— Покажи, — заинтересовался офицер. Но рассмотрев саблю, скривился: — Позолота из сусального золота и сталь совсем не дамасская. Таких сабель у нас нынче целые возы. Ладно, Эмильен де Вержи, еще сочтемся. Теперь я буду твои успехи отслеживать. И не забудь составить рапорт: авось, кого из вашего взвода мы решим наградить....

С рапортом Миша намучился. Написал-то он все складно и никого не забыл (в том числе промолчавшего о себе Пахома), но следовало расставить яти и еры. Вот же сучьи церковнославянские выверты! Пришлось идти к поручику, брать у него аналогичный рапорт и вставлять эти закорючки по образцу и подобию — без уверенности в успехе. Впрочем, поручик ухмыльнулся, но рапорт от француза принял.

На Рымнике австро-русские войска стояли несколько дней в надежде, что высокое начальство даст добро на поход за Дунай, в сердце Османской империи. Однако нет: и гофкригсрат и Потемкин продолжали не верить в возможность побед малыми силами. У Фокшан и на Рымнике авантюрному Суворову повезло (за что мы его наградим, конечно), но идти 25-тысячным корпусом в Болгарию с прицелом на Стамбул — абсурд! В итоге сдружившиеся Кобург и Суворов расстались: один повел свой корпус в Фокшаны (забрав с разрешения Суворова все турецкие пушки), а другой направился с дивизией в Бырлад.

Городишко Бырлад, стоящий в широкой долине маломасштабной речки, Мише, конечно, не приглянулся: узкие кривые улочки с непритязательными домишками, в центре — скромная церковь святого Илие, и вблизи нее несколько двухэтажных домов "воротил" местечкового масштаба. Военный лагерь русской дивизии был оборудован за южной окраиной города и представлял собой квадратные кварталы палаток, окаймленные рвом и невысоким валом, за которым были "вразбежку" установлены крупнокалиберные пушки. Была построена еще вышка метров пять высотой с наблюдательным постом на ней. Впрочем, южнее лагеря было оборудовано стрельбище и плацы для одновременных батальонных занятий штыковым боем и прочими воинскими развлекухами. Был также создан большой манеж для кавалеристов и в отдалении — артиллерийский учебный полигон с полковыми пушками. И все эти учебные "классы" в течение любого дня никогда не пустовали.

За неимением других занятий Ботан стал самым прилежным солдатом на всех площадках. А в свободное от регламентированных занятий время стал упражняться в шпажном бою — благодаря продолжившемуся знакомству с поручиком Волынцевым. Этот поручик всегда с большим интересом разговаривал с бывшим собратом-офицером, да к тому же экзотическим иностранцем, а узнав, что де Вержи, как ни странно, пренебрегал раньше фехтованием, взялся ежевечерне скрещивать с ним учебные шпаги. Ох и поразвлекался комроты по поводу исключительной криворукости залетного француза! Но не зря возникла поговорка "Время и труд все перетрут" — через месяц Ботан стал сносно отражать атаки Волынцева и даже разучил одну контратаку уколом в руку с углом и мгновенным прыжком назад (чтобы избежать укола самому). Через два месяца он, возможно, научился бы атаковать более разнообразно, но тут Потемкин потребовал от Суворова прислать ему под Бендеры хотя бы полк гренадер, но только самых бойких. Выбор генерал-аншефа пал, само собой, на фанагорийцев.

В конце октября Фанагорийский полк прибыл в окрестности Бендерской крепости (построенной турками на высоком правом берегу Днестра) и расположился за неимением места километрах в четырех от крепости, на правобережье речки Балка — напротив Борисовского холма, облюбованного Потемкиным для своей ставки. Тароватые фанагорийцы резво возвели себе лагерь и стали его усовершенствовать. Ботан, само собой, принял в этом деле активное участие и за сутки создал плотинное водоподъемное устройство — по типу своего первенца, в усадьбе графа Ремизова. Но здесь вода стала поступать, конечно, не в бассейн, а в желобообразный полковой рукомойник и на кухню. Командир полка Золотухин восхитился этим устройством и, оказавшись в очередной раз в ставке (где бывал каждый день или через день), не преминул козырнуть им в присутствии фельдмаршала. Потемкин отреагировал весьма живо и велел прислать к нему "сего умельца, ибо от нехватки воды завшивели даже штаб-офицеры, не говоря уже о прочих русских воинах".....

