По краю огня

Глава I

Несмотря на погоду, к северо-западному побережью Геона данзарский флот продвигался уверенно — шторма и ураганы, верные спутники февраля, смогли лишь немного замедлить врага, но остановить оказались не в силах. Сотня его бомбардиров, что шла своим ходом в авангарде флотилии, тоже, увы, вполне стойко держалась. И пусть Геон ждал непрошеных гостей, подтягивая к Волчьим холмам людей и драконов из своих северных лагерей, на благополучный исход грядущей встречи никто особенно не надеялся.

Однако дурным предчувствиям старались не давать ходу. Тайная канцелярия свое дело знала: народ Геона пребывал в неведении относительно реального положения дел на западе, в столице было спокойно, а королевский дворец жил своей жизнью — привычно мирной, пусть до сих пор и окрашенной в траур по Стефании Первой. Рояли и клавесины молчали, укрытые чехлами, придворные ходили с постными лицами, стараясь перещеголять друг друга в демонстрации своей скорби государю, а государь делал вид, что верит. Рауль Норт-Ларрмайн горевал непритворно, но, в отличие от всех остальных, на скорбь у него просто не было времени. От него донесения разведки никто не прятал. И ничего хорошего в тех донесениях было — враг шел вперед, не считаясь с потерями, сил было недостаточно, союзники не торопились с помощью, и то, чем всё это закончится, была тайна, покрытая мраком.

Впрочем, загадок хватало и здесь, во дворце. Точнее — под ним, в самом сердце горы, куда вел заброшенный тайный лаз, и где буревестники графа Бервика обнаружили мертвого стража с амулетом на шее. Как выяснилось, руки на себя безымянный маг наложил сам: предсмертная записка, найденная перед ним на столе под слоем пыли, говорила об этом прямо. И пусть она была больше похожа на исповедь, она лишь приоткрыла завесу тайны, только прибавив вопросов...

Король Геона, склонив голову над пожелтевшим листком, густо исписанным мелким разборчивым почерком, читал и задумчиво хмурил брови. Граф Бервик, сидя в кресле напротив, молчал: прежде чем явить находку королю, он сам перечел ее раз десять и практически выучил наизусть — жаль только, несмотря на обилие подробностей, конкретики там всё равно было немного. "Взялся предупредить — так говори прямо! — сердито подумал граф об авторе предсмертной записки. — Но нет же! Одни завывания, почти ничего по факту, а мы теперь голову ломай, что со всем этим делать!" Он, поморщившись, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Рауль, отвлекшись, мельком взглянул на соратника поверх листа и вернулся к чтению.

"...мы полагали его оружием и оказались правы — но, увы, лишь в том, что нет от него спасения. Мы дорого заплатили за свою самонадеянность. Тысячи жизней унес огонь за стенами Мидлхейма, но много больше забрала наша преступная вера в то, что Хаос может быть управляемым. В летописях нас назовут победителями, но мы проиграли — принеся в жертву тех, кого хотели защитить.

Последней своею волей мой король обязал меня избавиться от Осколка, дабы никто из его потомков не повторил его ошибки, — и я обещал, понадеявшись на верность тех, кому не стоило верить. Молодость не знает осторожности, и новый король уже отдал приказ. Милостью богов, я успел предотвратить самое страшное, однако исполнить волю своего повелителя у меня уже недостанет сил. Я заставил их замолчать — всех тех, кто знал о пути в это место, я обрушил своды, отрезав Осколок от всего остального мира, я повредил механизм и запер люк изнутри. Я залил швы свинцом, подрубил сваи и вернулся сюда — эта комната станет моей могилой. Мертвые не говорят даже под пытками.

Однако вера человека в собственные силы так же неистребима, как его тяга к Знанию. И я пишу это — в предупреждение и назидание тем, кто когда-нибудь всё же найдет меня и доищется правды. Заклинаю тебя, читающий эти строки, не повторяй наших ошибок! То, что ты найдешь здесь, станет твоей погибелью, и все сокровища мира вовек не облегчат ту тяжкую ношу, что ты примешь вместе с печатью Хаоса — он не знает законов, он не имеет хозяев, и даже обращенный во благо, несет только смерть. Оставь мои кости и не вскрывай саркофаг, как бы ни велик был соблазн прикоснуться к тайне. Выполни то, что завещал мне мой несчастный король: избавься от Осколка, верни его туда, откуда он был взят, а если не сможешь — запечатай двери, как я это сделал когда-то, и постарайся забыть то, что узнал. Не всё сокрытое должно увидеть свет, иному место во тьме — навечно".

Подписи не было. Рауль Норт-Ларрмайн опустил лист на стол и задумчиво сдвинул брови.

— Кто был этот бедняга? — помолчав, спросил он. Бервик сунул руку в карман камзола, вынул какой-то небольшой предмет, завернутый в носовой платок, и подал его государю. Рауль развернул подношение.

— Похоже на фрейлинский шифр, — сказал он, покрутив в пальцах тяжелый треугольник потемневшего старинного золота с орнаментом в виде трех свившихся в узорчатый клубок змей. Граф кивнул:

— Шифр и есть, ваше величество. Когда-то этот знак носили верховные маги Геона. Мы сняли его с балахона мумии в замурованной комнате.

— Значит, верховный маг, — протянул Рауль. — Очень интересно. Жаль, в предсмертной записке не было указано имени. А в других документах?

— Мы еще только начали дешифровку, — пожал плечами Бервик, — и пока ничьих имен там не фигурирует, но это не важно. В своей записке несчастный сказал более чем достаточно — помните "огонь за стенами Мидлхейма"?.. К самой столице данзарские войска подходили лишь раз за всю нашу историю, сто тридцать шесть лет назад, в правление Трельона Восьмого.

— Трельон Затворник? — краем губ улыбнулся Рауль. — Тот самый, что подарил миру защитные амулеты?

— Именно, ваше величество. И прожил до девяносто трех лет, за год до смерти выйдя победителем из очередной войны с Данзаром. Мы подняли летописи за тот период — последние двадцать лет жизни Трельона Восьмого должность его верховного мага занимал достопочтенный Саймон эль Хаарт. Пропавший без вести в ночь смерти своего повелителя.

Рауль недоверчиво прищурился:

— Эль Хаарт? Уж не предок ли нынешнего магистра алхимии?

— Он самый, ваше величество. Пра-пра-прадед по отцу, если я ничего не путаю... Учитывая содержание всё той же записки, осмелюсь предположить, что пропажа нашлась.

Король Геона, непонятно усмехнувшись, качнул головой.

— Да, — помолчав, отстраненно заметил он, — древние могилы, что и говорить, таят в себе немало неожиданностей. Значит, Осколок? Я так понимаю, того самого Сердца Хаоса? Занятно. И откуда же он взялся здесь, Натан?

Граф тихо хмыкнул в ответ:

— Не взялся, ваше величество. Взяли. И привезли. Полагаю, по приказу самого Трельона Восьмого — и при участии покойного мэтра.

— С Запретного острова?

— Вероятно. Больше неоткуда было. Ума не приложу, как они это провернули, но расшифровка найденных документов идет полным ходом, думаю, скоро мы это выясним. Тем более, кое-что у нас уже есть — монография о Сердце Хаоса. Я посадил за нее номера Третьего, при его увлеченности темой долго ждать нам не придется, тем более, что от "монографии" там одно название — верно, архивариусы Бар-Шаббы не знали, как еще эти три листа в опись приткнуть!.. Кстати, Третий клянется, что кроме строчки в означенной описи он в школьных архивах больше ничего не нашел. Даже в опечатанном секторе.

— Документ выкрали?

— Похоже на то. Трельон Затворник был известен тем, что никогда не покидал столицы, однако знал всё, что происходило за ее пределами, включая вотчины других королей. Его агентурной сети, пожалуй, позавидовал бы и наш Птицелов!

— И как же тогда эти "сети" проморгали данзарские войска у себя под самым носом?..

Рауль насмешливо вздернул брови, и соратник развел руками:

— Трельон Восьмой был никудышным тактиком и еще худшим стратегом. Он до последнего пытался решить дело миром, не слушая своих полководцев, а Данзар, пользуясь этим, затягивал переговоры, одновременно всё больше продвигаясь вглубь страны. Результат вы знаете.

Король Геона бросил задумчивый взгляд на стол.

— Теперь уже не уверен, — обронил он. — Я знаю то, что прочел в летописях, но историю пишут победители. И один из них на смертном одре назвал себя проигравшим. Что это был за огонь, Натан, "унесший тысячи жизней"? Магия?

— В летописи обозначено так.

— А по факту?

Бервик прикрыл глаза, вспоминая.

— Огонь действительно был, ваше величество, — помолчав, отозвался он. — И да, рожденный Силой — на стены подняли всех боевых чародеев, кто еще мог сражаться... Но как оно там обстояло на самом деле, боюсь, мы уже не узнаем. Вы совершенно правы, историю пишут победители. Однако кое-какие крохи нам всё же достались: магический резерв Данзара был вдвое выше. Но, тем не менее, полег весь, — граф сделал паузу и добавил: — Вместе с теми, кто держал оборону на стенах.

— Защитникам столицы тоже досталось?..

— Только отмеченным даром. Включая магистров щита и алхимии, находившихся рядом с Трельоном Восьмым на той самой стене. Что характерно, и самого короля, и его приближенных из числа обычных людей чаша сия миновала.

Рауль Норт-Ларрмайн, морща лоб, бросил взгляд на копию предсмертной записки.

— То есть, — с сомнением уточнил он, — верховного мага там не было?

— Неизвестно, ваше величество. По идее, должен был быть. Но...

Он, не договорив, снова развел руками. Король Геона медленно покачал головой:

— Понятно,— обронил он, — что ничего не понятно! Ну да ладно. В любом случае, сначала надо расшифровать все найденные записи — и потом уже думать, стоит ли трогать этот Осколок.

Бервик вслед за другом скосил глаза в сторону предсмертной записки и шевельнулся в кресле.

— Осмелюсь заметить, ваше величество, что достопочтенный Саймон эль Хаарт знал толк в своем деле. И зубы, согласно воспоминаниям современников, имел не хуже, чем у нашего Птицелова, — однако предпочел похоронить себя заживо, только бы не допустить, чтобы содержимое "саркофага" попало в руки наследника Трельона Восьмого. Вероятно, Осколок — действительно мощное оружие.

— Вот именно, — коротко уронил Рауль Первый. — Я понимаю, о чем ты, Натан. Но никогда не знаешь, что будет завтра...

Он сложил вдвое лежащий перед ним листок и вместе с золотым шифром вернул соратнику.

— Прибери в надежное место, — сказал он. — И пусть буревестники поторопятся с дешифровкой. Замурованную комнату пока не трогайте, оставьте до выяснения — понятия не имею, что там в действительности хранится под ней, но лучше не рисковать. По крайней мере, до тех пор, пока мы точно не выясним, с чем имеем дело.

— Будет исполнено, ваше величество.

Граф убрал копию предсмертной записки во внутренний карман мундира, туда же отправил вновь обернутый платком шифр верховного мага и, повинуясь короткому кивку государя, вышел. Двери за ним бесшумно закрылись. Рауль Норт-Ларрмайн, поерзав в неудобном кресле, встал и подошел к окну. За стеклом стоял хмурый январский день — серое небо, серое море, темно-серые скалы... Его величество Когдэлл Четвертый, прежний владелец кабинета, мало времени проводил в своих покоях, и теперь его внук понимал, отчего. Пейзаж за окном навевал глухую тоску. Неудивительно, что Стефания Первая выбрала для себя апартаменты в другой части дворца!

Воспоминание о покойной бабушке отозвалось в сердце тянущей болью. Он скучал по ней. Ему не хватало ее поддержки, ее тепла, ее мудрости и опыта. Да, конечно, остался эль Гроув, у которого этого самого опыта через край, остался Натан, осталась Амбер, да только... Рауль отвел взгляд от замершей глади моря и опустил голову. Все эти люди не могли заменить ему ту, что упокоилась под гробовой плитой в главном храме Танора. И к Мэйнарду Второму у него был теперь свой, личный счет.

Обедал король Геона в одиночестве, к которому за время своего недолгого правления уже попривык — при том, что почти ни разу со дня коронации, с раннего утра и до поздней ночи, не оставался один. Где бы он ни был, что бы ни делал, вокруг клубилась свита, почти целиком состоящая из дворянства разной степени родовитости, но с неизменно большими карьерными планами, — и даже гвардейцы в этой толпе смотрелись бледно. Наедине его величеству удавалось остаться разве что с Бервиком или верховным магом, но это была капля в море.

Рауль Норт-Ларрмайн отнюдь не являлся отшельником по своей природе. Ему всегда нравилось быть в гуще событий, нравилась придворная суета, нравилось чувствовать свою значимость — но не теперь. Слишком много и слишком быстро свалилось на его плечи. Он оказался лицом к лицу с войной, с противником много сильнее его самого, он тяжело переживал смерть Стефании, беспокоился о будущем своей страны, и вся эта людская орава, без которой отныне он шагу ступить не мог, давила ему на горло. И одиночество его было иного свойства — то одиночество, что ведомо лишь королям, волей священной крови отрезанным от тех, кто им на самом деле близок и дорог... Нынешний день исключением не стал: несмотря на заполненную людьми обеденную залу, Рауль Первый был один. Граф Бервик вместе с верховным магом и королевским казначеем готовил штурм крепости под именем "Алмара", а королеве главный дворцовый лекарь еще две недели назад предписал строгий режим, невзирая на все ее уверения в прекрасном самочувствии. "Ее величество из тех людей, что склонны недооценивать пользу профилактики, — сказал Раулю главный лекарь. — Однако в иных ситуациях это необходимо. Даже при крепком здоровье и той выносливости, что подарил ее величеству Даккарай, в ее положении стоит поберечься. Сейчас самый опасный период, а на плечи ее величества и без того в последнее время легло много забот, это может иметь самые непредсказуемые последствия — не только для ее собственного здоровья, но и для жизни будущего наследника. Я категорически настаиваю на полном покое". Рауль, со всем пониманием выслушав лекаря, кивнул и согласился. Беременность не болезнь, но скольким женщинам она стоила жизни? А одну королеву Геон уже потерял — и его король не имел никакого желания следом за ней провожать в чертоги Танора вторую. "Я беспокоюсь о вас, дорогая, — сказал он жене. — И пусть я скорее поверю вам, чем всем лекарям вместе взятым, однако мы с вами, увы, теперь принадлежим не себе, но Геону! Если есть хоть малейшая вероятность неблагополучного исхода, стоит учесть все риски". Ее величество покорно склонила голову и стала затворницей. Всего на месяц, как уверял королевский лекарь, и Рауль от души надеялся, что так оно и будет, но ему всё равно было жаль Амбер. Ей, привыкшей к простору Северных гор и свежим ветрам Даккарайской пустоши, нелегко давалась жизнь при дворе, а теперь она и вовсе оказалась запертой в своих покоях. Нет, она не жаловалась. Но несмотря на безропотное выполнение всех предписаний день ото дня становилась все тоньше и прозрачней, а в ее спокойных серых глазах поселилась печаль. Раулю тяжело было это видеть. Поэтому он использовал любую возможность, чтобы хоть раз в день, хоть ненадолго навестить супругу — не сказать, чтобы Амбер так уж радовалась его визитам, но во время них она хоть ненадолго оживала. Уже и это было неплохо.

Покончив с трапезой, Рауль Первый изъявил желание увидеть королеву, и желание это было немедленно удовлетворено. Вскоре знакомые двери, все изукрашенные позолотой, распахнулись перед его величеством и его свитой. В просторной гостиной, заполненной фрейлинами, Амбер не обнаружилось, а поднявшаяся навстречу королю госпожа де Вей — первая статс-дама Стефании Норт-Ларрмайн, перешедшая практически по наследству к новой королеве в том же высоком статусе, доложила Раулю, что ее госпожа в своей опочивальне.

— Ее величество отдыхает после обеда, — присев в глубоком поклоне, сказала статс-дама. — Если позволите, ваше величество, я немедленно доложу...

— Благодарю, госпожа де Вей, — отозвался Рауль, разворачиваясь в сторону короткого коридорчика за опущенной бархатной занавесью, что вел к личным покоям Амбер. — Но, полагаю, король может обойтись без доклада. Надеюсь, всё благополучно?..

— Да, ваше величество. Господин главный лекарь навещал королеву утром. Он был немного обеспокоен ее плохим сном и аппетитом, — старшая фрейлина, печально опустив глаза, вздохнула. — Но касательно остального, сказал он, нет нужды волноваться.

— Рад это слышать.

Государь кивнул своей свите, выразительно посмотрел на Франко Д"Ориана, что с некоторых пор исполнял обязанности не только главы королевской охраны, но и особо доверенного лица короля, после чего покинул гостиную. Гвардейцы приняли на караул у бархатной занавеси, свита скисла, фрейлины королевы расслабились и понемногу предались прежним занятиям. Едва складки бархата сомкнулись за спиной Рауля Первого, гостиная вновь наполнилась голосами и мелодичными звуками клавесина. А его величество, миновав темный коридорчик и оказавшись в личных покоях супруги, прошел мимо закрытых дверей кабинета к маленькой гостиной. Здесь было тихо и пусто, только у дверей в опочивальню королевы Геона сидело несколько скучающий фрейлин ближнего круга Стефании Норт-Ларрмайн, что следом за первой статс-дамой перешли к ее преемнице. Среди них король заметил и двух рослых фрейлин-"грендерш", что во время оно обеспечивали передвижение покойной государыни, и которых та терпеть не могла. "Они-то здесь зачем? — про себя удивился Рауль. — Или Амбер уже и ходить запретили?.." При виде короля дамы резво подхватились с кресел и одновременно присели в глубоком поклоне, нестройным хором приветствуя его величество. Тот улыбнулся в ответ и прошел к супруге.

В королевской опочивальне было сумрачно и до того жарко натоплено, что у Рауля с порога заперло дух. Окна, судя по всему, законопатили наглухо и не открывали несколько дней подряд, а камин пылал чистым кузнецким горном. Амбер лежала на огромной кровати, со всех сторон обложенная пуховыми подушками и до самой груди укрытая меховым пологом. Глаза ее были закрыты. Рядом, в креслице у изголовья, с книжкой в руках сидела молоденькая фрейлина в мелких светлых кудряшках, и вслух читала ее величеству какой-то роман. Подняв глаза на тихий скрип дверных петель и узрев входящего короля, девушка умолкла и выронила книгу.

— Ваше величество!.. — дрогнувшим голосом пролепетала она, вскакивая и тут же низко приседая в поклоне. Государь улыбнулся. Фрейлина была еще совсем дитя, ей только-только исполнилось шестнадцать, при дворе она появилась лишь месяц назад — и до сих пор в присутствии короля робела и терялась, что Рауль находил чрезвычайно забавным.

— Прошу прощения, дамы, — весело сказал он. — Надеюсь, мое внезапное вторжение не прервало историю на самом интересном месте?..

Девушка еще больше сконфузилась, пролепетала что-то едва слышное и, наклонившись, подняла с ковра книгу. Амбер открыла глаза.

— Ваше величество, — эхом повторила она вслед за своей фрейлиной, приподнимаясь на подушках. По губам ее скользнула тень улыбки. — Какая приятная неожиданность. Может быть, кофе?..

— Не откажусь, — сказал Рауль, огибая кровать. — И с полдюжины малиновых пирожных, пожалуй!

Королева посмотрела на фрейлину:

— Маргарита, передай госпоже де Вей, пусть распорядится.

— Как прикажете, ваше величество, — прошелестела та. Потом с каким-то благоговейным ужасом взглянула на короля, опять присела и торопливо засеменила к двери. Рауль, глядя ей вслед, тихонько фыркнул.

— Кажется, — обронил он, усаживаясь в освободившееся кресло, — бедняжка боится меня до полусмерти. Ума не приложу — неужели я столь грозен, что привожу девиц в трепет одним своим видом?

Амбер улыбнулась снова, уже не так бледно и вымученно.

— Маргарита еще не привыкла к придворной жизни, — сказала она, садясь в постели. Рауль, издав еще один добродушный смешок, склонил голову набок и взглянул на жену.

— Я заметил. Вам нравится это дитя, дорогая?

— Она очень старается, — подумав, сказала Амбер. — И правда очень мила.

— Да, двор ее еще не испортил, — согласился Рауль. Потом скосил глаза на лежащую на столике у кровати книгу и с удивлением приподнял брови: — "Повесть о добродетели"? Не знал, что вы любите романы.

— А я и не люблю, — с тихим вздохом отозвалась жена. — Но господин главный лекарь считает, что мне это на пользу. Чтобы исключить, как он выражается, "ненужное волнение ума"... Я даже не вслушиваюсь, когда Маргарита читает. Из всей книги только имя главной героини запомнила: Клотильда.

Рауль крякнул.

— И повернулся же язык у родителей назвать так собственную дочь? — обронил он. Потом снова покосился на обложку и добавил: — Хотя истинная добродетель, похоже, просто обязана вызывать зевоту!

Амбер опять улыбнулась, и ободренный этим супруг улыбнулся в ответ. А потом, закрепляя успех, хитро прищурился:

— Хотите, я пришлю вам парочку военных монографий?

Королева тревожно оглянулась на двери опочивальни.

— А как же господин главный лекарь?.. — понизив голос, неуверенно спросила она, однако в серых глазах зажглась надежда. Король негромко фыркнул себе под нос и поморщился:

— Господин главный лекарь бывает необуздан в своем стремлении приносить пользу! Во время оно даже ее покойному величеству стоило больших трудов не поддаться искушению и не отправить его на покой. Я не спорю, свое дело он знает — но порой так трясется над соблюдением предписаний, что делает только хуже... Так что насчет монографий? Прислать?

Амбер благодарно кивнула. Рауль склонил голову — мол, считайте, что уже сделано, и утер ладонью взмокший лоб.

— Вы так мерзнете, дорогая? — обернувшись к пылающему камину, спросил он. Супруга снова вздохнула.

— Наоборот, ваше величество. Здесь невыносимо душно, да меня еще постоянно кутают... Я понимаю, зима, и господин главный лекарь опасается сквозняков — но я ведь не всё свое время провожу в спальне. Не знаю, почему нельзя хотя бы проветрить немного, пока меня нет.

Рауль, глядя в ее бледное лицо, нахмурился.

— И много того, что еще вам нельзя? — задумчиво спросил он.

Амбер понурилась.

— Гулять, — отозвалась она. — Даже на балкон меня не выпускают. Еще нельзя много ходить, резко вставать, играть на клавесине, смотреть на луну, есть крольчатину...

— Боги-хранители! — не выдержал его величество. — А кролики-то чем провинились?!

— Есть примета, что ребенок тогда может родиться с заячьей губой.

Государь в сердцах хлопнул ладонью по подлокотнику кресла:

— Похоже, — сердито сказал он, — кое-кто до сих пор живет суевериями!

С губ королевы слетел новый печальный вздох. Рауль покачал головой и взял супругу за руку.

— Теперь я понимаю, отчего вы плохо спите и куда исчез ваш аппетит. В таких-то условиях и я больше недели не протяну — а в вашем положении, и без того нелегком... Кофе, я так понимаю, вам тоже нельзя?

Она покачала головой и добавила совсем тихо, почти что жалобно:

— Пирожные тоже. И молоко, и фрукты, и... и, в общем-то, практически всё.

Король выпрямился.

— Ну, это уже слишком! — заявил он. — А можно что? Давиться пустым бульоном, прея под кипой одеял в этой бане, и внимать мудрости добродетельной Клотильды?

Амбер опустила глаза. Рауль передернул плечами и умолк, задумчиво поглаживая лежащие в ладони тонкие пальцы жены. Обычно он навещал королеву перед ужином, и в большой гостиной, полной фрейлин, под веселое пение клавесина, истинное положение дел не бросалось ему в глаза. Он, конечно, видел, что Амбер приходится непросто, но о масштабах бедствия даже не догадывался. Окружающие же, по всей видимости, не видели в этом ворохе ограничений и правил ничего особенного. "Приметы, традиции, какие-то дикие суеверия, — мрачно думал Рауль. — И всё во благо драгоценного наследника, надо полагать!" Он качнул головой. Помянутый наследник был для него важен, но королева таяла на глазах, задыхаясь в кольце предписаний и запретов, и его величество очень сомневался, что это пойдет на пользу будущему принцу или принцессе. Ладно еще сквозняки — но с молоком и фруктами что не слава богу? И к чему, во имя Танора, топить так, что даже стекла оконные плавятся?..

Двери опочивальни распахнулись. Вернулась молоденькая фрейлина, а с ней — две "гренадерши" с серебряными подносами в руках. На первом подносе возвышались кофейник, маленький фарфоровый чайничек и две чашечки, а на втором — красиво уложенные горкой пирожные. Малиновые, как велел король, и которые на самом деле куда больше него любила королева. Поймав тоскующий взгляд супруги, брошенный ею на недоступное лакомство и тут же упершийся в пол, Рауль расправил плечи.

— Оставьте кофе на столике, — велел он фрейлинам. — И передайте госпоже де Вей, что я хочу ее видеть. Немедленно. Маргарита, вы пока можете отдохнуть вместе с другими дамами в большой гостиной, за ее величеством я поухаживаю сам.

— Как вам будет угодно, сир, — прошептала девушка. Все трое вышли, и неполную минуту спустя порог королевской опочивальни переступила взволнованная статс-дама. Юная Маргарита прибежала к ней бледная, едва ли не заикаясь, и госпожа де Вей не на шутку встревожилась.

— Вы желали меня увидеть, ваше величество? — не теряя присутствия духа, спросила она. — У вас будут для меня какие-то распоряжения?..

Король Геона, склонившийся над кофейным столиком, выпрямился.

— Да,— сказал он. — С нынешнего дня спальню ее величества вы лично будете проветривать дважды в день и особенно хорошо — перед сном. Если ее величество пожелает выйти на балкон — вы лично позаботитесь о том, чтобы ее желание было выполнено, и чтобы она при этом не простудилась. Вы распорядитесь убавить количество дров в камине, чтобы здесь можно было хоть как-то дышать. А если ее величество захочет съесть что-то, отличное от постного мяса или куриного бульона, вы позаботитесь лишь о том, чтобы это "что-то" было свежим и в нужном количестве. — Рауль Первый сделал короткую паузу, бросил взгляд на прикроватный столик, где лежала "Повесть о добродетели" и добавил, указав на роман: — А вот это, будьте добры, отошлите обратно господину главному лекарю! Если ее величеству захочется что-то прочесть, она выберет книгу сама. Вам всё понятно, госпожа де Вей?

Первая статс-дама, не теряя лица, степенно присела в поклоне:

— Да, ваше величество. Будет исполнено, ваше величество.

— Прекрасно. В таком случае, можете быть свободны.

— Как прикажете, ваше величество.

Она поклонилась королеве и с достоинством выплыла из опочивальни. Рауль как ни в чем не бывало наклонил кофейник над чашечкой, потом наполнил вторую мятным чаем — для жены, пристроил обе чашечки на поднос с пирожными и развернулся к кровати.

— Спасибо, ваше величество, — тихо сказала Амбер, не сводя глаз с украшенных свежими ягодами малины пирожных. Ее бледные, ставшие почти восковыми щеки окрасила слабая тень румянца. Рауль улыбнулся.

— Кофе я вам все-таки предложить не рискну, — сказал он, ставя поднос прямо на одеяло и протягивая жене салфетку. — Но от десерта вреда не будет, ведь так же?..

Амбер неуверенно кивнула. И вслед за салфеткой приняв из рук мужа тарелочку с пирожными, что так головокружительно сладко пахли сливками и ванилью, улыбнулась в ответ.

