Бойся своих желаний

Да, вчера я таки дождалась своих вещей. Николай привез два плотно забитых чемодана с практически всем моим гардеробом. Пятьдесят процентов составляло нижнее белье. Вот куда мне столько? Кстати, было заметно, что подбирал он его с особым трепетом. Все комплекты отличались эротизмом и, как ни странно, удобством. При вручении мне вещей, он попытался напроситься на эротическую сессию в моей спальне, но после разговора с Мариной настроение резко ушло в минус, и откровенно было не до него.

— Поля, — в голосе маман послышались стальные нотки. Волей-неволей пришлось выплывать из задумчивости и тащиться в душ, а потом одеваться. Она, кстати, из комнаты не ушла, дождалась, пока я помоюсь. За это время успела провести ревизию моих вещей. — Полина? Это как понимать? — опять сталь в голосе и тонна возмушения, и было бы из-за чего. Мне протянули несколько пар джинсов. — Где вещи, которые я тебе привезла из Милана? Почему обувь на низком ходу? Или ты считаешь допустимым одеваться подобным образом? Ты молодая интересная девушка! Ты моя дочь, в конце-концов и не можешь носить подобное убожество! Что о нас подумают Митрофановы?

Она потрясала несчастными брюками у меня перед лицом. Ничего не понимаю. Ей что важнее, во что я одета и как меня воспринимают окружающие, чем-то, в каком состоянии мое здоровье? И что это за непримиримый тон, не терпящий возражения? Так можно разговаривать с подчиненными, но не с дочерью, которую действительно любишь и о которой беспокоишься. Кажется, отношения с маман у Полины были не простыми.

— Я не думаю, что мы сейчас будем обсуждать мой гардероб, — сказала я спокойно, забирая у опешившей маман джинсы. Демонстративно их одела, достала балетки, топ, кенгурушку, которую я купила исключительно из-за ее удобства и веселой салатово-зеленой расцветки. По мере того как вещи оказывались на мне, она краснела, бледнела, а потом, схватившись за горло, начала делать вид, что задыхается.

— Полина! Ты смерти моей хочешь? Сейчас же сними это убожество! — шипела она.

— И не подумаю, — я расчесала волосы и скрутила их в пучок на затылке.

Ни капли макияжа, ни духов, все максимально просто и со вкусом. По всей видимости, Полина велась на истерики, устраиваемые матерью, и предпочитала с ней не спорить. Но я не она, меня такими театрализованными представлениями не проймешь. Можно, конечно, постараться и сделать вид, что все по-старому, и Людмила Петровна получила свою привычную, послушную и немногословную дочь. Но, во-первых — авария и потеря памяти, во-вторых — инициация. У меня сейчас есть уникальная возможность изменить к себе ее отношение и заставить считаться со мной ввиду вроде как нестабильного состояния психики и способностей. Что-то внутри довольно заурчало, поддерживая мой настрой.

— Ты отказываешься? — ее глаза подозрительно сузились. Было видно, что к отказам она не привыкла. Вообще. Никак. И мне очень дорого обойдется в будущем такое демонстративное неповиновение.

— Да, — спокойно подтвердила я и вышла из комнаты. Дожидаться, когда она придет в себя, я не стала. Спустилась в холл, где в одном из кресел сидел высокий, импозантный мужчина лет пятидесяти с легкой проседью в волосах и спортивной фигурой. Одет он был не броско, но очень-очень дорого. Это было заметно как по качеству материала, так и по крою простых, в общем-то, брюк, рубашки и накинутого на плечи свитера с клубной символикой.

— Полинка, — он поднялся ко мне на встречу и, подойдя, крепко обнял. — Доченька. Как же так? Почему молчала? Почему не позвонила? Мы бы тут же приехали. Ты же знаешь, у меня нет ничего важнее тебя.

