Бойся своих желаний

Уважаемые дамы! Книга забрана на доработку. Пока не завершена правка черновая версия рассылаться не будет. Извините, но слишком часты случаи попадания не правленой версии в сетевые библиотеки. А мне надоело оправдываться перед людьми в том, что они читали уворованный черновик, в котором слишком много ошибок, роялей и неточностей. Поэтому еще раз извините и отнеситесь к этому с пониманием. Новую версию книги буду выкладывать по мере вычитки. Сильно сюжет не поменяю, он просто обрастет новыми деталями. И, наверно, чуть исправлю конец.

Пролог

Я ехала в университет к первой паре, благословляя всех богов, что живу от метро в десяти минутах ходьбы. Полившийся, как из ушата дождь, задел меня совсем чуть-чуть, вымочив только край плаща и зонт. Кто придумал проводить пары в такую рань? Неужели в деканате не понимают, что ни студенты не в состоянии внимать премудростям гражданского права, ни преподаватель не может из-за постоянных зевков и желания закуклиться в одеяло, изложить хоть что-то членораздельное. Наверно не понимают. Им главное поставить галочку — лекция проведена, учебные часы отчитаны, учебный план соблюдается. Бюрократы! Моя б воля... А-а-а, чего уж там. Я мысленно махнула на все рукой и принялась разглядывать полусонный вагон электрички. Кто-то читал электронную книгу, кто-то спал у соседа на плече, совершенно не боясь проехать нужную станцию, кто-то устало и бездумно смотрел в пустоту, думая о чем-то своем. В это время народу было еще не много и не приходилось с остервенением спринтера кидаться на пустующее местечко, чтобы там замерев, переждать поездку. Матроны неспешно усаживали себя на пустые скамьи, зорко оглядывая стоящий контингент — не покусится ли кто на вожделенную лавочку. Сонные студенты подпирали двери электрички, которая по мере продвижения к центру города, стала наполняться народом. На одной из остановок ввалилась еще одна толпа страждущих до знаний, в которых я узнала ребят со своего потока. Приятно все-таки, что не зря еду, а то не раз были случаи, что приезжаешь ты на первую лекцию дарить чистое и светлое, а в аудитории пустота. Спят паразиты. И, главное даже злиться на них за это не могу.

О, даже Митрофанов проснуться изволили! Радость-то, какая! Благодетель ты наш! Век помнить буду, что ты решил почтить меня своим вниманием. Что же ты сегодня на метро-то? Спустился к нам грешным под землю? Али машина сломалась? Ай-яй-яй! Беда-то, какая! Колька Митрофанов, гроза нашего факультета, мальчишка, насколько умный и начитанный, настолько же и безалаберный. А сколько там шарма, сколько пробуждающегося мужского обаяния, да и внешность у паразита не подкачала. Вон как девчонки, стоящие рядом с ним обмирают от одного его взгляда и улыбки. И знает же, стервец, что хорош, и беззастенчиво этим пользуется. Ну, еще бы: высок, поджар, явно не пропускает занятия в тренажерке, короткая шапочка каштановых волос топорщится игривым ежиком. Чуть раскосые, широко посаженные глаза смотрят на мир лукавством. Слегка полноватые губы всегда растянуты в мягкой улыбке. Да что говорить и мое сердце дамы глубоко бальзаковского возраста иногда обмирает, глядя на этого представителя подрастающего поколения, заставляя сожалеть о давно прошедшей молодости. И уже не будут мне вслед оборачиваться вот такие молодые повесы. И все комплименты, которые я услышу, будут в лучшем случае моему уму, профессионализму и так далее. А как бы мне хотелось скинуть хоть немного годков, сбалансировав наконец внешность и душевное содержание. Ведь чувствую себя никак не на сорок пять, не смотря на ноющую поясницу и слегка отекшие ноги, да и чего уж стесняться-то перед самой собой, и лишние двадцать килограммов, наеденных за эти годы. Вот стать бы мне, как вот та черноволосая девчонка, стоящая рядом с Митрофановым и преданно заглядывающая ему в глаза. Полина Назарова кажется. Глупышка, конечно, но как хороша! Слов нет. Высокая, стройная, с великолепной фигурой и волной длинных, шелковистых, смоляных волос. Я не завидую ее молодости, нет, тут другое, я завидую, что у нее еще все впереди, вся жизнь, ошибки, которые она совершит, победы, которые у нее будут.

И от осознания того, что большая часть жизни уже прожита, стало вдруг так тоскливо и беспросветно, что где-то глубоко в душе заболело то, что я думала давно уж похоронено и забыто. Я вглядывалась в юную девушку, стоящую от меня в отдалении и видела себя, приехавшую покорять Киев, строящую карьеру, грызущую гранит науки. Я видела себя в суде, отстаивающую права очередной юной мамочки, мечтая о собственном ребенке, которого мне бог так и не дал. Видела свою свадьбу с не очень любимым мужчиной, недолгую семейную жизнь и, как следствие, развод. И видела себя теперешнюю, состоявшегося профессионала и неудачницу-женщину. Ах, если бы мне дали второй шанс, разве бы я тратила время на то же самое? Нет, я бы крутила феерические романы, я бы нашла того, от имени которого, мое сердце замирает до сих пор и не дала бы ему уйти, так ничего и не объяснив. Как много я бы изменила, ни в коем случае не тянула бы с беременностью, откладывая на потом, пока не стало поздно. Да что говорить...

Я встрепенулась, услышав, как объявили нашу станцию и, встав, была вынесена из вагона потоком людей. Митрофанова я тут же потеряла из виду, а вот его подружка, как привязанная, шла за мной. Мы поднялись на поверхность. Слава богу, дождя в центре не было. Погрузились в маршрутку. Еще десять минут, и я буду на месте. Только вот этому не суждено было случиться, в нашу маршрутку на перекрестке врезался грузовик.

Очнулась в больнице. Ломило все тело, руки-ноги не слушались, изо рта торчала трубка, рядом со мной что-то пикало и мерно гудело. Голова была чугунная, веки налились свинцом, и почему-то ужасно чесалась пятка, просто до жути. Но дотянуться и решить эту небольшую, но зудящую проблему сил не было. Я с трудом повернула голову и огляделась. Судя по обилию аппаратуры, это палата интенсивной терапии. Интересно, сколько я уже тут? Час-два? И спросить-то не у кого. На соседней койке кто-то вообще не подает признаков жизни. Я сосредоточила внимание на соседке и с ужасом поняла, что это Полина, она ведь тоже ехала в той же маршрутке. Боже, бедная девчонка. Стало вдруг так совестно, за те мысли, которые еще совсем недавно меня посетили. За то, что я ей позавидовала, а теперь вот лежим с ней рядом и непонятно, кому из нас хуже — ей, до сих пор не пришедшей в себя, или мне, чувствующей нарастающую боль.

Боль становилась все сильнее, впиваясь в мозг невидимым жалом. Миг и меня поглотила благословенная тишина. Я висела над своим телом, вглядываясь в чуть размытые очертания больничной палаты. Возле меня, как и возле Полины как резанная верещала аппаратура. Миг и в палату набежало врачей, которые не знали к кому из нас кидаться, толи ко мне, толи к Полине.

— Массаж сердца...

— Разряд...

— Еще разряд, ну же девочка, живи!

Я слышала, как врачи борются за наши жизни, только все было напрасно. Я видела, как душа Полины отделилась от тела. Белая, прозрачная, похожая на нее живую как две капли воды и в тоже время отличающаяся каким-то неземным светом и счастьем, лучившимся в нежной улыбке. Мгновение и ее стало затягивать в светящийся туннель. Еще мгновение и Полины рядом уже не было.

Возле меня открылся такой же туннель, пытаясь затащить в свою сердцевину, обещая счастье и покой, встречу с давно ушедшими родными. Только вот я этого не хотела. Не хотела так!

— Мое время еще не пришло! — крикнула я в пустоту, борясь изо всех сил со светящимся потоком. — Я хочу жить! Жить! Быть молодой! Любить! Родить ребенка! Быть любимой! Шанс! Дайте мне еще один шанс! Молю!

И моя мольба была услышана. Светящийся туннель побледнел и исчез, а меня с неимоверной силой втянуло в тело.

— Есть пульс, молодец малышка, тебе туда еще рано!

Глава 1.

Второе пробуждение в палате интенсивной терапии было намного приятнее. В теле ощущалась невероятная легкость, только время от времени болела голова. Ну, еще бы, они же в меня наверно столько обезболивающих вкололи, что я себя чувствую не на сорок пять, а на двадцать. Я подняла руку и провела ею по длинным волосам. Длинным? ДЛИННЫМ? Откуда им взяться? У меня же была короткая стрижка! Я поднесла к глазам руку и увидела французский маникюр на длинных коготках. Откуда? Меня же загнать к маникюрше было просто нереально. Я могла потратить на стрижку, укладку и средства для ухода за волосами пол зарплаты. Но заставить привести в порядок ногти в салоне — это было выше моих сил. Они всегда были коротко острижены, кутикулы срезаны, но и все! А тут маникюр, да еще и какой на изящной ручке с длинными пальцами, о которых я могла только мечтать. Я стала себя судорожно ощупывать. Где моя грудь четвертого размера? Вместо нее максимум двоечка. Где мои годами наеденные бока? Не так чтобы я о них жалела, но куда они могли деваться? Я почему-то вспомнила старый фильм "Смерть ей к лицу" и начала истерически хохотать. Неужели моя клиническая смерть поработала лучше пластического хирурга? Кому скажи, не поверят. Я продолжила исследовать свое тело, откинув в сторону одеяло. Бедра стали уже, но на фоне всего остального меня этот факт не сильно-то и впечатлил, а вот ноги... Ноги стали что называется "от коренных зубов". Да и зрение улучшилось. Нет, не так, оно стало стопроцентным. Ничего не понимаю, так не бывает!

— О, деточка, ты уже пришла в себя! — в палату заглянула женщина моих лет в белом халате и радостно мне улыбнулась. — Ну и напугала ты нас вчера! Жуть! Чуть богу душу не отдала, а вот твоя соседка, царствие ей небесное, померла.

— Как померла? — в груди что-то оборвалось, хоть я и понимала, что после вчерашнего навряд ли увижу Полину живой. И почему эта женщина меня деточкой называет? Мы же вроде одногодки, или это у нее такое отношение ко всем пациентам? Не зависимо от возраста.

— Инсульт, — вздохнула медсестра, — возраст, что ты хочешь. Да еще беда, документов при ней не было никаких. Теперь и не знаем, кого известить, чтобы покойницу-то забрали. Да ладно, у каждого своя судьба. А как ты себя чувствуешь?

— Страаанно, — протянула я, с трудом приходя в себя. Я решила подождать с откровениями, пока не разберусь, что за хрень творится вокруг меня. — А можно зеркальце?

— Отчего же нельзя? — хмыкнула она. — Что боишься, что лицо в аварии пострадало? Можешь не переживать, как была красавицей, так ею и осталась.

— А все-таки? — я посмотрела на нее жалобно.

— Да господи, — отмахнулась она и подошла к стене, где висело зеркало. Медсестра сняла его и поднесла ко мне. А оттуда... Оттуда на меня смотрели Полинины глаза. Я провела рукой по лицу, по волосам, отражение в зеркале повторило каждый мой жест.

— Так не бывает, — прошептала я и истерически засмеялась. — ТАК НЕ БЫВАЕТ! — взвыла я, продолжая хохотать и ощупывать свое лицо.

— Эй, малохольная! Ты чего? Сейчас доктора позову, он тебе успокоительного как вкатит, будешь знать, как тут истерики закатывать, — грозно рыкнула медсестра, забирая зеркало.

И, правда, не прошло и минуты, как в палату зашел молодой врач, осмотрел меня, проверил показания приборов и попросил сестру сделать мне несколько уколов, после которых я провалилась в небытие.

Следующий раз я очнулась глубокой ночью. Ужасно хотелось пить. В неярком свете уличного фонаря я сумела рассмотреть стакан с водой, который оставила какая-то добрая душа. Не иначе давешняя медсестра постаралась. Я протянула к нему дрожащую руку и поднесла стакан к губам, пролив на себя половину воды. Еще никогда вода не была такой вкусной, дарящей прохладу сухой гортани. Я оставила пустой стакан и тяжело откинулась на подушку. Нужно было подумать, не смотря на тяжесть в голове и слабость во всем теле. Я теперь Полина Назарова. Хорошо хоть к имени привыкать не придется. Я тоже Полина, только Полина Николаевна Аверьева, кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и юрист с достаточно большой практикой. Была. Была практика, был свой дом, налаженный быт и одиночество разведенной женщины, недавно похоронившей обоих родителей. Был бывший муж, с которым мы до сих пор поддерживали хорошие отношения. А теперь этого всего нет, кроме знаний и опыта, которому не откуда взяться у Назаровой.

А что я знаю об этой девочке? Я попыталась вспомнить хоть что-то и не смогла, как ни силилась. Ничего выдающегося в плане учебы она собой не представляла. На парах в основном отмалчивалась, на экзаменах выдавала средние результаты. Ленилась, как и все студенты. Училась на контракте, значит, деньги были. Обучение в нашем вузе не из дешевых, да еще и на стационаре. Все-таки один из лучших юридических факультетов в стране, специализирующихся на выпуске юристов-хозяйственников. И что мне делать с этими скудными данными? Непонятно. Ситуация просто слов нет. Чужое тело, есть ли деньги — неизвестно, как жить — непонятно.

Ладно, допустим деньги есть, на первое время хватит. Я вспомнила о своей заначке, лежащей в недавно купленной квартире, и в груди опять заныло. Моя уютная, светлая трехкомнатная квартирка в новостройке не в самом плохом районе города. Сколько я на нее копила, считая каждую копейку, сколько обустраивала, так как мечталось. И вот это все псу под хвост. Пожить я там смогу, правда, недолго, пока не разберусь с прошлым Полины, теперь уже моим прошлым. Если кто спросит, увидев, как я вхожу-выхожу из квартиры, всегда можно отбрехаться, что квартиру сняла. Это же никак не проверить. Благо ключик в тайнике лежит до сих пор. Хвала моей рассеянности. Ну, а там видно будет.

Напрягал один вопрос — а что будет с моим старым телом? В тот день я была без документов, как, впрочем, и обычно. Кто же знал, что так получится? Честно говоря, в университете, где тебя знает каждая собака, носить с собой пропуск или паспорт не имеет смысла. Только таскать с собой лишний вес. А я этого не любила. Итак, по дороге на лекции была больше похожа на взмыленную лошадь, чем на нормального преподавателя из-за тяжелой сумки. Нет, часть материалов лежит на кафедре: кодексы, распечатки законов с последними изменениями, рабочие программы, билеты. Но вот сами лекции — только с собой. А я вам скажу — это вес! Носить собой ноутбук? Не вариант. Да и потом, как-то пошловато зачитывать некоторые моменты лекции с экрана монитора. Не доросла я до этого и всегда считала подобную практику неприемлемой. Скидывать лекции студентам на флешки? Ага! Сейчас! Такая практика существует, но боже как же она развращает юное поколение! Они вообще перестают напрягать мозги и пытаться не то, что запомнить, но хотя бы понять материал. Зачем? Можно же потом прочитать... Перед экзаменом. Ну, на крайний случай, перед семинаром. А потом из моих же лекций с умным видом слепить курсовую, просто скомпоновав их в произвольном порядке. Нет! Нет! И еще раз нет! Уж лучше я буду носить с собой лишние килограммы, и моя сумка будет похожа на беременного бегемота, чем опускаться до такого. Поэтому я вот уже который год веду борьбу за каждую лишнюю бумажку в своем ридикюле. Правда, бумаги неизменно побеждают. Какие бы я большие сумки не покупала, они все равно оказываются заполненными под завязку. Была мысль купить машину, чтобы не таскать на себе все это барахло. Но машина так и осталась мечтой. И дело было не в деньгах, их-то как раз хватало, мне было страшно садиться за руль, слишком часто я сталкивалась с последствиями лихачества. Страшно было отнять чью-то жизнь, пусть и ненароком. Так что передвигалась я по городу преимущественно на такси, либо в час-пик на метро и маршрутках.

Ладно — это лирика. Что же все-таки будет с моим телом?. Скорее всего, похоронят как Джейн Доу. А может, отправят в анатомичку. Может проверят меня... господи, уже не меня, по базам: сидела — не сидела, привлекалась или нет. И ничего не обнаружат. Может, тело полежит месяц в холодильнике — вдруг объявится кто-то из родственников. Только объявляться некому. Родителей я не так давно схоронила. Ни братьев, ни сестер, только бывший муж, а с ним мы встречаемся, время от времени. Можем не общаться месяцами, а можем созваниваться и пересекаться каждый день. Все зависит от его или моей загруженности. И если у Никиты сейчас в самом разгаре какое-нибудь зубодробительное дело, обо мне он не вспомнит еще очень долго. Хотя, может это и к лучшему, будет время для адаптации.

Дни потянулись за днями, выздоравливала я тяжело. Множественные ушибы, гематомы, растяжения, уж им-то откуда взяться? Правда ничего не поломано и то хорошо. На все вопросы о себе я либо отмалчивалась, либо говорила, что не помню, и от меня отстали. В больнице меня продержали не так уж и долго, выписав уже через две недели, и вручив справку с наказом тут же посетить врача по месту жительства. Знать бы, где еще это место жительства.

Настораживал один вопрос — почему Полина умерла? На теле особенных повреждений нет, врачи, правда, говорили, что какое-то время она, я, черт, запуталась совсем, это тело было в коме. Что ее вызвало? Почему Полина так легко сдалась, умерев и освободив место мне? Почему? Непонятно. Неужели не хотела жить? Не для чего было? Не зачем было бороться? Или были какие-то проблемы, о которых я не имею представления? Я воспользовалась случаем и еще в больнице уговорила врача провести все мыслимые и немыслимые анализы. Благо сумочка Полины была рядом, а там были деньги, достаточно приличная сумма. Расставаться с ними не хотелось, но что поделать. Будет намного хуже, если в один далеко не прекрасный момент на меня свалится неведомая хворь и мой второй шанс полетит к чертям. Я предпочитаю все знать заранее, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

Деньги ушли практически все. Врач суетился возле меня, демонстрируя подобострастие к юной клиентке. Анализы были сделаны быстро, ничего не обнаружено. Я была здорова, конечно, последствия аварии просматривались в непрекращающихся мигренях, но и все. Ничего не понимаю. Ладно, будем разбираться.

Я оделась, забрала выписку и вышла из больницы. Слабость еще давала о себе знать, поэтому шла я на высоченных шпильках несколько неуверенно. Остановилась возле выхода из больницы и задумалась, куда же теперь? Варианта было два: либо к себе, либо по тому адресу, который был указан в паспорте. Мой дом был ближе, да и чувствовать я себя там буду спокойнее, поэтому ноги сами собой понесли меня в сторону метро. Идти пришлось долго. Вариант доехать на маршрутке даже не рассматривался. Еще не скоро я смогу перебороть внутренний страх.

Весна постепенно вступала в свои права, радуя окружающих яркой зеленью газонов, чуть распустившихся листьев и намеком на цветение садов. Погода была отличная, солнышко пригревало вовсю. Короткая юбка, раздражающая меня до того момента, как я не вышла на улицу, теперь казалась более чем уместной. Я расстегнула легкую, облегающую куртку и растерянно поймала на себе восторженный взгляд проходящего мимо паренька. Это мне что ли? Я солнечно улыбнулась в ответ и только выпрямила спинку, изобразив походку от бедра. Как же я соскучилась по таким взглядам! Как мне этого не хватало!

Подъезд меня встретил пустотой и открытой дверью, которая вроде как должна запираться на кодовый замок. Ни консьержки, ни соседей. Ключ был на месте в маленьком тайничке под дверным косяком. Я открыла двери и ввалилась в свою квартиру, встретившую меня тишиной и затхлостью. Запах из открытого холодильника сбивал с ног, я перед уходом две недели назад, не придумала ничего лучшего, чем достать кусок мяса из морозилки и переложить его в обычное отделение. Хорошо, что хоть червяки не завелись. Брр. Остальные продукты, соседствующие с ним тоже провонялись. Понятно, это все в мусор, придется идти в магазин.

Следующей проблемой, с которой я столкнулась, было то, что идти то мне не в чем. Все вещи в квартире были размеров этак на десять больше, обувь тоже великовата. Так что впереди меня ждал грандиозный шопинг. Я проглотила таблетку обезболивающего, вынула из заначки деньги (банки я с начала кризиса уважать перестала), и, обув ненавистные шпильки, собралась по магазинам.

Ну что сказать, это было великолепно! Не смотря на все еще одолевавшую меня слабость, оторвалась я на славу. Наконец я смогла позволить себе вещи, на которые давно заглядывалась, но из-за возраста и положения стеснялась даже примерить. Узенькие юбочки, рваные джинсы-скини, аляповатые маечки, меховые жилетки. Как-то совсем не планировала тратить столько денег. Белье... Тут я застряла часа на два, примеряя и выбирая соблазнительные комплекты. Обувной... Ой, что там было! Я выстроила перед собой целую радугу из туфелек и сапожек разного стиля. Не смогла выбрать и скупила все. Покупки в руки не помещались. Но я справилась, дотащила всю эту красотень до дому.

— А вы к кому? — встрепенулась бдительная Марья Ивановна, наша консьержка. Вот чтоб ты раньше-то так бдела, когда у соседа сперли ночью несколько велосипедов. Спала, небось, карга старая.

— В сто тринадцатую, я там теперь живу, мне Полина Николаевна квартиру сдала, — пропыхтела я, втаскивая пакеты.

— А она мне ничего не говорила! — консьержка перекрыла мне вход необъятной грудью.

— А она должна была? — я подняла ухоженную бровку и с сомнением на нее посмотрела.

— Должна! — уперла руки в боки эта мадам.

— С какой это стати? — изумилась я и отзеркалила ее позу. Если я сейчас дам слабину, то путь в квартиру мне будет заказан.

— А с такой, шо шляються тут усякие, а потом хозяйское добро пропадаить! — попробовала она состроить из себя грозного цербера.

— Марья Ивановна, — вкрадчиво начала я, — Вы бы лучше в дом гопников не пускали, а не мешали честным жильцам попасть в законно снятую жилплощадь.

Видимо намек на недавнюю кражу, да еще и то, что я назвала ее по имени отчеству, возымело действие, и вредная старушка от меня отстала. Правда, мне в след все еще неслось "ходють тут усякие свиристелки, а потом меня же и обвиняють, ежели шо сопруть", но это было так, для проформы. Старушке важно было сохранить лицо. Да ради бога! Главное, чтобы она ко мне больше не цеплялась, а то предстоит еще поход в супермаркет, а силы и так на исходе.

Я ввалилась в квартиру, побросала обновки в комнате и пошла на второй заход. Есть хотелось немилосердно. Можно было перебиться заказной пиццей. Но вспомнив, до каких габаритов, она меня довела, я решила все-таки пересилить лень и сходить в магазин. Благо он был за углом. Этот забег много времени не занял, я покидала в тележку самое необходимое и помчалась к кассам. Необходимого набралось несколько огромных пакетов, под которыми меня согнуло как тростинку. Странно, раньше такие ноши у меня особых проблем не вызывали. Или Полинино тельце к такому не привыкло?

— Позвольте вам помочь? — раздался за спиной вполне приятный мужской голос.

— Спасибо, — я, не привыкшая к такому, только растерянно обернулась и уставилась в глаза своему добровольному помощнику. Честно говоря, я была уверена, что такие мужики давно вымерли как вид. Я не о внешности, а о желании помочь. Вот вам часто встречались "индивидуи", которые завидев вас, кидались вам на помощь? Что не было такого? Мне таких за всю мою жизнь попалось только несколько и то, только когда я была девчонкой. Как только я перешла определенную возрастную черту, меня с моими немыслимыми торбами перестали замечать.

— Не за что, — парень легко, даже как-то играючи подхватил мои баулы и вынес их на улицу. — Командуйте, куда нести.

— Да вот за углом, новый дом, мне туда, — промямлила я, все еще не отойдя от культурного шока.

Парень был хорош. Высок, плечист и мускулист. Косая сажень в плечах, хотела сказать и в талии, но нет, талия там присутствовала. Бедра были узкими, ноги длинными, улыбка светлой и искренней. Лицо еще не потеряло легкую детскую пухлость, что придавало парню определенный шарм. А вот глаза были холодными и цепкими. Это отрезвляло и наводило на определенные мысли. Парнишка был явно не так прост, как хотел казаться. Годков ему было около двадцати пяти.

— Отлично, я там тоже живу, — и бодро зашагал к дому.

— А я вас раньше не видела, — сказала я, семеня ему вслед.

— Да я недавно переехал, меня, кстати, Михаилом зовут, а вас как? — он стремительно зашел в подъезд. Встрепенувшаяся было Марья Ивановна, увидев нас, опять плюхнулась на пятую точку и приняла независимый вид. Бдит старушка!

— Полина, — я зашла с ним в лифт.

— Красивое имя, а какой этаж?

— Третий, — я нажала на кнопку, и лифт мягко поехал вверх.

— В гости пригласишь? — Михаил сгрузил мои торбочки возле дверей.

— Миш, не сегодня, — я вяло улыбнулась, а у самой сердце зашлось. И вот куда я его приглашу? В квартиру, полную моих старых вещей, как что-то объяснять буду? А то, что вопросы последуют, это к бабке не ходи. — У меня, мягко говоря, не прибрано, так что давай в другой раз.

— Мы на ты? Замечательно, — расплылся он в обворожительной улыбке, а я мысленно отвесила себе подзатыльник за такой промах. Преподавательская привычка к ребятам его возраста обращаться на 'ты'. Нужно будет следить за собой. Хотя, вышло можно сказать убедительно, что-то я сильно сомневаюсь, что двадцатилетние долго продолжают выкать друг другу.

— Ты же не против? — еще раз уточнила я, изобразив на лице смущение, которого, в общем-то, не чувствовала.

— Да я только за! Ладно, я пошел. Если что, я в сто двадцатой живу, обращайся, если еще раз решишь скупить половину магазина, — он двинулся в сторону лифтов. — Да, кстати, а номером телефона не поделишься?

И вот что ему сказать, что номер знаю только старый? Телефон сгинул во время аварии, а номера мобильного, который лежал в сумочке я не знала. Он был выключен, а включать его я пока справедливо опасалась.

— Извини, пока без мобильного, — соврала я. — Как только разживусь, скажу.

— Ладно, бывай, — было видно, что он мне не поверил. Умный мальчик. И то, что не поверил, и то, что промолчал.

Я втянула сумки в квартиру и поволокла их на кухню. Сил что-то готовить уже не было. Поэтому я быстро соорудила несколько бутербродов, начистила свежей, кхм, относительно свежей парниковой зелени и устроила праздник живота. После этого меня с непреодолимой силой потянуло в сон. Слишком уж день был суматошный. Я еле заставила себя ополоснуться и с блаженством растянулась в кровати, не забыв поставить будильник на шесть утра. Завтра я собиралась посетить Альма-матер.

Пробуждение было удивительно легким. Я быстро вскочила с кровати и ринулась в душ. Энергия из меня била ключом. Неужели Полинка была жаворонком? И тело, помня старые привычки, выдает с утра такой заряд бодрости. Или это просто возраст сказывается? Я быстро облачилась во вчерашние обновки, чуть подкрасила лицо и слегка перекусив, побежала на пары. Дорога проблем не вызывала, почти. В маршрутку сесть я так и не смогла, пришлось топать до корпуса на своих двоих.

— Назарова, а ты сегодня изображаешь барышню-крестьянку? — услышала я за спиной ехидное. — Ты и джинсы с балетками — нереально! И где тебя носило две недели?

— Коленька, — обернулась я к говорившему, — душа моя, Митрофанов. Благодетель, отец родной, с чего это ты обратил на меня свой царственный взор?

В моем голосе было столько ехидства, что бедолага с непривычки опешил.

— Эй, Полька, ты чего? — растерялся он. Черт, опять прокол. По всей видимости, Полинка была тихоней или молчуньей, а про меня этого сказать было никак нельзя. Иногда ехидные реплики вылетали раньше, чем я успевала включить мозги.

— Да ничего, — пожала я плечами, не извиняться же, еще непонятно как бы она себя повела.

— Так, где ты была? — не унимался Митрофанов.

— В больнице, — я спокойно продвигалась через толпу студентов ко входу в корпус.

— У гениколога? — заржал этот идиот, да тут же заткнулся от моей хлесткой пощечины.

— Я в аварию попала, — тихо сказала я и, отвернувшись от него, пошла к доске с расписанием.

— Извини, — Колька нагнал меня и развернул к себе лицом. — Поль, я, правда, дурак. Ничего серьезного, надеюсь?

— Как видишь, нет, — развела я руками. И с чего я раньше думала, что он умничка? Просто потому, что он на парах выдавал хорошие результаты?

— Ну, и ладно. Ну, и хорошо. А ты новость слышала? Зверюга пропала, ее уже две недели нет, пары по гражданскому теперь Арсений Петрович читает, — зашептал он, вытаращив глаза от грандиозности новости. — Думали, что она заболела, но телефон не отвечает, ее бывший муж не знает где она. А в квартире тишина! Представляешь?

Колька рассказывал что-то еще, а я оглушенная новостью уже его не слушала. Я попала. Нет, не так, ПОПАЛА. Они сообщили о моем исчезновении Никите, а это значит, что на уши будут поставлены все, от ментов до врачей. Меня уже ищут, а значит, из квартиры придется убираться в самое ближайшее время. Остаться не получится. Как я объясню ему свое присутствие? Он не Марьванна, с ним отмазка про сдачу квартиры не прокатит. Слишком он хорошо знает мое трепетное к ней отношение. Я всегда жила по принципу мой дом — моя крепость, а врагов в крепость не пускают. Гости у меня были редки, иногда приезжали родители, когда были живы. Заходил Никита, но крайне редко. И все.

— Неужели Зверюга загуляла? — донеслось до меня.

— Почему Зверюга? — спросила я рассеянно.

— Эй, ты чего? — изумился он. — Кто с нас так еще три шкуры драл как она?

— Тебе ли жаловаться? — я горько усмехнулась, это же нужно, как приласкали стервецы. — У тебя же всегда были только пятерки.

— Ну да, она меня любит, за ум, красоту и отличную память, — расплылся он в улыбке.

— Балабол, — я натянула ему на нос бейсболку и пошла дальше.

Занятия прошли странно. Ребята на меня косились, кто-то пытался издеваться над моим новым имиджем. Видимо балетки и джинсы у Полины были не в чести. Весть о моей болезни стараниями Кольки быстро облетела одногруппников, и от меня отстали.

Слушать лекции в исполнении коллег было весело. Арсений Петрович оказался редкостным занудой, начитывая материал со своих конспектов и не отвечая на вопросы студентов. Аудитория быстро заскучала, уткнувшись в тетрадки. Кто-то записывал, кто-то слушал музыку, кто-то играл в морской бой. М-да, я себе такого не позволяла. А ведь на открытых парах коллега до подобного не опускался. Гражданский процесс прошел веселее, его читала старая профессор Оноприенко, но все равно было не то. Чувствовалось, что в суде она была последний раз при царе Горохе. Если и остальные пары будут такими же, то на стационаре мне делать нечего. Переведусь на заочный. И если позволит декан, сдам большую часть предметов экстерном. Очень уж не хочется терять время и деньги, не получая ничего взамен. А еще нужно начинать искать работу. Можно попробовать помощником адвоката или мелким клерком в какой-нибудь юридической конторе с именем, чтобы дальше было легче двигаться по карьерной лестнице.

Ну, вот опять, расстроилась я, вспоминая свои мысли перед аварией о феерической жизни и отсутствии карьерных устремлений. Я, кажется, опять собираюсь наступить на те же грабли, вместо обустройства личной жизни, обустраивать карьеру. А с другой стороны, что мне в этой ситуации еще остается? Можно же попробовать соблюсти баланс между одним и другим. Вдруг получится.

— Полька, — зашептал Митрофанов мне в спину, — а ты с нами в пятницу в клубешник завеешься?

Я, было, хотела отказаться, вспомнив кучу проблем, которые поджидали за дверями университета, но потом одернула себя и согласилась. Пора менять свои привычки.

— Ты куда сегодня? — не унимался Николай.

— Домой, — шепнула я.

— Митрофанов, Назарова! Имейте совесть! — рыкнула на нас мадам Оноприенко.

— Да мы тихо, Изольда Петровна, — сделал жалостливые глазки юный оболтус.

— Слышу я как вы тихо, — проворчала она и продолжила что-то невнятно бубнить.

— Я тебя подвезу, как раз в твою сторону еду, — осчастливил он меня.

— Ладно, — может это и к лучшему, не придется искать самой ее квартиру, благо сумочка Полины была в рюкзаке, а там ключи и паспорт. Я закопошилась, доставая его, за что получила еще один гневный взгляд от нашей драконши. Так ее любили величать не только студенты, но и преподаватели. Пришлось на минуту утихнуть, а потом я опят продолжила изыскания, за что тут же была выдворена с лекции. Это же нужно! Дожила, нарушаю дисциплину на одном из любимейших предметов!

Колька вылетел из кабинета вслед за мной, а так как эта пара была последняя, то мы не стали долго тянуть. Быстро загрузившись в его машину, поехали в дом Полины, кажется теперь уже и мой дом. Через полчаса мы были на окраине Киева. Коля остановил машину возле вполне приличного новостроя.

— Прибыли, — он повернулся ко мне и улыбнулся своей фирменной улыбкой сытого кота.

— Ты со мной поднимешься? — почему-то в этот момент совершенно не думалось о том, насколько двусмысленно прозвучала эта фраза. Да и не воспринимала я его как потенциальный объект для каких-либо отношений. Было страшно подниматься в квартиру Полины. Я не знала, что меня там ждет. Может родственники, которые ее давно не видели, может любовник? Не знаю, но мне нужна была моральная поддержка.

— Если хочешь, — он окинул меня оценивающим взглядом, на который я совершенно не обратила внимания.

Мы зашли в парадное, потом в лифт, я не знала какой этаж, поэтому выжидательно уставилась на Митрофанова. Тот только закатил глаза, но на кнопку девятого этажа нажал без слов. Хорошо, что я пока шла, успела-таки заглянуть в паспорт и посмотрела номер квартиры. А то хороша бы я была в растерянности бродящая возле квартир соседей и пытающаяся подобрать к их жилплощади заветный ключик. Самое малое, что меня бы ждало — это наряд милиции, вызванный бдительными соседями, а потом обезьянник. И доказывай потом ретивым служакам, что я не я и хата не моя, ссылаясь на амнезию после долгого лечения в стационаре.

Ключ от квартиры нашелся быстро, но вот руки от волнения дрожали так, что в замочную скважину я попасть так и не смогла. Николай смотрел на мои потуги минут пять, потом отобрал ключи и наконец, открыл дверь.

— Прошу, — он, махнув рукой, пригласил меня во внутрь.

Заходила я с внутренним трепетом, ожидая ежесекундно, что вот именно сейчас на меня кто-то выскочит и заорет "а что это ты тут делаешь?" или "где ты шлялась столько времени?". Но в квартире было удивительно тихо, только ветер из открытой форточки гонял клочки пыли по давно не мытому полу.

— Ты так тут осматриваешься, как будто пришла сюда впервые, — заметил Колька. Знал бы он насколько прав.

— Тебе показалось, — пожала я плечами и пошла на кухню.

Квартира раньше была двухкомнатной, поэтому путаться в дверях было несколько проблематично. Тем более что после покупки ее превратили в студию, снеся лишние стены и поделив пространство на зоны. Все было на редкость уютно, эргономично и продумано. Чувствовалась рука дизайнера. Спальная зона была в бежевых тонах, которые постепенно переходили в серебристые там, где барная стойка отделяла кухонную зону от жилой. Кухня — мечта домохозяйки, напичканная современной техникой под завязку, вот только создавалось впечатление, что ею толком никто никогда не пользовался. Да с таким ногтями как у меня сейчас картошку не почистишь, плиту не подраишь, да и полы не помоешь. Кстати, нужно избавиться от этого ужаса. Я глянула на свой маникюр и только тяжело вздохнула. Обрезать его что ли? А то, что нарастили, со временем само отвалится. Не идти же в салон, в самом деле, для того, чтобы сняли этот кошмар. Да еще и деньги за это платить. Хотя если меня кто-то увидит с таким обрезанным ужасом на руках, я вызову столько вопросов, что не буду знать, как отбрехаться, чтобы не выпасть из образа. Ну не может огламуреная дива в одночасье стать серой мышью или полностью сменить стиль как поведения, так и отношения к жизни. Такие моменты для окружающих должны быть практически незаметными, сегодня одно, через какое-то время другое, потом третье. И это все плавно, постепенно, дабы не наводить окружающих на подозрения, хотя все равно о реальном положении вещей никто не догадается. Ну не может такое прийти в голову нормальному среднестатистическому обывателю.

— Поль, а что с твоим телефоном? Я тебе уже которую неделю дозвониться не могу, — Николя устроился за обеденным столом с любопытством поглядывая в мою сторону.

— Пострадал в аварии, — я пожала плечами, — вот только новый купила, сейчас симку вставлю и буду доступна для общения.

— Ты родителям-то позвони, а то они мне уже плешь проели, что у тебя да как у тебя.

— Коль, я устала, давай в другой раз все обсудим?

— В другой так в другой, — он покладисто согласился, пожав плечами, а потом жалобно продолжил, — Ты меня кормить-то будешь?

— Коленька, солнышко, а давай ты по дороге где-нибудь перекусишь? — мне хватило только взгляда, чтобы понять, что так легко от него я не отделаюсь. Пришлось лезть в холодильник, который оказался практически пустым. На полках стояли только несколько уже далеко не живых йогуртов, сыр, который именно в моем холодильнике стал благородным с плесенью и черствый хлеб. Этим мужика не накормишь. Слава богу, в морозилке нашлась початая пачка пельменей, которую я довольно быстро приготовила.

Николай сидел в засаде на одном из стульев и ждал обещанного обеда. Причем молча ждал. Он следил за каждым моим движением, думая о чем-то своем, а потом неожиданно сказал:

— Не знал бы, что такое в принципе невозможно, подумал бы, что это не ты.

— О чем это ты? — я постаралась скрыть, нервную дрожь.

— Ты же не умеешь готовить, а тут ты так уверенно шуруешь у плиты, как будто всю жизнь возле нее провела, — он задумчиво на меня посмотрел.

Штирлиц как никогда был близок к провалу, подумалось мне. Черт, это же нужно было так проколоться. Ведь видела же эти ногти, еще и подумала, как она с ними на кухне орудовала. Оказалось, никак.

— Это просто пельмени, — попыталась выкрутиться я. — Вот если бы я их начала лепить у тебя на глазах... — я только махнула рукой.

— Да ты и пельмени никогда не варила, я эту пачку сам в морозилку закинул на всяких пожарный. Ты раньше была способна только еду из ресторана заказывать, да на хлеб масло и икру мазать. Все.

— Вот и пора чему-то научиться, — я демонстративно неуклюже выловила пельмени из кастрюли и поставила перед ним полную тарелку.

— А ты? А чего я спрашиваю, ты же эту плебейскую пищу не ешь, от нее толстеют, — он, блаженно щурясь, подул на пельменину.

М-да, а я только хотела насыпать и себе немного, а теперь придется ждать, когда он уйдет.

— Все? Ваша душенька довольна? — ухмыльнулась я.

— Ага, теперь бы соснуть часок, — он потянулся как сытый кот и лукаво на меня посмотрел. — Ты как?

— Никак. Шел бы ты куда-нибудь, — я убрала грязную посуду в посудомоечную машину и на минуту замерла в задумчивости. Все-таки как хорошо, когда в твоем доме есть такие мелочи, облегчающие жизнь, делающие ее особенно приятной. Не то чтобы я не любила мыть посуду, я скорее смирялась с необходимостью, втайне мечтая о посудомойке. Как раз собиралась ее купить, да вот не сложилось. Пока я стояла в задумчивости ко мне тихонько подкрался Митрофанов и обнял со спины, нежно целуя в шею.

— Огненная моя, — шепнул он мне на ушко, когда по телу разлилась приятная истома. Его руки пробрались мне под кофточку и накрыли полушария груди. Это меня и отрезвило.

— Руки убрал! — рявкнула я, пытаясь вырваться из его объятий.

— Поль, Полюшка, — шепнул он, так и не выпустив меня, продолжая блуждать руками по моему телу. А тело отзывалось. Чувствовалось, что он знает, где погладить, ущипнуть и приласкать, чтобы я в его руках млела от желания. Меня начал захватывать чувственный вихрь, но я все же смогла взять себя в руки и вырваться.

— Не смей, — выдохнула я, тяжело дыша. Чувствовалось, как мои щеки заливает предательский румянец. Все-таки у меня давно не было мужчины, еще со времени развода с Никитой. Не могла я подпустить к себе никого, да на меня никто особо и не покушался. Так делали авансы в мою сторону. Но это были мои ровесники, давно женатые, с выводком детей, с отдышкой и лишним весом. А молодые мужики женщиной меня уже не воспринимали. Профессионалом — да, но не больше. Это обижало, наводило на размышления. Но я смирилась, стараясь жить для себя, ни о чем подобном даже не задумываясь.

— Ну, ты чего? — удивился Колька, уставившись на меня в недоумении. — Или у тебя сейчас это?

Вот черт, он даже слово 'менструация' не может произнести, а все туда же.

— Нет, — тряхнула я головой, отгоняя от себя видения распростертых на простынях, переплетенных тел.

— Тогда что? Что происходит? — не знаю чего больше было в его лице, недоумения от того, что я ему отказала или детской обиды. Нужно было срочно спасать ситуацию.

— Коль, если ты не забыл, меня совсем недавно выписали из больницы.

— И что? — не понял он.

— Что? — рассердилась я. — Кроме того, что я какое-то время там провалялась, так я еще и не помню некоторые моменты своей жизни!

Я в раздражении потерла лоб, опустив глаза в пол. Было неловко от собственного вранья. Но, похоже, другого выхода не было.

— Амнезия что ли? Чушь, какая, — отмахнулся он. — Съезди домой, у нас тебе быстро мозги вправят, вспомнишь и то, что не знала. Кстати, а когда ты была у своих стариков последний раз?

Я только пожала плечами, не зная, что на это ответить. Об этой стороне жизни Полины я не знала ничего. Надеялась, что хоть какие-то ответы я найду в этой квартире.

— Ну, ничего, — похлопал он меня по плечу, от чего я непроизвольно дернулась. — Да не бойся ты, приставать не буду, болезная ты моя, сегодня не буду. Хотя это лучший способ помочь тебе все вспомнить. Кстати, твои родители не против наших отношений, можно сказать даже за, — хохотнул он. — Тем более скоро помолвка.

— Как помолвка? — вопрос вырвался непроизвольно, еще до того, как я успела что-то сообразить.

— Как какая? Ты и этого не помнишь? — не поверил он. — Твои родители с моими обо всем уже договорились. В этом году помолвка, в конце обучения свадьба. Ну или раньше, если бебики появятся.

— Кто появится? — я была в шоке, ничем другим не могу объяснить некоторую заторможенность.

— Дети, родная, дети. Знаешь, они бывают от интенсивной половой жизни, — он похабно улыбнулся. — Но мы будем предохраняться.

— Слушай ты! Предохраняльщик! — из меня разве что искры не летели. — Шел бы ты отсюда!

Эту бодягу с выяснением отношений нужно было быстро свернуть и выставить Митрофанова за порог, а то неизвестно, что я еще умудрюсь услышать. И так новостей хоть отбавляй. Это же нужно, помолвка с интенсивной половой жизнью! А может, врет паразит, а я тут уже мысленно паникую? Хотя нет, такими вещами мужики в его возрасте не шутят.

— Ладно-ладно, — он примирительно поднял руки. — Понял, осознал, ухожу. Только ты сегодня обязательно позвони родителям.

Колька еще раз у дверей попытался меня зажать, получил звонкую затрещину, уже вторую за сегодня и был таков. Я только облегченно вздохнула, закрывая за ним двери, и поплелась на кухню, вылавливать из кастрюльки оставшиеся пельмени. Они были разваренными, но все равно вкусными. Когда я утолила голод и вымыла посуду, пришло время тотального обыска. Рылась я в квартире часа два, но кроме невероятного количества тряпок ничего полезного, кроме фотоальбома и ноута не нашла. Вот с ними-то я и засела до позднего вечера. В альбоме была масса снимков самой Полины, Полины с друзьями, с пожилой холеной парой. Наверно это родители. Ноут тоже информативностью не страдал. Те же фотографии только в электронном виде, снимки какой-то усадьбы с бассейном, вполне вероятно, что это ее родной дом. Снимки вечеринок возле бассейна и так далее.

И что мы имеем на данный момент? Квартиру, оборудованную по последнему слову техники, удивительно, что не в центре. Жениха, с его слов, одобренного родителями и самих родителей, которые непонятно где находятся. Толи в этой самой усадьбе, толи вообще непонятно где. Если бы мой ребенок не отвечал на звонки в течение дня, я бы поставила на уши всех окружающих и искала бы его по Киеву с собаками. А тут тишина. Хотя я могу ошибаться, телефон-то я до сих пор не включила. А надо бы.

Я с внутренним трепетом взяла в руки навороченный девайс и включила. Как только это произошло, как из рога изобилия посыпались сообщения о пропущенных звонках. Сто пятьдесят четыре звонка за три недели и семнадцать СМС с просьбой и угрозами перезвонить обеспокоенным родителям. Пока я изучала пришедшие меседжи, телефон в моих руках ожил, на экране высветилось "мама". Вариант не брать, не рассматривался.

— Полина! — верещала трубка женским голосом. — Поганка мелкая, что с тобой? Почему твой телефон был отключен? Почему я только через Коленьку узнаю, что с тобой все в порядке? И что это за авария, о которой он говорил? Ты смерти моей хочешь? Дрянь неблагодарная! Чего молчишь и сопишь в трубку? Разве с матерью так поступают? Вот будут у тебя свои дети, тогда узнаешь, как болит материнское сердце!

— Мам, — попыталась я вклиниться в ее обвинительный монолог, внутренне морщась от такого обращения к чужому человеку.

— Что мам? Давай по порядку, — чувствовалось, что пар она выпустила и ждет вразумительных подробностей. Пришлось рассказывать хорошо отредактированную версию произошедшего, вскользь упомянув о мнимой амнезии и сломанном из-за аварии телефоне.

— Ох, ты ж господи, — только и смогла произнести она. — Так, мы с отцом сейчас же вылетаем, будем в Киеве уже завтра.

Вот только этого мне не хватало.

— Мамуля, все уже хорошо, я полностью в порядке. Специально для подстраховки прошла полное обследование, со мной все хорошо, — я попыталась ее урезонить. — Не нужно срываться из-за меня.

— Почему не нужно? Переговоры почти закончились, да и потом, дочь нам дороже бизнеса. Так что жди! — припечатала она.

— Мамуль, за мной Колька присмотрит, — использовала я последний аргумент. — Не стоит вам с отцом срываться из-за меня и рушить свои планы. Ма, правда, все уже нормально.

— С Николаем? — в ее голосе чувствовались сомнения. — Ну, только если он действительно за тобой приглядит. Кстати, ты ешь нормально? Знаешь же, что нам обязательно нужно есть мясо для нормального метаболизма. И еще, скажи Коле, что тебе нужно съездить к Артему Петровичу, пусть наш врач тебя посмотрит, а то мало ли что, неизвестно как эта авария скажется на твоих способностях.

О чем это она? О каких способностях идет речь? И почему так подчеркивается "наш" и "мы"? Опять сплошные вопросы, на которые у меня нет ответа. Пока нет.

Мы быстро закончили разговор, с меня взяли торжественное обещание нормально питаться, держаться за Коленьку. Кхм, интересно за какое место? И быть послушной девочкой. Опять же кому послушной?

Этот разговор отнял последние силы, да и темно уже было, так что посещение собственной квартиры пришлось отложить на завтра. Уж очень мне не хотелось оставлять там кровно заработанные, да еще и обновки, которые мне так нравились. Я поплелась в душ, а потом в постельку. День был тяжелым, следующий, уверенна, будет не легче. С этой мыслью я провалилась в сон.

Глава 2.

Утром я опять проснулась ни свет, ни заря. Душ, макияж, куда уж без него родимого, нужно же поддерживать образ. Далее одежда. Вот тут-то я и застопорилась. Нет, тряпок тут был полон шкаф, но каких! Коктельные платьица, мини-юбки, брюки если и были, то такие, что брюками этот обтягивающий ужас назвать было сложно. Блузки практически все полупрозрачные, завлекающие до ужаса. Футболки розовые, шортики такие, из которых вываливаются полупопия. Я такое не одену! Пришлось одевать вчерашние джинсы и закапываться глубоко в шкаф в поисках хоть какой-нибудь более-менее приличной футболки. Нашла черный облегающий топ без принта и вполне нормальный клубный пиджак, который непонятно как тут оказался. Сунулась было к обуви, а там сплошные каблуки, некоторые сантиметров по пятнадцать с платформой. Правда, нашлись и вполне нормальные весенние сапожки из тончайшей кожи на низком ходу. Их-то я и одела. А вот когда взглянула на часы, обомлела. Мои сборы заняли целый час, и до первой пары оставалось всего ничего. Да еще и телефон орет, как резаный.

— Полька, — раздался в трубке голос Николая. — Я внизу, спускайся.

