День непослушания

Перед дверью Мишкиной квартиры замер, чувствуя, как стучит сердце. А живой ли он? Папа сказал — не все выжили подростки. Совсем — не все. Даже нашего возраста. И было бы сейчас огромным разочарованием узнать, что Мишка...

И выругал себя! Какого черта я тяну время?! Что за немужское поведение?! Да — значит да! Нет — значит, нет! И хватит соплей! Папа небось и секунды бы не колебался! Трус! Я — трус!

Решительно постучал в дверь, потом вспомнил, хлопнул себя по лбу — звонок же есть! Позвонил.

Молчание. Никакого шевеления.

Еще позвонил. Еще. И собрался уходить. Похоже, что все. Трендец...

Только развернулся боком, как из-за двери приглушенный сталью голос спросил:

— Кто?! Чо надо?!

Я аж выдохнул! Йес! Йес ит из!

— Митяй, мать-перемать! У тя чо, глаза повылазили?! Это же я, Андрюха!

Молчание. Потом скрежет открываемого замка, и...он! Черт! Он!

— Здорово, Андрюх! — Митька протянул мне руку, я уцепился за нее, но потом дернул его к себе и обнял. Митька подозрительно всхлипнул, уткнувшись мне в грудь, что от него, "железного парня" ожидать было трудно, и сдавленным, изменившимся голосом сказал — Айда, заходи! Скорее! Тут какие-то уроды шастают! Пацана под окном убили — просто забили до смерти арматурами и битами! Я ходил на разведку, так еле свалил. Похоже, что тут хачи верх взяли — всех русских глушат, да непросто глушат, а наповал! Убивают!

— Да ты чо? — у меня аж глаза вытаращились, и тут же я решительно предложил — Вот что, Митяй, давай-ка валить отсюда! Ко мне, в Юбилейный! Раз тут такое гавно творится — нехера тут делать! А вдвоем мы что-нибудь и намутим!

— Пешком? Ты как сюда вообще добирался? — недоверчиво спросил Митька — на чем?

— Мля ну ты тугодум внатури! — разозлился я — бери чо надо тебе — штаны-трусы, и валим! Тачка у меня, само собой! Щас тачек — как говна по дорогам! (и трупов — тут же возникло в голове). А можешь и ничего не брать — магаз вскроем, и возьмем чего надо!

— А родители? С ними что делать? — посерел лицом Митька, вспомнив о важном.

— Прости, Мить... — посмурнел и я — закрой их, и пусть лежат. Когда-нибудь похороним. Но сейчас сил нет. Ей-ей сил нет! И не до того нам...валить надо. У меня такое ощущение, что будто кто-то в спину смотрит, дышит!

— И у меня — медленно кивнул Митька — Говоришь, в магазе возьмем? И правда — какого хрена? Айда! Щас, я ключи возьму, закрою, чтобы суки не глумились над телами, и пойдем.

Он ушел в квартиру, секунд тридцать его не было, потом появился с ключами и быстро запер дверь. Мы побежали вниз по лестнице, стараясь бежать быстро, но не создавать много шума, и через минуту я толкнул дверь подъезда, чтобы...оказаться перед группой черноволосых парней четырнадцати-пятнадцати лет.

Их было человек семь или восемь — я не успел пересчитать. Двое стояли за капотом моего джипа, и несколько человек перед подъездом. Все в спортивных штанах "типадидас", майках "а-ля латинос", и все вооружены — у кого-то бейсбольная бита, у кого-то рабочий мачете (их продавали почти в любом хозяйственном, практически за копейки).

— Круто, бля! — процедил сквозь зубы Митька, сразу как-то подбираясь и становясь в подобие боксерской стойки. Вообще-то он тоже КМС, и реакция у него — как у Мусаси, того легендарного бойца на мечах, что ловил палочками для еды муху, пролетевшую над его тарелкой.

— Пацаны, мы ничего против вас не имеем! — медленно, веско сказал я, тоже поворачиваясь вполоборота к противнику — Мы просто сядем, и уедем, вот и все. А вы делайте тут что хотите!

— Эй! — строго, но при этом развязно бросил высокий парнишка нашего возраста (Ненавижу это их — "Эй!") — Эй, тачка твоя, что ли?

