— Не дали бы... Ты так говоришь, потому что за нами и на Земле ... присматривают?
— А ты как думаешь? Ведь на страшном суде тебе покажут всю твою жизнь, и ты сама себя осудишь!
— Слышала уже об этом. Верится с трудом, что я сама себя осужу. Но раз присматривают, это, наверное, как я за детьми присматривала. Не только смотришь, но и не даешь чего-то опасного делать.
— Вот-вот. И Неведомое не дает чего-то опасного сделать. Опасного для себя. Вспомни историю Мирей.
— Мирей была провидицей. Змей тоже?
— Насколько я могу судить — нет.
— Так как же оно тогда присматривает?
Пеппи поймала едва уловимую насмешливую улыбку Анники.
— Ну а ты как думаешь? Как можно человеку помешать сделать что-нибудь?
— Xм... Ну не знаю, если это Неведомое с его могуществом, то оно наверное может ураган наслать, дерево поперек дороги свалить или еще что-нибудь подобное.
— Наши знания говорят о том, что иногда такое возможно. И знамения всякие возможны. Но есть способ попроще.
— Попроще? Но как? Ладно, Анника, сдаюсь без боя, говори.
— Да ты что? Ну совсем ведь просто.
Анника снова загадочно усмехнулась.
— У него есть доверенные люди. Именно они и делают всю работу. За кем-то присматривают.
— То есть?
— То есть! То есть присматривают, как за ребенком. Смотрят, что делает и не дают чего-нибудь сотворить.
— Вот те на, он же взрослый! Ну как же ему не давать что-нибудь сделать? Не силой же?
— До конца не знаю. Но предполагаю, что всяко. Обманом, силой, убеждением. Обольщением.
— Значит, неведомое им задание дает, и они на него работают?
— По-видимому. Мы так предполагаем.
— А за что же они работают? Погоди, наверное, каждый за свое. Кто за награду, кто из страха, кто по убеждению?
— Ну да, сообразила, в конце концов.
— И кто же эти "счастливчики" за которыми "присматривает" Неведомое?
— Ты.
— Я?!!!
— Шутка юмора. Змей, конечно. Ну и еще есть экземпляры. Точно мы не знаем. Иногда наталкивались на подобное.
— Так. Значит, Неведомое чего-то боится. Причем людей, если за ними присматривает.
— Наверное. Весь вопрос — чего?
— То есть вы не знаете?
— Нет, конечно. Если бы мы знали... Мы просто изучаем его. Больших целей мы не ставим.
— Ну а как там получается, что он и здесь живет и там?
— А вот это загадка загадок.
— Слушай, а мы ... где?
— Как это где?
— Ты знаешь, каждый из нас видит одного и того же человека немного по-разному. Ты ведь заметила, что в разговорах о ком-то, кого мы оба видим возникают то и дело заминки, когда мы натыкаемся на мелкие несоответствия. Причем мы сразу же уходим от обсуждения этого несоответствия, чтобы не потерять основную нить разговора, так мы к этому привыкли, что перестали об этом задумываться. Но видим-то мы одного и того же человека. Впечатление такое, что на каждого из нас надеты очки, которые раскрашивают мир для каждого по-своему.
— Да, ты знаешь, похоже.
— А что это за очки, если не вот это тело?
— Хм.
— А на Земле было другое тело. И все же я — это я. Так где же я на самом деле? Совершенно точно — я не то тело, которое осталось гнить на Земле. Но было ли в том теле вот это тело?
— Понимаю, к чему ты клонишь. А забавная идея! Наш рассудок на самом деле не там, где тело и даже может управлять одновременно несколькими телами, так?
— Или перемещаться между несколькими телами.
— Но это с какой же скоростью? Скоростью света?
— А причем здесь скорость света?
— Хотя, действительно, причем здесь скорость света. Здесь, наверное, совсем другая физика.
— Чего?
— Ну, законы, по которым существует неживое.
— Скорость света. Физика. Давай попроще. Я ведь в школу не доходила.
— Ну, а если попроще, то почему бы и не быть тому, что ты говоришь. У меня нет данных, чтобы доказать, что это неправда.
— И у меня нет.
— Но идея интересная. Если не возражаешь, я ее обсужу с Веро.
