Ужин прошел, как и заверял меня Барон, без каких-либо неожиданностей. Похоже было, что все присутствующие уже давно забыли утренний инцидент. Или очень старательно делали вид, как будто ничего и не произошло, и все идет своим чередом.
Да так оно, по всей видимости, и было на самом деле. Что этим людям до моих внутренних переживаний? Для меня мой утренний провал был событием грандиозного значения, а для них? А для них это был только незначительный жизненный эпизод, причем ничем примечательным так и не закончившийся — ведь в конкурсе проиграли не они!
Вечером, после ужина, мы с Бароном беседуем у него в комнате. Он живо интересуется, что я понял из прочитанного сегодня. В ответ я сразу же начинаю рассказывать о том, чего не понял. И спрашиваю Барона, что такое "лес", что такое "лунный свет", и что такое "ослиная голова".
Он слушает меня внимательно, но не спешит отвечать на все мои вопросы. Только улыбается загадочно. А потом и заявляет:
— В том, что ты ничего не понял из прочитанного, нет ничего удивительного. Потому что все, что ты читал сегодня — это такая сказка!
— Сказка? — переспрашиваю я непонимающе.
— Да, сказка! То есть то, чего на самом деле не бывает. Понимаешь? Есть в мире так называемые нормальные вещи, процессы и явления. Их можно увидеть, их можно пощупать, и их можно понять. Вот, к примеру, мы с тобой, или этот вот стул, или стол, или "застольный конкурс". Все это существует в реальности — вот в чем их основная схожесть.
Я старательно пытаюсь вникнуть в смысл речей Барона.
— Но, кроме этого, существуют другие вещи и явления, которых нельзя увидеть, — продолжает он. — Есть в мире такие вещи, которых на самом деле нет, и быть не может!
Вот тут-то и рождается мой протест.
— Как же они существуют, если их на самом деле нет?
— В воображении, друг мой, в воображении! — с готовностью поясняет мне Барон. — Есть много самых разных вещей в реальном мире, но еще больше их в мире воображаемом! Гораздо больше!
Я, пораженный, слушаю. Барон продолжает:
— Сказано ведь классиком — "и снится мудрецам, чего и нет на свете!" Как ты это понимаешь?
Я только неопределенно пожимаю плечами.
— Очень это глубокая фраза! — вещает Барон. — Она разъясняет весь потаенный смысл человеческого творчества!
И он делает глубокую паузу, призванную послужить мне для лучшего усвоения сказанного.
— Здесь-то мы и можем наблюдать настоящий смысл и цель нашего человеческого существования! Ведь что еще может так способствовать развитию наших творческих способностей, что еще может быть объектом нашей творческой самореализации, что еще может быть тем самым продуктом нашего творчества, как не Пьеса?
Задав мне этот вопрос, Барон не требует от меня никакого ответа, а увлеченно продолжает:
— Что есть наша повседневная жизнь? Череда бесконечно повторяющихся, абсолютно предсказуемых действий. Цепь обыденных, совершенно тривиальных событий. По сути дела, они несут в себе совсем немного смысла, и этого смысла не было бы совсем, если бы не существовала в нашей жизни она — Пьеса! Ибо именно в Пьесе становится возможным гораздо больше, чем в обыденной нашей жизни. По сути дела, в Пьесе становится возможным все! Все, что есть на свете, и, сверх того, все, чего на свете нет и быть не может!
Я захвачен возбужденными речами Барона, хотя и не слишком понимаю всего их смысла.
— Ты только посмотри, как тебе повезло! — продолжает Барон увлеченно. — Тебе выпала счастливая судьба лично поучаствовать в действе, где все становится возможным, где любой вымысел становится реальностью! Более того, ты имеешь полную возможность самому участвовать в создании этого действа! Неужели тебя не захватывает такая перспектива?
Мне кажется, что захватывает.