Акцент его был таким густым, что можно подумать — парень нарочно прикалывается. Как киношный кавказец, щас уж вроде таких и нет. Или есть?

— Моя, и что?

— Была твоя, стала наша! — ухмыльнулся кавказец — Ключи давай сюда, эй!

— Ты сам — ЭЙ, мудила! — не выдержал я — Пошел нахрен отсюда! Сейчас я уеду, и попробуйте нас остановить!

Митька метнул на меня ошеломленный взгляд — чего это я возбухаю?! Нет бы свалить подальше, бегом, небось хрен достанут! Бегаем-то мы точно получше, тренировка! А тут сейчас нам полный трендец!

— Валить их будем — скомандовал кавказец почему-то по русски, что меня немало удивило — Только смотрите, по карманам не бейте! Сломаете сигналку — я вам яйца отрежу! Поняли?!

Все закивали, обращая на нас внимания не больше, чем на кур, приготовленных к отрублению башки.

— Поняли! — недружно завопили чернявые, и все скопом двинулись в нашу сторону.

Тогда я достал из-за пояса на спину "макаров", и без предупреждения, без всяких там глупостей вроде: "Стой! Стрелять буду!" — выстрелил предводителю в грудь. И не успел тот еще "стечь" по борту моего джипа, отброшенный пулей, перенес огонь на остальных членов банды.

Расстояние — пять метров. Неподвижные, застывшие на месте мишени. Я не промазал ни разу. Все пули в цель — все в грудь, куда и целил. Никаких там ухарств с попаданием в лоб и все такое прочее — один выстрел — один труп, или раненый. Даже сам удивился — стрелял абсолютно хладнокровно, без малейших мыслей о том — можно это делать, или нельзя. Инстинкт говорил — надо! Их надо убить! И я убивал.

Все-таки оказалось, что их было семеро. Когда закончил стрелять, затвор не встал на задержку, а значит оставался еще один патрон. Всего патронов было восемь — итого — семь бандитов.

— Митяй, собери у них мачете! — приказал я, и Митька дернулся, будто на спине нажали кнопку, и недоверчиво помотав головой, сипло выдавил:

— Ну ты внатури даешь! Нииштяааак! Откуда ствол?

— Митя, е... твою мать — собирай, и в машину! Щас набегут — патронов не хватит!

Митька подхватился с места, подбежал к стонущим и дергающимся бандитам, а я нажал кнопку сигнализации, разблокировав двери, и воткнув ключ в зажигание завел затарахтевший дизелем джип. Митька ворвался в салон секунд через десять, не глядя швырнул между сиденьями четыре мачете и облегченно откинулся на спинку кресла:

— Уфф! Все! Может надо было добить?!

— Да пох! — рявнул я, и рванул с места. Вслед нам откуда-то ударил выстрел, и по машине будто кто-то запустил пригоршню мелкого гравия. Я оскалился, зарычал, и еще прибавил газу, потом переключился на вторую передачу.

Мотор ревел, джип несся вперед, перескочил через бордюр, снес небольшую березу, росшую у газового пункта, и зацепив углом бампера припаркованную девятку вынесся на дорогу.

Скорее, скорее!

Сзади еще бухали выстрелы, но бесполезно — видать стреляли из охотничьего ружья. Близко — опасно, на дальнем расстоянии — все равно, как если бы они сняли штаны и перданули в нашу сторону. Звук и запах есть, а толку никакого. Кроме чувство удовлетворения. Нашего удовлетворения.

— Ушли! Ушлиии! — завопил Митька, и с восторгом посмотрел на меня — Андрюха, ну ты и монстр! Расскажешь потом, где затарился джипом и стволом! Ништяаак! Живем, Андрюха!

— Живем! — тоже улыбнулся я, и осторожно переключился на четвертую передачу.

Глава 4

13 июня, день, Андрей Комаров.

Все время, что мы ехали в Юбилейный, Митька бормотал без умолку, возбужденный, даже ненормально возбужденный. Он то показывал пальцем на скопления битых машины, крича что-то вроде "Пипееец!", то сбиваясь, перескакивая с одного на другое говорил, говорил, говорил...как плотину прорвало. Рассказывал о том, как выживал эти дни, рядом с раздувающимися от жары телами родителей, и с ужасом думал о том, куда ему деваться.

