Далее был еще один визит в канцелярию военного министерства. Как и говорил князь Долгоруков, здесь его ждали дорожные в пятьдесят тысяч рублей, а также адъютант, поручик Стрешнев. Ладного молодого человека перевели в ополчение из лейб-гвардии Финляндского полка. Очень хотел повоевать и отличиться. Андрей посмотрел на него с сомнением. Нет, вида поручик был самого положительного, а голова, наверное, забита будущими подвигами и геройствами, но не будет ли он путаться под ногами? Не хватит ли удар, если прознает, с кем ему придется служить, и кем являются его коллеги, подчиненные Тихона Шептунова? Однако князь Долгоруков намекнул, что должность при полковнике Львове поручик получил по протекции одной влиятельной персоны, и Андрей согласился. Не стоило без нужды обижать неизвестную влиятельную персону, тем более, что адъютант ему, так или иначе, положен по штату.

Когда поручик удалился, полковник князь Львов обратился к военному министру с необычной просьбой.

— Ваше высокопревосходительство, поскольку к отъезду все готово, у меня просьба. Желал бы посмотреть положение на театрах боевых действий на картах. Самые последние данные. Если такое возможно, конечно.

Долгоруков заинтересовался.

— Конечно, возможно. Дело не сложное Андрей Дмитриевич, идемте в картографическую комнату, я вам сам все покажу.

В обширном, светлом помещении, стены были сплошь завешены географическим картами. Множество карт лежало на столах. Военный министр подвел князя Львова к огромной карте Российской империи занимающей всю правую стену.

— Давайте начнем с ситуации на дальних границах — Василий Андреевич указал на Тихоокеанское побережье, где расположились Аляска и Камчатка, а ниже странный остров Сахалин, почему-то соединенный с материком — вот отсюда. Наш неприятель придает серьезное значение восточному побережью империи, а у нас там достаточных сил нет, да и флота тоже, считай нет. В конце прошлого августа англо-французская эскадра атаковала Петропавловск превосходящими силами, но благодаря талантам губернатора Завойко, доблести гарнизона и гражданских подданных империи нападение удалось отбить, причинив неприятелю большой урон. Сильно они оконфузились. Имеем сведения, что неприятель пылает местью и подготовил новую эскадру для реванша. Это нападение нам уже не отбить и принято решение об эвакуации к Амуру.

Они перешли к другой части карты.

— Также имеем сведения, что на севере, как и по прошлому году, тоже готовится нападение. Укрепляют Соловецкий монастырь, посланы дополнительные воинские команды, и канонерские лодки. Про Петербург вы и так хорошо знаете, поэтом перейдем к Крыму, это можно посмотреть на другой карте.

Василий Андреевич подвел Андрея к столу и начал неспешные пояснения, сообщая сведения, которые он и так знал из утренней беседы с князем Орловым.

— Все идет к тому, что союзная коалиция желает решить дело в ближайшее время. Теперь к ним еще и сардинцы присоединятся. Неприятеля будет очень много, а мы дополнительных сил выделить не можем. Оттого и созывают ополчение, чтобы хоть как-то высвободить войска. Так что ваша идея с полком не глупа-с, и к тому же своевременна — похвалил его Долгоруков и продолжил пояснения.

Андрей слушал рассказ военного министра, смотрел на расположение войск на карте, и постепенно у него складывалось понимание ситуации. Отличное от того как он ее видел раньше.

Когда Василий Андреевич закончил пояснения, он поблагодарил его за потраченное время. Князь Долгоруков отмахнулся и с интересом спросил.

— Ну, что скажете?

— Думаю, вглубь России они не пойдут. Англичанам нужен Севастополь или весь полуостров, чтобы обозначить здесь свое присутствие, наподобие Гибралтара. Тогда они возьмут под контроль побережье, прикроют Турцию и свою торговлю на востоке, а нас запрут вдали от торговых путей.

Василий Андреевич задумался и кивнул.

— Очень может быть.

