Бродяга

Путь к вагенбургу перекрывают основные силы вражеской конницы, местность открытая — не пробьемся, да, честно говоря, не очень-то и хочется. До леса — всего-ничего, зря я, что ли, еще до битвы к нему приглядывался? К тому же там все наши во главе с коннетаблем, так что не будем отрываться от коллектива.

— Отходим к лесу! Медленно! Держать строй! Пики к бою!

Некоторые мужики недоверчиво оглядываются, я указываю мечом, который всё еще сжимаю в руке, на стену деревьев:

— Отходим. Медленно.

Заметив движение, рейтары вновь пытаются атаковать, видимо приняв его за начало бегства.

— Стой! К бою! Держать строй!

Конница останавливается, некоторое время топчется поблизости, а затем нехотя разворачивается и направляется на соединение с основными силами.

— Отходим. Шагом. Выше знамя, Раск!

Так мы и пятимся с высоко поднятым значком и выпученными от страха глазами. Вроде бы на нас махнули рукой, ирбренцев сейчас куда больше интересуют главные силы Этельгейра, но береженого — Эйбрен бережет. Не будем рисковать, этот день и так был богат неприятными неожиданностями.

Глава XV

Забившись в лес достаточно глубоко, чтобы не видеть опушки, я, наконец, решился остановить наше победоносное отступление и скомандовал остановку. Рядом шумно вздохнул Раск.

— Ну, ты дал, командир! Если б мне кто-то такое рассказал — ни в жизнь не поверил бы.

— Да ладно, ерундовая сшибка была, нас даже не атаковали всерьез.

Заместитель скептически хмыкает:

— Ну-у, для тебя может и ерундовая, ты у нас парень крученый, хоть и молодой, а я вот в такое дерьмо впервые вляпался. Сколько на свете живу, а чтоб ополченцы от черных рейтаров отмахаться смогли, ни разу не слышал.

Я пожимаю плечами:

— Всё бывает впервые...

Каптенармус охотно соглашается, его явно тянет поговорить:

— Это точно. Помню лет девять назад...

— В другой раз расскажешь. Проведи перекличку и найди мне кого-то, кто хорошо ориентируется в лесу.

— А чего его искать? Вон, видишь мужика с зеленым капюшоном на куртке? Он браконьером подрабатывает. Шериф его в ополчение сплавил, чтоб глаза не мозолил.

— Не понял. Туда ж по жребию набирают.

— Ну-у-у-у... в общем да, но...

Раск делает хитрое лицо и загадочно подмигивает. Понятно всё с вами. Ладно, не суть.

— Годится. Давай его сюда. И еще двоих из первого десятка, понадежней.

Через минуту передо мной уже мнутся трое ополченцев — браконьер и двое линдгорнских стражников, которыми Сигрид предусмотрительно укомплектовал первый десяток тогда еще своей сотни. В лагере они выполняли функции военной полиции, так что работа конвоиров им не в новинку. Что же до нашего следопыта...

— Как зовут?

— Мерк, ваша милость.

Браконьер даже делает полупоклон — льстит, собака. Так обращаются только к титулованным — это-то я первым делом выяснил.

— Вот что, Мерк. Нам следует провести разведку. Возьмешь этих двоих и пройдешься по лесу. Найдешь место для ночлега, чтоб всей сотней разместиться можно было и посмотришь, нет ли поблизости врагов или кого из наших. Далеко не забредай, чтоб до ночи успели лагерем стать. Если заметите врага — сразу возвращайтесь. Ясно?

Бородач кивает с умным видом. Не нравится мне его рожа — слишком простоватая. Обычно обладатели такой хари нарочно прикидываются дурачками. Ладно, посмотрим:

— А вещи свои оставь. Нечего лишнее таскать, налегке пройдешься. Вас двоих тоже касается.

Цветущее выражение лица вчерашнего браконьера, а ныне славного рейнджера, увядает раньше, чем я успеваю закончить фразу. Подошедший во время инструктажа Раск понимающе ухмыляется:

— Не удерет?