— Обсуждай. Скажи-ка, Анника, а почему познание Добра и Зла такое преступление?
— Наверное, потому что его нет. Это обман. Змей всех обманул.
— Ты что, действительно так считаешь? Ты всю жизнь защищала угнетенных и женщин, и ты не веришь в Добро и Зло? Ты ведь столько об этом говорила! Получается, ты всех обманывала? Выходит, ты ничем не лучше Змея?
— Ну, знаешь! Что значит — ничем не лучше Змея! Добро и Зло — просто понятия, которыми удобно оперировать, отстаивая свои интересы. Мы во всех речах говорим "во имя добра", "против всемирного зла". Как общественный деятель я постоянно пользуюсь этими терминами. А на самом деле при решении проблем мы пользуемся юридическими терминами. Законами. Именно они и являются инструментами для решения общественных и личных задач. А юридических понятий Добра и Зла не существует. Вот так.
— Вот и говорят в народе, что Законы, что дышло — куда повернешь, туда и вышло. И это все потому, что для юристов "Добро и Зло — просто понятия, которыми удобно оперировать, отстаивая свои интересы".
— Да, Пеппи. Разочарую тебя. Это действительно так. Добро и Зло — это способ удобного управления дураками.
— Анника! Ты всю жизнь морочила людям голову?!
— Я просто использовала правила игры. И была сообразительнее других.
— Анника, так это ты настоящий Змей! Это ты превращала Добро и Зло в несуществующие понятия.
— Глупости, глупости и еще раз глупости. Я — юрист. И я прекрасно понимаю, что для того, чтобы был общественный порядок нужны просто Законы. Законы. И тогда не нужны ни Добро, ни Зло. По закону все понятно. Вот это — правильно, а это — неправильно. Нарушил Закон — наказание. Не нарушил — молодец. И не надо думать, Добро это или Зло.
— А если законы — бесчеловечные? Их кто-то придумал, а я должна подчиняться, даже если все во мне кричит "так нельзя!"? Тогда я просто не ... не личность. Я — бессмысленна, как кукла! Неужели кто-то захочет так жить?
— Эх ты, простота. Существует множество законных способов не сделать того, что не хочется. Найти другой закон, противоречащий тому, который тебе не нравится и сделать что тебе нужно якобы в соответствии с ним.
— Что?!
— Да, Пеппи. А еще есть толкования законов. И можно доказать, что ты использовала именно вот это толкование. А еще можно придумать свое толкование закона, и доказать, что именно оно самое правильное. И можно плавать среди этого моря законов чувствуя себя совершенно свободной. Ну, почти свободной.
— То есть, для того, чтобы быть самой собой мне просто нужно быть изворотливой?
— Несколько примитивно, но в принципе верно.
— То есть, чем изворотливее я, тем свободнее?
— Да.
— Чем изворотливее, тем бессовестнее?
— Пеппи, совесть из разряда тех же юридически неопределимых понятий, что и Добро и Зло. Я же вроде тебе все объяснила? Что толку об этом говорить снова и снова?
— Ничего ты мне не объяснила. Совесть не нужна. Нужны Законы. Нужно быть бессовестной и жить по законам. Очень ловко.
— Да, Пеппи, это дано не каждому. Кто не ловок, кто туп, тот не свободен. Тот раб. А кто умен и, да, пусть так и будет, изворотлив и бессовестен, тот свободен.
— А по-моему — рабство, это когда я не должна чувствовать то, что я хочу. Не должна иметь совести. То есть не могу оценивать свои и чужие поступки самостоятельно. Не могу открыто сказать об этом. Не могу чувствовать и сочувствовать открыто. Постоянно изворачиваться — это тоже рабство. Только оно внутри тебя.
— Чушь! Ты что, всегда могла вслух сказать то, что тебе хочется?
— Я — почти всегда.
— А вот все дело в этом почти. Это — главное.
— Нет, не это. Видишь — каждый из нас делает выбор, что такое главное. Ты одно выбираешь, а я другое. Так и с Добром и Злом. Каждый сам решает в конечном итоге, что Добро, а что Зло. Делает выбор. И он в этот момент свободен.
