Эронинз

— Именно поэтому я поведу подкрепление — необходимо обеспечить безопасность того места, — ответил Маваши. Поняв, что не ответил Дайчи, он снова включил микрофон. — Дайчи, возвращайся на командный этаж. — Так и не получив ответа, он выругался и направился к выходу.

Ирука направился за ним, спрашивая: — Я хотел бы пойти с тобой.

Маваши некоторое время изучал его, прежде чем сказать: — Хорошо, но наша главная цель состоит в том, чтобы предотвратить освобождение заключенных в секции строгого режима. Сейчас не время искать потерявшихся учеников.

— Ты ошибаешься, — сказал Ирука и понял, что начальник тюрьмы собирается изменить свое решение и оставить его здесь, поэтому сразу добавил: — Я прекрасно знаю, что это не может иметь более высокий приоритет, чем блокирование нападающих, но нет никаких причин, по которым я не могу сделать и то, и другое.

Начальник тюрьмы ухмыльнулся и сказал: — Идеалист до конца, верно?

Ирука кивнул, прежде чем ответить: — Быть учителем — значит всегда пытаться найти потерянных учеников. В конце концов, именно они нуждаются в нас больше всего.

Маваши вздохнул, прежде чем ответить: — Хорошо, пойдем. Но постарайся сделать так, чтобы тебя не убили. Судя по тому, что я видел по твоему общению с пленниками, твое желание всем помочь, может сыграть очень плохую службу.

Ирука кивнул и последовал за надзирателем, опасаясь, что тот прав. Конечно, большинство людей сказали бы то же самое о Наруто, поэтому он полагал, что действительно может оказать своему бывшему ученику плохую услугу.

* * *

*

— Это довольно странно, — сказал Наруто своей любовнице Биджу, но не получил ответа.

Основной причиной было то, что в Киёми начали нарастать страх и чувство вины, которые заставили ее вспомнить том, насколько сложные были отношения между ней и Наруто, когда она ставила свои эксперименты на Тифе и других ниндзя Таки. Она не была уверена почему, но по мере их продвижения через пустую базу, это чувство только усиливалось. Размышляя об этом, она вспомнила, что это чувство было основано на страхе, что в какой-то момент он устанет от ее своеволия и просто бросит ее. Или, точнее, начнет видеть в ней монстра, особенно потому, что она несет ответственность за смерть как его родителей, так и множества других шиноби деревни. И все же, она была слишком горда, чтобы признаться в этом, особенно потому, что считала, что действует в его интересах.

Биджу удивилась, почему она сейчас начала думать об этом, но приписала это легкому упреку, которое Наруто сделал в отношении ее заявления о Момо. В конце концов, когда дело доходило до швыряния камней в отношении действий жрицы, она действительно действовала необдуманно и предвзято. Ее первоначальна реакция, являющаяся намерением отплатить жрице, заставила красноволосую задуматься, изменилась ли она и способна ли вообще на это. В конце концов, ей было легко вести себя высокомерно только потому, что один из людей, которым она причинила зло, простил ее. Она почувствовала себя еще хуже из-за того, что ответила ему, особенно потому, что знала, что Наруто тяжело далось достижение той точки, когда он стал готов сражаться с Саске до смерти.

Надеясь, что она не причинила сильного вреда их отношениям, Киёми сказала: — Наруто, прости меня за то, что я сказала раньше.

Часть ее ожидала, что ее любовник будет смущен, поскольку обычно он не держал ни на кого зла, не говоря уже о том, что если бы он обиделся на нее, то сразу сказал бы ей об этом. Однако, когда его взгляд остановился на ней, то в нем не было той теплоты, к которой она привыкла. После нескольких секунд молчания, он наконец произнес: — Чего еще ожидать от чудовища.

— Ч... что, — удивленно ответила Киёми, — ты же не это имеешь в виду.

— Я сказал правду, — ответил Наруто, делая шаг вперед, что заставило ее отступить. — Ты убила моих отца и мать, не говоря уже о том, что была самым большим источником боли в моей жизни. Неужели ты и вправду думаешь, что я все это пустил на самотек? Ты была полезна мне, но не более того.

Каждое слово вонзалось в сердце Киёми словно нож, и казалось, это было доказательством того, что растущее в ней чувство вины имело реальное основание. Наруто сделал по направлению к ней еще один шаг к ней, и она повторила его, отступая от него. — Ты действительно веришь, что я смогу полюбить такое создание, как ты? Существо, настолько поглощенное собственной обидой и болью, что человечество приравняло тебя к стихийному бедствию. Но ты не заслуживаешь даже этого титула, поскольку такие бедствия не являются демонами, которые несут угрозу и разрушения всему и вся просто потому, что были в плохом настроении.

Киёми прижалась спиной к стене и чуть не плача, произнесла: — Я знаю, что в прошлом поступала неправильно, но я изменилась. — Тем не менее, Наруто продолжал приближаться к ней и, заметив, что он достал свои клинки, она испугалась, что он собирается напасть на нее, поэтому взмахнула перед собой рукой, вызывая между ними стену пламени. Из-за спешки и страха пламя оказалось гораздо сильнее, чем она ожидала, что заставило Наруто отпрыгнуть назад, чтобы не быть поглощенным им. Испугавшись, что едва не навредила ему, она сказала: — Прости, я не хотела...

