Бродяга

Автор благодарит всех, кто помогал в создании книги своими отзывами, советами и критическими замечаниями.

Отдельная благодарность выражается Atarizu — за ее неравную, но самоотверженную борьбу с грамматическими и пунктуационными ошибками, возникавшими в процессе написания

Часть первая

Имперская окраина

Кому суждено быть повешенным,

тот не утонет.*

Глава I

После целой вечности ожидания кое-что начало, наконец, проясняться. Я лежал на некой твердой и не слишком ровной поверхности и пытался привести в порядок тот сумбур, что царил в голове...

Утро выдалось ясным и солнечным, легкий ветерок шуршал в кустах малины за окном, какие-то птички чего-то там чирикали по соседству. Ничто, как говорится, не предвещало беды. Я слез со старой панцирной кровати с продавленной сеткой и пошлепал умываться, попутно размышляя на тему: чему бы посвятить первый день начавшихся каникул? Сессия успешно сдана, предки остались в городе, дача на ближайшие пару недель в моем полном распоряжении... В разумных пределах, разумеется. Ну да много ли надо начинающему третьекурснику?

Накрыло меня в тот светлый и радостный момент, когда я, завершив гигиенические процедуры, направился к своему лучшему другу — холодильнику "Днепр" 1980-го года выпуска, который мирно урчал в углу моторчиком и ничем не выдавал своих агрессивных намерений. Едва я ощутил рукой холод металла, как свет померк, и мир вокруг свернулся в трубочку. Потом была абсолютная чернота и ощущения падения. Именно падения, потому что назвать это полетом язык не поворачивался. Дальше в воспоминаниях был провал — чем закончилось мое крутое пике, я решительно не помнил. Радовало только то, что никаких негативных последствий падения организм пока не испытывал.

Ободренный отсутствием болевых ощущений я решил предпринять следующий шаг — встать и разобраться: что же все-таки со мной приключилось? И для начала открыл глаза. После этого вставать перехотелось. Просто лежал и смотрел на колышущиеся надо мной ветви деревьев. Ну и думал, конечно. Про одного боксера из анекдота, который уже почти победил по очкам, как вдруг в зале внезапно свет погас. Что-то у нас с ним много общего обнаруживается. Тот тоже после падения в другом месте оказался. Но он хотя бы в знакомую раздевалку попал, а я-то куда???

А действительно — куда? Если скосить взгляд направо, то можно рассмотреть какой-то сочно-зеленый кустик с мелкими чёрными ягодками. Слева — что-то похожее на крапиву колышется. Прямо надо мной на внушительной высоте шелестят листвой деревья. Сквозь плотные кроны пробиваются редкие солнечные лучи, судя по ним, светило находится в зените или около того. Это что ж получается, я полдня провалялся в отключке что ли? Кстати, насчет валялся, что-то мне в спину упирается — видать, придется-таки вставать, а то рёбра ноют уже.

Причиной неудобства оказался обычный сучок. Спасибо ему, кстати, если б не он, еще неизвестно, сколько бы я тут пролежал, медитируя под шелест листвы и вспоминая старые анекдоты. И раз уж с отдыхом покончено, то неплохо бы развить успех и начать двигаться. Надо только решить: куда? Ага, вот тут мох на дереве имеется — замечательно. С севером определились. Только толку мне с того севера? Может мне вообще на запад нужно? О, кстати, на счет запада — в той стороне подлесок вроде как пожиже выглядит и уклон небольшой имеется. Решено: идем на закат. А по дороге, чтоб не так скучно было, можно подумать, как это я докатился до жизни такой, чтоб в лесу среди бела дня просыпаться.

Если рассуждать логически, то хрень полная получается. Ничего не пил, не ел, не курил и вдруг — оп-па! Так же не бывает, верно? Вывод? Что-то я упускаю, какой-то важный этап в своей биографии. Ориентировочно: с раннего утра и до полудня. Это если принять за аксиому, что сегодня все еще первый день моих каникул. А судя по урчанию желудка, так оно и есть. Если б я уже вторые сутки не жравши был, то ощущения были бы не в пример хреновей.

Вспомнил! Когда я полез в холодильник, то зацепил рукой феньку, которая на нем лежала! Точно, та самая безделушка, что я нашел вчера в автобусе под сиденьем. Замок на цепочке был сломан, вот она и упала с чьей-то шеи. Лежала себе и никого не трогала, а я — заметил и подобрал. С виду обычная висюлька из тех, что по всяким сувенирным лавкам продаются. Особенно на море такие фиговины популярны. Разве что материал необычный — какой-то темный и довольно тяжелый металл. Не сталь и не серебро, насколько я могу судить. И не суррогат какой-нибудь вроде силумина. Хотя материаловед из меня тот ещё, конечно. Ну да не суть.

Взял я ее без всякой задней мысли, а когда до дачи добрался, то выложил эту хрень из кармана на первую попавшуюся горизонтальную поверхность — на холодильник то есть, он как раз возле входа стоит. Причем не аккуратно положил, а просто шмякнул. Вооот. А утром зацепил мимоходом. И хотя видел я ее при этом вроде как мельком, но вот почему-то мне сейчас кажется, что со вчерашнего дня эта штука несколько изменилась. Трансформировалась в смысле. Может там переклинило чего, когда я ее об холодильник брякнул, и она меня в ответ тоже брякнула, когда случай представился? А что — версия не хуже других. Меня забросила в лес непонятная штуковина, найденная под сидушкой в пригородном автобусе. А-хре-неть.

Это я не про свою теорию, а про пейзаж, если что. Лес-то, по которому я все это время шагал, закончился. Не совсем, правда, но некий явный разрыв впереди виднеется. Если повезет, то это будет какая-нибудь дорога или просека, или еще чего антропогенное, а там, глядишь, и люди появятся, а то жрать уже хочется — спасу нет.

Бинго! Дорога. Правда, стрёмная какая-то. Узкая и колей почти что и нет — не похоже, что тут самосвалы ездят. А это что еще за фигня? Копыта? Хм, что-то меня совсем уж в глубинку какую-то забросило, не припомню поблизости от нашей дачки никаких лошадей, способных так наследить. Ладно, чужому коню в подковы не смотрят. Мне бы только до цивилизации добраться, а там уж... Вернусь домой, найду ту хреновину, что меня сюда забросила и в сортире утоплю за такие шутки — нефиг на пространственно-временной континуум булку крошить. Тем более при моём непосредственном участии. Надо будет только резиновые перчатки одеть и палку подлиннее взять, чтоб руками не дай бог не коснуться — хватит с меня приключений.

Так, а это что еще за шум? Люди? Люди! Ура!!! Упс. Извините, люди добрые, пожалуй, насчет ура это я погорячился.

Картина, увиденная мной за поворотом дороги, выглядела настолько неожиданной, что вся радость от долгожданной встречи с цивилизацией как-то незаметно улетучилась, сменившись чувством глубочайшего недоумения. Проще говоря, я слегка ох... м-м-м... озадачился, во. И было от чего!

Совсем близко, метрах так в 20, стояла неказистая лошаденка (возможно, та самая, что наследила на дороге), запряженная в простенькую четырехколесную повозку. А вокруг этой скульптурной группы кипела нешуточная драка. Двое мужиков — один низенький и толстый, другой повыше и худой, как жердь, прислонившись спиной к телеге и вооружившись внушительными дрынами, отбивались от четверки нападающих с дрекольем. Хотя нет, дрекольем были вооружены только трое нападавших, четвертый стоял чуть в сторонке и крутил какой-то ремешок. Последние двое участников веселья и вовсе находились в горизонтальном положении, хотя один из них вроде как еще шевелился.

От вида такой панорамы я завис покруче, чем после телепортации с родительской дачи в этот, уже порядком осточертевший мне лес. Просто стоял посреди дороги и тупо пялился на происходящее практически перед самым моим носом представление.

Из задумчивости меня вывел тот самый мужик с ремнем, что располагался в сторонке. Поскольку этот крендель стоял лицом ко мне и, в отличие от остальных, был не шибко занят, то именно он и соизволил первым обратить свое высокое внимание на скромную персону одного гуляющего по лесу дачника. Издав какой-то экспрессивный возглас, дядька резко махнул рукой, и в следующую секунду нечто твердое просвистело в опасной близости от моей головы. Я, все еще пребывая в ступоре, покосился через плечо вслед улетевшему неопознанному предмету. Это он что, в меня, что ли, запулил? Зря ты так, дядя. Ей-богу, зря. Я ведь уже и сам уходить собирался.

Ага, разбежался. Пока я тормозил, один из нападавших, видимо привлеченный возгласом камнеметателя, ненадолго отвлекся от махача и, в свою очередь, заметив меня, решил сменить спарринг-партнера. Перехватил свою дубину поудобнее и, издав невнятный, но явно воинственный рёв, припустил в мою сторону. Тут уж я тупить не стал и, развернувшись, бодро скрылся за поворотом.

Далеко бежать не стал, засел за ближайшим кустиком. И почти сразу же был вознагражден за проявленную смекалку. Бородатый мужичок, пыхтя и размахивая дубьем, выскочил из-за поворота, проскочил мимо моего убежища и, пробежав по инерции еще пару шагов, начал недоуменно тормозить. Вот тут-то я и сиганул на него из кустов, сходу зарядив дяденьке кулаком по шее.

Вообще-то целился я под основание черепа, но на счет точности попадания не уверен. Впрочем, мужичку хватило. Он вообще при ближайшем рассмотрении оказался довольно тщедушным. Так что от моего тумака этот террорист-самоучка без всяких возражений полетел мордой в землю. При этом дубину свою он выронил, а сам разлегся прямо посреди дороги в позе расплющенного краба.

Я с трудом поборол в себе желание поставить ногу на спину своей "добыче" и принять позу "горделивого охотника". Гордость конечно распирает, но покрасоваться можно и позже, а то, не ровен час, еще восхищенные зрители понабегут, типа того камнеметчика, и закидают чем-нибудь увесистым.

В общем, подобрал трофейную дубину (ух ты, она даже металлом каким-то окована — почти палица!) и пошел разбираться с остальными. По дороге перетянул поперек хребта первого пациента, который не вовремя решил пошевелиться. Может и послышалось, но вроде у него чё-то там хрустнуло. Надеюсь, рёбра. А потому что нехрен за мной с битой бегать, вот.

Пока мы с неизвестным гопником развлекались таким нехитрым способом, остальные тоже не скучали. По крайней мере, когда я осторожно выглянул из-за кустов, на ногах находилось уже только четверо участников потасовки. Один из храбрых защитников телеги (тот, что худой) получил свое и теперь, скрючившись, пытался забиться поглубже под эту самую телегу, а трое нападавших, включая давешнего метателя, примеривались как бы половчее уработать оставшегося в одиночестве толстячка. Тут-то и появился я — весь в белом и с дубиной.

На этот раз меня не заметили. Мужик с ремешком решил сменить позицию и теперь оказался ко мне спиной, о чем тут же и пожалел, когда я с размаху отоварил его по кумполу. Камень, который этот пращник раскручивал, выпал из петли и шмякнулся на землю, а я перешагнул через незадачливого метателя с разбитой башкой и попер на оставшихся гопников. Теперь все по-честному, ребята — два на два, как в лучших подворотнях Лондона и Парижа.

Правда, налетчики почему-то не захотели развивать конфликт в новых обстоятельствах. Может потому, что были на голову меня ниже и явно уже в плечах, но наверняка утверждать не возьмусь. Как бы то ни было, но мужичонки, побросав свои рогули, чем-то напоминавшие вилы, дружно ломанулись в ближайшие кусты, а я остался наедине с тяжело дышащим толстячком и растущим чувством недоумения. Вопрос "что за хрень тут происходит?" так и рвался наружу, и я уже совсем было собрался его высказать, но меня маленько опередили.

Удар по макушке вышел немного смазанным, поскольку я в последний момент все же почувствовал какое-то подозрительное шевеление за спиной и даже начал поворачиваться, но приложило все равно знатно — я аж присел. К счастью, били меня не специальной полу-палицей, а обыкновенной дубиной, которая к тому же, видимо, уже была надломлена. Встреча с моей черепушкой доконала бедную палку, и она с треском сломалась, оставив сутулого (а теперь еще и хромого) защитника телеги с жалким обломком в руках. Вид у мужика при этом был совсем обалделый.

Когда я разогнулся, одновременно разворачиваясь лицом к своему обидчику, то этот горе-воин, похоже, чуть не обделался со страху. Еще бы, я-то свою дубину не профукал, да и крепость моей башки, видимо, произвела на него просто неизгладимое впечатление. Пинок в раненую ногу, заставивший сутулого потерять равновесие, надо думать, впечатлил его еще больше, а левый хук в челюсть закрепил достигнутый успех. Ну не везет мужику сегодня — что поделать? Сперва в потасовку втянули, затем чем-то острым пырнули в бедро — вон вся штанина кровью пропиталась, а теперь еще и со мной такая незадача вышла. Ладно, пора заканчивать этот цирк, а то как бы и толстячок в драку не полез — я же, на этот раз, уже его кореша обидел, пусть и в рамках самообороны.

Но толстый водитель кобылы в драку лезть не пожелал. Как только я повернулся к нему, сей субъект выронил свою оглоблю, сложил трясущиеся ручки в каком-то молитвенном жесте, бухнулся на колени и, роняя скупые мужские слёзы, принялся что-то лопотать. А я стоял, как баран, и тихо офигевал. И вовсе не от дикости всего происходящего. Я просто нихрена не понимал в обрушившемся на меня потоке тарабарщины — ни единого слова из того словесного поноса, что извергал сейчас стоящий передо мной плачущий коленопреклонный толстяк.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Старинная английская поговорка.

Глава II

"Всё, бля, приплыли". С этой нехитрой мыслью я аккуратно положил на землю свою верную дубину и сам уселся рядышком, прямо там, где стоял, подобрав ноги и обхватив голову руками.

Все те несуразности, что произошли со мной, начиная с пробуждения в лесу, наконец-то сложились в законченную (и весьма неприятную) картину. Лес еще мог относиться к средней полосе России, тем более что я не ботаник и из всего многообразия деревьев, произрастающих на наших просторах, уверенно различаю только березу, каштан, клен и дуб. Ну, может еще акацию с липой, если повезет. Пальм в лесу не водилось, кактусы из-под кустов не торчали, лианы с веток не свисали, так что я вполне мог считать себя дома. Дорога, рассчитанная максимум на гужевой транспорт — с некоторой натяжкой тоже поддавалась объяснению. Но вот массовая драка с дубинами, кольями и пращами на сельскую экзотику уже не тянула. Как и одежка, явно незнакомого фасона, в которой щеголяли все участники этой драки без исключения. Ну и окончательно добил меня монолог толстячка.

Полиглот из меня, конечно — так себе, но опознать на слух немецкий, французский и испанский, не говоря уж про английский, всяко сумею. Так вот: бормотание толстяка, несмотря на явно европеоидную внешность говорившего, не имело с помянутыми языками ничего общего. На арабский или китайский его речь походила еще меньше. Ну и что у нас остается? Суахили? Хинди? Индейские диалекты? И на всем этом говорит белый бородач с носом-картошкой? Не верю я в такие совпадения. Особенно после необъяснимого перемещения из дачного домика с холодильником в лес с архаичными бандитами. А значит...

Тут мои самокопания цинично прервали. Толстяк прекратил свои причитания и, подобравшись поближе, осторожно теребил меня за руку, при этом участливо заглядывая в глаза. Жалко ему меня, что ли? Или просто интересно: какого хрена молодой здоровый бугай сидит на земле, держась за голову и уставившись в одну точку? Зря ты на меня пялишься, убогий, всё равно не поймешь. Хотя, стоп! Убогий тут как раз я — это ж я местного наречия не знаю. Да и вообще ничего не знаю, если уж на то пошло. А раз не знаю, то и нечего глаза пучить с умным видом, пусть вон толстый думает, что делать.

Развел я руками, с самым что ни на есть беспомощным видом, для большей убедительности головой покрутил — мол, ни черта не понимаю. Кто я, где я и что вообще происходит? Потом на валяющиеся вокруг тела покосился и особенно пристально на сутулого, что меня по макушке огрел. Толстый заинтересовался: переспрашивает что-то настойчиво, руками машет. Ну и что ему ответить такого необидного? Пожал плечами и опять за голову взялся с самым страдальческим видом, на какой только был способен — авось поверит, что у меня амнезия тотальная.

Поверил или нет, но с расспросами отстал. Встал и стал за руку дергать: пойдем, мол. Ладно, пройдемся. Интересно же, что он надумал. Оказалось, ничего особенного. Просто решил дядька отложить слишком сложный вопрос на потом, а пока заняться решением сиюминутных проблем. Ну и меня припахал заодно. Так мы с ним на пару и работали следующие минут 20.

Сперва подобрали и уложили на телегу его компаньонов. Сутулому пришлось к тому же ногу тряпками перевязать, чтоб совсем кровью не истек. Со вторым, которому еще до моего появления башку проломили, возни было меньше — взяли за руки, за ноги да и закинули в повозку. Работа грязная, но не сложная — за время своей недолгой учебы в институте МВД и пострашнее жмуров видать доводилось.

После погрузки толстый не побрезговал покрошенных в основном моими усилиями бандюков обыскать. Чего-то вроде бы даже нашел. Я решил, раз такое дело, из толпы не выделяться и тоже мародерством развлечься. Сходил за поворот, чтоб обшарить бандюгана, который на меня первым кинулся. Ну а что? Раз тут нравы цивилизацией не испорченные...

Тут меня, правда, поджидал небольшой сюрприз — никакого бандюгана на дороге не оказалось. Видать, оклемался и в кусты уполз. Ладно, его счастье. Играть в следопыта не стал и просто вернулся к повозке, возле которой уже пританцовывал от нетерпения мой пухлый подельник. Толстяк, видимо, нашел что-то стоящее, потому что настроение у него заметно улучшилось. Помахал мне рукой, едва я нарисовался на дороге, и призывно похлопал по борту своей телеги. Ну что ж, раз хороший человек просит, придется уважить — дальше двинемся с комфортом.

В повозке помимо пары тел имелись еще какие-то свертки, прикрытые рогожей, вот на них-то я и расположился. А пока я возился, устраиваясь поудобней, толстяк, причмокнув губами, шлепнул вожжами свою флегматичную лошадку. Кобылка не заставила себя уговаривать и спокойно тронулась с места. Телега слегка поскрипывала и довольно ощутимо подпрыгивала на всевозможных рытвинах и ухабах — про рессоры тут явно ничего не слыхали. Если б не тюки под задницей, то совсем грустно было бы, а так хоть какая-то амортизация.

Правда у относительно комфортной и ненапряжной езды на тачке с "мотором" в одну лошадиную силу нашлась небольшая побочная проблемка — водилу потянуло на разговоры. Видать, выделенный по ходу драки адреналин и врожденное любопытство срочно требовали выхода, а отсутствие физических нагрузок как раз способствовало общению. Так что стоило мне утвердиться на своем роскошном сиденье с обивкой из мешковины, как сосед по-приятельски ткнул меня локтем в бок и попытался завязать светскую беседу.

В отличие от нашего первого контакта, на сей раз пухлик действовал последовательно и методично. Похлопав себя ладонью по груди, он звучно и отчетливо выдал:

— Тимо!

После чего добавил еще пару коротких фраз с явно выраженной вопросительной интонацией и на меня, паразит, уставился. Интересно. Тимо, значит. Очень приятно. Ну и что с тобой делать? Дальше в глухонемого играть или промычать чего в ответ?

Посмотрел я задумчиво перед собой, на стелющуюся под копыта лошадки дорогу, заросшую какой-то жесткой травой чуть не по колено высотой, затем перевел сосредоточенный взгляд в небеса. Полюбовавшись еще с четверть минуты кучевыми облаками на фоне необычно синего неба, я, наконец, взглянул в глаза терпеливо ожидавшему моего ответа Тимо и... отрицательно покачал головой. Прости, друг, нечем мне тебя порадовать. Для пущей убедительности состроил страдальческую гримасу и демонстративно пригладил волосы на макушке, заодно нащупав там приличную шишку, покрытую коркой запекшейся крови — всё-таки рассадил мне башку чертов доброхот со сломанной дубинкой.

Тимо такой поворот несколько смутил. Он даже вожжи в сторону отложил ненадолго и принялся сосредоточенно теребить бороду, при этом непрерывно бормоча что-то себе под нос. Консилиум сам с собой устроил диагност-самоучка. Я уж совсем было собрался оставить его наедине со своими мыслями и немного подремать, но тут врачебный совет внезапно закончился. Тимо, видимо придя к какому-то выводу, вновь толкнул меня в бок и, сдерживая энтузиазм, снова принялся что-то объяснять, дополняя слова довольно энергичной жестикуляцией. Вкратце этот его монолог сводился к следующему: мы с ним теперь друзья — не разлей вода, он за меня — в огонь и в воду и вообще по гроб жизни обязан, потому мы сейчас поедем к нему, и там меня починят — волноваться абсолютно не о чем. Вот такие вот дела, если я, конечно, ничего не напутал.

Ну что ж, такая перспектива меня устраивает. Раз уж я попал непонятно куда и вокруг творится черти что, то какой-никакой опекун явно не помешает. Так что "контузия" — в кассу. Глядишь, хоть часть неудобных вопросов на первое время снимет, а там осмотрюсь маленько и... Хм, выходит удар по башке на пользу пошел, прям хоть благодарность сутулому объявляй.

Помянутый подельник Тимо, словно почувствовав, что о нем вспомнили, беспокойно завозился позади. Я, скосив глаза за спину, на всякий случай перехватил дубину поудобнее — мало ли что этому субчику в голову придет? За алиби с амнезией ему, конечно, спасибо, но повторять этот номер на бис не стоит.

Все эти телодвижения не укрылись от внимания водителя кобылы. Почуяв, что дело попахивает мордобоем, наш с сутулым общий знакомый развил бурную деятельность. Схватив, правда, довольно почтительно, меня за руку и пробормотав что-то успокаивающее, Тимо бросил вожжи и, обернувшись, принялся за подельника. Что уж он там ему говорил, я не знаю, но тот вроде успокоился, задал пару вопросов, постонал немного, поворочался и затих. Ну и слава богу. Если бы пришлось его еще раз успокаивать, то дяденька мог бы на больничном надолго задержаться — народец тут, как я успел заметить, физической крепостью не отличается. А оно мне надо? Я же человек, в общем-то, не злой. Да и с Тимо ссориться не хотелось бы — еще обидится, если я его кореша вторично нокаутирую, а мне что тогда делать? Правильно, мне тогда одна дорога — в лес, к недобитым мною же гопникам, так как условно честные люди такого поведения точно не поймут. Не лучший вариант, прямо скажем, и хорошо, что обошлось. Вон Тимо уже вовсю улыбается и лошадку свою лохматую погоняет.

Обстановка, между тем, незаметно менялась. Просека, по которой петляла наша дорога, постепенно становилась шире, деревья отступали, лес становился реже и как-то обустроенней, что ли? Кустов почти не было, подлесок практически исчез, а на одной придорожной поляне я заметил довольно приличный стожок сена. Раненый больше не беспокоил, повеселевший Тимо вел оживленную беседу, то и дело, привлекая мое внимание к очередному признаку близящейся цивилизации или другим, примечательным с его точки зрения особенностям ландшафта. Я в этот монолог не вмешивался, лишь изредка кивая в подходящих, как мне казалось, местах.

Копившееся с полудня удивление, лихорадочное возбуждение от драки и нахлынувшее затем опустошение от осознания необратимости произошедшего сменились вялой апатией. Психика, пусть даже достаточно прочная и гибкая, после такой серьезной встряски настоятельно нуждалась в передышке. Так что я был, что называется, как в воду опущенный. Чувства притупились, и всё происходящее воспринималось как-то отстраненно. Мозг, хоть и со скрипом, принимал окружающую действительность, но осмысливать полученную информацию категорически отказывался. Что ж, подождем. Утро вечера — мудренее, как говорится. А дело-то у нас как раз к вечеру — Солнце вон уже за деревьями скрылось, да и небо на востоке темнеть начинает. Кстати, если так и дальше пойдет, то придется в лесу ночевать. В потемках тут особо не разъездишься — с фарами у телеги напряжёнка, да и лошадка, наверное, устала.

Впрочем, довольно скоро оказалось, что переживал я зря. Стоило мне всерьез задуматься о перспективах ночевки на природе, как с вершины очередного покатого холмика нам открылся вид на небольшую деревеньку — два-три десятка деревянных, крытых не то соломой, не то камышом домиков, хаотично разбросанных вдоль дороги. Тимо издал какой-то экспрессивный возглас и подстегнул заскучавшую лошадку. Кажется, я достиг своей первой остановки в этом новом мире.

Глава III

Насчет остановки я не ошибся, а вот с ее продолжительностью малость не угадал. С памятной драки на дороге прошло уже больше трех месяцев, а я по-прежнему торчал в деревушке с благозвучным названием Старая Ива. И по всему выходило, что застрял я тут надолго.

Тимо оказался владельцем здешнего кабака — единственного заведения общепита, а заодно и главного культурного центра в этой богом забытой местности. Хотя по местным меркам может не такая уж тут и дыра. Это мне после жизни в столице региона с миллионным населением здесь немного скучновато. А с точки зрения того же Тимо — жизнь кипит. Каждый день кто-нибудь из проезжих останавливается — пожрать, пива выпить, лошадей накормить. Да и переночевать частенько остаются. Ну и местные вечерком заходят, ясное дело. Для них таверна что-то вроде клуба.

Телевиденья с интернетом тут нет и еще не скоро появятся, пресса и радио также отсутствуют как класс, так что единственная отрада аборигенов — непосредственное общение. А где простому крестьянину с коллегой словом перемолвиться? Правильно — в пивной. Тут и условия, и атмосфера... новые лица, опять же, частенько встречаются — можно свежие новости узнать, других посмотреть, себя показать...

Вот и тянутся пейзане под вечер к Тимо на огонек — посудачить "за жизнь" да выпить кружку-другую пива, "лучшего на три дня пути", между прочим. Ну а где есть пиво и мужики, там и драки случаются. Нечасто, но бывают. Вернее раньше бывали, пока в таверне не поселился некий Нард. Именно так меня теперь зовут с легкой руки всё того же Тимо.

Собственно, это даже не имя, а просто уважительное обращение к молодому человеку мужского пола. Ну, что-то вроде "мистер" или там "месье". Приютивший меня Тимо, так и не выяснив имени своего спасителя, избрал такую вот обезличенную форму обращения, а вслед за ним потянулись и остальные селяне. Вот так вот буднично и незаметно Серега Марков, в узких кругах известный так же, как Марк, превратился в обезличенного Нарда. Хорошо хоть так. Всё-таки "мистер" всяко получше будет, чем "эй ты, козёл" или еще чего на подобие. Так что спасибо кабатчику-благодетелю, что не отдал на поругание народному творчеству.

Если серьёзно, то дело, конечно, не только в Тимо и тех байках, что он любит иногда рассказывать про нашу с ним эпическую битву с разбойниками. Уж не знаю почему, но я при своем достаточно умеренном росте в 183 сантиметра чуть ли не на голову выше практически всех аборигенов, которых довелось повстречать до сих пор. Мелкие они тут какие-то. Да и пропорции тела у местных несколько нестандартные — руки и ноги коротковаты, если с моей колокольни смотреть. В общем, этакие недомерки не слишком пугающей наружности, и я для них — дылда здоровая. Вот потому и уважают. Может за глаза полудурком и называют, но в лицо пока еще никто не рискнул.

Работу мне, кстати, тоже нарезали в соответствии с антропометрическими данными. Вышибала в пивной — это вам не хрен собачий! Правда, на фэйс-контроле я только по вечерам работаю, когда народ собирается, а днем всё больше разнорабочим — подай, принеси, дров наруби, воды набери, ну и так далее. Немножко не то, о чем я в детстве мечтал, но выбирать особо не приходится. Остальные тоже как белки в колесе крутятся. Тот же Тимо и за бармена, и за кельнера вкалывает. И это еще не считая того, что он тут главный пивовар! Жена у него за шеф-повара, дочки — официантками, ну и уборщицами до кучи. А уж крестьяне и вовсе вкалывают по-черному. Так что я по местным меркам еще и бездельник — считай, только мелкие хозяйственные работы выполняю. Ну что ж, могу себе позволить на правах спасителя почтенного отца семейства.

А вот и оно, легко на помине. Семейство, в смысле. Вернее, одна из его представительниц — Илька, старшая дочка Тимо. Выскочила из трактира и рукой машет, помочь, типа, нужно. Знаю я эту помощь: опять приставать будет, оторва малолетняя. Вообще-то ей уже 16 — по местным понятиям девка в самом соку. И с внешними данными у нее все в порядке, по местным меркам опять же. Крестьяне, как я заметил, предпочитают пухленьких — свидетельство здоровья и достатка, типа. А Илька телеса себе отъела — будь здоров! Но мне-то до здешних заморочек какое дело? Я люблю стройных.

Но дело даже не в этом. Румяная полутораметровая матрешка это, конечно, не предел моих мечтаний, но на безрыбье... Грудь минимум третьего размера, опять же... Проблема в другом. Нравы тут уж больно патриархальные. Переспал — женись, если вкратце. Подозреваю, что система несколько сложнее и из правила имеется немало исключений, но сам пока не разобрался, а бесплатной юридической консультации тут, как назло, еще не придумали. Незнание же законов, как известно любому студенту института МВД, одолевшему хотя бы первый курс, не освобождает от ответственности в случае их нарушения. Вот и приходится воздерживаться во избежание.

— Нард, иди, помоги!

Твою ж мать! Отстанешь ты от меня или нет? Я же тупой совсем — с полтыщи слов только выучил, элементарных вещей не понимаю, активами и недвижимостью не владею. Ну что ты во мне нашла, нимфоманка недоделанная?

— Нард!

Да иду я, иду. Куда от тебя деваться?

— А, вот ты где, я и не заметила, — и глазки свои потупила. Угу, так я и поверил.

— Помоги бадью передвинуть, я сама не смогу.

Э, не, знаю я эти фокусы. Помоги, как же. А сама стоит так, что мне, чтоб за тот ушат взяться, ее капитально так обнять придется. Вон уже и задницу оттопырила — приготовилась, блин. Нет уж, я в такие игры не играю. Подвинься, без тебя справлюсь. И плевать, что бадья под центнер весит — лучше грыжа, чем ранний брак!

В общем, поднял и перенес эту деревянную мини-ванну с отбросами в свинарник. И только когда разогнулся и собрался утереть честный трудовой пот, понял, что отмочил очередную глупость. Причем феерическую, если судить по открытому рту и полным восхищения глазам Ильки. Судя по ее взгляду, перебегающему с меня на бадью и обратно, все дело в этом чертовом тазике. Вернее, в его весе. Ну да, чтоб его перенести таких мужиков, как Тимо, двое нужно. Вот ёпрст! Похоже, я конкретно облажался — уклоняясь от обжиманий, нечаянно совершил подвиг. Пусть трудовой, но все же. Для не шибко романтичной девицы это как бы даже круче боевого будет. Еще бы — такая тягловая сила в хозяйстве!

Ну всё, блин, теперь эту заразу хрен выведешь! Она и раньше-то на мой торс с каким-то нездоровым интересом смотрела, а теперь точно изнасилует, если спиной невзначай повернусь. Вон какой прищур оценивающий, того и гляди сиськами к стене прижмет и всё — прощай свобода. Будем мы жить долго и несчастливо. Особенно я.

Не, ребята, так дело не пойдет, надо искать запасной аэродром. Причем быстро. Вот прям завтра и начну. А сейчас нужно валить отсюда. Медленно, бочком, не делая резких движений...

Раз уж так события завертелись, то прогуляюсь-ка я за речку. Давно собирался, да все повода найти не мог, а теперь — чего уж. Там вроде как хутор или не знаю, как правильно назвать? В общем, домишко с парой хозпостроек. И живет там один интересный дядька. По слухам — отставной вояка. Служил в армии местного герцога чем-то вроде сержанта, затем получил отставку по причине многочисленных ранений и общей выслуги, с тех пор осел в Старой Иве и живет себе тихо-мирно вот уже лет 6 как. Живет, что характерно, один, с коренными селянами особо не дружит, даже в кабак к Тимо не заходит. Да и хату себе отгрохал на отшибе. Вот, собственно, и всё, что я смог выловить из досужих разговоров деревенских старожилов, которые вынужденно слушал каждый вечер, приглядывая за порядком в таверне.

Я этим фруктом заинтересовался, еще когда впервые о нем и его интересном прошлом услышал. Было это с месяц назад где-то, когда я уже более-менее научился местную тарабарщину понимать, хотя бы в общих чертах. Несложная, кстати, речь оказалась — никаких особых заморочек с падежами и прочими временами, главная проблема — словарный запас. В последнее время его всё труднее пополнять, здешние пейзане разнообразием речевых оборотов как-то не балуют.

Так вот, услыхав про "старого вояку Герта" и разузнав кой-какие вехи его бурной биографии, я прикинул, что неплохо было бы присмотреться к этому персонажу повнимательней. Ведь рано или поздно мне придется как-то устраиваться в этом новом мире с благозвучным названием Илааль. Брелков из непонятного металла, похожих на тот, что забросил меня сюда (если это всё-таки был он) мне тут как-то не попадалось, так что волей-неволей приходится опираться на местные ресурсы. А из местных ресурсов имеются: придорожный кабак (одна штука) и крестьянские хозяйства (много штук).

Пахать землю до конца дней своих мне как-то не улыбается — насмотрелся уже на быт местных "фермеров", скажем прямо — не впечатляет. С трактиром дела обстоят получше. Как говорится, "работа с людьми, есть перспектива карьерного роста". Да и вписаться в этот бизнес я мог бы легко и непринужденно — сыновей-то у Тимо нет, а старшая дочка как раз ничего против не имеет, насколько я понял...

Проблема в том, что меня такая перспектива ни разу не прельщает. Перекантоваться на постоялом дворе в переходный период — куда ни шло. Тут я и внимания особого не привлекаю (мало ли кого хозяин на низкоквалифицированную работу взял?) и к обстановке присмотреться могу, опять же не вызывая никаких подозрений и ненужных вопросов. Но это на первое время, а потом? Вот выучу еще с полтыщи слов, разузнаю получше про местные законы и обычаи, а дальше-то что? Всю жизнь разливать пиво и выслушивать в миллионный раз одни и те же байки, что травят по вечерам односельчане? Не, ребята, так дело не пойдет. Тем более что звание почетного кабатчика Старой Ивы — отнюдь не вершина местной социальной лестницы, в чем я имел возможность лично убедиться не далее как две недели назад.

К нам в таверну на огонек тогда дворянчик какой-то завернул. Черт его знает, куда он чесал и откуда, но по тому, как Тимо и все прочие его домочадцы забегали, сразу стало заметно, что посетитель очень непростой. Толстяк разве что сапоги гостю дорогому чистить не кинулся, а уж кланялся так, что чуть прострел в пояснице себе не заработал — сутки потом кряхтел.

Дело было днем, народу, считай, что и нету, потому я сидел во дворе под дикой грушей, к которой иногда привязывали своих коней и мулов проезжие посетители нашего пивного заведения, и наслаждался заслуженным отдыхом. Таким образом я получил редкую возможность с самого начала понаблюдать вблизи всю суету, поднявшуюся после появления довольно таки пропыленного, но все равно весьма самодовольного индивида и двух его сопровождающих. Ну а затем порасспросил своего работодателя. Оказалось — обычный дворянин низшего, насколько я понимаю, класса. Безземельный — младший сын местного аналога эсквайра или шевалье. И двое вояк при нем. Ехала эта троица, судя по всему, как раз таки в столицу герцогства наниматься к его светлости.

И вот эта вот голь перекатная — самая фешенебельная публика, почтившая своим визитом наш кабак за все время моего тут пребывания. Круто, да? Даже если бы я вообще ни черта из родной истории не помнил и никаких аналогий не проводил, то одного этого эпизода за глаза хватило бы, чтоб понять, что военное сословие тут рулит. Даже безродные сопровождающие этого нобиля весили в глазах Тимо и прочих обитателей Старой Ивы куда больше, чем мелкие купцы и преуспевающие приказчики — самые денежные посетители нашего шалмана. А все потому, что в отличие от тех же купчиков носили на поясе мечи...

Так что, если я хочу чего-то добиться в этой жизни, то начинать следует уж точно не с технологии разбавления пива кипяченой водой. Раз уж по окончании школы решил связать судьбу с силовым ведомством, то смена мира — не повод ставить крест на профессии. Только профильное образование закончить не мешало бы. Вот для этого-то мне и нужен старый сержант...

Закончить мысль помешал подозрительный шорох за спиной. Я прекратил созерцание хутора, которым занимался последние четверть часа в тщетной попытке обнаружить его хозяина, и, медленно развернувшись, уперся взглядом в крепкую, слегка скособоченную фигуру в толстой кожаной безрукавке и с внушительным копьём в руках. Э-э-э-м-м-м-да... Что тут скажешь?

— Здравствуйте. Мастер Герхарт?

Глава IV

Вместо ответа этот крендель запустил в меня копьём. Спокойно и даже как-то буднично, но сильно. Еле успел пригнуться. Копье с глухим стуком воткнулось в ствол рябины, которую я перед этим подпирал. Причем неслабо так воткнулось — наконечник вошел где-то на ладонь, а древко аж завибрировало от удара. Если б я протормозил, как в своем первом бою на лесной дороге, то быть бы мне аккуратно пришпиленным к деревцу. Но обошлось.

Я уж совсем было собрался отложить разговор с герцогским сержантом до лучших времен и смыться от греха подальше, так как, несмотря на краткость нашего знакомства, успел приметить на поясе отставного вояки ножны с чем-то подозрительно похожим на меч, но тут мастер Герт удивил меня во второй раз. Он заговорил.

— И тебе не хворать.

Выдав этот несколько запоздалый ответ на мое приветствие, старый служака, как ни в чем не бывало, махнул рукой, приглашая следовать за собой, и неспешно похромал к дому, заметно припадая на правую ногу. Сделав пару шагов, обернулся и бросил через плечо:

— Копье прихвати.

Я от такой детской непосредственности, что называется, в осадок выпал. Но копье выдернул — чисто на автомате. Заодно с хрустом выломал из деревца нехилую щепу, чем заслужил одобрительное хмыканье Герта. Уж больно эффектно получилось. Вот так и познакомились.

С тех пор я наведывался к отставному сержанту практически ежедневно. Обычно с утра пораньше я помогал Тимо по хозяйству, затем завтракал и сразу после этого отправлялся в гости к Герту. Короткая прогулка на свежем воздухе помогала взбодриться и настроиться на нужный лад, а там уже начиналось самое интересное.

Инструктор из герцогского дембеля вышел просто отличный. Герт умел наглядно и доходчиво разъяснить и показать любой прием или упражнение, тут же подкрепив теорию подходящими примерами из своей богатой биографии, а потом еще и рассказать какую-нибудь занимательную историю на тему армейской жизни — для общего понимания ситуации. Так что учиться у него было не только полезно, но и интересно. За осень и зиму я вполне успешно освоил азы работы с копьем (основное оружие Герта в бытность его герцогским сержантом) и коротким пехотным мечом, смутно напоминавшим мне классический германский "кошкодёр", а заодно узнал много нового про особенности местной политики, истории, государственного устройства и военного дела.

Со слов Герта выходило, что дела в империи Рейнар, на территории которой мы в данный момент пребываем, идут неважно. Ну, или наоборот — очень даже многообещающе. Смотря как поглядеть. В общем, в государстве неспокойно и вызвано это фундаментальными противоречиями в экономической, политической и социальной сфере. Это если по-научному. А по-простому: старая аристократия и крепнущая буржуазия никак не могут поделить власть. Империя де-факто разделилась на две части — императорский домен и ряд полунезависимых герцогств, управляемых родственниками императора из боковых ветвей правящей династии.

Эти самые герцогства, включая и наше, фактически являются государствами в государстве, с собственными законами, вооруженными силами и прочими прибамбасами. И их владетельные сеньоры со своими многочисленными прихлебателями желали бы сохранить такое положение и впредь. Логично? Вполне! Но такой подход устраивает далеко не всех. В первую очередь, самого императора, которому совсем не интересно терпеть у себя в стране буйную аристократическую вольницу. Во вторую — многочисленных купцов и прочих буржуа, вынужденных платить двойные налоги — в императорскую и герцогскую казну — в тех случаях, когда ведут торговые или иные дела на территории автономий. Есть и другие заинтересованные лица, но даже этих вполне достаточно, чтобы ситуация стала взрывоопасной. Вот такие вот пироги с котятами, как говорил один мой школьный товарищ, пострадавший от нелицензированных беляшей на излете лихих 90-х.

— Не зевай!

С этими словами Герт нарушил мою задумчивость, засветив древком копья прямо в брюхо. Хорошо так врезал, от души. Если б не пресс и не самодельный кожаный нагрудник, кишки б точно через уши выплеснулись, а так только глаза на лоб полезли. Не смертельно, но приятного мало. Сижу, согнувшись пополам, и судорожно пытаюсь вдохнуть, заодно в который раз обещаю себе впредь на тренировках не отвлекаться. Сам виновник происшествия стоит, тяжело опираясь на учебное копье и с трудом переводя дух — наши занятия в последнее время даются отставному сержанту нелегко. Хоть Герт, гоняя меня по плацу, и скинул за зиму несколько килограммов, но годы все же берут свое, да и старые раны дают себя знать. Так что когда я, отдышавшись, встаю с земли и вновь принимаю базовую стойку, инструктор поднимает руку в останавливающем жесте.

— Хватит на сегодня.

Затем сокрушенно покачивает головой и добавляет:

— Ну, ты и лось — другой бы уже давно пополам переломился. Если бы ворон не считал — цены б тебе не было.

Я только руками развожу — виноват, что тут скажешь. И ведь не в первый раз уже!

— О чем хоть замечтался-то? Опять о своей вдовушке?

Задавая вопрос, Герт сально ухмыляется. Ну да, история, конечно, вышла пикантная.

Дело было в конце лета, вскоре после того как я приступил к регулярным тренировкам с собственноручно выстроганным под присмотром экс-сержанта учебным мечом. К тому времени Илька уже вконец допекла меня своими прозрачными, как сопля младенца, намеками, а ее декольте начало сниться мне по ночам. Ситуация грозила выйти из-под контроля, но тут мне (в который раз!) пришел на помощь работодатель. Правда этот весьма своевременный поступок (или проступок, если судить по последующей реакции Ильки) Тимо был несознательным, что несколько умаляет его благородство, но никак не влияет на результат.

В общем, один из посетителей нашего шалмана изъявил желание переночевать в Старой Иве. Не знаю, что его задержало, но ехать дальше на ночь глядя дорогой гость не пожелал. Ночевать в сарае на сене мужик тоже не захотел. Может потому, что там ночевал я, а может у него аллергия на сено с детства была. Тут-то Тимо и присоветовал ему обратиться к Лорите. Дескать, у нее дома места хватает. С тех пор, как муж помер. Да и вообще она таким гостям рада. Тоже с тех самых пор. За постой, правда, возьмет сколько-то... кто его знает сколько — как сговоритесь.

Мужик все понял правильно. Поблагодарил за ужин, вытер морду тряпочкой, пригладил волосы, подкрутил усы и пошел договариваться. На следующий день, когда забирал со двора коня и расплачивался за сожранный этой скотиной овес, очень благодарил за дельный совет. А я, пользуясь случаем, выяснил у Тимо, что Лорита подрабатывает таким постоем уже лет несколько. Не то чтобы регулярно, но бывает. Останавливаются у нее обычно люди по местным меркам не бедные и разборчивые — те, что сеновалом брезгуют. Встречаются такие нечасто — этот вот первый на моей памяти был.

Попутно узнал, одну интересную вещь. Оказалось, что с венерическими заболеваниями тут полный порядок. В смысле, нет их. Совсем. Потому что на мой осторожный вопрос — не боится ли веселая вдова подхватить от очередного постояльца какую-нибудь спирохету, Тимо только плечами пожал и высказался в том смысле, что окромя вшей за ночь вряд ли чего подхватишь, чай, морового поветрия уже сколько лет не бывало. А вши, что ж... и вывести можно. Да и задрипанца какого вшивого Лорита к себе еще и не пустит — делов-то. И всё. Других проблем от такого сожительства умудренный опытом кабатчик не видел. Счастливые люди — что тут еще скажешь?

Стоит ли говорить, что после получения столь ценной информации я уже на следующий день вплотную взялся за решение проблемы спермотоксикоза в отдельно взятом организме? Вот тут-то меня и подстерегла очередная лажа.

Будучи человеком воспитанным, я посчитал неприличным подкатывать к женщине с пустыми руками. В то же время ограниченность финансовых средств не позволяла решить вопрос в лоб. Потому пришлось действовать традиционно: нарвал на опушке каких-то цветов и пошел "знакомиться". При этом я как-то не подумал, что традиции-то тут немного другие...

В общем, подвалил под вечер к вдовушке с букетом, отчего у нее чуть челюсть не отпала. Я вещал какую-то стандартную лабуду, а она стояла, открыв рот, и молча хлопала глазищами, которые при виде цветов почему-то стали на пол-лица. Секунд через тридцать, когда даже до меня дошло, что что-то тут не так, Лорита с каким-то непередаваемым полувзвизгом бросилась мне на шею, шепча между поцелуями что-то вроде: "Я согласна!"

Мне бы еще тогда насторожиться, но где вы видели мужика, который сможет критически мыслить, когда дама "на всё согласная"? К тому же меня явно избаловало повышенное внимание Ильки... Словом, соображал я тогда плохо и если о чем и думал, то явно не тем местом. Помню только, как Лорка меня до дверей дотащила, а в дом уже я ее внес. Дальше помню смутно, но судя по тому разгрому, что я созерцал утром, порезвились мы неплохо. От внезапно вспыхнувшей страсти пострадали большой сундук в сенях, обеденный стол и собственно кровать. Еще вешалка была сорвана и на полу валялась пара черепков, но это уже мелочи.

Кстати, я безбожно проспал начало рабочего дня, чего за мной уже давненько не водилось, так что Лориту утром не застал — видать умотала куда-то по делам. Ничуть не расстроившись этим фактом, кое-как застелил кровать (вбитая с детства привычка), поставил на место стол, выкинул остатки разбитой макитры, придвинул к стене сундук и отправился на работу — Тимо еще накануне просил поправить крышу сарая. Ремонт вешалки решил отложить до вечера, поскольку так и не смог найти молоток.

День пролетел, как один миг, и на закате я уже вновь стоял на пороге заветного домика с букетом в руках. Лорита явно ждала — открыла, едва успел пару раз в дверь стукнуть, при виде цветов прямо засияла. Втащила в дом, напоила какой-то наливкой, напичкала свежей выпечкой и планомерно довела дело до постели — чудо, а не женщина. Расплата наступила утром.

Проснулся я на этот раз не один. Веселая вдовушка лежала рядом и игриво щекотала мне нос прядью своих волос. Заметив, что я открыл глаза, эта змея, многообещающе улыбаясь, огорошила меня вопросом:

— Милый, я все хотела спросить: когда ты свадьбу играть собираешься? А то осень уже скоро — самое время для гуляний, а мы еще и день не назначили...

Она еще что-то говорила, но весь дальнейший текст я уже не воспринимал. Сказать, что в тот момент я был в шоке — это ничего не сказать. Да меня переселение в другой мир меньше ошеломило, если уж на то пошло. В голове билась одна единственная мысль: "За что, мать вашу, за что?!!! Где я так нагрешил-то, что меня и в параллельной вселенной в покое никак не оставят?"

— Какая свадьба?

Этот осторожный вопрос мгновенно заткнул фонтан красноречия потенциальной невесты. На лице Лоры застыло выражение неподдельного удивления, а в устремленном на меня взгляде огромных глаз плескалась поистине детская обида. В жизни б не подумал, что столь короткая фраза может вызвать такую бурю чувств. Впрочем, это была еще только прелюдия, настоящая буря разразилась потом...

Примерно через час, который был заполнен криками, плачем, битьем посуды, битьем меня, снова криками и далее по кругу, я таки смог выяснить первопричину всех бед. Оказывается местное общество, погрязшее в суевериях и предрассудках, придает большое значение всевозможным обрядам и обычаям. В частности, мужчина дарит цветы женщине только в одном случае — если намеревается назвать ее своей невестой. То есть всякие платки, бусы и мягкие игрушки — сколько угодно — обычный, ни к чему не обязывающий знак внимания. А вот цветы — это уже серьезно. Я же, как тот мужик из анекдота, который по пьяни перепутал квартиры и отдал любовнице всю зарплату, а к жене завалился с шампанским и цветами. Обе бабы остались довольны, что характерно.

Лора тоже была довольна моей цветочной эскападой, на что у нее имелись весьма веские причины. Во-первых, жизнь одинокой женщины на селе в средневековье — не сахар, и Лорита это знала, как никто другой. Во-вторых, шансы обрести семейное счастье с кем-либо, помимо меня, у нее были просто исчезающе малы. На вдовах тут вообще женятся неохотно. Даже не знаю почему, скорее всего, опять суеверия какие-то, но точно не поручусь. То есть, шансы выскочить замуж повторно имели только богатые и красивые. Ну и молодые, естественно. Лора не попадала ни в одну из этих категорий, поскольку было ей уже 27 (что для местных примерно эквивалентно "бальзаковскому возрасту"), приданное у нее было так себе, да и монументальностью форм она не страдала. Словом, привлечь потенциальных женихов вдовушке было решительно нечем.

На ней и в первый-то раз женился какой-то местный забулдыга-доходяга, поскольку больше никто на тощую девицу с грустными глазами не позарился. Прожил он с нею лет несколько, но детей так и не завел, а потом и сам по пьяному делу замерз как-то под забором. Вернее, вначале простудился, а потом уже околел, но не суть. Главное же заключалось в том, что теперь на Лорку и вовсе смотрели, как на чумную — детей родить не смогла, мужа со свету сжила... Не баба — катастрофа. Словом, жизнь шла по накатанной прямо под откос. И тут появился я. С цветами.

Все это мне поведали в промежутках между рыданиями и попытками прибить меня подушкой. И что тут поделаешь? Жалко ее, конечно, чисто по-человечески. Тем более что баба она симпатичная. Местные могут сколько угодно считать Лорку костлявой, но я-то точно знал, что пощупать на ней было чего! Собственно, по земным меркам, комплекция, как и рост, кстати, у нее были вполне себе средними, а фигура так даже выше среднего. Про возраст и вовсе молчу. Односельчане же были уверены, что баба, не уступающая в росте самым высоким мужикам, да к тому же имеющая ясно различимую талию, просто не имеет права на семейную жизнь. Я такой подход не одобрял, но желания кинуться грудью на амбразуру тоже не испытывал.

Пришлось объяснять, что "я не то имел в виду", на что ушло еще около получаса. Если б не амнезия, то хрен бы что у меня вышло, а так... Словом, отпустили меня с миром. Живого и относительно невредимого. Лорита напоследок даже улыбнулась пару раз на мои рассуждения о том, что женщины, которых нельзя обнять одной рукой — не есть идеал красоты. Улыбнулась и сказала:

— Если соскучишься, приходи. Только с цветами больше не шути.

Я в тот момент так расчувствовался, что чуть было не остался, но разум все же возобладал. Поцеловал на прощание и ушёл. Правда, в тот же вечер вернулся. С молотком. Починил вешалку, да так и остался ночевать. С тех пор и тянется наш сельский роман. Илька на меня дуется и, когда встречаемся, демонстративно отворачивается. Герт добродушно подтрунивает. Тимо на мои странности просто рукой махнул. Кумушки местные поначалу шибко этой темой заинтересовались, но потом тоже поостыли — так, перемывают косточки время от времени, да и то за глаза. Еще Ропит одно время воду мутил. Ропит — это тот самый сутулый, с которым я на дороге познакомился, кум Тимо. На редкость желчный и склочный тип. И жена у него под стать — та еще су... нехорошая женщина, в общем. Меня-то этот козёл цеплять опасался, а вот на Лорку взъелся отчего-то. То ли жена настропалила, то ли просто из природной вредности. Кончилось это тем, что я ему два зуба выбил и нос сломал. Ну, не сложились у нас отношения, чего уж. Как сразу не заладились, так и... Зато от Лориты сразу отстали. Сама Лорка, кстати, запустила слух, что в грызло Ропит получил за то, что пытался к ней клеиться, чем добавила пострадавшему семейных проблем, а себе немного баллов в местной неофициальной табели о рангах.

Вот так вот тихо-мирно, потихоньку обживаясь на новом месте, я и дотянул до весны.

Глава V

Весна помимо тепла принесла также серьезные перемены в мою устоявшуюся за последнее время жизнь. Вестником грядущих изменений стал помощник шерифа, заявившийся в Старую Иву в сопровождении пары солдат. Шериф здесь — это такое должностное лицо, назначаемое местным сеньором и обладающее существенными полномочиями. И вот это вот самое лицо торжественно объявило, что власть в лице светлейшего герцога Этельгейра решила слегка разнообразить нашу пресную жизнь небольшой войной. Вот так вот — ни больше, ни меньше.

Вообще надо сказать, что с централизацией власти в нашем отдельно взятом герцогстве было все в порядке. Из объяснений Герта следовало, что бароны должны были ежегодно сдавать в центральную казну собранные налоги, а в канцелярию — отчеты о финансовой деятельности за истекший период. Равным образом в столицу герцогства отсылались копии всех решений баронских судов, причем суд высшей инстанции имел безусловное право на пересмотр или отмену решения, вынесенного бароном или его представителем. Неисполнение вассальных повинностей перед герцогской короной было чревато денежными штрафами и прочими, весьма неприятными санкциями, а злостного нарушителя могли и вовсе отдать под суд с перспективой лишения баронского достоинства. В общем, местные сеньорчики вовсе не являлись самовластными хозяевами в своих вотчинах и, чтобы лишний раз не попадать в поле зрения бдительного ока большого брата, вынуждены были довольно-таки добросовестно приглядывать за вверенной территорией.

Интересно, что на более высоком уровне это правило не работало. Герцоги, требуя безусловного подчинения от своих вассалов, в тоже время вполне успешно забивали болт на собственные обязанности перед императором. За счет чего оказался возможен такой парадокс, я пока еще не разобрался, так что просто принял сложившуюся ситуацию как данность. В свете вышесказанного меня в тот момент гораздо больше интересовало: с кем же собрался воевать наш светлейший, если в самом герцогстве без его монаршей воли и так никто даже чихнуть не смеет? У шерифского зама имелся ответ и на этот вопрос — в зачитанном нам рескрипте значилось, что набор войска производится с целью разрешения спора с вольным имперским городом Ирбрендом. Именно разрешения спора, а не захвата или там восстановления суверенитета, то есть за нашим будущим противником как бы признавалось право на ведение такой вот ограниченной войны. Не знаю как Тимо и прочие односельчане, а я этот нюанс отметил сразу. Хотел обсудить с Гертом, но тут посланец выложил свой главный козырь — объявил о сборе ополчения.

Здесь надо бы пояснить, что местное законодательство давало сеньору право ежегодно призывать под знамена определенное число свободных граждан. Использовалась эта возможность не так уж часто, но в этот раз герцог, видимо, счел момент подходящим. Все тот же помощник шерифа, закончив зачитывать указ, объявил, что жеребьевка состоится в трактире за три часа до заката, после чего разрешил всем разойтись, что мы и исполнили. Тимо в растрепанных чувствах отправился утешать своих, а я наконец-то получил возможность переговорить с единственным человеком, который мог дать дельный совет в сложившейся ситуации.

Герт выслушал новости спокойно. После чего, ехидно ухмыляясь, озадачил меня вопросом:

— Хочешь поучаствовать?

Пришлось задуматься, потому что до сих пор я как-то не примерял возникшую проблему к себе лично. Известие о войне было воспринято как новость по телевизору о новой волне интифады где-то в секторе Газы — интересно, но как бы напрямую не затрагивает. А зря, потому что затрагивает и именно напрямую. Чтобы выиграть немного времени на размышления, пришлось прибегнуть к испытанной тактике — ответить вопросом на вопрос.

— С чего ты взял?

Сержант снисходительно хмыкнул:

— Ну не вечно же ты тут торчать будешь. Рано или поздно все равно уйдешь, так почему бы не сейчас?

А действительно? Чего ждать? Хотя...

— Это ты мне скажи, что не так с этой войной?

— С этой? Да все с ней в порядке — война, как война. Ничего особенного.

— Тогда почему объявлен сбор ополчения? Неужели для разборки с вольным городом недостаточно регуляров?