— Я не менее свободна, когда поступаю в соответствии со своими интересами. И пользуюсь для этого Законами.
— Да, и для этого тебе нужно было просто освободиться от совести. И Добро и Зло тебе для этого не нужны. Ты освободилась, потеряв то, что для многих важнейшая часть жизни.
— Что она дает? Вспомни Балиля Марзука! Он во имя так милого ему Добра папашу погубил и сам погиб. Ему бы фамилию Маразмук! С такими взглядами ты и сама можешь плохо кончить!
— Я понимаю, что не всегда легко отличить Добро от Зла. Выбор нелегко сделать. И последствия выбора очень сложно предугадать. Но выбор делать нужно, если хочешь быть действительно свободным, а не просто очень ловким.
— Да свободнее, чем с законами и быть невозможно! Это такое мощное оружие, которое ты и оценить-то не сможешь!
— Да уж, оружие из множества слов, которыми ты можешь вертеть, как угодно.
— "В начале было слово"!
— Класс. Правде слова не нужны. А вот ложь может прикрыться только словами. Для нее "в начале было слово". Вот о чем ты говоришь, Анника. Это лозунг для вас, юристов. Да вы его и придумали, наверное.
— Придумали его не мы. Это из Библии.
— Законники всегда были. Какой-нибудь древний придумал и вставил туда.
— Ахинея. Ну что с тобой делать, ты как дитя малое. Несешь незнамо что.
— Это я была как дитя малое. Никогда не задумывалась. Просто жила, как хотела. А теперь вот как будто проснулась и ужаснулась.
— Змея жалко стало?
— Да. А тебе нет?
— И мне жалко. Но я тебя послушала и поняла, почему такое наказание страшное Змею. Очень опасные речи ты ведешь, Пеппи. Очень опасные.
— Опасные для кого?
— Для порядка.
— Чем же?
— Порядок основан на Законах. А ты против них.
— А я не против Законов.
— Это как же так?
— А вот так. Законы нужны, конечно. Но когда я слушаю тебя, то понимаю, что они ничего не делают, если ими можно вертеть как хочешь. Да и настоящего порядка таким образом не будет. Только видимость. Ты сама знаешь, что законы во всех странах есть. А в одних странах порядок есть, а в других нет. Наверное, в одних странах люди честнее и совестливее, вот там и порядка больше.
— Если бы все так просто было, Пеппи. Политика сложная штука, уж поверь мне.
— Я тебя послушала и охотно верю. Огромная куча законов, благодаря которой кто изворотливее свободен, а кто попроще — сидит на цепи из законов, как пес.
— Да, Пеппи. И это Закон жизни. Он не записан в книгах, но он существует. И лучше этот закон хорошо усвоить.
— А знаешь, я поняла, почему ты и тебе подобные всю жизнь говорят о Добре и Зле. Это не просто "удобные формулы для отстаивания своих интересов". Вам для ваших интересов нужны люди, точнее — их помощь. А люди идут за вами, только когда вы им врете про Добро и Зло, которых для вас самих нет. И вы прекрасно понимаете, что раз для людей они так важны, то они не счастливы, живя среди ваших законов!
— Да, это как раз те самые "неповоротливые", о которых ты твердишь. Им как раз и нужны иллюзии.
— Им счастье нужно.
— А они не могут быть счастливыми просто из-за тупости.
— Не правда, и у вас, изворотливых, много несчастливых.
— А Добро и Зло дают счастье? Нет. Даже более того, тот, кто на них ориентируется, всегда проигрывает и несчастен.
— Дают по крайней мере понимание, что счастье возможно. Или почему его нет. А в вашем мире изворотливости — цел остался, вот и счастье. А все остальное — побоку. Если прижмет.
— А разве не так? Если цела не останешься, не будешь счастлива?
— Не знаю. Наверное, не всегда. Я вот цела, но не скажу, чтобы счастлива.
— Почему?
— А это я тебе не скажу. Зачем? Законы ведь не запрещают?
— В принципе, я и сама знаю почему.
— Вот и знай себе.
И на этих словах подруги расстались, весьма недовольные друг другом.
* * *
Оставшись одна, Пеппи как-то обессилела. За Анникиными речами таился какой-то опасный призрак. Огромный и вездесущий. Как сетка из пятиугольников. Законы.
