Твой силуэт как иллюзия

— Вокруг меня одни циники, — девушка потянулась за вторым бутербродом.

— Почему же? Олег не такой.

— О, да. Братишка захлебнулся в любви.

— Не язви. Он по-настоящему счастлив.

— Если он так любит Копейкину, так почему они расставались?

— Это жизнь. Иногда так бывает. Они оба упрямые и гордые.

— И снова сошлись?

— И это жизнь. Их жизнь. Одна на двоих.

— Не понимаю.

— Ты любила?

— Да.

— Не похоже.

— Блин, я ложусь спать, — Алеся, доев бутерброд, отвернулась от парня. — Оставь меня, пожалуйста.

— Конечно. Скажи, если что-то понадобится.

— Ничего не нужно. Спокойной ночи.

— Ага.

Антонова действительно хотела уснуть и хотя бы на время забыть о боли, злости и ненависти, сжирающих её душу, но Слава со своими подружками решил, что сон в этой квартире сегодня под запретом. Что такого они могли делать, чтобы издавать такие звуки? Алеся не раз смотрела порно, сама занималась сексом и имитировала оргазм, но никогда прежде она не слышала подобных стонов. Они были настоящими. Без сомнения. Бессонов, кто же он такой, чёрт его дери?

— Алесь, — Миша заглянул в комнату, — тебе дать наушники?

— Он их режет, что ли? — не выдержала девушка.

— Эм… Нет.

— Всегда так?

— Как? — Громов вошёл и сел в кресло.

— Так. Всегда такие крики?

— Сколько помню, да, — блондин беззаботно пожал плечами. — Это секс, дорогуша. И, судя по звукам, отличный секс.

— Так чего ты не присоединишься?

— Поздно.

— Почему?

— Не имеет значения.

— Скажи, а с тобой женщинам так же хорошо?

— Ну и вопросы! Алесь, я не могу говорить о таких вещах с сестрой друга, пойми.

— Трудно ответить?

— Пф, — Миша почесал затылок. — Нет никаких оценочных таблиц. Секс либо хорош, либо нет. Это не зависит только от одного человека.

— Ясно.

— Так тебе дать наушники?

— Если можно.

Антонова не воспользовалась мощными наушниками парня. Напротив, она с мазохистским наслаждением вслушивалась в каждый звук за стеной. Разве так бывает? Секс — удовольствие? Это возможно? Она нервно курила в открытое окно и снова возвращалась в постель, где задыхалась от накатывающего возбуждения, комкая пальцами одеяло. Бывает. Да, так бывает. И прямо сейчас это происходит совсем рядом. Через тонкую стену от неё рождается истинное наслаждение, которое один мужчина дарит двум женщинам. Один мужчина. Дьявол. Или Бог?

Мог бы Олег подарить ей это наслаждение? Артамасов не смог. Миша сказал, что дело не в одном человеке. Значит ли это, что она сама виновата?

Алеся так и не уснула в эту ночь. Она слышала, как под утро уходили девушки, как Бессонов ходил туда-сюда по своей комнате, заглядывал в гостиную, где спал Громов, принимал душ. Она вышла из спальни, когда его шаги стихли на кухне.

Отчаянный шаг. Настоящее безумие, на которое она решилась. Сумасшедшая…

— Доброе утро, — Антонова села за кухонный стол.

— Доброе, — Слава варил кофе.

— Можно мне тоже?

— Да.

— Как спалось?

— Не спалось, — мужчина ухмыльнулся. — И ты знаешь это.

— У тебя красивое тату, — Алеся сложила руки в замок под подбородком, жадно пожирая взглядом обнажённую спину. Нижний край рисунка скрывался под поясом домашних шорт.

— Думаешь?

— Угу. Сексуально, — девушка пошла в атаку.

— Попроси своего парня набить такую же.

— Вряд ли ему пойдёт.

— Кто знает? — Бессонов налил кофе в чашки и поставил на стол. — Такси вызвать?

