Хроники Эринии. Дракон стремится к морю.

— Что, которая?

— Ну как её... (в темноте громко и отчётливо слышится мучительное щёлканье пальцами)... она ещё переписывала мои рукописи для издательств. Признаться, почерк у меня не самый разборчивый, а если уж совсем откровенно — кого только он не приводил в неописуемый ужас и отчаяние.

— Ваша супруга?

— Точно! Именно она. Вы не представляете, что значит жить под одной крышей с настолько бескрылым и недалёким существом. Я никогда, собственно, и не питал особых иллюзий насчёт того, что эта женщина по достоинству оценит или поймёт мои идеи и принципы. Все надежды развеялись как дым сразу же после нашего знакомства, когда я, как порядочный и честный мужчина, дал ей прочесть мой дневник. И всё же, её реакция в вопросе о наследстве... трудно вообразить более глупое и жалкое поведение. Выпрашивать аудиенцию у какого-то ничтожества и просить его признать меня сумасшедшим. Как вам это нравится?

— Материнский инстинкт...

— Вот именно, инстинкт. Низменное и отвратительное чувство, недостойное венца творения Божьего. Разумеется, подобного я терпеть не собирался. Пришлось уйти из дома. Меня к этому вынудили.

— И всё-таки...

— В конце концов, кто из нас оказался прав насчёт наследства?

— Здесь мне вам нечего возразить. Но, согласитесь, не каждому дано заглянуть в будущее, даже на такой ничтожный срок, как семь-восемь лет.

— Так мы рискуем зайти слишком далеко и совершенно сбиться с главной темы. Нас должна волновать только наша постановка. А поскольку её главная героиня — именно женщина, я считаю своим долгом не дать вам увлечься этим персонажем. Вам ясна моя позиция?

— Вполне...

— Вот и отлично. Не забывайте, кто наши соперники. Вам удалось что-то узнать о замыслах Майкла и Мишеля?

— Они, как и мы, работают в паре.

— Это мне известно. Никогда бы не подумал, что ле Блан и Редворт объединятся. Но на что только не толкают нас чёрная зависть и мелкое тщеславие.

— Это пустые сентенции.

— Ваша правда. Так у вас есть нужные сведения?

— Я знаю, о чём они пишут. Итак, вот вам краткий синопсис их совместного детища. В некоей абстрактной могучей державе вспыхивает пожар гражданской войны. Персонаж Мишеля — военный врач Алексис, присоединившись к армии одной из противоборствующих сторон, покидает родной Город и отправляется со своим отрядом на Дон, где судьба сводит его с местным уроженцем — молодым командиром повстанческих войск, союзных армии Алексиса, неким Грегором или Грегуаром. Майкл ещё сам толком не решил, как именовать его героя. Их знакомству и нескольким дням, проведённых вместе в безвестной станице, затерявшейся в бескрайних придонских степях, и посвящёно это произведение.

— Никогда не понимал обыкновения некоторых авторов вводить в вымышленные миры реальные географические топонимы. Дон — кажется, именно так называется небольшая река в Англии, если я не ошибаюсь. О ней вскользь упоминал в своём романе этот столь любимый вами шотландец...

— Вы не ошибаетесь. "В той живописной местности весёлой Англии, которая орошается рекою Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывающие большую часть красивейших холмов и долин, лежащих между Шеффилдом и Донкастером". Уолтер — отличный писатель, а Бекетова — превосходный переводчик.

— Насколько далеко они продвинулись в своей совместной работе?

— Могу вас успокоить, не слишком. Почти сразу же их сотрудничество омрачилось резкими разногласиями по всем вопросам. Даже по названию романа. Майкл настаивает на "Отчуждении". А Мишель горой стоит за "Отвергнувшие". К разумному компромиссу они пока не пришли.

— И всё-таки не стоит их недооценивать. Я уже вижу, что это смелый замысел. Им по силам осуществить его.

— Во всяком случае, их замысел пока находится в начальной стадии. Сейчас трудно предсказать, как дальше пойдут у них дела, и куда всё повернётся. На вашем месте я бы обратил взор на другую соперницу.

