"Ямой" называлась полковая гауптвахта, сделанная на месте большого газона на плацу. Представляла она собой, как понятно из названия, обычную яму глубиной около 3 метров, с укреплёнными с помощью брёвен стенами. Внизу был сделан большой топчан, рассчитанный на 5-7 человек, на этом все удобства заканчивались. Сверху яму закрывали большой бревенчатой крышкой и запирали на замок. Это заведение обычно использовалось для содержания пленных, но с окончанием гражданской войны пленных не стало, а с бандитами обычно разбирались на месте.

Тогда командованию пришла в голову идея использовать яму в качестве "губы", хотя за всё время там сидел только один егерь, который очень хорошо провёл вечер выходного дня, постреливая из автомата в потолок бара.

-Всё, свободны, — кивнул я на дверь бойцам алкогольного фронта. — Хотя секунду, Док... Во-первых, тебе привет передавала одна нимфа из "Снежинки".

Нехорошо врать, конечно, но ведь я сказал почти правду.

Док довольно улыбнулся:

— Светик. Ага, хорошая девочка.

— Наверное, Светик, я с официантками тамошними не очень близко знаком.

— Эээ, с официантками? — Док почесал подбородок, что у него означало активацию мозговой деятельности, — Светик не официантка.

— Значит, другая нимфа, — закончил я амурные обсуждения. — Ну а во-вторых... Из-за чего всё же драка с комендачами была? Не то, чтобы мне было жуть как интересно, но для порядка.

Док с Тигрой замялись...

— Они сказали, что мы палачи и наёмники, потому что служим за бабло, — протянул после долгой мхатовской паузы Тигра. — И потому солдатами нас считать нельзя.

Ох какая пафосная причина-то. Нет, всё же, как говорилось в старом довоенном фильме, мужчины не взрослеют. Они становятся постаревшими детьми. Мужчины — те же дети, только игрушки дороже. Воистину.

Я показательно — картинно схватился за голову, хотя она и в самом деле опять начала болеть:

— Нет, ну это просто Гитлер капут. Тигроид ты мой родимый! А кто мы, по-твоему?

Не дожидаясь ответа, я продолжил:

— Если положить руку на сердце и не прятаться за красивыми словами — да, мы наёмники и палачи.

Тигра вспыхнул:

-Я не палач.

Док задумчиво молчал.

-Вон оно как, оказывается? — недобро прищурился я. — Скажи мне, Тигран... Когда по нашему приговору ты лично, своими же руками, исполнил троих бандосов, причём весьма негуманным способом — ты поступил, как кто? Как солдат?

История не была чем-то из ряда вон выходящим, в общем-то, я её вспомнил больше как пример. В прошлом году, весной, при одной из мелких мародёрок, мы наткнулись на небольшую общину, живущую в лесу под Киевом — несколько семей прятались от войны. Хотя вернее было бы сказать, что наткнулись на то, что осталось от общины. Всех людей, около тридцати человек, просто вырезали подчистую. Мужчин, у которых было кое-какое оружие, перебили в бою, а затем изуродовали тела ножами. Женщин, включая совсем девчонок, изнасиловали и повесили. Детей решили не мучить и просто расстреляли выстрелами в затылок. Мы за войну насмотрелись на очень многое, удивить нас чем-то было трудно, но эта бешеная, дикая жестокость вызвала у нас только одно желание — найти и разорвать этих ублюдков даже голыми руками.

Бог на земле есть, потому что двое детишек смогли убежать с началом боя и их мы нашли чуть дальше в лесу. Они сказали нам, куда ушли рейдеры. Забазировалась банда в заброшенном селе, в котором целыми оставались лишь три дома, остальные уничтожил давний пожар.

Бой шёл недолго, около получаса. В банде было двенадцать человек, но на нашей стороне был фактор неожиданности, плюс наши снайперы на дистанции в триста метров промахнуться не могли. Семерых мы сработали на первых минутах боя, наглухо. Ещё двое оказались ранеными, и их зачистил я при контроле помещений, а трое оставшихся сдались, непонятно на что рассчитывая.