— Теперь вряд ли.

— Да уж, такие за свое шмотье удавятся.

— А за жратву и подавно — без нее далеко не убежишь. Кстати, как только станем на ночлег, соберешь у солдат еду — всю, какая есть. Назначишь повара, пока не прибьемся к кому-нибудь, будем кормить всех поровну.

— Будет сделано, командир. Есть у меня один корчмарь на примете...

— Сойдет. А пока найди двух-трех людей понадежней и отправь по нашим следам на опушку — пусть посмотрят, что там и как.

Озадачив таким образом подчиненных, я счел свои функции отца-командира исполненными и наконец-то позволил себе расслабиться: привалился к дереву и стал ждать докладов, попутно развлекаясь составлением планов на будущее. По всему выходило, что отсюда нужно сваливать и как можно скорее. Битва проиграна, так что оставаться поблизости от Ирбренда значит напрашиваться на неприятности. Весь вопрос в том, как убраться незаметно.

Вернувшаяся разведка подкинула пищи для размышлений. По словам наблюдателей выходило, что наших регуляров ирбренцы загнали в вагенбург и окружили со всех сторон. Герцогскую конницу сильно потрепали, а остатки рассеяли. Вдобавок ко всему всё ополчение, во главе с коннетаблем, буквально испарилось — до захода солнца к нам прибились в общей сложности человек тридцать, которых Раск добросовестно переписал и распределил по десяткам. Рейтары по моим прикидкам зарубили сотни полторы. Куда делись остальные, оставалось только гадать. Вот этим (гаданием) я со своими замами и занялся, едва лишь покончил с текущими делами.

Мерк не подвел — нашел в глубине леса вполне приличную луговину на берегу ручья, так что на ночлег расположились с комфортом. Костры развели уже в темноте на пляжике под высоким берегом, чтоб огонь не было видно издалека. Раск произвел изъятие продуктов и доложил, что из начального состава сотни в наличии имеется 112 человек, хотя еще утром было 116. С учетом приблудных на довольствии состоит ровно 140 ртов. Провианта имеется на три раздачи, не считая сегодняшней. Хреново, хотя могло быть и хуже — сказалась крестьянская привычка таскать с собой заначку на крайний случай. Так что пару дней мы протянем, но это временный выход, а проблему надо решать кардинально.

— Какие будут предложения, господа?

Господа в лице неизменного Раска и привлеченного в качестве эксперта по движению вне дорог Мерка озадаченно чешут затылки.

— Мы можем пройти до Игбруна лесом, не приближаясь к дороге?

Наш доморощенный следопыт, которому был адресован этот вопрос, взлохматил сальные патлы с особым остервенением.

— Ну-у-у... так-то, наверное,... дней за пять где-то... или шесть.

Зашибись. А жрать нам все это время что?

— Можешь провести нас по лесу так, чтобы мы вышли к Северному тракту послезавтра как можно ближе к Игбруну?

Минута проходит в напряженном ожидании, наконец браконьер уверенно кивает:

— Смогу.

— Хорошо. Выступаем на рассвете, как выйдем к тракту — конфискуем провиант в ближайшей деревне. До тех пор придется обходиться тем, что есть.

За ночь дезертировало 18 человек. Об этом мне с виноватым видом доложил после утренней переклички Раск. Я только равнодушно пожал плечами — если б не отобрали харчи, разбежалась бы половина, если не больше, а так — терпимо. К тому же ночью к нам на огонек заглянули двое бегунов из шестой сотни, так что можно сказать, что миграция ополченцев в ночном лесу была двусторонней. Хотя баланс, конечно, явно не в нашу пользу, ну да черт с ним, зато почти два десятка пайков сэкономили.

Сам марш, кстати, оказался тем еще развлечением, ни разу не похожим на столь любимые моими бывшими соотечественниками вылазки за город на природу. Движение через нерасчищенный подлесок, да еще и с длинными пиками на плече было достаточно трудным само по себе. А уж необходимость сохранять при этом некоторое подобие порядка и вовсе переводила задачу в разряд нерешаемых. Мерк, которому я пообещал в случае успеха его миссии три талера серебром, старался как мог, но темп марша всё равно был удручающе низким.