— На кого же?

— Вы разве не в курсе? Энни также участвует в состязании. И вот у неё воплощение замыслов идёт полным ходом. Думаю, очень скоро её работа будет опубликована. Наверное, одной из первых.

— Несносный фантом. Как она раздражает меня. И ведь я лично призвал её.

— Но жалеть об этом нам явно не приходится.

— Вы правы. Искусство требовало этого. Но иногда... так и хочется её... ладно, она того не стоит. О её работе вы тоже осведомлены?

— Представьте себя да. Энни весьма охотно делится своими планами с Альбертиной, а у меня к Берти особый подход.

— Я внимательно слушаю.

— Если коротко, её произведение посвящено судьбе одного ребёнка. Мальчика, по имени Серёжа.

— Она пишет о ребёнке?

— Это ведь не первая её книжка для детей, не так ли? В конце концов, именно вам Энни обязана литературным талантом.

— Да, всего не предусмотришь. Ладно, продолжайте.

— Итак, семья Серёжи переживает тяжёлую драму, которая перерастает в жуткую трагедию. Его отец — холодный, чёрствый, бесчувственный сухарь-бюрократ фактически вынуждает своими вечными мелочными придирками и несправедливыми упрёками уйти из дома маму Сережи.

— Так, стало быть, это он выставил её за дверь, а не сама она бросила любящего, заботливого мужа и родное дитя, поддавшись преступной страсти и покинув семью ради... о чувствах её близких, наша невинная жертва, разумеется, думала в самую последнюю очередь. Ну-ну...

— Помилуйте, какие чувства могут быть у чёрствого, бесчувственного сановника, абсолютно не способного понять тонкой натуры несчастной молодой супруги?

— Действительно, о чём это я? А как насчёт её сына?

— Послушайте, чего вы хотите от бедной женщины? И саркастические упрёки ваши совершенно нелепы и абсурдны. Мама очень любила Серёжу, её глубокой и чистой любви к единственному сыну специально посвящено несколько страниц.

— Чтобы читатель глубже проникся её переживаниями?

— Не все же такие как вы. Так вот, мама хотела забрать Серёжу к себе, но этот тиран, этот деспот и сатрап не позволил ей сделать это. Более того, запретил маме Серёжи встречаться с сыном и не дал, подлец, согласия на развод.

— Молодец мужик. Уважаю.

— Почему он молодец? Совсем, даже, наоборот. Ведь именно не сумев смириться и пережить разлуки с сыном, мама Серёжи совершает ужасный поступок — кончает жизнь самоубийством. А что толкнуло её на столь отчаянный шаг, как не...

— Пристрастие к опиуму и морфию. И не пытайтесь отрицать, я хорошо помню. Было, было.

— Да ну вас. Ей, между прочим, их как лекарство доктор прописал.

— Во-первых, наша сочинительница врёт, не краснея. Надо же — разлука с любимым сыном. Как насчёт гордыни и злобы на весь мир и окружающих? Кроме того, согласитесь что, накладывая на себя руки, она больше думала о себе любимой и об обидах, якобы чинимых ей всеми кому ни попадя, чем о сыне, в любви к которому она сейчас так распинается. Нечего сказать, прекрасный подарочек преподнесла она Серёже. Хотя, что взять с истеричной, испорченной, эгоистичной дуры.

— Вы слишком жестоки к несчастной и не способны понять всю глубину её горя и страданий.

— Заметьте, её горя и страданий. А о боли остальных нашей страдалице...

— Вернёмся к произведению Энни.

— А что на трагической смерти мамы этого ребёнка оно не заканчивается?

— Всё только начинается. Итак, бедный Серёжа, вскорости после смерти горячо любимой мамы, лишённый родительской ласки, сочувствия и поддержки, ведь, согласитесь, смешно ожидать проявления подобных высоких чувств от...

— Чёрствого бездушного сановника-бюрократа? Действительно, глупо. Особенно если описывает его особа пристрастная и заинтересованная.

