Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

— Я вижу свободный стул,— прошептала Мария и поспешила присоединиться к мужчинам с громким "Здрасте", прежде чем ее бы вывели из зала охранники.

— Un soir fantastique, n`est-ce pas? (с фр. Хороший вечер, не так ли?)— Жульен поддержал ее. Я не знала, что добавить, и с коротким "Bonsoir" подвинула сестру на стуле с жесткой спинкой. Парень протянул им руку и сразу же представился,— Жульен Девуар.

Пять пар глаз уставилось на него с нескрываемым недоумением.

— Monsieur Bertrand,— представился мужчина в полосатом свитере, решившись начать с незванным гостем разговор.— Чем мы можем вам помочь, юноша?

Он говорил по-французски, мягко и плавно, будто речь его была речным потоком. Седые брови собеседника Жульена вопросительно поползли вверх; сухая улыбка подала знак, что он приготовился слушать.

— Мы ищем одного человека... скорее всего, он ваш коллега...

— Профессор Левицкий,— выпалила Мария, не дослушав его,— нам срочно нужно с ним связаться!

Интерес заставил второго ученого, который сидел рядом с нами, наклониться через стол поближе к нам.

— Среди нас его нет,— сказал он с отеческим кивком головы,— и никогда не было. Мы не знаем, где он.

— Позволь, Макс,— Бертранд перебил его,— не хочешь ли ты сначала узнать, почему этим детям нужен Николя. Так что же? Они не внушают мне подозрений, и я бы с превеликим удовольствием помог нетерпеливой мадемуазель,— он подмигнул Марии.

Не дав ей вставить слово, начал говорить третий месье в сером шерстяном пиджаке, обмотанный шарфом по самую бороду. С виду он был старше всех своих напарников.

— А вот мне внушают! Не хватало еще нам открывать ворота вражеским лазутчикам.

Он учуял запах нашего происхождения: глазки-бусинки подозрительно косились то на сестру, то на меня.

— Я дочь Николая, Мария.

— Анна, приятно познакомиться. Теперь вы поможете нам?

Если при нашем появлении на арене славы ученых сразило удивление, то после этих слов они лишились всяких аргументов.

— Боюсь, что, нет,— первым нашелся Бертранд, почесывая в темноте сверкающую лысую черепушку. Он пододвинул к нам ближе тарелку из меню "Toulouse-Lautrec" с непотным поджаренным сыром.— Угощайтесь, друзья, угощайтесь.

— Неужели это так сложно сказать, где он?— Мария отодвинула тарелку.— Или вы настолько ненавидите русских?

— Вы сестры,— отмечал месье в бежевом шарфе "Burburry",— но я часто имею дело с animaux (животными), и не похоже, чтобы вы принадлежали к одной стае. Я предположу, что русские объединились с американцами и опередили нас в модификации клеток. Быть точнее, в клонировании. Не исключаю вероятность, что одной из вас, если не обеим, вселили ген преобразования или "перенесли ядро", чтобы внедрить идентичных шпионов в исследовательский центр...

— Глупости, Макс,— Бертранд встал на защиту,— девочки не представляют угрозы нашим опытам. Их база — одиночная; материнская клетка одинакова. Но это не та причина, почему мы не можем вам ответить,— он продолжил, обращаясь ко мне с Марией,— это сложный вопрос, на который у нас нет ответа.

— Мы с Николя из разных лабораторий,— добавил самый молодой из группы, молчавший до сих пор,— у нас разные специализации, и мы не работаем вместе. Николя занимается наследственностью и изменчивостью организмов на начальных стадиях развития, а мы рассматриваем их глубже, на молекулярном уровне...

— Мне это ни о чем не говорит,— созналась я, подхватывая волну разговора,— знаете ли вы кого-нибудь, кто занимается тем же?

— И кто сто процентов знает? Я устала бегать по жалким забегаловкам: за один вечер мы просрали триста сотен, плюс перелет сюда!— поставив локоть на стол, она подложила ладонь под голову и чуть не спихнула меня с нашей общей седушки.

