По краю огня

— Что поделать? Из песни слов не выкинешь, Стрэттон он и есть Стрэттон. И прямо скажу — в сравнении со своей сестрицей Реджи еще романтик!

— Ты про эту их Вирджинию? — Кассандра потянула на себя лапу Яра, пытаясь развернуть ее подушечками к свету. Клиффорд кисло кивнул:

— Про нее. Образец благоразумия!

— Ну, зато хорошенькая — сам же говорил?

— Ага. Само совершенство, глаза б не глядели...

Вирджиния Стрэттон была блестящей партией, о чем отец Клиффорда не уставал ему напоминать. Ей недавно исполнилось семнадцать, она была хороша собой, умна, блестяще образована и великолепно воспитана. Она прекрасно танцевала, чудесно пела и всегда умела поддержать разговор. Она была богатой невестой и совершенно точно должна была в будущем стать образцовой супругой. В ней даже при желании нельзя было найти ни одного изъяна — и при всем при этом девушки скучнее Вирджинии Клифф еще не встречал. Признавая все ее несомненные достоинства, отдавая должное ее красоте, понимая, что партия действительно крайне выгодная, и не ему, второму сыну, воротить нос от такого сокровища, — он не желал её в жены, хоть его режь. Даже не из-за Кассандры. Хотя, конечно, теперь из-за нее в первую голову, но... Кадет Вэдсуорт вспомнил прошлое лето и те две недели, что провел в Верхнем Предгорье, у Стрэттонов; вспомнил вежливую улыбку Вирджинии, не меняющуюся, что бы ни происходило, словно говорящую: "Мы оба знаем, что вы несете чушь, но раз таковы правила — что ж, женщине на роду написано быть мудрее" — и поежился. В обществе этой девушки он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. И Вирджиния ему ни капли не нравилась.

— Даже ее сумасшедшая сестрица — и та интереснее, — вслух сказал Клифф. — Уж во всяком случае, не такая кислятина!

Кассандра, которой все-таки удалось вывернуть к свету лапу занятого угощением Яра, тихонько фыркнула:

— Да брось! Небось, не так уж плоха эта ваша Вирджиния — ты просто жениться не хочешь!

"Еще как хочу", — подумал молодой человек, глядя на ее склоненную голову. Но благоразумно не стал эту мысль озвучивать.

— Ну, что там? — водя перед мордой дракона очередной яблочной долькой, спросил он. — Заноза?

— Нет. С когтем на прибылом пальце что-то странное, такое ощущение, что вырван и на честном слове держится... Яр! Стой на месте, негодник!

Дракон, раздувая ноздри и косясь на свою наездницу янтарным глазом, послушно замер. Клиффорд сунул ему в зубы заслуженную награду и наклонился к Кассандре.

— Ну-ка, покажи. А-а, первая смена!

— Что?

— Пошевели коготь, — велел Клифф. — Смелее, не бойся, корень там уже подсох, иначе Яр бы тебя вообще к лапе не подпустил. Давай, влево-вправо... Ходит?

— Да.

— А теперь аккуратно тяни на себя, до хруста...

— Клифф! Если он лягнет, от меня только мокрое место останется!

— Тяни, говорю. Всё в порядке. У меня еще две дольки осталось, сейчас я его отвлеку. Кому яблочко?

— Йар-р-р!

— Кэсс, давай!

— Ох, Клифф...

Кассандра покрепче сжала ладонью плюсну и, выдохнув, легонько дернула на себя ходящий ходуном под пальцами коготь. Яр недовольно всхрапнул, раздался тихий, чуть слышный хруст, словно обломили сухую ветку, и в руке наездницы остался черный загнутый коготь.

— Йар-р-р, — укоризненно проскрипел разведчик. Клифф в утешение почесал ему подбородок.

— Молодец, — сказал он, награждая дракона последним кусочком яблока. — Вставай, Кэсс. Там больше нечего искать, новый коготь уже растет, через недельку сама увидишь. А этот спрячь.

— Зачем? — удивилась она, поднимаясь. Клифф закрепил ремень недоуздка на вбитом в стену железном кольце и расстегнул воротничок мундира.