Наруто просто посмотрел на нее холодным взглядом и сказал: — Чего еще стоило ожидать от демона?

* * *

*

— Это довольно странно, — сказал Наруто, ожидая, что чтобы добраться до Мито, ему придется сражаться с легионами злодеев.

Джинчурики был смущен отсутствием реакции Киеми и начал задаваться вопросом, не был ли он слишком строг к ней за то, что она сказала в отношении Момо. Он знал, что временами его возлюбленная принимала слишком близко к сердцу критику по поводу того, какой она была в прошлом, тем более, что временами она словно возвращалась к тому, кем была, особенно когда дело доходило до угроз в его адрес. Он объяснял это не только ее чувствами к нему, сколько тем, что для нее он олицетворял множество жертв ее неистовств, и пока он прощал ее, она, в сущности, чувствовала себя прощенной и за них.

Наруто не был согласен с ней в этом, поскольку верил, что в действительности это был вопрос не столько внешнего прощения человека, сколько того, что происходит внутри нее самой. В конце концов, даже если он простил ее, это не означало, что это сделали все, кого она так или иначе обидела. Его мать тоже была глубоко обижена на нее, хотя ему казалось, что с тех пор, как они стали делить его, это чувство начало исчезать. Тем не менее, Наруто хотел, чтобы она сделала более серьезные усилия, чтобы она извинилась не только перед ним, но и перед некоторыми другими людьми, которых так или иначе обидела. Он не говорил об этом в первую очередь из-за боязни того, что в этом случае подобное желание не возникнет у нее самой, а просто он вложит эту мысль в ее голову.

Он встряхнул головой, чтобы сосредоточиться на предстоящей задаче, тем более что начал чувствовать, будто вокруг него начал витать призрак из прошлого. Он приписывал это ощущение чувству вины за то, что Киёми сказала ему в отношении Саске. Хотя она и не обвиняла его в этом, но часть его чувствовала, что причина, по которой он смог вычеркнуть Учиху из своей жизни, заключалась в его гареме. Конечно, Саске довольно ясно дал понять, что решил разорвать с ним связь, не говоря уже о том, что умышленно лишил жизни нескольких ниндзя Кумо во время попытки похищения джинчурики Восьмихвостого. Но часть Наруто чувствовала, что если бы не его истинные узы с женщинами, которые теперь были связаны с ним, то он был бы более готов игнорировать эти действия, чтобы сохранить свою связь с Саске.

— — ->

Глава 80.6

Глава 80.6

— — ->

В конце концов, Наруто признал, что в сущности он был довольно эгоистичным человеком. Для доказательства этого ему достаточно было обратиться к своей давней мечте стать Хокаге ведь в конце концов он понял, что единственная причина, по которой он хотел получить эту должность заключалась не в том, чтобы сделать жизнь других лучше, а в том, чтобы купаться в восхищении окружающих. Наруто чувствовал, что основной причиной, по которой он настолько фанатично преследовал Саске заключалась именно в желании получить признание от того, кого он всегда хотел превзойти.

Со временем Наруто начал верить, что почти все люди были в большей или меньшей степени мотивированы личным желанием, просто некоторые желания были более приемлемы для посторонних зрителей. Например, Наруто чувствовал, что его отец действительно был великим Хокаге, но только потому, что он хотел быть таким даже больше, чем хотел быть семьянином. Наруто чувствовал, что его собственные первоначальные желания стать Хокаге были основаны только на желании признания, как и действия его отца, когда Киёми оказалась освобождена, были основаны на его желании исполнить долг Хокаге, поэтому для него, для достижения этой цели, никакие жертвы не были слишком велики. Он даже зашел так далеко, что пожертвовал своей женой, позволив ей умереть, а также обрек своего сына на становление джинчурики. Возможно, он действительно чувствовал, что делает это для блага мира в целом, но Наруто чувствовал, что его действия были основаны лишь на сохранении его наследия.

Такое чувство у него возникло потому, что и его мать, и он сам, были членами деревни и, откровенно говоря, в тот день имели право на защиту Хокаге ничуть не меньше, чем все остальные. Также он чувствовал, что по сути, Гаара попадает в ту же ловушку, поскольку не требовалось особого труда, чтобы утверждать, что действия в интересах деревни оправдывают все ужасы того, что он в теории мог сделать с Сари. Но в конце концов, он чувствовал, что их действия были мотивированы таким же личным интересом, как и его. Просто, поскольку их действия принесли или могут принести пользу их деревням, люди, которые извлекли из них пользу, гораздо с большей готовностью склонны превозносить их.

