Они прибыли точно вовремя. В двадцать два ноль ноль. Две машины, я ещё обратил внимание на то, что транспорт отнюдь не роскошный, вполне бюджетные японки. Возможно, дежурные машины для дела, которые, если что, не жалко бросить. Мы сидели на завале из мусора, преграждавшем дальнейший путь, такая позиция была удобна тем, что подъехать можно было только с одной стороны. В мусоре у нас под ногами валялись два огнетушителя, старых, пенных, такие уже нигде не применяются, только сами корпуса кое-где ещё используют для бытовых нужд. Их почти засыпало прошлогодними листьями, никто бы и не заметил, что их соединяет пластиковая трубка. Дорога здесь, и правда, кончалась, позади завала был овраг, промытый небольшим ручьём. Это тоже было нам на руку.

Когда машины остановились, из них вышло восемь человек. Явно бойцы, все, кроме одного, молодые, крепкие, со сломанными носами, ушами-пельменями и, почему-то, в кожаных куртках, несмотря на жару, видимо, чтобы удобнее было кое-что под них прятать. Я про себя отметил, что пока всё в нашу пользу, даже расстояние, на котором они остановились, прекрасно.

— Ребята, — начал тот, с кем я разговаривал в магазине, — я что-то не понял, вы обещали человека привести.

— Всё нормально, — сказал я, стараясь говорить без дрожи в голосе, — нужно было убедиться, он в машине сидит, я ему сейчас сообщу.

С трудом нажав пальцем кнопку, я услышал медленное жужжание под ногами. Резко повернул голову в сторону Шурика, после чего мы оба, не сговариваясь, кувыркнулись через завал в овраг.

Взрывная волна догнала нас прежде, чем мы упали на дно. Масса земли, веток, прошлогодних листьев и прочего мусора свалилась нам на головы. Тем не менее, мы были живы. Очнулись секунд через десять и начали карабкаться наружу. Задача несложная, но только не тогда, когда в голове звенит, а перед глазами всё плывёт. Худо-бедно поднялись на поверхность, попутно обляпавшись в грязи. Рельеф этого места сильно изменился, на месте кучи мусора теперь был глубокий ров, а рядом стояли машины, точнее, то, что от них осталось. Начинка из болтов и гаек превратила их в решето. Вместе с людьми.

Приглядевшись повнимательнее, я увидел, что мертвы не все. Один из бойцов, которого, похоже, поневоле закрыл собой товарищ, теперь медленно отползал в сторону. Лицо его представляло собой кровавое месиво, глаз не было, но он был ещё жив. Добивать ножом не было сил, я отошёл в сторону и, откинув картонную крышку с тайника, вынул ружьё. Патроны сменил на дробь нолёвку, подошёл к раненому, который отполз не так далеко, поскольку уткнулся головой в машину. Приставил стволы к позвоночнику и нажал на пуск. Выстрел показался тихим, но это для нас, а в округе все всё слышали, хоть место и безлюдное. Сбор трупов и запихивание их в машины занял примерно полчаса. Слух за это время немного восстановился, появилась возможность слышать друг друга. Мёртвых уложили в машины и обильно полили густой жидкостью серого цвета из четырёх десятилитровых фляг, полили и землю в тех местах, где она была залита кровью. Должно хватить. Туда же я закинул пакет с одеждой и перчатками, что использовал при изготовлении взрывчатки и напалма.

— Стволы у них, — тихим голосом проговорил Шурик, показывая на торчавшую из-за пояса убитого рукоятку пистолета.

— Не берём, — отмахнулся я, — палево.

На всякий случай, я отошёл подальше, зажёг свёрнутый в трубочку лист картона и бросил его в лужицу около машины. Некоторое время ничего не происходило, а потом над обеими машинами поднялся столб ослепительно яркого пламени. Нас обдало волной жара, несмотря на довольно приличное расстояние.

— Валим, — сказал я громко, но Шурик понял бы меня и без слов, нам тут делать нечего. Пока.

Подхватив оружие из тайника, мы направились к проходу.