— Сейчас, — я была ему благодарна, за то, что додумался утром за мной заехать.

Во дворе меня ждала серебристая ауди А8, возле которой примостился мой женишок.

— Так и знал, что ты еще дома, никогда не могла вовремя собраться, — пожурил он меня как маленькую.

— Привет, — я плюхнулась на пассажирское сидение. — Спасибо, что заехал.

— Раньше ты меня за это не благодарила, — приятно удивился он. — Да кстати, привет.

Он чмокнул меня в щечку и завел машину. До университета мы добрались удивительно быстро.

— С родителями поговорила? — он помог мне выйти из машины.

— Да, — только кивнула я.

— И как? Людмила Петровна была в своем репертуаре? Мозг вынесла частично или полностью? — хохотнул он.

— Морально изнасиловала, — вздохнула я.

— Это что, а вот что она мне устраивала каждый день, пока тебя не было, ты даже не представляешь! Я тебя прикрывал, как мог, так что ты мне должна, — он одновременно разговаривал и тянул меня за собой на буксире.

— Ничего я тебе не должна, — сказала я ему в спину, он от неожиданности даже остановился, и я врезалась носом в его плечо. — Ай, зараза, больно же!

— Почему это не должна? — удивился он.

— Ты в итоге им все рассказал и про больницу, и про остальное, — я потерла ладошкой пострадавшую конечность.

— А что мне оставалось делать? Вечно говорить твоей матери, что вот именно в эту минуту ты в ванной, туалете и дальше по списку? Диарея длинною в жизнь? Полька, не смеши меня, — он опять возобновил движение.

На это мне ответить было нечего.

— Значит так, желание я придумал, ты идешь со мной на эти выходные в клуб, — он усадил меня в аудитории рядом с собой.

— Мы же и так договорились о походе туда в эту пятницу, — пожала я плечами.

— Да? — видимо забыл сердешный. Такой молодой, а уже ничего не помнит. Ай-яй-яй, лечиться пора батенька. Слава богу, что мысли свои я не озвучила. Но по моему выражению лица несложно было догадаться, о чем я думаю. Колька даже немного обиделся. — Ну, хорошо, чего бы с тебя еще стребовать?

— Нет, родной, желание свое ты уже озвучил, так что все, только поход в клуб! — я насмешливо посмотрела на него.

— Ну, ты и зараза!

— Господа студенты, — рявкнула на нас Марья Петровна, которая вела у нас криминальный процесс. — Обратите внимание, пара началась!

Мы затихли на своих местах, изображая полное внимание читаемому предмету. Кстати, Марьпетровна была преподавателем от бога. Она умела увлечь студентов, работая с аудиторией, как настоящий профессионал. Сухие факты перемежались с постоянными вопросами, адресованными студентам. Она заставляла думать, приходить к определенным, нужным ей выводам самостоятельно. Время от времени, под конец лекции, да и на семинарах тоже, она устраивала импровизированные судебные заседания, где у каждого из студентов были расписаны свои роли. Ведь именно так, во время игры можно было запомнить тему, уяснить для себя некоторые нюансы процесса, почувствовать себя с разных сторон баррикад. Вот если бы, и остальные преподаватели были бы такими, у нас в вузе выпускались бы намного более грамотные специалисты. Да что говорить, раньше, лет двадцать назад, диплом юриста ценился. Он давался потом и кровью, бессонными ночами и кругами под глазами. Нет, были и такие, кто получал его за красивые глаза, но их было не так уж и много. А теперь? Скажи кому-то, что ты закончил юрфак, да еще и не самого престижного вуза, не Шевченко, не Ярослава Мудрого в Харькове, не Могилянку. Да тебя же засмеют, потому, что хорошо понимают, это просто корочка, которая реальных знаний за собой не несет. И устраиваются потом такие горе юристы водителями, кладовщиками, слесарями, имея за душой высшее юридическое образование. Но все равно поток абитуриентов из года в год не снижается. До сих пор жива в массах надежда, что вот с ним все будет по-другому. Вот именно они получат такую желанную престижную профессию, которая принесет в будущем деньги и славу. Вот только не понимают нынешние дети, чтобы это произошло нужно учиться вопреки всему. Вопреки хорошей погоде, которая так и манит прогулять пару. Вопреки желанию завеяться в клуб и оттянуться там по первое число. Вопреки занудству и непрофессионализму преподавателей, да-да и этого у нас полно, причем в каждом вузе. На фирмах таких называют офисным планктоном, а как это назвать в вузе, даже и не знаю. Старые, разжиревшие профессора не считают необходимым готовиться к лекциям, читают свои конспекты двадцатилетней давности и дико возмущаются, когда работающие по профессии ребята начинают их носом тыкать в их же ошибки. К сожалению, этого полно и как с таким бороться непонятно. Вот и накрывается мечта о светлом будущем юриста-профессионала у большинства ребят. Где-то недоработала приемная комиссия, взяв их на факультет, где-то не доработал деканат, вытягивая таких красавцев буквально за уши "они же платят!". Где-то не доработали преподаватели, поставит им незаслуженный трояк. Но самая большая недоработка самих студентов, не желающих учится хоть чему-то, уверенных, что эти знания им точно не пригодятся. Вот и идет слава о нынешних юрфаках, как о рассадниках непрофессионализма. А самое страшное, когда вот такие неучи, толком не держащие в руках кодексов и не следящие за изменениями в законодательстве, становятся юристами, иногда несущими ответственность за жизни людей. Я всегда боялась криминального процесса, боялась и осознавала ответственность, которая на меня возлагается, когда ко мне приходят люди с подобными проблемами. Наверно поэтому всегда занималась гражданским правом. Там ответственности не меньше, но речь, как правило, идет о деньгах, имуществе и так далее, но не о том, загремит ли чей-то ребенок в тюрьму или нет. А, что говорить! Имена хороших, грамотных юристов у нас передают из уст в уста как имена хороших врачей, а это говорит о многом.

Пары прошли как-то незаметно. Николай не отсвечивал, давая возможность слушать преподавателей и думать о своем. Только в перерыв вытащил в столовую, а то позавтракать я так и не успела. Я опять его удивила, взяв довольно приличный гамбургер, вместо капустного салата. Я на все махнула рукой, мне хотелось есть, а изображать из себя корову, поедающую очередную порцию силоса я не намерена. Так и скопытиться недолго. И так в последнее время нервы ни к черту, а значит, и все лишние калории сгорят, не долетев до бедер, попы и живота. Если они аккумулируются в районе груди, я не буду сопротивляться.

В конце занятий Николай, было, сунулся отвезти меня туда, где взял, но был жестко послан в неведомые дали. У меня предстоял поход в родную хату.

Родное парадное встретило меня бдительной Марьванной, проводившей меня подозрительным взглядом до самых дверей лифта. В квартире все было тихо, за мое отсутствие ничего не изменилось. Вещи лежали там, где я их оставила, холодильник был забит под завязку. Пыль так и не убрана, полы не мыты, слава богу, из цветов только пару кактусов, которые иногда переживали периоды моей загруженности без поливки по нескольку месяцев. И ничего, выжили. Я быстро переоделась в какие-то свои старые вещи, чуть не утонув в них, но найдя где-то в закромах старый ремень и подпоясавшись, принялась за уборку. Вот не знаю, зачем мне это было нужно, жить мне тут, похоже, не придется, но оставить свою жилплощадь в таком состоянии не могла. После того как квартира была буквально вылизана от потолка до пола, пришел черед холодильника. Я открыла тяжелую дверцу и, оглядев продуктовое изобилие — призадумалась. Что мне с этим добром делать? Везти с собой на новую квартиру через весь Киев? Я пока с ума еще не сошла, разве что приготовить и употребить на месте. Авось Никита появится еще не скоро. Часть продуктов я кинула в морозилку, эта участь постигла не только мясо и пельмени, но и колбасу, сосиски, сыры и часть овощей. Из остального я довольно быстро приготовила солянку. А что, быстро, сытно, а главное вкусно. Теперь осталось только принять ванну, а то такое ощущение, что вся квартирная пыль собралась именно на мне. После ванны пообедать-поужинать и собрав свои новые вещички и кровно заработанные грошики, перебазироваться в новую жилплощадь. А то ведь как пить дать, Николя опять нарисуется у меня под подъездом ни свет — ни заря.

Когда я, разомлев после ванной, доедала вторую тарелку солянки, кстати сказать, она чертовски удалась, раздался звонок в дверь. Господи, это кого еще принесло-то? Я никого не ждала, и именно поэтому шла к дверям на цыпочках, авось удастся прикинуться ветошью и сделать вид, что меня нет. Заглянув в глазок, я обомлела, а потом в панике прислонившись к двери, и сползла на пол. А звонок все не унимался, и было понятно, что мой посетитель по добру, по здорову отсюда не уберется. Ник всегда отличался упрямством и бульдожьей хваткой, а еще феноменальным чутьем. Бывший мент, хотя разве они бывают бывшими? Нынешний вполне успешный и известный адвокат, опять же бывший муж, и нынешний хороший друг сейчас ломился ко мне в двери.

Познакомились мы с ним, когда мне было слегка за тридцать. За плечами как раз была довольно неудачная любовная история, длившаяся недолго, но ее последствия были продолжительными и разрушительными. Я только-только от нее оправилась и стала смотреть на мужчин более-менее благосклонно, решив, наконец, для себя, что из-за одного парнокопытного я не буду лишать себя радостей жизни. Вот в такой момент на моем горизонте и появился Никита Соколов, птица стремительная, нахальная и ужасно обаятельная. Он почему-то сразу решил, что мы невероятно подходим друг другу, а посему быть нам вместе. Ухаживал он не долго, но ярко. Цветы, рестораны, выгулы на природе, какие-то милые подарки и нескончаемый поток шуток и каламбуров. Он умудрялся превратить каждую минуту в яркий, незабываемый праздник, и я сдалась. А что мне еще оставалось делать? Клин клином вышибают. Мы переспали, вроде все было хорошо, только вот искры, какого-то фейерверка чувств, ощущений, эмоций я так и не почувствовала. Да он был страстным, но каким-то пресным. Как такое вообще может быть — не знаю, но у него получалось. Я себя долго уговаривала, что это я такая требовательная, переборчивая, не могу выкинуть из головы старую любовь. Винила только себя, пытаясь отдаваться ему со всем нерастраченным пылом. Ник млел, ходил после таких ночей как сытый кот, ничего не замечая, а в один из моментов решил, как истинный джентльмен на мне жениться. И вот тут я совершила самую свою большую ошибку — я согласилась. Я не понимала, на что обрекаю его и себя. Мы не звучали вместе, никак, как бы я не старалась. Сколько бы сил к этому не прикладывала, я так и не смогла его полюбить. А от нелюбимого и детей заводить не в радость. Так и жили, пока я в один прекрасный момент не поняла, что просто отбираю у человека его личное счастье, которое могло бы сложиться с кем-то другим. Он мог бы зачать сына, жить в счастливой семье, с любящей его супругой, а вместо этого была я, был быт, командировки, работа, рутина и безнадежность. Я долго думала, прежде чем завести с ним этот разговор, и мое решение было выстраданным и взвешенным. Да, я решила за нас обоих, и Ник мне этого так и не простил, но мою точку зрения принял, хоть и не сразу. Естественно это для него было ударом, он никак не мог поверить, что у меня никого нет. Все думал, что на горизонте появился какой-то другой мужик. Ну не уходят дамы моего возраста от мужей просто так из вполне благополучной семьи. Нужно сказать, что у нас практически не было ссор или выяснений отношений. Каждый жил своей жизнью, встречаясь по вечерам в кухне за ужином. Вы скажете, что так живет большинство и мой вариант еще один из самых удачных? Может быть. Кто-то даже скажет, что я бесилась от жиру, не нюхав мужнего кулака, сволочизма свекрови и глухой безнадежности, когда деться просто некуда. Да, в этом мне повезло. Но вот такая рутина, может душить не хуже, чем вышеописанные ужасы супружества, выматывая душу пониманием того, что по отдельности вы можете быть счастливее.

Развод нам дался тяжело. Нет, тарелки мы не делили, оба являлись достаточно успешными и взрослыми людьми для такой мелочности. Мы делили прошлое, выясняя кто виноват и что делать. Ник не хотел меня отпускать, но в один прекрасный момент, видимо выяснив, что я от него не ухожу к другому мужику — отпустил, как я тогда думала навсегда.

Ник попытался строить свою жизнь, а я свою. Я сняла квартиру, копя на собственную жилплощадь, пока в один прекрасный день нас опять не столкнула жизнь по разные стороны баррикад. Столкнулись мы в суде, дело было об опеке над малолетним оболтусом достаточно обеспеченных разведенных родителей. Почему он взялся за это дело, мне непонятно до сих пор. Ник был классным спецом в криминальном праве, защищая в суде, преступивших закон. Что его заставило взяться за это дело — непонятно, но он у меня выиграл. Опеку присудили папаше, который сумел доказать, что справится с непростым подростком намного лучше, чем мамаша, постоянно пропадающая в салонах и у любовников, а не занимающаяся воспитанием отпрыска. Мне даже было не обидно за впервые проваленное дело, я понимала, что вот именно в этом случае так будет лучше. Поэтому совершенно спокойно вынесла истерику родительницы и нежелание оплачивать мои услуги. После суда мы с Ником отправились в ближайшее кафе просто поболтать. Так он во второй раз вернулся в мою жизнь, только теперь уже в качестве коллеги, возможно друга, возможно любовника. Он не оставлял попыток вернуть все как было, но как было ни у него, ни у меня уже не получалось. Мы несколько раз переспали, я даже умудрилась получить от этого удовольствие, но ощущение было, что поезд для нас обоих давно ушел. И Ник это понял, став мне просто другом. Мы созванивались, время от времени встречались, обсуждали общих знакомых, я даже ему что-то советовала в отношении его очередной пассии. А год назад он женился на молоденькой девочке, которая сейчас ждет от него ребенка, его первенца, наследника, выстраданного, желанного, от любимой и любящей женщины.

Мы с Майей познакомились. Первое время она его жутко ко мне ревновала. А кому понравится, если муж постоянно в разговоре сравнивает ее со мной, вставляя к месту и не к месту "Поля то, Поля се...". Как уж она узнала мой адрес непонятно, но появилась у меня на пороге пышущая праведным гневом и решившая прояснить все моменты с бывшей супружницей любимого Никусика раз и навсегда. Ох, чего мне только стоило убедить ее, что никаких планов на ее благоверного я не имею и иметь не собираюсь. Но в итоге, уходила она от меня успокоенная и уверенная. Подругами мы не стали. Нет. Слишком уж были разными и по возрасту, и по характеру, и по темпераменту. Но некое взаимопонимание появилось.

И вот теперь мой бывший стоит у меня под дверями и не спускает руку с дверного звонка, а рядом с ним мельтешит наш подъездный дракон — Марьванна собственной персоной.

— Я точно знаю, шо она там, — вещала престарелая вредительница. — Я как ее узрела, так сразу вам и позвонила. А с того часу с поста не отлучалася даже у туалет! Усе терпела! Мимо меня ота злыдня мелкая пройтить не могла. Выход-то у нас один. Рази шо з окна вылезла, но тут высоченько, яка ж дура с такой высотищи-то сигать буде?

— Вы Марьванна, молодец, — Ник отпустил кнопку звонка и повернулся к ней лицом. — Благодарю за бдительность! Дальше я сам.

Было видно, что такие интересные разборки бабуська пропустить ох как не хочет, но повода задержаться у нее не было.

— Идите-идите, — он ожег ее грозным взглядом, и старушенция посеменила в сторону лифтов.

И что мне теперь делать? Сердце заполошно колотится, руки трясутся, волосы дыбом от предстоящей перспективы разборок, а то, что они будут сомневаться не приходилось. Как мне ему все объяснить? Поверит ли? И опять же вопрос, а нужны ли эти объяснения, когда я еще сама ничего не знаю и не понимаю? Тут, как это всегда бывает в критических ситуациях, меня осенила гениальная идея. И я под вопли дверного звонка кинулась к включенному ноуту. Где же оно, где? Я судорожно листала папки в ноутбуке, пытаясь найти нужный мне договор. Как-то давно, уезжая на некоторое время за границу, мне пришла в голову гениальная идея сдать свою квартиру в аренду. Идея так и осталась нереализованной, а вот договор с того времени так и болтался. В него нужно было только вписать мои реквизиты, поставить дату и, распечатав, подписать, и только после этого открывать двери. А время шло, на лестничной клетке, начали понемногу собираться соседи, их выманила из теплых квартир непрекращающаяся трель дверного звонка. А так как дом относительно новый, то и слышимость тут превосходная. Еще не все квартиры были проданы, где-то шел ремонт, в некоторых квартирах мебели было чуть, и естественно на этом фоне все, что твориться у соседей, являлось всеобщим достоянием. Разве что какой-то ушлый владелец изначально не делал нормальную звукоизоляцию. Но таких было немного. Разошедшийся Ник уже не звонил, он стучал кулаком в дверь и отбрехивался от любопытных. Но вот реквизиты были внесены, договор распечатан, возникла другая проблема, как подделать свою же подпись? Тело то другое, моторика тоже, но с грехом пополам с пятой попытки у меня это получилось. Я даже на минуту засунула договор в морозилку, чтобы не чувствовалось тепло от только что выплюнувшего бумагу принтера. Все, тянуть дальше смысла не было.

— Вы кто? И чего ломитесь в квартиру? — я открыла двери и столкнулась с любопытствующей толпой, а не с одним Ником.

— А вы собственно кто? И где Полина? — он навис надо мной и грозно на меня уставился.

— Я тут живу! — я уперла руки в боки, отчего полы халата разъехались и на обозрение всех желающих были выставлены мои ноги и не только.

— Так, концерт по заявкам закончен, — Ник развернулся к жаждущим представления соседям и постарался разогнать любопытствующих. Народ понемногу начал рассасываться по своим квартирам. — А теперь вы, юная леди, — меня втолкнули в квартиру и захлопнули дверь прямо перед носом неугомонной Марьванны, которая так и не вернулась на свой пост. — Ты кто такая? Как тут оказалась? Где Поля?

Вопросы сыпались как пулеметная очередь, и я судорожно понимала, что ни на один из них внятного ответа я не дам.

— Я Полина Назарова, ее студентка, недавно сняла у Полины Николаевны квартиру, вот договор, — я сунула ему в руку вожделенную бумажку.

Ник отволок меня на кухню, усадил напротив себя и углубился в чтение. Когда договор был изучен от и до, он поднял на меня тяжелый взгляд.

— Ну, допустим, ты действительно снимаешь у Польки квартиру, в чем я сильно сомневаюсь. Только вот почему договор у нотариуса не заверен? Или хотя бы в домовом управлении? — задал он вполне резонный вопрос.

— Откуда я знаю? — я только пожала плечами, оставаясь внешне совершенно спокойной, о том, что у меня творилось внутри, даже говорить не хотелось.

— Как давно ты тут поселилась? — не унимался бывший.

— Меньше недели.

— Договор подписан другим числом, почему въехала только сейчас и когда в последний раз видела Полину Николаевну? — не унимался он.

— А вы, простите — кто? — наконец-то я задала вполне резонный вопрос.

— Муж... бывший, — он несколько смутился, но очень быстро взял себя в руки. Если бы я его так хорошо не знала, то и не заметила этой маленькой заминки.

— А-а-а, — только и сказала я, состроив удивленную мину.

— Итак, вернемся к нашим баранам, — он взъерошил короткий ежик волос и продолжил, — где Поля?

— Не знаю, — я опять пожала плечами и устало на него посмотрела. — Она мне отдала ключи еще несколько недель назад, после этого я ее не видела.

— А почему ты не открывала двери так долго? — он решил прояснить для себя и этот вопрос.

— Сидела в наушниках за ноутом, не слышала.

— Дааа, — и столько неверия было в его лице, что мне стало даже нехорошо от открывавшихся перспектив. — И с чего же так? В квартире кроме тебя никого, почему просто не включить музыку громко?

Вот же въедливый тип, с лету чувствует несостыковки.

— Привычка, — я посмотрела на него честными глазами и улыбнулась.

— Паспорт покажи, — потребовал он.

Пришлось подниматься и идти в комнату за документами. Возвращалась я на кухню очень неохотно. Паспорт из моих рук перекочевал в руки Ника, тот его внимательно изучил и вернул мне.

— И зачем тебе понадобилось съемное жилье при киевской прописке? — не унимался он.

— Самостоятельности захотелось, — я облизала пересохшие губы и приземлилась на свое место. — А вы мне свои документы покажете? А то я вижу вас первый раз в жизни, вдруг вы совсем не тот, за кого себя выдаете.

Ник, протягивая мне свои документы, даже посмотрел на меня с толикой уважения. Не всякая решится у такого здорового дядьки в такой ситуации еще какие-то бумажки спрашивать. Но ход был верным. Он немного расслабился.

— Почему Полинка решила сдать тебе квартиру?

— Не знаю, она не говорила.

И вот так полчаса, он задавал мне вопросы, а я прикидывалась чайником, разводя руками. Нику это через какое-то время надоело, он переписал мои паспортные данные, пригрозил, что будет за мной следить и постарается выяснить, что я за птица, а потом, наконец-то, отбыл в родные пенаты.

Я вздохнула спокойнее. Самое страшное, как я тогда думала, случилось. Я прошла проверку у своего бывшего, знающего меня как облупленную. Не узнал! Даже не подумал, что та, о ком он так беспокоится, сидела напротив него и отвечала на град его вопросов. Я почувствовала невероятное облегчение, но и не меньшую усталость. День меня до невозможности вымотал. Сейчас была уже глухая ночь, но сон в ближайшие часы не предвиделся. Отсюда нужно было сваливать, а то мало ли что еще случится. Я мысленно пообещала себе больше не совершать таких проколов и вести себя как можно более естественно, вживаясь в роль Полины Назаровой и только через какое-то время начинать менять ее образ под себя.

Я быстро собрала свои новые вещи, сгрузила их в один из кофров, пылящихся на антресоли, не забыв, впрочем, и заветный пакетик с деньгами, и вызвала такси. Машина приехала довольно быстро и я, проскочив мимо посапывающей консьержки, нырнула в ее теплое нутро. До нового дома я добралась довольно быстро. Ночной Киев радовал пустотой дорог, сполохами огней магистралей и удивительно теплой звездной ночью. В такую ночь нужно гулять с любимым по старым улочкам города, вдыхая полной грудью очистившийся за ночь воздух, думать о будущем счастье, а не убегать в растрепанных чувствах в неизвестную жизнь, где тебе предстоит сыграть непонятную роль.

* * *

Дни шли за днями. Утром Николя отвозил меня на лекции, после них конвоировал домой и старался не вылезать из моей квартиры, периодически намекая на совместную ночевку. Да ну, вот еще, молоко на губах не обсохло, а все туда же, герой-любовник, кхм... Два раза звонила Полинина мама. Нужно привыкать даже про себя называть эту женщину матерью, хоть все во мне этому и противилось. Что от нее ждать не совсем понятно, расспрашивать у того же Николеньки — смысла нет. Только вызову подозрения, а информации так и не получу. Не стоит спешить, вот они появятся, тогда и буду действовать сообразно ситуации.

Новую жилплощадь я обживала со вкусом. Вымыла-вылизала ее сверху донизу, проведя еще раз более тщательную ревизию помещения, чуть ли не с простукиванием стен и поиском тайника во всех возможных местах. А вдруг? Вдруг я найду ее дневник, и мне все станет ясно и понятно? Естественно этого не произошло, и моя жизнь и дальше представляла собой минное поле.

— О чем задумалась? — спросил Митрофанов, шагая со мной в сторону столовой.

— Да так, — пожала я плечами. — Ни о чем.

— Ты про обещание еще помнишь?

— Какое? — я силилась понять, о чем он и не могла.

— Клуб, родная, клуб. Сегодня пятница, в Форсаже вечеринка, — он предвкушающе улыбнулся.

— А, ты об этом, если обещала — пойду, — и правда, мне бы совсем не помешало развеяться.

— Заметано, — расплылся он в улыбке. — А чего тебя потянуло травиться в нашей тошниловке? Пошли в кафе.

— Коль, до следующей пары всего ничего, не успею.

— Да ладно, что там осталось? Процесс у драконихи? Забей! — и он потянул меня за руку в другую сторону.

Недалеко от нашего любимого корпуса, правда, не на территории университета, года два назад на первом этаже старой хрущевки один предприимчивый дядечка открыл кафе 'Бодрый студент'. Раньше там был крохотный магазинчик с наливайкой, куда тянулась местная алкашня со всей округи. Представляете себе, что творилось рядом? Постоянные ор, мат, драки, пьяные разборки, наряды милиции, иногда и вызов скорой на поножовщину. Соседи стояли на ушах, писали петиции, вызывали патрули, пытались правдами и неправдами прикрыть эту забегаловку. Но куда там, сегодня прикрыли, завтра открыли. Было ощущение, что это сборище отбросов непотопляемо. Пока в один прекрасный момент один из переехавших в этот дом жильцов не устроил хозяину забегаловки веселую жизнь. Начал он с нескончаемых проверок налоговой, потом пожарники, потом санстанция и опять по кругу. Владелец магазина чуть не разорился на взятках, а потом этот же жилец предложил ему выкупить магазинчик. А тот возьми и согласись, а рядом по низкой цене продавалась еще одна квартира. В общем, магазинчик закрыли на ремонт. Местная алкашня покрутилась неделю рядом по старой памяти, да и разбрелась по территории района в поисках еще одного такого же 'уютного местечка'. А месяца через два на этом месте открылось вполне приличное кафе с умеренными ценами. Разносолов там не было, но присутствовало вполне стандартное меню, рассчитанное на студенческую братию. Порции были большими, блюда сытными, персонал улыбчивым, помещение — уютным, поэтому очень скоро 'Бодрый студент' стал очень популярен. А так как народ у нас учился с раннего утра до позднего вечера в несколько смен, то в кафе постоянно кто-то толокся, начиная с прогуливающих пары студентов, заканчивая зашедшими подкрепиться преподавателями.

Пообедали мы быстро, Николай умял огромную порцию мяса с картошкой и не поморщился, я неторопливо съела рыбу и салат. Почувствовала, наконец, что жизнь налаживается, если можно позволить себе такие милые гастрономические слабости. Заполировала обед порцией мороженного и блаженно растеклась по стулу, лучезарно щурясь на весеннее солнышко, пробивающееся из-за туч. Лучик скользнул по полированному деревянному столу, заиграв на гранях бокалов с соком и колой. Хорошо— то как!

— Ты поела? — голос Николя вывел меня из блаженного состояния.

— Ага, — я только сыто улыбнулась. Есть вволю это конечно здорово, но так недолго и расплыться. Нужно будет озаботиться внешним видом и поддерживать тело в той форме, которая мне досталась.

— Поехали, отвезу тебя домой, — он протянул мне руку помогая выбраться из-за стола.

Неожиданно неприятным сюрпризом для меня оказалась знакомая машина на университетской парковке. Никита. Вот же! Знала, что так просто я от него не отделаюсь. Но где-то в глубине души теплилась надежда, что пронесло, и он после моих объяснений от меня отстанет. Ага, как же. Держи карман шире. Старые ментовские привычки так просто не изживаются. Я быстро нырнула в машину Кольки и замерла испуганным зверьком на переднем сидении.

— Ты чего? — не понял он.

— Да так, — не рассказывать же ему обо всем.

Николай завел машину и выехал с парковки. Добрались мы до теперь уже моего дома в рекордные сроки. Где-то в отдалении за нами ехала машина Никиты, но въезжать во двор он не стал, припарковавшись невдалеке. Кажется, он станет моей тенью на ближайшее время, пока не найдет меня же. Бред какой-то. И вот что делать? Наверно ничего, жить своей новой жизнью. Ничего противоправного я не совершила. Мое бывшее тело давно похоронили, и пролить свет на исчезновение Полины Аверьевой теперь могу только я. Успокаивая себя таким образом, я вышла из машины и, помахав рукой отъезжающему Митрофанову, пошла домой готовиться к походу в клуб.

Подготовка заняла неожиданно много времени. Я не знала, что сейчас принято одевать на подобные мероприятия, а так как Полина слыла девушкой стильной, я не имела права ударить в грязь лицом. Поэтому большую часть времени пришлось провести в интернете в поисках того, что сейчас одевают в клуб и как там танцуют. М-да. Девицы на фотографиях с клубных тусовок были скорее раздеты, чем одеты, а двигались на видео так, что боже сохрани. Вопрос — как их прямо там не изнасиловали. Хорошо, что я в свое время ходила на восточные танцы в надежде скинуть хоть что-нибудь с талии и с бедер, так что определенные движения я могла подхватить довольно легко. Но вот остальное... А, будь, что будет, буду импровизировать. Я нырнула в гардероб Полины и постаралась выбрать что-то не такое откровенное. Обувь пришлось подбирать под наряд из того, что я сама купила. Как-то я мало представляла себя отплясывающую на протяжении всей ночи на десятисантиметровой шпильке. Без пяти восемь я была готова. Ровно в восемь раздалась трель дверного звонка, и на пороге нарисовался Николя.

— Это что? — на его лице было такое неподдельное изумление, что я почувствовала себя неловко.

— Джинсы если ты не заметил, — я оглядела себя в зеркале и осталась довольна своим внешним видом.

— Поль, тебя всунуть в скинии можно было только под дулом пистолета, а заставить одеть сапожки на низком ходу, только пригрозив смертью всей твоей семье. А топ? Почему он черный? Ты же этот цвет терпеть не можешь! Ну ладно, спина голая, это как всегда, но где твоя прическа? Где макияж "глаз индейца на тропе войны"?

Чувствую, так издеваться он мог часами. Что ему не нравится? Джинсы модные, топ скромненький, если на спину не смотреть. Сапожки удобные, длинные волосы распущены. Макияж умеренный, по крайней мере, в темном помещении бледной молью выглядеть не буду. Но и при дневном свете не буду производить впечатления ужаса, летящего на крыльях ночи. Что не так? Оказывается, все не так. Я должна была надеть ультракороткое мини с таким же топом, больше похожим на полоску ткани, который того и гляди в любой момент сползет с груди. Волосы вверх, чтобы оголить шею и к этому безобразию кучу бижутерии и обязательно каблуки.

— А если я не хочу? — я сложила руки под грудью и исподлобья посмотрела на него.

— Мать, — он устало прислонился к дверному косяку. — Я к твоим капризам уже привык, но вот у народа твоя смена имиджа уже стала вызывать недоумение. Ты хочешь весь вечер отбиваться от навязчивых вопросов?

— Лучше так, чем отбиваться от навязчивых кавалеров, — не сдавалась я.

— В общем, так, у тебя есть десять минут на переодевание, время пошло, — и меня подтолкнули к гардеробу.

Пришлось переодеваться. Ненавистное мини и топ я одевать не стала, нашла в гардеробе вполне приличное серебристое трикотажное платьице, впрочем, тоже не оставляющее простора для фантазии. Обилие бижутерии я не вынесла, махнув на него рукой. Макияж оставила прежним, только чуть ярче сделала глаза, волосы наверх собирать не стала. И шпильки. Кажется, я их начинаю ненавидеть.

— Уже лучше, — Николай обошел меня вокруг и довольно улыбнулся. — То, что нужно!

— Кому нужно? — вздохнула я и накинула на плечи плащ, чувствуя себя намного лучше.

— Пойдем, Ден и Натка уже заждались, — Митрофанов как истинный джентльмен открыл мне дверь и помог закрыть ее на замок.

— Где заждались? — пробурчала я недовольно, представляя, что будет с моими ногами через час.

— В клубе, родная в клубе, — лифт подошел быстро и, войдя в кабинку, я тут же была прижата к стенке. — А чем это ты так пахнешь?

Колька зарылся носом в мои волосы, а потом нежно погладил мой затылок.

— Новые духи? — его губы играли с моим ухом, опаляя дыханием.

— Мыло, — я уперлась в его грудь и постаралась оттолкнуть. Но куда там. Вы пытались когда-нибудь сдвинуть бетонную плиту? Да? И как результаты? Нулевые? Вот и у меня тоже. — Митрофанов, отстань!

— Да ладно тебе, Назарова, — он прошелся пальчиками по моей груди, виднеющейся в не застегнутом плаще. — Тебе же нравится!

-Руки! — рыкнула я.

Слава богу, в этот момент двери лифта разъехались. Николай недовольно посмотрел на открывшееся перед нами пространство парадного, потом на меня и, взяв за руку, потянул в сторону машины.

Я приземлилась на мягкое, кожаное сидение и призадумалась. Какая-то мысль не давала мне расслабиться. Она скреблась, зудела, но не давалась в руки. Что-то было не так, неуловимо, на грани восприятия, но не так. Я попыталась проанализировать сегодняшний день. Пары — нет, ничего там такого не было. Кафе? Тоже нет. Приезд Кольки и переодевание? Ммм, пожалуй, нет. Лифт? Бинго! Вот оно! Николя ведет себя так, как будто хочет меня соблазнить. При этом утверждает, что между нами все давно случилось. Что-то тут не так. Я попыталась вспомнить, когда начались эти поползновения, и пришла к выводу, что уже, после того как я его просветила по поводу того, что отдельные моменты своей биографии после аварии я не помню. Итак, еще раз. Поведение — он ведет себя как мужчина, с желанной женщиной, которая еще не побывала у него в постели, то есть, осторожно или не очень приучая к своим прикосновениям. Разговоры — тут картина совсем иная, по его словам мы давно побывали в постели, причем в последнее время делали это весьма регулярно. Ладно. Но в этом случае Николя завалил бы меня на диван при первой, же возможности и потом еще очень сильно удивлялся, что я отбиваюсь. Вот это было бы натурально, вот в это бы я поверила. Итак, похоже, что наш мальчик выдает желаемое за действительное. Он начал встречаться с Назаровой, но это произошло не так давно, потому, что до секса явно дело не дошло. Но она ему позволяла многое. Хотят, вот тут я могу ошибаться. Может быть, это он сейчас позволяет себе многое, надеясь, что я еще не скоро вспомню, о том, как все было на самом деле. А его слова о помолвке? Черт, возможно, это только слова. Но опять же, он ссылается на родителей, да и вероятность этого мероприятия призрачная. До конца обучения может случиться, что угодно. Как начали встречаться, так и разбежались.

От этих размышлений у меня стала побаливать голова, и я прикоснулась лбом к стеклу автомобиля. За бортом мелькали уличные фонари, и фары встречных машин, бивших светом мне прямо в глаза, что тоже не добавляло настроения. От мечущихся мыслей в груди стала подниматься злость. Здорово будет, если Полькино тело еще девственно. Сходить что ли к гинекологу? А что это мысль. По крайней мере, некоторые моменты я проясню. Если она, черт, я — девственница — это один расклад и кому-то здорово не поздоровится. Если нет — хоть противозачаточные пусть выпишут. Я обязательно стану матерью, но только от того мужчины, которого сама выберу в отцы своему ребенку. А с Николя ни в чем нельзя быть уверенной, судя по всему, он может выкинуть что угодно и когда угодно. Черт, во что я вляпалась?

— Когда твои приедут? — нарушил он мои размышления.

— Через неделю. Что-то там у них не заладилось, я не вдавалась в подробности, — и я опять отвернулась к окну.

— Приехали, — Колька вышел из машины, обошел ее и открыл мне дверцу.

Я осмотрелась по сторонам и заметила, как знакомый внедорожник припарковался невдалеке от нас. И чего Никите неймется? Или он решил мне помотать нервы, чтобы потом было проще дожать? А что, вполне логично, иначе он бы не следил за мной так демонстративно. Ладно, прорвемся.

Клуб Форсаж находился в большом двухэтажном здании с застекленной летней террасой. На входе фейс-контроль — у нас потребовали документы и только убедившись, что нам больше девятнадцати — пустили во внутрь. Лаундж-бар, с его неизменным R'n'B, музей музыки, основной танцпол, где уже собралась хорошая толпа разогретой молодежи, зажигающей под очередной шедевр местного ди-джея.

За одним из столиков, на первом этаже нас ждали ребята. Ден, высокий блондин с вечно растрепанными волосами и мягкой улыбкой на четко очерченном лице. И его подруга Ната, барышня низенькая, полненькая, но такая милая, что после первой же ее улыбки, едкого замечания перестаешь обращать внимание на ее далеко не модельные параметры. Естественно она была одета в нечто облегающее и блестящее. Платье, впрочем, ей шло. С Деном мы вместе учились, а вот о Нате я ничего не знала.

— Хай, — Ден стукнул по вытянутой вверх руке Николя, а потом присосался к моей ладошке. Это вышло у него совершенно естественно.

— И вам не хворать! — усмехнулась я, присаживаясь на диван и оглядываясь вокруг.

Бар мне понравился. Неоновые всполохи огней, резвящаяся молодежь, снующая между столиками. Музыка, живая, иногда чуть агрессивная, рождаемая под умелыми руками ди-джеев. Здорово! Картину портил только Никита, приземлившийся со стаканом чего-то ядовитого за соседним столиком и отсалютовавший мне. Что же ты, сердешный тут делаешь, при наличии беременной жены? Как тебе Майя еще уши не оборвала из-за того, что ты шляешься непонятно где?

— Ты знаешь этого типа? — удивился Николя.

— Да так, встречались, — я кивнула в ответ и солнечно улыбнулась. Мне скрывать нечего. Но где-то внутри начало скапливаться раздражение, скручиваясь в тугую спираль в районе солнечного сплетения. Вечер обещает быть нескучным.

— Ты что будешь? — Ден осклабился в мою сторону.

— Мохито, — улыбнулась я.

— А ты? — обратился он к подруге.

— Секс на пляже, — с намеком улыбнулась она.

— Сей момент, — он подскочил со стула и разве что не щелкнул невидимыми шпорами.

— Паяц, — покачала головой Натка. — Поль, а где ты пропадала? Я уже две недели в Киеве, а с тобой так и не удалось пересечься. То ты вне зоны, то трубку не берешь.

— Да так, — пожала я плечами, не зная, насколько могу быть с ней откровенной.

— Да ладно тебе, — тепло улыбнулась она, — колись.

— Я в аварию попала.

— Ух ты! — у нее округлились глаза и вытянулось лицо. — Надеюсь все хорошо?

И столько было участия в ее словах, взгляде, позе, что мне очень хотелось довериться этой солнечной девочке. Нет, вдаваться в подробности я не стану, а вот некоторые моменты попытаюсь незаметно выведать. Похоже, что она хорошо знала Полину и Николя. Пара наводящих вопросов и мои подозрения подтвердятся или опровергнутся.

Колька пошел к бару помочь принести напитки.

— А вы давно вместе? — огорошила меня вопросом Натка.

— М-м-м, да как тебе сказать, не очень. А почему ты спрашиваешь? — удивилась я.

— Он на тебя так смотрит, — она сделала такие большие глаза, скорчив смешную мордашку, что я не удержалась и рассмеялась. — Да и на того мужика, так странно посмотрел, ревниво.

Вот и ответ на мой вопрос. Ничего и не нужно спрашивать. Только бы понять, как давно Ната не видела Полину.

— Жаль, что мы так редко встречаемся, — вроде как не к месту сказала я.

— Да, — пожала она плечами, — жаль. Но что поделаешь, мне скоро опять возвращаться в Прагу. Появляться тут на пару дней, максимум на неделю-две, раз в несколько месяцев — это не очень здорово. Но что поделаешь, мать меня чаще к отцу все равно не отпускает.

— А как Ден? — полюбопытствовала я.

— А что Ден, привык за это время, давай не будем об этом, — видно было, что тема для нее болезненная.

Вот я и узнала, что хотела. Натка приезжала сюда месяца два-три назад. Полина в это время с Николя еще не встречалась. Еще один штрих в копилку моих подозрений. Может как-нибудь спросить у него прямо? Надеюсь, что по его реакции все пойму. Мимика, жесты, поза — они не умеют врать. Так, это потом, вон уже кавалеры расставляют бокалы на столике.

— Как тебе? — спросил Коля, когда я отпила коктейль и довольно зажмурилась.

— Божественно, — мне и, правда, нравилось. Коктейль слабоалкогольный, мята невероятно сочетается с лаймом, создавая невероятный терпкий с легкой кислинкой вкус.

— А чего сидим-то? Народ уже вовсю зажигает, чем мы хуже? — спросил неугомонный Ден.

Мы быстро допили напитки, и пошли танцевать. Что сказать, огромный зал с толпой, движущейся в одном ритме, живущей в этом ритме, дышащей им. Композиции сменяли одна другую, а в зале практически ничего не менялось. Я колыхалась среди толпы как водоросль на шпильках под приливами и отливами музыки. Руки жили своей жизнью, бедра и грудь тоже. Только ножки в этом деле не участвовали. Коктейль благотворно повлиял на мое восприятие действительности. Я не была пьяна, я просто расслабилась, позволив своему телу плыть по течению, которое задавал ди-джей. И, кажется, у меня получалось. Куда-то делся Николя, который еще минуту назад был рядом. Натка и Ден растворились в толпе, увлеченные друг другом. Я осталась одна, правда не на долго. К моей спине и к тому, что ниже кто-то прижимался, обдавая запахом алкоголя. Этот кто-то пытался повторить мои движения, удерживая за талию и постепенно подбираясь рукой к груди. Только растерянность и непонимание не позволили мне среагировать мгновенно.

— Руки убрал! — рявкнула я сквозь грохот музыки и повернулась к своему кавалеру.

— А то что? — прокричало это нечто. Мужик был шкафообразной наружности. Под два метра ростом, никакого проблеска интеллекта на пьяной физии. Нос сломан, волосы топорщились коротким ежиком, лоб узкий, лицо широкое. Этакий Иванушка — дурачок тренажерного разлива. — Не ерепенься, а то хуже будет, и не таких обламывал! — рыкнуло мне в ухо это стероидное чудо.

— Кому хуже? — я посмотрела в его глаза, горевшие злобой и похотью.

— Тебе малыш, тебе, — пропел он и похабно улыбнулся. — Если так оделась, то должна быть готова к последствиям.

Он притянул меня к себе и ухватил за одно из полупопий. Где-то внутри меня начала разрастаться злость на этого идиота, на Кольку, за то, что заставил меня так по дурацки одеться и оставил одну в толпе. На себя, за то, что пошла на поводу у юного оболтуса, хотя предполагала, чем все может закончиться. Чужие руки заскользили по моей спине, перебравшись на грудь, доводя почти до невменяемого состояния. Я пыталась вырваться, но хватка парня стала еще сильнее, оставляя на моей коже следы. Завтра будут синяки. Но эта мысль была какой-то отстраненной. В один момент мое сознание как будто разделилось: одна я билась в руках смеющегося урода, в тщетной попытке вырваться, а вот вторая я с холодным и отстраненным любопытством наблюдала за происходящим, лелея в глубине души ту самую спираль. Она скрутилась так туго, что того и гляди разожмется и снесет все вокруг.

Меня оторвали от пола и, сильно прижав к телу, понесли в сторону туалетов. По дороге нам никто не встретился, что само по себе было удивительно. Я брыкалась, пыталась вырваться, но силы были не равны. Под конец мне просто заткнули рот поцелуем, прижав спиной к стене мужского туалета. Так противно мне не было никогда. Это было насилие в чистом виде, как дурной сон, как кошмар, из которого ты силишься вырваться и не можешь. Как вязкое болото, после которого не можешь отмыться. Мерзость! Грязь! И пружина лопнула!

Сначала вспыхнули мои руки, прижатые к груди насильника, потом начала гореть я сама. Но вот странное дело, огонь мне не причинял неудобств, стихия ластилась ко мне как котенок, оглаживая своими лепестками, как умелый любовник. Мы с ней понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, у нас было одно дыхание на двоих — огненное. Такое прекрасное, очищающее, убивающее скверну, корчащуюся у наших ног. И больше никаких рук на теле, только огонь, ласковый и нежный. Никаких поцелуев, приносящих только отвращение, вместо них огненные всполохи по всему телу. Никакой одежды — она теперь не нужна. Зачем? Есть же пламя, оно лучше любого дизайнера, платье из огня завораживающе прекрасно. Ни один самый умелый портной не в состоянии сотворить даже что-то отдаленно похожее. И самое главное — я обрела друга, свою половину, себя, я стала цельной.

— Полина, — голос показался мне знакомым. — Борись! Борись, иначе он выжжет тебя дотла!

Кто выжжет? Огонь? Глупости, я счастливо улыбнулась и погладила ластившуюся ко мне стихию.

— Полина, слушай мой голос! Борись, — кто-то кричал и бесновался рядом, но мне было все равно. — Полина, спокойнее девочка, все будет хорошо, ты его сможешь приручить, загнать вовнутрь, показать, что ты главная, а о только орудие в твоих руках.

Какое орудие? Огонь мой партнер, напарник, мы с ним на равных, я ему доверяю, как и он мне. Он не причинит мне вреда, только не огонь.

— Полина, милая моя, хорошая, возвращайся, — голос уже не умолял, он плакал от безысходности. — Я не смогу без тебя, не оставляй меня.

Хм, странный, неужели он не видит, что мне хорошо? Но что-то меня в этом плачущем голосе зацепило, какая-то неправильность. Голос не был чужим. Его обладатель тоже. А своих нельзя заставлять бояться. И я медленно, как бы нехотя, стала втягивать в себя бушующее вокруг пламя. Миг и от огня ничего не осталось, только где-то глубоко во мне притаился огненный клубок, согревающий мою душу своим теплом.

Что было дальше, я помню смутно. Колька, а это был именно он, чуть ли не плача, укутал мое тело в свой пиджак и вынес из сгоревшего дотла туалета. Черный ход, стоянка, машина. Мягкое кресло, с которым я уже кажется сроднилась.

— Код семь, — сказал Николя в трубку, выезжая с клубной парковки. — Клуб Форсаж. Инициация огненной. Десятибалльный огненный шторм. Один труп. Полог на помещение я навесил, но больше получаса он не продержится, — затем минутная тишина и опять. — Да, она со мной, сейчас будем. Жди.

Дальше дорога, которую я не запомнила. Потом меня куда-то несли. Диван в гостиной, на который меня сгрузили и его лицо. Алексей. Такой же, как и пятнадцать лет назад, ничуть не постаревший.

Глава 3.

Двадцать лет назад.

Я приехала в Киев из маленького городка на западе страны, где провела всю свою юность, закончив школу, потом университет и проработав несколько лет помощником нотариуса. Мне там было скучно, тесно, хотелось большего. Каких-то перспектив, а их то, как раз и не было. Заводы в городе давно стояли, работала только местная швейная фабрика, ее директор вовремя подсуетилась, заключив несколько контрактов с иностранными партнерами, отшивая за копейки для Европы вполне приличные по стилю и качеству коллекции. Зато буйным цветом расцвели рынки, дававшие прокорм большой части населения. И вот куда мне было податься со своим дипломом юриста? В прокуратуру? Не смешите меня, туда без блата попасть было невозможно, даже на должность секретарши. Суд? Кхм, это и на сегодня одна из самых коррумпированных структур. Частная практика? А кто пойдет к девочке без опыта и связей? Да еще и адвокатская лицензия, которую можно было получить, только после нескольких лет практики. А откуда ее взять, практику-то? Нотариат был оптимальным вариантом. Но вот за два года работы в помощниках, я с удивительной для себя ясностью поняла, не быть мне нотариусом. Не мое. На семейном совете было принято решение о поездке в Киев, благо родственники в городе имелись. Родителям меня было сложно отпустить. Все-таки своя кровиночка, родная, как оно там еще сложится, а сердце родительское болит.

И вот она столица. Встретили меня честь по чести, помогли с жильем, с работой. Тетя устроила в один из вузов, где преподавала — на кафедру гражданского права, мотивировав тем, что так мне легче будет поступить в аспирантуру и написать кандидатскую. Она как всегда оказалась права. Работа там была не пыльная, много времени не ушло на то, чтобы изучить нехитрую кафедральную кухню, с которой я стала справляться играючи. Свободного времени было вагон, и я принялась за подготовку. Благо к моим услугам была библиотека и местная профессура. Заплата была копеечная, но за само обучение в аспирантуре платить было не нужно. И то хлеб. Несколько лет я была погружена только в учебу, пока, наконец, не защитилась. И вот тут я поняла, насколько мне повезло с темой кандидатской, с направлением и вообще с самим дипломом. В этот период в Киеве был настоящий бум по открытию юридических факультетов. Для того чтобы открыть какую-либо специальность, а под нее организовать факультет, нужно было аккредитоваться с определенным количеством профессуры и кандидатов наук, читающих по этой специальности. Спрос на специалистов даже без опыта работы, но с кандидатским дипломом был сумасшедший, только выбирай, куда ты хочешь пойти работать.

Я решила хотя бы годик поработать там же где и защитилась, а потом уже выбрать то место, где мне заплатят больше. Да и было бы неплохо начинать работать в одной из юридических компаний, которых в то время появилось в Киеве великое множество. С этим мне тоже повезло. У одного из наших профессоров был друг, которому как раз нужен был специалист моего профиля по семейному праву и имущественным спорам.