— Наш мир как будто специально создан для творческой личности! Человеку с развитым воображением здесь предоставляются исключительные возможности для воплощения всех плодов своего воображения в реальность! Возьмем, к примеру, ту же самую "ослиную голову"! Казалось бы, в нашей реальности никакой такой "ослиной головы" нет, и быть не может! Но вот, понимаешь, выдумал ее гениальный драматург, и — все, она уже существует! Становится частью реальности! Вот как!
— Да, но... — я готов поверить Барону, но этому мешают гнетущие мое сознание возражения. — Что же из себя эта "ослиная голова" представляет?
Барон задумчиво на меня смотрит. Печально качает головой.
— Твое воображение надо срочно развивать, — наконец, говорит он. — Тебя надо к Телевизору сводить. Там ты много чего увидишь из того, чего в реальной жизни не бывает. Тогда, возможно, научишься смотреть на вещи гораздо шире. По крайней мере, я на это надеюсь.
Я вспоминаю все то, что Барон мне рассказывал про Телевизор. И ощущаю большое желание увидеть его воочию. Ведь, не говоря о прочем, я до сих пор не могу представить, что он представляет из себя. Что уж тут говорить об "ослиной голове"?
— И когда же ты мне покажешь Телевизор? — спрашиваю я у Барона. — Завтра?
— Нет, завтра не получится, — отвечает мне Барон категоричным тоном. — Завтра я буду очень занят. А для тебя завтрашний день станет и вовсе эпохальным!
Меня весьма интригует подобное пророчество, но Барон не спешит рассеять загадочный туман над моим будущим. Вместо этого он задает мне вопрос:
— Лучше поделись со мной, как ты выстраиваешь отношения с окружающими. Как вливаешься в социум?
Этот вопрос ставит меня в тупик. Вообще-то, никак я свои отношения еще не выстраиваю. И даже не знаю, как к этому делу ловчее приступить. На этот счет, кстати говоря, и у меня есть свои вопросы к Барону...
Да, в конце концов, я решаю поделиться с Бароном своими душевными переживаниями. Настолько они сложны и запутаны, что самостоятельно в них разобраться мне не представляется возможным.
И я выкладываю Барону все свои душевные тайны.
— Тебе Принцесса понравилась? — крайне изумляется Барон. — Вот уж не думал!
— Почему? — теперь уже удивляюсь я.
Барон выглядит немного расстроенным. Как-то странно смотрит на меня, и не спешит давать ответ на мой вопрос. Но я проявляю упорство в своем желании получить его.
— Удивляюсь! — приговаривает Барон, скорбно качая головой. — Удивляюсь я твоему выбору!
По его внешнему виду можно догадаться, что удивление это носит негативный характер.
— Извини, если я травмирую твои светлые чувства, — говорит он мне для начала. — Но все, что я тебе сейчас скажу должно пойти тебе только на пользу.
И снова молчит, как бы что-то обдумывая.
— Принцесса, конечно, весьма эффектная особа, — начинает он снова. — К тому же, она не замужем. Но именно в этом и заключается первейшая для тебя опасность. Потому как охотников снискать ее расположения у нас тут немало. Посуди сам, и Граф, и Канцлер, и Генерал — все они, тайным или явным образом, претендуют на ее руку. И, честно говоря, мне было бы неприятно видеть тебя в подобной компании. Я уж не говорю об их отношении к еще одному совершенно незапланированному конкуренту!
Вот как! Я и не подумал о том, что на пути к осуществлению своих самых сокровенных желаний могут возникнуть такие сложности. Не подумал, а надо было бы!
— Далее, — продолжает тем временем Барон. — Рассмотрим роль Принцессы в Сценарии Пьесы. Сценария этого ты, конечно же, не читал, поэтому я дам тебе свои пояснения. По Пьесе, Принцесса является дочерью нашего Короля. По воле Сценария, ей уготована роль весьма послушной королевской дочки. В любом своем сценическом поступке она руководствуется указаниями воли своего "родителя". Да и сам Король ей лишней воли не дает. Из этого следует вывод, что у Принцессы в Пьесе роль, хотя и заметная, но не самостоятельная. Вообще вся ее сценическая судьба находится во власти ее сценического "отца". И Король вовсю этим пользуется!