Глава II

"Буря настигла "Аянг" в двадцати милях от побережья. Бриг сбился с курса и налетел на рифы у скрытого в ночном тумане острова — Хар-Салхи выжил чудом. Корабль его был разбит, команда погибла, но тем, кто его преследовал, повезло больше. Их легкий парусник стихия пощадила, а их самих уцелел добрый десяток. С ними со всеми Хар-Салхи бы не справился. Вокруг была тьма, остров был ему незнаком, но сверкнувшая над головой молния подсказала путь к спасению: в черном проломе скал Хар-Салхи заметил тропу. Она вела наверх, прочь от берега. Разбойник, прячась за валунами, обошел погоню и ринулся вверх по тропе. Буря лютовала. Свистел ветер, ноги скользили по камню, а руки напрасно искали, за что уцепиться, — здесь не было даже мертвой растительности. Хар-Салхи бежал вслепую, оскальзываясь на поворотах и слыша позади звуки погони. Тропа вывела его наверх, к пустой каменистой площадке, что обрывалась покатым спуском вникуда. Сверкнула в грозовом небе и тут же погасла очередная молния, а следом в наступившей темноте капитан "Аянга" увидел свет. Дрожаще-алый, словно пламя одинокого костра, он на мгновение выступил из мрака далеко впереди — и почти сразу поблек под новой ослепительной вспышкой. Поблек, но не исчез. Хар-Салхи воспрянул духом. Оглянувшись назад, он стремительно пересек площадку и покатился с кручи. Направление он запомнил, а где огонь — там и люди. Если повезет — большое селение, одному человеку там легко затеряться, а десяток варваров неминуемо обратит на себя внимание... Каменистый спуск, тоже лишенный растительности, окончился у подножия леса. Разбойник, уцепившись за низко висящую ветку, поднялся на ноги и обернулся. Погони отсюда не было слышно. Хар-Салхи перевел дух и повернулся к лесу. Тот был голый, несмотря на самый разгар лета, а от ветки, которую Хар-Салхи всё еще сжимал рукой, тянуло холодом. Капитан "Аянга" потянул ее на себя, но она не шелохнулась. Над головой вновь ослепительно сверкнула молния, и пальцы разбойника, дрогнув, разжались. Лес был каменный. Хар-Салхи попятился, но в тот же миг за спиной его, прорвавшись сквозь шум дождя, загрохотал камнепад. Преследователи следом за ним катились с кручи. Выбирать было не из чего — разбойник поднырнул под веткой и запетлял меж застывших стволов. Алый свет впереди становился всё ближе и жарче..."

Лист кончился. Граф Бервик, вздохнув, отложил его в сторону и потянулся за следующим. Сидящий по другую сторону стола над чертежами Райан Рексфорд кивнул понимающе.

— Может, зря мы Третьего к той монографии допустили, ваше сиятельство? — спросил он. — Ведь как с ума сошел, клянусь богами, — а может, уже и сошел. Пересказать вам в двух словах?

— Работай, — качнув головой, усмехнулся граф. — Три листа я уж как-нибудь осилю. В целом-то перо у него бойкое — еще бы не увлекался...

Номер Второй поморщился. По его мнению, означенное "перо" верному последователю теории Пятен Хаоса следовало бы укоротить раз в пять. Уснешь, пока дочитаешь! Кому нужны эти красивости полуторавековой давности? Райан, сердито фыркнув, вновь склонился над чертежом подъемного механизма, а номер Первый взял в руки очередной лист, исписанный аккуратными округлыми буквами, и придвинул к себе свечу.

"...оставив позади каменный лес, Хар-Салхи оказался у подножия холма — такого же голого и каменистого, как берег. Разбойник взобрался на самую его верхушку и вгляделся вперед. Алый свет во тьме призывно сиял — и Хар-Салхи поспешил на зов. Он несся сквозь ночь как загнанный зверь, уже понимая, что никакой деревни и людей там, впереди, не найдет, но поворачивать вспять было поздно, а прятаться негде. Холмы вывели беглеца к подножию одинокой, расколотой надвое скалы: в самом сердце её чернел неровный провал. Свет шел оттуда — мерцающий, будто живой, словно кто-то огромный дышал и шевелился там, в глубине. Стало еще холоднее. Хар-Салхи опять оглянулся — преследователи не отставали — и тенью скользнул в расщелину. Она была усыпана мокрыми обломками камня, ход сужался с каждым шагом, зато алый свет становился всё ярче — а холод всё нестерпимей. Дрожа, разбойник пробирался вперед, прислушиваясь к неразборчивой ругани за спиной: плечистые варвары, в отличие от низкорослого и сухощавого эйсерца, расщелину преодолевали с трудом. Взрытый молнией лаз вильнул кривым изломом и кончился. Хар-Салхи оказался в пещере. Огромной, с развороченной дырой вместо потолка, сквозь которую хлестал дождь, и стенами, что были густо усеяны ярко-алыми крупными гроздьями странного минерала, напоминающего рубин. Свет шел от них. И леденящий холод, как в следующее мгновение понял беглец, тоже. Гроздья жарко горели, но не отдавая тепло, а вытягивая его — даже, казалось, из самого воздуха. Капитан "Аянга" окинул пещеру взглядом, и сердце его упало. Второго выхода из нее не было. Он сам загнал себя в ловушку..."

Номер Первый тоскливо вздохнул в очередной раз.

— Где де Шелоу? — спросил он.

— Домой уехал, — делая какие-то отметки на чертеже, отозвался Рексфорд. — Ну, то есть как — уехал? Скорей уж вытолкали.

— Немудрено, — кисло обронил граф. — Разобрало его не на шутку! Завтра, как явится, — сразу ко мне. Иначе, боюсь, мы те папки за год не разгребем.

— Так точно. От дальнейшего переписывания отстранить?

— Первым делом.

Бервик зевнул в кулак и бросил взгляд на часы. Время под землей текло незаметно, снаружи давно стояла глубокая ночь, а сегодняшние трехчасовые пляски вокруг его благородия алмарского посла выжали из графа все соки. Глаза уже закрывались сами собой. "Нет, не осилю, — понял он, вновь взглянув на лист, что держал в руках. — Третьего понесло во все тяжкие. С одной стороны, такая увлеченность нам на руку, но с другой..." Он снова зевнул и вернул лист на стол, к остальным. Райан Рексфорд поднял голову.

— Пересказать, ваше сиятельство?

— Сделай милость.

Номер Второй отложил карандаш и протянул руку к записям Зигмунда де Шелоу.

— Я остановился на "ловушке", — подсказал Бервик, откидываясь на плетеную спинку кресла и закрывая глаза. — Так что, догнали варвары того несчастного капитана?

— Догнали, ваше сиятельство, — усмехнулся Райан. — На свою голову...

Граф устроился поудобнее и жестом показал, что слушает.

— Варвары пробились к пещере и прижали добычу к стене, — сказал Райан. — Прямо к светящимся камням. Я так понимаю, это решило дело: когда запахло смертью, эйсерец напоследок пожелал им сдохнуть — и желание исполнилось. С неба прямо в провал ударила молния, и варвары легли как один. Эйсерца не задело, но он списал свою удачу на божий промысел. Удостоверился, что преследователи мертвы, выворотил из стены камень покрупнее — решил, что это рубин, — и повернул назад к берегу. Бриг его разбился о скалы, но варварскую плоскодонку рифы пощадили: добрался он до нее вплавь, свернул шею штурману — и давай бог ноги. Курс он взял на Эйсер, и идти было недалеко, но где-то на середине пути ему поплохело: потерял сознание, а очнулся уже в порту Бар-Шаббы. Его в прибрежных водах патрульное судно выловило, на обломке той самой плоскодонки. В порту жертву крушения привели в чувство, расспросили с пристрастием — ну, он всё и выложил.

— А камень?

— Изъяли, понятное дело, еще пока он в обмороке прохлаждался. Сами знаете этих служак портовых — тащат всё, что плохо лежит, а тут рубин размером с кулак!.. Камень попал к коменданту порта, вместе со спасенным разбойником и устным пересказом его приключений — комендант здраво рассудил, что один рубин хорошо, а целая пещера лучше, поэтому с докладом начальству торопиться не стал... Только эйсерец этот тоже калач был тертый. Может, и впрямь разбойник. Он как понял, что его обокрали и на заветную пещеру виды имеют, дождался ночи, перебил караульщиков, свернул шею коменданту, забрал камень и сбежал. Ну, то есть, попытался. У самого купола догнали, жаль, взять не смогли — сиганул за борт, да и с концами. Камень на дно ушел вместе с ним. Но те, кто его в клещи брал, рассказывали, что вел он себя как сумасшедший. Хохотал, проклятиями сыпал, "рубином" своим, в кулаке зажатым, во все стороны размахивал...

— Хм. То есть, на эту погоню резерва у камня не хватило?

— Выходит, что так.

— Угу. Это всё?

— Если бы, — непонятно усмехнулся номер Второй. — Камень, конечно, у магов Бар-Шаббы из рук ушел, но разбойничьи байки в записи остались. Плюс массовое убийство — комендант и его охрана, плюс угнанный парусник... Одним словом, на тормозах не спустишь. Начали разбираться — ну и всплыла снова эта пещера. Россказни об управляемых молниях никто, конечно, всерьез не принял, но крупное месторождение рубинов — улов солидный!.. Координаты эйсерец точные назвал, путь от берега до скалы описал подробно, так что совет подумал да и отправил на остров разведотряд. Сначала магов, как водится, но ни один не вернулся. Потом заслали лишенных дара — из двадцати человек выжил только один, остальные рехнулись и перерезали друг друга в той самой пещере...

Бервик открыл глаза.

— Так пещеру всё же нашли?

— Да, ваше сиятельство. И тот единственный выживший образец породы в Бар-Шаббу доставить сумел. Правда, местные алхимики порадоваться этому не успели — целый корпус в две недели на тот свет отправился. А потом дальше пошло. Люди мерли как мухи.

Граф медленно сощурился:

— Какие конкретно люди?..

— Маги. Камень доставили на Пик, не обладающих даром там и полтора века назад ни одного не было.

Номер Первый раздумчиво кивнул и шевельнул рукой, призывая соратника продолжать. Рексфорд бросил взгляд на аккуратную стопку листов.

— После того, как слег архимаг и почти вся верхушка, до совета дошло — дело в камне. Рубинами там и не пахло, практической пользы вроде всё тех молний, от него не было — он ничего не давал, только брал, так что набили бочку булыжниками потяжелее, туда же бросили окаянный осколок, вывезли подальше за купол да утопили в самом глубоком месте. Архимага это, правда, не спасло. И всех остальных, кто хоть единожды прикасался к камню, тоже. Дело, конечно, замяли — как-никак, своими руками свои же ряды проредили. Но записи в секретном архиве сохранили на всякий случай. А уж потом...

Бервик выпрямился в кресле.

— Потом агенты Трельона Восьмого выкрали "монографию" и уничтожили единственную копию, — сказал он. — А после, несмотря на печальный опыт союзника, тоже предприняли попытку подчинить себе Хаос — однако с куда меньшими потерями. Не оттого ли, что в первую очередь Хаос обращается против себя самого?..

— Вы имеете в виду дар, ваше сиятельство?

Тот кивнул. Потом тоже бросил взгляд на переписанную рукой номера Третьего монографию и вынул часы. Стрелки показывали начало второго ночи.

— Бумаги прибрать под замок, — распорядился граф, поднимаясь. Райан Рексфорд поднялся следом. — Третьего, как я уже сказал, завтра ко мне — как закончится утренний совет. И поторопитесь с дешифровкой.

— Так точно, — номер Второй склонил голову. Потом покосился на чертежи подъемного механизма и уточнил: — А замурованная комната? Люк пока заложить обратно, до выяснения?

— Нет, — подумав, отозвался Бервик. — Доведите до ума механизм, переберите заново, если нужно, — а там посмотрим. Вниз не лезьте. Государь велел не торопиться.

— Будет исполнено.

Проводив его сиятельство к выходу из тайного лаза, Райан Рексфорд вернулся к столу. Собрал листочки монографии в аккуратную стопку, убрал ее в лежащую тут же папку и, уже закрывая ее, раздумчиво сдвинул брови. Предсмертную записку, найденную в замурованной комнате под рукой почившего мэтра, он тоже читал — она не была зашифрована. И летописи, касающиеся эпохи правления Трельона Восьмого, по приказу номера Первого Райан поднимал лично. "Что-то не сходится с этим Осколком", — в очередной раз подумал он. Согласно записке и той же летописи выходило, что защитники Мидлхейма всё же воспользовались силой Хаоса. Отправив на тот свет не только данзарских магов, но и своих — тех, что в момент удара находились в опасной близости от Осколка. Но кто отдал ему приказ? Сам король? Или всё же верховный маг, который ну никак не мог в такой отчаянный момент отсутствовать на стене? И как же тогда получилось, что достопочтенный мэтр, в отличие от соратников, остался жив?..

— Хаос, — отстраненно проронил Райан, поднимая голову и всматриваясь в темноту каменной арки. В памяти вновь всплыли строки предсмертной записки: "он не знает законов, он не имеет хозяев и, даже обращенный во благо, несет только смерть". Саймону эль Хаарту, конечно, было виднее, но его собственная смерть была делом его же рук — судя по положению тела на момент гибели и принимая во внимание осколки крошечного пузырька на полу возле кресла, верховный маг Трельона Восьмого сам оборвал свою жизнь, приняв яд. Выходит, Хаос его пощадил? С чего вдруг? "Скорей бы уже разобраться с папками, — подумал Рексфорд, возвращаясь к своим чертежам. — Сто к одному, все ответы там!"

Он уселся за стол и, потянувшись за карандашом, вновь бросил задумчивый взгляд в непроглядную тьму под аркой. Она пугала и притягивала одновременно. До Осколка буревестники доберутся еще нескоро, да и король велел не торопить событий — тем более, что опасения номера Первого, связанные с тайной забытого лаза, номер Второй разделял. Но он не любил ждать. И предпочитал знать заранее, на каком находится свете. "Оружие, — думал Райан, с карандашом в руке склоняясь над чертежом подъемного механизма. — Оружие небывалой силы, что стерла с лица земли несколько тысяч боевых магов в одно мгновение!" Он недоверчиво качнул головой. Возможно ли вообще такое? И если возможно — почему тогда Трельону Восьмому не пришло в голову просто убрать со стен собственных боевиков вместе с магистрами?

Или Хаос и здесь оказался сильнее?..

С дежурства Райан сменился в девятом часу утра, когда на смену ему прибыл номер Седьмой. Препоручив соратнику чертежи и передав распоряжение его сиятельства касаемо номера Третьего с его неуемным пером, Рексфорд отправился домой — воронкой, как уходили и приходили все буревестники в последнее время. Даже несмотря на то, что Рауль Норт-Ларрмайн занял трон, а следом за ним и граф Бервик поднялся на ступень выше, тайная канцелярия всё еще подчинялась верховному магу. Разумеется, и в ее сплоченных рядах у предприимчивого графа были свои люди, однако личную гвардию его сиятельство предпочел держать подальше от двора — практически всю. И светиться почем зря не велел. Райан не видел в этом такой уж необходимости, справедливо полагая, что о буревестниках эль Гроуву давно известно, но мнение свое держал при себе. Хотя, положа руку на сердце, распределением ролей остался недоволен: Четвертого Бервик пристроил в круг ближней охраны его величества, Шестого определил к себе вестовым, а Рексфорда, первого среди буревестников после себя самого, отчего-то поощрять не спешил. По мнению Райана, это было несправедливо. И карьерному росту отнюдь не способствовало, а планы на будущее у сына магистра щита были грандиозные. Как минимум — лет через десять-пятнадцать сменить на посту отца, как максимум — возглавить тайную службу короны. Он был магом, как эль Гроув, в отличие от номера Первого. Причем далеко не бесталанным. И торчать под землей с утра до ночи, в то время, как другие его соратники невесть за какие заслуги приближены к трону, ему было не в радость. Райан, конечно, виду не подавал, но самолюбие его страдало.

"Одна теперь надежда — на Осколок, — думал он, уже вернувшись домой, перекусив чем бог послал и готовясь отойти ко сну. — Как бы то ни было, разработка по большей части на мне, а это уже кое-что... Только бы дело и впрямь оказалось стоящее! Тогда, быть может, мне позволят лично доложить королю о результатах — а там, глядишь, я и Шестого с Четвертым подвину". Номер Второй, зевая, улегся в постель. Вышеупомянутых буревестников он ценил, признавая их сильные стороны, однако, по его мнению, его собственная ценность была повыше. "Конечно, с эль Хаартом я здорово облажался тогда, в Бар-Шаббе, — хмурясь, подумал Райан, — но ведь не критично. И назад его доставил в целости, как было велено. А боевой факультет... Что ж, от призыва первый алхимик сына и без сторонней помощи убережет!" Вспомнив о Нейле, номер Второй поморщился. Он не сомневался, что своим нынешним "заточением" в подземелье обязан был именно ему. Демоны б взяли Алмару, ее почтовый двор и всё его змеиное кубло! Если бы не ан Фарайя... "Что он вцепился в этого дурня? — в очередной раз с досадой подумал номер Второй. — Какой ему с него толк? Информацией не разживешься, в койку не затащишь... Приказали? Но чего ради?"

Райан откинулся затылком на подушку и закрыл глаза. Фаиз ан Фарайя противник был серьезный и дело свое знал, как бы самому Рексфорду ни хотелось обратного. Почти три года Райан ходил вокруг него кругами как голодный шакал, выискивая хоть одно слабое место, да всё без пользы. Не было у этой сволочи слабостей. Даже свои, мягко говоря, нетрадиционные предпочтения в постели Фаиз считал нормой — женщины, мол, для расплода, а мужчины как раз для любви — однако и с этой стороны подобраться к нему Райан не смог. С юнцами из веселых домов алмарец не откровенничал — он их, похоже, и за людей не считал, в школе общался лишь с соотечественниками, которых переманить на сторону не представлялось возможным, а уж о его личной двойке и думать было нечего. "Хоть сам ложись! — плевался Райан под стыдливое аханье Зигмунда де Шелоу. — Так ведь морду воротит, скотина разборчивая! Стар я для него, видите ли, и бледен не в меру!.." Зигги, краснея как маков цвет, зажимал руками уши и про себя такой избирательности адепта ан Фарайя только радовался — в отличие от самого Райана. Мораль у номера Второго была своя, а собственное тело он привык считать таким же оружием, как дар и сталь. Он не отказывал ему в удовольствиях, будь то вино, изысканное угощение или женщины, но, когда было нужно, без сантиментов использовал для дела. Использовал бы и здесь, да вот беда — Фаизу это даром было не надо.

"Зато эль Хаарт ко двору пришелся, — мрачно подумал Райан. — И ладно бы за красивые глаза, так нет ведь, печенкой чую! Алмаре наш новый фантомаг покою не дает — а учитывая, что вскрылись его таланты совсем недавно..." Сердито раздув ноздри, номер Второй открыл глаза и уставился в потолок. Дымка. И первый алхимик Геона — вот кто был настоящей целью. Да и по времени совпадает, эти двое спелись как раз тогда, когда до Алмары наконец дошло, что происходит. Конечно, помощи у ан Фарайя адепт эль Хаарт попросил сам, и даже, вполне возможно, тот действительно согласился лишь смеху ради — но к чему было после буквально за шкирку тащить эту бездарь на боевой факультет? И ведь протащил же, змея подколодная! А потом умело воспользовался благодарностью: со школой было покончено, однако даже теперь, вернувшись домой, общение с бывшим наставником Нейл не прекратил. И пусть к Райану, вроде бы, у него больше не было претензий, однако время он предпочитал проводить в другой компании — чего, надо думать, подлый алмарец и добивался. Номер Второй заскрипел зубами. Первый алхимик Геона нужен был не только востоку, а фантомагов и вовсе ни здесь, ни в Алмаре уже добрую сотню лет не рождалось. И надо же было такому случиться, чтоб сразу два пункта сошлись в одном человеке — слепом как крот, зато с отменной памятью!..

"На сторону он, конечно, не переметнется, — думал номер Второй, слипающимися глазами уставившись в потолок. — Не той закваски, да и отцу слишком предан, а первый алхимик патриот каких поискать. Но ан Фарайя и без всякой вербовки своё возьмет, восток кружева плести мастер. Меня он уже отодвинул, Зигги тут не помощник — особенно теперь, когда во дворце он нужнее... А этот наивный дурень развесил уши! Главное, ведь даже объяснять бесполезно, только хуже сделаешь — упрётся из принципа и вообще в алмарский дипкорпус жить переедет!" Райан скривился. Сын королевского магистра алхимии уже вторую неделю как служил в пятом солдатском госпитале от звонка до звонка, добираясь домой ближе к полуночи. Ужинал он у Лусетиуса, в доме на Парковой аллее, причем через раз — в обществе ан Фарайя, о чем номеру Второму, разумеется, было известно. И ладно еще Фаиз, с ним всё понятно! Но этот праведник, мерзнущий на вершинах своих моральных устоев, — ему-то что за шлея под хвост попала? Ведь не совсем идиот, должен же понимать, куда лезет!..

Райан зевнул во весь рот и натянул на плечо одеяло. Как же прижать эту змею, думал он, смыкая тяжелые веки. И как вернуть блудную овцу обратно в стадо — памятуя о волке? Уже засыпая, номер Второй вздохнул про себя. Пастушья собака из него была так себе.

Проснулся Райан поздно, далеко за полдень, но спешить ему было некуда — нынче, как и вчера, на дежурство в опостылевшем подземелье он заступал только в полночь. Поэтому, всласть выспавшись и отобедав в компании младшей сестры и ее гувернантки (отец был на службе, а брата, адепта одной из магических школ столицы, отпускали домой только на выходные), номер Второй перешел в гостиную. К четырем часам ожидались с ежедневными отчетами буревестники — Десятый с Тринадцатым, и оба не заставили себя долго ждать. Рексфорд прочел кипу донесений, отложил одно в сторону и задумчиво прищурился. Как он и предполагал, главная его головная боль в лице Нейлара эль Хаарта не желала сидеть спокойно в своем богом забытом госпитале. И, увы, не она одна.

— Значит, — протянул Райан, — и вчера они виделись. Второй день подряд...

— Так точно, — отозвался Тринадцатый. — Сначала поужинали, потом поднялись в курильню. Взяли отдельный кабинет.

— Который?

— Зеленый, — хмыкнул буревестник. Кабинеты в курильне Лусетиуса на Парковой аллее вместо номеров имели цвета, и зеленый, так же как золотой и синий, имели в стенах слуховые отверстия — а среди распорядителей Лусетиуса имелись люди, состоящие на отдельном довольствии у номера Первого. — Я лично прослушивал.

— И?

— Ничего особенного, — с сожалением пожал плечами Тринадцатый. — Так, что-то про госпиталь — эль Хаарт жаловался, что там околеть можно, а ведомство солдат в гробу видело. Погоду ругали в два голоса. Потом принесли кофе, и ан Фарайя целую лекцию закатил о том, что, мол, в Геоне его готовить не умеют. Всё оплевал — и кофе, и Лусетиуса, и столицу...

— Ну, это уж как водится, — хохотнул Десятый, отняв от губ свою чашечку. — Что еще от него ждать!

Тринадцатый согласно поморщился.

— Сидели они недолго, — продолжил он, — около часа. Потом взяли экипаж...

— На двоих? — пасмурно уточнил Райан, уже зная, что услышит в ответ. Буревестник кивнул.

— Да. Ан Фарайя вышел на Персиковой, эль Хаарт поехал дальше. До дома добрался в половине двенадцатого. Кучер говорит, что хвоста за ними вроде не было.

— Само собой, — обронил Райан. — В пригороде да на пустой-то дороге! Почтовый двор дураками не богат... Что еще? По лицу же вижу, не всё сказал.

Тринадцатый кивнул.

— Не мы одни за ним приглядываем, — взглянув на командира, отозвался он. — Экипаж вели от Парковой до самых восточных ворот.

— Алмара?..

— Я думаю, да, но Пятнадцатый не уверен. Говорит, восток чище работает.

Райан, щурясь, постукивал пальцами по лакированному подлокотнику кресла. "Не уверен"? Пятнадцатый человек опытный и на соглядатаев почтового двора уже успел насмотреться — они и в Бар-Шаббе сыну первого алхимика с утра до ночи в спину дышали. Значит, стоит поверить. "Но если не восток, то кто? — со смутной тревогой подумал Райан. — Люди верховного мага? Или все-таки..." Его светлые брови медленно сошлись на переносице.

— Где Пятнадцатый? — спросил он.

— Утром сменился, скорее всего, еще дома. Он сегодня в ночь. Послать к нему?

— Да. И пусть не копается, у меня еще дела в городе.

Тринадцатый кивнул, поднялся и вышел из гостиной. Номер Второй перевел взгляд на Десятого.

— Отдай приказ усилить охрану объекта, — велел он. — Отчитываться мне трижды в день. Нашим людям на Парковой передай, чтоб глядели в оба. И если эль Хаарта опять потянет провести вечерок на восточный манер — дайте мне знать. Даже если я буду во дворце.

— Так точно, — буревестник вернул свою чашечку обратно на столик, оглянулся на двери гостиной и, поколебавшись, добавил: — Не уверен, что пригодится, Второй, но я вчера тоже был у Лусетиуса, вместе с Тринадцатым. Внизу, в швейцарской. И когда эти двое уже выходили, ан Фарайя сказал эль Хаарту, мол, заезжай как-нибудь, хоть раз в жизни нормальный кофе попробуешь.

— А тот что?

— Обещал, — буревестник задумчиво наморщил лоб. — Но кофе, сказал, себе оставь. Мне, мол, твоего чая хватило, голова не казенная. Я, если честно, ничего не понял, но мало ли?.. Вдруг пригодится.

Райан шевельнул бровью. Он понял не больше соратника.

— А что ан Фарайя? — помолчав, спросил он.

Буревестник развел руками:

— Заржал как конь и сказал, что этакой дряни он в доме не держит. "Дрянь" — это чай, по всей видимости. Хотя мне почему-то кажется, что говорили они о другом.

Райан задумчиво качнул головой. Ему совсем не понравилось приглашение Фаиза, еще меньше понравилось то, что Нейл его принял, однако "чай"?.. Ан Фарайя его действительно не пьет, считая помоями, но дело не в этом. "При чем тут голова? — с необъяснимым беспокойством подумал номер Второй. — В первый раз слышу, что чайный напиток дурно на нее влияет. Нет, что-то тут и правда не то. Уж не дурман ли имелся в виду? Только этого еще не хватало!"

Молодой человек нахмурился. Фаиз ан Фарайя в зельях забвения разбирался как никто — и последние пару лет сидел на дурмане плотно. Мог предложить приятелю? Мог. Но чтобы Нейлар эль Хаарт, этот образец морали и здорового образа жизни, человек, который даже вина не пьет, вдруг дал слабину и ударился во все тяжкие?.. "Нет, вряд ли, — в конце концов решил номер Второй. — Да и Фаиз так рисковать не станет — ладно еще в Бар-Шаббе, но здесь, под самым носом первого алхимика..." Мысли Райана вдруг споткнулись. Бар-Шабба. Эти двое сошлись как раз там. И помянутый "чай" пили явно не в трактире — ведь эль Хаарт, кажется, сказал "твоего"? Может, конечно, ан Фарайя в насмешку и плеснул ему разок действительных помоев вместо чая, но всё равно — при чем тут голова?

Светлые глаза Райана Рексфорда сощурились. Номер свой он получил не просто так — чутье его подводило редко. И сейчас это чутье настойчиво отзывалось в мозгу мерно звенящей трелью. "Чай". Что-то здесь было нечисто. Он упустил что-то важное.

Вот только что?..

Глава III

Нейл и раньше не любил кофе, а теперь даже сама мысль о нем вызывала у него тошноту. Поэтому за воскресным завтраком в столовой, как всегда в последнее время, перед ним стоял только бокал с водой. Впрочем, ее он тоже не пил.

Герцогиня эль Хаарт, глядя на сына, сосредоточенно расправляющегося с одиноким яйцом всмятку, нахмурилась. Что у него с аппетитом? И с каких пор Нейл так полюбил вареные яйца? Он ведь кроме них, кажется, в последнее время вообще ничего не ест! Конечно, он обедает в госпитале, и ужинает тоже, где-нибудь в городе, но...

— Возьми гренку, милый, — сказала она. — Или почки, пока горячие. Хочешь, я положу тебе?