— Выгоняешь?

— Не вижу причин для того, чтобы задерживать тебя.

— Я тебя хочу, — решившись, выдохнула Антонова. — Это веская причина?

— Не причина вообще, — ни один мускул на лице Славы не дрогнул. Он сел напротив гостьи, взял чашку и сделал несколько глотков. Его выдержке можно было только позавидовать.

— Ты не удивлён?

— А должен?

— Хотя бы немного…

— Ни капли.

— И что ты ответишь? — Алеся смотрела на него, не отрывая взгляда.

— Ничего. Так тебе вызвать такси?

— Я хочу услышать твой ответ.

— А ты делала какие-то предложения? Ты озвучила своё желание, вот и всё.

— Мне прямо спросить?

— Попробуй, — Бессонов пожал плечами.

— Переспи со мной.

— Не интересует.

— Почему? Потому что я сестра твоего друга?

— Нет.

— Потому что мне семнадцать?

— Нет.

— Почему тогда? — девушка растерялась.

— Просто ты мне неинтересна. Я не Мишка, чтобы меня волновал факт твоего родства с Олегом, я не такой моралист, чтобы заморачиваться твоим возрастом. Меня просто не интересуешь ты. Я ответил достаточно ясно?

— Яснее не бывает.

— Пей свой кофе и собирайся. Я вызову такси. Извини, подвезти не могу.

— Подумай ещё раз.

— Мой ответ не изменится.

На что она надеялась? На чудо, не меньше. Решившись на подобное, она должна была пойти до конца. Слава поверил, что на этом всё закончится? Наивный… Она поставила перед собой цель. Блажь? Прихоть? Нет. Желание понять саму себя. Кто она? Что она? Неужели она никогда не узнает, что такое удовольствие? Почему она не может позволить себе хотя бы эту малость, раз у неё отняли любовь? Почему нет? Почему? Кто-то получает всё, а кому-то не достаётся и жалких крох. Разве это справедливо? Она ведь не просит невозможного! Она лишь хочет почувствовать, что такое наслаждение, узнав о его существовании.

— Пошевеливайся. Я дико устал, а у меня ещё рабочий день впереди, — Бессонов поставил пустую чашку в раковину.

— Работаешь?

— Удивил? А ты не знала, что взрослым надо работать, чтобы вкусно кушать и жить в тепле и комфорте?

— У тебя вроде богатые родители…

— И?

— Я, конечно, слышала от Олега, что ты при деле, но думала, что ты помощник отца. Как-то так.

— Не равняй всех по своему молокососу, детка.

— Он не мой.

— Неважно.

— Слав?

— М?

— А тату у тебя правда сексуальное.

— Собирайся, — мужчина усмехнулся.

И что вбила себе в голову эта ненормальная? Он в её игры играть не собирается. Ему только детских забав не хватало. Девочка с катушек слетела? Нет, он чувствовал, что её желание настоящее, но не мог избавиться от мысли, что всё это так или иначе связано с Олегом. Не имея проблем с женщинами, Бессонов не кидался на всех подряд. Зачем? Он мог взять любую. Он выбирал. Не его. Открыто предложив себя, Алеся не потешила его самолюбие, совсем нет, она не сделала ровным счётом ничего — ему было плевать. Он не услышал ничего нового. Неинтересно.

— Спасибо, что не выгнал ночью, — Антонова встала из-за стола, так и не притронувшись к кофе.

— Надеюсь, больше я тебя здесь не увижу.

— Посмотрим.

— Детка, разберись в себе. Оставь Олега. Он не твой корабль, но не надо бросаться в первую подвернувшуюся шлюпку.