— Как пользуется?
— Беззастенчиво! Хотя, действительно, чего ему стесняться? Всякий актер знает, что жениться на Принцессе — это хороший ход для укрепления своих позиций и на Сцене, и в засценной жизни. Быть зятем Короля — это, скажу тебе...
— Могу себе представить!
— Ну, так вот. Король это тоже прекрасно знает, и вовсю использует такое обстоятельство для своих собственных целей. То одному кандидату намек подаст, то другого обнадежит. Себя, правда, он обещаниями не стесняет, зато от "артистократических" персонажей-кандидатов требует разных услуг, как бы авансом.
Он замолкает, снова смотрит на меня, а потом продолжает.
— Теперь отвлечемся от ее роли, и взглянем на Принцессу, как на человека, — предлагает Барон.
Я демонстрирую полное свое согласие.
— Ну, что мы можем сказать о женщине, которая никогда не выходит из своей комнаты, предварительно не накрасив свои глаза, губы, щеки и всякое такое? У которой прическа всегда в безупречном порядке? Которая всегда пахнет каким-то приторным, дурманящим запахом?
Я пытаюсь что-то возразить, но Барон останавливает меня предупредительным жестом. И правильно, потому что возражения мои сплошь эмоциональны, и вряд ли могут быть облечены в словесную форму. Барон сам помогает мне оппонировать ему.
— Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Что может быть осудительного в том, что красивая женщина заботится о своей внешности, и с помощью косметики подчеркивает свою красоту? Так?
Я утвердительно киваю — так!
— Тогда зададимся вопросом — что, ей больше нечего у себя подчеркивать? Если красота у женщины имеется, то маскировке следует подвергать какие-нибудь другие свойства ее натуры. Не так ли?
В ответ я только неопределенно пожимаю плечами. Барон продолжает:
— С одной стороны, можно, сказать, что она следит за своим внешним видом. Но с той же справедливостью можно заметить, что тем самым она скрывает свое истинное обличие. Ведь таким образом получается, что никто и никогда в общественном месте не мог наблюдать ее настоящего лица! А значит, никто толком не знает, как же она выглядит на самом деле. Все видят только ее нарисованный образ, а что скрывается за слоем краски — остается неведомым. Эдакая ходячая картина! Любоваться этой картиной можно — для этого она и рисуется. Но влюбиться в такую картину... Да что там говорить о лице — никто не знает толком, какого она роста! Это только так кажется, что ноги у нее такие длинные, а на самом деле она на каблуках ходит! В общем, не человек, а сплошная фикция и надувательство!
И Барон снова со значением смотрит на меня. Я же пребываю в полном замешательстве.
— А Принцессе нашей нечего больше подчеркивать! Да и мысль такая ей в голову, скорей всего, не придет. Для нее есть только ее собственная фальшивая красота, и больше ничего. Ничто не волнует ее так сильно, как собственный внешний вид, позволяющий ей выглядеть привлекательно в глазах мужчин. Ничто она не ценит так, как восхищенные мужские взгляды, и завистливые женские.
— Пишет ли она сама Сценарий своей роли? — продолжает Барон свою обличительную речь. — Ответственно тебе заявляю — нет! Принцессе нашей это не нужно, поскольку ее роль давно уже определена за нее. Более того, такая роль целиком ее устраивает! Может быть, ты думаешь, что она хотя бы талантливо исполняет свою роль на Сцене? Снова тебе отвечу — нет! Ничего выдающегося Принцесса наша на Сцене не демонстрирует, да от нее этого и не требуется. Может быть, в засценной, общественной жизни она проявляет хоть какую-нибудь активность? Опять же — нет! Ей это совершенно не нужно и не интересно. В свободное время, — а его у нее много! — она изучает Каталоги. Ты не знаешь, что такое Каталоги? Нет? Ну, и хорошо, что не знаешь!
