— Я пойду с тобой, — сказала молчавшая до сих пор Луна, — я тоже хочу посмотреть на людей, которые считают тебя убийцей и тираном. Ты знаешь, я много общалась с простыми людьми, и не могу поверить, чтобы они же и такие же, как они, желают предать тебя жестокой смерти. Мне всегда тебя хвалили.
— Это было несколько месяцев назад, с тех пор много воды утекло.
Из окна Галереи Даров было видно целое плотное людское море, слышались отдельные выкрики, и лица у людей были злые и гневные. Асеро с грустью подумал, что так много людей на площади бывает только по большим праздникам, но тогда настроение у людей совсем другое.
— Когда я протискивался, народу было вдвое меньше, — сказа Кондор, — сейчас бы я не пробился уже.
— Не могу понять, как все эти люди решили бросить работу ради того, чтобы прийти сюда, — сказал Асеро, — ладно бы ещё вечером.
— Продажные твари! — с ненавистью сказал Кондор. — Я уверен, что это англичане их подкупили. Эти зажравшиеся горожане даже родину готовы продать за английские подачки!
Асеро лишь вздохнул и ответил как можно спокойнее:
— Ты никогда не имел дело с большими деньгами, Кондор, и это объясняет твою наивность. Никто не может быть настолько богат, чтобы подкупить столько людей, чтобы ими можно были заставить целую площадь. Никто. Даже англичане.
— Значит, части людей они сокровища лишь пообещали. Сказали, что они находятся здесь, — и Кондор обвёл рукой галерею, указывая на экспонаты, — ведь многие видели эти сокровища.
— Нет, Кондор, я никогда не поверю, чтобы у нас в столице было столько мерзавцев. Большая часть этих людей просто обманута. Я просто должен попытаться поговорить с ними.
— Государь, Инти и его люди убиты. Может быть, пока мы тут говорим, уже ворвались к Горному Ветру и рвут его на части!
— Там ведь Лань и их дети, — всхлипнула Луна, — неужели и их не пощадят?
— Англичане — нет, — сказал Кондор. — Пойми, государь, у тебя только один шанс спасти себя и близких — разогнать толпу войсками. Луна, скажи ему...
Луна тоже умоляюще посмотрела на супруга:
— Асеро, пойми, если они убили Инти, значит, речь идёт о перевороте. Иначе бы они не осмелились поднять руку на твоего ближайшего родственника и друга. А если так, то словами не поможешь.
— А что же ты хочешь, пролить кровь этих людей? — Асеро показал за окно. — Я не могу дать приказ их убить. Но даже если бы я решился на это, я не уверен, что войска такой приказ выполнят. Среди толпы могут быть их близкие.
— Ради тебя, Государь, я бы выполнил не задумываясь.
— Но это ты, потому что чувствуешь себя обязанным мне, а они — они мне так не обязаны.
— Пожалуй, ты прав. Да, государь, я обязан тебе больше чем жизнью, я обязан тебе честью. И если ты погибнешь, то моя жизнь тоже будет лишена смысла. Тогда я наброшусь на них всех и погибну в неравной схватке. Так велит мне моя спасённая тобой честь. А ты — ты беги через задний ход.
— Асеро, милый, — умоляюще заговорила Луна, бросившись на шею супругу, — подумай обо мне и о своей матери. Подумай о наших дочерях. Что будет с нами со всеми, если ты погибнешь?! Нас могут просто растерзать! Могут обратить в рабство и надругаться! Я не хочу умирать! — и Луна разрыдалась. Обнимая жену, Асеро почувствовал, как будто в подтверждение её слов младенец в её чреве стал активно толкаться. Было нестерпимо больно от мысли, что это дитя он может так никогда и не увидеть...
— Успокойся, родная, конечно, ты будешь жить, — сказал он, гладя жену по волосам. Но вот если я последую твоему совету и просто убегу, то что потом нас ждёт? Ведь если я не выйду к народу, то по закону я буду низложен. Ведь правитель обязан выходить, когда народ его требует... Или он больше не правитель. И закон един для всех. Так что если я не выйду, то это сделает гражданскую войну неизбежной!