Глава одиннадцатая

Закат солнца мы увидели уже в чужом мире. Оба сидели на перроне, перед нами стояла открытая бутылка водки и буханка хлеба с нарезанным салом. Чуть поодаль горел небольшой костёр, который сложили из найденных досок больше для порядка. Шурик взял бутылку и разлил две больших порции в железные кружки.

— Что теперь? — спросил он, протягивая одну кружку мне.

— Теперь... — я опрокинул водку в рот и сморщился, ну, что за гадость, деньги ведь есть, не мог нормальную купить? Привычка экономить. — Теперь нас будут искать. Теперь, Саня, мы с тобой преступники, убийцы. Привыкай. Не здесь, не в этом диком мире, где жизнь ничего не стоит, а там, где есть государство, репрессивный, мать его, аппарат, суды и, самое главное, тюрьмы. Именно туда отправляют таких, как мы. Статья за убийство. Да ещё восьми человек, да ещё группой лиц, Саня, да по предварительному сговору.

— Зачем же мы это сделали?

— А ты не понял? Затем, что из тюрьмы ты когда-нибудь выйдешь, а из могилы уже нет. Нас бы убили, просто убили, вот это, — я сунул ему под нос слиток, — слишком ценно, за это убивают. У них было подозрение, что за нами кто-то стоит, вот только они бы быстро всё поняли. Нас бы приняли, отвезли в лес и пытали, пока не расколемся, где тайник. А когда расколемся, убили бы и закопали. Выхода у нас не было. Самооборона это, вот только в суде не так поймут.

— А как докажут? — вяло, с полной апатией, спросил он.

— Взрыв, я — химик, они поехали на стрелку со мной, их взорвали, дома следы взрывчатки, — порция водки дошла до мозгов, речь моя начала замедляться.

— А что за взрывчатка была?

— Аммонал, нет, при желании, могу и динамит сделать, да только ингредиенты дорого встанут, да и качество будет так себе.

— Круто, — сказал он и налил снова. — Чего делать будем?

— А ничего, сидим, просто сидим здесь и пьём. Долго. Пока не надоест. А как надоест, опохмелимся и на разведку сходим. Жратвы у нас много, патронов тоже гора, не зря в магазин заходили, деньги есть. Маме своей я раз в месяц буду звонить.

— Может, зря всё это?

— Может, и зря, да только рисковать не хочется. Ты запомни, вдруг чего. Мы, как эти нерусские на нас наехали, свалили в лес и там сидели, ни на какие стрелки не совались, никого не видели. Сидели в шалаше и водку пьянствовали. Запомнил?

— Угу.

Вторая порция водки провалилась чуть легче, зачем он по столько льёт?

— А можно здесь пристроиться, Нэнси поможет, мы для них, вроде как, герои, ещё пару заданий выполним и грин-карту получим. Ну, или что у них тут.

— Ты забыл? Нас там чуть не сожрали.

— Чуть, Саня, чуть. Нас. А их спецназ, ну, то есть, охрана, вообще обосрались. Элита, поисковики, солдаты. А половина из нас даже в армии не служила, а задание сделали на пять. Наливай, — махнул рукой я и добавил мечтательно, — может, медаль дадут.

— С закруткой на спине, — язвительно добавил Шурик.

— Есть ещё вариант, — я снова поднял к глазам золото, — здесь, в этом мире, есть разные города, в том числе и такие, где вполне себе капитализм, и золото там имеет вес. Можно попробовать туда встроиться, да только недавний печальный опыт как-то не обнадёживает совсем. Короче, у меня голова пухнет, шок, посттравматический синдром, контузия, всё сразу. Наливай, чего завис?

Водка с тихим журчанием переместилась в кружки. Пустую бутылку Шурик отбросил в сторону. Я отломил кусок чёрного хлеба, положил сверху сало и начал жевать. Проглотив, взял кружку.

— Скажи, а, правда, хорошая девка?

— Нэнси?

— Да.

— Не знаю, — он выпил и занюхал рукавом, потом, немного подумав, тоже отломил хлеба. — Скорее даже, не девка, а парень, пацанка. Боевой товарищ. Не представляю, как такую трахать можно.

— Вот и не представляй, — я выпил свою порцию, достал из мешка банку маринованных огурцов и начал откручивать. Потные ладони скользили, крышка никак не хотела открываться.