И вот сейчас Андрей сидел напротив императора, рассказывал о посещении канцелярии военного министерства и положении дел, а также о своих выводах. Александр Николаевич слушал его очень внимательно. Иногда переспрашивал, уточнял, а под конец рассказа озадачил вопросом.

— Что же предлагаете делать? — император смотрел на князя Львова с интересом, зная, что у того всегда после обозначения проблемы есть и пути ее решения.

Андрей на мгновение задумался. Решения были, но исходя из существующих возможностей, малореальные. Хотя, кое-что сделать все-таки можно и нужно.

— Полагаю, что неприятель имеет намерение закрепиться на побережье, чтобы оставить Черное море за собой. Силы у них есть, и если Севастополь пока не доступен, то появляются другие возможности. Следует ожидать нападения на Керчь, Тамань, возможно даже на Одессу и Николаев, хотя это все же маловероятно. По крайней мере, пока они не возьмут под контроль Кинбурн. В поход вглубь империи я не верю, у них просто нет на это сил. Да и цели в войне другие. Так или иначе, но сил в Крыму мало, нужны дополнительные войска, нужны пушки большого калибра. Союзные армии укрепились на высотах под Севастополем не хуже, чем наши войска в городе.

Александр Николаевич задумчиво смотрел на князя Львова. Верно князь говорит, да только не все так просто.

— Многое нужно, Андрей Дмитриевич, но возможностей нет. Сейчас войска можно лишь с Запада взять, да только и там не спокойно. Я даже не говорю о политике Австрии и Пруссии как государств, которую может повернуть наше министерство иностранных дел. Все гораздо хуже, поскольку имею сведения об их намерениях из самых верхов. По семейной линии. Опасность там очень велика. Пока их держит страх перед генерал-губернатором Паскевичем, непобедимым князем Варшавским, но если уберем оттуда войска, одного страха может не хватить. Хотя снять пушки с западных крепостей можно — император задумался, что-то для себя прикидывая — да и сколько-то войск снять тоже можно. Я поговорю об этом с Долгоруковым.

— Ваше величество, полагаю, в Крыму выстоять сейчас главное. Наглость Австрии и Пруссии имеет своей основой нахождение союзной коалиции в Крыму. Если нанесем противнику поражение или даже просто устоим, воинственности у них сильно убавится. А если устоим, то уже у англичан и французов будут проблемы. Вести осаду Севастополя несколько лет, как греки под Троей, они не могут.

Император улыбнулся.

— Тоже так полагаю, а в осуществлении этих планов полагаюсь на вас. И раз уж здесь все готово, то каковы ваши дальнейшие действия?

— Сначала Калуга, возьму руководство местным ополчением и отправлюсь к Туле. Там по совету князя Долгорукова стану лагерем. Назначу старших по полку, а сам не мешкая отправлюсь в Крым. Ознакомлюсь с ситуацией и отправлюсь в Керчь. Мне представляется, что атаки на побережье нужно ждать в первую очередь.

Александр Николаевич согласно кивнул.

— Поступайте по усмотрению. Если нужно, возьмите сколько-то войск у Горчакова. У него пока никаких действий не предполагается. Сейчас уже поздно, но вслед за вами отправлю курьера с письмами по этому поводу. Оцените обстановку и сразу сообщайте. Хочу знать ваше мнение и понять, наконец, как у нас действительно обстоят дела.

— Будет непременно исполнено, Ваше императорское Величество.

Император задумался на мгновение и продолжил.

— И раз уж вы имели возможность оценить обстановку в целом, то мне интересны ваши мысли также и по другому поводу. Помните наши разговоры об устройстве империи, о внутренней и мировой политике?

Андрей кивнул.

— Помню, Александр Николаевич.

— Обдумайте все и позже изложите ваши мысли. Если в ближайшее время не будет личной встречи, то письменно.

Мысли были, и было их очень много. Особенно в сложившейся в государстве критической ситуации, однако момент для разговора получался не самый подходящий. Андрей все же решился и продолжил.