— Смерть Инти уже сделала её неизбежной, — глухо ответил Кондор, — неужели ты можешь простить им это?
— Инти убивали одни, здесь стоят другие. Они просто не могли побывать и там и там. Я даже не уверен, что многие из них знают о случившемся. Нет, я себе не прощу, если не попытаюсь их уговорить, хотя и сам понимаю, что надежды мало. Да, я могу погибнуть, я это понимаю, но Луна по-любому должна жить. О вас с матерью позаботится Кондор, а как только станет возможно, вы выясните судьбу дочерей.
Луна лишь тяжёло вздохнула, Асеро продолжил:
— Разумеется, я выйду к народу под охраной. И если пойму, что всё бесполезно, попытаюсь отступить, скрыться и потом всё же найти вас. Я ведь примерно знаю, где ты живёшь, Кондор, — помолчав, он добавил. — Пятнадцать лет правления, неужели всё может кончиться так бесславно?.. Кондор, я очень надеюсь на тебя, кроме тебя, мне поручить свою семью просто некому. Клянись, что не бросишь их!
— Я клянусь тебе, государь, — сказал Кондор убитым голосом.
Асеро ещё раз поцеловал жену, и ни он, ни она не смогли сдержать слёз. Дальше для него всё было как в каком-то дурном сне. Разумеется, дежурил Теосинте, Асеро рассказал ему о случившемся, и сказал что должен выйти к народу. В отличие от Кондора, Теосинте не стал его отговаривать. Может быть, будь Асеро не так потрясён горем от гибели друга, он бы и заметил полунамекающий обмен взглядами между охранниками, но его мысли были заняты другим. Асеро в то же время не мог поверить, что Инти и в самом деле мёртв. Он верил в честность рассказа Кондора, и всё-таки не мог представить себе это. Он действовал как-то механически. Как положено перед выходом к народу, он облачился во все регалии, сел на коня и выехал из дворца. Воинам из охраны он сказал, чтобы следовали в отдалении на расстоянии вытянутого копья, чтобы были готовы его защитить в случае необходимости, но ни в коем случае не поддавались на пустые словесные угрозы, так как именно это врагам и надо.
Когда Асеро выехал, он слышал крики из толпы "Тиран!", "Изверг", "Кровосмеситель!". Последнее было совсем непонятно. Первый Инка обычно женился на сестре, без этого мало шансов избраться на престол, и никто не видел в этом преступления. Однако Асеро, не имевший сестёр и женатый на двоюродной племяннице, не являлся кровосмесителем даже по европейским меркам, такие браки вполне допускались и там.
Между Асеро и толпой пролегала узкая полоска свободной брусчатки. Асеро каким-то шестым чувством понял, что эту черту люди на площади не решаются пока перейти. А перейдут — конец, они вцепятся ему в горло. Он внимательнее всмотрелся в лица из первых рядов. Люди были злы, но он не мог понять причины этой озлобленности. Во всяком случае, спокойный тон должен был как-то сбить эту спесь. Асеро сказал как можно более громко и уверенно:
— Братья мои, вы звали меня, и вот я перед вами! Я вижу, что вы чем-то разозлены и огорчены, но не знаю причин этого. Прошу вас, успокойтесь, я не знаю причины вашего гнева, но я готов выслушать вас и ответить на все ваши вопросы. Выберете кого-нибудь, кто будет говорить от вашего имени.
Толпа примолкла, обвинительные крики стихли. Асеро ждал, напряжённо вглядываясь в лица людей в первом ряду. Никого из них он не знал лично, но, судя по одежде, это были работники отдела торговли с заграницей. Лица их теперь выражали нерешительность, с некоторой опаской они косились на шпагу Асеро, но проблесков раскаяния или хотя бы смущения было не заметно.