Миша шел в ставку без особого волнения: ну Потемкин, ну всесильный фаворит — так я уже Павла Взбалмошного видел и ничего, жив остался. Сделаю очередной водоподъемник и отчалю в свой полк..... Но вдруг опамятовался: я по легенде вовсе не русский Емеля, а французский эмигрант и бывший гвардейский офицер и именно сейчас получил шанс вернуться из солдат в дворянское сословие. Значит, держать себя надо по-благородному! Хотя и скромно, по чину.... Вот ситуевина, трах-тибидох!

Однако первым, кого он встретил на входе в шатер фельдмаршала, стал Лев Разумовский!

Миша опознал его сразу и, нагнув голову, попытался проскользнуть мимо вслед за своим полковником, но вдруг был ухвачен Львом за руку и остановлен восклицанием:

— Майкл! Галан!!

Миша поднял голову, их взгляды встретились, и Лев еще более побледнел:

— Как это может быть?! Я сам увозил тебя с места дуэли и организовывал похороны. Правда, на кладбище меня не было, я почему-то избегаю смотреть в эти ямы, но твоя могила находится на Дорогомиловском кладбище......

— Мон колонель, — возразил, наконец, Миша, собрав остатки воли. — Вы обознались. Я французский эмигрант Эмильен де Вержи, волей судьбы лишенный офицерского чина и служащий рядовым в Фанагорийском полку.

— Ага! — злорадно ухмыльнулся Разумовский. — То есть тот самый водопроводчик, которого ждет Григорий Александрович. Имя, значит, сменил, а профессию на всякий случай оставил? Каналья! А ведь я был очень расстроен твоей смертью....

— О чем Вы столь экспрессивно толкуете с моим гренадером, Лев Кириллович? — вернулся из шатра полковник Золотухин. — Вы знакомы?

— Я думаю да, а французик этот упирается. Не подскажете, полковник, за что его разжаловали в рядовые?

— Я подскажу, Лева, — вышел из шатра наипервейший вельможа Российской империи. — Ибо помню эту скандальную историю. Эмильен де Вержи имел глупость ввязаться в ссору с Васькой Голицыным, и этот бузотер сразу вызвал его на дуэль. Впрочем, глупость-то, оказалось, совершил Васька, который помер от шпажной раны, нанесенной ему сим молодцом. Катя хотела замять эту дуэль, но завыли дружно Голицыны — и вот мы видим перед собой бравого гренадера Емелю, который умеет, оказывается, не только шпагой искусно владеть, но и воду из реки подымать.....

— Странно, — сказал вдруг полковник Золотухин. — Этот француз весь месяц учился владению шпагой у моего поручика Волынцева, который вдоволь над ним посмеялся: очень уж криворук был сей ученик.....

— Был? — саркастически спросил Разумовский. — А сейчас, значит, нет?

— Сейчас он гарду с эфесом уже не путает.....

— А вот я это проверю, — сказал решительно Лев Кириллович и выхватил из ножен свою шпагу, добавив: — Дайте, полковник, ему свою.....

— Прекратить! — металлическим голосом произнес Потемкин. — Делу время, потехе час. Иди за мной, рядовой Вержинов, я буду вводить тебя в курс этого дела.....

Глава двадцать третья. Урок теологии

Не успел Ботан завершить строительство нового водовода из речки Балки, как Бендерская осада вдруг закончилась: турки прознали от лазутчиков о готовящемся решительном штурме и решили пожить еще на белом свете для чего вступили в переговоры с Потемкиным. Тот милостиво согласился отпустить мусульманское население Бендер и его гарнизон (без оружия, конечно) за Дунай и 3-4 -го декабря турки покинули свою грозную крепость. Потемкин, стоявший во главе свиты у Измаильских ворот (к ее хвосту пристроился и свободный от службы водопроводчик Вержинов), сардонически хохотнул:

— Народишко местный паша Заран-оглу, так сказать, спас, а вот голову свою вряд ли: оттяпает ее султан непременно. Могу с любым поспорить на тыщу рублей. Ну, господа офицеры, есть желающие поправить свой бюджет? Вижу, что нет. Ну и правильно, своя тыща целее будет. Итак, комендантом крепости на ближайшие дни я назначаю генерала Самойлова (при упоминании этого имени у Миши противно екнуло внутри, и он встревоженно стал тянуть шею). Вычисти здесь все Александр Николаевич, трофеи опиши и наведи российский порядок.