Глава 11

Костя вздохнул: он мечтал о прохладном душе, снимающем усталость, чашке крепкого кофе и парочке бутербродов с толстыми кусками варёной колбасы, а вместо этого ему пришлось по срочному звонку брата вернуться в офис за документами. И это в полночь! Хотелось от души выругаться, что Кондратенко и сделал, но Дмитрий не оценил и, потребовав отчёт утром, бросил трубку. Когда дело касалось работы, Сизов становился настоящим маньяком, не жалеющим ни себя, ни других. Гнида.

— Константин Юрьевич? — Стрельницкий, делающий обход территории, замер возле ворот, увидев выходящего из машины начальника.

— Привет ещё раз. Напарник где?

— Это…

— Спит? Отлично. Не хочу лишних разговоров. Я по делу. Мне нужно подняться в кабинет.

— Но…

— Стрельницкий, я чертовски устал, а когда я уставший, то злой как собака, которую в задницу ужалила оса. Ты меня не видел, ясно?

— Да, Константин Юрьевич, — Алексей опустил голову. Было в этом жесте что-то обречённое, но Костя списал всё на страх перед Финогеновым. Приказы Щербатого здесь выполнялись беспрекословно. Если начальник СБ сказал никого не пускать, то это касалось всех без исключения. Кондратенко мог бы позвонить ему, получить добро и успокоить тем самым растерянного охранника, но тогда ему пришлось бы сознаться, что документы, отчёт по которым брат велел подготовить ещё три дня назад, он благополучно забыл в сейфе, закинув их туда вместе с каким-то глянцевым журналом, на обложке которого красовалась полуголая певичка. Пела певичка дерьмово, но сиськи у неё были шикарные.

— Выдохни, я мигом, — Костя проскользнул мимо Стрельницкого. Будто ему самому хотелось тащиться сюда! Умеет же Толик страху на подчинённых нагнать… И не его в том вина, просто маньяк генеральный за малейшую оплошность не пощадит даже любовника, выдрав без вазелина в своём кабинете. Нет, он не будет прикасаться, но и слов хватит, чтобы почувствовать адское жжение в заднице, будто туда раскалённую кочергу сунули и, с садистским удовольствием повертев в разные стороны, резко выдернули.

Кондратенко наощупь поднялся на второй этаж и бесшумно пошёл по тёмному, но знакомому до каждого сантиметра коридору к своему кабинету. Может, бросить всё и к ядрёной матери уволиться, пока братец его до психушки не довёл? Ага, тогда папаша живьём сожрёт и не подавится, а косточки аккуратно сплюнет в мусорку, и не в ближайшую, а в ту, что вонючей и грязней других будет.

Проходя мимо уборных, Костя замер: за дверью с буквой «Ж» на табличке кто-то был. Еле слышимые шорохи ещё можно было списать на галлюцинации или нечто похожее, но резко ударивший по дну раковины поток воды, хлынувшей из открытого крана, ясно свидетельствовал, что в туалете кто-то был, и этот кто-то никак не мог оказаться спящим напарником Стрельницкого или им самим. Рука сама потянулась к двери. Кондратенко, на мгновение зажмурившись от яркого света, ударившего по глазам, шагнул внутрь помещения, выложенного чёрно-белой кафельной плиткой, и в немом изумлении уставился на испуганную молодую женщину, которую и язык-то не поворачивался назвать женщиной, отпрянувшую от раковины и выронившую ножницы, со звоном брякнувшиеся на пол, в шелковистую перину из безжалостно отрезанных рыжих волос.

— Ох, — выдохнула Настя, глядя на мужчину затравленным зверем.

— Старикова?!

— Перовская, — машинально поправила она глухим голосом.

— Охереть, как это сейчас важно, — Костя покачал головой, разглядывая наливающийся здоровенный синяк на бледном лице, размазавшуюся тушь и торчащие в разные стороны когда-то длинные волосы, которые теперь рассыпались огненным ковром под ногами девушки. — Старикова, жду тебя в своём кабинете. В твоих интересах явиться туда как можно быстрее.