— Это традиция, — серьезно сказал он, вытягивая за гладкую серебряную цепочку еще один черный коготь. Размерами он раза в полтора превосходил коготь Яра. — Первый коготь первой смены — счастливый. Все наездники берегут их на удачу. У тебя же дядя хранитель, странно, что ты не знаешь.

Кассандра склонив голову набок, рассматривала лежащий в ладони коготь. Ну, раз традиция... "Да и удача, пожалуй, лишней не будет", — подумалось ей.

— Надо тогда завтра в кузню зайти, что ли, — сказала она. — Пусть хоть дырку просверлят, для веревочки. Цепь-то, как у тебя, здесь поди найди!

Клиффорд снисходительно улыбнулся:

— Невелика задача — всего-то в десятке миль от столицы! Дать пару монет кому надо, и цепь тебе обеспечат хоть завтра. Только совет: проси стальную, я в свое время форсу ради на серебро польстился, так уже дважды чинить приходилось. Серебро — металл мягкий, рвется только в путь... Кстати, стальную тебе и в лагерной кузнице сделать смогут. Хочешь, я сам завтра коготь им отнесу?

Кассандра, подумав, сунула будущий талисман в карман мундира.

— Нет, — сказала она. — Спасибо, Клифф, но раз традиции — я сама. А то вдруг вся моя удача к тебе перейдет?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Жадина, — весело сказал Клифф. — Ладно, снимай с героя узду, пусть отдыхает. Я подожду снаружи. Коготь не потеряй!

— Не дождешься!

Широко улыбаясь, кадет Вэдсуорт потрепал Яра по шее и вышел, прикрыв за собой решетку стойла. Минут через пять кадет Д"Элтар присоединилась к нему.

— А что, Клифф, — спросила она, когда они уже повернули к казармам, — вторая сестра этого вашего Стрэттона и впрямь сумасшедшая?..

— Кузина Присцилла? — молодой человек, на миг задумавшись, неопределенно развел руками. — Да как сказать! Реджи часто ее так называет, и порой мне кажется, что не зря. А иногда я думаю, что она просто смеется над ними над всеми. Она такая, ну...

— Не от мира сего?

Клиффорд весело фыркнул:

— Вот это уж точно нет. Но без царя в голове, определенно, — не будь она такой рыжей, грешен, я бы решил, что Стрэттоны по отцовской линии ей вообще не родня...

— Клифф! Она ведь твоя кузина и сестра твоего друга!

— И как кузину и сестру друга я ее искренне уважаю, — с преувеличенной серьезностью кивнул он. Кассандра, рассмеявшись, пихнула товарища локтем в бок.

— Балбес ты, Клифф, — ласково сказала она, и кадет Вэдсуорт, пользуясь сгустившейся темнотой, молча и счастливо улыбнулся в ответ.

До отбоя было еще два часа. В одной из мужских казарм лагеря Райленд, целиком отведенной для старшекурсников Даккарая, горели лампы и дрожал под потолком мерный гул голосов. На улице похолодало, поднялся ветер, и все кадеты, свободные от дежурств, собрались здесь. Часть из них оккупировала длинный стол у стены, напротив коек — кто-то корпел над картами, кто-то штудировал учебник, несколько человек писали письма домой. Прочие самозабвенно предавались болтовне и ничегонеделанью. Так же, как и девушки-наездницы, они теперь лишены были отдельных комнат, поэтому привычно разбились на кружки по интересам, и самый большой собрался вокруг койки Виллема Декстера: нынче была среда, а на субботу планировалась небольшая пирушка, и без главного поставщика веселящих напитков было не обойтись... Конечно, военный лагерь во многом отличался от школы, и строгостью дисциплинарных взысканий в том числе, однако при желании договориться с кем надо можно было и здесь. Тем более, что вина Янтарного берега местным командованием ценились не меньше, чем мастерами Даккарая, и шустрый Декстер своей удачи не упустил. Он, вальяжно развалившись на койке, отмечал на длинном списке — кому, что и сколько, шутливо окорачивал любителей угоститься в долг, а в уме прикидывал — успеет ли до пятницы с таким масштабным заказом. Сэмюэл Декстер, отец Виллема, заведовал королевскими винокурнями, за верную службу и принципиальность давно был пожалован десятком собственных, на том же Янтарном берегу, и имел на этом неплохую прибавку к годовому доходу — не в последнюю очередь стараниями наследника. В Даккарае все знали: Декстеры кислятины не подсунут, и пусть услуги их влетали в копеечку, ценителей хорошего вина это не останавливало. В конце концов, оно действительно стоило своих денег!.. В Райленд кадеты прибыли неполных три недели назад, но уже к концу первой весь лагерь знал, где можно разжиться бутылкой-другой крепленого. И Вэл Декстер, на радость отцу, вновь был в своей стихии...