— Некоторые вещи могу сказать уже сейчас. Много ездил по стране по делам службы, и сложилось определенное мнение.

— Говорите, Андрей Дмитриевич. Говорите как есть, без иносказаний.

— Наши проблемы не только в плохой организации, бездействии властей, да и всеместном стяжательстве, чего уж говорить. Сама система власти плохо работает. Нужен постоянный контроль и понукание, иначе никто ничего не хочет делать. Империи нужны реформы.

Александр Николаевич затянулся сигарой и долго с интересом смотрел на князя Львова, гадая — князь что-то прознал, или сам все понял.

— Реформы необходимы и будут проведены. Покойный отец умел подбирать верных людей и имел талант ко всемерному контролю, хотя и у него не все ладилось. Мне же подобные умения недоступны, да и нужды в них нет. В Европе нет всемерного контроля, и во внутреннем управлении дела у них идут лучше — он рассмеялся — матушка настаивает, чтобы я слушал советы Клейнмихеля и Нессельроде, людей, которые завели нас в этот тупик, но это невозможно. Я то прекрасно знаю, что и сам отец их не слушал, а уж советоваться с ними...

Андрей тоже улыбнулся. Про Клейнмихеля он ничего сказать не мог, но в последнее время авторитет Нессельроде в обществе был на абсолютном нуле. За связи с австрийцами его подозревали в измене, и ни для кого не было секретом, что император советы канцлера игнорирует, а чиновничья вертикаль саботирует его распоряжения. В городе шутили, что у дворника власти больше, чем у канцлера империи.

— Знаю, Андрей Дмитриевич, что скоро у вас будет много забот, но если будут какие-то мысли по управлению, пишите.

— Непременно, Ваше Величество.

Вскоре разговор подошел к концу и уже перед уходом Андрей задал вопрос, который относился к компетенции императора даже больше, чем принятие образцов нового оружия. Это новая военная форма. Тема щекотливая, потому что Александр Николаевич любил заниматься такими вещами лично, это была маленькая царская слабость. И вот здесь Андрей предвидел проблемы.

— Ваше Величество, есть вопрос по форме для полка в связи новым оружием. Боюсь, что принятая форма будет неудобна в боевой обстановке. Нужно куда-то крепить снаряженные ленты, к тому же полагаю, необходимы изменения для удобства ношения. Мое личное мнение, но и военные чины тоже советуют.

Александр Николаевич задумался, потом вздохнул и махнул рукой.

— По вашему усмотрению, князь. Здесь я вашим талантам доверяю полностью. Сам позже посмотрю с интересом — он с чувством пожал Андрею руку — Удачи, жду от вас сообщений.

Последней за этот день была встреча с Дмитрием Гавриловичем Бибиковым. Он застал его в министерстве перед самым уходом. Министр положил перед Андреем увесистую стопку бумаг.

— Здесь письма чиновникам на местах. Многие именные, но некоторые без обращения. Вы, князь, наши чиновничьи дела знаете, такая бумажка для многих важнее будет, чем далекое начальство.

Андрей бумаги взял, и понял, что теперь в его походном сундучке свободного места уже не останется.

Дмитрий Гаврилович расчувствовался и обнял его здоровой рукой.

— Ну, князь, воюй честно, как мы воевали, не посрами. С Богом.

Утром он уже сидел в вагоне поезда Петербург-Москва и смотрел, как мелькают пейзажи за окном. Здесь же, в вагоне, ехал его штаб. Недалеко от него сидел со своими людьми флегматичный Тихон Шептунов, а напротив поручик Стрешнев. Адъютант время от времени подозрительно озирался вокруг, видимо начинал понимать, в какое странное окружение он попал. Андрей внутренне потешался над его сомнениями. Сам он был спокоен. Наконец-то нервотрепка двух последних недель улеглась. Все прояснилось, и у него появилась ясная цель, от которой аж дух захватывало. В организме было легкое возбуждение и нетерпение от предстоящих дел, а натренированный мозг обдумывал планы и прикидывал варианты. Что же, как говорил, Дмитрий Гаврилович — С Богом.