Асеро ждал чего угодно, ни никак не того, что произошло в следующий момент. Он вдруг почувствовал, что его головы с боку коснулось что-то металлическое, а, схватившись за голову, он понял, что с неё исчезло льяуту. Глянув вверх, он увидел, как алая шерсть и золотые кисти, поддетые на кончик копья, блеснули на солнце подобно птице из лесов Амазонии, и льяуту полетело в толпу. Ошарашенно обернувшись, Асеро увидел, что поддел копьём и сорвал повязку не кто-нибудь, а один из воинов его охраны. От гнева, стыда и возмущения правитель Тавантисуйю не мог вымолвить ни слова. Любой тавантисуец знал, что льяуту — это не просто головное украшение, это символ обличённости властью. Для носящего льяуту нет худшего позора и оскорбления, чем срыв льяуту с головы, ибо так делали только в одном случае — в качестве наказания за тяжкую провинность. Тогда он сам должен был стать перед остальными на колени, и кто-то из собратьев должен был резко сорвать у него с головы повязку, после чего её топтали и рвали на куски, что означало лишение не только власти, но и права называться инкой.
— Я лишил тебя власти, кровавый тиран! — закричал радостно воин и снял шлем. Асеро был неприятно поражён, увидев Золотого Лука, — это тебе в наказание за то, что когда устраивал оргии с голыми женщинами, ты насильно затащил туда и обесчестил мою сестру!
И тут Асеро с ужасом заметил, что невидимой черты, отделявшей его от толпы, больше нет, уже обступили со всех сторон, к нему лезут, срывают шпагу, хватают за руки. Больше он уже ничего не смог сделать — руки были прочно схвачены, и только его сознание фиксировало, что его стаскивают с лошади, срывают украшения, сандалии, рвут на куски тунику... Каким-то краешком сознания он понял, что это всё было именно так подготовлено и задумано, и как он был глуп, что позволил остаться на охране Теосинте. Всё-таки стоило Горному Ветру отстранить и его, но, видно, тот ему слишком доверял...
— Позор вам! — крикнул он из последних сил. — Мой бедный народ...
И его поглотила груда облепивших его человеческих тел.
— Твари, — сказал Кондор, когда увидел, что облепленного со всех сторон Асеро стащили с лошади и сорвали с него тунику, — пошли, Владычица Неба, дальнейшего тебе лучше не видеть, — и постарался развернуть её от окна и накрыть плащом.
— Как они могли? — всхлипнула несчастная, — ведь никому из них лично Асеро не сделал ничего плохого...
— Бежим, если тебе дорога жизнь ребёнка! Через минуту они уже будут здесь!
Луна подчинилась. Кто знает, может, им бы и удалось убежать, если бы они бросились без оглядки к тайному выходу напрямую, но бросить на произвол судьбы старуху-мать они не могли, а сразу её найти не удалось, и в результате дорогу к выходу им преградили ворвавшиеся во дворец мятежники. Однако, увидев Кондора, заслонившего собой Луну, они остановились. Причину этой нерешительности было нетрудно понять. Хотя мятежники были вооружены не хуже Кондора, у которого ничего не было, помимо шпаги на боку, в руках у них уже были награбленные сокровища из Галереи Даров, и для того, чтобы вступить с Кондором в драку, им надо было временно освободить от них руки. Но грабители, очевидно, слишком не доверяли друг другу, чтобы решиться расстаться с награбленным имуществом хоть ненадолго.
— Послушай, ты, — крикнул один мятежников, ражий детина-англичанин. — Первый Инка убит, и принесённая тобой клятва утратила силу. Так зачем тебе драться с нами? Мы отпустим тебя с миром.
— А её? — спросил Кондор, указывая на Луну, — её тоже отпустите со мной?
— А что тебе эта женщина? Она не из твоей родни, а из рода Сынов Солнца. Какой смысл тебе класть голову за неё? У тебя ведь наверняка семья есть...
— А какой смысл вам убивать её? Она не инка, на льяуту не претендует. Зачем она вам нужна?
— Ну как зачем? Погляди, сколько на ней украшений. Серьги, браслеты...
— Если дело в них, то я готова вам их отдать, только отпустите нас, — сказала Луна, порываясь снять браслеты, — сейчас я их с себя сниму.
— Снимай! И платье снять не забудь, — загоготал англичанин, — под ним твои главные сокровища.
— Не подчиняйся им, — шепнул Кондор, — сначала отступи вглубь, пока я с ними время тянуть буду, а потом беги.