— Полегче с выражениями, мадемуазель,— произнес Бертранд с укором,— вы не нуждаетесь в них. Мой очень хороший друг работает в Лувре на выходных, и завтра вы застанете его на месте, если поторопитесь и к двум часам по полудню будете в музее. Я договорюсь, и вы встретитесь в зале с Моной Лизой.

— С картиной?— переспросила я. Бертранд усмехнулся себе в усы.

— Нет, это имя моего "хорошего друга".

Отвлекшись на представление, они больше не слушали нас. Коротко кивнув и повернувшись к сцене лицом, Бертранд дал понять, что беседа окончена. Мы возвратились на свои места.

— Мне одному показалось, что эти мужики чокнутые?— сказал Жульен, незаметно пододвинувшись к Марии. Она смутилась и отвела глаза, но не отодвинулась, видно, предсказав следующую реплику.— И что же я слышал? Настоящую французскую речь de vous, ma belle Marie. Обещания про последний раз канули в лету?

— Не верь женщинам,— ответила сестра невозмутимо,— если на волоске будет висеть чья-то жизнь, а волчатки захотят ее оборвать прежде, чем им дадут "отбой", я заговорю и на китайском.

— И моя жизнь тоже?

— Нет, вряд ли. Скорее всего я умру раньше тебя.

Столь странный флирт был мне непонятен. По спине пробежала дрожь от мысли, что Мария говорила не о их с Жульеном разницы в возрасте, а о вполне предсказуемых, очевидных и материальных вещах. Однажды в Венеции я чуть не потеряла ее, и тот чудовищный ужас совести и глухой боли жил в памяти напоминанием о краткосрочности жизни самых сильных хищников.

Как и обещал Бертранд, встреча с мадемуазель Мона (Mon`at) была назначена на два часа дня. Вернувшись ранней ночью в квартиру Жульена, мы практически сразу разошлись по комнатам: сил не оставалось даже на тщательные туалетные процедуры. Если еще учесть, что с Машкой мы путешествовали долгое время без сна, он был нам необходим, как воздух. Пахнущие весенним садом наволочки быстро нас убаюкали. Несмотря на подколки Жульена по поводу общей кровати, он все же лег в гостиной. Перед сном Мария призналась, что ей гораздо легче молиться, когда он ее не слышал. Почему-то эта формальная разница между католичеством и православием ее смущала.

И насколько долго бы мы не отказывали организму в отдыхе, а восьмичасового сна хватило для того, чтобы проснуться к одиннадцати. В расстроенных чувствах Жульен, растрепанный и вялый после ночи, хлопнул дверцей холодильника и объявил о его девственной чистоте. То бишь пустоте. И делать нечего — есть хотелось; нам пришлось быстренько одеться и выйти на улицу. Студенческие улочки предоставляли выбор кафешки на любой вкус и цвет.

— Я настаиваю на круассане,— сказал Жульен, даже не дав нам просмотреть меню,— и кофе. Хоть раз в жизни доверьтесь мнению настоящего француза!

— "Настоящий француз" собирается оставить нас голодными,— заметила Мария, отобрав у него ненавистную папку. Мы сидели в уютной забегаловке на углу дома и были единственными посетителями, из-за чего девушка-менеджер самолично брала у нас заказ.— А сам небось покушает всласть.

— Обижаешь, Marie, я не ем с утра.

— Оттягиваешься по-полной после шести? Это плохо для твоей фигуры, Жули, завязывай,— сестра подняла голову к менеджеру,— мне, пожалуйста, блинчики с мясом, "Цезарь" и стандартную колу, диетическую.

Жульен фыркнул и поступился принципами, заказав два круассана. Я решила рискнуть и отведать этот стандартный французский завтрак. Он вышел столь легким, что мне по-прежнему хотелось есть, и по настоянию сестры я взяла еще и суп.