Часть 2

Глава 1

Первые дни мая выдались в Лондоне на редкость ветреными. Плотный, порывистый воздушный поток шел со стороны Ист-Энда и разносил по городу чистые весенние запахи сельской округи, хотя бы на время разгоняя стелящуюся по улицам утреннюю гарь и смрад нечистот большого скученного города. Именно по этой причине форточки в кабинете премьер-министра Генри Джона Темпла третьего виконта Палмерстона были слегка приоткрыты. Весенний ветер хоть немного, но освежал пропахший дымом кабинет. Чертов камин дымил, но премьер-министр по-старчески не мог отказать себе в тепле. В этом глупом доме ничего не работало как положено. Неудивительно, что все премьер-министры после назначения на должность не торопились занять свое место на Даунинг-стрит 10. Однако принимать толпы посетителей в своем доме не было ни желания, ни возможности.

Столько всего на него свалилось сразу после назначения кабинета. Даже при деятельном характере и крепком, несмотря на возраст, здоровье премьер-министра, времени на все не хватало. Нужно было привести в боевой порядок поредевшие за зиму крымские войска, организовать рекрутский набор, и наконец, взять этот проклятый Севастополь. Набор провалили. Подданные королевы Виктории не торопились умирать на далеком востоке под саблями диких казаков. Также потерпела неудачу попытка нанять шведскую, испанскую армию и армии германских княжеств. Пришлось рекрутерам снова идти по кабакам и борделям, по-честному и обманом собирая войско для решающей битвы. Хорошо еще, что предыдущему кабинету удалось уговорить сардинцев. Однако Кавур наниматься не стал, и пошел на войну на правах союзника, а это говорило о том, что Сардиния не повиснет на британском денежном крючке и попадет под влияние Франции. Генри Джон Палмерстон вспомнил об императоре Наполеоне Третьем и в сердцах чертыхнулся. Тот еще прохвост. Столько забот, что Эбердин наверное, над ним сейчас потешается. Скинул на дурачка все проблемы и ушел в оппозицию.

Джордж Гамильтон-Гордон четвертый граф Эбердин сидел сейчас здесь же, в кабинете, недалеко от лорда Палмерстона и казалось, действительно потешался. Губы на его породистом старческом лице кривились в легкой ухмылке. Премьер-министр даже позавидовал — хорошо сейчас ему. Несмотря на то, что с Эбердином они постоянно соперничали в парламенте, общие дела связывали их крепко. Даже после отставки кабинета лорд Эбердин имел в парламенте большое влияние, и его фракция пилитов могла сильно испортить кровь Палмерстону. Могла, но пока не портила. Они все же делали общее дело, для которого сам Эбердин, занимая кресло премьер-министра, потрудился не мало. Именно он несколько лет пудрил мозги царю Николаю, уверяя, что сочувствует его политике в отношении Турции и даже намекал на возможность участия Англии в ее разделе. Именно он позже выкручивал руки европейским правительствам, понуждая их выступить на стороне Англии и Франции.

Эбердин много сделал для победы в восточной войне, но все же Палмерстону удалось перехватить инициативу и сместить кабинет своего противника. Все было проделано изящно. Рассел поехал репортером в пропахшие гноем и мочой лагеря воинов Ея величества в Крыму и оттуда разразился гневными репортажами в Таймс. Общественное мнение возмутилось, а Палмерстон в знак протеста покинул кабинет Эбердина, представ перед общественным мнением выдающимся патриотом. Это позволило ему после отставки кабинета самому возглавить правительство. Обижался ли на него Эбердин? Вряд ли. По крайней мере, Генри Джону хотелось так думать. Иметь личным врагом лорда Эбердина, который был советчиком королевы, и к тому же гораздо умнее его самого, лорду Палмерстону нужно было меньше всего.