С момента моего появления в Киеве прошло пять лет. Я добилась многого, наконец, начав зарабатывать, только вот личная жизнь так толком и не сложилась. Времени на нее катастрофически не хватало. Нет, я не была одинокой, были романы. Только... ох... да что говорить, не было того, от взгляда которого мое сердце пело и заполошно пускалось в скач, до дрожи в коленках, до полуобморочного состояния. Кавалеры были солидными, много повидавшими в жизни, но какими-то пресными, по большей части эгоистичными. Большинство из них были давно созревшими для брака, а я была для них выгодной женой. Нет не так, удобной. Мной можно было похвастаться, как же, будущая супруга кандидат юридических наук и вполне успешный практикующий юрист. Ну и что, что у меня нет своего жилья, а только съемная квартира, все это ерунда. На квартиру можно заработать. А вот домашнего юриста, которого можно натаскать по хозяйственным вопросам еще поискать, да и платить не нужно, все же свое, все в семью. Да и детки от такой мадам будут умненькими и хорошенькими, благо в молодости я была чудо как хороша. Маленькая, с широко открытыми карими глазами, ладной фигуркой и приятным личиком. Наивное выражение лица делало меня на лет на пять младше, вводя моих оппонентов в суде в состояние презрительного умиления. Что такая пигалица может им противопоставить? Могла и противопоставляла, а потом солнечно улыбалась после очередного выигранного процесса об опеке или разделе имущества, заставляя их скрежетать зубами. Естественно большая часть вопросов решалась далеко не в зале суда, а так сказать в кулуарах. Мой начальник за год роботы познакомил меня с большим количеством нужных людей, могущих повлиять на принятие того или иного решения. Естественно не бесплатно. Как всегда.

Алексей в моей жизни появился внезапно. Я вела его дело о разводе. Ничего сложного, он и так был готов отдать бывшей супруге практически все, что она просила, но только не загородный дом, построенный его дедом. Дом был настоящим родовым гнездом, в котором жило уже третье поколение Митрофановых, приехавших в Киев еще до войны откуда-то из России. Постройка была добротная, двухэтажная, в недавнем времени пережившая значительную реконструкцию, превратившую двухэтажный дом в настоящий особняк. К тому же Алексей выкупил, находясь в браке несколько прилегающих участков, превратив его в поместье с парком, прудом и настоящей подъездной дорогой в английском стиле. Вот это поместье мадам Митрофанова и вцепилась, мотивируя тем, что реконструкция и покупка участков была произведена в браке и поэтому является совместно нажитым имуществом. Дело не стоило выединого гроша. Бывшая супруга Алексея не работала, находясь на его иждивении, и не могла вносить посильную лепту в покупку и реконструкцию данной недвижимости, что с легкостью было доказано, тем более, что супруг официально компенсировал ей стоимость половины дома. Естественно по оценке БТИ и дело на этом закончилось. Но не закончились наши отношения, переросшие из разряда адвокат-клиент в разряд сначала хороших знакомых, а потом и не только.

Алексей был невероятно хорош собой. Внешне ему было слегка за тридцать. Он был высок, импозантен, загадочен, смоляные волосы с легкой сединой, тонкие лучики мимических морщин вокруг карих глаз. Тонкий аристократический нос, средней полноты губы с чуть ироничной улыбкой, твердый подбородок, смоляной разлет бровей и ироничный взгляд. Он производил впечатление сильного, уверенного в себе человека, хорошо знающего себе цену, а также цену окружающим. Заинтересовать такого было не так то и просто. Было ощущение, что он видит тебя насквозь, мысли, чаяния, саму душу. Официально у него была строительная фирма, занимающаяся постройкой и реконструкции загородной недвижимости. Но вот чем он занимался на самом деле, я даже не представляла. Ну не приносит частное строительство тех денег, на которые был построен его 'сиротский домик в деревне' и выкуплены участки. Слишком уж суммы большие. На мафиозо малиново-пиджачного разлива он был не похож, но то, что дяденька не так прост, как хочет казаться было очевидно. Поэтому я очень сильно удивилась, когда после вынесения решения он пригласил меня в ресторан.

— А не завеяться ли нам, Поленька, до ресторации, отметить мою свободу? М-м-м? — и посмотрел на меня лукаво.

Это было неожиданно. Я и он. Как-то не смотрелась я на его фоне, хорошо понимая, что я далеко не та мадам, к которым он привык. Но тут же себя одернула, вспомнив, что это всего лишь празднование завершения дела. Успешного завершения. Многие клиенты этим грешили, но я никогда не принимала такие предложения, блюдя корпоративную этику. Между клиентом и адвокатом, даже если к этим двоим можно сделать приставку "екс", не должно быть личных отношений. Неизвестно чем это впоследствии может обернуться. Но, заглянув в его глаза, поняла, что не прощу себе, если сейчас откажусь. В конце концов, он же меня не в номера приглашает.

— И куда именно вы, Алексей Петрович, желаете меня пригласить? — я неторопливо собирала документы в портфель.

— О, дорогая Полина, к чему этот официоз, на месте разберемся. В центре всегда найдется что-нибудь достаточно пафосное, под стать моему сегодняшнему настроению.

— Годится, пафос, так пафос, — я огладила узкую черную юбку и застегнула пиджак. В такой экипировке не стыдно заявиться в элитное заведение.

Но в пафосный ресторан мы так и не попали. Мы ехали на машине по Подолу, увидели недавно открывшийся уютный ресторанчик и рискнули в него зайти.

— Полин, можно на "ты"? — улыбнулся Алексей, держа в руках меню.

— Почему нет? — вернула я ему улыбку и осмотрелась.

Уютно. Стены обшиты теплым деревом, на столах крахмальные клетчатые скатерти, на стенах композиции из сухоцвета. То там, то здесь в интерьере встречаются элементы старины: кованные подсвечники, люстры, сооруженные из старых колес. Дубовая барная стойка, настоящие, а не пластиковые цветы на столах. Причем не просто букетики в вазочках, а крохотные композиции, придающие помещению особый шарм.

— Хорошо-то как, — выдохнула я восторженно.

— Что будешь пить?

— М-м-м, наверно сок, — смутилась я под его пытливым взглядом.

— Как сок? — не понял он. — Сегодняшнюю победу нужно отметить. Вино сухое красное. Ты как?

— А, ладно, пусть будет вино. А ты как же? А машина? — вспомнила я о насущном.

— Оставлю тут на стоянке, завтра заберу, — отмахнулся он.

В этом уютном ресторанчике мы засиделись затемно, время от времени заказывая что-то и рассказывая друг другу о себе. Он о своем браке, я о карьере. Мне было хорошо, так как не было очень давно, а может и никогда. Уютно и тепло в его присутствии, и сердце заполошно билось, и алели щеки не то от выпитого, не то от его взглядов. Выбрались мы оттуда только ближе к ночи, и Алексей как истинный джентльмен решил меня проводить, тем более что на такси это сделать было не так то и тяжело.

А со следующего дня началась осада. Рабочее утро начиналось с привета по электронке, иногда цветы, иногда приглашения в ресторан, театр, на природу на шашлыки. Какие-то приглашения я принимала, какие-то из-за своей загруженности отвергала. Но в один прекрасный момент стала замечать за собой, что утром, придя на работу, первым делом бегу к компу проверять почту и если вдруг он не написал — день проходит под знаком минус. Жду его ответов на свои меседжи, поминутно заглядывая в почту и тут же отвечаю, чтобы опять замереть в ожидании. Дни, когда мы болтаем через сообщения, становятся для меня счастливыми, и я буквально парю в офисе, не замечая косых, все понимающих взглядов коллег. Хорошо, что в тот период у меня было мало судов, а то не знаю, что бы было с теми делами. Я не могла сосредоточиться на работе, витая в облаках. Но долго так продолжаться не могло. Меня вызвал на ковер Илья Петрович Коваленко, мой начальник и один из совладельцев конторы, в которой я работала.

— Аверьева, — он тяжело на меня посмотрел, так и не предложив присесть. — Что с тобой происходит в последнее время? Март, слава богу, уже два месяца как закончился. Май на дворе.

— Илья Петрович, а вы собственно, о чем? — я еще больше распахнула глаза и уставилась на него до ужаса наивным и невинным взглядом.

— Полин, — тяжело вздохнул он. — Значит так, повторяю один раз: любые амурные настроения ты оставляешь за дверями этого помещения. Здесь ты только юрист, с холодной головой и таким же холодным сердцем. Впрочем, в зале суда тоже самое. А вот вне работы хоть на ушах стой.

Он стукнул ладонью по столу и встал, давая понять, что разговор закончен. Честно, так стыдно мне наверно не было никогда. Мало того, что дала повод для пересудов, так еще и дала повод усомниться в своей профессиональной пригодности. Хороший юрист, как и врач, как впрочем, и любой профессионал умеет абстрагироваться от личных проблем, радостей, всего того, что происходит с ним за стенами работы. Если ты этого не умеешь, то грош тебе цена. Я это знала, до этого момента умела, а вот с Алексеем моя хваленая выдержка дала сбой. Первый раз. Я пообещала себе оставить свою радость за дверями работы. Но обещать это одно, а вот выполнить — совершенно другое. Но я стала собраннее, погружаясь в работу с головой и стараясь поминутно не смотреть, пришло ли мне очередное послание или нет.

Так прошло еще две недели. Май закончился. Начался июнь, а с ним и сезон отпусков. Мы с Алексеем стали встречаться все реже и реже. В отличие от меня у него была самая жара. В строительстве лето — это пик сезона, когда нужно успеть очень многое. Вот он и пропадал то на одном объекте, то на другом, уделяя мне все меньше и меньше времени и внимания. Я скучала, нет, не так, у меня началась ломка. Общение с ним было наркотиком. Я все понимала, загруженность, работа, родные, друзья и дальше по списку — все это съедало его время, не оставляя для меня практически ничего. Письма стали редки, встречи еще реже. Мне было плохо, реально плохо. И вот тут я, наконец, осмелилась признаться сама себе, что влюбилась. Влюбилась со страшной силой первый раз в жизни. Раньше это было как-то не так. Не так остро, не с таким надрывом и безысходностью. Не с таким заполошным счастьем от любой весточки, встречи, касания.

Было ли это отдаление хорошо спланированной акцией опытного обольстителя? Хм, не знаю. Может — да, а может — нет. Возможно, он просто совместил приятное с полезным — работу с доведением меня до кондиции. К концу июня я разве что на стенку не лезла, загружая себя делами по самое не могу. В судах работы практически не было, все разъехались по отпускам и клиенты, и судьи. И я погрузилась в жизнь университета. Я возилась со студентами, пытающимися сдать мне очередной экзамен, с дипломниками, со студентами, жаждущими всучить мне очередную курсовую, содранную из одного из учебников. Читать приходилось много. Еще больше приходилось вбивать в нерадивые головы понимание того, что со мной этот номер не пройдет — или они нормально готовятся и нормально пишут, или свободны, невзирая на фамилии студентов и должности их родителей. Не нужно стране такое количество дипломированных бездарей. Декан ворчал и хватался за голову, а мне, если честно, было все равно у кого какие родители. Или студенты учат и сдают нормально или свободны. Как-то даже пришлось выдержать нелегкий разговор с одним папашей, занимающим не последнюю должность в Киевской мэрии. Ох, что я про себя тогда наслушалась: и пигалица желторотая, и босота приезжая, чего мне только не наговорили. Я, молча, выслушала, а потом спокойно спросила:

— Вас, простите, как зовут? — грозный дядечка посмотрел на меня непонимающе, неужели я не знаю такую известную в узких кругах личность.

— Пантелеймон Андреевич, — буркнул он.

— Так вот, Пантелеймон Андреевич, вы согласны, что юристы — это те же врачи. Только врачи решают проблемы, которые возникают в организме, а юристы те, которые возникают вокруг организма. Знания и тех и других порой спасают жизнь, отсутствие оных — смерти подобно. Если вашему сыну сейчас не привить нужных знаний, они у него не появятся никогда. Учиться тоже нужно уметь.

Да речь была банальной, а произнесенная мною, она была чем-то сродни истины, которую изрекает каждый уважающий себя младенец. Но что-то в моих словах его зацепило, и Пантелеймон Андреевич посмотрел на меня уже совсем другими глазами. Он некоторое время помолчал, размышляя над сказанным, а потом неожиданно произнес:

— Вы правы, — было видно, насколько ему тяжело далось это признание. — Я не буду вставлять вам палки в колеса, если вы решите справедливо оценить знания моего сына.

С Пантелеймоном Андреевичам мы впоследствии подружились, и он не раз помогал мне решать некоторые щекотливые вопросы, связанные с делами моих клиентов. С того момента меня никто не трогал, я могла зверствовать в свое удовольствие, вбивая знания в нерадивые головы студентов. Впрочем, через какое-то время, когда бывшие выпускники пошли работать, они не единожды возвращались и благодарили за то, что тогда не пожалела, не махнула рукой, не осталась равнодушной. Но это было потом. А в конце июня того ненавистного года я была погружена в работу, стараясь ничего вокруг себя не замечать и не расплескать то состояние внутреннего равновесия, которого я добилась с таким трудом.

Алексей вернулся в мою жизнь как всегда стремительно.

— Полинка, — в трубке, невзирая на поздний вечер, звучал его жизнерадостный голос. — Мы завтра едем отдыхать! Возражения не принимаются!

— Митрофанов, иди к черту! — я не смогла скрыть своего раздражения. Рухнуло только недавно обретенное душевное равновесие. Сердце заполошно билось, руки вспотели, глаза блестели как в лихорадке. Я нервными движениями заправляла, короткие волосы за ушко и пыталась понять, что мне делать. Ехать было нельзя, поддаваться на его провокации тоже, иначе потеряю себя, растворяясь в нем без остатка. Не будет моих интересов, будут только его, не будет моих желаний, жить я буду, так как он скажет, а не так как я решу сама. И это было страшно.

— Какое к черту? — возмутился он. — Мы и так с тобой бог знает, сколько не виделись, или у тебя на завтра другие планы? — а вот последняя фраза уже вкрадчиво.

Какие другие? От работы и литров кофе уже тошнило.

— Будь любезен, огласи весь список. Сколько, куда, почему и так далее. И с чего это ты вдруг обо мне вспомнил?

— А я и не забывал, — его голос стал обволакивающим. — Прости, был занят.

— Да так, что не мог и позвонить, — я уже просто ворчала, создавая видимость недовольства.

— Нууу, — он втянул воздух и выдохнул. — Не мог.

— Ладно, Митрофанов, не нужно придумывать отговорки. Захочешь — расскажешь, — примирительно сказала я.

— Вот за что ты мне нравишься, Полинка, так это за твое понимающее отношение к мужским особям в моем лице, — хохотнул он. — Ну, так как по поводу завтра?

— Я так и не услышала программы мероприятия, — вот как на него злиться? Клоун.

— Значит так, у моих старых знакомых в Крыму есть небольшой домик, который на эти выходные будет свободен. Там как раз окна между заездами отдыхающих, и они любезно разрешили мне им воспользоваться. Представь только: ты, я, море и никого вокруг, — соблазнял он.

— Лешенька, друг любезный, — произнесла я насмешливо, — как это никого на берегу? Сейчас сезон, и каждый уважающий себя гражданин нашей необъятной родины, считает своим долгом отметиться в Крыму.

— А вот так. Там как бы это сказать, частная территория с выходом на свой пляж, — замялся он.

— Митрофанов, хватит ездить по ушам! — я понемногу начала раздражаться. — Ты хочешь сказать, что домики такого уровня сдаются простым смертным?

— Далеко не простым, — он выдержал театральную паузу. — А очень хорошим знакомым. Ладно, хватит об этом. Ты мне лучше скажи — едешь ты со мной или нет?

— У меня купальника нет, — выдала я последний аргумент, хотя давно все решила, только боялась сама себе, признаться.

— Полин, — тяжело вздохнул он. — Ты, правда, считаешь это проблемой?

— Как настоящая женщина, которой нечего надеть? Да считаю, — рассмеялась я.

— Будет тебе купальник, целый ворох купальников. Итак, собирайся, завтра утром я за тобой заеду.

— Утром — это во сколько? — на всякий случай я решила уточнить.

— Часов в шесть. Поедем по Одесской трассе, часа в три будем на месте. Кстати, а на сколько ты сможешь вырваться помимо выходных? Может, возьмешь недельку? А?

— Лешка, ты меня убиваешь. Сейчас вечер четверга, как я, по-твоему, возьму отпуск на неделю, если завтра утром ты за мной заедешь? — возмутилась я.

— Но как-то же ты пятницу прогуляешь? Вот и остальное время профилонь.

— Душа моя, ты неподражаем! Как у тебя это все легко получается!

— А что тут сложного? Главное — желание, — и вот как ему сопротивляться? — Поль, подумай, полноценный отдых, нет студентов, нет клиентов. Ляпота. Хочешь, я с твоим начальником поговорю и отпрошу тебя?

— Не нужно, я сама, — ну вот, я не заметила, как согласилась с этим манипулятором.

— Все, утром жди, — и отсоединился.

А я приземлилась на пуфик с телефонной трубкой в руках, глядя в пустоту и пытаясь собрать мысли воедино. Взгляд случайно зацепился за циферблат часов. Десять вечера. А вот интересно, как далеко меня пошлет Илья Петрович, если я его сейчас наберу? Оказалось, недалеко. И вообще, ответил он мне с выработанной годами сдержанностью. Внимательно выслушал мою просьбу, попенял на то, что такие вопросы я решаю не в рабочее время, да и отпустил, благо ничего существенного в ближайшее время не предвиделось.

— Но ты учти, Аверьева, это исключительно из-за моего хорошего к тебе отношения. Не пользуйся этим слишком часто, не разочаровывай меня, — буркнул он на прощанье. — Отдыхай девочка, заслужила.

— Спасибо, Илья Петрович.

С заведующим кафедрой было еще проще. Сессия закончилась, в государственных экзаменах я была не задействована. До защиты дипломов было еще две недели. Так что я со спокойной душой поставила его в известность об отсутствии и поплелась собирать сумку.

Пока руки что-то складывали, перебирали, гладили, голова в этом процессе не участвовала. Хорошо хоть складывала я не в дорожную сумку, а пока просто стопочкой на диван для дальнейшей ревизии.

И во что я ввязываюсь? Я машинально достала свитер толстой вязки и положила его к пяти таким же, уже мной отобранным. А если после этого отдыха он опять пропадет? Мне же будет намного больнее. Я относительно легко пережила отсутствие Лешки только потому, что настоящей близости между нами еще не было. Все было зыбко. Этакий флер недосказанности, когда от каждого следующего дня ты ждешь чуда, но не очень сильно расстроишься, если оно не случится. А вот совместный отдых — это уже серьезно. Если у нас ничего не получится, будет больно, очень больно. Я присела на диван, возле вороха ненужных вещей.

А с другой стороны, я же ведь никогда себе не прощу, если не попробую. Все буду гадать — как оно могло бы быть, будь мы вместе. Какой он в страсти? Такой ли как я думаю. Нам было бы так же хорошо, как и во время поцелуев? Или еще лучше? Эти же вопросы не дадут мне жить дальше. Я же изведу себя, сравнивая всех своих последующих кавалеров с воображаемым Алексеем, приписывая ему, то чего и в помине нет. И буду страдать от собственной глупости, лелея образ придуманного любовника.

Ладно, прорвемся! Я оглядела собранную кучу зимних и осенних вещей и заливисто расхохоталась, а потом, весело подхватившись, начала рассовывать все это барахло по местам. Вторая попытка сбора сумки была более удачной: несколько платьев, сарафанов, легких юбок и маечек, купальник, куда уж без него. Да, соврала я Алексею, ну и что?

Спать я ложилась с колотящимся сердцем и предвкушением праздника. Как следствие, долго вертелась и сбила простыни в комок. А утром проспала, не услышав будильника.

Трель, раздававшаяся в квартире, могла разбудить и мертвого. Я протянула руку и попыталась нащупать противный агрегат, но странно, он не дребезжал. Я открыла один глаз и сонно огляделась. Звук не замолкал. Наконец-то я сообразила, что кто-то ломится ко мне в дверь.

— Митрофанов, — я резко села на кровати, а потом, подскочив, кинулась открывать.

— Вот кто бы сомневался, — Алексей заинтересованно осмотрел меня с ног до головы. — Проспала.

— Ой, — я переступила с ноги на ногу, поправляя на себе длинную футболку и расчесывая пальцами стоящие дыбом волосы. — Я сейчас, — и метнулась в ванную.

Алексей прошел в кухню, и пока я в темпе вальса приводила себя в порядок, сварил кофе в турке. Никаких других кофейных агрегатов я не признавала. Настоящий кофе может быть только по-турецки, без сливок, без сахара, тягучий и черный как смола.

— М-м-м, — я стояла в дверях, одетая, подкрашенная и смущенная. — Извини, я честно, даже будильник поставила. Вот, — я развела руками и смущенно улыбнулась.

— Кофе пей, и поехали, — он с удобством расположился у меня на кухне, потягивая крепкий напиток.

Я налила кофе и присела за стол напротив него. Нужно было что-то съесть, но кусок в горло не лез.

— Все? — Алексей сполоснул чашку и поставил ее на полку. Я только утвердительно кивнула. — Вещи собрала?

И главное, взгляд подозрительный в мою сторону, как будто он имеет дело с непослушным ребенком, которого если не будешь жестко контролировать, он успеет сотворить нечто этакое.

Опять молчаливый кивок и мои опущенные долу очи. Я и правда чувствовала себя нашкодившим сорванцом, тем более что одежка соответствовала: джинсовые бриджи, обрезанные по живому и лохматившиеся по низу. Футболка с Микки Маусом и все еще топорщившиеся волосы. Я их попыталась хоть как-то облагородить в ванной, не получилось, и я махнула на это дело рукой. Да ладно, под кепкой ничего видно не будет, а приедем на место, вымою голову и стану похожей на человека.

— Пойдем, — он легко подхватил мою сумку и вышел в коридор.

— Пойдем, — я вздохнула и нацепила кепку на голову, тут же став похожей на подростка не то мальчика, не то девочку.

Торжественное закрытие дверей прошло в тишине, спуск в парадное тоже. Возле подъезда уже сидели несколько старушек. Утро, еще и семи нет, а они уже заняли свой пост, правда, не полным составом, а только те, у кого явная бессонница. Они проводили нас заинтересованными взглядами и тут же о чем-то оживленно заговорили. Явно обо мне.

— Чувствую себя растлителем малолетних, — Алексей сел за руль Паджеро и пристегнулся.

— Прям таки и малолетних? — хмыкнула я, пристегиваясь, со своей стороны. — Откуда машинка? Раньше у тебя вроде другая была?

— Она и сейчас есть, — пожал он плечами. — Этой я пользуюсь, если нужно выехать за город. Сама же знаешь, какие у нас дороги.

— Это да, — я только кивнула и замолкла.

Из-за утренней неловкости разговаривать не очень то и хотелось. Да и цель поездки влияла на разговорчивость. Если нужно было, я могла поддержать любую беседу, но вот разговаривать с ним сейчас о погоде, о видах на урожай черники, о ценах на не поспевшие арбузы и дальше по списку почему-то не хотелось. Любая тема казалась надуманной и глупой, а посему я молчала, разглядывая в окно проносившийся мимо пейзаж. Из города мы выехали удивительно быстро, дороги в это время были пустыми, и мы мчались по утренней трассе, постепенно увеличивая скорость, благо машина это позволяла.

— Поль? — он обернулся ко мне и ожег насмешливым взглядом.

— Что?

— А ты всегда такая встрепанная по утрам? — я только пожала плечами, и что мне ему ответить?

— Тебе не понравилось? — чуть кокетства и лукавый взгляд в пол оборота.

— Ну почему? — натужно выдохнул он. — Еле сдержал себя. Если бы ты не убежала в ванну, скорее всего мы бы с тобой сегодня никуда не поехали.

И столько в этой фразе было обещания, что внутри меня что-то сладко замерло, а потом скрутилось в тугой узел. Если он и дальше будет продолжать в таком духе, то еще вопрос, доедем ли мы куда-то вообще или заночуем в машине на берегу какой-нибудь речушки. Видимо он и сам это понял, потому, что больше таких провокационных фраз в мою сторону не кидал, рассказывая в основном об очередном своем строительном проекте и расспрашивая меня о студентах. Пришлось даже поделиться некоторыми студенческими байками из своей пока еще небольшой практики.

Колеса постепенно пожирали километры, вокруг нас проносились поля, засаженные кукурузой, подсолнухом и пшеницей, которая особенно эффектно смотрелась у лучах утреннего солнышка. А если уж рядом была река, оттеняющая золото колосьев — зрелище становилось поистине завораживающим. Часов в одиннадцать мы остановились в одном из городков перекусить, а потом поехали дальше. После позднего завтрака меня неожиданно сморило. Сказывалась бессонная ночь и волнения сегодняшнего утра, так что въезд на территорию сиротского домика Лешкиных знакомых я благополучно проспала.

— Поль, — меня тормошили за плече, просыпаться ужасно не хотелось, настолько я расслабилась в Лешиной машине. — Полина, вставай, приехали.

Я открыла один глаз и подозрительно на него посмотрела, а потом, зевнув, потянулась как кошка, вызвав у него несколько нервную реакцию.

— Полинка, — он сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну, — либо ты выбираешься самостоятельно, либо я тебя вынимаю из машины, но море в этом случае ты увидишь не скоро.

— Море! — взвизгнула я, почувствовав разливающийся в воздухе запах йода и увидев через редкий частокол сосен водную гладь. Алексей и его слова тут же были забыты, я выскочила из машины как чертик из табакерки и ринулась по тропинке в сторону воды, не обращая внимания на окружающее меня великолепие. Море я любила до невозможности, до помутнения рассудка, до нервного обожания. Как-то еще в детстве маман вывезла меня оздоровиться под Одессу на несколько недель и вот с того времени я пропала. То лето запомнилось мне самым счастливым в моей жизни. Ласковое море, золотистый пляж, матушка, не дающая мне обгореть и постоянно вытягивающая непоседливую детку из воды. Мороженное, обеды в кафе как взрослая, с ножом и с вилкой. И счастье — безграничное, безудержное, казавшееся вечным, потому что оно рядом — море. Вот с того времени любое мое посещение побережья, а они были далеко не частыми, вызывало вот такую реакцию. Меня тянуло к воде словно магнитом, я должна была поздороваться с ним, окунув ноги в прибой, а еще лучше искупавшись.

— Полина, — неслось из-за спины. — Да погоди ты! Куда ты мчишься?

— К воде! — я на минуту затормозила и с головы слетела кепка, теплый ветерок тут же растрепал мои непокорные вихры. Я обожгла его счастливой улыбкой. — Лешка, там море!

Словить он меня так и не успел, я вывернулась и ринулась к воде, благо пляж был в пяти минутах. В разные стороны полетели сандалии, бриджи тут же были закатаны до самой попы, майка завязана узлом, и я со счастливым видом зашла в воду, досадуя на себя за то, что не догадалась одеть купальник еще в Киеве. Кто же знал, что мне так повезет.

— Полька, — Лешка стоял напротив меня, пока не заходя в воду, и с улыбкой меня рассматривал. — Никогда не думал, что ты еще такой ребенок. Как оказывается тебе мало нужно для счастья. Ладно, вылезай, успеем еще искупаться.

Я нехотя вышла из воды и приблизилась к нему, пытливо глядя в глаза. Не знаю чего я ждала, но он меня тут же сграбастал и прижал к себе.

— Не убегай больше так от меня, — он зарылся носом в вихры, вдыхая мой запах, смешанный с запахом моря.

— Не буду, — легко было пообещать, а вот как получится с исполнением — вопрос.

Дорога обратно была труднее, пришлось идти в гору, где среди сосен притаился беленький двухэтажный домик с красной черепичной крышей. Он был прелестным, с огромной верандой, увитой плюющем, с цветами, окружающими дом по периметру, с деревьями, обихоженными заботливой рукой садовника. Весело блестели на солнце высокие стрельчатые окна, придавая дому этакий налет готичности. В середине он был не менее приятен, чем с наружи — комнаты большие с высокими потолками, без вычурной мебели. Все просто и со вкусом, видно, что сюда любят приезжать отдыхать, настолько все вещи были любовно подобранны и стояли на своих местах не захламляя интерьер, а, только подчеркивая простор, который был за окнами.

— Как здесь здорово! — выдохнула я, скользнув взглядом по диванам с ворохом подушек и незажженному камину с висящей над ним оскаленной головой волка. Возле камина, как и полагается, лежала волчья шкура. — Леш, а все-таки, чей он?

— Да какая разница? — он несколько смущенно отмахнулся, не желая вдаваться в подробности. — Пойдем наверх, я покажу тебе нашу комнату.

— Нашу? — тихо сказала я, но он услышал.

— Нашу, маленькая, нашу, — и посмотрел на меня так, что мои колени подогнулись. — Пойдем, примешь душ, а потом можно будет перекусить и на пляж. Как раз уже не жарко будет.

Леша взял меня за руку, в другую руку сумку и отвел на второй этаж. Ну что сказать, кровать в комнате была исключительно для разврата. В такой спать... сложно, можно потеряться. Это то, что первым бросалось в глаза. Про то, что она стоит на возвышении и у нее четыре столбика под балдахин, это дело десятое и в общем даже не интересное на фоне монументальных размеров. А еще там были пошлые шелковые простыни и даже такие же пошлые наволочки. М-да, я провела рукой по подушке. И как на таком спать? Я же скачусь непонятно куда или об пол шмякнусь. Хотя с такими размерами кровати, возможно, мне это не грозит.

Леша, молча, наблюдал за мной, не говоря ни слова и не делая попыток разместить меня на горизонтальной поверхности. Даже как-то обидно, ей богу. Надеешься, мечтаешь, строишь какие-то планы, а он состроил каменное лицо и только глазками зыркает в мою сторону. Может, не хочет спешить? Ну и ладно, вечер от нас все равно никуда не денется. Душ я приняла очень быстро, и, облачившись в купальник и коротенькие джинсовые шорты, спустилась в кухню, где у плиты возился Леша.

От неожиданности я даже споткнулась, больно ударившись пальцем. Зашипела как дикая кошка, лелея пострадавшую конечность.

— Поль, ты несчастье ходячее. Вроде респектабельная, строгая дама-адвокат, затянутая в костюм как в униформу. Но стоило тебя вывезти на природу, куда только что девалось. Ты похожа на дикого Гавроша. И волосы, и повадки.

— Ты еще скажи и фигура, — обиделась я.

— Нет, с фигурой все в порядке, — он ощупал меня пристальным взглядом, снимая то немногое, что на мне было, и одобрительно ухмыльнулся. — Ладно, садись есть, потом пойдем купаться.

— А как это ты так быстро приготовил? — передо мной стояла тарелка с тушеными овощами, аккуратно порезанная ветчина, и тарелка с овощным ассорти. Леша явно решил не заморачиваться с салатом, здраво рассудив, что огурцы с молодым лучком, перышками чеснока и еще тепличными помидорчиками мы съедим и так.

— Нет, это не я. Раз в день приходит Зинаида Павловна, она убирает в доме и готовит постояльцам. Я ее предупредил о приезде еще неделю назад, вот она и расстаралась. Там еще есть мясо, замаринованное на шашлыки, отбивные, борщ и еще куча продуктов. Но я решил, что перед пляжем наедаться не стоит. Сейчас перекусим, а вернувшись, поедим основательно. Палыч должен будет мангал разжечь.

— А Палыч — это кто? — полюбопытствовала я, не забывая, впрочем, об обеде. Что-то я проголодалась.

— Это смотритель дома, садовник и тэде, и тэпе. Мастер на все руки и просто замечательны дядька. Они с женой живут в маленьком флигеле и следят за здешним хозяйством во время сезона, — Леша говорил и не забывал время от времени тщательно пережевывать. В такие моменты он замолкал, а я ждала, когда же он продолжит. — Поела? — я как-то и не заметила, как моя тарелка опустела. — Пойдем на пляж, только прошу тебя — не беги, после обеда это вредно.

Последнее он сказал на редкость ехидно. Я только плечами пожала. Буду я еще на это внимание обращать и обижаться, когда тут так здорово. На пляже мы немного повалялись на песке, потом я не выдержала и залезла в воду. Мне не нужно было плавать, мне просто здорово было сидеть в воде на песочке и нежиться в набегающей волне, пересыпая ладонями песок сквозь пальцы и рассматривая валяющиеся мидиевые ракушки.

— Поль, ты чего тут сидишь? — удивился подошедший Леша. А что мне ему было объяснять, что вот так же я сидела в детстве, нежась в набегающей волне? Что вот именно это у меня ассоциируется со счастьем? Не заплывы, не ныряние с аквалангом, хотя и это замечательно, а вот такое незамысловатое медитирование, нирвана под лучами заходящего солнца, полное расслабление в ласковых волнах прибоя. Именно в такие моменты чувствуешь себя счастливой. — Пойдем купаться, — он подхватил меня под мышки и поволок на глубину.

Барахтались мы с ним долго, наверно больше получаса, утягивая то его, то меня под воду и устраивая веера из брызг, повизгивая от удовольствия. А выбравшись, наконец, из воды, даже не вытершись, а просто подобрав полотенца, побрели в сторону дома, откуда уже доносился легкий запах дыма.

— Палыч мангал развел, — улыбнулся Алексей. — Я тебе такие шашлыки приготовлю, ты не представляешь!

И столько в этой фразе было обещания, пополам с мужской гордостью за то, что действительно умеет делать, что я невольно сглотнула от предвкушения.

— Я в душ, — сказала я, как только мы оказались на пороге дома. — Кожу тянет, нужно смыть соль.

— Только быстро, должен же мне кто-то помогать, — он подтолкнул меня к лестнице.

— А ты разве не пойдешь? — и тут же залилась краской, настолько это прозвучало двусмысленно. Но оправдываться, что я не это имела ввиду — было бы верхом идиотизма.

— Тут несколько душевых, — он понял мои метания и не стал на этом заострять внимание. Джентльмен. Другой бы на его месте обязательно напросился бы ко мне в компанию, а он нет. Почему?

Это выяснилось позднее, когда я уже выбралась из душа, надев милый сарафан и наконец уложив непослушные вихры. На улице жарился шашлык, на веранде был накрыт стол: красное вино, фрукты, нарезка... и свечи. Ни Палыча, ни его супруги видно не было. Легкие, ни к чему не обязывающие разговоры, прекрасное вино, запах шашлыка и постепенно спускающиеся на побережье сумерки. Пение цикад и шелест ветра в кронах деревьев. Как-то незаметно шашлык дожарился. Я и правда ничего вкуснее в своей жизни не пробовала, чем вот это замечательный крымский шашлык, сдобренный неизвестными мне травками и поливаемый красным вином. А потом был танец под шум ветра и пение цикад. Моя рука в его руке, мое сердце возле его груди, моя голова на его плече. И шум прибоя в отдалении.

Я как-то не заметила, как его губы заскользили возле моего ушка, нашли его и чуть прикусили. Но оно тут же было оставлено в покое, рядом с ним была такая привлекательная щечка, а потом уголок губ, а следом и они сами. Поцелуй становился все более и более страстным, и требовательным, отбирая у меня дыхание и заставляя табуны мурашек проноситься по телу с шашками на голо. Я была возбуждена настолько, что стала мелко подрагивать у него в руках.

— Ты замерзла? — он немного отстранился, совсем чуть-чуть, просто чтобы окинуть меня взглядом с ног до головы и понять, что не так, почему дрожу.

— Нет, — как-то непривычно в такие моменты вдаваться в пространные рассуждения о причинах той или иной физиологической реакции.

— Пойдем в дом? Там теплее.

Я на это только кивнула и тут же была подхвачена на руки. Меня очень быстро отнесли в холл, где был разожжен камин. Когда только успел? Ежу же понятно, что он это сделал не ради тепла, а токмо для румантицкой атмосферы. И он был прав. Тут же захотелось оказаться на той самой волчьей шкуре перед зажженным камином. Наверно это здорово.

От размышлений меня отвлекла мелкая цепочка поцелуев, от ушка к плечу и упавшая бретелька сарафана. А дальше я потерялась в его пронзительной нежности, трепетности в каждом прикосновении, как в первый раз, как к единственной женщине. Такое со мной было впервые, я горела в его руках, ощущая себя особенной, женщиной с большой буквы, которую не банально имеют, а любят, нежат, делают счастливой, не потому что так нужно и это обязанность нормального мужчины, а потому что хочется. Это было как в стихах: '... сплетенье рук, сплетенье ног, души сплетенье...' — пронзительно, невероятно, на грани, с надрывом, как в последний раз с невозможностью насытится друг другом и легкой горчинкой будущего расставания.

Это-то и смущало. Было ощущение, что так может быть только раз в жизни, все остальное будет жалкой попыткой повторения. Подделкой. Рутиной. Обязанностью.

Я лежала на шкуре возле камина, положив голову ему на грудь, и гнала от себя эти мысли. Мы, женщины, странные существа. Ну, казалось бы, живи моментом, наслаждайся, впитывай в себя ласки глубоко не безразличного тебе человека, жар огня за спиной, мягкость шкуры под тобой. Романтическую атмосферу, созданную его руками специально для тебя. А это так редко. Мужчины ленятся создавать ля нас такие вот мгновения. Казалось бы, чего проще — зажги пару свечей, камин не обязателен, налей в бокал немного вина, кинь на кровать бутон розы. Неужели это так тяжело? Затрат как денежных, так и физических кот наплакал. Ан нет, проще чуть помявшись сунуть облезлый веник в руки и потянуть пить пиво у ближайшего ларька, а потом жутко удивляться, почему это барышня сбегает, да так что пятки сверкают. Но это я утрирую. Обычно все чуть лучше. Банальные розы, еще более банальное кафе, после которого подразумеваются предварительные вольности, а может и чего по более, это если барышня сговорчивая попадется. А вот так как было у меня — на это способны единицы. Подарить маленькое романическое счастье, о котором потом вспоминаешь со сладким замиранием сердца. Но мысль 'А что дальше?' никуда не девалась. Я гнала ее от себя, настраивая на позитив, отмахиваясь с мыслью 'Будь что будет' и постепенно погружаясь в сон.

Утро следующего дня встретило меня ласковым лучиком сквозь не плотно задернутые шторы, запахом йода, пропитавшего весь дом и легкими поцелуями, переросшими в нечто большее. Леша не мог мной насытиться, а я им, наслаждаясь каждым мгновением нечаянного счастья. Потом легкий завтрак, приготовленный заботливыми руками невидимой Зинаиды Павловны. Пляж, море, песок, бусы из ракушек и счастье, заливавшее меня от макушки до пяток.

Идиллия продлилась ровно три дня. А потом был звонок из Киева, после которого Лешу словно подменили. Он посмурнел, замкнулся в себе, односложно отвечая на мои вопросы.

— Поль, собирайся, — чуть раздраженно сказал он.

— Что случилось? — удивилась я, усевшись напротив него на постели.

— Мне нужно в Киев, срочно, — он застегнул кое-как уложенную сумку и повесил ее на плечо.

— Леш, — я взяла его за руку и с тревогой заглянула ему в глаза. Руку он тут же убрал. — Лешенька, ты не думаешь, что я заслужила хотя бы какое-то объяснение?

— Поль, с отцом плохо, — он тяжело выдохнул. — Им пока занимается семейный врач, угрозы вроде никакой, но я должен быть там.

— Сердце?

— Да, — коротко сказал он, не вдаваясь в подробности.

Собралась я быстро. Лешино волнение передалось и мне. И потом, не хотелось вызывать его гнев собственной нерасторопностью. То, что может быть милым в обычной обстановке вызывает неудержимый гнев, когда беспокойство за родного человека держит тебя на грани.

— Хозяин, вы куда? — к нам подбежал тщедушный белый как лунь дедок. Он окинул нас встревоженным чуть подслеповатым взглядом, останавливаясь на дорожной одежде и собранных сумках.

— Домой, Палыч, домой. Передавай привет жене, поблагодари от нас. Она как всегда молодец, особенно ей удалось мясо для шашлыков, — Леша выдавил из себя улыбку и закинул вещи в багажник Паджеро.

— Да как же это? Да что же это? — запричитал дедок, смешно, по-бабьи всплеснув руками. — Только же ведь приехали. А мы столько вам наготовили с женой. Столько мяса намариновано. Как же ж теперь?

— Палыч, не мельтеши, съедите сами, а нет, так родственникам раздадите, — отмахнулся от него Леша, усаживаясь на пассажирское сидение. — Все, мы поехали. Пока.

Дедок побежал открывать ворота, я примостилась на переднем сидении, натянув кепку на глаза и стараясь не смотреть на Алексея. Он разве что не искрил от сдерживаемых эмоций. Естественно дорога прошла под знаком молчания. Играла тихая музыка, Леша гнал на запредельной скорости. И что самое странное, ни один из гаишников, мимо который мы пролетали на немыслимой скорости, нас не остановил.

Я вспомнила оговорку Палыча, назвавшего Алексея хозяином. Выходит, домик его? Почему не сказал? Или боялся, что я позарюсь? Видимо опыт общения с бывшей супружницей, или не только с ней делал его параноидально осторожным.

В Киеве мы были уже вечером. Алексей въехал в мой двор, помог выйти, вынул багаж и как-то безразлично чмокнул в щечку, как будто мыслями давно уже не со мной.

— Я позвоню, — фраза получилась какой-то короткой и безликой, не оставляющей надежды на продолжение. Он тут же сел в машину и уехал. А я побрела в квартиру под перекрестным обстрелом глаз нашего лавочного взвода, следящего за моралью окружающих и убивающего наповал осуждением в выцветших глазах.

Ощущения были странными, непонятными. Вроде надежда оставалась, а вроде ее и нет. Вроде было море и чудесные три дня, но они быстро закончились, оставив после себя горькое послевкусие. Состояние странное, подвешенное, когда вздрагиваешь от каждого шороха на лестничной клетке, благо звукоизоляция ни к черту, от каждого телефонного звонка и бежишь к аппарату сломя голову. А подняв трубку, разочарованно вздыхаешь, потому что опять не он. Так прошла неделя. Надежда умирала в конвульсиях. Я все с большей и большей ясностью понимала — не позвонит, не увижу, не услышу. Как-то меня переклинило, и я целую неделю ходила в церковь, ставила свечки за здравие Леши и его отца, за благополучие в семье и молила, чтобы только с ним все было хорошо, а я как-нибудь это все переживу. Я сильная. Я смогу. Даже побывала на исповеди, с надрывом освобождаясь перед батюшкой от произошедшего. Видевшая меня одна из служек даже посочувствовала огромному горю, рвавшему мою душу. Это было как ушат холодной воды. И я смогла на себя взглянуть со стороны. Тридцатилетняя почерневшая от горя тетка, вымаливающая благо для бросившего ее мужика. Кому скажи — не поверят. Покрутят пальцем у виска и будут правы. С подругами у меня как-то не заладилось, и естественная терапия за стаканчиком водки в душевной женской компании мне была недоступна. Выкарабкивалась сама, со слезами, с болью, которая выворачивала внутренности и с робкой надеждой на чудо.

А потом был август 1998 с его дефолтом и все вокруг начало рушиться. Фирма, в которой я работала, закрылась из-за резкого уменьшения количества клиентов и неплатежеспособности оставшихся. Слава богу, у меня было мое преподавание. Набор студентов был завершен. Деньги родителями контрактников были выплачены. Стационар был забит под завязку, заочный тоже. Это давало надежу пережить этот год без ощутимых потерь. Кроме того, деньги я всегда хранила только в долларах под матрасом. Смешно, да? А что было делать, слишком уж все вокруг неспокойно. Даже в самые благополучные времена перед дефолтом нет-нет, да и закрывались банки. Это уже потом был принят закон о гарантировании вкладов банками до определенной суммы, что очень сильно повлияло на развитие банковской системы. Но до этого еще нужно было дожить. А пока все замерло в ожидании кто следующий, кто не выживет, потеряв все, а кто только выиграет от ухода основных конкурентов с рынка. Но тяжело было всем. Народ замер, боясь тратить накопленное и чудом сбереженное в валюте. Курс рубля, а за ним и гривны рухнул, привнося в души раздрай в ожидании дальнейших неприятностей. А я в это время самозабвенно занималась студентами, лютуя сверх меры, вбивая знания буквально из-под палки. Меня стали побаиваться, посещая каждую лекцию и готовясь к семинарам как в первом классе. Но мне этого было мало. Пары не могли меня отвлечь от ноющей боли в груди и постоянного вопроса 'Почему?'. Я поступила в докторантуру, надеясь наукой забить голову по самую макушку. Села писать монографию, благо материалы из собственной практики были. Так прошло полгода. А потом я встретила Никиту и решила, что было бы неплохо вышибить клин клином. Только он почему-то не вышибался и в минуты душевного раздрая я, как и раньше вопрошала непонятно кого 'Почему, Лешенька, за что?'

Глава 4.

Наши дни.

Надомной склонилось до боли знакомое лицо.

Алексей.

Я словно получила удар под дых, в один момент, вспомнив все: краткие моменты счастья и последующую беспросветную тоску. И годы... Годы собирания себя по частям. Первую секунду хотелось кинуться к нему на шею с радостным воплем, прижать его к себе, провести руками по лицу, проверяя, что он настоящий, живой, а не плод моего больного воображения. А потом чувства сменились на диаметрально противоположные. Было желание дать ему ощутить всю ту боль и безысходность, которые долгое время были моими единственными спутниками. Хотелось выплеснуть на него все, что я чувствовала, ощущала, помнила... Только я не могла пошевелить и пальцем. Веки налились свинцом, тело стало похожим на желе, как будто из меня вынули внутренний стержень, оставив одну аморфную массу.

— Она еще долго будет находиться в таком состоянии? — надомной склонился Николай, убирая с лица пряди волос.

— Да, не меньше суток. Что случилось?

Господи, даже голос у Алексея остался прежним, с легкой хрипотцой, пробирающей до костей. Он накинул плед, прикрыв мою наготу, и отошел чуть в сторону, приглушив свет в помещении.

— Что-что, — Колька взлохматил шевелюру и растерянно посмотрел на Алексея. — Инициировалась. Сама! Печать не выдержала, ее снесло к чертям собачьим, как будто не пятерка магов накладывала, а какой-то безумный шляпник. Дядь Леш, разве так бывает? — он поднял на Алексея глаза полные шального неверия, а затем, словно очнувшись, заметался по комнате, не в силах усидеть на месте.

— Не мельтеши, сядь и расскажи по порядку, — строго приказал Алексей.

— Мы были в клубе. Выпили немного, по бокалу всего. Пошли танцевать. Потом мне нужно было отойти на минуту, звонил отец. Возвращаюсь, а Польки уже и след простыл, — Николя опять вцепился в многострадальную шевелюру. — Я давай ее искать. Ни Ден, ни Натка ее не видели.

— Это кто?

— Друзья.

— Продолжай, — Алексей налил в бокал виски и устроился напротив племянника.

— А мне? — Коля жадно проводил взглядом жидкость, исчезающую в горле родственника.

— Обойдешься, — отрезал Алексей, — ты мне нужен трезвым. Итак, что было дальше?

— Дальше? — Николя, горько ухмыльнулся. — Дальше я ее искал по всему клубу, а нашел в мужском туалете уже инициированную. Стоит посреди огненного шторма и представляешь, улыбается! — он нервно хохотнул. — Я у нее ни разу не видел такой улыбки. Никогда! То, что осталось от того идиота, который ее зацепил, уже не поддавалось идентификации. Стены почернели, плитка потрескалась, а ей хоть бы что! Представляешь?! Нет! Ты представляешь?!

По мере того, как Николай говорил, голос его набирал обороты, перерастая в неконтролируемую истерику. Слез не было, зато всего остального было в избытке — трясущиеся руки, шальные глаза, невозможность усидеть на месте и желание куда-то мчаться без цели в попытках убежать толи от себя, толи от увиденного. И голос — по-бабьи визгливый, местами переходящий в ультразвук.

— Успокойся, — Алексей его хорошо тряханул, приводя в чувство. — Ничего непоправимого не случилось. Мы со всем разберемся. Группа зачистки уже на месте.

— Как? Тут мороком не отделаешься. Там ничего не уцелело. Вообще! — парень все еще находился в неадекватном состоянии.

— Что-нибудь придумаем, взрыв газа, или еще что, для этого у нас есть профи, — казалось, что это Алексея в данный момент волнует в последнюю очередь. — Ты мне лучше вот что скажи, — он на минуту задумался. — Не мог ее просто так спровоцировать какой-то придурок. Поля у нас девушка тренированная, могла его послать в нокаут одним ударом. Может, было что-то еще? Что-то пошатнуло ее душевное равновесие и впоследствии сорвало печать безмолвия?

— Полька пару недель назад попала в аварию, — замялся Ник.

— Как? — рыкнул Алексей, сверкнув глазами. — Почему ты молчал?

— С ней все было нормально. Она даже стала намного спокойнее и рассудительнее чем была. Вообще у меня сложилось впечатление, что ее после той аварии как подменили. Она думала, что я не замечаю, но некоторые мелочи, начиная с одежды, заканчивая привычками — словно передо мной другой человек. Она стала более искренней, живой, настоящей.

— И ты обрадовался и вцепился в нее обоими руками? — насмешливо спросил Алексей.

— Да, а ты бы не вцепился? Если вместо избалованной истерички, на которой тебя обязывают жениться, ты получаешь вполне адекватную и красивую девчонку?

— Это лирика. Что я еще не знаю? Было ведь что-то еще? — Алексей поддался вперед.

— Да, — поморщился Колька, — она потеряла память. Правда, частично. Что-то помнит, что-то нет. И ее родители не в курсе.

— Идиот! — рыкнул Алексей, вскочив с кресла и нависнув над племянником. — Почему ты мне сразу не сказал?

— Дядь Леш, — Николя посмотрела на него с недоумением, — а что тут такого? Ну, авария, так ведь живая и здоровая! Даже лучше, чем раньше.

