Хорошо?
Она протянула ему ручку в краге с открытыми пальцами. Пашка улыбнулся, пожал тоненькую девичью ладошку.
— Договорились.
Потом спохватился:
— Погоди! Я что — вслух разговаривал?
— Нет, — смутилась Беда, — я просто...
Бабка поинтересовалась:
— О чём шепчетесь?
Маша посидела, помолчала, потом решилась:
— Давно хотела сказать... Я мысли слышу.
Бабка ударила по тормозам. Багги подняв тучу пыли остановилась. Все уставились на Машку, как на марсианку.
— О чём я сейчас думаю? — спросил Короткий.
— О чём-то техническом. Я не вижу слова или картинки, я только общее что-то чувствую.
Ладно, — сказала Бабка, сидя вполоборота, — давай по-другому. У меня в запаснике пятьдесят два золотых кольца. Правда или нет.
— Нет, не правда, — сразу же ответила Беда, — их меньше.
— Сколько? — продолжала пытать Бабка.
— Я не могу так определить. Это сложно. Но их меньше.
— Хорошо, тогда давай так. Пятьдесят один. Пятьдесят. Сорок девять. Сорок восемь.
— Да! — прервала Беда. — Сорок восемь.
Бабка торжествующе оглядела всех.
— Поздравляю ребята. У нас нарисовался ментат. Ха!!
Короткий удовлетворённо заулыбался. А Шило снова расстроился.
— Теперь она от нас точно — уйдёт! Вот, как пить дать! А как же я...
— Я не уйду. Я не хочу уходить.
Бабка взяла её за руку.
— Девочка, если ты будешь с нами, это огромный плюс для всей группы. Но ментаты очень э-э...
— Востребованы, — подсказал Короткий.
— Да. Они очень редко встречаются, но нужны всем.
— Зачем?
— Например — банально определять, врёт человек или говорит правду. Все ментаты правительственные служащие. Все получают хорошую плату. Понимаешь?
Машка пожала плечами. Бабка продолжила:
— Они, большей частью, сидят и ничего не делают. Только саморазвиваются. Покупают горох и красный жемчуг. Живец им и так выдают. Так положено. Это спокойная, сытая жизнь.
Бабка опять тронула багги.
— Ездят на всякие слёты ментатов... Исследуют свой дар... У них даже гильдия своя есть...
— Неет, — протянула Беда, — я без дя... я без Скорого — никуда. Неет. Что вы...
Бабка вздохнула:
— Ладно, поживём — посмотрим.
И продолжила экскурсию:
— Вон там, видите, слева. Это Добровка. Я знаю одного иммунного оттуда. Она, эта деревня, не целиком, только северная часть. А впереди, через десяток километров, Воскресенка. Большое село и жилое. Кластер грузится каждые две тысячи дней, или чуть больше. Из него в Улье иммунных уже человек сорок. За Воскресенкой, вплотную стаб, с укреплённым городом Заозёрным, на месте села Кызылкак, потом дальше очень медленный кластер, с периодом больше трёх тысяч дней. Следом сразу ещё один стаб. Тоже Заозёрный, там кусок железной дороги, три поселка, обнесённые стенами, большое озеро, рыба. Люди картошку сажают, огороды у всех... А в Воскресенке, как только подходит время перезагрузки, так старожилы выезжают и всё добро вывозят. Они уже до минуты знают период. И как только перегрузка заканчивается, снова заезжают. Собирают новых жителей, объясняют ситуацию.
— И что, им верят? — спросила Беда.
— А как тут не поверить, если в село приходят сорок жителей-дубликатов. Потом выявляют в толпе иммунных, из новичков. У них свой знахарь, который может это определить. Обычно одного находят. Иногда ни одного. Имунного и детей лет до пяти вывозят. Ждут некоторое время. Заражённые обращаются в тварей. Потом заходит бригада зачистки. Наёмная бригада. Свои-то на это дело не идут. Тяжело своих-то стрелять. И снова заезжают в обновлённые дома. Дальше живут.
— А дети? Те, которые не иммунные? — снова спросила Беда.
— С детьми хуже... Они за две тысячи дней успевают купить несколько белых жемчужин. Да и запас у них всегда есть. Девочек спасают всех. А мальчиков... Разыгрывают жребий. Кому-то не достаётся... Трагедия конечно. Но, что делать? Это Улей.
— А почему девочек — первым делом? — допытывалась Беда.