"А я знаю, почему Неведомое боится некоторых людей", — внезапно поняла она, — "И знаю, что оно боится Змея, поэтому так его и мучает. Потому что Добро и Зло ему мешают, оно предпочло бы, чтобы люди жили только по Законам и никак не задумывались, хорошие они или плохие. Не смели бы задумываться. А еще лучше — не умели бы. Значит, Добро и Зло — его главный враг! А Змей — просто обыкновенный человек, который это первым понял".
* * *
"Ну а что же делать дальше?" — вопрошала себя Пеппи. Надеяться на подругу, внезапно оказавшуюся совсем чужим человеком, не приходилось. Герда ясно дала понять, что не одобряет саму мысль узнать что-то, касающееся Неведомого. Но не смиряться же? Для разгадки тайн Пеппи оставалось только одно — продолжить "погружения". Но прежде следовало поразмыслить, что же происходит. Тактика поющего охотника срабатывала, Неведомое (а Пеппи не сомневалось, что это именно оно) теряло к ней интерес, и она начинала видеть "нечто". И это "нечто", надо думать, было чем-то более важным, более реальным, чем реальность вокруг. Возможно, это именно то, что мы видим оттуда, из того самого места где мы находимся на самом деле, и наблюдаем мир, и когда на нас не надеты очки с "калейдоскопами", которые при каждом нашем шевелении слагают картинки, которые мы принимаем за реальность.
Но почему же ее все время что-то выталкивает? Неведомое перестает обращать на нее внимание, она начинает видеть его, и...
И что? Снова ее замечает? По-видимому... Но отчего?
Все спокойно. Только какая-то пульсация в каналах вдоль пятиугольников и мерное покачивание шариков-соединителей туда-сюда, туда-сюда. Подождите-подождите... Шарики покачиваются туда-сюда, туда-сюда. Разгадка где-то здесь, в этом покачивании. Шарики покачиваются, а она ... нет.
Вот оно! Нашла! Она не покачивается, и поэтому ее замечают! Естественно!
Но что же делать? Покачиваться? Но как? Каким образом? Как ей там перемещаться? Оставалось одно — только пробовать.
И вот сознание Пеппи снова среди мерно покачивающихся пятиугольников. Выяснилось, что она уже не чувствует здесь себя неловко. Этот странный мир уже не так сильно пугал, как раньше, и манил с прежней силой. Возможно, поэтому она чувствовала себя много комфортнее, и на этот раз ее вытолкнуло не так быстро. Но проблема все-таки не решалась. Ну что же, попробуем еще. Пеппи снова "нырнула". Успокоиться и хоть как-то переместить центр своего сознания — такую задачу она себе поставила. С "успокоиться" все получилось прекрасно. Но вот как перемещать себя, без рук, без ног? Как в принципе перемещать сознание? Пеппи сосредоточилась, напрягла волю, но нет, не получилось. Опять вытолкнуло.
Пеппи решила не сдаваться. Во время очередного "погружения" ей показалось, что ее центр медленно, нехотя качнулся вслед за движением сетки. Пеппи от неожиданности "вынырнула" сама. У-ф-ф... Почудилось? Что-то Веро опять пристально посмотрел на нее. Нет, вроде пронесло, не надо снова отчитываться и давать дурацкие объяснения. Итак, появился шанс, что рано или поздно она одолеет эту задачку, лишь бы успеть до страшного суда. И Пеппи с энтузиазмом принялась за дело. Она быстро поняла, что ей не почудилось. Медленно, с большим трудом она "перемещалась". Натренировать как следует эту способность мешали периодические "выталкивания". Но все-таки, дело потихоньку продвигалось вперед. Все легче и быстрее ей удавалось заставить свое сознание двигаться. Неуклюжее робкое "ворочание" сменилось небольшим, пока еще слишком медленным покачиванием. Постепенно, постепенно Пеппи входила в ритм все быстрее, покачивания становились все плавнее. Наконец Пеппи удалось войти в состояние "поющего охотника" и сразу же начать движение. А уже на следующий раз она сразу же после начала "погружения" начала двигаться в такт сетке, легко и свободно, так, как будто и не было этих длительных тренировок.