Оставшись одна, Настя опустилась на колени и дрожащими руками стала собирать свои волосы в кучу. Её волосы, её гордость и предмет зависти и восхищения многих... Она без сожаления избавилась от этого. Муж пропадал где-то все выходные и вернулся, когда она была на работе, а дождавшись… Нет, он не простил ей самовольной отлучки. Друзья? Какие у неё могут быть друзья? Шашлыки? Дома жратвы нет? По лицу он ударил всего раз, но и этого хватило, чтобы отвратительное сине-фиолетовое припухшее пятно расползлось по коже. Потом он бил куда придётся, избегая мест, которые нельзя скрыть под одеждой. Напоследок, намотав роскошную рыжую копну на мощный кулак, он рывком заставил её смотреть прямо ему в глаза и выплюнул: «Шлюха!» Всего одно слово, но внутри всё перевернулось. Впервые он обвинял её в измене, и ничего хорошего в будущем это не предвещало. Настя сбежала, когда муж, выпив на ночь по традиции, забылся мертвецким сном. Куда податься? Вызвав такси на последние деньги, отложенные на проезд, Перовская поехала на работу. Смена Стрельницкого. Лёшка поможет. Он хороший человек. Человек, которому когда-то помогла она. Ей нужна была эта ночь, чтобы обдумать дальнейшие действия. Стрельницкий, увидев девушку в таком состоянии, засыпал её вопросами, но она упрямо молчала, озвучив только свою просьбу. Алексей не смог отказать. Когда-то именно Настя спасла его брак, внезапно затрещавший по швам. Подруга его жены. Солнечная девочка с веснушками. Девочка, от которой вдруг отвернулось солнце…

— Можно? — Перовская робко постучала в дверь Кондратенко.

— Проходи, — мужчина сидел за своим рабочим столом, бегло просматривая документы.

Она, неуверенно потоптавшись на пороге, всё же вошла в кабинет и, сделав несколько шагов, застыла перед начальником.

— Садись, — он не поднимал головы, — и рассказывай.

— Что?

— Всё рассказывай. И лучше выпей, — Костя небрежно кивнул на стоящую на краю стола бутылку виски. — Посуда в первом от двери шкафу. Мне тоже налей.

— Зачем вы…

— Мне повторить?

— Нет, — девушка подошла к шкафу, достала из него два обыкновенных стакана, вернулась к столу и в нерешительности посмотрела на бутылку.

— Твою мать… — Кондратенко отложил бумаги и резанул взглядом по подчинённой. — Сядь, — он махнул рукой в сторону кожаного диванчика, стоящего в углу кабинета. Поднявшись и обойдя стол, он сам наполнил стаканы, искоса поглядывая на Настю, мелкими шажками перебравшуюся к дивану и севшую на краешек.

— Пей, — Костя вплотную подошёл к Перовской и вручил ей стакан. — Пей, Старикова, и рассказывай. Или ты всё расскажешь мне, или, прости, я позвоню начальнику службы безопасности и поинтересуюсь, какого чёрта творят его подчинённые.

— Не надо! Пожалуйста! Лёша не виноват!

— Рассказывай.

— Константин Юрьевич, я уйду. Прошу вас, пожалуйста, давайте забудем? — Настя с силой сжала стакан двумя руками.

— Старикова, не трясись. Ничего мы не забудем. Я слушаю, — мужчина плюхнулся на диванчик рядом с ней, вытянул ноги и, повернув голову, кивнул, показывая, что ждёт.

— Константин Юрьевич…

— Старикова!

— Перовская…

— Мне звонить Финогенову?

— Нет…

Настя сдалась. Её понесло. Будто выключателем щёлкнуло. Она рассказала всё, ничего не утаив и не приукрасив. Вылила ведром помоев в выгребную яму. Без надежды на что-то. От страха и отчаяния. Она говорила, выворачивая истерзанную душу наизнанку, всхлипывая и словно очищаясь от грязи прозрачными слезинками, срывающимися с ресниц.