Шоколадное настроение

Шестую на конюшне посеяла дочь. Решила взять пример с мамы.

Седьмую любимую черную клетчатую с деревянной рукоятью ветер вывернул наизнанку. Спица не вынесла издевательства, повисла вниз, выдранная из гнезда. К тому же зонт отказался складываться. А закрытый насильно — норовил развернуться. Пришлось стреножить поясом и скочем.

С номерами три и семь решила дойти до мастера.

Само собой попала в ливень. Наши люди на такси в булочную не ездят. Т.е. в ремонт.

Вздыхаю под навесом остановки, как мокрый попугай. Два сломанных зонта, которыми нельзя воспользоваться, держу под мышкой. Такая сумасшедшая родственница Мэри Поппинс. В шляпке же. В длинной юбке.

Тормозит лексус. Высовывается худощавый седой водитель. И спрашивает у меня, не в Зарю ли я случайно? Видел там не так давно и опознал. Кивнула. Обрадовалась. Грациозно запрыгнула (зачеркнуто), влезла мокрой тушей (зачеркнуто), вползла (зачеркнуто) погрузилась в машину.

Раздавила мужику солнечные очки. А на фига бросать на сиденье? И зачем вообще они в такую погоду?

Ой. Это в благодарность за доброе дело, наверное. Ну не змея ли?

Очки мужик мне великодушно простил. Попросил не переживать. Мол, так им и надо.

Сначала рассказывал про дочь. Она у него умница, красавица, два языка, работает, замужем, родила дедушке внука и внучку.

Я грызла яблоко (угостил, свое с дачи). И кивала, кивала, кивала. На полдороге мы встряли в неожиданную пробку. И следствием будет короткая история.

У него все в жизни тоже с зонта началось. С черного красавца марки "Три кита".

Дело было почти сорок лет назад. Сан Саныч тогда звался Саней, верней — Саньком. Учился в пятом классе. Ну как учился — переползал с трудом, без желания. В четвертом даже оставался на второй год.

Дома было не очень хорошо. Верней хреново. Папа, когда пил — распускал руки. Лупцевал до полусмерти без всякого повода трех сыновей. А их маме меньше, но тоже доставалось. Хотя и не каждый раз.

В школе тоже дела шли не сахарно. Санька копил вредность, много дрался, злился. На учет в детскую комнату милиции попал из-за своих стычек. Стал числиться официальным хулиганом.

Осень выдалась не просто дождливая — ливневая. Зонта у Саньки не было никакого. А у некоторых старшеклассников появились классные черные с кнопкой. Нажал — с щелчком расправляется блестящий глянцевый круг. Счастливчики с зонтами "Три кита" задирали перед остальными — обыкновенными людьми носы.

Однажды в электричке Санька рядом с собой увидел вожделенный зонт. Мужик положил его на сиденье и увлеченно читал газету. У мальчика руки тянулись — взять, потрогать, подержать. Он даже подумывал, не схватить ли и дать деру, когда поезд остановится. Его — ловкого, верткого, так просто не догнать. Внешность у Саньки обыкновенная. Одежда тоже. Никаких особых примет. Ветка электрички не его. На этой он случайно. То есть через день-два или неделю этому же мужику не попадется на глаза. Ну?

До дверей всего три шага... Словом, Санька мялся и лелеял воровские, даже грабительские мыслишки. А незнакомец уткнулся в газету и вроде ничего не замечал.

Решившись, мальчик напружинился. Даже дышать перестал.

И тут в проходе между сиденьями, охнув, повалилась на пол женщина. Довольно грузная, не молодая, но симпатичная. Чем-то она напоминала Санькину маму. Застучала ногами, замычала и замерла. Как труп. Глаза закрыты, лицо белое в синеву.

Мужик, зонт которого Санька уже считал почти своим — мгновенно оказался рядом с упавшей. Руки его двигались без суеты, но быстро. Приподнял веко. Проверил пульс.

Вокруг ахали и причитали. Кто-то полез к мужику с вопросами. Тот не отзывался, был занят. Потом неожиданно обратился к Саньке: какая следующая станция? Уже Москва? Хорошо.