В оставшиеся два часа Жульен устроил краткую экскурсию по центру Парижа. Утро установилось пасмурное, предвещавшее дождь. Тучи заволокли небо набухшими бутонами дымчатой ваты, наполненной промозглыми каплями. Но пока что дороги были сухими, и ничто не затрудняло путь. Сердце его — остров Иль-де-ла-Сите, омываемый водами Сены — билось за счет легендарного Нотр-Дам де Пари, или Собора Парижской Богоматери. Ныне собор воспринимался не как воплощение священного могущества религии и поклонения перед ней, своеобразная Мекка для верующих католиков, а как достояние парижан, архитектурная ценность готического и романского стилей. Над стрельчатыми порталами входов с помощью скульптур изображалась картина из Евангелия, включая Страшный Суд с англами и восставшими мертвецами. В дополнение к ним на крыше примостились гаргульи и химеры. Две плосконосые башни и их серая белизна камня вселяли мне ужас, хотя должны были предвещать наоборот праздность и невесомость. Но, представляя по фотографиям открыток внутреннее убранство собора с пересекающимися нефами, полуночно-мрачными витражами — розами — разных оттенков и органом, я захотела вернуться к набережной.

— Есть легенда,— сказал Жульен, будто мне мало было того, что я не особо верила сказкам, зато охотно додумывала их сама,— что оборотень-иноверец, которые связался с дьяволом, а точнее кем-то из его приспешников: ведьмой, колдуном или, чего хуже, демоном,— окажется на площадке перед собором. И тогда, встав на бронзовую звезду нулевого километра, он должен будет покаяться в грехах и попытаться войти в собор. В случае неискреннего покаяния, он сгорит в мучениях, и прах рассыплется по звезде. Иногда допускается повторная индульгенция, но уже в стенах собора.

— Что ты несешь, Жули?— Мария всплеснула руками.— Я этих историй наслушалась ой сколько! Покажи-ка лучше эту звезду...

— Marie, это всего лишь легенда,— воспротивился парень,— поэтому зря ты надеешься увидеть на ней прах, кровожадная моя.

— Я тоже хочу посмотреть,— сказала я, и Жульен вопросительно на меня посмотрел.

— Ты? Annet, у тебя были глаза, как у перепуганной souris (с фр. мышь).

— Да, я слышала, что на ней можно загадать желание.

Данное предложение заинтересовала и Марию, никогда не верившую в подобную чушь. Продвигаясь через толпу туристов, Жульен, не оборачиваясь, предупредил:

— Не совсем так, как вы представляете. Мало просто встать на нее и сформулировать желание. Оно не должно зависеть от ваших мыслей. Исполняется то, чего хочет ваше подсознание, душа... большинство опробовавших метод разочаровывается только потому, что загадывали не то, что в действительности хотели.

— Меньше слов — больше дела, Жули,— Мария прервала его и ступила каблучком на блестящую солнечную покрышку. Когда настала моя очередь, я испугалась, что мое подсознание выдаст по истине смелую идею. Шагнула осторожно, прикрыв глаза, и очистила голову от всяких мыслей, доверившись воле случая.

Не было и сомнений, что в самый посещаемый музей мира, накопивший бесценную коллекцию экземпляров художественного искусства и исторических артефактов, выстроится очередь. По своей сути Лувр — это бывшая резиденция королей, расположенная во дворе Наполеона. Ради того, чтобы своими глазами увидеть Нику Самофракийскую, Венеру Милосскую и шедевры Леонардо да Винчи и Рафаэля, со всего света съезжаются искусствоведы, творческие личности и любители прекрасного. Хоть я и причисляла себя к первой категории по неоконченному высшему образованию, лезть в толпу не хотелось ни капельки. Тем более с Лизой мы условились встретиться около входа в музей.

Самого входа, как известно, выполняла роль стеклянная пирамида. По проекту Франсуа Миттерана задумывалось, что от конной статуи Людовика XIV, через Триумфальную арку до Большой арки в современном бизнес-квартале Дефанс, будет пролегать Триумфальный путь. Но создание самой пирамиды из стеклянных сигментов, сопровождаемой двумя пирамидами меньших размеров и фонтанами, лежало на плечах Йо Минг Пея.