В таких ситуациях поступили по процедуре — собрали всю нашу группу, быстро проголосовали, вынесли смертный приговор. Обычно этой официальной ерундой мы не морочились, но в данной ситуации решили соблюсти всё до буквы. Ну и, как там юридическим языком... учитывая особо опасный характер преступления и прочее, прочее — казнь была выбрана плохая. Всех троих повесили на деревьях головами вниз и несколько раз ударили каждого ножом в живот. В такой ситуации человек будет умирать от перитонита очень долго и мучительно. Процедура требовала оставлять на месте казни нашу метку — листок с эмблемой, но Тигран из ярости просто вырезал ножом рисунок дубового листа у каждого из бандитов на спине. Я не стал его останавливать, так как сам испытывал похожие чувства. Будь у нас времени побольше — я бы для этих скотов выбрал смерть ещё страшнее. Но времени не было.

Сострадания я не испытал ровно никакого, для меня они не являлись людьми, да и бывали в нашей истории и более кровавые ситуации, чтобы как-то терзаться душевными сомнениями из-за каждого убиенного нами урода. В конце концов, если боишься — не делай. А если сделал — не бойся.

После операции мы вернулись на место, где жила община и соорудили большой погребальный костёр. Похоронить всех мы, к сожалению, не могли, но и оставлять людей так тоже было нельзя. Оставшихся в живых детей, брата и сестру, пяти и шести лет, погодков, мы отвезли в Киев и отдали в детский дом, которых в городе было аж три. Война забрала родителей у очень многих, потому детские дома стали необходимостью. Девочка за всё время, которое мы провели с ними, так и не произнесла ни слова, а её брат смотрел на мир какими-то совершенно пустыми глазами. Нашими глазами, глазами вполне взрослых мужчин, которые насмотрелись на подобные ужасы до тошноты. Пусть говорят, что это бредни, но по глазам таких людей можно отличить, я это точно знаю. Я ведь в зеркало периодически смотрю. А кто вырастает из детей с таким стеклянным взглядом, даже и представлять не хочу.

Что было дальше с этими детьми — не знаю. А ведь стоило бы как-то навестить, мы им, считай, за крёстных родителей. Надо, надо будет заехать в тот детдом на Нивках, тем более, что и время есть.

Вот эту историю я напомнил нашему армянскому собрату. Хотя, как бы цинично это ни звучало, она была скорее обыденностью, чем из ряда вон выходящим случаем. И кем тогда выступили мы — палачами или спасителями, мне не понятно. Да и не люблю я про это думать. А вот Тигран, похоже, думает, что он благородно казнил троих рейдеров.

— Это были уроды! — вскинулся Тигра, вновь включив акцент. — Да и председателем полевого трибунала кто был? Ты. Я просто выполнял общее решение.

— Простой ты, Тигранчик, как электровеник с синхрофазотроном, — криво усмехнулся я. — А художества на их тушках тоже трибунал приказал намалевать? Нет, дружище, мы все одним миром мазаны. И поверь, я ничуть тебя не осуждаю. Да, мы наполовину солдаты, на четверть — палачи и судьи, а ещё на четверть — наёмники. Суровые реалии нашей жизни, что поделать, раз такая сейчас армейская и судебная система. Надо сейчас так. А обижаться из-за того, что кто-то тебя палачом назвал... Кто-то и эту работу должен делать тоже. И не будь нас, палачей, столько бы швали по земле шлялось — мама дорогая... Так что я ни о чём не жалею, что и вам очень советую. Я не жалею ни про одну сволочь, которую мы уничтожили, и, повторись всё заново, поступил бы точно так же. А с грехами и всем прочим — на том свете разберёмся. Почему-то полагаю, что Бог нас простит. Есть за что простить. Кстати, про палачей. Палач в старой Англии был уважаемым человеком, ему даже венчания вместо священника разрешалось проводить. Вот так-то.

Я откинулся головой на подушку. Нелегко быть оратором, а контуженым оратором — вдвойне. А группа, похоже, прониклась. Молчат, задумались...