— Соображаешь. Хватит, конечно. Если не вмешается кто-то еще...

— Например?

— То, что Ирбренд — имперский город ни на какие размышления не наводит?

— Император может вмешаться?

— Еще и как! Вряд ли войсками, но денег на наемников подкинет запросто. А может и еще кто из соседей влезет. Всегда найдутся желающие поживиться на чужой войне.

— Всегда?

— Ну, не всегда, конечно, но частенько.

— И это как раз тот случай...

— Кто знает? Я ж не герцог и даже не его канцлер. Но наш великий император, дай Эйбрен* ему здоровья, давно уже мечтает переломать все кости своим светлейшим кузенам. Не думаю, что он упустит такой случай. Ты знаешь, что Ирбренд еще пять лет назад был вовсе не вольным городом?

Я отрицательно покачал головой, и Герт продолжил:

— Там сидел герцогский бургграф, который регулярно перечислял налоги и прочие торговые пошлины в казну герцогства. А потом горожане как-то добились статуса вольного города. ИМПЕРСКОГО вольного города. И теперь все сборы с тамошних мануфактур, биржи, рынков и прочего направляются прямиком в столицу — в карман императору. А наш светлейший Этельгейр кусает свои светлейшие локти, даже не снимая камзола. Теперь понял?

Понял, конечно. Чего ж тут непонятного? Не зря мне эта война с самого начала не понравилась.

— Так что, думаешь, не стоит туда лезть?

— Думаю, нет. Это не та война, на которой можно легко заработать или высоко взлететь. Если все пройдет гладко — все сливки снимут герцог со своими коронными частями, если же нет — ополченцы получат самыми первыми и на полную катушку.

— И как мне теперь избежать такой чести?

— Тебе-то? А тебе ничего избегать не надо. Призыву в ополчение подлежат только землевладельцы и держатели доходных предприятий, платящие налоги в казну и внесенные в соответствующий реестр. Голодранцев, вроде тебя, это не касается.

— То есть я в жеребьевке не участвую?

— Неа. А вот после войны можешь попытаться завербоваться в какой-нибудь регулярный полк. Туда всех берут — такого бугая как ты с руками оторвут.

— Ладно, а посмотреть-то я могу?

— На жеребьевку? Конечно, можешь. Я и сам схожу, гляну — какое-никакое развлечение.

Знал бы я тогда, чем это развлечение закончится...

Сам процесс жеребьевки был обставлен достаточно торжественно. Помощник шерифа при свидетелях отсчитал 31 (по количеству налогоплательщиков) металлический жетон наподобие монетки или пуговицы, только побольше, после чего 2 из них пометил крестиком. Затем все жетоны ссыпали в холщовый мешочек, и потенциальные защитники отчизны принялись по очереди тянуть жребий.

Я мысленно прикинул масштаб мобилизации и тихо выпал в осадок. Каждый пятнадцатый — это слишком круто. Для средневековых войн, во всяком случае. Однако Герт частично рассеял мои подозрения. Оказалось, что он успел перекинуться парой слов с вояками, охранявшими нашего дорогого военкома, и выяснил интересную вещь: мобилизация, если верить солдатской молве, производилась далеко не во всех баронствах и городах герцогства. Всё интересней и интересней... Развить эту тему мне помешал истошный женский вопль.

Орала жена Тимо. И даже не орала, а голосила на высокой ноте, не выдавая при этом никакой внятной информации. Впрочем, что тут выдавать? Достаточно глянуть на растерянную морду кабатчика, уставившегося на предмет в своей ладони, и все становится на свои места. Не везет моему работодателю в лотерею.

Помощник шерифа сочувственно похлопал свежеиспеченного ополченца по плечу, негромко сказал что-то ободряющее и приглашающе махнул рукой толпящимся вокруг мужикам — следующий, мол. И пока односельчане один за другим подходили к злосчастному мешку с бирками и поочередно запускали туда свои грабки, я решил переговорить с жертвой мобилизации. Все ж таки, как ни крути, Тимо был первым, кого я повстречал в этом мире. Он немало помогал мне на первых порах, да и вообще оказался неплохим человеком. Свиньей бы я был последней, если бы не попытался его поддержать хоть чем-нибудь в эту трудную для него минуту. Ведь ясно же, что ему этот поход, как серпом по... в общем, не радуют мирного пивовара открывшиеся перспективы.

Разговор у нас, правда, пошел немного не так, как я ожидал. Стоило мне приблизиться, как Тимо, не обращая внимания на причитания супруги, бухнулся передо мной на колени и, сложив руки, взмолился:

— Не губи! Я к тебе как к родному относился, ни разу не попрекнул, ни в чем не отказывал. Дочь старшую за тебя отдать готов был. Смилуйся, помоги!

Я так и встал. Сказать, что такое поведение кабатчика озадачило — это ничего не сказать. А главное знакомая такая картина... определенно где-то я уже это видел... Дежавю, блин. Только в тот раз я стоял с дубиной над кучей трупов, и такое поведение Тимо было, в общем, понятно. А теперь-то ему чего надо? Все сомнения развеяла следующая фраза заслуженного кельнера Старой Ивы:

— Вызовись вместо меня — век благодарен буду! Всеми богами клянусь: отплачу! Чего не пожелаешь, все выполню.

О как! Если я правильно понял, Тимо хочет меня на свое место в ополчении сосватать. Кажется, на моей родной планетке существовала такая практика замещения в славные времена рекрутской повинности. Выходит и здесь так же? Подошедший между тем Герт молча кивнул на невысказанный вопрос. Всё интересней и интересней...

— Благодарен, говоришь? И насколько благодарен?

Тимо буквально подскочил с колен, словно пружиной подброшенный, и тут же, даже не задумавшись, выпалил:

— Десять талеров! Прямо сейчас выплачу, только помоги!

Я задумчиво хмыкнул. Реакция кабатчика была мгновенна:

— Двенадцать!

Ну и что тут скажешь? Обвел глазами толпу притихших селян, выжидающе уставившуюся на меня женушку работодателя, оценивающе прищурившегося помощника шерифа... Давно мне тут такого пристального внимания не уделяли.

— Что скажешь, Герт?

Отставной сержант пожал плечами.

— Цена неплохая. Даже очень.

Неплохая цена за плохую войну... Хотя, что это будет за война — вилами по воде писано. У герцога наверняка есть свои резоны, у меня же только общие рассуждения старого вояки и никакой конкретики. С другой стороны, я ведь все равно собирался отсюда уходить...

— Ладно, толстяк, спасу тебя еще раз. Что там нужно сделать?

Чувство облегчения, волной прокатившееся по собравшейся толпе и окатившее Тимо с головой, ощущалось почти физически. Достойный пивовар словно сбросил разом десяток лет — распрямилась согнутая спина, расправились поникшие плечи, взгляд приобрел несвойственную ему ранее твердость. Не пейзанин — орел! Но ответил на мой вопрос не он, голос подал помощник шерифа:

— Ему — ничего, а тебе — расписаться в реестровой книге и получить свой жетон. Сумеешь? Ну и отлично. Тебя как зовут-то, заместитель?

Я немного помедлил, прикидывая все "за" и "против", и лишь затем произнес:

— Зови меня Морд.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Богиня молодости, здоровья и долголетия в имперском пантеоне.

Глава VI

Над своим новым именем я думал уже давно. С тем, что Серегой мне уже не быть, я смирился почти сразу — нет тут таких имен. В империи, по крайней мере. Но и вечно скрываться под кличкой "уважаемый" тоже не получится. Здесь, в Старой Иве, еще куда ни шло, но в большом мире надо что-то более определенное. Поскольку паспортов тут еще не изобрели, в выборе меня никто не ограничивал. Так что по здравому размышлению я решил подобрать что-нибудь максимально похожее на Нарда — привык за столько времени на него откликаться. Вот так вот и родилась идея с Мордом.

Слабым местом этой схемы было то, что имя оказалось не совсем подходящим. Не то чтобы каким-то очень редким или там устаревшим, нет. Имя было вполне себе в ходу, но считалось, как бы это сказать, аристократичным, что ли? В общем, среди крестьян оно как-то не встречалось. Не принято было. А вот у одного из мелких дворян, что завернул как-то раз к Тимо пропустить кружечку пива, оно смотрелось вполне органично, не вызывая никаких дополнительных вопросов.

Строго говоря, дворянчика звали Морольд или еще точнее "господин Морольд" — так к нему обращался слуга. Морд — сокращенная версия имени, которую я придумал сам. Вроде как и к Нарду ближе, и момент с социальным происхождением как-то обходится. В теории. Как такой креатив будет воспринят на практике, оставалось загадкой. Оно бы, конечно, посоветоваться с кем-нибудь знающим не мешало бы, но всё как-то не до того было, вот и дооткладывался. А когда про имя спросили, консультироваться уже некогда было, ну я и выложил свою старую заготовку.

К моему несказанному облегчению шерифский помощник отреагировал на необычное имя совершенно спокойно. Кивнул, как ни в чем не бывало, да и вернулся к прерванной жеребьевке. А я поперся в кабак — решать текущие организационные вопросы.

Внутри меня уже ждали. Пританцовывающий от нетерпения Тимо, его дочери, настороженно выглядывающие с кухни, и жена, громыхающая посудой за барной стойкой. Следом за мной практически след в след в главный зал таверны проникли Герт с Ропитом — теперь можно и о делах поговорить. Кабатчик, видимо, только этого и ждал — едва я перешагнул порог, как Тимо сорвался с места и стрелой вылетел из комнаты, чтобы уже через минуту вернуться с пригоршней серебряных монет в руках.

— Вот. Можешь проверить.

Я лениво разровнял по столу небольшую горку монет, выбрал наугад один из серебряных кругляшей, задумчиво покрутил его в пальцах, после чего отошел к окну и принялся придирчиво изучать. Довольно крупная и аккуратная монета, слегка потертая. На аверсе выбит профиль какого-то мужика в короне, реверс украшен изображением единицы в окружении красивых финтифлюшек. Медь вроде бы нигде не просвечивает, так что будем считать монетку настоящей, хотя возможность использования сплава остается — металловед из меня по-прежнему аховый.

Подбросив и тут же поймав свой трофей на лету, я с улыбкой повернулся к собравшейся у стола компании:

— С оплатой разобрались. Что дальше.

Тимо облегченно выдохнул. А пока он переводил дух, заговорил Герт:

— Теперь тебе нужно расписаться в книге у помощника шерифа, он тебе покажет где. Завтра выступишь с ним в сборный лагерь. Там тебя запишут в какую-нибудь сотню и выдадут оружие из герцогского арсенала. Дальше будешь служить до окончания кампании и роспуска ополчения. Права и обязанности у тебя будут ровно такие же, как и у всех прочих ополченцев.

— А кроме оружия мне там ничего не выдадут?

— Кормить еще будут. Должны, во всяком случае.

— А обмундирование?

— Не. Это только коронным полкам полагается.

— Тогда у меня проблема.

Герт хмыкнул:

— Да уж, обновки тебе не помешают.

В этом месте Тимо, до сих пор молча переводивший взгляд с одного собеседника на другого, внезапно оживился.

— Я все устрою.

Теперь уже мы с Гертом дружно уставились на него.

— Можешь взять мою новую куртку, тебе немного коротковата будет, но в плечах должна подойти. Ты ж зимой мою старую таскал? Ну вот. Штаны у тебя свои еще крепкие, а обувь... Помнишь, Нурф заказывал себе новые башмаки?

Я только отрицательно покачал головой. Если и заказывал, то явно без меня. Но Тимо это не смутило.

— В общем, позавчера я их привез, да так и не отдал пока. Всё что-то отвлекало, да и Нурф как-то не захаживал. Ну вот, а нога у него здоровая, даром, что сам поперек себя шире. Тебе, думаю, подойдет. Вот и забирай его обувку, а с Нурфом я всё улажу.

Хм, очень своевременное предложение. Куртка — черт с ней, сейчас тепло уже, хотя ночью да на привале — не помешает. А вот обувь... Обувка — первейшее дело в любом походе. Я-то сюда попал в старых сандалиях. Летом было вполне нормально, а вот зимой спасался самодельными опорками, изготовленными с помощью советов местных умельцев. Если недалеко и недолго, то жить можно, но вот отправляться в этих стремных обмотках на войну не хотелось категорически, так что оставалось только согласиться с Тимо.

Толстяк мигом метнулся в кладовку и вернулся оттуда уже с объемным свертком. Куртка и тяжелые кожаные башмаки были тут же примерены и одобрены, а небольшой дорожный мешок передали на кухню с наказом заполнить едой из расчета на три дня. После этого сборы можно было считать законченными, и настала пора прощаться.

— Ну что, толстяк, не поминай лихом, как говорится. И нового вышибалу нанимать тоже не спеши. Может, свидимся еще.

Тимо аж подпрыгнул:

— Да ты что!? Трёх лун не пройдет, как вернешься! А за место свое не переживай — оно всегда за тобой, когда б не пришел. Я тебя теперь всю жизнь в молитвах поминать буду и детям накажу, чтоб помнили, кто их родителя от смерти спас.

Блин надо же, эк его проняло, даж неудобно как-то. Но раз предлагают...

— Я и так не пропаду. Ты лучше за Лоритой присмотри — одна она теперь остается, мало ли...

Я еще не успел договорить, а кабатчик уже часто кивал, заранее соглашаясь с каждым моим словом:

— Не беспокойся, как за родной сестрой приглядывать буду!

Ну-ну, было б сказано.

— Ладно, бывай тогда. Пойду я, а то темнеет уже, а дел немало осталось.

С этими словами я похлопал Тимо по плечу и, подхватив котомку, отправился к выходу, провожаемый взглядами домочадцев, так долго бывших моими самыми близкими людьми в этом новом для меня мире. На щеке высунувшейся из кухни Ильки проникший в окно луч заходящего солнца высветил предательскую слезинку. Или, может быть, просто показалось?

На крыльце меня поджидал зам шерифа. Подсунул мне книгу, типа амбарной, всунул в руку некое подобие стилоса и показал где надо расписаться. После того как я накарябал какую-то закорючку, бравый служитель закона подул на страницу, чтоб чернила быстрее высохли, захлопнул свой талмуд и, довольный как слон, отправился в трактир — отмечать удачную вербовку и договариваться за ночлег. Я же оказался предоставлен самому себе. Выступление назначили на утро, так что у меня впереди была еще целая ночь свободной жизни.

Герт, вышедший вслед за мной и подпиравший стенку трактира пока я расписывался в реестре, неспешно спустился с крылечка и, как ни в чем не бывало, произнес:

— Пошли, отметим твой первый найм. Заодно прикинем, чего тебе еще не хватает.

Я молча пожал плечами. Почему бы и нет?

Едва добравшись до дома, Герт, буркнув нечто неразборчивое, что я трактовал как приглашение присесть, сразу же полез в свой старый сундук. Погромыхав там некоторое время, извлек из недр хранилища небольшой сверток, аккуратно развернул тряпицу, удовлетворенно хмыкнул и наконец-то соизволил повернуться ко мне.

— Лови.

Я подхватил на лету аккуратно подброшенный предмет и лишь теперь разглядел, что же это было. А разглядев, чуть не присвистнул от восхищения.

У меня на ладони лежал довольно длинный кинжал. Простые черные ножны и рукоять без каких бы то ни было украшений, но на мой скромный взгляд весьма качественные. Обоюдоострый клинок из очень хорошей стали — никаких тебе зазубрин, каверн или следов коррозии. Гладкая однородная поверхность, добротная заточка. Никаких излишеств, вроде сияющей полировки или бритвенной остроты лезвия, всё продуманно и функционально. Оружие явно предназначалось для боя, а не на роль статусной цацки. И делалось оно, насколько могу судить, вовсе не для какого-то там сержанта. Не знаю, кому принадлежало скромное клеймо в виде трех переплетенных колец, но готов держать пари, что таким клинком не побрезговал бы и капитан коронного полка или барончик средней руки. И цена у этой смертоносной игрушки должна быть соответствующая...

Герт, словно прочитав мои мысли, прервал затянувшееся молчание:

— Нравится? Бери!

Я бросил на отставного сержанта подозрительный взгляд исподлобья. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Герт, правильно истолковав мое молчание, фыркнул и тут же пояснил:

— Мне он бесплатно достался, незадолго до того, как меня из армии поперли — так и не довелось воспользоваться. Может тебе повезет больше.

Не веря в свое счастье, я переводил взгляд с полуобнаженного кинжала в моих руках на старого вояку, тяжело опиравшегося на крышку своего сундука, и обратно. Клинок завораживал своим смертоносным совершенством. Всё-таки в оружии есть какая-то особая магия, чтоб там не говорили пацифисты всех мастей. Иначе как объяснить то, что я отколол в следующий момент? Хотя, может это и общая обстановка так на меня повлияла — не знаю, но, обнажив клинок, я неожиданно для самого себя приложился к лезвию. Губы на миг кольнул бесстрастный холод металла, а через секунду, подняв глаза, я натолкнулся на самодовольную ухмылку Герта.

— Себя не обманешь, северянин.

Видимо выражение недоумения на моей роже выглядело достаточно красноречиво, так как сержант тут же пояснил свою мысль:

— Поцелуй Джерид. Есть такая древняя традиция.

— Что еще за Джерид?

— Богиня войны у северян.

— Никогда не слыхал, чтобы ее кто-то упоминал.

— Еще бы! Почитание чужих богов в империи не приветствуется.

— Погоди, ты же только что сказал, что ее весьма почитают на севере? Я всегда считал, что герцогство Танарис — самое северное в империи.

— Верно. То есть нет. Смотри.

С этими словами Герт захлопнул свой сундук и проворно захромал к выходу. Во доре старый сержант отломил от растущего рядом с крыльцом куста довольно длинную хворостину и с ее помощью начертил на земле какую-то бесформенную кляксу, после чего продолжил свою лекцию:

— Вот это наша империя.

Кончик прутика уперся в центр начертанной фигуры.

— Вот здесь находится наше герцогство.

Импровизированная указка отчеркнула верхнюю часть имперской кляксы.

— Дальше к северу лежат вольные королевства.

Хворостина проводит извилистую линию за пределами "империи".

— А за ними — дикие земли. Вот там и живут северяне.

Палочка воткнулась в пыль за волнистой чертой, тем самым ставя точку в этом импровизированном уроке географии. Я задумчиво почесал затылок, обдумывая новую информацию. Роящиеся в голове вопросы ломились наружу плотной толпой, никак не желая выстраиваться в очередь. В конце концов я решил не париться и начать с самого простого:

— И кто они, эти северяне?

Герт равнодушно пожал плечами.

— Варвары. Живут как дикари, подчиняются своим вождям, молятся своим богам.

— И почему ты принял меня за дикаря?

— Ты похож на них. Рослый, светловолосый, светлоглазый. Но главное — поцелуй клинка.

— А что в этом такого?

— Это их священный обычай. Когда молодого парня посвящают в воины, ему вручают оружие, а он целует лезвие и тем самым клянется в верности богине войны. За это Джерид еще называют невестой воинов.

— Красивый обычай.

— Да. И для северян он священен. Любой пацан с пеленок мечтает о том, что когда-нибудь получит в свои руки меч и в круге войны, перед вождем и старейшинами, даст Джерид нерушимую клятву верности, разорвать которую сможет лишь смерть. Путь воина — лучшая судьба для человека. Гибель в бою — почетна. Такова их суть.

— И ты думаешь...

— А что тут думать? Я ж сказал: себя не обманешь. Можно забыть своё имя, язык, семью, но это — это не в голове. Это у тебя в крови.

В словах сержанта звучала просто непоколебимая уверенность, так что я вновь замолчал, обдумывая услышанное, а Герт, по-своему истолковав возникшую паузу, счел нужным прояснить свое отношение к происходящему:

— Если ты думаешь, как тебе жить дальше, то забудь. Кем бы ни была твоя мамаша, ты — имперец. Простой ополченец, которых много. А что ростом повыше да посветлее, так мало ли чего в жизни бывает. У меня вот друг был из Виннерда, это королевство к северу от нас. И ничего — служил получше многих.

— Это от него ты про северян столько узнал?

— Угу. В королевствах про варваров знают не понаслышке.

— То есть то, что во мне кровь севера — это ничего?

— Просто любопытная деталь. Знал бы ты, какие ублюдки попадаются в коронных полках! А уж у наемников... В ополчении народ попроще, конечно, но ты ведь заместитель, так что никого особо не удивишь. Всего лишь еще одна занятная байка, которую можно рассказать у костра на биваке.

Я еще раз поглядел на кинжал в моей руке, на усмехающегося сержанта, сделавшего мне поистине царский подарок.

— Спасибо, Герт. За кинжал и вообще. Ты был хорошим инструктором. Так что спасибо.

Улыбка сержанта стала шире:

— Пустое. Тебя было интересно тренировать, я словно вспомнил молодость. Так что мы в расчете. Но дальше тебе придется справляться самому. Удачи, Морд-северянин.

Глава VII

Небосвод перечеркнул след очередного метеора, а я все продолжал пялиться в бархатную черноту ночи. Небо здесь совсем не похоже на наше. Глубже, темнее, контрастней. Днем оно не бледно-голубое, а почти синее. Ночью же... Две светлые полосы, напоминающие наш млечный путь, пересекают весь небосклон, образуя косой крест. Мириады звезд горят холодным огнем, завораживая своим мерцанием, затягивая в бездонные глубины космоса. И в довершение всего три луны, догоняя друг друга, ведут бесконечный хоровод вокруг планеты, ставшей моим новым домом. Одна большая и белая, внешне похожая на нашу, только чуть крупнее, светлее и вместо пятен украшена несколькими серыми полосами. Две другие совсем маленькие, красноватые, но шустрые — движутся по своим орбитам гораздо быстрее старшей сестры, обгоняя ее по два-три раза за ночь. Всё вместе это образует просто потрясающее впечатление. У нас такого не увидишь. Даже за городом, где свет фонарей и неоновой рекламы не затмевает робкое сияние звезд.

В первые месяцы моего пребывания в Илаале я часами пропадал на улице, развалившись в каком-нибудь стогу за околицей или просто на лавочке, прислонившись к стенке сарая, вдыхая ароматы луговых трав и слушая пение цикад. Любоваться этим сумасшедшим небом можно было бесконечно, так что такая вот своеобразная медитация надолго стала моим единственным развлечением в новом и непривычном мире. Бесстрастная красота звезд лечила душу и успокаивала нервы, помогала забыть о прошлом, пережить потерю семьи и даже в какой-то мере компенсировала недостаток общения. Как знать, может быть именно это небо помогло мне тогда не двинуться умом от свалившихся проблем и переживаний?

С тех пор утекло немало воды. Я худо-бедно вписался в этот мир, обзавелся друзьями и обязанностями, наладил отношения с аборигенами и даже стал строить кое-какие планы на будущее, но привычка обдумывать трудные решения наедине с природой — осталась. Вот и сейчас полная луна сверкает над вершинами деревьев, заливая землю серебристым сиянием. Один из малых спутников проплывает низко над горизонтом, поблескивая недобрым багровым светом. Легкий ночной ветерок тихо шуршит в склонившихся к реке ветвях древней ивы, давшей название деревеньке. Сама речушка мирно журчит между опорами скрипучего деревянного мостика. Ночь уже давно вступила в свои права, смахнув с неба последние лоскуты яркого покрывала заката, а я по-прежнему стою на берегу под деревом, любуясь яркими росчерками метеоров на фоне звездного неба, и в который раз мысленно прокручиваю предстоящий разговор, подсознательно пытаясь оттянуть его начало.

Умом я отлично понимаю, что мой сельский роман благополучно подошел к своему логическому завершению. Что я ничего не обещал и потому вроде как ничего и не должен, но... это чертово "но", как всегда, портило всё дело. Дурацкий рудимент под названием "совесть" упорно пытался внушить мне чувство вины, и доводы разума были тут абсолютно бессильны. За последние полгода Лорита как-то незаметно умудрилась занять важное место в моей жизни, и если с перспективой расставания я смирился заранее, то конкретные нюансы этого процесса оставляли немалую свободу для маневра. Проще говоря, мне хотелось бы расстаться по-хорошему, и в этом крылась немалая проблема, потому что, насколько я успел узнать Лориту, отпускать кого бы то ни было просто так было не в ее характере. Жизнь приучила вдовушку хвататься за малейший шанс, коих на ее долю выпало так мало, и я как раз был тем самым шансом, причем вполне возможно — последним... И что тут поделаешь?

Я с досадой отбросил плоскую гальку, которую до сих пор бездумно крутил в руках. Камешек вместо того, чтобы, негромко булькнув, кануть на дно речушки, бодро прошлёпал по поверхности воды и после тройного рикошета с легким шуршанием скрылся в траве на противоположном берегу. Этот неожиданный маневр навел меня на любопытную мысль. Зачем пытаться решить проблему в лоб, если ее можно изящно обойти?

Тут же вспомнился одногрупник Димон — любитель острых ощущений и, по совместительству, отчаянный бабник. Временами, после третьего литра пива, на него нападала охота пофилософствовать, и тогда зачастую рождались интересные перлы, один из которых сейчас пришелся очень кстати. Воздев к потолку свой указующий перст Димон вещал: "Запомните, салаги, никогда, ни-ког-да не пытайтесь переспорить бабу с помощью аргументов! Женщины живут эмоциями, и любые логические построения будут отринуты, перекручены или просто проигнорированы, если не будут соответствовать текущему эмоциональному состоянию. Хотите чего-то добиться? Доставьте ей радость! После этого никаких заумных обоснований уже не понадобится".

По лицу сама собой расползлась довольная ухмылка. Отряхнув руки, я решительно направился к знакомому дому. Не хочешь отпускать? Тогда держи крепче!

Несмотря на позднее время, свет в окне всё еще горел, что полностью соответствовало моему плану. Без стука отворив дверь и проникнув в комнату, я получил прекрасную возможность понаблюдать, какова длина шага, отделяющего любовь от ненависти.

Вот Лорита сидит за столом, бездумно глядя в окно и всем своим видом источает грусть от расставания и вселенскую скорбь покинутой женщины. Затем на стол перед ней падает моя тень, и в следующую секунду передо мной, гордо выпрямив спину и гневно сверкая глазами, стоит разъяренная фурия, уже занося руку для удара. К счастью я был настороже, да и уроки Герта, как и два года занятий рукопашным боем, не прошли даром, так что этот взрыв эмоций не застал меня врасплох. Лоркина ладонь, вместо того, чтобы залепить мне смачную пощечину, лишь бессильно хлопнула по спине, а рот, уже готовый проклинать весь род мужской до хрен знает какого колена, был предусмотрительно закрыт поцелуем. Секунд десять она еще пыталась сопротивляться, мыча и отпихивая меня левой рукой, но затем всё-таки сдалась. Продержав ее в объятиях еще с четверть минуты для гарантии, я все же оторвался от ее губ и прошептал на ухо:

— Не надо слов! Ночь коротка, а сделанного не воротишь. Хочешь, чтобы я остался? Тогда обнимай крепче!

И тут же, не давая ответить, подхватил на руки, решительно двинувшись к кровати. Лорка тихо взвизгнула, когда я практически вытряхнул ее из платья, но брыкаться больше не пыталась. Швырнув безрукавку на стол, я с размаху шмякнулся на жалобно скрипнувшую кровать, кожей ощущая жар женского тела у себя под боком. Светло-серые глаза многообещающе блеснули в паре дюймов от моего лица за миг до того, как Лорита, змеёй вывернувшись из объятий, лихо оседлала меня с каким-то победным возгласом.

Последней приличной мыслью, родившейся в ту ночь внутри моей черепушки, стала банальная: "А всё-таки Димон был прав!".

...

Когда я выбрался из дому, на дворе еще только начало светать. Луна по-прежнему царила на небосклоне, ночь слабо спорила с наступающим утром. Вдохнув полной грудью, я в последний раз обернулся, бросив прощальный взгляд на разметавшуюся по постели Лорку, и, тихо притворив дверь, решительно зашагал к таверне.

Помощник шерифа отыскался в хорошо знакомом мне сарае за кабаком. Должностное лицо мирно дрыхло на сеновале, стойко перенося тяготы войны в компании пары солдат, четырех рекрутов и случайного посетителя, задержавшегося в Старой Иве на ночь. Недолго думая, я влился в стройные ряды защитников герцогства, разместившись ближе к выходу с таким расчетом, чтобы меня непременно разбудили, когда поутру начнут выбираться на свет божий.

Расчет полностью оправдался. С первыми лучами солнца меня растолкали, затем последовал легкий завтрак всухомятку, и к тому времени, как дневное светило полностью вылезло из-за линии горизонта, я уже пылил по дороге вместе с еще несколькими ополченцами под присмотром парочки баронских солдат. До конца дня мы провели жеребьевку в одной деревеньке и паре хуторов, пополнив свой маленький отряд тремя новыми бедолагами. Причем никто из будущих храбрых солдат герцогства Танарис даже не пытался изображать служебное рвение и энтузиазм по поводу участия в судьбоносных событиях, рожи всех ополченцев без исключения выражали крайнюю степень уныния, являя собой яркий образчик упаднических настроений в среде мелких землевладельцев.

К вечеру эти кислые хари так допекли нашего временного начальника, что он, плюнув в сердцах, отменил запланированную остановку на ферме и велел располагаться на ночлег прямо в поле, по видимому желая таким вот своеобразным образом поучить новобранцев уму-разуму. Что ж, если он добивался именно этого, то следует признать, что получилось у него так себе. Погода стояла отличная и ночевка на свежем воздухе смотрелась предпочтительней, чем в каком-нибудь пыльном сарае с выводком шуршащих по углам мышей. Видимо, это понимал не только я. Пейзане, не выказав никак признаков расстройства, не сговариваясь, принялись устраиваться на ночлег чуть ли не на самой обочине.

То ли вчерашние крестьяне уже успели проникнуться армейским духом и не собирались даже пальцем шевелить без приказа, то ли еще по какой причине озаботиться обустройством стоянки никто почему-то не пожелал. Шериф со своими солдатами расположился отдельно, время от времени бросая на нашу компанию косые взгляды. При этом брезгливость и желание досадить сиволапым были написаны на его роже большими печатными буквами. Понаблюдав с полминуты за творящимся непотребством, я решил, что лучшего случая заявить о себе может и не представиться, после чего решительно взялся за дело.

— Эй ты, как там тебя? Пройдись по опушке и набери дров. Ты — расчисти место для костра. Да не здесь! Вон, видишь полянку за кустами? Остальные берут вещи и тащат туда же — нечего возле дороги отсвечивать.

Отправленный на лесоповал мужичок, немедленно возмутился:

— А ты кто такой?!

Блин, как мило. Мир другой, а фразочки все те же. Прям как в родной район попал (не самый благополучный, между прочим). Ну, ни черта в этой жизни не меняется. А раз так, то и нечего изобретать паровоз. Взгляд исподлобья, рожу — кирпичом:

— Я — Морд-северянин.

Мужик посмотрел на меня снизу вверх и понял, что погорячился. Глазки сразу забегали, ища безопасный путь к отступлению:

— А почему это я за дровами?

— Потому что я так сказал!

Убийственный аргумент, перебить который можно только совсем уж не убиваемым "да пошел ты!". Но в последнем случае надо быть готовым подкрепить свое требование мерами физического воздействия. Если же нет...

Оппоненту крыть было нечем, так что дядька предпочел без лишнего шума ретироваться, бормоча что-то себе под нос. Вслед за ним бочком-бочком, словно крабы на пляже, расползлись и остальные. Ворча и ежеминутно косясь в мою сторону, доблестные ополченцы приступили к выполнению полученных заданий, а я, распределив наряды и обустроившись на самолично выбранном месте, собрался было приступить к приему пищи, как вдруг меня вежливо прервали. Ну как вежливо? Могло быть и хуже.

— Эй, северянин!

Я обернулся, и шериф, развалившийся у весело потрескивавшего костерка, махнул рукой, приглашая присоединиться. Пришлось подыматься и плестись на прием к начальству. Баронские солдатики потеснились, освобождая место возле огня, а командир, едва я уселся, протянул приятно булькнувшую флягу.

— Угощайся.

— Благодарю, мастер...

— Озрик. Можешь звать меня так.

Я только молча кивнул, принимая к сведению, и наконец-то приложился к фляге. Хм, что-то вроде сидра — ничего так. Следующая фраза шерифа едва не заставила меня поперхнуться. Умеет же момент выбрать, полицай чертов!

— Зачем ты здесь, северянин?

Тон, которым это было произнесено, мне не понравился. Совсем. Так говорят с подозреваемым. А от подозреваемого до обвиняемого дорога короткая. Особенно на войне. Особенно здесь.

Я медленно опустил флягу:

— Ты же видел всё сам.

Озрик невозмутимо кивнул:

— Видел. Потому и спрашиваю.

— Зачем тебе это? Ты ведь не пойдешь с нами на войну, твое дело привести ополченцев в лагерь и сдать начальству под роспись. Я записался по всем правилам, ты сам это заверил, так что тебе во мне?

— Просто интересно. Ты учился у Герта?

Получив подтверждающий кивок, Озрик продолжил:

— Я знаю его. Он служил с моим отцом. Когда вышел в отставку, я помогал ему устроиться, подсказал, где лучше осесть. Старый рубака не стал бы возиться с простым крестьянином — чем-то ты его заинтересовал. Чем?

— Не дал проткнуть себя копьем при первой встрече.

Шериф хмыкнул:

— Похоже на него. Что ж, Герт разглядел в тебе вояку. Честно говоря, это было не сложно — достаточно глянуть хотя бы мельком на тебя и потом посмотреть на этих вот баранов.

Озрик сделал небрежный жест в сторону второго костра, вокруг которого возились мои коллеги по ополчению, и тут же продолжил:

— Ты среди них как волк посреди отары. Так зачем ты влез в это стадо? Только не говори, что был должен трактирщику — должника не умоляют стоя на коленях.

Я чуть не взмок. Рассказывать сомнительную историю своего появления в этом мире не входило в мои планы. Давить на жалость, вновь пуская в ход амнезию? Тоже не выход — пора уже избавляться от амплуа дурачка, не помнящего откуда он взялся. Рассказать про дюжину талеров, десять из которых остались стоять аккуратным столбиком у Лориты на столе? Так завербовавшись в коронный полк, я мог бы срубить и побольше. Сказать, что просто поддался внезапному порыву? Мол, всё равно уходить, так чего тянуть? Не поверит. И я даже знаю почему.

Пройти через ополчение — самый простой и надежный способ легализации. Раз вписан в реестр — значит подданный герцога. Тут без вариантов. В отличие от регулярных полков, кстати. Которые по сути те же самые наемники, только платит им не капитан вольного отряда, а герцог из своей казны. Платит, соответственно, меньше, зато стабильней. Но дело не в этом.

Солдат здесь — это бродяга без роду и племени. Только что с оружием. Последнее обстоятельство значит, конечно, не мало, но... проблема в том, что общество тут всё-таки сословное. И потому безродный солдат так навсегда и останется солдатом. Пока не сгинет, получив свой кусок железа в брюхо, или еще от какой неприятности, коими весьма богата неверная доля наемника. Максимум, что светит такому служаке — роль отставного сержанта, наподобие Герта. Если же хочешь чего-то большего — предъяви родословную. Хоть какую-то. Запись в ополчение практически равносильна зачислению в бюргерское сословие. Не дворянин, но... уже и не бродяга. Для начала — неплохо.

Всё это я передумал уже после того, как поставил подпись в шерифском гроссбухе, лишний раз убедившись в том, что принятое по наитию решение зачастую самое верное. Вот только Озрик вряд ли поверит, что я решил обзавестись местной "пропиской" спонтанно — он-то эту ситуацию куда как быстрее меня просчитал. В принципе, мне до его веры дела нет — пусть думает что хочет, серьезных оснований для моего отчисления все равно нет. Заместительство мое честь по чести оформлено. Но впереди война, а на ней всякое случается. Не понравится мой ответ шерифскому помощнику, шепнет он пару слов командиру сотни, в которую меня запишут, и... Может, конечно, и зря я себя накручиваю, но береженого и Эйбрен бережет. Раз уж должностное лицо аж до личной беседы с подозрительным заместителем снизошло, то не стоит его разочаровывать. Но и правду говорить не стоит. По крайней мере, всю.

— Я хочу подняться. В ополчении будет легче выдвинуться.

Ну, вроде не соврал. Должно прокатить. И происхождение свое сомнительное стороной обошел — нечего этой скользкой темы касаться. Озрик несколько долгих секунд буравил меня взглядом, затем удовлетворенно кивнул.

— А ты не такой уж дурак.

— Просто не хочу через двадцать лет оказаться один в старом домике на отшибе с крюком вместо руки.

Озрик хмыкнул:

— Точно не дурак. Обычно молодые лоботрясы вроде тебя, наслушавшись армейских баек, хотят стать лихими рубаками, как тот же Герт. Что делать, когда доживут до его лет и многим ли это удается, задумывается не каждый. Ты вот — задумался.

Мы помолчали. Чтобы заполнить паузу я даже приложился к фляге, которую все еще держал в руке — после такого разговора оно в любом случае не помешает. Озрик, услышав бульканье, вынырнул из задумчивости и требовательно протянул руку — пришлось возвращать сосуд законному владельцу. Отхлебнув в свою очередь, помощник шерифа плавно закруглил нашу странную беседу:

— Отдыхай. Завтра прибудем в Линдгорн, там и посмотрим, что из твоей затеи выйдет.

Я молча поднялся и поплелся к своему костру. Последняя фраза Озрика заставляла задуматься. Похоже, в моей жизни начинается новый этап. Может быть, еще не поздно смыться? Небо сегодня в тучах, ночь должна быть темной...

Глава VIII

Утро застало меня марширующим по серой ленте проселочной дороги. Небо по-прежнему было затянуто тучами, а я всё еще оставался в компании шерифского помощника и кучки мобилизованных крестьян. По здравому размышлению, занявшему изрядную часть ночи, план побега так и не был утвержден и вовсе не потому, что таил в себе некоторый элемент риска.

У Озрика всего два солдата и с десяток обалдуев, которых надо доставить на сборный пункт вовремя. Теоретически он может пустить своих подручных по следу беглеца, а сам в гордом одиночестве отправится в лагерь во главе колонны рекрутов. Но тут такое дело: солдаты эти — баронские, и если дезертир кого-то из них зарежет (а такой вариант не исключен), то отвечать Озрику придется перед своим непосредственным начальством — перед шерифом и самим бароном. И спросят они строго — ибо безобразие. А вот за сбежавшего рекрута ему отвечать только перед герцогским представителем (кто там за проведение мобилизации отвечает), которому на отдельно взятого бегунка, в общем-то, плевать — ну объявят выговор нерасторопному вербовщику (в крайнем случае, штраф могут назначить), а дезертира в розыск объявят. Тот же Озрик его по лесам и будет искать, но уже не с парой солдат, а посерьезней. Обычное дело. Рутина.

Но есть еще один момент. Это ведь ополчение и дезертир здесь не сам по себе — он из реестра. Значит, у него есть собственность, которую можно конфисковать. Это в общем случае. В данном же случае имеем нанятого заместителя, за которого отвечает тот, кто его нанял — Тимо. Берем Тимо за шкирку и отправляем служить вместо не оправдавшего высокое доверие дезертира. Ну и штраф само собой — за беспокойство. Так что особых причин за мной бегать прямо сейчас у Озрика, считай, что и нет.

С другой стороны и мне от него бегать вроде как не с руки. Вряд ли Озрик принял меня за шпиона императора, который решил внедриться в святая святых герцогства Танарис — народное ополчение. Скорее шерифский помощник просто проявил повышенное служебное рвение, попытавшись выяснить обо мне несколько больше, чем требовали его прямые служебные обязанности. Бывает. В целом же вербовщик производил впечатление неплохого человека, так что оброненную им фразу про "посмотрим" я после некоторых колебаний все же решил считать не завуалированной угрозой, а чем-то более-менее безобидным. И не прогадал.

Моя вера в человечество и отдельных его представителей была с лихвой вознаграждена уже на следующий день, когда меня и прочих приведенных Озриком ополченцев принялись распределять по сотням. Вообще-то этим должны были заняться сразу по прибытию в лагерь, но в Линдгорн мы притопали уже в сумерках, и никто не стал будить высокое начальство ради кучки пропыленных рекрутов. Нам просто показали место для ночевки и велели не покидать территорию лагеря вплоть до поступления дальнейших распоряжений. А вот утром нас разыскал какой-то военный чиновник, пересчитал, сверился с записями в шерифском гроссбухе, внес всех в какой-то список и торжественно объявил, что с этого момента мы являемся бойцами четвертой сотни муниципального ополчения герцогства Танарис. После чего мы, по-прежнему в сопровождении Озрика и его подручных, протопали в расположение помянутой сотни, чтобы предстать пред светлы очи ее командира.

Сотником оказался кряжистый дядька лет сорока с изрядным брюшком и уныло повисшими усами. Выбравшись из палатки, мужик окатил нас ленивым взглядом, скривил губы в пренебрежительной гримасе и выдал ритуальную фразу:

— Поздравляю, засранцы, теперь вы — солдаты!

После чего, приподняв полог палатки, гаркнул:

— Раск!

На зов начальства из недр матерчатого жилища появился еще один персонаж — примерно одних с сотником лет, но куда более жилистый и подвижный. Как только Раск выбрался на свет божий и принял стойку, отдаленно напоминающую строевую, сотник продолжил свой монолог:

— Распределишь этих (небрежный жест в нашу сторону) по десяткам, где там у нас некомплект, выдашь оружие, поставишь на довольствие. Как закончишь, возвращайся.

Выдав эти ценные указания, наш новый командир собрался было вернуться в палатку, но его технично перехватил Озрик. Помощник шерифа, до сих пор безучастно взиравший на разворачивающееся действо, внезапно очнулся и, деликатно придержав сотника за руку, негромко пробубнил пару коротких фраз. Начальство заинтересовалось, бросив в нашу сторону новый, на сей раз куда более пристальный взгляд.

— Раск, постой!

Остановленный этим окриком заместитель недоуменно обернулся, а Озрик, развивая достигнутый успех, вновь забубнил что-то сотнику на ухо. Тот, недоверчиво косясь в нашу сторону о чем-то переспросил, получив ответ, решительно ткнул пальцем в мою сторону:

— Ты, длинный, подойди!

Раздвинув плечом толпившихся вокруг сослуживцев, я сделал пару шагов и замер, вытянувшись по стойке смирно всё еще на приличном удалении от входа в палатку, где располагалась тесная группа начальников. Сотник придирчиво обозрел мою фигуру, удовлетворенно хмыкнул, но все же уточнил:

— С оружием обращаться умеешь?

— Да, господин сотник!

— Где научился?

— У сержанта пикинеров полка его светлости Этельгейра!

Полные губы сотника скривила скептическая усмешка.

— Ишь ты, у целого сержанта. А сам научить кого-то сможешь? Вот хотя бы и тех олухов, что с тобой пришли.

— Так точно, господин сотник, смогу!

Сотник вновь хмыкнул, на сей раз вполне довольно:

— Вот и научишь. Раск, запиши его командиром в шестой десяток. Тебя как звать-то, кстати?

— Морд-северянин!

— Вот так и запишешь.

Вынеся окончательный вердикт и распределив обязанности, высокое начальство почло свою задачу выполненной и гордо удалилось, скрывшись от взоров простых смертных под непроницаемым пологом командирской палатки, а мы, подгоняемые суетливым Раском, отправились приобщаться к таинствам действительной службы.

Первым делом нас отвели в оружейку (она же склад вещевого довольствия), где большинство ополченцев стали счастливыми обладателями довольно-таки длинных и массивных пик, а я и коренастый крепыш с пегой бородой обзавелись комплектами из коротких мечей и внушительных прямоугольных щитов, живо напомнивших мне римские скутумы времен расцвета империи. Также всем без исключения выдали потасканные сине-белые накидки — символ принадлежности к вооруженным силам герцогства Танарис. Эти линялые тряпки велено было надеть поверх одежды и носить постоянно.

Затем Раск добросовестно развел всех по местам службы, передав свежеиспеченных воинов десятникам с рук на руки, меня он оставил напоследок. Подойдя к довольно ветхой палатке (впрочем, жилища остальных десятков выглядели не лучше), наш "ротный старшина", как я для себя определил положение Раска в сотне, скомандовал построение и представил десяти потасканного вида мужикам их нового командира. Дядьки, переминаясь с ноги на ногу, вразнобой промямлили чего-то в ответ, Раск сплюнул и быстро завершил официальную передачу полномочий:

— Командуй, десятник.

После чего, не оборачиваясь, решительно зашагал в сторону командирской палатки. А я начал командовать.

Времени на то, чтобы припомнить все поучительные истории Герта, а также свой собственный опыт пребывания на казарменном положении у меня было предостаточно, так что откладывать дело в долгий ящик не имело смысла.

— Как стоите, бараны?! Почему не отвечаете по уставу?! Кто старший?!!!

Этот рёв заставил обернуться даже практически скрывшегося за поворотом Раска, а стоящие прямо передо мной ополченцы и вовсе растерялись, что собственно и требовалось. Опыт бесчисленных войн, воплощенный во всевозможных писаных и неписаных правилах и методиках обучения новобранцев, однозначно свидетельствует: первым делом свежеприбывшим рекрутам следует привить понятие армейской дисциплины — заставить забыть собственное "я" и научить беспрекословно выполнять полученные приказы. Способы для этого имеются самые разные, включая и прямое физическое воздействие, которое уже давненько не поощряется в моем родном мире, но вполне себе практикуется здесь, в Илаале, в чем очень скоро предстояло убедиться тем бедолагам, что стояли сейчас передо мной непонимающе тараща глуповатые глаза.

— Ты!

Выбрав жертву, я бесцеремонно ткнул пальцем в грудь самому толстому из ополченцев.

— Почему без пояса?

— Дык эта...

Удар вышел просто замечательным — вполсилы, чтобы не отправить в нокаут, но быстрый и хлесткий — кровь из расквашенного носа так и брызнула, а обладатель поврежденного шнобеля как стоял, так и грохнулся на задницу.

— Как с десятником разговариваешь, скотина?!

Не дожидаясь ответа, я тут же развернулся к соседу пострадавшего, красовавшемуся в дырявой да к тому ж еще и съехавшей набок накидке.

— Почему в рванине? Двухлетняя свинья в бабском сарафане больше похожа на ополченца, чем ты!

— Так выдали, господин десятник.

— А руки тебе на что? Зашить! Даю полчаса на приведение формы и оружия в порядок. Кто не успеет — пожалеет, что на свет народился. Выполнять!

Мужиков словно ветром сдуло, только полог палатки закачался. Пострадавший толстяк, похоже, и вовсе скрылся с глаз, не вставая с пятой точки — мистика прям. Зато когда, спустя установленное время, я вновь скомандовал построение, бойцов было просто не узнать. Выправки им, конечно, все еще не хватало, зато служебное рвение пёрло из всех щелей. Решив, что грех растрачивать энтузиазм подчиненных впустую, я, наскоро проверив состояние амуниции и вооружения, повел свою грабь-команду на плац — утоптанную площадку неподалеку от лагеря.

Часовые на входе так впечатлились зрелищем десятка обалдуев, старательно топающих в тщетной попытке изобразить строевой шаг, что даже не попытались спросить пароль, которого я, кстати, не знал. В результате их халатности следующие пару часов мой десяток провел, отрабатывая движение походной колонной и построение простейшего боевого порядка, известного в здешних краях под названием "частокол". Получалось так себе, что, в общем-то, и не удивительно.

В теории ополченцы должны были проходить обучение под руководством своих командиров ежегодно в течение 12 дней. Как правило, время учебных сборов назначалось на осень — после уборки урожая и окончания сезона ярмарок. Но это в теории. На практике же на эти самые сборы призывали ровно так же, как и в само ополчение — не всех, не всегда и только по жребию. Причем прошедший такие сборы на следующие три года освобождался от участия в подобных мероприятиях. При этом наличие или отсутствие базовой военной подготовки никак не влияло на возможность призыва в военное время — никакого деления на резерв первой (обученные) и второй очереди (не обученные) тут не существовало в принципе. Таким образом, получалось, что на сборах могли побывать одни, а в ополчении в итоге оказаться другие — ни разу не проходившие обучения. Собственно, шестеро из десяти моих подчиненных были именно такими, ни разу не нюхавшими портянок салагами.

Но если кто-то думает, что прошедшие через учебные сборы "ветераны" имели перед новобранцами хоть какие-то преимущества, то вынужден разочаровать. Уж не знаю специально или нет, но никто в нашем герцогстве даже не пытался превратить ополчение в реальную военную силу. А потому собиравшихся по осени ополченцев занимали чем угодно, но только не боевой подготовкой. Из четырех солдат моего десятка, в разные годы прошедших через такое "обучение", один занимался починкой моста, другой — расчисткой и углублением городского рва и еще пара — ремонтом дорог. То есть фактически эти самые сборы являлись своего рода трудовой повинностью, а сами ополченцы — дармовой рабсилой, используемой на различных трудоемких и низкоквалифицированных работах. И вот этот вот средневековый стройбат, вернее, его часть, пылил передо мной по плацу, подгоняемый энергичными командами и не менее энергичными пинками.

Шум и суета во все времена привлекали повышенное внимание праздношатающихся, так что к концу нашей импровизированной тренировки вокруг плаца собралась нехилая толпа. Посмотреть на бесплатное представление сбежалась чуть ли не половина обитателей Линдгорнского лагеря, включая несколько начальственных рож, среди которых я приметил и усатую харю командира славной четвертой сотни. Бестолковые маневры и неуклюжие движение моих пиконосцев дарили благодарной публике массу положительных эмоций, вызывая шквал шутливых советов и замечаний. Но настоящим гвоздем программы стало моё финальное выступление.

Желая проверить боевую устойчивость своего десятка, я, предварительно заменив пики и мечи на учебные, тщательно выстроил уже порядком измотанных ополченцев, после чего атаковал этот живой частокол. Сказать по правде, бросаться с деревянным мечом наголо на пару щитоносцев, из-за спин которых торчало восемь здоровенных жердей, было, мягко говоря, страшновато. Но вчерашним крестьянам и мелким лавочникам пришлось еще хуже. Как только я, грохнув по щиту своей деревяшкой и издав нечленораздельный, но достаточно грозный рёв, ринулся в атаку, "вражеский" строй начал стремительно ломаться. Ряд пик заходил ходуном, при этом некоторые "острия" повело в сторону, а остальные оказались задраны вверх, причем так, что напороться на них было бы проблематично даже всаднику. Что же касается меченосцев, составлявших первый ряд этой горе-баталии, то парни просто и незатейливо спрятались за своими щитами, опасаясь даже взглянуть на прущего к ним супостата. Расплата за малодушие наступила очень быстро.

Поднырнув под одну из пик и отбросив щитом вторую, я со всего маху впечатал подошву своего новенького башмака прямо в центр щита левого меченосца, постаравшись вложить в этот удар всю инерцию набравшего разгон тела. Мощный пинок практически снес моего незадачливого противника. Причем, падая, он умудрился завалить двоих копейщиков, составлявших вторую линию баталии, и открыл абсолютно беззащитный бок второго мечника, который тут же получил весьма болезненный удар по ребрам и, выронив щит, с воем рухнул на землю. Оставшиеся шесть пикинеров, составлявших три последние линии баталии, просто разбежались, побросав свои дреколья и оставив меня хозяином поля боя.

Столь впечатляющий подвиг не остался незамеченным. При виде бегства десятикратно превосходящих сил "противника" зрители буквально взорвались торжествующими воплями. А на входе в лагерь нашу компанию уже поджидал вездесущий Раск.

— Неплохо для начала, северянин. Пойдем, господин сотник хочет с тобой поговорить.

Ну что ж, раз хочет... Пожав плечами я отправил своих подчиненных отдыхать и приводить себя в порядок перед вечерней проверкой, а сам потопал к командирской палатке, гадая, во что выльется устроенный мной "сеанс экзорцизма".

Сотник не стал тянуть кота за яйца, сходу перейдя к делу:

— Хорошая работа, десятник. Теперь вижу, что тебя учил сержант коронного полка.

Я скривился:

— Чего ж тут хорошего? Я разогнал целый десяток ополченцев. Один. С деревянным мечом. Что же будет, если нас атакует настоящий враг? Рота наёмников или отряд дворянской конницы разгонят всю эту толпу, — я небрежно повел головой, намекая на собранные в лагере ополченческие сотни, — даже не вынимая клинки из ножен.

— Так и есть, северянин, так и есть. Потому никто и не ждет от этого мужичья подобных подвигов. Удел ополченцев — охранять обоз и копать землю во время осадных работ. Но все же традиция велит устраивать смотр даже таким войскам. И если во время смотра моя сотня будет выглядеть хотя бы отдаленно похожей на роту коронных пикинеров, наш герцог, храни его Эйбрен, непременно это отметит. Ты понимаешь меня, северянин?

Еще бы я не понимал! Инициатива наказуема во все времена, и даже переезд в другую вселенную мало что меняет в этом плане.

Глава IX

— Левой! Левой! Держать равнение! Шире шаг, бараны кривоногие!

Если орать так целый день, то к вечеру голос безнадежно сядет, даже если регулярно промачивать глотку из предусмотрительно захваченной фляги с сильно разбавленным вином. Эту простую истину я выяснил в первый же день после заключения негласного договора с командиром, когда вывел на строевые занятия уже не десяток, а всю четвертую сотню. На следующий день я обзавелся палкой и стал активно внедрять невербальные методы общения с подчиненными — после этого горлу стало полегче, но дело всё равно движется со скрипом.

— Левой! Левой! Шевелитесь, скоты!

Подбадриваемые этими жизнеутверждающими командами и энергичными взмахами палки ополченцы старательно пучат глаза и топают ногами, пытаясь удержать при этом некое подобие строя. К счастью мелкие земельные собственники, составляющие основную массу моих подчиненных, все же поумнее рекрутов петровских времен и в состоянии отличить "право" от "лево", так что мне не приходится прибегать к приснопамятному трюку с сеном и соломой, но это, пожалуй, единственный светлый момент в задуманной авантюре с подготовкой к герцогскому смотру.

Крестьяне и мелкие предприниматели, выдернутые из привычной среды, ведут себя примерно как стадо баранов, внезапно оказавшееся в центре людного мегаполиса. То есть невнятно блеют, шарахаются от всего, что видят и постоянно норовят сбиться в кучу. Удручающее зрелище, которое вряд ли порадует сиятельный взор герцога Этельгейра. Впрочем, мастер Сигрид — командир четвертой сотни и мой непосредственный начальник, считает, что всё не так уж и плохо. С его точки зрения я и так уже совершил невозможное, всего за девять дней научив толпу мужичья двигаться колонной, поддерживая минимальное равнение в рядах. Причем столь впечатляющий результат достигнут ценой смехотворных усилий — пара расквашенных носов, заплывший глаз и опухшее ухо слишком медлительных и чересчур непонятливых ополченцев — это ведь сущая ерунда, верно? А уж про синяки от палки и мою сорванную глотку можно и вовсе не вспоминать.

— Стой! К бою! Пики склонить!

То, что начальство довольно — еще не повод сбавлять обороты. А потому каждое утро после скудного завтрака я вывожу сотню на плац и гоняю ее до обеда. Сигрид обычно появляется ближе к концу занятий, но сам в них не участвует, ограничиваясь наблюдением со стороны. У него с Раском свои дела. До мобилизации сотник был начальником городской стражи в Линдгорне — городке, возле которого разбит наш лагерь. Должность эта не шибко боевая, так что в военных делах он не особо волочет, зато по части всевозможных торговых махинаций и сокрытия полулегальных доходов Сигрид даст фору кому угодно. Потому полномочия мы с ним разделили, что называется, к взаимному удовольствию: я не лезу во всё, что связано с вещевым, продуктовым и денежным довольствием, выделяемым командованием на содержание и снаряжение нашей сотни, а он не мешает мне готовить ополченцев к высочайшему смотру. Идиллия.

Командиры остальных сотен, кстати, прочухали куда ветер дует и тоже пытаются как-то подтянуть своих обалдуев. Так что последние 4-5 дней строевой подготовкой в той или иной степени занимается весь лагерь. Разница в том, что конкуренты выбираются на плац лишь после обеда, так как первую половину дня заняты всякими хозяйственными работами, от которых наша сотня благополучно отмазалась. Подробностей не знаю, но, судя по всему, Сигрид, пользуясь старыми связями, припахал общину Линдгорна. Ну и ладно. Как говорится, с худой овцы...