— Как бы там ни было, но вскоре несчастный Серёжа тяжело заболевает двусторонним воспалением лёгких, между прочим, насчёт диагноза Энни консультировалась с Мишелем.

— А он и рад помочь. Я ему этот порыв альтруизма ещё припомню.

— Заболевает двусторонней пневмонией и умирает...

— Вот оно как? Однако. Трагический финал.

— И попадает в Элизиум.

— Счастливая развязка...

— Там он, натурально, встречается с Джессом, тот водит его по своим владениям, везде, понятное дело, царят красота, взаимная любовь, всеобщая идиллия и благодать. И вот в конце этой весьма познавательной и в высшей мере интересной экскурсии Серёжа спрашивает Джесса, когда он сможет встретиться со своей мамой. И Джесс грустным, печальным, полным самого искреннего сочувствия голосом отвечает Серёже, что его мама, как добровольно ушедшая из жизни и, следовательно, совершившая один из тяжких грехов, попала в Хёлльмунд, то есть к нам...

— Между прочим, совершенно заслуженно.

— И что он, Джесс, здесь совершенно бессилен и ничем мальчику помочь не в состоянии. Разумеется, Серёжа ошеломлён. Он никак не смирится с тем, что никогда больше не увидит маму, равно как и с тем, что его мама обречена на вечные страдания в каком-то Хёлльмунде. Налицо явная ошибка, и он, Серёжа, исправит её, невзирая ни на какие правила и запреты. Следующей ночью ребёнок тайно покидает Элизиум и сбегает в Хёлльмунд.

— Ночь в Элизиуме?

— В детских книжках герои всегда сбегают из дома ночью. Это — освящённая веками славная традиция, канон и тот штамп, нарушать который строжайше не рекомендуется. Ничего вы не понимаете.

— И поэтому ей можно идти против фактов и здравого смысла? Ну, ладно, что там дальше? Мне уже действительно интересно.

— В Хёлльмунде Серёжа узнаёт, что его мама попала в полную зависимость, фактически в рабство, одному весьма злобному, жестокому и беспринципному типу, который, всячески злоупотребляя своей властью, постоянно преследует и придирается к ней, в своём тиранстве намного превзойдя...

— Чёрствого, бездушного сановника-бюрократа? В книжке, естественно, не говорится, что сей зловредный тип имеет на всё вышеперечисленное, полное право?

— Кто обладает правом, безнаказанно притеснять и обижать несчастную женщину? Вы меня просто поражаете и очень неприятно. Кстати, этого типа в книжке зовут Леонсио.

— Как?

— Леонсио.

— Совести у вашей сочинительницы нет, вот, что я вам скажу.

— Между Серёжей и Леонсио происходит очень бурный и эмоциональный разговор. Серёжа просит Леонсио отпустить маму. И последний, как будто, соглашается на это.

— Что значит как будто? Что скрывается за этой подозрительной фразой?

— Коварный и злобный Леонсио ставит Серёже следующее условие. Мама по пути из Хёлльмунда будет всё время находиться позади мальчика, и Серёжа, пока они не покинут его пределы, не должен оборачиваться. Если он поступит так, его соглашение с Леонсио аннулируется, и мама навсегда остаётся в Хёлльмунде под жестокой, деспотичной властью...

— Свирепого, вероломного и бессердечного типа.

— Именно. Леонсио абсолютно уверен, что Серёжа, в силу возраста, не выполнит это условие, что он непременно посмотрит назад, чтобы убедиться, что его любимая мама следует за ним. Да, подлец открыто делает ставку на детскую слабость, что, разумеется, низко и омерзительно и совершенно его не красит. Как, между прочим, и зловещий смех в пустоту.

— Согласен, заезженный театральный штамп. Никогда особо не любил драматургию.

— И вот Серёжа и его мама покидают асиенду Леонсио.

— Слово то какое. А может, лучше сразу написать хлопковую плантацию?