Тем не менее, после его последнего боя с Саске, Наруто почувствовал, что признание Учихи больше не было тем, чего стоит добиваться любой ценой, в том числе игнорируя страдания, которые он распространял. И свидетельство того, как он попытался убить Микото, было катализатором этого понимания. По правде говоря, желание получить его признание стало исчезать почти сразу, как только он открыл свиток, который дал ему Кандзи. В конце концов, соблазнение Ино и закружившиеся после этого события практически заставили его забыть о том, что заставило его тренироваться в течение последних трех лет.

Таким образом, Наруто действительно испытывал чувство вины за то, что в сущности бросил Саске одного в тюрьме ненависти, и это при том, что он считал, что с его стороны изначально было довольно высокомерно думать, что он может заставить Учиху измениться. Часть его чувствовала, что если бы не его любовницы, то он продолжал бы преследовать эту цель и если бы так и не смог заставить Саске признать его, а смог лишь заставить его вернуться, то Учиха просто потерял бы смысл жизни. Чувство вины заставляло Наруто бояться, что после того, как он заявил, что его целью было вернуть Саске, после достижения своей цели, ему просто стало бы все равно, если бы Учиха в очередной раз оказался в одиночестве, поскольку он чувствовал бы, что достиг так желаемого им признания и построил связь, которая также была важна и для Учихи.

Конечно, Наруто теперь понимал, что связь требует, чтобы ее ценили оба человека, а он получил свой ответ от Саске еще во время их столкновения в Долине Конца. Да и позже Саске не раз показывал, что для него имели значение только его собственные цели. Наруто чувствовал, что так же вел себя и Гаара в отношении к Сари, поскольку в обычных обстоятельствах их связь могла иметь смысл. Как только его действия стали противоречить целями Гаары быть признанным великим Каге, также, как было и с Саске, когда тот решил, что их дружба не так важна, как его желание отомстить Итачи, их связь стала отходить на второй план.

Наруто верил, что отказ от Саске является непростительным для того, кто утверждает, что хочет иметь связи с людьми, но теперь понял, что его упорство было вызвано тем, что было слишком мало тех, кого он считал своими друзьями, и он был довольно жаден, чтобы отпустить даже одного из них, даже если этот человек ясно дал понять, что его собственные амбиции для него гораздо важнее. Когда он развил действительно значимые связи, стало легче, хоть все еще и оставалась крупица вины, что он мог быть слишком поспешен в отношении своего движения вперед.

Наруто почувствовал себя виноватым, когда ему показалось, что он услышал, как Киёми что-то сказала, но, попросив повторить, он посмотрел в ее направлении и вместо нее увидел стоящего перед собой Саске. Учиха выглядел так же, как и во время их последнего столкновения, поэтому, сделав шаг ему навстречу, он с угрозой в голосе спросил: — Ч... что? Откуда ты взялся? Где Киёми?

Комната словно стала темнее, чем была раньше, и Саске сделал шаг назад в темноту, сказав: — Ее легко заменить. Совсем как меня, да?

— Прекрати нести чушь, — сердито ответил Наруто, — черт возьми, что ты с ней сделал!?

— Почему бы тебе не заставить меня ответить, неудачник? — Ответил Саске, отступая от него. Он попятился к стене и, увидев возможность, Наруто прыгнул вперед, чтобы схватить бывшего товарища по команде. Тем не менее, прежде чем он достиг его, Саске взмахнул рукой, заставил между ними появиться стену огня.

Учиха ухмыльнулся и сказал: — Не притворяйся, что ты ее ценишь. Мы оба знаем, что ты заботишься только о тех, кто смотрит на тебя снизу вверх. В конце концов, понадобилось не так много времени, чтобы ты бросил меня.

— Черт возьми, не пытайся изображать из себя жертву, — сердито сказал Наруто. — Ты не имеешь права говорить, что я бросил тебя, поскольку именно ты сделал все для разрыва этих уз, чтобы преследовать свои собственные амбиции.

Саске усмехнулся, прежде чем ответить: — А ты сейчас делаешь не то же самое? Я имею в виду, сколько времени пройдет, прежде чем ты порвешь отношения с Гаарой, если он не согласится с тобой и не поцелует тебя в задницу, как делают все остальные? — Наруто сердито взревел, после чего прыгнул к Учихе через пламя, но тот быстро уклонился, продолжая насмехаться над ним.

* * *

*

Мито наблюдала как Наруто атаковал Киёми, которая быстро ускользнула, сказав: — Наруто, пожалуйста, остановись. Ты... ты говорил, что любишь меня.

Однако ответ Узумаки дал понять, что он ведет совершенно другой разговор: — Черт возьми, ты ублюдок! Такое работает только в обоих направлениях.

Мито перевела взгляд на Момо, которая выглядела одновременно взволнованной происходящим на экране и слегка разочарованной. Решив, что лучший способ заставить ее открыть что происходит, это сосредоточиться на том, чем она недовольна, поэтому она спросила: — Все пошло не по твоему плану?

Момо оглянулась через плечо, прежде чем снова повернуться к экрану, и ответила: — Я немного разочарована, что он не привел всех своих потаскух. Я хотела, чтобы они перерезали друг друга, прежде чем пустить ее, чтобы она добила оставшихся.