Милашка

Зерг улыбнулась.

— Проработай этот вариант, — согласилась посол. — Если Влад тот, о ком говоришь, тебя не забудут. Можешь рассчитывать на пост в Департаменте безопасности.

— Благодарю, госпожа!

— Только действуй аккуратно.

Разведчица встала и вышла. А посол некоторое время сидела, размышляя. Зерг могла и ошибиться. Вероятность этого низка. Зерг опытный специалист, одна из лучших в Куруме. В Сахья работала еще до войны. Она умна и осторожна. С сообщением пришла, предварительно проверив факты. Если операция удастся, повышение ждет многих. Подумать только! Иномирные технологии...

Посол нажала кнопку на аппарате.

— Шифровальщицу ко мне! — приказала в микрофон. — Немедленно!

9.

Я умею бить молниями. Проявилось это случайно. Расставшись с Сайей, я побрел к себе. Идти было недалеко. На улицах было пустынно — ночь. Я шагал по тротуару, кроя себя матом. Зачем, спрашивается, замутил интрижку с бронеходчицей? В результате потерял девушку, которая мне нравится. Дурак.

Я махнул рукой. Темноту улицы пронизала молния. По ушам ударил треск. Я застыл. Проморгавшись, испуганно оглянулся по сторонам. Применение молнии в общественном месте равнозначно выстрелам на Земле. Посадят. К моему счастью, вокруг было пустынно. Я скользнул во двор, выбрался на другую улицу и поспешил к себе.

В квартире я немного потренировался. Молния получалась небольшой — где-то метр с небольшим. Большей сжег бы обстановку. Алгоритм ее появления был прост. Рассердился, махнул рукой — получи электрический разряд. Убить он, возможно, и не убьет, но тряхнет знатно.

Я полез в сеть. Информации было много. Когда пробуждается дар у девочек (где-то с десяти лет), как учить их осторожности обращения с молнией. Последствия несанкционированного применения... Здесь молния заменяет пистолет, ими пользуется местная полиция (Охрана) и военные. Женщины, разумеется. Мужчин в Охрану не берут, да и в армии их мало. Они служат техниками и врачами, занимают должности в тылу. Сообщалось, что длина молнии зависит от дара. Чемпионы били аж на двадцать шагов. Мой метр — ерунда. Правда молния у меня выходила шириною с ладонь. У других она едва с палец. Получалось, что у меня больше сила разряда. Могу убить. Ну, нах! Я лучше кулаком...

Удивления дар не вызвал. Если я вожу бронеход, почему б не бросать молнии, как женщина? Эта мысль меня позабавила. Злость ушла. Не срослось с Сайей, но фиг с ней. Не больно хотел. Нет, хотел, конечно, только... Все, все, забыли! У меня дел полно.

Назавтра я сходил к Бергу в ресторан. Просидел с ним день. Напевал песни и давал вольный перевод. Берг одобрял или отвергал песню. На "ура" шел репертуар времен молодости моих родителей. Я не удивился. Этот мир словно Земля середины прошлого века. Машины, дома, мода... Подолы платьев у женщин ниже колена. Мужчины носят головные уборы, женщины — платки или косынки. Если б не современная электроника и электромобили — 50-е или 60-е годы. Неудивительно, что вкусы здесь соответствующие.

Мои родители музыку любили. В шкафу лежали стопки пластинок. Их ставили на проигрыватель и опускали звукоснимающую головку. Сквозь треск в динамиках звучала мелодия. Пластинки сменили кассеты, проигрыватель — магнитофон. Лазерные диски я покупал сам. А затем перешел на флешки... Знакомые песни крутил вечерами, так что слова помнил. Берг отобрал "Мелодию" и "Ноктюрн", которые пел Магомаев, "Желаю вам" (на пластинке ее исполнял Гуляев), композиции советских ВИА и кое-что еще.

— Пока хватит, — сообщил, выключив запись. — Я разучу музыку с оркестром, а ты переводи тексты. Потом отрепетируем совместное исполнение.