Между прочим, отсутствие необходимости отправлять половину сотни на рытье нужников или заготовку дров позволяет мне тренировать подчиненных практически круглосуточно. После обеда ополченцы получают час на отдых и приведение себя в порядок, после чего я вновь гоню их навстречу подвигам. Поскольку по плацу в это время уже бродят, громко матерясь и периодически сталкиваясь друг с другом несколько аналогичных толп, то туда лучше не соваться. Вместо этого я веду походную колонну вокруг лагеря, время от времени заставляя уже вконец офонаревших от творящегося вокруг непотребства "воинов" занимать оборонительное построение.

В последнюю пару дней к традиционным кругам почета добавилось движение в развернутом строю. Сотня строится в пять шеренг и, ощетинившись остриями копий, движется вперед, стараясь выдерживать равнение. Я обычно занимаю позицию на фланге, следя за тем, чтобы ряды не ломались, а образуемая первой шеренгой стена щитов не разрывалась. Сегодня этот маневр наконец-то получился более-менее прилично. Ну, то есть Герт, доведись ему увидеть такое, наверное, долго плевался бы, но по сравнению с тем, что было в начале — очень даже неплохо.

Вот так вот, упиваясь достигнутыми успехами и попутно завершая очередной обход лагеря, я подвел свое воинство к плацу, где топтались наши менее продвинутые сослуживцы. Целых семь сотен маневрировали на довольно-таки ограниченном пространстве у ворот, стараясь не задевать друг друга. В общем, это удавалось, так как каждая сотня бродила по своему участку плаца, но время от времени невидимая граница все же нарушалась. Тогда две людские массы сталкивались, мгновенно теряя всякое подобие строя и превращаясь в галдящую толпу, после чего командиры, переругиваясь, начинали отделять своих баранов в сине-белых накидках от чужих таких же. Затем сотни выстраивались заново и все повторялось.

Я как раз наблюдал за очередной такой разборкой, поджидая момент, когда можно будет спокойно проследовать к воротам лагеря, поскольку считал свою задачу на сегодня выполненной, как вдруг какой-то шаловливый бес незаметно толкнул меня в левый бок. Еще раз окинув взглядом плац с семью сотнями ополченцев, находящимися в аккурат между нами и главными воротами лагеря, я развернулся к безучастно стоящим за моей спиной подчиненным и уже привычно скомандовал:

— К бою! Вперед, марш!

Поначалу ничего не произошло. Четвертая сотня достаточно уверенно топала к воротам в развернутом строю, а остальные ополченцы продолжали заниматься своими делами, не особо оглядываясь по сторонам. Но вот мы ступили на вытоптанную площадку плаца и ситуация стала стремительно меняться.

— Пики склонить! Четче шаг, дармоеды! Левой! Левой!

Сначала нас не поняли. Командир ближайшей сотни решил, что мы просто заблудились и случайно забрели на его полянку. Он даже попытался разрулить ситуацию традиционным способом — с помощью словесной перепалки.

— Эй, четвертая, куда прёте?! Посторонись!

Я вместо ответа просто взмахнул палкой, указывая своей сотне направление движения:

— Вперёд! Не останавливаться! Левой! Левой! Левой!

Уверенные команды, отдаваемые безразличным от множества повторений голосом, мерный топот башмаков, надвигающаяся стена щитов и колышущаяся щетина длинных копий — вот что предстало перед оказавшимися у нас на пути ополченцами. Теперь дошло даже до самых заторможенных. "Вражеская" сотня рванула от нас во все лопатки, без колебаний бросая тяжелые пики, щиты и вообще всё, что хоть как-то ограничивало свободу передвижения. Вслед за первой "поле боя" стремительно покинули и остальные, а мы, подняв пики, проследовали к воротам, поворотом направо перестроились в колонну и, как ни в чем не бывало, прошествовали в лагерь, провожаемые озадаченными взглядами часовых.

В тот вечер, отправляясь на традиционный доклад к Сигриду, я имел все основания гордиться собой — всё-таки мои подчиненные одержали пусть и бескровную, но несомненную и зримую победу.

Сотник заставил себя ждать, скотина нехорошая. Зато Раск был тут как тут. При виде меня доблестный каптенармус буквально рассыпался в комплиментах:

— А вот и наш непобедимый инструктор! Видал, видал твой сегодняшний подвиг. А еще больше слышал! Во второй сотне после встречи с нашими орлами кое-кому пришлось портки стирать. Бьюсь об заклад, теперь-то они будут уступать дорогу без возражений. За такое просто необходимо выпить. Будешь?

С этими словами Раск протянул мне довольно объемный кувшин, в котором, как показал беглый осмотр, наличествовало не менее кварты дешевого белого вина — такое наши интенданты поставляли для нужд мелкого и среднего начальства. Кислятина, конечно, но на халяву, как говорится, и уксус сладкий. Знак уважения опять же — все ж таки Раск повыше меня должностью будет, хотя и не намного. В общем, взял я этот кувшинчик и под восхищенные комментарии эрзац-прапорщика начал хлебать тот перебродивший компот, что некоторые по незнанию именуют вином. За этим полезным занятием меня и застукал Сигрид.

Откинув полог палатки, сотник ввалился внутрь, поприветствовав нас недовольным бурчанием:

— А, собрались уже.

Затем, заглянув в кувшин, содержимое которого успело убавиться где-то на треть, брезгливо сморщил нос, бросив:

— И охота вам всякую дрянь в себя заливать.

После чего, обращаясь уже непосредственно к Раску, добавил:

— Доставай ильфрадское*, а эту мочу оставь для нашего быдла.

Каптенармус не подкачал. Уверенно отодвинул походный сундучок, выкатил притаившийся за ним небольшой бочонок, в котором, судя по бульканью, оставалось еще никак не меньше двух кварт вина, и, выбив пробку, принялся разливать рубиновую жидкость по извлеченным невесть откуда кубкам. Быстрота и ловкость, с которой осуществлялись все эти процедуры, а также тот неоспоримый факт, что бочонок был уже на три четверти пуст, наводили на некоторые размышления, однако я пока что решил оставить их при себе — авось сами все расскажут. Так оно, в общем-то, и получилось.

Сигрид покрутил в руке простой оловянный кубок, затем быстро, в три глотка всосал в себя его содержимое, крякнул и, отставив сосуд в сторону, поднял на меня несколько затуманенный взгляд.

— В общем, так, северянин. Поработал ты неплохо, даже лучше, чем я рассчитывал. Намного лучше. И это заметил не только я...

Раск хотел было воспользоваться возникшей паузой, чтобы налить по второй, но был остановлен предупреждающим жестом начальства.

— Господин ле Рок, наш славный коннетабль, тоже хочет блеснуть перед герцогом. Не то чтобы я был против...

Сигрид неопределённо хмыкнул, уловив весь юмор ситуации — где он и где командующий герцогским ополчением?

— Но вся беда в том, что кроме нашей сотни блеснуть ему, собственно, и нечем... Вот такие дела, господа.

Последнее слово заставило Раска, как раз приложившегося к своей кружке, поперхнуться. Видать начальник нечасто баловал его таким обращением. Я на субординации особо не заморачивался, так что мне было проще.

— Так что решил коннетабль?

Сотник невесело усмехнулся:

— Коннетабль решил оказать нам немалую честь — нашей сотне доверено охранять знамя ополчения герцогства Танарис.

— И что тут плохого?

— Не понимаешь? Если во время смотра отличилась одна из сотен, то это заслуга сотника и его помощников — наша заслуга. А вот если эта же сотня марширует под знаменем коннетабля, то это уже ЕГО заслуга. Ну и награда, соответственно, тоже его... Понял теперь?

Хм, а наш славный коннетабль совсем не прост, как я погляжу — палец о палец не ударил, а туда же. Что-то многовато народа на моем горбу собирается к герцогу подкатить. А опыт подсказывает, что чем больше начальства слетается за наградами, тем меньше их достается непосредственным исполнителям. Так что тревоги Сигрида мне близки и понятны.

— Понял. А что конкретно хочет коннетабль?

Я намеренно опустил определение "господин" при упоминании командующего, чтобы посмотреть на реакцию непосредственного начальства. Сигрид и ухом не повел — хороший признак.

— Он хочет выстроить все свое стадо заранее, а непосредственно перед герцогом будет маршировать наша сотня с его знаменем и с ним самим впереди на белом коне.

О как! Не самый плохой вариант, между прочим. Все ж таки мы блеснем перед его светлостью, пусть даже вместе с коннетаблем и его конем до кучи. А остальные сотни уже будут стоять по линеечке, типа: они не хуже могут, просто подсуетились заранее, чтоб его светлость лишний раз не утомлять. Ну-ну.

— Надо чтобы знамя нес ты.

Сигрид прищурился:

— У коннетабля специальный знаменосец есть.

— Придумаем что-нибудь. Тогда можно будет не просто выйти из лагеря вслед за ле Роком и его кобылой, а проводить их до самого герцога. А потом ты, скорее всего, останешься в свите. Не будет же коннетабль сам таскать свое знамя? Ну а там уж...

По мере того, как я говорил, на морде сотника постепенно расползалась довольная ухмылка. Едва я окончил излагать свой стратегический план, Сигрид вполне по-приятельски хлопнул меня по плечу, тут же переведя теоретические рассуждения в практическую плоскость:

— Отлично! Раск, займешься знаменосцем. Можешь нацедить полкварты ильфрадского. Плевать мне, что ты с ним будешь делать, но чтоб в день приезда герцога он на ногах стоять не мог.

Я решился вставить свои пять копеек:

— Пусть лучше из сортира не вылезает — не так подозрительно будет.

С такой поправкой сотник согласился легко:

— Или так. Но учти: если не справишься — сам в сортире окажешься. По самые уши!

Затем вновь переключился на меня:

— А ты сможешь провести сотню так, чтобы герцог даже вблизи не сильно кривился?

— Смогу. Но если придется маршировать рядом с начальством, то не мешало бы немного принарядить наших оборванцев.

Про себя я дипломатично умолчал, но Сигрид все понял правильно.

— Раск, проследи. Морд поведет сотню, так что должен выглядеть соответствующе. Ну и остальных надо как-то почистить...

Каптенармус торопливо закивал.

— Сколько у нас времени?

Приободрившийся было сотник вновь помрачнел:

— Мало. Сегодня ле Рок получил почту из столицы. Герцог прибудет через два дня.

Я молча опрокинул в себя кубок с вином, который до сих пор грел в руках. Приплыли...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

*Ильфрад — город на юге империи, центр крупного винодельческого района.

Глава X

Ласковое весеннее солнце, постепенно подымаясь над стеной деревьев, освещает серую ленту дороги и уныло бредущую по ней колонну ополченцев. С момента исторического совещания "большой тройки" в командирской палатке Сигрида прошло шесть дней, и уже два дня как доблестная армия герцогства Танарис выступила в поход на вольный город Ирбренд.

С момента появления точных сведений о скором явлении светлейшего Этельгейра жизнь в Линдгорнском лагере забила ключом. Ополченцы активно приводили в порядок укрепления и окультуривали территорию "казарменного комплекса", командиры с интендантами спешили украсть все, что еще можно украсть, ну и я, соответственно, времени не терял. Прямо с утра выстроил сотню на плацу и обратился к подчиненным с короткой речью, в которой похвалил их за достигнутые успехи, рассказал об оказанной им чести и пообещал закопать в лагерном рву любого, кто не оправдает оказанного доверия и затраченных мной усилий. После чего до обеда отрабатывал встречу почетного гостя. Четвертая сотня раз за разом выходила из центральных ворот лагеря походной колонной, дружно топала по дороге, стараясь шагать в ногу, после чего разворачивалась и занимала отведенное ей место на плаце. Периодически упражнение усложнялось каким-нибудь дополнительным маневром — на случай непредвиденной ситуации. Получалось вроде бы неплохо — всё-таки мои упражнения с палкой не прошли для ополченцев даром.

Ободренный достигнутыми успехами я отменил послеобеденные тренировки, посвятив вторую половину дня улучшению имиджа вверенного мне подразделения. Начал, как и полагается хорошему начальнику, с себя. Раск расстарался, добыв мне шлем и кольчугу подходящего размера. Каска простой формы, закрывавшая не только черепушку, но и шею, оставляя открытым лицо и подбородок, села просто идеально, а вот с кольчугой вышла небольшая накладка.

По идее она должна была доставать до колена, а рукава — защищать руки до локтей, но фактически я был прикрыт только до середины бедра и плеча, соответственно. Впрочем, это было терпимо, как и аккуратно "заштопанная" брешь на правой лопатке — след от рубящего удара топором или алебардой. Хуже было то, что натянуть на себя это творение местных кузнецов мне удалось только на голое тело или, точнее, на безрукавку. Куртка, которой по задумке отводилась роль поддоспешника, могла быть надета разве что поверх защитного девайса, что несколько снижало его ценность, особенно в контексте предстоящего парада. В конце концов, после недолгого обсуждения с Раском было принято решение идти на парад без куртки, натянув тщательно отдраенную песком кольчугу прямо поверх майки. Наряд довершала новая форменная накидка, удачно закрывавшая заделанную прореху на лопатке. Остальных ополченцев тоже приодели, как могли, хотя доспехов, даже такого явного эрзаца, как моя кольчуга, не перепало больше никому.

В назначенный день чуть ли не с первыми лучами солнца всё ополчение было выведено из лагеря и тщательно выстроено вдоль вала в ожидании приезда светлейшего начальства. Сам виновник торжества соизволил прибыть ближе к обеду в окружении довольно внушительной свиты и солидного эскорта. Дальше всё было разыграно как по нотам. Под звуки труб из лагерных ворот выехала небольшая делегация встречающих, во главе которой красовался на белом коне наш командир — барон Ланнуа ле Рок собственной персоной. Вслед за командующим и небольшой группой конных адъютантов, торжественно печатая шаг, топала наша троица. Сигрид, как и договаривались, нес знамя ополчения, Раск — ротный значок, ну а я командовал. Доведенные почти до состояния зомби ополченцы исправно шагали, поддерживая равнение в рядах и бездумно глядя стеклянными глазами куда-то в неведомые дали.

Надо сказать, что проход четвертой сотни заставил удивленно вытянуть рожу отнюдь не одного только герцога — почти вся свита, открыв рты и вылупив глаза, таращилась на марширующую в ногу и достаточно уверенно маневрирующую колонну пейзан в форменных сине-белых накидках. Доблестный барон ле Рок довольно щурился, уже предвкушая грядущую раздачу слонов. Впрочем, радовался наш славный командующий несколько преждевременно.

Герцог оказался тоже не пальцем деланным и пожелал лично понаблюдать за тем, как встречавшие его войска проследуют обратно в лагерь. Вот тут-то наш барон и приуныл. Зато четвертая, уходившая с плаца последней, не подкачала. Не знаю, что там наплел отиравшийся в герцогской свите Сигрид, но свою порцию плюшек мы получили в тот же день. Сотник, ввалившись в палатку с загадочным видом, кинул нам с Раском довольно увесистый мешочек с серебром и велел выметаться. Что получил он сам, оставалось только гадать. А остальному личному составу сотни увеличили паек — ровно в полтора раза, с чем я и поздравил подчиненных на следующее утро, для наглядности сделав это перед завтраком. Так что, можно сказать, у истории со встречей Этельгейра вышел счастливый финал.

Впечатление от триумфа портило только одно, но чрезвычайно важное обстоятельство — через пару дней после приезда главнокомандующего армия, к которой присоединилось и наше муниципальное ополчение, выступила в поход на вольный город Ирбренд. Лагерь с его размеренной жизнью и мелкими бытовыми дрязгами оставался позади, впереди была война.

О том, что война не за горами нам ненавязчиво напомнили ближе к вечеру третьего дня похода. Я уже предвкушал ужин и заслуженный отдых, когда вдоль устало бредущей колонны ополченцев прошуршал невнятный слушок: впереди враг, завтра в бой. Откуда шла информация было совершенно непонятно, но подвергать ее сомнению никому даже в голову не пришло. Начальство, правда, вело себя спокойно, так что я решил пока горячку не пороть, а просто подождать дальнейшего развития событий. И не зря.

Уже в сумерках, когда мы расположились лагерем где-то в паре километров от небольшого городка, стоящего на берегу бойкой речушки, заявился Раск и поведал результаты своей частной разведывательной операции.

— В городе ополченцы из Ирбренда. Наши регуляры из передового отряда вышли сюда еще два дня назад и предложили им сдаться, но те отказались. Теперь будет штурм.

Изложив оперативную сводку, Раск вздохнул и полез в свой заплечный мешок, где у него была заначена небольшая фляжка ильфрадского, честно сэкономленного во время эпопеи со знаменосцем. Кстати, бедолага в тот раз действительно провел весь день в сортире, а потом еще сутки лежал пластом в лазаретной палатке. На вопросы о способе достижения такого эффекта наш старшина только загадочно улыбается, что меня несколько пугает. Мутный он всё-таки тип. Но вот чего у Раска не отнять, так это умения общаться с людьми. Потому к его сведениям, в отличие от трепа рядовых ополченцев, я отнесся со всей серьезностью.

— Много ирбренцев, не слыхал?

— Не, не очень. Говорят, сотни три-четыре.

Раск наконец-то совладал со своим мешком и извлек на свет божий заветный сосуд:

— Будешь?

Пришлось отрицательно помотать головой — пить с ним я с недавних пор опасаюсь.

— Ну как хочешь.

С этими словами эрзац-прапорщик с видимым наслаждением присосался к горлышку, предоставив мне обдумывать полученную информацию о противнике в одиночку. А подумать было о чем.

Судя по всему, Раск прав — наша армия ведет себя очень буднично, никакого ажиотажа не заметно, а значит силы у противника чисто символические и предстоящий бой — простая формальность. Скорее всего, гарнизон капитулирует, как только мы изобразим попытку штурма. Сдался бы раньше, но видать требуется соблюсти видимость приличий. Слыхал я про такие случаи. Что ж, не самый плохой для нас вариант.

Игбрун — тот самый городишко, который нам предстояло штурмовать, как раз и являлся главной причиной спора нашего славного герцога с магистратом и общиной вольного имперского города Ирбренда. Насколько мне удалось выяснить, раньше Игбрун, как, впрочем, и вся остальная округа, входили в состав административного округа, подчинявшегося сидевшему в Ирбренде бургграфу. Когда Ирбренд получил права вольного города, окрестности, относившиеся ранее к его округу, остались в составе герцогства Танарис. Некоторое время такое положение всех устраивало. Ирбренцы были вполне довольны своим новым статусом и о большем не помышляли. Но весной все изменилось. Горожане то ли сами вспомнили о своих теперь уже бывших загородных владениях, то ли подсказал кто, но внезапно на магистрат снизошло прямо-таки непреодолимое желание восстановить контроль над окрестными землями, относившимися до недавних пор к Ирбренскому округу. Типа раз они раньше подпадали под юрисдикцию ирбренских властей, то и теперь должны. Стоит ли говорить, что герцог был против очередного урезания своих владений? Вот так вот и возник повод к небольшой междоусобной войне. Судя по всему, завтра мы этим поводом воспользуемся.

Или нет, скорее все же послезавтра, а то, как я заметил в ходе беглого осмотра лагеря и ближайших окрестностей, никаких приготовлений к штурму еще не выполнено. Так что завтра мы (именно мы, то есть ополченцы) начнем инженерную подготовку наступления и, поскольку заборчик (стеной этот плетень-переросток язык не поворачивается назвать) вокруг Игбруна чисто символический, то уже послезавтра с утречка наши коллеги из коронных полков покажут класс. А мы посмотрим.

Придя к такому оптимистичному выводу, я уже было собрался отправиться на боковую — завтрашний день обещал быть хлопотным, но тут о себе решил напомнить мой жуликоватый товарищ по несчастью. Тщательно закупорив и аккуратно водрузив свою драгоценную фляжку на ее законное место, Раск выдал:

— Слыш, Морд, я конечно вояка так себе, но поверь старому стражнику: что-то затевается. Регуляры из передового отряда говорят, что вышибли бы ирбренских оболтусов с полпинка, но им приказали не трогать городок. Почему — сами не знают. Только плечами пожимают: мол, герцогу — виднее. Оно конечно так, но я жопой чую — быть беде. Неспроста это всё.

— А Сигрид что думает?

— А ничего не думает. Ему сейчас недосуг, он к начальству подмазывается.

Есть такое дело, упорхнул наш доблестный сотник в высокие сферы после одного известного парада. За все время похода в расположении части раза два только и появился. Так что в предстоящей заварушке, о стремительном приближении которой предупреждает нас пятая точка Раска, придется рассчитывать только на свои силы. Ну и ладно.

Старшина вздохнул и тоскливо посмотрел на свой мешок, в недрах которого ждала своего часа винная фляжка. Что-то наш пройдоха совсем раскис. Поддержать его, что ли? Я хлопнул подельника по плечу:

— Не дрейфь, рано еще. В бою держись поближе и слушай, что говорю — прорвемся.

— А ты кольчугу натяни. Знаю, что хреновая, но уж какая есть. А то с тебя станется и с голой задницей на штурм пойти — вы, северяне, народ безбашенный.

— Много ты знаешь!

Я осторожно почесал зудящее плечо — вот еще не было печали. Про доспех я уже успел подзабыть, но теперь, судя по всему, придется освежить впечатления. Вообще этот чертов девайс, несмотря на свою несомненную полезность, обладал массой побочных эффектов. Поскольку размерчик был явно не мой, то сидела кольчуга как перчатка. Пододеть под нее что-то кроме майки категорически не получалось. Нет, теоретически тонкую рубаху тоже можно было. Но, во-первых, рубаха у меня с собой была одна и вроде как парадная, с вышивкой — подарок от Лорки. Во-вторых, была она свободной и при попытках натянуть поверх нее кольчугу собиралась в складки, где только возможно. Поскольку погода стояла уже почти летняя, то дальше я начинал стремительно потеть, складки — натирать, а рубашка — протираться. Не самое приятное сочетание.

Временный выход был найден в том, чтобы носить кольчугу фактически на голое тело — поверх нательной безрукавки. Выпирающие из под коротких кольчужных рукавов бицепсы, во время парада смотрелись просто шикарно. Но на этом короткий список плюсов заканчивался и дальше красовался один здоровый жирный минус — кольчуга немилосердно царапалась. Грубо склепанные кольца изобиловали всевозможными зазубринами и заусенцами. Особенно доставал шов на лопатке — след от давней починки. Ну а плечи, не прикрытые даже тонкой майкой, после парада выглядели так, словно их атаковала стая бешенных котят с маленькими, но очень острыми коготками.

В общем, впечатлений от парада мне хватило на то, чтобы больше не пытаться напялить на себя свою обновку. Теперь, однако, выбора особого не оставалось. Дело понемногу начинало пахнуть керосином и пренебрегать любой, даже самой паршивой, защитой определенно не стоило. Так что после разговора с Раском пришлось идти к маркитантам. Потолкавшись там с полчаса и разменяв один из талеров, я все-таки подобрал то, что мне было нужно — рубашку на несколько размеров меньше моей из грубого, но плотного домотканого полотна. С помощью одного из ополченцев и нескольких матерных выражений потрескивавшая по всем швам рубаха была кое-как натянута на мою тушку. Затем последовала кольчуга. После этого оставалось только слегка закатать рукава, едва прикрывавшие локти, и немного помахать мечом на пробу. Ну, в общем, терпимо, хотя при достаточно энергичных движениях эта импровизированная поддевка наверняка треснет. Да и черт с ней, невелика потеря. Зато теперь я готов идти в бой.

Глава XI

С боем, однако, пришлось повременить.

На следующий день, как я и предполагал, нас погнали на инженерные работы. Ополченцы разгружали обозные телеги и собирали из заранее заготовленных и даже частично обработанных лесоматериалов различные осадные конструкции. В основном передвижные щиты, но имелись также штурмовые лестницы, парочка небольших баллист и даже компактный таран. Как по мне, для взятия небольшого городка с криворуким гарнизоном — подготовка была проведена явно избыточная. Видимо армейское командование желало блеснуть перед глазами светлейшего ничуть не меньше нашего доблестного сотника. Хотя может быть здесь просто принято добросовестно относиться к своим должностным обязанностям? Такой вариант я тоже не исключал, но природный скептицизм все же заставлял склоняться к первой гипотезе.

Как бы то ни было, к вечеру второго дня нашего пребывания под стенами Игбруна все приготовления были закончены и никаких внятных причин откладывать штурм уже не осталось. И вот тут к некоторому моему удивлению оказалось, что роль, отводимая ополчению в данной операции, отнюдь не исчерпывается предварительной подготовкой снаряжения. Едва мы закончили сборку осадного инвентаря, как к нам заявились представители коронного его светлости полка и, созвав старших командиров всех ополченческих сотен, доходчиво разъяснили, как будет проходить завтрашнее мероприятие. Со слов капитана, проводившего этот, с позволения сказать, инструктаж, выходило, что нам предстоит сыграть роль тягловой силы для перемещения штурмового инвентаря к целям предстоящей атаки.

Признаться, меня такой поворот несколько озадачил. Ориентируясь на рассказы Герта, я полагал, что непосредственное участие в штурме примут только регулярные части, благо их имелось в избытке. Но, видимо, профи на этот раз решили оттянуться по полной и провести штурм не только быстро, но и комфортно.

— Суки!

Раск, в отличие от меня, в выражениях не стеснялся и озвучил свое отношение к обрисовавшимся перспективам и стоящим за ними людям коротко и емко. Я только плечами пожал — какой смысл сотрясать воздух, если изменить ничего нельзя? За нас уже все решили, и не было никакого резона дергаться и возмущаться.

Так что с рассветом в лагере началась легкая суета, которая плавно нарастала по мере того как время штурма неумолимо приближалось. Ближе к полудню, так и не позавтракав, голодные и заметно нервничающие ополченцы всё-таки распределили штурмовые приспособы по осадному периметру так, как этого хотели руководившие процессом регуляры, и роты коронной пехоты пришли в движение, занимая исходные позиции для атаки.

Сигрид так и не соизволил появиться, так что фактически обязанности сотника пришлось исполнять мне. Подойдя к делу со всей ответственностью, я еще с утра толкнул перед личным составом короткую речь на тему "Наше дело правое, потому кто облажается — того урою". После чего поработал передаточным звеном между лейтенантом регуляров, который, не скрывая своего презрения к сиволапому мужичью, цедил через губу приказы о размещении штурмовых щитов, и собственно самим мужичьем из четвертой сотни, вынужденным эти приказы исполнять. Заодно попытался немного потренировать личный состав, заставив толкать щиты на исходные позиции "по-боевому", т. е. не высовываясь из-за прикрытия. В полдень пришло время узнать насколько эффективным оказалось это экспресс-обучение.

Обливаясь потом под своей кольчугой в обтяжку, я, пригнувшись, шагал по вытоптанной луговине вслед за здоровенным штурмовым щитом, напоминавшим по своей конструкции однобрусный артиллерийский лафет без пушки. Время от времени по команде лейтенанта регуляров я вместе с еще несколькими ополченцами налегал на "хвост" — толстое бревно с ручками, служившее опорой и рулевым устройством щита, и подправлял курс нашего "танка". Сами регуляры жались к щиту, надежно укрывавшему их от любых посягательств со стороны защитников Игбруна. Приставленные к длинному хвостовику ополченцы находились в куда менее выгодном положении — нас вполне могли достать из луков, стреляя навесом. К счастью, плотность огня ирбренцев была никакая — в наш щит стукнула всего пара арбалетных болтов. Регуляры несколько раз пальнули в ответ через специальные бойницы, тем пока наша роль в сражении и ограничивалась.

На других участках было повеселее. Таран, выдвинутый к южным воротам, вынес это хлипкое сооружение с третьего удара, но дальше дело застопорилось. Какими бы жопорукими не считали герцогские командиры ополченцев из игбрунского гарнизона, соображалки на то, чтобы заранее завалить ворота им хватило. А вот радикально укрепить стены было решительно невозможно, чем и воспользовались наши артиллеристы. Собранные вчера баллисты были облегченного типа, зато на позицию их выдвинули первыми и свою работу они начали часа за три до общего штурма, так что к тому времени, как мы двинулись на приступ, эти машинки успели проделать приличную дыру в восточной стене. Туда-то и было направлено основное внимание как наступавших, так и оборонявшихся. Ну а наша сотня с полуротой регуляров в это время выполняла отвлекающий маневр в западном секторе.

Отвлекали мы так успешно, что дошли практически до самой стены, не потеряв ни одного человека и всего с парой болтов в щите. У соседних штурмовых групп, судя по периодически усиливавшимся крикам и матам, дела обстояли не столь гладко, но в целом тоже неплохо. Во всяком случае, намного лучше, чем я ожидал. Дело уже шло к абордажу — лейтенант приказал своим головорезам готовить лестницу, когда произошло что-то непредвиденное.

На стенах возникла нездоровая суматоха, а затем до нас донеслись какие-то невнятные крики с противоположной стороны городка. Из всей этой кутерьмы я сделал единственный логичный вывод — наши коллеги из восточного сектора достигли бреши и пошли на приступ. Видимо, лейтенант регуляров думал так же, потому что, прислушавшись к приглушенным воплям, внезапно просиял лицом и развил бурную активность:

— Живей, дармоеды! Навались! Приготовить лестницу! Турм, пойдешь первым.

После таких ценных указаний зашевелились уже все. Солдаты отцепили висящую на специальных крюках лестницу и залязгали оружием. Квадратный здоровяк, видимо тот самый Турм, перехватил щит поудобней, обнажил короткий меч и сместился к краю построения, готовясь вскочить на лестницу, как только ее край упрется в землю. Даже ополченцы, уже приученные выполнять любые команды не раздумывая, налегли на хвостовик, ускорив движение нашего мини-танка.

А вот меня что-то затрусило. Не сказать, что внезапно — мандраж, то усиливаясь, то утихая, периодически прихватывал с самого утра. Но теперь меня накрыло по-настоящему — так, что во рту пересохло и ноги стали словно ватные. Почему-то мысль о том, что вот сейчас кого-то будут убивать, оказалась донельзя волнительной. Особенно волновала перспектива самому оказаться в роли убиваемого.

Рядом, вжав голову в плечи и сжимая побелевшими от напряжения пальцами древко нашего сотенного значка, проскулил нечто матерное Раск. Судя по всему, каптенармуса одолевали примерно те же чувства. Как ни странно, малодушие ближайшего соратника подействовало на меня благотворно — приступ паники прошел так же стремительно, как и появился. Вот уж не думал, что трусоватый завхоз сможет морально поддержать в трудный момент боя, но факт — вещь упрямая. Видать, иногда для храбрости просто нужно иметь под рукой кого-то, кто боится больше тебя.

За то короткое время, что я боролся со страхом и размышлял о природе воинской доблести, успело произойти несколько важных событий. Во-первых, понукаемые лейтенантом ополченцы таки докатили наш щит до городской стены, а регуляры начали мостить свою лестницу, готовясь начать восхождение. Во-вторых, до защитников Игбруна наконец дошла вся серьезность сложившегося положения, что в свою очередь привело к всплеску активности на стенах.

В нас выпустили несколько стрел, причем на этот раз залп вышел результативным — один из ополченцев, отпустив ручку хвостовика, кулем повалился на землю и засучил ногами, тонко подвывая на высокой ноте и корябая пятками уже порядком взрытый дерн. Сверху раздались несколько радостных возгласов, которые тут же перекрыл протяжный хрип и последующий смачный шлепок, сопровождающий обычно падение тела с приличной высоты — наши стрелки не дремали, в упор разрядив свои арбалеты по неосторожно высунувшимся защитникам. Быстрый ответ вызвал в рядах оборонявшихся некоторое замешательство, чем тут же воспользовался наш лейтенант.

— Ставьте лестницу, орки вас дери!!!

Проревев этот приказ, бравый вояка отвесил пинка путавшемуся под ногами ополченцу, норовившему понадежней спрятаться за щитом, после чего дополнил свой спич актуальными подробностями:

— Режьте всех! Золотой дукат тому, кто первым взойдет на стену!

Речь лейтенанта произвела прямо-таки магическое действие. Причем как на своих, так и на врагов. И если внимание наших солдат было сконцентрировано в основном на последней фразе, посвященной денежной премии, то противника впечатлила как раз первая часть воззвания — про лестницу и тотальную резню. Лестница к тому времени уже появилась на сцене — наши вояки отцепили ее от щита и пытались приставить к стене. Правда, собравшиеся под прикрытием щита ополченцы создали кучу-малу и несколько замедлили процесс, но любому непредвзятому наблюдателю было ясно, что это лишь временная задержка, не способная радикально изменить обстановку.

Вопли, доносившиеся с другого конца города, становились все сильнее — судя по всему, там дело тоже шло к логическому завершению. И тут запас прочности ирбренцев иссяк. Стоило верхнему краю лестницы глухо стукнуть о стену, как оттуда раздался отчаянный крик:

— Мы сдаемся! Сдаемся!

В подтверждение этих слов над парапетом показались несколько фигур, отчаянно размахивающих руками. Вот тут-то меня и переклинило.

То ли недавний приступ паники выбросил в кровь слишком много адреналина, то ли трусость врага резко повысила мою самооценку, то ли еще почему меня внезапно потянуло действовать. Даже толком не поняв, что делаю, я вскочил на бревно хвостовика, затем наступил на загривок пригнувшегося ополченца и, оттолкнувшись от этого своеобразного трамплина, взобрался на верхнюю кромку щита, а уже оттуда, издав воинственный клич, сиганул на стену.

Дальше, правда, дела пошли не столь гладко. Чертова кольчуга все же несколько сковывала движения, да и весила не так уж мало, так что вместо того, чтобы эффектно приземлиться на стене, я со всего размаху впечатался в дощатый парапет. Хорошо хоть сумел уцепиться руками за край и не сверзился вниз. Впрочем, хорошо оно было ровно до тех пор, пока я не вспомнил про всё еще стоящих на стене ирбренцев — если хоть один из них внезапно передумает сдаваться... Лучшего момента, чтобы тюкнуть меня чем-нибудь по торчащей над парапетом голове, сложно было б даже вообразить.

К счастью, я еще не исчерпал отпущенного мне на сегодня лимита везения. Может, защитники игбрунских стен были крепки в своем решении сдаться, несмотря ни на что, а может мой прыжок произвел на них столь неизгладимое впечатление, но нападать на меня никто не спешил. Вместо этого вражеские ополченцы, раззявив рты и вылупив глаза, смотрели, как я, скребя подкованными подметками по стене, подтягиваюсь на руках и с грацией подстреленной каракатицы переваливаюсь через парапет. В защиту ополченцев могу сказать только, что проделано это было довольно быстро — перспектива получить топором по макушке оказалась просто отличным стимулом!

Оказавшись на стене, я первым делом выхватил меч, вторым — огляделся. Атаковать меня по-прежнему никто не собирался, при виде обнаженного клинка оружие побросали даже те, кто все еще его удерживал. Народу, кстати, оказалось совсем немного — на всю стену десятка два, не больше. Ну, может в угловых башнях еще столько же засело. Шансов отбиться от полуроты наших регуляров у них и правда не было.

Кстати, о регулярах. Моя эскапада произвела сильное впечатление не только на врагов. Когда я, убедившись в своей относительной безопасности, бросил быстрый взгляд вниз, то с удивлением обнаружил, что Турм, или как там звали этого квадратного мечника, все еще стоит где-то посередине лестницы, таращась на меня и на автомате прикрываясь щитом от возможного обстрела со стены. Оставшиеся внизу солдаты вели себя не лучше. Соблазн был слишком велик, и я не удержался:

— Эй, лейтенант! Что там насчет золотого дуката?

Глава XII

Лейтенанту мой вопрос почему-то не понравился.

— Ты!!! Да я...!

Из последующих объяснений я понял, что премия мне не светит. Речь коронного служаки была ёмка, эмоциональна и абсолютно нецензурна. Заканчивался сей маленький шедевр разговорного жанра, изобиловавший яркими эпитетами, сочными метафорами и неожиданными сравнениями, многообещающей фразой: "Флагшток городской ратуши тебе в зад, а не имперский дукат!!!". Такая перспектива меня не прельщала, зато навела на интересную мысль.

— Эй, Раск, давай сюда значок!

Завхоз не подкачал. Аккуратно подбросил древко с болтающимся на конце вымпелом, так что мне даже не пришлось перегибаться через парапет, чтобы его поймать — только руку протянуть. Через секунду задохнувшийся от возмущения лейтенант и все остальные участники последних событий, включая сдавшихся ирбренцев, могли наблюдать, как я гордо устанавливаю знамя нашей сотни на городской стене. Чуть позже выяснилось, что свидетелями этого волнующего действа оказалось даже больше народу, чем могло показаться на первый взгляд.

Гонец от герцога примчался буквально через минуту:

— Кто первым взошел на стену?!

— Я! Морд-северянин. Заместитель командира четвертой сотни ополчения.

Посыльный — совсем еще молодой дворянчик, бросил недоуменный взгляд на топтавшегося у подножия стены лейтенанта. Затем поглядел на уныло повисший по причине полного безветрия вымпел ополчения, на сбившихся в кучку ирбренцев, которых с двух сторон зажали успевшие взобраться на стену регуляры...

— Знамя тоже ты поднял?

— Да! Не веришь — у знаменосца моего спроси.

Раск, не дожидаясь уточняющих вопросов, часто закивал:

— Точно так. Сам ему знамя подавал — своими руками. Прямо на стену.

На лейтенанта было жалко смотреть. Бравый воин, казалось, готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этого позора. А нехрен клювом щелкать — на войне, как на войне! Начальство, судя по всему, думало примерно так же. Часа не прошло, как очередной гонец разыскал меня и велел срочно явиться в ставку герцога. Пришлось повиноваться, на ходу приводя себя в порядок.

Его светлейшее сиятельство — крепкий мужик лет 35 с породистой мордой и короткой холеной бородой приветствовал меня сидя на коне в окружении старших командиров и сонма всевозможных прихлебателей. Кстати, среди последних, где-то в третьем ряду с краю, обнаружилась одна подозрительно знакомая харя...

— А это точно ополченец?

Вопрос Этельгейра не был адресован кому-то конкретному, но ответил на него, причем без малейшей задержки, сурового вида дядька под 50, сидевший на коне по правую руку от нашего августейшего патрона:

— Вы можете легко проверить это, ваша светлость. В вашей свите присутствует командир той самой сотни, знак которой был водружен на стене.

С этими словами мужик едва заметно повел глазами, указывая куда-то за спину нашего сиятельства, примерно туда, где мялся Сигрид. Сотник не подвел. Следующие минут пять он соловьем заливался, повествуя о доблести линдгорнской сотни, своего заместителя (меня, то есть) и вообще всех и вся. О своих собственных заслугах Сигрид из врожденной скромности не упомянул ни разу, хотя это и подразумевалось в каждом подобострастном взгляде, что он кидал на начальство во время своей речи. Герцог достаточно благосклонно выслушал все эти славословия, затем прервал рассказчика на полуслове нетерпеливым жестом руки.

— Это ведь он вел сотню во время смотра?

— Так точно ваша, светлость! Я тогда временно исполнял обязанности знаменосца ополчения, поскольку...

— Хм... И тренировал ополченцев тоже он?

— Нет!

— Да!

Наши с Сигридом ответы позвучали одновременно, вызвав на лице Этельгейра понимающую усмешку. Лениво подняв вверх руку с воздетым в небо указательным пальцем, герцог погасил прокатившуюся по толпе придворных волну смешков, после чего продолжил опрос:

— Откуда ж ты такой взялся, а, северянин? Не припомню, чтобы раньше мои ополченцы умели ходить строем и первыми взбирались на стены взятых на меч городов.

Хороший вопрос, мать твою. Надеюсь, мы не будем вдаваться в него слишком глубоко.

— Меня обучил отставной сержант коронного полка вашей светлости.

Для пущей убедительности изображаю что-то вроде полупоклона. Хер его знает, что тут десятник должен по уставу перед целым герцогом и по совместительству главнокомандующим изображать. Надеюсь, сойдет, в крайнем случае сошлюсь на недостаток классического воспитания — голодное деревенское детство, все дела.

Прокатило. Этельгейр благосклонно кивает, говорит что-то вполголоса почтительно склонившему голову суровому дядьке, тот улыбается в седеющие усы, делает знак одному из адъютантов... Я все это время чувствую себя как на иголках. Мало мне душевных переживаний, так еще и чертова кольчуга при каждом движении немилосердно царапает взмокшую спину через лопнувшую во время моих гимнастических кульбитов рубаху. Словом, пока начальство совещалось, я пережил несколько очень неприятных мгновений. Но все когда-нибудь заканчивается. Завершив обмен мнениями, герцог, наконец, возвестил свою монаршую волю:

— За проявленную доблесть и преданность долгу приказываю назначить Морда, по прозвищу Северянин, командиром четвертой сотни ополчения и выдать ему достойную его деяний награду. Ле Рок, проследите — это ведь ваш подчиненный. А теперь вперед, господа, мне не терпится осмотреть наш трофей!

С этими словами герцог тронул шпорами бока своего коня, направляясь к воротам городка, в которых наши и вражеские ополченцы общими усилиями уже успели разобрать баррикаду. А я, наконец-то, смог перевести дух — вот и поговорили.

Уже в сумерках, когда улеглась связанная со штурмом и занятием города суета, у меня состоялся еще один занятный разговорчик.

Взмыленный Раск вперся в палатку, шумно высморкался в замызганную тряпку, аккуратно свернул ее и лишь затем приступил к светской беседе:

— Поговорил я с оружейником одним...

Тут мой заместитель красноречиво поболтал своей винной фляжкой.

— В общем, можно добыть пехотный доспех. Талеров за тридцать пять-сорок, он еще не решил.

Я согласно киваю. Цена приемлемая. И существенно ниже рыночной. Наверняка спишут броню, как безнадежно искореженную во время штурма, ну да то уже не моя печаль. Ободренный Раск продолжает с воодушевлением вещать о своих достижениях на ниве военной дипломатии:

— Оди, ну, оружейник этот, вообще неплохой парень. Говорит, что на тебя поставит, если до драки с тем лейтенантом дойдет.

— А что, может дойти?

Раск неопределенно пожимает плечами.

— Да Сатар* его знает. Он из благородных — вроде как барона какого-то сынок. Младший, ясное дело, но всё равно. Парень молодой, с гонором. Чин по протекции получил. Капитан — старый служака — на дух его не переносит. Говорят, после сегодняшнего орал на него так, что весь лагерь слышал. Мол, ходячий позор коронной пехоты и всё такое. Мальчишка от него весь красный выскочил. Оди говорит: быстро вылетел — может и пинка на дорожку получил.

— Так, а со мной-то что?

— Дык кто ж его знает? Благородные — они такие...

Раск изображает левой рукой некое круговое движение, призванное передать всю загадочность и чуждость дворянской психологии для простых городских парней вроде нас.

— Вроде как на поединок тебя вызывать ему невместно — ты ж не из ихних. Да и не положено во время войны-то. Просто так в морду тебе дать не каждый решится. Лейтенант, конечно, горяч, но и ты парень не промах, а по уставу он тебя бить права не имеет. Да и герцог тебя наградил — значит, правым признал. Кстати, что там за награду тебе выдали?

Усмехаясь, молча демонстрирую довольно массивную золотую бляху, чем-то напоминающую американский полицейский значок. На золотой пластинке, выполненной в виде геральдического щита, выбиты изображение крепостной башни и пафосная надпись "Первейшему из храбрых". Зам реагирует удивленным свистом.

— Неслабо! Не думал, что ле Рок так расщедрится.

— Лучше б деньгами отдал. А то на доспех в обрез хватает.

— Не скажи. Деньги — дело наживное. Теперь, без Сигрида, мы свое быстро наверстаем. А награда, да еще от самого герцога полученная, это вещь. Помяни мое слово: еще не раз барона ле Рока вспомнишь. С такой-то бляхой ого-го чего натворить можно!

— Например?

Раск хитро улыбается:

— Например в городскую стражу податься... Не простым стражником, разумеется.

Я, прищурившись, смотрю на своего плутоватого помощника: интересно же, что он задумал на этот раз.

— Есть идеи?

И.о. прапорщика улыбается теперь уже во все свои 32 зуба или сколько их там у него осталось.

— Есть! Как не быть? Сигрид теперь при командующем нашем, слыхал уже, поди? Глядишь, там и пригреется. Да и на старой должности он проворовался слегка — не от хорошей жизни в ополчение пошел. Сейчас-то в Линдгорне заместитель его бывший командует, но его навряд ли оставят. Вор он, почище Сигрида, еще и дурнее к тому же — меры не знает.

Я уже понял куда клонит этот пройдоха, но не по годам развитый скептицизм пока что мешал поверить в такое счастье.

— Хочешь сказать, я вот так вот запросто припрусь в этот ваш городок и стану начальником городской стражи?

— Ну, не так просто, конечно. За тебя я поручусь — я ведь тоже у Сигрида в заместителях ходил. Да и остальной народ из сотни поддержит, все ж таки неплохо ты наш городок прославил. Когда еще такое было, чтоб сам герцог, храни его Эйбрен, своих ополченцев отметил? Знак этот твой опять же — кому ж не хочется, что б начальник стражи героем был? Да и человек ты чужой вроде как, значит, много брать не будешь, поостережешься. Вот так вот как-то...

Раск выжидающе поглядывает на меня исподлобья, ожидая реакции на столь недвусмысленное предложение. Ну что ж, честность за честность:

— Сколько?

На лице каптенармуса расползается довольная ухмылка:

— Вот! Теперь точно знаю, что из тебя начальник стражи знатный выйдет! Не переживай, потянешь. И внакладе не останешься — место хлебное.

— Ладно, считай, уговорил. Только, чур, без меня много не воровать!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Верховное божество имперского пантеона.

Глава XIII

Утро красит нежным светом стены древнего Ирбренда...

Если быть точным, то не утро — время уже хорошо за полдень. Да и древность — понятие относительное. Ирбренд, насколько знаю, получил статус города чуть более трехсот лет назад, для империи это не возраст. Не, ну а чего вы хотели? Дикая северная окраина, как-никак.

А вот стены — таки да, внушают. И протяженностью, и высотой, и количеством башен, да и общим экстерьером тоже. Идущие в комплекте рвы и рогатки тоже впечатляют. Чувствуется, что строилась вся эта красота всерьез и надолго. Причем строилась очень быстро. Знающие люди, с которыми так любит общаться мой заместитель по хозяйственной части, утверждают, что новые укрепления начали возводить вокруг Ирбренда почти сразу же после обретения статуса вольного города, а закончили в прошлом году. И тут же появились территориальные претензии к нашему герцогству. Интересное совпадение, правда? Впрочем, подозрения мои к делу, как говорится, не пришьешь. Да и кому вообще нужны умствования простого сотника ополчения, пусть даже и героического? Наше дело маленькое: идти куда скажут и там делать, что прикажут.

Приказ сворачивать лагерь и выступать к Ирбренду поступил через три дня после взятия Игбруна. И если кто-то думает, что эти три дня были посвящены вдумчивому грабежу, мародерству и прочим маленьким солдатским радостям, то вынужден разочаровать. Я и сам, грешным делом, поначалу надеялся поживиться имуществом сепаратистов, но затея окончилась эпическим обломом, даже не начавшись. Наш славный герцог, чтоб ему жилось долго, объявил, что городишко не взят, а освобожден его доблестными войсками от гнета злобных завоевателей-ирбренцев. После такого политического заявления грабить соотечественников было уже как-то не комильфо, тем более что стены, ворота и городская ратуша теперь находились под охраной мечников и пикинеров первой баталии герцогского полка. Эти хмыри не принимали участия в штурме и теперь чисто из вредности готовы были сделать всё, чтобы не дать более удачливым соратникам насладиться плодами заслуженной победы.

Я хоть и не сумел пополнить свой бюджет, но означенные три дня провел с несомненной пользой. Для начала мне удалось сговориться с Оди, в результате чего я всего за 38 талеров сделался счастливым обладателем стандартного пехотного доспеха. Пришлось вбухать на это дело почти всю премию, полученную от герцога, зато в качестве отдельной любезности панцирь бесплатно подогнали под мою фигуру. После этого с помощью вездесущего Раска удалось сплавить по сходной цене ненавистную кольчугу. Ну и в завершение всех этих праведных трудов я окончательно принял дела во вверенном подразделении, подписав интендантскую ведомость и получив довольствие на 12 дней. Доля, полагавшаяся сотнику, оказалась не так уж и мала...

Словом, весть о выступлении на Ирбренд была встречена если и не с радостью, то, во всяком случае, с готовностью. Ополченцы уже привычно топотали по дороге вполне себе строевым шагом, Раск, накануне получивший полагавшуюся ему часть от дележа выделенного на сотню снабжения, улыбался каким-то своим мыслям, зачехленный значок на его плече мерно покачивался в такт шагам, настраивая на мирный лад. А я шагал во главе нашей маленькой колонны, мечтая о прибыльной и непыльной работе начальника городской стражи и вселяя своим воинственным видом в подчиненных уверенность в успешном завершении похода. Таким вот макаром, без особых происшествий, мы и добрались до Ирбренда, бывшего главной целью всей этой военной кампании.

Едва взглянув на зубчатые светло-серые стены из дикого камня и ровные ряды рогаток, выставленные на кромке крепостного рва, я понял насколько зыбкими и ненадежными были мои мечты о будущей мирной жизни. Да и вообще о будущем, как таковом. Это вам не сраный игбрунский забор, на который я умудрился взобраться без помощи лестницы. Здесь, чтобы просто подойти к стенам, придется полдня раскидывать заграждения и заваливать рвы фашинами. Полдня — это если никто не будет мешать, в чем я лично сомневаюсь. А чтобы на стены взобраться, нужно связывать вместе по две штурмовые лестницы, которые, между прочим, в 12 локтей длинной, то есть где-то метров 6 по-нашему. И что-то мне подсказывает, что на этот раз вражеский обстрел во время штурма будет не чета тому, который нам довелось испытать на себе под Игбруном.

Невеселые, одним словом, перспективы. Оставалась, правда, некая ненулевая вероятность, что злобные бюргеры, увидав нашу неисчислимую рать под стенами своего вольного города, проникнутся важностью момента и откажутся от своих неуместных территориальных притязаний, не доводя дело до штурма. Фактически только этот маленький шанс на мирный исход конфликта не позволял моей надежде на сытую и беззаботную жизнь сдохнуть в страшных мучениях.

В полдень, когда южные ворота, напротив которых располагался наш спешно разбитый лагерь, внезапно стали раскрываться, я решил, что всё-таки вытянул у судьбы свой счастливый билет. Сейчас из города выйдут парламентеры с зелеными ветками — символом мирных намерений, за ними покажутся важные представители магистрата или кто там у них ответственный за внешнюю политику, им навстречу выступит Этельгейр со своей свитой, стороны обменяются официальными приветствиями и дальше всё будет хорошо...

Я вернусь в Линдгорн в новых доспехах и с сияющей золотой бляхой на груди. Меня назначат начальником городской стражи, торговля, как это всегда бывает после маленькой победоносной войны, начнет быстро наверстывать упущенное, денежки сами собой закапают в карманы моих новых форменных штанов, ведь не зря ж я еще на Земле учился на стража правопорядка... Еще до холодов можно будет обзавестись собственным домом, перевезти к себе Лориту... Как там она говорила: осень — время свадеб? Может и правда остепениться? Все-таки начальник стражи — уважаемый человек, не какой-то бродячий солдат удачи. А с Лоркой мы, помнится, неплохо ладили...

Блистающая сталью колонна солдат, вышедшая из распахнутых ворот и двинувшаяся в сторону нашего временного лагеря, растоптала мои матримониальные планы как слон придорожный муравейник.

Вражеская пехота двигалась спокойно и уверенно по 6 человек в ряд, четко выдерживая равнение и дистанцию между шеренгами. Хотя мы находились где-то в полулиге от города, мерный топот сотен ног и слитное бряцание амуниции, доносившиеся от колонны ирбренцев, легко прорывались сквозь обычные шумы воинского лагеря. Плохо дело. Очень плохо. Через минуту стало еще хуже, хотя я был практически уверен, что это физически невозможно.

Тускло поблёскивающая стальной чешуёй змея ирбренской пехоты, плавно изогнувшись, двинулась параллельно городским стенам, занимая позиции напротив нашего лагеря, а в воротах показалась голова очередной колонны... Всё так же мерно покачивались длинные древки копий, лучи полуденного солнца играли на начищенной поверхности доспехов, тяжелые кованые башмаки топтали пыль Северного тракта, ведущего в самое сердце империи... Но на этот раз среди остриев пик плыло полотнище штандарта. Разглядев, что изображено на знамени, я только зубами скрипнул, чтобы не завыть, как вышитый на темном полотнище волчара! Рядом тут же обеспокоенно заерзал Раск.

— Что-то не так, командир?

— Угу. Всё!

— Да что такое-то?!

Дежурное любопытство в голосе профессионального заместителя бывшего и, надеюсь, будущего начальника линдгорнской стражи сменилось неподдельной тревогой. Вместо прямого ответа я указал на ощетинившуюся гранеными остриями пик баталию, что строилась прямо напротив нас:

— Видишь эту тряпку?

— Ну!

— Это "Лангарские волки". Наемники. Обычно они вертятся в окрестностях города Лангард, оттуда и название.

— Это где это такой?

— В Виннерде. Насколько знаю, эти парни предпочитают северные королевства, но и в империи иногда появляются. Восемь лет назад под Хельмреком они отбили атаку герцогской конницы, смяли первую баталию коронных пикинеров и взяли во фланг вторую. После этого северяне опрокинули всю армию Этельгейра. Слыхал про такое?

— Ну, слыхал кое-что. Про ту резню тогда только глухой не слышал. Вербовщики потом еще год по всем углам шарили — рекрутов новых искали для коронных частей. У нас двоих забрали прямо из тюрьмы. Говорят, даже премиальные за найм повысить пришлось, чтоб некомплект покрыть. А ты-то откуда про этих волков знаешь? Ты ж тогда даже пива еще не пробовал, небось.

— Знакомый один рассказал. Он был в третьей баталии.

Раск задумчиво почесал отросшую за время похода бородку. При этом выглядел этот заменитель прапорщика донельзя озадаченным, что случалось на моей памяти нечасто. Результат своих недолгих размышлений он озвучил почти сразу:

— Плохо дело.

— Сам знаю!

— Делать-то чего будем, командир?

— Что скажут. Видишь, наши светлости засуетились?

— А если...

— Ну, ты от меня далеко не отходи, прикроешь, если что...

— Есть идеи?

— Там видно будет.

Нихрена у меня никаких идей не было, но Раску об этом знать ни к чему — так оно спокойней будет. И мне, и ему. К счастью, дальнейший разговор был прерван нашим непосредственным начальством, развившим вдруг необычайную активность. Волна беспокойства, расходясь кругами от сбившегося в плотную группу герцогского штаба, достигла, наконец, и ополченческого стада. Коронная пехота уже строилась в боевой порядок, отряды дворянской конницы, ранее патрулировавшие городские окрестности, стягивались на фланги, обозники приводили наш вагенбург в боевое положение, закрывая лишние проходы в стене повозок. Теперь очередь дошла и до нас.

Под крики рассыльных ополченческие сотни одна за другой потянулись вслед за знаменем коннетабля к ближайшему лесу, после чего попытались сбиться в некое подобие фаланги за левым крылом герцогской армии. В итоге образовалось классическое построение с пехотой в центре и конницей по бокам. Правый фланг этого расположения прикрывался вагенбургом, а за левым расположились мы. Дальше уже был лес, достаточно густой, чтобы исключить действия сомкнутых масс пехоты и конницы. Неплохо вроде бы. С флангов нас не обойти, атаку в лоб остановят регуляры, а если станет совсем плохо, то есть неплохие шансы уйти лесом. Запомним, кстати, на будущее этот важный момент, ибо плох тот полководец, который не думает заранее о возможных путях отхода.

Крупный кавалерийский отряд, двигавшийся на рысях вдоль городских стен против часовой стрелки и как раз показавшийся из-за самой западной башни, сделал мысли о драпе еще более актуальными. Сперва я принял вновь появившихся за один из блокадных эскадронов, присматривавших за дальними воротами, но уверенность, с которой эти конники пёрли чуть ли не по кромке городского рва в зоне эффективного обстрела со стен, заставила задуматься. Полнейшее спокойствие вражеской пехоты, не проявлявшей абсолютно никакого беспокойства по поводу появления на своем фланге новых действующих лиц, укрепило зародившиеся подозрения.