При этих словах из группы штаб-офицеров выдвинулся чернобровый средних лет офицер ("Точно он, Самойлов!" — признал обреченно Миша) и, вытянувшись во фронт, отчеканил:

— Все будет сделано, генерал-фельдмаршал и в кратчайшие сроки.

— Верю, Саша, — милостиво кивнул ему Потемкин. — Иного комендантом в этом змеином гнезде я бы не оставил. Бери себе в помощь любое подразделение, любых людей. А как закончишь свою миссию, прошу явиться в Яссы, ко мне на доклад.

Самойлов молча в этот раз поклонился и вернулся в общую группу генералов и адъютантов.

Ботан что-то доделывал в уже ненужном водопроводном сооружении, как вдруг к нему снова подошел Лев Разумовский.

— Спешу тебя обрадовать, Емельян Вержинов, — сказал старый знакомец без малейшего вступления. — Самойлов хочет оставить тебя в своем распоряжении.

— Хорошо, — сказал Миша бесстрастно.

— Хорошо, значит, — хохотнул Лев. — Да он тебя вновь прихлопнет как муху! Как только получше приглядится.....

— Чего ради ему прихлопывать незнакомого нижнего чина? — пробурчал приглушенно Ботан.

— Прихлопнет и на могилу камень тяжелый положит — чтобы ты во второй раз не воскрес, — убежденно сказал Разумовский. — Но я могу тебя спасти, а именно: убедить Григория Александровича в том, что ты способен невероятно цивилизовать его дворец в Яссах. В общем, спасу, но только при одном условии.....

Он замолчал, ожидая реплики собеседника, но не дождался и закончил мысль:

— Ты должен рассказать мне, как же тебе удалось воскреснуть!

Миша опять выдержал паузу, глядя при этом прямо в глаза настырному предку и, наконец, спросил:

— Вы верите в Бога, Лев Кириллович?

— Да, — ответил тот и добавил: — Хотя в годы ученья за границей испытал сильный искус со стороны безбожников-энциклопедистов.....

— Это хорошо, — заверил его Миша. — Но верующий в Бога верит и в существованье дьявола. Вы в него верите?

— Поневоле да, — сказал Лев с некоторым трепетом.

— У дьявола, само собой, есть помощники, которых русские называют чертями, — продолжил Миша (внутренне посмеиваясь). — И черти эти способны на многие явления, выходящие за пределы здравомыслия. Достаточно Вам такого ответа?

— Ты..... Вы — черт?! — явно струхнул бравый (совсем недавно) полковник и стал стремительно креститься.

— Не совсем, — сдал назад Ботан. — На мою душу черт нацелился и в надежде ее заполучить он мне стал помогать. Я в этом ему пока не препятствую.....

— Это безумная затея, — сурово заявил Лев Кириллович. — Вам следует как можно быстрее исповедаться и положиться на волю священника!

— Увы, — продолжил стебаться Ботан. — Я воспитан в лоне редкой ветви протестантской религии: пофигизма. Как и кальвинисты, мы отрицаем посредничество священников между человеком и Богом и потому нам чужды исповедь и все виды церковных обрядов и наказаний. Для общения с Богом нам достаточно молитвы. Я, кстати, не уверен, кто мне на самом деле сверхестественно помогает: Бог или Дьявол? Впрочем, не удивлюсь тому, что это два лика одного Вселенского Существа.....

По завершении речи Ботана Разумовский некоторое время оторопело молчал и Миша решил взять инициативу в свои руки:

— Лев Кириллович, — сказал он. — Я благодарен Вам за протянутую руку помощи. Оставаться под командой Самойлова мне вовсе не хочется. Да и доля солдатская мне порядком осточертела. Если Вы еще не передумали рекомендовать меня Потемкину.....