Он вообще вначале решил, что остался в целом свете один. А когда услышал за окном голоса, ужасно обрадовался, открыл окно, хотел высунуться и крикнуть, но зацепился штаниной за отцовское кресло, стоявшее возле батареи отопления, и опоздал. Слава богу — опоздал. И только смотрел на то, как несколько парней, явно нерусских, забивают до смерти парнишку лет тринадцати — радостно скалясь, будто не человека убивали, а палочкой-"саблей" срубали верхушки у чертополоха. И это было страшно. И совершенно непредставимо.

А потом они пошли прочь, с хохотом обсуждая — кто какой удар нанес, и как брызнула кровь и мозги. И как жалобно визжал пацаненок, которому перебили ноги.

Митьку тогда вырвало, и он долго не мог заставить себя выйти из дома, чтобы хотя бы немного осмотреться. А когда вышел — уже вечером, решил все-таки пройтись и посмотреть — на него едва не налетела толпа в человек десять, не меньше. Они похоже что от кого-то спасались, так что Митьку не заметили. Он от неожиданности и спрятаться не успел — прижался лишь к стволу тополя, вот и все его прикрытие. И только через пять минут, едва не надув в штаны от страху, трусцой побежал домой — к мертвым родителям, не зная, что делать, и как дальше жить.

— Я, кстати, вспоминал про тебя! — захлебываясь словами, говорил и говорил Митька — Вспоминал! Я звонил тебе! Вначале гудки шли! Потом абонент недоступен! И все! Связи нет! И что делать я не знаю! Хоть вешайся! Правда, я хотел! Думаю — чем так жить, лучше сдохнуть! Я один, и какие-то уроды! И буду валяться на улице, как тот пацан, с выдернутыми кишками! Лучше уж здесь, с родителями!

А потом "Железный Митька" вдруг завыл. Зарыдал — в голос, раскачиваясь, как молящийся еврей, страшно, как только и могут выть пацаны — уже почти взрослые, сильные, привыкшие держать свои нервы в кулаке, привыкшие держать удар, но...этот удар был слишком силен. И я его понимал. Я испытал то же самое — только без ублюдков на улицах.

— Ладно, Мить...успокойся! — сказал я максимально уверенно и спокойно — Теперь мы с тобой. И еще парней подберем. И будет все нормально!

Кстати сказать, я никогда не употребляю слово "пацан". Только в детстве так говорил, а когда папа мне рассказал, откуда взялось это слово — совершенно выкинул его из лексикона. Оказалось — "поцан", или "маленький поц", это перевод с идиша. Так еврейские уголовники называли мелких мальчишек-шестерок, которые ухаживали за взрослыми преступниками, "шестерили", если по нашему. "Поц" — это член. "Поцан" — "маленький член". То есть пацаны — это искаженное "маленькие члены". Хорошо ли называться "маленьким членом"? Кому как. Мне — неприятно.

— А что нормально, Андрюх? — вздохнул Митька, утирая глаза — Что может быть нормального? Ты посмотри вокруг! Ну как тут может быть все нормально?! У тебя есть какой-то план?

— Планы всегда есть — пожал я плечами — Нам нужно найти своих сторонников, создать что-то вроде боевой группы. Вооружить ее, и сделать так, чтобы никто не мог поступить с нами, как эти ублюдки поступили с тем мальчишкой. Кстати, а ты не видел девчонок?

— Ну...имеешь в виду когда выходил на улицу? — дернул плечами Митька — Нет, не видел. Только пацаны. Кстати — те, кто бежали — по-моему, русские. И вроде как я узнал одного — это Вадик, Глад.

— Да бляаа... — не сдержался я — Только этой мрази не хватало! Хочешь я тебе сценарий дам? Представь, что этот Вадик гребаный со своей кодлой встретил какого-нибудь черного. Дага, или чечена. Вадик ненавидит их — аж шипит. И что будет?

— Убьет! Точно — убьет! — кивнул Митька

— А дальше? — гнул я.

— А дальше — хачики соберутся толпой, и наваляют Вадику. Потому что он дебил, и не думает о последствиях.