— Папка, — я неловко обняла его, и с противоречивым чувством положила голову на его плечо. С одной стороны — хотелось, чтобы у меня был кто-то близкий, на которого я смогу положиться в этой непростой ситуации. А с другой — я помнила своего родного отца, его большие руки, укачивающие меня в детстве, походы за грибами в осенний, пахнущий прелыми листьями лес. Первая в жизни рыбалка на озере раним летним утром, зимние прогулки на санках. Да, в детстве у меня вообще было много замечательных моментов. Меня любили, учили, воспитывали, за дело наказывали. И потом, я всегда умудрялась превратить наказания в фарс, так что родители не знали толи пороть детку, толи хвалить за сообразительность. Как-то я с соседским мальчишкой в возрасте семи лет удрала в кино, ничего не сказав матушке. Встретила ее по дороге домой, маман как раз дефилировала на работу, пригрозив мне расправой в будущем. И что выдумаете? Шесть пар колгот на мягкое место, сверху спортивные штаны, несколько свитеров. Вид у меня был как у колобка на выгуле. Матушка как меня увидела, пересчитала количество одежки, так и согнулась от хохота. Свой законный подзатыльник я получила вместе с недельным мораторием на мороженное. Но это такие мелочи. И вот как после таких воспоминаний называть Полиных родителей папой и мамой?

— Полина! — рыкнула маман, показавшись на лестнице.

— Люд, мы не дома, — осадил ее отец, невольно задвинув меня за спину.

— Да, Сереж, ты прав, — она тут же взяла себя в руки и величественно спустилась к нам. Из угла за этим представлением наблюдал сидящий в кресле Алексей. Он пока не вмешивался.

— Людмила, Сергей, — из столовой вышла Марина. — Как я рада вас видеть! — она поцеловала воздух возле щечки маман и мило улыбнулась отцу, я была проигнорирована. — Мы как раз собрались завтракать, присоединяйтесь.

— С удовольствием, — расплылся в довольной улыбке отец и подтолкнул меня в сторону столовой. — Мы признаться, еще не успели позавтракать. Из самолета сразу к вам.

На стол были поставлены дополнительные приборы, да и в этот раз блюда были более обильными и разнообразными. На некоторое время за столом установилась тишина.

— А где Николай? — полюбопытствовала я.

— Уехал в университет, — Алексей на минуту отвлекся от своей тарелки и взглянул на меня.

Я только завистливо вздохнула. Маман о чем-то мило щебетала с Мариной. Я не прислушивалась. Отец жевал, Алексей тоже, время, от времени насмешливо глядя на меня. Я же опустив очи в тарелку, пилила сырник и размазывала сметану. Ощущение было тягостное и какое-то неправильное. Такое возникает обычно в чужой компании, когда никого не знаешь и знать, в общем-то, не желаешь. Но и эта пытка подошла к концу. После того как с завтраком было покончено, Алексей пригласил моих родителей в кабинет. Марина пошла за ними следом. Остановилась возле меня и, наклонившись, произнесла, так чтобы слышали все:

— Это у тебя последняя коллекция из секонда? Этакий клошарский гламур, — и столько насмешки в громком шепоте, что я невольно передернула плечами.

— Марина, — одернул ее Алексей, но было поздно. Спина маман заледенела и она, обернувшись, окинула меня многообещающим взглядом. Похоже, пришел конец моим демократичным вещичкам.

Марина ушла в глубь дома с чувством выполненного долга. Я же решила прогуляться по территории. Как раз и время убью и посмотрю, что тут к чему. Дом, оказался тем самым, из-за которого мы с Алексеем и познакомились, а потом еще судились с его бывшей женой. С того времени он мало, в чем изменился, может только чуть больше зарос плющом, что придавало ему особый шарм. Сад, окружавший его со всех сторон, был ухожен. Вовсю цвели деревья, наполняя воздух одуряющим запахом. От кованных ворот к дому вела посыпанная гравием подъездная дорога, по бокам которой росли тюльпаны. Клумбы возле ворот пестрели яркими красками буйного весеннего первоцвета. Очень хотелось подойти и посмотреть, понюхать, может что-то сорвать, пока никто не видит, и вставить крохотный цветочек в прическу. Я воровато оглянулась и никого не заметив, отправилась в сторону ворот да так и замерла там с открытым ртом. Нет! Ну, это же нужно? Ему что делать больше нечего? Машина Никиты была припаркована метрах в пяти от дома. Сердце забилось часто-часто, щеки покрыл лихорадочный румянец, руки дрожали и на пальчиках стали образовываться пока еще робкие язычки пламени. Нет, так не пойдет! Нужно срочно взять себя в руки, а не демонстрировать всем подряд свое нестабильное состояние. Я с трудом отвела взгляд от машины Никиты и пошла по дорожке в сторону дома.

