Еретик. Книга 2

— Хватит! — строго оборвал Ансель, и его резкий тон действительно заставил Гийома замолчать. — Пусть сам ты и готов сочинять песни, превознося низменную похоть плоти, мог бы проявить уважение к тем, кто поступает иначе или хотя бы притвориться, что умеешь это делать! Тебе, как знатной особе, это пригодится для дипломатии.

Гийом невольно вздрогнул от жара его речей. Ансель так редко позволял себе проявлять чувства. Насколько же сильной должна была быть его неприязнь, если она взяла над ним верх и заставила его выйти из себя?

И все же промолчать в ответ на его предложение Гийом не сумел.

— Притвориться? — хмыкнул он. — Врать, то есть?

Ансель устало закрыл лицо руками и тихо застонал, и отчего-то этот звук привел Гийома почти в ужас. Раньше ему доставляло истинное удовольствие слушать, как его наставники стенают и почти плачут от его несносности, но Ансель…

— Простите! — округлив глаза, пролепетал Гийом, подавшись вперед, но замер на полушаге. Он хотел положить руку учителю на плечо в знак утешения, но не решился. Как будто коснуться его сейчас было бы лицемерием и очередным оскорблением.

Ансель тем временем отнял руки от лица. Он сумел вернуть самообладание, однако Гийом чувствовал, что ранил своего учителя. Осторожно, точно боясь, что его оттолкнут, он все же положил руку Анселю на плечо.

— Я… безнадежен, да? Вы так считаете? Я привожу вас в неистовство своими разговорами?

Ансель вздохнул. Он не отстранился от Гийома и не посмотрел с осуждением. Скорее, в его взгляде стояло прощение, и отчего-то Гийому оно казалось куда более тяжелым, чем ярость или гнев.

— Я все еще не понимаю вашего отношения к этим разговорам, — честно произнес Гийом. — Но я постараюсь… сдерживаться. Если вам от этого так плохо.

Ансель тепло улыбнулся. Во взгляде его скользнула искренняя благодарность.

— Спасибо, Гийом.

— Мы продолжим разговор? — осторожно поинтересовался юноша. — Вы… объясните, почему, — он мучительно подбирал слова, стараясь осторожничать, — то, о чем я говорил, так плохо?

Ансель улыбнулся, вздохнул и покачал головой.

— Я имел в виду не совсем это, — снисходительно ответил он. — Я говорил о том, что ты зря считаешь хорошей новостью то, что мы рождаемся вновь — людьми или животными.

— Почему? — Гийом удивленно округлил глаза.

— Не пойми меня превратно, но я считаю, что эту мысль тебе может оказаться сложнее усвоить. Так что не удивляйся: начну издалека.

Скрестив руки на груди, он устремил взгляд вдаль, а затем вновь посмотрел на Гийома.

— Скажи, что побудило тебя сегодня извиниться? Когда ты обозвал меня.

Гийом беззаботно ухмыльнулся.

— Подумал, что иначе вы меня прибьете, и решил, что проще извиниться.

— Нет, — довольно строго возразил Ансель.

— Нет? — сумел лишь переспросить Гийом. Ансель вновь одарил его улыбкой.

— Мы оба прекрасно знаем, что я не «прибил» бы тебя, как ты изволил выразиться. Даже не ударил бы. Так что извинился ты не из страха. Подумай еще.

Гийом поморщился.

— Ну, извинился, — нехотя сказал он, — потому что был неправ. И сказал то, что не считаю правдой. Я же не думаю, что вы сукин сын! — Он снова хмыкнул. — А я считаю, что говорить нужно только то, что на самом деле думаешь.

— Уже ближе. Подумай еще.

— Да что еще-то?! — возмутился юноша.

— Кроме того, что это было неправдой. Что еще?

Гийом закатил глаза и раздраженно вздохнул. Вопросы о том, что побуждает его идти на те или иные поступки, попытки понять свою мотивацию и чувства — все это вызывало у него усталость, которая рисковала перерасти в настоящую головную боль. Дабы избавить себя от этих неприятных переживаний, он уже давно старался просто не задумываться об этом, а жить, как живется.

— Ничего больше, — буркнул он.

— И снова нет. Ты знаешь ответ, просто не хочешь его осмысливать.

— Может быть, тогда осмыслите за меня? — ядовито прищурился Гийом.

— Нет.

— Да почему нет-то, черт возьми?! — в сердцах воскликнул Гийом. Ансель хранил безмолвие, красноречиво глядя на ученика. Тот терпеливо вздохнул и постарался сосредоточиться. — Ну… я…

Он вновь с надеждой посмотрел на Анселя, но тот покачал головой: я не стану тебе помогать. Ты должен сам.

— Это бесполезно, — вздохнул Гийом.

— Вовсе нет, — внушительно произнес Ансель, и юный граф вдруг понял, что все же знает правильный ответ. Только он ему не нравился. Гийом обиженно уставился на невозмутимого учителя.

— Ну ладно! Мне стало стыдно! Совесть. Это она. — Он раздраженно всплеснул руками. — Довольны?