— Потому, что девочек в Улье мало. А мужиков хоть жо... Много, короче. Девочку, девушку, всегда можно пристроить. Они своих девиц куда попало, знаешь ли, не раздают. Только замуж, и только за солидных обеспеченных людей. И ещё... ну... как выкуп, как калым, просят белый жемчуг, чтобы следующую партию спасти. В результате, у них связи везде. Алмаз тоже на "воскресенке" женат. Светка. Двое детей.
Пашка оживился.
— Так может у них можно белую жемчужину купить?
— Нет, Скорый, они не продадут...
За разговорами они подъехали к этой самой Воскресенке. Село, как село. Огороды. Поля с дынями и арбузами. Рядки картошки. Ровные ряды груш и яблонь.
— Зерно не садят? — поинтересовался Павел.
— Нет, не садят. Комбайнов нет. Да и мельниц тоже. Проще с малых стабов муки натаскать.
Бабка свернула в сторону деревни. Перескочила через ещё одно поперечное шоссе и покатила по сельской улице. Слева, свободно без тесноты, виднелись дома старой постройки, рубленные из берёзы, заброшенные и запущенные. Оконные проёмы, без рам, зияли чернотой. Огороды заросли бурьяном.
Но на следующей улице, идущей поперёк главной, стояли ухоженные кирпичные домики старой советской постройки, каждый на два хозяина. Покрашенные палисадники, ворота и крыши, говорили об обжитости места и о рачительности хозяев.
— Вот тут и живут. Всё остальное село пустое, — объяснила Бабка и окликнула ребятишек, играющих во что-то у крайнего дома.
— Дети! А не подскажете ли усталым путникам, где они могут перекусить?
— А автомат дашь подержать? — спросила девочка лет двенадцати.
Бабка посмеялась:
— Ты же девушка. Зачем тебе автомат?
— Пожалела? — съязвила девчушка.
Бабка вылезла из багги, отщёлкнула магазин, проверила казённик и протянула ака мелкой воительнице. Та, вполне профессионально, вскинула его к плечу, прицелилась в поле.
— Бах, бах, бах... Хорошая штука. Продашь?
Бабка не растерялась.
— Ну, покупай. Сто споранов.
Дитё возмутилось не на шутку:
— Ты чё, тётка, дерёшь-то семь шкур! Ему красная цена — сорок.
— Ну... Моё дело предложить, твоё дело отказаться. На вот, лучше.
Бабка поковырялась в рюкзаке и вытащила клипсу.
Девочка округлила глаза, покраснела от восторга.
— Золотая?
— Да. Держи.
Амазонка ловко прищёлкнула побрякушку к уху. Посмотрела гордо на стайку мелких односельчан.
— А поесть можно в столовке, у мамы Раи. Вон там, видите — школа. В ней накормят.
— Мама Рая столовую открыла?
— Давно, — пожала плечами девочка.
Распрощавшись с детьми, Бабка повернула направо в сторону двухэтажной школы, стоящей несколько на отшибе.
Пройдя по гулкому коридору в небольшую школьную столовую, пахнущую свежим хлебом, они за пять споранов натрескались горячего борща со сметаной. И главное — с хлебом! На второе наметались котлет с картофельным гарниром. И надулись какао. Бабка дала единственной работнице столовой ещё один споран, в качестве чаевых. Женщина расплылась от удовольствия.
— Может — водочки? У меня есть.
— Ой, нет. Спасибо, Раечка. А своих вы тоже за плату кормите?
— Нет, что вы. Своих-то! Как можно! Вот приедут с поля, накормлю всех бесплатно. Иногда, ребятня забегает. Тоже кормлю. Свои же! Святое. А на чужих тратить бесплатно еду нельзя. Но мы и берём-то недорого. Споран с человека. Зато кормим до отвала. И с собой в дорогу накладываем.
Поняв, что повариху не переслушаешь, распрощались и пошли к выходу.
По дороге к луноходу Скорый удивлялся:
— Как они тут живут? Детей одних бросают! Ни стен, ни оружия.
Все старички хохотнули. А Бабка снова взяла на себя роль гида.
— Эта разговорчивая тётка, она сенс. Очень сильный сенс, куда там мне. Она видит на пару десятков километров. Живёт тут уже лет пятьдесят. Старожил. И местная достопримечательность. Мама Рая... Она зелени проглотила столько, что мне и не снилось. А на стене у неё рубильник. Обратил внимание? Сирена... И рация всегда под рукой. Так что это село прикрыто сигнализацией — будь здоров.
— И что? В случае чего, они в подвалы прячутся?
Бабка полезла за руль.