Дальнейшие действия таинственного отряда не оставили никакого простора для фантазии. С моей позиции было отлично видно, как почти достигнув крайних рядов правофланговой баталии наемников, кавалеристы, не сбавляя скорости, лихо развернулись в нашу сторону, перестраиваясь для атаки. Приплыли. Наверняка вышли через западные или северные ворота одновременно с "волками" и теперь присоединились к своей пехоте. Между прочим, по численности этот отряд был примерно равен всей герцогской коннице вместе взятой. Расстояние мешало оценить особенности экипировки и вооружения вновь прибывших, но поголовная одоспешенность и наличие длинных пик, как и общая слаженность действий, оставляли не слишком много вариантов: либо дворяне, либо наемные рейтары. Оба варианта — хреновей некуда. Меня терзают смутные сомнения по поводу удачного завершения моей дебютной воинской экспедиции...

Впрочем, день еще не закончился, а сражение даже не началось. Передо мной высятся новенькие, не успевшие потемнеть от времени стены Ирбренда, две выстроившиеся друг против друга армии заканчивают последние приготовления к битве, и солнце еще высоко, хотя уже и перевалило за полдень. Моя судьба решится сегодня, так или иначе. Я сплюнул под ноги внезапно скопившуюся во рту вязкую слюну и вдохнул поглубже, стараясь унять предательски задрожавшие пальцы. До заката еще далеко и мы еще посмотрим кто кого!

Глава XIV

Сражение началось красиво, прям как в рыцарских романах. Я бы даже сказал торжественно.

Где-то в расположении ирбренцев протрубил горн или еще какая дудка, этот сигнал подхватили прочие духовые инструменты, и почти сразу же вражеская армия сдвинулась с места. Поначалу мне показалось, что вся эта армада сунет на нас одной сплошной массой, но, приглядевшись, понял, что не совсем прав.

Конница осталась практически на месте, разве что немного сместилась в сторону, видимо, чтобы иметь больше пространства для маневра. Пехота же двигалась крайне неравномерно. Баталия, стоявшая против нашего левого фланга, наступала быстрым шагом, стремясь как можно скорее сблизиться с нашими копейщиками. "Волки", действовавшие в центре, шли вперед неспешно и как-то вальяжно, существенно отставая от своих коллег. С моего места было плохо видно, что творится на дальнем фланге, но, кажется, там ирбренцы и вовсе не сдвинулись с места. Это что такое получается? Косая атака? Сильный отряд конницы на ударном фланге (в лучших традициях Фридриха и Александра) отлично вписывается в эту схему...

Я как раз лихорадочно вспоминал все читанные когда-то книги по истории, стараясь предугадать дальнейший ход битвы и, соответственно, как-то спланировать свои действия, когда события резко ускорились. Сперва громко заявили о себе наши музыканты — горнисты исполнили довольно пронзительный сигнал, на который их оппоненты с противоположной стороны поля тут же ответили столь же противной композицией. Под этот аккомпанемент по рядам нашей коронной пехоты прокатилась волна какой-то деятельности. С тыловой позиции, на которой развернулись ополченцы, было проблематично разглядеть мелкие подробности поведения наступавшей на нас ирбренской пехоты, но полагаю, что у них происходило примерно то же самое.

Наши арбалетчики из задних рядов дали дружный залп навесом и почти одновременно с этим, отстав на какую-то секунду, вражеские болты пробарабанили свою злую дробь по доспехам коронной пехоты. Негромкий звон, глухой стук, несколько вскриков и сдержанный мат — вот и весь результат обстрела. И лишь затем в тыл потянулись раненые. Убитые остались лежать там, где их настигла смерть, живые быстро смыкали ряды, закрывая образовавшиеся бреши (впрочем, не слишком большие), баталия осталась стоять на своем месте, непоколебимая, как скала. Наша стрельба едва ли была более эффективна, наступавшие наемники даже не сбились с шага. В следующие несколько минут стороны обменялись еще парой залпов, а затем баталии столкнулись...

Никаких криков "Ура!" и прочих спецэффектов: две массы людей врезались друг в друга молча и деловито под треск дерева, звон стали и грохот сталкивающихся щитов. Некоторое время солдаты сосредоточенно кололи и рубили друг друга, а затем наши регуляры подались назад. Сначала совсем чуть-чуть и как бы нехотя, буквально на один шаг, потом еще на шаг, а затем отступление стало постоянным. Сцепившиеся баталии медленно накатывались на позицию ополченцев, не прекращая яростно крошить всё, что ни попадя.

Глядя на пятящихся регуляров, заволновались уже мои подчиненные. Я молча вытащил меч из ножен, покосился на Раска. Заместитель нервничал. Тянул шею, вставал на носки, разве что не подпрыгивал, стараясь получше рассмотреть сражение и полностью забив на окружающее. Не порядок.

— Не боись, камрад, прорвемся!

— А?

— Слушай, что говорю, повторять не буду.

— А! Ага. Я это...

— Ну да.

Будем считать, что стороны достигли понимания. Очень вовремя, так как в это время в бой как раз вступили "волки". Хоть дело и происходило несколько в стороне от нас, грохот на этот раз вышел еще более внушительным. Кажется, перед самым ударом ирбренцы перешли с шага если не на бег, то на некоторое подобие рыси. Хотя какие они нахрен ирбренцы? Наемники — они и есть наемники. С тем же успехом могли бы воевать и на нашей стороне, если б Этельгейр вовремя подсуетился. Зря он, кстати, этого не сделал. Жлоб светлейший. Теперь из-за его скупердяйства нам тут таких трендюлей выдадут — лопатой не разгребешь.

Словно подтверждая мою последнюю мысль "ирбренцы" весело задудели в трубы, и бездействовавшая до сих пор кавалерия пришла в движение. "Волки" к этому времени уже во всю теснили наш центр, угрожая прорвать его вовсе, отступление левого фланга также ускорилось. Если так пойдет и дальше, то эдак и до нас скоро доберутся...

Видимо барон Ланнуа ле Рок считал примерно так же. Повинуясь его приказам, толпа ополченцев подалась ближе к лесу и развернулась лицом к открытому флангу. Не возьмусь утверждать наверняка, но подозреваю, что коннетабль просто решил дать герцогской коннице чуть больше пространства для маневра. Ведь, в конце концов, нашим славным кавалеристам предстояло как-то сдерживать почти вдвое превосходящего по численности противника. Единственным, что могло позволить избежать немедленного разгрома при таком раскладе, было умелое маневрирование с уклонением от решительной сшибки. К сожалению, противник понимал это ничуть не хуже меня.

Ирбренская конница атаковала рысью, лишь перед самым ударом перейдя на легкий галоп. Вроде бы и не быстро, зато кавалеристы противника сумели сохранить практически идеальный строй, и эта ставка окупилась. Дворянчики Этельгейра ринулись им навстречу с места в карьер, набрав максимальный разгон для первого сокрушительного удара, но их нестройный клин буквально размазался об монолитную стену вражеских эскадронов. На несколько минут сотни людей и лошадей смешались в вихре жестокой рубки, а затем волна герцогской конницы отхлынула, распавшись на несколько потоков. Ирбренцы тоже разделились на два примерно равных отряда, первый из которых стал разворачиваться, намереваясь атаковать с тыла нашу откатывающуюся пехоту, а второй, наддав ходу, устремился вдогонку за улепетывающей конницей. Вот тут-то и пробил звездный час ополчения.

Отряд ирбренской конницы, трусливо преследуя наших доблестно бегущих кавалеристов, развернулся широкой лавой. То ли вражеские командиры на сей раз не совсем точно рассчитали свой маневр, то ли рядовые исполнители слишком разошлись, а может просто не посчитали толпу ополченцев достойным внимания препятствием... Как бы то ни было, правофланговый эскадрон наемников, двигаясь в общем строю, напоролся на край нашей фаланги. Это был, пожалуй, первый случай неудачного маневрирования противника с начала боя.

Ополченцы, правда, этому факту совсем не обрадовались, скорее наоборот. Не могу их в этом винить, так как сам особого душевного подъема тоже не испытал. Моя сотня в соответствии со своим номером находилась почти посредине фаланги, то есть несколько в стороне от эпицентра событий, но даже отсюда зрелище накатывающейся конной лавы выглядело... впечатляюще. Меня, например, проняло. Что уж говорить о сотнях, оказавшихся прямо на пути у прущих напролом ирбренцев?

Я, наивный человек, еще ждал какой-нибудь команды от коннетабля (ведь не для красоты же он выстраивал наше воинство, в конце-то концов!), а первая и вторая сотни уже побежали. Почти одновременно с ними поворотил к лесу и сам барон ле Рок со своими прихлебателями. В отличие от меня, местные абсолютно точно знали: сражаться — удел регуляров. Задача ополченцев — носить и копать. И сматываться, если на них напали. Всё просто. Но тут был маленький нюанс. Если опытный коннетабль на своей кобыле имел очень неплохие шансы удрать от кого угодно, то у пеших ополченцев перспективы были исключительно мрачные. Наверное, именно это соображение помешало мне бросить щит и устроить рекордный забег до леса в тот самый момент, когда я увидал бегство начальства. Ну и, может быть, моя иномирность — я же не впитал с молоком матери сокровенное знание о том, что мужики с копьями никогда не остановят атаку регулярной конницы...

Подняв меч над головой, я заорал что есть силы:

— Разворот вправо! К бою! Держать строй!

Спасла нас, как это ни странно, инерция мышления. Все произошло слишком быстро. Правое крыло нашей фаланги, подвергшись спонтанному нападению, улепетывало во все лопатки, а центр, к которому относилась и четвертая сотня, еще толком не понял, что случилось. Вот эту вот паузу я и заполнил своими командами. И у нас получилось! Конечно, в процессе разворота сотня утратила строй и сбилась в плотную кучу, но это было не так важно. Главное — никто из моих солдат не побежал! Вбитая за последнее время привычка повиноваться оказалась сильнее векового страха перед профессиональными вояками.

Между тем ирбренские всадники снова разделились. Большая часть продолжила преследование нашей конницы, а напоровшийся на ополченцев эскадрон принялся увлеченно крошить драпающих мужиков. При этом наемники вконец утратили строй, разбившись на небольшие группки, чтобы удобней было рубить и топтать бегущих. Когда одна такая кучка головорезов с окровавленными палашами наголо вылетела прямиком на нас, мои "орлы" чуть было не задали стрекоча. Плотная толпа людей качнулась назад в каком-то едином порыве...

— Стоять! Держать строй! Зарублю первого, кто побежит!

Поднятый меч навис над шеями стоящих передо мной пикинеров, заставив их вжать головы в плечи и покрепче упереться ногами в землю, словно в ожидании удара. Ополченцы застыли на месте боясь пошевелиться, и тут первые рейтары навалились на наш импровизированный строй...

Вот чему я своих оболтусов научил, так это держать пики строго по уставу. В каждого из подскакавших ирбренцев уперлось не менее пяти кованых четырехгранных наконечников. Двое вылетели из седел сразу, еще один завалился вместе с лошадью, получившей копьем в брюхо. Следующее звено всадников успело немного притормозить и попыталось прорубиться через плотную копейную щетину.

— Бей!

Ополченцы делают шаг вперед, заученно тыкая перед собой тяжеленой пикой. Двое наемников отскакивают, третий ловко уклоняется от направленных в него копий, четвертый отбивает два зазубренных острия, но при этом пропускает удар в бок. Панцирь выдержал, наконечник бессильно скользнул по вороненой стали, заставив всадника опасно покачнуться, остальное довершает лошадь — раненый в шею конь становится на дыбы, выбрасывая наездника из седла...

После этого фиаско еще несколько таких же мелких отрядов придерживают коней или просто проносятся мимо, предпочитая не связываться со столь зубастой добычей. Рейтары выглядят не менее удивленными, чем мои ополченцы — ситуация уж больно непривычная. Но опытные вояки разберутся с непонятками быстрее — к гадалке не ходи.

Наше левое крыло смято, центр отходит к вагенбургу. Этельгейр или тот, кто за него командует, кажется, успел двинуть в дело конницу с правого фланга и прикрыл отход пехоты, не дав вражеским рейтарам ударить в тыл отступающим, но на этом герцогские успехи заканчиваются. Остатки ополчения уже во всю драпают к лесу, только четвертая сотня, сгрудившись вокруг значка и ощетинившись копьями, продолжает торчать посреди поля в гордом одиночестве под присмотром нескольких дюжин ирбренских кавалеристов, которые вновь собираются в некое подобие строя. Того и гляди нами заинтересуется еще кто-нибудь... Вывод? Пора валить, хватит с меня подвигов на сегодня!

Путь к вагенбургу перекрывают основные силы вражеской конницы, местность открытая — не пробьемся, да, честно говоря, не очень-то и хочется. До леса — всего-ничего, зря я, что ли, еще до битвы к нему приглядывался? К тому же там все наши во главе с коннетаблем, так что не будем отрываться от коллектива.

— Отходим к лесу! Медленно! Держать строй! Пики к бою!

Некоторые мужики недоверчиво оглядываются, я указываю мечом, который всё еще сжимаю в руке, на стену деревьев:

— Отходим. Медленно.

Заметив движение, рейтары вновь пытаются атаковать, видимо приняв его за начало бегства.

— Стой! К бою! Держать строй!

Конница останавливается, некоторое время топчется поблизости, а затем нехотя разворачивается и направляется на соединение с основными силами.

— Отходим. Шагом. Выше знамя, Раск!

Так мы и пятимся с высоко поднятым значком и выпученными от страха глазами. Вроде бы на нас махнули рукой, ирбренцев сейчас куда больше интересуют главные силы Этельгейра, но береженого — Эйбрен бережет. Не будем рисковать, этот день и так был богат неприятными неожиданностями.

Глава XV

Забившись в лес достаточно глубоко, чтобы не видеть опушки, я, наконец, решился остановить наше победоносное отступление и скомандовал остановку. Рядом шумно вздохнул Раск.

— Ну, ты дал, командир! Если б мне кто-то такое рассказал — ни в жизнь не поверил бы.

— Да ладно, ерундовая сшибка была, нас даже не атаковали всерьез.

Заместитель скептически хмыкает:

— Ну-у, для тебя может и ерундовая, ты у нас парень крученый, хоть и молодой, а я вот в такое дерьмо впервые вляпался. Сколько на свете живу, а чтоб ополченцы от черных рейтаров отмахаться смогли, ни разу не слышал.

Я пожимаю плечами:

— Всё бывает впервые...

Каптенармус охотно соглашается, его явно тянет поговорить:

— Это точно. Помню лет девять назад...

— В другой раз расскажешь. Проведи перекличку и найди мне кого-то, кто хорошо ориентируется в лесу.

— А чего его искать? Вон, видишь мужика с зеленым капюшоном на куртке? Он браконьером подрабатывает. Шериф его в ополчение сплавил, чтоб глаза не мозолил.

— Не понял. Туда ж по жребию набирают.

— Ну-у-у-у... в общем да, но...

Раск делает хитрое лицо и загадочно подмигивает. Понятно всё с вами. Ладно, не суть.

— Годится. Давай его сюда. И еще двоих из первого десятка, понадежней.

Через минуту передо мной уже мнутся трое ополченцев — браконьер и двое линдгорнских стражников, которыми Сигрид предусмотрительно укомплектовал первый десяток тогда еще своей сотни. В лагере они выполняли функции военной полиции, так что работа конвоиров им не в новинку. Что же до нашего следопыта...

— Как зовут?

— Мерк, ваша милость.

Браконьер даже делает полупоклон — льстит, собака. Так обращаются только к титулованным — это-то я первым делом выяснил.

— Вот что, Мерк. Нам следует провести разведку. Возьмешь этих двоих и пройдешься по лесу. Найдешь место для ночлега, чтоб всей сотней разместиться можно было и посмотришь, нет ли поблизости врагов или кого из наших. Далеко не забредай, чтоб до ночи успели лагерем стать. Если заметите врага — сразу возвращайтесь. Ясно?

Бородач кивает с умным видом. Не нравится мне его рожа — слишком простоватая. Обычно обладатели такой хари нарочно прикидываются дурачками. Ладно, посмотрим:

— А вещи свои оставь. Нечего лишнее таскать, налегке пройдешься. Вас двоих тоже касается.

Цветущее выражение лица вчерашнего браконьера, а ныне славного рейнджера, увядает раньше, чем я успеваю закончить фразу. Подошедший во время инструктажа Раск понимающе ухмыляется:

— Не удерет?

— Теперь вряд ли.

— Да уж, такие за свое шмотье удавятся.

— А за жратву и подавно — без нее далеко не убежишь. Кстати, как только станем на ночлег, соберешь у солдат еду — всю, какая есть. Назначишь повара, пока не прибьемся к кому-нибудь, будем кормить всех поровну.

— Будет сделано, командир. Есть у меня один корчмарь на примете...

— Сойдет. А пока найди двух-трех людей понадежней и отправь по нашим следам на опушку — пусть посмотрят, что там и как.

Озадачив таким образом подчиненных, я счел свои функции отца-командира исполненными и наконец-то позволил себе расслабиться: привалился к дереву и стал ждать докладов, попутно развлекаясь составлением планов на будущее. По всему выходило, что отсюда нужно сваливать и как можно скорее. Битва проиграна, так что оставаться поблизости от Ирбренда значит напрашиваться на неприятности. Весь вопрос в том, как убраться незаметно.

Вернувшаяся разведка подкинула пищи для размышлений. По словам наблюдателей выходило, что наших регуляров ирбренцы загнали в вагенбург и окружили со всех сторон. Герцогскую конницу сильно потрепали, а остатки рассеяли. Вдобавок ко всему всё ополчение, во главе с коннетаблем, буквально испарилось — до захода солнца к нам прибились в общей сложности человек тридцать, которых Раск добросовестно переписал и распределил по десяткам. Рейтары по моим прикидкам зарубили сотни полторы. Куда делись остальные, оставалось только гадать. Вот этим (гаданием) я со своими замами и занялся, едва лишь покончил с текущими делами.

Мерк не подвел — нашел в глубине леса вполне приличную луговину на берегу ручья, так что на ночлег расположились с комфортом. Костры развели уже в темноте на пляжике под высоким берегом, чтоб огонь не было видно издалека. Раск произвел изъятие продуктов и доложил, что из начального состава сотни в наличии имеется 112 человек, хотя еще утром было 116. С учетом приблудных на довольствии состоит ровно 140 ртов. Провианта имеется на три раздачи, не считая сегодняшней. Хреново, хотя могло быть и хуже — сказалась крестьянская привычка таскать с собой заначку на крайний случай. Так что пару дней мы протянем, но это временный выход, а проблему надо решать кардинально.

— Какие будут предложения, господа?

Господа в лице неизменного Раска и привлеченного в качестве эксперта по движению вне дорог Мерка озадаченно чешут затылки.

— Мы можем пройти до Игбруна лесом, не приближаясь к дороге?

Наш доморощенный следопыт, которому был адресован этот вопрос, взлохматил сальные патлы с особым остервенением.

— Ну-у-у... так-то, наверное,... дней за пять где-то... или шесть.

Зашибись. А жрать нам все это время что?

— Можешь провести нас по лесу так, чтобы мы вышли к Северному тракту послезавтра как можно ближе к Игбруну?

Минута проходит в напряженном ожидании, наконец браконьер уверенно кивает:

— Смогу.

— Хорошо. Выступаем на рассвете, как выйдем к тракту — конфискуем провиант в ближайшей деревне. До тех пор придется обходиться тем, что есть.

За ночь дезертировало 18 человек. Об этом мне с виноватым видом доложил после утренней переклички Раск. Я только равнодушно пожал плечами — если б не отобрали харчи, разбежалась бы половина, если не больше, а так — терпимо. К тому же ночью к нам на огонек заглянули двое бегунов из шестой сотни, так что можно сказать, что миграция ополченцев в ночном лесу была двусторонней. Хотя баланс, конечно, явно не в нашу пользу, ну да черт с ним, зато почти два десятка пайков сэкономили.

Сам марш, кстати, оказался тем еще развлечением, ни разу не похожим на столь любимые моими бывшими соотечественниками вылазки за город на природу. Движение через нерасчищенный подлесок, да еще и с длинными пиками на плече было достаточно трудным само по себе. А уж необходимость сохранять при этом некоторое подобие порядка и вовсе переводила задачу в разряд нерешаемых. Мерк, которому я пообещал в случае успеха его миссии три талера серебром, старался как мог, но темп марша всё равно был удручающе низким.

Тем не менее мы потихоньку продвигались. Вторая ночь в лесу прошла спокойно, даже дезертиров не было — видимо все, кто мог и хотел, удрали еще накануне. А к полудню второго дня, когда я уже стал подумывать нехорошее, наш передовой дозор в лице неизменного браконьера и двух приставленных к нему сопровождающих из числа сослуживцев Раска оповестил о скором выходе на опушку леса. По рядам ополченцев прокатился ясно различимый вздох облегчения. Еще каких-то три часа марша и мы уже подходим к весьма приличной (раза в два больше хорошо мне знакомой Старой Ивы) придорожной деревушке с довольно необычным названием Оборотная.

Не подумайте, что там оборотни водились или еще чего в этом роде. Просто деревенька находилась на таком расстоянии от Игбруна, что, выехав оттуда утречком верхом на коне, можно было спокойно доскакать до этого села и к вечеру так же спокойно вернуться обратно. Обернуться, так сказать.

Про название мне рассказал Раск, имевший полезную привычку собирать любую, даже абсолютно неинтересную на первый взгляд, информацию. Тогда, во время нашего победоносного наступления на Ирбренд, эти сведения и впрямь не несли в себе ничего ценного. Зато теперь, в тяжелую годину испытаний, былые этнографические изыскания каптенармуса оказались в кассу. Прикинув скорость движения одиночного наездника и разделив полученное расстояние на темп марша пехотной колонны, я пришел к выводу, что уже завтра мы можем быть в Игбруне.

С одной стороны — хорошо. Там, скорее всего, должно найтись какое-нибудь начальство, на которое можно будет переложить заботы по снабжению и прочие стратегические хлопоты. С другой стороны — Игбрун наверняка вызывает повышенный интерес не только у герцогских, но и у вражеских командиров, так что повстречать на дороге к нему какой-нибудь ирбренский отряд — легче легкого. Им ведь, в конце концов, не надо было двое суток блуждать по лесам. Так что не мешало бы проявить хотя бы элементарную осторожность.

Высланная вперед разведка следов пребывания противника в деревне не обнаружила, и я решился:

— Подтянулись, солдаты! Выровнять ряды! Оружие на изготовку! Знамя вперед! Вступаем в деревню и располагаемся на отдых.

Когда сотня, дружно топая, вступила в Оборотную, посмотреть на это зрелище высыпало практически все местное население. Так на виду у честного народа мы и промаршировали до корчмы, располагавшейся на другом краю деревни, после чего ополченцы были распределены на постой, а я при помощи Раска и стражников первого десятка приступил к реквизициям.

Дело двигалось к вечеру, когда в харчевню, которую я превратил в свой штаб, влетел всклокоченный ополченец и закрутил головой, подслеповато щурясь в темном после улицы помещении. Так никого и не увидев, солдат прокричал куда-то в сторону трактирной стойки, располагавшейся прямо напротив входа и довольно далеко от углового стола, за которым сидел я:

— Всадники! Едут со стороны Ирбренда, скоро будут здесь!

Я чуть не подпрыгнул вместе с табуреткой.

— Сколько?

— Четверо!

В голосе ополченца слышались явные нотки пока еще сдерживаемой паники. Я сплюнул на пол. Вояки, мать их.

— Ты из северной заставы?

— Да! Меня десятник послал предупредить...

— Всё верно, солдат. Возвращайся на пост, передай командиру, чтоб спрятал людей и приготовился. Как только всадники въедут в деревню, пусть перекроет дорогу и не выпускает их назад. Понял?

Парень судорожно кивнул.

— Тогда выполняй! Раск, общая тревога!

Вот падлой буду — чего-то такого я и опасался! Конечно, кое-какие меры предосторожности были предприняты заранее. По одному десятку несло караул на обоих выездах из деревни, наблюдая за дорогой, остальных ополченцев расквартировали более-менее кучно с тем, чтобы их можно было быстро собрать в случае внезапного появления противника. Теперь предстояло выяснить эффективность этих мероприятий на практике.

К счастью, кавалеристы приближались к Оборотной довольно неспешно. Всадники крутили головами, негромко переговаривались, временами пересмеивались. В целом наездники вели себя достаточно беспечно, так что подозрения о том, что они являются передовым дозором крупного отряда, я с облегчением отбросил. С четверкой рейтаров мы должны справиться, как бы круты они ни были, тут главным было не столько победить, сколько не упустить. Собственно, потому я и предпочел заманить противника в деревню, рассчитывая окружить и зажать кавалеристов между домами, где их маневренные возможности будут ограничены. Задумка была неплохая, но, как говаривал кто-то из великих, еще ни один план не выдержал столкновения с реальностью.

Я как раз успел привести свое воинство, расслабленное обильной едой и долгожданным отдыхом, в чувство, когда ирбренцы, так ничего и не заподозрив, въехали в Оборотную.

— В атаку! Вперед! Бей!

Честно говоря, я побаивался, что мои доморощенные орлы сдрейфят. Когда в строю и у меня на виду — это одно, но сейчас они были разбиты на десятки и рассредоточены за сараями и плетнями...

Зря боялся. Вбитая кулаками и палкой привычка повиноваться сработала как часы. Ополченцы бодро повыскакивали из своих укрытий, старательно тыча пиками во все, что хоть отдаленно напоминало всадника. Плохой новостью было то, что рейтары не растерялись, на что я втайне надеялся, и не попытались отбиваться, а сразу ломанулись на прорыв.

Напиравшие со всех сторон копейщики смогли ссадить только одного из всадников. Трое других, выскользнув из моей нехитрой ловушки, устремились прямо к южной заставе — последнему препятствию на пути к Игбруну.

Такой вариант тоже предусматривался, хоть и считался нежелательным. Заслон на выезде из села был усилен моим личным резервом — десятком линдгорнских стражников, так что разогнавшихся рейтаров встретила плотно сбитая группа человек в 25, ощетинившаяся четырьмя рядами пик. Двое ирбренцев рухнули почти сразу, причем один — вместе с лошадью, зато третий, подняв коня на дыбы, развернулся практически на месте и тут же, дав бедной скотине шпоры, заставил его совершить прыжок через довольно высокую изгородь. Таким образом, этот хренов мастер конкура очутился в чьём-то дворе и буквально в шаге от спасения. Для того, чтобы окончательно вырваться из засады ему оставалось протиснуться между хлевом и сеновалом, проскакать через огород и еще раз преодолеть хозяйский забор, на этот раз задний.

Один Сатар ведает, чего я поперся его останавливать. Увлекся, наверное.

Заметив хитрый маневр ирбренца, я, выхватив пику у стоявшего рядом с разинутым ртом ополченца, покинул свой пост на крыльце таверны, откуда руководил ходом эпической "битвы у Оборотной", и ринулся наперерез. Успел. Спрятавшись за забором и уперев копьё в землю, я всадил остриё в брюхо коню, как раз преодолевавшему последнее препятствие на своем пути к спасению. Наконечник ушёл в потроха целиком, древко сломалось под весом обрушившейся на него лошадиной туши, смертельно раненная животина забилась, разбрасывая копытами дерн и издавая прямо-таки душераздирающее ржание. А наездник, совершив неслабый акробатический кульбит, приземлился на четыре точки в трех шагах от меня. Хорошо так приземлился — мне даже шага делать не пришлось, чтоб с размаха шарахнуть его по шлему обломком пики.

К тому времени как прибыла подмога, я уже спокойно стоял, опираясь на плетень в некотором отдалении от упавших, чтобы не попасть ненароком под копыта агонизирующего скакуна. Запыхавшиеся ополченцы были встречены недовольным начальственным рыком:

— Чего вылупились?! Добить раненных коней. Убитых обыскать. Оружие и все, что найдете — в таверну. Раск, где тебя носит? Проследи! Этого — связать и за мной. Посмотрим, что за птицу к нам занесло...

Глава XVI

Рейтар, поверженный мной самолично, оказался в итоге нашим единственным пленным. Остальных разошедшиеся ополченцы истыкали копьями до состояния "мешок с костями". По крайней мере, Раск, явившийся отчитаться о захваченных материальных ценностях, охарактеризовал ситуацию именно так.

Разбор добычи, кстати, дал много интересного. Помимо вещей приземленных, вроде доспехов и оружия, среди наших трофеев оказались две верховые лошади с запасными комплектами сбруи, некоторая сумма наличности... и одна любопытная бумага. Вернее сама бумага, которую так и тянуло назвать пергаментом, была так себе — толстая, шершавая, желтоватая... А вот то, что на ней было написано...

Если вкратце, в письме были изложены инструкции по дальнейшему ведению боевых действий. Автором инструкций являлся некий Танис ле Крайт, о чем свидетельствовала витиеватая подпись в конце документа. Оттиск на скреплявшей письмо сургучной блямбе чем-то неуловимо отличался от гербовых значков, на которые мне вдоволь довелось насмотреться за время недолгой службы в ополчении Этельгейра. Такое несоответствие наводило на мысль о том, что это полковая печать какого-то наемного отряда. Тогда неизвестный мне господин ле Крайт вполне мог быть командиром этого отряда. По-моему, логично. Особенно если учитывать личность почтальона, чьи доспехи и амуниция буквально вопили о принадлежности их теперь уже бывшего владельца к знаменитым черным рейтарам — одному из самых известных наемных полков в наших северных краях.

Но главным было не это. Больше всего настораживало то, что таинственный командир наемников, составляя свои наставления, исходил из того, что подчиненный ему отряд, которому собственно и адресовались эти инструкции, базируется в Игбруне!!! То есть мы фактически находились в оперативном окружении! Или в полной жопе, как выразился Раск, закончив чтение изъятого документа.

— Что думаешь?

Вопрос так и повис в воздухе. Каптенармус переводил задумчивый взгляд с бумаги в своей руке на связанного рейтара, всё еще валявшегося под стеной без сознания, затем на меня и снова на бумагу. Мысль воспользоваться захваченными лошадьми и свалить отсюда подобру-поздорову, прихватив с собой максимально возможное количество материальных ценностей, читалась на его хитрой роже столь отчетливо, что я даже не стал ждать, когда мой заместитель соберется ее сформулировать.

— Удрать всегда успеем. Ты для начала расскажи мне, как такая херня вообще получилась?

— Ну-у-у...

Перспектива своевременного отступления явно возвращает Раску душевное равновесие, и он добросовестно пытается решить поставленную задачу:

— Местные говорили, вчера тут отряд конный прошел...

— Почему мне не сказал?!

Заместитель чешет репу с виноватым видом:

— Да как-то не успел. Думал — наши, которых под Ирбрендом турнули, вот и не стал торопиться.

Теперь уже задумываюсь я. По времени вроде подходит. Если отряд вышел сразу после окончания битвы, то, двигаясь по дороге в хорошем темпе, вполне мог проскочить через Оборотную еще вчера, пока мы блуждали по лесам. Мог ли этот отряд взять с налету Игбрун с его смешным гарнизоном, состоявшим, насколько я помню, из девятой сотни ополчения? Да легко! Для полноты картины остаётся прояснить только пару нюансов.

— Погоди. Через деревню прошел целый отряд, а местные даже не поняли кто это?

— Ну, типа того. Отряд прошел рысью, не останавливаясь. Я потому и подумал, что это наши — спешат удрать подальше.

Хм, резонно. Я бы тоже так подумал. Не ожидал от ирбренцев такой прыти, честно говоря. Но то, что я узнаю такие новости последним — непорядок!

— В следующий раз сперва доложи, а потом уже думай!

— Понял я, понял!

Раск торопливо кивает и тут же переводит разговор со скользкой темы на злобу дня:

— Делать-то чего будем?

— Посмотрим. Отряд большой был?

— Говорят, сотни две. Может и привирают для солидности.

— Если и врут, то не сильно. Скорее всего, прошел эскадрон — меньше посылать смысла не было.

Мы оба, не сговариваясь, поворачиваемся к пленному рейтару. А и правда, чего гадать-то, если можно просто спросить?

— Займись им, пора нам побеседовать с нашим гостем.

Будучи безнадежно испорченным фильмами про героических партизан я подсознательно ожидал, что допрос пленного будет делом грязным и небыстрым, потому, собственно, и взвалил эту обязанность на заместителя — пусть отрабатывает свой косяк с пропущенным отрядом. Опыта проведения подобных мероприятий у Раска опять же должно быть не в пример больше, чем у меня, учитывая его основную специальность и срок пребывания в должности. Однако все пошло наперекосяк с самого начала.

Облив пленного водой из бадейки и ощутимо пнув его в бок, Раск, крякнув, взгромоздил связанного по рукам и ногам рейтара на крепко сколоченный табурет, загодя установленный на свободном месте у стены. Приведя таким образом допрашиваемого в нужное состояние, эрзац-прапорщик проверил верёвки и, пробурчав что-то неразборчивое, приступил к делу.

— Кто такой?

Вот тут рейтар смог меня удивить. Ответ последовал незамедлительно и был по-военному четким и информативным.

— Тарн-проныра, сержант черных рейтаров.

— Что здесь делал?

— Вез письмо в Игбрун.

— Кому?

— Арно ле Броку, командиру первого эскадрона черных рейтаров.

— От кого письмо?

— Не знаю. Мне его вручил адъютант риттмейстера.

— Как зовут риттмейстера?

— Танис ле Крайт. Командует нашим полком уже четыре года.

Вопрос — ответ. Ни задержек, ни умолчаний. Четко, быстро, лаконично. Словно доклад студента-отличника. Сперва я даже растерялся от такого всплеска искренности и желания сотрудничать. Потом задумался.

Захваченный сержант не производил впечатления простака, испуганным он тоже не выглядел. Рейтар был собран, спокоен и расслаблен. Вывод? Пленный вполне отдает себе отчет в происходящем и просто не считает нужным что-то утаивать. Оставалось только понять: почему?

Немного поразмыслив на эту тему, я решил, что в принципе так и должно быть. Героическим партизанам хорошо только в кино, да и то не всегда. А в жизни, когда тебе ломают пальцы и тычут в глазик раскаленным гвоздем, такие понятия, как воинский долг, почему-то отходят даже не на второй, а хрен знает на какой план. Приоритетными же становятся мысли вроде "жить хочу", "выньте гвоздь" и "дайте зеленки (ну или хотя бы водки)". Примерно в такой вот последовательности в порядке убывания актуальности.

Сидящий передо мной рейтар понимал это гораздо лучше меня. Наверняка и сам не раз был свидетелем таких вот допросов или, по крайней мере, знал о них из первых рук. Потому и сориентировался он в ситуации куда быстрее, чем я. К тому же тут есть еще один интересный момент: гражданское общество, в котором воюют за идею, тут отсутствует как таковое. Ну, или находится в зачаточном состоянии. Плененный нами сержант — наемник, и хотя у солдат удачи есть свои "понятия", все же их преданность нанимателю имеет свои пределы. Тем более что любому из них отлично известно: никакой командир не оценит по достоинству героическую смерть в пыточных застенках — вычеркнут из реестра и дело с концом. Еще и невыплаченное жалование зажилят, что особенно обидно. Сами командиры, кстати, тоже всё это отлично понимают и вряд ли будут требовать от своих солдат невозможного.

Вот потому наш "подопечный" и заливается соловьем, спокойно выдав и примерное количество людей, которые должны находиться в Игбруне, и общую численность своего полка и его организацию. Он даже описал ситуацию под Ирбрендом на момент своего отъезда с пакетом! Ну а что? Жить-то хочется и желательно с обеими руками и ногами. Понятная, в общем, мотивация. Вполне себе человеческая. Так что будем считать, что с облико морале местных "диких гусей" я разобрался. Теперь можно и о делах наших скорбных подумать.

Со слов Тарна выходило, что на следующий день после знаковой битвы под стенами Ирбренда остатки герцогской армии во главе с нашим самодержцем попытались прорваться из окружения и отступить к Игбруну. Попытка закончилась новым погромом. Наемники хладнокровно позволили коронным баталиям выбраться из-под прикрытия телег, построиться и даже выйти к Северному тракту, после чего атаковали эту штурмовую колонну с обоих флангов. Довершили дело хорошо нам знакомые рейтары, которых на этот раз сдерживать было уже некому — почти всю конницу Этельгейра разделали под орех еще накануне. В итоге сильно убавившиеся в числе регуляры оказались загнаны обратно в вагенбург, на сей раз без всяких шансов оттуда выбраться. Учитывая, что запасы провианта в герцогском обозе были не бог весть какими, со дня на день следовало ожидать капитуляции нашей "непобедимой и легендарной". Не знаю кому как, а мне бы хотелось встретить этот грустный момент на максимально возможном удалении от Ирбренда и пасущейся там армии наемников. Подозреваю, что в этом меня поддержит не только осторожный Раск, но и весь остальной личный состав вверенной мне сотни до последнего ополченца. Правда, оставался один маленький нюанс: на пути осуществления наших желаний располагался рейтарский эскадрон, что несколько усложняло дело...

Поначалу у меня грешным делом даже мелькала мыслишка наведаться в Игбрун под утро и устроить ничего не ожидающим рейтарам веселую побудку, но после допроса пленного пришлось поумерить аппетиты. Из бесхитростного рассказа сержанта следовало, что под командой ле Крайта состояло шесть эскадронов численностью примерно по 180 человек. Точнее столько в них было накануне сражения. Но учитывая, что в первом бою с герцогскими вояками рейтары не понесли особых потерь, а во втором бою эскадрон ле Брока не участвовал вовсе... Напрашивался неприятный вывод: вражеский гарнизон в Игбруне минимум не уступает, а скорее даже превосходит нас в численности.

Ну а про качество и говорить нечего. Чего стоят мои охламоны, отлично показала последняя стычка — справиться с несчастной четверкой рейтаров они так толком и не смогли, даже действуя на "своем поле" при соотношении сил тридцать к одному. Пришлось браться за пику самому. Окажись наемников не четверо, а, скажем, сорок и они порубили бы всю мою банду в капусту, даже не вспотев. К тому же, сидящие в Игбруне кавалеристы выполняли функции блок-поста и одновременно передовой заставы, что автоматически подразумевало повышенную боевую готовность и отлаженную дозорную службу. Кидаться при таком раскладе на полноценный эскадрон стал бы разве что самоубийца. Я себя к этой категории морально неуравновешенных людей не относил, потому идею проложить путь к Линдгорну силой решительно отмел.

Оставался хорошо освоенный метод просачивания через лес. Вот это по-нашему. Как говорится, нормальные герои всегда идут в обход. Особенно когда война проиграна вчистую, и никакого практического смысла геройствовать во славу просравшего всё и вся герцога не наблюдается. Примерно в таком ключе я и обрисовал свои планы на ближайшее будущее заместителю, вернувшемуся после этапирования нашего единственного военнопленного в погреб при таверне, временно исполняющий обязанности концлагеря.

Идея слинять по-тихому, как и ожидалось, нашла самый горячий отклик:

— Когда сваливаем, командир?

— Не так быстро, мой нетерпеливый друг. Не знаю как тебе, а мне бы очень хотелось проделать хотя бы часть пути по дороге. Это, знаешь ли, не только удобней, но и значительно быстрее, чем пробираться лесом.

— Ну дык, эта...

Раск выглядит озадаченным, но высказывать свои сомнения вслух не спешит. Ладно, снизойду — я сегодня добрый.

— Как думаешь, что сделают ирбренцы, после того, как покончат с регулярами в вагенбурге?

— Пойдут на Игбрун! Ну и дальше. Останавливать их теперь некому, а армию лучше за чужой счет кормить.

— Вот! А поскольку под Ирбрендом и так уже всё ясно, то могут передовой отряд и раньше отправить. Может, уже отправили. Сменят рейтаров ле Брока, а те спокойненько двинут на Линдгорн, пока мы будем по лесам шастать. Один раз они нас уже обогнали...

— От же ж!

Заместитель принимается с ожесточением теребить бороду, лихорадочно обдумывая обрисовавшиеся перспективы, а я подбрасываю ему еще одну тему для размышлений:

— Что будет, если мы оставим нашего пленного в погребе, а сами уйдем?

— Выпустят.

Ответ был дан быстро и без малейших колебаний. Что ж, немного зная местных пейзан, я и сам склонялся к такому варианту.

— И что он сделает первым делом?

— Ну-у, порасспросит местных, куда мы делись, и дернет в другую сторону.

— А потом расскажет своим всё, что видел и слышал.

Раск кивает, соглашаясь с моим дополнением.

— Тогда сделаем так. Переночуем в деревне — всё равно до ночи времени почти не осталось. А утром построим всю сотню, развернем знамя и я громко объявлю, что мы идем отбивать Игбрун. Скажу, что с другой стороны туда должно подойти подкрепление, и нам остается только перекрыть северные ворота и добить тех ушлепков, что там засели.

— А откуда возьмется подкрепление?

— Да мало ли? Навербовали же ирбренцы целую армию, а чем Этельгейр хуже? Или наемники в северных землях перевелись?

— Думаешь, поверят?

— Вряд ли. Но сомневаться начнут. Зачем зря рисковать, если война уже выиграна? Ведь за лишние потери ле Крайту никто не доплатит.

— И что, они просто оставят всё как есть?

— Нет, конечно. Просто действовать будут осторожней. Не станут разбрасывать силы, подождут капитуляции наших в вагенбурге, а до тех пор ле Брок будет сидеть за стенами и ожидать штурма. Подкрепление ему, может, и пришлют, но вот дальше двигаться — поостерегутся. Ну а пока суть да дело, мы дотопаем до Линдгорна...

— А если не поверят?

— Придется пробираться лесами. Но я думаю — поверят. Своему-то. Он ведь про меня наверняка вспомнит.

— А ты-то тут при чем?

— А на кого я, по-твоему, похож?

— На северянина! На кого ж еще?!

— Да не по крови, дурак! По жизни!

Раск, прищурившись, окидывает меня оценивающим взглядом, словно впервые видит и тут же хлопает себя ладонью по лбу:

— Точно! Ты же вылитый наемник! Доспехи, оружие, ростом с императорского гвардейца, лицо бреешь... даже смотришь волком, прям как они! И накидку нашу ты не носишь.

— И во время допроса я молчал. Черную работу делал ты, а я наблюдал. Так что для нашего пленного — ты и есть командир ополченцев, а я — как раз из того отряда, что должен подойти к Игбруну с другой стороны. Прибыл осмотреться и заодно присмотреть за мужичьем, чтоб не сильно напортачили.

Заместитель восхищенно крутит головой:

— Ну, ты даешь, командир! Я б ни в жисть!

— Жить захочешь... Ладно, предупреди людей, пусть готовятся к маршу, но куда — не говори. Выступаем на рассвете. Пора возвращаться домой.

Глава XVII

Не знаю насколько успешной оказалась наша информационная диверсия, но я честно старался. Раск с суровым выражением на морде стоял под знаменем по левую руку от меня, а выстроенная по-боевому сотня внимала краткой, но эмоциональной речи. Судя по тому, что лица всех без исключения ополченцев к концу моего выступления выражали крайнюю степень уныния пополам с легкой обеспокоенностью за свою дальнейшую судьбу, я был достаточно убедителен в своих призывах "вырезать нахрен ирбренских скотов, посмевших посягнуть на нашу законную добычу".

Разбежаться сразу по окончании этого митинга моему горе-воинству помешали только два обстоятельства: тот факт, что я для пущего эффекта толкал речь с обнаженным мечом в руке, и недвусмысленный намек на то, что главную работу проделают спешащие к нам на помощь наемники. Ну, может быть, еще и недавние успехи в стычках с черными рейтарами сыграли некоторую роль. Хотя на счет последнего я, честно говоря, не уверен.

В общем, душевного подъема в подчиненных предстоящий штурм не вызвал. Ополченцы шагали по Северному тракту мрачные, как осужденные преступники, идущие на эшафот. Но... все же шагали. И даже в ногу. Всё-таки дисциплина — великое дело. Не зря я срывал голос и сбивал себе костяшки пальцев, стуча по рожам, которые отказывались признавать эту сияющую истину.

Так под гнетом собственных тяжких дум наша колонна протопала несколько лиг, покрыв добрую половину расстояния, отделявшего Оборотную от Игбруна. Солнце уже перевалило за полдень, а в желудке стало не по-детски урчать, когда я, наконец, решил, что пора и честь знать. Пара негромких команд и сотня сворачивает в лес, чтобы передохнуть и спокойно пообедать.

Пока котловая команда во главе с бывшим корчмарем возится у костров, я подзываю к себе нашего штатного следопыта и объясняю ему новую задачу. Вернее, задача как раз таки старая — описать по лесу петлю и снова выйти к тракту, но на этот раз уже по другую сторону Игбруна. Такса тоже старая — три талера. Мерк сосредоточенно кивает, радостно щерясь в ожидании нехилого заработка, и сразу после обеда в сопровождении пары конвоиров скрывается в зарослях. Едва кусты за нашими разведчиками перестают качаться, Раск командует построение. Слегка подобревшие после приема пищи ополченцы привычно разбирают пики и становятся в шеренги, а я извлекаю из-под доспехов свою наградную бляху, принимая таким образом официально-торжественный вид, и, откашлявшись, начинаю уже вторую за сегодня речь.

— Солдаты! Вы храбро сражались в этой войне, ни разу не уступив врагу. Мы дважды били хваленых черных рейтаров. Мы первыми ворвались в Игбрун и последними ушли от стен Ирбренда. Никто не смог бы сделать больше. Нам не в чем себя упрекнуть. Но война проиграна и пора подумать об окончании похода. Пускай ирбренцы и их наемники ждут нас в Игбруне, а мы пойдем прямиком на Линдгорн! Вперед, мои воины! Настало время вернуться к родным очагам!

— Слава Морду-северянину!

— Слава Морду!!

— Славааааа!!!

Таких иступленных приветствий от линдгорнской сотни даже герцог не удостаивался — точно говорю, ибо есть с чем сравнить. Хотя первым голос подал кто-то из расковых ребят, но подхватили его почин уж больно дружно — чувствуется, что с душой, а не просто за компанию. Приятно, черт возьми. Что значит: за живое народ взял. Прочувствовал момент, так сказать.

В общем, эта речь встретила в подчиненных не в пример больше понимания, чем первая, так что весь наш дальнейший путь до Линдгорна прошел в исключительно приподнятом настроении. Даже трудности походной жизни воспринимались как-то благодушно. Длинные переходы, ночевки под открытым небом, подгоревшее варево из котлов — всё это ерунда. Будет, что рассказать соседям вечерком за кружкой пива!

Первые признаки надвигающихся неприятностей догнали нас уже на подходе к старому лагерю, в котором не так давно начиналась моя военная карьера.

Сперва это были просто слухи, как водится, противоречивые и неясные. Они витали в воздухе, смущая умы и будоража воображение. Ничего еще было не ясно, но в рядах моей сотни уже пошел процесс брожения, который понемногу набирал обороты по мере приближения к конечной цели нашего путешествия. Обрывки сведений, почерпнутые у встречных прохожих, на ходу обрастали самыми фантастическими подробностями и к тому моменту, когда наша маленькая колонна приблизилась к Линдгорну, я уже был морально готов практически ко всему, вплоть до знакомства с императором, который лично поприветствует нас в воротах лагеря. Действительность, как всегда, оказалась куда скучнее ожиданий.

Лагерь встретил нас открытыми настежь воротами без часовых. Внутри периметра не было ни одной палатки — только самодельные шалаши, да и те разбросаны как-то хаотично. Вместимость этого жилого фонда по моим прикидкам составляла максимум человек 300. Примерно столько и высыпало нам навстречу. Порядка при этом не было никакого, начальство тоже отсутствовало. С некоторым трудом мне удалось отловить только пару десятников, от которых я узнал, что заправляет всем наш старый знакомый Ланнуа, но квартирует этот фрукт в городе, изредка наезжая в лагерь с инспекциями.

Переварив полученную информацию, я нагло занял лучшую часть лагеря, велев начать сооружение шалашей (по три на каждый десяток). После чего, оставив Раска за старшего, собрался было нанести визит начальству, но не успел — барон ле Рок нанес визит первым. Шеф ополчения прискакал в лагерь на своей верной кобыле в окружении немногочисленной свиты — видать прослышал о прибытии крупного отряда и решил вспомнить о своих служебных обязанностях. Однако символично: раньше мы к ним, теперь вот наоборот...

Хотя явился барон без предупреждения, встретили мы его во всеоружии, причем как в прямом, так и в переносном смысле слова — сотня была выстроена под знаменем в боевом порядке и приветствовала подъехавшего коннетабля дружным ревом. Ле Рок, окинув наш строй орлиным взглядом, поприветствовал "солдат славного ополчения Линдгорна" после чего спешился (!) и на виду у всего лагеря покровительственно водрузил свою длань на моё плечо.

— Славная работа, сотник! И награда будет достойной!

Торжественность момента несколько портило только то, что барон был ощутимо ниже меня ростом и, говоря о награде, вынужденно посматривал снизу вверх... Ну да это мелочи. Главное прозвучало в конце и уже далеко не так громко:

— Пойдем, обсудим.

При этом барон исполнил не лишенный изящества приглашающий жест, явно намекающий на необходимость составить ему компанию в инспекции лагеря. Ну что ж, от таких предложений не принято отказываться.

— Вернуться к работам! Раск — за старшего.

Ле Рок милостиво улыбается, небрежный взмахом руки отгоняет свою свиту и неспешно направляется вдоль ограды лагеря, видимо собираясь обойти его по периметру. Я топаю за ним. Так мы и шествуем, не произнося ни слова. Сопровождающие барона отстали, только один дворянчик, наверное, его личный адъютант, уныло тащится за нами, оставаясь, тем не менее, на почтительном расстоянии. Наконец, видимо собравшись с мыслями, Ланн издает тяжелый вздох и переходит к делу:

— Рассказывай. Что там случилось после атаки ирбренской кавалерии?

Я пожимаю плечами, сохраняя образцовую невозмутимость бывалого вояки:

— Ничего особенного. Мы перестроились и отразили атаку. Затем еще три. Потом, не теряя строя, отступили к лесу. К тому времени наемники уже смяли нашу пехоту и опрокинули конницу — оставаться на поле боя не имело смысла. Я приказал отходить вглубь леса. Думал присоединиться к основным силам ополчения, но смог найти только несколько человек.

Произнеся последнюю фразу, я покосился на коннетабля, но тот проигнорировал этот камень в свой огород с поистине олимпийским спокойствием. Ладно, тогда продолжим.

— Мы вышли лесом к Оборотной, там устроили засаду и вырезали патруль черных рейтаров из игбрунского гарнизона. Командира разъезда взяли в плен и допросили. От него узнали, что передовой отряд ирбренцев уже в Игбруне. Пришлось снова делать крюк по лесу. Дальше шли без приключений.

— Говоришь, рейтаров неплохо потрепали? И сотня не разбежалась даже когда вы по лесам бродили?

Я молча киваю. Ле Рок недоверчиво качает головой, затем бросает быстрый взгляд на наградную бляху, что болтается у меня на шее, и задумчиво хмыкает:

— Кому другому за такие байки приказал бы плетей всыпать, чтоб неповадно было врать своему командиру, но тебе — верю. Сколько людей привел?

— Сто двадцать четыре человека, все при оружии.

— Неплохо. У меня ненамного больше. И еще примерно столько же безоружных. Свои пики побросали, а линдгорнские арсеналы не бездонны, оттуда еще перед походом почти все выгребли. Осталось одно старье, сейчас его местные кузнецы в порядок приводят, но на всех все равно не хватит. Да и незачем уже.

Последняя фраза сопровождается горьким смешком. Оп-па! Кажется, мы подходим к самому интересному.

— Слыхал уже?

— Что-то слышал...

Я изображаю круговое движение кистью, обозначая всю неопределённость полученной информации. Заодно бросаю быстрый взгляд на топчущегося позади адъютанта — мало ли? Но тот старательно пялится куда-то в сторону, не делая никаких попыток приблизиться — хороший признак, хотя расслабляться всё равно не будем.

— Этельгейр отрекся от короны. Почти вся армия в плену.

Произнесено это было подчеркнуто отстраненным тоном, да и смотрел барон в это время куда-то вдаль, словно специально задался целью никак не проявлять своего отношения к случившемуся. И лишь озвучив новости, ле Рок устремляет на меня свой пытливый взгляд. Провокатор хренов.

Не на того напал, козел старый! Древняя мудрость гласит: не знаешь, что ответить — задай встречный вопрос. Последуем хорошему совету:

— И кто у нас нынче герцогом?

Коннетабль усмехается. То ли оценил мой маневр, то ли решил что-то для себя. А может и то и другое сразу.

— Сын, конечно. Только вот беда — мальчишке всего одиннадцать лет...

— И регентом будет...

— Сам император.

Сказал, как припечатал. Эффектно так — умеет зараза информацию красиво подать, не отымешь. Хотя, если подумать, чего-то такого и следовало ожидать. По крайней мере, теперь многое с этой войной становится ясно. Нет, то, что имперские уши в этой кампании из всех щелей торчат и так в глаза бросалось. Уж больно круто ирбренцы выставились — не по средствам. Тут тебе и стены экстра-класса, и целая армия наемников, причем не абы каких, а самых что ни на есть...

Вот только с конечной целью этих инвестиций небольшая ошибочка вышла. Я-то грешным делом думал, что нашего славного герцога слегка по мордасам отлупят, чтоб берега не терял, да и отпустят с миром, но без Игбруна. А оно вона как вышло... Не мелочится наше величество, по пустякам не разменивается. Оно и понятно, в принципе. В ирбренскую аферу вбухали столько полновесных имперских дукатов, что какой-то вшивый городишко не окупит этих вложений даже за сотню лет. Герцогство — другое дело. Да и остальным не в меру активным вассалам наглядный урок будет...

Жаль только, что доходит до меня, как до жирафа. Мне бы таким умным быть, когда в ополчение записывался... Хотя... чего это я? Целый герцог облажался со всеми своими канцлерами и прочими советниками, а с меня какой спрос тогда? Я, между прочим, хоть в плен не попал, в отличие от некоторых, не будем показывать пальцами. И вообще: за одного битого двух небитых дают — в следующий раз умнее буду. Если доживу...

Словно подтверждая мои опасения Ланн, уставший ждать, когда ж я выйду из задумчивости, заговорил вновь. Причем на этот раз не стал ходить вокруг да около, перейдя сразу к делу:

— Не знаю, кто ты такой и откуда взялся, но ты честно воевал на нашей стороне. Повернись всё по другому, я бы нашел тебе подходящее местечко. Но раз уж так вышло... Власть у нас теперь скоро поменяется, император пришлет своего наместника, тот расставит везде своих людей и кому-то из них наверняка захочется выяснить кто такой Морд-северянин — уж больно сильно ты глаза намозолил на этой войне. Для простого ополченца. Как тут быть — смотри сам. Прощай, сотник, не думаю, что еще свидимся.

И, резко развернувшись, зашагал к воротам, где его поджидали сопровождающие с кобылой. А я остался стоять на солнцепеке посреди полупустого лагеря. Кажется, мне только что толсто намекнули, что моя стремительная карьера подошла к своему логическому завершению...

Глава XVIII

"Шеф, усё пропало!"

Именно эта фраза упорно крутилась у меня в голове, пока я тупо пялился на удаляющуюся спину коннетабля. Карьера в городской страже, стабильный доход, спокойная и обеспеченная жизнь... Всё! Всё, шо нажито непосильным трудом — всё пропало!

От самобичевания меня отвлек давешний адъютант. Вместо того, чтобы последовать за своим патроном, дворянчик решительно приблизился ко мне, на ходу протягивая руку, в которой было что-то зажато.

— Держи, сотник, заслужил.

В подставленную ладонь упало что-то небольшое, но увесистое, и адъютант, не прощаясь, крутнулся на пятках и потрусил догонять начальство. Я проводил взглядом очередную удаляющуюся фигуру, после чего уставился на предмет в своей ладони.

Перстень. Золотой, массивный, простой формы без всяких наворотов — этакая новорусская печатка. Кстати, вензель какой-то на нем таки выбит — кажись, одна из вариаций герцогского герба. Занятный подарочек. Где там мой консультант по наградам?

Раск обнаружился на границе "нашего" сегмента лагеря. Заместитель вяло руководил процессом обустройства временного жилья и поминутно косился в мою сторону, буквально пританцовывая на месте от нетерпения. Вот же неугомонная душа! Ему бы с такой любознательностью в разведке работать, а не в страже занюханного городишки...

Едва коннетабль со свитой покинул лагерь, как Раск уже придирчиво изучал мое недавнее приобретение. Вердикт был вынесен буквально через минуту.

— Ценит тебя начальство!

— Догадываюсь. А поточнее можно? Что за кольцо вообще?