— Спасибо, мама, — не поднимая головы, отозвался Нейл. — Я уже сыт.

Он опустил ложечку на край тарелки и потянул с шеи салфетку. Вивиан качнула головой. Одно яйцо! Разве этим можно наесться? "Нет, не на пользу ему эта служба", — озабоченно подумала Вивиан и, словно ища поддержки, взглянула на мужа. Однако сидящий во главе стола герцог смотрел только себе в тарелку. Содержимое которой, как успела заметить Вивиан, с начала трапезы осталось почти не тронутым. Так же, как вчера. И позавчера. "И каждое утро с тех пор, как Нейл устроился в этот солдатский госпиталь", — вдруг поняла герцогиня. И вернув поднятую было чашечку с кофе обратно на блюдце, выпрямилась.

— Нейл, — начала она, но тот уже положил салфетку на стол и поднялся.

— С вашего позволения, — сказал он. Герцог на миг вскинул глаза на сына — и тут же их опустил. Вивиан нахмурилась.

— Нейл! — повторила она. — Подожди! Куда ты?

— В госпиталь, — уже огибая ее кресло в направлении выхода из столовой, обернулся он. Вивиан всплеснула руками:

— Сегодня же воскресенье!

Сын улыбнулся:

— Люди болеют не по графику, мама...

— Но это же не значит, что и ты должен свалиться следом за ними! Нейл, дорогой, я всё понимаю, но ты и так почти не бываешь дома, ты устаешь, и в свой единственный выходной... Ведь ты же сам говорил, что у вашего мэтра есть еще один помощник!

Молодой человек, всё так же мягко улыбаясь, приостановился и взял мать за руку.

— Есть. Но Пристли, до того, как я пришел, работал месяц без смены. С меня не убудет от пары воскресных дней — зато на следующей неделе уже он сможет отпустить меня на целые выходные. Не беспокойся, мама. До смерти меня в госпитале не загоняют. Тем более, что сегодня я все-таки освобожусь пораньше.

— Так ты приедешь к обеду? — воспрянув духом, спросила герцогиня. Сын, помедлив, качнул головой.

— Не думаю. И к ужину вряд ли — я обещал другу. Но в любом случае, вернусь точно раньше полуночи! Прости, мама, экипаж вот-вот подадут, а мне еще кое-что нужно сделать.

Он склонился над ее рукой, пожелал хорошего дня и вышел. Вивиан проводила его растерянным взглядом.

— Кендал, я не понимаю... — начала она, медленно поворачиваясь к мужу, но тот, вслед за сыном бросив на стол салфетку, поднялся из-за стола.

— Извини, дорогая,— коротко обронил он, быстрым шагом покидая столовую. Жена даже слова не успела сказать. "Да что происходит, во имя богов? — уже всерьез обеспокоилась Вивиан. — Что с ними обоими?" Герцогиня эль Хаарт опустила взгляд к своей чашечке, перебирая в памяти события прошедших недель.

Наверное, это началось в тот день, когда Нейл не спустился к завтраку. Такого с ним раньше не случалось, он даже опаздывал к столу и то редко, но герцог в ответ на удивление супруги только пожал плечами. "У Нейлара сегодня первый день в госпитале, — сказал он. — Вероятно, от волнения всю ночь не мог сомкнуть глаз — и ожидаемо проспал". Вивиан, подумав, сочла, что такое вполне возможно, поэтому велела горничной разбудить сына, чтобы тот не опоздал на службу в первый же день. Тина поднялась наверх, а когда вернулась, доложила госпоже, что его милость не будет завтракать и просил вызвать ему экипаж к девяти часам. "Верно, и впрямь волнуется", — подумала тогда герцогиня. Муж ее это никак не прокомментировал и, оставив на тарелке едва тронутый завтрак, вскоре уехал во дворец. Следом за ним спустя час уехал Нейл. К ужину он, в отличие от отца, не вернулся. Родители ждали его в гостиной до позднего вечера, в одиннадцать герцогиня поднялась к себе, вняв уверениям мужа, что сын, похоже, решил отметить вступление в должность где-нибудь в столице, вместе с друзьями, и просто забыл о времени, а утром Нейл спустился в столовую вовремя — как всегда. Не глядя на родителей, он пожелал им доброго утра, уселся за стол и повязал салфетку. Лакей с кофейником в руке, остановившись за спиной молодого хозяина, протянул было руку к его чашечке, но Нейл только коротко шевельнул плечом.

— Я не хочу кофе, Анре, — сказал он. — Налей воды. И пошли на станцию, чтобы к девяти мне подали экипаж.

— Как пожелаете, ваша милость.

Лакей наполнил пустой бокал водой из графина и отошел к герцогу. Нейл, окинув взглядом стол, взял себе яйцо всмятку. Лицо у него было бледное, а под глазами залегли глубокие тени. Вивиан отложила вилку.

— Ты плохо выглядишь, дорогой, — сказала она, глядя на сына. — Поздно вчера вернулся?

— Около полуночи, — отозвался тот. — Прости, мама, мне стоило предупредить тебя, но было так много работы...

— Ничего, я понимаю, — с некоторым сомнением отозвалась Вивиан. — Как прошел первый день? Понравился тебе королевский госпиталь?

Нейл взял нож и срезал верхушку яйца.

— Не особенно, — всё так же не глядя на мать, сказал он. — Поэтому я выбрал другой.

— Другой?.. — растерянно переспросила герцогиня, метнув удивленно-вопросительный взгляд на супруга, но его светлость смотрел только себе в тарелку. — И какой же?

— Пятый солдатский госпиталь, на северной окраине.

— О?

— Меня взяли вторым помощником главного алхимика, — вооружаясь ложкой, добавил сын. — Так что я теперь поздно буду возвращаться, мама. И, если тебя не затруднит, пошли сегодня записку начальнику станции — мне по утрам нужен будет экипаж до столицы, каждый день, исключая воскресенье... Или нет, пусть будет каждый день. Я пока точно не знаю свой график. Если что, пустую подачу я оплачу, жалование мне положили хорошее.

— Конечно, — растерянно сказала Вивиан. — Я пошлю на станцию сразу после завтрака... Но тебе нравится этот госпиталь, милый? Тебя хорошо там приняли?

— Вполне, — сказал Нейл и занялся яйцом. Ничего другого он больше есть не стал, к бокалу с водой так и не прикоснулся и, быстро покончив с завтраком, поднялся из-за стола.

— Сегодня я тоже, наверное, буду поздно, мама, — проговорил он. — Так что к ужину не ждите.

Он вышел из столовой, а Вивиан в недоумении повернулась к мужу:

— Я ничего не понимаю, Кендал! Откуда вдруг взялся этот солдатский госпиталь? Ведь речь шла о королевском!

— Не знаю, дорогая, — отозвался тот, методично орудуя ножом. — Нейлар взрослый человек и волен сам выбирать, где ему служить. Но, полагаю, мы в любом случае должны уважать его решение.

Остаток завтрака прошел в тишине. Герцог ел молча — хотя, скорее, больше измельчал то, что лежало у него на тарелке, чем ел, а Вивиан думала о сыне. Она не ждала от него каких-то восторгов в честь первого дня на службе, но полное отсутствие всяких впечатлений ее всерьез озадачило. Ведь Нейл сам выбрал этот госпиталь! Значит, чем-то он ему приглянулся? И всё, что у него нашлось сказать по этому поводу, — это "вполне"? Конечно, алхимия никогда его не увлекала так сильно, как Кендала, однако... Герцогиня взяла в руки чашечку и поверх нее вновь взглянула на мужа. Она только сейчас поняла, что за всё это время он не сказал Нейлу ни слова. "Доброе утро" — и всё, и ничего больше! И это он-то, которого успехи сына всегда заботили едва ли не больше, чем ее саму?..

— Кендал, — помедлив, спросила она. — Так ты вчера дождался Нейла?

— Нет, — герцог, сделав глоток кофе, взял с блюда гренку. — Я ушел спать вскоре после тебя.

И Вивиан вдруг поняла, что он лжет.

К ужину Нейл не вернулся, но в этот раз мать все-таки дождалась его — уже в начале первого ночи и в одиночестве. Герцог, поняв, что жену не переубедить, первым ушел к себе. Однако сын приехал уставший, со слипающимися глазами, и Вивиан стало совестно мучить его вопросами. Хотя один, всё тот же, она ему задала — в ответ не услышав ничего нового. "Нет, мама, — отводя глаза, сказал Нейл. — Вчера, когда я добрался до дома, вы все уже спали". Он поцеловал мать и взбежал вверх по лестнице, а Вивиан осталась в холле, с его плащом в руках. Они лгали ей, оба, теперь она была в этом совершенно уверена. Разумеется, вчера они встретились. И, вероятно, поссорились — но из-за чего? И неужели настолько сильно?..

Увы, похоже, ссора была не рядовая. Две недели, прошедшие с того дня, не растопили лёд: отец и сын, словно бы в одночасье став чужими, не разговаривали друг с другом и не смотрели друг другу в глаза. Всё их общение сводилось к пожеланию доброго утра за завтраком — такому короткому и сухому, что Вивиан каждый раз брала легкая оторопь. Дома теперь Нейл лишь ночевал, по утрам он торопился покинуть столовую первым и толком ничего не ел и не пил. А Кендал будто не видел этого! Он сидел, вот как сегодня, уставившись себе в тарелку, и даже не пытался поддержать разговор. Он не интересовался у сына, как дела на службе, не огорчался тому, что они его совсем не видят, он просто молчал — теряя аппетит вслед за Нейлом и всё чаще наведываясь в детскую, к Мелвину. Теперь госпожа Делани спускалась в библиотеку рано: герцог сам укладывал сынишку спать. Он читал ему перед сном, терпеливо отвечал на бесконечные "почему", и Вивиан, иногда ловя задумчиво-растерянный взгляд воспитательницы, словно говоривший: "Зачем же здесь я?..", понимала — она тоже догадывается. Госпожа Делани, несмотря на молодость, женщина была далеко не глупая: то, что ее наниматель просто пытается заткнуть брешь от потери одного ребенка другим, бросалось в глаза. И не то чтобы раньше герцог отдавал предпочтение старшему сыну в обход младшего — Вивиан знала, муж любит обоих одинаково — но Нейлар был уже взрослый человек, и вполне естественно, что с ним отец общался больше. Они были похожи, им двоим всегда было о чем поговорить...

"Было", — подумала Вивиан, в одиночестве сидя за столом над остывшим кофе.

Дверь в комнату старшего сына была открыта, и герцог эль Хаарт вошел без стука. Нейл, стоящий у раскрытого платяного шкафа, мельком обернулся через плечо, скользнул по отцу невидящим взглядом и снял с вешалки рубаху. Потом подумал, прихватил еще две и вернулся к кровати. Она была аккуратно застелена, а на покрывале стоял раскрытый саквояж. Герцог, заметив его, нахмурился.

— Ты куда-то уезжаешь, Нейлар? — спросил он, закрывая за собой дверь.

— Нет, — отозвался сын, складывая рубашки в стопку. Потом уложил их на дно саквояжа и вернулся к шкафу. — Я снял комнату в доходном доме Лусетиуса, неподалеку от госпиталя. Обстановка на фронте сейчас напряженная, много раненых, и капитан Фоссет говорит, что дальше будет только хуже. Так что скорее всего ночных дежурств мне не избежать — и тратить ежедневно по три часа на дорогу туда и обратно я смысла не вижу. Заодно на извозчиках сэкономлю, я только за эти две недели на десять монет серебром наездил.

Он вынул из шкафа старый домашний халат — теплый, стеганый, и, разложив его на кровати, принялся складывать. Лицо его светлости тронула тень.

— Не припомню, чтобы нам грозило разорение, — медленно сказал он. — В конце концов, я могу увеличить тебе содержание.

— Оно мне больше не нужно. Жалование у меня не бог весть, я слегка приукрасил для мамы, но месяц уж как-нибудь продержусь.

— Месяц?..

— В марте мне исполнится двадцать, — напомнил сын. — И Белая усадьба, согласно завещанию, перейдет ко мне. Доход с нее невелик, но, полагаю...

Герцог непроизвольно дернул щекой.

— Во имя богов, Нейлар! Это уже слишком!

— Вы так думаете?..

Халат улегся в саквояж поверх рубашек. Следом отправились полотенце и футляр с бритвенными принадлежностями. Молодой человек задумчиво прищурился, словно размышляя, не забыл ли он чего-то еще. Герцог шагнул вперед.

— Нейлар, хватит, — отрывисто уронил он. — Я виноват, я знаю, но так же нельзя! Ты не можешь вот так просто взять и уйти! Подумай хотя бы о матери!

Нейл медленно повернул голову, впервые за много дней взглянув в лицо отцу.

— Я о ней подумал, — спокойно сказал он. — И о вас тоже. Иначе той ночью я бы не вернулся домой...

— Нейлар!

— ...и попросил бы полковника разместить меня на казенной квартире в счет жалования, — всё так же спокойно закончил сын. — Не беспокойтесь. В свои выходные я буду ночевать здесь. И сегодня вернусь после ужина — чтобы объяснить всё маме. Мне действительно удобнее быть поближе к госпиталю, и мне, в конце концов, уже давно не шестнадцать, чтоб до сих пор сидеть на родительской шее.

Нейл, помолчав, чуть нахмурил брови.

— О том, что произошло, я ей не скажу, — проговорил он. — И вы не говорите, не нужно. Ни к чему напоминать ей о Сандре, мы оба знаем, чем это может кончиться.

Герцог подался вперед.

— Нейлар, послушай! Я всё понимаю, я поступил с тобой дурно, ты на меня обижен, но Кассандра Д"Элтар...

Голубые глаза напротив знакомо стянуло льдом.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезал Нейл. — И слышать тоже.

Молодой человек одним движением захлопнул саквояж, поднял его и развернулся к двери. Герцог перехватил его за плечо почти у самого порога — и внутренне вздрогнул, почувствовав, какой тяжестью налилась вдруг под пальцами рука сына.

— Нейлар, прошу тебя!..

— Отпустите, отец. Я опоздаю на службу.

— Нейлар!

Тот повернул голову и поднял на отца холодный, колючий взгляд.

— Отпустите меня, — ровно повторил он. — Вы добились, чего хотели, так хотя бы теперь оставьте меня в покое.

Мягко шевельнув плечом, Нейл высвободился и быстрым шагом покинул спальню.

— Нейлар!..

Ответом его светлости был только удаляющийся скрип половиц. Следом заныли ступени лестницы, и чуть погодя внизу, в холле, приглушенно хлопнула дверь. Герцог эль Хаарт медленно опустил руку. Потом с усилием проглотил застрявший в горле тугой комок и обвел потухшим взглядом спальню сына. Аккуратно застеленная кровать, ровные штабели книг на столе, придвинутый к нему стул... И спиртовка на подоконнике, с маленьким чугунным чайничком на спирали. По лицу его светлости скользнула кривая улыбка. Он подошел к окну, коснулся ладонью чайника — еще горячий — и приподнял крышку. Ноздрей коснулся слабый запах чайных листьев. "Я не хочу кофе, Анре", — всплыл в памяти голос сына. Следом вспомнился нетронутый бокал с водой — Нейлар за завтраком просил только ее, но всё равно не пил. А ел одни яйца всмятку — надо думать, только из-за того, что добавить в них что-то еще не представлялось возможным. Алхимик невесело усмехнулся. Что угодно можно смешать с чем угодно, уж он-то знал. И яйца не исключение, даже сырые. Скорее всего, и Нейлару об этом известно, не говоря уж о том, что в снотворном теперь нет никакой нужды, — но почему он тогда так себя ведет?..

Его светлость вернул крышку чайничка на место и отвернулся от окна. Взгляд его упал в зеркало над умывальным столиком. "Потому что ты перешел черту, — глядя в глаза своему отражению, мысленно ответил Кендал. — И он больше ничего от тебя не хочет — ни денег, ни крыши над головой, ни даже сидеть с тобой за одним столом. Что ж, разве он не прав?.." Герцог сделал несколько шатких шагов и, тяжело опустившись на край постели, закрыл лицо руками. "Вы добились, чего хотели" — но он хотел вовсе не этого! Он лишь пытался уберечь этих двух неразумных детей от новой беды и всё погубил. Он сдержал обещание, что дал когда-то барону, но это стоило ему сына. "Эль Хаарты не умеют проигрывать, — с горечью подумал Кендал. — И никогда ничего не забывают". Герцог вспомнил застывшее лицо Нейла тогда, две недели назад, и его слова: "Так поступают буревестники". Вероятно, сын имел в виду Райана Рексфорда. Они были друзьями, но тот удар в спину, на экзамене, Нейлар товарищу не простил.

А если не простит и отца?..

По спине его светлости потянуло холодом. Он любил сына, порой забывая, что он ему, в сущности, лишь дальний родственник, он радовался его успехам, огорчался его неудачам, беспокоился о его будущем — и даже в страшном сне представить не мог, что когда-нибудь может его лишиться. Но это случилось. Нейлар ушел. И винить в этом, кроме себя самого, его отцу было некого.

От двери донесся тихий шелест платья.

— Кендал? — услышал герцог голос жены. — Ты здесь?..

"Да, — подумал он, отнимая ладони от лица. — Я здесь. А мой сын теперь неизвестно где, в каком-то доходном доме, в трущобах, совсем один".

Лицо его на миг исказилось. Вивиан, стоящая на пороге, заметила промелькнувшее в глазах мужа глухое отчаяние и встревоженно нахмурила брови.

— Что ты здесь делаешь, Кендал? Нейл уже уехал?

— Да, — с трудом вытолкнул из себя герцог. — Но он вернется. После ужина. Он... обещал.

Светло-голубые глаза герцогини на миг сощурились. Шагнув вперед, она, как недавно он сам, закрыла за своей спиной дверь и посмотрела на мужа:

— Что происходит? На тебе лица нет, а Нейл со мной даже не попрощался. Вы поссорились? Сильно? Из-за чего?

Его светлость молчал.

— Кендал, — повторила жена. — Я ведь, в конце концов, не слепая! Что случилось? И если ты сейчас скажешь "ничего" — я перестану тебя уважать!

Герцог сделал над собой усилие.

— Ничего, — после паузы отозвался он пустым голосом. Герцогиня коротким движением вздернула подбородок и, подобрав юбки, развернулась к двери. Кендал смотрел ей вслед. "Не уходи, Вивиан! — билось в его голове. — Хотя бы ты останься со мной! Я не могу тебе сказать, правда, не могу — я уже потерял сына, я не хочу следом за ним потерять еще и тебя!.."

Дверь за женой захлопнулась. Кендал ссутулился и опустил голову, упершись взглядом в пол. Сердце у него ныло. А еще он впервые в жизни чувствовал себя совсем одиноким, старым — и слабым.

В это воскресенье у воспитателя Мелвина эль Хаарта был свободный вечер. После обеда, уложив своего подопечного отдыхать, госпожа Делани спустилась вниз, обряженная в свое лучшее (и, как догадывалась герцогиня, единственное) выходное платье. Матовый черный шелк делал ее изящную фигурку еще тоньше и стройнее, белый кружевной воротничок оттенял свежее, разрумянившееся лицо, а зеленые глаза блестели от предвкушения долгожданного отдыха. У госпожи Делани было всего два выходных в месяц, и сегодня она отправлялась в театр.

— Мелвин уснул, ваша светлость, — сказала она Вивиан, уже стоя в холле у дверей и надевая перчатки. — Спектакль закончится около девяти, и я сразу же возьму экипаж...

Вивиан улыбнулась:

— Это необязательно, госпожа Делани. У вас выходной, отдыхайте и не думайте о работе, Мелвина я уложу сама. Но не слишком ли рано вы отправляетесь? На улице холодно, а вечерние спектакли начинаются только в семь.

— О, не беспокойтесь, ваша светлость, — тоже улыбнулась воспитательница. — Я решила выехать загодя. Хотела заглянуть в Галерею — там до середины февраля новая выставка акварелей. Как раз успею посмотреть перед театром. Да и метели, слава богам, улеглись.

Герцогиня согласно кивнула.

— Надеюсь, вы хорошо проведете время, госпожа Делани, — сказала она, заслышав снаружи перестук подков и скрип рессор наемного экипажа.

— Благодарю, ваша светлость. И вам приятного вечера.

Молодая женщина, присев в прощальном поклоне, потянула на себя ручку двери — по воскресеньям у прислуги эль Хаартов был свободный день — и, осторожно приподняв черный шелковый подол, вышла на крыльцо. Вивиан прикрыла за ней двери. К театру герцогиня относилась спокойно, а вот хорошую живопись любила — но в королевской галерее искусств, которую все привыкли называть просто Галереей, не была уже, наверное, больше года. "Нужно будет выбраться, — подумала Вивиан. — Взглянуть хотя бы на акварели, пока выставку не закрыли".

Отойдя от дверей, она бросила задумчивый взгляд на лестницу. Мелвин спит и вряд ли проснется раньше половины четвертого, Нейл велел не ждать его даже к ужину, а Кендал... Герцогиня с тихим вздохом раскаяния опустила глаза. После утренней сцены в спальне старшего сына муж заперся в своей лаборатории — к обеду он не спустился, сказав, что не голоден, и теперь Вивиан грызла совесть. Напрасно она дала волю чувствам, не стоило так с ним — ему ведь и без того непросто. Знать бы только — почему? Что такое они вдвоем от нее скрывают? Качнув головой, герцогиня снова вздохнула и медленно направилась к лестнице. Поднялась на второй этаж, прошла коридором, заглянула по пути в детскую — Мелвин крепко спал — и, наконец, остановилась перед массивной железной дверью.

— Кендал! — постучав, позвала она. — Ты очень занят?

— Да,— глухо долетел изнутри голос мужа.— Сложный опыт. Что-то срочное, Вивиан?

— Нет, просто... Госпожа Делани уехала, как закончишь — загляни в детскую, пожалуйста. Я буду там с Мелвином.

— Хорошо.

Дверь герцог так и не открыл, в детской не появился, но к ужину все-таки вышел. Он сидел во главе стола, напротив жены, как всегда спокойный и невозмутимый, только морщин на лбу, как показалось Вивиан, у него словно бы стало больше. Всё еще терзаясь муками совести, герцогиня не поднимала глаз от своей тарелки, ее супруг опять почти ничего не ел, и оба молчали весь ужин. Один только Мелвин ни в чем себе не отказывал и уплетал за обе щеки, не глядя по сторонам. "Похоже, — подумала Вивиан, которой кусок не лез в горло, — весь семейный аппетит сегодня достался ему". Она вздохнула про себя и, заметив, каким влюбленным взглядом младший сын смотрит на блюдо со сладким пирогом, положила ему на тарелку два куска вместо одного.

После ужина, минуя гостиную, Вивиан увела Мелвина обратно в детскую. Госпожа Делани еще не вернулась, а извиняться перед мужем в присутствии ребенка было так себе идеей. Мелвин не воспротивился. Целая тарелка жаркого и два увесистых куска яблочного пирога дело свое сделали — мальчика клонило в сон. Он благосклонно позволил матери прочесть ему сказку на ночь и к девяти уже почти что заснул, но был разбужен старшим братом. Нейл, как и обещал, приехал домой пораньше.

— Вот вы где прячетесь! — весело сказал он, входя в детскую. — А я уж решил, что все спать улеглись, не дождавшись — внизу темно, в гостиной никого... Ну, привет, хулиган! Как ты себя вёл без меня?

Последние слова относились к Мелвину, который, позабыв дремоту, уже нетерпеливо подпрыгивал в своей кровати. Нейл, смеясь, подхватил его на руки. Вивиан улыбнулась.

— Вижу, ты хорошо провел вечер, милый, — сказала она, подставив сыну щеку.

— Да, недурно, — Нейл поцеловал мать и легонько подбросил младшего братца в воздух. Мелвин восторженно взвизгнул. — А где госпожа Делани? Ну-ка, признавайся, бандит, — ты все-таки замучил свою воспитательницу, и она от тебя сбежала?

Он с шутливой свирепостью свел брови на переносице и снова подбросил братца в воздух. Вивиан рассмеялась.

— У госпожи Делани свободный вечер, — сказала она.

— Поехала смотреть картинки, — дополнил сверху Мелвин, — и как люди играют в других людей. Я тоже хотел посмотреть, но она меня не взяла. Нейл! Я тоже хочу в те-атр!

— Подрасти сначала, — добродушно отозвался тот. — И научись себя вести как следует. Оп!

Он снова подбросил братишку вверх, и тот, взвизгнув, залился смехом.

— Не тряси его так, дорогой, — сказала Вивиан. — Твой брат нынче вечером на треть состоит из сладкого пирога. И в кого он такой обжора, в толк не возьму?

Лицо ее приняло озабоченное выражение, но в голубых глазах плясали смешинки. Нейл нехотя опустил братца обратно на кровать.

— Он же еще растет, это нормально... Ну, ну, Мелвин, побесились — и хватит. Тебе давно пора спать. Давай я сам уложу его, мама! А ты подожди меня в гостиной, у меня есть для тебя одна новость. Хорошо?

Он с улыбкой взглянул на мать, и герцогиня улыбнулась в ответ.

— Хорошо, милый. Я тогда сварю кофе. Ты видел отца?

— Нет, — отворачиваясь к брату, сказал Нейл. — Но я заметил свет в библиотеке, наверное, он там. Мелвин! А ну, хватит брыкаться, не то останешься у меня без сказки на ночь!

— Мама мне уже читала!

— Ну, раз ты такой привереда, то засыпай в тишине...

— Нет!

Вивиан, улыбаясь, вышла из детской. Спустилась по лестнице вниз, колеблясь, бросила взгляд на закрытую дверь библиотеки, из-под которой пробивался слабый желтый свет, и свернула к гостиной. "Поговорим после, — решила она. — Не при детях. Вот Нейл уйдет спать... Любопытно, что у него для меня за "новость"? Может, он всё же решил оставить эту затею с госпиталем? Или на завтра ему дали выходной? Вот было бы хорошо! Съездили бы вдвоем в Галерею, или хоть в тот же театр".

Старший сын спустился в гостиную полчаса спустя, и новость, что он принес матери, ее не обрадовала.

— Доходный дом?.. — широко раскрыв глаза, повторила Вивиан. — Нейл! Но мы же и так тебя видим только за завтраком!

Сын, сидящий в кресле напротив, наклонился вперед и взял ее руки в свои.

— Я ведь уже объяснял тебе, мама. Так удобнее и для меня просто физически легче. В госпитале много работы...

— Но ведь ты же там не один, дорогой!

— Конечно, не один, — терпеливо проговорил Нейл. — Но даже нас троих, с Пристли и мэтром де Берни, всё равно мало на целый госпиталь. Идет война, каждую неделю с запада прибывают новые обозы с ранеными — и ведь это еще только начало!..

— Я понимаю, но... Доходный дом! — губы герцогини задрожали. — Милый, ведь у тебя же есть свой!

— Конечно, есть, — ласково улыбнулся сын, сжав в ладонях ее пальцы. — И никакое съемное жилье, даже самое лучшее, мне его не заменит. Это ведь только на время, просто пока так нужно — я вовсе вас не бросаю, мама! И я буду приезжать по выходным.

— За две недели у тебя не было ни одного, — тихо прошелестела Вивиан.

— Мама...

Герцогиня медленно, словно с усилием, выпрямилась в кресле.

— Дело ведь вовсе не в раненых, да, Нейл? И не в службе, и не в удобстве? — глядя в лицо сыну, сказала она. — Ты просто хочешь уйти, ведь так? Из-за отца?

Улыбка Нейла застыла.

— О чем ты говоришь, мама?..

— Во имя Танора, только не лги мне еще и теперь! Я знаю, что вы поссорились, знаю! Я читаю это на ваших лицах каждое утро! Или вы думали, я не увижу, что вы совсем перестали замечать друг друга?

— Мама! Всё вовсе не так!

Вивиан горько усмехнулась.

— И снова ложь...