— Но морды комендачам всё равно правильно набили, — подбодрил я начавших грустить собратьев по оружию. — Они, конечно, в чём-то правы, но на нас наезжать — наезжалка у них не выросла. Всё, дуйте отсюда, спортсмены — алкоголики, по вам уже Батя скучает, разогревая вазелин. Жду вас к семнадцати ноль-ноль здесь. Не спутайте с пятью утра!

Док с Тигрой неспешно ретировались, что-то бормоча про вазелин и оставляя после себя шлейф перегара.

-Петрович, теперь по твоим задачам, — обратился я к нашему пулемётчику, рассевшемуся на одной из прикроватных тумбочек. — Что ты на сегодня планировал?

-Та шо... — пожал плечами Петрович, почёсывая бороду, — С пулемётом тем надо что-то придумать. А то мы его спёрли, да толк какой?

-Идеи есть?

-Или приспособить его к нам на УАЗ, или продать к бениной маме.

Я задумался. Да, негоже, когда оружие мёртвым грузом лежит. Оружие должно быть или действующее, или запасное. Продать, конечно, можно, пулемёты нынче дорогие, да денег за этот агрегат больших не дадут. Ну кому нужен пулемёт, который для стрельбы "с рук" не создан? Ни тебе нормального спуска, ни человеческого прицела...

-А приспособить сможешь? — с сомнением спросил я.

-Та чего ж нет? Приклад присобачить, да со спуском что-то помудрить — или ручной как-то доработать, или электроспуск использовать. Мужики из мастерских помогут, они уже делали такое для первого отряда.

Точно, я и запамятовал. Видел в первом отряде УАЗ с таким пулемётом. Толково сделали — посадили ПКТ на рельсовую турель, закрепили съёмными штифтами, тем более что у пулемёта для этого есть проушины. Правда, они обошлись без приклада, а сделали две рукояти на манер Браунинга М2 и вывели кнопки под большие пальцы, соединив их с переделанным под 12 вольт электроспуском. Самодельные прицельные приспособления, конечно, были откровенно ужасны, но на ближних дистанциях это можно пережить, плотность огня важнее. Пулемёты, к слову, вообще изначально не задуманы как очень точное оружие, у них другое предназначение — радикально повлиять на ход боя огневой мощью. Например, заставить атакующего противника залечь, и тем самым сорвать его манёвр. Или же прикрыть пулевым градом свои атакующие подразделения, чтобы враг не могу поднять голову. Потому пулемётчиков так любят выбивать снайперы. Офицеры, пулемётчики, гранатомётчики — наиболее приоритетные цели для снайперского огня.

-Давай, Петрович, благословляю, — одобрил я идею. — Ежели что, консультируйся с Кирюхой, когда будешь прицельные приблуды лепить. Да, и ещё... Как там наш "Витёк" поживает?

-Дык что с ним будет? — не понял вопроса Петрович. — В порядке. Топливную ещё бы промыть — цены бы ему не было.

"Витька", а в миру — микроавтобус "Мерседес Вито" мы урвали прошлым летом на одной из мародёрских операций, на замену нашему безвременно почившему в боях "Фольксваген — Транспортеру", чем очень порадовали Петровича, так как перевозить грузы на УАЗике — ещё та радость. Но с другой стороны — огорчили нашего механика тоже, так как запчасти на "Мерседес" купить дорого, а найти — сложно в наших условиях. СТО также находятся в первобытном состоянии, ремонтировать приходится по большей части самим, а современный "Мерседес" всё же имеет полевую ремонтопригодность ниже, чем УАЗ образца пятидесятилетней давности. Но пока что немецкая техника не подводила, автомобиль пережил пару десятков мародёрок и штук пять обстрелов, но выстоял, за что и получил егерскую эмблему на оба борта.