Секунду-другую они смотрели друг на друга. Саньке показалось, что его приподняли, взвесили. И все-все-все про него поняли, даже такое стыдное, что впору сквозь пол вагона на шпалы провалиться.

Взгляд незнакомца чувствовался физически. Но сказал мужик неожиданное.

-Помоги мне.

-Я?

Санька даже оглянулся. Вокруг были люди взрослые. Но незнакомец смотрел на него.

-Да. Пожалуйста. Вижу, ты парень надежный. Выручай. Возьми мою сумку, зонт. А я женщину вынесу. Скорая нужна срочно.

Это было нелепо. Считать его — как сказал незнакомец — надежным? Это было по-дурацки. Но неожиданно приятно.

Сумочку дамскую Санька тоже взял. Какая-то хлопотливая бабка сунула прямо в руки.

Нести саму потерявшую сознание — помог смурной работяга в ватнике. Он и незнакомец вдвоем справились. Санька шел следом, нагруженный чужими сумками, тащил зонт, газету и ждал, что будет дальше.

На перроне незнакомец отправил кого-то за милиционером, кого-то вызвать "скорую". Его послушались. Он уложил с помощью работяги — женщину на скамейку. Под голову ей — надо, чтобы было повыше — пристроили снятый до приезда врачей с работяги ватник и куртку владельца зонта. Санька топтался рядом. Дело обрастало разными любопытными подробностями. Прибыла бригада. Мужчина быстро передал фельдшеру свои наблюдения, назвал возможный диагноз.

В итоге, когда женщину забрали в больницу, ее сумка поехала с хозяйкой: Санька избавился от части поклажи.

Милиционер у всех присутствующих, кроме Саньки, зачем-то проверил документы. Работяга, вернувший себе ватник, закурил и пошел по своим делам. Незнакомец отряхивал куртку, одевался.

Санька стоял и смотрел. Потом, не удержавшись, подергал мужчину за рукав, спросил.

-А что с ней?

-Сердце.

-Спасут?

-Должны.

-А вы врач?

-Да.

-А какой?

-Военный.

-А как вас зовут?

Санька застеснялся. Как раз подходила электричка. Можно было сесть и доехать до вокзала, а он смотрел на незнакомца. Тот улыбнулся.

-Виктор Петрович. А ты?

-Саня. А звание у вас есть?

-Майор я. Спасибо тебе за помощь, Саня. Это твоя станция?

Санька промолчал. Виктор Петрович неправильно его понял. Протянул руку. Пожать. Как взрослому! Не торопясь. Спокойно.

И пожелал удачи.

Вскочил в электричку и был таков. Санька минуту или около того смотрел вслед. И уже потом увидел на скамейке зонтик.

Забытый Виктором Петровичем.

Или... Оставленный? Нарочно?

Правды Санька не узнал. Но и не докапывался до нее.

Зонт оказался вечным. Служит до сих пор. Хотя последние лет пять используется только на даче.

А сам Санька не угодил в колонию для малолетних преступников, которой грозилась класснуха. И после школы пошел не в ПТУ, как думали его братья, папа и мама. А сначала в армию, потом в мединститут.

ЗЫ: Виктора Петровича он никогда больше не видел. Но помнит.

...

* * *

36

ТЮЛЬПАНЧИК

...

На третьем курсе Наташа влюбилась в харизматичного сокурсника татарина. У него была густая шапка жестких темных волос, профиль как у гордого хана из сказки, красивые черные брови вразлет над яркими глазищами. Не парень — картинка. Они так и не поженились. Хасим бросил подружку, когда она отказалась избавиться от ребенка.

Наташа не сразу призналась родителям, только когда стало слишком заметно... Боялась ужасно. Характер у папы жесткий. Взгляды крайне консервативные. Трепетала под взглядом, ждала чего угодно. Мог и выставить за дверь. Тиран же. Полковник милиции в прошлом. На пенсию ушел после тяжелого ранения. Обошлось. Пару дней молчал. Потом махнул рукой и сказал: Ничего. Вырастим сами.