Поговорили о деньгах. Певцу платили мало — десять нулов за вечер. Но Берг успокоил меня, сообщив, что это не все. Я получу отчисления за текст песен. (Музыку Берг "скромно" оставил себе.) Но главный доход не в том. Посетители ресторана заказывают песни. Такса — двадцать нулов. Из них пять получает певец, остальное делится оркестрантами. Пятьдесят нулов за вечер набежит гарантировано, скорей всего, что больше.

— Песни хорошие, — сказал Берг. — Здесь таких не слыхали. Так что будут платить.

— С рестораном нужно делиться?

— Наш оркестр собирает публику, — усмехнулся Берг. — Та платит за выпивку и еду. Делиться не нужно. Если кто потребует, сообщи мне.

Лицо его приняло зловещее выражение. Мы ударили по рукам и разбежались работать. Я корпел над текстами. По моей просьбе Берг прислал минусовки песен, я подгонял тексты под музыку. В языке Сахья слова короткие, как, к примеру, в английском. Перевод прозы в таких случаях не составляет труда — текст просто меньше. Со стихами трудней. Помогло мое увлечение поэзией. На Земле я переводил стихи классиков на английский. Выложил их на американских сайтах — хотел похвалиться. Пиндосы не оценили — стихи их не интересовали. Я озлился и стал постить лабуду. Как веселился на Рождество. Пил водку с медведями, играл с ними на балалайках. Потом были скачки. Мой медведь пришел первым. (Я на фото с Топтыгиным.) Медведи у нас служат в армии. (Мишка в форме с "калашниковым" в лапах.) Американцы сказали: "Вау!" и набросали мне лайков. Я плюнул и перестал у них тусоваться.

Затем были репетиции. Они шли днем. Кея работала над режиссерским сценарием, так что время было. Оркестранты старались, я тоже. Песни пробуждали воспоминания о Земле. Иногда я закрывал глаза и видел себя дома. И пел.

— Публика будет в восторге, — сказал Берг на репетиции.

— Уверен? — засомневался я.

— Посмотри! — кивнул он на двери.

Возле них толпились неизвестные мне люди. Их было много.

— Официанты, уборщики, повара, — перечислил Берг. — Бегут к нам при первой возможности. Если так поступают свои, чего ждать от публики? Тем более выпившей? — он ухмыльнулся.

Вечером я вышел на сцену. Люстры заливали зал светом. Меня трясло. Одно дело петь в тесной компании, другое — со сцены. Зал был полон. На наружной стене ресторана красовалась огромная афиша. Влад Хома улыбался прохожим. Текст гласил: "Милашка поет для вас!"

Фото мне не нравилось. Сладкая улыбка и томный прищур певца, петухастый костюм в блестках. Его заказал Берг за счет ресторана. Второй Киркоров! У меня не спросили. И вот стою — весь в блестках и волнении. На меня глядят сотни глаз. Выступление объявили, убегать поздно. Не запищать бы от испуга!

Оркестр проиграл вступление.

— Ты моя мелодия,

Я твой преданный Орфей...

Не Орфей, конечно. Помучился я, подбирая замену. Не было на Орхее этого легендарного певца. Если кто думает, что стихи перевести просто, рекомендую попробовать...

— Дни, что нами пройдены,

Помнят свет нежности твоей.

Все, как дым растаяло,

Голос твой теряется в дали...

Что тебя заставило

Забыть мелодию любви?..

Какие стихи сочиняли некогда в России и СССР! Душа замирает. И куда все это ушло? Взамен вылезла тупая попса с рифмой "ты — мечты" и хорошо, если с такой. А еще дебильный рэп, искать смысл в котором — не уважать себя.

К середине песни я освоился и стал смотреть в зал. Он был полон. Как сказал Берг, такого давно не было. Основная аудитория — дамы, мужчин мало. За столиком перед сценой — Кея, Нейга и Вильга. Сами пришли, Сайя, естественно, не явилась. Ну, и бог с ней!

— Что тебя заставило

Предать мелодию любви...

Слушают хорошо. Я, конечно, ни разу не Магомаев, и даже не Киркоров. Но слух у меня есть. Учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Гитару освоил сам — хотел нравиться девочкам. Пел в компаниях, так вот и настаскался.