Нейл, почувствовав, как бессильно обмякла в ладони ее рука, на миг опустил глаза. Помолчал. И сказал наконец:

— Это не ложь. Мы... Мы правда не ссорились. Просто небольшое недопонимание. Ты ведь знаешь, как отец не любит просить, — но он наступил себе на горло и устроил меня в королевский госпиталь, а я... предпочел другой. И просто поставил его перед фактом, даже не извинившись. Кому бы такое понравилось? Конечно, отец... был огорчен. А мне теперь стыдно. Вот и всё.

Герцогиня растерянно смотрела на сына.

— Я вовсе не ухожу из дома, мама, — добавил Нейл. — И с отцом... всё уладится со временем, он тут совсем ни при чем. Мне правда нравится моя служба! Конечно, я устаю — но это естественно, я ведь раньше ни дня не работал. И те три часа в день на дорогу я лучше потрачу на сон, но ведь это не навсегда. Ну же, мама! Я жив, здоров, при деле и недурно устроен — разве это плохо?

Он улыбнулся, глядя на нее, и Вивиан тихо вздохнула в ответ.

— В этом доходном доме хотя бы тепло?.. — сдавшись, спросила она. Нейл рассмеялся.

— Тепло, мама. И в остальном тоже очень прилично, честное слово.

— Отец уже знает?

— Да. Я сказал ему утром, но просил не говорить тебе, хотел сам, как вернусь...

Вивиан опустила голову. "Утром! — пронеслось в голове. — Вот отчего Кендал был так расстроен, вот почему он молчал! А я взвилась как мегера, не разобравшись!" Герцогиня мученически прикрыла глаза. Ей было очень стыдно.

— Не огорчайся, мама, — услышала она голос сына. — Вы с отцом дали мне всё, что могли, но мне уже без малого двадцать лет — и теперь я хочу попробовать сам. Понимаешь?

Герцогиня эль Хаарт печально улыбнулась.

— Понимаю, милый. Но мне всё равно грустно. Я и не заметила, как мой малыш стал взрослым...

К десяти часам вечера вернулась госпожа Делани и сразу поднялась в детскую. А в половине одиннадцатого за Нейлом приехал наемный экипаж. Молодой человек ненадолго заглянул к отцу — о чем они говорили, Вивиан не знала — и уехал. Мать проводила его до дверей. А потом, постояв одиноким деревцем посреди опустевшего холла, направилась в библиотеку. Стучать не стала, звать тоже, просто вошла.

— Как ты, дорогой? — спросила она.

Герцог эль Хаарт, стоящий у окна к ней спиной, молча смотрел на заснеженную подъездную аллею. Вместо ответа он лишь пожал плечами.

— Он будет приезжать, — сказала Вивиан.

— Да, — без эмоций отозвался муж. — Я знаю.

Герцогиня опустила глаза. Голос его светлости звучал ровно, но она понимала, что скрывалось под этим спокойствием и как тяжело было его хранить. Чуть слышно вздохнув, Вивиан приблизилась к мужу и положила ладонь ему на локоть.

— Прости меня, Кендал, — тихо сказала она. — Я просто не знала, и нынче утром... Я была так несправедлива к тебе!

Она прижалась щекой к его плечу, и губы герцога тронула слабая улыбка.

— Ничего, дорогая, — проговорил он. — Я понимаю, ты беспокоилась о Нейларе. Это естественно, он ведь твой сын и ты любишь его.

Вивиан улыбнулась в ответ.

— А ты мой муж, — еще тише сказала она. — И тебя я люблю не меньше.

Герцог, медленно повернув голову, взглянул на жену. В серых глазах промелькнула растерянность.

— Дорогая... — начал он и умолк. Герцогиня смотрела на него снизу вверх, и ее красивое, чуть тронутое печалью лицо словно светилось в полумраке. Она улыбалась ему — уже знакомой улыбкой, непривычно мягкой и ласковой, значения которой он всё никак не мог понять. И лишь теперь наконец понял.

— Вивиан, — только и сказал он. А потом повернулся и прижал ее к себе — так трепетно и осторожно, словно держал в руках не женщину, а тонкокрылую бабочку. — Вивиан...

Герцогиня, прижавшись щекой к его груди, закрыла глаза.

— Я люблю тебя, Кендал, — повторила она. — Прости, что тебе пришлось ждать так долго.

— Мне было, чего ждать, — ответил он. И, коснувшись губами пепельного завитка у нее на виске, тоже прикрыл глаза. Новая улыбка, только теперь уже с оттенком горечи, тронула его губы. Герцогу вспомнился недавний разговор с сыном, такой невыносимо сухой и короткий, и его голос: "Я сказал маме, что у нас вышла размолвка из-за королевского госпиталя. Если она вдруг спросит — поддержите меня. Ни к чему ей знать правду". Нейлар прикрыл своей ложью его самого и его неблаговидный поступок. Несмотря ни на что, он его все-таки любил. И Вивиан любит — можно ли в это поверить?..

"Боги не отнимают, не даря ничего взамен", — подумал Кендал отчего-то без всякой радости.

Глава IV

Работы в столичных госпиталях и впрямь хватало, пятый солдатский исключением не был, так что Нейлар эль Хаарт не кривил душой перед родителями — по крайней мере, в этом. Каждую неделю через перевал Шейтан проходил новый обоз под белым флагом с зеленым отростком ивовой ветви. Самых тяжелых, тех, кого нельзя было трогать с места, оставляли в военных госпиталях запада, легко раненым оказывали необходимую помощь и возвращали в строй, но остальных отправляли в Мидлхейм. Искра войны пока лишь разгоралась — пусть ярко, однако самое пекло было еще впереди, и запад освобождал койки для новых солдат. Флот Данзара, идущий в арьергарде воздушного крыла своих бомбардиров, вот-вот ожидался к высадке в бухте Сирен.

Столица полнилась слухами, и львиная доля их расползалась по городу как раз из госпитальных палат. Нейл, будучи помощником главного алхимика, почти не контактировал ни с врачами, ни с ранеными, однако новости просачивались даже сквозь запертые двери лаборатории. На западе было худо. К Волчьим холмам, сквозь метель и по пояс в снегу, маршем двигалась последняя тройка лагерей севера, войска уже миновали Неспящую равнину и вот-вот готовились соединиться с основными силами на подступах к долине Клевера — но мало кто верил, что это поможет. Данзар превосходил соседа едва ли не вдвое, как драконами, так и людьми. Об этом говорили все: солдаты, недавно преодолевшие перевал Шейтан, их врачеватели, госпитальная обслуга, и Нейл чутко прислушивался к каждому обрывку разговора, к каждой беседе, в которой хоть раз прозвучало слово "запад"... Это было какое-то болезненное любопытство, которое он скрывал ото всех, он старался ничем его не обнаруживать, но перестать думать о том, что его тревожило, он не мог. Ему было страшно. За свою мирную, спокойную жизнь, за родителей, за младшего братца, за Кассандру — и от одной только мысли о том, что будет с ними со всеми, случись врагу прорваться к столице, Нейлу становилось жарко и жутко. Он знал историю Геона. Знал, что Данзар не успокоится никогда, пока жив последний Норт-Прентайс, — все хроники говорили об этом. И он не хотел терять тех, кого любил.

Седьмого февраля, на третий день после того, как Нейл всё же решился оставить родительский кров, со службы его отпустили пораньше. Сам Нейл вовсе этого не желал, однако мэтр де Берни буквально выставил его из лаборатории, и вечно печальный Пристли, стараниями Нейла наконец по-человечески выспавшийся, главного алхимика в этом решительно поддержал.

— Вы без того две недели спину не разгибали, — часто моргая, сказал он, глядя в лицо Нейлу. — И, честное слово, просто спасли меня от тихого помешательства. Нет, и не спорьте! Вы дежурили в госпитале два воскресенья подряд, теперь моя очередь!

Пристли был сирота, как, увы, часто случалось в среде чародеев, он учился в одной из общественных школ Мидлхейма, закончив которую по стезе алхимии, поступил в пятый солдатский госпиталь, и, несмотря на то, что он был всего на год старше Нейла, он был уже женат. Молоденькую супругу (госпоже Пристли едва исполнилось восемнадцать) первый помощник мэтра де Берни нежно любил, к тому же, всего пару месяцев назад он впервые стал отцом — и необходимость дневать и ночевать в госпитале угнетала его, едва ли не полностью оторвав от семьи. Стараниями Нейла Пристли впервые за месяц смог провести выходные дома, и благодарен новому соратнику был искренне. Главный алхимик тоже, хоть и совсем по другой причине.

— Не знаю, герцог, чем вас прельстил боевой факультет, — сказал мэтр де Берни, — но, к счастью, по дороге на фронт вы завернули к нам. Как тут не поверить в наследственность?.. Ваш батюшка может гордиться вами, и ваши преподаватели были правы — в алхимии вы знаете толк! Однако так можно и перегореть. Отправляйтесь домой, выспитесь хорошенько и возвращайтесь в пятницу. Дорогой Пристли прав — вы это более чем заслужили.

Как ни отнекивался Нейл, уверяя обоих, что он вовсе не устал и служба ему только в радость, никто не стал его слушать. Пришлось откланяться. Когда он покинул госпиталь, было еще начало пятого вечера, солнце едва село. Нейл пешком прогулялся до Медной улицы, где стоял доходный дом Лусетиуса, свернул в небольшой заснеженный дворик, поднялся на крыльцо и, войдя в теплую, темноватую переднюю, взбежал по лестнице на второй этаж. Его комната находилась в самом конце коридора. Нейл вставил ключ в замок двери под номером тридцать один, повернул и вошел.

Он не обманывал мать, говоря, что здесь "очень прилично". Собственно, потому он и выбрал именно этот дом — Нейлу, как любому другому жителю Мидлхейма, было известно, как серьезно Лусетиус подходит к любому делу, за которое берется. Его заведение на Парковой аллее было лучшим в столице, и остальные ему не уступали. Доходный дом на Медной улице предназначался для постояльцев-магов, и принимал только чистую публику. Комнаты здесь были светлые, просторные, в большинстве из них имелись камины — или как минимум железные печки-"стеногрейки", насекомые жильцам не докучали, а в цокольном этаже были оборудованы баня и прачечная. Кроме того, при желании гость мог воспользоваться услугами кухни. Да, здесь вполне можно было жить, причем даже с комфортом, и Нейл без сожалений отмел предложения других доходных домов, пусть комнаты в них сдавались и подешевле. Жалование у него действительно было не бог весть, но всё же не настолько мизерное, чтобы ютиться где-нибудь на чердаке. А в быту он был неприхотлив — к тому же, обедом его кормили на службе, досыта и совершенно бесплатно...

Войдя и закрыв за собою дверь, Нейл повесил плащ на крюк возле двери и растопил печь. Щелей в стенах в доме Лусетиуса не имелось, но на дворе стоял февраль, и комната с ночи успела остыть. Нейл вскипятил на спиртовке воду, бросил в кружку небольшую щепоть чайных листьев, залил их кипятком и подошел к окну. За стеклом призрачно голубели холодные вечерние сумерки, чуть разбавленные розоватым заревом над крышами. Он ни разу за эти две с лишним недели не возвращался со службы так рано. И пусть уставал не на шутку, но работа его спасала — в лаборатории некогда было думать о сторонних вещах. О доме, о Сандре, о... Нейл опустил голову. Он скучал по отцу. Несмотря ни на что. Даже живя с ним под одной крышей, сидя за одним с ним столом — скучал, как не скучал даже в далекой Бар-Шаббе. Но каждый раз, стоило Нейлу поднять глаза на родителя, перед его мысленным взором вставала рука с гербовой печаткой на безымянном пальце, протягивающая ему белую фарфоровую чашечку, и каждый раз, поднося ко рту ложку или бокал — неважно, с чем — он чувствовал резкий, тошнотворный запах кофе. С той самой ночи, когда Нейл вернулся домой после первого своего дня в госпитале, он ничего не мог ни есть, ни пить за семейным столом. От всего нещадно мутило, кроме вареных яиц — хотя и они уже к концу первой недели такой "диеты" начали вызывать отвращение. И в конечном итоге Нейл понял, что долго он так не протянет.

Конечно, дело было не в еде. И даже не только в отце. Нейл солгал матери о причине их ссоры, но всё же некоторая доля правды в его аргументах о съемном жилье имелась: работа в госпитале была не из легких, раскатывать дважды в день в наемном экипаже впрямь выходило накладно, да и на собственные ноги встать ему было давно пора — Нейл и раньше, бывало, задумывался об этом. Но к окончательному решению его всё же подтолкнуло другое.

Сандра.

Тоненькая фигурка в коричневом форменном мундире, темноволосая голова, склонившаяся к отцовскому плечу, бледное, осунувшееся лицо, закрытые глаза — и прогоревшая свеча на подоконнике. Это видение преследовало его день за днем, ночь за ночью, поднимая в груди волну уже знакомого глухого протеста — как тогда, в Белой усадьбе, когда экономка назвала Итана Эшби его отцом. Это было неправильно. Всё это было неправильно!.. Кадеты Даккарая трое суток под ветром и снегом шли к столице, и всю ту долгую ночь Сандра, едва живая после тяжелого перехода, не смыкала глаз. Она ждала его. А он не пришел. Так не должно было быть!

— И не будет, — вслух сказал Нейл, глядя сквозь стекло в наливающиеся темнотой зимние сумерки. Лицо его из хмурого стало привычно-сосредоточенным. Он задернул портьеры и, отойдя от окна, уселся за стол. Зажег свечу, поставил у левой руки кружку с чаем, правой подвинул к себе учебник, раскрыл, следом раскрыл наполовину исписанную тетрадь и откинул крышку чернильницы. Информации было мало, слишком мало, и до него никто еще не пытался передать звук на расстоянии, но в архивах центральной библиотеки, если хорошенько поискать, всегда можно было что-то найти.

Военный лагерь Райленд был в пятнадцати милях езды от столицы. И окружавшие его прибрежные скалы оказались богаты пещерами — Нейл еще неделю назад облюбовал одну, поближе к холму у подножия лагеря. Ему хватило одной поездки: заранее сверившись с картами и оставив возницу наемного экипажа в деревенском трактире поблизости, Нейл пешком добрался до скал, нашел расщелину покрупнее и, поплутав немного, вышел к небольшой круглой пещере с удобной открытой площадкой — вид с нее на весь Райленд открывался такой, что любо-дорого. Лагерь лежал перед ним, как на ладони. Маг снял ориентиры, вернулся в деревню, оторвал возчика от его кружки и велел ехать назад в Мидлхейм. А ночью вернулся в пещеру воронкой — экипаж ему больше не требовался — и поднял в воздух фантом.

С тех пор каждую ночь белая ворона кружила над лагерем, обходя караулы и драконьи ангары. Невидимая в метели, сливающаяся со снегопадом, она искала — и всё никак не могла найти. Сандра была где-то здесь, в одной из многочисленных длинных казарм, но окна их не горели, а сквозь покрытые морозным узором стекла почти ничего нельзя было разглядеть. Но Нейл не торопился отчаиваться. Кадетов Даккарая не отправили бы в Райленд, если б не готовились использовать их на войне, а значит, в ночные дозоры их, как и других наездников, отправляли наверняка. Рано или поздно Сандра покинет казарму. Ночью. "И я ее всё равно найду, — думал маг, склонившись над тетрадью. — Может быть, даже сегодня... Или завтра... А когда найду — я заставлю этот проклятый фантом говорить, чего бы мне это ни стоило!"

Проснулся Нейл поздно, было уже за полдень. Привычно натянув амулет, он еще с четверть часа повалялся в постели, потом зевнул и откинул в сторону одеяло. Ежась от холода, босиком прошлепал к остывшей печке, развел огонь и поставил на спиртовку чайник. Распахнул плюшевые занавеси на окне. И, увидев раскинувшееся над крышами северной окраины голубое небо, улыбнулся: погода впервые за долгое время стояла отличная. "Все-таки хорошо, что меня вчера из госпиталя вытолкали, — подумал молодой человек, набрасывая домашний халат. — Было бы жаль в такой день до вечера торчать в лаборатории".

Вода закипела. Нейл заварил чай, достал с полки завернутые в полотенце сыр и хлеб и уселся завтракать. Нынешней ночью, памятуя о том что завтра не нужно будет вставать ни свет ни заря, он кружил над лагерем Райленд почти три часа, до полусмерти заледенел в стылой пещере, однако Кассандры так и не увидел. Белая ворона, бесшумно перелетая с крыши на крышу, вглядывалась в лица немногочисленных дозорных, прислушивалась к голосам караульных на стенах, возле ангаров и сторожевых будок, но всё без пользы. Среди этих людей кадета Д"Элтар не было. "Странно, — жуя, подумал Нейл. — Сандра ведь говорила, что старшекурсники ходят в дозоры наравне со всеми! Или это касалось только школы, а в действующем лагере порядки другие?" Он нахмурился и потянулся к кружке. Если так, то дело осложняется. Днем скакать воронкой туда-сюда не представляется возможным, да и в лагере его могут заметить. Конечно, птица она и есть птица, однако... Он качнул головой. Среди бойцов Райленда, в отличие от даккарайской военной школы, наверняка имелись маги. И попасться кому-нибудь из них на глаза Нейлу не улыбалось. Неизвестно, сможет ли кто-то из собратьев по силе распознать в белой вороне фантом, но лучше не рисковать.

"Ничего, — поразмыслив, в конце концов решил Нейл. — Не так много еще прошло времени, может, кадетам просто дали пару недель — привыкнуть к новому месту? Тогда рано или поздно в караулы их ставить начнут". Успокоив себя таким манером, молодой человек допил чай, протер стол от хлебных крошек и вновь бросил взгляд в окно. Потом перевел его на громоздящиеся у стены книги, подумал и тряхнул головой. Для этого еще будет вечер. Не пропадать же такому чудесному дню?.. Нейл вынул кошель, пересчитал его содержимое и удовлетворенно прищурился. Оставалось еще вполне прилично. За комнату он уплатил на два месяца вперед, из остатков своего январского содержания — от последующего он отказался, но возвращать отцу горсть монет, корча из себя принципиального бессребреника, значило попросту его оскорбить. Этого Нейл не хотел. И на нынешний день у него оставалось немало: в курильне на Парковой, конечно, не рассидишься, о салоне свиданий и говорить нечего, но хороший обед уж точно можно себе позволить! "Еще и на пару унций чая, пожалуй, хватит, — с удовольствием подумал молодой человек. — Как раз растяну до конца месяца". Он улыбнулся, ссыпал медь с серебром обратно в кошель, сбросил халат и принялся одеваться.

С наемными экипажами на северной окраине всегда было так себе, однако Нейлу повезло. Не успел он свернуть с Медной улицы на улицу Ткачей, где располагался пятый солдатский госпиталь, как увидел медленно тянущийся вдоль тротуара крытый возок с фонарем на облучке — и, вытянув руку, вскоре уже катил с ветерком в сторону центра. Без сожалений бросив вознице монету, он вышел на Центральной, у главного храма Танора, и прогулочным шагом двинулся в сторону Кленового сквера. Есть он пока не хотел, погода стояла дивная, и приятно было просто пройтись по скрипящему утоптанным снежком тротуару, всей грудью вдыхая свежий морозный воздух. Миновав шумный и многолюдный Шелковый переулок, Нейл прошел вдоль Кипарисовой улицы, прогулялся по Кленовому скверу, поглазел на каток, заполненный гомонящим людом, и повернул обратно. А проходя мимо высокого изящного здания с рядом белых стройных колонн у крыльца, замедлил шаг. Здесь располагалась королевская галерея искусств. Помнится, мама что-то говорила о выставке акварелей — до того, как он заикнулся о своем переезде... "Не зайти ли взглянуть? — подумал Нейл. — Так сказать, вкусить пищи духовной перед плотным обедом?" К живописи, в отличие от герцогини эль Хаарт, ее старший сын относился спокойно, но идея показалась ему недурной. Надо же, в конце концов, хоть изредка расширять кругозор!

Он поднялся по ступеням, заплатил за вход два медяка, сдал плащ в гардеробную и вошел в первый зал. Помянутые акварели как раз все были здесь. Нейл просмотрел их не без любопытства и даже нашел некоторые довольно приятными глазу, однако восторгов у него выставка не вызвала. Поэтому он отправился дальше. Он переходил из одного зала в другой, изредка останавливаясь перед какой-нибудь картиной, и спустя час добрался до последнего зала. Людей в нем почти не было — кроме него, в дальнем углу перед тяжелой золоченой рамой стоял лишь какой-то пожилой господин.

Нейл повернулся к первой от входа картине и непроизвольно вздрогнул: на полотне было изображено бескрайнее, словно взрытое гигантской бороной поле павших. Окутанное красноватыми сумерками у горизонта, дымящееся редкими, казалось, только что погасшими бивачными кострами, оно густо пестрело лежавшими вповалку людьми в перепачканных землей и кровью мундирах. Они были везде — распростертые навзничь, глядящие мертвыми лицами в небо, скорчившиеся у обгорелых остовов обозных телег... В центре картины, на вытоптанной побуревшей траве, лежал офицер в темно-синем мундире. Голова его была запрокинута назад, пальцы правой руки, уже потерявшие цвет и окостеневшие, сжимали обломанное древко копья — а сверху над офицером, низко склонив тяжелую черную башку, возвышался дракон-штурмовик с пустым седлом. Опустив крылья, закрыв глаза, зверь застыл над погибшим наездником черным надгробием, прижавшись мордой к его плечу. Нейл, сам не зная почему, попятился. И, бросив короткий взгляд на медную табличку под рамой ("Прощание"), отошел. Увы, следующая картина оказалась немногим лучше. И остальные, что были собраны в последнем зале, тоже — практически все они изображали батальные сцены. Художники были разные. Но с каждого полотна в тусклом блеске застывшего масла на Нейла смотрела война. "Прощание", "Казнь дезертира", "Рассвет над холмами", "Последний полет"... Повсюду здесь была кровь и смерть — совсем как когда-то говорил отец. Герцог эль Хаарт всё это видел своими глазами, а не на картине в галерее искусств, и Нейл только теперь до конца осознал, почему отец так противился его скоропалительному решению. Осознал, глядя на багровые, черные, дымно-серые полотнища, на которых умирали люди и звери, на которых пылал огонь и словно бы запеклась настоящая кровь, а не краска... Нейл бродил по залу, как в полусне, едва ли не целый час. Он давно уже остался здесь один-одинешенек — когда ушел тот пожилой господин, Нейл не заметил. Он переходил от одной картины к другой, отворачиваясь, отступая и вновь возвращаясь, он простоял почти четверть часа перед масштабным полотном, изображавшим Битву Знамен, скользя взглядом по обагренным рассветными лучами, точно кровью, остроконечным скалам и пляшущим на их фоне в смертельном танце драконам, — он не хотел смотреть, но смотрел. По какой-то необъяснимой причине это страшное зрелище завораживало, не отпуская.

Галерею Нейл покинул в только в половине седьмого. Солнце давно село, Мидлхейм окутала стылая чернильная синева, и молодой человек брел в ней, не разбирая дороги, чувствуя слабость в коленях и странный, горячечный зуд в душе. Перед глазами его клубился дым бивачных костров, а в ушах звучал далекий драконий рев, смешанный со звоном стали. Он не раз бывал в королевской галерее искусств с отцом и матерью, но этого зала не видел. "Почему? Этих картин там не было раньше? Или просто родители мне их не показывали? — думал он. — Смешно... Это ведь просто холсты и краска!" Неясный зуд где-то глубоко внутри усилился. Нет, вовсе не "просто", вдруг понял Нейл. И, приостановившись, обернулся назад. Изящное здание с колоннами уже давно исчезло из виду. А картины остались. Особенно та, с черным штурмовиком без наездника — она до сих пор так и стояла у него перед глазами. Оттого, что ее он увидел первой? Или совсем не поэтому?..

Нейл потряс головой, силясь изгнать из памяти пустое седло на драконьей спине. Нет, твердо сказал он сам себе, с Сандрой такого не может случиться. Потому что... потому что не может и всё! "Да и вообще, у нее же не штурмовик, а разведчик", — подумал он, будто это что-то меняло. И, наконец придя в себя, огляделся. Парковая аллея? Во имя Танора, как он здесь очутился? "Похоже, правы были родители, что в тот зал меня не водили, — растерянно подумал он, озираясь по сторонам. — Впечатлился до полной прострации!" Молодой человек сконфуженно почесал кончик носа. И, прищурившись, всмотрелся в конец аллеи, где белел стенами дом Лусетиуса. "Ну, с другой стороны, оно даже и к лучшему, — в конце концов решил Нейл. — Ведь я же всё равно планировал перекусить?" Он улыбнулся, только сейчас поняв, как сильно проголодался. И, запахнув плащ, торопливо заскрипел по утоптанной снежной дорожке к дому с зелеными ставнями.

После рыбного супа и двух ломтей свежего хлеба с паштетом из фазаньей печени, где-то между бараньими ребрышками и брусничным пирогом, Нейл понял, что двухнедельный "пост" не прошел для него даром: он объелся едва ли не до рези в желудке. Попросив себе чаю и осоловело поглядывая в окно, за которым уже совсем стемнело, молодой человек лениво размышлял о том, забрать с собой остатки пирога или все-таки не позориться, когда на стол из-за его спины упала тень.

— Какая встреча, — хмыкнул позади знакомый ехидный голос, и Нейл поймал себя на ощущении, будто он на миг вернулся в прошлое. — Что над тарелкой чахнешь, эль Хаарт? После госпитальных харчей человеческая еда в горло не лезет?..

— И тебе добрый вечер, Фаиз, — отозвался Нейл, поворачиваясь. Ан Фарайя отодвинул стул, уселся напротив — само собой, как всегда не спросив разрешения, — и жестом руки подозвал подавальщика. Спустя пару секунд тот материализовался у стола.

— Чего изволите? — почтительно кланяясь, уточнил он.

— Кофе, — бросил алмарец, даже не взглянув в его сторону. — Черный.

Нейл поморщился. При одном слове "кофе" его замутило. А теперь придется эту гадость еще и нюхать — от Фаиза так просто не отделаешься. "Да и встать я в ближайшие четверть часа вряд ли смогу, — вынужденно признал он. — Плохо без Зигги и его домашних обедов — какая-никакая, а тренировка". Он покосился на едва тронутый брусничный пирог и вздохнул. От Фаиза это не укрылось.

— Жадность обуяла? — проницательно фыркнул он. Нейл кисло кивнул. — Смотри, эль Хаарт, как бы тебе де Шелоу в талии не перегнать с таким-то аппетитом!

— Не волнуйся, не перегоню. На мое жалование особо не разгуляешься.

— Так выбрал бы место попроще, где-нибудь в этих своих трущобах... Или по хорошей жизни соскучился?

Нейл отодвинул в сторону тарелку с пирогом.

— Ну что ты, — сказал он преувеличенно серьезно. — Исключительно по тебе.

Алмарец расхохотался.

— Слышал бы это Рексфорд, — весело блестя глазами, отозвался он. И взяв в руки принесенную подавальщиком чашечку, сделал глоток. — Но увы, увы! Ты куда пропал, эль Хаарт? В курильне тебя уже который день не видно.

— С курильней придется пока подождать. До марта, а то и до апреля — демоны его знают, как долго придется вступать во права наследования.

— Наследования? Когда это первый алхимик душу Танору отдать успел?

Нейл поперхнулся чаем.

— Сплюнь! — откашлявшись, сердито прохрипел он. — С ума ты сошел, что ли? Я чуть насмерть не подавился!

— Зато проснулся, — без тени смущения заявил тот. — Так что за наследство-то, эль Хаарт?

— От дальнего родственника... по материнской линии.

— Вот как. И любящий папочка сразу отлучил тебя от семейного капитала?

— А тебе что за дело? Поиздержался, Фаиз, одолжиться хотел на пару монет?

Нейл посмотрел на алмарца смеющимся взглядом. Ан Фарайя скептически хмыкнул.

— Расслабься, — протянул он, — никто на твои трудовые гроши зубы не точит. Пойдем наверх. Так уж и быть, заплачу за двоих разок! Рексфорд в последнее время в курильню и носа не кажет, надоело дымить, глядя в стену.