У края стола, почти возле самых дверей, еще один гомонящий кружок собрался вокруг будущего графа Стрэттона. На пятницу, что была еще ближе субботы, планировалась большая игра с участием десятка младших офицеров Райленда, и Реджинальд собирал заявки. "Ну все при деле", — с добродушной иронией подумал кадет Д"Освальдо, переведя взгляд с Декстера на Стрэттона. Потом скосил глаза в сторону соседней койки и, поколебавшись, негромко позвал:

— Рон!

Кадет де Ласси, занятый полировкой именного сигнального рожка, поднял голову:

— А?..

— В турнире участвуешь? Реджи говорит, бой будет грандиозный.

— Нет. Не до карт, знаешь ли...

Энрике понимающе сощурил глаза.

— Полно, Рон, — помолчав, сказал он. — Морковка иной раз пережимает с нотациями, но ты же знаешь, он не со зла. Бросай дуться.

Рука с клочком телячьей кожи, выделанной до бархатной мягкости, замерла. Кадет де Ласси молча нахмурился.

— Я понимаю, — после еще одной паузы добавил Энрике, — легче сказать, чем сделать, но Реджи как лучше хотел. Кривовато вышло, согласен, но всё-таки!

Рональд вздохнул, крутя в пальцах рожок.

— Знаю, — обронил он. — Морковка в своем репертуаре, да и не сержусь я на него — в первый раз, что ли? Так-то он прав, Энрике... Да только ведь как представлю, что эти данзарские выродки хозяйничают теперь в Рыбачьей долине, а наше поместье сгорело дотла — в глазах темнеет!

— Оно сгорело не зря, Рон.

— Да, понимаю, — тот заставил себя улыбнуться. — В конце концов, это ведь просто стены, отстроим заново, дай только срок. Но когда это будет? Наша земля — теперь их, а мы ничего не можем! Отец сидит в Хелвинде, вместе с братом и матерью, я вообще здесь, за демоны знают сколько миль... И вернуться нам некуда.

Энрике тяжело качнул головой.

— Вот это ты брось, — отрезал он. — Есть куда, и всегда будет. А Рыбачью долину погоди солью засыпать, милостью богов, отобьем.

— Чем и как? — горестным шепотом воскликнул де Ласси, роняя свой рожок на покрывало. — Сам же слышал, врага вдвое больше! Даже с тремя лагерями севера!

— Слышал, не глухой. И что? Геон — это не только север, — Энрике оглянулся, придвинулся к краю койки и тоже понизил голос до шепота: — Реджи велел не трепать, но не всё там так просто, Рон. Диверсия — только первая ласточка. Что-то там затевается и, печенкой чую, Данзару оно не придется по вкусу.

Кадет де Ласси с сомнением прищурился, но спорить не стал. Стрэттон был, конечно, та еще хлебная корка, но его прогнозы всегда сбывались. Как плохие, так и хорошие.

— Откуда он только всё узнаёт?.. — буркнул себе под нос Рональд. Энрике пожал плечами.

— Шут его знает, — отозвался он. Хотел еще что-то добавить, но отвлекся — в двери общей спальни вошел кадет Вэдсуорт. Лицо у него было красное от ветра, но такое сияющее, что Энрике, не сдержавшись, громко фыркнул. Рон вопросительно приподнял брови. Потом проследил за взглядом товарища и улыбнулся.

— Ты посмотри, — качнув головой, насмешливо заметил он. — Светится как абажур. И если этот герой-любовник только что не из женской казармы — я съем свою шляпу!..

Энрике рассмеялся.

— Повезло шляпе, — обронил он. Рональд согласно хмыкнул и кивнул подошедшему Клиффорду:

— Как погодка?