Как он тут оказался? Хотя, зная Никиту, ничего удивительного в этом не вижу. Ник видел, как Колька меня забирал из университета и отвозил домой. Проследил за нами до клуба и не постеснялся продемонстрировать свое присутствие. Он был в клубе и во время инициации, и черт его знает, что он видел и что понял. Но думаю, на тот момент Никита меня потерял. А вот как нашел? А что если он опять окопался возле моего дома и следил за тем, вернусь я туда или нет? После того как меня несколько дней не было, он наверно, забеспокоился и решил проследить за приехавшим Колькой. Черт, знала бы, до сих пор ходила бы в Маринкиных вещах. Итак, Никита, видит Николая, который все время крутился возле меня, а я у него единственная зацепка в деле исчезновения меня же. От таких размышлений можно получить заворот мозгов. Итак, ему нужна я. И он меня тут находит. Вон, как только что взглядом ожег и расплылся в довольной улыбке, пока я трусливо не сбежала. И что делать? Непонятно. Но то, что он не отстанет — факт. Сказать о нем Алексею? Да нет. Алексей — не вариант. Не знаю, какими методами он привык решать подобные вопросы. А делать Маю вдовой, да еще когда она в положении, нет, не хочу на себя брать такой грех. Значит, Алексею говорить не буду. Может, удастся как-то отсюда вырваться и поговорить с Никитой? А с другой стороны, что я ему скажу? Ни на один из его вопросов у меня нет ответа. Значит, получается, что? Молчать, замереть и не дергаться? Ага, вдруг само рассосется, как прыщ на лбу у Кашпировского.

На крыльце я столкнулась с только что вышедшим отцом.

— Поль, пойдем в дом, поговорить нужно, — он подтолкнул меня к открытой двери.

Вся честная компания сидела в кабинете. Алексей загадочно улыбался, Марина устроилась на подлокотнике кресла и поглаживала его плечо. Маман задумчиво рассматривала свои ногти. Меня усалили на давешний стул, стоявший недалеко от кресла, в которое приземлился отец.

— Мариш, — Алексей погладил ее по ладошке, — а не организуешь ли ты нам кофейку? Очень хочется.

— Конечно любимый, — она ласково ему улыбнулась и чмокнула в чуть небритую щеку. — Вам тоже кофе? — она с улыбкой посмотрела на родителей.

— Да, — отец провел рукой по волосам, — я бы не отказался.

— Нет, спасибо, — улыбнулась маман, — в таких количествах кофе вреден для цвета лица.

— Итак, — Алексей пристально посмотрела на меня, после того как за Мариной закрылись двери. — Мы с твоими родителями пришли к согласию по поводу продолжения твоего обучения. Предварительно договорились о полугоде.

— Как? — изумилась я. — Ты же говорил о месяце.

— Да, в том случае, если ты пройдешь, весь курс в этот отрезок времени и сдашь экзамен. Но... — он на минуту замолчал. — Очень сомневаюсь, что это случится, и ты выдержишь нагрузку. Кроме того, нужно понять, почему ты все-таки смогла самостоятельно инициироваться.

Я, было, попыталась что-то сказать про спровоцировавшие меня события, но тут же была остановлена повелительным жестом Алексея.