— Дядь Леша, дядь Леша, — передразнил его Алексей, отвесив смачный подзатыльник. — Дурень! Чему я тебя только учил? При постановке печати первые лет пять нужно избегать серьезных нервных потрясений, чтобы ее не сорвало, и мы не имели на руках хронический геморрой.

— Геморрой на руках, — заржал Колька, — ой, уморил.

— Чего ржешь? — это было сказано таким тихим и злым голосом. Николай тут же заткнулся. — В том, что произошло только твоя вина. Полину нужно было сразу привезти сюда, в тот же момент, как только ты узнал об аварии. Я бы проверил печать, понаблюдал ее, а потом бы только отпустил учиться дальше. Вместо этого ты пошел на поводу у эмоций и личных интересов. Ладно, с этим мы потом разберемся. Сейчас ее нужно перенести наверх, в гостевую спальню. Пусть поспит в нормальных условиях, а завтра, когда она придет в себя, будем разбираться в сложившейся ситуации.

— Я сейчас, — тут же подхватился Николя.

— Нет уж, уронишь еще, — отмахнулся Алексей, подошел ко мне и взял на руки. — Иди вперед, двери откроешь.

Минут через пять меня водрузили на кровать в темной комнате с плотно завешенными окнами. Мягко, приятно, пахло чем-то неуловимым и опять пошлые шелковые простыни.

— Пусть отдыхает, — сказал Алексей и плотно прикрыл двери.

Только после того как это произошло, я позволила себе раскрыть глаза и осмотреться. Глаза постепенно привыкали к темноте и вокруг меня стали проявляться предметы интерьера — большая кровать, слава богу, без столбиков под балдахин. Комод возле окна, встроенный шкаф, небольшой столик с зеркалом, пару стульчиков и все. Скудненько. Да бог с ним. Сейчас важнее другое, в моей жизни опять появился он, Алексей. К добру ли, к худу — вопрос, на который еще только предстоит найти ответ. Первоначальные самые яркие эмоции схлынули, оставив после себя сосущую пустоту.

Было ли мне страшно? Возможно. Хотелось убежать и спрятаться, как когда-то в детстве, засунуть голову под одеяло.

Детство, как же ты далеко. Ласковые руки родителей, беззаботность, отсутствие проблем, которые нужно было решать. Не нужно было быть сильной. Пожалуй, это было главным. А еще там не было его, Алексея. Как-то, когда боль стала не такой острой, я смогла проанализировать ситуацию беспристрастно. Если бы я ему была дорога, все сложилось бы по-другому. Мужики, как правило, за дорогую им женщину борются до последнего. Если этого не произошло, значит, была не нужна. Единственное, что было по-настоящему плохо, все оборвалось на самом пике, когда мы только начали познавать друг друга. И получилось что-то вроде маятника — сначала сильные положительные эмоции, потом ситуация меняется, убирается объект страсти и эмоции становятся резко отрицательными. И вот в этой второй стадии я застряла надолго, постепенно выкарабкиваясь, приучая себя жить без него, не вспоминать его ежесекундно, не вопрошать непонятно кого 'за что?'. Смогла. Преодолела, хотя гордиться тут нечем. Только вот что мне делать дальше? Как я смогу быть рядом и не выдать себя?

Как-то незаметно я провалилась в долгий, тягучий сон. Не слышала, как в комнату утром заходил Алексей проверить мое самочувствие, как в обед заглядывал Николай. Из постели меня выгнали только некоторые физиологические потребности. Туалет на нашла на ощупь. Точно так же добрела до ванной, а вот там мой сонный взгляд зацепился за отражение.

— Мама! — взвизгнула я.

Кожа была покрыта разводами сажи и копоти. Волосы взлохмачены, глаза горят, губы стали более чувственными, хотя куда уж более. Кожа стала фарфоровой, как у куклы, правда, если эту куклу извалять в грязи, а потом хорошенько отмыть. Я оглядела себя настороженно, вроде все на месте. Только, кажется, грудь стала чуть больше или мне это только кажется? Я тут же влезла под душ, соскребая остатки вчерашнего вечера.

— Полина, — в комнате послышался голос Алексея. — Ты уже встала?

— Да, я в ванной.

— Я принес тебе одежду жены, — донеслось из-за двери. — Как только оденешься, спускайся в столовую, будем завтракать, — я услышала, как за ним хлопнула дверь.

Жена? А собственно, чего я ожидала? Глупо надеяться, что он будет хранить мне верность. Я иногда представляла себе нашу встречу. Вот только Алексей почему-то всегда виделся несколько поплывшим в ширину, с большой лысиной, с дородной супружницей и выводком великовозрастных оболтусов в кильватере. Наверно так мне было легче. А действительность оказалась совершенно другой. Насколько я вчера успела заметить, он не изменился. Совсем. И это вызывало удивление и глухое раздражение.

Появление в моей жизни Алексея затмило события вчерашнего вечера. До моего сознания так и не дошло, что я вчера убила человека. Пусть и невольно, выплеснув из себя нечто, чему я так и не смогла дать определения. И это было странно. Слишком много непонятного стало происходить вокруг меня в последнее время. Не хотелось биться в истерике, рвать на себе волосы за то, что отняла жизнь у человека. Наоборот, было четкое понимание, что только так и нужно обходиться с насильниками. Только так и никак иначе. И то, что со вчерашнего вечера проснулось глубоко во мне, удовлетворенно рыкнуло, вторя моим мыслям.

Я вышла из ванной и с претензией стала рассматривать ультрамодный дизайнерский костюм из тонкой серой шерсти. Тут же лежало белье, опять шелковое, чулки, туфли на шпильке. Если это наряд его супруги, то она, по всей видимости, та еще штучка. Наша одежда о нас говорит слишком много. В данном случае одежда кричала, о том, что ее обладательница самоуверенна, следит за собой очень тщательно, привыкла к роскоши. Еще бы, если такие вещички выдают временным постояльцам, не найдя в гардеробе чего попроще, то вопрос — из чего этот гардероб состоит?

Одевать чужое белье не хотелось. Костюм тем более. Я затянула поясок махрового халата и вышла в коридор. Может у Кольки чего одолжить? Я стала стучаться в каждую дверь на втором этаже, в надежде, что хоть ода из них будет комнатой Николя. Только из-за четвертой донеслось сонное:

— Кто там?

— Это я, — угу, ничего более умного произнести так и не смогла.

— Кто это я? — хмыкнул мой визави, впрочем, не стремясь открыть дверь.

— Полина.

— А-а-а, заходи, — Николя в одежде развалился на застланной кровати и, позевывая, с любопытством меня разглядывал.

— Коль, мне б, одежку какую, — я жалостливо вздохнула, изображая Казанскую сироту.

— А разве дядя тебе не принес? — он поднял бровь.

— Принес, — покаялась я. — Только это вещи его жены.

— И что? — не понял он.

— Неудобно, они такие дорогие. И потом, там белье. А чужое надевать я не могу, — я окончательно смутилась.

— От меня-то ты чего хочешь? — не понял Николя.

— Может, одолжишь?

— Боксеры? — рассмеялся он, видимо представил меня в этом элементе мужского туалета.

— Тьху, на тебя, — обиделась я и хлопнула дверью, направляясь к себе в комнату. — Нашла у кого просить.

— Поль, — в дверях нарисовалась Колькина макушка. — Там все новое, не ношенное, дядя специально выбирал то, что Марина еще не одевала.

— Тогда ладно, — вздохнула я и поплелась, наконец, облачаться.

Много времени это не заняло. Костюм сел как влитой. В чулках я чувствовала себя непривычно. Шпильки делали ноги еще длиннее. Я спустилась со второго этажа в холл, оформленный в стиле минимализма и серых полутонов. Слева в дверном проеме виднелся накрытый стол. Алексей указал мне на место напротив себя и предложил не стесняться. Особых разносолов не было. Дымящаяся овсянка, несколько видов конфитюра и варенья, блинчики с маслом, сырники, сметана. В животе неожиданно громко заурчало, что вызвало умильную улыбку у подошедшего Кольки.

— Ешь, тебе после выброса силы нужно много энергии, — и он плюхнулся на соседний стул. Аккуратно присаживаться он в принципе не умел, а только вот так, со всего размаху опускал свое седалище на любую поверхность.

Задавать вопросы о выбросе, об инициации и об остальных непонятных для меня вещах пока не стала. Похоже, мне и так все расскажут. Нужно только подождать и сделать лицо попроще.

— Завтра приедут твои родители, — осчастливил меня Алексей. — До этого момента побудешь у нас.

Меня просто поставили в известность. Возражения не принимались, обсуждение не предполагалось. А Леша изменился. Он и раньше был властным, но теперь это что запредельное. До такого состояния уверенности в каждом своем слове растут годами, холя и лелея свое эго, взращивая самоуверенность принятием сложных, ответственных решений, отвечая не только за себя и, но и за подчиненных, семью и любимых. Может, это и раньше в нем было, а я ослепленная своими чувствами ничего не замечала?

— С добрым утром, милый! — в столовую вплыла роскошная блондинка, наклонилась, дав полюбоваться своим декольте, и нежно поцеловала Алексея в чуть небритую щеку. — Брр, родной, ты не брился.

И столько во всем этом было интимности, что я невольно почувствовала себя неловко, как будто подглядываю за ними в спальне. Так вот какая она, жена Алексея. Та ради которой... Черт! Непроизвольно сжались кулаки, и нечто внутри меня тяжело заворочалось, вызывая глухое раздражение.

— Марин, мы не одни, — он поймал ее ладошку и поцеловал запястье.

— Коля, Полина, привет, — она нам улыбнулась и присела за столом по правую руку от Алексея. — Какими судьбами?

— Да вот, — замялся Николай, — в гости заехали.

— Когда свадьба? — теперь уже лукавый взгляд в мою сторону.

Я промолчала, делая вид, что поглощена завтраком. Она мне не нравилась. И непонятно чего тут было больше, обиды, возрожденной ревности или уязвленного самолюбия. Она посягала на то, что когда-то было моим, недолго, но моим. По пальчикам скользнули язычки пламени, поджигая лежащую рядом салфетку и тут же перекидываясь на скатерть. Огонь внутри меня довольно рыкнул, стараясь вырваться на волю и порезвиться всласть. В последнюю минуту удалось этого избежать, затолкав зверя вовнутрь скорее даже не силой воли, а банальным испугом.

— Полина! — рыкнул Алексей. — Немедленно успокойся и иди в мой кабинет.

Знать бы еще, где этот кабинет. Я опустила взгляд на собственные руки, сжимающие нож и вилку, на обуглившуюся под треснувшей тарелкой скатерть, на язычки пламени, весело танцующие на полированном столе и постаралась окончательно взять себя в руки. Не получалось. Главный раздражитель сидел рядом и насмешливо улыбался.

— Экая ты неловкая, Полиночка, — проворковала она с мнимой жалостью. — И давно это с тобой, дорогая?

Мне только оставалось сверкнуть глазами в ее сторону, сконцентрировавшись на вновь поднявшем голову внутреннем звере.

— В кабинет! — в этот раз голос Алексея был более спокойным. Николай попытался, было, проследовать за мной, но тут же был остановлен гневным взглядом родственника.

Алексей, вцепившись в предплечье, вывел меня в холл. Затем, переместив руку на талию, повел в сторону дубовых дверей, находящихся в самом конце небольшого коридора первого этажа.

— Заходи, — он открыл передо мной двери, пропуская в святая святых.

Это действительно был кабинет с большой буквы. Не то место, где принято изображать кипучую деятельность, обложившись горой полезных и не очень девайсов. Нет, тут работали. Все было максимально функционально, на своих местах. Стол был таким, за которым приятно работать — большим, удобным, но не громоздким, не подавляющим своим величием. Кресло тоже далеко не в стиле Луи XVI, а вполне функциональное, комфортное.

— Присаживайся, — он указал на кресла для посетителей, которые были значительно ниже его собственного.

Психологическое преимущество, приобретаемое от такого расположения оппонента, очень здорово помогает при сложных переговорах. Только я в эти игры не играю. Я взяла обычный стул, стоявший возле стены, и поставила его напротив стола, села, сложила руки на коленях и всей своей позой продемонстрировала, что готова внимать.

— Полина, что ты помнишь? — он сел напротив меня, сложив руки домиком и уперев локти в стол.

— Откуда...? — я вздрогнула от мгновенной догадки. Николай, свет батькович. А ты оказывается болтун. Ай-яй-яй. Хотя злиться на поганца не получалось.

— Успокойся, — примирительно сказал Алексей. Лешей его назвать у меня язык не повернулся. — У него не было другого выбора. Ты инициировалась. Итак, повторяю, что ты помнишь? Вопрос не праздный. Мне нужно это знать для того, чтобы понимать, чему тебя придется обучать, а чему нет.

— Обучать? — удивилась я.

— Ты можешь просто ответить на вопрос? — он устало откинулся на спинку кресла и чуть прикрыл глаза.

— Да, спрашивайте.

— У меня ощущение, что ты издеваешься, — его голос оставался таким же спокойным. — Хорошо. Что ты помнишь обо мне?

— Ничего, — но меня выдал чуть угрюмый и настороженный взгляд. Помнила я много, слишком много... И навряд ли он обрадуется, когда я начну озвучивать свои воспоминания.

— И про то, что ты у меня училась около года до наложения печати, ты тоже не помнишь? — решил уточнить он.

— Нет,— я развела руками и на этот раз посмотрела на него с искренним недоумением.

— А родителей? — в его взгляде промелькнула жалость. Вот уж этого мне точно не нужно.

— Нет, — несколько неуверенно сказала я.

— Хорошо, что помнишь и с какого момента?

— Университет помню, Кольку тоже, все, — пожала я плечами и сжала ладошки, чуть поерзав на стуле.

— Про твоих родителей рассказывать не буду, завтра они сами тебе все расскажут, — он на минуту задумался, а потом продолжил. — Подожди, а про свои блокированные способности ты тоже не помнишь?

— Нет, — вот тут удивление было неподдельным. Я понимала, что гореть просто так, без вреда для себя я не могу, что-то в этом есть ненормальное. Да и то, что притаилось в моей душе, наводило на размышления.

— Нда, где же тебя так приложило? — вопрос был риторический. Алексей вздохнул. — Ладно, слушай. Познакомились мы с тобой четыре года назад, после того как ты закончила курс домашнего образования и сдала общеобразовательные дисциплины в школе. Ты должна была со дня на день инициироваться, но это так и не произошло. Меня пригласили твои родители для того, чтобы выяснить причины случившегося. Точнее не случившегося и как-то тебе помочь. Ты провела здесь год в качестве моей ученицы. Но в итоге, все равно на тебя была наложена печать безмолвия. Огонь тебя не принял, уже не знаю почему. Но так иногда бывает, и тут уже не поможешь. Твое дело даже выносили на рассмотрение в ковен. В таких случаях как твой, принято лишать сил окончательно. Но...

— Но? — я поддалась вперед, ловя каждое слово.

— Но твои родители были убедительны, — он потер большой палец о указательный. — Очень убедительны. В итоге, тебя заблокировали на десять лет с правом повторной принудительной инициации. Ну, а пока суд да дело, решили выдать замуж. Родишь деток, возможно, что-то в тебе изменится и огонь примет тебя.

— За Кольку?

— Да, вы подходите друг другу, — вздохнул он.

— А что теперь?

— Теперь? После того как ты инициировалась? Сложно сказать. Тебя нужно учить справляться с тем, что ты побудила в себе. Посему какое-то время поживешь у меня под присмотром. Сама понимаешь, необученный пиромаг хуже обезьяны с гранатой. После того как ты научишься владеть собой и укротишь силу, сможешь и дальше посещать занятия в университете или пойдешь обучаться в одну из стихийных школ. Может родители наймут тебе преподавателей, которые будут заниматься с тобой в частном порядке. Видишь, как много вариантов?

— Сколько понадобится времени на обучение? — меня не вдохновляла перспектива поселиться в его доме.

Каждый день видеть Алексея и его благоверную, то, как они счастливы. Да боже меня упаси от такой жизни. В душе поднималась волна протеста, готовая вырваться наружу очередным всполохом. Еле удалось взять себя в руки. И вот в этот момент я поняла, что со мной что-то не так. Уж слишком бурно я реагирую на человека переставшего присутствовать в моей жизни больше десятка лет назад. Все давно быльем поросло, успокоилось, устаканилось. Я научилась жить без него, реализовалась как профессионал. Постаралась выкинуть его из головы, приняв за аксиому утверждение, что ни один мужик не стоит женских слез. И вдруг опять вся муть поднята со дна души. И что было тому причиной непонятно. Толи проснувшиеся способности, повлиявшие на мое восприятие мира, толи вся ситуация в целом. Сложно сказать. Прошло совсем немного времени, но я стала замечать, что реагирую на все более остро, так как это со мной было в подростковом возрасте, когда личность только проходит период становления. Краски стали ярче, запахи насыщеннее. Хотелось петь и танцевать или впасть в уныние, причем вселенское. Я очень надеялась, что это состояние временное и вызвано исключительно стрессом. А со стрессом я умела бороться. Нужно только время, чтобы все пришло в норму. Вот только было ли оно у меня?

Спокойный голос Алексея выдернул меня из задумчивости.

— Сложно сказать. От месяца до года. Сама понимаешь, самоконтроль — вещь такая, то он есть, то его нет. А в нашем случае он всегда должен быть абсолютным, — он встал и подошел к картине на стене, отодвинул ее и открыл сейф. — Посмотри вот на это.

Передо мной в бархатной коробочке лежал кулон из прозрачного ограненного камня, заключенного в сложную золотую вязь, чем-то напоминающую руны. Он притягивал взгляд, не отпускал, затягивая сознание в свою глубину. Минута и ты уже ничего вокруг себя не видишь погружаясь в ничто, где нет ни звуков, ни запахов, ни ощущений.

— Идиотка! — рявкнул Алексей, захлопнув крышку коробочки прямо у меня перед носом. Наваждение пропало. — Кто же смотрит в амулет безмолвия?

Я растерянно переводила взгляд с него на коробочку, ничего не понимая.

— Прости, — он вытер платком вспотевший лоб. — Я тебе показал его не для того, чтобы ты в него заглядывала. Я просто хочу напомнить, что тебя ждет, в случае, если ты будешь не в состоянии совладать с собой, как сегодня за завтраком. На тебя наденут этот амулет, и он выпьет твою силу досуха. Если его вовремя не снять, выпьет и жизнь. Поняла? А теперь вставай, экскурсия только начинается.

Он вывел меня из кабинета через боковую дверь и спустился по винтовой лестнице в подвал. Странный подвал, оборудованный стекло-магнезитовыми листами. У меня в квартире, строители такими отделали межкомнатные перегородки. Главное для чего их ставят — это звуко— и теплоизоляция. И зачем он мне его показывает? Я перевела недоуменный взгляд со стен подвала на лицо Алексея.

— Если ты не сможешь держать себя в руках — переедешь жить вот сюда, — он ткнул пальцем в пыльный топчан и какой-то хлам, стоящий в углу, по всей видимости временно. Сложно предположить, что они будут захламлять помещение, предназначенное быть тюрьмой для пиромага. — И не нужно так на меня смотреть. Лучше ты меня возненавидишь сидя в этом подвале в попытке справиться со стихией, чем опять умрет кто-то посторонний.

Как-то это все было слишком. И магия, которую я считала сказкой, хотя с удовольствием смотрела фильмы про Гарри Поттрера, и ковен, и Алексей, и новое тело, не считая жениха и проблем с наличием поисков меня же бывшим мужем. Я прислонилась к стене и закрыла на минуту глаза.

— Впечатлилась? — он навис надо мной, опустив свое лицо к моему. Я кожей ощущала его дыхание. Кончики пальцев начали покалывать от готовых в любой момент сорваться язычков пламени. Я сжала ладони, стараясь не выпустить наружу огонь и не дать Алексею лишний повод для демонстрации секретов этого дома.

— Алексей, а вы кто? — прошептала я ему в лицо.

— Я, — он склонился еще ниже и прошептал мне в губы, — твой персональный кошмар на ближайшее время. Только боюсь, что без меня тебе не выжить.

— Сколько патетики, — ухмыльнулась я через силу.

— Патетика? Ну что же, пусть будет патетика, — голос Алексея сочился холодом. — А сейчас поднимайся наверх, можешь заняться своими делами. Занятия начнутся завтра, после твоего общения с родителями.

Он отошел от меня и, не оборачиваясь, поднялся к себе в кабинет. Я последовала за ним на негнущихся ногах. Нужно было срочно успокоиться и подумать, проанализировать все, что произошло за последнее время, отстраненно разложить по полочкам. Это всегда помогало. Я тихо поднялась в свою комнату, где тут же нарвалась на развалившегося на моей кровати Николя. Черт побери, проходной двор какой-то.

— Что ты тут делаешь? — моим голосом можно было заморозить.

— Тебя жду, — ухмыльнулся он, и стало особенно заметно, что они с Алексеем родственники. Кстати, на мое недовольство он никак не прореагировал, предпочитая замечать только хорошее и не обращать внимания на плохое. Мне эта черта характера импонировала.

— Зачем? — я присела на стул напротив него, скрестив руки на груди.

— Хотел тебя немного поддержать после дядиной промывки мозгов. Он учеников всегда запугивает, потом немного отпускает вожжи. В итоге получает полностью послушного ученика, готового сделать все, что ему прикажут. Обучение после этого максимально эффективно. Он тебе комнату страха уже показывал?

— Подвал? Да, и какой-то амулет, отбирающий магию, — я откинулась на спинку стула и немного расслабилась.

— Даже так? — удивился он. — Видимо дело принимает серьезный оборот.

— А что не так? — озадачилась я.

— А это, Поленька, у него последний аргумент. Применялся амулет, а моей памяти всего несколько раз и каждый раз последствия были самыми страшными. Да ладно, бог с ним.

— Коль, а можно вопрос?

— Давай, — благодушно разрешил он, — а твой дядя, он кто? — и замерла в ожидании ответа.

— Кто? — Николай положил руки под голову, гордо улыбнулся и с удовольствием потянулся. — Большой человек!

— Не поняла? — я поддалась в его сторону.

— Что тут непонятного? — он насмешливо взглянул на меня. — Большой он и есть большой. И в высоту, и в ширину. Косая сажень в плечах, море интеллекта и дальше по списку. А я весь в него, завидный жених и племянник большого человека.

— Извиваешься? — обиделась я и отвернулась от него.

— Ладно, не злись, — он примирительно поднял руки. — Дядь Леша последние четырнадцать лет возглавляет служу безопасности ковена. Великий и ужасный Алексей Митрофанов. У-у-у, — и он изобразил козу из пальцев, направив ее в мою сторону.

— Колька — ты балабол, — я закатила глаза и вздохнула. — Почему он тогда занимается обучением? Неужели у него столько свободного времени?

— Да нет, он берется только за самые тяжелые случаи или самые интересные, — пожал он плечами.

— А почему он первый раз взялся за мое обучение? — удивилась я.

— Твои предки ему предложили такую сумму, что он не смог отказаться.

— Да-а-а, все как всегда, — вздохнула я разочарованно. — Все продается и покупается.

— А ты как хотела? Это жизнь! — и вот что этот юный балбес знает за жизнь?

— Коль, — я решила сменить тему, как-то Алексея для одного утра было слишком много. — А ты сможешь съездить ко мне и привезти вещи? Похоже, выберусь я отсюда не скоро, а ходить в костюмах Марины, даже новых неприятно.

— О, давай, — и столько энтузиазма во взоре, что я опешила. — Заодно ревизию твоего нижнего белья проведу!

— Ты невыносим! — я закатила глаза, а потом резко стала серьезной. — Значит так, спортивный костюм, кроссовки, несколько джинсов, пару кофт, белье, постарайся не очень кружевное, а что попроще.

— Попроще не получится, — он предвкушающее потер руки, — должен же я получить какую-то моральную компенсацию. Так что, белье вберу на свой вкус. Может еще чего и прикуплю для тебя, если согласишься продемонстрировать и провести экспертную оценку путем пальпирования особо выступающих частей тела.

— Да делай что хочешь, — отмахнулась я от него, — но будь любезен, привези мне нормальную одежду и обувь.

— Яволь, мамзель! — этот оболтус тут же вскочил с постели, козырнул и щелкнул воображаемыми шпорами на кроссовках. Через минуту его и след простыл.

Да, ну и... слов нет. В белье он будет рыться! Да пусть роется, сколько хочет, фетишист мелкий. Мне то что? Я уже давно вышла из того возраста, когда переживают по этому поводу. Тем более что красивое белье я любила, покупая себе все более и более завлекательные комплекты. Не важно, что на тебе сверху, но белье должно быть безукоризненным. Тогда и ощущение другое, и осанка, и уверенность в себе. И вообще, шикарное белье это наше все. Полина, кстати, такое мое отношение к жизни поддерживала. Я, проводя в ее квартире ревизию, наткнулась на такой склад соблазнительных, пленительных и совершенных завлекалочек, что даже слюнки потекли от удовольствия. Тут же кинулась все это совершенство примерять, потратив несколько часов и получив настоящий заряд позитива, тем более что на моем новом теле это все смотрелось сногсшибательно.

Да ладно, мне сейчас не до белья, разобраться бы в том, что происходит. Итак, что мы имеем. Полина около года проходила обучение у Алексея, но так инициироваться и не смогла. Что ей мешало? Почему огонь не принял ее? Я тут же вспомнила ласковые языки пламени и чуть не вспыхнула вновь. Тут же в душе что-то заворочалось, отзываясь на мои мысли. Огонь он такой! Такой нежный, страстный, непримиримый и в то же время принимающий тебя такой, какая ты есть. Нужно просто открыть ему душу, впустить его в нее как партнера, единственного любимого, как равного себе. И не требовать от него того, чего не готова требовать от себя. Не подчинять, а сотрудничать и тогда пламя тебе покорится. Может, в этом была основная проблема? Слишком мало данных. А Алексей? Для меня было шоком его появление в моей новой жизни. Как к нему относиться — не знаю. Похоже, что не знаю, что он собой теперь представляет. Вот и подумала. Вот и выводы сделала. А может тут есть какой-то источник информации? Библиотека, например. Если Алексей маг, причем не из последних, то должны быть хоть какие-то книги по магии, по истории ковена.

Я, обуреваемая жаждой знаний, вышла из комнаты и направилась на поиски библиотеки. Нашла ее не сразу. Библиотека располагалась недалеко от кабинета Алексея на первом этаже. Вроде дверка неприметная, а вот за ней... За ней полки и полки книг вдоль стен, стеллажи посреди библиотеки и это богатство от пола до потолка, а потолок высотой метров пять-шесть. Видимо, при строительстве на библиотечное помещение отвели два этажа, об этом говорил и внутренний балкон, расположенный по периметру комнаты как раз на уровне второго этажа. К нему вела витая кованная лестница. И опять книги... книги... книги... И как тут хоть что-то найти? Я решила пройтись вдоль стеллажей, чтобы хоть приблизительно понять систему. На каждом стеллаже была табличка с указанием тематики. Дальше шло алфавитное размещение. Грамотно и удобно. Так, что тут у нас. Точные науки, физика, химия, математика. Стеллаж с художественной литературой, в основном классика. Дальше астрономия, биология, медицина. Причем вот тут встречались книги, судя по ветхости корешков, довольно старые. Дальше геральдика, а за ними история, но это уже не на стеллаж, а на полках на стене. Вот тут я и окопалась, проглядывая все, что попадалось под руку. Вдруг найду что интересное. Соловьев с его историей в двадцати девяти томах, Карамзин и другие авторы. Издания еще прижизненные. Философские трактаты. Нет, это нам не нужно, возвращаемся назад.

Наверно, если бы я так тщательно не осматривала каждую книгу в этом разделе, то ничего бы и не нашла. А так, зацепила корешок одной книги и панель на одной из полок на уровне моего лица отъехала в сторону. А там... История магических родов. Генеалогия. Несколько книг по стихийной магии. Парочка манускриптов. Глаза разбегались, руки тянулись ко всему. Я не знала, за что ухватиться первым. Недолго думая, взяла книгу по генеалогии и опустилась тут же на пол. Неудобно, но не страшно. Об удобствах я сейчас думала в последнюю очередь. Открыла на первой странице. Кирилл Митрофанов, основатель рода. Даты жизни и смерти 805-927гг., автобиография, наличие детей — Марфа Митрофанова, вышедшая замуж за Никифора Болотного в 891 году и родившая трех сыновей, и Парамон Митрофанов, родившийся в 921 году, незадолго до смерти отца и унаследовавший его силу целиком. Опять его автобиография, год смерти 1056. И его же дети. Это конечно интересно, но не сейчас. Я стала листать книгу. В самом конце огромное генеалогическое древо. Так, изучу потом, если нужно будет. Пролистала страниц на десять назад. Так. Петр Ростиславович Митрофанов. Года жизни 1924, года смерти нет. Значит, еще живой. Ныне здравствующий глава ковена. Сын Алексей Митрофанов, родился в 1965 году, его брат Ростислав Митрофанов 1967 года рождения. У Ростислава жена Милолика, на которой он женился в 1991 году. Сын Николай 1993 года рождения. Это не интересно. Я вернулась к записям об Алексее. Домашнее обучение. В шестнадцать лет сдал не только общеобразовательные дисциплины, но и предметы за первый, и второй курс стихийной школы. В двадцать лет защитил магистерскую работу по не инициируемым (латентным) магам и способам пробуждения силы. Ага. Вот откуда у нас ученики и вот почему родители Полины обратились именно к нему, когда она в положенное время не смогла пробудить свои силы. В 1993 году первый раз женился на Лизавете Коваленко. Развелся весной 1998 года. В том же году с конца июля во время болезни отца временно возглавлял ковен. За месяц успел многое. Основательно прочистил ряды магов, склонных к продаже собственных услуг непосвященным, что поставило магическое сообщество на грань раскрытия. После выздоровления отца был назначен начальником службы безопасности и продолжил чистки. В августе 1998 женился на Марине Могилевской, перспективном пиромаге и единственном хранителе амулета безмолвия, дочери Игната Могилевского, одного из членов ковена. Дальше ничего.

Книга рукописная, видимо заполнялась по мере необходимости членами семьи Митрофановых. И велась еще от царя Гороха. Но не суть. Что же получается. Алексей про болезнь отца не врал. Мы действительно вернулись именно поэтому. И не появлялся он потому, что был занят. А вот женитьба на Марине, как это объяснить? Да еще сразу после того, как его отец занял свое прежнее место. Заставили? Что-то я очень сомневаюсь, что Алексея вообще к чему-то можно принудить. Да и его отношение к Марине, которое я наблюдала за завтраком очень далеко от платонического. Любит ли он ее — вопрос. Но то, что желает до сих пор — это видно невооруженным глазом.

Опять душу накрыло раздражением, провоцируя очередной приступ. Еле смогла сдержаться, хорошо понимая, что если сейчас не удержу огонь, то получить хоть какую-то внятную информацию я смогу ой как не скоро.

— Шпионим? — у меня над ухом раздался ехидный голос Марины.

— Ага, — только и сказала я, судорожно поднимаясь и поправляя съехавшую до самого интересного места юбку.

— Хорошо хоть призналась, — она недобро осмотрела на меня с ног до головы, собрала разложенные на полу книги и положила их на место. — Нужно будет сказать Лешке, чтобы убрал их, наконец, отсюда. А то лазят тут всякие. — Прозвучало это немного ворчливо. — Значит так, милочка, — она брезгливо взяла пальчиками лацкан моего костюма и притянула меня к себе. — Предупреждаю один раз, если не внемлешь — пеняй на себя. Не стоит так засматриваться на моего мужа. Это моя территория. А за свое я порву. Ты думаешь, я не знаю, как ты прошлый раз шлялась в его спальню в мое отсутствие? Слава богу, он мужик умный и на несовершеннолетних не бросается. Мне твоя многолетняя влюбленность в него побоку. Это мое! Моя территория, мой мужик, мой дом. А тот, кто покушается на мое — долго не живет! — она отпустила лацкан пиджака и брезгливо отряхнула руки. — А костюм после тебя я сожгу.

И развернувшись, походкой победительницы плавно продефилировала в сторону выхода.

— Стерва! — мне осталось только судорожно глотать воздух и гневно сжимать кулаки.

Я всю жизнь терпеть не могла подобных дамочек. Слишком много насмотрелась на последствия их бездумного поведения, приведшего к разводам. Я не скажу, что и мужья там были ангелами. Отнюдь. Но эти гламурные штучки — это что-то запредельное. Как правило, их мало интересует что-то помимо их самих. Нарциссизм возведенный в абсолют — вот их жизненное кредо. Красота тела должна быть совершенной. Для сохранения ее первозданном виде тратятся сумасшедшие деньги и все возможное время. О красоте души даже речи не идет. При этом не могу сказать, что они дуры. Ничего подобного, в большей части это довольно умные женщины, либо достаточно сообразительные, чтобы понять что красота — это такой же товар, требующий постоянного ухода и хорошей рекламы. Отсюда и посещение всевозможных тусовок, чтобы показать товар лицом. Ну, а когда сделка купли-продажи, тобишь брак заключен, начинается вторая стадия Марлезонского балета — удержание статус-кво, начиная с рождения ненужного ребенка, заканчивая отслеживанием перемещений благоверного. Вдруг его на сторону понесет. Хуже всего в этой ситуации приходится не в чем неповинным детям, сбагренным на руки бесчисленных нянь чуть ли не с рождения. Я понимаю, когда молодая мать работает, строит карьеру, реализует себя как личность. Но когда няня нанимается для того, чтобы мадама могла посещать салоны...

В быту эти 'милые создания' через какое-то время после удачной окольцовки ценного самца превращаются в сущих мегер, изводя непомерными требованиями родных и близких. Опять же, оговорюсь, не все, но большая часть. Хлебнув такого брака тот самый альфа-самец, а скорее кошелек на ножках, начинает с интересом поглядывать на лево, а через какое-то время принимает судьбоносное решение о разводе. И вот тут начинается третий акт Марлезонского балета — собственно развод. В ход идет все от шантажа ребенком до угроз лишения бизнеса потому как она слишком много знает. А у нас в стране честно работать невозможно. В течение нескольких месяцев останешься бес штанов. Вот и приходится все тем же альфа-самцам откупаться от бывших половин, чтобы только они рот не открывали.

Но самое гадкое начинается потом, когда с такой мамашей остается ненужный ей ребенок, а она уже вышла на тропу войны в поисках нового денежного мешка.

Далеко не всегда ситуация развивается именно по такому сценарию. Бывают и семьи, где муж с женой живут если не счастливо, то вполне нормально. Она тратит его деньги, он их зарабатывает, демонстрируя супругу на светских раутах как еще одно ценное приобретение. Но все равно подобные взаимоотношения у меня всегда вызвали стойкую изжогу, хотя я всегда считала себя толерантным человеком. Живите себе, как хотите, хоть на голове стойте, если это не наносит вред окружающим. Но здесь были пострадавшие. Как вы думаете, что может вырасти у таких родителей? Ребенку нужно уделять время, его нужно любить и никакая няня или гувернантка не заменят малышу отца и мать, откупающихся очередным подарком. У них иногда вырастают нормальные дети скорее не благодаря, а вопреки.

То, что я описала выше, в природе встречается не так часто, но уж если вам 'посчастливилось' встретить такой экземпляр — старайтесь держаться от нее как можно дальше. И наблюдать такую же стерву рядом с Алексеем было больно.

* * *

Марина влетела в кабинет Алексея, швырнув на стол книги из тайника.

— Найди им, наконец, нормальное место, — она раздраженно упала в кресло, положив ногу на ногу, и сдула со лба выбившийся локон.

— Что на сей раз? — терпению Алексея можно было позавидовать, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Эта твоя... — Марина неопределенно махнула в воздухе рукой, — влезла без спросу в библиотеку и рылась в тайнике!

— И что? — не понял Алексей.

— То есть как?

— Что такого случилось? Ну, полистала девочка книги. И что? — Алексей откинулся на спинку кресла.

— Сегодня она полистала родовые гримуары, завтра личные документы, а что будет послезавтра?— шипела Марина.

— О чем ты говоришь? — Алексей, хорошо понимая, что сейчас последует, даже на мгновение прикрыл глаза. Голова с утра нещадно болела. Еще и Полина свалилась как снег на голову. Оставить ее саму разгребать заварившуюся кашу было мало того, что подло так еще и смерти подобно. Молодой маг, не умеющий контролировать свою силу, мог натворить такого, за что потом придется отдуваться не только управлению безопасности, ликвидируя последствия, но и самому ковену, над которым нависнет угроза разоблачения. Да и потом, было в этой истории с потерей памяти что-то странное, что-то, в чем следовало разобраться. А делать это на расстоянии не с руки. Только возникала одна проблема — как они уживутся с Мариной. Чьими-то чувствами придется пожертвовать и он, кажется, догадывался чьими.

— То самое! Или ты думаешь, я не знаю, чем вы занимались, когда она у нас вроде как училась? — Марина скривилась от раздражения. — Что на свежее мясцо потянуло?

— Запомни раз и навсегда! — голос Алексея замораживал. — Полина всегда была только моей ученицей. Так будет и впредь. И я не собираюсь оставлять ее без помощи в такой ситуации, как бы тебе этого не хотелось.

— Я надеюсь, это действительно так, — было видно, что Марина порядком струхнула, но при этом старалась держать марку. — И ты не потащишь эту... в нашу постель.

— Можешь не сомневаться. А теперь, с твоего позволения, мне нужно еще поработать.

Алексей уткнулся в бумаги, демонстрируя, что разговор окончен. Марине не оставалось ничего другого, как развернуться и уйти.

Глава 5.

— Полина! — кто-то бережно тряс меня за плечо. — Вставай деточка, я так по тебе соскучилась.

И столько тепла в голосе, что я невольно потянулась к говорившей, счастливо улыбаясь во сне.

— Мамочка, — я открыла глаза и сонно, ничего не понимая, уставилась на высокую черноволосую незнакомку, одетую в дорогущий костюм от Сони Рикель. Я его видела при трансляции последней коллекции и долго облизывалась на это трикотажное совершенство. Женщина была более взрослой копией Полины, более ухоженной, хотя куда уж больше, более утонченной, зрелой, знающей себе цену.

— Деточка, — она присела на край кровати и, наклонившись, сжала меня изо всех сил. — Мы с отцом чуть не поседели, когда узнали об аварии, а тут еще и потеря памяти. Поль! Ты всегда была послушным и благоразумным ребенком и тут такое!

По мере того как она говорила, мое удивление росло все больше и больше. Ничего не понимаю. Николай утверждал, что Полина взбалмошная истеричка, маман говорит о том, что она была послушной и благоразумной. Исходя из слов Марины — влюбленная дурочка, готовая на все ради своей страсти, даже залезть в постель к женатому мужику. Либо на лицо раздвоение личности, либо она была отличной актрисой, и настоящую Полину никто не знал. Интересно, какие еще сюрпризы преподнесет мне ее прошлое?

— Вставай, давай, внизу ждет отец, — она сдернула с меня одеяло и шлепнула по попе, затянутой в привезенную Колькой пижаму.

Да, вчера я таки дождалась своих вещей. Николай привез два плотно забитых чемодана с практически всем моим гардеробом. Пятьдесят процентов составляло нижнее белье. Вот куда мне столько? Кстати, было заметно, что подбирал он его с особым трепетом. Все комплекты отличались эротизмом и, как ни странно, удобством. При вручении мне вещей, он попытался напроситься на эротическую сессию в моей спальне, но после разговора с Мариной настроение резко ушло в минус, и откровенно было не до него.

— Поля, — в голосе маман послышались стальные нотки. Волей-неволей пришлось выплывать из задумчивости и тащиться в душ, а потом одеваться. Она, кстати, из комнаты не ушла, дождалась, пока я помоюсь. За это время успела провести ревизию моих вещей. — Полина? Это как понимать? — опять сталь в голосе и тонна возмушения, и было бы из-за чего. Мне протянули несколько пар джинсов. — Где вещи, которые я тебе привезла из Милана? Почему обувь на низком ходу? Или ты считаешь допустимым одеваться подобным образом? Ты молодая интересная девушка! Ты моя дочь, в конце-концов и не можешь носить подобное убожество! Что о нас подумают Митрофановы?

Она потрясала несчастными брюками у меня перед лицом. Ничего не понимаю. Ей что важнее, во что я одета и как меня воспринимают окружающие, чем-то, в каком состоянии мое здоровье? И что это за непримиримый тон, не терпящий возражения? Так можно разговаривать с подчиненными, но не с дочерью, которую действительно любишь и о которой беспокоишься. Кажется, отношения с маман у Полины были не простыми.

— Я не думаю, что мы сейчас будем обсуждать мой гардероб, — сказала я спокойно, забирая у опешившей маман джинсы. Демонстративно их одела, достала балетки, топ, кенгурушку, которую я купила исключительно из-за ее удобства и веселой салатово-зеленой расцветки. По мере того как вещи оказывались на мне, она краснела, бледнела, а потом, схватившись за горло, начала делать вид, что задыхается.

— Полина! Ты смерти моей хочешь? Сейчас же сними это убожество! — шипела она.

— И не подумаю, — я расчесала волосы и скрутила их в пучок на затылке.

Ни капли макияжа, ни духов, все максимально просто и со вкусом. По всей видимости, Полина велась на истерики, устраиваемые матерью, и предпочитала с ней не спорить. Но я не она, меня такими театрализованными представлениями не проймешь. Можно, конечно, постараться и сделать вид, что все по-старому, и Людмила Петровна получила свою привычную, послушную и немногословную дочь. Но, во-первых — авария и потеря памяти, во-вторых — инициация. У меня сейчас есть уникальная возможность изменить к себе ее отношение и заставить считаться со мной ввиду вроде как нестабильного состояния психики и способностей. Что-то внутри довольно заурчало, поддерживая мой настрой.

— Ты отказываешься? — ее глаза подозрительно сузились. Было видно, что к отказам она не привыкла. Вообще. Никак. И мне очень дорого обойдется в будущем такое демонстративное неповиновение.

— Да, — спокойно подтвердила я и вышла из комнаты. Дожидаться, когда она придет в себя, я не стала. Спустилась в холл, где в одном из кресел сидел высокий, импозантный мужчина лет пятидесяти с легкой проседью в волосах и спортивной фигурой. Одет он был не броско, но очень-очень дорого. Это было заметно как по качеству материала, так и по крою простых, в общем-то, брюк, рубашки и накинутого на плечи свитера с клубной символикой.

— Полинка, — он поднялся ко мне на встречу и, подойдя, крепко обнял. — Доченька. Как же так? Почему молчала? Почему не позвонила? Мы бы тут же приехали. Ты же знаешь, у меня нет ничего важнее тебя.

— Папка, — я неловко обняла его, и с противоречивым чувством положила голову на его плечо. С одной стороны — хотелось, чтобы у меня был кто-то близкий, на которого я смогу положиться в этой непростой ситуации. А с другой — я помнила своего родного отца, его большие руки, укачивающие меня в детстве, походы за грибами в осенний, пахнущий прелыми листьями лес. Первая в жизни рыбалка на озере раним летним утром, зимние прогулки на санках. Да, в детстве у меня вообще было много замечательных моментов. Меня любили, учили, воспитывали, за дело наказывали. И потом, я всегда умудрялась превратить наказания в фарс, так что родители не знали толи пороть детку, толи хвалить за сообразительность. Как-то я с соседским мальчишкой в возрасте семи лет удрала в кино, ничего не сказав матушке. Встретила ее по дороге домой, маман как раз дефилировала на работу, пригрозив мне расправой в будущем. И что выдумаете? Шесть пар колгот на мягкое место, сверху спортивные штаны, несколько свитеров. Вид у меня был как у колобка на выгуле. Матушка как меня увидела, пересчитала количество одежки, так и согнулась от хохота. Свой законный подзатыльник я получила вместе с недельным мораторием на мороженное. Но это такие мелочи. И вот как после таких воспоминаний называть Полиных родителей папой и мамой?

— Полина! — рыкнула маман, показавшись на лестнице.

— Люд, мы не дома, — осадил ее отец, невольно задвинув меня за спину.

— Да, Сереж, ты прав, — она тут же взяла себя в руки и величественно спустилась к нам. Из угла за этим представлением наблюдал сидящий в кресле Алексей. Он пока не вмешивался.

— Людмила, Сергей, — из столовой вышла Марина. — Как я рада вас видеть! — она поцеловала воздух возле щечки маман и мило улыбнулась отцу, я была проигнорирована. — Мы как раз собрались завтракать, присоединяйтесь.

— С удовольствием, — расплылся в довольной улыбке отец и подтолкнул меня в сторону столовой. — Мы признаться, еще не успели позавтракать. Из самолета сразу к вам.

На стол были поставлены дополнительные приборы, да и в этот раз блюда были более обильными и разнообразными. На некоторое время за столом установилась тишина.

— А где Николай? — полюбопытствовала я.

— Уехал в университет, — Алексей на минуту отвлекся от своей тарелки и взглянул на меня.

Я только завистливо вздохнула. Маман о чем-то мило щебетала с Мариной. Я не прислушивалась. Отец жевал, Алексей тоже, время, от времени насмешливо глядя на меня. Я же опустив очи в тарелку, пилила сырник и размазывала сметану. Ощущение было тягостное и какое-то неправильное. Такое возникает обычно в чужой компании, когда никого не знаешь и знать, в общем-то, не желаешь. Но и эта пытка подошла к концу. После того как с завтраком было покончено, Алексей пригласил моих родителей в кабинет. Марина пошла за ними следом. Остановилась возле меня и, наклонившись, произнесла, так чтобы слышали все:

— Это у тебя последняя коллекция из секонда? Этакий клошарский гламур, — и столько насмешки в громком шепоте, что я невольно передернула плечами.

— Марина, — одернул ее Алексей, но было поздно. Спина маман заледенела и она, обернувшись, окинула меня многообещающим взглядом. Похоже, пришел конец моим демократичным вещичкам.

Марина ушла в глубь дома с чувством выполненного долга. Я же решила прогуляться по территории. Как раз и время убью и посмотрю, что тут к чему. Дом, оказался тем самым, из-за которого мы с Алексеем и познакомились, а потом еще судились с его бывшей женой. С того времени он мало, в чем изменился, может только чуть больше зарос плющом, что придавало ему особый шарм. Сад, окружавший его со всех сторон, был ухожен. Вовсю цвели деревья, наполняя воздух одуряющим запахом. От кованных ворот к дому вела посыпанная гравием подъездная дорога, по бокам которой росли тюльпаны. Клумбы возле ворот пестрели яркими красками буйного весеннего первоцвета. Очень хотелось подойти и посмотреть, понюхать, может что-то сорвать, пока никто не видит, и вставить крохотный цветочек в прическу. Я воровато оглянулась и никого не заметив, отправилась в сторону ворот да так и замерла там с открытым ртом. Нет! Ну, это же нужно? Ему что делать больше нечего? Машина Никиты была припаркована метрах в пяти от дома. Сердце забилось часто-часто, щеки покрыл лихорадочный румянец, руки дрожали и на пальчиках стали образовываться пока еще робкие язычки пламени. Нет, так не пойдет! Нужно срочно взять себя в руки, а не демонстрировать всем подряд свое нестабильное состояние. Я с трудом отвела взгляд от машины Никиты и пошла по дорожке в сторону дома.

Как он тут оказался? Хотя, зная Никиту, ничего удивительного в этом не вижу. Ник видел, как Колька меня забирал из университета и отвозил домой. Проследил за нами до клуба и не постеснялся продемонстрировать свое присутствие. Он был в клубе и во время инициации, и черт его знает, что он видел и что понял. Но думаю, на тот момент Никита меня потерял. А вот как нашел? А что если он опять окопался возле моего дома и следил за тем, вернусь я туда или нет? После того как меня несколько дней не было, он наверно, забеспокоился и решил проследить за приехавшим Колькой. Черт, знала бы, до сих пор ходила бы в Маринкиных вещах. Итак, Никита, видит Николая, который все время крутился возле меня, а я у него единственная зацепка в деле исчезновения меня же. От таких размышлений можно получить заворот мозгов. Итак, ему нужна я. И он меня тут находит. Вон, как только что взглядом ожег и расплылся в довольной улыбке, пока я трусливо не сбежала. И что делать? Непонятно. Но то, что он не отстанет — факт. Сказать о нем Алексею? Да нет. Алексей — не вариант. Не знаю, какими методами он привык решать подобные вопросы. А делать Маю вдовой, да еще когда она в положении, нет, не хочу на себя брать такой грех. Значит, Алексею говорить не буду. Может, удастся как-то отсюда вырваться и поговорить с Никитой? А с другой стороны, что я ему скажу? Ни на один из его вопросов у меня нет ответа. Значит, получается, что? Молчать, замереть и не дергаться? Ага, вдруг само рассосется, как прыщ на лбу у Кашпировского.

На крыльце я столкнулась с только что вышедшим отцом.

— Поль, пойдем в дом, поговорить нужно, — он подтолкнул меня к открытой двери.

Вся честная компания сидела в кабинете. Алексей загадочно улыбался, Марина устроилась на подлокотнике кресла и поглаживала его плечо. Маман задумчиво рассматривала свои ногти. Меня усалили на давешний стул, стоявший недалеко от кресла, в которое приземлился отец.

— Мариш, — Алексей погладил ее по ладошке, — а не организуешь ли ты нам кофейку? Очень хочется.

— Конечно любимый, — она ласково ему улыбнулась и чмокнула в чуть небритую щеку. — Вам тоже кофе? — она с улыбкой посмотрела на родителей.

