Замок Оборотня

И она как-то неуверенно вышла. Не прошло и тридцати секунд, как дверь вновь распахнулась, пропуская сэра Сонхейда. Мужчина остановился, едва войдя. И теперь настороженно смотрел на меня янтарными глазами... и те начинали светиться! Как в легенде! Они действительно все сильнее загорались желтым светом, а сам взгляд был звериный, немигающий!

— Ким, — хрипло позвал Сонхейд.

"Покричи для меня, Ким" — отголоском пронеслось в памяти и внизу живота стало очень горячо... Что со мной? Что со мной происходит?! Что вообще происходит! Я в ужасе смотрю на него, он не сводит с меня напряженного взгляда и ждет... Чего ждет?! Что я кричать начну? Не начну... глупо кричать там, где все ведут себя странно... очень странно.

И я не стала кричать и спрашивать, я просто попросила:

— А можно мне... воды?

Взгляд потемнел, но молча кивнув, Сонхейд вышел из библиотеки. Я подскочила в тот же миг. Бесшумно подбежала к двери, приоткрыла — проследила за тем, как внушительный лэрд исчез в дверях, ведущих на кухню, присобрала подол платья и бросилась бежать!

Промчалась через весь холл, сбежала по высоким ступеням и уже на середине двора услышала:

— Ким!

Едва не споткнулась, от этого рыка, но, не оглядываясь и не оборачиваясь, побежала дальше — прочь из замка, подальше от Сонхейда и этих странных людей, как можно дальше от странных видений, которые не могли, просто не могли быть!

"Беги, беги не оглядываясь" — шептало что-то внутри меня. И я бежала так быстро, как никогда не бегала! Миновала двор, уже задыхаясь, промчалась по опущенному мосту и остановилась, едва сошла с деревянного настила на каменную дорогу...

Два огромных черных пса, чем-то отдаленно напоминавших волков, преградили мне путь! Звери появились словно неоткуда, жуткие, злые, и явно готовые напасть. Пасти оскалены, вздыбленные загривки... Затем я отчетливо расслышала угрожающее глухое рычание... Я замерла, едва дыша, потом медленно отступила... рычание стало громче... Еще два шага назад... Огромный волк с шрамом на морде, рыкнул и припадая к земле, двинулся на меня. С диким воплем я развернулась и помчалась в замок... чтобы остановиться, увидев сидящего на ступенях Сонхейда.

Он просто сидел, упираясь подбородком в сложенные домиком ладони и молча смотрел на меня. Молча, мрачно и как-то устало.

И я остановилась, позабыв о нападающих сзади собаках, потому что вдруг поняла — лэрда я боюсь больше.

— Ким, — протянул он, пристально глядя на меня, — тебе не убежать от меня, Ким. Никогда.

В ужасе обернулась — собак больше не было, но и открытого прохода так же! Ворота, абсолютно сами, медленно поднимались — без скрипа, без лязга цепей, словно возрождались на законном месте, проявляясь все четче, как проекция.

— Закат, — почему-то произнес Сонхейд.

Я подбежала к воротам, попыталась открыть, начала колотить ногами, не желая верить что ничего, совсем ничего не могу сделать.

— Тебе не понравились розы? — голос прозвучал совсем рядом, после чего Сонхейд обнял, и рывком оттянул от ворот.

— Или конфеты? Что не так? Я же тебя и пальцем не тронул сегодня, Ким.

Сегодня? Сегодня! То есть вчера...

— Отпустите меня! — я пыталась говорить спокойно, но на втором слове сорвалась на крик. — Отпустите меня немедленно! Пустите! Пустите же меня! Вы — маньяк! Вы...

Отпустил. На мгновение. А стоило мне сделать шаг, как настиг, развернул, прижал спиной к воротам, в которые я только что безуспешно билась, и прорычал:

— Не зли меня, Ким.