— Награда за верность и заслуги перед короной. Не дворянство еще, но тоже неплохо. Такое колечко немало привилегий дает.

— Например?

— Тебя теперь нельзя выпороть без разрешения герцога или письменного распоряжения его канцелярии. Вообще нельзя подвергнуть физическому наказанию или публичному позору без санкции его светлости. Еще ты теперь можешь напрямую к герцогу обращаться с прошениями, а также требовать герцогского суда в случае конфликта с шерифом или городскими властями. Ну и еще там по мелочи. Тебе патент уже дали?

— Нет еще.

— Надо будет завтра к коннетаблю наведаться. Без патента кольцо не действительно. Еще и засудят, если поймают на таком.

— Меня теперь по-любому засудят, хоть с патентом, хоть без.

— Чего это?

— А то ты не знаешь! Герцог отрекся, теперь тут всем император заправлять будет. Вернее тот, кого он назначит. А тут я такой весь из себя герой с вензелем отрекшегося герцога на перстне. И получил я эту красоту как раз таки воюя против императора!

— Значит правда?

— Про императора? Правда. Ланн подтвердил.

— Хрено-о-ово...

Погрустневший заместитель принимается чухать в затылке, а я, пользуясь возникшей паузой, пытаюсь взглянуть на возникшую проблему под новым углом.

Очень похоже, что коннетабль настойчиво старается сплавить меня куда подальше. Мало того, что практически прямым текстом велел мне сматываться за бугор, намекнув на нехилые неприятности от новых властей, так еще и кольцо это в нагрузку выдал, чтоб уж наверняка. Теперь я в глазах любого императорского ставленника замазан по самые уши. А уж когда меня возьмут в разработку, то там тако-о-о-ое повылазит...

Хм, ничего там не вылезет — не было меня тут до недавнего времени. И это, пожалуй, еще хуже. Ибо человек без прошлого — это шпион. А со шпионами тут не церемонятся. Пытки местная юстиция вполне себе признает и даже уважает, хотя и не абсолютизирует, если верить моему словоохотливому подельнику. Так что валить отсюда мне придется без вариантов.

Собственно, вариантов и раньше особо не было, испытывать судьбу полагаясь на авось я в любом случае не собирался, а уж теперь-то... Понять бы еще напоследок, чего это Ланн так проникся моей дальнейшей судьбой: реально зауважал или просто свою задницу прикрыть пытается? Я ведь вроде как его креатура, по крайней мере, для стороннего наблюдателя. Карьеру в ополчении делал, награды он мне собственноручно вручал... Хотя не всё ли теперь равно?

От размышлений меня отвлек Раск, решившийся таки поговорить о наболевшем:

— Так ты это, теперь в стражу не пойдешь, наверное?

Я хмыкаю.

— Молодец, солдат, быстро соображаешь. Кстати, с повышением тебя. Вечером, как пойду к барону за патентом, поговорю про твое назначение — может поспособствует чем напоследок, ну а с новой властью ты уж сам договариваться будешь.

Несмотря на открывающиеся перспективы зам выглядит расстроенным.

— Да ну его к оркам такое счастье. Я бы уж лучше в помощниках пересидел. Хлопот меньше, да и спокойней.

— Тебе решать. Если что, всегда можешь податься на вольные хлеба — не только в Танарисе люди живут.

— Не-е, я так не могу.

Мне показалось, или в голосе каптенармуса и вправду прозвучало легкое сожаление?

— Ну, как знаешь.

Раск вздыхает, но тут же встряхивает головой.

— Ничего, выкручусь. Удачи, северянин.

— И тебе, пройдоха. Ты был не самым худшим помощником.

На плутоватой роже моего теперь уже бывшего заместителя появляется самодовольная ухмылка:

— Мой старик-отец любил повторять: если хочешь оставить по себе добрую память, не пытайся стать хорошим, постарайся просто не быть плохим.

Я усмехаюсь в ответ:

— У тебя неплохо получается.

Пауза затягивается, каждый думает о своем. Пора, пожалуй, собирать манатки — дорога зовет.

— Бывай, Раск.

Зам в ответ молча подымает руку, отдавая последнее приветствие.

Вот и всё. Очередной этап жизни подошел к концу, и я опять вернулся к тому, с чего начинал год назад — бездомный бродяга без роду и племени. Попытка стать добропорядочным бюргером потерпела сокрушительное фиаско. Впереди долгая дорога в неизвестность, а позади... да ничего, в общем-то. Только сомнительная слава, да неясные слухи. Ну и ладно, мне не привыкать. Я ведь Морд-северянин!

Часть вторая

Великая Степь

Дорожная пыль под копытами вьется.

Мы вновь расстаемся. Что нам остается?*

Глава XIX

Длинные тени стелятся в дорожной пыли. Дневное светило неудержимо ползет к горизонту, цепляясь за верхушки деревьев небольшого леска, вдоль опушки которого тянется серая лента Восточного тракта. В придорожных кустах щебечет, радуясь наступлению вечера, какая-то пичуга. Легкий ветерок, напоенный слабым ароматом луговых трав, веет прохладой. Телега, на которой я еду, слабо поскрипывает хорошо смазанными осями, настраивая на лирический лад. Лепота-а-а... Месяц назад, когда я отправлялся в этот путь, всё выглядело далеко не так безмятежно.

Хоть я уже привык к местному неторопливому течению жизни, собираться пришлось в спешке. Не то чтобы я так уж опасался погони или ещё каких неприятностей, но предпочел перестраховаться — мало ли какие случаи в мире случаются. А жизнь — она одна, её беречь надо. Потому, собрав волю в кулак, наступил на горло собственной песне и взгромоздился на одну из трофейных рейтарских лошадей. Знал, что будет хреново, но за безопасность нужно платить.

Вообще-то к чему-то такому я подсознательно готовился с тех пор, как очутился в Илаале. Так уж получилось, что весь транспорт тут с копытным приводом, потому, в виду отсутствия альтернативы, шансы в один далеко не прекрасный момент оказаться в седле оценивались достаточно высоко. Пришлось приспосабливаться. Другой вопрос, что возможности мои до недавнего времени были весьма ограниченными...

Эпизодические объезды Старой Ивы на лошаденке Тимо за полноценные тренировки считаться никак не могли. Тем более что и сама скотинка, и ее хозяин относились к этим мероприятиям с очевидным неодобрением, поэтому свои берейторские эксперименты мне приходилось совершать от случая к случаю. После отбытия к месту службы я и вовсе осуществлял перемещения исключительно на своих двоих и, в общем-то, был вполне доволен таким положением дел, но неблагоприятный исход боевых действий внес в мой порядок движения свои коррективы.

Пришлось поступиться здоровьем ради спасения жизни и свободы. Так сказать, пожертвовал частью для сохранения целого. Жертвовать пришлось задницей, которую я за три дня в седле стер почти до самых ушей. Дальше волей-неволей пришлось притормозить, сменив способ перемещения, так что границу герцогства я пересек с относительным комфортом, валяясь жопой кверху на свернутом тенте в пустом фургоне попутного торгового каравана.

Оказавшись на коренных землях империи, я первым делом продал ненавистную скотину заезжему перекупщику, заодно загнав подвернувшемуся оптовому торговцу весь комплект сбруи. Избавившись таким образом от наиболее приметных улик, связывавших меня с событиями только что отгремевшей войны, я наконец-то смог перевести дух и спокойно обдумать свои дальнейшие шаги.

Собственно, вариантов было не так уж много. С моим багажом знаний и умений дорога была одна — в наемники. Теоретически можно еще завербоваться в какой-нибудь регулярный полк или в городскую стражу. Но в обоих случаях без соответствующей протекции и связей карьерные перспективы практически отсутствовали, а тянуть всю жизнь лямку рядового как-то не хотелось. Видать, понравилось командовать за время недолгой службы в ополчении. Зарплата в страже, опять же, раза в три-четыре ниже...

Да и, в конце-то концов, разве не в наемники я собирался податься изначально, когда еще только брал у Герта свои первые уроки фехтования? Хотя план "Б" с прорывом в верхние слои уважаемого бюргерского сословия через успешную карьеру в муниципальном ополчении был, безусловно, хорош. Что и говорить, перспектива стать начальником стражи бойкого городка, лежащего на перекрестке имперского Северного тракта, да еще и служащего базой для ежегодных осенних сборов ополченцев Танариса — это в высшей степени заманчиво. И ведь практически со всеми договорился — и сверху, и снизу поддержали!

Чертов герцог! Угораздило ж меня попасть под начало столь бездарного деятеля! Сперва этот сиятельный долбоклюй, едва вступив на престол, продул войну Виннерду, которую сам же и развязал. Округлить свои владения ему захотелось, видите ли. Именно тогда в Танарисе впервые узнали про "лангарских волков". В результате коронную пехоту пришлось комплектовать практически заново, а в казне герцогства образовалась такая дыра, что потребовалось срочно вводить новые налоги. Это, в свою очередь, сильно не понравилось горожанам, на которых легла большая часть внеочередных поборов, а уж император своего случая не упустил...

Дальше всё было разыграно как по нотам. Показательное возведение стен вокруг вновь появившегося вольного города, возникновение территориальных разногласий, как только строительство укреплений завершилось, и, наконец, сама Ирбренская война, участником которой мне довелось стать. Итог известен.

Может быть, конечно, что "большая игра" на самом деле была куда обширней и сложнее. Может быть. И герцог Этельгейр вовсе не лох, умудрившийся профукать две войны и все наследственные владения в придачу за неполные 10 лет своего правления. Просто враги оказались умнее, хитрее, сильнее, да просто богаче в конце концов. Вполне возможно. Но мне-то от этого не легче! А посему мой бывший сюзерен — козёл. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Dixi.

Так, о чем это я? Ах да, карьера наемника. План "А", который по здравому размышлению снова стал основным. И значит, моя дорога ведет в Гвинбранд — город наемников, известный так же как "имперская псарня" или просто "пёсий город".

Прозвище, как не трудно догадаться, связано с основной городской специализацией. Гвинбранд весь, до последнего кирпича, повязан с "псами войны". Там они вербуются в отряды, экипируются и проматывают заработанные деньги. Там же покрытые шрамами ветераны доживают свои дни, если вдруг посчастливилось дотянуть до старости. Если верить байкам, что любят травить по вечерам бывалые вояки, то там даже камни помнят устав вольных отрядов. Так что город буквально пропитан жестоким и кровавым духом солдат удачи.

Конечно, не все наемники начинают свой путь в этом вольном (действительно вольном!) городе, но многие, очень многие. И, сдается мне, я вскоре пополню их число.

В этом месте мои воспоминания оказались прерваны самым наглым образом — телега, жалобно скрипнув, покачнулась, принимая груз очередного тела. Оборачиваться, чтобы посмотреть, кто же там подсел, не имело никакого смысла. Только один человек в обозе, кроме меня, разумеется, может целый день шляться без дела.

С Ролло я повстречался в первый же день своего большого пути. Не в тот, когда сматывался из Линдгорна, подгоняя недовольно всхрапывающую конягу, а в тот, когда, залечив свои гм... дорожные раны, принял решение направиться в Гвинбранд, для чего следовало прибиться к одному из торговых караванов, что регулярно курсируют по Восточному тракту. Этот интересный субъект разыскал меня на постоялом дворе, куда я зашел перекусить и промочить горло перед дальнейшей дорогой.

Едва я расположился за столом в компании миски похлебки, овощного рагу с редкими вкраплениями мяса, пары ломтей вполне свежего хлеба и кружки мутного пойла, игравшего роль пива, как поблизости материализовался какой-то стремный тип в оригинальном дорожном плаще.

— Можно присоединиться?

Окинув вновь прибывшего недоверчивым взглядом, я молча кивнул на лавку напротив. Одновременно переложив меч поудобней и убрав руки со стола — чисто на всякий случай. Если что, сначала опрокину на этого хмыря стол с мисками, а там посмотрим. Этот маневр не укрылся от внимания незваного гостя, вызвав на его лице слабую улыбку. Заговорил он, однако, совсем о другом.

— Прошу прощения, что лезу не в свое дело, но мне показалось, вы направляетесь на восток. Я прав?

— Допустим.

Странный собеседник невозмутимо выдержал долгий изучающий взгляд и продолжил как ни в чем не бывало:

— В таком случае, я бы хотел присоединиться.

— С какой радости?

— Ну-у, если вкратце, то одному путешествовать скучно и небезопасно.

— Меня устраивает.

— Охотно верю. Но поверьте и вы мне, толковый спутник еще никому не мешал.

— Толковый, говоришь?

Собеседник молча кивнул. Тут уж пришлось задуматься всерьез. Сгоряча я охарактеризовал своего визави, как странного, но правильнее было бы назвать его необычным. Если подумать, то в окружающей толпе он выделялся бы примерно так же, как я, хотя и являлся при этом полной моей противоположностью. Высокий по местным меркам, но ничего особенного. Худощавый, жилистый. На вид лет 30 или чуть меньше. Довольно длинные, волнистые, аккуратно расчесанные волосы. Как и почти у всех здесь, черные. Темно-карие глаза, что тоже не удивительно. Единственной сероглазой особой, которую мне удалось повстречать за все время своего пребывания в Илаале, была Лорита. И то, как мне доверительно сообщил Тимо, у нее бабка была откуда-то с севера — наверняка без северян в роду не обошлось. Все остальные местные, как на подбор, темноглазые, так что в этом отношении набивавшийся мне в попутчики индивид ничем не отличался от прочих имперцев, но на этом его типичность заканчивалась.

Сидящий напротив человек был южанином. Я понял это практически с первого взгляда, хотя до сих пор ни разу не сталкивался с жителями южных провинций. Смуглая кожа, тонкий нос с горбинкой и еще что-то неуловимое буквально кричали о пальмах и оливах, мирно шелестящих листьями в местах, где он впервые появился на свет. Было в этом типе что-то "итальянское" или даже "мавританское", что напрочь отсутствовало в коренных жителях Танариса, несмотря на повальную темноглазость. Но было и еще что-то. Некий налет аристократичности. Не изысканности или вежливости, хотя это тоже присутствовало, а родовитости, породистости, если угодно. При этом ведет он себя явно не как дворянин — на ублюдков голубых кровей я успел насмотреться за время Ирбренской кампании. Так кто же ты есть, козёл, не дающий мне спокойно пожрать?

Словно услышав мой невысказанный вопрос, аристократ-конспиратор нарушил затянувшееся молчание:

— Кажется, я забыл представиться. Роливер. Брат Роливер, если быть точным. Смиренный служитель Сатара.

Во как! Это многое объясняет. Необычную одежду и несвойственную аристократам вежливость, в частности. Служители богов тут люди уважаемые, хотя степень их влияния на политику и экономику для меня еще не до конца ясна. Вроде бы в открытую они никуда не лезут, но присутствуют почти везде, хоть и в ограниченных количествах. Например, в день выступления армии Этельгейра из Линдгорна служители Илагона* публично проводили довольно живописные обряды, призывая удачу на наши знамена. Уж не знаю, схалтурили эти капелланы, или же их коллеги, напутствовавшие ирбренскую армию, отбили больше поклонов, но с удачей в том походе у герцога не заладилось. Ну да то дело прошлое, сейчас же передо мной сидит жрец Сатара. Младший, судя по всему, но это мало что меняет в сложившейся ситуации.

Ладно, проявим минимальную вежливость, с меня не убудет. Надеюсь.

— Зови меня Морд.

По губам служителя пробегает усмешка, которую так и тянет назвать сардонической.

— Морт? А полное имя — Морольт? Что ж, тогда можешь называть меня Ролло.

Как мило. У него даже выговор непривычный. Никогда такого не слышал. Вообще-то тут принято несколько смягчать речь, выбрасывая звонкие согласные из производных слов. Потому, например, самых известных в северных краях наемников зовут лангарскими волками, хотя, строго говоря, должны были называть лангарДскими, раз уж они базируются в городишке Лангард. Аналогичным образом обзывают ирбренцев и всех прочих жителей населенных пунктов с похожим наименованием. А вот с заменой звонкой "Д" на мягкую "Т" я еще не сталкивался. Любопытно.

— Скажи мне, Ролло, почему ты подошел именно ко мне?

Я задал вопрос нарочито ровным тоном, не без труда проглотив парочку сочных эпитетов, которые по идее должны были бы украсить эту пресную фразу. Но служитель всеведущего не придал сему красноречивому факту должного значения, погрузившись в глубокую задумчивость, примерно как я парой минут ранее. Пришлось ждать. Похлебка на столе остывала, что не добавляло настроения, мгновения тянулись, как патока. Я успел пару раз обежать взглядом помещение трактира, ненадолго задерживая взгляд на посетителях, казавшихся подозрительными, когда Ролло, наконец, вынырнул из пучины своих раздумий.

— Видишь ли, Морт, как я уже говорил, толковый спутник еще никому не мешал. Так вот, ты показался мне толковым.

— Ты так долго думал, чтобы это сказать?

— Нет, конечно. Я думал, стоит ли тебе это говорить.

— Ну, раз надумал, то договаривай.

— Только не обижайся, Морт. Ты выглядишь очень необычно.

— Для южанина — может быть. На севере моя внешность не сильно бросается в глаза.

Роливер покачал головой, словно все еще пребывая в раздумье, но все же ответил без задержки.

— Кровь севера? Дело не только в ней. В твоих жилах течет еще и кровь благородных, причем немало. Я понимаю, о таком не все любят говорить, тем более в таверне, но в твоём случае даже говорить не о чем. Телосложение, черты лица... один из твоих родителей был благородным и имел не менее десятка поколений знатных предков.

Надо признать, что этому продавцу опиума для народа удалось меня удивить. Правда, внешне это никак не проявилось.

— Думаешь?

— Уверен! И все, что я сейчас о тебе узнал, только подтверждает то, что и так было ясно с первого взгляда.

— Например?

— Твоё имя. Оно не крестьянское. Твои повадки — ты не привык гнуть спину, это сразу видно. Сотня мелочей, которые даже сам не сразу заметишь.

— И что в итоге?

Ролло нервно сглотнул, затем, тщательно подбирая слова, выдал:

— Я думаю, что ты бастард, как и я. Твой отец — северянин. Вождь или воин не из последних, скорее всего. Твоя мать была благородной — потому у тебя такое имя. Если бы твоя мать была северянкой, а отец — благородным, то, скорее всего, тебе бы дали северное имя. Например, Виндхолл — зимнерожденный или Ранхолл — высокорожденный, если бы было известно, что твой отец из благородных.

Как так получилось, я не знаю, да это и не мое дело. Жизнь в приграничье бывает весьма причудлива. Ты вырос в замке, не зная, что такое голод и изматывающая работа до упада. Потому и вымахал таким здоровым. Тебя обучали обращаться с оружием. Скорее всего, этим занимался кто-то из старых солдат, поэтому ты сейчас предпочитаешь короткий пехотный меч, а не кавалерийский палаш или длинный меч, как большинство дворян. Но потом что-то изменилось, наверное, это было связано с твоей матерью, и ты уже не мог оставаться в замке. Пришлось тебе, как и мне в свое время, искать себе место в этом мире. Я выбрал служение Сатару, ты — путь меча. Что ж, каждому — своё. Но почему бы нашим дорогам и не совпасть, хотя бы временно? Что скажешь, Морт?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Фрагмент стихотворения Марии Семеновой (вроде бы).

* Илагон-разрушитель — бог войны, смерти и разрушения в имперском пантеоне, младший брат Сатара-всеведущего.

Глава XX

Конечно, я согласился. Дурак бы я был, если бы не продолжил общение с собеседником, который походя выдал готовую непротиворечивую легенду моего происхождения, да еще и выложил столько полезной информации, сколько я не получал со времен приснопамятных уроков у Герта.

Кстати, тот разговор заставил меня пересмотреть свой взгляд на многие вещи. Или, скажем аккуратнее — взглянуть на устоявшиеся стереотипы под новым углом. В первую очередь это, конечно же, касалось моего происхождения. Вернее, официальной версии этого радостного для всего Илааля события.

Во время жизни в Старой Иве я вообще не озадачивался подобными вопросами. Всех, в том числе и меня, устраивала версия с потерявшим память бродягой из ниоткуда. Затем Герт определил меня в северяне и до поры до времени это работало. Однако ж теория о моем варварском происхождении имела очевидные минусы, на которые и обратил внимание Ролло.

Я, в общем-то, и сам замечал, что практически все виденные мною дворяне внешне довольно существенно отличаются от простолюдинов. Аристократы, начиная с герцога и заканчивая последним безземельным голодранцем, обладали куда более тонкими чертами лица. Телосложение большинства носителей голубой крови можно было охарактеризовать как худощавое или атлетическое — с узкой талией, широкими плечами и относительно длинными конечностями, что довольно резко контрастировало с коренастыми, "квадратными" пейзанами. К тому же благородные были в среднем сантиметров на 5 выше представителей низших сословий — такая вот жизненная ирония.

Словом, различия были довольно красноречивы. Но вот соотнести эти факты со своей внешностью мне и в голову не приходило. Видимо, мешала твёрдая уверенность в моем пролетарском происхождении. А зря. Потому что ссылка на северных предков могла с успехом объяснить светло-русые волосы и серые глаза, но вот длинные пальцы, более-менее благообразные черты "морды лица" и аристократические пропорции тела списать на варварское происхождение довольно-таки затруднительно.

Северяне, если верить рассказам Герта, ребята хоть и здоровые, но в целом от имперских крестьян отличаются не сильно. В основном своей шатенистостью. В остальном же — вылитые пейзане. Те же коренастые фигуры, те же круглые морды и толстые пальцы-сосиски. Ну, разве что габариты покрупней немного. Подозреваю, что за счет лучшего питания, в основном, так как местные селяне жрут почти исключительно овощи да крупу в различных комбинациях, кусок сала для них — роскошь.

Так что толика голубой крови идеально вписывается в мой портрет. Опять же, меня самого это ни к чему не обязывает. Бастард здесь дело обычное. Право первой ночи в империи вроде как отсутствует, но когда это мешало доблестному сэру повалять в сене смазливую крестьянку? А в северных королевствах с этим делом еще веселее — варвары (те самые северяне) регулярно пробуют на прочность границы цивилизованного мира. Ребята они лихие, так что иногда у них даже получается, и тогда... В общем, во взятом замке подол задирают не только горничным. Общество, кстати, относится к проблеме с пониманием — пострадавших от варварского произвола если и осуждают, то не сильно. А плоды этого сексуального террора со временем имеют неплохие шансы стать "менеджерами среднего звена" в отстроенном после варварского погрома имении.

Бывает и по-другому. Семейная жизнь — штука сложная. Так что могут полукровке и на дверь указать — такая ситуация тоже не редкость. Тогда приходится крутиться, ища применение своим талантам, если таковые, конечно, имеются. Могу я сойти за такого неприкаянного? Да запросто! Причем в подавляющем большинстве случаев мне даже не придется особо расписывать свою биографию. "Бастард с севера" и всем все ясно. А выспрашивать подробности в таких случаях не принято, ибо может быть чревато. Происхождение — вещь такая... деликатная, тем более, если речь идет об особах благородных кровей. Я-то — ладно, бастард он и есть бастард, а вот мой гипотетический родитель мало ли кем оказаться может? Некоторые имена негоже произносить всуе, особенно в таком контексте. Так что к нежеланию распространяться на эту тему любой адекватный человек отнесется с пониманием.

В общем, мне остается только поблагодарить (про себя, естественно, а не вслух — нехрен его баловать) Ролло за столь удачную поправку к моей легенде. Кстати, о Ролло — лёгок на помине.

Попутчик, до сих пор молча взиравший на окрестные пейзажи, вдруг возжелал общения. Вообще-то поговорить он любит и, что куда важнее, умеет. Речь поставлена, за словом в карман не лезет, эрудиция так и прёт — интеллигент, одним словом. Я его болтливостью нагло пользуюсь, расширяя таким образом свои познания об этом мире. Но в этот раз Ролло нашёл уж больно неожиданную тему для разговора, заставившую меня мигом насторожиться. Оно и не удивительно, ведь разговор зашел как раз обо мне.

— Мечтаешь о карьере наемника?

Младший жрец роняет фразу равнодушно, даже не глядя в мою сторону, ответ явно известен ему заранее, но я все равно отвечаю, хотя и без особого энтузиазма.

— Угу.

— Капитан Морольт ле Драг*, первый меч империи — звучит!

Я кошусь на преувеличенно серьезную мину собеседника — издевается.

— Смейся-смейся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Красиво сказано, надо будет запомнить.

Ролло задумчиво улыбается, но тут же вновь возвращается к исходной теме разговора:

— Так что тебя тянет в свору?

Я нарочито небрежно хмыкаю:

— А что, по мне не видно? Некоторые люди говорили, что я буквально создан для этого...

Служитель Сатара кивает:

— Может и так, но я спросил не об этом. Что ТЕБЯ тянет в Гвинбранд?

Такой вопрос ставит в тупик. Что тут ответишь? Приходится пожать плечами, но Ролло такой ответ не устраивает, хотя и заставляет сменить тактику. Прервав свои назойливые расспросы, младший жрец начинает рассказывать, по ходу повествования подпуская в голос эпичности, отчего создается впечатление, что он цитирует какие-то древние и страшно официальные летописи.

— За невиданную стойкость, проявленную жителями и гарнизоном города при осаде во времена третьей Северной войны, Драгнир Второй даровал Гвинбранду права вольного города. С тех пор город, стоявший на тогдашних северных рубежах империи, стал приютом вольных отрядов, притягивая к себе наемников со всех концов государства. Его не раз осаждали, город был опустошён черным мором и дважды большими пожарами, но ничто не смогло истребить неукротимый дух войны, принесенный солдатами удачи и впитавшийся, как повествуют заслуживающие доверия люди, побывавшие в сией цитадели буйства, доблести и порока, в сами камни Гвинбранда.

— Кстати!

Ролло обрывает свою "повесть временных лет" и его голос вновь звучит нормально:

— Знаешь, откуда пошла легенда о камнях, хранящих память наемных отрядов?

Я отрицательно мотаю головой.

— Дело было во времена Шестилетней войны. Когда герцоги и некоторые вольные города создали коалицию и выступили против Рейнара Четвертого, Гвинбранд примкнул к ним. Правда, восставшим это не сильно помогло. Император войну выиграл, герцогов разбил, а Гвинбранд вынудил сдаться — впервые в истории, между прочим. В наказание за мятеж город был лишен своих вольностей. При этом, согласно высочайшему указу, гранитные плиты, вмурованные в стены городской ратуши, на которых были перечислены права и привилегии Гвинбранда и его жителей, а также их заслуги перед империей, выломали из стен и разбили на главной площади в присутствии всех магистратов и "лучших людей города".

Осколки гранита вместе с прочими камнями потом использовали как обычный булыжник, замостив часть центральной площади и "дорогу славы" — улицу, ведущую от ратуши до северных ворот. "Дабы каждый входящий в город попирал повергнутые в прах символы его непокорности и своеволия". Так оно, в общем-то, и шло года три или четыре, не помню точно. Ну, а потом Рейнар скончался, а его приемник, нуждаясь в деньгах на восстановление разоренной страны, за весьма приличную сумму вернул Гвинбранду все былые права и привилегии. Стены ратуши украсили новыми скрижалями, а обломки старых так и остались в брусчатке городских мостовых. Вот с тех пор и пошла легенда о том, что каждый булыжник в городе помнит о вольностях и доблести его жителей. Ну и о наемниках, конечно. Куда ж без них?

Некоторое время я перевариваю услышанное. Занятная история. Только вот при чем тут мое желание податься в наемники? Или...?

— Ну и к чему ты это рассказал?

— К тому, мой недоверчивый друг, что жизнь зачастую сильно отличается от легенд.

Я уже понял, куда клонит этот хитрожопый клирик, но облегчать ему задачу не собирался. Зачем? Время есть, послушать же умного человека всегда приятно. А иногда еще и полезно. Так что я демонстративно складываю руки на груди и устремляю на младшего служителя самый честный и требовательный взгляд, который удается состроить. Ролло некоторое время любуется этой пантомимой, затем вздыхает и принимается развивать свою мысль.

— Хороший наемник в хорошем отряде получает ежемесячно четыре талера серебром. Еще бывают премии от нанимателя или от командира — за особую доблесть. Но это, сам понимаешь, нечасто случается. Также есть возможность пограбить или помародерствовать, но такая удача выпадает далеко не всегда.

Ты — хороший солдат и можешь рассчитывать наняться в престижный отряд, причем сразу на полное жалование. Да, да, те самые четыре талера. Это неплохие деньги — столько зарабатывает преуспевающий ремесленник. Только вот сапожнику, плотнику или каменщику из этих денег нужно содержать семью, платить за дом и мастерскую, если она есть, покупать еду, дрова, подарки детям, наконец.

Наемник свободен, как ветер. Его семья — товарищи по строю. Командир для него и отец, и шериф, и сеньор, и сюзерен, и вся Великая Пятерка* разом. И свои четыре талера он может тратить, как ему заблагорассудится. О крове над головой и обо всем остальном позаботится капитан.

Откладывать деньги станет не каждый, ведь для этого нужно быть уверенным в дне грядущем, а зарабатывая мечом, никто не может знать, доживет ли хотя бы до завтрашнего утра. Воинская удача так переменчива... так к чему думать о будущем? Живи сегодняшним днем! Вот потому наемники пьют вина, что сделали бы честь столу провинциального барона, носят шарфы и шейные платки из эльфийского шелка, а в кабаках швыряют деньги направо и налево. Зачем экономить, если каждый день может стать последним?

И знаешь что? Однажды этот последний день всё-таки наступает. Солдат удачи живет весело, но недолго, увы. Правда юнцы, что смотрят на храбрых воинов, кидающих серебро без счета, об этом не задумываются. Они видят богатство и славу и не понимают, что за все в этом мире приходится платить. Рано или поздно.

Тут я чуть не зааплодировал — красиво излагает, собака. Ему бы в политику податься...

— Грустная история, Ролло. Жаль, неполная. Солдаты, конечно, помирают — такова жизнь. Но знавал я и тех, кто дожил до преклонных лет. И получали они уже не по четыре талера...

— Верно-верно. Бывает и так.

Ролло ничуть не расстроился явно выраженным недоверием к его сентенциям и продолжил вещать как ни в чем не бывало.

— Если солдат действительно хорош, то через пару лет службы он вполне может стать капралом, и тогда его жалование удвоится. А настоящие головорезы имеют шанс пробиться в сержанты и получать аж по двенадцать талеров в месяц. Двенадцать полновесных имперских талеров серебром! И это при том, что столяр-краснодеревщик получает всего десять! Можно скопить кое-что, даже щеголяя в шелках и напиваясь ильфрадским в усмерть после каждого удачного похода.

Да только, видишь ли, однажды всё это заканчивается. Пес должен быть полон сил и злобы. И вечно голоден. К чему капитану постаревший и наевший жирок волкодав, когда на его место рвутся двое молодых? Так что если ты придешь наниматься, то не встретишь в отряде старых служак, война — удел молодых. А еще не дряхлые воины вынуждены искать себе место в мирной жизни. Как думаешь, каково это: на склоне лет начинать жизнь заново?

Я молча пожимаю плечами — откуда мне знать? Ролло назидательно поднимает вверх указательный палец, подчеркивая важность момента:

— В солдаты идут те, кто не нашел себе места в обычной жизни. Кто не был склонен к ремеслам или наукам, кто не хотел работать на земле или служить богам. И если уж они не смогли найти себе мирное занятие по нраву в молодости, то как смогут сделать это в зрелом возрасте, уже привыкнув всего добиваться силой и воинской сноровкой? Вот потому-то, даже скопив денег, такие отставные служаки редко когда могут завести какое-то свое дело, например, открыть лавку или кабак. Чаще всего они быстро прогорают или просто проматывают все, что откладывали на черный день, и затем вынуждены доживать свой век в нищете, страдая от старых ран и неустроенности своей жизни.

Я в ответ на эту пламенную речь только головой покачал в немом восхищении. Это ж надо как красиво обобщил! И ведь практически не соврал! Так, умолчал малость кое о чем... Ничо, щас напомню. Заодно немного оживим беседу, а то этот оратор весь вечер будет плавно подводить к тому, что уже и так понятно.

— Ты забыл одну деталь, младший жрец. Именно в наемных отрядах безродный бродяга, вроде нас с тобой, имеет шанс подняться. Там не смотрят на титулы и звания, лишь на умения и талант.

Ролло спокойно выдерживает мою ехидную ухмылку.

— Умения — да. А еще знания. Скажи, ты много знаешь об искусстве войны? О стратегии, тактике, обучении рекрутов и прочих воинских премудростях?

Моя ухмылка становится шире. Не на того напал!

— Кое-что знаю.

По лицу попутчика впервые за время беседы пробегает тень сомнения. Знай наших, демагог хренов!

— Хм. Допустим. И все же тебе понадобится немало времени, чтобы проявить себя, заслужить уважение сослуживцев, обзавестись нужными связями и скопить необходимые средства для формирования собственного отряда или получения офицерской должности в уже существующем. Ведь капитаном или лейтенантом не назначат первого встречного.

— Дорогу осилит идущий. С чего-то ведь нужно начинать? Тут, по крайней мере, понятно к чему стремиться.

— Что ж, здравый подход. Но, отправляясь в дорогу, хорошо бы подготовиться к грядущим трудностям, разве нет? Скажи, ты умеешь читать?

Приходится отрицательно помотать головой — тут он меня уел, без вариантов. Местную "арифметику для самых маленьких" я под чутким руководством Тимо худо-бедно освоил, а вот с грамотой беда вышла. Планировал заполнить этот пробел в своем образовании с помощью Раска, но не срослось — история отпустила мне слишком мало времени.

Ролло при виде моей понуро опущенной головы оживляется:

— Как же ты собираешься командовать? Читать и составлять донесения, приказы, разбирать карты?

— Придется выучиться.

— Так может стоить с этого начать?

— Может и стоит.

— Я мог бы научить тебя грамоте... если бы ты сопровождал меня.

Я хмыкаю — кто бы сомневался, что всё сведется к этому? Хотя предложение, конечно, неплохое. Ученье — свет, как говорится, а более грамотного преподавателя мне тут не найти.

— Охрана нужна?

— Ну-у... в общем, да.

— Тогда почему не наймешь?

— Хм, видишь ли... Капитул возложил на меня несколько специфическую миссию...

— И направил в такие места, что простой наемник туда не сунется. Потому ты и ищешь непростого.

— Эм-м...

Ролло выглядит озадаченным. Кажется, я угадал.

— Ладно, жертва капитула. Я провожу тебя, куда там тебе надо, а ты будешь учить меня читать и писать.

— Договорились!

— И платить по четыре талера в месяц.

— ???

— Ты ведь сам сказал, что я хороший солдат!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* "Драгом" в империи называется короткий пехотный меч, местный аналог "кошкодера", который как раз и таскает с собой главный герой. Титул "ле Драг" не отвечает устоявшимся требованиям, согласно которым титул привязывается к географическому пункту, а не какому-либо предмету. Предложенное титулование является откровенной подначкой, намекая на то, что Морд завоюет себе высокое положение мечом.

* Великая Пятерка — пять наиболее почитаемых богов имперского пантеона.

Глава XXI

Некоторое время Ролло пучит глаза и беззвучно разевает и закрывает рот, как выловленный из аквариума гуппи. Затем ему все же удается облечь свое возмущение в приемлемую фонетическую форму.

— Зачем же мне тебя учить тогда?! За четыре талера я могу и так нанять кого-нибудь!

Ухмылка на моем лице приобретает глумливое выражение.

— Ну, попробуй. До Гвинбранда осталось три дня ходу. Там я без проблем найду себе работу за четыре талера, а ты можешь поискать желающих сопровождать тебя за эту же скромную сумму. Так как, возьмешься?

Жрец несколько секунд сверлит меня недовольным взглядом, затем шумно выдыхает.

— Ладно, твоя взяла.

— Мы договорились?

— Договорились!

— Тогда рассказывай куда едем. Мало ли, вдруг чего подкупить надо?

Ролло еще с минуту недовольно дуется, упорно глядя на дорогу, затем общительный характер всё же берет своё.

— Мне нужно на восток. Там рубежи империи доходят до Великой Степи. Это бескрайняя равнина, протянувшаяся на тысячи лиг. Никто точно не знает, где она заканчивается. Возможно, она занимает всю восточную часть континента. Великая Степь — обиталище орков — самого свирепого из племен, населяющих Илааль. Нам нужно пробраться туда.

— В орочьи степи?

— Да.

— Зачем?

Тут Ролло наконец-то отрывается от созерцания дороги и бросает довольно ироничный взгляд в мою сторону.

— А зачем ты решил учить грамоту?

Неслабый поворот.

— Мне это нужно. Для жизни. Чтобы пробиться наверх.

— Правильно. Знания помогают возвыситься над остальными...

Я секунд 10 непонимающе смотрю на попутчика, решившего вдруг поговорить загадками, затем меня осеняет:

— Капитул решил наладить отношения с орками???

Хотя вопрос был задан почти шепотом, Ролло, тем не менее, первым делом косится на нашего возницу, но мужик спокойно дремлет, намотав вожжи на руку, и служитель Сатара вроде бы успокаивается. Только голос подрагивает.

— Какие еще отношения? Я младший жрец вообще-то, а не легат верховного понтифика!

— Ну и что? С чего-то ведь нужно начинать. Никто ж не пошлет одного из высших служителей наобум. А тебя не жалко — подумаешь, младший жрец! Безродный к тому же. Зато язык у тебя хорошо подвешен, наблюдателен, с людьми легко сходишься... Глядишь, и с орками сговориться сумеешь. А там уж, может, и до легата дело дойдет.

Ролло некоторое время молчит, отбивая пальцами замысловатую дробь на борту телеги, затем, уже спокойно произносит:

— А ты точно читать не умеешь?

— А что?

— Да больно ты умный, как для неграмотного...

— Так я же вроде полуаристократ — память крови и всё такое.

Следующие полминуты мы меряемся взглядами. Ролло подозрительно поглядывает на меня исподлобья, я, криво усмехаясь, ожидаю, что последует дальше. Затем жрец не выдерживает и, отвернувшись, возвращается к основной теме разговора, отложив обсуждение моих интеллектуальных способностей до лучших времен.

— Не знаю, что ты там себе надумал, но никакой дипломатической или миссионерской цели у меня нет. Решение капитула возлагает на меня только задачу изучения земель и народов, находящихся к востоку от империи Рейнар.

— И зачем же? Или об этом капитул предпочитает не распространяться?

В ответ на мою подначку Ролло спокойно пожимает плечами.

— Ну почему же? Я ведь не зря заговорил про знания. Сатара называют всеведущим не просто так. Именно поэтому он признается покровителем правителей, ибо ничто не ценится во владыках земных более, чем мудрость. И мы, смиренные служители его, по мере своих скромных сил пытаемся достойно нести ношу сию...

— Просвещаете владык земных, значит?

Мой голос приправлен изрядной долей сарказма, но Ролло вполне успешно это игнорирует.

— Насколько это возможно. Храм всеведущего в Иннгарде* — крупнейшее хранилище знаний в Илаале. Кроме, может быть, Кронлихта — эльфийской столицы. Остроухие тоже любят собирать любые сведения, до которых удается дотянуться.

Пришлось покивать с умным видом. Ничего, мы еще поговорим на эту занимательную тему. За знаниями он отправился, как же. Можно и так сказать, конечно, только вот знания — они шибко разные бывают. Как правильно с шаманским бубном плясать — тоже знание, только вот оно "владыкам земным" нахрен не уперлось. Зато знание о том, где в степи водопои расположены и как происходит миграция орочьих племен, очень даже ценным может быть. А уж если этому этнографу-любителю и вправду удастся мосты с орками навести...

Не, брат, теперь я с тебя с живого не слезу, пока все не вытрясу. Ты еще не знаешь, с кем связался! Думал, пару фраз высоким стилем ввернул и уже туману напустил? Не-е-е, меня таким не проймешь!

Я аж руки потер в предвкушении, что не укрылось от внимания моего нанимателя.

— Ты вроде как доволен?

— А почему нет? Ты ведь на что-то рассчитываешь, отправляясь к оркам в пасть? Значит, и у меня шанс есть. А шанс в таких делах дорогого стоит. Мало ли как дело потом повернется...

— Вот не зря я сразу тебя заприметил — странный ты. Я уже не уверен, что ты тоже какую-нибудь миссию не выполняешь.

— Не в этот раз, мой недоверчивый друг.

Произнося это, я постарался максимально точно скопировать нравоучительные интонации, которые Ролло любил подпускать в голос во время беседы.

— Так что если ты еще не передумал меня нанимать, то четыре талера и небольшой урок чтения будут очень кстати. А то вдруг мне потом захочется изложить воспоминания об этом походе на бумаге?

Жрец вздохнул, еще разок окинул меня оценивающим взглядом и полез куда-то в недра своего плаща — кажись, лед тронулся.

С выводами я, в общем-то, не ошибся, хотя мои ближайшие ожидания таки не оправдались. Вместо торбы с серебром Ролло извлек из-под рясы жменю орешков, щедро отсыпав мне половину в требовательно подставленную ладонь. Помолчали, задумчиво хрумкая орехи и изредка сплевывая на дорогу. Затем наниматель, обтрусив руки, поставил в наших переговорах жирную точку:

— Деньги отдам вечером, как на ночлег станем. А грамоте начну учить тебя завтра.

После чего, демонстративно прикрыв глаза, заложил руки за голову и откинулся на тюки с тканью, которыми была загружена наша повозка. Спать типа наладился, собака такая. Ну и ладно. Главного-то я добился. Вроде как...

Придя к такому оптимистическому выводу, я в свою очередь умостился поудобней на свертках серой материи, предназначенной не то на портянки, не то еще на какие кальсоны для наемников, и посвятил остаток пути до очередного постоялого двора попыткам систематизировать те обрывочные данные об орках, что имелись в моем распоряжении. Ближе к ночи, проглотив непритязательный, но довольно-таки обильный ужин, получив обещанные четыре сребреника за предательство мечты о скорой карьере наемника и закончив приготовления ко сну, я подвел первый промежуточный итог своих размышлений.

Вкратце все мои сведения сводились к незамысловатой аналогии: орки — это такие индейцы, живущие в местных пампасах. Почему индейцы? Потому что краснокожие (утритесь, фанаты Толкиена и Вархаммера — нихрена вы в орках не разбираетесь!). Еще с индейцами орков роднит полукочевой образ жизни — любят эти клыкастые собирать время от времени свои юрты-вигвамы и перебираться на другое место. О, и еще краснорожие Илааля, как и их собратья по окрасу с Земли, чтят духов предков. Шаманизм у них, вот.

Что еще? Свирепы, кровожадны, очень любят подраться. Причем не только любят, но и умеют — в рукопашной накоротке орки считаются страшным противником. Дистанционным оружием тоже не брезгуют, но больше всего уважают именно резню на саблях и топорах. Потому прославились в первую очередь своими удачными штурмовыми операциями, что логично — на стенах и в тесноте городских улиц с пиками и прочими алебардами особо не развернешься, а вот клинком полоснуть — милое дело.

Про внешность толком и сказать-то нечего. Ну красные, ну клыкастые... желтоглазыми еще иногда называют. Вот и всё, пожалуй, что я знаю про самых свирепых воинов этого мира. Негусто, в общем. Так что надо будет завтра Ролло поспрошать на этот счет, а то с таким багажом знаний как-то стремно в степи соваться. Наниматель у меня начитанный — пусть просвещает. Это в его же интересах, между прочим!

Жрец, впрочем, имел на этот счет свое мнение. С утра пораньше Ролло, зевая так, что любой желающий мог без проблем полюбоваться его гландами, подловил меня по пути к отхожему месту и молча сунул в руки свернутый вчетверо лист бумаги. Я уж хотел было вежливо поблагодарить за столь своевременный подарок, но Ролло успел вставить реплику первым:

— Изучай. Если что будет непонятно, после обеда спросишь. А я — спать. И так из-за тебя полночи провозился с чернилами и перьями.

И, выдав еще один смачный зевок, побрел к телеге с тканью, видимо намылившись продрыхнуть на ней до полудня в полном соответствии со своим последним заявлением. А я, отойдя в сторонку, развернул полученный листок.

Плотная желтоватая бумага с одной стороны была сплошь покрыта какими-то символами и рисунками. И те и другие формировали три почти равных столбика. При этом графическому символу соответствовало изображение какого-то животного или предмета. Все рисунки четкие и даже изящные. Причем каждая зверушка изображалась так, что в ее очертаниях явно угадывался выведенный рядышком знак. Всего в трёх колонках имелось 29 символов и столько же картинок.

Поняв, что попало в мои загребущие руки, я чуть не сплясал на радостях гопака. И вовсе не потому, что наконец-то получил вполне рабочий вариант азбуки, с которым можно выучить алфавит за день. Гораздо важнее для меня было то, что алфавит этот самый имел вполне себе граничные размеры. Я и раньше подозревал, что используется ограниченный набор букв — на эту мысль наводил даже беглый просмотр перехваченного письма командира черных рейтаров, но одно дело надеяться и совсем другое — знать наверняка. Да и просто убедиться в своей прозорливости всегда приятно.

В общем, я с трудом дождался отправления нашего маленького каравана в путь, чтобы наконец-то приступить к зубрежке алфавита. Некоторые символы казались непривычными, другие наоборот — чем-то знакомыми, но, в общем, все буквы были достаточно просты по форме и легко отличимы друг от друга. Никаких тебе заумных иероглифов и прочей клинописи. Что, конечно же, не может не радовать.

Слова, зашифрованные рисунками зверей и всевозможных предметов, судя по всему, начинались с изображенной рядышком буквы. Поскольку произношение слов было мне хорошо известно, такая подача материала позволяла заучить не только графическое начертание, но и фонетическое звучание соответствующих символов — очень удобно. Подозреваю, что Ролло не сам до такого додумался, а просто использовал хорошо известную схему, по которой и сам учился в свое время, возможно, лишь кое-какие рисунки заменил для лучшего понимания или простоты изображения. Но всё равно молодец — обстоятельно к делу подошел. Исполнено все талантливо опять же. Я вот так красиво и понятно нарисовать не смогу даже с помощью графического редактора и лазерного принтера, не то что пером да при свече.

В общем, моими стараниями, жреческими умениями да Сатаровыми молитвами учеба вполне успешно продвигалась и к моменту пробуждения автора учебного пособия, я уже освоил программу первого класса и даже немного потренировался в написании выученных символов. Когда появился все еще позевывающий Ролло, я как раз рассматривал первое слово, написанное мной в Илаале. Слово состояло из трех букв и навевало легкую ностальгию по, казалось бы, безвозвратно ушедшим временам. Жрец скептически оглядел результат моих творческих усилий, старательно выведенный прутиком в пыли, хмыкнул и ушел искать, где бы чего перекусить. А я полюбовался еще немного на такое незнакомое и в то же время такое родное буквосочетание, затем со вздохом затер ногой это народное творчество, дабы не смущать неокрепшие умы, и потопал вслед за своим нанимателем. Образование — это хорошо, но одной наукой сыт не будешь. К тому же скоро Гвинбранд — надо бы обсудить с Ролло наш дальнейший маршрут, пополнить запасы и, возможно, сделать кое-какие приготовления. Путь нам предстоит неблизкий — мало ли что может случиться?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Столица империи.

Глава XXII

Визит в Гвинбранд оставил двойственное ощущение. С одной стороны, впечатлил — все ж таки первый по-настоящему крупный город, который мне довелось посетить за время пребывания в Илаале (недомерки вроде Линдгорна не в счет). Если верить Ролло, здесь постоянно обитает более ста тысяч жителей — мегаполис, ёпта! Недоброй памяти Ирбренд, в котором мне побывать так и не удалось, по словам того же Ролло, вдвое меньше.

С другой стороны, не покидало ощущение дежавю. Ну что я, в самом деле, городов не видал, что ли? По земным меркам Гвинбранд тянул разве что на райцентр. Средневековый антураж? Так на него я уже насмотрелся в том же Линдгорне... В общем, мнения разделились. Хотя это не помешало весело и с толком провести те два дня, что мы с Ролло пробыли в городе. Я даже забурился на целую ночь в один из многочисленных борделей, желая как следует подготовиться к долгой дороге в неизвестность!

Что сказать? Местные профессионалки не впечатляли. Какое-то поверхностное отношение к клиенту — никакого тебе индивидуального подхода и прочих эксклюзивных радостей. Чувствуешь себя стахановцем, выполняющим план в забое — вроде как это я сам на работе, а не она. А когда активный отдых превращается в работу, это уже ни в какие ворота! Тем более если мне же за это еще и платить приходится! Не понравилось, в общем. Не то чтобы совсем, но затраты не отбил, потому в дальнейшем решил без особой нужды с работницами данной отрасли услуг не связываться. Благо отличить местных шалав от честных любительниц проще простого — первые все поголовно покрашены в радикальный блонд. Традиция типа. Ну и недвусмысленный сигнал для потенциальных клиентов. А что? Очень удобно! Не знаю, что там за натуральные красители при этом используются, но эффект такой, что перекись водорода нервно курит в сторонке — даже дальтоник не запутается.

Но это все отдельные недостатки, а вообще пребывание в Гвинбранде оставило по себе довольно приятные воспоминания. Ничего так городок — шумный, бойкий, буйный немного, но в целом — нормально, хорошо даже. Давно уже следовало встряхнуться и почувствовать бурлящий ритм мегаполиса, а то что-то я за последний год привык к неспешному течению провинциальной жизни.

Кстати, на этом я в очередной раз прокололся. Ну, то есть не совсем прокололся, но пару ярких штрихов в свой и без того колоритный образ добавил. А всё Ролло, Шерлок Холмс илаальский... Словом, проболтавшись полдня по городу и порешав наиболее неотложные дела, мы ввалились в довольно приличный с виду кабак под совершенно неоригинальным (для Гвинбранда) названием "Три копья". Осмотрелись немного, заняли столик в углу, сделали заказ... и тут этот нехороший человек, по недоразумению ставший жрецом всеведущего, этак с ленцой, как о чем-то малозначащем, заявляет прямо мне в лицо:

— Так кто же ты все-таки такой?

Я чуть пивом не подавился.

— Мы вроде это уже обсуждали? Наемник я, бастард, известный как Морд-северянин. Какие еще детали моей биографии тебя интересуют?

— Хм-м, меня много чего интересует... Например, почему бастард из северного захолустья ориентируется в городе куда лучше меня? Или почему человек, только позавчера узнавший, как выглядят буквы, уже сегодня спокойно читает про себя, даже не шевеля губами? Что скажешь, наемник?

Озадачил он меня, крепко озадачил. Похоже, несмотря на все старания, я никогда не стану тут своим — нет-нет да и проскакивает что-то нездешнее. И где гарантия, что в самый неподходящий момент рядом не окажется такого вот шибко наблюдательного жреца? И, кстати, что мне делать с тем конкретным жрецом, который сидит напротив, дожидаясь заказанную миску с фасолью? Вопросы, вопросы...

Чтобы выиграть немного времени на размышления, пришлось прибегнуть к испытанной тактике — задать встречный вопрос. Звучал он донельзя банально, но ничего лучше мне в тот момент в голову не пришло.

— Зачем тебе это, Ролло? Я вроде делаю свое дело, и делаю хорошо. Не все ли тебе равно, где я этому научился?

Увы, на сей раз отвлекающий маневр не сработал.

— Нет, Морт, не все равно. Кто знает, куда нам придется забрести и что увидеть? Я хотел бы быть уверен, что ты не прирежешь меня в один далеко не прекрасный вечер потому, что решишь, будто я узнал нечто опасное для твоих настоящих хозяев. Для тех, кто послал тебя сюда.

— У меня нет хозяев.

Ролло устало качает головой.

— Не верю. Ты слишком много знаешь. Ты хоть понимаешь, как ты вел себя с того самого момента, как мы вошли в город?

— Как?

— Как дома. Идешь через толпу, словно крестьянин по полю — как будто всю жизнь так ходил. Ни разу не заплутал в здешних улочках. Ни разу не встал с открытым ртом перед каким-нибудь зданием выше трех этажей. Ни разу не переспросил дорогу, когда тебе отвечали что-то вроде "дойдёшь до ратуши, а там свернешь к западным воротам и потом в третий проулок налево". Бастарды, выросшие в глуши, так не умеют. Значит, кто-то тебя научил. Рассказал, показал. Но такие вещи не делаются даром, их надо заслужить. Или отработать. И если мы и дальше будем двигаться вместе, я должен знать на кого ты работаешь кроме меня.

И не поспоришь, блин — всё логично. Всё по полочкам разложил. И как мне теперь ему доказывать, что я не верблюд, а просто похож немного и то в профиль? Мало информации для размышления. Попробуем точнее оконтурить границы возможного:

— А чего боишься ты, младший жрец? Если ты, конечно, настоящий жрец, а то третьего дня с одной трактирной девчонкой ты как-то не очень благочинно себя вел, помнится...

Ролло шутку не поддержал, ответил так, словно в трибунале показания давал:

— Жрецы всеведущего не дают обета целомудрия — только безбрачия. Я настоящий служитель Сатара и выполняю поручение капитула, как и говорил.

— Так чего ж ты тогда опасаешься? Вроде жрецы всеведущего неплохо ладят и с императором, и со всеми остальными "владыками земными". Или нет?

Тут Ролло заерзал. Неужели? Я аж подался вперед, оперевшись руками на стол. Жрец неуверенно покосился по сторонам, проверяя, не прислушивается ли кто к нашей беседе, после чего выдал, тщательно взвешивая каждое слово:

— Служители всеведущего стремятся не вмешиваться в дела власть придержащих, равно помогая всем, кто обращается к нам в поисках совета и утешения. Но в последние годы некоторые люди в окружении императора, да продлит Эйбрен его дни, выказывают определённое неудовольствие такой политикой капитула...

Херасе! Вот тебе и церковь вне политики... Хотя чего-то такого следовало ожидать — не может столь солидная организация остаться совсем уж в стороне, когда император наш, Эйбрен хранимый, всех подряд в бараний рог гнет. Жрецы, конечно, пытаются лавировать, вон как Ролло на людей из императорского окружения все стрелки перевел, но, видать, не сильно помогает. В такой ситуации за одно лишь подозрение в попытке навести мосты с орками, которые вот уж сколько веков являются главной угрозой восточным землям империи, глотку на раз перережут. Неудивительно, что мой наниматель так стремается. Зря, кстати. В этот раз он по адресу зашел.

Я молча достаю из ножен кинжал и аккуратно подпарываю пришитую к подкладке куртки заплатку, после чего вытряхиваю из этого потайного кармашка наградной перстень Этельгейра и с легкой улыбкой превосходства отправляю этот кусочек золота через стол. Ролло, следивший за моими манипуляциями с нескрываемым беспокойством, накрывает прилетевшее колечко ладонью, после чего, прикрывшись спиной от потенциальных соглядатаев, с минуту разглядывает вензель на печатке. По его лицу пробегает легкая тень изумления, чтобы тут же смениться традиционной маской невозмутимости.

— Я ответил на твой вопрос?

Ролло кивает, после чего возвращает кольцо и, наконец, расслабляется, вытягивая ноги и откидываясь на стену. Вот и ладненько, а то сил уже никаких не было смотреть на его постную физиономию — чуть аппетит мне не испортил, параноик чертов.

Мир в коллективе был восстановлен, но приключения продолжались. После обеда Ролло заявил, что ему нужно посетить местное отделение банка, я не возражал.

Банк — это хорошо, это деньги, связи и информация. Это цивилизация, мать её! Так что случаю наведаться в столь полезное заведение я откровенно обрадовался. Тем более что в моем присутствии помимо общего был и вполне себе конкретный интерес — преступность в Илаале никто не отменял. А, как известно, вероятность столкнуться с этим негативным проявлением общественной жизни прямо пропорциональна количеству имеющейся наличности.

С ворьем в Гвинбранде боролись на совесть, о чем красноречиво свидетельствовали четыре довольно-таки свежих трупа, украшающие виселицу на Судной площади. Но бороться и победить — это две большие разницы, как говорят в одном южном городе. Обилие злачных мест и их посетителей, готовых легко расстаться с шальными деньгами, постоянный приток новых людей, как ищущих в городе работу, так и прибывающих по торговым делам или просто следующих транзитом по Восточному тракту — всё это способствовало расцвету уличного криминала.