— Да, — отец провел рукой по волосам, — я бы не отказался.

— Нет, спасибо, — улыбнулась маман, — в таких количествах кофе вреден для цвета лица.

— Итак, — Алексей пристально посмотрела на меня, после того как за Мариной закрылись двери. — Мы с твоими родителями пришли к согласию по поводу продолжения твоего обучения. Предварительно договорились о полугоде.

— Как? — изумилась я. — Ты же говорил о месяце.

— Да, в том случае, если ты пройдешь, весь курс в этот отрезок времени и сдашь экзамен. Но... — он на минуту замолчал. — Очень сомневаюсь, что это случится, и ты выдержишь нагрузку. Кроме того, нужно понять, почему ты все-таки смогла самостоятельно инициироваться.

Я, было, попыталась что-то сказать про спровоцировавшие меня события, но тут же была остановлена повелительным жестом Алексея.

— Это и так понятно, важно другое, почему тебя принял огонь, вот что интересно. Поверь, до этого у тебя была масса моментов, — он несколько замялся, подбирая правильную формулировку, — ммм, скажем так, стрессовых моментов, когда ты могла инициироваться. Этого не произошло. Так почему это случилось сейчас?

Он поддался вперед и ожег меня крайне заинтересованным взглядом, не сулившим ничего хорошего в будущем. Мне сказать было нечего, оставалось только пожать плечами и хмуро на него посмотреть. Родители молча следили за разговором и не вмешивались. Как будто отправляли меня учиться в пансион благородных девиц, а не отдавали в руки непонятно кому и непонятно для каких целей. Я перевела недоуменный взгляд на отца, ожидая от него хоть какой-то реакции. Он только неловко отвел взгляд. Маман изучала ногти и предпочитала делать вид, что ее тут нет.

— Па, — я попыталась воззвать к его родственным чувствам. — Ты ничего не хочешь сказать?

— Малыш, — он замялся. — Так будет лучше. Поверь, Алексей замечательный специалист и он сделает все для того, чтобы ты смогла овладеть пробудившейся силой и взять ее под контроль. Лучше него это никто сделать не сможет.

Кажется, все давно решили за меня, а теперь просто ставят в известность. Права голоса в данной ситуации я не имела, и мне это решительно не нравилось. Вот только было одно но. Огонь. Сама я не справлюсь. И если Алексей сможет быть полезным, что же, так тому и быть.

— А как же учеба? — это была единственная, хоть и вялая попытка повернуть ситуацию в свою сторону. Это понимала я, это понимал и Алексей.

— Возьмешь академку, или же переведешься на заочный, — отмахнулся он.

— Можно устроить свободное посещение, — подала голос маман. — С деканом я договорюсь. Все-таки жаль будет терять время, семестр через месяц-два закончится.

— Все решили? — насмешливо и с толикой горечи спросила я. Чувствовалось, что если сейчас не возьму себя в руки, понемногу начну впадать в истерику от абсурдности ситуации. Очень тяжело после абсолютной самостоятельности взрослого человека, возвращаться в подчиненное положение. Умом я понимала, что стоит выждать, не демонстрировать свой норов, но все мое естество этому противилось. Кончики пальцев стало покалывать от легких разрядов, вестников приближающегося огненного урагана. В душе что-то недовольно заворочалось, стараясь вырваться наружу и показать кто тут главный. Я тяжело задышала, стараясь взять себя в руки и усмирить непокорную стихию. От усилий над губой выступили капельки пота.

— Что тебя не устраивает? — спокойно спросил Алексей, словно не замечая моей внутренней борьбы, хотя на меня уже обеспокоено стала поглядывать маман. — Я же тебе все уже объяснил. И ты даже со мной согласилась. Ты сейчас опасна даже не столько для себя, ты опасна для окружающих.

— Согласна, — глухо ответила я, все же справившись со стихией.

— Так в чем же дело? — не понял он.

— В том, что вам даже не пришло в голову пригласить меня, когда вы решали мою судьбу. Мою! Понимаешь! Мою! — я опять стала заводиться. — Я не маленький ребенок, я взрослый человек и требую к себе элементарного уважения!

— Так и веди себя соответственно! — видно было, что я его все-таки умудрилась вывести из себя. — Ах, за детку все решили родители! Ах, детка обиделась! А что эта самая детка сделала, чтобы к ней относились по-другому? Что? Сама пошла учиться? Сама на жизнь зарабатывает? Сама-то ты хоть чего-то стоишь? Без папиного кошелька и маминых нарядов. Что ты умеешь? По салонам шастать и тратить родительские деньги?

— Алексей, — одернул его отец. — Полина все-таки наш единственный ребенок.

А мне на эту тираду сказать было нечего. Он прав. Во всем. Ситуацию немного разрядило появление Марины с подносом в руках. Она, улыбаясь, поставила кофе перед Алексеем и отцом, и опять уселась на подлокотник, демонстрируя окружающим и мне в частности, что это ее территория.

— Итак? — Алексей отхлебнул из чашки и посмотрел на меня.

— Я согласна, — я распрямила плечи и твердо посмотрела на него. Почему-то для меня было важно продемонстрировать ему и окружающим, что я не капризная, взбалмошная девица, а человек, способный отвечать за свои поступки и принимающий решения самостоятельно. Хоть вот такие, спровоцированные другими.

— Молодец, умная девочка, — он одобрительно ухмыльнулся и кивнул. — Обучение начнется сегодня же после обеда. До этого времени можешь пообщаться с родителями.

И как-то все засуетились. Отец подхватился с кресла и, улыбаясь, вышел в холл, маман за ним. Алексей остался сидеть на своем месте. А я столкнулась в дверях с выходящей Мариной.

— Ну что? Поставили тебя на место? — насмешливо спросила она и вышла в двери первой.

Захотелось придушить мерзавку, еле себя сдержала, хорошо понимая, чем это закончится.

Прощание с родителями вышло каким-то скомканным. Отцу было неловко, и он, опустив глаза, чмокнул меня в щеку. Маман пообещала прислать подобающие одеяния и взяла обещание хорошо себя вести, слушаясь во всем Алексея. Когда за ними захлопнулась дверь, я вздохнула с облегчением. И этот этап пройден. Теперь бы разобраться со всем остальным.

Нет, родителей Полины я не осуждала. Каждый воспитывает своего ребенка в соответствии со своими представлениями, что такое хорошо, и что такое плохо, вкладывая в него определенные поведенческие установки. Балуя, давая испытать то, чего самому в детстве не хватало, любя, холя и лелея, не понимая, что и чрезмерной любовью, и опекой можно навредить не хуже, чем безразличием. Лучше всего соблюдать золотую середину, давая маленькому человечку больше самостоятельности, любя его, но и наказывая, если дитятю начнет заносить не в ту степь. Хотя это только моя точка зрения и она не подкреплена опытом воспитания собственного отпрыска.

— Полина, — вывел меня из задумчивости голос Алексея. — Переоденься и спускайся в подвал.

— Во что? — решила уточнить я, оглядывая свой во всех отношениях удобный костюм.

— Спортивные брюки и футболка найдутся в твоем гардеробе?

— Угу, а ты говорил, что после обеда, — удивилась я.

— Я передумал, не стоит заниматься на полный желудок, — он опять скрылся в своем кабинете, а я пошла переодеваться.

Трикотажные брюки и футболка нашлись сразу. Одеть их много времени не заняло, и уже минут через пять я была в подвале.

— Присаживайся, — сидящий в позе лотоса Алексей показал мне на место на полу напротив себя. — Начнем с медитации.

И понеслось. Кто бы мне раньше сказал, что раскорячиться в позе лотоса — это так тяжело. Даже не физически, Полькино тело было тренированным. Психологически. Как-то у меня в голове не укладывалось, что мои ноги могут так заплестись. Но ничего, немного попыхтела, и получилось. После этого — уход в астрал, тобишь само расслабление и отрешение от всего, что вокруг меня происходило. Концентрировалась на собственной силе, замершей в районе солнечного сплетения — по крайней мере, пыталась. Отрешиться не получалось. Никак. Вообще. Я отчетливо ощущала, что тело Алексея находится напротив, слышала его мерное дыхание, ощущала запах его туалетной воды с капелькой мускуса и сандала.

— Полина, — одернул он меня. — Такими темпами мы и за год не закончим. А ты что-то про месяц говорила?

— Извини, — вздохнула я и постаралась сконцентрироваться на ощущении тепла в районе солнечного сплетения.

Шел уже четвертый час так называемых занятий. Есть хотелось ужасно. Спина затекла, ноги не гнулись, руки дрожали. А Алексей, развалившийся напротив в принесенном кресле, почитывал мужской журнал и время от времени комментировал мои успехи. Обидно комментировал, не сдерживая себя. Это злило и не давало сконцентрироваться на выполнении задания.

— Бездарность, — бросил он в мою сторону. — Ни на что не способная бездарность. Как тебя только огонь принял?

И вот так постоянно, я понемногу начинала закипать. В душе ворочалось раздражение, собираясь вырваться вовне очередным сполохом силы. Было ощущение, что я сама по себе, а живущий во мне огонь сам по себе. Былого единения как не бывало. Он не подчинялся, бурлил, гневался норовя вырваться наружу. Все силы уходили не на медитацию, а на сдерживание силы в узде. Ничего путного не получалось.

— А может, ничего и нет? А огонь Кольке только привиделся? И не было никакой инициации? Так, всего лишь проснулся небольшой отблеск силы? Ммм?

Я не знала, зачем ему выводить меня из себя. Я встала на ноги и с ненавистью посмотрела на него. На руках заиграли языки пламени, но вот выпустить их в живого человека я не могла, хотя и очень хотелось. Вторя моим мыслям, внутренний огонь удвоил усилия, в попытке вырваться наружу. Мой лоб покрыла испарина, пальцы рук сжимались все сильнее и сильнее. Было только одно желание — выпустить его на волю. Может тогда станет легче. А Алексей как будто и не замечал моего состояния.

— И что? Это все? — он насмешливо на меня посмотрел.

— Милый, — в дверях показалась головка Марины. — Хватит возиться с этой убогой, все равно она ни на что не способна. Пойдем обедать, а ее оставь тут, пусть тренируется хоть всю ночь. Может хоть так что-то получится.

И вот это-то и сорвало внутренний клапан. Ни Алексеевы шпильки, к которым я за несколько часов уже привыкла. Ни ситуация в целом, ни встреча с родителями, которая показала, что ждать мне от них особой поддержки не стоит, последней каплей стала фраза Марины.

Огонь ураганом промчался по всему телу, сжигая одежду дотла, окутывая меня, принимая в свои объятия. Сила пьянила. Я чувствовала, что по мановению моей руки может исчезнуть все, что мне так мешает: и Алексей, и ненавистная Марина, и этот дом вместе с подвалом. Но что-то останавливало.

— Исчезни, — рявкнул он на жену.

Дверь за ней тут же захлопнулась.

Я пылала, пылал пол вокруг меня. Огонь постепенно подбирался к сидящему напротив Алексею, разглядывающему меня с любопытством.

— Останови его у кресла, — потребовал он.

— Не могу, — я чувствовала, что пламя мне не подвластно. Я могла только просить, а не приказывать. И было странное ощущение, что огонь знает о моих потаенных мыслях, о желании 'приласкать' Алексея, за эти несколько часов выноса мозга.

— Можешь, — рыкнул он. И столько в его голосе было непререкаемой веры в свои слова, что ему поверила и я, останавливая пламя у самых кончиков его туфель. — Теперь начинай его втягивать в себя, — и опять повелительные интонации, непререкаемый тон, убежденность в соей правоте, не оставляющее места для сомнения и страха.

Долгое время ничего не получалось, огонь полыхал вокруг, завораживая игрой пламени и обещанием могущества. Я с трудом удерживала его в тех же рамках, чувствуя, как иссякают силы и еще чуть-чуть и пламя вырвется из-под контроля, превращая все в пепел.

— Втягивай его, подчиняй! — крикнул он, вставая и отступая от меня на шаг.

Это-то и послужило спусковым механизмом. Я его не удержала. Огонь вырвался из-под контроля и ураганом пронесся по всему подвалу, сметая все на своем пути. Мне было страшно, очень страшно. Я зажмурила глаза, боясь посмотреть в сторону, где только что стоял Алексей.

— Возьми его под контроль, — услышала я его голос. — Иначе сила выпьет тебя.

Я открыла глаза и уставилась на свободный от огня островок, в котором спокойно стоял Алексей. А вокруг ревело и бесновалось пламя. Оно напоминало вырвавшегося на свободу дикого зверя, который в своей жажде крови сметает на своем пути все живое. Это уже не был тот ласковый огонь, который принял меня первый раз. Это была злая стихия, которую уже невозможно контролировать.

— Полина, слушай мой голос, — донеслось со стороны Алексея, — сконцентрируйся на дыхании, успокойся и не нервничай. Это пламя, отражение твоего внутреннего состояния. Чем злее ты, тем злее огонь! Возьми себя в руки и представь что-то приятное, милое, нежное, момент, когда тебе было по-настоящему хорошо.

Представить? Что представить? То как мне рвало душу, после того как Алексей меня бросил? От этой мысли и вспыхнувшей внутренней боли, языки пламени взметнулись под потолок и начали весело поглощать огнеупорные плиты. Он прав? Этот огонь действительно мои эмоции? Чем больше боли, тем сильнее пламя. Чем больше гнева, тем оно жарче и яростнее. Если это так, то зачем было меня провоцировать? Он же знал, что я вспыхну, рано или поздно, но загорюсь, превращая здесь все в руины. Зачем?

Так, не время об этом думать, все потом. Приятное, говоришь? Вспомнить то, от чего мне было так хорошо, что я задыхалась от счастья? Перед глазами встала наша первая ночь. Неистовость соития, помноженная на нежность первого раза. Страсть, счастье и, как следствие, невероятное удовольствие. Языки пламени стали еще яростнее, сужая безопасный круг, в котором стоял Алексей, выжигая кислород, не давая нам нормально дышать.

— Полина, вспомни убаюкивающее действие океана, сосновый лес, запах весеннего утра! Вспомни приятное, черт тебя раздери, иначе мы тут погибнем! Мне его не удержать! — Алексей смотрел на меня сквозь бушующую пелену пламени, и я видела, что держится он из последних сил.

Хорошее? Что же вспомнить хорошее? Когда мне было по-настоящему хорошо и беззаботно? Наверно в детстве. Я вспомнила тут самую поездку на море перед школой, свои ныряния в набегающую волну. Игры с соседской ребятней на пляже. Запах йода. Крики чаек, счастливую улыбку загорелой матушки, следящей за тем, как я путаю руки и неуверенно держу вилку и нож. Я понемногу стала успокаиваться и как наяву увидела себя плывущей среди волн по бескрайним просторам. Злость отступила, а за ней и пламя. Оно, не поддерживаемое жаром моих эмоций, понемногу стало опадать. Вот уже языки пламени не лижут потолок, вот пламя только вокруг меня. Момент и оно скользит только по моим рукам. Момент и его уже нет. Только сажа на всех поверхностях и на мне, и почему-то трудно дышать. Нет сил провести ладонью по лицу. И почему-то черные мушки вокруг меня. Целый рой. И слабость. Такая сильная, до шума в ушах, до дрожи в ногах и пальчиках рук. Я не почувствовала, как меня подхватили заботливые руки, сквозь беспамятство пробился только запах. Тот самый — мускус и сандал, а потом тьма приняла меня в свои объятия.

* * *

Алексей отнес тело Полины в ее комнату. Не взирая на разводы сажи по всему телу, сгрузил в кровать и накрыл одеялом. Пусть поспит. А ему было о чем подумать.

Он спустился к себе в кабинет, налил полный бокал виски и судорожно выпил. Да, такого он не ожидал. Нет, он, конечно, предполагал, что девчонка сильна, но чтобы настолько! Когда Колька что-то лепетал о десятибалльном шторме он, признаться, не поверил. Ну, мало ли чего со страха не привидится. И семибальный огненный шторм может натворить такого, что потом замучаешься с восстановлением. Но то, что он увидел сегодня и почувствовал... Да. Слов нет. Если бы он представлял, какой силой она обладает, десять раз бы подумал, прежде чем начинать ее провоцировать. Поступить по-другому Алексей не мог. Он должен был выяснить ее болевой порог, что может спровоцировать Полину, да и уровень силы тоже. Нужно же понимать, с чем придется работать. Жестоко? Безусловно. Но другого выхода не было. Там где замешана сила — не до сентиментальности. Довыяснялся. Еле справился со стихией. И это он, маг со стажем. А ведь, сколько она держалась, не поддавалась на его провокации, вызывая невольное уважение. Раньше она такой не была. Прав-прав племянничек, что-то во всей этой истории не так. Нужно разобраться. Только вот под силу ли? Или пригласить кого-то из мозгоправов, пусть они ее посмотрят. Хуже, во всяком случае, не будет. Да и еще, Марину нужно держать в узде, укоротить ее язык. Он обратил внимание, что спусковым механизмом сегодня послужила именно Марина. Как бы до беды не дошло. Хорошо бы ее услать куда-нибудь, да разве же эта дура поедет?

* * *

В этот раз я провалялась дня три, придя в себя только на вторые сутки. Эксперимент истощил, лишил сил и самое страшное, поколебалась вера в себя, в самоконтроль, который ранее я считала совершенным. Оказалось, что меня так просто вывести из себя, когда вместо разума остаются одни инстинкты и уже ничего не удерживает от края, за которым 'убей' и 'покарай', кажутся такими простыми и приемлемыми. Да, наверно, недавние события должны были произойти, чтобы я осознала, какая страшная сила скрыта в моем новом теле. Осознала, приняла и научилась с этим жить. Наверно в этом и была цель Алексея — испугать. Это у него замечательно получилось. Не знаю, как теперь смогу спуститься в тот подвал еще раз.

— Хватит валяться, — в комнату вплыл Николя с подносом, стоящим на специальном столике. — Вот твой завтрак, ешь быстрее и вставай.

Он примостил эту конструкцию у меня на кровати и плюхнулся рядом.

— Коль, а может, я сначала умоюсь? — я подняла бровку и вопросительно на него посмотрела.

— Потом. Ешь, завтрак я готовил, — и столько в этой фразе было гордости, что я не посмела ослушаться. Я подцепила вилкой кусочек бекона, осторожно его попробовала. Вкусно. А затем, даже не заметив, съела яичницу, запив ее одуряющее пахнущим кофе. Булочку с маслом тоже не проигнорировала.

— Все, — я отставила столик в сторону. — Наелась. А к чему такая спешка и почему ты тут, а не на парах?

— Назарова, ты монстр, — он рассмеялся. — Сегодня суббота и никаких пар не предвидится, а спешка... Спешка исключительно потому, что мне хочется показать тебе окрестности. А то за последние три дня валяния в кровати ты уже мохом поросла. Пошли, прогуляемся, и я тебе тут все покажу.

— Коль, а может ты выйдешь? — я подтянула одеяло повыше.

— Ой, Полин, а что я там еще не видел? — и он одарил меня улыбкой чеширского кота.

Нет, все-таки в этом парнишке что-то есть. Иначе с чего у меня так заколотилось сердечко? Но до своего родственника ему еще далеко. Вот лет через пять-десять Николай будет разбивать женские сердца одним взмахом длиннющих ресниц, одним насмешливым взглядом, полуулыбкой, движением руки, взъерошивающей лохматые вихры. И сейчас в нем есть определенный шарм и харизма, но нет пока еще заматерелости, которая приходит только с возрастом и опытом. Он пока только щенок, а вот матерым хищником станет со временем. И кажется, мне не суждено проследить все этапы его взросления и превращения из очаровательного юноши в сильного и властного мужчину. Я получу свое, научусь всему чему смогу и только меня здесь и видели. Митрофановы мне порядком надоели. А ведь общаюсь я с ними всего ничего. Жестокость Алексея, непримиримость Марины, щенячья преданность Николая, это далеко не те качества, которые я бы хотела видеть в близких мне людях. О родителях вообще говорить не приходится. Мать излишне властная, у отца есть свое мнение, но оно где-то очень глубоко закопано, без лупы и не разглядишь.

— Полин, — Колька выдернул меня из размышлений. — Вставай.

— Ладно, — я выбралась из постели, замотавшись в простыню. Еще немного пошатывало, но было значительно легче, чем вчера. — Ты иди, я, как только соберусь, спущусь вниз.

— Только ты недолго, — он встал и без возражений вышел.

Душ сделал свое дело, я пришла в себя, причем настолько, что почувствовала непреодолимое желание прогуляться. Стены начали давить, хотелось свежего воздуха и новых, желательно положительных эмоций. Николай, как верный рыцарь, ждал внизу, приплясывая от нетерпения на одном месте.

— А где все? — удивилась я отсутствию обитателей дома.

— Марина куда-то укатила по делам, вроде ее не будет неделю. Дядь Лешу вызвали на работу, что-то у них там произошло. У прислуги выходной. Так что мы предоставлены сами себе. Ммм, замечательно, ты не находишь? — он навис надо мной и попытался прижать меня к стеночке. Не получилось. Я ловко вывернулась и поспешила на выход.

— Нахожу. Что ты мне собирался показать? — я уже была на крыльце.

— Сначала сад, потом пройдемся по поселку. У нас тут и озеро есть, и лес. Тебе должно понравиться.

Сад я уже видела, но все так же восторгалась искусству садовника, державшего свое хозяйство в идеальном порядке. Клумбы радовали яркими цветами, успевшими раскрыться за несколько дней, пока я изображала умирающую лебедь. Начали распускаться цветы на сакуре, приманивая к себе проснувшихся пчел. Деревья радовали чистым изумрудом листьев, который бывает только ранней весной. Ни пыли, ни грязи — незамутненный цвет ранней зелени. Погода тоже не подкачала, ни единого облачка, только глубокая бирюза. Настроение стремительно улучшалось. Хотелось вдыхать полной грудью напоенный весенними ароматами воздух, улыбаться, смеяться и шалить. Энергия, которой я раньше в себе не ощущала, внезапно забила внутри чистым ключом, делая глаза ярче, а улыбку обворожительнее.

С экскурсией по участку было покончено быстро и очень хотелось увидеть, что там за забором. А там был лес, шумевший прямо за оградой. Сосны чередовались с кленами и молодыми дубами. Подлеска не было, что само по себе странно, создавалось ощущение, что и здесь потрудилась умелая рука, убрав весь мусор и обломанные ветви деревьев. Между стволов петляла широкая тропинка, больше похожая на утоптанную дорожку. И минут через пятнадцать неспешной ходьбы в просвете между деревьями показалась водная гладь. Озерцо было не большим, но таким красивым, чистым, что я невольно залюбовалась. Вдалеке виднелась лодочная станция.

— Покатаемся? — предложил юный романтик.

— Не хочу, — как-то страшновато было оказаться рядом с ним в лодке на середине озера. Плавать я не умела, а что взбредет в его голову в следующий раз, сказать было тяжело.

— Трусиха, — видимо по выражению моего лица он все понял правильно. — Ну, тогда может, искупаемся? — и опять шаловливый взгляд в мою сторону.

— Колька, ты смерти моей хочешь? — рыкнула я, представив себя барахтающуюся в ледяной воде.

— Почему это? — натурально удивился он. — Тепло же. Вода градусов пятнадцать. Вполне можно открывать сезон, — но по хитрому блеску глаз было понятно, что он всего лишь шутит.

— Кооооль, — протянула я, — только после тебя.

И что вы думаете? Он в минуту разоблачился и сиганул в озеро, обдав меня мириадами брызг.

— И как водичка? — со смехом спросила я, впрочем, отойдя на достаточно безопасное расстояние.

— Супер, — он выпрыгнул из воды как чертик из табакерки, отфыркиваясь и подпрыгивая на одной ноге, вытряхивая воду из ушей. Схватил свою футболку и насухо вытерся. А потом, недолго думая, обнажился, давая мне возможность рассмотреть себя со всех сторон, демонстрируя рельефность ягодичных мышц, тугие мышцы спины и в полуобороте кубики пресса. Я тут же отвернулась, пока он не повернулся ко мне полностью, демонстрируя, насколько он хорошо сложен в некоторых стратегических местах. Не то чтобы для меня там было что-то новое, просто неловко. За спиной раздался смешок, и я услышала шелест одежды и некоторое бурчание, когда это чудо попыталось попасть босой ногой в кроссовок.

— Все, можешь поворачиваться, — он подошел ко мне и заглянул в глаза. Не знаю, что он там увидел, но недолго думая, притянул к себе и впился в мои губы поцелуем.

От неожиданности я поддалась, впуская в рот его язык. Мы упоительно целовались. В один момент было забыто все. Был только один миг — этот. Ощущение его рук на моей спине, жара его тела вокруг, языка, покоряющего меня и ласкающего, вызывающего мелкие мурашки по телу. Я потеряла голову от наслаждения и чувственности момента. Хотелось большего. Забыться, забыть и ринуться в водоворот страсти, не думая о последствиях. Последствия... Алексей... Это-то меня и отрезвило.

— Хватит, — я оттолкнула его, тяжело дыша и обжигая юного нахала злым взглядом.

— Тебе не понравилось? — и вот что ему сказать? Понравилось, да так, что у старой тетки чуть крышу не снесло от удовольствия? Или ты мне напоминаешь совершенно другого человека?

— Пойдем, — я подхватила обиженного парня за руку и поволокла в сторону дома. Уже через минуту, видимо придя к какому-то решению, он вышагивал возле меня вполне довольный жизнью. А в доме нас ждал облом виде вернувшегося раньше времени Алексея.

— Полина? — он осмотрел нашу развеселую компанию, остановив недовольный взгляд на мне. — Зайди ко мне в кабинет.

Пришлось идти, сунувшегося было к нам Кольку, развернули и услали готовить обед.

— Присаживайся, — Алексей указал мне на одно из кресел возле стола, сам сел в такое же. — Нужно поговорить.

Я первой начинать разговор не спешила, хоть вопросов было много. В этой ситуации лучше выслушать его, может часть вопросов отпадет сама собой. Пауза затягивалась. Алексей внимательно следил за мной, что-то обдумывая, я же постепенно начинала ерзать под его взглядом.

— Полин, прошлый урок, — он на минуту замолчал, потер переносицу, и устало прикрыл глаза. — Я не буду за него извиняться. Мне нужно было понять, что ты можешь, уровень силы. И как долго ты можешь продержаться, если тебя целенаправленно доводить до ручки. Скажем так, выяснить болевой порог.

— И что скажешь? — тихо спросила я, потерев пальцем ладонь и опустив глаза в пол. Было неловко, непонятно от чего.

— Скажу, что ты очень сильна, мне еле удалось блокировать твою силу, — он опять замолчал.

— И? — подбодрила я его.

— И мне тяжело будет учить тебя одному. Придется пригласить еще кое-кого из ребят. А осенью тебя ждет одна из закрытых школ ковена. Просто научить тебя контролировать силу — этого мало. Даже понять, почему все случилось, так как случилось. Мы не можем разбрасываться таким ценным даром, итак магов с хорошим потенциалом в последнее время рождается все меньше и меньше. Ты нам нужна, — и столько убежденности в своих словах, столько непоколебимости.

— Альтернатива? — спросила я через какое-то время.

— Полное лишение дара. Или ты работаешь на ковен, или ты простой человек, — он пожал плечами.

Я склонялась ко второму варианту, не видя в нем для себя ничего страшного. Но быстро принимать решения было не в моих правилах.

— Я могу подумать?

— Да, конечно, но это не отменяет тренировок. И начнем с завтрашнего утра. А сейчас пойдем обедать.

Обед в Колькином исполнении был шедевральным. Он разогрел густой наваристый борщ, приготовил салат и разогрел мясо. Сервировка была безупречна, и я наслаждалась каждым кусочком, выставленных блюд. После обеда Николя пытался вытянуть меня на еще одну прогулку, но помня стриптиз в его исполнении, я благоразумно отказалась, оккупировав один из библиотечных диванов. Ринулась было к скрытой полке, но ничего за панелькой не обнаружила. Видимо бдительная Марина успела перепрятать книги. Пришлось удовлетвориться детективом, найденным тут же. А утро следующего дня началось с командного рыка Алексея, вытянувшего меня из постели в районе семи часов и устроившего веселую жизнь.

— Посмотрим, насколько ты себя запустила, — он стоял напротив собранный, грозный, сна ни в одном глазу. Утренний туман воспринимался им как что-то совершенно естественное, и казалось, что легкая весенняя промозглость не доставляет ему никаких неудобств. Я же в отличие от него зевала и куталась во флиску, перетаптываясь с одной ноги на другую.

— Чего стоим? Кого ждем? Десять кругов вокруг дома! Пошла! — он нажал секундомер и грозно посмотрел. Спорить желания не возникло, и я вяло изобразила пробежку. Но не тут-то было. Алексей бежал за мной, время от времени комментируя каждое мое движение и издеваясь от души. Это меня подстегнуло, да и тело, разгоряченное первым кругом, требовало продолжить издевательство. Ему это нравилось, оно гнало кровь по венам, наполняя каждую мышцу силой и ловкостью, делая их эластичными. Дыхание не сбивалось, и уже на втором круге я почувствовала себя намного увереннее. Все десять кругов дались тяжело, не знаю, как там Полина раньше, но я это тело не тренировала, не до того было. Но чувствовалось, что к нагрузкам оно привычно.

Дальше была разминка, да такая, что с меня десять потов сошло. Алексей при этом, выполняя все те же упражнения, даже не запыхался. Меня убил турник, на котором я болталась как глиста на подтяжках, не имея сил подтянуться хоть раз. Следующим этапом издевательства было отжимание, приседание и пресс, которые я позорно завалила, разлегшись на пенке, как доярка на городском пляжу.

— Работаем! — Алексей навис надомной, загораживая очистившееся небо.

— Не могу, — прохрипела я.

— А ты через не могу! Давай, иначе заставлю пробежать еще десять кругов.

И я дала, десять раз отжалась, потом умудрилась двадцать раз качнуть пресс. Приседания в моем исполнении были просто зубодробительными. Я была похожа на пьяного матроса во время шторма. Меня пошатывало из стороны в сторону. Ноги не гнулись, но я, изображая бодрость на лице, пыталась выполнить хоть что-то. На двадцатом приседании я свалилась ему под ноги и не смогла встать.

— Н-да, — только и сказал Алексей, рассматривая меня с нескрываемым презрением. — Раньше ты умудрялась выдерживать нагрузку в два раза больше. А сейчас что? Это же нужно было так себя запустить. Ладно, ты хоть упражнения на растяжку сделай, несчастье.

Попыталась. Честно попыталась, его последние слова меня задели, заставили сжать зубы и провести кое-как комплекс упражнений. После этого Алексей развернулся и ушел, сказав напоследок, что у меня есть полчаса привести себя в порядок перед завтраком. Как я доползла до душа — это отдельная история. Я возблагодарила всех богов, что Марины нет, иначе ехидными комментариями я была бы обеспечена на ближайший месяц. Душ помог слабо. Руки и ноги дрожали. Мне бы не помешал хороший массаж, иначе завтра не встану. А то, что завтра пытка продолжитсяя, сомневаться не приходилось.

Затем был завтрак, после него час медитации в подвале. Признаться, спускалась я туда с внутренней дрожью, ожидая от занятий непонятно чего. Но обошлось. Я училась правильно дышать, расслаблять тело, отключив мозги. И как только мне удалось последнее, дело пошло намного веселее. Тело как будто само вспоминало старые навыки.

Обед. Час перерыва, когда я, распластавшись на кровати, пыталась отдышаться. И опять занятия в подвале. Концентрация на внутренней силе. Пока только ее ощущение, осознание, что я могу к ней прикоснуться, погладить и призвать, впрочем, без попыток последнего. Видимо и у Алексея еще живо было в памяти то, что тут произошло прошлый раз, и чем тот эксперимент чуть не закончился. После этого урока, час самообороны, когда после разминки Алексей с удовольствием валял меня по татами, сетуя на безголовую ученицу, которая все на свете успела забыть. Я честно попыталась абстрагироваться и дать вбитым ранее рефлексам проявить себя. Дело пошло веселее. Но за рефлексами должны следовать мозги. А с этим пока был напряг.

Как доползла до своей комнаты, я не запомнила. Ужин прошел без меня. Я валялась на полу, не в силах сдвинуться и отчаянно себя жалела, проклиная все на свете, Алексея, с его учебой, дар, новое тело, себя, свою глупость и безголовость. На последнем я умудрилась заснуть. Я не чувствовала, как чьи-то бережные руки меня подняли с пола, раздев и уложив в кровать. Не чувствовала, как кто-то разминал меня, намазав чем-то пахучим, но действенным. Я все больше и больше проваливалась в сон. А утром следующего дня все началось по новой.

Глава 6.

Прошла неделя. Нагрузки мне давались все легче, Алексей их благоразумно не увеличивал, давая привыкнуть. Я до своей комнаты добиралась уже не ползком, а на своих двоих, что не могло не радовать.

В один из дней вернулась Марина, привезя с собой высокого русоволосого типа.

— Андрей.

— Леха, — они пожали друг другу руки и похлопали по спине. — Показывай свое чудо огненное.

Я в это время как раз растягивалась на пенке под цветущей сакурой.

— Да вон, болтается на земле, изображая из себя йога в седьмом поколении, — насмешливо сказала Марина.

— Мариш, — ласково осадил ее Алексей. — Полина, подойди.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться.

— Это Андрей, твой новый учитель.

Андрей произвел на меня странное впечатление. Приятный, высокий, очаровательная улыбка, не отражающаяся в холодных, как штормовое море глазах. На вид лет тридцать-тридцать пять. Похоже, что сверстник Алексея. Держится уверенно, независимо. Тело подтянутое, тренированное, что четко прослеживается по открытым до локтя, сильным рукам, тонкой талии, особенно заметной на фоне широких плеч. Голос низкий, раскатистый, чуть вибрирующий, пробирающий до костей. В общем, непростой товарищ и держаться от него лучше подальше. Если получится.

Не получилось. Алексей его пригласил исключительно для занятий со мной. И не валяния меня по татами, с этим он и сам справлялся, а именно для занятий в подвале, которые начались сразу, как только я приняла душ и слегка перекусила. Все было, как всегда. Алексей сел напротив и начал с медитации. Андрей примостился в углу и внимательно следил за нашими действиями. А я так и не смогла отрешиться от действительности. Взгляд Андрея меня нервировал, мешал сконцентрироваться, доводя практически до исступления, вызывая дрожь в руках, головную боль и привкус крови во рту. Боль росла, постепенно переходя от еле ощутимой, находящейся где-то на грани в сильную, ноющую, вызывающую только одно желание — лечь, закуклиться и переждать в такой позе неожиданный приступ. Сила внутри меня недовольно ворочалась, в любой момент готовая вырваться из-под окрепшего контроля. Я положила ладонь на живот и постаралась вспомнить, когда у меня должны начаться месячные. С такой кутерьмой я об этом физиологическом моменте несколько подзабыла. Выходило, что на днях. Наверно боль именно отсюда. У моего бывшего тела красные дни календаря проходили незаметно. Как пришли, так и ушли. Некоторые коллеги, да и студентки тоже в такие моменты еле передвигались. Прошлый раз со мной вроде все было хорошо, но черт его знает, как отреагирует организм в этот раз. Я постаралась выкинуть лишние мысли из головы и сосредоточиться на дыхании и расслаблении каждой мышцы. Не выходило. Вообще. Боль стала разрывающей.

— Полина, что с тобой? — встревожился Алексей.

— Голова, — глухо сказала я и помассировала виски.

— Сильно болит? — участливо спросил он.

— Да, — прохрипела я.

— Ладно, иди, приляг, — он помог мне встать и подтолкнул к двери. В этот момент я как-то не обратила внимание, что такое поведение для него не типично. Желание было одно, добрести до комнаты и упасть в кровать.

— Спасибо, — я была уже возле дверей. Подъем дался тяжело, но уже на лестнице мне стало чуть легче. Кабинет Алексея я преодолела уже вполне бодро, а вот за дверями меня накрыл новый приступ, да такой, что я сползла по закрытой двери и обессилено привалилась к ней. Не знаю, сколько я так просидела, но в себя, меня привели голоса, раздающиеся в комнате. Сначала слышно было плохо, да и я как-то не обращала на них внимание. Говорят, и говорят, мне бы встать в это время. А вот произнесенное кем-то мое имя — меня привлекло.

— Ты зачем так на нее давил? — спросил Алексей.

— Так получилось, — в комнате раздался спокойный голос Андрея. — Ты правильно сделал, что услал ее, еще чуть-чуть, и она бы в обморок свалилась. Перестарался. Извини.

Только почему-то раскаяния в голосе совершенно не слышалось.

— Что скажешь о Полине? — опять Алексей.

Какое-то время стояла тишина, и я почти перестала прислушиваться.

— Интересная девочка, — голос Андрея был на редкость задумчивым. — Не читаемая, только поверхностные мысли, и то только после того, как я усилил давление. Это раз. Кстати, раньше за ней этого не наблюдалось. Второе, рисунок сознания другой, построение мыслеобразов и то, только тех, которые я успел уловить. Кстати, они более четкие, логичные что ли. Не знаю, как тебе это объяснить, — Андрей несколько замялся. — Представь разницу между мыслями младенца и взрослого. У одного мыслеобразы яркие, хаотичные, с сильной эмоциональной окраской. У взрослого все по-другому — мыслеобразы не несут в себе такой эмоциональной окраски, если конечно объект не вызывает повышенного интереса. Они более четкие, более структурированные, если хочешь, можно сказать более унылые и серые.

-И? — подбодрил его Алексей. — Ты хочешь сказать, что раньше Полина думала, как младенец, а сейчас резко повзрослела?

— Примерно так. По крайней мере, у меня сложилось именно такое ощущение. Знаешь, если бы я не знал, что такое в принципе не возможно, подумал бы, что это совершенно другой человек, — некоторое время стояла тишина, видимо они оба обдумывали, что только что сказал Андрей.

— Ты думаешь одержимость? — неуверенно спросил Алексей.

— Да какая одержимость? — в голосе Андрея послышалось раздражение. — За всю историю даже нам, а не простым людям известно всего с десяток случаев настоящей одержимости. Ты же помнишь, какие там симптомы.

— Какие?

— Ох, ну, во-первых, двойная аура, причем вторая постепенно поглощает первую. Первая с большими рваными краями. Нелогичное, взрывоопасное поведение, человек как будто сходит с ума, совершая ранее не свойственные ему поступки, причем резко негативные. Дальше что там у нас? Возникновение паранормальных способностей на пустом месте, там, где им не суждено было появиться природой. Есть и не такие яркие признаки одержимости. И что из этого ты видишь в Полине?

— М-м-м, не знаю, последнее? — сказано это было на редкость неуверенно. Я же забыв про головную боль, замерла, боясь пропустить хоть слово.

— Да нет же, ни первое, ни второе, ни последнее. Нет там одержимости, — убежденно сказал Андрей. — Ну, вот смотри: аура не двоится, причем она в хорошем состоянии без разрывов, темных пятен и дальше по списку. Что там у нас дальше? Поведение? Судя по твоим рассказам, тебе понадобилось четыре часа, чтобы ее довести до грани. Да и то, по-моему, не тебе, а Марине. Кстати, а что между ними происходит?

— Не отвлекайся, дальше.

— Дальше. Ну, так вот, с поведением у нас все в порядке. Способности — вот тут конечно вопрос, — он некоторое время помолчал, задумавшись о чем-то. — Но они возникли не на пустом месте, пробудилось то, что было заложено природой. Ситуация немного не стандартная, но ничего, что говорило бы об одержимости. Да и потом, авария эта. Все могло быть. Сам же знаешь, наш мозг даже нашими специалистами изучен только в очень небольшом объеме, хоть ковен в последнее время и ставит эти исследования в приоритет. Кстати, не хочешь мне отдать девочку? А что, перспективный материал для изучения.

— Андрей, побойся бога, какой материал? Тебе для опытов мало преступников? — взвился Алексей.

— Леш, уймись, я пошутил, — примирительно сказал он.

— Шуточки у тебя, — чувствовалось, что Алексей с трудом взял себя в руки. — Итак, вердикт.

— Вердикт? Нету его, — я мысленно представила хитрую мордаху Андрея, разводящего руки, почему-то обязательно сидя в кресле и вытянув скрещенные ноги.

— Как это?

— А вот так. Мало информации для анализа, но могу сказать только одно — это не та Полина, которую я видел раньше, она другая... — затянувшееся молчание, во время которого я боялась даже вздохнуть, слившись оттенком лица с серыми стенами. — Случилось, что-то такое, что сделало ее другой, понимаешь, совсем другой. Мне бы ее прочитать. Но чего не могу, того не могу.

— Что совсем?

— Не совсем, но после этого она с большой вероятностью станет овощем.

— Н-да, перспектива.

— И что будем делать? — спросил Алексей.

— Наблюдать, друг мой, наблюдать. Авось она совершит что-то такое, что даст нам возможность понять, что собственно с ней произошло. Может память вернет. Давай не будем спешить.

Как я доползла до комнаты — не помню. Повалилась на диван и закрыла глаза, проваливаясь в темноту. К вечеру боль сошла на нет, а к утру от нее и следа не осталось.

И потянулись дни, наполненные двумя людьми — Алексеем и Андреем. Все остальные воспринимались как фон. Марина не оставляла попыток уязвить меня побольнее, но мне было откровенно не до нее. Нагрузки возросли пропорционально количеству учителей. Мне теперь некогда было даже задуматься о том, какой сегодня день недели, не то, что число и месяц. Алексей занимался моей физической подготовкой, уделяя особое внимание развитию реакции. Недели две после его занятий я ходила с синяками по всему телу. Нет, это не он сам, это машина, чтоб ей пусто было. Знаете, есть такие противные агрегаты, при помощи которых тренируются теннисисты. Машины выстреливают мячи, а теннисисты их отбивают. Так вот мне приходилось от этих мячиков уворачиваться, а в идеале их ловить. Пока скорость была низкой, уворачиваться еще как-то получалось. А вот когда Алексей выставил среднюю скорость, вот тут я взвыла. Речи о поимке мячей уже не шло, тут бы живой остаться. А мой мучитель только с интересом наблюдал за бесплатным цирком.

— Зачем? — спросила я растерянно, когда первый сеанс издевательства был закончен и у меня на скуле зрел приличный кровоподтек.

— Полин, ты пойми, — он подошел ко мне вплотную и провел рукой по болевшей скуле, толи лаская, толи пытаясь унять мою боль. — От скорости твоей реакции может зависеть не только твоя жизнь.

— Ладно, с этим понятно, а зачем мне в таком объеме силовые тренировки? — не унималась я.

— Во-первых, выносливость, она необходима магу как воздух. Во-вторых, здоровое тело, для того чтобы контролировать свои способности, в-третьих, элементарное умение защитить себя, если сила будет на нуле. Есть еще и, в-четвертых, пятых, шестых... — пока он это говорил, рука так и оставалась на скуле, нежно ее поглаживая.

— А если я откажусь от дара? — я пытливо на него посмотрела.

— А ты откажешься? — рука сползла к ключице и охватила плечо.

— Я пока думаю, — я пожала плечами.

— Ну, думай-думай, тренированное тело будет для тебя бонусом, он отпустил меня и ушел в дом. За нами с крыльца наблюдала недовольная Марина. Она только обожгла меня ненавидящим взглядом, но так ничего и не сказала. Я не обманывалась, это временно. Она еще успеет отыграться за мнимые провинности, да так, что я взвою. Господи, что же я ей сделала? Нет, наверно все же не так, что ей сделала Полина?

С Андреем все было неоднозначно. Он притягивал меня и отталкивал. Притягивал внутренней силой, которая чувствовалась не только в каждом жесте, мимике, повороте головы, но и в манере держать себя, повышенной требовательности прежде всего к себе, а потом уже к окружающим. А вот отталкивал... Ох, даже не знаю, как это сформулировать. Это было ощущение, как вкус на кончике языка, когда не хватает слов, для того чтобы описать все богатство вкусовых нюансов. Я не могла в его присутствии расслабиться, постоянно держа круговую оборону, не могла довериться, зная, что ничего хорошего от него мне ждать не стоит. Сумбурно, я знаю, но именно так я чувствовала в тот момент. И, тем не менее, при всем моем неоднозначном к нему отношении, Андрей смог дать мне намного больше в плане подготовительных этапов работы с сознанием и даром, чем Алексей. Я догадывалась еще после нашей первой встречи, что он обладает некоторыми способностями, и они не имеют никакого отношения к магии огня. Скорее телепатия, работа с сознанием. После наших занятий я не уходила из подвала, я уползала с жесточайшей головной болью, которая проходила только после нескольких часов крепкого сна. Не трудно было догадаться, что он воздействует на меня, пытаясь пробить мой природный блок. То, что я тогда услышала в кабинете, я поняла правильно. И сделала для себя выводы. Мне нужно было во чтобы то ни стало научиться защищаться от чужого проникновения. Ставить ментальные щиты, иначе долго я тут не протяну. Как поступит Алексей, узнав обо мне все, я даже задумываться не хотела. Почему-то мне казалось, что не пожалеет. Может, я была не права, но это маловероятно. Слишком уж я становилась управляема, чтобы он смог удержаться и пройти мимо. Да и Андрей не откажется от новой игрушки.

Первую неделю со щитами ничего не получалось. Я злилась, голова болела, иногда я вспыхивала, еле удерживая силу, и в такие моменты головная боль резко прекращалась. Это меня навело на мысль, что и огонь может быть щитом. Только вот каждый раз гореть, для того чтобы прекратить попытки Андрея пробить мой блок — это как-то не правильно. Нужно по-другому, но как я не знала. В один из редких свободных вечеров я решила поискать нужную информацию в интернете. Там сейчас столько мусора, что есть шанс встретить и что-то стоящее. Так и произошло. На одном из сайтов посвященной белой и черной магии (да-да, я там окопалась надолго, чушь, но что было делать), я натолкнулась на строчку о том, что если вы хотите отгородиться от кого-то — представьте, что вы находитесь в непроницаемой сфере, или между вами непроницаемая стена. Просто? Зато как действенно! Я решила опробовать данную методику уже на следующий день. Непроницаемая сфера продержалась минуту, вызвав у Андрея снисходительную улыбку. Стена — чуть дольше. Я целых пять минут могла наслаждаться отсутствием головной боли, а вот когда он ее разрушил, боль вернулась яростным ураганом. Даже кровь из носу пошла. И я мысленно вспыхнула, выталкивая его из своего личного пространства. Вокруг меня бушевал огонь — не настоящий, нет, воображаемый, подкармливаемый моими эмоциями, болью и как ни странно, обидой. Но именно он не давал Андрею возможности прочитать в моей голове хоть что-то. Странная у него была реакция — он был доволен, в глазах проскальзывала толика уважения и еще гордость, такая, какая бывает у учителя за талантливого ученика. И вот это было непонятно. Такого от Андрея я не ожидала.

После этого небольшого казуса он больше не предпринимал попыток чтения моих мыслей. Занятия шли своим чередом, и я даже умудрилась достигнуть определенного успеха в контроле силы. Раньше она вырывалась из меня мощным потоком, снося все вокруг. Для меня было почти недостижимым контролировать крохотные язычки пламени, дозировать силу, не сжигая все вокруг. Но постепенно и это стало получаться.

Я не заметила, как прошел май и наступил июнь. В доме время от времени мелькали какие-то непонятные личности, с которыми на день-два уезжала Марина. В такие дни я вздыхала свободнее и даже начинала улыбаться. Кроме того, в последнее время я пристрастилась читать по вечерам сидя на широком подоконнике у себя в комнате. Я там свила гнездо из одеял и подушек, и нередко засыпала в неудобной позе. Правда, каждый раз просыпалась у себя в кровати. Не знаю, кто меня переносил и стаскивал джинсы, но я ему была безмерно благодарна.

Николя практически переселился в дом дяди, уезжая на пары ранним утром и возвращаясь ближе к вечеру. Зачем ему это было нужно — непонятно. Ведь намного проще и удобнее остаться в городе, а не тратить три часа на дорогу туда и обратно. Но нет, он не искал легких путей, да и мне было с ним намного спокойнее. Колька часто приходил вечерами и мы, скрестив пальцы рук, болтали обо всем на свете. Вот во время одного из таких разговоров я и очнулась от того странного состояния безразличия и усталости, в которое была погружена последний месяц.

— Ты чего такой смурной? — я взглянула на его насупленный мордас и невольно усмехнулась, настолько комичным было выражение его лица.

— Да, — отмахнулся он. — В пятницу экзамен по процессу у Оноприенко. Сама же знаешь, дракон — он и в Африке дракон. А уж самка дракона — это два дракона!

— Философ, — я отвесила ему подзатыльник, а потом до меня дошло. — Как экзамен? Что уже сессия?

— Дошло, — констатировал он очевидное.

— А как же, — я заметалась по комнате в поисках телефона. Факт учебы на стационаре был отодвинут мной на второй план, а потом я об этом и вовсе забыла, тем более что маман обещала мне вольное посещение. Но сессии-то оно не отменяло. Да, в моем случае огромный плюс, что большинство дисциплин я знала лучше многих преподавателей. Но на экзамен я обязана была явиться.

— Мам, — телефон был найден и на том конце сняли трубку.

— Полина, что случилось? — послышался встревоженный голос маман. С последней встречи мы практически не общались.

— Ничего, просто хотела спросить, по поводу университета, ты с деканом разговаривала? — я затаила дыхание, неизвестно было, как она отреагирует на мой вопрос.