Я замерла, глядя на его перекошенное от злости лицо, и горящие ярким янтарным светом глаза. И я перестала дышать, когда сэр Сонхейд склонился к моим губам, накрывая их властным, почти жестоким поцелуем, завоевывая, подчиняя, ставя клеймо принадлежности, вместе с глухим рыком "Моя". Он целовал так неистово и страстно, и в то же время так нежно и бережно, а через мгновение яростно и зло, и снова безгранично нежно, осторожно прикусывая нижнюю губу и настигая языком мой испуганный язык. И я перестала вырываться, замирая в его руках.

— Ким, — еще один нежный поцелуй, — Ким...

Он сжал меня в объятиях, коснулся губами волос, вдохнул и снова прошептал:

— Моя Ким.

А я поражаюсь тому, как хорошо чувствую себя в его объятиях, привычно и в то же время волнительно. И ощущение такое, что его руки на моей спине, и его дыхание, и даже запах — мне все это было знакомо, мне его близость была приятна, и я все отчетливее понимаю — увиденное мной не фантазия...

— Успокоилась? — Сэр Сонхейд чуть отстранился, заглянул в мои глаза и тихо произнес:

— Я знаю, ты не поймешь, но я сделал свой выбор, Ким. У меня больше нет другой женщины, у меня теперь только ты.

И я словно очнулась от сна, дернулась, вырываясь из его рук, отступила и дала волю не гневу, ярости скорее:

— Что здесь происходит?! Какого черта тут творится? Не трогайте меня!!! — вообще визг, едва он руку протянул.

— Не смейте меня трогать, вы... извращенец!

Сказала и осеклась — выражение лица Сонхейда стало откровенно нехорошим. Совсем. И откуда-то из него послышалось глухое, почти угрожающее рычание...

Шаг... еще шаг... и я бросилась бежать, думая лишь об одном — здесь должны быть другие ворота! Точно должны быть, да все что угодно, хоть калитка для персонала, но должна иметься! И я помчалась вокруг замка, не отрывая взгляда от стены и боясь оглянуться назад! Потому что знала, точно знала — Сонхейд идет за мной!

Я могла даже не оглядываться — я знала. И когда, поскользнувшись, едва не упала — он поддержал! И когда я начала дергать ручку калитки в стене, которая оказалась заперта — он услужливо выбил калитку. Я бросилась через парк, все так же в поисках выхода... но стоило оказаться неподалеку от виднеющейся в опускающихся сумерках беседки, как меня перехватили поперек живота вежливо сообщили:

— Добегалась. Визжать в данной ситуации было бессмысленно. Вырываться просто глупо — эта махина была здоровее меня раза в три.

Сопротивляться вообще смысла не было, но я визжала, вырывалась и сопротивлялась как могла, колотя по нему руками, ногами, царапаясь оставшимися ногтями...

Сонхейд терпел не долго — перебросил через плечо и молча понес в сторону беседки... Беседка мне оказалась знакома! И сопротивляться я начала втрое сильнее, колотя кулаками по широкой спине Сонхейда и уже даже не боясь упасть. Потому что знала, точно знала, что он со мной сделает! Знала отчетливо — жар по бедрам был красноречивее любых доказательств.

— Знаешь, что самое интересное в происходящем? — поинтересовался Сонхейд, внося меня в беседку. И не дожидаясь моего ответа, с усмешкой произнес:

— Еще раз, Ким: Ты — моя жена. Не рабыня, не любовница, не наложница — жена. Разводов у нас нет! Шансов что-то изменить, у тебя тоже нет. На этом все!

И сэр Сонхейд стремительно оставил меня наедине с раковиной, душем и ванной. Пока приводила себя в порядок, все пыталась понять, откуда я знаю это место? Место оказалось мне знакомо, кран с переключением режимов тоже. Размышлять над происходящим становилось все страшнее... совсем. Поверить в сказанное Сонхейдом... вообще жутко. Я стояла напротив зеркала и смотрела на себя. Лицо бледное, глаза с лихорадочным блеском, губы припухшие и красные — ничего удивительного после таких поцелуев. Волосы не уложенные, что красоты не прибавляет. А еще мало приятное ощущение раздетости — без нижнего белья было как-то и неловко и чувство беззащитности.

Открылась дверь, вошел Сонхейд, остановился позади меня...