— Я думаю, Хеопс бы не одобрил такие новшества,— протянула Мария, критично склонив набок голову,— а вот мне нравится. Хоть что-то уникальное среди старого мусора.

— Старым мусором ты называешь свои вкусы?— переспросил Жульен.— Или я неправильно понял твою фразу при нашей первой встречи: "О, ты правда вырос в Париже? Я всегда мечтала сфоткаться у Лувра",— парень натурально изобразил высокую тональность ее голоса.

— Не у Лувра, а у пирамиды — я от нее в восторге! К слову, Жули, ты не сдержал обещания. Вот и верь потом вам, французам, помотросил и бросил, в Париж не свозил...

Надвигалась буря в виде обильных подколок друг друга, и я поспешила сменить тему.

— Кажется, это она, Лиза? Вон там,— я показала на коротко стриженную шатенку в желтом пальто до колена. Она спрятала замерзшие пальцы в карманах и притоптывала ногой от холода.

— Дождь начинается,— произнесла она вместо приветствия, поднимая голову к небу. Она не имела ничего общего с Моной Лизой гения Да Винчи: худое вытянутое лицо, черты которого смягчала мальчишеская прическа, пухлые губы и абсолютно обычные, человеческие глаза цвета охры. Ее английским был певучем, как трель жаворонка, с гортанными согласными.— Как я понимаю, вы друзья месье Бертранда? Мое имя Лиза, и у меня очень мало времени. Пройдемся для удобства в парк Тьюильри, там будет несколько тише.

Не дожидаясь нашего согласия, она оторвалась вперед и, обходя круговую перед площадью, направилась по асфальтированной тропинке мимо фигурно посаженных деревьев. В лабиринте низких аллеек она отыскала скамейку и присела на краешек.

— Не знала, что у Николя есть дочь,— сказала она, дождавшись, пока мы усядемся поодаль от нее,— точнее две. Эта новость стала сюрпризом для меня: за все время работы с ним мы ни разу не касались темы семей. И тем не менее вы здесь, и что конкретно вы хотите узнать?

— В первую очередь,— казалось, Мария перешла в наступление. Ей явно не приглянулась эта маленькая француженка, годящаяся нам матери по возрасту. И слишком уж она отчужденно смотрела на сестру во время разговора, иногда переводя взгляд на шапки кустов и надолго задерживая на нем внимание,— спасибо, что согласились встретиться с нами.

— А вас правда зовут Мона Лиза?— не вытерпел Жульен, и мадам наградила его мысленным пинком.

— Нет, молодой человек, это мой псевдоним. Я родилась в Португалии, но тридцать лет живу в Париже. Не правда ли это был важнейший вопрос из вашего списка?

Она демонстративно отряхнула солнечное пальто, будто на него насела сажа.

— Иди погуляй, Жули,— Мария перенесла было злость на парня, но быстро себя одернула.— Мадам Мона, когда вы в последний раз его видели?

— На прошлой недели я была моя смена, и я видела его у себя в лаборатории. Гарантирую, что он не вылезет из нее ближайшие несколько месяцев, разве что за пинтой пива. Наверное, вам бы хотелось получить точный адрес? И вы уже ознакомлены с правилами?

— Какими правилами?— переспросила я, озадаченная ее дополнением. Лиза сидела напротив меня, и даже не потрудилась повернуться лицом: было невозможно определить лгала она нам или нет. С одной стороны у нее не должно было иметься никаких предрассудков на наш счет. Но с другой — она вполне могла заключить договор с ищейками-соплеменниками о нашей поимке, благо те держали всех членов стаи в курсе своих основных дел и наверняка составили на нас с Машкей фоторобот.

— Когда я даю вам информацию, я лишаюсь ответственности за ее сохранение. Информация — главная единица, которой измеряют ценности в нашем мире, и вы, надеюсь, неглупые дети, чтобы самостоятельно делать выводы и принимать решения, как ей распоряжаться.

— Лиза, давай-ка без нотаций,— сказала Мария,— мы не в суде, и не надо нам читать свои своды дебильных законов.