Тем не менее мы потихоньку продвигались. Вторая ночь в лесу прошла спокойно, даже дезертиров не было — видимо все, кто мог и хотел, удрали еще накануне. А к полудню второго дня, когда я уже стал подумывать нехорошее, наш передовой дозор в лице неизменного браконьера и двух приставленных к нему сопровождающих из числа сослуживцев Раска оповестил о скором выходе на опушку леса. По рядам ополченцев прокатился ясно различимый вздох облегчения. Еще каких-то три часа марша и мы уже подходим к весьма приличной (раза в два больше хорошо мне знакомой Старой Ивы) придорожной деревушке с довольно необычным названием Оборотная.

Не подумайте, что там оборотни водились или еще чего в этом роде. Просто деревенька находилась на таком расстоянии от Игбруна, что, выехав оттуда утречком верхом на коне, можно было спокойно доскакать до этого села и к вечеру так же спокойно вернуться обратно. Обернуться, так сказать.

Про название мне рассказал Раск, имевший полезную привычку собирать любую, даже абсолютно неинтересную на первый взгляд, информацию. Тогда, во время нашего победоносного наступления на Ирбренд, эти сведения и впрямь не несли в себе ничего ценного. Зато теперь, в тяжелую годину испытаний, былые этнографические изыскания каптенармуса оказались в кассу. Прикинув скорость движения одиночного наездника и разделив полученное расстояние на темп марша пехотной колонны, я пришел к выводу, что уже завтра мы можем быть в Игбруне.

С одной стороны — хорошо. Там, скорее всего, должно найтись какое-нибудь начальство, на которое можно будет переложить заботы по снабжению и прочие стратегические хлопоты. С другой стороны — Игбрун наверняка вызывает повышенный интерес не только у герцогских, но и у вражеских командиров, так что повстречать на дороге к нему какой-нибудь ирбренский отряд — легче легкого. Им ведь, в конце концов, не надо было двое суток блуждать по лесам. Так что не мешало бы проявить хотя бы элементарную осторожность.

Высланная вперед разведка следов пребывания противника в деревне не обнаружила, и я решился:

— Подтянулись, солдаты! Выровнять ряды! Оружие на изготовку! Знамя вперед! Вступаем в деревню и располагаемся на отдых.

Когда сотня, дружно топая, вступила в Оборотную, посмотреть на это зрелище высыпало практически все местное население. Так на виду у честного народа мы и промаршировали до корчмы, располагавшейся на другом краю деревни, после чего ополченцы были распределены на постой, а я при помощи Раска и стражников первого десятка приступил к реквизициям.

Дело двигалось к вечеру, когда в харчевню, которую я превратил в свой штаб, влетел всклокоченный ополченец и закрутил головой, подслеповато щурясь в темном после улицы помещении. Так никого и не увидев, солдат прокричал куда-то в сторону трактирной стойки, располагавшейся прямо напротив входа и довольно далеко от углового стола, за которым сидел я:

— Всадники! Едут со стороны Ирбренда, скоро будут здесь!

Я чуть не подпрыгнул вместе с табуреткой.

— Сколько?

— Четверо!

В голосе ополченца слышались явные нотки пока еще сдерживаемой паники. Я сплюнул на пол. Вояки, мать их.

— Ты из северной заставы?

— Да! Меня десятник послал предупредить...

— Всё верно, солдат. Возвращайся на пост, передай командиру, чтоб спрятал людей и приготовился. Как только всадники въедут в деревню, пусть перекроет дорогу и не выпускает их назад. Понял?

Парень судорожно кивнул.

— Тогда выполняй! Раск, общая тревога!