— Вполне.

Краешки губ Анселя чуть поползли вверх в легкой улыбке, и Гийом едва не задрожал от злости, но сумел совладать с собой. Он вспомнил, как сильно это вежливое, сдержанное и уверенное поведение раздражало его в первую встречу с Анселем. Тогда он попытался победить учителя своим напором, но проиграл. Из этого он вынес ценный урок: стоило вести себя иначе. Ансель искренне ценил умение сохранить лицо, значит, именно это и стоило сделать. Смиренно продолжить беседу, а не выходить из себя.

— И что теперь? — вздохнув, спросил Гийом.

— Теперь скажи мне, что такое совесть? Что значит «стыдно»?

— Издеваетесь? — чуть не взвыл юноша.

— Попытайся. Я верю, у тебя получится.

— Никак не возьму в толк, зачем вам это, — буркнул Гийом, насупившись, но заставил себя собраться с мыслями. — Ладно, — протянул он. — Боже… «стыдно» — это… такое чувство, наверное.

— Верно, чувство, — кивнул Ансель. — Дальше?

«Да сотри ты с лица это гадкое выражение! Я не жалкий, не надо меня так подталкивать!» — внутренне вспылил Гийом и удивился собственным мыслям. Ансель, похоже, уловил их, и смиренно опустил голову.

— Похоже, настал мой черед извиняться перед тобой. Позволь мне перефразировать свой вопрос. Возможно, так теперь будет проще ответить. Поверь, ответ будет важен. Для тебя самого — в первую очередь.

— Уверены? — скептически прищурился Гийом.

— Да.

— Ладно.

Ансель миролюбиво посмотрел на него.

— Скажи мне лучше откуда берется чувство. Любое.

— Вы же сказали, что будет проще! — обиженно воскликнул Гийом.

— Повторюсь: я верю, что ты сможешь.

— Зря, — фыркнул Гийом, но вера в глазах учителя оказалась сильнее его упрямства. — Ну, хорошо. Черт. Откуда? Ну, чувство, это… эмоция. Переживание. Часть характера… что еще?

Ансель кивнул.

— Не злись на меня, Гийом. Ты все говоришь правильно. — Он улыбнулся. — Осталось совсем немного. Скажи, откуда берутся чувства и эмоции? Переживания. Характер. Что за этим стоит? Что дает человеку жизнь? Кроме тела, кроме воспитания и знаний в его памяти. Что у него есть самое важное, помимо всего этого? Что стоит во главе всего этого?

Гийом поднял голову, недоверчиво прищурившись, и посмотрел учителю в глаза. Единственный пришедший ему в голову ответ на все эти вопросы был простым и будто бы слишком очевидным, чтобы быть правдой, но…

— Душа?..

— Верно.

Гийом улыбнулся, качнув головой:

— Ладно, что теперь? Спросите, что такое душа? — Он нервно усмехнулся. — Если так, клянусь, я нападу на вас и сбегу. Плевать, как и куда.

Ансель недовольно скривил губы.

— Прошу, Гийом, постарайся… хотя бы поменьше клясться. Особенно по таким пустякам.

Юноша недоуменно посмотрел на него, но вопросов задавать не стал.

— Вернемся к нашему разговору, — миролюбиво предложил Ансель. — Выходит, даже такое простое действие, как извинение за невольно вырвавшееся бранное слово — есть побуждение души. Ты согласен?

Гийом прищурился.

— Пожалуй… — протянул он.

— А откуда у человека душа?

— Ради Бога, Ансель, хватит! — мучительно протянул Гийом. — Я не знаю, не я же помещаю души в тела людей! Это… — Он вдруг замялся, поняв, что его осенило. — Это делает Господь.

Ансель одобрительно улыбнулся.

— Верно. Осознаешь ли ты, что из этого следует?

Гийом сжался.

— Вы и здесь заставите отвечать меня? — жалобно спросил он.

Ансель тихо рассмеялся.

— Не заставлю, — примирительно сказал он. — Из твоего же собственного вывода следует, что любое чувство, любая мысль и любое действие — все это порождено душой, то есть, именно из нее берет начало.

Гийом вдруг понял, что завороженно слушает учителя, едва не раскрывая рот. Прежде за ним такого не водилось. Придя в себя, он подобрался и повел плечами.

— А как ты думаешь, — продолжал Ансель, — можно ли почувствовать душу?

Гийом пожал плечами.

— Наверное, да.

Ансель замолчал, внимательно наблюдая за учеником. Тот запустил руку в волосы и замер. Его лицо напряглось от тяжких раздумий.

— Душу можно отыскать в любом действии, которое мы совершаем, — мягко проговорил Ансель, пока что не развивая мысль дальше.

Гийом недоверчиво покачал головой.

— А если действие дурное? А если сложно различить, желал человек плохого, или хорошего?

— Это всегда можно различить, если уметь прислушаться. Хорошенько прислушаться. На самом деле, человек всегда способен отличить, идут его помыслы от души... от Бога, от добра — по сути, в данном случае, это одно и то же — или нет. Просто многие не желают этого понимать.