Нейл понимающе склонил голову набок:

— Что, совсем скучно, Фаиз?

— Да хоть вешайся. С утра до вечера одни эти проклятые конверты...

— ...а отыграться не на ком? — со смешком закончил Нейл. — Сочувствую. Но все-таки поберегу и твои "трудовые гроши" — не люблю долгов, знаешь ли.

Ан Фарайя задумчиво шевельнул бровью. Потом в два глотка прикончил кофе и встал:

— Ясно. Ну, тогда бери свои объедки да поехали.

— Куда?..

— Ко мне. Чаем не богат, но шаашир у меня найдется. В нарр ты, надеюсь, играть умеешь?

— Умею, — медленно сказал Нейл. — Но, честно говоря, Фаиз...

— Поджилки затряслись? — осклабился тот, вздернув брови. — Не дрейфь, святоша! Сегодня я добрый. Поехали, говорю, хватит ломаться.

Нейл бросил задумчивый взгляд на подсохший пирог. Если отказаться и сейчас отправиться домой, то на переполненный желудок его точно потянет в сон, а это чревато. Так можно и ночной полет проспать. Зато в компании ан Фарайя, при всей ее сомнительной приятности, уж точно не расслабишься. Молодой человек заколебался. И обронил наконец, покосившись в темноту за окном:

— С одним из ваших я уже как-то поехал.

Фаиз высокомерно прищурился:

— Меня равняют с какой-то крысой? — прохладным голосом осведомился он.

— О нет, — сказал Нейл. — Ты не крыса, Фаиз. Ты куда как опаснее.

Алмарец широко улыбнулся, словно бы даже гордясь этим обстоятельством.

— Трус ты, эль Хаарт, — помолчав, сказал он.

— Не без этого, — согласно кивнул тот, доставая кошель. Бросил на стол несколько монет и, вынув платок, завернул в него брусничный пирог. — А еще известный дурак, которого жизнь ничему не учит. Шаашир, говоришь?.. Ладно. Поехали.

Улыбка Фаиза стала шире. Прибавив к монетам Нейла одну свою, за кофе, он кивнул в сторону двери:

— Тут рядом, на Персиковой. Ехать минуты три...

Приказ номера Второго, касавшийся отслеживания всех передвижений сына первого алхимика, исполнялось неукоснительно. Трижды в день Райану доставляли отчеты — по большей части однотипные и не вызывающие особого интереса, но это, в сущности, было как раз хорошо. Нейлар эль Хаарт служил себе в своем госпитале, являясь туда к десяти утра и уходя в половине девятого, по сомнительным местам не шатался и ненужных знакомств не заводил — правда, учитывая Фаиза ан Фарайя, всё время маячащего где-то поблизости, радоваться тут было особо нечему... Второго февраля сын магистра алхимии снял комнату в доме Лусетиуса, на северной окраине, а четвертого переехал туда с вещами. По какой причине — Райан не знал, но ему это не понравилось.

Правда, нынешний вечерний отчет, что принес ему номер Пятнадцатый, понравился еще меньше.

— Затащил таки в свою нору, змея подколодная, — пасмурно обронил номер Второй. — И сто к одному, эль Хаарт не особенно упирался. Так?

Пятнадцатый неопределенно шевельнул плечом.

— Так да не так, — отозвался он. — В гости объект не слишком рвался, однако уговаривать его долго не пришлось.

— То есть, — нахмурился Райан, — ан Фарайя его уговаривал?

— Не то чтобы очень настойчиво, но в целом да.

— Замечательно...

Номер Второй бросил мрачный взгляд на только что просмотренные отчеты. В них сообщалось, что объект слежки покинул доходный дом около часу дня, после чего отправился в экипаже на Центральную улицу, где вышел и еще часа полтора гулял без всякой цели. Примерно в три часа пополудни объект вошел в королевскую галерею искусств, где пробыл до половины седьмого. Покинув галерею, он пешком отправился на Парковую аллею, в трактир Лусетиуса, заказал обед — и спустя еще около часа в компании Фаиза ан Фарайя отбыл на Персиковую улицу. В одном из служебных флигелей позади алмарского дипломатического корпуса он провел без малого три часа. А покинув его, прямо от ворот взял наемный экипаж и вернулся на северную окраину. Один. "И то слава богам, — терзаясь дурными предчувствиями, подумал Райан. — Хотя, зная Фаиза, это теперь дело времени — в доходный дом он скоро тоже дорожку протопчет. Вот же сволочь хитрая! Как он этого праведника так быстро в оборот взял? И чем они там занимались целых три часа?"

— Кто вел объект от Парковой? Ты? — спросил он, поднимая взгляд на соратника. Номер Пятнадцатый кивнул. — К флигелю не удалось подобраться?

— Пытался, да где там! Ты же знаешь восток, Второй, вокруг дипкорпуса охраны в три ряда. И ограда. Флигели же на территории. Но если очень надо, в следующий раз можно рискнуть.

— "В следующий раз"? Они что, о новой встрече условились?

— Этого не скажу, как прощались, не видел, — протянул буревестник. — Эль Хаарт один вышел. Но уж больно вид у него был довольный — и анисом с яблоками от него несло за двадцать локтей.

Райан крякнул. Анис и зеленое яблоко были любимой добавкой Нейла в смесь для шаашира — о чем Фаизу, конечно, тоже было известно. "Подготовился, сволочь, — мелькнуло в голове. — Знал, что пригодится! Нет, пора разгонять этот тандем, пока они друг к другу с визитами по три раза на дню ездить не начали".

— Почему эль Хаарт сегодня не был на службе? — всё еще хмурясь, спросил номер Второй. Соратник развел руками:

— Вроде бы выходной.

— А завтра?..

— Не могу знать. Но, полагаю, спать до полудня ему уже никто не даст — в пятый солдатский три телеги раненых утром привезли.

— Угу...

Райан Рексфорд удовлетворенно прищурился. "Значит, подкараулю этого перебежчика завтра прямо у госпиталя, — решил он. — Я как раз в ночь, часа два у меня будет. Заодно и узнаю, с чего вдруг эль Хаарту родной дом тесен стал". Номер Второй кивнул головой в такт своим мыслям и выпрямился.

— Отчеты прибери, — велел он Пятнадцатому. — И заступай. Девятый тебя сменит утром...

Райан хотел еще что-то добавить, но в этот момент за их спинами послышалось знакомое глухое шипение раскрывающейся воронки. Оба буревестника как по команде повернули головы: номер Пятнадцатый последним прибыл на дежурство в тайном лазе, больше никого не ждали. Райан, сдвинув брови, одним движением поднялся со стула.

— Восьмой! — позвал он, вскинув голову к тонущей во мраке верхней площадке лестницы и краем глаза следя за растущим из пола смерчем. — Первый не собирался заглянуть?

— Да вроде нет, — долетело из темноты.

— Тогда спускайся, у нас гости.

Он кивнул Пятнадцатому и оба вскинули руки, материализуя щиты. По каменным ступеням торопливо застучали подковки сапог. А спустя еще пару мгновений из воронки в центр круглой комнаты с тремя дверями шагнул номер Шестой. Райан Рексфорд медленно опустил щит.

— Что... — начал он, делая шаг вперед, и умолк. Лицо у Шестого было строгое и сосредоточенное.

— Второй, — сказал он, коротко кивнув соратникам. — Пойдешь со мной. Приказ Первого.

Кивнув Пятнадцатому и сбежавшему с лестницы Восьмому, он протянул руку. Райан с готовностью шагнул вперед. Остальные два буревестника молча, настороженно переглянулись. Нежданный гость обхватил пальцами запястье Райана Рексфорда и свободной ладонью вывел в воздухе мягкий треугольник, вновь открывая воронку. Райан придвинулся ближе, чтоб ненароком не выпасть за контур.

— Запад? — коротко спросил он, когда вихрящийся сизый смерч окутал их обоих с головы до ног. Шестой кивнул:

— Да. Четверть часа назад Данзар вошел в бухту Сирен...

Глава V

Первыми подошли бомбардиры. Сотня, как и докладывала разведка — огромным буро-черным щитом они простерлись над береговой полосой и вскоре накрыли собой Рыбачью долину. Следом за ними, спустя неполный час, в бухту Сирен вошел данзарский флот. Четыре сотни легких маневренных парусников, пятьдесят боевых фрегатов и двадцать четыре корабля магического охранения — в сравнении с давешней тысячей мачт, общая численность подкреплений была не фатальной, но всё же вполне ощутимой. Особенно принимая во внимание бомбардиров. А лагеря севера только-только миновали перевал, и до Волчьих холмов им еще оставалось идти никак не менее суток.

— Бомбардиров разместили в Рыбачьей долине, — сказал граф Бервик, скользнув пальцем по карте. Остальные, собравшиеся в гостиной его сиятельства, придвинулись ближе к столу. — Вот здесь. Кольцевое сопровождение стоит по периметру.

— Штурмовики? — скорей утвердительно, чем вопросительно обронил Рауль Норт-Ларрмайн. Граф кивнул. — Сколько?

— Разведка еще работает, но по первым данным — что-то около пяти сотен. Плюс полсотни разведчиков. Ну и, конечно, люди. В сравнении с прошлой волной их всего ничего, но...

Он сделал короткую паузу, и король Геона понимающе усмехнулся:

— Но по большей части все они владеют даром?

— Увы, ваше величество. Тысяча боевиков от архимага и еще около трех тысяч — черномундирники Мэйнарда Второго. Это в довесок к тем шести тысячам, что стоят вместе с общим лагерем в долине Клевера.

— То есть, десять тысяч, плюс-минус сотня, — задумчиво протянул государь. — А у нас?

— Тысяча боевых магов сейчас идет к Волчьим холмам с лагерями севера. Перевал уже миновали, следующей ночью ждем. Еще две тысячи на месте. И две с половиной мы успели подтянуть по резервным каналам из центральных лагерей.

— Вдвое меньше...

— Увы, ваше величество, — повторил Бервик. — И на Алмару надежды нет. Селим Тринадцатый на наш запрос ответил согласием, но тянуть, полагаю, будет до последнего, как всегда.

"Кто бы сомневался, — подумал Райан Рексфорд, скользя напряженным взглядом по карте. — Алмара рисковать не любит. Значит, на подступах к перевалу придется справляться своими силами?" Его светлые брови коротко нахмурились. Собственных сил в этом разрезе у Геона и впрямь было маловато. Пять с половиной тысяч боевых магов против десяти!.. Он покосился на замершего по правую руку Шестого, потом — на Четвертого, что стоял по левую, и опустил глаза к карте. На короля номер Второй изо всех сил старался не смотреть. Райан был не дурак, он понял, зачем его выдернули сюда из дворцовых подвалов, — и опасался спугнуть удачу. В темной гостиной его сиятельства их было пятеро. "Самый ближний круг, — удовлетворенно подумал Райан. — Значит, я прощен. И если мне доверят..." Он, спохватившись, оборвал мысль на полуфразе. Как бы то ни было, расслабляться и праздновать победу было еще рановато.

— Каковы шансы, что лагеря севера успеют соединиться с нашей армией на холмах? — нарушил повисшее в гостиной молчание король Геона.

— Пятьдесят на пятьдесят, ваше величество, — отозвался Бервик. — Данзарские бомбардиры к бою сейчас не готовы, но войска второй волны уже успели отдохнуть...

Окончание фразы повисло в воздухе, и Райан Рексфорд, исподтишка окинув быстрым взглядом лица собравшихся у стола, пришел к выводу, что Волчьим холмам осталось недолго. Их уже сдали — заочно, не дожидаясь штурма. "Плохи наши дела", — подумал он.

Рауль Первый хмуро кивнул каким-то своим мыслям.

— И когда, по-твоему?.. — непонятно спросил он, вскинув глаза на соратника. Бервик покосился на карту.

— Если нам повезет, то через день-два. Если же нет, и если на этот раз Данзар не станет ждать подхода наших подкреплений — в течение суток, ваше величество. Пора созывать совет.

— Да, — щурясь, протянул Рауль Норт-Ларрмайн. — Но это само собой...

Государь, повернув голову, посмотрел на буревестников. Все трое непроизвольно расправили плечи. "Вот оно!" — промелькнуло в голове Райана, но рвущееся наружу ликование он при себе удержал. Граф Бервик вслед за королем взглянул на магов.

— Полагаю, — помолчав, сказал он, — откладывать не имеет смысла. И Данзар со своей диверсией давно уже развязал нам руки. Второй!

— Так точно, — Райан чуть выдвинулся вперед. "Диверсия, значит? — торжествующе подумал он, внутренне подрагивая от приятного нетерпения. — Ну, будет дело!"

Номер Первый бросил мимолетный взгляд на разложенную карту и вновь остановил его на застывшем в ожидании Рексфорде.

— Вы, — проговорил он, — отправляетесь на запад. Тройкой, остальных подберете на месте. Шестой и Четвертый нужны здесь — кто может их заменить? Седьмой и Восьмой?

Райан, помедлив секунду, качнул головой.

— Если позволите, ваше сиятельство, — ответил он, — я бы взял Восьмого и Десятого. Седьмой лучший дешифровщик из всех нас, рисковать им не стоит, а если я правильно понял...

— Правильно. Что ж, согласен насчет Седьмого — и положусь на ваш выбор. Литтон! Названные номера в подземелье?

— Только Восьмой, ваше сиятельство, — сделав полшага вперед, отрапортовал номер Шестой. — Десятый по графику на охране объекта.

— Сменить, — коротко приказал Бервик. — И доставить сюда. Обоих.

— Так точно!

Он поклонился его величеству и вышел в соседнюю комнату. Мгновение спустя оттуда послышался знакомый глухой свист и приглушенный хлопок закрывшейся воронки. Король Геона и его правая рука переглянулись.

— Тауни, — позвал его величество, и номер Четвертый, как недавно Шестой, сделал полшага вперед. — Отправляйтесь к его светлости. Мы созываем чрезвычайный совет. Через полчаса, в малом зале.

— Будет исполнено, ваше величество.

Еще один буревестник скорым шагом покинул гостиную. Теперь у стола их осталось трое. Дождавшись, когда двери гостиной сомкнутся за сыном барона Тауни, его сиятельство вновь переглянулся с государем и отошел к стене за спиной Райана. Следом оттуда послышался шорох и тихий сухой щелчок. Рауль Первый, опершись на стол, склонился над картой.

— Как вы считаете, господин Рексфорд, — своим приятным голосом осведомился он, не глядя на Райана, — каковы наши шансы на Волчьих холмах?

— Полагаю, очень невелики, ваше величество, — после некоторой заминки ответил тот. — Учитывая превосходство противника.

— И как, по-вашему, оный противник намерен использовать свое превосходство?..

— Не могу знать, ваше величество, — Райан, помедлив с ответом, тоже взглянул на карту. — Но я бы предположил, что армия третей волны ставит на магов. Бомбардиры еще несколько дней будут приходить в себя. Они понадобятся позже, я думаю, — на перевалах, на Неспящей равнине...

— И у стен Хелвинда?.. — краем губ улыбнулся Рауль Первый. Райан без энтузиазма кивнул:

— Скорее всего, ваше величество. Оставлять эту крепость в тылу не взятой небезопасно, а как перевалочный пункт и хорошо укрепленная база на пути к Черной долине Хелвинд для Данзара бесценен.

Государь снова улыбнулся. Райан не понял этой улыбки, бесцветной и короткой, одинаково лишенной иронии и веселья, поэтому вновь опустил глаза. Если графа Бервика он знал, то с наследным принцем Геона — теперь уже королем — впервые сошелся так близко. Хорошо это или плохо, номер Второй сказать пока затруднялся. С одной стороны, налицо было высочайшее доверие, но с другой...

Позади знакомо скрипнуло, и к столу вернулся нагруженный какими-то бумагами Бервик. Рауль Норт-Ларрмайн выпрямился.

— Жду тебя на совете, — сказал он, кивнув номеру Первому. Потом бросил взгляд на номера Второго и улыбнулся — в этот раз, как показалось Райану, благосклонно. — Удачи, господин Рексфорд! Надеюсь, ваша миссия увенчается успехом.

— Благодарю за оказанное доверие, ваше величество, — тот склонился перед своим королем в глубоком поклоне. — Служу Геону!

Рауль Первый, чуть прикрыв глаза, в ответ на миг склонил голову и вышел. Двери за ним закрылись, из приемной его сиятельства глухо донеслись голоса, грохот подкованных железом гвардейских сапог — и всё стихло. Граф Бервик, мельком взглянув на каминные часы, одним движением сдвинул в сторону карту западного побережья.

— Времени мало, — сказал он, опуская на стол бумаги. И, подумав, взглянул в лицо Рексфорду: — Вы берете Десятого и Восьмого. Почему обошли Девятого? В нем есть смысл сомневаться?

Райан покачал головой.

— Нет, ваше сиятельство. Наоборот. Но я взял на себя смелость предположить, что Девятый больше пригодится здесь.

Граф шевельнул бровью:

— В чем конкретно?..

— Скорее, кому, — хмурясь, проронил Райан. — Девятого со следа не собьешь и на посту не срежешь. Речь о фантомаге — я докладывал вам, что помимо востока его ведет еще кто-то со стороны. Это подтвердилось.

— Данзар?.. — на лоб номера Первого набежали морщины. Второй кивнул:

— Так точно, ваше сиятельство. Похоже, инцидент с морскими драконами в бухте Бар-Шаббы мимо их разведки не прошел. Вербовкой пока не пахнет, да и не уверен я, что Данзар решится на это — как минимум, Алмара не даст, но...

Бервик раздумчиво кивнул.

— Не к рукам прибрать, так убрать, — согласно протянул он. — Да, есть резон. А что Алмара?

— Сжимает кольцо. Боюсь, это полностью моя вина, ваше сиятельство, эль Хаарта я упустил по собственной глупости, и этим быстро воспользовались. Ан Фарайя дело знает. Я собирался поговорить завтра с ними обоими, однако теперь...

Бервик негромко хмыкнул.

— Сдается мне, — обронил он, — оба не стали бы слушать. Ну да ничего. В отличие от Данзара, Алмаре нужен не столько наш фантомаг, сколько наш первый алхимик, и оба — живыми, исходя из того, как усиленно опекают младшего эль Хаарта. Не скажу, что последнее меня радует, но даже из этого можно извлечь свою пользу. Значит, номер Девятый?..

— Так точно, ваше сиятельство. Он объект не упустит.

Бервик кивнул. Потом, коротко тряхнув головой, снова бросил взгляд на часы и повернулся к столу:

— С фантомагом и Алмарой мы разберемся. Сейчас важнее запад.

Номер Первый выудил из кипы бумаг на столе тонкую трубочку свитка с печатью военного ведомства и за личной подписью Первого Маршала и протянул свиток номеру Второму:

— Это приказ о присвоении вам чина капитана, оформлен задним числом. Боюсь, с гражданским западники даже разговаривать не станут, несмотря на всё королевское участие. Берите, капитан Рексфорд. Спрячьте — предъявите, если спросят, хотя вряд ли до этого дойдет. А теперь слушайте внимательно и запоминайте...

Небо над перевалом ревело и выло. Густые снежные сумерки еще час назад прорвались метелью, а теперь она вошла в полную силу — ветер валил с ног, и в десяти шагах вокруг ничего было не видно. Скальные уступы тонули в белесом мареве. В ушах стоял вой и свист. Узкая тропа то и дело скрывалась во мгле, и маленький отряд разведчиков шел медленно, почти наощупь. "Жаль, даже магия ничто против стихии", — подумал Райан Рексфорд, щурясь от колючего ветра в лицо. Заметил, как идущий впереди проводник поднял руку, обернулся на остальных и, сделав шаг с тропы, остановился. Отряд, поравнявшись с командиром, встал тоже.

— Засада? — спросил номер Второй. Проводник покачал головой:

— Нет. Карта нужна. Кажется, поворот проскочили.

— В круг! — велел Райан, придвигаясь ближе к проводнику. И укрывшись за спинами, вынул из-за пазухи карту хребта. Вдвоем развернули, сверили...

— Так и есть, — сказал проводник. — На сто локтей левее взяли. Чтоб ее, эту метель!

— Согласен, — морщась, обронил Рексфорд.

Их троих, его самого и Восьмого с Десятым, переправили из столицы на запад в первом часу ночи. Сейчас было уже начало третьего, и добрые сорок минут отряд диверсантов пробивался сквозь пургу вдоль занятого неприятелем перевала, что соединял между собой две долины, — тоже, к несчастью, находящиеся теперь под контролем Данзара. А не позднее трех часов пополуночи диверсантов ждали в контрольной точке, и мешкать было нельзя. "Ведь могли же успеть до бури! — раздраженно подумал Райан, пряча карту. — Так нет! Уперся рогом, старый сыч!.."

— Разойтись, — скомандовал он. — Поворачиваем назад. Восьмой, держись ближе к проводнику, не теряй. Десятый — замыкающим!

— Так точно, — едва слышно донеслось до него сквозь рычание метели. Номер Второй помедлил, давая дорогу проводнику из числа бойцов западной разведки и кивнул безмолвной двойке в одинаковых серых плащах.

— Стянуть круг, — велел он. — За мной.

Головы в низко надвинутых капюшонах молча склонились в ответ. Отряд развернулся в обратную сторону. Райан шел, держа под прицелом взгляда спину Восьмого, мысленно костеря на все лады главу местной разведки и краем глаза выхватывая из молочной мути смазанные очертания исполинских валунов по краям тропы. Собственно, это даже тропой-то назвать нельзя было — так, узкая расщелина между скал, запорошенная снегом. А еще здесь было холодно. Очень холодно! Номер Второй вспомнил мягкий полумрак круглой комнаты с тремя дверями и тоскливо выругался про себя. Нет, случись ему выбирать, он все равно предпочел бы ненастный запад каменному мешку подземелья, но... В лицо ударил очередной порыв ветра, и Райан на миг прикрыл глаза.

Полковник Дарби, глава западной разведки, столичное "пополнение" встретил настороженно и приказ короля обеспечить главу диверсионной группы всем необходимым воспринял без энтузиазма. Бойцы, тем более знакомые с местностью, нужны были ему самому — а уж те из них, что были отмечены даром, тем более, и раздавать их направо и налево по первому требованию полковник отнюдь не рвался. Однако, как человек осторожный, мнение свое он оставил при себе — и вместо возражений принялся торговаться. Совсем никого не дать Дарби не мог, приказ короля связывал ему руки, но он приложил все усилия, чтобы остаться при своих. Райан просил пятерку боевых магов, но в результате долгих и утомительных препирательств выцарапать у прижимистого полковника ему удалось только одного. И троих разведчиков, не обладающих даром.

— Не понимаю, к чему вам целый отряд, капитан Рексфорд, — повторял полковник с таким видом, словно и вправду ничегошеньки не понимал. — Вас трое! Все вы — обученные боевые маги! И учитывая тот факт, что в подробности операции вы меня посвящать отказываетесь...

— Тому есть свои причины, ваше высокоблагородие, — в унисон ему вторил Райан. — И, смею заметить, достаточно веские, коли уж его величество облек меня известными полномочиями. Или высочайшего приказа вам недостаточно?

— Что вы, капитан, как можно! Разумеется, воля моего короля для меня превыше всего — однако зачем вам полновесная пятерка? Да еще и магов? В моем корпусе найдутся вполне компетентные разведчики, и, уверяю вас...

— "Вполне компетентных", ваше высокоблагородие, мне могли дать и в столице. Нужны лучшие. И я вынужден заметить, что вы просто тянете время — которого у нас у всех почти нет.

— Совершенно с вами согласен, капитан Рексфорд, но всё же...

Глава западной разведки упирался руками и ногами, стремясь сберечь как можно больше своих людей, номер Второй, помня о важности возложенной на него миссии, не сдавался, но на стороне полковника все-таки были возраст и опыт. В разведке его высокоблагородие состоял не первый день. Так что спустя почти полтора часа словесного переливания из пустого в порожнее, новоявленный капитан Рексфорд получил одного-единственного проводника, причем далеко не мага. А время действительно было дорого. Поняв, что торги могут затянуться до утра, а утро при живейшем участии Данзара вполне может не наступить, Райан прибегнул к последнему средству. Вслед за свитком с королевской печатью он положил на стол золотую бляху с гербом правящего дома и ровно повторил список того, что ему требуется. Без всяких "но". Дарби налился багровым цветом, но крыть ему было нечем.

— Хорошо, капитан, — помолчав, выдавил из себя он, глядя в невозмутимое лицо номера Второго. — Я дам вам мага в довесок к проводнику...

— И двоих разведчиков.

— Капитан Рексфорд, при всем уважении!..

— Уверяю вас, это уважение взаимно, — вежливо и холодно перебил его Райан. — Но отряд мне оно не заменит. Десяток, включая пятерых боевиков. Это не моя личная прихоть, ваше высокоблагородие, и вам об этом прекрасно известно.

Он выпрямился и положил руку на лежащую перед полковником золотую бляху. Кустистые брови собеседника едва заметно вздрогнули.

— Один маг, — отрывисто уронил он сквозь сжатые зубы. — Трое разведчиков, включая проводника. И боец из рейдеров — они каждый стоят десятка, поверьте, внакладе вы не останетесь... Но больше я при всем желании дать не могу — окажись на вашем месте сам король Геона, он получил бы тот же ответ. Вы знаете наше положение. И любой боец, отмеченный даром, сейчас на вес золота!

Райан, помедлив, кивнул. С видимой неохотой и словно бы сдавшись под давлением обстоятельств, но про себя удовлетворенно хмыкнув — свое он взял. На самом деле, глава западной разведки был прав, большого отряда Рексфорду вовсе не требовалось. Диверсия — не штурм. И тройка боевых магов у номера Второго уже имелась: в счет шли и Восьмой с Десятым, и он сам. Однако Бервик, проводя инструктаж, велел завысить требования минимум вдвое. "Сколько бы вы ни попросили, вам дадут меньше, — сказал он. — Ситуация на западе сложная, командиры трясутся за каждого бойца, и так просто вы Дарби мошну не растрясёте". Его сиятельство как в воду глядел. И пусть переговоры порядочно затянулись, номер Второй вышел из них победителем: заполучить опытного рейдера, положа руку на сердце, он даже и не рассчитывал.

— Поверьте, ваше высокоблагородие, я как никто понимаю ваши стесненные обстоятельства, — ответил Райан. — И только поэтому вынужден все-таки пойти вам навстречу... Боевой маг и четверка разведчиков, включая рейдера, — что ж, по рукам. Этого, разумеется, все равно ничтожно мало, но и времени у нас не в избытке.

Полковник понял, что его надули, — но было поздно. Согласие свое он дал, и вновь начинать торги уже не имело смысла. Правда, из лагеря диверсионный отряд ушел всё же не в полном составе — того самого рейдера и боевого мага из числа бойцов западного развед-корпуса группе Рексфорда предстояло подобрать в контрольной точке. Что ж, решил Райан, тоже не самый плохой вариант. Могли и вовсе не дать никого, кроме проводника. А через хребет всё одно придется перебираться, небольшой крюк погоды не сделает...

Вот только с той самой погодой на западе творилось полное непотребство. А ориентиры контрольных точек из соображений секретности охранялись не хуже государственной тайны, и Рексфорду их не доверили. Диверсионную группу снабдили картой, перебросили с Волчьих холмов на кружную тропу вдоль перевала — и пожелали удачи. Что даже звучало как издевательство. Да только какой у них был теперь выбор?

Номер Восьмой, идущий след в след за проводником, вскинул руку в условном жесте. Райан встрепенулся. Повторив жест соратника для остальной группы, он ускорил шаг — и спустя минуту из вихрящейся пелены метели навстречу ему выдвинулся расколотый трещиной каменистый уступ. Слева от провала в скале, припорошенный снегом, чернел остов засохшего деревца. Рядом, притоптывая, переминались с ноги на ногу проводник и номер Восьмой. Хвала богам, наконец-то!..

Поравнявшись с провалом, Райан остановился, поджидая остальных.

— Коридоры под наблюдением? — спросил он, взглянув на проводника. Тот кивнул.

— Так точно. И входной, и центральный.