Вот падлой буду — чего-то такого я и опасался! Конечно, кое-какие меры предосторожности были предприняты заранее. По одному десятку несло караул на обоих выездах из деревни, наблюдая за дорогой, остальных ополченцев расквартировали более-менее кучно с тем, чтобы их можно было быстро собрать в случае внезапного появления противника. Теперь предстояло выяснить эффективность этих мероприятий на практике.

К счастью, кавалеристы приближались к Оборотной довольно неспешно. Всадники крутили головами, негромко переговаривались, временами пересмеивались. В целом наездники вели себя достаточно беспечно, так что подозрения о том, что они являются передовым дозором крупного отряда, я с облегчением отбросил. С четверкой рейтаров мы должны справиться, как бы круты они ни были, тут главным было не столько победить, сколько не упустить. Собственно, потому я и предпочел заманить противника в деревню, рассчитывая окружить и зажать кавалеристов между домами, где их маневренные возможности будут ограничены. Задумка была неплохая, но, как говаривал кто-то из великих, еще ни один план не выдержал столкновения с реальностью.

Я как раз успел привести свое воинство, расслабленное обильной едой и долгожданным отдыхом, в чувство, когда ирбренцы, так ничего и не заподозрив, въехали в Оборотную.

— В атаку! Вперед! Бей!

Честно говоря, я побаивался, что мои доморощенные орлы сдрейфят. Когда в строю и у меня на виду — это одно, но сейчас они были разбиты на десятки и рассредоточены за сараями и плетнями...

Зря боялся. Вбитая кулаками и палкой привычка повиноваться сработала как часы. Ополченцы бодро повыскакивали из своих укрытий, старательно тыча пиками во все, что хоть отдаленно напоминало всадника. Плохой новостью было то, что рейтары не растерялись, на что я втайне надеялся, и не попытались отбиваться, а сразу ломанулись на прорыв.

Напиравшие со всех сторон копейщики смогли ссадить только одного из всадников. Трое других, выскользнув из моей нехитрой ловушки, устремились прямо к южной заставе — последнему препятствию на пути к Игбруну.

Такой вариант тоже предусматривался, хоть и считался нежелательным. Заслон на выезде из села был усилен моим личным резервом — десятком линдгорнских стражников, так что разогнавшихся рейтаров встретила плотно сбитая группа человек в 25, ощетинившаяся четырьмя рядами пик. Двое ирбренцев рухнули почти сразу, причем один — вместе с лошадью, зато третий, подняв коня на дыбы, развернулся практически на месте и тут же, дав бедной скотине шпоры, заставил его совершить прыжок через довольно высокую изгородь. Таким образом, этот хренов мастер конкура очутился в чьём-то дворе и буквально в шаге от спасения. Для того, чтобы окончательно вырваться из засады ему оставалось протиснуться между хлевом и сеновалом, проскакать через огород и еще раз преодолеть хозяйский забор, на этот раз задний.

Один Сатар ведает, чего я поперся его останавливать. Увлекся, наверное.

Заметив хитрый маневр ирбренца, я, выхватив пику у стоявшего рядом с разинутым ртом ополченца, покинул свой пост на крыльце таверны, откуда руководил ходом эпической "битвы у Оборотной", и ринулся наперерез. Успел. Спрятавшись за забором и уперев копьё в землю, я всадил остриё в брюхо коню, как раз преодолевавшему последнее препятствие на своем пути к спасению. Наконечник ушёл в потроха целиком, древко сломалось под весом обрушившейся на него лошадиной туши, смертельно раненная животина забилась, разбрасывая копытами дерн и издавая прямо-таки душераздирающее ржание. А наездник, совершив неслабый акробатический кульбит, приземлился на четыре точки в трех шагах от меня. Хорошо так приземлился — мне даже шага делать не пришлось, чтоб с размаха шарахнуть его по шлему обломком пики.

К тому времени как прибыла подмога, я уже спокойно стоял, опираясь на плетень в некотором отдалении от упавших, чтобы не попасть ненароком под копыта агонизирующего скакуна. Запыхавшиеся ополченцы были встречены недовольным начальственным рыком: