Хроники пропавшего города

Разговор стал неприятным. Не любил Иван Савелович пустую болтовню за глаза о дрянном начальстве, предпочитая, если уж совсем припрет, высказать претензии в глаза. За что в свое время пострадал и вынужденно ушел по горячей сетке на пенсию, хотя силы и здоровье поработать еще были и он часто жалел, что в городе нет подходящей работы по специальности. Торопливо попрощавшись, старик подхватил немудренные рыбацкие принадлежности и направился мимо деревянных контейнеров с надписями: металл, бумага, тряпье, стекло и иной мусор, к речке. Распоряжением администрации города сортировка мусора стала обязательна. Баловник-ветер гонял по асфальту грязные бумажки, листья и пыль. Оживляя пустынный городской пейзаж промелькнул вооруженный полицейский патруль, пронесся мимо грузовой автомобиль.

Там, где кирпичные коробки многоэтажек закончились, через лиловатую дымку тумана сквозь который ярко блестело утреннее солнце, проступила мутно-голубая лента реки. На противоположном берегу ослепительно блестели луковица купола и тонкий крест над ним — Храм Живоначальной Троицы. Все что ниже, тонуло в тумане и белоснежная церковь — новострой, скорее угадывалась. И не утерпишь, выйдешь прогуляться!

Иван Савелович повернул за угол дореволюционной постройки одноэтажного (в нем еще при царях призывали на службу) здания городского военкомата. Остановился. Это было так похоже на сцену из старого фильма, где немцы гнали пленных, что старик вздрогнул.

По проезжей части текла толпа, преобладали пестро одетые, черноглазые цыгане всех возрастов и безучастные физиономии вчерашних бомжей. Новая — старая власть не обращала внимания на заморочки с толерантностью и правами человека. Все это осталось в прошлой жизни, закончившейся в двадцать первом веке. По бокам от колонны, с автоматами на плечах, двигались полицейские. Увидев старика цыгане оживились, загомонили. Послышались женские голоса с характерным акцентом с просьбой пожертвовать денежку малую на пропитание.

Напротив Ивана Савеловича остановился поджарый полицейский с холодным, внимательным взглядом. На плече короткий автомат, на запястье качается резиновая палка.

— Проходите, гражданин, — сказал сурово и махнул палкой остановившимся цыганам, дескать, вперед! — Кто выполняет норму, те не голодают.

Морок как появился внезапно, так и исчез. Перед ним снова были не несчастные заключенные а бездельники и тунеядцы, попавшие под постановление властей 'О социальных иждивенцах'. Сам он всю жизнь трудился, а живших на криминальные доходы паразитов, презирал. Не хотели работать? Так пусть теперь добывают на свалке макулатуру, тряпки для переработки в бумагу, пластик для вторичного литья, металлы и многое другое, выкинутое беспечными горожанами в далеком двадцать первом веке. Тем более что те, кто захочет начать новую жизнь, имели для этого возможность, конечно, за исключением пленных кочевников. Стоило им изъявить желание заняться общественно-полезным трудом, как они освобождались под надзор полиции.

Цыгане с ворчанием, дескать обижаешь, начальник, двинулись дальше.

— А что, есть и такие, кто не работал? — вежливо поинтересовался Иван Савелович.

— Ухарей хватало, — неопределенно махнул палкой полицейский, — но когда поняли, что кто не работает, тот не ест, а отобрать еду у слабых не позволят, то дурака валять перестали.

Полицейский направился дальше. Состав заключенных изменился, в строю преобладали гордые кавказские профили, лишь в конце с покорным видом шагали несколько одетых в потрепанные халаты оборванцев — явно хроноаборигены. Старик отвернулся.

Колонна прошагала, оставив после себя стойкий запах потных тел и растоптанный сандаль, одиноко валявшийся посредине проезжей части.

Мимо полосы пожухшей осоки, окрашивавшей берег в унылый, желто-бурый цвет, старик вышел к Вельке. Ослепительными яркими огоньками вспыхнула по реке рябь, ветерок разогнал остатки туманов и река просветлела, и точно улыбнулась, сделавшись светло-синей. У главного входа церкви, несмотря на раннее утро, уже толпились мужчины и женщины в платочках. После Переноса ни один из храмов города не пустовал, множество горожан посчитали, что произошедшее — промысел божий. Выше по течению на другой стороне реки над бетонными плитами недостроенного в советское время завода торчал густой частокол труб большого диаметра. Между ними двигалась стрела автомобильного крана, доносились грохот работающих двигателей и стук молотов. Станцию низкого пиролиза древесины строили круглосуточно. По телевизору говорили, что постройка станции обеспечит город дешевым метаном а заодно ацетоном, скипидаром, смолой и пригодным для металлургии древесным углем. А для горожан и сельских жителей хорошей новостью стало то, что вскоре газовая система оживет и начнется продажа баллонного газа.

С воды потянуло свежим ветерком, донесло резкие запахи гниющих водорослей, тины и рыбы. Больше десятка энтузиастов с удочками сидели на берегу, с азартными лицами вглядывались в мутные, стылые воды реки, время от времени выбрасывали на берег сверкающие тушки немалых по размеру рыбин. Напротив строящейся станции, в нескольких метрах от кромки воды, застыл грузовой ЗИЛ. Молодые парни в одинаковой зеленой форме без погон, подбадривая себя дружными криками, с видимым трудом тянули сеть. Мобилизованных парней, кому не хватило места в армии, привлекли к решению продовольственного вопроса. В сочетании с гражданской обувью, военной не хватило на всех призванных, они выглядели потешно. Иван Савелович пристроился немного повыше по течению, забросил удочку в речку. Ждать пришлось недолго. Не прошло и часа как в его ведре плескались два здоровых, с пол руки, тайменя. К двадцать первому веку в промышленном, изгаженном стоками регионе, о тайменях давно позабыли. Но дело в том, что после Переноса в реку зашла рыба с верховьев и низовьев, так что теперь вода буквально кипела от речной живности. Процесс начал увлекать.

Послышались азартные крики. Старик повернулся. Сеть, наконец вытащили на берег, она распласталась громадны, блестящим от рыбьей чешуи и слабо шевелящимся мешком. Между тонкими нейлоновыми нитками бились здоровенные, метр и более таймени, щуки, какие-то осетровые и многие другие виды рыбы, названия которых старик даже не знал. Рядом мелочь — рыбешки грамм по двести-триста. Через час, к тому времени, когда парни перебросали добычу в наполовину заполнившийся кузов грузовика, Иван Савелович успел вытащить небольшую, с полметра, щучку и десяток здоровых, с ладонь, карасей. Можно и дальше ловить, но зачем? Дай бог эту добычу всю переработать! Старик собрался, еще раз бросил взгляд на искрящуюся под солнечными лучами водную гладь и направился домой.

Дома Иван Савелович распотрошил рыбу, потроха отправились в ведро а готовые тушки доверху забили морозилку холодильника. Не прошло и часа, как на кухонной плите остывала, распространяя запах рыбы и специй, трехлитровая кастрюля с приготовленным по всем правилам рыбным супчиком. Старик предпочел бы приготовить настоящую уху, вот только жене ее пока нельзя. В очередной раз зачерпнув деревянной ложкой получившееся варево, начал осторожно дуть. Вроде бы получилось, но еще раз попробовать не помешает.

Пронзительный свист дверного звонка заставил Ивана Савеловича удивленно поднять полуседые брови. Собака залилась в захлебывающемся лае. Подбежав к двери, пес опустился на пол, продолжая облаивать, хвост яростной дробью застучал по полу.

— Кого это нелегкая принесла? — произнес Иван Савелович подходя к двери и укоризненно покачал головой, — Как нестыдно гавкать на весь подъезд.

Пес, казалось, понял человека, замолчал и виновато отвернулся, только хвост продолжал вышибать нервную дробь. После того как Иван Савелович уволился с Магнитогорского металлургического комбината и вернулся в родной город, он вел довольно уединенную жизнь. Друзья детства давно разъехались из неперспективного города, а иные уже и переселились на погост, так что навещать его особо некому.

Загнал собаку в спальню, Иван Савелович и открыл дверь. На пороге стояла парочка странного вида. Небольшого роста мужчина с откормленным лицом и в мятом черном костюме с галстуком, похожий на чиновника средней руки. В руке он держал портфель со слегка облезлой ручкой. Немного позади — немолодая женщина с листом бумаги в руках, лицом напоминающая обиженную мышку. Старик видел их первый раз в жизни.

— Здравствуйте, — в разнобой поздоровалась необычная парочка. Иван Савелович, выжидательно глядя на пришельцев, молча кивнул в ответ.

— Иван Савелович? — высоким, тонким голосом осведомилась женщина. Мужчина смотрел на старика безразличными, слегка выпуклыми, словно при базедовой болезни, глазами.

— Да, это я! — подтвердил Иван Савелович. — А вы кто?

— Мы из службы занятости, — внушительно вступил в разговор чиновник, — мы к вам вот по какому делу. Вы же до пенсии работали металлургом?

Чего греха таить, Иван Савеловичу даже снилось, как перед ним течет, брызгая огненными искрами, пышущая жаром река расплавленного металла. Сердце забилось быстрее, старик невольно потер левую сторону груди. Он скучал по родному цеху, по нелегкой работе металлурга. Ведь, в сущности, он был еще совсем не стар, и шестидесяти нет, а уже заранее записал себя в старики. Глаза мужчины мечтательно затуманились, а потом в них загорелись радостные искры.

— Да, — произнес Иван Савелович и посторонился, — проходите.

Чиновник зашел в крохотную прихожую хрущевки, огляделся и поджал губы. Женщина неожиданно тоненько, как мышка, чихнула, удостоилась гневного взгляда коллеги и тут же сконфуженно уткнулась в вытащенный из кармана розовый платочек.

— Гав, гав! — раздалось из-за двери спальни.

— Кто там у вас? — спросил мужчина.

— Собака, — терпеливо ответил Иван Савелович.

— Не люблю собак, — сообщил чиновник и произнес со значением, подняв указательный палец вверх и кивая с удовлетворенным видом:

— Но ближе к делу. Не буду ходить вокруг да около. Городу нужны люди вашей профессии. Началось строительство металлургического завода и мы уполномочены предложить вам вернуться на работу, — он расстегнул портфель и протянул пластиковый файл с листком старику, — посмотрите, пожалуйста. Пенсию, разумеется вам будут продолжать выплачивать.

Чиновник выглядел торжественно и строго, как истинный государственный муж, с достоинством несущий тяготы муниципальной службы. Служба занятости разыскивала рабочих и специалистов дефицитных специальностей: токарей, слесарей, металлургов, химиков, геологов, конструкторов и многих других, перерыла все возможные базы данных, включая полицейские. С найденными специалистами Соловьев потребовал работать индивидуально, выезжать с предложениями к ним домой. Гребли всех, даже тех, кто по возрасту мог быть только наставником, их опыт в условиях Переноса был бесценным.

На лице Иван Савеловича едва заметно дернулся уголок рта: он мысленно поморщился. Раздутых самомнением чинуш Иван Савелович мягко говоря не любил.

— Сам заместитель главы города по промышленности и планированию подписал! — с гордостью в голосе произнес чиновник.

Старик, не слушая пришельца, неспешно достал из файла листок, глаза проворно забегали по строчкам. Остановившись в конце, старик едва не присвистнул от удивления. Цифра на бумаге соответствовала зарплате, получаемой стариком в Магнитогорске до его злополучного разговора с начальником цеха и вынужденного увольнения, и была существенно выше среднегородской. А еще там была приписка о полуторном пайке. Все это грело душу, но самое главное — он вновь востребован! Такой шанс вернуться он не мог упустить! Нет, если бы звать его пришел уволивший его начальник цеха Полухин, он никогда бы не вернулся обратно. Но сейчас, когда тот остался в далеком двадцать первом веке, пусть заочно, но он все же утрет ему нос! Здесь и сейчас он мог реализоваться в любимой профессии, всецело окунувшись в строительство будущего завода. Такой шанс он не мог упустить. Да и увеличенный паек с более чем приличной зарплатой совсем не помешают.

Внимательно наблюдавший за мужчиной чиновник благожелательно ухмыльнулся и произнес:

— Ну и что вы решили?

— Что? — в первое мгновение Иван Савелович не мог сосредоточиться на вопросе, затем, когда до него дошло, он невольно улыбнулся и кивнул:

— Конечно, да!