— Отличная, — мечтательно улыбаясь, отозвался тот. Сбросил сапоги, растянулся на своей койке позади де Ласси и, закинув руки за голову, прикрыл глаза. Товарищи, пряча усмешки, с пониманием переглянулись. Не будь вокруг так много лишних ушей, кто-нибудь из них обязательно отпустил бы шпильку-другую в адрес расплывшегося наездника, однако обстановка не располагала — поэтому оба молча вернулись к своим занятиям. Рональд, вернув на колени сигнальный рожок, вновь принялся за полировку, Энрике, зевая, раскрыл учебник и, без интереса пробежав глазами страницу, поморщился. Скука смертная! "Вот же у Кэсс сила воли", — ностальгически подивился он, вспомнив прошлый год. Кассандра чахла над учебниками почем зря — даже по воскресеньям, чего Энрике решительно не понимал, и что его, случалось, бесило не на шутку. Тем более, что сам он на такие подвиги был не способен. Впрочем, Клиффа, похоже, и здесь всё устраивало. Молодой человек исподтишка скосил глаза на предмет своих мыслей: Вэдсуорт, лежа на койке, неслышно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, а лицо у него было глупое и счастливое. "Неужели всё-таки обломилось, да не по дружбе?.. — с беззлобной насмешкой подумал кадет Д"Освальдо. — Бывают же чудеса!" Опыта в общении с женским полом у Энрике было побольше, чем у товарища, и он ясно видел — на взаимность Вэдсуорту пока рассчитывать не приходится. Как, впрочем, и кому-либо другому: Кассандра в свои семнадцать была еще сущим ребенком. Когда-нибудь, разумеется, и она повзрослеет, но вряд ли скоро! Энрике сочувственно вздохнул про себя — правда, к стыду своему, не очень-то искренне. Нет, и Клиффу, и Кэсс он желал только добра, и от души порадовался бы за обоих, сложись у них всё, как надо, однако... Его грызла зависть. Даже к этой полудетской дружбе. Потому что в отношении кадета эль Тэйтаны ему самому и на такую малость, увы, рассчитывать не приходилось.

Прощения за свой неблаговидный поступок у герцогини он так и не попросил. Тогда, в ангаре, став невольным свидетелем ее слез, он отступил, побоявшись испортить всё окончательно, а на следующий день приказом короля их всех перевели с Даккарайской пустоши в лагерь Райленд. Трое суток кадеты добирались до столицы верхом, сквозь снег и метель, замертво падая на привалах в своих палатках — и к прибытию на место момент был упущен. Орнелла пришла в себя, позаботившись о том, чтобы возможности застать её врасплох у кадета Д"Освальдо больше не появилось. Где бы она ни находилась теперь, рядом всегда был то-то еще: подруги, другие кадеты, мастера или преподаватели, и даже в драконьем ангаре застать ее в одиночестве не представлялось возможным. На улице или по дороге к загонам, если пути их пересекались в толпе, она проходила мимо не шевельнув бровью, словно Энрике вообще не существовало, в столовой смотрела куда угодно, только не на него — и это было невыносимо. Неотступное чувство вины преследовало Энрике с утра до ночи, но хуже всего было то, что чувство это отнюдь не являлось единственным: он смеялся над безнадежно влюбленным Клиффом и сам не заметил, как наступил в ту же лужу. Вот только если Вэдсуорту еще могла улыбнуться удача, то его другу об этом нечего было даже мечтать.

Хотя он, конечно, мечтал. Молча, втайне от всех и даже порой от себя самого — мечтал о том, чтобы она хотя бы вновь его возненавидела, да что в тех мечтах было пользы? Даже сдержись он тогда, в пещере на Белом хребте, шансов у него было бы не больше, чем сейчас. Эта девушка была не для него. Для такого, как он, она была слишком хороша. И всё равно он провожал ее взглядом, не в силах порой оторвать глаз от длинной золотой косы, он караулил ее в темноте у казармы, у драконьих ангаров, у офицерского корпуса — сам не зная, зачем, и день ото дня всё глубже загонял себя в омут черной тоски. Он хотел ее — всю, без остатка, с ее высокомерием и великосветской спесью, с ее презрительной усмешкой, с ее непомерным самомнением, затмевающим даже ее красоту... И он понимал — с тем же успехом можно было замахнуться на королеву.