Луна послушалась и стала медленно отступать вглубь коридора. Вслух Кондор сказал:
— Я обязался защищать жизнь и честь этой женщины, и прикоснуться к ней вы можете только через мой труп.
— И тебе не жалко своих родных, которые будут тебя оплакивать? — спросил англичанин.
— Если бы каждый думал только о своих родных, — усмехнулся Кондор, — то всем бы приходилось караулить их с оружием в руках неотлучно. Может, у вас за океаном так и принято, чтобы каждый дом был крепостью, но у нас другие обычаи, нам важны не только родные, опасность не должна грозить никому.
Тут другой из бандитов — судя по виду каньяри — сказал:
— Э, да пока мы тут лясы точим, эта штучка уже уходит. Руби его, ребята, это инка, это — враг!
Это были последние слова, которые слышала отступавшая вглубь коридора Луна. Дальше она помчалась со всех ног, подстёгиваемая звоном шпаг и лихорадочно на бегу соображая, как обогнуть погромщиков и всё-таки дойти до заветного выхода.
Увы, ход ей преградила другая шайка, во главе которой стоял Дэниэл:
— Ну что, красотка, — насмешливо сказал он, — зверь бежит и прямо на ловца!
— Что вы хотите со мной сделать?! — воскликнула Луна.
— А что делают с женщинами все победители? — усмехнулся Дэниэл, — особенно если женщина ещё довольно молода, красива и в недалёком прошлом делила ложе с самим владыкой Тавантисуйю. А всё, чем он владел, отныне принадлежит нам.
Дэниэл подошёл к Луне, взял её за подбородок и заглянул к ней в глаза.
— Так что готовься, красотка, сегодня вечером ты нас развлечёшь. Но пока что нам не до этого, так что запрём её где-нибудь в чулане.
Луну окружили и стали подталкивать куда-то, по ходу дела прикасаясь к ней самым непочтительнейшим образом. По пути с её рук сняли кольца и браслеты, расстегнули ожерелье, выдернули заколки из причёски и даже вырвали с мясом серьги из ушей — Луна молча терпела и подчинялась. Наконец её довели до дворцовых складов, с силой резко втолкнули в одну из дверей и заперли за ней на засов. По счастью, за дверью оказалась гора чего-то мягкого, так что живот и младенец в нём не должны были пострадать. Луна ощутила, что малыш в ней опять шевелится, как бы намекая, что, несмотря на всё случившееся, он хочет жить и в свой срок увидеть этот мир, синеву небес, зелень лугов, вдохнуть этот воздух, ощутить вкус молока и тепло материнских рук. И неважно, что родившийся у неё мальчик никогда уже не будет наследником престола, пусть ему суждено стать пастухом, крестьянином, рыбаком, но только пусть он живёт!
Однако как ей спаси его и себя? Бесполезно надеяться на жалость этих нелюдей, её положение их только смешит. В этой части дворца Луна не была хозяйкой, это помещения для охраны, там она не появлялась без особой нужды, потому не могла сходу сообразить, где тут что. Темнота вокруг была неполной, вполне можно было разглядеть очертания предметов, значит, где-то тут есть окно, и можно раскрыть ставни. Ага, вот оно! В первый момент яркий солнечный свет, ворвавшийся в помещение, ослепил Луну, но потом она смогла оглядеться. Мешки с одеждой оказались новыми туниками для охраны (на Райма Инти одежду всегда старались обновить), а значит, и остальное обмундирование тоже где-то близко. Так, шпаги, ну это без надобности, Луне со шпагой всё равно не справиться. Так, а это что за верёвка? Гибкая, тянется... Так, это тетива для луков, но ещё на куски не нарезанная. А значит... значит, она должна быть достаточно гибкой и прочной, чтобы выдержать вес Луны. Значит, можно будет спуститься по ней из окна. Девочкой Луна умела и любила это делать, но что было легко для молоденькой девочки, то было уже затруднительно для взрослой беременной женщины. Но выбора у неё не было, да и, в конце концов, всё равно лучше упасть и разбиться о мостовую, чем умереть растерзанной ордой озверелых насильников.