-Да, — сказал невпопад адъютант фельдмаршала и поправился: — Нет, не передумал. Я верю в свою интуицию и то мнение, что сложилось у меня о Вас прошлой зимой, кажется мне самым верным. Осталось решить, как мне Вас называть?

— На людях зовите Емельяном, — пожал плечами Ботан, — а наедине лучше Эмильеном де Вержи или Эмилем.

— И откуда же Вы конкретно родом, мсье де Вержи? — едко спросил Лев Кириллович.

— Из городка Авалон, что находится в Бургундии, — улыбнулся невинно Миша. — Родина знаменитого вина. Вы должны были его пить.....

— Авалонское? Никогда даже не слышал.....

— Бургундское! Красное сухое или полусладкое, идет под все виды жареного мяса.

— Ну, это само собой. Хотя я предпочитаю белые вина: токайское, мозельское, шампанское.... Ладно, будем считать, что мы перезнакомились.

— Уж простите меня, — улыбнулся Ботан. — Так получилось.....

— Но что Вы можете предложить Потемкину в качестве благоустройства? Зимы здесь теплые, печного отопления вполне достаточно.....

— Могу устроить яркое освещение бальной залы, всего дома и даже его окрестностей, — сказал Ботан. — Но потребуется много металлических пластинок (медных и цинковых), медная же проволока, шелковая нить, угольные стержни, воск, сургуч, борная кислота и еще, пожалуй, асбест.

— Все-таки Вы кладезь талантов, Галан Вержи, — уважительно глянул Разумовский. — Думаю, Григорий Александрович будет от Вас в восторге.

— Боюсь, как бы он не оставил меня у себя в качестве фокусника, — спохватился Миша. — Уж Вы напомните ему при случае мой подлинный интерес, Лев Кириллович.....

— Обязуюсь, Эмильен, — серьезно сказал адъютант фельдмаршала.

Глава двадцать четвертая. Фокусы в Яссах.

В Яссы Ботан приехал в личной коляске Льва Разумовского, хотя и без ее владельца: тот отбыл в штаб-квартиру фельдмаршала двумя днями ранее, в обществе Его Превосходительства. Чтобы не испытывать судьбу на оживленном шоссе, уставленном многочисленными рогатками с караульщиками, Миша воспользовался еще одной любезностью своего покровителя: переоделся в партикулярную одежду и держал наготове документ, в котором значился Эмильеном де Вержи, камердинером графа Разумовского. Подделку эту служаки придирчиво читали и благополучно возвращали подателю.

Перед въездом в город простирались довольно обширные сады (наполовину уже оголенные), среди которых то тут, то там виднелись более или менее значительные домики, дома и даже домины ("Это все дачи? — поразился Миша). Вот коляска свернула и, в конце концов, остановилась перед входом в ограду обширного двухэтажного дома с верандой вдоль всего фасада и довольно редкими окнами, снабженными на втором этаже балконами. Стены дома были сложены из меловых глыб, а крыша покрыта новомодной красной черепицей. Из нее торчало не менее десятка дымоходных труб. "Ну вот, — подумал Миша со смешком. — А говорили, что зимы в Молдове теплые. Может, и вверну здешнему князю идею с водяным отоплением.....". Он знал уже, что Потемкин воспользовался гостеприимством румынского князя Кантакузена и поселился в его даче.

Вдоль ограды беспрестанно ходили охранники (в белых куртках и штанах румынского кроя), а у входа была сооружена небольшая караулка. Кучер Разумовского, бывший здесь частым гостем, зашел в караулку, вышел и уселся опять на козлы, кивнув успокоительно своему седоку. Меж караулкой и домом была, видимо, какая-то связь ("может, как на пароходах: голосовая по трубам?" — стал соображать Миша), так как дверь дома вскоре отворилась, из нее вышел камердинер и, придерживая дверь рукой, стал ожидать посетителя. Одновременно открылись ворота в ограде, и кучер подъехал к крыльцу дома. Ботан ловко выпрыгнул из коляски и, взбежав на крыльцо, шмыгнул мимо камердинера в дверь.