Нельзя сказать, что местная власть этого не понимала. Судя по тому, что я успел увидеть, меры принимались. Например, количество городской стражи превышало всё виденное мною до сих пор. Причем многократно. Сам состав стражников тоже был, мягко говоря, нетипичным. Крепкие, покрытые шрамами дядьки с видной за лигу воинской выправкой в возрасте "слегка за сорок". Если это не отставные наемники, отслужившие под знаменем минимум полтора десятка лет, то я балерина Большого театра и тоже с пятнадцатилетним стажем. На фоне типичных блюстителей закона, с которыми я плотно познакомился во времена службы в линдгорнской сотне, гвинбранские стражи смотрелись весьма выгодно. Примерно как матерые кавказские овчарки, не раз защищавшие овечью отару от волчьих набегов, рядом с обычными дворовыми бобиками, что с переменным успехом воюют с помойными котами за контроль над мусорными баками у подъезда.

Правда, главной задачей этих ветеранов была отнюдь не борьба с преступностью. Деньги (и, подозреваю, не малые) им платили за то, чтоб держали в узде своих бывших коллег. В частности, стража Гвинбранда тщательно контролировала, как приходящие в город наемные отряды сдают в центральный арсенал всё "тяжёлое вооружение". Арсенал, естественно, также находится в ведении стражников. Жителям и гостям города разрешается иметь при себе только короткие мечи и кинжалы — во избежание, так сказать.

Так что с уличным ворьем, а также работниками ножа и дубины, любящими по вечерам шарить в карманах подвыпивших посетителей борделей и игорных домов, борются по остаточному принципу. Хорошо еще, что проституция, азартные игры и распитие спиртных напитков тут вполне легальны и, соответственно, крышуются официальными властями, а то б вообще полный атас был.

К чему я это всё? Да к тому, что выходящий из банка одинокий клиент не слишком выдающейся комплекции, без доспехов и меча — слишком заманчивая цель для таких вот любителей легких денег. Зато наличие у потенциальной жертвы здоровенного, вооруженного до зубов сопровождающего сильно снижает число желающих попытать свою кривую удачу в каком-нибудь узком переулке. Потому мое присутствие не вызвало никаких вопросов ни у самого Ролло, ни тем более у работников банка. Я же получил прекрасную возможность расширить свои знания о местной финансовой системе. Увиденное меня не порадовало.

Нет, само по себе положение дел в банковском секторе империи внушало сдержанный оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Солидное здание, сидящие за конторками клерки, бумаги, чернила, массивные двери, решетки, серьезная охрана — всё как у людей. Сразу видно, что в приличное учреждение зашел, а не в ломбард какой-то. Бабки Ролло получил после выполнения ряда стандартных, насколько я понял, процедур. Причем получил он их по довольно сложной схеме. Что-то вроде именного чека на бланке установленной формы с печатью и подписями. Причем, если я ничего не напутал, пытаясь не слишком навязчиво заглядывать через плечо своего нанимателя, Ролло мог обналичить чек в любом банке империи, но только в течение текущего месяца. Если за отпущенное время наличность не была выдана, чек аннулировался.

Судя по тому, что жрец оставил себе корешок погашенной квитанции с половинкой оттиска храмовой печати и чьей-то (храмового казначея?) подписью на ней, про то, что за расход командировочных надо отчитываться, тут вполне себе в курсе. У банка с отчетностью тоже все в ажуре — клерк, выдававший деньги, аккуратно подшил в какую-то бухгалтерскую книгу весьма внушительного вида вторую половинку чека с полупечатью и еще одной подписью, аналогичной той, что украшала корешок. Не удивлюсь, если финансовая служба всеведущего получает уведомления обо всех фактах обналичивания их чеков.

После всего увиденного мне стала более-менее понятна относительная скупость Ролло, отчаянно торговавшегося со мной за несчастные 4 талера. При таком-то контроле сверху каждый медяк считать будешь! Но главным разочарованием дня стало другое. Может я и пропустил какие-то нюансы денежных операций, зато главное не проморгал: в "чековой книжке" моего работодателя имелось еще несколько чеков, подобных тому, что был пущен в дело на моих глазах, и в верхнем из них была проставлена точно такая же сумма — 10 талеров. Месяц был указан следующий за текущим, а толщина книжечки намекала на то, что этнографическая экспедиция профинансирована до конца года. Если суммы расходов на каждый месяц фиксированы на том самом уровне, то затея с походом к оркам перестает мне нравиться.

Соглашаясь на рейд в степи, я предполагал, что дело это не шуточное и средства под него выделены соответствующие. А тут какой-то марш энтузиастов получается. Да нам этих несчастных 10 талеров на дорогу с едой только и хватит! Бедствовать не будем, конечно, но... Фигня какая-то выходит. Жреца, пусть и младшего (зато умного), отправляют на стратегическую разведку с голой жопой? Не верю! Что-то тут не то. Может у него еще одна книжечка есть? Типа, первая — мелочевка на дорогу, а для серьезных дел другая есть? Ну, надо же нам будет имперским пограничникам бакшиш платить, чтоб они глаза вовремя закрывали? Людишкам нужным, чтоб нас с орками свели? Да самим оркам, в конце-то концов, поляну за знакомство накрыть нам надо или нет? Или как мы с ними контакт устанавливать будем?!

Не, ребята, мы так не договаривались! Ролло ожидает весьма неприятный разговор — надо только найти местечко поспокойней, чтобы нам никто-о-о не мешал...

Глава XXIII

Случай представился ближе к вечеру. На ночлег мы, как и прочие более-менее состоятельные гости Гвинбранда, остановились в местном аналоге гостиницы. С моей точки зрения это пристанище путешественников представляло собой нечто среднее между древнеримской инсулой и армейской казармой начала 20-го века, но по илаальским меркам уровень комфорта считался весьма приличным.

Нам досталась комната под крышей. Где-то 15 квадратов, двухъярусные нары из струганых досок на восемь человек, одно окно без стекол (зато со ставнями), стол и четыре табурета. Удобства — во дворе. Имперский минимализм, чтоб ему.

Заявились мы довольно рано, так что соседей в комнате еще не было — повезло. Обычно эти ночлежки не пустуют, но селится в них всё больше народ занятой, а у таких людей днем других дел хватает, кроме как на жесткой койке кверху пузом валяться. Ужин в номера тут не подают, опять же. Так что заполняются спальные места, как правило, к ночи. Поскольку мы заплатили за сутки и все неотложные дела вроде как переделали, то остаток дня комната практически в полном нашем распоряжении, чем я немедленно и воспользовался.

— Скажи-ка, Ролло, у тебя есть другая банковская книжка, кроме той, что я уже видел?

Жрец, всю дорогу от банка негромко мурлыкавший что-то себе под нос, мигом насторожился:

— Это вроде как не твое дело, но нет, нету. А что?

Я демонстративно положил руки, ранее сложенные на груди, на пояс с оружием и сместился немного вправо, перекрывая единственный выход из помещения:

— Тогда советую тебе прямо сейчас объяснить мне, как ты собираешься устанавливать контакт со степняками, имея такую жалкую сумму наличности.

— Гм, а ты уверен, что хочешь это знать?

— Я уверен, что тебе стоит это рассказать.

Ролло с сомнением оглядывает мою фигуру в дверях, затем бросает задумчивый взгляд на окно...

— Пятый этаж. Стена гладкая, как эльфийская ляжка.

Служитель морщится:

— И когда ты только успел ее осмотреть?

— Я лучше тебя ориентируюсь в городах — не забыл?

— Забудешь тут. Ладно, давай присядем, что ли, рассказ будет долгим...

С этими словами жрец вытаскивает из-под стола один из табуретов и водружает на него свое седалище, стараясь принять максимально расслабленную позу. Слишком демонстративно.

— Я постою.

Ролло хмыкает:

— Как знаешь.

Следующие полминуты он задумчиво барабанит пальцами по столу, видимо собираясь с мыслями, я не вмешиваюсь. Наконец Ролло начинает свой рассказ, как обычно, издалека.

— В общем, я ведь южанин, как ты верно заметил...

— Ближе к делу.

— Гм... не знаю, как сказать. Я без понятия, как можно договориться с... с теми, к кому мы направляемся. Может, на месте удастся что-то придумать.

— Тогда второй вопрос: что будет в случае провала твоей миссии?

Жрец пожимает плечами.

— Да ничего, в общем-то. Меня назначат старшим смотрителем шваброхранилища в каком-нибудь очень провинциальном храме без права на помилование. По крайней мере, до тех пор, пока не сменится состав капитула.

Улыбка, которой сопровождается последняя фраза, выходит довольно жалкой. Крепко же его приперли тамошние патриархи.

— Ты хочешь сказать, что тебя послали на восток в наказание? Весь поход — подстава?

— Ну-у-у, не то чтобы весь поход..., но конкретно меня — да, просто отправили с глаз долой.

Да уж, послали, так послали! И что мне теперь с этим первопроходцем делать?

— Рассказывай с начала, дипломат хренов. Посмотрим, что можно придумать.

Ролло выглядит изрядно озадаченным таким поворотом, но отвечает бодро и обстоятельно.

— Как я уже говорил, я сам с юга. Как и один из вновь утвержденных членов капитула. Мы определенным образом пересекались... еще до того, как избрали путь служения. В общем, у нас возникли кое-какие разногласия. В прошлом году капитул постановил произвести углубленное изучение земель и народов к востоку от границ империи. Подобные экспедиции периодически устраиваются... для вящей пользы всеведущего. Организуют их по-разному, цели тоже варьируются. На этот раз основная цель, как ты правильно догадался, несколько отличалась от официально декларируемой... Если опустить лишние подробности, то я должен как бы отвлекать внимание от настоящих эмиссаров.

Вот теперь всё стало на свои места. Глазастый и языкастый Ролло во времена бурной молодости нажил себе "друзей" и теперь хлебает в три горла последствия тех давних приключений. Таинственный доброжелатель, сделав карьеру, воспользовался подвернувшимся случаем, чтобы свести старые счеты, а может и подстраховаться на будущее, если прошлые разногласия еще не утратили актуальности. Вот младший жрец и крутится теперь как уж на сковородке, чтобы не стать "самым младшим жрецом". Осталось только пару моментов прояснить.

— Твой старый знакомый приложил руку к организации похода?

— Еще бы! Фактически он и руководил непосредственной подготовкой.

— Сколько еще таких отвлекающих бедолаг отправили к оркам в жопу?

Ролло пожимает плечами.

— Не знаю. Они есть, это точно. Но сколько и куда они направляются — не знаю. Обычно в таких случаях группы формируют в разных храмах, и они действуют независимо друг от друга, чтобы неудача одних не сказалась на работе остальных.

— И последнее: что конкретно ты ДОЛЖЕН сделать?

— Хм... формально только то, что я тебе говорил. Ну а если получится больше...

— То тебе не придется заведовать шваброхранилищем.

— Именно.

— И откуда собираешься начать?

— Гелинард. Это крепость на границе степи. Там имеется что-то вроде торгового поста, через который поддерживаются связи со степняками. Контакты нерегулярные, но...

— Но именно это место значится в твоих инструкциях.

— Я уже говорил, что ты слишком умный для обычного наемника?

— И не раз. Потому я до сих пор с тобой и вожусь.

В глазах Ролло зажигается лукавый огонек.

— Так ты остаешься?

Я выдаю самую лучезарную улыбку, на которую только способен.

— А что, я собирался куда-то уходить? По-моему, мы просто обсуждали детали будущего похода. Разве нет?

Собственно, на этом наши дела в Гвинбранде в общем-то и закончились. Второй (и последний) день в городе наемников был посвящен попыткам выбраться из этого рассадника милитаризма. Вернее, этим занимался Ролло, а я просто развлекался как мог, слоняясь по рынкам, кабакам и прочим общественно-полезным заведениям вроде бани с борделем. Даже в сберкассу повторно заглянул — прощупывал обстановку на предмет открытия собственного лицевого счета. Уж больно солидное впечатление произвела местная филия Имперского банка.

Вообще-то, данный филиал вполне мог бы поспорить с центральным офисом. Оно и неудивительно, учитывая специализацию местной экономической жизни. Обилие наемных отрядов и завязанная на их обеспечение оптовая торговля делали безналичные расчеты и краткосрочные кредиты чрезвычайно востребованными.

Как показывают элементарные подсчеты, найм отряда в тысячу клинков сроком на месяц обойдется нанимателю, с учетом прокорма и прочих транспортных расходов, тысяч в десять. Это если не будет какого-нибудь форс-мажора. Но месяц при здешних скоростях — не срок. Зачастую до места службы дольше добираться приходится. Так что нанимают, как правило, на сезон, иногда с возможностью пролонгации договора. А это уже совсем другие деньги. Естественно, наниматель не будет засылать курьера с телегой серебра в виде авансового платежа. Тут как раз и вступает в дело банк, готовый обналичить чек или выдать определенную сумму с заранее открытого счета.

Бывает и по-другому. Договор о найме заключен, а денег отряду так и не перечислили. Дадут на месте или по результатам работы. Обычно такие фокусы проходят только с отрядами, переживающими не лучшие времена, или с нанимателями, пользующимися безупречной репутацией. Схема не основная, но тем не менее. Что делать капитану в такой ситуации? Правильно — идти в банк за ссудой.

А как быть купцу, которому срочно нужно скупить крупную партию трофеев у вернувшегося с хорошим уловом отряда, пока конкуренты не перехватили заказ? Да всё так же — бежать за кредитом. А куда капитану, награбившему больше обычного, или торговцу, провернувшему удачную сделку, девать честно заработанное? Под матрас сунуть? Как ни крути, все дороги ведут в банк, к отполированной локтями старательного клерка конторке. Так что гвинбранский филиал — настоящее золотое дно для Имперского банка. Вот потому-то здешнее отделение и под стать столичному.

Кстати, почти всё это я выяснил, просто погрев уши в публичных местах — что значит насыщенное информационное поле! Кое-что, правда, и сам домыслил на основе базовых знаний предмета. А кое-что даже вычитал — изучил на досуге типовой устав вольного отряда, в котором, среди прочего, оговаривались сроки и способы выплаты жалования.

Что же касается моих личных финансовых вложений, то, прикинув хрен к локтю, я вынужден был констатировать, что открывать счет на свое имя пока преждевременно. Не такие уж неподъемные капиталы я скопил за время моего недолгого пребывания на командных должностях в ополчении Танариса. С другой стороны — никогда не знаешь, когда тебе эти деньги могут понадобиться. Банковские отделения тут не в каждом городе имеются. Даже самые занюханные конторы с управляющим и парой кассиров располагаются только в региональных центрах. До банкоматов же местные финансовые гении и вовсе еще не додумались. А чековая книжка вещь, конечно, хорошая, но все же не столь универсальная, как звонкая монета.

К тому же наличность имеет еще одно неоспоримое преимущество, имя которому — анонимность. Талер, тихо перешедший из рук в руки в каком-нибудь безымянном переулке, растворится в потоке своих серебряных собратьев без следа. Зато чек может стать неплохим маячком для любого, кто задастся целью разыскать его владельца. Учитывая некоторые особенность моей биографии и текущего образа жизни, оставлять за собой лишние хвосты было бы в высшей степени неразумно. Так что идея собственного банковского счета была без особых сожалений похерена, а я отправился утешаться в бордель, чтобы наутро быть морально и физически готовым к новым свершениям.

Кстати, о них. Пока я расширял собственный кругозор, Ролло трудился на благо концессии, то есть нас обоих и еще капитула в придачу. И таки достиг результата! Утром, когда я, разочаровавшись в лучших чувствах, вернулся из борделя в общагу, начинающий шпион всеведущего, довольно потирая лапки, сообщил, что через час мы выступаем. Из дальнейших расспросов выяснилось, что этот прохиндей не просто сторговал нам место в попутном караване, а умудрился фактически втиснуться в число учредителей этого торгово-транспортного мероприятия. Причем бесплатно!

Тут надо бы дать кое-какие пояснения, чтобы полнее осознать жреческий подвиг. Путешествовать по землям империи можно либо в карете под надежной охраной, либо с купцами, сиречь попуткой, либо своими силами. Первое — дорого, а последнее — стрёмно, так что остается второй вариант — прибиться к проходящему торговому каравану. Тут тоже есть своя специфика. Конвой, составленный крупной торговой компанией со штатной охраной и назначенным вожатым — это одно. Сбродная солянка из всевозможных мелких купчиков, сбившихся в кучу, чтобы не так страшно было — совсем другое. В последнем случае жесткая иерархия и распределение ролей, как правило, отсутствуют. Каждый серьезный вопрос решается после более или менее долгих препирательств на общем собрании акционеров. Вот в такую вот шоблу Ролло и влез без мыла.

То, что влез — ладно, но он каким-то неведомым мне образом умудрился попасть в "совет директоров" сего консорциума вольных предпринимателей! Вот не зря всё-таки капитул его в завхозы перевести собирался — если эту заразу вовремя не остановить, он к 40 годам личным секретарем всеведущего себя назначит!

Словом, Гвинбранд мы покидали большой и шумной компанией, в которой меня определили начальником одной из смен охраны. В качестве такового я имел право бесплатно ехать на любой понравившейся повозке и жрать из общего котла. А! Ещё гонять охранников рангом пониже, но это так — мелкий бонус. Правда, за это приходилось 6 часов в сутки руководить службой безопасности каравана. Работа вроде бы и ответственная, но, если подумать, из разряда "не бей лежачего". Толпа собралась приличная, так что вряд ли кто-то решится сунуться к нам с нескромными предложениями.

Собственно, торговый люд потому и сбивается в серьезные ватаги, что большинство придорожного преступного элемента ориентировано на индивидуальную работу с клиентами, массовое обслуживание — не их стихия. Аматоры из числа крестьян, озверевших от бескормицы в голодный год, типа тех, что я повстречал в день моего появления в Илаале, всерьез могут рассчитывать грабануть только своего же коллегу крестьянина, везущего в ближайший городок репу на торг. Городские отбросы, которых вышибли из родной подворотни более удачливые конкуренты, запросто обчистят и прирежут одинокого путника, но даже стихийный обоз, вроде нашего, им уже не по зубам. Остаются только серьезные люди, как правило, из числа бывших военных, знающих с какой стороны браться за меч и не чуждых основам правильной тактики при устройстве засад. Такие персонажи на дорогах тоже встречаются и именно они представляют для нас наиболее реальную опасность.

К счастью для нас такие суровые партизаны попадаются нечасто. Серьезный военный отряд — не иголка. Несколько десятков вооруженных лбов официальные власти не заметят только в одном случае — если сознательно закроют на них глаза. Говорят, и такое случается, но, опять же, не на каждом углу. Власть не любит конкурентов, предпочитая грабить подданных самолично. Потому с такой народной самодеятельностью борются и притом довольно успешно. К примеру, тех гопников, что чуть не порешили Тимо в день нашего с ним знакомства, повесили через восемь дней после моего прибытия в Старую Иву — шериф лично в облаве участвовал. Так что дороги империи более-менее спокойны... если ехать по ним толпой в сотню рыл, из которых половина — при оружии. А у нас как раз такая толпа и есть, посему путешествие до границы степей обещает быть довольно скучным мероприятием.

Глава XXIV

На этот раз мои предположения оправдались на все сто. Дни тянулись за днями, наш обоз медленно тащился на восток, периодически задерживаясь в каком-нибудь придорожном городке. Время от времени к нашему торговому товариществу прибивались новые участники, другие напротив — выпадали из стройных рядов. Ролло принимал живейшее участие во всех этих кадровых перестановках, активно участвуя в процессе утверждения новых участников каравана. Кажись, даже взятку с кого-то из потенциальных кандидатов стрясти умудрился.

Мне же оставалось развлекаться ежевечерними учебными поединками с Нирсом. Мужик, как и я, был начальником смены в охране нашего каравана, но, в отличие от меня, зарабатывал этим на регулярной основе. В его планы входило со временем влиться в какую-нибудь торговую компанию, получив долю в бизнесе. Что ж, вполне себе вариант. Может, со временем у него и получится, хотя дело это не быстрое — просто так пускать в бизнес людей со стороны — желающих, как правило, немного. Нирс это, кстати, отлично понимал и вот уже три года упорно, хотя и не особо успешно, работал в данном направлении, обзаводясь нужными связями, кое-какими специальными знаниями и соответствующей репутацией.

Ко мне он сначала отнесся насторожено. Как же — конкурент. Растопить лед помог один довольно забавный случай. Конвой остановился на ночевку в чистом поле, поставив повозки кругом на берегу небольшого озерца — метров так двести в поперечнике. Я как раз сдал смену и решил немного освежиться. А когда выбрался, на бережку меня уже поджидал Ролло.

— Плеть богини?

Задумчивый взгляд жреца был устремлен куда-то в район моего левого плеча. Я скосил глаза на руку — мало ли, может пиявка какая? Да нет, вроде ничего не прицепилось. Только тонкий шрам обвивает руку полуторной спиралью выше локтя. Светлая полоска на фоне загорелой кожи — память о неудачном прыжке с тарзанки в далеком детстве.

— Чё?

— Сразу видно, что ты не у северян вырос, хоть и одной с ними крови. Есть у них такое поверье... Ты слыхал про Джерид?

— Невеста воинов?

— Да, она самая. Так вот, считается, что она приглядывает за воинами. Некоторые из северян, будучи в ярости, впадают в боевое безумие. Такие одинаково опасны и для своих и для врагов. Они не чувствуют боли, обладают непостижимой ловкостью и силой, но при этом не владеют своим разумом. Обычно таких изгоняют, потому что контролировать одержимых невозможно. Это потеря для рода. Дабы не допустить такого, Джерид иногда пускает в ход свою плеть, чтобы окоротить безумца, пока это еще возможно. Поэтому если у воина Севера появляется на коже шрам, как будто от удара бича, но полученный другим образом, то всеми это принимается как метка богини. Такой шрам — знак наивысшей доблести, признание запредельной храбрости, сдержать которую под силу лишь самой Джерид.

Я еще раз посмотрел на свой шрам. И вправду похож. Подняв взгляд, с некоторым удивлением обнаружил, что за время недолгого рассказа вокруг нас с Ролло успела собраться довольно заметная толпа. Купчики, приказчики и охранники старательно тянули шеи, пытаясь получше разглядеть злополучный шрам через головы и плечи впередистоящих. Правда, стоило мне поднять голову, как стихийных митинг тут же кончился. Толпа стремительно рассосалась, распавшись на отдельных людей, страшно занятых своими неотложными делами. Я только плечами пожал. Вот так и рождаются легенды... наверное.

Положительным моментом во всей этой истории стало как раз налаживание отношений с коллегой. В тот же вечер Нирс сам подошел к нашему костерку и почти сразу же перешел к делу.

— Не хочешь позвенеть мечами, северянин?

— С чего вдруг?

— Интересно. Еще не доводилось встречаться с людьми, отмеченными рукой богов, пусть и чужих.

Кошусь на невозмутимо взирающего в костер Ролло. Ничего, скотина всеведущая, мы с тобой еще поквитаемся. А пока что...

— Почему бы и нет?

В последовавших затем пяти схватках я сумел выиграть третью (за счет одного хитрого и не вполне честного приема, который во времена оны практиковал на мне Герт) и последнюю (тут я просто взял грубой силой). Когда мы возвращались к костру, Нирс буквально светился от удовольствия.

— А ты и вправду хорош, северянин! Давно не встречал такого соперника, а мне есть с чем сравнить. Я одиннадцать лет служил барону Верату и пять из них помогал обучать фехтованию его сыновей.

— Ты был учителем фехтования?

Нирс снисходительно усмехается:

— Нет, конечно. Я только помогал в обучении. Меня выставляли против барончиков, чтобы они отрабатывали свое умение владеть оружием на реальном противнике. Конечно, это делалось не для моей тренировки, но кое-чему я при этом всё-таки научился.

— Я заметил, что у тебя непривычный стиль. Линейная пехота сражается не так.

— Еще бы! У них весь расчет на действия в строю. Товарищ слева, товарищ справа, копья и алебарды тычут из-за спины. Там главное удержаться на своем месте, не упасть — иначе затопчут, не сбиться слишком плотно — или не сможешь двигаться, не вырываться далеко вперед — одиночку прибьют в момент. В баронских дружинах всё не так. Там нету больших отрядов и плотных строев. Главное — подвижность. Мечи длиннее, копья короче, доспех легче. Против строя панцирной пехоты с таким набором не сунешься, но один на один так биться сподручней.

Что ж, логично. Баронская дружина невелика и выполняет в основном функции полицаев (включая ОМОН) и егерей. А гоняться по лесам за разбойниками и браконьерами лучше налегке и преимущественно в рассыпном строю. Отсюда соответствующая тактика и экипировка. Это, кстати, объясняет, почему Нирс не подался в наёмники — поздновато ему переучиваться. Зато я вполне могу поиметь с этой ситуации некоторую выгоду.

— Как на счет еще одного боя завтра перед закатом?

Дружинник расплывается в довольной улыбке.

— Запросто.

С тех пор вечерние спарринги стали чем-то вроде обязательного ритуала. Посмотреть на этот аттракцион собиралось всё незанятое население нашего обоза, а иногда и местные жители подтягивались, если дело происходило в каком-то городке или деревушке. Одно время в развлечении даже пытались участвовать другие охранники, но быстро охладели к этой идее — слишком велика была разница в классе. Зато у нас с Нирсом силы оказались примерно равны. Вернее, как раз в силе и скорости я здорово выигрывал, баронский дружинник брал опытом и выучкой. Как правило, порядок все же торжествовал над голой мощью, но время от времени я таки умудрялся побеждать, причем чем дальше, тем чаще, что неизменно подогревало интерес болельщиков. Ролло даже учредил тотализатор для желающих побиться об заклад на исход очередного поединка!

Наступающий вечер в принципе не сулил ничего нового. Я придирчиво изучал царапины на своем левом наплечнике и изобретал способ эффективного противодействия колющей атаке Нирса, которой он доставал меня в это самое плечо последние три дня, когда мое внимание привлек неожиданный шум, раздавшийся откуда-то спереди по ходу движения нашего каравана.

Мы с Ролло синхронно развернулись к невидимому пока источнику непонятных звуков, затем так же одновременно переглянулись.

— Сходим, посмотрим?

— Оно тебе надо?

— А вдруг?

— Хм, я думал ты уже вышел из того возраста, когда постоянно тянет на приключения.

— Да ну тебя, зануда всеведущая. Идешь или нет? В последний раз спрашиваю.

Вместо ответа Ролло со вздохом спрыгивает с нашей штабной телеги и, поправив свой походный прикид, направляется к довольно солидной роще, откуда продолжают раздаваться столь заинтересовавшие нас шумы. Я, прицепив наплечник и на ходу напяливая каску, устремляюсь за ним, успев крикнуть насторожившемуся Нирсу: "Мы на разведку, потом догоним". Коллега кивает, и мы с Ролло скрываемся в зарослях.

Дорога в этом месте довольно резко сворачивает, огибая тот самый лесок, который нам предстоит разведать. Пересекая его напрямик, можно неплохо сократить себе путь. Обоз движется неспешно, так что если рекогносцировка не затянется, нам даже не придется его догонять. Ну а если придется удирать, то караван (и его охрана) всегда под боком — топают себе неспешно по опушке.

Лесок, кстати, любопытный — маленький, но не расчищенный. Следов вырубки незаметно, да и хвороста с сушняком хватает. И это возле довольно оживленного тракта!

Разгадка обнаружилась буквально через пару минут, когда мы достигли центра этого мини-заповедника. Перед нами открылась здоровая лужайка с маленьким, буквально метров 100 в поперечнике, озерцом. Причем озеро имело практически идеально-круглую форму и располагалось ровнехонько посредине поляны. Сама луговина при этом была несколько вытянута, образуя правильный эллипс.

Почему-то сразу подумалось, что если бы можно было взглянуть на этот пейзаж с вертолета, увиденная картина напоминала бы человеческий глаз. Черная, абсолютно неподвижная вода озера только усиливала возникшую аналогию. Ни тебе ряски, ни кувшинок, ни расходящихся кругов от какой-нибудь плотвы или жаб, даже легкой ряби от набежавшего ветерка и той нет! Только кажущаяся бездонной чернота — ни дать ни взять огромный зрачок, расширившийся и поглотивший всю радужку.

— Слышь, Ролло, спорим местные называют эту лужу "оком-кого-то-там"?

— Еще чего! Ты и так у меня четверть дохода с тотализатора забираешь, вообще без штанов меня оставить хочешь?

— Вот в кого ты такой жадный, а? Сатар же велел делиться!

— Знаниями! Знаниями он велел делиться! А последнее отбирать даже Илагон не позволяет.

— Ладно, знаниями так знаниями: что за толпа, как думаешь?

Ролло, как и я, придирчиво разглядывавший людское скопление на противоположном берегу озера, презрительно оттопыривает губу.

— Население небольшой деревушки, шериф с парой солдат, вроде всё.

— Это я и сам вижу. Ты лучше расскажи, чего они все тут собрались? Местечко вроде не шибко гостеприимное...

— О, местечко что надо! Кстати, спорим, что оно известно как "ведьмин лес"?

— Да щас тебе! В обозе дураков поищи на такое спорить.

Жрец усмехается, продолжая при этом неотрывно наблюдать за происходящим на другом берегу действом.

— Я так понимаю, ты уже догадался к чему приурочено это сборище. Не поделишься?

— Они, собственно, закончили, сейчас начнут расходиться.

— Так может и нам пора? Не хотелось бы потом догонять караван.

— Пойдем. Заодно посмотрим поближе, а то я что-то никак не могу найти...

— Кого?

— Служителя.

Хм, это что ж за мероприятие такое, в котором обязательно участие жреца? При том что народ они по большей части занятой и по деревням просто так не шляются. И по свистку сельского шерифа, что стоит сейчас в сторонке, сложив руки на груди, не являются.

— Ролло!

— А, извини, задумался. Суд тут был. Над ведьмой, скорее всего. Народ уже расходится, шериф с солдатами отдыхают, значит, с ведьмой всё. Непонятно только, куда служитель подевался. Им вообще-то положено в таких случаях присутствовать.

— А с чего взял, что ведьму судили? Может, просто жулье какое?

— На бандита или убийцу выделили бы больше солдат. Вора бы повесили. Ты видишь висельника? Вот и я нет. А ведьму по обычаю зашивают в мешок и топят в стоячей воде. Это озерцо — то, что надо.

Да уж, тут не поспоришь, лужица и впрямь подходящая. От темного зеркала пруда так и веет чем-то мрачным и потусторонним. Мертвая вода существует как будто отдельно от зеленеющих свежей травой берегов, а само озерцо — словно колодец в иные миры. Даже ветер шумит в ветвях как-то по-особенному.

Видал я когда-то такое "проклятое" место... еще на Земле. Даже поплавал немного. Ощущения... своеобразные. Почему-то все время ожидаешь какой-то чертовщины, вроде тихо выныривающего за спиной Лохнесского динозавра или огромного водоворота, возникающего из ниоткуда прямо под тобой. А если еще знать, что на дне тихонечко догнивают несколько покойничков в драных мешках...

Ход моих мыслей был внезапно прерван появлением в поле зрения нового и весьма симпатичного действующего лица. Шериф, до сих пор не проявлявший особой активности, вдруг вышел из задумчивости и, махнув рукой своим подручным, потопал прочь от ведьминого озерца. Солдаты, бурча что-то неразборчивое, нагнулись и вздернули на ноги девушку, ранее не замеченную нами из-за высокой травы.

— Хэй, Ролло, а ведьму-то, похоже, еще не утопили!

Глава XXV

— Не понял!

— Чего?

— Почему её уводят?!

— Ну, может, оправдали. Или санкцию изменили.

Ролло как шел, так и встал, наградив меня при этом таким взглядом, что впору было самому залезть в мешок и утопиться. Впрочем, я и без него уже понял, что глупость сморозил. Раз уж вся деревня сбежалась и шериф приехал, то явно не для того, чтоб кого-то оправдывать. Фемида тут в холостую не работает, и если уж суд собрался, то обязательно кого-то да осудит.

Грубо говоря, в империи суды не разбирают доказательства "за" и "против", они просто подводят законодательную базу под выводы следствия. И если уж ведьму потащили на суд, то вина ее доказана априори. Была б не ведьма — до суда это выяснилось бы. Тем интересней то, что мы сейчас наблюдаем.

— Чего гадать? Пошли да спросим. Ты же жрец — ведьмы по твоей части.

— Вообще-то я сейчас немного по другой части.

— Не будь занудой. Тебе интересно, что тут творится, это очевидно.

— А тебе приглянулась ведьмочка, это тоже очевидно.

— И что такого? Хороша же зараза! Еще и рыжая!

— Это в тебе благородная кровь опять забулькала.

— Что-то я не припомню, чтобы дворяне рыжих особо любили. Да и редкость это. Я за последний год только двоих таких и видел, включая эту.

— Да не в волосах дело. Про фигуру ее что скажешь?

— Стройная.

— Вот именно. А помнишь трактирщицу, что нам вчера завтрак подавала на постоялом дворе?

— Эта та, что задницей чуть стол не опрокинула?

— Она самая. Задница неохватная и вымя такое же. Мужики из нашего каравана слюной захлебывались, на нее глядя. Она, кстати, очень тобой интересовалась. Шнуровку на платье слегка распустила, да и стол наш задела явно не случайно. А ты на нее даже внимания не обратил. Зато от ведьмы глаз не отводишь.

— Ну не люблю я пышных дам и что с того?

— А то. Ты много толстых дворянок видал?

Вопрос оказался интересным. Пришлось сделал вид, что задумался. Вообще-то я дворянок видел всего-то пару раз, да и то мельком. Маловато статистических данных. При герцогской армии они не обретались, а в баронские резиденции меня как-то не приглашали. Потому ответил честно, но без лишних подробностей.

— Ни одной.

— Во-о-от!

Ролло по обыкновению поднимает указующий перст к небесам, акцентируя внимание на полученном ответе.

— Благородные, как правило, худощавы. Соответственно, и понятия о красоте у них другие, нежели у простолюдинов. Спросом пользуются изящество и утонченность. В лице этой ведьмочки мы имеем блестящее доказательство того, что твои предпочтения весьма аристократичны.

— Кстати, не говорит ли это о том, что она тоже благородных кровей?

— Вполне возможно, мой похотливый друг, вполне возможно. Деревенька у наезженного тракта, уставший с дороги дворянин, гостеприимная хозяйка...

— А вдруг местный барончик постарался?

— Может и так. Но вряд ли. Была бы она дочкой или внучкой местного хозяина, её бы шерифские солдаты связанной не таскали. Или вообще не трогали бы, или уже давно бы придушили по-тихому, если б мешала. Хотя всякое бывает, конечно...

— Угу. Барон, например, поменяться мог.

— Ну да. Что-то вроде.

Так, обсуждая сексуальные предпочтения имперской аристократии, мы постепенно обогнули озерцо и догнали неспешно удаляющихся от места судилища шерифа с арестанткой и конвоем.

— Уважаемый, можете объяснить, что тут происходит?

Шериф, окликнутый таким фамильярным образом, вскинулся было, но, наткнувшись взглядом на скромную эмблему жреца всеведущего, нашитую на форменный плащ служителя, резко передумал. В результате ответ прозвучал вполне нейтрально.

— Мы судили ведьму, брат э-э-э...

— Роливер. Раз подсудимая покушалась на основы бытия, занимаясь богопротивной волшбой, то на суде, согласно энциклике второго конклава иерархов Великой Пятерки, обязан был присутствовать служитель в ранге не ниже младшего жреца. Я хотел бы поговорить с ним, шериф.

При этих словах глазки представителя закона подозрительно забегали.

— Дело в том, что храм Илагона в Вернраде не смог предоставить нам служителя...

Ролло качает головой с преувеличенно серьезным видом, демонстрируя сочувствие.

— Такое случается. Жрецы не так уж многочисленны, а обременяющие их заботы — безмерны... но это не повод нарушать одно из основополагающих уложений, определяющих взаимоотношения между нашей империей и избравшими путь служения.

Шериф, обманутый многообещающей паузой, уже начал было согласно кивать, но вторая часть фразы, заставила его шумно сглотнуть, прервав очередной кивок и замерев в довольно нелепой позе. Ну да, я б на его месте тоже забеспокоился. За покушение на устои государственного устройства ох каких незабываемых впечатлений отхватить можно! Причем тутошний барон при таком повороте дела кинется обвинять своего назначенца едва ли не первым, чтоб самому отмазаться. И правильно сделает, потому что чую я, владетель местный о шалостях собственного шерифа в данном конкретном случае действительно ни сном ни духом — уж больно всё корявенько сделано.

Между тем, пока официальное лицо потело и юлило, ища оправдания своему должностному преступлению, а Ролло с выражением истинно барского снобизма на морде вытягивал из него подробности случившегося, я занялся куда более приятным делом — разглядывал стоявшую буквально в трех шагах арестантку.

Молодая ещё, девчонка, можно сказать. Кстати, волосы у ведьмочки оказались не совсем рыжими. С некоторой натяжкой их можно было назвать и русыми, хотя какой-то рыжеватый оттенок определённо присутствовал. На солнце такая шевелюра должна гореть начищенной медью. Эх, что-то меня на поэтические сравнения потянуло — может и впрямь колдунья? Вон какие глазищи зелёные — я тут таких и не видал ни разу! На загорелой мордашке в сочетании с пухлыми, слегка приоткрытыми губками и падающей на лицо рыжей прядью такие глазки смотрятся просто убийственно. И никакое это не колдовство... Это гормоны, мать их так. Хотя от этого нифига не легче.

Довольно-таки приятный ход моих мыслей прервала фраза Ролло, пробившаяся сквозь череду фривольных картинок, которые сами собой вставали перед моим взором.

— Если ведьма была казнена в полном соответствии с положениями закона "О запрете колдовства", то кого тогда стерегут ваши солдаты?

Не знаю, что заставило меня напрячься: сам смысл сказанного или изменившийся тон разговора, а может полный надежды взгляд испуганных зеленых глаз из-под светло-рыжих бровей? Наверное, всё-таки второе, так как немая мольба колдуньи вызывала напряженность... очень выборочно, скажем так. По этой же причине истинный смысл заданного жрецом вопроса дошел до меня не сразу, зато когда дошёл...

Оторвавшись от созерцания прелестей несостоявшейся ведьмы, большую часть которых скрывало мешковатое платьице из серой холстины, я перевел взгляд на лоснящуюся харю шерифа. Слуга закона выглядел бледновато. Несмотря на то, что стояли мы в тенёчке, лоб почтенного мастера обильно покрывала испарина, которую он периодически порывался вытереть рукавом, но каждый раз опускал руку под строгим взором жреца. Да и голос шерифа, когда он отвечал на последний вопрос Ролло, заметно подрагивал, то и дело норовя дать "петуха".

— Э-э-э, видите ли, брат Роливер, дело в том, что ведьма оставила долги, который не могли быть полностью покрыты продажей ее имущества. А арестованная — внучка и единственная наследница казненной. Следовательно, должна нести ответственность за долги своей бабки. Я, по требованию кредитора, принял решение взять ее под стражу, чтобы затем определить способ выплаты недостающей части долга.

В конце своей речи шериф бросил быстрый взгляд на упитанного субъекта с благообразной мордой, что мялся неподалеку, то и дело косясь на нашу дружную компанию с некоторым беспокойством и практически нескрываемым нетерпением. Тот самый кредитор? Тогда подоплёка последних событий становится более-менее понятной.

Мужик запал на рыжую, но взаимности не добился. Понимания у бабки, которая, видимо, играла роль опекунши, также не встретил. Дальше были донос и взятка шерифу. Донос в качестве основания для ареста, а взятка сыграла роль неопровержимых доказательств по делу. Хотя может шериф и еще чего к материалам следствия подшил — для объема. Пара-тройка свидетелей из числа "добрых" соседей всегда ведь найдётся. А если бабка какой-нибудь травницей была, так и пучок сушеной ботвы из кладовки можно к делу приобщить — сойдет за колдовские реагенты.

И было бы всё у этих ловкачей шито-крыто — утопленную бабку забыли б через год, шериф спокойно пропивал бы честно заслуженную взятку, а рыжая еще лет пять отрабатывала бы натурой несуществующий долг, и всех (кроме разве что рыжей) всё устраивало бы, да тут очень не вовремя появились мы... И раз уж такая неприятность случилась, то пора, пожалуй, сворачивать весь этот цирк с правосудием.

Я в очередной раз окинул взглядом окрестности. Пейзане, кроме кредитора, ожидающего своих дивидендов, уже разбрелись, на краю полянки остались лишь мы с Ролло, шериф с солдатами да подсудимая — можно действовать. Демонстративно переступаю с ноги на ногу, доспехи отзываются негромким лязгом, рука, как бы невзначай, ложится на рукоять меча... Ролло понимает намек правильно.

— Шериф, я забираю арестованную, она предстанет перед жреческой коллегией для дачи показаний по этому делу, раз уж вы не удосужились дождаться служителя, который обязан был присутствовать на этом суде.

— Но...

Служака явно не согласен с таким решением, но не может сходу придумать приемлемый предлог для отказа, что ж, поможем ему определиться. Шаг вперед, меч на треть выходит из ножен — теперь я достану ублюдка хотя бы вскользь, даже если он попытается отпрыгнуть. Картину довершает улыбка счастливого маньяка на моем лице. Шериф пятится, неуверенно косясь на своих подручных, но его "орлы" тоже не горят энтузиазмом. Ещё бы! Обычно шерифские помощники, как и городская стража, это такая синекура для толстопузых родственников должностных лиц низшего звена. Боеспособность у них примерно как у наших гаишников — дань на дороге собирать еще туда-сюда, а если что посерьезней, то лучше сразу спецназ позвать, а самому в кустах отсидеться.

Только вот незадача: ОМОН в лице баронской дружины — далеко, а здоровенный наемник в полном вооружении — вот он, скалится. А тут еще Ролло масла в огонь подлил:

— Вы отказываетесь выдать свидетеля по делу о колдовстве на суд всеведущего?

Взгляд шерифа остекленел. Жрец, даже и младший, это вам не баран чихнул. Особенно когда он действует не сам по себе, а по поручению куда более серьезных людей. Ролло ведь и мандат капитула предъявить может, если что... Связываться же с культом всеведущего — себе дороже, особенно если служители в своем праве.

— Эм... нет, но...

— Хорошо. Сержант, заберите арестованную, мы и так тут задержались.

Это он мне, надо понимать — повысил, типа. Для солидности. Надо ему будет об этом напомнить, когда стану очередную зарплату получать — неплохая шутка выйдет, а пока что...

— Отвали!

Резкий толчок в грудь, больше похожий на удар открытой ладонью. Ближайший солдат летит на землю, второй, не дожидаясь персонального приглашения, поспешно отходит на два шага, демонстративно держа руки на виду. Левая ладонь ложится сзади на затылок сжавшейся в ожидании удара девушки и придает начальное ускорение в нужном направлении.

— Пошла!

Ведьмочка послушно семенит прочь из леса, не рискуя даже поднять голову. Я шагаю рядом, не убирая руку с ее шеи, выбивающиеся из косы пряди приятно щекочут кожу на запястье. Сзади степенно шествует Ролло с выражением высокомерной невозмутимости на лице. Шериф, солдаты и обманутый в своих ожиданиях кредитор провожают всю нашу троицу взглядами. Таким порядком мы пересекаем лесок и добираемся до дороги с неспешно шествующим по ней караваном. Жрец хозяйским жестом притормаживает нашу любимую повозку с галантереей, а я резко разворачиваю колдунью лицом к себе и, не сдерживая довольную ухмылку, достаю из ножен кинжал... В зеленых глазах успевает мелькнуть тень испуга и легкого недоумения, прежде чем отточенное лезвие разрезает стягивающие запястья веревки.

Прищурившись, окидываю свою добычу оценивающим взглядом:

— Эй, скажешь чего?

— Яаа б...б...

— Боишься?

Девушка энергично кивает, затем, словно спохватившись, отрицательно мотает головой.

— Я бо... бо...

— Больше не будешь?

Измазанная мордашка на миг нахмурилась, затем голова вновь мотнулась в отрицательном жесте.

— Бо... бо...

Ведьмочка просительно протягивает ко мне руки. На запястьях следы от верёвки, кожа содрана в кровь.

— Болит, что ли?

Рыжая немного медлит, затем кивает с каким-то обреченным видом. Подхватываю её под мышки и практически забрасываю на горку тюков. Затем, не прекращая довольно ухмыляться, окликаю подельника, уже успевшего разместиться на козлах фургона.

— Ролло! Найдется чем ссадины промыть и перевязать?

Жрец что-то недовольно бурчит под нос, но все же лезет в свою походную сумку. Уже в сумерках сидевшая возле весело потрескивающего костерка девчонка, одарив меня долгим взглядом, произносит:

— Бонита. Меня зовут Бонита.

Глава XXVI

Утро туманное, утро седое... ночка была беспокойной такою! Я придирчиво изучил свое отражение в миске с теплой водой. Эрзац-зеркало старательно отобразило слегка помятую и сильно небритую физиономию. На всякий случай провел рукой по щеке. Не, не показалось. Шестидневная щетина никуда не делась, так что нечего на зеркало пенять. Покосился на роющегося в своих вещах Ролло — этот южно-имперский денди бреется каждое утро. Если не побреется, то потом сильно страдает. Морально. Я на такие подвиги не способен, потому скоблю рожу дважды в терцию*. Реже не получается (более длинную щетину бритва плохо берёт), чаще — не хочется (бритьё тут — та еще процедурка, пока освоил, чуть горло себе не перерезал). Пока собирался с духом, Ролло закончил свои изыскания.

— Гляди.

Перед жрецом на замызганных досках стола были разложены какие-то бумаги. Воспользовавшись подходящим предлогом, откладываю бритву и иду смотреть, что там такое. Не успеваю и шага сделать, как в дверях появляется любопытная зеленоглазая мордашка.

— Брысь!

Бонита тут же исчезает, только кончик рыжей косы мелькает в дверном проёме, как лисий хвост. Эх! "Не мала баба клопоту — купила порося", как любил говаривать в подобных случаях мой дед.

С ведьмой всё получилось в точном соответствии с народным афоризмом о том, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Даже если добро творилось в корыстных целях.

Девка оказалась шустрой, как электровеник. В ночь после спасения она только тихонечко сидела у костра, глядя на огонь, пока не заснула уже под утро. Как представилась, так больше слова не сказала. Я ее не трогал. Не столько из деликатности, сколько потому, что не до нее было. Хоть я и скептически относился к обиженному нами шерифу — крыса, она крыса и есть, но мало ли? Потому перед ночлегом обоз был выстроен натуральным вагенбургом, а посты усилены. Да и сам я всю ночь провел на ногах, не снимая доспехов.

Обошлось. Может и не собирался шериф дело раздувать, тихо спустив инцидент на тормозах, а может что помешало. Собственно, на шерифа с его недовоинами нам было насрать. Реальную проблему мог представлять только барон со своей дружиной. Но, во-первых, на ночевку мы расположились уже не на баронской земле, а во-вторых, шериф так замазался в этом деле с ведьмой, что посвящать в него собственного барона ему было явно не с руки. Куда проще дать в морду бабкиному кредитору, чтоб не свистел, и закрыть вопрос. Подозреваю, что законник так и поступил, хотя никаких подтверждений этому я, по понятным причинам, не получил.

Как бы то ни было, ночь прошла спокойно и утром мы продолжили свой неспешный путь на восток как ни в чем не бывало. Бонита за день неплохо выспалась, осмотрелась, очень быстро разобралась что к чему и вечером разделась сама. Умная девочка попалась. Хотя на поверку вышло, что и не девочка уже, но это частности. Короче, к утру эта рыжая оторва расцарапала мне спину, поставила засос на шее и благополучно заснула на моем же плече (том, что со шрамом). Влилась в наш дружный коллектив, в общем. Ролло морщился, но не возражал, на попытки экс-ведьмочки строить глазки не реагировал — что значит церковная закалка! Даже завидно немного. Бонни обзавелась более приличным платьем взамен своей серой хламиды, нарядными башмачками, задорной рыжей чёлкой и целой армией "поклонников", которых полюбила дразнить из-за моей неслабой спины. Зараза такая.

В таком вот составе мы и добрались до Гелинарда — маленького и отнюдь не процветающего городка на северо-восточной границе империи. Теперь предстояло решить: как быть дальше?

Я со вздохом облегчения убрал бритву, и мы с Ролло дружно склонились над мятыми бумагами. Довольно подробная карта пограничья, краткое описание рельефа, растительности, животного мира, населения и экономики региона, напоминающее выписку из энциклопедии и, в качестве вишенки на торте — написанная сухим казённым языком инструкция, которую Ролло вчера изложил на бумаге по памяти специально для меня. Всё, кроме инструкции, я уже не раз изучал ранее во время странствий по Восточному тракту, так что просмотр документов не занял много времени. Через четверть часа, дважды перечитав злополучные рекомендации капитула, я отодвинул в сторону бумаги и водрузил на стол локти. Жрец только этого и ждал.

— Ну и что ты по этому поводу думаешь?

— Я думаю, что твой старый друг, заседающий в капитуле, решил тебя грохнуть. Если будем следовать этим инструкциям, то очень скоро отправимся на свидание со всеведущим. Ну, ты, по крайней мере. Меня он, возможно, будет не рад видеть — я не самый верный его последователь.

— Тебе не нравится идея искать выход на степняков через контрабандистов? По-моему, это логично, сами мы вряд ли сможем это сделать.

— Ролло, ты вот вроде умный, но со шпионажем дел явно не имел. Ответь-ка для начала на один простой вопрос: с какой стати они вообще будут нам помогать? Что ты им предложишь взамен и как добьешься выполнения договоренностей?

— Да, это проблема. Но другого способа связаться со степняками я не вижу. Идти через границу наобум — явное самоубийство. Скорее всего, с нами даже разговаривать никто не станет, для орков человек на их территории — законная добыча. Так что остаётся договариваться с теми, кто уже, так или иначе, наладил нужные контакты. Собственно, для этого я тебя и нанял.

— Я рад, что ты так высоко меня ценишь, но вынужден разочаровать — это не решает нашу главную проблему. Нам по-прежнему нечем им заплатить. Да и проконтролировать соблюдение условий я вряд ли смогу — нас слишком мало и мы тут чужаки. А чужаков в таких деликатных делах не любят. К тому же, если мы будем искать контакты с контрабандистами, то автоматически станем вне закона с точки зрения имперских властей. Тебе это надо?

— Проблему с оплатой я, возможно, смог бы решить... в разумных пределах. Что до властей... учитывая нашу задачу, мы для них в любом случае окажемся вне закона. Если, конечно, попадемся. Или у тебя есть идеи на этот счет?

— Есть. Ты изначально неправильно ставишь задачу. Видимо на тебя давит знание подоплеки событий — это неправильно. Забудь про инструкции. Бумажку сожги, а пепел съешь. Что останется?

— Решение капитула об исследовании земель и народов Великой Степи.

— Вот из этого и будем исходить.

— Хм, но это не приблизит нас к выполнению реальной задачи.

— Напротив! Это позволит нам заняться твоей основной миссией спокойно и обстоятельно, да еще и при поддержке местных властей.

— То есть?

— Эй, я до сих пор считал тебя очень проницательной и циничной скотиной, не разочаровывай меня!

Ролло задумался всерьез, о чем красноречиво свидетельствовали его пальцы, отбивавшие замысловатый ритм на струганных досках столешницы. Вдруг брови служителя резко поползли наверх.

— Ты полагаешь, нам удастся воспользоваться официальными каналами для установления связей со степью? Это исключено! Местный начальник не пойдет на это — слишком велико преступление, мы не сможем предложить ему ничего адекватного. Причем "мы" в данном случае это не мы с тобой, а... — тут Ролло нарисовал пальцем в воздухе перед собой круг, после чего ткнул этим же пальцем вверх, видимо намекая таким образом на все сообщество последователей Сатара. Что ж, я на такую удачу и не рассчитывал.

— Не знаю, чему вас там учат в ваших храмовых школах, но мыслишь ты очень шаблонно. Еще раз. Постарайся отрешиться от всего, что тебе известно и взгляни на ситуацию как бы со стороны. Кто мы?

— Младший жрец Сатара в сопровождении наемника.

— Наша миссия? Если исходить из имеющихся у тебя документов.

— Изучение земель к востоку от границы.

— Верно. Это ведь вполне законно и даже естественно для последователей всеведущего, не так ли?

— В общем, да.

— Идем дальше. Если представитель культа Сатара обратится к начальнику местного гарнизона с просьбой о содействии в своей благородной исследовательской миссии, подкрепив эту скромную просьбу мандатом капитула и толикой личного обаяния, как на это отреагирует комендант?

— Хм..., кажется, я понял, к чему ты клонишь.

— Ну, наконец-то! Мы получим возможность легально и, может быть, даже бесплатно жить на самой границе и спокойно дожидаться появления орков. Ты ведь не стеснен во времени?

— Миссия рассчитана на два года.

— Ну и отлично. Будешь собирать гербарий, опрашивать местных старожилов и заводить полезные связи. А там, глядишь, кто-то из новых знакомых и на контрабандистов нас выведет. Только тогда мы будем уже не сами по себе, и разговор будет совсем другой — более обстоятельный. Как тебе такой план?

Ролло ответил долгим задумчивым взглядом. Даже пальцами прекратил барабанить. Я терпеливо ждал вердикта. План, который только что был изложен, родился не спонтанно. На данную тему я размышлял практически от самого Гвинбранда — с тех самых пор как смог более-менее ясно представить стоящую перед нами задачу. Интерес мой был далеко не праздным, так что думал я много и часто. Теперь вот пусть Ролло подумает, раз не сподобился родить что-то приличное загодя. Книжный червь, назначенный резидентом — ха! Хотя схватывает он на лету, надо отдать ему должное.

Словно подслушав мои мысли, жрец вынырнул из задумчивости, карие глаза ожили, перестав смотреть куда-то сквозь окружающую действительность и сфокусировав взгляд на моем лице.

— Заставить имперцев помогать нам в том, с чем они должны бороться, причем не ставя их об этом в известность — это слишком изощренно даже для жрецов всеведущего. Скажи честно: кем ты был на службе у Этельгейра?

— Скажем так: меня там сильно недооценивали.

Ролло понимающе усмехается:

— Потому у тебя теперь нет хозяина?

Я ухмыляюсь в ответ:

— А у Этельгейра — герцогства.

Жрец резко серьёзнеет.

— Я постараюсь не повторять его ошибок.

— Так мой план принят?

— Да! Но остается еще один вопрос. Чего ты хочешь за свою помощь? Явно не четыре талера...

— Услуга за услугу, Ролло. Ведь капитул может нанимать вооруженные отряды точно так же, как какой-нибудь герцог или, скажем, магистрат вольного города. А может и формировать их самостоятельно...

На лице жреца вновь появляется ехидная улыбка.

— Я понял тебя, капитан Морольт ле Драг.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Третья часть месяца. Всего в месяце (любом) 36 дней. В году 10 месяцев. Каждый пятый год — высокосный (361 день). "Лишний" день в империи посвящается одному из богов Великой Пятерки — по очереди. При этом считается, что пятилетие, начинающееся с высокосного года, проходит под знаком соответствующего божества.

Глава XXVII

— В позицию!

Я послушно поднимаю меч, принимая оборонительную стойку, и почти сразу же отступаю на полшага, вынуждая стремительно атакующего противника "провалиться". Его удар приходится в пустоту, а я спешу воспользоваться удачным моментом. Мой выпад, однако, также пропадает впустую. Быстрый обмен ударами заканчивается ощутимым тычком в левое подреберье.

— Туше!

Опускаю клинок и делаю шаг назад, признавая поражение, оппонент довольно улыбается.

— Сегодня уже лучше. Быстро учишься, Морд.

Глядя на этого улыбчивого живчика с забавной курносой физиономией, в жизни не подумаешь, что перед тобой один из лучших фехтовальщиков фронтира.

Стиганд ле Серк или просто Стиг — лейтенант из отряда легкой имперской кавалерии, базирующегося в форте Степной, который мы с Ролло избрали отправной точкой нашего маршрута вглубь орочьих земель. Впрочем, обо всём по порядку.

После исторического совещания на постоялом дворе, что и поныне стоит (ну, третьего дня точно стоял еще) у западных ворот Гелинарда, мы привели себя в порядок, избавились от всего лишнего и, набравшись наглости, отправились в гости к командиру имперцев, отвечавшему за оборону интересовавшего нас участка границы. Капитан Мараньер ле Крон — подтянутый сорока шести летний служака с лихо подкрученными чёрными усами, квартировал в форте Степной, являясь комендантом этого небольшого укрепления, венчавшего невысокий покатый холм в степи на расстоянии трёх лиг от Гелинарда. Гарнизон сего бастиона цивилизации, защищающего благословенные земли империи от лихих орочьих набегов, составляли рота пехотинцев, полурота кавалерии и кучка нестроевых, единственным развлечением которых были объезды окрестных территорий да редкие увольнительные в город, так что появление сразу трёх незнакомых лиц, включая одно женское, вызвало среди служивых настоящий ажиотаж.