Малышка родилась в срок. С пушком темных волос и громким голосом. С приметной, как у ее генетического папы, родинкой на щеке. Назвали Дина. В графе отец — прочерк. А отчество взяли — Александровна, по дедушке. Дедушке первому она и улыбнулась — забрала в кулачок его палец, а потом и сердце.

Говорят, что метисы бывают эффектней и умней родителей, соединяют в себе самое лучшее. С Диной почти так и вышло. Может не сногсшибательная куколка получилась, но умная и прехорошенькая. Ресничками хлопала, как бабочка крылышками. Первое слово не мама, не дай — как у многих, а — Деда.

Деда и дедуль, так она его называла. В садик ходила гордо, держалась за руку большого защитника. На всех поглядывала с превосходством. У кого еще такой есть? Вот. А у меня рядом. И заботится. Дед учил внучку читать, писать, считать. Бабушка только за голову схватилась, когда увидела, что он первоклашке дроби объясняет за кухонным столом. Режет яблоки на половинки и четвертинки. И они их сообща складывают и вычитают.

С дедом Дина играла в шахматы. Читала старику перед сном... переписку Чехова. Непонятные слова он внучке объяснял сам и сразу. Каждое письмо, таким образом, зачитывалось дважды. Сначала медленно с разбором и осмыслением, а потом быстро, но с выражением.

Наташе было не до педагогических закидонов папы, она радовалась, что он малышке время уделяет. А то, что водит девочку в тир? Лучше было бы если в пивную? Нет. И пусть. Сначала Дина стреляла только из мелкашки. Позже доросла до пистолета. В спортшколу пошла. Первый взрослый разряд в двенадцать лет или около того. Не кот чихнул.

Детское очарование ушло. Дина стала менее хорошенькой. Куколкой ее уже не называли. Хотя коса в полторы руки толщиной. Выразительные блестящие глаза и брови. Взгляд суровый слишком? Вредный, цепкий, взвешивающий?

Но при этом сами черты лица — вполне славянские, милые. Носик — скулы — в маму и бабушку. Коротковатые ножки, невысокая, сбитая, крепкая. Как в семье шутили: устойчивая девочка. Ловкая и смышленая.

Дедушка внучку по-прежнему обожал. Продолжал воспитывать, учить. Бабушка тоже любила малышку. Детство у Дины было счастливым. А дальше многое пошло вкривь, вкось.

Женился младший брат Наташи — Алексей. Привел супругу к родителям. Дома стало ужасно тесно. С новорожденными близнецам получилось восемь человек в трехкомнатной квартире.

В этой чехарде и бардаке дедушка страдал, срывался, ругался. Потом и вовсе переехал жить на дачу. Не так чтобы благоустроенную. Бабушка металась меж двух огней. Наташа работала, старалась что-то придумать, но редакторские копейки не спасали. Дина перманентно ссорилась с дядей и тетей. Бабушку не задевала. Дедушку любила и слушалась. Близнецы поначалу ей были безразличны. Но понемногу она к ним привязалась. Забирала из садика. Выходила гулять на площадку. Старшая сестра для них была вполне авторитет. Тем более, что и учила правильным вещам.

Как дать врагу в нос максимально болезненно, а свои пальцы не разбить. Качественное исполнение подножки — в теории и на практике. Как сделать рогатку.

И тому подобное. Да, Дина росла пацанкой. Хотя коса по пояс и в ушках сережки — рубиновые капельки. Бабушка с дедушкой на десять лет подарили.

Когда Дина заканчивала школу, тетю Алену — маму близнецов сбил на остановке пьяный водитель. Он наехал на пять человек сразу. Трое в больнице. Двое насмерть. На похоронах Алены — Леша запил. И покатился под горку.

Бабушка и Наташа делали, что могли и не могли. Сами тянули детей. Их ведь не только обуть, одеть, накормить. То поликлиника, то подготовка к школе. Всем хлопот хватило. А тут и дедушка стал сначала сильно болеть (дали о себе знать старые раны), а потом и вовсе слег. Пришлось забрать его с дачи.

Алексей в пьяном виде был довольно тихим. В драку не лез. Никого особенно не задевал. Часами жаловался на жизнь, курил и хныкал на кухне. С утра от дыма глаза режет. А форточку закрывает, не проветривает за собой — холодно ему видите ли.