Гийом мучительно размышлял, нахмурившись, закусив губу и глядя себе под ноги. Эта мысль была странной. Очень странной. Ему сразу же пришло в голову несколько примеров, в которых сложно различить добро и зло. И самым первым примером этой сложности он посчитал самого себя...

— Простейший пример — это ты, Гийом, — улыбнулся Ансель, и юноша резко поднял голову, воззрившись на него округлившимися от удивления глазами. — Ты спрашивал, отчего я взялся учить тебя, почему стал тебя терпеть? Почему не злился? Все просто. Твои помыслы идут от души. И это заметно, даже когда ты стараешься это скрыть. Даже когда ошибаешься, и твои действия выглядят так, будто ты действуешь во зло.

— Далеко не все, что я делаю — добро. Да меня это и устраивает! — возразил Гийом и посмотрел на учителя исподлобья, вдруг расплывшись в неожиданно злой улыбке. — Люди, которые говорят, что творят только добро, часто оказываются лицемерными. Либо они не понимают, что их добротой можно пользоваться. Вы уверены, что это так уж легко различить, и я — простейший пример?

— Беру свои слова обратно, не простейший, — слегка улыбнулся Ансель, — но все еще пример. Очень яркий.

Гийом снова почувствовал, что начинает злиться.

— Как угодно, — угрожающе мягко проговорил он, не отрывая прищуренного взгляда от учителя.

Ансель вздохнул, отведя глаза и продолжая едва заметно косо улыбаться.

— Возьмем более конкретный пример, — продолжил учитель. — Я недавно видел, как ты просил отца дать денег и новую лошадь мельнику, который живет на границе вашей земли, близ реки, и поставляет в ваш дом муку. Зачем ты так себя повел?

— У него издохла лошадь и слег с лихорадкой сын, который ему помогал. Как бы он работал дальше, если бы мы не помогли? У нас бы не было муки, чтобы печь хлеб, либо пришлось бы дорого покупать у соседей. А мельник бы обеднел и жил в голоде. Кому было бы от этого лучше? А так он нам еще и благодарен, и будет лучше работать. К тому же, он ведь живет на нашей земле. Я чувствую за таких людей ответственность.

— Понятно. Не буду мучить тебя вопросами, так как суть ты уже понял. Поверишь на слово, если я пропущу начало?

— Наверное, — недоверчиво отозвался Гийом.

— Хорошо. Итак... у твоей просьбы к отцу было две основных причины. Одна из них достаточно простая: выгода. Потребность в муке, которую вам поставлял этот человек. Так? — Он дождался от Гийома кивка. — И вторая: ты посочувствовал этому мельнику и его семье, которая могла остаться жить в голоде.

— Пожалуй, — не стал отрицать юный граф.

— И какая из этих причин идет от души?

— Вторая, — пожал плечами Гийом. — Но я и в первой не вижу ничего плохого.

— Я и не говорю, что она плоха. Но ты не задумывался, отчего нам требуется некая материальная причина, чтобы проявить сочувствие?

— Не задумывался, — честно сказал Гийом.

— Сочувствие и сострадание являются порывами души, идущими от Бога, как мы выяснили. Понимаешь, почему я задал столько вопросов? Скажи я без предисловий, что тобой движет сочувствие, идущее от Бога — как бы ты отреагировал?

— Я бы посмеялся... от души, — ухмыльнулся юноша, кивая.

— Вот именно, — развел руками Ансель. — Так вот. Если душа — есть первопричина любого чувства и действия — хорошего действия, если выражаться проще — то для чего же нужно все остальное? Почему для того, чтобы что-то подобное проявить, нужен повод? Разве не было бы проще, не будь этого повода? Душа, — он призадумался, — без посредничества.

— Не понял, — нахмурился Гийом.

— Почему понадобилось какое-то несчастье, чтобы проявить сочувствие к этому мельнику? Голод, болезнь, недостаток денег — какие-то мирские причины. Разве позволять своей душе действовать напрямую, а не только по мрачному поводу, было бы не проще?

— Это... — Гийом моргнул. — Не знаю. Сложно! — Он потер руками лицо, мучительно пытаясь понять, куда клонит учитель. — Вы хотите сказать, что чувства всегда пробуждаются чем-то плохим? Но это же не всегда так. Если… — Он замялся. — Например, если ешь вкусную еду, — он с тоской бросил взгляд на особняк, — то это же приятно. Радость тоже идет от души, разве нет?

— А почему нельзя испытывать радость просто так? Почему для этого нужен какой-то повод? Условие?

— Не знаю, почему. Просто... так повелось.

— Этот повод все только усложняет. Он становится препятствием между тобой и радостью. Лишь в одном случае для счастья не нужен никакой повод. — Ансель очень серьезно посмотрел на ученика, убедившись, что полностью завладел его вниманием. — Когда душа человека свободна от этих условностей. Когда ты един с Богом — безо всяких препятствий и условий. Когда ты полностью свободен.