Ролло почти сразу же проводили к коменданту, а мы с Бонитой оказались в плотном кольце весело галдящих солдат. Рыжая потом призналась, что в тот момент сразу вспомнила день своего ареста и тесный круг "дружелюбных" односельчан, с нетерпением следящих за приготовлениями к казне. На этот раз, впрочем, всё обошлось благополучно. Солдатня позубоскалила, конечно, но в меру, а там и Ролло вернулся.

Жрец, как оказалось, времени даром не терял. Пока экс-ведьма смущалась и краснела от солдатских шуточек, а я в меру сил отвечал на сыплющиеся со всех сторон вопросы и замечания, наш будущий резидент обработал коменданта. Просьба оказать содействие в благородной миссии познания окружающего мира была встречена с пониманием и сочувствием. Что, в общем-то, и неудивительно.

У Ролло ведь не такой уж малый чин, особенно для здешнего захолустья. Если перевести местную церковную иерархию на земную систему воинских званий, то младший жрец примерно соответствует майору. Причем не абы какому, а Генерального штаба. Это если принять во внимание, что он сейчас действует по прямому указанию капитула. Согласитесь, разница между майором, который заведует райвоенкоматом где-нибудь в Уральском военном округе, и майором из центрального аппарата минобороны — весьма существенна, несмотря на вроде бы одинаковый размер звёздочек. Брат Роливер, прибывший прямиком из Иннгарда с мандатом капитула в кармане, оказался как раз в роли такого вот столичного мажора. Мажоров, конечно, любят далеко не везде. Но если они не прут буром, ведут себя вежливо, охотно делятся свежими столичными новостями и вообще демонстрируют склонность к приятному общению, то отказывают им редко. Вот и капитан Мараньер не устоял.

В результате мы получили право свободного прохода в крепость, чем и пользовались на полную катушку. За исключением Бониты, естественно. Использовать рыжую для отвлечения внимания и создания общей благодушной атмосферы во время первой встречи было сознательным решение, которое полностью окупилось. Но испытывать судьбу, целенаправленно подрывая дисциплину гарнизона, определённо не стоило. Так что дебютный визит ведьмы в форт оказался и последним. Зато Ролло то и дело составлял компанию коменданту при распитии очередной бутылочки темного "Ильфрадского", изрядный запас которого имелся в личном винном погребке капитана. Ну а я подружился с командиром конной полуроты. Одним из результатов этой дружбы как раз и являлись регулярные тренировки в фехтовании.

Стиг буквально изнывал от рутинной патрульной службы в диком захолустье. Необходимость изо дня в день смотреть на одни и те же, не обремененные излишним интеллектом рожи доводила общительного и жизнерадостного лейтенанта до белого каления, так что мое появление было воспринято как дар богов за долготерпение. Для того, чтобы стать лучшими друзьями, нам понадобилась всего одна суровая мужская пьянка и совместная драка в кабаке с охранниками проходящего обоза.

Ле Серк тогда ужрался в сопли, облевал сапоги командиру стражников, тут же получил по морде и заснул под столом с разбитым носом. В итоге мне пришлось разбираться в рукопашную с тремя не такими уж слабыми караванщиками, а затем еще и тащить на себе до дома временно утратившего подвижность собутыльника. Зато уже на следующий день, опохмелившись за наш счет, Стиг, уважительно разглядывая мои сбитые костяшки, решительно заявил, что он вообще-то тоже не пальцем деланный и в доказательство тут же предложил скрестить клинки в учебном поединке. Чисто так, на пробу, потому как "уже полгода не встречал здесь достойного соперника", а это никуда не годится, ведь "этак можно забыть с какой стороны за меч браться". Почему бы не уважить хорошего человека, особенно если это отвечает твоим интересам? И я согласился. Вот тут-то и выяснилось, что фехтует лейтенант куда лучше, чем пьет.

Нет, о том, что он местная звезда, я, разумеется, слышал, но особого значения не придал. Первый парень на деревне? Ха! Легко быть лучшим, когда вокруг одни ушлепки. Каждой собаке в Гелинарде известно, что в Степной отсылают солдат со всего северо-востока, по каким-либо причинам не ужившихся со своими командирами. Так что здешний гарнизон — своеобразный дисбат. Разве действительно классный фехтовальщик будет служить в таком месте? Оказалось, что да.

Сказать, что Стиг был настоящим мастером клинка — это ничего не сказать. Складывалось впечатление, что он родился с мечом в руках. Поначалу я, памятуя недавние схватки с Нирсом, ещё надеялся свести наш дебютный поединок к ничьей или хотя бы к достойному поражению по очкам, но куда там! Стиг уделал меня в сухую, не дав ни малейшего шанса ответить. Не помогли ни преимущество в росте, ни физическая мощь, ни большая длина рук, ни великолепная реакция. Все мои козыри были с лёгкостью биты поистине филигранной техникой фехтования.

То, что продемонстрировал мающийся с похмелья лейтенант, находилось где-то за пределами моего понимания. За несчастные полчаса, а именно столько и длился наш разминочный бой, ле Серк походя, без видимого напряжения, "убил" меня 6 раз к ряду, нанеся в придачу ещё полтора десятка серьёзных "ран". И все это ценой трех-четырех ответных ударов, ни один из которых не тянул на смертельный! Однако куда больше результата удивила реакция победителя. Лейтенант буквально светился от восторга. Я-то поначалу решил, что причиной буйной радости послужил сам факт победы, но оказалось, что Стиг ещё не исчерпал свой запас сюрпризов. Едва закончив спарринг, ле Серк, сияя как новенький талер, выдал фразу, заставившую меня зависнуть минуты на 3.

— Знаешь, если бы ещё вчера кто-то сказал бы мне такое, я бы не поверил, но теперь... Эх, мне бы хоть в половину такие данные — я бы уже был лейтенантом гвардии!

— Э-э-э...

— Ну да, знаю, ростом не вышел. Да и фигурой тоже. Но это все пустое. Веришь, Морд, я никогда никому не завидовал, всегда довольствовался тем, что есть. А тут вот позавидовал — впервые в жизни.

— Кому?

Мечтательный блеск в глазах лейтенанта сменился неподдельным удивлением.

— Тебе конечно. Кому ж ещё?

— ???

— Не веришь?

— Неа.

— Я вот тоже глазам своим не поверил, когда ты меня во время третьей атаки достал. При таком росте и силе, такая скорость... эх!

Лейтенант в сердцах аж пристукнул кулаком по рукояти меча. До меня постепенно доходил смысл происходящего.

— Ты что, никогда не встречал бойцов вроде меня?

— Издеваешься? Я был уверен, что таких не существует!

— Но ты же победил! Вчистую!

— Ну и что? Меня учили держать меч с тех пор, как я впервые стал на ноги. Мой отец был первым клинком столицы. А тебя учил драться какой-нибудь старый наемник. Учил тому, что знал сам — короткий клинок и резня в плотном строю. Хорошая тактика для солдата, но для поединка мало подходит. Правда, ты потом ещё кое-чего нахватался по верхам, однако против правильной школы этого недостаточно.

— Тогда чему ты завидуешь?

— Таланту, дурак. Сегодня я увидел свой предел. Ты можешь обучиться новым приемам, освоить подходящую технику фехтования, отточить стиль. А я никогда не смогу двигаться с такой скоростью, как ты сейчас. И тут уже ничего не поделаешь. Теперь понимаешь?

Пришлось кивнуть. Слова лейтенанта заставили задуматься. То, что я до сих пор не встречал в Илаале человека выше себя ростом, как-то заслонило все остальные отличия. Хотя еще Герт, помнится, замечал, что для своих габаритов я чрезвычайно подвижен. Тогда я не придал этому особого значения, а зря.

Человечество не стоит на месте. Мой рост, вполне тривиальный в начале двадцать первого века, какой-то сотней лет ранее считался гренадерским, а во времена наполеоновских войн и вовсе гигантским. Мирового рекорда в беге или плавании полувековой давности сейчас, наверное, не хватит даже для получения олимпийской лицензии. Немалую роль тут, конечно, играют достижения фармакологии, но сводить все к одной лишь химии было бы неверно...

Я лихорадочно припоминал спортивные достижения земной цивилизации, пытаясь экстраполировать полученные результаты на себя. Стиг задумчиво глядел на рукоять воткнутого в землю меча. Может, тоже вспоминал великих бойцов и их успехи? Затем, словно стряхивая накатившее наваждение, взъерошил пятерней свою коротко стриженую шевелюру.

— Нет, ну почему я не родился таким здоровым, а? Ты вот в кого такой высоченный?

— В мать.

— Мнда? Я вот тоже... в мать пошёл. Если б не это, мог бы в гвардию податься, как отец.

Стиг тяжко вздыхает, похоже, служба в столице для него больная тема. Внешность у парня и впрямь не героическая — маленький, кругленький, подвижный, как шарик ртути. Такого в гвардию вряд ли возьмут, будь он хоть трижды отличный фехтовальщик.

Чтобы немного подбодрить потенциального союзника и прервать затянувшуюся паузу, выдаю первое, что приходит в голову:

— Нельзя тебе в гвардию, ты пить не умеешь.

Лейтенант задумчиво кивает.

— Да, там без этого никак...

Эко его торкнуло. Ладно, попробуем с другой стороны.

— Далась тебе эта гвардия! Других частей в имперской армии нет, что ли?

В ответ раздается невеселый смешок.

— Есть, есть. Куда ж без них? Я вот в одной такой и служу как раз. Четвёртый год уже.

— Ну и как тебя угораздило?

— Как и всех. Молодой был, горячий — вот и поссорился с кем не следовало.

— Поединок?

— Ага. Ещё легко отделался, могли бы и прирезать.

Тут лейтенант спохватился и предпочел резко сменить тему.

— Сам-то что тут делаешь?

— Работаю...

— Понятно, что не погулять вышел. Почему здесь-то? Или в империи на наемников спрос упал, что приходится в такое захолустье лезть?

— Не упал. Но и наверх просто так не пробиться — приходится изворачиваться.

— Мечтаешь сделать карьеру? Я когда-то тоже мечтал... до той чертовой дуэли. Нет, Морд, карьеру надо делать в столице.

— В столице карьеру можно сделать, только имея хорошие связи в верхах. Ну и деньги, конечно. А пробиваться с низов проще в провинции.

— Зря ты так. Со связями, конечно, проще, но, например, в пешую гвардию может поступить любой желающий, подходящий по здоровью, росту, внешнему виду и не замешанный в преступлениях против императора. В тебя бы любой вербовщик клещами вцепился, командиры рот драку бы за такого рекрута устроили. Максимум через три года ты был бы уже первым сержантом.

— Им бы и помер. Простолюдинам в офицеры путь закрыт.

Про то, что с преступлениями против императора у меня тоже не всё в порядке, я предпочел дипломатично умолчать.

— Ну и что? Сержант в гвардии получает как капитан в линейной пехоте!

— Но при этом остаётся сержантом. А заработок капитана для столицы не так уж и велик.

— О как! А ты, значит, хочешь большего. Надеешься подняться с помощью жрецов?

— Почему бы и нет? Кстати, после окончания этой экспедиции мы отправимся прямиком в столицу.

— Вон оно как... Но тогда тебе не мешало бы подучиться. Для простого наемника твоих умений хватит за глаза, до уровня гвардейского сержанта ты подтянешься за год-два, если не будешь зевать, а вот если решил замахнуться на что-то большее...

— А ты научи!

— Хм-м... а что? Было бы интересно посмотреть, что ты сможешь натворить.

Стиг мечтательно улыбается, глядя куда-то вдаль. Сдаётся мне, по окончании обучения меня попросят кого-нибудь прирезать. В столице, да.

Глава XXVIII

С того памятного разговора и началась моя учёба. Стиг взялся за дело всерьёз. Отрыл где-то в недрах своей берлоги и всучил мне настоящий фехтбух — здоровенную книженцию с картинками, популярно излагающую основные принципы использования холодного оружия. Фолиант, кстати, был обильно снабжен всевозможными пометками и примечаниями, а между страницами частенько попадались вложенные листы бумаги с довольно коряво, но понятно выполненными схемами, заметно отличающимися от базовых, изображенных в книге. Так что мне, можно сказать, досталось второе издание — исправленное и дополненное. А еще мне достался тренер. Донельзя въедливый и требовательный.

Ле Серк мог гонять меня часами, добиваясь безукоризненного выполнения какого-нибудь финта или удара. Причем Стиг умудрялся на ходу корректировать устоявшиеся фехтовальные приёмы и связки, подгоняя их под мою нестандартную антропометрию. У парня определенно был дар. Пусть внешностью он пошел в мать — дочку оптового торговца, с помощью которой старший ле Серк во времена оны рассчитывал поправить свои отнюдь не блестящие финансовые дела, зато фехтовальные таланты отца передались ему в полной мере, а возможно и преумножились.

Папашин план обогащения пошел прахом, поскольку тесть разорился вскоре после свадьбы — бизнес, завязанный на определённых людей из императорского окружения, не выдержал испытания на прочность во время очередной смены самодержца. Вместо финансового благополучия родство с торгашами принесло лишь проблемы с кредиторами да презрение кичливого столичного дворянства. Ну и троих детей, младший из которых как раз и стал со временем лейтенантом легкой кавалерии, базирующейся в забытой Великой Пятеркой дыре под названием форт Степной.

Промах стигова родителя обернулся моей удачей, о чем я не уставал себе напоминать, до одури отрабатывая новые стойки и удары. Правда, поначалу были определенные опасения, что за обучение придется платить, но время шло, а вопрос оплаты всё не поднимался. Нет, Стиг, хваля за достигнутые успехи, как бы невзначай намекал, что, когда я заявлюсь в столицу, кое-кому придется туго... В переводе на нормальный язык это означало заказное убийство через подставную дуэль. Не то чтобы я был принципиально против... но звучали такие намеки как-то слишком уж расплывчато и неопределенно.

Да и будущая услуга — вещь достаточно эфемерная. Я вот рассчитываю на помощь Ролло в формировании собственного наемного отряда, но это не мешает мне аккуратно получать с него 4 талера третьего числа каждого месяца. Кто не давал Стигу поступить аналогичным образом? Загадка. А загадки в таких делах меня лично напрягают. Ответ, впрочем, отыскался достаточно быстро — задолго до того, как я в своих подозрениях дошел до совсем уж нехорошего. Разгадка странного бескорыстия лейтенанта была любопытной, рыжей, зеленоглазой и откликалась на имя Бонни.

Сперва я это дело проморгал. Не из-за того, что плохо смотрел по сторонам, просто такие ситуации периодически возникали и раньше, а потому успели примелькаться. Глаз замылился, так сказать.

Вообще, ведьмочка оказалась легкой на подъем. Росла без родителей при большой дороге, ну и... Что выросло, то и выросло, в общем. Меня такое нетяжелое поведение вполне устраивало, а эпизодические подкаты потенциальных конкурентов со стороны, имевшие хоть какие-то шансы на успех, купировались в зародыше. Тут, однако, было нечто другое. Стиг не мацал мою зеленоглазку за сиськи, не пытался зажать в углу и даже не раздевал глазами (по крайней мере, старался). Лейтенант... флиртовал. Как с равной.

Такое поведение было настолько нетипичным, что я даже не сразу разобрался что к чему. Дворянин, пусть и не лучших кровей, и безродная деваха — нонсенс. Сама Бонита по этому поводу тоже пребывала в... недоумении, скажем так, но ухаживания лейтенанта принимала вполне благосклонно. Ну, кто бы сомневался. Ситуацию, однако, следовало как-то разруливать.

Не хотелось бы повторения истории с утопленной бабкой, тем более что в роли бабки на этот раз вполне мог оказаться я. Кто его знает, с чего там начиналась та интрига, может тоже с невинного флирта кума шерифа и непутевой рыжей сиротки?

В общем, дождавшись момента, когда Стиг убыл с патрулем на плановый объезд приграничья, а Ролло в очередной раз отправился бухать к коменданту, я решительно взялся за дело.

— Бонни! Разговор есть.

Ведьма осторожно выглянула из-за угла и невинно захлопала глазами из-под рыжей чёлки. Я молча поманил её пальцем. Подошла, смотрит в пол, сопит виновато.

— Ты что творишь, зараза рыжая?

Молчит, вздыхает, глазками из-под челки постреливает, уши разве что не шевелятся от любопытства — чувствуется, что не понимает еще, о чем речь, но уже готовится соврать. И чего вот с ней такой делать? Беру аккуратно за подбородок и поднимаю голову вверх, заглядывая в глаза.

— Ты зачем перед лейтенантом хвостом крутишь, а? Ты соображаешь кто он, коза деревенская?

Мелко кивает, несмотря на то, что я по-прежнему фиксирую ее подбородок указательным пальцем. А глаза честные-пречестные — овечка невинная, ёпт!

— Нихрена ты не понимаешь. Он тут почти что император и Илагон-разрушитель в одном лице. Что захочет, то и сделает. Комендант форта его всегда прикроет, а другого начальства тут днем с огнем не сыщешь. А если и найдешь кого, то против вояк они все равно не попрут. Граница рядом, а дальше степь. Между орками и приграничными землями — только гарнизон Степного. Так что тут даже полный идиот не станет ссориться с теми, кто этим гарнизоном командует. Поняла теперь, с кем дело имеешь?

Еще один энергичный кивок.

— Теперь о тебе. Помнишь, как мы повстречались?

Кивнуть на этот раз у Бонни не получается, потому что я предусмотрительно задрал ей голову еще выше. В итоге ведьмочка только моргает.

— Тебя чуть не продал в рабство какой-то сраный шериф сраного барона, которого я даже не помню как звали, потому что мне на них обоих насрать. А бабку твою вообще утопили, как котенка. И ни один из жителей деревни, в которой вы прожили всю свою жизнь, даже слова против не сказал. Припоминаешь?

Бонни снова моргает. Затем для верности шмыгает носом. В уголках глаз скапливаются первые слезинки. Актриса, мать её! Кстати, о матери.

— Не знаю от кого твоя мамаша тебя нагуляла, да и знать не хочу. Но если ты думаешь, что это дает тебе какие-то шансы со Стигом, то забудь. Ровней ему ты никогда не станешь, так что можешь не вилять попкой каждый раз, как его увидишь. Если б он хотел тебя трахнуть, то уже давно бы это сделал. Здесь он хозяин. Покруче, чем тот шериф в вашей занюханной деревушке. Там за тебя, свою, никто не вступился, здесь, за чужую, вообще не вспомнят. И мы с Ролло тебя на этот раз не вытащим, если что. Даже пробовать не будем — у нас поважней дела имеются. И если ты, зараза хвостатая, со своими шашнями в эти дела вмешаешься, то лучше бы тебе было вместе с бабкой утопиться — тебе спокойней и нам хлопот меньше. Поняла?

Вместо ответа Бонита уткнулась мне в грудь и тихо заплакала, вцепившись руками в рубашку. Хм... дошло или опять врёт? Погладил по голове, затем осторожно потянул за косу, заставляя взглянуть в глаза.

— Не играй со Стигом. Даже не пытайся. Если ему что-то не понравится или он что-то себе подумает, или ему просто покажется, что что-то идет не так — второго шанса у тебя уже не будет. Всё ясно?

Про то, что нам с Ролло при этом тоже может прилететь за компанию, уточнять не стал. Пусть лучше сконцентрируется на последствиях для себя лично — так оно лучше доходит обычно, особенно, если аналогичные прецеденты уже были, как вот у Бонни с шерифом, например. Зря я, что ли, параллели проводил? Ведьмочка, однако, отреагировала неожиданно.

Обхватив меня руками и прижавшись всем телом, Бонита зачастила, умоляюще заглядывая мне в глаза:

— Прости! Я не виновата! Он сам! А я, я же не могу, он же дворянин! Я бы никогда!

Ага, не виноватая я, он сам пришёл. Где-то я уже это слышал... и даже собирался сказать, но не успел.

— Ты только не бросай меня! Мне больше никто не нужен!

С этими словами Бонита буквально впилась в мои губы поцелуем, а я как-то вдруг заметил, что уже некоторое время тискаю руками ее упругую попку — и когда успел? Не, ну что за хрень такая? Хотел же припугнуть просто, чтоб сидела тихо и не путалась под ногами...

Пока вспоминал, к чему всё это затевалось, рыжая, не прекращая целоваться, выскользнула из платья, как змея из старой кожи. После этого стало не до воспоминаний — тяжело думать, когда к тебе, страстно дыша, прижимается голыми сиськами семнадцатилетняя девица очень даже приятной наружности. Ладно, последняя попытка воззвать к разуму:

— Эй, ты поняла, о чём я говорил? Будь осторожней!

Бонита лукаво улыбается, её напряженные соски щекочут мне кожу между ребрами, а я медленно тону в зелени устремленных на меня глаз... Нет, не зря ее считали колдуньей, ох не зря!

— Я буду осторожной...

В следующую секунду наваждение пропадает, а перед моим взглядом мелькает рыжая макушка. Ведьмочка одним плавным движением опускается на колени, пряжка ремня с негромким звяком поддается под тонкими девичьими пальчиками. Э-э-э... это вот она про что говорила? Про то, что я имел в виду, или о том, что сейчас подумал? Хотя осторожность нигде не помешает, конечно... А-а-а, да пошло оно всё!!!

Хватаю Бониту подмышки и вздергиваю вверх, ведьма тут же обвивает мою шею руками и целует в засос, пока я, подхватив ее за бедра, укладываю на стол, смахнув на пол остатки завтрака. Едва почувствовав под задницей доски, рыжая бестия наконец-то выпускает меня из своего захвата и откидывается назад, выгибаясь дугой и выставляя напоказ стоящие торчком груди. Я тут же накрываю их своими ладонями и вновь ловлю многообещающий взгляд колдуньи... Мндя, поговорили, называется!

Больше мы к этому вопросу не возвращались. Может и зря, но вот как-то так оно вышло. Интеллигентность моя виновата. Женщина — друг человека и всё такое. Любой коренной илаалец на моем месте просто дал бы такой зазнобе по роже, чтоб место свое знала, и закрыл вопрос. А я... Хотя ухаживаний лейтенанта Бонни таки стала избегать, по крайней мере, когда я крутился поблизости.

Жизнь между тем шла своим чередом, медленно погружаясь в пучину рутины. Интенсивные тренировки со Стигом, постельные радости с Бонитой, вечерние разговоры "за жизнь" с Ролло, эпизодические попойки с новыми знакомыми из форта, изредка дополняемые сеансами мордобоя, да ежемесячные поездки за деньгами в Летендер, где располагалось ближайшее отделение Имперского банка — провинциальная действительность во всей красе.

Иногда легкое разнообразие в серую череду будней вносил единственный на всю округу представитель жречества. Вот уж кто времени даром не терял. За полгода, проведенные нами в Гелинарде, Ролло успел собрать довольно приличную коллекцию минералов, составил подробное, снабженное зарисовками с натуры, описание степной флоры и фауны, вел ежедневный журнал метеонаблюдений, состряпал сборник местных легенд и преданий, посвященных оркам, и даже раздобыл у какого-то древнего дедка уникальный рецепт сивухи на 17 степных травах. Словом всеми силами демонстрировал активную научную деятельность.

Рецепт мы, к слову сказать, опробовали, изведя на два ведра браги несколько стогов сена, которые я самолично раскидал вилами, помогая Ролло с Бонитой выискивать нужные растительные ингредиенты. Могу со всей ответственностью заявить, что в данном конкретном случае силы и время были потрачены не зря — бормотуха в итоге получилась на редкость забористая и, что особенно радовало, не шибко вонючая. А успешно прошедшую все испытания рецептуру мы загнали Торму-кривому — владельцу кабака "Пенная кружка" — аж за 18 талеров.

Вот так и жили. Унылая и слякотная осень сменилась сырой и теплой зимой, когда выпавший с вечера снег поутру начинал таять, чтобы ночью схватиться ледяной корочкой, а через пару дней быть смытым холодным дождем или растечься грязными лужами под промозглым покрывалом серого тумана. А затем с бескрайних степных просторов повеяло теплом, и как-то резко наступила весна.

Устойчивые восточные ветра всего за несколько дней высушили пропитавшую всё и вся влагу, очистили небосклон от низких грязно-серых туч, что месяцами висели над нашей головой, то и дело разражаясь какой-нибудь мокрой мерзостью, и принесли в нашу жизнь долгожданные изменения. Стиг, с утра-пораньше завалившись в наше скромное обиталище, привычно повесил на гвоздь ножны с мечом, забросил в угол грязные сапоги и, шлепая по доскам пола босыми ногами, проследовал к столу. Ролло молча кивнул, приветствуя вновь прибывшего, я, салютуя, приподнял полупустую кружку с пивом, Бонита, пискнув что-то неразборчивое, бочком проскользнула в сторону кухни, Стиг проводил ее задумчивым взглядом, да так и застыл с вывернутой назад шеей. В себя лейтенанта привел стук опустившейся на стол кружки.

— Господа, вы тут еще лишаем не покрылись — всю зиму в такой сырости безвылазно просидеть?

— На себя посмотри! Мы хоть в соседний город иногда наезжали, или... — я, прищурившись, окидываю гостя оценивающим взглядом — есть конкретные предложения?

Стиг расплывается в довольной улыбке.

— А как же! У нас, кажется, намечается настоящее веселье. Хочешь поучаствовать?

— М-м-м... до конца терции я совершенно свободен... почему бы и нет? А что за мероприятие хоть?

— Тебе понравится! Заодно и проверим, как ты усвоил то, чему я учил тебя последние полгода.

— Даже так?

— Ага. Будет весело!

— Уверен?

Ле Серк нарочито корчит обиженно-недовольную рожицу.

— Ты за кого меня принимаешь?

Я подымаю раскрытые ладони, сдаваясь перед столь мощным аргументом. В этом весь Стиг — все его мысли крутятся вокруг фехтования, службы в гвардии и дружеских попоек. Именно в такой последовательности. Подозреваю, что есть еще одна категория мыслей, но по части своих отношений с прекрасным полом ле Серк поразительно немногословен, так что утверждать ничего не могу. Сейчас же явно наклевывается возможность подраться, что безмерно радует задиристого лейтенанта. Вот он и спешит поделиться радостью с товарищем, будучи абсолютно уверен, что от перспективы поучаствовать в смертоубийстве я буду счастлив не меньше его. Ну что ж, не будем разочаровывать хорошего человека! Ведь разве не для этого я торчал тут все эти месяцы?

— Так когда выступаем?

— Завтра. Приходи утром в форт. С собой можешь ничего не брать, кроме оружия. Я обо всем позабочусь.

— Куда едем-то?

— Недалеко. Сам увидишь.

Стиг загадочно улыбается.

Неужели? То, о чем так долго твердили мы с Ролло — свершилось?

— Орки?

Улыбка лейтенанта становится хитрее.

— Не совсем.

Глава XXIX

Заинтриговал лейтенант, чо уж там. Утром, когда я, как договаривались, приперся в форт, градус интриги поднялся еще выше. Стиг, загадочно улыбаясь, отвел меня в оружейку и, отобрав верный драг, выдал орочью саблю. Не имперскую реплику, принятую на вооружение легкой кавалерии, а натуральную — с более коротким и широким клинком. Точно такие же железяки висели на перевязях у лейтенанта и сопровождавших нас кавалеристов первого взвода. У части солдат луки — тоже орочьи. Раньше такого не замечалось, что наводило на определенные размышления.

Задавать вопросы было бесполезно — Стиг твердо решил выдерживать интригу до конца и на все расспросы только многообещающе ухмылялся. Пришлось ждать развития событий. А события, как назло, развивались на редкость неторопливо. Наш маленький отряд, выступив сразу после завтрака, неспешной рысью потрусил в степь куда-то к юго-востоку от форта. Вперед и в стороны были высланы парные дозоры, но в целом наше путешествие проходило мирно и даже рутинно.

Синее, по-весеннему яркое небо с редкими перистыми облачками. Теплый восточный ветерок, заставляющий волноваться бескрайнее травяное море, в котором наши кони тонут почти по брюхо. Островки невысоких рощиц да плоские покатые холмы, между которых петляет наша маленькая кавалькада. Мы старательно избегаем показываться на гребнях высоток, где фигуру всадника легко заметить на фоне неба, но это единственная бросающаяся в глаза предосторожность, если, конечно, не считать высланных дозоров.

Пьянящий аромат степных трав да резкий запах лошадиного пота. Скрип седла и тихое звяканье сбруи, мерный топот копыт и конское фырканье. Изредка из травяных зарослей вспархивают какие-то птахи. Иногда перед носом с басовитым гулом пролетают крупные жуки, которых Ролло в своей природоведческой справке поименовал "грулями", "жужиками" по-нашему. Как по мне — обыкновенные хрущи, только крупные очень и цвета непривычного, но юннату всеведущего виднее.

В такой вот умиротворяющей обстановке мы движемся до самого полудня. Затем спешиваемся и наскоро обедаем всухомятку в тени очередной рощицы, примостившейся в укромном распадке между двух холмов. Набираем фляги из небольшого родничка и вновь продолжаем свой неспешный поход. Время уже хорошо за полдень, солнышко ощутимо припекает, но до летней жары еще далеко, да и ветерок обдувает, так что путешествие даже можно назвать приятным, благо мое мастерство верховой езды со времен бегства из Танариса существенно улучшилось.

Своей цели — густо заросшего кустами и невысокими деревцами оврага мы достигаем уже в сумерках. Перед этим, ближе к вечеру, наш отряд поменял направление движения с юго-восточного на юго-западное. Таким образом, мы стали вновь приближаться к оставшейся далеко позади линии условной границы (условной, потому что никаких пограничных столбов и контрольно-следовых полос тут сроду не водилось), только на этот раз мы подходили к ней со стороны степи, что опять же наводило на размышления.

На ночевку располагались в молчании, если не считать коротких сухих фраз, которыми изредка перебрасывались солдаты, обустраивая временный лагерь. Костров не разводили, коней не расседлывали — только ослабили подпруги да стреножили. На ужин опять был сухой паек. Зато караулы выставили усиленные и меняли их каждые два часа. А под утро, еще до рассвета, в сторону границы отправились сразу два парных дозора. В общем, когда дозорные вернулись, я уже примерно представлял к чему всё идет. И не ошибся.

Стиг, плотоядно ухмыляясь, стал расставлять людей по позициям, готовя засаду, и, лишь покончив с этим делом, снизошел, наконец, до пояснений. Отозвав меня в сторонку, лейтенант, небрежно махнув рукой на запад, бросил, как нечто само собой разумеющееся:

— Контрабандисты. Разведчики будут здесь через полчаса, а караван, скорее всего, прибудет где-то ближе к полудню.

— Откуда узнал?

Лейтенант многозначительно усмехается.

— У нас есть свои источники.

— Конкуренты заложили, что ли?

— Можно и так сказать.

— И часто у вас такое веселье?

Стиг недовольно кривится.

— Если бы. Зимой вообще тишина. Орки откочевывают на восток, так что таскать контрабанду просто некому. Ну а летом... как повезет. В том году два каравана перехватили. Весной — еще ни одного, этот первым будет.

— Ну, с почином тебя.

— Не хвали раньше времени.

На этом разговор увял, и вновь потянулись томительные минуты ожидания. Ждать, впрочем, пришлось не долго. Вскоре наблюдатели подали сигнал о приближении вражеских разведчиков, а затем последовала короткая схватка среди кустов, в которой ни я, ни Стиг участия не принимали. Результатом стали два трупа и легкораненый пленный, который после форсированного допроса стал уже серьезно раненым, а по окончании "беседы" и вовсе присоединился к своим мертвым коллегам.

Тут я вспомнил свой личный опыт допроса пленного — разница, что называется, бросалась в глаза. Контрабандисты, в отличие от честных вояк, готовности к сотрудничеству не проявляли. Может, были в доле и кровно заинтересованы в сохранении сведений о караване в тайне, а может, отвечали перед владельцами товаров за успешную доставку не только кошельком, но и жизнью, например. Или семьями. А что? Контрабандная торговля с нелюдями — бизнес своеобразный, санкция за него одна — смертная казнь. Ну и меры предосторожности представители столь рискованной профессии должны предпринимать соответствующие, из серии "вход — рубль, выход — три". А то и вовсе без выхода — билет в один конец, так сказать. Если контрабандист, то навсегда, пока клинок или веревка не прервут столь своеобразную карьеру.

Как бы то ни было, с дозором было покончено, а мы принялись собираться в дорогу. Собственно, собирать было особо нечего, так что мы просто подождали пока высланные вперед дозоры не выдвинуться на достаточное расстояние, после чего неспешно потрусили навстречу медленно ползущему к точке рандеву обозу. Ныне покойный разведчик перед уходом в иной мир любезно сообщил нам точный путь каравана, так что дальнейшее ожидание уже не имело смысла. Насколько я понял, существовали два возможных варианта маршрута и окончательный выбор происходил уже непосредственно при выступлении обоза. Именно потому таинственный информатор ле Серка не мог сообщить о нем заранее, ограничившись лишь указанием конечной точки и приблизительного времени прибытия, а Стиг вынужден был высылать два дозора по обоим вероятным маршрутам. Теперь, когда неопределенность с местонахождением каравана исчезла, настало время действовать и действовать быстро. Разведчикам полагалось вернуться к каравану за два часа до полудня, их отсутствие наверняка заставит противника насторожиться — нам придется постараться.

Успели мы вовремя, но дело все равно предстояло нешуточное. Лёжа в густой траве на склоне невысокого холма, я задумчиво разглядывал неспешно приближающийся караван из одиннадцати крытых повозок. На каждой сидело по паре вооруженных мужиков сурового вида — всё, как сказал пленный. Солнце стояло уже высоко, заливая открытые степные пространства потоками яркого света, но как я не приглядывался, бликов, играющих на начищенном металле клинков и доспехов, так и не заметил. Наши противники неплохо подготовились к операции, позаботившись о соответствующем случаю снаряжении.

Эта мысль отозвалась неприятным холодком где-то между лопаток, как будто кто-то провел по спине обнаженным клинком, лишь слегка касаясь лезвием кожи. Рука сама собой сжалась на рукояти сабли. Тяжесть оружия вернула уверенность и перевела мысли в более конструктивное русло.

На тренировках Стиг делал основной упор на палаш, он же — тяжелая шпага, хотя обоюдоострый меч и кавалерийская сабля тоже не были обойдены вниманием. Последняя была вторым любимым оружием лейтенанта, и владел он ею поистине виртуозно. Думается, польские жолнежи, пытавшиеся, насколько я помню, создать собственную школу фехтования на саблях в пику французам и итальянцам с их приверженностью к прямым клинкам, оценили бы искусство ле Серка по достоинству. Увы, мое знакомство с этой стороной фехтовального искусства было весьма поверхностным и ограничивалось несколькими пробными занятиями "для общего развития", так что в предстоящем бою оставалось уповать только на силу, быстроту и ловкость. Ну и на Эйбрен-заступницу. Куда ж без нее? Тем более милосердная богиня пока еще ни разу не подводила. Или это Джерид для меня старается? Поди пойми этих божественных баб! Тут с обычными порой не разберешься...

Мои раздумья прервал резкий свист, тут же перекрытый громким воплем со стороны головной телеги обоза, успевшей уже миновать мою позицию и достигшей небольшой, реденькой рощицы, приткнувшейся под защитой восточного склона занятого нами холма. Путь каравана в этом месте пролегал вблизи высотки, огибая холм с юга и упираясь в разросшийся у его подножия лесок. Затем обоз должен был следовать по тенечку вдоль опушки и далее к оставленной нами далеко позади рощице с тремя зарубленными разведчиками контрабандистов. Однако в процессе этого движения неизбежно наступала ситуация, когда караван оказывался растянут тонкой цепочкой у подножия холма, а его голова при этом находилась в непосредственной близости от "лесного массива" — идеальная позиция для организации правильной засады.

Лежа на склоне, я наблюдал, как захлопывается устроенная Стигом ловушка. Свист был сигналом, а крики — результатом работы лучников. Обстрел с холма дал свои результаты — с моей позиции были видны минимум три трупа. Ноги еще одного кандидата на тот свет торчали из-за колеса предпоследней телеги, дееспособность их владельца оставалась под вопросом. К тому же минимум двое контрабандистов получили серьёзные ранения — неплохо для шести лучников, имевшихся в нашем распоряжении.

А затем раздался сигнал к атаке и все раздумья закончились. Вовремя. Противник успел оценить, откуда ведется обстрел, и те, кто сумел его пережить, уже укрылись за повозками. Теперь следовало атаковать, пока враг не пришел в себя и не подготовился к организованному отпору. Что мы и сделали.

Сбежать с холма — минутное дело. Вроде только что поднимался на ноги, и вот уже передо мной высится дощатый борт телеги. Притормозил, переводя дыхание, оглянулся, чтобы убедиться, что атакую караван не в одиночку, махнул саблей, разминая руку, и быстрым шагом двинулся вдоль дороги, обходя повозку сзади.

Первый противник ждал меня по другую сторону фургона и атаковал, едва я осторожно выглянул из-за угла. Крепкий мужик средних лет, среднего роста и телосложения в легкой кольчуге, навроде той, что мне выдали в ополчении. В руках короткий меч и небольшой щит, которыми он, судя по стойке, умеет пользоваться. Ну что ж, могло быть и хуже.

Выпад контрабандиста я парировал, отбив его клинок в сторону, и тут же резко сблизился, впечатавшись плечом в щит. Удар тарана примерно в сотню килограмм живого веса, если считать с ботинками и панцирем, буквально снес куда более легкого оппонента. Закон сохранения импульса никто не отменял (хотя его здесь вроде как еще и не открыли), а потому противник прореагировал именно так, как полагалось — не удержавшись на ногах, полетел на землю, рефлекторно пытаясь прикрыть голову щитом и выставляя в мою сторону руку с мечом. Я только хмыкнул про себя — защититься от атаки в ноги он уже никак не успевал.

Удар саблей чуть пониже края кольчуги рассек мышцы и, кажется, достал до бедренной артерии — кровь хлынула как из крана. Мужик заорал, откатился и попытался встать, но нога подломилась. Я пнул его еще раз, заставив повалиться в траву и перевернуться, а затем снова рубанул — сзади по шее. Больше он не дергался. Один-ноль в мою пользу.

Быстро оглядевшись, двинулся дальше вдоль вереницы телег. На козлах обнаружился поникший труп возницы со стрелой в шее. К колесу следующей повозки привалился вражеский лучник. Видимо, пытался отстреливаться, но наше прикрытие не дремало: из плеча контрабандиста торчал обломок орочьей стрелы, а довершил дело сабельный удар в голову. Кто-то меня опередил, раскроив мужику череп, когда он пытался вытащить засевший в руке наконечник. Я уж собирался было двинуться дальше, когда краем глаза уловил некое движение под укрывавшей груз в телеге рогожей. В следующую секунду, отбросив ткань, на меня сиганул очередной противник.

Всё, что успел — крутнувшись на месте, отмахнуться от летящего ко мне тела. Как ни странно, этого хватило. Клинок сабли, благополучно разминувшись с лезвием направленного на меня драга, полоснул поперек туловища контрабандиста, а я сам, завершая начатый разворот, благополучно уклонился от предназначавшегося мне удара. Кольчуги у этого парня не было, так что большего и не понадобилось. Когда я отпрыгнул назад, лихорадочно оглядываясь в поисках новой опасности и готовясь к продолжению боя, он уже рухнул на четвереньки, судорожно пытаясь запихать обратно выпадающие кишки.

К горлу подкатил комок, желудок напрягся, готовясь проявить солидарность с пострадавшим от моей руки коллегой из чужого организма, и... снова расслабился. Приступ брезгливости вперемешку со страхом схлынул так же быстро, как и появился. Зверею помаленьку, да.

Бой между тем подошел к концу. Вокруг телег деловито суетились стиговы подручные, живых противников, кроме всё ещё копошащейся передо мной жертвы принудительного харакири, не наблюдалось. Сам лейтенант неспешно шествовал ко мне вдоль вереницы фургонов, перебрасываясь короткими фразами с попадавшимися по дороге подчиненными. Хм, кажется, сейчас начнется самое интересное.

Глава XXX

— Твоя работа?

Стиг кивает на все еще корчащегося контрабандиста с распоротым брюхом. Я молча киваю, не прекращая вытирать клинок сабли куском дерюги, свисающим с борта телеги.

— А ты жесток, наемник.

В голосе лейтенанта нет осуждения, скорее констатация факта и... удовлетворение, что ли? Я пожимаю плечами.

— Мне не платят за милосердие, а жалеть мертвецов бесплатно — как-то не с руки.

Стиг хмыкает и небрежно пинает стоящего на четвереньках контрабандиста в плечо, отчего тот переворачивается навзничь. Легкий взмах руки, элегантное движение кистью, и кончик лейтенантской сабли аккуратно рассекает горло вместе с сонной артерией, рисуя под подбородком выпотрошенного мной недобитка вторую улыбку. Скулеж раненого тут же обрывается, переходя в невнятное бульканье. Изящно, чёрт возьми. Красиво работает, соб-бака — аж завидно!

Лейтенант тем временем вытирает лезвие своей сабли той же тряпкой, что и я, затем подзывает сержанта, негромко отдаёт ему пару распоряжений, после чего вновь поворачивается ко мне.

— Ну что, наемник, поговорим о делах?

— Давно пора, лейтенант.

Такое подчеркнуто-официальное общение немного напрягает, намекая на возможные неприятности. Окружающая обстановка тоже не способствует доверительным отношениям, но выбирать не приходится — сейчас все козыри на руках у Стига. И раз уж я до сих пор жив, то, наверное, стоит считать такое начало многообещающим. Хотя ничего еще не определено окончательно...

Чтобы как-то завязать разговор, указываю на постепенно собирающиеся в южной части горизонта тучки:

— Кажется, дождь собирается...

Стиг кивает, довольно жмурясь на солнце.

— Да, к вечеру пойдет.

— Удачно получилось, к утру никаких следов не останется, только раны от орочьего оружия.

Лейтенант усмехается:

— Удача сопутствует тем, кто знает, чем ее подманить.

— Ну, ты-то точно знаешь...

— Не я один.

— Ага, потому я тут.

— Верно, Морд. Именно поэтому.

Стиг впервые с начала драки называет меня по имени, и я внутренне выдыхаю — кажется, диалог налаживается.

— У нас будет к тебе предложение. К тебе и к Ролло.

— У вас?

— Да. У нас с капитаном.

— Может, расскажешь вкратце?

Лейтенант пожимает плечами.

— Почему бы и нет? Собственно, рассказывать особо и нечего — ты сам всё видел. А поскольку не дурак, то давно уже понял, что к чему. Мы, весь гарнизон Степного, считай, что ссыльные. Попали сюда все по-разному, но вот выбраться отсюда — почти нереально. Разве что выйти в отставку и податься на вольные хлеба, да и то не факт. Вот и крутимся, как можем...

Стиг "зависает" секунд на десять, уйдя куда-то в свои мысли, отчего в разговоре возникает небольшая пауза. Я, пользуясь моментом, оглядываюсь вокруг. Конные егеря во всю занимаются сбором и сортировкой трофеев, обдирая покойников до нитки, груз при этом не трогают, да и вообще в повозки особо не лазят. Видимо, на контрафакт уже есть свой покупатель, и я даже догадываюсь какой... На мои мысли отлично ложится следующая фраза лейтенанта:

— Всё придумал Маран. Он на таких вещах собаку съел еще когда крепостным интендантом служил. Мы пропускаем через наши патрули одни караваны и уничтожаем все остальные. Не бесплатно, конечно. Орки получают своё и не тревожат набегами наш участок границы. Все довольны.

— Но что-то пошло не так... Конкуренты стали догадываться?

Стиг бросает на меня заинтересованный взгляд:

— А почему не наше начальство?

— Начальство далеко и ему наплевать, пока всё идет как надо. Набегов нет, караваны контрабандистов перехватываются регулярно — граница на замке. Чего же еще? А вот конкуренты несут убытки и потери...

— Верно. Но тут появляются жрец с наемником...

— Хотите свалить на нас их неудачи?

— В общем, да.

— И что потребуется от нас?

Лейтенант нехорошо ухмыляется:

— А с чего ты взял, что от вас что-то потребуется?

От этих слов повеяло настолько неприкрытой угрозой, что я с трудом подавил желание схватиться за саблю. Ощущение было такое, словно к моему затылку приставили заряженный револьвер и демонстративно взвели курок. Наверное, именно эта показная демонстрация угрозы и не дала мне до конца поверить в ее реальность. Не стал бы Стиг попусту точить лясы с тем, кого собирался прирезать.

Когда было нужно, лейтенант действовал на редкость рационально. И если уж мне предстояло пополнить список убитых "орками" контрабандистов, то предупреждать о такой перспективе прозрачными намеками было бы чрезвычайно самонадеянным решением. Особенно с учетом того, что все егеря сейчас заняты своими делами, а мне, чтоб достать до лейтенанта, надо только руку протянуть. Как фехтовальщик я ему по-прежнему не ровня, только вот клинки сейчас в ножнах, а в рукопашной у него шансов куда меньше, чем у меня в правильной дуэли, причем Стиг это прекрасно знает. И такую диспозицию выбрал именно он... Так может, разослав своих людей и отозвав меня в сторонку, лейтенант решил продемонстрировать мне определенную степень доверия и готовность идти навстречу? Хм, сейчас и проверим.

— Если б тебе был нужен труп, то лучший момент, чтоб меня прирезать, ты уже упустил. Я сейчас должен был быть во-о-он там.

Я нарочито небрежно киваю на двух егерей, волокущих очередной полураздетый труп к небольшой куче других таких же. Стиг довольно улыбается.

— Соображаешь.

— За то и ценят. Так что надо-то?

— Кое-что. Маран объяснит лучше.

— Так что, домой?

— Да. Заканчиваем тут и возвращаемся.

— А караван?

— Без нас перегонят. Сержант знает куда.

— Ну, тебе виднее.

Я пожимаю плечами, демонстрируя полное безразличие. Кажется, договорились — можно выдохнуть и спокойно ждать развития событий.

Остаток дня проходит тихо и даже рутинно. Стиг отправляет захваченные фургоны под охраной большей части отряда во главе с сержантом в условленное место, затем мы наскоро перекусываем и отправляемся домой в сопровождении четверки егерей. Движемся неспешно, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Ближе к вечеру у ручейка натыкаемся на какую-то степную козу типа газели — не помню, как там она в справочнике Ролло правильно обзывается. Лучники не сплоховали, так что на ужин удается разжиться жарким на вертеле. Когда первый голод утолен и в ход идет добавка, один из егерей достает и пускает по кругу довольно объемную флягу... с той самой элитной сивухой, рецепт которой мы загнали владельцу "Пенной кружки".

Обильная пища и умеренная доза алкоголя навевают умиротворение и развязывают языки, вечерним посиделкам не мешает даже начавшийся дождь. В итоге мы, забившись в предусмотрительно захваченную с собой командирскую палатку, до глубокой ночи травим байки под шум падающих капель. И первым идет в ход как раз мой рассказ про историю появления "степного" самогона.

Ночь проходит весело, но нормально поспать не удается из-за тесноты, так что на следующее утро я немилосердно клюю носом и зеваю с риском вывихнуть челюсть. Остальные ведут себя не лучше. Но свежий после дождя ветерок постепенно разгоняет сонливость, и в форт мы прибываем как и положено победителям — весело распевая похабную песенку про солдата, жреца и орка, встретившихся в очереди к борделю. У ворот наша грабь-компания распадается: егеря отправляются в казарму отдыхать, Стиг — на доклад к коменданту, а я — домой с обязательством явиться вечером вместе с Ролло. Жрец встречает меня недоверчивым взглядом.

— Я уж думал, ты не вернешься.

— Была пара моментов, когда я и сам так думал. Кстати, у меня для тебя новость: ты мне по гроб жизни обязан.

— С каких это пор?

— С тех самых, как я отговорил тебя связываться с контрабандистами. Вчера стиговы егеря покрошили пару дюжин этих охламонов. Если бы мы следовали твоему плану, то трупов стало бы на два больше.

— Ты в этом участвовал?

— А как же!

— И-и-и?

— И мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться.

Ролло пробарабанил пальцами на столешнице нервную дробь.

— Мы можем удрать?

— Можем попытаться. Но я бы не стал. Им что-то нужно от нас — на этом стоит сыграть.

— Думаешь?

Я пожимаю плечами.

— Их шашни с орками вот-вот вылезут на свет, а мы идеально подходим на роль козлов отпущения. Мутный жрец с секретным поручением капитула и странный наемник — что может быть подозрительней?

Ролло хмыкает на такую характеристику нашего шпионского тандема, но смешок выходит какой-то невеселый.

— Ты упускаешь одну деталь: мертвые, в отличие от живых, не могут оправдаться. Если Маран со Стигом действительно хотят свалить на нас свои грешки, то логично было бы позаботиться о том, чтобы никто не смог оспорить их версию событий.

— А вот тут ты не прав. В виновность мертвецов поверит только тот, кому наплевать, что там было на самом деле. Именно потому, что это удобно. Здесь не тот случай. Нашим лихим друзьям из форта не поверят на слово, сколько бы трупов они не предъявили в доказательство своей версии.

Глаза жреца подозрительно сузились.

— Ты думаешь, у нас есть шанс?

— У нас есть три часа до визита к коменданту. Решайся, другого случая уже точно не будет.

Глава XXXI

— Что скажешь?

Вопрос ле Крона повисает в воздухе, Ролло, которому он адресован, старательно глядит куда-то в окно, задумчиво поглаживая идеально выбритый подбородок. Три часа, предшествовавшие нашей встрече с комендантом, были потрачены не зря. Почти все это время мы, отослав Боньку, разрабатывали "беспроигрышную стратегию переговоров", в которой честно постарались учесть все возможные варианты развития событий. Так что возникшая в разговоре пауза — не вынужденный тайм-аут, а просто тактический ход.

На самом деле предложение Марана звучало весьма заманчиво. Я бы даже сказал "слишком хорошо, чтобы быть правдой". Собственно, всё выходило точно так, как я предположил в разговоре со Стигом у разграбленного обоза.

Капитан с лейтенантом договорились с одной из шаек контрабандистов и мирно делили с ними гешефт. Конкурентов, соответственно, нещадно давили. Этакий симбиоз власти и преступности. Но бесконечно такое благолепие длиться не могло. Дело в том, что за спиной регулярно перехватываемых конвоев с контрабандой стояли не какие-нибудь отчаянные купчины, решившие по-быстрому срубить деньгу, а очень даже серьезные люди. Если точнее — правитель здешней марки со своими многочисленными родственниками и прочими прихлебателями. И этого сурового дядечку очень раздражала невозможность урвать свой кусочек прибылей от монополизированной имперской казной торговли со степью.

Если бы это было невозможно в принципе, то маркграф, может, и смирился бы. Но этот крендель как-то узнал, что нелегальная торговля с орками все же ведется. Доказать граф ничего не мог (а то бы с Мараном не мы с Ролло разговаривали, а имперские дознаватели), но и отступаться не собирался. Потому отчаянная парочка решила действовать на опережение и подставить конкурента первыми, ну или хотя бы отвести подозрения от себя любимых. Вот для этого им и были нужны подходящие люди со стороны — третья сила, так сказать.

— А почему бы вам не договориться с графом? — не то чтобы я не догадывался, но надо же чем-то заполнить возникшую в разговоре паузу.

Стиг в ответ на мою реплику только пренебрежительно хмыкает. Ну, это понятно — насколько я помню с его же слов, кто-то из родственников графа был замешан в той давней истории, что перечеркнула надежды ле Серка построить карьеру в столице. Но в авантюре с контрабандой лейтенант лишь исполнитель, потому поглядываю я сейчас не на него, а на коменданта, удобно развалившегося в своем любимом резном кресле.

Капитан смотрит на меня мудрым взглядом опытного казнокрада и чуть заметно улыбается.

— Видишь ли, Морд, договориться можно с тем, кто хочет договариваться. Граф Арно ле Бранд не из таких. Он считает, что вся марка и так принадлежит ему.

Ясно. Местный царек, охреневший от собственного величия — плавали, знаем. Если дело обстоит действительно так (а почему нет?), то Марану не позавидуешь. Неудивительно, что он хватается за любую соломинку. Ролло, видимо, пришел к тем же выводам, поскольку прекращает изображать задумчивость и переходит к сути вопроса.

— Итак, капитан, вы хотите, чтобы мы взяли на себя роль таинственных контрабандистов, не дающих людям ле Бранда развернуться. Я правильно понимаю?

Маран слегка покачивает головой.

— Не совсем. Так ситуация будет выглядеть для ищеек графа. Служители всеведущего организовали успешный канал контрабанды, а затем исчезли, заметя все следы, когда доблестные стражи границы сели им на хвост. Для дознавателей императора, когда они сюда пожалуют, все будет выглядеть несколько иначе...

При этих словах Ролло картинно вскидывает брови в немом вопросе. Капитан охотно поясняет.

— У нас скопились кое-какие доказательства причастности графских выкормышей ко всем этим делам с контрабандой. Прямых указаний на графа и его ближайшее окружение, конечно, нет, но создать нужное впечатление у имперских дознавателей можно... если подать всё определенным образом.

Ролло понимающе кивает.

— То есть вы сможете увязать наше исчезновение, недавно вырезанный "орками" караван и слуг ле Бранда. Допустим. Тогда за нами будут гоняться не только люди графа, но и имперские дознаватели. Не слишком приятная перспектива.

Комендант примиряюще поднимает руки с раскрытыми ладонями.

— Не спорю, дело рискованное, но ведь это не все, что мы собираемся вам предложить. До сих пор я говорил лишь о том, что от вас потребуется и еще ни словом не обмолвился об услугах, которые мы готовы оказать взамен.

Тут мы с Ролло на удивление синхронно сложили руки на груди, изобразив явную заинтересованность. Вот честное слово — не репетировали, само так получилось. Маран, впрочем, наш артистизм проигнорировал и продолжал спокойно гнуть свою линию.

— Вы ведь прибыли сюда для изучения Великой Степи и населяющих ее народов? Но разве может кто-то знать об этом больше, чем сами жители степей?

— Вы предлагаете...

— Мы сведем вас с нашими знакомыми во время передачи очередной партии товаров, дальнейшее будет зависеть уже от вас.

— Что ж... — Ролло нервно пробарабанил пальцами по краю столешницы, что было верным признаком крайнего возбуждения. — Предложение, конечно, очень заманчивое. Не скрою, возможность столь радикально расширить наши знания о восточных землях стоит определенного риска, на который придется пойти. Однако, полученные сведения нужно будет еще и донести до представителей капитула, чьё поручение я в данный момент выполняю. Если же мы будем объявлены вне закона на землях империи Рейнар, то это станет несколько затруднительно...

Несмотря на витиеватость фраз, к которой Ролло прибегает всякий раз, когда желает напустить туману и скрыть собственные сомнения, капитан всё понимает правильно, безошибочно определяя суть за хитрой вязью слов.

— Как я уже говорил, риск есть, но не стоит его преувеличивать. Прямых улик, достаточных для предъявления обвинений культу всеведущего, естественно нет и быть не может. Всё, чем будут располагать дознаватели, это цепь подозрительных совпадений с вашим участием. К тому же вас тут уже не будет, а граф Арно напротив — никуда не денется.

— Имперское правосудие работает медленно, но редко останавливается, не доведя дело до конца.

Ролло как будто размышляет вслух, прикидывая возможные последствия. Маран тут же вклинивается в этот монолог:

— Верно. Но правосудие не всегда карает виновных, а покарав раз, неважно кого, как правило, останавливается. Нам ли этого не знать?

Последняя фраза заставляет насторожиться. В ней явственно слышится намек на прошлые нелады с законом. И если с капитаном тут всё более-менее понятно, то про подобный опыт Ролло я слышу впервые. Может, удастся узнать что-то новое о своем таинственном компаньоне? Увы, тема не получает развития. Жрец молча кивает и возвращается к прерванному обсуждению условий сделки.

— Итак, что же конкретно вы хотите?

— О, совсем немного! За последние полгода вы уже достаточно наследили в наших краях. Осталось лишь исчезнуть в нужный момент. Буквально на днях. А перед этим Морд должен будет выполнить одну работу. По своей специальности.

Вот тут я насторожился уже по-настоящему.