— Тебя это только сейчас заинтересовало? — насмешливо спросила она.

— Извини, меня Алексей так загонял, что я только сейчас сообразила, что сессия на носу.

— Не переживай, проблем быть не должно, — ее голос чуть потеплел. — Я договорилась. Тебе нужно будет только появиться на экзаменах или зачетах, этого достаточно. Занимайся с Алексеем, это важнее. Кстати, мы с ним разговаривали, он тобой очень доволен, говорил даже об одной из школ ковена. Полин — это такая удача!

Дальше я слушать ее не стала и так понятно, что будет выступление на тему пользы специализированного образования, выдающихся педагогических способностей Алексея и дальше по списку. Не интересно. Я с трудом дождалась окончания ее монолога и, попрощавшись, положила трубку.

— Ну что? — Николя с довольным видом растянулся у меня на кровати, заложив руки за голову.

— Что-что, в пятницу еду с тобой, нужно Алексея предупредить.

— Предупредим, — и опять улыбка чеширского кота. — Лучше ложись рядом, тебе нужно отдохнуть, а то после сидения в гнезде сколиоз прилетит.

Логическую цепочку между сколиозом, гнездом и кроватью мне проследить было не дано, но я послушно устроилась рядом. Все равно так разговаривать значительно удобнее, можно не напрягаться. Николя, как только я опустилась на постель, тут же подтянул меня к себе, устраивая мою голову у себя на плече и переплетая свои руки с моими. Не приставал, что само по себе было странно. Просто лежал рядом, без всяких намеков, пошлых шуточек, только слегка придерживал за плечо и играл с моими пальчиками. И вот этот Николя мне нравился намного больше. Он казался взрослее, серьезнее и чуть внимательнее, чуть более уверенным в себе, это заставляло взглянуть на него по-другому. Хоть на минуту, на полчаса, час, пока он ведет себя именно так. Понятное дело, что это ненадолго. Но все равно.

Пятница нарисовалась на горизонте как-то очень быстро. Сказать, что Алексей был недоволен моим отъездом — ничего не сказать. Он собирался приставить ко мне охрану. Но был вовремя остановлен племянником, который резонно заметил, что так мы точно привлечем к себе повышенное внимание. Без всякой охраны мы спокойно приедем в университет, отстреляемся и сразу домой. Скрепя сердце Алексей согласился с его доводами. Я же в этой ситуации благополучно молчала.

На экзамен мы чуть опоздали, но это было не страшно, он был не письменным. Часть курса уже успела получить оценки и со счастливым видом выплыть из аудитории. Мы должны были идти последними. Сегодня у драконши было на редкость благодушное настроение и каждый из студентов стремился быстрее воспользоваться возникшей халявой, не дай-то бог, ветер переменится. Но обошлось.

Отстрелялись мы быстро, я, вжившись в роль нерадивой студентки некоторое время изображала горестное томление над билетом. Чиркнула пару строк для виду по каждому вопросу и поплелась отвечать, когда на мне остановился сиятельный взгляд нашей огнедышащей мадам. На вопросы отвечала быстро и складно, но старалась лишнюю осведомленность не демонстрировать. Итогом моего прочувствованного монолога была четверка, но большего нам было не нужно.

Выхватив у преподавателя зачетку, я обернулась к одногрупникам, подмигнула Николя, показав жестами, что жду его звонка, и выпорхнула в коридор. Там было удивительно пусто. Может из-за того, что экзамен начался в три часа дня, и из студентов и преподавателей уже никого не осталось. Только где-то вдалеке слышалось ворчание уборщицы 'ходють тут всякие...' и дребезжание перемещаемого по мраморному полу ведра.

В окна светило закатное солнышко, окрашивая серые стены в багрянец и высвечивая столбы пыли в воздухе. Пахло книгами и раскаленным асфальтом. Окна по вечерней поре были открыты настежь. Запах мудрости веков присутствовал исключительно из-за сваленных возле библиотеки списанных книг. Жалко, столько поколений студентов листали эти страницы, а теперь эти книги отправятся на переработку. Я подошла, подцепила пальчиком один из учебников по истории, полистала и вернула обратно. Тоскливое зрелище. Оставаться тут как-то резко расхотелось, и я поплелась в сторону первого этажа.

— Попалась, — меня схватили за плечо и втянули в один из коридорных аппендиксов, используемых студентами для кучкования. Мгновение и я была прижата спиной к стене. Я зажмурилась от страха и выставила руки вперед. Ничего не происходило, и я осмелилась раскрыть глаза. На меня смотрели злющие черные, как омуты, глаза моего бывшего мужа.

— Вы? — с языка чуть не сорвалось совсем другое.

— Я девочка, я, — он навис надомной, уперев руки в стену.

— Что вам нужно? — чуть более нервно, чем это было необходимо, спросила я.

— Что? — он зло усмехнулся. — Информация, милая, просто информация. Мне, знаешь ли, надоело за тобой гоняться. То ты проживаешь в квартире моей бывшей жены после ее исчезновения. Рассказываешь мне сказки об аренде. Потом резко, после моего ухода, съезжаешь на свою собственную жилплощадь, причем заметь, ничуть не хуже, чем у Полины. Дальше — непонятная история с трупом и поджогом в Фаренгейте. И там ты замешана. Потом почему-то переезжаешь к непонятному типу с криминальной репутацией, причем тебя невозможно достать даже для простого разговора. Не слишком ли много странностей вокруг одной девушки?

— Что вы от меня хотите? — я устало облокотилась о стену.

— Узнать, что с Полиной. До тебя и твоих проблем мне нет никакого дела. Но за Польку я горло перегрызу.

Похвальное рвение, никогда не думала, что я ему настолько дорога, но вот что мне с ним делать? Если он сунется к Алексею, костей же не соберет. Я сама пока не знаю, что ожидать от этих магов и куда меня заведет эта история. А я для них своя, ущербная, недоученная, но своя. А что будет с ним?

— С чего вы решили, что я что-то знаю? — я попыталась еще раз увести разговор в сторону.

— Все просто, — он нарочито медленно и аккуратно разгладил воротничок на моей рубашке, эта медлительность, да еще и его вкрадчивый голос пугали намного больше чем крики. — Ты последняя, кто ее видел.

— С чего вы взяли? — я вздрогнула, и он это видел. Глаза Ника зажглись азартом, предвкушением близкой победы. Слишком хорошо я знала этот взгляд, но раньше он никогда не был направлен в мою сторону.

— Дата на твоем договоре стоит тем днем, когда она пропала. А в тот день ее больше никто не видел, ни консьержка, ни в университете.

— Да ваша консьержка если не спит, то дома с внуками возится, не мудрено, что не видела, — отмахнулась я, кусая губы от напряжения. Это же нужно было так проколоться. Не умеешь мухлевать — не берись.

— И все-таки, ты так и не ответила, — он еще ближе придвинулся ко мне, шепот стал практически интимным. Со стороны мы наверно производили впечатление увлеченной друг другом парочки, а никак не проводящей разборки.

Ответить-то мне как раз было нечего, я судорожно оглянулась, ища пути отступления. Их не было, мало того, за время нашего разговора мимо этого тупичка не прошла ни одна живая душа. Даже ворчание уборщицы и грохот ведра уже были не слышны.

— Мне нечего вам сказать, — я упрямо сжала челюсть, чуть оттопырив губу и увидела полный растерянности взгляд Никиты.

— Поля? — тихо переспросил он.

— Что? — не поняла я.

— Да нет, — он помотал головой силясь отогнать от себя навязчивое видение. — Не может быть.

— Чего не может быть? — я изогнула бровку, а потом громко чихнула, сложив ладошки домиком в очень характерном жесте, а потом округлила глаза от осознания собственного прокола.

И я увидела его взгляд, полный неверия, недоумения и растерянности.

— Ты? — и его ладонь легла на мою щеку.

— Полина? — раздался Колькин голос у Ника за спиной. — Как это понимать?

— Никак, — я постаралась выбраться из угла, в который меня загнал Никита. Сейчас это сделать не составило труда. — Послушайте, — я сделала шаг назад и понизила голос, так, чтобы меня слышал только Ник. — Мне, правда, нечего вам сказать. Извините.

Я расстроено опустила голову и двинулась в сторону Николя и не видела, каким растерянным взглядом меня проводил Ник. Мне было неловко от собственной глупости, от нелепого прокола на пустом месте. Кто же мог подумать, что вместе с душой это тело приобретет новые привычки, сохранив часть старых. До этого момента я как-то не обращала на это внимания, поглощенная жизненными неурядицами и увеличившейся нагрузкой. Вот моя невнимательность и сыграла со мной злую шутку. Главное, чтобы он теперь глупостей не наделал. А то знаю я этого любителя запутанных детективных историй. Ника же хлебом не корми, дай распутать загадку позаковыристее. А то, что это может быть опасно — это детали.

— Кто это? — голос Николя вывел меня из задумчивости.

— Бывший муж Аверьевой, — я пожала плечами и посмотрела на то, как вытягивается его лицо и разжимаются челюсти.

— А чего ему было нужно? И почему он тебя к стенке прижал? — и опять злость в последних словах.

— Он жену до сих пор найти не может, — я не видела необходимости скрывать этот момент.

Вторую часть вопроса я решила проигнорировать. Николай к ней тоже не возвращался. Он молча усадил меня в машину и выехал в сторону поместья Алексея. Внешне он был спокоен, только суженные глаза и чуть подрагивающие руки выдавали его напряжение, а ходящие желваки — моментами накатывающую злость. Но до обид Николя мне сейчас не было никакого дела. Я отвернулась к окну, делая вид, что ничего не замечаю. Если не дурак — сам успокоится, а я не буду на его состоянии акцентировать внимание. Так и произошло. Минут через пятнадцать Колька взял себя в руки и поглядывал в мою сторону вполне спокойно.

— Может, куда-то заедем перекусить? — и лукавый взгляд в мою сторону.

— Давай, вон суши-бар. Кстати, давно суши не ела, — муркнула я, изображая томную кокетку.

— Готов исполнить любой ваш каприз, — он припарковался возле заведения и помог мне выйти, отвесив шутовской поклон.

В суши-баре было удивительно уютно, стены декорированы в японском стиле, столики тоже не были лишены национального колорита, но с учетом европейского удобства.

— Суши, ролы? А может саке? — и опять на плутоватом лице улыбка до ушей.

— Коль, какое саке? Если я появлюсь пред светлы очи твоего дяди слегка под шофэ, он же меня в порошок сотрет, — мне оставалось только вздохнуть. Хотя саке и не хотелось, но сам факт запрета уводил настроение в минус.

— Да ладно, — отмахнулся юный провокатор.

Мы быстро сделали заказ и расслабились на диванчиках, потягивая сок в ожидании изысков японской кухни.

— А что про Аверьеву ничего не слышно?

— Нет, так и не нашли, пропала с концами, — Николя пожал плечами. — Как правило, если так долго не могут найти, то человека уже нет в живых.

— Жаль, — только и сказала я, тему развивать совершенно не хотелось.

Какое-то время мы были поглощены принесенными деликатесами.

— Что у нас следующее? — я прожевала последний ролл и отложила палочки в сторону.

— Процесс у МП во вторник.

— И как Марь Петровна в последнее время, на автоматы настроена? — полюбопытствовала я.

— Разве что на автоматную очередь, ты же ее знаешь: 'Криминальный процесс, господа студенты, вы должны знать, как отче наш и даже лучше!', — он многозначительно поднял палец вверх, изображая из себя великого педагога.

— Ты к нему успел подготовиться?

— Когда? — и в мою сторону смотрели самые удивленные в мире глаза.

— Помочь?

— Чем? Это никогда не было твоим коньком, — да что же это со мной сегодня, что ни слово — прокол.

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, поедем уже?

— Тебе тут не нравится? — натурально удивился он. — Атмосфера почти интимная, света минимум, пища вкусная, музыка... — тут он несколько заколебался, поморщившись от заунывного завывания свирели. — И музыка.

— Вот именно, и музыка, поехали! А? Сил моих нет, — я жалобно на него посмотрела.

— Хорошо, — он только вздохнул, быстро рассчитался и подтолкнул меня на выход.

До усадьбы Алексея мы добрались на удивление быстро. Ни тебе пробок, ни лихачей на дороге, да еще Николя умудрился попасть в зеленый коридор. Дом нас встретил легкими сумерками, пением сверчков и упоительным запахом разнотравья. И тишина, такая густая, как сметана, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Ни голосов, ни шума включенных приборов, ни шуршания шагов. Дом был пуст.

— А где все? — удивилась я, зайдя во внутрь и включив свет в холле.

— Не знаю, — Николя пожал плечами. — Прислугу могли отпустить, кстати, сегодня пятница, значит, точно отпустили. Сами могли укатить куда угодно, начиная от срочного вызова, заканчивая поездкой в кино или за пивом.

— Ты в последнее веришь? — я перевела на него удивленный взгляд. — Мне кажется, Алексею проще заказать пиво через службу доставки, а не ехать за ним самому неизвестно куда.

— Ой, да ладно, — он отмахнулся. — Кому какое дело куда они делись. Ужинать будешь?

— Не-а, — я прислушалась к себе, — я сыта.

— А вот я бы еще чего съел. Как-то этих сушей только на один укус было, — и столько жалости к себе во взоре. Мне почему-то сразу вспомнился этот укус. Угу, зубы у него какие-то нестандартные. Я бы с этой порции устроила бы себе два полноценных обеда.

— Я то тебе чем помочь могу? Холодильник в кухне, микроволновка там же, дорогу знаешь.

— А составить мне компанию? — он умильно улыбнулся.

— Ладно уж, пойдем, — это был как раз тот случай, когда проще согласиться, чем объяснять почему нет.

В холодильнике обнаружилась кастрюлька со свежеприготовленными голубцами, причем настоящими, размером с мой кулачок, плотно утянутыми в чуть разварившийся капустный лист. Смотришь на такие и душа поет от их правильного размера, правильного вкуса и правильного чувства насыщения, которое возникает после того как каждый кусочек, тающий на языке пропутешествовал по пищеводу и оказался в желудке. Это вам не крошечные голубчики на один укус, непонятно толи ел их, толи газету читал. Ни тебе мяса, ни риса толком, одна капуста и одно название.

Николя наложил себе горку голубцов и поставил их греться. Через две минуты по кухне разнесся упоительный запах. Меня и саму потянуло разогреть себе хотя бы штучку, но, вспомнив к чему это привело, пришлось отказаться.

— Ты чего? — Колька подозрительно на меня посмотрел и отодвинул тарелку с голубцами подальше от моего голодного взгляда. — Тоже хочешь?

— Да ладно, — отмахнулась я и дабы не соблазняться дальше, пошла заваривать зеленый чай. — Коль, у меня вопрос.

— Ммм? — он продолжал увлеченно двигать челюстями.

— Расскажи мне о ковене, — бедолага подавился и закашлялся, я естественно оказала первую помощь, треснув страдальца промеж лопаток со всей силы.

— Ух, Полин, — он чуть отдышался и утер слезы. — Нельзя же так под руку. Или под зубы, короче во время еды, — он глянул на меня с укоризной, а потом опять вернулся к тарелке. — Шо шовшем нио ни поониш?

— А теперь прожуй и еще раз, — ужасно не люблю, когда кто-то пытается разговаривать с набитым ртом.

— Совсем ничего не помнишь? — Колька даже вилку отложил и пристально на меня посмотрел.

— Да, я же тебе говорила. Помню только какие-то вещи, которые касались непосредственно меня и то только с определенного момента.

— Хорошо, что ты хочешь узнать? — он отодвинулся от тарелки и сложил руки на груди.

— То, что ты сам захочешь рассказать. Я ни на чем не настаиваю, может какие-то общеизвестные факты, — было видно, что он существенно расслабился.

— Возьми у дядь Леши книгу по истории, там все есть, — он опять придвинулся к тарелке с сиротливо лежащим голубцом и увлеченно задвигал челюстями. Я же только завистливо посмотрела на него.

— Коооль, — и лукавый взгляд из-под ресниц, — мне неудобно у него что-то просить.

— Ох, ладно, только дай доесть и пошли в твою комнату. В горизонтальной плоскости об этом говорить будет намного удобнее.

Он быстро доел, затем в темпе вальса выпил свою чашку чая, схрумкав попутно мисочку печенья, с тоской оглядел опустевший стол, сложил посуду в раковину и потянул меня в мою комнату. Комната нас встретила полумраком и отсветом от включенного уличного фонаря.

Он опрокинул меня на постель и пристроился рядом, притянув мою голову к себе на грудь, запрокидывая руки за голову. Я попыталась было вырваться, но ничего не получилось. Максимум на что я сподобилась, это дотянуться до выключателя бра и включить слабенький свет.

— Зачем? — Николя поморщился. — Такой интим нарушила.

— Коль, — я толкнула его в бок, — хватит ерундой заниматься. Я от тебя жду инфу, а не интим.

— Вот так всегда! — патетично взвыл он, кося на меня насмешливым взглядом. — Какая ты меркантильная, нет, чтобы уважить меня, простимулировать, наконец, мою память поцелуем. Нееет, ты сразу требуешь!

— Я тебя поцелую... потом, если захочешь, — расхохоталась я, вспомнив любимый фильм.

— Вот так всегда, — он печально вздохнул.

— Коооль, не зли меня, — если его вовремя не одернуть, так прикалываться он может не меньше часа.

— Ладно-ладно, я чего, я же ничего! — поднятые вверх лапки и умильно испуганное личико.

— Не зли меня, — рыкнула я.

— Хорошо, — вздох страдальца. — Ковен. Нуууу, это контора такая, годков ей, чтобы не соврать — много.

— Много — это сколько? — перебила я вдумчивого оратора.

— Это, — он почесал макушку, — лет триста, четыреста, а может и больше. Ну, вот как в средневековье ведьм стали жечь, вот с того времени у нас ковен и образовался. Большая часть европейских колдунов, магов и всякой разной околомагической шушеры рванулась к нам. У нас же не жгли. У нас на кол сажали. А они видимо к этой процедуре относились спокойно, может, она им даже нравилась. Кто же их знает.

— Коооль, — я опять его одернула, а то о пользе кола в хозяйстве он может рассуждать еще долго.

— А, ну ладно. Короче было это давно. У нас жили наши маги, а тут эта пришлая толпа заявилась. Знаешь, были они похуже татаро-монголов. Ну вот, — он опять затих, почесывая макушку и стараясь что-то вспомнить. — А-а-а, вспомнил, война была, это с пришлыми. Наши маги объединили свои силы в борьбе с оккупантами, назначили себе начальников, а те себя на европейский манер ковеном-то и окрестили. Вот.

— Не поняла, это что все? — возмутилась я.

— Ага, краткость сестра таланта, — ухмыльнулся этот гаденыш.

— А что дальше было? — не унималась я, нужно же было понимать, с чем я имею дело или буду иметь. Тьху, тьху, тьху.

— Победили, знамо дело. Кого выгнали, кого на кол посадили. Если там столько любителей, почему не удовлетворить их потребности?

— Шут гороховый, а дальше?

— А что дальше? Работают себе и работают с того времени.

— Блин, мне, что с тебя все клещами тянуть? — возмутилась я.

— Не-е-е, клещами не нужно, и на кол не нужно, не люблю я это дело. А дальше... — он задумался. — Собираются раз в месяц, решают какие-то вопросы. Могут быть экстренные совещания — но это если чего случилось.

— А сколько там народу?

— А зачем тебе? — он подозрительно на меня посмотрел.

— Любопытно мне! — рыкнула я. — Вот ты все помнишь, некоторые вещи для тебя само собой разумеющееся, а я как слепой котенок. Должна же я понимать, о чем мне говорит твой дядя, когда в школу зовет.

— А-а-а, тогда ладно. Народа в нем не много, всего четыре магистра по стихиям, они курируют каждый свое направление и отвечают за подчиненных им магов. Есть еще безопасник и менталист. С этими тоже все понятно. Что ты там еще спрашивала? Школы? Ммм, обычные школы, куда сплавляют деток после пробуждения дара, некоторых не сплавляют. Или дар слабый, или пробудится не может.

— Это как в моем случае? — уточнила я.

— Ага, как в твоем, — он на минуту задумался. — Учат там тому же что и тебя сейчас: контролю, улучшают физическую форму и развивают дар. У кого-то на обучение уходят годы и годы, кто-то заканчивает школу намного быстрее.

— А ты? — я затаила дыхание.

— Ну и я тоже. Три года там провел, временами только выезжал, сдавал школьные экзамены. Что уж учителям наплели родители — не знаю, но с той продажностью, которая сейчас бытует, договориться о домашнем обучении для богатого ребенка — не проблема. Были бы деньги, сама понимаешь.

— И как оно? — я затаила дыхание.

— Что? — он даже поднял голову и удивленно на меня посмотрел.

— Школа.

— Ааа, нормально. Как и везде. Люди то всюду одинаковые, — он мягко улыбнулся.

— А поподробнее можно?

— Можно, — он тяжело вздохну устраиваясь поудобнее, притянул меня к себе поближе, — слушай.

Огненная школа и школа земли находилась высоко в Карпатских горах. Школы воды и ветра располагались в Крыму, поближе к морю. Школы менталистов не было. Эта разновидность магии встречалась редко, и обучение строилось по другому принципу: одаренные дети становились личными учениками кого-то из опытных менталистов.

Огненная школа была наиболее многочисленной, если этот термин вообще применим к магам. Вот вроде бы казалось — огонь самая агрессивная среда. Людей, способных управлять данной стихией, должно быть мало. Но это только на первый взгляд. Ради любопытства узнайте, сколько за последнее время было зафиксировано случаев самопроизвольного возгорания. Вполне нормальные люди ели, спали, нервничали и вспыхивали как спички без каких-либо причин, сгорая за мгновения дотла. Все эти люди в той или иной мере являлись латентными магами, вовремя не найденными и не обученными. Многие из них спокойно доживают до старости, растят детей, не подозревая о своих способностях. Еще один любопытный факт, при браке представителей разных стихий с пиромагами ребенок обязательно наследовал именно эти способности как доминирующие. Казалось бы, на этом фоне количество пиромагов должно было перевалить за тысячи человек, поставив под угрозу само понятие секретности данного общества и давным-давно выведя его из тени. Но этого не произошло. В ковене многие годы существовало подразделение, занимающееся поисками латентных магов. Их находили, за ними следили, выясняли уровень силы и либо давали выбор изменить свою жизнь или оставить ее прежней, стерев память, либо сразу блокировали дар. И тех, у кого дар был заблокирован, было большинство. Даже не так, процентов девяносто. Те же, у кого дар был нужной силы, принимались в магические рода, там адаптировались и через какое-то время отправлялись на обучение. Да и потом, стоит учесть еще один немаловажный момент — низкая рождаемость. Рождение двоих детей в семье магов почитали за счастье, а если дар у них был выше среднего, то такая семья автоматически приобретала в обществе больше веса и уважения. Нормой был один ребенок. Как они при таком уровне рождаемости не перемерли еще в средневековье? Да очень просто, приток новой крови за счет одаренных со стороны не давал вырождаться.

Базовое обучение длилось три года за которые успевали отсеяться самые нерадивые и неспособные. Из набранного курса, в общем-то, небольшого, выпускалась хорошо если половина. Те кто не смогли освоить программу, выполняли незначительную работу в структурах ковена, без возможности подняться выше. Те кто заканчивали имели больше прав и возможностей. Ну а те кто мог поступить и выдержать последующий двухгодичный магистерский курс — были элитой. Именно из этой элиты впоследствии выбирались магистры, возглавлявшие ковен. Вполне логично и продуманно. От каждого по способностям...

— А чего ты пошел учится на юридический, если закончил школу ковена? Почему не пошел в магистратуру? — удивилась я. — Или у тебя дар слабый?

— Какой слабый? Слюшай дарагой, ну какой слабый? — возмутился он. — Нормальный у меня дар, развитый даже. Огненный. А на юрфак пошел — так интересно же было, вот и пошел. Нужно же еще чего-то уметь кроме феерболами кидаться и огненный шторм устраивать. Пиромагией много не заработаешь. Нет, можно конечно. Но не долго. Отловят или наши, или ихние. И или по шее надают, и лишат дара, или на опыты пустят. А оно мне таки надо? А про магистратуру — время еще есть. Закончу обучение и через какое-то время и туда поступлю. Спешить некуда.

— Так значит ты у нас парень рассудительный? — удивилась я.

— Угу, а ты как думала? — он скосил на меня хитрющим глазом. — Мне семью кормить нужно будет. Жену, детей в будущем. У родителей на шее сидеть стыдно. А ты моя лапа, достойна самого лучшего. Вот и учусь.

И столько в этой фразе умильного самодовольства с толикой самолюбования, что было не понятно, он опять шутит или за шуткой прячет вполне реальные намерения.

— А я то тут при чем? — я сделала вид, что крайне удивлена.

— Как это? Не понял? — он даже сел от удивления. — Мы все давно решили. Я на тебе женюсь.

— Слушай, женишок, — озлилась я. — Если я ничего не помню, это не значит, что я дура. Ты думаешь я не понимаю, что большая часть того, что ты мне о нас рассказывал плод твоего больного воображения? И мы не то что не спали, но и даже не целовались толком.

Я рисковала, утверждая подобное, к гинекологу сходить не удосужилась, так что брала как теперь говорят 'на понт'. А глазоньки то у нас забегали, да и личико покрыл легкий румянец. Значит, я была права. Ууу, паразит!

— Что нечего мне сказать? — если бы стояла, обязательно уперла руки в боки.

— И ничего я тебе не врал, — обиделся он. Причем Николя имел вид шестилетнего ребенка, шалость которого раскрыли досрочно. Какие нынче детки пошли, однако... половозрелые! Жонихаться лезут!

— Шел бы ты, — обижаться на этого деятеля не было сил.

— Куда? — спросил он с вызовом.

— Спать, Солнце мое, спать!

Николай с таким расстроенным видом ушел к себе, что мне его даже стало жаль. Хороший же парень. Ласковый, мысли правильные, но воспитывать его еще и воспитывать. Нда, как-то не очень хочется работать нянькой при малолетнем оболтусе. Да ладно. День сегодня был тяжелый. Спать-спаааать, а то завтра глаза не продеру.

А ранним утром следующего дня я нашла труп Марины с перекошенным мукой лицом и с амулетом безмолвия на шее.

Глава 7.

— Марин, Марин, очнись, да что с тобой? — я потрясла ее за плечо, от моего движения она съехала со спинки стула и упала лицом в стол. — Мамаааа, — крик застрял в горле. Но она же еще теплая! Может можно что-то сделать? Я вернула ее в исходное положение и попыталась прослушать сердце — глухо, зеркальца, чтобы проверить дыхание под рукой не наблюдалось. Жилка на шее не билась, и вот тогда-то я и обратила внимание, что у нее на шее поблескивает странно знакомый амулет. Алексей давеча именно его использовал как последний аргумент. В этот раз амулет безмолвия отличался странной мутностью.

— Марина? Полина? — за спиной раздался удивленный и несколько неуверенный голос Алексея. — Что происходит?

— Она не дышит! — я растерянно на него посмотрела и протянула амулет, который почему-то оказался у меня в руках. — Он был на шее и теперь мутный.

— Почему? — в один момент голос Алексея стал хриплым, глаза широко раскрылись и приобрели странную глубину. — Зачем ты это сделала?

Он недоверчиво на меня посмотрел, а затем, неожиданно оттолкнув, опустился на колени рядом с мертвой женой.

— Ты что подумал, что это я?

— А кто? — он резко развернулся и неожиданно зло продолжил. — Утром захожу на кухню и что я вижу? Моя ученица, которая недолюбливала мою жену, стоит над ее неостывшим трупом. Орудие убийства у тебя в руках. Что мне еще думать?!

— Алексей, это правда, не я. Я пить захотела, спустилась в кухню, а тут это, — зачастила я.

— ЭТО — как ты выразилась, моя жена, — он выпрямился и зло сжал пальцы в кулаки. — По крайней мере, то, что от нее осталось. А ты ее ненавидишь. Черт, — он опустился на стул, — ненавидела. Где лежит амулет, ты знаешь. Выводы очевидны!

— Это совпадение! — я отчаянно прижала к груди кулачки.

— Хватит! Я достаточно увидел!

Алексей горько ухмыльнулся и дрожащими руками поправил выбившийся локон из прически Марины. В этом жесте было что-то ненормальное, на грани надрыва. Он словно не верил в очевидное, не мог принять, осознать то, что она ему больше не улыбнется, не потрется как кошка о щеку, не поморщится от колючей щетины. Что бы ни было между ними до этого, с какими проблемами они бы не сталкивались, но Марина не заслужила такой смерти. Только не так. Слишком много боли. Слишком рано. Слишком бессмысленно. А есть ли в смерти смысл? Может и есть. Только не в этот раз. А ведь все только-только наладилось, и Марина перестала чудить. Появилась надежда, что вот еще немного и у них будет все как у всех: дружная семья, ребенок, а может и не один. О любви говорить не приходилось. Да и есть ли она — эта любовь? Хотя нет, есть. Была. В голове мелькнул образ босоногой девчушки, плещущейся в волнах, и тут же был отогнан. Не время, да и не место думать о том, что так и не случилось. Где-то в глубине души что-то нестерпимо заболело, не давая ему связно думать. 'Не уберег!'. Эта мысль билась в голове, становясь все более навязчивой. Хотелось разнести все вокруг, выпуская ярость наружу. Нужен был только толчок.

— Алексей, — я тронула его за плече.

Не знаю, что руководило мной в тот момент: испуг от случившегося, желание оправдаться в его глазах, надежда, что стоит объясниться и все будет хорошо? А может все вместе? Сложно сказать. Я действовала скорее по наитию, чем, думая и просчитывая свои шаги, за что и поплатилась.

— Что? Что тебе от меня еще нужно? — он вскочил на ноги одним слитным движением и, схватив меня ха плечи, затряс как грушу. Как он сдержался и не ударил — для меня до сих пор загадка.

Только потом я поняла очевидное — не важно было, как Алексей относился к Марине, любил, ненавидел, презирал или уважал. Важно было другое — ЕГО женщину убили. И в такой ситуации найти виновного, особенно если вот он, под рукой, стоит и лупает на тебя растерянными глазищами, это вообще милое дело.

— Вы чего шумите? — за нашими спинами раздался сонный голос Андрея. — Оппа! — выдохнул он, зайдя в кухню и рассмотрев всю картину целиком. — Труп!

Голос радостный, с неуместным бодрым весельем, шальные огоньки в глазах, тут же сменившиеся тревогой, как только до него дошла вся серьезность ситуации.

— Группу вызвал? — он посмотрел на Алексея с тревогой.

— Еще не успел?

— Так чего ты ждешь?

— Сейчас позвоню, — растерянный Алексей растер лицо суетливыми движениями. Было видно насколько ему тяжело взять себя в руки и начинать думать конструктивно. Он вышел из кухни в холл и стал судорожно искать номер в телефоне, не отвлекаясь на нас.

— А теперь по порядку, что случилось? — Андрей сел напротив меня на выдвинутый из-за стола стул, мне присесть он так и не предложил.

— Я проснулась, ужасно хотелось пить. Мы вчера с Колькой заехали в суши-бар, а рыба в ролах была соленая. Вот, — я стала судорожно сжимать край футболки, — вхожу, а она тут, и еще амулет этот сверкает, я его в руки и взяла. Но я ее не убивала! Честно! Вы мне верите?

— Разберемся, — он несколько стушевался под моим прямым, вопрошающим взглядом.

— Через полчаса будут, — в кухню вернулся Алексей. Эти несколько минут явно пошли ему на пользу. Он сел на соседний с Андреем стул. — Расскажи еще раз.

И что вы думаете? Пришлось рассказывать. Я отлично понимала, что это только начало. Нервы мне потреплют так, что только держись. Андрей смотрел на меня благосклонно, Алексей хмуро. И где-то по середине своего рассказа я четко поняла, что попала в классический вариант развития детективного сюжета. Труп, подозреваемая, которая от стресса двух слов связать не может и два полицейских: хороший и плохой. От плохого, помимо воли, стараешься держаться подальше, к хорошему тянешься всей душой. Прием старый, всем известный, но от этого не менее действенный. В такой ситуации хочется, чтобы был хоть кто-то, кто может тебе поверить.

— Она врет? — Алексей повернулся к Андрею, игнорируя мое присутствие.

— Сложно сказать, по крайней мере, полностью верит в то, что говорит, а правда ли это? Черт его знает, — он развел руками.

Такое демонстративное игнорирование покоробило. Но толи еще будет. Оставалось сцепить зубы и держаться.

Через двадцать минут появился десяток мужиков, затянутых в джинсу и кожу. Этакие брутальные типы с серьезными минами. Приехали они на нескольких внедорожниках, вроде был и микроавтобус, куда после тщательного осмотра перенесли труп Марины. И начался форменный цирк с допросами. Кто, когда, куда, почему. Во сколько легла спать, зачем встала, как обнаружила труп, что подумала, почему потянулась к амулету. И так десяток раз в разных вариациях. Я тщательно отвечала на вопросы, стараясь вспомнить как можно больше подробностей, но где-то в душе поднималась глухая апатия. С каждым вопросом все больше казалось, что мне не верят. Я не могла понять почему? А как же презумпция невиновности? Хотя, о чем я. Радовало только одно, Алексея, как заинтересованное лицо, к расследованию не допустили. Его вел угрюмый парень, ростом под два метра, с небритым, усталым лицом и коротким ежиком волос. Кажется Матвей. Минут через десять после приезда группы, в кухню спустился сонный Николя, потирая глаза и почесывая живот под майкой.

— Что за шум? Откель столько народу? — зевнул он в мою сторону.

— Марину убили, — устало сказала я.

— Да ты что!? — не поверил он. — И кого подозревают?

— Меня, — я горько усмехнулась.

— Нееет, — он неверяще уставился мне в глаза. — Ты не могла!

— Твой дядя уверен в обратном.

— Он что идиот?

— Хоть ты мне веришь, — как ни странно, стало чуть легче.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Нас развели по комнатам и под запись на камеру устроили допросы, пытаясь установить, кто, где был этой ночью. Прибывший судебный медик, работавший на ковен, смог примерно установить время смерти — около шести утра, как раз перед тем, как я ее нашла. О причинах смерти обещал сказать только после вскрытия. Хотя вскрытие в этом случае было формальностью. Очевидно, что орудием убийства был амулет безмолвия. Провозились они с нами часов до трех, а потом быстро собрались и уехали, чему я была несказанно рада.

Я устала. Было только одно желание — подняться в свою комнату, лечь и уснуть, выкинув из головы весь тот бред из головы.

— Поль, ты куда? — встревоженный голос Николая заставил остановиться на середине лестницы.

— Наверх, — я даже не повернула голову в его сторону.

— Поленька, пойдем в кухню, тебе нужно поесть хоть немного.

— Ты что и правда думаешь, что я смогу там есть?

— Хорошо, я принесу поднос к тебе.

Отвечать что-то не было сил. Я, наконец, добрела до комнаты и растянулась на постели. Мысли в голове отказывались шевелиться. Я ничего не хотела. Нет, вру, хотела. Хотела оказаться как можно дальше. Хотела, чтобы все шло своим чередом: юность, зрелость старость. Хотела жить в своей любимой квартирке, я бы завела себе кошку, или собачку, а может, даже решилась на отчаянный шаг и усыновила ребенка. Жалела ли я, что тогда, при смерти так сильно пожелала жить, что мне даровали второй шанс? Сложно сказать. Сначала я радовалась как ненормальная, хотя радость была омрачена постоянно возникающими проблемами, связанными с прошлым Полины. Потом нечаянная встреча Алексея. Это был он и не он одновременно. Да это и не странно, людям свойственно меняться. Сейчас он казался жестким, даже жестоким, мнение окружающих его мало волновало. А был ли он раньше другим? Сейчас я в этом сомневалась. Мои воспоминания о нем прежнем, казались сном, прекрасным, несбыточным. Пора было прекращать цепляться за прошлое и двигаться дальше.

— Эй, ты чего? — я не слышала, как в комнату зашел Николай, не почувствовала, как он склонился надо мной, с тревогой всматриваясь в мое лицо. Только тогда я, наконец, обратила внимание, что в комнате не одна и почему-то подозрительно темно. Сколько же я так пролежала? Час? Два? А может больше?

— Маленькая, — он улегся рядом и стал гладить меня по плечу, утешая и успокаивая. — Поль, давай ты поешь?

— Не хочу, — есть и правда не хотелось, не смотря на то, что за сегодня у меня во рту не было и маковой росинки.

— Нужно. Я тебе бульона принес, только что сварил, — он говорил что-то еще, мерно, тихо, убаюкивающе. Я не заметила, как за спиной оказались обе подушки, мимо меня прошло то, что в руках оказалась большая кружка с ароматным напитком, пахнущим пряностями. Помимо воли сделала первый глоток, а потом не заметила, как выпила почти все.

— Хватит, — я вернула ему кружку с благодарностью. Было неожиданно приятно, что он обо мне позаботился. Это сейчас такая редкость. Мужчины привыкли, что мы о них заботимся. Они воспринимают это как должное. Тем более ценно, когда они пытаются проявить заботу о ком-то другом. — Спасибо.

— Ну и ладно, ну и молодец, — он радостно улыбнулся, ставя ее на пол возле кровати и забирая лишнюю подушку. — Ложись.

Я уютно устроилась у него под боком и провалилась в сон.

* * *

Вечер давно вступил в свои права, принеся мнимое облегчение. Солнце село за горизонт, но небо все еще было подсвечено закатными лучами, золотящими верхушки деревьев. Не пройдет и получаса, как окончательно стемнеет. Сегодня был один из тех редких вечеров, когда на небе не было ни облачка. Теплый, напоенный травами воздух наполнил кабинет, вызывая в душе Алексея щемящую тоску и чувство безысходности. Она этого всего уже не увидит. Как с этим жить? А ведь будет только хуже. Убийцу они найдут, во всем разберутся, уж он то приложит к этому все силы. По поводу этого Алексей был спокоен. Его мучило другое — как ему смотреть в глаза матери Марины. Вот это было действительно тяжело.

Марина была единственным любимым ребенком. Мать ее родила в довольно позднем возрасте. Беременность была чудом, и на этом фоне пол ребенка был не важен. Естественно малышку баловали, разрешая ей все, что душе угодно. Залюбили, устроили сказочное детство, выполняли любой каприз, внушая маленькой Маришке мысль об ее исключительности. На этом фоне ребенок мог вырасти только капризным эгоистом. Еще один немаловажный момент, сказавшийся на формировании личности Марины — ее исключительная женская привлекательность. Ей оборачивались в след, ею любовались, восхищались, превозносили — ровно до того момента, пока юная Марина не открывала рот. Нет, оттуда не лилась площадная брань. Ничего подобного. Но пренебрежение и высокомерие, сочившееся в каждом слове, вызывали недоумение, а потом и желание держаться подальше. Через какое-то время она стала терять кавалеров, тех которые поумнее. Более глупые ей самой были не интересны. Умом она обделена не была и, как ни странно, определенные выводы сделать удосужилась, поняв, что лаской можно добиться намного большего.

К моменту знакомства с Алексеем, Марина в совершенстве усвоила искусство управления мужчинами. Она могла бы выйти замуж за любого, но ей понравился Алексей, с которым она увиделась после долгого перерыва на одном из приемов, устраиваемых ковеном. Он не обратил на нее внимания, как на женщину, этим и привлек. Еще больше Алексей заинтересовал Марину, когда ответил ей отказом на весьма недвусмысленное предложение. Вот ту она и закусила удила, решив заполучить его не мытьем так катаньем. Примерно в это же время ее отец задумался о браке для дочери. Рассматривались наследники самых именитых родов. Ей всего-то и осталось, как бы вскользь обронить, что она рада была бы видеть мужем Алексея. Ну а если учесть, что между отцами семейств были давние дружеские отношения, то дело казалось решенным. В общем, так оно и получилось с одной маленькой поправкой — Алексей ее не любил. Вроде бы мелочь. Сколько людей живут в браке без любви и чувствуют себя замечательно. Спят в одной постели, пользуясь телами друг друга, рожают детей, планируют свое будущее, оставаясь равнодушными к партнеру. И самое страшное, считают такие браки счастливыми. Но не Марина, наконец получившая то, что хотела. Нельзя сказать, что Алексей не старался. Ничего подобного, он пытался ужиться с Мариной, но она требовала большего — настоящих чувств. А им взяться было попросту неоткуда. И не получив желаемого, она пошла в разнос.

Первый год в браке для них был самым тяжелым. Постоянные скандалы, непримиримость и максимализм Марины и равнодушие Алексея не давали им жить спокойно. Нет, были моменты в их жизни, когда казалось, что вот оно, еще чуть-чуть и они оба что-то поймут друг про друга, сумеют подстроиться и все наладится окончательно. Но потом одно неосторожное слово с той или иной стороны и все начиналось по старому. Алексей жалел, что в их среде между двумя магами не приняты разводы, иначе он расстался бы с Мариной уже через месяц после заключения брака.

Второй год мало чем отличался от первого. Третий, четвертый, пятый... Супруги отдалились друг от друга, уйдя каждый в свою жизнь. Алексей увлеченно занимался реорганизацией управления безопасности, которое он возглавил незадолго до женитьбы. Марина проходила обучение в числе пяти избранных, возможных хранителей амулета безмолвия. Нынешний хранитель был стар и из-за состояния здоровья был готов передать амулет кому-то более молодому и амбициозному. Это было престижно. Хранителей амулета боялись, их уважали, с ними считались. Будущие хранители выбирались из потомков самых знатных родов. Но не только происхождение имело значение. Маг должен был быть сильным, неподкупным, хорошо контролировать себя и еще... его должен был выбрать амулет. Как она попала в пятерку избранных, история умалчивает. Но Алексей подозревал — если бы не ее отец, настолько неуравновешенного мага не подпустили бы к амулету и на пушечный выстрел. И тем больше было его удивление, когда из пятерки самых достойных амулет безмолвия выбрал Марину.

Супруги так бы и продолжали жить, стараясь не замечать друг друга, если бы у Марины не умер отец. Для нее это было настоящим потрясением. Отца она любила. Наверно это был единственный человек, чье мнение для нее имело значение. И вдруг его не стало. Это так страшно терять родных. Кажется, что родители будут жить вечно, тем более маги-долгожители. В один момент Марина лишилась опоры, человека, к которому могла прийти за советом, поддержкой, да чего уж там, просто поплакать в жилетку. А Алексей, видя неподдельное горе жены, не смог ее оставить одну в такой момент. Сначала он остался дома после похорон, потом, видя, что жене легче не становится, перебрался из городской квартиры в семейный особняк. Как-то незаметно они стали спать вместе. Марина после смерти отца перенесла свою потребность в защитнике на Алексея. И уже приходила к нему за советом и поддержкой. Скандалы прекратились сами собой. Вот только время от времени она вспыхивала раздражительностью, но хватало одного грозного взгляда Алексея, чтобы Марина успокоилась. Нет, она не стала другим человеком. Ничего подобного. Просто повзрослела и поняла — Алексей — это навсегда.

А Алексей... Он смирился. Принял ее присутствие в своей жизни как данность, как кару за грехи и даже в чем-то жалел, считая Марину жертвой воспитания. Ведь если бы родные не позволяли ей с пеленок все что угодно, возможно она выросла бы другой. Нет, характер был бы не сахар, от заложенного природой никуда не денешься. Но она могла быть мягче, покладистее, не такой эгоисткой. И вот теперь ее нет. Стало ли ему легче дышать оттого, что он, наконец, от нее избавился? Нет. Его гнула к земле сама мысль, что он не досмотрел, не уследил, не уберег. И еще много таких 'не', которые он не сделал. И что из того, что он так и не смог ее полюбить? Он за нее отвечал. Взял на себя эту ответственность перед людьми и перед богом.

Единственное, что мог сделать Алексей в память об убитой супруге — это найти ее убийцу. По зрелому размышлению он не очень-то и верил в то, что тут замешана Полина. Слишком уж она была искренна и безыскусна. Так сыграть было практически невозможно, а в ее актерский талант он не верил. Хотя, с другой стороны, ее все-таки не стоило сбрасывать со счетов, слишком уж непонятна эта история с потерей памяти. Что же, завра он этим и займется, а пока спать...

* * *

Утро было ярким, солнечным, небо без единого облачка. Какая-то пичуга заливалась в кустах орешника. Солнце светило вовсю, обещая жаркий день. В такие дни хочется не отходить от воды, заныривая в благословенную прохладу, смывая с кожи выступивший пот. Только вот кто же мне даст поваляться всласть? От этой мысли настроение испортилось, и как-то сразу накатили воспоминания. Но ощущения безнадежности почему-то не было, наоборот, была четкая уверенность: разберутся, обязательно во всем разберутся, нужно только подождать. И еще, как ни странно, но я чувствовала облегчение, что я больше не увижу Марину. Я ругала себя за эти мысли, каялась, отводя глаза в сторону, но все равно где-то глубоко внутри зрело предательское облегчение.

— Ты уже встала? — в дверях показалась вихрастая голова Николая.

— Да, — я отошла от окна, задергивая за собой тюль.

— Пошли завтракать, там теть Нина такие оладьи напекла, пальчики оближешь, — он расплылся в довольной улыбке.

— А что все вернулись? — удивилась я.

— Ну да. Теть Нина приехала из села рано утром. Дед Максим вернулся вчера вечером. Петр тоже. Только дядя Леша теперь не знает, что с ним делать. Сама понимаешь, зачем нам теперь шофер, — Колька горестно вздохнул.

— А они где?

— Кто? — не понял он.

— Твой дядя, Андрей, — я неопределенно махнула рукой — и остальные.

— Так внизу же, завтракают, я как раз за тобой, — он потоптался в дверях. — Пойдем, там еще и Матвей приехал.

Столовая встретила нас тремя парами настороженных глаз и гнетущей тишиной. Ни улыбки, ни шепотка, ни поднятой брови, каменные маски, а не лица. Мужчины оторвались от поглощения завтрака, молча проследили за тем как мы заняли свои места и так же молча продолжили есть.

— Доброе утро, — я попыталась быть вежливой.

— Доброе, — улыбнулся Андрей, Алексей все так же молчал, Матвей только кивнул и отхлебнул кофе.

С нашим появлением обстановка за столом стала еще более напряженной. Косые взгляды, звонкие удары вилок о тарелки, редкие просьбы передать то одно, то другое. Даже вялые попытки Николя оживить атмосферу, положения не спасли.

— Когда будут готовы результаты вскрытия? — Алексей, наконец, решил нарушить тишину.

— Завтра, — Матвей был немногословен.

— Зачем это вообще было нужно? — не понял Колька. — И так все понятно.

— Так положено, — Матвей даже не поднял головы, продолжая увлеченно пилить оладьи

— Дядь, — не унимался Николя. — А как получилось, что он был не в сейфе?

— Коль, уймись, — осадил его Алексей.

— Да почему? — взвился племянничек. — Мне же тоже интересно!

— Тайна следствия, — буркнул Матвей.

— Да какая тайна? Тут все свои. Все в одинаковой мере под подозрением, как бы вы на Польку не косились. Все могли это сделать. А давайте сейчас расскажем друг другу, кто, где был в это время? Ну, вот ты, например, дядь Леш, где был? — он пытливо уставился на родственника.

— Ты в сыщика решил поиграть? Ну, так я хочу тебе сказать, что тут есть, кому расследовать это дело. А ты будь добр, не суй свой нос. Вот получишь диплом, поработаешь года два-три в управлении, вот тогда и будешь задавать вопросы.

— Про мою необразованность я итак знаю, а вот почему ты от темы уходишь, понять не могу, — обозлился Николя. — Или тебе есть что скрывать?

— Нечего мне скрывать! — Алексей зло швырнул салфетку на стол. — Я был у себя в комнате, только встал, вышел на кухню и там нашел Полину. Доволен?

— Значит, у тебя тоже алиби нет? — не понятно почему, но Колька был доволен. — А ты дядь Андрей?

— Тоже самое, только спустился позже и застал выяснение отношений в самом разгаре, — он был на удивление спокоен.

— А во сколько ты вернулся? Тебя же вчера вечером в доме не было.

— Николай, — осадил его родственник, — уймись, тебе не кажется, что ты переходишь все границы?

— Не кажется, — Колька зло сверкнул глазами. — Алиби, как я понимаю, нет ни у кого?

Матвей молча продолжал есть, только время от времени на его губах играла снисходительная улыбка. Вмешиваться он не собирался.

— У нас завтра экзамен, мы сможем поехать?

— Да, — кивнул Матвей.

— Нет, — практически в унисон ответил Алексей. — Нет, осенью пересдадите.

— Не вижу никаких проблем, — Матвей отодвинул опустевшую тарелку и долил себе еще кофе. — Куда они денутся? Вы же не подведете меня?

— Не подведем, — обрадовался Колька.

— Когда похороны? — вмешался Андрей, перетягивая все внимание на себя.

— Во вторник. Как раз приедут родители Марины, — Алексей тяжело вздохнул, видимо перспектива общения с ее родными, мягко говоря, не вдохновляла.

— Если ты не против, организацию похорон я возьму на себя. Все же мы были не чужими, а ты занимайся ее родней, — Андрей положил руку на плечо Алексея и ободряюще похлопал.

— Спасибо, — облегченно вздохнул Алексей.

— Поль, через десять минут я жду тебя в подвале, — Андрей повернулся ко мне и ободряюще улыбнулся.