— Вот! И хачи будут потом мстить, бить всех русских. Так как у них кровная месть. Согласен?

— Согласен... — вздохнул Митька — И это чо теперь, на Гору и не сунешься?

— Без оружия — нет! Видал, хачи из ружья долбят? Хорошо еще по колесам не попали!

— Кстати, ты так и не сказал — откуда у тебя ствол! — оживился Митька, оглядываясь на проплывшую за бортом машины маршрутку-"Рено". Через стекло было видно, что она полна людьми. Мертвыми людьми. И запах от нее шел...даже кандюк не спасал — воняло просто ужасно. Видимо кондиционер был настроен так, чтобы захватывать воздух с улицы, есть у него такой режим, я знаю.

Вообще-то, как выяснилось, я на удивление много знаю. Даже самому странно. И стрелял сегодня — ну чисто ковбой! Ну да, папа меня учил, но не настолько же! Чтобы семь выстрелов и семь трупов?! Ну ладно — не все трупы, часть подранил, но попал-то во всех! И так, будто все жизнь только и палил по придуркам!

— Андрюх! Андрюх, штоль! Ты чо молчишь?! — прорвался сквозь мысли голос Митьки — Ну не хочешь — не говори...я чо, настаиваю!

— Прости... — вздохнул я — Задумался. Отца вспомнил, маму. Ну и про жизнь нашу тоже задумался. А ствол у меня от отца. Оказывается — был у него левый ствол, с войны привез. Он мне его и дал. Он живой еще был, когда я очнулся...

— Ух ты... — Митька крепко зажмурил глаза, потом открыл и в них блеснули слезы — Хороший у тебя был папка. И мамка классная. Красивая! И готовила хорошо...

Я невольно улыбнулся, можно сказать сквозь слезы — любит Митька пожрать! Ох, как любит! И куда в него лезет? Сам маленький, жилистый, а жрет, как три носорога! Ребята всегда смеялись — мол, желудок у него во все брюхо. И что характерно — не толстеет!

Тренер говорил, что у него высокий уровень обмена веществ, и для спортсмена это очень хорошо. Организм быстро усваивает нужные ему вещества, и отдает энергией. А для боксера — так вообще замечательно.

Кстати сказать, легковесы в большинстве вот такие и есть — шустрые электровеники, все на пружинах. Это мне, можно сказать тяжеловесу — только раз попасть и такому как Митька — трендец. Только ты в него еще попади, в этого Митьку! Он вертится, как бешеный!

— У тебя тоже хорошие родители... — я кивнул головой — Кстати, мой папа всегда говорил, что ты сильный парень, что у тебя стержень есть.

— Ну так-то да, есть у меня один стержень! — ухмыльнулся Митька, и тут же посерьезнел — Что, правда так говорил? А я разнюнился! Аж стыдно...

— Правда. Говорил — так же серьезно подтвердил я — А то что разнюнился...так я тоже рыдал над родителями. Кто бы я был, если бы над ними не рыдал?

— Вадик. Вадик бы ты был — хмыкнул Митька — Вот же мразь отпетая! Я все ждал, когда он сядет. Но не сел, подонок. Хитрый!

— На всякую хитрую жопу есть хер с винтом! — припечатал я будущее Вадика, и Митька довольно гыгыкнул:

— Точняк! С винтом! И прямо в жопу!

На место мы подъехали минут через десять, попетляв по перегороженным улицам микрорайона. И опять удивило — ну почему никого нет на улицах?! Где же подростки?! Неужели все прячутся по квартирам?! Какого черта СОВСЕМ никого нет?

Но долго думать не стал. Объехал по газону раскорячившуюся поперек дороги "мазду" (она врезалась во встречный "логан", и намертво с ним сцепилась), и через пару минут завернул к отделению полиции напротив здоровенного магазина "Гроздь".

Это место у нас называли "Конечка", потому что если пройти через ряды торговых павильонов, окажешься на конечной остановке автобусов, которые из Юбилейного тащатся в самый конец города — в Заводской район. Сейчас тут автобусов не было — все разъехались, видать — в надежде спастись.

Не было и машин на парковке возле "Грозди", если не считать тех автомобилей, хозяева которых умерли на ходу и воткнулись в парапет, ограждающий парковку.