Видимо, моя озадаченность отразилась на мимике, так как Маран счел нужным пояснить:

— Ле Бранд не оставит это дело. Его последний караван не был перехвачен пограничной стражей — он просто исчез. Граф захочет разобраться, пришлет человека. Неофициально, разумеется. Я даже догадываюсь кого, хотя и не уверен до конца. Ты должен будешь его убить.

— Всего-то?

— Ну да. Только это надо будет сделать при свидетелях. Чтоб уж точно никто не сомневался, что вы участвуете в этой истории с контрабандой.

— Как-то нелогично получается. Если я зарежу человека графа, то никто не поверит, что мы с Ролло тоже работали на него.

— Напротив! Это придаст нашей версии определенную завершенность. История с графской контрабандой началась больше двух лет назад, но все предыдущие караваны неизменно перехватывались нами. Перехватывались вполне официально — с конфискацией груза и казнью виновных. Арно от этих дел так извелся весь, что аж кушать не мог. И вот в конце прошлого года в Гелинарде появляется загадочный служитель с не менее загадочным наемником. Зачем? А для того, чтобы понять, что не так! Для этого вы даже свели знакомство с офицерами форта, воспользовавшись тем, что никто не мог связать вас с ле Брандом и его ближайшим окружением.

Что уж вы там в итоге узнали — так и останется тайной, зато результат на лицо. Последний караван не был перехвачен, но по какой-то причине оказался уничтожен орками. Возможно, по вине исполнителей, ведь недаром же вы избавились от присланного куратора. А может быть, всё было наоборот и вы с самого начала играли против графа. И бойню в степи организовали тоже вы, а человек графа докопался до истины, вот и пришлось его устранить. Ну а как там было на самом деле — про то лишь Сатар ведает.

Мы с Ролло переглянулись. Красиво излагает, зараза. И вроде нас напрямую в дело о контрабанде не впрягает — всё на косвенных. А убийство, что ж... Человек графа — это человек графа, вот пусть ле Бранд за него и переживает. Дознавателям до него дела мало будет — с трупа взять нечего. И если нарушение запрета на торговлю с нелюдью таки повесят на Арно... ну или хотя бы рядышком с ним прислонят... да насрать всем будет, кто там кого в процессе прирезал! К тому же меня в те времена тут уже и близко не будет, а в общеимперский розыск за такое не объявят...

Я молча киваю. Ролло с серьезным видом копирует мой жест. На лицах офицеров расцветают довольные улыбки — договорились.

— Но сперва мы должны встретиться с... со степняками.

Дополнительное условие Ролло заставляет расслабившихся было хозяев вновь насторожиться. Их игра в гляделки длится секунд десять и заканчивается утвердительным кивком Марана.

— Хорошо. Выезжаете со Стигом завтра на рассвете.

Вот теперь точно договорились.

Глава XXXII

И снова степь до самого горизонта, солнце, неспешно карабкающееся к зениту по своему извечному маршруту, небольшая кавалькада всадников, бодро трусящая по шуршащему травяному морю. Мерный топот копыт и негромкие голоса всадников. Смирная лошадка без всяких понуканий дисциплинированно рысит в одном темпе с конями сопровождающих нас егерей, а я, прикрыв глаза, слегка покачиваюсь в седле в такт движению, жую травинку и размышляю.

Вроде бы все складывается просто шикарно: миссия Ролло того и гляди приведет к настоящему прорыву в отношениях с ордой, а там уже и мой капитанский патент не за горами. И вроде бы всё идет по намеченному плану, и нет повода для беспокойства... Вот только история моего недолгого пребывания в Илаале просто изобилует примерами провалов самых многообещающих начинаний, причем, что называется, в последний момент.

Хотел податься в наёмники и активно к этому готовился, а в итоге очутился в ополчении. Собирался возглавить городскую стражу и даже договорился с кем надо, а потом бежал с насиженного места быстрее собственного визга. Вернулся к идее с наемниками и практически добрался до имперской псарни, но повстречался с Ролло и отправился на край света к оркам. Теперь вот остался один шаг до выполнения контракта и формирования собственного отряда — меня терзают смутные сомнения...

Вот и Ролло нервничает, если судить по его музыкальным пальцам, отбивающим какой-то сложный ритм на луке седла. Жреца можно понять: для него это тоже момент истины, шанс вырваться из сплоченных рядов неудачников и проложить путь к вершинам карьерной лестницы. До сих пор у него явно с этим не складывалось. Хотя тоже как посмотреть, конечно. Для бастарда без протекции выбиться к тридцати годам в жрецы всеведущего — очень достойный результат. Только вот Ролло он явно не устраивает. Как и меня роль сержанта в каком-нибудь коронном полку или наемном отряде. Вывод? Придется постараться, чтобы вновь не облажаться в самый ответственный момент, а то поднадоело уже каждые полгода начинать карьеру с чистого листа.

Стиг с Мараном явно пытаются химичить, несмотря на все договоренности, так что надо держать ухо востро. Да и орки непонятно как себя поведут. Ролло явно припас в рукаве своей потрепанной сутаны какой-то козырь для грядущей встречи с красномордыми, но мало ли? Про нелюдей в империи болтают всякое и, что характерно, сплошь нехорошее — тенденция, однако...

Плавный ход моих мыслей прервал резкий окрик дозорного. Один из солдат, придержав коня, указывал рукой вдаль, немного левее от направления нашего маршрута. Стиг, приподнявшись на стременах и приложив ладонь козырьком ко лбу, несколько секунд пристально вглядывается в указанном направлении, а затем, развернувшись в седле, весело машет нам с Ролло.

— Везет вам! Ортен-Хаш нечасто выезжает встречать гостей лично.

Естественно, мы с Ролло дружно пялимся в указанном дозорным направлении. Увиденное озадачивает. Лично я сперва вообще решил, что орки идут пешком — над травяными метелками виднелись только торсы и головы краснокожих. Никаких лошадей видно не было. Но затем мы выехали на небольшой пригорок и получили возможность взглянуть на приближающуюся к нам троицу сверху, после чего мое недоумение только выросло. С нашей позиции казалось, что степняки едут верхом на оживших бурых кочках. В траве двигалось нечто округлое и покатое. Где у него зад, а где перёд, можно было определить только по направлению движения. Пришлось обращаться за разъяснениями к более опытным товарищам:

— Это что за хрень под ними?

— Сквиги.

Ответ лейтенанта, несмотря на крайнюю лаконичность, расставил всё по своим местам. Читал я в жреческой справке про этих тварюшек и даже картинку видел. Но картинки — картинками, а посмотреть на легендарных "порождений преисподней" вживую, да еще и в такой непринужденной обстановке — аттракцион не для слабонервных.

Вообще-то за те пару лет, что я слоняюсь в Илаале, мне еще не попадалось ничего такого, чего не могло бы встретиться на Земле. Не, может, будь на моем месте дипломированный биолог, он бы на каждом шагу находил какие-нибудь неизвестные науке виды и подвиды, но я на такие подвиги оказался явно не способен. Для меня дикая коза была просто козой — с рогами и копытами. А уж джейран это или газель — то даже Сатар не ведает. Возможно это неизвестный земной науке зверь — плод противоестественного скрещивания антилопы гну и лошади Пржевальского, но моих скромных познаний в зоологии явно не хватало, чтобы это установить. Примерно то же самое можно было сказать и про всю остальную живность, что встречалась на моем пути. Кошки, крысы, коровы, лошади, собаки... Ну да, не таксы и не ротвейлеры, но собаки же! Лапы, уши, хвост, шерсть, гавкают... Не перепутаешь, в общем.

Так вот: впервые увидав рисунок со сквигом, я подумал, что художник, скажем так, слегка польстил этой скотинке. Ну, ясно же, что свинья — только зачем-то разукрашенная всякими блатными примочками. Оказалось, нет, не приукрасил. Рассмотрев ездовых хрюшек вблизи, я вынужден был признать, что неизвестный гравер даже немного поскромничал. А также в очередной раз констатировал, что здесь вам не там, и в Илаале все же попадаются твари, которым никак не удастся затеряться в толпе своих собратьев с моей родной планеты.

Сквиги представляли собой некую помесь крокодила с носорогом, неумело замаскированную под дальнего родственника Пятачка. Причем от поросенка этим тварям достался только общий экстерьер. Разница с диким кабаном, которого я как-то видал в зоопарке, примерно как между обычной Жучкой и собакой Баскервилей. Не, не так. Как между Муркой и саблезубым тигром!

Массивная голова с маленькими, прижатыми к черепу ушками, растет прямо из плеч — шея практически отсутствует, вернее она настолько толстая и мощная, что ее просто не видно. Могучая грудь и широченная спина, округлые бока, короткие ноги с раздвоенными копытами, маленький хвостик метёлкой. И всё это великолепие обтянуто толстенной шкурой с роговыми наростами, сквозь которые местами пробивается редкая щетина, словно стекловата из-под драной изоляции. Спина у этой твари практически вровень с лошадиной, но голова не возносится над холкой на элегантной шее, а приделана спереди, как таран, потому если мерять по макушке, общий рост сквига будет поменьше конского. Зато вес — раза так в три поболее лошадиного. А может и в четыре — хрен его знает, не проверял.

Ну и морда — достойный венец сего творения эволюции. Маленькие, упрятанные в череп и прикрытые ороговелыми складками кожи глазки. Непробиваемая лобная кость, которую запросто можно использовать в качестве наковальни. Узкое вытянутое рыло с пятачком на конце, настолько подвижное, что напоминает коротенький хобот. И, конечно же, пасть. Здоровая, как ковш экскаватора, напичканная хреновой тучей огроменных зубов и увенчанная двумя парами торчащих наружу клыков, больше смахивающих на бивни. Как взглянешь, так вздрогнешь! Особенно когда вспомнишь, что эта тварь, если верить описанию, абсолютно всеядна и жрет всё, что может прожевать, а прожевать, согласно тому же описанию, она может даже кирпичи...

И это я еще про наездников не упоминал! А они тоже были ребятами колоритными, хотя по части эпатажности и уступали своим зверюгам. Один из них — тот, что ехал чуть впереди, скрестив ноги по-турецки и опираясь рукой на спину невозмутимо прущей вперед адской свинюки, явно был тем самым Ортен-Хашем, о котором говорил Стиг. Краснокожий, мускулистый, коренастый гуманоид с саблей на широкой кожаной перевязи в принципе ничем не отличался от своих сопровождающих, если не считать длинного чуба на манер казацкого осэлэдця, но при взгляде на него почему-то сразу становилось понятно — главный.

Вообще орки, в отличие от их ездовых свинтусов, несколько разочаровали. Я, наслушавшись рассказов про "ужас с востока", ожидал большего. А встреченная нами троица выглядела довольно цивильно.

Свободные штаны и рубахи из плотной ткани, рулоны которой я видел в захваченном давеча обозе контрабандистов. Только там она была грязновато-белая, а тут крашеная в практичный желто-зеленый цвет типа хаки. Воротники со шнуровкой, штаны на задницах подшиты тонкой кожей, поверх рубах кожаные же жилеты нараспашку, на поясе широкие ремни с многочисленными кармашками — всё продумано и аккуратно. Никаких тебе перьев, шкур и прочей мишуры. Разве что обереги на шее, но и они не выглядели такими уж варварскими — резные медальоны из кости довольно тонкой работы, висящие на витых кожаных шнурках. Даже волосы — черные, как вороново крыло, были аккуратно подрезаны и собраны в короткие хвосты. За исключением вождя, у которого башка была выбрита и оставлен только длинный клок волос от лба до макушки.

В общем, если бы не ярко-желтые глаза, красная кожа, антрацитово-чёрные ногти да зубастые пасти с отчетливо выпирающими клыками, то были бы люди как люди. Массивные надбровные дуги и широкие приплюснутые носы — это уже мелочь. Как и заостренные уши.

Я так увлекся, рассматривая вновь прибывших (как двуногих, так и четвероногих), что даже пропустил торжественный момент встречи. Стиг поприветствовал вождя и его воинов, представил Ролло и даже успел завязать что-то вроде светской беседы, а я всё продолжал пялиться, выхватывая взглядом всё новые и новые детали внешности и экипировки степняков. Отвлечься меня заставил только достаточно громкий окрик на корявом имперском:

— Тщщего усставилссся, Аргх-Ташш? Кишшки жмут?

Рокочущий говор степняка изобиловал шипящими и свистящими звуками и звучал настолько непривычно, что я даже не сразу понял смысл сказанного. Зато когда понял...

Быстрый взгляд на спутников не дал ничего полезного. Ролло только слегка качнул головой — не ко времени типа. А то я сам не знаю, блин! Стиг так и вовсе технично отморозился, уставившись куда-то вдаль. Даже ладонь козырьком к глазам приставил, зараза. И чо теперь делать?

На всякий случай решил уточнить — может я чего недопонял. Вдруг все не так плохо?

— Как он меня назвал?

Ответ пришел от Ролло.

— Сереброглазым. Арг — серебро, Таш — глаз. Всё просто.

О как! Действительно, не так плохо, как я думал. Может и договоримся еще.

Задиристый орк всё это время продолжает буравить меня тяжелым взглядом. Тем же самым занимается его боевой хряк. Чем-то они, кстати, похожи. Интересно: насколько далеко это может зайти? Вряд ли степняки захотят доводить дело до кровопролития — не для того они сюда перлись. Хотя проверять эту теорию на себе не хочется — гипнотизирующий меня бугай выглядит серьезным противником. Из всей троицы краснокожих он явно самый здоровый и, судя по всему, самый безбашенный.

Вождь с нескрываемым интересом наблюдает за развитием событий, посматривая то на меня, то на своего упоротого сородича. Третий орк, щеголяющий длинным рубцом от виска до подбородка, держится в сторонке, его куда больше назревающей ссоры занимают перемещения стиговых егерей. "Шрам" — самый молчаливый и неприметный из всех, с начала встречи он не проронил ни слова и ни разу не выдвинулся на передний план, неизменно оставаясь в тени своих товарищей. И я почему-то уверен, что он значительно старше остальных. Как бы то ни было, вмешиваться в конфликт никто не торопится. Придется разбираться самому.

Вдохнув поглубже, я нарочито спокойно обращаюсь к набычившемуся степняку:

— Арг-Таш — красиво звучит. А как зовут тебя, воин?

И без того прищуренные глаза орка опасно суживаются.

— Я ессть Карагх-Рашш! И мне не нрравитсся, как ты ссмотришшь!

Кошусь на Ролло и тут же получаю необходимый ответ.

— Чёрный Кулак. Наверное, очень хороший боец. С сильным ударом.

Всё лучше и лучше... В принципе, что парень не слабак и так заметно — ширину плеч и грудной клетки никакая рубашка не скроет. Встреченные нами орки вообще существенно превосходят людей комплекцией, будучи при этом примерно одного роста с солдатами из форта, то есть где-то по 160-165 см. Широкая кость, мощные мышцы, лопатообразные ладони... Чем-то они напоминают борцов. Хм, а это идея!

— Любишь подраться? Мы прибыли сюда не для этого. Но если хочешь померяться силой, это можно устроить прямо сейчас. Что скажешь, Караг-Раш?

Громила явно рвется в бой, но всё же бросает вопросительный взгляд на вождя — с дисциплиной у степняков всё в порядке, запомним на будущее. Ортен-Хаш выглядит заинтересованным.

— Крофь не прольетсся?

Я отрицательно качаю головой, и орк довольно скалится.

— Попробуй, сереброглазый.

Караг-Раш тут же соскакивает со своего вепря, расправляет плечи и решительно направляется ко мне.

— Как ессть битьсся?

— Увидишь.

Я в свою очередь слезаю с коня и потягиваюсь, разминая руки и спину.

— Стиг, давай сюда свои ящики.

— Э, рано еще!

— Так мы их открывать не будем. Стол нужен.

Лейтенант пожимает плечами, но все же делает знак солдатам. За какую-то минуту солидные деревянные ящики отвязываются от седел и водружаются друг на друга. Я критически осматриваю получившуюся конструкцию — сойдет для сельской местности. Орки с сомнением следят за моими манипуляциями. Ладно, пора приниматься за дело.

Скрестив ноги, присаживаюсь к получившемуся столу, водружаю на крышку ящика локоть правой руки и делаю приглашающий жест Караг-Рашу.

— Всё просто: твоя рука против моей. Кто прижмет ладонь противника к доске, тот и победил.

Для наглядности качаю рукой вправо-влево.

— Сила против силы. Идёт?

Орк азартно кивает и тут же усаживается напротив, гулко бухнув локтем по импровизированной столешнице. Вождь, Стиг и некоторые солдаты подтягиваются ближе, заинтригованные необычным зрелищем.

— Ролло, подашь сигнал.

Для полного взаимопонимания щелкаю пальцами левой руки. Жрец кивает, картинно встряхивает кисти и воздевает к небу свои изящные персты. Несколько томительных секунд ожидания, потраченных на игру в гляделки, и, наконец, сухой звук щелчка. Трещат напряженные до предела мышцы, а на перекошенном от натуги лице степняка сквозь маску непрошибаемой самоуверенности проступает удивление вперемешку с обидой...

Ха! Знай наших, клыкастый. Вроде и простенькое состязание, но есть в нем свои маленькие хитрости, есть... Чуть подвернуть кисть, подключить плечо и дело в шляпе! Честно говоря, не уверен, что смог бы победить красномордого без этих ухищрений, но теперь это уже неважно. Ролло довольно улыбается, егеря, весело гомоня, ободряюще хлопают меня по спине и плечам, Стиг молча разводит руками в немом восхищении от столь убедительной победы. Ортен-Хаш задумчиво теребит массивную золотую серьгу с крупным драгоценным камнем фиолетового цвета в форме слезы, свисающую с мочки левого уха. Кажется, я сумел произвести впечатление... Вопрос только, какое...

Глава XXXIII

Переживал я, в общем, зря. Прикинув что-то, Ортен-Хаш похлопал своего незадачливого соплеменника по плечу, насмешливо бросил пару коротких фраз на орочьем и неожиданно обратился ко мне:

— Стигх говорил, что ты поможешшь с нашими делами. Это так?

Вождь говорит гораздо свободней Караг-Раша. Его выдает только акцент — склонность к шипящим и свистящим звукам, которыми изобилует родная речь орков. Не знаю в чем тут дело, может, сказывается размер клыков?

— Можно и так сказать. Но о делах тебе лучше поговорить с ним.

Я киваю на Ролло, греющего уши поблизости и при этом старательно делающего вид, что происходящее его абсолютно не интересует. Орк довольно скалится.

— Стигх сказал так же. Но здесь не то место. Я приглашаю вас обоих в нашш лагхер — там поговорим о делах. До встречи, сереброглазый!

Ортен-Хаш разворачивается и направляется к своему кабану, егеря грузят ящики обратно на лошадей, а за моим правым плечом неслышно возникает Ролло.

— Отличная работа, Морт!

— Думаешь?

— Уверен! Он пригласил нас в свой лагерь — это практически равносильно предложению вступить в переговоры. В дом к орку может войти только друг. С врагами и случайными встречными разговаривают на нейтральной земле, как вот сейчас, например. А раз нас позвали в гости, значит, признали друзьями. По крайней мере, до окончания предварительных переговоров. Но на этот счёт не волнуйся, мне есть что сказать вождю.

— Ну, Эйбрен нас береги в таком случае, потому что это значит, что нам придется задержаться у орков надолго.

— Так в том-то и смысл...

— Смысл в том, что мне хватило пары минут знакомства с клыкастыми, чтобы задраться с самым здоровым из них. Что там, кстати, вождь ему сказал?

— А, ничего особенного. Что-то вроде "будет тебе наука". Не переживай. Ортен-Хашу понравилось, как ты себя показал. Ну а как доберемся до лагеря, за дело возьмусь я...

— Ты уж постарайся. А то Стиг что-то мутит. Он слишком явно хотел меня подставить в этой стычке с Караг-Рашем. Так что чем быстрее мы заведем собственные связи с орками, тем лучше.

— Само собой. И, кстати, Стиг отлично знает, что означает орочье приглашение, так что, если он и замышлял чего на твой счет, то теперь поостережется. Конечно, при условии, что гарнизонные и дальше думают вести дела с Ортен-Хашем.

— Ну, это обнадеживает, конечно...

Тут раздался сигнал "по коням!" и наша дружная кавалькада, закончив паковать ящики, двинулась дальше. Разговор прервался, и началась суета. Сперва дорожная, затем деловая.

Орки скрупулёзно проверяли передаваемые им товары, разворачивая и затем вновь упаковывая КАЖДЫЙ тюк ткани, взвешивая железные слитки, просеивая зерно. Такая дотошность могла бы показаться оскорбительной, но Стиг объяснил, что со степняками всегда так — у них не принято верить на слово. В свою очередь орки ничуть не обиделись, когда лейтенант принялся неторопливо пересчитывать полученную за товары оплату прямо перед вождем.

Сам способ оплаты, кстати, несколько удивил. Я полагал, что имеет место бартер, то есть более или менее взаимовыгодный товарообмен между степью и империей. Однако Ортен-Хаш после окончательной приемки предназначенной оркам рухляди просто и незатейливо передал лейтенанту довольно увесистый кожаный мешок с золотыми монетами имперской (!) чеканки. В ответ на высказанное вслух удивление Ролло со Стигом прочли мне целую лекцию о товарообороте, государственных взаимоотношениях, международной коммерции и прочих заумных вещах, которые вкратце сводились к следующему.

Primo — двусторонний товаропоток между империей и степью таки имеет место быть. Причем наибольшим спросом у орков пользуются именно прочные и сравнительно дешевые ткани мануфактурного производства без всяких изысков и железо в слитках. С последним у степняков довольно сильный напряг, при том, что обрабатывать металлы они умеют. Собственно потому востребованы именно болванки, а не готовые изделия. Примерно та же история и с тканями. В степи производится какая-то домотканная дерюга — нечто среднее между мешковиной и брезентом, но ходить в таком — удовольствие ниже среднего. Потому орки покупают фабричную материю, а покраской, кройкой и шитьем занимаются уже сами. Обратно в империю идут в основном красители для ткани, заготовки из кожи и всевозможная "химия" для обработки всё той же кожи. По сути — те же самые полуфабрикаты. То есть торговля со степняками ни разу не похожа на впаривание дешевого ширпотреба наивным дикарям.

Secundo — торговля монополизирована не только по имперскую сторону границы. В степи ее контролирует сильный конгломерат племен, нехило наваривающийся на этом прибыльном деле. Из чего плавно вытекает tertio — систематически находятся те, кого не устраивает сложившееся положение вещей. При этом, как водится, кто-то просто стремится погреть руки, а кто-то и о благе подданных, сиречь соплеменников, заботится. Собственно, сейчас на моих глазах как раз происходит такой себе осознанный акт сопротивления устоявшейся системе — взаимовыгодная сделка обиженных и обделенных.

Ну и, наконец, quarto — увиденная мною оплата налом является исключением из правил, вызванным экстраординарным характером сделки. Поскольку на этот раз оркам достались трофейные грузы, не имевшие никакого отношения к контрабандистам, работавшим под "крышей" пограничников, то и оплата предназначалась не владельцам товара, а непосредственному поставщику, то бишь той самой "крыше", которая пожелала получить свои кровно заработанные в легко конвертируемой валюте. Проще говоря, Маран со своим лихим помощником попросту прикарманят всю выручку от этой операции. Разумеется за вычетом малой толики, полагающейся рядовым егерям, задействованным в этой афере. По-моему, справедливо. Как говорится, кто на что наработал.

Кстати, о работе. Во время приемки и сортировки полученных грузов орки показали себя не только въедливыми, но и трудолюбивыми. Уж не знаю всегда у них так или вождь единоразово чем-то простимулировал, но в роли грузчиков ребята Ортен-Хаша вкалывали как проклятые, без всяких там фиест и перекуров. На меня при этом внимания практически не обращали, что несказанно радовало.

Признаться, после дебютной встречи я ожидал провокаций на каждом шагу. Ошибся. Всё что удалось засечь — несколько изучающих взглядов, брошенных исподтишка. То ли вождь сказал своим пару ласковых, то ли наехавший на меня Караг-Раш был единственным отморозком в отряде. Правда, последняя версия изрядно подрывала сложившуюся репутацию орков как редкостных горлорезов, не упускающих ни единого случая пустить кровушку любому хумансу, имевшему неосторожность подвернуться им под руку...

Но репутация — репутацией, а я привык верить собственным глазам, которые сообщали, что четыре десятка орков (все как один — здоровые мужики призывного возраста), населявших временный лагерь в степи, ведут себя вполне адекватно и даже сдержанно. Так что наше трехдневное пребывание в гостях прошло спокойно и плодотворно. Ролло перетер-таки с вождем и добился согласия на установление дипотношений или, используя орочью терминологию, получил приглашение посетить главный лагерь племени и войти в шатер вождя. Ну а я просто бродил по окрестностям, наслаждаясь пейзажами цветущей степи, или часами валялся в тени палаток из грубой, но очень прочной ткани орочьего изготовления, выкинув из головы всякую меркантильную дребедень и развлекаясь мыслями о высоком.

Эх, хорошее было время! Однако, сколько веревочке не виться... К утру третьего дня нашего пребывания в гостях прискакал гонец от Марана — меня вызывали в Гелинард.

Перед отправкой орки устроили небольшую попойку, выставив пару бурдюков какого-то мутного пойла. Накатили на дорожку, так сказать. В результате на жаре меня слегка развезло. В принципе, ничего страшного, но в затуманенную алкогольными парами башку, пользуясь случаем, полезли всякие стремные мысли.

По поводу цели поездки гадать не приходилось — настала пора платить по счетам. Согласно моим прикидкам прошло как раз достаточно времени, чтобы весть о разграблении графского каравана и гибели контрабандистов дошла до адресата, а значит... скоро мне придется подтвердить на деле закрепившуюся за мной репутацию головореза.

Жизнь — странная штука. Никогда не считал себя особо кровожадным, даже грядущую карьеру в силовых структурах рассматривал скорее с позиции "служить и защищать" и нате вам. Пары лет не прошло с момента моего поселения в Илаале, а я уже спокойно рассуждаю о предстоящем убийстве абсолютно незнакомого мне и вполне возможно неплохого человека. Заказуха в чистом виде же! Но меня волнует совсем не это, а то, как бы собственные ноги из Гелинарда унести. Сейчас-то я Марану со Стигом нужен, чтобы от них самих подозрения отвести, а вот после устранения неведомого пока графского шпиона мне полагается исчезнуть. То ли за горизонтом в бескрайних степных далях, то ли совсем... С концами, в смысле.

Вроде как теперь, когда Ролло у орков гостит, да и меня там, в общем-то, поджидают, проще и дешевле просто отпустить с миром выполнившего свою работу наемника. Но мало ли что эти ловкачи могут себе напридумывать? Вот и переживаю... за себя любимого.

Понятно, что своя рубашка ближе к телу, но то, что судьба графского соглядатая меня вообще не колышет — симптоматично. И порубанные собственноручно контрабандисты по ночам не снятся... Бонька в кружевном белье — бывает, а труп с выпущенными кишками — неа. Нет, я как бы не против — так жить легче, да и вообще... Бонька выглядит куда приятней. Но сам факт! Антураж средневековый давит, что ли? Или воздух тут такой?

Вот, кстати, о воздухе. С тех пор, как я сюда попал — ни разу не болел. Вообще. Даже насморка завалящего не подхватил. Не то чтобы я таким уж болезненным был до своего вынужденного переселения, но как таблетки выглядят все же знал. А тут в другой мир попал и хоть бы что! Как отрезало.

Дастиш-фантастиш, блин. Тут на Земле-то в какой-нибудь Габон если намылишься, так тебе на дорожку столько прививок вкатят, что в самолете сидеть не сможешь. А здесь другая планета, как-никак, пусть и очень похожая. Ну, хорошо. Допустим мой организм, закаленный многолетней борьбой с продвинутыми отечественными микробами, которые жрут антибиотики заместо комбикорма, просто не замечает хилую местную заразу. Могучий иммунитет хомо сапиенса третьего тысячелетия давит недоразвитую дизентерийную амебу и ущербную холерную палочку илаальского производства еще на подлете. Почему бы и нет?

У Стругацких земной космодесантник из двадцать второго века, помнится, мог в одних трусах фонящий на полконтинента ядерный реактор ремонтировать и ничего, даже потенция не снижалась. Я на такие подвиги пока еще не способен, но так и поломанных реакторов тут вроде не наблюдается. Интересно другое. Мои-то родные бациллы куда девались?

Когда конкистадоры в Новый Свет на своих каравеллах пригребли, там процентов 80 коренного населения тут же передохло от всякой кори и скарлатины, на которые европейцы уже давно плевали с чувством глубокого превосходства. Индейцы им, правда, в отместку сифилис подсунули, но то отдельная история. Грустная до невозможности.

По идее, здесь должно было примерно то же самое произойти. С сифилисом тут, слава Великой Пятерке, не сложилось. Зато деревенька, что меня приютила, еще до зимы от гриппа вымерла бы, ну а там уж по накатанной... Мордомор, да. А нет, нифига. Все живы, здоровы и даже не кашляют. Может, та непонятная штуковина, что меня сюда забросила, пока в пространственно-временном континууме дырку сверлила, ещё и прививку мне сделала? Чисто на всякий случай. Заодно и простерилизовала, чтобы никакая земная бацилла в этот заповедник непуганых идиотов не пробралась...

Подумал и самому страшно стало. А вдруг и правда стерилизовали? В смысле не только от микробов, но и это самое... чтоб генофонд местный не размывал, в общем. Ужас же! Вроде бы и не горит пока потомством обзаводиться, но вдруг захочется? Не сейчас, так попозже. А тут бац — низззя! Бр-р-р.

Обидно будет. Да и вообще как-то неприятно себя неполноценным ощущать. И, главное, не проверишь же! Разве что экспериментальным путем... Хм-м, вообще-то идея здравая. Метод научного тыка — он во всех мирах применим. А у меня как раз и лаборантка подходящая на примете имеется...

Черт его знает, до чего бы я в итоге додумался, если бы мне дали развить эту мысль дальше, но, к счастью, сопровождавший меня сержант, будучи покусанным зеленым змием даже больше моего, решил скомандовать привал почти на два часа раньше обычного. Так что еще до заката я уже мирно сопел на берегу весело журчащего ручейка, подложив под голову седло, чтобы на следующее утро, умывшись холодной родниковой водой и разогнав остатки похмелья слабеньким вином местного производства, продолжить свой путь в Гелинард уже на свежую голову.

Если все сложится как надо, то это будет последним испытанием на пути к заветному офицерскому патенту, а дальше... дальше передо мной раскинется весь мир!

Глава XXXIV

Гелинард встретил неприветливо. Погода за ночь испортилась, северный ветер нагнал туч, на дворе заметно похолодало. Маран где-то технично затерялся, так что встречал меня Стиг, он же и провел вводный инструктаж.

— Этот ле Решт официально графу вроде как не служит, но считается его человеком. Его подключают в особых случаях, как вот сейчас, например.

— Что за птица вообще?

— Мутный тип.

Стиг крутит пальцами, задумчиво глядя в потолок.

— В наших краях он вроде еще не объявлялся, толком про него никто ничего не знает, но ле Бранд не тот человек, что будет полагаться на первого встречного. Наверное, не дурак.

— Он приехал один?

— Да. Третий день уже живет в "Усталом путнике". Комнату с окнами на восточную дорогу знаешь? Вот там и живет. Разговаривает кое с кем. По вечерам в "Пенную кружку" захаживает. Сидит недолго. Выпивает кружку-другую, потом уходит. То ли ждет кого-то, то ли ищет.

— Угу. Меня.

— Что тебя?

— Он ждет меня. Ну, или Ролло.

— Хм-м, не подумал. Может быть.

— А Маран что думает?

— А кто его знает. Он еще позавчера к командующему на доклад уехал. Какая-то хрень со снабжением вылезла при проверке. Вроде как недопоставили нам чего-то, вот и поехал разбираться. Так что я тут за главного пока.

Я мысленно поаплодировал отсутствующему коменданту Степного. Кругом прикрылся, падла. Что бы тут не произошло в его отсутствие, на капитана это уже не повесишь. Стопроцентное алиби. Интересно, как Стиг к этому отнесся?

— Ну и как оно?

— Чего?

— Командовать.

Лейтенант пожимает плечами, не переставая разглядывать потолочную балку.

— Да нормально.

Темнишь, камрад. Ладно, замнем для ясности.

— Так, говоришь, каждый вечер в "Пенной кружке"...

— Ага. Обычно сразу после заката приходит.

— Как выглядит?

— Лет сорок, худощавый, жилистый. Довольно высокий. Ну, не для тебя, конечно. Коротко стрижен, волосы с проседью. Бороды и усов не носит.

— Оружие?

— Обычный палаш.

— Кинжал, арбалет, еще что-нибудь?

— Не видали.

Хм-м-м... Всё выглядит очень просто. Жертва сама идет под нож. Тогда что же меня настораживает? Отъезд Марана? Нет. Этот хитрожопый казнокрад вполне мог свалить и просто так, на всякий случай. Подчеркнуто индифферентное поведение Стига? Может быть. Но не обязательно. Возможно, лейтенант таким образом просто пытается скрыть собственное волнение. Всё-таки капитан весьма качественно его подставил. Тогда что нам остается? А остается сама предстоящая мне работа. Вернее то, как ее представил лейтенант. Всё сказанное до сих пор можно свести к одной единственной фразе — слишком хорошо, чтобы быть правдой. А значит что-то тут не так. Понять бы: что?

Так, попробуем рассуждать логически. Всё, что я сейчас знаю о предстоящем задании, сообщил Стиг. Может этот живчик по каким-то причинам меня подставлять? А почему нет? Например, в стычке с Караг-Рашем он явно не торопился прийти мне на помощь. Может и растерялся, конечно — конфликт тогда вышел, что называется, на ровном месте. А может и не растерялся. В конце концов, Караг-Раш один из дружбанов вождя и наличие его на встрече было практически гарантировано. Характер этого бузотера тоже вряд ли был для лейтенанта тайной. А значит...

Блин, так и до шизофрении можно дорассуждаться. Ладно, будем пока считать тот инцидент обычной случайностью. Всё-таки с доказательствами у меня швах. Хотя осадочек, конечно, остался. Мдя...

Зайдем с другой стороны. Что может быть не так в той благостной картине, что обрисовал лейтенант? Что там известно про моего визави? Да ничего! "Мутный тип". Тогда почему я решил, что всё будет просто? Думай, думай, думай... О! "Наверное, не дурак". Логично? Логично! Кто ж будет дураку серьезное дело поручать, особенно если выбор есть? Предположим, что у графа выбор был. Ну, хоть какой-никакой. Вывод? Не сходится что-то.

Умный не будет вести себя как дурак. Не верю, что этот ле Решт еще не получил наше с Ролло подробное описание. Жрец-то ладно, а вот мой словестный портрет должен был его впечатлить. И все-таки он явно ищет встречи с нами. Причем в открытую, не скрываясь. На что-то же он рассчитывает? Даже если этот парень не собирается полагаться на силу, предпочитая действовать другими методами, подкупом, например, какое-то прикрытие у него просто обязано быть. Ведь мирное общение есть продукт непротивления ОБЕИХ сторон. Мы же с Ролло вроде как ответственны за уничтожение целого каравана. Так с какой стати нам разговаривать с каким-то там мутным графским эмиссаром? Ножом по горлу и в колодец! По крайней мере, тип, желающий с нами пообщаться, просто обязан учитывать такую возможность. А значит... Либо прибывший по наши души графский посланец не такой уж умный, либо не такой уж беззащитный. Я почему-то склоняюсь ко второй версии.

Что у нас получается? Команда прикрытия? Но не заметить ее в Гелинарде просто невозможно, а не сказать про нее мне — глупо. Я ведь тоже не слепой и если уж пойду мочить супостата в сортире, то бишь у барной стойки, то по сторонам оглядеться всяко не поленюсь. Остается сам эмиссар. Что же с тобой может быть не так, немолодой мутный дворянин по фамилии ле Решт, носящий длинный палаш стандартного образца?

И вот как только вопрос был сформулирован таким образом, всё тут же стало на свои места. Я наконец-то понял, что не давало мне покоя. Решт, мать его! Так назывался один хитрый финт в фехтовальной книге Стига. "Особенно эффективен при использовании палаша или длинного обоюдоострого одноручного меча". Прям как у моего будущего визави. Не верю в такие совпадения! Пускай книженция старая и этому финту уже сто лет в обед, но дворянские рода на редкость живучи, а природа далеко не всегда отдыхает на детях и тем более внуках гениев — уж лейтенант-то должен знать.

Я поднял глаза на Стига, задумчиво рисовавшего пальцем по столу неведомые узоры.

— Стандартный палаш, говоришь? Ну что ж, поглядим, чего он стоит.

Сказал и сам себе не поверил. Это точно я сейчас ляпнул? Вот так просто? Пойду и убью потомственного бретера в хрен знает каком поколении? Что-то раньше за мной такой самоуверенности не водилось... Не, я крут, конечно. Но до Гималаев мне пока еще далеко. Честно говоря, я и до Стига-то еще не дотягиваю. Причем прилично так не дотягиваю. Тогда почему?

Вопрос оказался интересным. Я даже слегка его расширил, изменив формулировку на "как же меня угораздило докатиться до жизни такой?". Вроде не был никогда адреналиновым маньяком и тут нате вам!

Чтобы разобраться, попытался проанализировать всю нашу шпионскую авантюру с самого начала. Посмотреть на проблему со стороны, так сказать. Увиденное ни разу не порадовало. По всему выходило, что мы слегка заигрались. События понеслись вскачь, контроль над ситуацией был упущен, а я просто плыл по течению, стараясь выгрести из того потока дерьма, в который так опрометчиво вляпался.

И самое паршивое тут в том, что выбора-то у меня, по сути, и не было. Ребята из форта сработали очень грамотно, своевременно обрезав нам с Ролло все возможности к отступлению. Откажись я сейчас, и меня просто прикопают где-нибудь в бурьянах, попытайся остаться у орков, не выполнив предварительных условий — выдадут в красивой упаковке. Куда ни кинь...

С другой стороны, все не так уж и плохо. По крайней мере, обязательства у нас взаимные и за свою работу я обоснованно рассчитываю получить вполне определенные бонусы. И, по-моему, это справедливо. Хочешь стать кем-то — рискни чем-то. Деньгами, свободой, жизнью, наконец. А если не можешь, то иди поступать в гвардию или таскайся с караванами по пыльному тракту из одного конца империи в другой и не парь мозги ни себе ни людям.

Вот я и рискую. Еще год назад, наверное, не смог бы. Всё-таки жизнь — она одна. Но здесь к этому относятся проще и, видимо, это сказывается на моем собственном мироощущении. Влияние окружающей среды, или как там это называется? А раз так, то и нефиг заниматься самокопаниями, да еще и на трезвую голову. Пора браться за работу!

В "Пенную кружку" я заявился где-то через полчаса после ле Решта. Позже рискованно — может уйти, раньше — ни к чему. Пусть выпьет свою обычную порцию фирменного пойла — всё менее шустрым будет, когда до дела дойдет.

С такими мыслями я шагнул через порог забегаловки и как ни в чем не бывало неспешно двинулся к стойке, вроде бы между делом осматривая посетителей. Искомый тип обнаружился именно там, где и ожидалось — в углу справа от входа. Подтянутый мужик с жестким худым лицом в качественной, но не броской дорожной одежде, отставив пустую кружку, вперился в меня колючим взглядом, затем неслышно поднялся одним плавным текучим движением, даже не отодвинув лавку, и неторопливо двинулся следом.

Я, крутя в руке поданную мне трактирщиком кружку с пивом, задумчиво изучал её содержимое, попутно боковым зрением приглядывая за приближающимся бретером. Другого оружия, кроме палаша, и вправду не видно. Это хорошо. Клинок, кстати, не простой, если судить по узорам из чернёного серебра на эфесе. В другое время не обратил бы внимания, палаш и палаш — точная копия стандартного армейского образца, что я одолжил у лейтенанта, отправляясь на дело. Но если присмотреться повнимательней... Чем-то оружие ле Решта напоминает мой собственный кинжал, подаренный Гертом год назад. Такая же неприметная, но по-своему совершенная вещица.

Хотя главное в оружии — это его владелец и вот он-то мне категорически не нравится. Моторика ле Решта очень уж смахивает на манеру движения Стига. Вкупе с фамильным клинком это значит, что моя догадка про потомственного бойца экстра-класса, скорее всего, правильна.

Ставлю так и не початую кружку обратно на стойку, чтобы освободить правую руку и демонстративно поправляю перевязь с палашом.

— Ищете кого-то, уважаемый?

Народ в зале затихает. Кривой Торм за своей стойкой старательно пытается прикинуться прозрачным. Графский посланец усмехается, прислонившись боком к стойке и занимая, таким образом, позицию справа от меня. Грамотно работает, зараза. Я стою к нему вполоборота, лицом к выходу, опираясь локтями на всё ту же стойку, и теоретически, чтобы выхватить свой палаш, висящий, как и положено, на левом боку, мне придется потратить куда больше времени, чем ему.

— Уже нет. Кажется, я нашел что хотел. Ты ведь Морд-северянин, верно?

Ухмылка у него такая же жесткая, как и весь остальной облик. Взгляд цепкий, движения скупые и выверенные. Профи, мать его.

— Допустим. Что с того?

— Мне надо кое-что узнать.

Я нагло ухмыляюсь.

— Это не ко мне. Попробуй Сатару помолиться — за знания он отвечает, может и пособит чем.

Губы ле Решта кривятся в ответной улыбке.

— А я как раз о нем и хотел разузнать. Точнее, об одном его служителе...

— О как! Это ты зря, уважаемый. Жрецы служат лишь богам, а боги не любят, когда вмешиваются в их дела.

Произнося свою речь, я, изображая сомнения, задумчиво почесываю щетину на подбородке большим и указательным пальцами, продолжая старательно привлекать внимание к моей правой руке, а левая как бы невзначай оказывается на поясе. Ле Решт на все эти манипуляции не реагирует, продолжая внимательно отслеживать каждое мое движение, не меняя позы и не демонстрируя ни малейших признаков расслабленности.

— Ради знаний я готов рискнуть.

— Не всякое знание — благо.

Пока я это произношу, пальцы моей левой, скрытой от оппонента руки ложатся на рукоять. Пора?

— Не тебе решать.

Я пожимаю плечами. Правая Ле Решта стискивает эфес. Есть!

— У меня мало времени, наемник...

Палаш с легким шорохом начинает свое движение из ножен, а на моих губах помимо воли расползается самодовольная улыбка. Попался!

Неоднократно имел возможность убедиться, что профи, посвятившие свою жизнь какому-то определенному занятию, мыслят несколько стереотипно. В принципе, это свойственно всем людям, но у спецов проявляется наиболее ярко. Собственно, на этом и строился мой хитрый план.

Повесив на себя длинную шпагу и показательно размахивая перед носом эмиссара своей правой пятерней, я таки добился того, чего хотел, приковав внимание противника к тому, чем пользоваться не собирался. Ле Решт вытянул палаш едва на половину, когда мой удар уже достиг своей цели. Выхватить кинжал, подвешенный к поясу как раз под левую руку и до поры скрытый одетой на выпуск рубашкой, оказалось не в пример проще длиннющей шпаги. Остальное было уже делом техники.

Правой я просто и без затей дернул противника за ворот, заставляя потерять равновесие и драгоценные мгновения, а левой, с зажатым в ней кинжалом, ударил снизу вверх, метя в шею. Попал не совсем так, как думал, ну да Эйбрен с ним. Главное, что попал! Подарок Герта вошел в шею справа под челюстью где-то на две трети лезвия. Ле Решт дернулся пару раз, открыл, закрыл и снова открыл рот, просипел что-то непонятное и затих. Из открытого рта и раны на шее тягучими струйками стекала густая темная кровь, быстро пропитывая добротную рубашку — видать кинжал таки достал яремную вену или что там в шее проходит. А я, склонив голову набок, все смотрел и смотрел с каким-то болезненным интересом в лицо убитого мною бретера.

Почему-то подумалось, что потомственному фехтовальщику и владельцу элитного клинка должно быть не так обидно умереть от удара кинжала, выкованного настоящим мастером, а не от обычной фабричной штамповки. Глупейшая мысль, но именно она пришла мне в голову в тот момент. Может, подсознание таким экстравагантным способом пыталось оправдать тщательно спланированное и хладнокровно совершенное убийство? Если так, то пусть. Всяко лучше, чем угрызения совести.

Резким рывком выдергиваю кинжал из раны, позволив телу свалиться на пол. Сажусь на корточки и тщательно вытираю лезвие о штанину убитого. Люди вокруг старательно тянут шеи и пучат глаза, пытаясь не упустить ни одного движения, но при этом столь же старательно избегают приближаться к эпицентру событий. Оно и к лучшему. Я неспешно распрямляюсь, еще раз осматриваюсь по сторонам и, порывшись в кармане, кидаю трактирщику мелкую монетку — за так и не выпитую кружку пива. Затем вновь поворачиваюсь к трупу ле Решта, уютно расположившемуся в постепенно расплывающейся луже крови.

— Я же говорил: некоторым тайнам лучше так и оставаться тайнами.

Глава XXXV

"Пенную кружку" я покидал в гробовом молчании. Никто не пытался меня остановить или хотя бы окликнуть. Трактирщик даже не притронулся к оставленной мной монетке. Встревать в разборки никто явно не рвался. И слава Эйбрен. К чему мне лишние неприятности? Хватит с меня и убийства в купе с подозрениями в контрабанде. Хотя первое вроде как было совершено в рамках самообороны (не зря ж я ждал, когда ле Решт схватится за шпагу, старательно выставляя его нападающим), а второе еще надо было доказать, но... Будучи немного знаком с методами местной фемиды, я не испытывал ни малейшего желания помогать следствию разобраться во всей этой запутанной истории.

Законами тут крутят, как хотят. Взять хотя бы случай с рыжей ведьмочкой. С другой стороны — не пойман, не вор. Система розыска в Илаале примитивна до безобразия. Можно совершить парочку убийств и спокойно себе жить дальше, просто перебравшись в соседнее графство или герцогство. Так что лучший способ избежать ответственности — неявка в суд. И меня такой вариант устраивает как нельзя более. Контракт с пограничниками выполнен, миссия Ролло, насколько можно судить, увенчалась полным успехом, а значит и оставаться дальше в этой богом забытой дыре под названием Гелинард нет ни малейших оснований. Осталось прихватить Боньку да кое-какие пожитки и раствориться в бескрайних орочьих степях. Мир велик — пускай ищут, если делать больше нечего.

Хватит с меня приключений. Надоело. Всё. И Стиг со своими топорными подставами, и Маран с непонятными выкрутасами, и контрабандисты, и потомственные бретёры, и дуэли с интригами, и прочая мутота. Самое время отдохнуть и подлечить расшатанную нервную систему. Парадокс — визит к оркам теперь кажется чем-то вроде поездки на курорт. Кто бы подумал еще месяц назад? И вот в таком дурацком мире приходится жить!

С такими мыслями я и вперся в домишко, служивший последние полгода нашим временным пристанищем. Скучавшая Боня вскинулась, посмотрела как на ожившего покойника.

— Собирайся, мы уезжаем.

Вообще-то чистая формальность — всё давно уже собрано, осталось только закинуть тюки на оседланных лошадей, что ждут у входа, но надо же что-то сказать, вот и ляпнул. Рыжая вместо того, чтобы молча метнуться куда сказали, отреагировала странно — замялась, потупилась, стала зачем-то теребить поясок платья... Тут уж я вспылил.

— Чего стоишь?! Шевелись!

Мало мне проблем, так еще и эта пигалица от себя добавить решила! Не знаю, во что бы всё это в итоге вылилось, но тут очень вовремя скрипнули ступени крыльца, заставив меня отвлечься от тормозящей любовницы. В спокойные времена разве что голову повернул бы, а тут... кинжал оказался в руке быстрее, чем я успел сообразить, что происходит. Всё-таки последние события сказываются — нервишки совсем ни к черту стали.

Боня при виде тускло блеснувшего клинка молча бухнулась на лавку, как будто у нее ноги подкосились. Противно взвизгнули несмазанные петли, а я, по-прежнему действуя на голых инстинктах, сместился в сторону, уходя в тень, прочь с линии, пролегающей между входом и горящей на столе свечой. Глухо стукнула об косяк закрывающаяся дверь, и в неверном свете возник озабоченный чем-то Стиг. Даже не оглядевшись, лейтенант зачастил, обращаясь к сидящей за столом Боните:

— Собралась? Хорошо. Побудешь у меня, пока всё не утрясется. Не думаю, что Морд вернется, но мало ли... всё-таки я не зря его учил, хотя Решту он не ровня, конечно...

Хм-м, вот всё и стало на свои места. А я-то всё недоумевал, чего это рыжая весь день словно в воду опущенная? И лейтенант хорош. И раньше подозревал, что он не самый умный человек в имперской армии, а теперь окончательно убедился. Всю последнюю терцию себе голову ломал, чего это он мне палки в колеса вдруг совать начал. Додумался до того, что Стиг решил занять мое место при Ролло, завязав со своей лишенной перспектив военной карьерой. Всё-таки зря я ему про возвращение в столицу после визита к оркам наплел — для него это тема больная. А на деле-то всё куда проще оказывается... Или не проще, если вспомнить о разнице в социальном положении между дворянином и бродячей потаскушкой крестьянского происхождения.

— Ты немного припоздал.

От звуков моего голоса Стиг дернулся было, но тут же замер на месте в довольно неудобной позе. Может, заметил отблеск света на полированном лезвии в моей руке? Надо будет его сажей какой-нибудь покрыть, что ли, если еще раз на "тёмное" дело соберусь. Но пока и так сойдет — лейтенант оказался зажат в углу между стеной и закрытой дверью. Ни пространства для маневра, ни времени, чтобы достать упрятанный в ножны палаш. Если дойдет до дела, то шансов у него будет куда меньше, чем у покойного ныне ле Решта. Мне ведь даже не нужен безукоризненно точный удар — достаточно нанести любую серьезную рану. И Стиг слишком опытный боец, чтобы этого не понимать.

— Морд? Ты как?

Вопрос прозвучал довольно неопределённо, поэтому я предпочел не отвечать, благо расстановка сил позволяла.

— Это ты мне скажи.

— Э-э-э-э, если ты про ле Решта, то я только что узнал.

— Да ну! А вот я узнал об этом, едва услышав его фамилию. Первый клинок графства всё-таки.

Тут я, честно говоря, ляпнул наугад, но в правильности своей догадки практически не сомневался. И не зря. Стиг шумно сглотнул, молчаливо подтверждая обоснованность моих подозрений.

— Оно того стоило, а, лейтенант?

Кажется, этот простой вопрос поставил пограничника в тупик. Стиг пару раз моргнул, а затем вдруг как-то весь обмяк, словно смирившись с бесполезностью борьбы.

— Да кто его знает? Теперь уже не проверишь.

Я не сдержал злой смешок.

— Да ты просто уникум! Единственный в империи дворянин, просравший всё из-за подзаборной девки. Зато теперь я, кажется, понимаю, за что тебя выперли из столицы.

Последняя фраза заставила лейтенанта дернуться, словно от пощечины, но в следующую секунду он вновь расслабился. А затем, не глядя в глаза, пробормотал, словно извиняясь.

— Сам не понимаю, что на меня нашло. Будто помутнение какое. Веришь, нет, я даже Лаэте* молился! Видать и тут мамашина кровь подсобила, чтоб ей...

Стиг хотел было махнуть рукой, демонстрируя степень охватившей его досады, но под моим подозрительным взглядом в последний момент передумал и решил воздержаться от резких телодвижений, прервав едва обозначенный жест в зародыше.

— Слушай, Морольд.

Я презрительно фыркнул на такую грубую попытку лести, и Стиг поспешил исправить свой промах:

— Морд! Оставь девку мне, а? Ну, на кой она тебе? Ортен-Хашу ее подаришь, что ли? Так его таким добром не удивишь.

Вообще-то ничего такого у меня в планах не было. Не то чтобы я считал этот вариант принципиально неприемлемым... просто не задумывался как-то о такой возможности. Но рассуждать об этом сейчас было не с руки, так что пришлось ответить ассиметрично:

— Тебе рассказать, зачем девки нужны? Совсем на границе одичал, что ли?

Стиг недовольно морщится.

— Нашел о чем переживать! Выдаст тебе вождь рабыню, еще и посимпатичней Бониты. Да и не век же ты в орде гостить будешь...

От такой наглости меня чуть вконец не переклинило. И так-то настроение не в дугу было, а тут... Где-то на заднем фоне мелькнула мысль, что я могу прославиться, как персонаж, умудрившийся зарезать сразу двух признанных мастеров клинка за один вечер. Именно она и остановила уже отведенную для удара руку. Скрипя зубами, я вынужден был констатировать, что это, пожалуй, будет явный перебор.

Кто его знает, какие отношения связывают лейтенанта с орками, и насколько важна его низкорослая фигура в мутных раскладах Марана? Перевесят ли новые договоренности Ролло отработанные годами связи или Ортен-Хаш предпочтет выдать меня на расправу пограничникам? Ответов у меня не было, а проверять на себе не было никакого желания. Пришлось сдерживать свои кровожадные позывы, ограничившись злобным шипением:

— Че ж ты сам у него не попросил "посимпатичней", если такой умный? Вы ж с ним давно друзья, это я — без году неделя.

Лейтенант в ответ только сокрушенно вздыхает.

— Молчишь? А ты чего скажешь, рыжая?

— Я?!

Кажется то, что ее мнение вообще кого-то интересует, потрясло Бонни больше, чем возможность быть подаренной орочьему вождю или оказаться зарезанной, как нежелательная свидетельница.

— Яа-а... я... я не хочу к оркам... М-можно м-мне ос-статься?

Тьфу ты! Вот же тварь неблагодарная! Я, понимаешь, спас эту заразу от долгового рабства, показал мир и научил делать минет, а она... сссууу... шалава рыжая! Променяла героя-спасителя на мелкого жлоба из мухосранского гарнизона! Ну не сволочь?!

По-хорошему, это я ее должен был кинуть, когда стану на ноги и придет пора обзаводиться более благопристойной подружкой. Не судьба. Рыжая меня слегка опередила. Ведьма!

С другой стороны, все равно ведь надо было от нее избавляться. Ну, может, не сейчас, но рано или поздно... И вариант "скинуть на другого ухажера" смотрелся в этом плане наиболее предпочтительно. Так что может оно и к лучшему, а Стиг просто оказывает мне услугу... Но обидно, блин!

В этом месте лейтенант, настороженно посматривавший всё это время из своего угла, рискнул прервать цепь моих размышлений.

— Ну так что, мы договорились?

Решение пришло само собой. Я широко улыбнулся.

— Договорились.

Левая рука, всё ещё сжимающая рукоять кинжала, слегка качнулась, приковывая к себе внимание Стига и заставляя напрочь забыть про безоружную правую... Кулак с глухим хряском впечатался в челюсть лейтенанта, отозвавшись привычным зудом в содранных костяшках.

От полученного удара голова ле Серка резко откидывается назад и громко стукается о дощатую стену, которую лейтенант подпирал спиной всё это время. Обмякшее тело безвольно сползает на пол — чистый нокаут. Как говаривал мой тренер по рукопашке "Людей маленького роста бить в башку легко и просто". Знал, о чём говорил, чёрт здоровый.

Я еще пару секунд рассматриваю сложившегося вдвое соперника, после чего злорадно заканчиваю начатую до удара фразу:

— Как очнешься, можешь забирать.

Затем добавляю, обращаясь к сжавшейся на лавке Боните:

— Сиди, где сидишь, пока не очухается. И не шуми. Иначе башку откручу.

И лишь открыв ведущую на улицу дверь, для чего пришлось слегка подвинуть ногу лейтенанта, с усмешкой добавляю:

— И шерифам больше не попадайся.

Степь встретила противным моросящим дождиком. Следы толком не скроет, но намочить — намочит. Я придержал коня и в очередной раз оглянулся назад, прислушиваясь, не слышно ли топота копыт или звяканья сбруи. Вроде всё спокойно, погони нет. Дождь слабеет, кое-где в разрывах туч уже проглядывает чистое звездное небо.

Поворачиваюсь к начинающему светлеть востоку, оставляя где-то за спиной всё еще тонущий во мгле Гелинард, и пришпориваю обиженно всхрапнувшую лошадь. Пора заканчивать с образом бездомного бродяги, настало время становиться кем-то более солидным. Меня ждут капитанский патент и контракт с культом всеведущего!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Богиня любви и красоты в имперском пантеоне, одна из Великой Пятерки. Считается невестой Сатара-всеведущего.

145