— Да. Детей в убежище. А сами в бой. Вот почему, к примеру, в такой большой и пустой деревне они живут именно на этой улочке? Домики вплотную, огородики маленькие, ограды на одну легковую, не больше. Зачем так?
— Ну... Быстрее собраться в кучу?
— Нет, Скорый. Такая... Э...
— Компактность, — подсказал Короткий.
— Ну, да. Компактность это, Скорый, плотность огня.
Тронулись, поехали по улице дальше.
— Тут у каждого, как минимум, двенадцатимиллиметровый дегтярь. Есть несколько штук и по четырнадцать миллиметров, которые на танках стоят. Точно знаю, что пара авиационных скорострелок имеется. Ну и с десяток пушек сорокапяток. Они их где-то с памятника снимают в малом кластере... Снаряды тоже где-то на западе берут. Вот и представь себе — три десятка мужиков, здоровых, как Шило, или как Короткий. Им от плеча из корда пальнуть, как из детского пистолетика.
Отряд проскочил околицу, объехал стоящую на отшибе ферму и набирая скорость попылил дальше на север.
— Не знаю... — засомневался Скорый. — Всё равно как-то безалаберно.
— Ну, не скажи... Не скажи. Вот те поля, за деревней, сплошь заминированы. Проехать можно только по трём дорогам. Только с трёх сторон, юг, север и восток. Узкие коридоры для прохода. Всё остальное просто засеяно минами. Обратил внимание на большие огороды, тыквы там всякие, арбузы?... Только вокруг школы. Ну и в сторону шоссе немного. И всё. Им хватает.
Шило встрял:
— Ты расскажи про орду...
— Да. Тут, как-то, орда тварей на них накатила. Шла-то она на Заозёрный, а Воскресенки просто на пути попались. Так, ты знаешь, в Заозёрный орда не дошла. Тут вся и осталась. Воскресенские потом два дня шарики вырезали. Говорят — вёдрами таскали. Деревня просто озолотилась. А потеряли — двоих. Да и то, по-глупому...
— Геройствовали, поди, — усмехнулся Скорый.
— Ну конечно! А как иначе. В семье не без дураков. Так что...
Короткий вставил:
— Эта тихая пастораль обманчива. Воскресенки за полминуты ощетиниваются кучей стволов.
Минут через двадцать, оставив справа небольшое озеро, выскочили на добротное шоссе и покатили с комфортом и ветерком.
— А это что за деревня? — любопытствовала Беда.
— Старый Кошкуль, — отвечала Бабка. — Только небольшая его часть. Там тоже никого нет. Про иммунных оттуда я не слышала.
Через километров шесть-семь открылась интересная картина. Две дороги стыковались под прямым углом. Узкая, неплохая, асфальтовая, отрезанная наискось, примыкала к двухполосному разбитому шоссе. По нему и покатили, плавно объезжая рытвины выбитого асфальта и подскакивая на широких трещинах.
Бабка комментировала экскурсию:
— Впереди Сыропятка. Кусок Сибири. Дальше, примерно такая дорога до самого Полиса. Где получше, где похуже.
Переехали небольшую речушку через хорошо сохранившийся мост. На указателе Пашка прочёл — "р. Омь". Название ничего не говорило.
Справа и слева хлопали на ветру и поблескивали на солнце полиэтиленовой плёнкой заброшенные теплицы. Они рядами занимали огромную площадь.
Потом пошли заброшенные поля, заросшие иван-чаем, волчеягодником и молодым березняком.
Проехали километра два и выбрались на слияние двух дорог. Та шоссейка, по которой они катили, закончилась. С востока на запад, а может наоборот, лежала четырёхполоска, тоже в довольно разбитом состоянии.
Бабка остановила Багги и сама замерла.
— Муры.
— Точно муры? — спросил Короткий.
— Точно. В двух километрах. Три пикапа. Девять человек.
Шило возмутился:
— Совсем оборзели, суки! Прямо у Заозерного уже промышляют! Чё им от нас-то надо, шакалам?!
Короткий подсказал:
— Надо налево, и в Заозёрный. А оттуда вышлют бригаду.
— Точно! — одобрил Шило. — Такого беспредела Заозёрные не потерпят. Накостыляют паскудам, по самое...
Бабка повернула налево и порулила по поперечному шоссе на восток. Примерно через километр, справа пошли сплошь дачные участки. Бабка выматерилась:
— Зажимают, суки! Впереди — группа машин! Странные, какие-то. Едут навстречу. Очень быстро.
— До поворота в дачи успеваем? — спросил Короткий.
— Не знаю!
Машина рванула, прибавив скорости вдвое.