— Ножом поддень.

— Не хочу лезвие портить, дай ложку.

Концом ложки удалось отогнуть край крышки, раздался хлопок, а затем крышка без труда открылась. Я выудил оттуда огурец, размером с большой палец и целиком засунул в рот. Странно, после первой быстро опьянели, а теперь, наоборот, в голове прояснилось.

— О чём мы?

— Нэнси, ты её трахал, а она — боевой товарищ.

— Именно, но так уж получилось.

Он достал из мешка вторую бутылку, на этот раз литровую "Финляндию".

— А ты не мог всю водку такую взять? — возмутился я.

— Да я не о том думал, просто шёл вдоль ряда и клал всё подряд в тележку. Там и коньяк есть, и вискарь.

Он помолчал некоторое время, открывая бутылку, потом разлил по кружкам и выдвинул новую идею:

— Может, нам за кордон свалить?

— Куда?

— Ну, в Европу, США или Мексику. С деньгами там можно устроиться.

— Не забывай, что "деньги" у нас весьма специфические. Их ещё нужно превратить в деньги, а это не так просто. Уже попробовали. Допускаю, что где-то, в какой-то из стран, сделать это будет проще и безопаснее, но туда нужно ещё как-то попасть. Легально мы этого не сделаем, у тебя загранпаспорт есть?

Он покачал головой и взял кружку.

— И у меня нет, а со дня на день нас объявят в розыск. Остаётся нелегалом. Тамошние погранцы постоянно мигрантов ловят. Затеряться среди африканцев не получится, тогда нас либо выдадут на родину, сразу после установления личностей, либо, после того, как узнают содержимое чемодана, просто тихо закопают на контрольно-следовой полосе. Это, если в Европу, а в США ещё сложнее, там через океан перебираться, корабль или самолёт нужен, на брюхе не доползёшь.

Мы снова замолчали, выпили, на этот раз водка провалилась легко, как вода, даже закусывать необязательно. Я всё же взял кусочек хлеба и положил в рот.

— А здесь не так плохо, — заметил он, — воды только нет, да это мелочь. Жильё бы постоянное найти, чтобы с удобствами.

— В крайнем случае, — прикинул я, — если она ещё дня три не приедет, можно и самим двинуть. Пешком по шпалам. Сколько там? Тридцать? Сорок километров? За день дойдём. А там уже будем думать, в крайнем случае, станем гастарбайтерами. Дело для нас найдётся.

— Может, надо было сразу так сделать? — спросил он, язык уже заплетался, — никого не убивая?

Я не ответил, обсуждать по пятому кругу одно и то же уже надоело. Лично у меня есть ещё планы вернуться в свой мир, не знаю, как, но попробую. Кроме того, у меня там мама. Её тоже могут найти, надеюсь, что теперь искать уже некому. Полиция, к счастью, заложников не берёт. А нам сейчас только сидеть и ждать.

Утро было тяжёлым. Выпили мы много, а привычки к таким возлияниям у нас не было. Голова болела, тошнота наводила на мысли о суициде, а во рту, словно тушканчик наблевал. Заснули мы в комнате, где когда-то разговаривали с Нэнси, мелькнула мысль, что нужно куда-то перебраться, а то здесь через пару дней жуткий свинарник будет. Шурика рядом не было. Должно быть, проснулся раньше и вышел. С трудом заставив себя встать, я ухватился за косяк, ноги держали плохо, а головная боль ещё усилилась. Спотыкаясь, вышел на улицу. На месте вчерашнего пикника нашёл Шурика. Тот сидел на стуле, который успел откуда-то притащить, рядом стояла бутылка минералки. Глаза его были закрыты, по лбу струился пот, хотя на улице было прохладно.

— Саня, — позвал я, голос был хриплый, а от напряжения в голове застучали молотки.

Товарищ по несчастью приоткрыл один глаз. Очень мутный глаз.

— Я тут, там осталось немного, похмелись.

— Это алкоголизм, — напомнил я.

— Угу.