-И по пути из Хёлльмунда разыгрывается поистине душераздирающая сцена. Серёжа, что вполне предсказуемо, всё время хочет обернуться, а его мама умоляет его держаться и не совершать столь опрометчивого и рокового по своим последствиям поступка. "Серёженька, потерпи, осталось совсем немного" и в том же духе. Чем всё закончится я сказать не могу, развязку и финал Энни ещё не придумала. Вот собственно и всё. Ну, каково ваше мнение?

— Чудовищно. Вы всерьёз хотите убедить меня, что эта бредовая, безвкусная и низкопробная поделка способна...

— Основная ставка делается на зрелищные спецэффекты.

— Проклятие, ведь у неё неограниченный доступ к казне.

— Вот именно.

— Скверно. Учитывая вкусы и пристрастия так называемого народного жюри...

— Официальное жюри, скажу вам откровенно тоже далеко не подарок. Возьмите хотя бы пана Ярослава.

— Ну, в данном случае почтенный владелец знаменитой пивной чешско-мадьярской дружбы имени сапёра Водички скорее выступит нашим союзником. Меня больше смущает этот норвежец.

— Кнут? Успокойтесь, Лионель, за нашего бравого викинга я ручаюсь. В его адекватности я абсолютно уверен.

— Слышал, что как раз в этом вопросе его соотечественники однажды проявили сильнейшие сомнения и даже...

— Там была замешена политика, так что не придавайте тому инциденту слишком большого значения. В любом случае Кнут принадлежит нашему лагерю. А вот пан Ярослав очень тесно дружит с Майклом. Я полагаю, они не упустят такого благоприятного случая досадить вам, а, следовательно, и мне.

— С каких это пор вы, да и этот варяг, влились в лагерь моих сторонников, Инфернберг? Наш временный творческий союз ещё ни о чём не говорит. С этим норвежцем я вообще не желаю иметь ничего общего. Уверен, он тоже не упустит возможности уязвить меня. Как всегда закулисные интриги повлияют на честность состязания и справедливость его итогов. Ладно, не мне бояться неизбежных трудностей. Пускай этот несносный фантом упивается нелепыми фантазиями и тешит себя мечтами о свободе. Мечтать не вредно. Ничего другого ей не остаётся. Она навеки моя!

— Знаете, ваша позиция по этому вопросу давно вызывает тревогу у всей прогрессивной общественности Хёлльмунда.

— С каких это пор мои личные дела заботят толпу бездельников и пустозвонов?

— Но послушайте, в наше время личная зависимость одного человека от другого...

— Вот именно одного человека от другого. При чём здесь фантом? А, кроме того, лично я не вижу ничего страшного в личной зависимости одного человека от другого. Воля ваша, Даймон, но я, исходя из личного опыта, скажу вам со всей прямотой...

— Вредность просвещения, школ, больниц и всеобщего образования для простого люда. Я это уже читал.

— Но вот видите. Согласитесь, ничего хорошего из этой затеи не получилось.

— В войну лезть не надо было. Хорошо, а если вам предложат обменять Энни на пару быстроногих породистых гончих?

— Да вы что? Обменивать разумное существо на бездушных животных — это же дикость и варварство. Кроме того, на кого мне здесь охотиться с гончими?

— А сыграть на Энни в какую-нибудь азартную игру?

— Да это, вообще, ни в какие ворота не лезет. За кого вы меня принимаете? Из чистого любопытства, кто это собрался обыграть меня в карты? Мишель? Не смешите меня, податные инспектора в Житомире и то играют лучше него.

— Если честно, эти идеи исходили от Альбертины.

— Даже так? Она же карт сроду в руки не брала. Вот уж насмешили, так насмешили!

— Но не обязательно, же играть именно в карты. Как насчёт лото или "крестиков-ноликов"?

— Нет, они настолько захватывают и возбуждают, что, боюсь, я не рискну посредством их испытывать судьбу. При игре надо сохранять холодную голову, а тут я точно войду в азарт и потеряю над собой контроль. Так что фантом останется у меня. Точка.