Громадина же! И руки какие — то длинные и волосатые. Хотя я не совсем правду ему сказала — шотландский лэрд был не лишен привлекательности, только привлекательность носила какой-то звериный оттенок. И весь он такой был гордый, несгибаемый, властный и жестокий. Шон Пен в молодости — выражение на морде вот примерно такое. Только хуже. А такие привлекают, уж не знаю чем. Наверное тем, что в сексе они умеют все — и женщине остается тихо или громко стонать, в зависимости от того, какое "все" сексуальный злодей применяет в данный конкретный момент.

— Ты меня хочешь, — усмехнувшись, произнес сэр Сонхейд.

— Нннет, — уверенно заявила я и повернулась к своему... ну не мужу точно.

— Я просто о вас думала.

На жестоком лице ширится самодовольная ухмылка и Сонхейд

* * *

Этот странный сон — я бегу по зеленому лугу, среди цветущих кустов, в небе сияет яркая полная луна... Но это не было приятным сновидением, и бежала я не наслаждаясь ночью... Я пыталась спастись, я мчалась изо всех сил, срывая легкие, оглушенная биением собственного сердца, я бежала падая и поднимаясь вновь, не обращая внимания на боль в содранных ладонях и коленях, не останавливаясь ни на миг... Потому что он настигал меня... Мой самый жуткий из кошмаров.

Волк!

Огромный, серебристо-серый, слишком быстрый, чтобы я могла убежать, слишком безжалостный, чтобы я могла решиться остановиться... И он настиг меня! Я упала, поскользнувшись на мокрой траве, прокатившись по ней и сдирая коленки до крови, а когда остановилась — волк стоял надомной, и смотрел янтарными светящимися глазами. Я вскочила, попыталась убежать — но волк заступил мне дорогу, а затем зарычал, глухо и угрожающе, словно требуя чего-то. Я отступила назад, и рычание стало тише... Вот только я не хотела назад, я хотела бежать... Бежать прочь от волка и от того, что находилось позади меня...

"Беги, Ким, беги..."

* * *

Я проснулась от собственного крика, и едва села, дрожа и обнимая плечи руками, распахнулась дверь, вошел мужчина в одном полотенце на бедрах — его силуэт в блестящих капельках воды ярко осветил свет из коридора.

— Ким, — сэр Сонхейд стремительно подошел к постели, сел, обнял мои вздрагивающие от рыданий плечи, — Ким, все, все, маленькая, я рядом, все хорошо.

Меня трясло, по щекам слезы, горло болит, руки дрожат и сердце бьется как сумасшедшее, а еще страшно так.

— Ким, — мужчина осторожно коснулся подбородка, вынуждая запрокинуть голову, всмотрелся в мое мокрое лицо, и обнял, привлекая к своей груди.

Всхлипывая, прижалась к нему прежде, чем осознала, что на мне ничего, совсем ничего нет. А потом это осознал он...Широкая ладонь скользнула по плечу, спине, ниже... рука замерла. Мужчина заметно напрягся. А дальше случилось то, чего я никак от себя не ожидала — не знаю почему, но я вдруг потянулась к нему, скользнула ладонями по широкой груди, обвила шею, и поцеловала сама, мокрыми от слез губами... Сэр Сонхейд, и так напряженный, стоило мне его поцеловать — словно окаменел. Я его понимаю — какая-то девица накануне облила его машину, ворвалась в его замок, истерично вопила посреди ночи, а теперь, когда он просто попытался меня успокоить, нагло домогается... Я все понимала, но не могла остановиться! Не могла и не хотела, и единственное, чего я сейчас желала — чтобы он не уходил, только бы не уходил.

— Ким, — тихий рык, — Ким, остановись, я слишком плохо себя контролирую... Ким!

И я остановилась. Так стыдно стало. Стремительно отодвинувшись, натянула одеяло до подбородка и попыталась сделать все, чтобы только не расплакаться.