Номер Восьмой, щурясь, оглянулся на трещину в скале.

— Надеюсь, по болту в лоб нам с порога не прилетит, — обронил он. Райан качнул головой:

— Их должны были предупредить.

И посмотрел на проводника. Тот кивнул снова:

— Само собой, капитан. Пароль и отзыв я знаю. Пойду первым — вы держитесь за мной...

Подтянулись отставшие. Райан быстро пересчитал их по головам, удостоверился, что никого не потеряли, и дал отмашку проводнику. Диверсионный отряд гуськом, один за другим, исчез в расщелине.

Скрытных наблюдательных пунктов на Срединном хребте у Геона имелось достаточно. Часть из них своими смотровыми площадками была обращена к долине Клевера, часть — к Рыбачьей долине. Глубоко засекреченные ячейки, надежно замаскированные и известные лишь ограниченному кругу лиц, в мирное время они служили для борьбы с вездесущими контрабандистами. С началом войны последние залегли на дно, но наблюдатели не остались без дела: вид на обе долины с хребта открывался изрядный, и все передвижения врага тотчас же становились известны защитникам запада. Правда, сейчас, когда над скалами бушевала метель, разглядеть происходящее внизу, мягко говоря, было сложно, однако разведка Геона и здесь нашла выход. И имя ему было — рейдеры. Бесстрашные, бесшумные, знавшие все укромные уголки и тайные тропы, они денно и нощно скользили тенями меж скал и холмов, доставляя самые ценные сведения. И не будь ситуация на подступах к Волчьим холмам так тяжела, не будь там нужны любые маги — нужны как воздух, Райану Рексфорду ни за что бы не удалось заполучить в свой отряд такую жемчужину. Рейдер! Он сейчас стоил целой пятерки боевиков! Вот уж повезло!..

В контрольную точку диверсионный отряд успел попасть вовремя. Без двух минут три пополуночи группу Райана уже вели вверх по темному скальному коридору, коими Срединный хребет был изрыт вдоль и поперек. Здесь было еще холодней, чем снаружи, но отсутствие ветра и снега делало свое дело: заледеневшие бойцы потихоньку отогревались. Шли они ходко, близость привала добавляла сил, и настроение у каждого неуклонно росло. Конечно, все понимали, что отдых не будет долгим, но в нынешних обстоятельствах уже и это было неплохо. Дозорный, что встретил диверсантов внизу, у первого поворота расщелины, вел гостей около получаса — в отличие от них, ему дорога была известна. Хотя, как догадывался Райан, помимо этой имелась и другая, куда более короткая, но всё из тех же соображений безопасности пришлым ее показывать не стали. Что ж, это было правильно. Даже своим не следует доверять полностью, а уж людям со стороны, будь они хоть с ног до головы обвешаны королевскими печатями, тем более...

Ход несколько раз вильнул в сторону и закончился в небольшой пещере с низким потолком, отделенной от коридора толстым валяным пологом. Вид у нее был обжитой и даже в какой-то степени уютный — особенно в сравнении с тем, что осталось снаружи. В центре пещеры был устроен обложенный камнем очаг, в котором пылал огонь, вдоль левой стены на полу лежало несколько толстых тюфяков со скатанными пледами, к правой были притиснуты невысокий стеллаж, забитый свернутыми картами, и грубо сколоченный стол. У стола стояли два табурета — с одного из которых навстречу дозорному поднялся средних лет мужчина в сером форменном камзоле с черным шевроном на рукаве. Судя по амулету на груди, это и был тот самый обещанный маг. Райан Рексфорд, чуть нагнув голову, окинул помещение быстрым внимательным взглядом. Кроме того коридора, которым они пришли, других ответвлений пещера не имела, и замаскированных дверных проемов тоже. "Перевалочный пункт, — понял Райан. — Ну да. Не тащить же чужаков на смотровую площадку? Объект государственного значения, как-никак..." Он одобрительно прищурился. Местные дело знали — а именно знающие люди ему сейчас и были нужны.

Мужчина в сером кивнул дозорному, взмахом руки отпустил его и посмотрел на Райана. Хотя вошел тот не первым и даже не вторым. "Соображает", — мысленно отметил Рексфорд, в душе ощущая легкий сквозняк неуверенности. Полковник Дарби, пусть он и был главой западной разведки, всё же состоял при штабе, а со штабными номер Второй общий язык находил всегда. Однако сейчас перед ним стоял боец, и боец первой линии. Рядом с которым все буревестники Бервика смотрелись щенками.

— Капитан Рексфорд, — едва заметно поклонившись, подал голос человек в сером, и Райан по одному лишь тону, каким это было сказано, понял — королевскими печатями здесь трясти бессмысленно.

— Надеюсь, мы не опоздали? — повторив поклон собеседника, отозвался он. Мужчина улыбнулся краем губ:

— Даже если бы так, не страшно. Нам спешить некуда. Проходите, располагайтесь — бойцы еще не вернулись из рейда, придется немного подождать.

Он сделал приглашающий жест рукой. Райан кивнул Восьмому, тот шагнул к очагу, и остальные последовали за ним. Спустя минуту подмерзшие разведчики уже грелись у огня — все, кроме их командира.

— Как я могу к вам обращаться, сударь? — помолчав, спросил мага Райан. — К сожалению, полковник Дарби не счел нужным назвать мне ваше имя и чин...

— Лойс, — ответил тот и снова улыбнулся одними губами. — Капитан Лойс. Боюсь, мне тоже мало что о вас сообщили. Но я так понимаю, теперь нам с вами работать в связке, — и мне хотелось бы понять, над чем конкретно.

— Разумеется, — с готовностью кивнул Райан. Бросил взгляд через плечо на свою группу и перевел его на стол у стены: — Нам понадобятся карты. Меня, конечно, кое-какими снабдили, но подозреваю, что ваши будут вернее. А за столом — удобнее.

Капитан Лойс легонько пожал плечами.

— Как угодно, — отозвался он. — Пойдемте. Но для начала не позволите ли взглянуть на вашу карту?..

Спрошенное было предъявлено, и следующие полчаса два капитана — один настоящий, второй не очень — провели у стола, уточняя детали. К тому времени подошли и рейдеры. Их было всего трое, этих почти одинаковых, невысоких и молчаливых мужчин: один за другим они вошли в пещеру, отдали честь капитану Лойсу и, не снимая плащей, присели на корточки у огня. Бойцы группы Райана потеснились, придвинувшись ближе друг к другу. Они, как и их командир, чувствовали себя здесь чужими. Особенно рядом с этими людьми. А рейдеры словно не замечали их вовсе — они спокойно грелись у очага, прикрыв глаза, и от этого становилось еще неуютнее.

— В общем и целом, суть мне ясна, — наконец сказал капитан Лойс, сворачивая верхнюю карту. — Диверсия... Да, пожалуй. Нелегко придется, конечно: все стратегические точки Рыбачьей долины, вроде штаба командования, закромов и драконьих стоянок, стерегут днем и ночью. Но метель теперь надолго, да и диспозицию мы успели как следует изучить. Милостью Танора, справимся. Начать, полагаю, следует с гнезда?..

— Да. Но выдвигаться нужно как можно скорее, — напомнил Райан. Он все еще ощущал неуверенность в присутствии этого спокойного, серьезного человека, что был, наверное, лет на десять старше него самого и раз в пять опытнее, поэтому избрал единственно верную тактику — говорить прямо, четко, и только по делу. — Есть подозрения, что хорошей погоды Данзар ждать не будет.

— Равно как и наших северных подкреплений, — раздумчиво кивнул в ответ Лойс. — Согласен. Идти нужно сейчас. Грихэм!

Один из рейдеров открыл глаза. Потом поднялся и подошел к столу.

— Так точно, капитан, здесь, — сказал он бесцветным голосом.

— Мы с вами поступаем в распоряжение капитана Рексфорда, — кивнув в сторону Райана, проговорил маг. — И на задание выступаем в ближайшие четверть часа. Рейд прошел без лишних хлопот?..

— Так точно, капитан, — всё так же ровно ответил Грихэм. И уточнил, не меняя тона: — Вылазка боевая?

— Не исключено. И насколько затянется, неизвестно.

— Тогда мне бы отдохнуть. Хоть пару часов. Мы с самого рассвета на ногах, а погода лютая.

Капитан Лойс взглянул на Райана. Тот чуть сдвинул брови:

— К сожалению, даже час для нас — непозволительная роскошь. Но это решаемо. Восьмой!

Названный буревестник следом за рейдером поднялся на ноги.

— На этот случай у нас есть кое-какие средства, — пояснил Рексфорд в ответ на новый, теперь уже вопросительный взгляд Лойса. — Экстренного порядка, но не волнуйтесь, при соблюдении правил приема здоровью это не навредит. Восьмой, нужны эликсиры под номером три и пять. Первого — две дозы.

— Так точно.

Буревестник, подойдя к столу, вынул из-под плаща небольшой прямоугольный футляр и щелкнул замками. Внутри футляра, в мягких углублениях каучуковой подложки, покоилась дюжина залитых сургучом склянок темного стекла. Размером они были не больше женского мизинца, и каждая имела аккуратный ярлычок с номером. Капитан Лойс чуть подался вперед:

— Тонизирующее?

— И оно есть. Усовершенствованные образцы, с возможностью вариативного использования — конечно же, все проверены и снабжены допуском королевского алхимического корпуса... — Райан, приняв от Восьмого три крошечных узких склянки, по памяти воспроизвел вслух составляющие обоих эликсиров и поднял взгляд на безучастного ко всему Грихэма: — У вас нет реакции на какой-либо из компонентов?..

— Не могу знать, — равнодушно ответил тот. — Вроде бы нет.

— Хорошо. Принять нужно с водой, на голодный желудок. Полежать минут десять — к счастью, здесь вроде бы есть, где, потом неплотно перекусить — и будете как новенький.

— А свалюсь когда? — без всякого интереса уточнил рейдер. Номер Второй мысленно усмехнулся: похоже, с экстренными тонизирующими эликсирами Грихэму уже приходилось сталкиваться. И ему было известен откат — когда после трех часов бодрости бойца вырубало на все девять.

— Сутки, — ответил он. — Усовершенствованный состав, более долгое действие. Но мы должны обернуться быстрее.

Рейдер пожал плечами. Протянул руку, взял с полки над столом жестяную кружку и отошел к бочке с водой, что стояла в углу. Спустя минуту нужные эликсиры были смешаны, выпиты, и Грихэм, закрыв глаза, растянулся на одном из тюфяков. Кто-то из пришедших с ним товарищей, порывшись в вещмешке, вынул оттуда завернутые в тряпицу сухари и присел рядом, ожидая, когда можно будет поделиться ими с другом. Судя по всему, ни приказы, ни отдельные уточнения ему не требовались. На первой линии бойцы жили по своим законам...

Но обозначенной капитаном Лойсом четверти часа Данзар разведчикам не дал. Не успел еще Грихэм, даже под бодрящими эликсирами оставшийся всё той же мороженой рыбой, дожевать первый сухарь, как воздух в противоположном углу пещеры, над неровно очерченным красной краской кругом, помутнел и выплюнул на пол узкую трубочку донесения. Третий рейдер, что грелся у костра, выпрямился.

— Сиди, — остановил его Лойс, поднимаясь. — Я сам.

Он подобрал свиток, распечатал и пробежал донесение глазами. Остальные, включая Райана, напряглись, следя за лицом капитана. Оно не изменилось, лишь брови чуть-чуть нахмурились на миг.

— Похоже, ваша информация оказалась верной, капитан Рексфорд, — сказал Лойс, наконец поднимая голову. — Лагерь в долине Клевера зашевелился. Шатры свернули, пехота вышла на построение. Скоро придет черед драконов. Грихэм!

— Здесь, ваше благородие.

— По пути доешь. Собирайся.

Глава VI

На западе бушевали метели, а юг окутала туманная сырость — ветры дули сильные, но такие же теплые, влажные, как и пришедший на смену студеному январю февраль. Заморозки запаздывали. Снегопады, пускай и частые, не успевали выбелить раскисшую грязь дорог, двери в домах разбухли от влаги, оконные рамы коробило, камины чадили. Весна обещала быть теплой, но до нее еще нужно было дожить.

Командир гарнизона второй заставы, охрипший, осипший, закутанный до подбородка в свой самый теплый плащ, сидел у стола над развернутой картой. Вся густо утыканная синими и красными булавками, она была похожа на вздыбленного ежа. Штатный маг, со слипающимися глазами и распухшим носом, скрипел пером напротив. Он не спал вторые сутки и последнюю неделю дежурил один — второй чародей, приписанный к заставе, слег с тяжелейшей простудой, а третьего взять было неоткуда.

— Как Рендел? — спросил Фабио, покосившись в пустой угол башни. Последнее донесение о положении дел на западе пришло полчаса назад, очередного ждали вот-вот. — Жар сбить удалось?

Он говорил о втором маге. Первый, которому повезло остаться на ногах, кивнул:

— Вчера еще. Но слаб пока что, даже голову от подушки оторвать не может.

— А эликсиры?..

— Они тоже не панацея, ваше благородие, — вздохнул маг. — Даю, конечно, какие можно, но... Что за февраль в этом году! Хуже всякого января!

Командир гарнизона согласно шмыгнул носом. Он сам только чудом остался в строю, погода и впрямь была дрянь.

— Как бы и нам с тобой не свалиться, Мендес, — пробормотал Фабио. Маг снова вздохнул, отложил перо и подышал на озябшие руки.

— Нам нельзя, ваше благородие, — серьезно ответил он. — Нас заменить некому.

Из угла донесся тихий чавкающий хлопок, и на каменный пол упала запечатанная трубочка донесения. Маг, закутанный не хуже своего капитана, неловко поднялся со стула и поковылял к резервной точке. Фабио скосил глаза в сторону очага. Тот пылал жарко, но тепла почти не давал: башня за зиму промерзла насквозь. "Жаль, бойницы заколотить нельзя! — пасмурно подумал капитан Гуэрра. — Всё наружу уходит, только зря дрова переводим". Отвлекшись на шорох бумаги, он поднял голову.

— Ну что там, Мендес?

— Сейчас, ваше благородие, прогляжу до конца...

Маг, сбив печать, уткнулся носом в развернутый лист. Нахмурился, посерьезнел, и, почти дойдя до последней строчки, вдруг просветлел лицом.

— Давно пора было!.. — вырвалось у него. Командир гарнизона вздернул брови.

— Неужели западники таки отбили долину Клевера, — с кривой усмешкой обронил он, — и Данзар бежит?

— Нет, — пробормотал Мендес, но на его осунувшемся лице промелькнула улыбка. — Данзар пошел на штурм, не дожидаясь подхода к Волчьим холмам наших северных лагерей, но собственное пополнение он оставил в Рыбачьей долине — и западная разведка этим воспользовалась.

— А ну-ка, дай сюда!

Штатный маг вернулся к столу и протянул донесение командиру. Тот быстро пробежал лист глазами и широко улыбнулся. Да, разведка Геона своего шанса не упустила: под крылом ночи, пользуясь метелью и неразберихой, обычной для расквартировки пополнения, отряд диверсантов Геона обошел данзарские дозоры вокруг поместья де Ласси и нанес удар — разом сравняв счет и воздав врагу сторицей за трагедию на Даккарайской пустоши.

— Значит, штаб?.. — одобрительно щурясь, пробормотал Фабио. — Набитый доверху, и в самом начале глобального наступления?.. Орлы! Жаль, до бомбардиров не добрались, — то-то было бы Волчьим холмам подспорье!

— Если из окружения вырвались — еще доберутся, — предрек Мендес, вновь усаживаясь за стол. Протянул руку за донесением и добавил: — Хотя и так уже крен в нашу пользу. Данзар обезглавлен — треть его генералов сгорела живьем, офицерский корпус поредел вполовину. Это большое дело! И бой в самом разгаре — не послать ли к хранителю, ваше благородие?

Командир гарнизона с сомнением обернулся к ближайшей бойнице. За ее узкой каменной щелью стояла тьма. И промозглая февральская сырость.

— Утром сообщим, — поразмыслив, решил он. — К чему поднимать среди ночи весь дом? Добро бы на наших заставах неладно было, а так...

Мендес, вновь вооружаясь пером, многоопытно качнул головой. "Ну завтра и крику будет", — подумал он. Фабио, словно угадав его мысли, негромко фыркнул:

— Не дрейфь. Отдуваться-то мне, как всегда.

— Так, может, послать всё-таки?

— Брось. Поплюётся да успокоится, — командир зевнул в кулак и вместе со своим табуретом придвинулся ближе к огню. — Хранитель у нас один, Мендес, пускай себе спит. Здоровее будет...

Однако со сном у хранителя второй заставы нынче не задалось. Маленький Алонсо который день мучился коликами и ревел так, что звенела в шкафах посуда, — голосом наследник графства Алваро определенно пошел в отца. Колики обострялись в вечернее время, успокоить ребенка удавалось лишь далеко за полночь, так что все обитатели господского дома, от самих хозяев до младшей помощницы кухарки, о сне могли только мечтать — особенно учитывая тот факт, что после ночных мытарств просыпался Алонсо тоже в не лучшем расположении духа... За неделю от маркизы Д"Алваро остались одни глаза. Она и рада была бы оставить сына на попечение Роуз да прилечь хоть на несколько часов, но стоило ей выпустить малыша из рук, как он тут же заходился в плаче. Алонсо, никогда не любивший долгих объятий, вдруг почувствовал в них острую необходимость — и отказать ему Лавиния не могла. Правда, от новых коликов и всего того, что немедленно за ними следовало, материнская любовь всё равно не спасала. Измученная Лавиния не отходила от колыбели, спала вполглаза и, несмотря на всю свою горячую привязанность к сыну, боялась, что еще немного — и она попросту сойдет с ума.

Маркиз Д"Алваро мучился не меньше жены. Конечно, возиться с орущим младенцем ему не приходилось, но истошные вопли Алонсо не способны были приглушить ни стены, ни наглухо закрытая дверь. А головные боли после недавней контузии проходили медленно, и наличие голосистого младенца под боком лишь ухудшало дело: после бессонной ночи мигрень обострялась так, что с ней не всегда справлялись даже мощные эликсиры штатного мага второй заставы. Доктор, без визита которого в поместье Алваро теперь не проходило и дня, лишь разводил руками. Он прописал маркизе очередную диету, ее сыну — травяные ванны и укропную воду, а его сиятельству посоветовал запастись либо терпением, либо хорошим пучком корпии в уши. От корпии толку было чуть. А терпение, бывшее, как известно, слабым местом всех Д"Алваро, вот-вот готовилось лопнуть. Дни маркиз проводил на заставе, с раннего утра и до позднего вечера, но спать там было некогда, а остаться на ночь — негде. Треть бойцов скосила простуда, липнущая от больных к здоровым как репей, и подцепить в общей спальне лихорадку, вдобавок к мигрени, хранителю не улыбалось. Не выгонять же ему было Фабио из его комнатушки! Поэтому после вечерней смены дозорных полковник Д"Алваро, скрепя сердце, отправлялся домой — где его с самого порога встречал заливистый младенческий рёв, унять который не было никакой возможности...

Нынешняя ночь исключением не стала. Шел уже третий час, пограничье давно спало, а наследник графства Алваро только всё больше входил в голос. Его отец, без сна и с раскалывающейся головой, лежал в постели, уставившись в потолок. Умом он понимал, что ребенок не виноват в своей хвори, и даже жалел его — отчасти. Но себя было жальче. Это был какой-то нескончаемый кошмар. "Как только Лавиния держится? — вяло подивился он. — Да еще на передовой!.." Он, мученически прикрыв глаза, скрипнул зубами — Алонсо, на миг притихнув, снова заревел. Ну и связки у парня, как только голос до сих пор не сорвал? "Точно наша порода", — подумал Астор. Полежал еще минут пять, тяжко вздыхая, потом протянул руку, нащупывая в темноте край прикроватного столика, где лежал мешочек с корпией, — и, не веря своему счастью, замер. Дом окутала тишина. Утихомирился все-таки? Или просто сил набирается для новой "песни"? Астор, затаив дыхание, досчитал до десяти. Потом до шестидесяти — для верности, но всё было тихо. Хвала богам, наконец-то! Хранитель с блаженным вздохом откинулся обратно на подушки. Только бы сызнова не началось, с каким-то почти суеверным ужасом подумал он, опуская тяжелые веки. Спать, спать! И к демонам завтрак, к демонам даже заставу — переживут полдня без хранителя, не зачахнут!.. Сверлящая боль в голове начала сдавать свои позиции. Тело расслабилось в нагретой мягкой постели, пуховое одеяло окутало со всех сторон уютным коконом... Но что-то спугнуло сон. Астор, уже почти задремавший, перевернулся на бок, затем на другой — и, приподняв голову над подушкой, прислушался. Дом был тих. Алонсо больше не кричал. Но там, за стеной и двумя дверями, в спящем правом крыле кто-то плакал. Лавиния?..

Брови его тревожно нахмурились. Выждав еще несколько мгновений, маркиз сел и откинул в сторону одеяло. Алонсо успокоился — тут не рыдать, тут радоваться нужно! Не случилось ли чего? Оставив постель, Астор торопливо натянул штаны, набросил рубаху и сунул ноги в сапоги. Заныли под ногами рассохшиеся половицы, голова заныла следом, но он не обратил на это внимания — тяжело подволакивая ногу, маркиз Д"Алваро быстро преодолел коридор, толкнул дверь второго, маленького и темного, что вел в правое крыло дома, и уже через минуту возник на пороге спальни супруги. Колыбель из детской еще третьего дня перенесли сюда, чтобы хоть как-то облегчить жизнь несчастной маркизе, — и теперь эта самая маркиза, уткнув локти в деревянный бортик и уронив на них голову, сотрясалась в рыданиях. Таких безутешных, что Астор с перепугу вообразил самое худшее.

— Что случилось? — отрывисто спросил он. — Что-то с Алонсо? Послать за доктором?

Жена не ответила, лишь зарыдала еще пуще. Его сиятельство, окончательно проснувшись, в два шага оказался у колыбели, почему-то нетвердой рукой приподнял полог — и выдохнул про себя. Наследник графства Алваро, зареванный, с мокрым и красным от натуги лицом и сжатыми кулачками, на тот свет определенно не собирался. Правда, и спать не спал — но, похоже, боли его уже отпустили. Так что же тогда с Лавинией? Ничего не понимая, маркиз оставил в покое полог и выпрямился. Окинул взглядом спальню — горничной, конечно, и близко не было. Так же, как няньки. "Чего ради мы их держим в доме? — раздраженно подумал маркиз, переводя взгляд на всхлипывающую супругу. — Чтобы делать за них всю работу? Не прислуга, а толпа приживалов!" Он покосился на вздрагивающие плечи жены и качнул головой. Прислуга своё получит завтра, а с их госпожой что делать? Похоже, у нее нешуточная истерика. "И если она сейчас перекинется на Алонсо, — безрадостно подытожил маркиз, — я точно рехнусь".

— Лавиния, — как можно мягче сказал он, коснувшись локтя жены. — Что с вами?

Она всхлипнула, что-то чуть слышно пробормотала и, приподняв голову, тут же вновь бессильно уронила ее на скрещенные руки. Астор вздохнул про себя. Потом подумал, поколебался, и на свой страх и риск обхватил ладонями ходящие ходуном плечи супруги. Реакции на это никакой не последовало — Лавиния как рыдала, так и продолжила рыдать. Поэтому маркиз просто поднял ее со стула, отвернул от колыбели и прижал к себе — как сделал бы, случись ему утешать испуганного ребенка. Лавиния не воспротивилась. Вся дрожа, она уткнулась носом в плечо мужа и вновь что-то забормотала — так сбивчиво и невнятно, что Астор, как ни старался, ни слова не смог разобрать.

— Тише, тише, — дождавшись короткой паузы, успокаивающим тоном проговорил он. — Ну? Что такое? С Алонсо ведь всё в порядке.

— Н-не в п-порядке... — сквозь протяжные всхлипы донеслось до него. — А я... я п-плохая мать!.. Ему т-так п-плохо, а я н-ничего... н-не могу... сделать!.. Он п-плачет и п-плачет... всё в-время... и б-больше ни к кому н-не идет, а я... я т-так устала, в-ва... в-ва...

Очевидно, она по своему обыкновению пыталась выговорить "ваше сиятельство", но с ее заиканием, да еще в нынешних растрепанных чувствах, задача это оказалась невыполнимая.

— Астор, — пожалев супругу, сказал маркиз. — Так короче.

Она благодарно хлюпнула носом. Слезы всё еще лились — рукав его рубашки уже промок насквозь, но рыдания, кажется, чуть стихли. Астор воспрянул духом.

— И вовсе вы не плохая мать, — поторопился добавить он. — Все дети болеют, что тут поделаешь? Врач ведь сказал, это временно, как-нибудь перетерпим. Где Роуз?

— У с-себя... я её отпустила...

— А горничная?

— И её т-тоже...

"А уж они и рады, лентяйки! — в сердцах подумал его сиятельство. — Ну, погодите, завтра вам обеим этот горлопан небесной музыкой покажется!" Он свирепо раздул ноздри и, сверху вниз взглянув на жену, кое-как взял себя в руки. Пенять Лавинии на обнаглевшую прислугу было бесполезно, слишком уж мягкая сердцем, на таких все вокруг, свесив ножки, катаются — зато в ее теперешнем состоянии она любой совет воспримет как критику и опять ударится в самобичевание... Астору слёз уже хватило по горло. Да и Лавинии, если уж на то пошло, он просто по-человечески сочувствовал. В отличие от нее он сам мог хотя бы днем сбежать на заставу — а ей деться было решительно некуда. Да и как дитя бросишь? Ведь мать!

— Отправляйтесь-ка в постель, — подумав, велел Астор. — Вы на ногах не стоите.

— Н-но... к-как же...

— За этим страдальцем я сам пригляжу, — перебил он. — Пока не уснет. Хотя он, похоже, так наревелся, что долго ждать не придется. Ложитесь, говорю вам. И не возражайте — ребенку нужна здоровая мать, а не ее бледная тень!

Последний аргумент оказался решающим. Маркиза, судорожно всхлипнув в последний раз, подняла заплаканное лицо к мужу.

— П-простите, — пробормотала она срывающимся голосом, — мне т-так с-совестно... Если б-боли вернутся, нужно д-дать ему укропной в-воды...

Маркиз уверил, что всё будет в лучшем виде, и через минуту его супруга уже спала мертвым сном. Астор, покачав головой, прикрутил колесико лампы на прикроватном столике и вернулся к колыбели. Заглянул под крахмальный полог — Алонсо, уже не такой малиново-красный, но всё еще болезненно кривящий рот, засыпать не торопился. Зато потихоньку начинал знакомо покряхтывать.

— Отставить! — твердо сказал Астор. Младенец, блестя покрасневшими глазенками, тяжело засопел и сжал кулачки. Не иначе как опять реветь настраивается, подумал маркиз. Оглянулся в сторону кровати — Лавиния спала как дитя. Что она там бормотала про какой-то укроп?.. Взгляд его сиятельства переместился на зеркальное трюмо у стены, всё заставленное разномастными склянками с непонятным содержимым. Как выглядит помянутая Лавинией "укропная вода", ее супруг не имел ни малейшего представления. Он и насчет свежего укропа, в сущности, был не очень уверен. Маркиз Д"Алваро почесал в затылке и с новым тяжелым вздохом склонился над колыбелью.

— Ну-ка, иди сюда, негодяй, — пробормотал он, беря сына на руки. Тот запыхтел, но с рёвом, кажется, решил повременить. И то ладно, подумал Астор. Потом подумал еще, забрал из колыбели одеяльце и, отойдя к камину, вместе со своей ношей опустился на невысокую кушетку. Она была старая, вся продавленная и служила, кажется, еще его бабке. "Давно пора выбросить эту рухлядь", — ёрзая спиной по сбившемуся в комки конскому волосу, мысленно подосадовал маркиз. И кое-как устроившись, вытянул ноги. Алонсо у него на груди недовольно захныкал.