Последний аккорд тает в тишине. Аплодисменты. Не овация, но весьма энергичные.

— Ночная песня! — объявляет Берг.

— Между мною и тобою гул небытия,

Звездные моря, тайные моря.

Как тебе сейчас живется, вешняя моя,

Нежная моя, странная моя?

Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,

Долгая любовь моя!..

"Ноктюрн" слушают лучше. Даже дыхание затаили. Ну, так слова какие! Это вам не Стас Михайлов с его кабацким репертуаром. Настоящие поэты писали.

— Пусть с тобой все время будет

Свет моей любви, зов моей любви, боль моей любви.

Чтобы не случилось, ты, пожалуйста, живи,

Счастливо живи всегда...

Песня для всех и на все времена. Хоть папуасам пой, хоть ящерам. У них любовь тоже есть. Кланяюсь.

В этот раз — шквал. Некоторые дамы вскочили и отчаянно хлопают. Ага, заводит. Я почувствовал себя свободно. Волнение ушло. Добавим!

— Вновь о том, что день уходит с Земли (Орхеи, конечно.)

Ты негромко спой мне.

Этот день быть может где-то вдали

Мы не однажды вспомним.

Вспомним, как прозрачный месяц плывет (Есть здесь месяц, есть. Зовут его Сай. А имя Сайя означает "Лунная".)

...Над речной прохладой.

Лишь о том, что все пройдет,

Вспоминать не надо...

А теперь припев:

— Все пройдет: и печаль и радость.

Все пройдет, так устроен свет.

Все пройдет, только верить надо,

Что любовь не проходит, нет...

После несколько тяжеловатого "Ноктюрна" "Все пройдет" идет легко. Зрительницы начали вскакивать и пританцовывать, второй куплет мне уже подпевали.

— Все пройдет: и печаль и радость.

Все пройдет, так устроен свет.

Все пройдет, только верить надо,

Что любовь не проходит, нет...

Раскидываю в стороны руки. Дескать, обнимаю всех. Ужимки попсы я терпеть не могу. Все эти "ручки", "ножки" и прочую белиберду. К тому же здесь не поймут. А вот так можно. Шквал, переходящий в овацию. Зрительницы кричат: "Верх!", "Верх!" Здесь это заменяет "Браво!". "Верх!" означает "лучше не исполнить". Кланяюсь.

— Вот, что будешь петь на заказ! — улыбается мне Берг.

Ну, посмотрим. Я еще не закончил. На меня находит кураж. Остальные песни пою, пританцовывая. Даже спускаюсь в зал и подхожу столику Кеи. Пою ей: "Любимая моя, любимая моя..." Кея краснеет и грозит мне пальцем. Но по лицу видно, что польщена. На нас все смотрят. Завершив пение, поднимаюсь на сцену. Переждав овацию, говорю в микрофон:

— В зале присутствует режиссер фильма "Битва за Сахья", в котором мне посчастливилось сыграть роль Милашки, тофу Кея Дон! Прошу поприветствовать!

Аплодисменты. Кея встает и раскланивается. "Не жалей делиться славой! — учил меня пожилой журналист. — Тебе это ничего не стоит, а людям приятно".

— Благодаря Кее вы видите меня перед собой.

Кланяюсь. Это правда. Не будь Кеи, не стоять бы мне на сцене. Грузил бы мешки. С моим образованием другого не светило. Аплодисменты. Публике нравится, что я благодарю женщину. Перед ними вежливый и воспитанный мурим, к таким здесь благоволят.

— Программа завершена, — объявляет Берг. — Перерыв.

Уходим под аплодисменты. В небольшом зале для нас накрыт стол. Ужин за счет заведения. Разносолов нет, но кормят сытно. Спиртного нет. Берг об этом особо предупредил: на работе нельзя. Меня это не смущает — сам бы отказался. После ужина поднимаемся на сцену. Нас встречают аплодисментами. К сцене подходит немолодая женщина в роскошном платье.

— Все пройдет! — говорит Бергу и сует купюру. — Меня зовут Майя.