Бабушка сына страдающего жалела. Дедушка и Наташа с Диной не очень. Так что конфликты все же были. В основном из-за того, что близнецы неугомонные доставляли много хлопот.

Дедушка умер тихо, во сне. Дина ревела так, что потом неделю не могла говорить. Она вообще росла не плаксой. Слезинки из девчонки не выбьешь. А тут просто не помнила ничего, все в тумане. Ни как кидалась на гроб. Ни как от могилы оттаскивали силой трое мужиков сразу. Двое не сладили. Потом она потеряла сознание. Пришла в себя уже тихая. С головной болью, пересохшим горлом, и отчаянием.

Дедушка? Как ты мог меня бросить?

Мама с бабушкой тянули близнецов. Дядя Леша — пьяной тушкой лежал в зале на диване, щелкал пультом телевизора. Дина училась. Училась отчаянно и даже свирепо.

Когда выиграла городскую олимпиаду по биологии и пошла на Всероссийскую о ней первый раз написали в газете. Маленькая заметка и фотография.

Через неделю нашелся отец. Тот, который не вписан в свидетельство о рождении. Поджидал возле школы. Вылез из машины.

-Дина? Здравствуй.

-А вы кто такой?

Дина сразу рассказала маме. Та взялась за голову. Надо же. Стала спрашивать, чего хотел? Дина плечами пожимала. Общаться? Правда вышла наружу довольно быстро.

Хасима женили родители. Выбрали "правильную", "достойную" невесту. Да вот беда, единственный ребенок родился больным. А потом супругу подстерегла внематочная беременность. Других детей больше не будет.

Вот и вспомнил папа про незаконнорожденную дочь.

Дина на контакт не шла. Посылала прямым текстом. Развернется, косой махнет — только и видели.

-Я Александровна, понятно? Никакая не Хасимовна. До свидания.

Папа старался, старался, потом подъехал уже к Наташе. Просил прощения. Предлагал помощь.

Когда она взяла деньги у Хасима первый раз — Дина пыталась отнять шуршащие бумажки и вернуть папаше. Но бабушка и мама объединили усилия. Близнецы в первый класс пошли. Не шутка. Деньги нужны. Дина, пожалуйста!

Во второй — Дина даже не орала, не топала ногами. Берут и ладно. Плевать. Хотя было обидно. Но не то, что не на нее тратили — она сама наотрез отказывалась. Другое ранило. Дина долго не могла сформулировать. Разобраться: почему так противно. Пьяная дядина тушка и та злила меньше. Хотя, многое именно в алкоголизм отца близнецов упиралось.

В душе она презирала Хасима за трусливое бегство в кусты от проблем в юности. И брать помощь сейчас ей казалось — противным, неправильным. Но... Не драться же с мамой и бабушкой? Они поднимают близнецов. Считают каждую копейку...

Дядя страдал, не отлипая от экрана и не выпуская бутылки из руки. Время от времени пытался учить жизни сыновей или племянницу, от него отмахивались как от жужжащей мухи.

Дина училась.

Второе место на Всероссийской олимпиаде особых льгот в отличие от победного золотого — при поступлении не дает. Так что первый мед — Москва — остался мечтой. Пришлось грызть гранит медицины дома. Ладно. Есть магистратура, есть вершины впереди.

Дина бросила спорт. Но для души пострелять ходила. Дружила с отставниками — младшими коллегами деда, их детьми. Ухажеры находились всегда, но Дина от них отмахивалась. То ли пример мамы сыграл роль. То ли залетевшие в последний год учебы одноклассницы — показали, как опасно доверять мужчинам. Дина шла по жизни одна. До уровня, который ей задал дед — никто не дотягивал. И Дина зачем-то твердила одну из его любимых цитат: "Уж лучше одному, чем вместе с кем попало".

Студенты, преподаватели — она, конечно, нравилась мужчинам, — приглашали в кино. Дарили цветы. Но Дина ни с кем не встречалась. Писала диплом так, что он стал одной из частей диссертации. В научные руководители выбрала вредную, которую как огня боялись — профессоршу Галину Владимировну. Защитилась через два года после окончания вуза — блестяще.