Дотянувшись, я схватил минералку, непослушными пальцами открутил пробку и влил немного в рот. Проглотить получилось, но лучше не стало. Покосившись на остатки вчерашнего пиршества, я увидел, что в бутылке "Финляндии" действительно на дне немного осталось. Собрав волю в кулак, я подполз к "столу" вылил остатки водки в кружку, поставил перед собой и замер. Так, смогу ли? Никогда не похмелялся, а тут... Набравшись смелости схватил кружку, выдохнул и опрокинул отраву в себя, сразу же присосавшись к бутылке с водой.

Желудок восстал, словно угнетённый пролетариат, начав яростно сокращаться, чтобы исторгнуть из отравленного организма лишнее. Собрав волю в кулак, я пытался ему помешать. Только через пару минут, когда я всё же победил, получилось выдохнуть и расслабиться. Тошнота ушла, головная боль постепенно утихала, а сознание прояснялось, впрочем, последнее я бы не стал относить к положительным изменениям. Реальность наша была такова, что смотреть на неё следовало исключительно через дно гранёного стакана.

— Чем вчера кончилось? — спросил я у Шурика.

— Да ничем, — он открыл глаза и встал со стула, — допили, да спать легли.

— Ясно, пожрать есть чего?

— Варить я не стал, там консервы, хлеб, есть две шайбы красной икры.

— А чего молчал, надо было на закусь её.

— А с утра опухнем так, что глаза не откроем, солёная.

Наплевав на его угрозы, я достал пластиковую ёмкость с красной зернистой массой и начал отрезать ломоть хлеба от слегка зачерствевшей буханки.

— Тебя не смущает, что ты этим ножом людей резал? — спросил Шурик, присаживаясь рядом с очередной бутылкой, видимо, закусь показалась всё же привлекательной.

— Нисколько, — ответил я, сооружая бутерброд, — я его помыл, этого достаточно. Никакой метафизики я в это не вкладываю, нож есть нож, им можно резать хлеб и людей с одинаковым успехом.

Среди запасов еды нашлись овощи и зелень, всё это мы выложили на стол, настоящий стол, позаимствованный в одном из домов. Ещё бы стаканы найти, а то пьём, как бомжи, из кружек.

— Предлагаю сильно не напиваться, — сказал Шурик, а то Нэнси приедет, посмотрит на нас, сделает выводы и уедет поскорее.

— Принято, — согласился я, поднимая кружку, — поехали...

Глава двенадцатая

Нэнси появилась вечером третьего дня, когда мы уже начали сходить с ума от пьянства и вынужденного безделья. Мы сидели на перроне с биноклями и поочерёдно прикладывались к бутылке виски. Здоровья пить пока хватало, но белая горячка уже притаилась в кустах.

— Смотри, — Шурик указал вперёд, — там, по ходу, горит что-то.

— Да ну, — я приложился к биноклю, из-за линии горизонта поднимался жиденький слой дыма. Понаблюдав ещё с полминуты, я понял, что он медленно смещается в сторону.

— Паровоз, — сказали мы хором, поглядев друг на друга.

— Ну, или какой-то идиот с дымовой шашкой бегает, — выдвинул он другую версию.

Гадать долго не пришлось, очень скоро с той стороны, куда уходили рельсы, показалась чёрная точка, которая, по мере приближения, увеличивалась в размерах, пока не обрела черты очень футуристичного паровоза, за которым был прицеплен один вагон. Тендера с топливом я не увидел. Приближаясь к станции, стальной монстр начал потихоньку сбрасывать скорость, но струи пара ниоткуда не вырывались, и гудка не было. Прогресс налицо.

С тихим шипением техника въехала на станцию, из паровоза вышли двое, одной была Нэнси, а следом за ней на перрон шагнул высокий мужик. На вид ему было лет сорок, хотя, кто их знает, может все восемьдесят, или даже девяносто. Кстати, а самой Нэнси сколько? Мужик этот был худым и подтянутым, чисто выбритое лицо, коротко стриженые тёмные с проседью волосы. Создавал впечатление интеллигента. Разве что, одежда его никак не вязалась с образом. Яркая гавайка и шорты с тапочками, а венчал всё это великолепие пробковый шлем. Белый сахиб.