Сложно описать всю гамму переживаемых мною чувств. На моих же глазах мою едва-едва созревшую мечту, мой идеал развеивают в пух и прах. И кто делает это? Человек, которому я доверяю больше всего в этом мире!
Барон смотрит на меня, теперь уже более участливо. Стремится проникнуть в глубину моих мыслей и переживаний.
— Ты что, — спрашивает. — Обиделся, что ли? На меня обиделся? И совершенно напрасно! Я уж не говорю про себя, а вообще — глупо обижаться на людей. Глупо обижаться на того, кто не хотел тебя обидеть. А еще глупее — на того, кто хотел!
На этом наша беседа и заканчивается. Я удаляюсь в свою комнату, чтобы вновь оказаться во власти собственных душевных метаний.
Снова внутри у меня — душевная драма. Снова — какие-то страшной силы переживания. И сон не идет ко мне, и тяжелые думы гнетут меня. Почему мир такой сложный? Почему все выглядит не так, как на самом деле? Как во всем этом разобраться? Как могут жить в этом мире столько людей? И как мне жить вместе с ними? Получится ли у меня? Хочу ли я этого?
Глава 7.
На следующий день Барон снова с самого утра тормошит меня, стряхивая остатки моего беспокойного сна.
— Просыпайся! — подвигает он меня на активные действия. — Сегодня — один из величайших дней в твоей жизни!
Я удивлен, и требую разъяснений.
— Сегодня ты увидишь Акт Пьесы! — объявляет мне Барон торжественно. — Сегодня ты, наконец, поймешь, ради чего существует мир, и ради чего существуем мы в этом мире!
Акт Пьесы! До сих пор я мог только догадываться, что же представляет собой эта самая Пьеса. А сегодня, оказывается, я смогу лицезреть ее воочию!
— Да! — удовлетворенно говорит Барон. — Вчера весь день был посвящен репетициям, и теперь все готово для того, чтобы представить плоды нашего творчества на Сцене!
Выступление на Сцене! Он произносит эту фразу так, что сразу становится понятно — нет в этом мире ничего более почетного, ничего более достойного, ничего более увлекательного и приятного! Выступление на Сцене!
— А ты там будешь играть главную роль? — спрашиваю я Барона со скрытой надеждой.
— Нет, — качает он головой, смеясь. — Не главную! По крайней мере, в этом Акте Пьесы — не самую главную.
Я немного опечален тем, что Барон, такой представительный, умный, и вообще замечательный человек, почему-то исполняет не главную роль. Он, со свойственной ему наблюдательностью, замечает это.
— Это не страшно, — объясняет мне он. — Не так важно, какую по значению роль ты исполняешь на Сцене. Гораздо важнее сам факт, что тебе доверена эта роль. Всякая роль в Пьесе почетна! Всякую роль важно играть с полной самоотдачей! И тогда, быть может, в один прекрасный день она станет главной в Пьесе! Понял?
Я киваю головой.
— Тогда пошли завтракать!
И мы идем завтракать.
В коридорах царит небольшое, но ощутимое волнение. Насколько я понимаю, связано это именно с сегодняшним событием. Все актеры подчеркнуто вежливы друг с другом, все улыбаются друг другу, и желают хорошего дня. И даже на меня, не имеющего к грядущему событию никакого непосредственного отношения, распространяется всеобщая атмосфера благожелательности.
У дверей в Обеденный Зал я снова издали смотрю на Принцессу. На ту самую женщину, что так взволновала мой душевный покой пару дней назад. Но после вчерашних речей Барона я уже не могу смотреть на нее так же, как раньше. Вроде бы, ничего в ее внешности не изменилось. Но как будто какой-то ореол очарования спал с нее. И теперь перед моими глазами предстает существо надменное, самоуверенное и преисполненное гордыни. Я как будто вижу, что все мысли этого существа замкнуты на своей собственной персоне. И мне становится немного печально оттого, что Барон, судя по всему, опять оказался прав.