Берг кивает и забирает купюру. Со значением смотрит на меня. Дескать, слушай старших, юноша! Что я говорил? Он берет в руки микрофон.

— Песню "Все пройдет" для прекрасной Майи исполняет Влад Хома!

В зале хлопают и вопят. Ясно, почему. На столах — бутылки. Это мы не пили.

— Вновь о том, что день уходит с Земли...

Посетители устремляются к центру зала. Там, на площадке, окруженной столами, дансинг. Дамочки пускаются в пляс. Танцуют парами и порознь. Нейя и ее спутницы остались за столом, хлопают в такт.

Не успела песня смолкнуть, как перед сценой появляется другая заказчица.

— Желаю вам!..

Удивительно. Думал, песня не пошла. Пою. Заказчица стоит перед сценой и не сводит с меня глаз. Это напрягает. Перевожу взгляд на дансинг. Там кружатся пары. Странно. Мелодия вроде не танцевальная. Или им все равно подо что плясать?

Я еще не допел, а к сцене ломится очередная заказчица. Машет зажатой в кулак купюрой.

— Мелодию!..

Домой еду на такси. Устал, ощущение — как мешки грузил. Никогда не думал, что певцам так трудно. Но зато в кармане стопка нулов. Хорошо платят в кабаке, больше, чем на съемках. Так жить можно!

Такси замирает у подъезда. В салоне вспыхивает свет. Сую водителю купюру.

— Сдачи не нужно.

— Благодарю, тофин!

Немолодая женщина берет деньги. Внезапно взгляд ее замирает.

— Вы Милашка?

— Влад Хома. Милашкой звали моего героя в фильме.

— Я смотрела его трижды. Каждый раз плакала. Как мать могла бросить такого парня? Вот, дура!

Достаю фотографию из кармана. Мне их подогнала Кея. На снимке Милашка улыбается в объектив.

— Ваше имя?

— Цая.

"Цае от Милашке" пишу в нижнем правом углу. Подаю фотографию водителю.

— Это вам на память.

Она берет снимок.

— В таксопарке покажу, — говорит смущенно. — Ох, и позавидуют!

— Доброй ночи, Цая!

— И тебе, Милашка!

Кажется, теперь это мое имя...

* * *

Выступления в ресторане пришлось прервать — начались съемки. Совмещать их с пением не получилось. Ресторанное начальство было недовольно — концерты несли прибыль. Берг упросил меня разрешить исполнять песни другому певцу. Я не слишком упирался. На мой счет в банке капали деньги за замки — Кай держал слово — где-то двести нулов в месяц. Еще столько за слова песен... Экономить нужды нет. Я купил электросамокат. В трамвае ездить стало невозможно — меня узнавали. Неприятно, когда пялятся, хорошо еще не пристают.

Самокат представлял собой скутер с электромотором. Скорость небольшая — 50 мергов в час, но для города вполне. Прав не нужно. Можно ездить без шлема, хотя я купил. А еще кожаную куртку — на дворе осень. Самокаты были двух видов — мужской и женский. В последнем батарея послабее, зато есть уловитель, и цена ниже. Я купил женский. Сто нулов лишними не бывают. Продавец смотрела удивленно, но покупку оформила. Здесь это делают в магазинах, в ГАИ гнать не нужно. Я прикрутил к крылу номер и покатил к дому. С зарядкой проблем нет: колонки с кабелями у домов. Подкатил, подключил в гнездо, набрал код счета в банке. Плату снимут автоматически. Энергия здесь дешевая. Зарядить батарею скутера — меньше нула. Автомобильную, конечно, дороже.

Съемки шли со свистом. Кея сохранила костяк группы, все друг друга знали. Группой овладел кураж. В павильоне стоял хохот. Трюков с переодеванием здесь не знали. Ну, а я насмотрелся. Вот Очаровашка избавляется от растительности на ногах, водит эпилятором по коже. Стонет и ругается. Поскользнувшись, падает в ванну с водой. Шумный плеск, брызги... Над поверхностью воды появляется нога, затем рука с эпилятором. Процесс продолжается...