Конечно, обстрелы "Вито" выдержал по большей части благодаря вдумчивому тюнингу от Петровича и его рукастых друзей из ремонтных мастерских. Микроавтобус лишился всего европейского лоска и напоминал теперь серый бронированный сарай. Был увеличен клиренс, усилена ходовая, убраны лишние сиденья, добавлены грубые бронелисты по всему кузову, на крыше сделана "корзина" для перевозки дополнительного груза. Конечно, такой тюнинг не обошёлся без отрицательных сторон — машина потеряла прежнюю динамику, которая и без того была средненькой, скорость ощутимо снизилась, расход топлива возрос в полтора раза. Ну и, кроме того, боковой дверью теперь пользоваться было невозможно, её закрывал броневой лист, входом и выходом теперь служила задняя грузовая дверь.

Самым уязвимым местом оставалась кабина водителя. Её тоже укрепили, насколько смогли, но защита там была с массой прорех и Петрович, когда ехал за рулём этого мастодонта, по старой традиции, которая пошла в армии ещё со времён Афгана, закрывал дверное окно бронежилетом. Мелочь, а вдруг спасёт?

От попадания пули в лобовое стекло не защищало ни что — ни металлическая сетка на этом стекле, ни — тем более — веткоотбойники. Лобовуха была обычной, не бронированной, а бронестекло на рынке являлось нереальным дефицитом. Была идея поставить вместо стекла броню с небольшими окнами для обзора, но на это пока не хватало средств, да и целесообразность была сомнительной, так как машины у нас дольше года не держались. Крупный калибр броня нашего "Витька" не сдерживала, да даже обычный АКМ своей пулей его мог прострелить, не говоря уже о суровых вещах типа РПГ, но самый ходовой калибр, 5,45, бронелисты держали. Раздобыть бы какой-то штатный броневичок, наподобие нашего "Казака" или российского "Волка", у них и броня отличная, и проходимость, но откуда такое богатство... Хотя ходят слухи, что житомирские егеря себе где-то раздобыли два десятка турецких броневиков "Кобра" и теперь щеголяют на них. А "Кобры" получше "Казаков" будут. Эх, нехорошо завидовать, но я житомирским коллегам по-доброму завидую, честно скажу.

— Лады, Петрович, тогда занимайся пулемётом. Нужны будут деньги на запчасти и прочие ништяки для твоих кулибиных из мастерской — говори.

-Не вопрос, — Петрович встал с оккупированной тумбочки и начал надевать снятую ранее разгрузку.

-Да, но "Витька" всё же проверь. Чем черт не шутит...

-Предстоит мародёрка? — заблестел голубыми глазами Киря, потирая руки.

-Пока не уверен, вечером обсудим. Кирюха, у тебя как самочувствие? Нам бы в лабаз прокатиться не мешало.

Киев, 2020 год, 13 мая, среда. 14.00, территория бывшего супермаркета "Фуршет".

Напрочь игнорировать предписания Дока мы всё же не стали, здоровье — оно одно, как известно. Потому решили повалять дурака до обеда, приняв лекарства и завернувшись в одеяла. Ну когда ещё такой кайф выпадет — выспаться до состояния "больше не могу", до мешков под глазами и помятости на лицах? Сон вообще является отличным лекарством от многих неприятных вещей, нервы, как минимум, лечит превосходно. Только для егерей этот волшебный препарат доступен пока что редко.

В обед мы проснулись, наскоро перекусили в полковой столовой и поехали на моей машине в лабаз — бывший торговый центр, о былой роскоши которого напоминали теперь лишь остатки вывесок с некогда модными названиями.

Для этой поездки мне пришлось немного распотрошить нашу общаковую кассу, в которой у нас хранилось порядка двадцати тысяч долларов. Всё, что нажито непосильным рискованным трудом за пару лет всей группой. Запас, конечно же, оставался, но незначительный — около пяти тысяч. Ну да и ладно, оружие сейчас важнее.

Город оживал, как оживала измученная войной природа, разбитые снарядами дома и покорёженные траками дороги. Солнечные лучи просачивались через ветви уцелевших каштанов и лип, отражаясь от первых молодых лепестков. Май в Киеве — пожалуй, лучший месяц. Летом бывает слишком жарко, осенью — сыро и промозгло, зимой — холодно, ранней весной — опять слякоть и грязь.