— Зачем?

— Занятия, милая, могут быть отменены только в одном случае, догадываешься каком?

— А разве у нас не такой случай? — я все еще не могла поверить в происходящее.

— Но ты же жива, — он заметил оторопь на моем лице и ухмыльнулся. — Единственное изменение в расписании — теперь и твоей физической подготовкой буду заниматься я, а не Алексей.

И понеслось, переодевание, забег к подвалу, несколько часов подряд медитация. Ноги от позы лотоса онемели. Да еще и эти мысли... главной было: 'кто убил?', потом, 'зачем убил?' и дальше по списку. Андрей наблюдал за мной из-под полуопущенных ресниц, но не вмешивался. Под конец я все же смогла взять себя в руки, выкинув лишнее из головы. Сразу же выровнялось дыхание, расслабилось тело и перестали болеть мышцы. Я чувствовала, как по моему телу струится сила, вспыхивающая язычками пламени на кончиках пальцев. Кстати, мой внутренний зверь все это время вел себя на удивление прилично, не стараясь вырваться наружу и устроить маленький Армагеддон в отдельно взятом доме. Толи сказались предыдущие занятия, толи мы постепенно становились одним целым.

— Хватит, — прервал меня Андрей. — Можешь идти. Завтра жду в семь.

— У меня завтра экзамен.

— Во сколько?

— В одиннадцать.

— Так это же чудесно, — он непонятно чему обрадовался. — До девяти мы с тобой позанимаемся, за час ты приведешь себя в порядок, позавтракаете с Колькой и поедете.

Я мысленно застонала, представив, что меня ждет, и поплелась заниматься. Хоть учебник полистаю. Криминальный процесс я знала намного хуже, чем гражданский, многое нужно было обновить в памяти, чтобы не чувствовать себя идиоткой. За подготовкой прошел практически весь вечер, пока ко мне не ввалился чуть не повизгивающий от восторга Николя.

— Ты чего? — удивилась я.

— Полька, дело есть! — и он тут же растянулся рядом. Книги и конспекты были сметены на пол.

— Ты что творишь?

— Ой, отстань, — отмахнулся он. — Ты лучше послушай, что я сделал!

— Что?

— Я у дяди в кабинете прослушку поставил! — он был собой необычайно горд.

— Чего? — у меня глаза на лоб полезли.

— А чего? Все путем, пора брать расследование в свои руки, а то они ничего не найдут. Вон смотри, сколько времени прошло, а они еще со вскрытием возятся, — жарко зашептал он.

— Во-первых, где ты взял жучки? — я схватилась за голову, уж если и этот в сыщики подался, то только держись.

— Как где? — не понял он. — В столе у дяди. Я просто активировал один акустический жучок. Теперь будем знать, что у них в кабинете творится, — лицо довольное светится как начищенный самовар.

— Коль, — взвыла я, представив размеры будущих неприятностей.

— Что Коль? — он покрутил крохотный радиоприемник, настраиваясь на волну жучка, отсоединил наушники и сделал звук громче. — Вот слушай.

Из микроскопического динамика вначале раздалось шипение, потом послышалось невнятное бормотание. Николай что-то подрегулировал и буквально через минуту мы имели удовольствие слышать разговаривающего по телефону Алексея.

— Что тебе от меня нужно? Мы вчера, по-моему, все обсудили, — мы навострили уши, какое-то время стояла тишина, видимо Алексей выслушивал оппонента. — Нет никаких 'НАС', есть ты и я — по отдельности... Я тебе уже все сказал, зачем ты опять звонишь? Встречаться с тобой я не буду... В последний раз? Хорошо. Во сколько? Нет, в час не могу. Нет, я сказал! Черт с тобой! — он кинул трубку на стол, витиевато выругавшись.

— Ух ты! — только и выдохнул Колька. — Жаль, что я ему программку на телефон не поставил, так бы мы слышали весь разговор, — не знаю, чего больше было у него на лице восторга от самого факта подслушивания таким экзотическим способом или расстройства от неполноценности покрытия.

— Коль, а тебе совсем не жаль Марину? — меня несколько напрягала его излишняя веселость.

— Поль, — он вздохнул и мгновенно посерьезнел. Теперь рядом со мной сидел не безбашенный сыщик, а вполне вменяемый молодой мужчина. — Я не скажу, что мне ее чисто по-человечески не жаль. Жаль, и дядю жаль. Все-таки он с ней столько прожил, только-только у них все наладилось. Они же до этого жили как кошка с собакой, ругались постоянно, о чем-то спорили. Дядя сутками не появлялся дома, только бы быть от нее подальше. Да что говорить, ты же ее видела. Она тебя еще не сильно цепляла, дядь Леше иногда доставалось намного больше. Он даже погуливал от нее и одно время сильно пил. Но вот последние годы они жили мирно. Не скажу, что душа в душу, но без скандалов и упреков. Даже о детях стали подумывать. И вот тут такое, — он на некоторое время замолчал, а потом продолжил. — Так что жаль, Полин, очень жаль. Ведь какой бы Марина ни была стервой, такую смерть она не заслужила.

— Коль, — я положила ладошку ему на плечо. — Что ты имеешь ввиду?

— Вот черт, все время забываю, что ты ничего не помнишь. Амулет — штука страшная сама по себе. А в активированном состоянии, просто ужас что такое. Вот представь, что на тебе без наркоза проводят операцию по изъятию почек или ампутации руки. Представила?

— Да.

— А ведь сила, она сродни еще одной руке, которой ты привыкла пользоваться. Как ты думаешь, себя чувствует человек, у которого ампутировали руку? Ее нет, а она болит. Так же и тут. Фантомные боли — это ерунда по сравнению с тем, что испытывает маг, лишенный силы. Из него как будто стержень вынули. Жизнь становится серой и бессмысленной. Уж лучше бы сразу убили. Кстати, в девяноста процентах случаев именно так и происходит. Маг либо сам угасает в течение нескольких месяцев, либо кончает жизнь самоубийством. Так что, амулет — штука действительно страшная

— Н-да, — я была ошарашена услышанным.

— Вот тебе и н-да. А представь, каково было дяде увидеть, что это случилось с Мариной? Так что ты на него не сердись, ему сейчас просто тяжело.

— Да не сержусь я.

— Вот и ладно. А за дядь Лешей мы последим. Интересно же, кто это его доставал по телефону. Сегодня же программку ему поставлю, — он расплылся в довольной улыбке.

— Коленька, — я ласково погладила его по голове. — А ты часом на солнышке не перегрелся? Что за шпионские игры? Ты же таких дел наворотишь, что только держись.

— Так ты присоединяйся, — он рассмеялся, — заодно и проконтролируешь. Я буду Холмсом, буду мучить тебя игрой на скрипке и запахом табака.

— Главное, чтобы не запахом перегара, — огрызнулась я.

— А ты будешь Ватсоном, моей клистирной совестью.

— Совестью, — задумчиво сказала я, — ну что же, сам напросился. Только потом не жалуйся.

— Ой, боюсь-боюсь, — он вскочил и кинулся к двери, вслед ему полетела подушка.

— Шут гороховый, — но он уже не услышал моей реплики, мгновенно ретировавшись за дверь.

Я откинулась на подушку и уставилась в потолок. Николя конечно номер отмочил. Попадется ведь, как пить дать. Насколько я помню из рассказов Никиты, в жучки ставятся миниатюрные батарейки, работы которых хватает приблизительно на двое суток, потом нужно менять. Опять же, эта мысль поставить специальную программу на телефон. Алексей ведь не дурак, он в таких вещах разбирается. И огребет наше солнышко по первое число. Как же его придержать-то, чтобы он тут всех не переполошил раньше времени? А может ну его, пусть колобродит. Пусть понервирует нашего убийцу, тот начнет делать ошибки и рано или поздно попадется. Только вот боюсь, что его ошибкой как раз и будет наш Николя, а этого как раз допустить и не хочется. Парень стал мне по-настоящему дорог. Похоже, он единственный кому я могу доверять и на кого могу положиться.

* * *

День не задался с самого утра. Я совершенно бессовестно проспала. Не услышала будильник или вообще забыла его поставить, засидевшись за учебниками за полночь. Андрей ждал меня ровно пять минут. Потом поднялся в комнату, минутку разглядывал мою спящую мордаху и не долго думая, окатил водой, принесенной из ванны.

— А-а-а, — заорала я от неожиданности, но от грозного вида учителя тут же умолкла.

— У тебя есть десять минут. Я жду во дворе, — и он спокойно вышел в коридор, где раздавались растерянные голоса, поднятых моим криком мужчин.

В десять минут я таки уложилась, только волосы не высушила. На сушку феном времени не хватило, а сушить силой не рискнула, боясь остаться лысой. Андрей гонял меня вокруг дома со всей пролетарской ненавистью. Уже через полчаса я еле волокла ноги. На пенку упала моля всех богов о снисхождении и хотя бы о минутке покоя. Следующий час я уворачивалась от прицельно летящих теннисных мячей. Андрей не мелочился, сразу поставив максимальную скорость. Синяков теперь будет... Хорошо хоть лицо не задели, а то являться на экзамен с бланшем как-то не с руки. Кстати об экзамене, а не пора ли нам закругляться?

— Который час? — прохрипела я, увернувшись от очередного мячика.

— Начало десятого, — Андрей посмотрела на часы, но пыточное устройство так и не выключил.

— Как? — я даже остановилась, за что тут же огребла мячиками в плечо, колено и живот.

— Тренировка закончится, когда я это решу.

— Ты же мне обещал! — возмутилась я.

Честно говоря, в последнее время я стала за собой замечать странности — у меня стали меняться реакции на те или иные события. То, на что я раньше не обратила бы внимания, теперь могло вызвать возмущение или гнев. Было ли это обусловлено проснувшейся силой или новым телом — непонятно. Я начала меняться, понемногу, исподволь, еле заметно, но меняться. И хорошо ли это или плохо — покажет время.

— Обещал и свое слово сдержу. А вот ты обещала быть здесь ровно в семь, начали мы с тобой в семь двадцать. Не считаешь ли ты, что я имею право увеличить тренировку именно на это время? — он ехидно на меня посмотрел и вздохнул, сверкая хитрыми глазами.

— Считаю, — не согласиться было трудно.

— Ладно, марш в душ и езжайте. Тем более Колька в ожидании тебя уже вытоптал половину клумбы.

— Спасибо, — я еле выдавила улыбку и поплелась в сторону дома.

— А чем ты будешь заниматься? — я остановилась и обернулась к Андрею.

— Похоронами, милая, похоронами, — он тоскливо посмотрела на небо, и поморщился.

— Я могу чем-то помочь? — тут же вспомнилось, как я занималась похоронами родных, и чего мне это стоило. Выбор гроба для самого близкого — это я вам скажу испытание не для слабонервных.

— Чем? Большую часть вопросов я решу по телефону. Свидетельство о смерти получит Лешка. Но все равно спасибо, что предложила, — он подошел и погладил меня по щеке. — Ладно, беги, время уходит, а вам еще столько нужно успеть. Ни пуха!

— К черту! — я ринулась в сторону Николя, подхватила его под руку и ураганом влетела в дом. — Я сейчас!

Следующие полчаса я приводила себя в порядок, красилась, второпях завтракала, собирала вещи, еле-еле успела к десяти. Коленька ждал меня у машины и, как только я выбежала, мы тут же выехали со двора. Доехали до университета в рекордно короткий срок.

— Полька, идем первыми, быстро отвечаем и айда отлавливать дядьку, — он помог мне выбраться из машины и потянул за собой в холл, минуя кучки студентов.

— Ладно. Сомневаюсь, что там выстроится очередь из желающих покорить сердце несравненной Марь Петровны.

Мы успели, проскочили в кабинет буквально под носом у двух наших отличников, возмущенно кудахтающих что-то за нашими спинами. Быстро взяли по билету, и пошли готовиться. Вообще это был странный экзамен. Единственной мыслью было 'быстрей-быстрей, нужно успеть!', хотя особо спешить не было некуда. Встреча у Леши в час, а до двенадцати сдадим в любом случае.

Сдали раньше. Колька на отлично. Я на четверку. Обидно не было, мне было не с руки сейчас демонстрировать резко возросший уровень знаний. Быстро собрались и понеслись по лестнице вниз. Быстрее, еще быстрее, будто от того, с какой скоростью мы бежим, зависит наше будущее. Запыхавшись, плюхнулись на сиденья и стремительно выехали со стоянки.

— Нам куда? — я с тревогой посмотрела на Николая, только что подрезавшего серебристый Хюндай. Его водитель тряс нам вслед кулаками и материл на все лады, чудом избежав аварии.

— В центр, — он полностью сосредоточился на дороге.

— Коль, а может, поедем спокойнее? Куда ты так несешься? — прошипела я, подпрыгивая на сидении после встречи с очередным лежачим полицейским. Скорости наш Шумахер не снижал.

— Спокойнее не получится, нам еще нужно найти место, где нас будет не видно. Давай потом поговорим, — он вывернул руль, перестраиваясь в другой ряд, и прибавил еще скорости.

Как мы добрались — это отдельная история. Я чуть не поседела. Николя оказался отчаянным водителем. Он время от времени маневрировал в просветах, которые оказывались между движущихся плотным потоком машин. Некоторые его маневры едва не довели меня до заикания. Мы были на волосок от аварии, но в последний момент он всегда выруливал и мчался дальше. Ох, как же нам вслед сигналили! Представляю, как материли. Мои, да и его уши горели огнем, но кто на это будет обращать внимания.

— Где они договорились встретиться? — спросила я, едва мы остановились у обочины.

— Вот в этом кафе, — он ткнул пальцем в симпатичное заведение 'редким' названием 'Кабачок'.

— Ты в этом уверен?

— А-то! Я вчера вечером увел у него из спальни телефон и немного в нем покопался, теперь все его СМС могу читать, и слышать все телефонные разговоры, — ох сколько гордости! Ох, сколько самонадеянности! И как же больно будет, когда его засекут.

— Так мы будем слышать разговор? — вопрос был существенным, иначе, зачем мы неслись сюда с такой скоростью?

— Нет, — он несколько замялся, — я не успел прицепить жучек к его костюму. Да это и опасно. Если про телефон он поймет не сразу, то жучок в костюме найдет в течение нескольких часов.

— А как тогда? — не поняла я.

— Вон парик, — он достал бумажный пакет с заднего сидения, — там же плащ и очки. Займем ближайший столик и послушаем их.

— Коль, — выдохнула я, когда рассмотрела содержимое пакета, — ты придурок! Сейчас какая средняя температура?

— Не понял?

— Что ты не понял? Пинкертон хренов! Сейчас жарко! ЖАРКО! Понял? Какой плащ? А черные очки в помещении? А парик? Ты детективов пересмотрел? Совсем мозги отказывают? — я рычала на него и не могла остановится. Он сидел рядом и смотрел на меня глазами побитой собаки. — Так, сколько у нас времени?

— Час, — он посмотрела на часы, потом перевел взгляд на меня и приободрился. — Ты что-то придумала?

— Придумала, — пакостливо выдохнула я.

— Что?

— На что ты готов пойти ради маскировки?

— На все! — выдохнул он, вот это то мне и нужно было услышать.

— Ну, пойдем... жертва.

Следующие полчаса я развлекалась с особым цинизмом, а вместе со мной и коллектив одного отдельно взятого салона, совмещенного с бутиком. Мы лепили из Николя мадам. Этакую трепетную диву с сорок пятым размером ноги, наращенными ресницами, накрашенными губками и укутанную в дизайнерский брючный костюм.

Как я уговаривала салонных мастериц — рассказывать не буду, все в конечном итоге решили деньги. Колька во время самого процесса стоял молча и изображал соляной столб, при этом выражение лица у него было жалобнее некуда. Но сам виноват, формулировкой 'на все!' нужно разбрасываться очень аккуратно.

Без пятнадцати час мы выплыли из салона, благоухая сказочным парфюмом и, радуя прохожих внешним видом. Я, кстати, тоже подверглась обработке. Стиль не меняла, волосы не красила, но вот совершенно другой макияж и прическу, меняющую лицо, себе позволила, также сменила наряд и обувь. В общем, если к нам сильно не приглядываться, то никто нас не узнает. Колька шел на каблуках как на ходулях, широко расставляя ноги, чуть подпрыгивая и постоянно матерясь. Туфли жали. Хоть в салоне нам мамой клялись, что это Италия ручной работы. Чушь, Италия не отшивает по Кацапетовским лекалам. Ну да ладно, на что-то другое времени не было. Мы приземлились за одним из столиков в самом темном углу кафе и заказали по чашечке кофе и сок.

— Ох, я бы сейчас пива накатил, — мечтательно выдохнул Николя, поправляя на себе накладную грудь.

Туда мы напихали ваты. Пришлось послать одну из хихикающих парикмахерш в ближайшую аптеку. Она оказалась дамой веселой и скупила вату ровно на четвертый размер. Кстати, ничего другого из бюстгальтеров в том салоне на Николя не подходило. Объем грудной клетки не тот.

— Только попробуй!

— Да ладно, — он вольготно развалился на стуле, совершенно забыв о роли. Пришлось заехать ему туфлей по ноге. — Ты чего?

— Чего? Соберись, вспомни, как твои подружки щебетали на свиданиях и веди себя не как мужик.

— А как кто? Как баба? — возмутился он.

— Как девушка, — я поправила прическу и стрельнула глазами в сидящего за соседним столиком дедка. Тот сразу приосанился, выпятил грудь и втянул живот. Помогло мало, но мне уже было не интересно. В кафе под ручку с низенькой брюнеткой входил Алексей. Кого-то она мне напоминала. Я пристально вгляделась в ее лицо, за что ту т же получила тычок от напарника.

— Не смотри на них, — зашипел он.

Пришлось уткнуться в свою чашку, изображая задумчивость. На наше счастье парочка приземлилась за соседним столом.

Колька был в менее выигрышном положении. Сидя спиной к Алексею, он мог слышать, но не видеть то, что происходило за соседним столом. Но это было и к лучшему, все-таки мадам в его исполнении была на редкость экзотична. Рост под два метра, пятьдесят второй размер. В бутике нашелся единственный костюм, который хоть как-то смог задрапировать это чудо, да и то в ярко-апельсиновый цвет. Чуть темнее и Николя был бы похож на пожарную машину. Да еще и бирюзовый шарфик на шейке чтобы прикрыть кадык. В общем, слава богу, что Алексей только мазнул взглядом по племяннику, сосредоточив внимание на своей даме.

Ее внешность не давала мне покоя. Мадам была низенькая, ладненькая, похожая на воробушка с растрепущими короткими волосами, такими как были у меня в молодости. И фигура такая же, и форма лица. Нос у нее, правда, крупноват и губы чуть пухлее. А так один в один я лет пятнадцать назад. Я тяжело вздохнула и опустила голову. Это что получается, Алексею нравится определенный тип женщин? Да нет, чушь. Первая жена у него была эффектная блондинка, Марина вон тоже далеко не уродина и тип внешности совершенно другой.

Я некоторое время сидела, потерянно уставившись в окно. Я не могла поверить. Бред какой-то! Но других объяснений я не видела. Она была похожа на меня. Слишком похожа, практически одно лицо. Алексей меня не забыл? Нет, не верю. Мне и 'прости' не сказал, но баб-с с моим лицом снимает с превеликим удовольствием. Так что ли? На глаза навернулись слезы. Стало неожиданно больно. Я думала, что давно уже все пережила, ан нет, видимо тлеет еще что-то в глубине души. Черт, не думать! Не думать! Все потом.

Некоторое время стояла тишина, Алексей ждал заказ, незнакомка видимо не решалась начать разговор.

— Что ты хотела? — процедил Алексей.

— Леш, — а голос у мадам визгливый и смотрит на него жалобно. Я себе такого никогда не позволяла, ставя собственное достоинство превыше всего. Не ныть, не канючить и не выпрашивать чувств. Может, я была и не права, но...

— Что, Леш? — передразнил он. — Лиза, мне сейчас не до твоих капризов. Марина умерла.

— Ой, — она радостно всплеснула ладошками, а потом мгновенно изобразила вселенскую скорбь. — Лешенька, — она накрыла его руку своей ладошкой, — прими мои соболезнования.

— Спасибо, но не стоит делать вид, что тебе действительно жаль, — он отдернул руку и отпил сок.

— А что ты хотел? — с нее мгновенно слетело слащавое выражение. — Нам с тобой было очень хорошо, я хочу, чтобы так было и дальше. Неужели это плохо? Теперь, по крайней мере, нет никаких препятствий для того, чтобы мы были вместе. Ты, я и малыш, — она мечтательно улыбнулась. — Милый, ты станешь отцом.

— Не верю! — рыкнул он. — Мы всегда предохранялись, Лиз, всегда! Откуда ребенок?

— Презерватив наверно был бракованный, — она пожала плечиками. — Папочка!

Минуту стояла тягостная тишина. Николя застыл на стуле испуганным сусликом, у меня глаза стали квадратными. Алексей... Ему было не легко. Одна мадам сверкала довольной улыбкой.

— Значит так, — Алексей поднял голову и глухо продолжил. — Если этот ребенок мой, я его не оставлю. На то, что я на тебе женюсь — можешь даже не рассчитывать. Второй раз меня к этому никто принудить не сможет.

— Как же так? — было ощущение, что из нее выбили весь воздух.

— А вот так! Ты думаешь, я не знаю, что одновременно со мной у тебя есть еще любовник? И не один. Леня Самохин из авиокомпании, Евгений Петренко, у этого кажется кафе в центре. Мне продолжать? — она только потерянно качнула головой. Алексей продолжил уже особо не сдерживаясь. — Со всеми ними ты спишь. И еще не ясно, чей презерватив порвался на самом деле и порвался ли он вообще. Кем я был для тебя? Запасным аэродромом? Возможностью продать себя подороже? Значит так, рожаешь, а там посмотрим.

Он резко встал, кинув на стол купюру, и стремительно вышел из кафе. Брошенная мадам ловила ртом воздух, а потом, словно очнувшись, выбежала вслед за Алексеем.

— Вот это да! — выдохнул Николя. — Нет, ты слышала? Мало того, что роман, так еще и беременна. Я фигею!

— Леш, не выражайся, — я его автоматически поправила.

— Слушаюсь, мамочка, — козырнул он. Н-да, нужно быть осторожнее и не демонстрировать так явно родительские замашки. — Каков дядька! А? Слов нет!

У меня их тоже не было. Осуждать Алексея за такое отношение к беременной женщине я не стала. За свою адвокатскую практику я повидала столько грязи. Чего только супруги не творили во время разводов, так что я четко усвоила — все далеко не так как кажется. Всегда и во всем виноваты двое, и спускать всех собак на Алексея я не собиралась. Но само наличие любовницы меня покоробило. Может еще и хорошо, что все с нами случилось, так как случилось? А то я себя как-то не представляю в роли обманутой жены. Тут же в голове всплыла картинка, как я выглядываю ненаглядного Лешеньку в окошко, в плите томится ужин. Обязательно что-нибудь мясное, пряное, ароматное. В плетенке под салфеткой дожидаются своего часа порезанные пироги. Вот семь вечера, восемь, девять. А его все нет. Потом раздается звонок и он безразличным голосом ставит меня в известность, что ночевать останется в городской квартире, так как переговоры с партнерами затягиваются, а завтра ему рано вставать. А на заднем фоне будет слышаться смех и музыка. Причем смех женский. И таких вечеров в моей жизни будет становиться все больше и больше. Я буду метаться по салонам, считая, что все дело во мне, наводить красоту, покупать умопомрачительное белье, изводить себя фитнесом. Стану похожей на тоскливую лошадь с загнанными глазами и наращенными ресницами. И при этом ничего не изменится. Ровно до того момента, пока я не устану прятать голову в песок, выставляя на всеобщее обозрение целюлитный филей. Далее развод, который съест последнее самоуважение, так как постоянно будут крутиться в голове предательские мысли: а зачем я собственно все это затеяла? Можно же было так жить и дальше. Да еще и он добавит жару в огонь моей неуверенности, постаравшись убедить в том, что я кроме него никому не нужна. И ноги у меня кривые, и возраст уже далеко не младенческий, и лишний вес...

Знакомая картина? Такие истории встречаются сплошь и рядом. Так вот, что-то мне не хочется оказаться в такой ситуации. До сих пор бог миловал, Никита в этом отношении был более чем достойным мужем. Мне никогда не приходилось даже задумываться — а есть ли у него другая. Он не давал мне ни единого повода, за что я ему искренне благодарна. А вот если бы я попала в другую ситуацию? Если бы муж мне изменил? Стала бы я закрывать на все глаза, надеясь, что все само рассосется? И это первая и последняя измена. Мужчины же полигамны. Хорошая отмазка, неправда ли? А главное можно объяснить ею любую подлость в отношении партнера. Может, я излишне категорична, но я бы не стала оставаться с таким человеком. Единожды предавший... Из отношений уходит доверие. Вы каждый раз будете принюхиваться к его одежде — а не потянет ли от него женскими духами. Каждая его задержка на работе будет расцениваться как попытка побега с наказанием в виде расстрела-скандала. Как можно так жить? Не проще ли разойтись? Вы скажете дети. А нормально, когда дети копируют эту модель поведения? Нормально, когда кроме скандалов их дома ничего не ждет? Может, стоит построить свою жизнь с другим человеком?

Вот сижу я тут, рассуждаю. А ситуации в жизни бывают разные. Иногда невозможно уйти. Страшно до колик, до истерики, да и некуда. Вот и творят с нами мужья все что хотят, отрываясь на всю ивановскую, не брезгуя ни рукоприкладством, ни изменами. Другая крайность — с таким мужем жить выгодно, удобно, комфортно. Жена закрывает глаза на все его шалости, занимаясь собой, он же обеспечивает ее потребности. Мотивов, чтобы прощать друг друга может быть масса, как и для того чтобы не простить. И только каждой из нас делает свой выбор, а потом с ним живет.

Я свой выбор сделала давно. Терпеть не буду. Прощать тоже. Хотя Алексея понимаю. С такой женой как Марина можно завести целый гарем, только бы получить хоть немного душевной теплоты.

— О чем задумалась? — Николя выглядел несколько встревоженным, видимо зависла я со своими мыслями надолго.

— Да так, не обращай внимания. Вот у нас и еще одна подозреваемая.

— Думаешь? — не поверил Николя.

— Мотив у нее просто шикарный. Правда, непонятно, что там с реализацией. Вот смотри: то, что они спали — факт. Судя по ее поведению не единожды, опять же, дядюшка твой ее сильно зацепил, иначе этой истории с беременностью не было бы. Или обстоятельства сложились таким образом, что грех было не воспользоваться и не повесить дитенка на Алексея. Согласен? — Колька важно кивнул, следя за ходом моих рассуждений. — С другой стороны все не так просто. Она не маг, так же?

— Да.

— Вооот, а орудие убийства у нас исключительно магическое, о котором знал узкий круг людей. Не сходится. Даже при таком шикарном мотиве не сходится, — я устало откинулась на спинку стула. — Слушай, я вот подумала, а куда это Марина завеялась в тот день? Ты об этом ничего не знаешь?

— Нет, но постараюсь выяснить, — его глаза сверкнули предвкушением.

— Знаешь, у меня ощущение, что разгадка у нас прямо перед носом, а мы ее не видим. Ладно, не суть, узнать бы еще вот что, был ли взломан сейф или его открыли. Это позволило бы нам сузить круг подозреваемых до нескольких человек.

— Например? — Колька поддался ко мне.

— Только не обижайся, ладно? — он кивнул, а я продолжила. — Во-первых, твой дядя: Марина человек не простой, можно даже сказать склочный, могло случиться все что угодно. Но в схему бытового убийства, или в состоянии аффекта орудие убийства совершенно не вписывается. Вот если бы он ее стукнул по голове сковородкой — тогда да, вопросов бы не было. А у нас амулет. За ним нужно было пойти, открыть сейф, достать, активировать. Кстати, как? И сколько на это времени уходит?

— Пятнадцать минут, — он нетерпеливо заерзал на стуле.

— Вот видишь, чтобы все это провернуть нужно до получаса времени, бытовой мотив никак не подходит. Алексей давно бы остыл и передумал десять раз. Значит тут что-то другое, или это не он. Не знаю.

— Но из списка подозреваемых ты его не исключаешь?

— Да я никого не исключаю, — отмахнулась я.

— И меня? — удивился он.

— Коль, никого, значит никого. Но мне почему-то не верится, что ты на такое способен.

— Женская логика, — он был несколько растерян от моих противоречивых рассуждений. — Спасибо и на том. А дальше?

— Андрей. Знаешь, это вообще темная лошадка. Он вроде положительный, понимающий, но вот интуиция мне говорит, что и тут все не слава богу. Но мотивов не вижу.

— А кто еще? — не унимался он.

— Да кто угодно. Ты подумай, время такое, что все еще спят, причем сон самый крепкий. Как там эксперт говорил — около шести утра? Я не исключаю, что это вообще кто-то левый, проникший на территорию и решивший грабануть дом. Марина его поймала, он ее грохнул. Но вот амулет... он ломает всю картину. Значит убийца маг. И нам нужно понять, как это было сделано, тогда намного легче будет определить кому это было выгодно, исключив лишних.

— Как понятно, — он пожал плечами, — амулет активировали и повесили ей на шею.

— А она, как овца, сидела и не шевелилась, в ожидании, когда ей устроят веселые похороны? Не сходится, батенька.

— Значит, он подкрался к ней со спины.

— Да-а-а? Сомневаюсь, я как-то пробовала мимо нее прошмыгнуть в комнату. Так вот, хочу тебе сказать, у Марины было феноменальное чутье. Она почувствовала мое движение, как только я сделала шаг.

— Так может, ты топала как слон? — усмехнулся он.

— Ты в это веришь? Нет, не топала. И знаешь, какой отсюда вывод? Это кто-то, кого она знала, доверяла и спокойно подпустила к себе. Кому, возможно, доверяла настолько, что могла спокойно повернуться спиной.

— А в это время... — его глаза блеснули предвкушением.

— Да, в это время на нее накинули амулет. У нас теперь две задачи — понять, как амулет забрали из сейфа, и второе — узнать, куда она ездила. Может, Марина убийцу с собой привезла.

— А как мы будем это узнавать? Прослушка? — его глаза задорно блеснули.

— И она тоже. Слушай, а камер в доме случайно нет? — вопрос попал на благодатную почву. Николя встрепенулся, но тут же скис. А я в этот момент пожалела, что рядом нет Никиты, он такие задачки обожает и щелкает их на раз-два, не то, что я.

— Если и есть, то Матвей изъял все записи.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — я старалась выглядеть уверенной, хотя этой самой уверенности не чувствовала. — Поехали домой, самое интересное мы уже увидели.

Николя тут же ринулся в туалет, причем мужской, слава богу, что по дороге никого не встретил. Минут через десять он вернулся переодетым, с мокрыми волосами и красным лицом.

— Как вы, бабы, этим мажетесь? — возмущался он, пока мы шли к машине. — Мало того, что нужно черте сколько времени, пока весь этот ужас намажешь, так еще и столько же — пока все смоешь.

— Не ворчи, — отмахнулась я, — тебе же было весело!

— Это да, — ухмыльнулся он, костюм и туфли, кстати, не выбросил, оставив в качестве реквизита для дальнейшей шпиёнской деятельности.

Мы загрузились в машину и выехали со стоянки, не замечая, как следом за нами тронулась машина Алексея.

Алексей следил за племянником и Полиной со снисходительной улыбкой. Только слепой идиот не заметит, что в кабинете активировано одно из прослушивающих устройств, особенно если там раз в день устраивается ловля блох. А сегодня утром обнаружилась еще и программа-шпион в телефоне, который весь предыдущий вечер вертел в руках племянник, мотивируя свой интерес к девайсу новыми игрушками. Н-да. Не то чтобы Алексей был параноиком, нет, просто рабом привычки. В самом начале его деятельности с чем только не приходилось сталкиваться. Что заставило Алексея оставить жучек на месте и не удалить программу, он и сам не знал. Видимо именно в этот момент проснулся пресловутый ген авантюризма. Уж очень хотелось увидеть, чем все закончится. И сейчас он ничуть об этом не жалел. Достойная смена растет. Эту парочку бы натаскать и такие оперативники будут, что только пальчики оближешь! Чутье есть, мыслят креативно, одна маскировка чего стоит. Плохо только что они были свидетелями разговора с Аней. Ну да ничего. Он с ней давно порвал, сразу, как только узнал, что он у нее не один. А ребенок. Если бы это был его ребенок, он был бы только рад. Но в это верилось с трудом.

За леваки Алексею стыдно не было. С чего бы? Марину он не любил. Кроме того, пресловутое утверждение о полигамии имело смысл, особенно когда не любишь. Любимого человека невозможно предать. Это все равно, что предать себя. Память царапнуло воспоминание. Было. Все было. Вот только не срослось. Алексей поморщился от накатившего чувства вины. Привычные мысли о том, что 'так было правильно' уже не помогали, вызывая в душе раздражение и досаду прежде всего на себя. Ну, да ладно. Пора домой. Кстати, за ним ответный ход. Не оставлять же затею ребят безнаказанной. Кто к нам с чем, тот по тому и получит. Шпиёны, так их разэтак! Если сейчас не дать по рукам, они уверуют в собственную безнаказанность и могут такого наворотить, что потом замучаешься разгребать. Тем более что оба сейчас в том возрасте, когда не в состоянии адекватно оценить последствия собственных поступков. Особенно племянничек. Полина, та поспокойнее. Более сдержанна. Осторожна. Хотя и мелькает время от времени во взгляде что-то такое... Даже словами не описать. Это на грани ощущения, как вкус на кончике языка. Она стала другой. И что ее заставило измениться — непонятно, не потеря же памяти в самом-то деле? А все непонятное вызывает подозрения. Это заставляло концентрировать на ней свое внимание. А сейчас это было не ко времени. Тут разобраться бы с этим убийством. А если она все-таки виновна? Мотив же шикарный: Марину она не любила, и это еще мягко сказано. Про амулет знала. На месте преступления была. Могла-могла все провернуть! А потом, округлив глаза жалобно блеять 'не виноватая я, она сама на себя амулет надела...'. Да, первым порывом было обвинить Полину, уж очень она была удобна для роли подозреваемой. Но вот по зрелому размышлению... уж слишком все было нарочито, нарочно такое не придумаешь. Хотя чего только в жизни не бывает, но все равно. Да и Андрей божится, что она на допросах не врала. Хотя опять же — эта ее нечитаемость. Как тут можно быть полностью уверенным, что девчонка полностью откровенна и не прячет за душой какой-нибудь сюрприз? Так что рано-рано сбрасывать ее со счетов.

Алексей свернул на одну из боковых улиц. Так будет намного быстрее добраться до дома, опередив лихую парочку минут на сорок, а если удастся и на час.

До дома мы добирались через Макдональдс и все возможные пробки. Неожиданно, после треволнений сегодняшнего дня захотелось побаловать себя ужасно вредной, но очень любимой пищей. Раз в месяц можно, если совсем немного. Николя смотрел на меня как на чудо природы, провожая потрясенным взглядом каждый съеденный кусочек картошки-фри.

— Полька, ты часом не заболела? — Он даже попытался пощупать мой лоб, но я вовремя перехватила его руку. — Ты же вот это терпеть не можешь.

— Это я маскировалась, — отмахнулась я, а вообще я тайный любитель Биг Маков и молочных коктейлей. Ты есть будешь?

Я ткнула пальцем в его остывающий бургер и нацелилась на нетронутую картошку. После этого маневра поднос Николя опустел в рекордные сроки. Видимо и он обожал вредную пищу.

И опять здравствуйте Киевские пробки. Дорога, которая обычно занимала чуть больше часа, сегодня растянулась на два. Колька матерился, я индифирентно рассматривала окружающий пейзаж, состоящий из автомобилей и загазованного воздуха. Устала очень сильно, так что после сытного обеда я мечтала только об одном — душ и на боковую. Но этому не суждено было случиться. В моей развороченной комнате сидел Алексей и читал какую-то толстую тетрадь.

Глава 8.

Моя комната имела непередаваемый вид — из комода вытянуты ящики, шкаф сиротливо щерился открытыми дверцами и полупустыми полками, из-под кровати вынуты чемоданы. Часть вещей раскидана по полу, часть лежит на своих местах, что-то на кровати.

— И как это понимать? — я растерянно посмотрела на Алексея, вальяжно развалившегося в кресле.

— Все очень просто, — он отложил в сторону тетрадь, одним слитным движением выплыл из кресла и подошел ко мне вплотную. — Это нужно было сделать еще в день смерти Марины.

— Что сделать? — не поняла я.

— Провести обыск, — он поправил мой выбившийся локон.

— Зачем?

— Чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения, — он отошел от меня на несколько шагов, опять вернувшись к креслу. Дышать как-то сразу стало легче.

— И как? Получилось? — не знаю, чего было больше в этом вопросе — горечи или сарказма, наверно и того и другого в равных частях.

— Как видишь, — он положил руку на тетрадь, — нашел много интересного.

— Что это? — я проследила за его жестом и непонимающе подняла на него глаза.

— Это? — он ласково провел рукой по обложке. — Твой дневник, или ты хочешь сказать, что и это не помнишь?

— Не помню, где ты их нашел?

— Вот только не надо этого, — он поморщился. — Почему-то меня не отпускает чувство, что твоя амнезия сплошная фикция.

— Я, правда, не понимаю, о чем ты, — я была напуганна его последней фразой. — Так все-таки, где ты их нашел?

— Тайник под подоконником, — он поморщился.

— Ты читал?

— Да, — он встал с кресла и двинулся на выход из комнаты.

— Можно еще вопрос? — я несколько замялась.

— Только один, — он повернулся ко мне, сунул руки в карманы и перекатился с пяток на носок. — Я слушаю, — молчание с моей стороны несколько затянулось.

— Ты обыскал только мою комнату или кто-то еще удостоился этой чести?

— А вот эта информация не для широкого распространения. Могу сказать только одно, не только ты пострадала.

— За что ты так со мной? — я опустилась в кресло, на то самое место, где раньше сидел он.

— Полина, — он подошел ко мне и приподнял мое лицо за подбородок. — У меня просто нет другого выхода.

— Как подозревать меня?

— Подозревать всех, и тебя в том числе.

— Но с остальными...

— Что? Договаривай, — он усмехнулся. — С остальными я так себя не веду? Ты это хотела спросить? — я только кивнула. — А откуда ты знаешь, как я себя с ними веду?

— Значит не только я под подозрением? — мне стало немного легче.

— Нет, не только, — он вышел из комнаты, и перед тем как закрыть дверь произнес в пол оборота, — передай Кольке: оранжевый — это не его цвет.

И медленно с насмешливой полуулыбкой прикрыл дверь.

Как это понимать?

Я в бессилии опустилась на кровать и бессмысленно уставилась в потолок. То есть он нас видел? Похоже на то. А чего я собственно хотела? Глупо было ожидать, что человек столько лет возглавлявший СБ ковена не заметит потуг двух дилетантов. Заметил. Не подал виду, дав возможность за собой проследить. Смотрите, мол, мне скрывать нечего. Но и безнаказанным не оставил. Почему-то мне казалось, что сегодняшний обыск носит больше воспитательный характер, чем реальный поиск компромата. Хотя я могу и ошибаться. Алексей мог преследовать несколько причин одновременно: показать мне, что я все еще под подозрением и посмотреть, как я себя поведу после обыска. Устрою ли истерику или проглочу все молча. И за компанию демонстрация собственной осведомленности. Этакий щелчок по носу.

Скандалить я не собиралась, даже если для Полины это было совершенно естественно. Глупо. Недальновидно. Вызывает только раздражение. И никакого конструктива. Тем более что обыск — факт свершившийся. А осле драки кулаками не машут. Поскандалить, чтобы он не устроил того же второй раз? А смысл? Что-то мне не верится, что Алексей на это пойдет. Нелогично.

Кстати, любопытно, а на что нарвется Николя? Ладно, не суть. Сейчас есть занятие важнее. И я, не обращая внимания на учиненный Алексеем беспорядок, открыла дневник и углубилась в чтение.

2 июня

* * *

года.

Я все-таки на это решилась. Никогда не вела дневник, а тут как будто что-то все время под руку толкает взять ручку и начать записывать, то что со мной происходит. Может потому, что и поговорить сейчас толком не с кем, а хочется. С другой стороны, не все свои мысли выскажешь другому человеку, а бумага все стерпит. Даже не знаю с чего начать. Странно, чувствую себя как древняя старуха, засевшая за мемуары.

Родители все-таки пошли на это, привезли меня в дом к Нему. Нет, с одной стороны я их понимаю, кому нужна дочь без способностей. Матушка так мечтала, что я превзойду ее, стану сильным пиромагом, а тут такое разочарование. Отец... Отец всегда шел у нее на поводу, слишком любит или давно смирился со своей ролью ведомого, а может все вместе, не знаю. Как же сама Людмила Назарова, в девичестве Палий, наследница Петра Палий, в прошлом возглавлявшего ковен на протяжении пятидесяти лет. И тут я с такой родословной и пустышка. Ха, рассмеялась бы, если бы речь шла не обо мне.

Детство у меня было замечательным, меня баловали, позволяли разве что не на голове ходить до определенного момента. А потом все изменилось. Сила не проснулась, и моя дорогая маман не придумала ничего лучше, чем делать вид, что меня в ее жизни нет. Вообще. Ходит кто-то рядом, пыхтит, внимания требует, капризничает, ножками топает. А мне всего-то и нужно было, чтобы она меня поддержала. Что это был за месяц словами не передать, меня то не замечали или отмахивались со словами 'уйди, глаза бы мои на тебя не смотрели', то приближали к себе, и все вроде возвращалось на круги своя. Я опять была любимой доченькой, правда ненадолго. Ветер мог переменится в любую минуту. Позже я узнала, что настроение у маман улучшалось в те моменты, когда очередной друг семьи давал ей надежду, а когда и у него не получалось меня инициировать, я опять становилась невидимкой. Как я сдала выпускные экзамены, сама не понимаю. Троек нахваталась даже по тем предметам, которые раньше вопросов не вызывали. Ну да кому, какое дело как я учусь? Так называемые подруги, с которыми раньше были не разлей вода, испарились в неизвестном направлении. Гадко.

Маминых знакомых я стала ненавидеть. Когда я возвращалась домой и видела в гостиной очередную высоконаучную рожу, старалась раствориться в неизвестном направлении. Гады! Я для них была подопытным кроликом, темой очередной диссертации вроде 'Геном латентного пиромага' или 'Способы инициации магов с замедленным развитием'. Здорово звучит, правда? Но как бы они не старались, чтобы не делали, сила не просыпалась. В один из дней я вернулась со школы и застала у нас в гостиной Его. Первой мыслью было — по мою душу. Не ошиблась. Попробовала было слинять к себе, но была остановлена насмешливым взглядом ледяных глаз. Мне почему-то стало неловко, а потом накрыла удушающая волна гнева. Да сколько можно? То, что было дальше вспоминать стыдно. Я устроила дичайшую истерику с битьем посуды, топаньем ногами и диким хамством, перемежаемым слезами и соплями. Матушка сделала то, что не делала до этого никогда — она меня ударила, причем на глазах у этого. Весь спектакль в моем исполнении он смотрел молча, только снисходительно улыбался. А вот пощечина вызвала у него явное одобрение. Мол, только так и нужно поступать с неуравновешенными девицами. Это было последней каплей. Я постыдно сбежала в свою комнату и проревела там до вечера, пока не пришла маман и не объявила мне свою волю — годовое обучение у Него. Причем мое мнение в расчет не бралось — либо я учусь, либо... Улица и барахтайся как хочешь. Живи обычным человеком, если сможешь. К такому я была не готова. И вот я здесь уже второй день. Из комнаты стараюсь не выходить и не показываться на глаза обитателям дома. Сама понимаю — это глупо, но поделать ничего не могу. Алексей, так зовут моего учителя, пообещал, что займется мной завтра. Жду этот день с содроганием.

3 июня.

Я его ненавижу, господи, могла бы, убила своими руками! За что он со мной так? Неужели я похожа на мальчишку? Я же девочка, меня нельзя вытягивать из постели затемно облив ведром воды, и заставлять пробегать кросс в пять километров, подгоняя тычками и насмешками. Как я доползла до финиша — не знаю, но на этом издевательства не закончились. Пенка, растяжки, упражнения — зачем все это? Как мне это поможет? И никаких объяснений. Завтрак я пропустила, потому что просто не смогла сползти с кровати. Пропустила бы и обед, но он за мной пришел. Опять ожег насмешкой. Ему хватило одного — двух слов, чтобы я, стиснув зубы, спустилась в низ. А там была она. Прекрасная, недоступная и насмешливая. Его жена. Такая же, как и он, холодная. Потом были другие занятия. Мы учились медитировать. Зачем? Неужели мне это поможет пробудить силу?

10 июня.

Прошла неделя. Я немного пообвыкла и уже не доставляла Алексею радости будить меня таким варварским способом. К его приходу я была уже готова. Бег мне стал даваться легче, нагрузки пока не увеличились. Но впереди еще год, что меня ждет? Вчера была удостоена высочайшей аудиенции, где мне расписали программу занятий на ближайшее время. Силовые нагрузки, чтобы сделать тело сильнее, дальше Алексей обещал заниматься со мной самообороной, непонятно как сложится моя жизнь, проснется магия или нет, но защитить себя я должна в любом случае. Разумно. Неужели нельзя было объяснить все с самого начала? Задала ему этот вопрос. Оказывается, нельзя. Он хотел проследить за моей реакцией, так сказать в чистом виде. Проследил, энтомолог хренов. Уроки медитации не прекращаются ни на день.

Его жена мне не нравится. Попыталась было навязаться мне в подруги, но как-то... даже не знаю, слишком нарочито все, не искренне. Я была вежлива, но близко ее к себе не подпустила. Вот бы она опять уехала? Без нее как-то спокойнее. Хотя, с другой стороны, без нее внимание учителя будет сосредоточенно полностью на мне.

15 июня.

Вот опять появилась минутка черкнуть пару строк в дневнике. Эти несколько дней были особенно тяжелыми. Алексей счел, что я готова к занятиям по самообороне. Сегодня к обычной тренировке, наконец, добавилась отработка броска через бедро. Для этого он даже пригласил к нам Петра, водителя Марины. Не на жене же показывать этот прием. Хотя мне кажется, что она его знает отлично. Первый раз почувствовала себя боксерской грушей, вывалянной в грязи. Швыряли меня на протяжении часа. Поняла одно, падать не умею, хотя до этого падения отрабатывали целую неделю. Чуть не сломала руку. Тренировку пришлось прекратить, но мне объяснили, что растяжение руки еще не повод отлынивать от завтрашних занятий. Бегаю я не руками, а ногами. Некоторых упражнений из-за травмы не будет, но и все.

Медитации результата не дают, вообще. Я погружаюсь во внутренний мир, стараясь найти точку опоры, и не нахожу. А есть ли она вообще?

17 июня.

Зачем он со мной так? Я же стараюсь, правда стараюсь, занимаюсь всего ничего, не у всех же все получается сразу. Бросок через бедро так и не освоила, может потому, что моим противником был девяностокилограммовый Петр. Росту у водителя Марины метр девяносто. Силушки немерено, где мне такого бугая через себя перекинуть? А Алексей все продолжает насмехаться. Сколько можно? Радует только то, что завтра уедет Марина. На неделю, но и то хлеб. Терпеть не могу эту лицемерку. Как-то подслушала, что они говорят обо мне, ужас. Оказывается, она меня терпит только из-за моей матушки, как же сама Палий, такие связи, такой род и тут это недоразумение. Алексей мне оценку не давал и то хлеб. А подслушивать это здорово, так хоть точно знаешь, кто как к тебе относится на самом деле. Да и потом, хоть какое-то приключение.

18 июня.

Приехал Николай, племянник Алексея. Я раньше с ним знакома не была, но мне он уже не нравится, яблочко-то от яблони недалеко падает. Наверно такой же, как и его дядька — самовлюбленный болван. Вызвали его, оказывается, всего на неделю, для того, чтобы у меня был партнер моей весовой категории. Не помогло, опять меня валяли по татами как кусок мяса. Не способна я сопротивляться. Не могу, не мое это. Алексей посмотрела на наши брыкания и молча ушел к себе в кабинет.

К Кольке старалась не подходить, черт его знает, какие тараканы у него в голове. А чтобы и он ко мне не подходил — изобразила из себя великосветскую стерву. Сработало.

Подслушать сегодня ничего не удалось. Жаль. Только небольшой разговор Алексея с кем-то по телефону, он называл кого-то воробушком. Неужели Марину? Ничего непонятно.

25 июня.

Я уже неделю сражаюсь с боксерской грушей, отрабатывая удары. Руки болят нещадно. Алексей видимо решил довести меня до края, еще немного, и я сорвусь. Вечером ложусь в кровать с трясущимися руками, утром встаю такой же. А вставать не хочу, вообще. Вот бы лечь, заснуть и не проснуться. Не видеть его смазливую рожу, не слышать визгливый голосок вернувшейся Марины. Колька уехал, хоть это хорошо. Смогли бы мы подружиться при иных обстоятельствах? Все может быть. Только что получилось, то получилось.