— Отставить, — повторил Астор, скосив глаза на наследника. — Что за нытьё, боец? Хороший же из тебя выйдет хранитель!

Тот засопел. Потом завозился, суча ножками, сполз отцу на живот и вроде притих. Астор прикрыл его сверху одеяльцем. Кушетка была неудобная, да и подушки ощутимо недоставало — куда как лучше было бы устроиться на кровати, рядом с женой, но эта здравая мысль, как водится, пришла в голову слишком поздно. Ребенок уснул. И даже шевелиться теперь было себе дороже. "Ничего, и не на таком ночевали, — взвесив все за и против, в конце концов рассудил хранитель второй заставы. — Переживу. Что там той ночи уже осталось?.." Он откинулся затылком на вытертый бархатный валик, зевнул и закрыл глаза.

Лавиния проснулась только в девятом часу — от царящей вокруг тишины. За окном спальни клубилось туманное серое утро, лампа на прикроватном столике была погашена, из колыбели возле кровати не доносилось ни звука. Маркиза, зевнув, улыбнулась и потерлась щекой о подушку. Как хорошо! И как тихо!.. Видят боги, она обожала сына, но за последние несколько дней он вытянул из нее все силы. Как телесные, так и душевные: Лавиния сбивалась с ног, не зная, как облегчить страдания любимого существа, а от его крика ее сердце обливалось кровью. Он так мучился, бедняжка!

"Но теперь, кажется, всё позади", — счастливо жмурясь, подумала Лавиния. За ночь сын не разбудил ее ни разу, и проснулась она в собственной постели, а не на кушетке у камина, как вчера, и не в кресле, как позавчера... При мысли об этом маркиза задумчиво нахмурилась. Последнюю неделю она жила как в тумане, почти таком же, что висел за окном, и вчерашнюю ночь тоже почти не помнила. Но сейчас ее вдруг посетило странное чувство, что ночь эта была какой-то другой, не такой, как все предыдущие. Что-то как будто бы изменилось, но что? Маркиза, зябко натянув на плечо одеяло, прикрыла глаза. Алонсо плакал, вспомнила она. Долго, так долго, что она уже отчаялась его успокоить. Няня пыталась помочь, но стоило ей протянуть к ребенку руки, как тот начинал визжать, будто его режут, — и в конечном итоге Роуз пришлось отступить. Лавиния отправила ее спать, и горничную тоже, всё равно от обеих не было никакого толку. А потом?.. Маркиза Д"Алваро напрягла память. Потом она осталась один на один с рыдающим сыном, не понимая, как унять его надрывный плач и за что им обоим такое наказание — и в конце концов расплакалась сама. От собственного бессилия, от жалости к своему малышу, от усталости... И помощь пришла, откуда не ждали.

Лавиния широко распахнула глаза, обведенные темными кругами. Да полно, не сон ли это? Его сиятельство был здесь? Он правда пришел, услышав, как она плачет, он утешал ее, он обнимал ее, он сказал, что сам приглядит за Алонсо и отправил ее в постель, потому что "ребенку нужна здоровая мать". Это был он? Да ведь с тех пор, как у Алонсо начались эти боли, его сиятельства и дома-то почти не бывало! С чего бы вдруг ему вздумалось... Оставив мысль незаконченной, маркиза сбросила одеяло и села в постели. Сердце ее испуганно сжалось в предчувствии беды. Алонсо! Она быстро спустила ноги с кровати, босая метнулась к колыбели и приподняла полог.

— Алонсо!..

Колыбель была пуста. И одеяльце исчезло. Куда он унес его? Зачем? Перед глазами Лавинии всё поплыло. Почувствовав накатившую вдруг холодную слабость, она ухватилась рукой за бортик колыбели и словно в полусне услышала:

— Доброе утро, ваше сиятельство! Сами проснулись? Вот уж как вовремя!

Маркиза, моргнув, медленно подняла голову. На пороге спальни стояла няня Роуз с Алонсо на руках. И улыбалась.

— Завтрак вот-вот будет, ваше сиятельство, — входя, снова сказала нянька. — Но, верно, прежде его кое-кому другому придется подать — уж весь извертелся, того и гляди возмущаться начнет!

Как будто в подтверждение этих слов, младенец сердито закряхтел и принялся сучить ножками, выворачиваясь из рук няни. Лавиния, наконец уяснив, что ребенка у неё не похищали, вот он, живой и здоровый, без сил опустилась на стул возле колыбели.

— Да, конечно, — чуть слышно выдохнула она. — Дай мне его, Роуз...

Маркиза Д"Алваро, вернувшись в постель, кормила сына, слушала веселую болтовню его няни и внутри вся сгорала от стыда. Нет, прошлая ночь оказалась вовсе не сном. И ее муж правда был здесь, он действительно взял на себя Алонсо, и, похоже, возился с ним один до самого рассвета. Он унес малыша из комнаты, чтобы дать ей поспать, — а она боги знают что себе вообразила!..

— Вы отпустили меня, да я и пошла к себе, — щебетала Роуз, пока явившаяся с подносом из кухни горничная растапливала камин. — Думала не ложиться, мало ли, вдруг вы позовете, присела в кресло передохнуть, да и сморило меня прямо в нем. Так до свету и проспала сидя. А утром приходит ко мне его сиятельство, собственной персоной, — и с малышом на руках. И оба мокрые! Алонсо, верно, постарался, да я уж вид сделала, что не замечаю...

Нянька улыбнулась, вспомнив растерянное и беспомощное лицо хозяина, горничная от камина хихикнула, а их госпожа еще ниже опустила голову.

— Протягивает мне дитя и говорит — сделай, мол, что-нибудь, Роуз, возьми ребенка, я, мол, пеленки менять не умею. Ох, насмешил! Да какой же мужчина умеет-то?.. Но я, конечно, ничего не сказала. Взяла маленького. А его сиятельство говорит — госпожу, мол, не трогайте, обойдитесь пока тут сами, пусть ее сиятельство хоть поспит по-людски...

Маркиза Д"Алваро, с полыхающими щеками, склонилась к самой голове жадно причмокивающего сына. Так совестно ей не было еще ни разу в жизни. "Пеленки"... "Пусть поспит"... И этого человека она едва не обвинила во всех смертных грехах?

— Ну, я, понятно, пообещала, — продолжала между тем Роуз, не замечая смущения своей госпожи. — Взяла маленького, искупала, в чистое переодела — да он и уснул опять. Боялась, что начнет сызнова к вам, ваше сиятельство, на руки проситься, ан нет, обошлось. Спал он, правда, недолго, проголодался-то эвон как — да всё ж таки вы отдохнули! Уж не знаю, что там вечером будет, но...

Алонсо, насытившись, икнул и уперся матери в грудь кулачком. Лавиния, приподняв его, прижала теплую головенку к своему плечу. Кажется, вчера муж вот так же прижимал к себе ее саму. Как ребенка. "Астор. Так короче", — всплыл в памяти глуховатый сочувственный голос, и Лавиния мучительно зажмурилась. "Хвала богам, что Роуз с порога принялась за болтовню, — подумала она. — И я ни слова сказать не успела!" Алонсо икнул снова, и няня, проворно набросив на плечо полотенце, склонилась над постелью.

— Давайте, я возьму его, ваше сиятельство, — сказала она, протягивая руки. — Мы уж с ним вроде как помирились!

Лавиния кивнула, избегая смотреть ей в лицо. Конечно, о том, что пришло в голову госпоже при виде пустой колыбели, Роуз даже не догадывается, но всё равно — как стыдно!..

— Анни, — помедлив, спросила она у горничной. — Его сиятельство дома?

— Нет госпожа, — донеслось от камина. — Уж час как уехал, даже и завтракать не стал. Ему там записку какую-то принесли, вроде с заставы.

— Какую записку?

— Не знаю, госпожа. Денщик его, наверное, знает, да только они вместе уехали. Пойти спросить у Пэт? Может, муж ей сказался?

Лавиния молча покачала головой. Алонсо, недовольно кряхтя, но, слава богам, без крика, устроился на руках у своей няньки, горничная, придвинув к камину решетку, поставила маркизе на колени поднос с завтраком и вышла. Ее сиятельство, всё еще терзаясь муками совести, взялась за ложку. Анни сказала, маркиз не стал завтракать — верно, торопился. На заставу? Там что-то неладно?.. "Боги-хранители, только бы не как в прошлый раз!" — холодея, подумала Лавиния. И, поразмыслив, решила, что это все-таки вряд ли. Прислуга спокойна, колокола не звонят, да и муж, случись самое страшное, наверняка предупредил бы ее, как тогда, в ночь штурма. Лавиния поежилась. Она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что война, это далекое прошлое, о котором изредка, бывая в благодушном настроении, им с братьями и сестрами рассказывал отец, теперь стала реальностью. Даже несмотря на ту страшную ночь, когда пограничье разбудил звон сигнальных колоколов, даже несмотря на совсем недавно виденные ею со стен поместья Алваро нескончаемые колонны лошадей и солдат, что маршем шли от Разнотравья к Туманному хребту. Она всё помнила, всё видела — и всё равно не хотела верить. Война! Маркиз говорил жене о западе, скупо, словно бы нехотя, говорил, что южной границе ничего больше не грозит, но то, как он всегда при этом отводил глаза, не вселяло надежды. Миру пришел конец. И пусть здесь, на юге, всё осталось почти как было, пусть на заставах больше не били тревогу, да только... Расколотую вазу можно склеить, можно даже загладить швы и снова покрыть их цветной эмалью — но о том, что под ярким глянцем прячутся трещины, трудно забыть. Война! Не такого будущего она хотела для своего сына, и любая мать согласилась бы с ней. Но Алонсо по крайней мере был еще совсем малыш, а вот другие? Взять хоть старших сыновей Абель Д"Освальдо — они ведь кадеты военной школы, они принесли присягу, и в любой момент их могут бросить в бой! Совсем молодых мальчишек!.. А их отец? Бедняжка Абель до сих пор вздрагивает, стоит ей только вспомнить ту ночь, — так сильно она волновалась о муже. "Ты даже не представляешь, моя дорогая, чем для меня обернулись эти три дня! — после говорила Лавинии баронесса. — Я едва с ума не сошла! Хвала богам, он вернулся живой, и врагу не удалось прорваться через наши заставы, но стоит мне только подумать, что всё могло быть совсем иначе..."

Лавиния утешала подругу, хотя и ей было что помнить. Не только Карлос Д"Освальдо был хранителем. Маркиза Д"Алваро называли так же. И в отличие от своего соседа, домой он вернулся той же ночью — с лицом, залитым кровью, без сознания, тяжело контуженный в голову. Лавиния не любила мужа, но при виде его неподвижного тела, что внесли в дом на одеяле четверо мрачных бойцов, едва не лишилась чувств. Она решила, что он погиб. И вдруг поняла, что совсем этого не хочет. Тот человек, за которого она вышла замуж, холодный, злой и бесчувственный, которого она боялась до дрожи, давно растаял в прошлом. Этот был другой. Может быть, совсем не такой, о каком она когда-то мечтала, но Лавиния не хотела его терять. Она привыкла к нему. Его спокойный голос, когда он, перед тем, как отправиться на заставу, сказал ей: "Не в первый раз, отобьемся", вселил в нее уверенность — что бы ни случилось, им с Алонсо бояться нечего, их есть кому защитить. Что, если теперь станет некому?..

Маркизу Д"Алваро повезло. Обошлось контузией, но целые сутки, до тех пор, пока он не пришел в себя, Лавиния не отходила от его постели. Алонсо приносили ей на кормление и уносили, ела она сама тоже в спальне его сиятельства, роняя ложку и бросаясь к кровати всякий раз, стоило мужу пошевелиться, и спала там же, в большом старом кресле у камина. Ей было страшно. Она не хотела опять остаться одна — нет, только не теперь, когда всё, наконец, наладилось, когда у нее появилась семья, когда они двое вроде бы стали ближе друг к другу. Не теперь, когда за окном война. Не теперь — и никогда!..

А уж особенно не после того, что было прошлой ночью. Маркиза Д"Алваро, задумчиво крутя в пальцах ложку, прикрыла глаза. Она снова вспомнила объятия мужа и тихонько вздохнула. Рядом с ним было тепло. И спокойно. Конечно, это не любовь, но всё же... Лавиния, подняв голову, взглянула на сына, что тянулся за погремушкой в руках у няни, потом обвела глазами просторную комнату с цветущими ирисами на стенах, и ее короткие темные брови нахмурились. Этот старый скрипящий дом был её домом. А этот сердито сопящий малыш и тот, кто подарил его ей, — они были её семьей. О которой Лавиния еще год назад и мечтать не смела. И всё это может забрать у нее война!

Сквозь туман за окном пробился тонкий и бледный солнечный луч. Он скользнул по портьере, по балдахину над кроватью и пощекотал опущенные ресницы маркизы. Та, словно очнувшись, подняла голову. "Записка, — подумала она. — Ему принесли записку, и он спешно уехал... У нас всё в порядке, значит, опять что-то случилось — там, на западе. Неужели что-то серьёзное?"

Глава VII

Диверсия в Рыбачьей долине, унесшая жизни больше дюжины генералов Данзара и основательно проредившая его офицерский корпус, сыграла Геону на руку — и пусть Волчьи холмы она ожидаемо не спасла, не будь ее, всё кончилось бы куда как хуже...

Первыми в атаку той ночью пошли два данзарских пехотных полка. С флангов их прикрывали маги, сверху — драконы, но у Геона было время подготовиться. А еще у него была конница и рассредоточенные по холмам скрытые огневые точки, где ждали своего часа другие маги, уже не в черных мундирах, но в серых: север запаздывал к началу, однако боевиков из центральных лагерей страны на запад перебросить всё же успели. Кроме того, Геон однозначно выигрывал в кавалерии — от шести тысяч всадников, пришедших во время оно к западному побережью и составлявших весь кавалерийский корпус севера, осталось четыре, но два уцелевших тяжелых эскадрона лагеря Динсмор закрыли брешь. Пехоту Данзара встретили на подступе. Его бомбардиры пока не могли сражаться — зато полсотни геонских, в кольце своих штурмовиков, все как один поднялись в воздух, живым куполом укрыв холмы. Метель бушевала, но она была на руку не только Данзару: под шквальным ветром драконы уставали быстрее, а почти полное отсутствие видимости затрудняло не только оборону, но и атаку... Однако ближе к земле неприятель двигался ходко, даже несмотря на устойчивость позиций Геона и его конницу — увы, стотысячная армия пехотинцев крыла оба тяжелых эскадрона влегкую. Передовой ударный полк в конечном итоге проделал брешь в защите Геона — после чего, не теряя темпа, маршем двинулся вглубь холмов. След в след за ним выступили еще два полка под защитой магов. С неба их страховали драконы. Враг прорывался вглубь, за холмы, за поросшую лесом равнину — к переправе, чтобы отрезать обороняющимся пути к отступлению. И он неминуемо задавил бы числом, но как раз в тот момент, когда передовой полк уже был на подступах к лесу, а два других взбирались на Волчьи холмы, оставив позади выжженную долину Клевера, наступление застопорилось. Данзарским командирам, штурмующим высоту, пришла весть из тыла. Штаб командования был уничтожен. Лишенные руководства, с оборванными каналами связи — резервные точки в поместье де Ласси выжег огонь — пехотные части начали терять темп, а вместе с ними сдала назад и поддержка с воздуха. Поднялась неразбериха. Приказы не поступали, штаб молчал, стратегия наступления опасно зашаталась — и Геон не преминул этим воспользоваться. Огневые точки на холмах, которые неприятель планировал уничтожить силами идущих вслед за ударным полком войсками, оказались в тылу первой волны и обратили это себе на пользу. Вычленить их и обезвредить Данзар не успел, тем самым позволив отрезать свои передовые части от основных — с предсказуемо неутешительным финалом. Данзарский пехотный кулак, спустившись с холмов на равнину, тут же был взят в клещи со всех сторон: остатки кавалерийского корпуса севера, отведенные в тыл, зашли с флангов, следом за ними из леса в лоб врагу ударил "девятый вал" боевых магов королевского корпуса, а сзади накрыло отступление. Геон оставлял Волчьи холмы. Однако всё это время держался он за них не напрасно — отступить сразу, под первой волной, значило растерять больше половины своих позиций, и отсрочка, усиленная диверсией, дала западу возможность по крайней мере остаться при своих.

Лагеря севера не успели соединиться с основной армией у долины Клевера, но получили возможность как следует закрепиться на берегу реки, отделявшей перевал от равнины, взять под контроль переправу и выслать в помощь отступающим штурмовое крыло под командованием генерала Элларда. Его драконы, слившись с небесным щитом над равниной, отшвырнули воздушное сопровождение армии Данзара и прикрыли отход кавалерии и пехотных частей, заодно основательно проредив вражеские. Армия Геона, сдав холмы, откатилась по равнине к лесу. Потом к переправе. Нападение захлебнулось, так и не достигнув поставленной цели, — щит запада был отброшен, но не разбит. А перевал заняли свежие войска северных лагерей Геона, усиленные пехотой, конницей и драконами запада. В десятом часу утра, когда Данзар всё же восстановил сообщение с Рыбачьей долиной, момент был уже безвозвратно упущен: войска Геона, благополучно миновав переправу, стеной встали на другом берегу реки. Штурм захлебнулся. И пусть Волчьи холмы вместе с равниной и лесом достались врагу, дорога на Хелвинд ему была закрыта. А переправа, как перевал за ней, так и остались под контролем Геона.

До лагеря Райленд новость дошла уже после того, как обе армии встали друг против друга по берегам реки. Командующим сообщили сразу. Прочие же — солдаты, младший офицерский состав и кадеты, которых лагерь принял под крыло, узнали об исходе боя на Волчьих холмах только за полдень — и без особых подробностей. Разве что кадету Стрэттону, всегда отличавшемуся умением где угодно разжиться слухами, повезло больше остальных.

— Армию мы сохранили, но перспективы у наших так себе, — сказал он друзьям после обеда, когда весь третий курс собрался в загоне. Занятия, несмотря на смену диспозиции, никто не отменял, но до начала урока по летному делу была еще четверть часа, и кадеты пока не торопились в строй, небольшими группами рассредоточившись по манежу.

— "Так себе" — это еще мягко сказано, — хмурясь, обронил Энрике. — Река — не преграда для магов, а их у Данзара без счета. Не говоря уж о бомбардирах...

Кадет Стрэттон раздумчиво качнул головой:

— Маги есть и у нас. Прижмет — подтянут еще. А данзарское пополнение шло к побережью без малого три недели, им нужно прийти в себя, прежде чем думать о наступлении.

— А бомбардиры? — придержав гарцующего штурмовика, спросил Клифф Вэдсуорт. — Их вправду так много, Реджи?

— Вдвое больше, чем у нас, — и это я еще лагеря севера посчитал.

— Демоны!..

Рональд де Ласси, сжимая в ладони повод, передернул плечами. Он ничего не сказал, но товарищи, переглянувшись, опустили глаза. Рыбачья долина, которую Геон не смог защитить, дала врагу стол и кров. В поместье же де Ласси вражеское командование устроило штаб, и это известие Рональд воспринял как надругательство над самым святым. С тем, что долина перешла под контроль неприятеля, молодой человек кое-как свыкся, но даже мысль о том, что в его родном доме теперь хозяйничают красные мундиры, заставляла его в бессильной ярости сжимать кулаки. Как наяву, каждую ночь ему грезились знакомые комнаты, полные чужих людей, истоптанный грязными сапогами пол, вспоротые штыками перины... Захватчики! В его доме! "Лучше б сожгли, — в отчаянии думал Рональд. — Всё, в мелкий пепел!"

И вот его желание исполнилось. Только легче от этого не стало. Да, конечно, главное, что родные живы и в безопасности, под надежной защитой крепостных стен Хелвинда, но... Это был его родной дом. Рональд любил его всем сердцем. А теперь вместо семейного очага осталось лишь обугленное пепелище.

— Держись, Рон, — негромко сказал Энрике. — Что поделать, значит, так было нужно. А данзарским ублюдкам это еще зачтется.

Де Ласси мрачно кивнул и отвернулся к своему дракону, делая вид, что проверяет крепления упряжи. "Конечно, зачтется, — подумал он. — Знать бы, когда!"

— И к чему было отсылать третий курс из Даккарая? — сквозь сжатые зубы просвистел он, не глядя на товарищей. — Мы ведь уже готовые офицеры! Кому от этого стало лучше?

— Нам же и стало, — спокойно отозвался Реджинальд Стрэттон. Рональд, вздрогнув как от пощечины, резко обернулся в его сторону.

— Нам?! Опомнись, Морковка! Да я бы...

— ...отдал жизнь за родительский кров, не сходя с крыльца, — невозмутимо закончил за него Стрэттон. — И почил бы где-нибудь в выгребной яме с чувством исполненного долга — на радость семье, надо полагать?..

— Право слово, Реджи, — нахмурился Клифф, видя, как побледнел де Ласси. — Придержи лошадей! Рона можно понять — его дом...

— Иди речь о моем собственном, я бы сказал то же самое, — отрезал Стрэттон. — В сражении побеждает не сердце, но опыт, которого у нас нет. Погибнуть героем — дело нехитрое, ты выжить попробуй и вернуть своё.

— Реджи!

— Да пусть его, Клифф, — безнадежно махнув рукой, сказал Энрике. — А ты, Рон, не принимай близко к сердцу. Или Морковку не знаешь?..

Кадет Стрэттон уязвленно вздернул подбородок. А кадет де Ласси, покрепче затянув подпругу, взлетел в седло.

— Знаю, — сказал он, не глядя на товарищей. После чего ткнул пятками в бока своего дракона и поворотил его в сторону.

— Может, ты и прав, Реджи, — помолчав, с осуждением в голосе заметил Вэдсуорт, — но утешитель из тебя — оторви да брось!

Кадет Д"Освальдо согласно хмыкнул.

— А я и не утешал, — сухо ответил Реджинальд, по примеру товарища сунув ногу в стремя. — Я сказал, как есть. И не моя вина, если кому это глаза колет...

Он оседлал штурмовика, поколебался, глядя в спину де Ласси, и, тронув поводья, все-таки двинулся в противоположную сторону.

В Даккарае всё было иначе. И многие его кадеты, особенно второкурсники, теперь лишь мечтательно вздыхали, вспоминая школьные будни: да, в лагере Райленд у них стало больше свободы, но и обязанностей прибыло. А если учесть, что от учёбы их никто не освобождал, выходило совсем не сахарно.

Девушек-кадетов, разумеется, это касалось тоже. Первые две недели их не отправляли в ночные дозоры, ограничиваясь дежурствами по кухне и в лазарете, но праздник вот-вот готовился кончиться. Кроме того, отдельных комнат, как в школе, у них больше не было. Им выделили половину женской казармы (даже в военном лагере, как выяснилось, она была только одна), где койки стояли ровными рядами одна к одной, и на былую — по мнению Орнеллы, тоже весьма условную — приватность им больше рассчитывать не приходилось. Теперь они с утра до вечера были на виду друг у друга. И если та же Кайя, что выросла на заставе, особенных неудобств в этом не видела, а Сельвии, наоборот, такая сплоченность даже пришлась по душе, то Кассандра с Орнеллой к исчезновению личного пространства привыкали с трудом. "Одна радость, — говорила кадет Д"Элтар Клиффорду Вэдсуорту, — Миранда осталась в столице. Еще только ее нам под боком недоставало! Орнелла говорит, что болезнь свою она выдумала, — мол, больно удачно ее лихорадка свалила под крышей родного дома, но мне, если честно, без разницы. Чем дальше — тем лучше!" Клифф, пряча улыбку, кивал. Он догадывался, что младшая дочь герцога эль Виатора среди соучениц любовью не пользовалась, и не сомневался, что герцогиня эль Тэйтана в своих подозрениях права. Реджинальд Стрэттон говорил то же самое. "Герцог эль Виатор в опале, но семьи его она не коснулась. И на младшую дочь у него были большие планы — а тут, как на грех, война. Я буду не я, если в самом скором времени прелестная Миранда не выскочит замуж и не осчастливит супруга наследником, — посмеиваясь, предрекал он. — Молодость и красота — товар скоропортящийся. Особенно на передовой". Звучало это цинично, однако выглядело куда правдоподобнее внезапного "приступа лихорадки"...

Вечером восьмого февраля, по пути из столовой к казармам, Кассандра и Клифф завернули в драконий ангар. Кормили в лагере Райленд не в пример лучше Даккарая, и кадетам было чем порадовать своих подопечных: Яру сегодня досталось крупное яблоко. Дракону, пусть даже разведчику, оно было на один укус, так что Кассандра нарезала фрукт на крупные дольки и отдала их Клиффорду. Она еще днем заметила, что дракон бережет левую лапу, но рассмотреть ее толком Яр, конечно, не дал — зато под яблоко с ним можно было делать всё, что душе угодно.

— Ты растяни на подольше, Клифф, — попросила она. — Понять надо, звать фельдшера или он просто занозу поймал... Как полетали сегодня?

Кадет Вэдсуорт, дразня облизывающегося дракона, провел перед его мордой яблочной долькой.

— Да как обычно, — ответил он. — Без снега в лицо — уже хорошо! Только Рон, кажется, всерьез на Реджи обиделся — и, как на грех, их нынче друг против друга на отражение атаки поставили. Как не сцепились, в толк не возьму!

— А из-за чего обиделся-то?

Кассандра, втихую подобравшись к левой лапе своего подопечного, аккуратно сомкнула пальцы на плюсне его левой лапы. Яр недовольно заворчал — но, тут же отвлекшись на яблоко, захрустел первой сочной долькой. Клифф достал вторую. И, приманивая ею взгляд разведчика, рассказал Кассандре об утренней размолвке своих друзей. Девушка неодобрительно качнула головой.

— Вот же сухарь! — высказалась она в адрес рыжего.

— Что поделать? Из песни слов не выкинешь, Стрэттон он и есть Стрэттон. И прямо скажу — в сравнении со своей сестрицей Реджи еще романтик!

— Ты про эту их Вирджинию? — Кассандра потянула на себя лапу Яра, пытаясь развернуть ее подушечками к свету. Клиффорд кисло кивнул:

— Про нее. Образец благоразумия!

— Ну, зато хорошенькая — сам же говорил?

— Ага. Само совершенство, глаза б не глядели...

Вирджиния Стрэттон была блестящей партией, о чем отец Клиффорда не уставал ему напоминать. Ей недавно исполнилось семнадцать, она была хороша собой, умна, блестяще образована и великолепно воспитана. Она прекрасно танцевала, чудесно пела и всегда умела поддержать разговор. Она была богатой невестой и совершенно точно должна была в будущем стать образцовой супругой. В ней даже при желании нельзя было найти ни одного изъяна — и при всем при этом девушки скучнее Вирджинии Клифф еще не встречал. Признавая все ее несомненные достоинства, отдавая должное ее красоте, понимая, что партия действительно крайне выгодная, и не ему, второму сыну, воротить нос от такого сокровища, — он не желал её в жены, хоть его режь. Даже не из-за Кассандры. Хотя, конечно, теперь из-за нее в первую голову, но... Кадет Вэдсуорт вспомнил прошлое лето и те две недели, что провел в Верхнем Предгорье, у Стрэттонов; вспомнил вежливую улыбку Вирджинии, не меняющуюся, что бы ни происходило, словно говорящую: "Мы оба знаем, что вы несете чушь, но раз таковы правила — что ж, женщине на роду написано быть мудрее" — и поежился. В обществе этой девушки он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. И Вирджиния ему ни капли не нравилась.

— Даже ее сумасшедшая сестрица — и та интереснее, — вслух сказал Клифф. — Уж во всяком случае, не такая кислятина!

Кассандра, которой все-таки удалось вывернуть к свету лапу занятого угощением Яра, тихонько фыркнула:

— Да брось! Небось, не так уж плоха эта ваша Вирджиния — ты просто жениться не хочешь!

"Еще как хочу", — подумал молодой человек, глядя на ее склоненную голову. Но благоразумно не стал эту мысль озвучивать.