— Простите, — жалкое извинение действиям без оправданий. Владелец замка поднялся и вышел. Даже не обернувшись. Я устало откинулась на подушку, полными слез глазами посмотрела в окно, за которым тьма понемногу рассеивалась, и подумала, что мне в жизни не было так стыдно. Да вообще никогда.

Внезапно дверь снова открылась, и я услышала хриплое:

— Что же ты со мной делаешь, Ким...

— Простите, — не оборачиваясь прошептала я, — сама не знаю, что на меня нашло... Простите, пожалуйста, я...

Кровать прогнулась под его весом и в следующее мгновение сильное мужское тело прижалось к моей спине, рука заскользила по моей, ладонь накрыла мою, сжимающую край одеяла, пальцы переплелись с моими... И стыд куда-то ушел.

— Ким, — его губы начали осторожно целовать плечо, — если будет больно, скажешь, поняла?

Я замерла, в замешательстве, нет я поняла о чем он, и все же...

— Ты меня поняла? — настойчивый требовательный голос.

И я прошептала:

-Да.

Ощутила кожей его улыбку, услышала полный облегчения выдох, а затем было тихое:

— Иди ко мне. Я обернулась к нему, незримому в предрассветной темени, и Сонхейд осторожно уложил меня на спину, а затем накрыл собой.

Странное и волнующе — чувствовать тяжесть мужского тела на себе, пусть он и удерживал свой вес на локтях, но все же.

— Ким, -прошептал он, накрывая мои губы нежным поцелуем. Я потянулась к нему, обнимая, приоткрывая губы навстречу ему, подаваясь ближе, когда Сонхейд плавно вошел в меня, и замерла, едва он снова, хрипло прошептал мое имя. Первое осторожное движение — я ждала боли, но вместо нее было чувство наполненности, сладкое томление ожидания... Еще одно осторожное проникновение, чтобы проникнуть глубоко, так глубоко, что у меня дыхание перехватило...

— Больно? — хриплый вопрос, дрожащего от напряжения мужчины.

-Нет, — выдохнула я, обнимая его ногами.

В то же мгновение от нежности не осталось и следа! Рык, почти звериный, и Сонхейд стал зверем. Рывок, удар, снова рывок и почти болезненный удар, и я взвыла, извиваясь под неумолимым чудовищем, но он словно не слышал ничего, кроме собственного хриплого рычания, казалось вырывающегося изнутри. Сонхейд больше не целовал, и ласковых прикосновений не было, он словно весь был сосредоточен на резких, сильных, глубоких толчках во мне, болезненных и грубых. Заставляющих инстинктивно сжимать ноги и пытаться избавится от того, кто разрывал каждым жестоким движением. Я всхлипывала, пыталась оттолкнуть от себя невменяемого монстра, в какой-то момент поняла, что не выдержу больше и вскрикнула... Он остановился в тот же миг. Замер, напряженный и вздрагивающий, мокрый от пота и словно каменный, из-за напрягшихся мышц.

-Больно? — хриплый рык.

Я не могла ничего ответить, мне казалось, что внизу все горит, но совсем не от приятных ощущений, а внутри и вовсе пульсировало от боли.

— Ким... — низким рычащим голосом произнес он.

И начал двигаться иначе — медленно вышел, почти до конца, затем так же медленно погрузился в меня, совсем медленно, давая прочувствовать каждое касание, каждое скольжение внутри меня, давая ощутить, насколько мое тело хотело его. Минута, вторая, третья... и время слилось в один бесконечный поток удовольствия, где я замирала, едва он входил в меня, и тянулась, когда стремился покинуть. Это продолжалось долго, и это было бесконечно терпеливо и умопомрачительно нежно, и в какой-то сладостно — обжигающий миг, он вновь начал двигаться быстрее, чтобы превратить проникновение в лавину быстрых, жестких,

неумолимых толчков... И сквозь дикий грохот моего сердца, сквозь пелену желания, я услышала хриплое:

— Покричи для меня, Ким.

И меня накрыло волной дикого обжигающе — ледяного наслаждения, в котором боль лишь одна из граней удовольствия, а хриплый рык содрогающегося в экстазе мужчины, еще одна нотка блаженного взлета к звездам.