— Это и так понятно, важно другое, почему тебя принял огонь, вот что интересно. Поверь, до этого у тебя была масса моментов, — он несколько замялся, подбирая правильную формулировку, — ммм, скажем так, стрессовых моментов, когда ты могла инициироваться. Этого не произошло. Так почему это случилось сейчас?

Он поддался вперед и ожег меня крайне заинтересованным взглядом, не сулившим ничего хорошего в будущем. Мне сказать было нечего, оставалось только пожать плечами и хмуро на него посмотреть. Родители молча следили за разговором и не вмешивались. Как будто отправляли меня учиться в пансион благородных девиц, а не отдавали в руки непонятно кому и непонятно для каких целей. Я перевела недоуменный взгляд на отца, ожидая от него хоть какой-то реакции. Он только неловко отвел взгляд. Маман изучала ногти и предпочитала делать вид, что ее тут нет.

— Па, — я попыталась воззвать к его родственным чувствам. — Ты ничего не хочешь сказать?

— Малыш, — он замялся. — Так будет лучше. Поверь, Алексей замечательный специалист и он сделает все для того, чтобы ты смогла овладеть пробудившейся силой и взять ее под контроль. Лучше него это никто сделать не сможет.

Кажется, все давно решили за меня, а теперь просто ставят в известность. Права голоса в данной ситуации я не имела, и мне это решительно не нравилось. Вот только было одно но. Огонь. Сама я не справлюсь. И если Алексей сможет быть полезным, что же, так тому и быть.

— А как же учеба? — это была единственная, хоть и вялая попытка повернуть ситуацию в свою сторону. Это понимала я, это понимал и Алексей.

— Возьмешь академку, или же переведешься на заочный, — отмахнулся он.

— Можно устроить свободное посещение, — подала голос маман. — С деканом я договорюсь. Все-таки жаль будет терять время, семестр через месяц-два закончится.

— Все решили? — насмешливо и с толикой горечи спросила я. Чувствовалось, что если сейчас не возьму себя в руки, понемногу начну впадать в истерику от абсурдности ситуации. Очень тяжело после абсолютной самостоятельности взрослого человека, возвращаться в подчиненное положение. Умом я понимала, что стоит выждать, не демонстрировать свой норов, но все мое естество этому противилось. Кончики пальцев стало покалывать от легких разрядов, вестников приближающегося огненного урагана. В душе что-то недовольно заворочалось, стараясь вырваться наружу и показать кто тут главный. Я тяжело задышала, стараясь взять себя в руки и усмирить непокорную стихию. От усилий над губой выступили капельки пота.

— Что тебя не устраивает? — спокойно спросил Алексей, словно не замечая моей внутренней борьбы, хотя на меня уже обеспокоено стала поглядывать маман. — Я же тебе все уже объяснил. И ты даже со мной согласилась. Ты сейчас опасна даже не столько для себя, ты опасна для окружающих.

— Согласна, — глухо ответила я, все же справившись со стихией.

— Так в чем же дело? — не понял он.

— В том, что вам даже не пришло в голову пригласить меня, когда вы решали мою судьбу. Мою! Понимаешь! Мою! — я опять стала заводиться. — Я не маленький ребенок, я взрослый человек и требую к себе элементарного уважения!

— Так и веди себя соответственно! — видно было, что я его все-таки умудрилась вывести из себя. — Ах, за детку все решили родители! Ах, детка обиделась! А что эта самая детка сделала, чтобы к ней относились по-другому? Что? Сама пошла учиться? Сама на жизнь зарабатывает? Сама-то ты хоть чего-то стоишь? Без папиного кошелька и маминых нарядов. Что ты умеешь? По салонам шастать и тратить родительские деньги?

— Алексей, — одернул его отец. — Полина все-таки наш единственный ребенок.

А мне на эту тираду сказать было нечего. Он прав. Во всем. Ситуацию немного разрядило появление Марины с подносом в руках. Она, улыбаясь, поставила кофе перед Алексеем и отцом, и опять уселась на подлокотник, демонстрируя окружающим и мне в частности, что это ее территория.