Сегодня нашла таблетки снотворного, украла целую упаковку и спрятала у себя в тайнике. Самоубийство — не выход, я это понимаю, но если станет совсем-совсем плохо, воспользуюсь. Сегодня опять шпионила за Алексеем и Мариной, ничего интересного. Обсуждали дела в ковене. Оказывается, Марина там занимает какой-то пост в отделе безопасности и периодически возит амулет в город, если какой-то бедолага был осужден ковеном. Это что она типа палача? Или просто курьер? А почему амулет хранится тут, а не в службе безопасности? Не поверю, что они не могут обеспечить в городе нормальную защиту артефакту.

30 июня.

Чего он добивается? Хочет, чтобы я его возненавидела? Так это уже произошло. Больше ненавидеть Алексея, чем я просто невозможно. А он придумал новую забаву, отвел меня в подвал, оббитый войлоком, оставил там, в кромешной тьме и включил музыку. Что-то непонятно визгливое, немелодичное с резкими перепадами тонов, и громоздкими вкраплениями органа. Первые полчаса было еще ничего, а потом... я чуть с ума не сошла от повторяющейся мелодии. Сколько я в темноте просидела — не знаю, но вышла на трясущихся ногах. Еще несколько таких сеансов и от меня останется пускающая слюни идиотка.

Не знаю, как добрела до своей комнаты, и завалилась в кровать, сжавшись в позу эмбриона. Меня не трогали, даже ужин принесли. Съела, не почувствовав вкуса, вот сейчас сижу — пишу, но наверно хватит на сегодня, глаза слипаются.

2 июля.

Прошло несколько дней. Издевательства в комнате ужаса не прекратились. Но теперь я знаю, чего мне ждать, когда спускаюсь туда. Свой страх стараюсь не показывать. А когда включается музыка, сажусь в позу лотоса и стараюсь абстрагироваться от всего, только так можно выжить в этой какофонии и не сойти с ума. Это он что таким макаром решил меня заставить медитировать, не мытьем так катаньем? Поставить меня в ситуацию, когда у меня другого выхода не останется, как только уйти в себя? Жестоко, но действенно. Я не оправдываю его методы, ни боже мой, но не признать их действенность не могу.

Возобновила шпиёнские страсти. Сегодня долго не могла уснуть, решила пойти в кухню за водой, автоматически свернула к кабинету Алексея. А там... Дверь была приоткрыта... За окном было уже темно, кабинет освещала только настольная лампа, на которую была накинута рубашка. Возле стола веером раскиданы бумаги. А на столе извивались два обнаженных тела. Никогда не думала, что это может быть так красиво и чувственно. Хрупкая Марина выгибалась под сильным телом Алексея, стараясь задеть его грудь сосками. Руки ее были запрокинуты за голову, на лице блуждала похотливая улыбка. Глаза полуприкрыты, загорелые длинные ноги обернулись вокруг его бедер. А он... Он был прекрасен, как скульптура древних мастеров, как оживший бог, спустившийся на землю. Его руки блуждали по ее телу, вызывая все более сильные стоны. Время от времени их губы соединялись и тогда его бедра начинали вбиваться в нее с еще большей неистовостью.

Я стояла в темноте завороженная, не смея шевельнуться, оторвать глаз от этой совершенной картины. Не знала, что бывает так красиво, что прекрасно не только женское тело, но и мужское, особенно вот такое сильное. Что когда два тела сливаются в одно, это выглядит так гармонично, так правильно, только так и должно быть. Только почему-то очень захотелось оказаться на ее месте. Почувствовать каково это быть под ним, ощущать его руки на себе, губы на своих губах, его бедра возле своих. Эта мысль напугала. И я постаралась тихонько ретироваться, только краем глаза заметила направленный на меня насмешливый взгляд. Видел! Я судорожно выдохнула и понеслась к себе в комнату, вода была забыта моментально. Как я завтра покажусь ему на глаза?

3 июля

Он молчал, не подавал вида, что видел меня возле кабинета. А я уже не могла относиться к нему по-прежнему. После вчерашней сцены что-то во мне перевернулось, сломалось, даже не знаю, может, облетело как шелуха, обнажая потаенные желания. Мне семнадцать. Зов тела, как писали в средневековых романах, давно пробудился. Я до этого ходила на свидания, активно флиртовала и целовалась. Но не более того, и потом это были мальчишки, мои сверстники, а тут взрослый мужчина, который выглядит по-другому, пахнет по-другому и ведет себя не так как они. Каждый раз, когда я на него смотрела, перед моими глазами возникала картина неистовой страсти, и я безудержно краснела.

Но вот что странно, он сегодня отнесся ко мне по-другому, более мягко. Не было насмешек. Он просил с улыбкой, и я счастлива была ему угодить. Правда, скрывала, как могла, опуская голову и кусая губы. И как ни странно эта тренировка была более результативной, чем предыдущие. Я, наконец, смогла швырнуть через бедро Петра, пробежать уже шесть километров и ни разу не заскулить. Просидела в музыкальной шкатулке все четыре часа и ни разу не чертыхнулась. Только думала я не о медитации, а вспоминала его улыбку, которой Он наградил меня в конце тренировки.

17 июля

Прошло две недели с последней записи, времени и сил написать хоть что-то, не было. Тренировки стали более жесткими, доводя меня до исступления. К чему все это? Не понимаю, недавно наметившаяся симпатия к Алексею ухнула в пропасть. Ненависть стала еще более оглушающей. За что он так со мной? Слава богу, Марина стала меня игнорировать, иначе я бы сорвалась. Не было сил выслушивать розовый сироп, который она старалась залить мне в уши.

30 июля.

Странный сегодня день, практически впервые после приезда в этот дом мне устроили отдых. Бассейн, сауна, загар, шашлыки и никаких растяжек, и пробежек. Алексея весь день не видела, он заперся у себя в кабинете и носа не казал. Развлекала меня Марина, но ради этого праздника я готова была терпеть и ее. Поздно вечером решилась прогуляться по дому. Не спалось, да и книга из библиотеки была бы кстати.

Дверь в кабинет, как и прошлый раз, была приоткрыта. Спиной ко мне в кресле сидела Марина, за столом Алексей. На настольной лампе в этот раз ничего не висело, поэтому рассмотреть его не составило труда. Он хмуро смотрел на огонь, полыхающий в камине.

— Что тебя тревожит? — тихо спросила Марина.

— Мне не нравится эта ситуация, — он повертел в руках стакан с чем-то спиртным, наверно виски. — Такое ощущение, что я сильно перегнул палку, и девчонка вот-вот сломается.

— Тебе ее жаль? — в голосе Марины слышалась насмешка.

— Представь себе, — эта фраза прозвучала на редкость агрессивно. — Я тоже живой человек и мне не всегда нравится то, что я делаю, даже если мне за это платят.

— Ты становишься сентиментальным, — опять насмешка, — стареешь. Раньше тебя ничего не смущало. Со сколькими пустышками ты работал?

— Какая разница? — он поморщился. — Это были парни, им это только на пользу. А Полина — девчонка, да еще и с такой матерью.

— Это все лирика, что ты предлагаешь? Не работать с нею? Только ты вспомни какова альтернатива. Или ты ее жалеешь сейчас, и она получает печать безмолвия, или ты с ней работаешь на грани — и у нее просыпается сила. Что для нее лучше? Как ты думаешь?

— Ты права, — он чуть пригубил стакан.

Быстро и тихо ретировалась к себе и вот сейчас сижу, пишу, пытаюсь хоть на бумаге привести свои мысли в порядок. Это что получается? Для инициации меня нужно было довести до грани. И Алексей это успешно делал, только вот пару раз позволил себе быть чуть человечнее. Неужели нельзя было мне все объяснить с самого начала, чтобы я понимала, для чего это все. Я бы старалась намного сильнее. Мне же тоже хочется быть как все, поступить в школу ковена, отучится там, работать, выйти замуж и так далее. А кому нужна пустышка? Да я бы за одну надежду вытерпела бы все-все. Как они этого не понимают?

А с другой стороны, может, я чего не понимаю? Ведь если я все знаю, то этой самой грани достигнуть будет намного тяжелее? Может, неведение в моем случае было благом? Не знала, злилась на него, ненавидела до посинения. Может, так оно получилось бы быстрее? А что теперь? Теперь, зная все, смогу я к нему плохо относиться? Наверное, нет. Да еще эти сны, хорошо хоть они бывают не часто. Мне снится, как мы целуемся, как он обводит губами мою шею, спускается ниже, к груди, трогает меня, гладит. На этом месте всегда просыпаюсь с громко колотящимся сердцем. А в жизни было бы так же хорошо?

7 августа.

В моей жизни так ничего и не изменилось, такое ощущение, что тот разговор мне приснился. Тренировки идут своим чередом, увеличивается нагрузка, только вот я уже не в состоянии на него злится. Выполняю все, что мне скажет Алексей, иногда робко заглядываю ему в глаза, и иногда кажется, что вижу там жалость. Только вот чувство это бывает столь мимолетным, что я не уверенна, что это не плод моего больного воображения.

Сегодня мне объявили, что из-за моих низких показателей Алексей вынужден пригласить еще одного специалиста, который приедет к концу месяца. Что от него ждать неизвестно. Вечерние шатания по дому особых результатов не дают, больше ничего стоящего я так и не услышала.

Сегодня звонила маман, сетовала на то, что я не стараюсь. Слова 'позор семьи' не прозвучали, но подразумевались. За что она со мной так? Все же было так хорошо, я купалась в ее любви все детство. А теперь? Не думать об этом, а то разревусь.

15 августа.

Опять приехал Колька, побывал на одной из моих тренировок, смотрит на меня с сочувствием. А мне оно как нож в сердце. Не нуждаюсь я ни в чьем сочувствии, ни в чьей жалости.

Сегодня посмотрела на себя в зеркало и не узнала. Мои великолепные волосы посечены и болтаются за спиной мертвой паклей, ногти на руках обломаны, кожа шелушится. Что такое крем, маникюр и маски для волос я уже забыла, такое ощущение, что это было в прошлой жизни. Разревелась. Вообще замечаю за собой в последнее время повышенную слезливость. Раньше такого не было. Может, ненависть держала в тонусе?

Николай позвал меня на вечернюю прогулку. Рассказывал о школе ковена, о том, что они с парнями учудили на последнем экзамене. Завидно. Я тоже так хочу. А он не такой плохой, как мне показалось в самом начале, только вот до дяди своего все равно не дотягивает.

Сны продолжают сниться и это меня беспокоит. Время от времени Алексей стал ловить на себе мои задумчивые взгляды. Надеюсь, он ничего не понял, и я не выгляжу в этот момент как влюбленная дура. Не хотелось бы, а то позора не оберусь. Кто он и, кто я. Он же на меня такую и не посмотрит. Ни к чему это, нужно прекращать, только вот как?

20 августа

Он меня похвалил! Первый раз за все время! Я умудрилась улучшить свое собственное время пробежки на целую минуту. Да и вообще, он сегодня какой-то другой, провел пальцами по моей щеке и подбородку, и улыбнулся. Боже, какая это была улыбка и она была только для меня! Весь день порхала как на крыльях, не замечая ни Марину, ни Кольку. Все время трогала щеку, когда меня никто не видит, такое ощущение, что она горит. Приятно!

30 августа.

Приехал новый учитель. Странный, все время улыбается, а глаза холодные. Алексей гоняет меня, как и раньше, только вот злиться на него уже не могу. Хочется, чтобы он опять ко мне прикоснулся, похвалил, улыбнулся. Я за его улыбку готова на многое и это страшно. Кажется, я влюбилась. Нет, у меня такое было и раньше, но только никогда во взрослого, только в сверстников. Но их не сравнить, вообще, они как небо и земля, как заготовка и готовое изделие. Девчонки сказали бы, что он старый. Ничего подобного, он сильный и эта сила притягивает. Иногда эти мысли накатывают на меня во время тренировки, и я выпадаю из реальности. Сегодня чуть не расквасила нос. Было ужасно стыдно.

14 августа

Пошли первые тренировки с Андреем. Он оказывается менталист, за меня решил взяться только по просьбе Алексея. Когда я это узнала — было неприятно. Все это время он совершенно спокойно читал мои мысли, видел всю подноготную. Стыдно то как! Я же прямо при нем разве что слюной не капала в сторону Алексея. Как я теперь ему в глаза смотреть буду? Радует только одно, что в кодексе менталистов четко прописано — любые мысли, не связанные с тем или иным преступлением, являются частной собственностью и не подлежат разглашению. Надеюсь, он из тех, кто свято чтит букву закона, иначе я даже не знаю, как буду выпутываться из этой ситуации.

У Андрея совершенно другая методика работы — он не старается довести меня до ручки и пробудить огонь силой гнева. Нет, он как раз говорит о другом — инициироваться можно и силой сознания. Вот только удается это только единицам. Не совсем понимаю, как это. Он попытался объяснить, но увидев мои окосевшие глаза, рассмеялся и махнул рукой. Заниматься я с ним буду два раза в неделю, жить он тут не собирается и то хлеб.

Еще раз застала целующимися Алексея и Марину. Неприятно, что-то царапает внутри, хотя я и не считаю, что вправе на что-то претендовать.

21 августа.

Занятия с Андреем результатов пока не дают. Может, я чего-то не того жду? Не бывает же так, что начали заниматься и бух, все получилось. Наверно нужно все делать кропотливо, постепенно, увеличивая время медитации. Андрей говорит, что мне нужно найти внутреннюю точку опоры, заглянуть в себя, понять, что мне не дает двигаться дальше, почему огонь меня не принимает. Чего мне не хватает для полного слияния. Ведь что-то же не так. Понять бы что.

Опять приехал Колька. У него осталась неделя до школы, потом я его не увижу несколько месяцев. Юных магов во время семестра за стены школы не выпускают. У них обучение построено по образцу военных училищ — четкая дисциплина, тотальный контроль, подчинение младших старшим, жесткая муштра. Но с пиромагами по-другому нельзя. Спалят же все к чертям. Кольке завидую, очень хочу туда. Когда же, наконец, свершиться? Я так устала ждать. Кстати, друзьями мы так и не стали, он меня до сих пор страшно раздражает своими детскими выходками, но судя по всему — парень он хороший. Это тяжело не признать. Но почему-то в его присутствии так и тянет включить стерву. Понимаю, что неправа, но ничего не могу с собой поделать. Может это зависть?

Опять звонила маман, интересовалась моими успехами с новым учителем. А похвастаться-то нечем. Да и не хотелось если честно. Сейчас, после всего, что со мной произошло, я взглянула на ее поступки по-другому. Могла бы я так отнестись к своему ребенку? Однозначно нет. Слишком хорошо я понимаю, сколько боли приносит неприятие окружающих. Злюсь ли я на нее? Сложно сказать, но за ее хорошее отношение я могла бы многое отдать. А вот стоит ли?

1 сентября.

Выходной, здорово то как! На улице еще тепло, можно позагорать, поваляться на траве в свое удовольствие — лепота. В последнюю неделю Алексей мне внимания почти не уделял. Марина уехала куда-то за границу. Андрей занимался моей физической подготовкой, да и про другие занятия не забывал, перебравшись к нам на все это время. Изменений нет. Я пока не отчаиваюсь, но по глазам Андрея вижу, что что-то не так. Но может он ошибается? И я все смогу?

5 сентября.

Он меня поцеловал! Аааааа! Класс, это было так! Так волнительно, так сладко! Мы обедали вдвоем на кухне. Накрывать стол в столовой, когда нас только двое, да еще и вся прислуга отпущена на выходные — глупость. Готовить не пришлось, нужно было только разогреть, то, что приготовила кухарка. За столом мы смеялись, шутили, а потом он вытер пальцем с моей губы капельку соуса и слизнул ее. Я как завороженная смотрела, как его лицо приближается ко мне, а потом его губы накрыли мои. Это было так нежно, так невероятно, как в романах.

10 сентября.

После того поцелуя Алексея как подменили, он отдалился и если раньше вел себя со мной вполне свободно, то сейчас мы вернулись к отношениям двухмесячной давности. Что я сделала не так? Почему? За что? Так обидно. Я постоянно ловлю его взгляд, а он холоден. Хочется быть ближе, но вернулась Марина и это остается только мечтой. Кстати, она как-то странно на нас смотрит. С насмешкой. Терпеть ее не могу.

Я оторвалась от чтения и огляделась вокруг. Был поздний вечер, комната все так же была не прибрана. В животе урчало, но оторваться от чтения я была не в силах. Несколько страниц дневника были вырваны. Из переплета торчали обрывки бумаги. Непонятно что там было, вырвала ли их сама Полина, или по какой-то причине это сделал кто-то другой. Следующая запись датировалась декабрем.

24 декабря.

Мама предложила приехать на зимние каникулы. Говорит, что соскучилась. Может и так, только видеть ее не могу. Лицемерка. Ей наверно Алексей сообщил о моих успехах. У меня наконец что-то стало получатся с Андреем, я нащупала в себе ту самую точку опоры. Как ни странно, ею оказалось мое чувство к Алексею. Как только я перестала прятать голову в песок и призналась сама себе, что проблема существует, все стало на свои места. Стало ли мне легче? Нет наверно, одни проблемы сменились другими. Но появилось понимание собственной реакции на то или иное событие. Все хватит об этом, надоело.

8 января.

Сегодня вернулась в дом Алексея. Дневник на каникулы брать не решилась. Матушка имеет прескверную черту характера — повышенное любопытство, если бы она меня заметила с тетрадкой в руках, то не успокоилась бы, пока не прочитала что там написано.

Меня не было две недели, а ощущение такое, что я никуда не уезжала. Дом Алексея сейчас мне ближе, чем родной, хоть маман и старалась сделать все, чтобы я чувствовала себя, как и раньше. Отец ей в этом помогал. На новый год у нас, как и раньше собралась толпа. Было весело, елка, музыка, смех, конфетти, только мне почему-то все время казалось, что веселье искусственное. В новогоднюю ночь меня познакомили с Колькиными родителями. Приятная пара, они мне показались самыми искренними из гостей. Но вот к чему это было, я узнала на следующий день, когда маман меня осчастливила новостью — родители Николая будут совсем не против такой невестки в будущем. Естественно нужно закончить учебу, пройти инициацию, а потом можно говорить и о чем-то более серьезном. Но предварительные переговоры были проведены успешно и чуть ли не подписан протокол о намерениях. В случае же если инициировать меня не удастся, то эта партия будет мне тем более выгодной, потому что навряд ли найдется еще кто-то, готовый создать со мной семью. Гены Палий — это конечно интересно, но ведь ребенка от меня можно получить и вне брака, приняв малыша в свой род. Как же это надоело, чувствую себя разменной монетой в руках маман. Неужели она меня никогда не любила? А может тут другой вариант, она настолько убеждена в собственной правоте, что не замечает, что тем самым меня отталкивает? Радует только одно, Кольки там не было, а то не знаю, что бы я устроила моему милому жонишку.

10 января.

Сволочь! За что он со мной так? Почему я должна убираться в этом доме? Отпустил прислугу? Так кто ему доктор! Даже мать меня никогда не заставляла заниматься уборкой, для этого есть специальные люди. И что-что у них выходной, а у меня наказание? Это несправедливо! Я вместо уборки могла бы пробежать лишний километр. Так нет, он вместо вполне полезного выбрал что-то абсурдное. Не представляю, как я буду возить веничком из перьев по всем поверхностям, а потом орудовать пылесосом. Я же только вернула рукам их прежний вид, ногти привела в порядок, кожа на руках только-только стала мягче. Нет, это какое-то свинство! А всего-то чуток расслабилась после каникул и позволила себе быть невнимательной. Блин!

Сопротивлялась, как могла, пыталась давить на жалость, взывать к совести, но Алексей был непреклонен. Пришлось подчиниться. Марина надомной откровенно потешалась. Приехавший на пару часов Андрей молча улыбался. А мне пришлось стиснуть зубы и вооружится этой чертовой метелочкой. Вот только я не учла одного, под предлогом уборки можно влезть куда угодно, порыться в бумажках, а вдруг увижу что-то интересное. Не увидела. Все бумаги Алексея были отправлены в сейф, стол был девственно чист. Предусмотрительный. Сразу накатила тоска, и я побрела в сторону кухни, где в небольшой тумбе хранился пылесос. А вот там... Там я застала Андрея, целующего Марину! Вот это да-а-а! Ни фига себе! Алексей же под боком, как это вообще понимать?

Наверно я слишком долго стояла, раскрыв рот от удивления и совершенно забыла, что Андрей телепат, а с такого расстояния прочитать меня для него не составит труда, если не мысли, то эмоции точно. Вот он и прочитал. Нет, они мне не угрожали, просто стояли и смотрели, но хватило и этого, чтобы понять — становиться у них на дороге не стоит. Раздавят и не заметят.

— Умничка, — только и сказал Андрей, прочитав то, о чем я подумала.

— Бери свой пылесос и выметайся, — а это уже Марина.

11 января.

Весь день хожу как пыльным мешком ударенная. Марина и Андрей. Зачем он ей, если есть Алексей? Они же такие разные, хотя в чем-то похожи. Если бы у меня была возможность стать ему ближе, я бы ни на кого другого не смотрела. Зачем? А может рискнуть? Путь то свободен, если Марина с другим. Мысль эта засела накрепко, не давая сосредоточится на чем-то конкретном. Я чуть опять не огребла еще одно наказание только уже на кухне. Слава богу, Андрей уехали, и не видит, о чем я думаю. Нужно срочно что-то делать с ментальной защитой. Противно, что все мои мысли как на ладони. Может попросить у матери один из семейных артефактов?

13 января.

Сегодня старый новый год. Я решилась, завтра я это сделаю. Я хочу, чтобы моим первым мужчиной был Алексей. С одной стороны, страшно, как он это все воспримет, а с другой я думаю, что только он все сделает так, чтобы я это запомнила на всю жизнь. Коленки трясутся, нервничаю, щеки лихорадочно горят. Слава богу, нет Андрея с его привычкой копаться в чужих головах.

15 января.

Сволочь! Как он мог? Я была уверенна, что вечер будет незабываемый, так оно и получилось. Действительно незабываемый! Я была послана в неведомые дали пешим эротическим туром. Нет, выразился он на редкость корректно, стараясь не задеть моих чувств, вот только суть от этого не изменилась. Я ему оказалась не нужна! И ему тоже! Могла бы, рассмеялась. А все так хорошо начиналось. Я надела красивое кружевное белье голубого цвета, накинула пеньюар, ножки оставила босыми. Капелька духов, распущенные волосы и ни грамма косметики, все должно быть естественно. Тихонько пробралась к нему в комнату, благо Марина уехала к родителям. Лежу, жду, а его все нет. Понемногу начинаю засыпать, через дрему чувствую, как рядом со мной просел матрас, и я расслабленно сползаю кому-то под бок. Замерла. Лежу и не дышу. Меня подгребли под себя, всю облапили, даже проверили грудь на наличие. Видимо не впечатлились размером, так как тут же зажегся свет. Ох, что после этого было! До сих пор вспоминать стыдно. Я к нему, а у Алексея глаза квадратные. И вот что мне было делать вешаться к нему на шею со словами 'Ваня, я ваша навеки?'. Когда кралась по темному коридору, так и намеревалась сделать, а вот как столкнулась с ним вживую, вся решимость куда-то подевалась. Сижу напротив, смотрю в глаза, он что-то говорит, а я ничего не слышу, в голове вертится самая первая его фраза 'Еще только малолеток мне в постели не хватало. Что ты здесь делаешь?' Щеки отчаянно горят, и хочется провалиться сквозь землю.

— Ты меня слышишь? — он начал меня трясти за плечи.

— Что? — с трудом сфокусировала на нем взгляд.

— Ты что пьяная? Да нет, не могло же тебя развести от одного бокала шампанского, — он судорожно провел рукой по волосам. — Полюшка, еще раз спрашиваю, что ты здесь делаешь?

— Лежу, — а что я могла еще сказать?

— Ты знаешь, я заметил, — нервно хохотнул он. — Только объясни ради бога, почему в моей кровати и в таком виде?

— Алексей, — я потупила глаза долу, а потом, зажмурившись, кинулась как в омут с головой. — Я хочу, чтобы ты был у меня первым, — шепотом, на грани слышимости, но он, кажется, понял, охватил мои щеки ладонями.

— Маленькая, — он был удивительно нежен, я даже решилась открыть глаза в надежде на лучшее. — Поленька, у тебя обязательно все будет, но не со мной.

— Почему? — возмутилась я.

— Начнем с того, что я намного старше тебя, и потом, у меня есть жена, — он что-то еще говорил. Я уже не слушала, буквально в одно мгновение на меня навалилось все: и последствия общения с маман на каникулах, и испуг, от общения с Мариной и Андреем, и мои лихорадочные сегодняшние сборы, и ожидание непонятно чего. И я не выдержала.

— Жена? Почему-то она совершенно не вспоминает об этом, когда целуется с другим.

— Ты, о чем? — Алексей жестко ухватил меня за руку.

— Она на моих глазах целовалась с Андреем, причем довольно откровенно. Видно, что не первый раз! — я выкрикивала это ему в лицо и не заметила, как оказалась на ногах возле дверей.

— Между ними ничего нет, иначе я бы знал! — и столько злости было в его голосе, что в другой ситуации я бы давно сделала ноги, но меня уже несло.

— Я все сама видела! Вот так как тебя сейчас, и было это совсем недавно!

— Значит так! — он ухватил меня руками за предплечья и хорошенько тряхнул. — Я тебя не выгоню из дому только потому, что пообещал твоей матери, довести дело до конца. А обещания я выполняю. Всегда. Запомни это! Если ты еще хоть раз позволишь себе что-то подобное, очень быстро вернешься к родителям. Я все сказал!

— Я тебе совсем не нужна?

— Нет, — жестко и предельно ясно. Он открыл двери и вытолкнул меня в коридор, в котором только что появилась вернувшаяся Марина.

— Что уже по спальням женатых мужиков шляешься? — в ее голосе было столько насмешки и презрения, что я не выдержала и как трусливая дура побежала к себе в комнату. Не нужна! И ему не нужна! Как с этим жить?

1 марта.

Жить в доме Алексея стало невыносимо. Марина изводила меня насмешками, Андрей подозрительно молчал, и это было страшнее всего. Алексей практически перестал меня замечать, вне тренировок я стала для него тенью. Я думала, что хоть мои успехи его отношение, старалась вовсю, но не помогало ничего. Он был предельно вежлив, корректен и безразличен. Больно.

5 марта.

Не выдержала, сегодня спросила у Андрея, что он собирается со мной сделать. Он так ехидно усмехнулся, что меня пробрал мороз по коже. Оказалось, ничего. Я была поражена и не поверила своим ушам. Все просто, я наказала себя сама. Алексей мне не поверил, это раз, у меня ничего не получилось с моей затеей, это два. Ну, а три — я получила шарахающегося от меня мужчину. Добавлять к этому от себя Андрей ничего не пожелал, предложил только сначала думать, просчитывать свои шаги, а только потом что-то делать. Честно говоря, такого не ожидала. Он был со мною снисходителен и добр. Я, было, сунулась с вопросом о них с Мариной, но напоролась на такой ледяной взгляд, что поняла — эта не та тема, которую стоит поднимать.

8 марта.

Вроде праздник, но настроение какое-то странное. Совсем не обрадовалась утреннему букетику тюльпанов от Алексея, точно такой же он подарил Марине.

Занятия на сегодня не отменялись. Времени осталось совсем мало, а я из-за своих метаний скатилась к начальному уровню и никак не могу восстановить предыдущую форму. Если так и пойдет, не избежать мне печати безмолвия.

2 апреля.

Прошел почти месяц с моей последней записи. Тренировки ужесточились настолько, что до кровати я доползала чуть ли не на четвереньках. Сил не было ни на что. Алексей меня загонял до невозможности, желая выбить из меня результат. Но все напрасно. Его отказ что-то во мне сломал, не было уже желания пройти этот курс любой ценой. Инициация уже кажется мне не благом, а наказанием, которое нужно избежать всеми силами, чтобы не быть похожей на тех, кто меня окружает. Жестокие циники, для которых важен не сам человек, а только сила, которой он обладает. Я так не хочу. Я готова принять печать, как бы мне не было больно.

Андрей, видя мое настроение, пытается что-то сделать, но мне уже все равно. Я для себя все решила. Сейчас отбываю повинность. Осталось совсем немного — май, а потом все.

Кстати, как-то вечером видела Марину в саду, она опять с кем-то обжималась. Мужчина был скрыт тенью, и рассмотреть его не удалось. Но то, что это не Алексей и не Андрей — факт. Они в это время играли в шахматы.

5 мая.

Прошел месяц, писать было практически не о чем. Не хотелось, да и не нужно уже, решение я приняла, назад дороги нет. Недавно общалась с маман, которая, наконец, поняла, что, так как она хочет, не будет, и хваленый Алексей ей не поможет. Крику было! Шуму! Но я впервые настояла на своем, чем ее немало вывела из себя.

8 мая.

Приехала маман. Она договорилась с советом магов о временной печати, рассчитанной на десять лет, за которые со мной может произойти что угодно. Вдруг я повзрослею и инициируюсь сама. Феномен-то нормально не изучен. Пустышки встречаются крайне редко. Да и опять же термин неправильный. Сила во мне есть, просто толи из-за генетического сбоя, толи из-за недостатка каких-то душевных качеств я не могу управлять силой. Она словно отрезана от меня незримым барьером, а я не в силах его нарушить. Но кто сказал, что в будущем это не измениться? В общем, решение разумное, я с ним согласилась, тем более что мне все равно. Дальше мне в ультимативной форме объявили, что не за горами моя свадьба с Колькой. Удалось отвоевать несколько лет, которые я собираюсь посвятить обучению в одном из вузов. А что, за это время тоже может произойти что угодно. Матушка была недовольна, но признала разумность моих доводов. Не гоже одной из рода Палий быть без высшего образования, хоть и не магического. Попыталась, было убедить меня, что брак учебе не помеха. Но мой аргумент о том, что я в любой момент могу сделать ее бабушкой, произвел неизгладимое впечатление. К этому она была явно не готова.

Сегодня буду собираться. Завтра маман меня заберет. Ритуал будет проходить у нас в доме. Я мысленно прикинула, что мне нужно забрать с собой и поняла, что практически ничего. В этих вещах я ходить не смогу, они будут напоминать этот дом и его обитателей. А об Алексее я вспоминать не хочу. Слишком больно. Уже не так резко, как впервые дни, но все равно, в душе что-то саднит и не дает вздохнуть полной грудью. С другой стороны, ничего оставлять тут тоже не хочу. Не нужно это. Приеду домой, лучше все сожгу. Вот только с дневником так поступить не могу. Домой его везти нельзя, маман обязательно обнаружит. Спрячу-ка я его в тайнике, он такой незаметный, что будешь специально искать — не найдешь.

На этом записи резко обрывались, видимо у Полины не было желания или возможности писать. Ощущение от прочтения было странное, нереальное. Читала как книгу и не могла поверить, что с ней это было на самом деле. Уж слишком отдает мелодраматизмом и некоей нарочитостью. Нет, я не хочу сказать, что то, что здесь написано не правда. Ничего подобного. Просто тяжело поверить в реальность изложенного. Людмила Петровна женщина далеко не простая, но так поступать с собственным ребенком — это слишком. Не мне ее судить. У нас с ней совершенно разные жизненные приоритеты, да и воспитание разное. Но все же... Неужели наличие в роду так называемой пустышки было таким ударом, что она резко поменяла к дочери свое отношение? Неужели Полина не стоила того, чтобы ее любить просто так, не взирая ни на что? Не понимаю. А может все намного проще, и Полина как всякий подросток реагировала слишком остро на любое изменение привычного уклада, время от времени впадая в истерики? Судя по записям, она не истеричка, а вполне рассудительная молодая девушка. Хотя это не отменяет определенной болезненности восприятия.

А Алексей? Я понимаю, что он по-другому не мог. Полину нужно было довести до края, чтобы инициировать. Но все равно, слишком жестоко. Про Марину и Андрея и думать не хочу, оказывается, там был роман. Вот и еще одна ниточка к нашему делу, там, где были замешаны чувства, могло произойти что угодно, вплоть до убийства. Ненависть — вторая сторона любви, а Марина была склонна вызывать к себе сильные чувства. И потом, непонятно, кто был тот третий, с кем она встречалась в саду поздно вечером. Судя по дневнику Полины, у Марины был большой список любовников. О двух из них мы знаем, а где два там может быть и три, и больше. Неужели Алексей ее как мужчина совершенно не устраивал? А может тут другое, и она его никогда не любила. Вышла замуж по расчету, поэтому и бегала налево при каждом удобном случае. Тогда возникает еще один вопрос, а что же заставило Алексея на ней жениться? Как произошло, что вполне вменяемый мужчина женится на непонятно ком, не испытывая особых чувств? Любовью тут и не пахнет.

Меня раньше очень сильно мучил вопрос: почему Полина так легко оставила свое тело. Теперь я начинаю понимать причину. Сначала неприятие ее матери, потом Алексей не воспринимает ее как женщину. Дальше еще 'лучше' — дар не пробудился, и на Полину наложили печать безмолвия, правда, временную. Апофеозом становится подтверждение намерений со стороны Николая, готового жениться по расчету. Кто бы от такого не сломался?

Глава 9.

На следующий день мы выехали в город в начале десятого. В одиннадцать должна была начаться церемония прощания, а затем кремация. Огненных магов хоронили только в огне. Николя демонстрировал неуместную жизнерадостность и чуть ли не повизгивал от еле сдерживаемого восторга. Затем взгляд его падал на дядю, он на некоторое время успокаивался, но как только его взгляд возвращался ко мне, на лицо вновь возвращалась идиотски счастливая улыбка. Он порывался мне что-то сказать, но общая гнетущая атмосфера не давала ему это сделать. Хотя хотелось, видит бог, как ему хотелось порадовать меня чем-то. Пришлось даже сжать руку Николя, чтобы немного привести его в чувство и напомнить, куда мы едем.

— Ты чего? — прошептала я. Если не выскажется, не успокоится. Уж я то его знаю.

— Дядя меня после сессии отправит на практику к Никите. Представляешь? Я и оперативник! — в его голосе звучала еле сдерживаемая гордость.

— С чего бы это? — удивилась я.

— Говорит, что мою энергию нужно направить в нужное русло, чтобы я чего-нибудь не учудил. Он нашел все мои жучки и программку в телефоне. Всыпал мне конечно по первое число. Но это не страшно. Результат-то, каков!

— Давай потом, — пришлось Николя даже одернуть и кивнуть в сторону Алексея, а то он так бы и продолжал транслировать неуместную сейчас радость.

Алексей был непривычно молчалив и угрюм. Да это и понятно, похороны — мероприятие не из веселых, а уж, когда хоронишь близкого, с которым прожил с десяток лет — тем более. И глубоко не важно, какими были эти годы, хорошими или плохими, человек забирается тебе под кожу, прорастает в тебя своими привычками, жизненным укладом, общими воспоминаниями. И выдирать его приходится с мясом и кровью, даже если между вами не было сильных чувств. Привычка — это тоже своего рода чувство. Мы привыкаем к кому-то, прикипаем, прирастаем, а когда этот кто-то исчезает из нашей жизни, чувствуем себя, мягко говоря, неуютно. А тут еще и убийство и задета профессиональная гордость.

Колька попытался как-то подбодрить родственника, но Алексей ожег его таким взглядом, что мой юный друг тут же замолк. Не стоит соваться к человеку, когда он находится в таком состоянии. В общем, дорога оставила после себя тягостные воспоминания. Мы подъехали к большому старинному особняку в одном из спальных районов города, возле которого собралось довольно много машин.

— Странное место вы выбрали для похорон, — я посмотрела на высокие мраморные колонны, лепнину и французские окна первого этажа. — Как-то мало это напоминает похоронное бюро.

— Это здание ковена, — Алексей впервые за утро, наконец, что-то сказал. — С магами принято прощаться именно здесь.

Возле входа нас встретил Андрей, выехавший в город еще вечером, чтобы проследить за последними приготовлениями. В свете полученной из дневника информации, мне это показалось несколько подозрительным. В поездке не было никакой необходимости. Все вопросы решались в телефонном режиме. Со стремительным развитием современных технологий поездки куда либо для приобретения чего-либо или для получения услуг стали, мягко говоря, не актуальны. Интернет сделал для нас все максимально доступным. Обувь из Штатов? Да запросто! Е-Бей тебе в руки и попутного ветра в спину. Закажи обувку через посредника и через месяц вышивай по главной улице города, преисполнившись гордости от маленькой загогулины с логотипом, отпечатанной на стельке новых туфель. Услуги? Еще проще. Десятки фирм на выбор, готовые эти самые услуги предоставить, да еще и постараются это сделать так, чтобы в следующий раз ты обратился именно к ним. Хотя в случае заказа гроба — это звучит несколько цинично. Но такова селяви. Кто-то рождается, кто-то умирает, а кто-то делает на этом деньги. Именно поэтому вечернее отсутствие Андрея выглядело несколько подозрительным. Хотя, может, я преувеличиваю и стараюсь увидеть того, чего нет и в помине. Не знаю. Может, Андрею нужно было время, чтобы проститься с Мариной без свидетелей? Погоревать в одиночестве, утерев скупую мужскую слезу, отпустить любимую, ведь в толпе этого сделать не удастся. Нда. Красиво излагаю. А если убийца он? Зачем ему нужно было срываться из дома вчера вечером? Да мало ли. Ни одной связной мысли по этому поводу в голову не приходило. Да и с мотивом пока было туго. Убийство из ревности? Как-то мало верится. Мирился же он с тем, что Марина была женой другого. Причем, мирился годами. Прав на нее у Андрея не было. Были чувства. Тайные, заставляющие кровь бежать быстрее, а от того еще более сладкие. Хотя странно, такие отношения долго не длятся, ну пол года, год от силы. Затем чувства постепенно сходят на нет, начиная тяготить обе стороны, постепенно переходя в привычку и тихонько угасая. А тут еще один момент — Марина была женой друга. Не думаю, что это не угнетало Андрея. Не тот он человек, по крайней мере, мне так кажется. И если он пошел на связь с женой друга, то чувства к ней были очень сильны. И что тогда получается? Любовниками они могли быть и дольше года. Марина успела от него устать, на горизонте появился кто-то третий. Вот он ее от глубины противоречивых чувств и кокнул. Почему противоречивых? Да просто все 'Я ж из-за тебя ... нехорошая такая... друга предал, пошел буквально на сделку с совестью. А ты вместо того, чтобы ценить нашла кого-то левого!'. Примерно так. Про амулет и его свойства знал, возможность имел, вроде и мотив нарисовался. Н-дааа. Хватит, не место и не время для умствований. Все равно ничего кроме противоречивого бреда в голову не приходит.

Андрей провел нас в зал с телом. Помещение было большим, пол мраморным, стены расписаны в стиле Бориса Вальехо, только не настолько откровенно эротичные. Основной упор сделан на стихию огня и людей, управляющих, любующихся и сливающихся с ним. Посреди этой красоты на возвышении стоял гроб, вокруг которого кружили молчаливые люди, возлагая цветы и венки. Атмосфера была на редкость угнетающей.

— Мы сегодня собрались здесь, чтобы проводить в последний путь Марину Митрофанову, талантливого пиромага, жену, дочь и просто замечательного человека... — вещал высокий седой мужчина.

Церемония началась пару минут назад, а мне уже захотелось сбежать отсюда, настолько все было пафосно и неестественно. Почему-то не верилось в скорбные лица людей, которые здесь собрались. Зная ее, уверена, практически каждому из здесь присутствующих Марина умудрилась сделать какую-нибудь гадость. Вон мины постные, а в глазах не отражается печаль. Или им все равно? Только стройная, ухоженная женщина в шляпке с вуалью возле гроба искренне плачет.

— Коль, — я тихонько дернула его за рукав пиджака. — А кто та дама в шляпе?

— Ш-ш-ш, — шикнули на меня из-за спины, пришлось отойти в сторону, чтобы нормально поговорить.

— Это ее мать, Евгения Николаевна Лопухина. Говорят, что из тех самых Лопухиных, которые князья, правда это или нет, не знаю. Сейчас модно обрастать титулованными предками, — он обнял меня за плечи. — Ты как?

— Нормально, — отмахнулась я. — Как на похоронах. Ничего приятного, но терпимо.

Ведущий не замолкал ни на минуту, рассказывая всем, насколько замечательным человеком была усопшая. Стоящий с другой стороны гроба Алексей был подавлен и мрачен. Время от времени он ловил на себе взгляды матери усопшей, но подойти и обнять ее не решался, хотя это было логично. Женщина потеряла дочь, он жену, они должны были поддержать друг друга, но почему-то это не происходило.

— Коль, — я опять не утерпела, благо в этом месте мы никому не мешали. — А где ее отец?

— Кого? — не понял он.

— Марины.

— А-а-а, он умер два года назад. Разбился насмерть, хоронили в закрытом гробу, — Николя помрачнел. — Твои сегодня будут?

— Если успеют с самолета, если нет, приедут уже к Алексею на поминки.

— Понятно.

Что ему было понятно, переспрашивать не стала. Все, кто хотел, высказались и отошли в сторону, давая возможность ведущему, довести ритуал до конца.

— Коль, — не утерпела я, следя за действиями мужчины возле гроба. — А кто это?

— Магистр Рыженков, как раз он и курирует пиромагов, я тебе потом о нем расскажу, смотри, ты такого точно не видела.

И, правда, происходило что-то непонятное. Гроб был поднят вверх, никаких видимых механизмов, при помощи которых это могло быть проделано — не было. И я почему-то почувствовала себя присутствующей на очередном представлении талантливого иллюзиониста. Как только гроб достиг определенной точки в пространстве, его тут же окружила прозрачная чуть переливающаяся сфера, грянула торжественная музыка, и внутри сферы полыхнул огонь, да так, что смотреть стало больно. Миг и от огромного огненного шара ничего не осталось, даже горстки пепла.

— Покойся с миром сестра, — почету-то именно эти слова, сказанные магистром, прорвали плотину ранее сдерживаемых эмоций.

— Это все ты! Ты! — к Алексею кинулась мать Марины и ударила его в грудь. — Ты во всем виноват! Если бы не ты, она была бы еще жива!

Алексей молчал, позволяя женщине выплеснуть на него свое горе, а та не унималась.

— Она не должна была быть с тобой, это все глупость Леонида! Он хотел породниться с Митрофановыми. Зачем? Она же тебя не любила! Ох, — она схватилась за сердце и начала оседать к его ногам. — Если бы не ты, она была бы жива!

По лицу бедной женщины градом катились слезы, она замерла у ног Алексея сломанной куклой. К ней подбежал расстроенный Андрей и попытался помочь.

— А-а-а, и ты тут! Любовничек! — прошипела она еле слышно. — Два здоровых мужика, маги не из последних и не убереглиии!

Последнее слово она провыла, входя в раж, раскачиваясь на месте как болванчик. Вокруг матери Марины стали возникать пока крохотные, но уверенные язычки пламени. Не прошло и минуты как они стали набирать силу, но тут же были потушены небрежным жестом магистра Рыженкова. Причем сделано все было настолько походя, что мне осталось только догадываться какой же силищей и опытом он обладает.

— Господа, представление окончено! — рыкнул Рыженков. — Где и во сколько будут проходить поминки, вы знаете.

После этой фразы людей как ветром сдуло.

— Евгения Николаевна, — Андрей пробовал урезонить мать Марины. — Пойдемте, нам пора.

Женщина тяжело встала, все-таки приняв его руку и с трудом, как древняя старуха, поковыляла к выходу.

— Пойдемте, — увещевал ее Андрей. — В час поминки, нужно проводить Мариночку по-людски. Сейчас я вас отвезу.

— В дом этого? — она остановилась и оглянулась.

— Да, — Андрей только тяжело вздохнул, представив последующую реакцию.

— Не поеду! Ноги моей там не будет! Вези меня домой, — она грузно оперлась на его руку, было ощущение, что этот последний порыв выпил у нее все силы.

На Алексея было жалко смотреть, потерянный взгляд, которым он проводил Андрея и мать Марины, наполненный болью и обреченностью, такого он точно не заслужил. Но он быстро взял себя в руки, миг и сжатые пальцы разжались, еще мгновение и успокоились ходящие желваки, лицо стало невозмутимым. В звенящей тишине раздался звонок мобильного, все сразу ожили, стали проверять свои телефоны. Звонил мой.

— Не оставляй его одного, — в трубке раздался голос Андрея. — Делай что хочешь, но не оставляй. Ему сейчас совсем плохо. Он или напьется, или набьет кому-нибудь морду, а ни то, ни другое нам сейчас не нужно. Ситуация не та.

— Хорошо, — только и сказала я, не совсем представляя, как это сделать.

— Тебе нужно продержаться пока я не приеду, сможешь?

— Да, куда я денусь, — я представила, как буду вырывать у него из рук рюмку и мне стало дурно. — А ты долго?

— Час — два максимум, Евгению Николаевну отвезу, сдам на руки родне, а потом вернусь. Пока, — он положил трубку.

— Кто это? — полюбопытствовал Николя.

— Андрей. Ладно, поехали. Только за рулем ты, — я сказала это и только потом посмотрела на Алексея.

— Не нужно, — он тяжело вздохнул и открыл передо мной дверь зала, пропуская вперед, к выходу. — Я в состоянии сам вести машину.

До дома мы добрались удивительно быстро, середина рабочего дня, редкая машина едет в сторону пригородов, в основном все движение в центре города. Вот там заторы, это да, естественно и остановиться негде, так что водители кто, где может там и паркуется. А что делать, если старая часть города не рассчитана на такой поток машин. Киев древний город, а ранее основным критерием ширины улиц были спокойно разъезжающиеся в одном месте кареты, кто же мог предположить, что буквально за сто лет все настолько изменится, а адаптация города под изменившиеся реалии дело неспешное, кропотливое. Нужно учесть и природный ландшафт, и историческую ценность того или иного здания, и только потом принимать решение о реконструкции. В спальных районах, плавно переходящих в окраины дело обстоит лучше, все-таки они строились с учетом изменившихся реалий: и дороги шире, и улицы длиннее. Только вот утром и вечером, когда поток автомобилей из широкой части дороги пытается впихнуться в узкую, не пропустив соседа, становится по-настоящему весело. Все гудят, ругаются, идет сумасшедший выброс адреналина. Народ вечерами получает нужную разрядку, приезжая домой уже порядком выпустив пар, а по утрам заряжается нужным негативом, чтобы успешно выносить мозг подчиненным, двигая родной бизнес вперед, к современному капитализму. Но я несколько отвлеклась.

Возле дома Алексея машин было значительно меньше, чем возле здания ковена. Видимо не все решили поехать загород, чтобы помянуть усопшую. Честно говоря, я ожидала, что не будет никого. В саду еще до нашего приезда был установлен шатер, в котором буквой 'П' стоял стол с закусками. Как только прибыл хозяин, все расселись по местам, и началось. Описывать не буду, ни к чему. Вот только, как и всегда, через какое-то время поминки переросли в банальную пьянку с громким смехом и сальными шутками. Маги, не маги, какая разница? Все мы там будем, традиции одни и те же, живем в одной стране, только у одних чуть больше странностей, чем у других, а так все то же самое — рождаемся, женимся, умираем. Проблемы одни и те же: как заставить своего лоботряса учится, за кого выйдет замуж дочь, куда съездить отдохнуть итак далее. Только у магов к этому добавлены переживания по поводу уровня силы, сохранения наследственности, сокрытия своего существования и развития способностей. Отличия не существенны, поэтому не удивилась, услышав, как более трезвые собратья пытались урезонить разошедшихся, напомнив о причине мероприятия. Те на время умолкали, сразу же сделав постные мины, но минут через пятнадцать, когда хмель в буйных головах превышал критическую отметку, возвращались к прежним, увлекательным занятиям — рассказам анекдотов и обсуждениям последних сплетен.

Маман с отцом так и не появились, за что я им была искренне благодарна. Во Франкфурте была нелетная погода и их рейс отменили, а так как на похороны они уже в любом случае не успели, то обещали приехать уже после окончания очередных переговоров. Логично.

Алексей за столом держался отчужденно. Он был на удивление трезв, выпивая только тогда, когда без этого было никак. Честно говоря, я ожидала другого после просьбы Андрея, думала он напьется и устроит пьяный дебош. Может, так даже было бы лучше, выплеснул все и пошел дальше, а не грыз себя изнутри, мучая мнимой виной. Как правило, такие душевные метания затягиваются на годы, сильно усложняя жизнь, если вовремя не принять меры. Через какое-то время я его потеряла из виду, сначала отвлек Николя очередным обсуждением сессии, слава богу, хоть ему хватило ума не пытаться обсуждать со мной вероятного убийцу при таком скоплении посторонних ушей. Затем еще раз позвонила маман, напомнив, что я обязательно должна принести соболезнования от ее имени не только Алексею, но и Евгении Николаевне, с которой она была необычайно дружна. На мой вопрос, почему она не может это сделать по телефону, я была удостоена получасовой лекции на тему манер, поведения в обществе и уважения к старшим. Как это все вязалось с данной ситуацией, ее волновало мало. Я, было, попыталась вставить несколько фраз, но быстро поняла, что это мало того, что совершенно бессмысленное занятие, так еще и затягивает разговор. В итоге, проговорили мы с ней более сорока минут, а когда я с облегчением положила трубку, Алексея за столом не обнаружила.

— Коль? А где он? — я кивнула на пустующий стул во главе стола.

— Ушел, — он пожал плечами и продолжил есть.

— Как давно?

— Да вот аккурат после того как позвонила твоя мать, — он посмотрел на меня недоуменно. — А что случилось?

— Ничего, — я отмахнулась от него, встала из-за стола и направилась в сторону дома.