— Ну, что там? — водя перед мордой дракона очередной яблочной долькой, спросил он. — Заноза?

— Нет. С когтем на прибылом пальце что-то странное, такое ощущение, что вырван и на честном слове держится... Яр! Стой на месте, негодник!

Дракон, раздувая ноздри и косясь на свою наездницу янтарным глазом, послушно замер. Клиффорд сунул ему в зубы заслуженную награду и наклонился к Кассандре.

— Ну-ка, покажи. А-а, первая смена!

— Что?

— Пошевели коготь, — велел Клифф. — Смелее, не бойся, корень там уже подсох, иначе Яр бы тебя вообще к лапе не подпустил. Давай, влево-вправо... Ходит?

— Да.

— А теперь аккуратно тяни на себя, до хруста...

— Клифф! Если он лягнет, от меня только мокрое место останется!

— Тяни, говорю. Всё в порядке. У меня еще две дольки осталось, сейчас я его отвлеку. Кому яблочко?

— Йар-р-р!

— Кэсс, давай!

— Ох, Клифф...

Кассандра покрепче сжала ладонью плюсну и, выдохнув, легонько дернула на себя ходящий ходуном под пальцами коготь. Яр недовольно всхрапнул, раздался тихий, чуть слышный хруст, словно обломили сухую ветку, и в руке наездницы остался черный загнутый коготь.

— Йар-р-р, — укоризненно проскрипел разведчик. Клифф в утешение почесал ему подбородок.

— Молодец, — сказал он, награждая дракона последним кусочком яблока. — Вставай, Кэсс. Там больше нечего искать, новый коготь уже растет, через недельку сама увидишь. А этот спрячь.

— Зачем? — удивилась она, поднимаясь. Клифф закрепил ремень недоуздка на вбитом в стену железном кольце и расстегнул воротничок мундира.

— Это традиция, — серьезно сказал он, вытягивая за гладкую серебряную цепочку еще один черный коготь. Размерами он раза в полтора превосходил коготь Яра. — Первый коготь первой смены — счастливый. Все наездники берегут их на удачу. У тебя же дядя хранитель, странно, что ты не знаешь.

Кассандра склонив голову набок, рассматривала лежащий в ладони коготь. Ну, раз традиция... "Да и удача, пожалуй, лишней не будет", — подумалось ей.

— Надо тогда завтра в кузню зайти, что ли, — сказала она. — Пусть хоть дырку просверлят, для веревочки. Цепь-то, как у тебя, здесь поди найди!

Клиффорд снисходительно улыбнулся:

— Невелика задача — всего-то в десятке миль от столицы! Дать пару монет кому надо, и цепь тебе обеспечат хоть завтра. Только совет: проси стальную, я в свое время форсу ради на серебро польстился, так уже дважды чинить приходилось. Серебро — металл мягкий, рвется только в путь... Кстати, стальную тебе и в лагерной кузнице сделать смогут. Хочешь, я сам завтра коготь им отнесу?

Кассандра, подумав, сунула будущий талисман в карман мундира.

— Нет, — сказала она. — Спасибо, Клифф, но раз традиции — я сама. А то вдруг вся моя удача к тебе перейдет?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Жадина, — весело сказал Клифф. — Ладно, снимай с героя узду, пусть отдыхает. Я подожду снаружи. Коготь не потеряй!

— Не дождешься!

Широко улыбаясь, кадет Вэдсуорт потрепал Яра по шее и вышел, прикрыв за собой решетку стойла. Минут через пять кадет Д"Элтар присоединилась к нему.

— А что, Клифф, — спросила она, когда они уже повернули к казармам, — вторая сестра этого вашего Стрэттона и впрямь сумасшедшая?..

— Кузина Присцилла? — молодой человек, на миг задумавшись, неопределенно развел руками. — Да как сказать! Реджи часто ее так называет, и порой мне кажется, что не зря. А иногда я думаю, что она просто смеется над ними над всеми. Она такая, ну...

— Не от мира сего?

Клиффорд весело фыркнул:

— Вот это уж точно нет. Но без царя в голове, определенно, — не будь она такой рыжей, грешен, я бы решил, что Стрэттоны по отцовской линии ей вообще не родня...

— Клифф! Она ведь твоя кузина и сестра твоего друга!

— И как кузину и сестру друга я ее искренне уважаю, — с преувеличенной серьезностью кивнул он. Кассандра, рассмеявшись, пихнула товарища локтем в бок.

— Балбес ты, Клифф, — ласково сказала она, и кадет Вэдсуорт, пользуясь сгустившейся темнотой, молча и счастливо улыбнулся в ответ.

До отбоя было еще два часа. В одной из мужских казарм лагеря Райленд, целиком отведенной для старшекурсников Даккарая, горели лампы и дрожал под потолком мерный гул голосов. На улице похолодало, поднялся ветер, и все кадеты, свободные от дежурств, собрались здесь. Часть из них оккупировала длинный стол у стены, напротив коек — кто-то корпел над картами, кто-то штудировал учебник, несколько человек писали письма домой. Прочие самозабвенно предавались болтовне и ничегонеделанью. Так же, как и девушки-наездницы, они теперь лишены были отдельных комнат, поэтому привычно разбились на кружки по интересам, и самый большой собрался вокруг койки Виллема Декстера: нынче была среда, а на субботу планировалась небольшая пирушка, и без главного поставщика веселящих напитков было не обойтись... Конечно, военный лагерь во многом отличался от школы, и строгостью дисциплинарных взысканий в том числе, однако при желании договориться с кем надо можно было и здесь. Тем более, что вина Янтарного берега местным командованием ценились не меньше, чем мастерами Даккарая, и шустрый Декстер своей удачи не упустил. Он, вальяжно развалившись на койке, отмечал на длинном списке — кому, что и сколько, шутливо окорачивал любителей угоститься в долг, а в уме прикидывал — успеет ли до пятницы с таким масштабным заказом. Сэмюэл Декстер, отец Виллема, заведовал королевскими винокурнями, за верную службу и принципиальность давно был пожалован десятком собственных, на том же Янтарном берегу, и имел на этом неплохую прибавку к годовому доходу — не в последнюю очередь стараниями наследника. В Даккарае все знали: Декстеры кислятины не подсунут, и пусть услуги их влетали в копеечку, ценителей хорошего вина это не останавливало. В конце концов, оно действительно стоило своих денег!.. В Райленд кадеты прибыли неполных три недели назад, но уже к концу первой весь лагерь знал, где можно разжиться бутылкой-другой крепленого. И Вэл Декстер, на радость отцу, вновь был в своей стихии...

У края стола, почти возле самых дверей, еще один гомонящий кружок собрался вокруг будущего графа Стрэттона. На пятницу, что была еще ближе субботы, планировалась большая игра с участием десятка младших офицеров Райленда, и Реджинальд собирал заявки. "Ну все при деле", — с добродушной иронией подумал кадет Д"Освальдо, переведя взгляд с Декстера на Стрэттона. Потом скосил глаза в сторону соседней койки и, поколебавшись, негромко позвал:

— Рон!

Кадет де Ласси, занятый полировкой именного сигнального рожка, поднял голову:

— А?..

— В турнире участвуешь? Реджи говорит, бой будет грандиозный.

— Нет. Не до карт, знаешь ли...

Энрике понимающе сощурил глаза.

— Полно, Рон, — помолчав, сказал он. — Морковка иной раз пережимает с нотациями, но ты же знаешь, он не со зла. Бросай дуться.

Рука с клочком телячьей кожи, выделанной до бархатной мягкости, замерла. Кадет де Ласси молча нахмурился.

— Я понимаю, — после еще одной паузы добавил Энрике, — легче сказать, чем сделать, но Реджи как лучше хотел. Кривовато вышло, согласен, но всё-таки!

Рональд вздохнул, крутя в пальцах рожок.

— Знаю, — обронил он. — Морковка в своем репертуаре, да и не сержусь я на него — в первый раз, что ли? Так-то он прав, Энрике... Да только ведь как представлю, что эти данзарские выродки хозяйничают теперь в Рыбачьей долине, а наше поместье сгорело дотла — в глазах темнеет!

— Оно сгорело не зря, Рон.

— Да, понимаю, — тот заставил себя улыбнуться. — В конце концов, это ведь просто стены, отстроим заново, дай только срок. Но когда это будет? Наша земля — теперь их, а мы ничего не можем! Отец сидит в Хелвинде, вместе с братом и матерью, я вообще здесь, за демоны знают сколько миль... И вернуться нам некуда.

Энрике тяжело качнул головой.

— Вот это ты брось, — отрезал он. — Есть куда, и всегда будет. А Рыбачью долину погоди солью засыпать, милостью богов, отобьем.

— Чем и как? — горестным шепотом воскликнул де Ласси, роняя свой рожок на покрывало. — Сам же слышал, врага вдвое больше! Даже с тремя лагерями севера!

— Слышал, не глухой. И что? Геон — это не только север, — Энрике оглянулся, придвинулся к краю койки и тоже понизил голос до шепота: — Реджи велел не трепать, но не всё там так просто, Рон. Диверсия — только первая ласточка. Что-то там затевается и, печенкой чую, Данзару оно не придется по вкусу.

Кадет де Ласси с сомнением прищурился, но спорить не стал. Стрэттон был, конечно, та еще хлебная корка, но его прогнозы всегда сбывались. Как плохие, так и хорошие.

— Откуда он только всё узнаёт?.. — буркнул себе под нос Рональд. Энрике пожал плечами.

— Шут его знает, — отозвался он. Хотел еще что-то добавить, но отвлекся — в двери общей спальни вошел кадет Вэдсуорт. Лицо у него было красное от ветра, но такое сияющее, что Энрике, не сдержавшись, громко фыркнул. Рон вопросительно приподнял брови. Потом проследил за взглядом товарища и улыбнулся.

— Ты посмотри, — качнув головой, насмешливо заметил он. — Светится как абажур. И если этот герой-любовник только что не из женской казармы — я съем свою шляпу!..

Энрике рассмеялся.

— Повезло шляпе, — обронил он. Рональд согласно хмыкнул и кивнул подошедшему Клиффорду:

— Как погодка?

— Отличная, — мечтательно улыбаясь, отозвался тот. Сбросил сапоги, растянулся на своей койке позади де Ласси и, закинув руки за голову, прикрыл глаза. Товарищи, пряча усмешки, с пониманием переглянулись. Не будь вокруг так много лишних ушей, кто-нибудь из них обязательно отпустил бы шпильку-другую в адрес расплывшегося наездника, однако обстановка не располагала — поэтому оба молча вернулись к своим занятиям. Рональд, вернув на колени сигнальный рожок, вновь принялся за полировку, Энрике, зевая, раскрыл учебник и, без интереса пробежав глазами страницу, поморщился. Скука смертная! "Вот же у Кэсс сила воли", — ностальгически подивился он, вспомнив прошлый год. Кассандра чахла над учебниками почем зря — даже по воскресеньям, чего Энрике решительно не понимал, и что его, случалось, бесило не на шутку. Тем более, что сам он на такие подвиги был не способен. Впрочем, Клиффа, похоже, и здесь всё устраивало. Молодой человек исподтишка скосил глаза на предмет своих мыслей: Вэдсуорт, лежа на койке, неслышно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, а лицо у него было глупое и счастливое. "Неужели всё-таки обломилось, да не по дружбе?.. — с беззлобной насмешкой подумал кадет Д"Освальдо. — Бывают же чудеса!" Опыта в общении с женским полом у Энрике было побольше, чем у товарища, и он ясно видел — на взаимность Вэдсуорту пока рассчитывать не приходится. Как, впрочем, и кому-либо другому: Кассандра в свои семнадцать была еще сущим ребенком. Когда-нибудь, разумеется, и она повзрослеет, но вряд ли скоро! Энрике сочувственно вздохнул про себя — правда, к стыду своему, не очень-то искренне. Нет, и Клиффу, и Кэсс он желал только добра, и от души порадовался бы за обоих, сложись у них всё, как надо, однако... Его грызла зависть. Даже к этой полудетской дружбе. Потому что в отношении кадета эль Тэйтаны ему самому и на такую малость, увы, рассчитывать не приходилось.

Прощения за свой неблаговидный поступок у герцогини он так и не попросил. Тогда, в ангаре, став невольным свидетелем ее слез, он отступил, побоявшись испортить всё окончательно, а на следующий день приказом короля их всех перевели с Даккарайской пустоши в лагерь Райленд. Трое суток кадеты добирались до столицы верхом, сквозь снег и метель, замертво падая на привалах в своих палатках — и к прибытию на место момент был упущен. Орнелла пришла в себя, позаботившись о том, чтобы возможности застать её врасплох у кадета Д"Освальдо больше не появилось. Где бы она ни находилась теперь, рядом всегда был то-то еще: подруги, другие кадеты, мастера или преподаватели, и даже в драконьем ангаре застать ее в одиночестве не представлялось возможным. На улице или по дороге к загонам, если пути их пересекались в толпе, она проходила мимо не шевельнув бровью, словно Энрике вообще не существовало, в столовой смотрела куда угодно, только не на него — и это было невыносимо. Неотступное чувство вины преследовало Энрике с утра до ночи, но хуже всего было то, что чувство это отнюдь не являлось единственным: он смеялся над безнадежно влюбленным Клиффом и сам не заметил, как наступил в ту же лужу. Вот только если Вэдсуорту еще могла улыбнуться удача, то его другу об этом нечего было даже мечтать.

Хотя он, конечно, мечтал. Молча, втайне от всех и даже порой от себя самого — мечтал о том, чтобы она хотя бы вновь его возненавидела, да что в тех мечтах было пользы? Даже сдержись он тогда, в пещере на Белом хребте, шансов у него было бы не больше, чем сейчас. Эта девушка была не для него. Для такого, как он, она была слишком хороша. И всё равно он провожал ее взглядом, не в силах порой оторвать глаз от длинной золотой косы, он караулил ее в темноте у казармы, у драконьих ангаров, у офицерского корпуса — сам не зная, зачем, и день ото дня всё глубже загонял себя в омут черной тоски. Он хотел ее — всю, без остатка, с ее высокомерием и великосветской спесью, с ее презрительной усмешкой, с ее непомерным самомнением, затмевающим даже ее красоту... И он понимал — с тем же успехом можно было замахнуться на королеву.

Энрике знал, что ему ничего не светит. Но эта желтоглазая фурия, пахнущая молоком и медом, одним поцелуем надела на него узду — и сбросить ее он не мог, как ни старался. "А дальше что будет? — думал он теперь, лежа на своей койке и уставившись в потолок. — Хорошо, если скоро пройдет. А если нет? И эта война!.." Лицо его, без того хмурое, потемнев, застыло. Войны он еще толком не видел, но знал, что она не щадит никого. Рано или поздно их всех пошлют в бой, даже зеленых девчонок — и многие не вернутся назад. "Демоны б взяли того де Кайсара! — свирепо подумал Энрике, вновь вспомнив одну из самых пикантных сплетен Верхнего Предгорья, пересказанную ему Стрэттоном. — Ни глаз, ни мозгов! Не будь его, и ее бы здесь не было!" При мысли о счастливом сопернике кадет Д"Освальдо скривился как от зубной боли. И, повернув голову, бросил короткий взгляд в дальний угол казармы. Ричард де Кайсар, виновник всех бед, в кольце своих приятелей о чем-то вдохновенно разглагольствовал у стола. Рыцарь в сияющих доспехах... Двинуть бы ему разок в забрало! "Да был бы толк", — мрачно подумал Энрике и отвернулся. Настроение испортилось окончательно.

Сигнал к отбою прозвучал как обычно, в десять — распорядок дня в военном лагере ничем не отличался от Даккарая. Все разошлись по койкам, дневальный, погасив лампы, заступил на пост в передней, и скоро казарма затихла. Всё с той же глупой улыбкой, обняв подушку, спал кадет Вэдсуорт, хмурился во сне на соседней койке кадет де Ласси, закутавшись с головой в одеяло, мерно и ровно дышал кадет Д"Освальдо. Лишь кадет Стрэттон, откинувшись на подушку и заложив руки за голову, лежал в постели без сна. Взгляд его чуть прищуренных глаз медленно скользил по ряду окон на противоположной стене — от одного бледно-серого квадрата к другому. Раз в полчаса мимо них, слева направо, то исчезая в простенке, то вновь появляясь, проплывала черная тень. Дозорные несли свою службу.

Реджинальд тоскливо зевнул. Глаза его слипались, но заснуть он всё никак не мог — мешал прорезавшийся в ночной тишине тоненький голос совести. Ему было стыдно перед Роном. Да, они оба знали, что он был прав, но... Будущий граф Стрэттон вздохнул. Он умел находить язык со всеми, кроме собственных друзей — но не оттого, что мало ценил их, а как раз напротив. Реджинальд всегда считал, что уж с близкими-то людьми можно говорить свободно, не обдумывая перед этим каждое свое слово: кто, как не они, поймут всё и так, безо всех этих дипломатических ужимок и реверансов?.. Но получалось ровно наоборот. Нет, конечно, друзья понимали. Но та самая прямота, даже при искреннем желании посочувствовать и проявить заботу, всегда выходила Реджинальду боком. Он хотел как лучше — и каждый раз этим только всех обижал. "И что со мной не так? — безрадостно думал он, таращась уставшими глазами в темноту. — Опять только хуже сделал! Нет, Рон, понятно, простит... А толку? Ведь непременно сызнова где-нибудь да ляпну не то!" Он снова вздохнул. Потом мысленно пообещал себе завтра же, прямо с утра, извиниться перед товарищем по всей форме, и закрыл глаза. Зевнул, перевернулся на бок, устраиваясь щекой на жесткой подушке... Веки начали тяжелеть. Тень дозорного медленно проплыла за окном над его головой, уже с другой стороны казармы. И потихоньку проваливаясь в сон, кадет Стрэттон услышал вдруг где-то совсем рядом с собой мягкий, певучий шелест крыльев. Следом противно чиркнул о каменный подоконник коготь. Реджинальд, недовольно поморщившись, приоткрыл глаза.

На окне снаружи, прямо над его головой, сидела большая белая ворона. С удивительно чистым, играющим под луной холодными снежными искрами опереньем — и с пронзительными голубыми глазами. "Разве у альбиносов они не красные?" — вяло подивился Реджинальд. А уже вновь опуская тяжелые веки, на мгновение встретился взглядом со странной птицей и внутренне вздрогнул. Ворон он на своем веку повидал много — но ни одна не смотрела, как человек. Будущий граф Стрэттон зажмурился. А когда, приподнявшись, снова открыл глаза, за окном уже никого не было, лишь ветер сеял по воздуху снежную пыль.

— Привидится же... — пробормотал Реджинальд, опускаясь щекой на подушку. Уснул он быстро. Но до самого горна во сне ему грезилась метель и огромная белая ворона, почему-то с голубыми глазами, безмолвным призраком кружащая над его головой. "Что тебе нужно?!" — кричал он ей, но в ответ ему несся лишь заунывный плач метели.

Глава VIII

Военный лагерь Райленд, по названию одного из столичных предместий, Орнелле пришелся по душе. Если бы не те три кошмарных дня в пути от пустоши до Мидлхейма да не совместное проживание в одной спальне на всех, кадет эль Тэйтана, пожалуй, сочла бы, что все перемены — к лучшему. Райленд ничем не походил на Даккарай. Он был как целый город. Тут имелись трактиры, торговые лавки, даже небольшой сквер и променад, где по воскресеньям в хорошую погоду прогуливались офицеры с женами и детьми, и пусть шататься по улицам у кадетов не было ни времени, ни особой возможности, дышалось им здесь всё равно куда легче, чем в школе. По крайней мере, Орнелле — так точно. Здесь кругом были люди, много людей, и даже несмотря на то, что ближайшее окружение герцогини всё так же состояло из преподавателей и соучеников, а казармы располагались отнюдь не в центре лагеря, близость шумных улиц действовала на нее ободряюще. Ее светлость и раньше не слишком ценила уединение — исключая, конечно же, собственную спальню, а теперь и подавно записала его во враги. Одиночество делало ее уязвимой. Оно таило опасность даже в разгар дня, заставляя ее чувствовать себя слабой и беззащитной, понуждая вздрагивать от близкого шороха за спиной и тревожно оглядываться в сумерках на пустой дорожке. Даже в ангаре, полном драконов, не было ей спокойствия. Мир вокруг, еще недавно бывший таким простым и понятным, служивший по большей части лишь к ее удовольствию, словно бы вывернулся наизнанку: титул и золото обратились в пыль, а герцогиня встала на одну ступень с крестьянской девкой, чьего согласия можно даже не спрашивать, которую можно прижать в темном углу и делать с ней, что угодно. Просто потому, что так захотелось.

По праву сильного.

Иногда, когда неотвязные воспоминания о пещере с белым крестом на полу вновь выступали из прошлого, Орнелле казалось, что всё это было не с ней. Что не она, а кто-то другой по собственной самонадеянности оказался в ловушке, что не ее, а какую-то другую девушку по-хозяйски сжимал в объятиях грубый мужлан с пограничья, и не ей, а той, другой, пришлось уступить ему, только чтобы спастись, — но реальность безжалостно рушила эти грезы. Было то, что было. И это её, герцогиню эль Тэйтана, измарали в грязи, насильно взяв то, что предназначалось другому. Это ее первый поцелуй, тот самый, что должен был стать чудесным воспоминанием, тот, который она берегла для одного лишь Ричарда, обратился кошмаром. Это ей пришлось сдаться на милость победителя, только бы он не сделал с ней чего похуже...

Орнелла не помнила, как ей удалось вырваться тогда, на Белом хребте. Не помнила воссоединения со своей разведгруппой, не помнила захвата "продовольственных складов", ледяного ветра и холода по дороге назад, в Даккарай — она пришла в себя только утром, когда вся школа спала беспробудным сном. Маленькая женская казарма тонула в тишине, подруги давно разошлись по койкам, а она сама, стоя над рукомойником в опустевшей уборной, всё терла и терла губы ладонью, загрубевшей от мыла и холодной воды. Она едва не стерла их в кровь — краснота и припухлость спали только к вечеру — и остановиться её заставило лишь понимание, что всё это бессмысленно. Есть грязь, которая не смывается. Ее словно окунули в чан с помоями, и от этого липкого, мерзкого ощущения собственной нечистоты она не могла избавиться по сей день. Светлый образ Ричарда словно бы отдалился, окутанный дымкой горечи несбывшихся надежд, а в душе Орнеллы поселился страх. Почти неслышный днем, когда вокруг кипела жизнь и сновали люди, он поднимал голову всякий раз, стоило ей оказаться в каком-нибудь темном помещении вроде чулана или просто остаться одной, без поддержки и без защиты. В сумерках ей постоянно чудилось чье-то присутствие за спиной, а когда в женской казарме после отбоя гасили свет, в темноте за окном ей мерещился знакомый широкоплечий силуэт. Орнелла, всегда презиравшая кисейных барышень, чуть что готовых рухнуть в обморок, теперь сама стала как трепетная лань — кошка превратилась в мышь, охотница стала жертвой. И каждый раз, с тихой грустью вспоминая Зигмунда де Шелоу, Орнелла лишь криво, невесело усмехалась: как глупа она тогда была! Она ни за что обидела человека, который не смел даже назвать ее по имени, она вменила ему в вину его силу — ту силу, которую он никогда не использовал бы против нее, и не заметила настоящей угрозы. Да, теперь она понимала, о чем ей пыталась сказать Кассандра там, в Даккарае, у зала героев. Теперь она знала, что зло не в магии, а в людях. В конкретных людях, преступивших черту, — таких, как тот диверсант, которого убил Яр, таких, как этот мерзавец, привыкший брать всё, что хочет... Но было поздно. Она потеряла друга и приобрела врага — которого ненавидела всем своим существом не только из-за того, что он унизил ее и отнял самые светлые ее мечты, но и потому, что заставил её бояться.

Девятое февраля выпало на четверг, а в этот день занятие по летному делу у второкурсников шло последним. Темнело по зимнему времени рано, и в шестом часу, когда кадеты покинули загон, весь Райленд был уже окутан снежными сумерками. Метели вроде бы не предвиделось, но и без нее было несладко. Сильный ветер, что дул с востока вот уже неделю кряду, не располагал к прогулкам на свежем воздухе, в ангаре было тепло драконам, но не людям, и кадеты торопились добраться до жарко натопленных казарм. Почистив зверей, задав им корм и перетряхнув лежанки, второкурсники один за другим покидали ангар, и вскоре в нем осталось всего несколько человек. В конце коридора, у двух последних стойл, Джесси Марстон о чем-то сердито спорил с приятелем, через три решетки от них Кайя поила своего штурмовика касторовым маслом — дурень ухитрился на вылете сожрать с костями и перьями крупную чайку и теперь мучился животом, еще в паре стойл возились припоздавшие наездники. Кадет эль Тэйтана, вполуха прислушиваясь к долетающим до нее то слева, то справа приглушенным голосам, кругами ходила вокруг Сау, норовя подгадать момент и рассмотреть поближе пальцы на ее лапах. Кассандра вчера явилась в казарму с трофеем в виде черного загнутого когтя, который всеми был засмотрен до дыр и вызвал у половины соучениц нездоровый интерес к лапам своих подопечных. Орнелла была из числа этой половины. У остальных, как выяснилось, первый коготь первой смены уже имелся и, как они утверждали хором, даже успел не раз пригодиться. К приметам, особенно добрым, в среде военных относились всерьез, в них верили, и талисман в виде драконьего когтя носили под мундирами все старшекурсники, мастера и даже Сезар Тайрин. Понятное дело, другим отставать не хотелось. А уж Орнелле, в ее обстоятельствах, такая полезная вещь нужна была просто кровь из носу!

— Ну же, Сау, — уговаривала она, — не будь такой недотрогой. Вот что ты скачешь как коза, скажи на милость? Я же только посмотрю... Сау! Да что тебе, несчастного когтя для меня жалко?!

Самочка, недовольно взрыкнув, в очередной раз отдернула лапу. Орнелла сердито фыркнула. Иногда ее подопечная словно брала пример с Яра — причем, как правило, в самый ненужный момент. Вот и сейчас она крутилась юлой, не давая к себе подобраться, и напрочь отказывалась хотя бы минуту постоять смирно. Кадет эль Тэйтана, подумав, прибегла к последнему средству.

— Будешь хорошей девочкой, — пообещала она, втихую подбираясь к правой лапе, — после ужина получишь яблоко...

Услышав знакомое слово, самочка заинтересованно скосила глаза на свою наездницу. Она была лакомка почище Орнеллы. Герцогиня, нащупав путь к победе, сладко улыбнулась и сделала еще два осторожных шага вперед.

— Ты ведь хочешь яблоко, да, Сау? Или булочку? Вку-у-сную булочку! Вчера давали с изюмом, как ты любишь, так что, вполне может быть, и сегодня... Ай!

Сау вовремя разгадала хитрый маневр, и уже успевшая таки сомкнуть пальцы на плюсне ее лапы Орнелла, коротко вскрикнув, отлетела к стене. Приземлилась она удачно, прямо на собственноручно взбитую лежанку, и даже не ушиблась, но крепко обиделась.

— Вот, значит, как? — возмущенно пропыхтела ее светлость. — Лягаться? Ну, погоди, бессовестная!..

По ту сторону решетки сухо зашуршала солома, устилавшая пол коридора.

— Дракон просто боится щекотки, — раздался из полумрака голос с сильным южным выговором. Герцогиня, вздрогнув, испуганно вскинула голову и вжалась в лежанку. Краска сбежала с ее лица — за решеткой возвышалась коренастая широкоплечая фигура в коричневом мундире. Черные волосы, смуглое лицо... Боги, только не он!

— Хотите, я вам помогу? — снова сказал кадет. — У нас на заставе был один штурмовик, так он тоже...

— Нет!

Предательски охрипшим голосом она почти выкрикнула это слово, и молодой человек по ту сторону решетки невольно отшатнулся назад. Свет фонаря над соседним стойлом упал на его растерянное лицо, и Орнелла поняла, что ошиблась: не в целом, но в главном. Это, вне всякого сомнения, был Д"Освальдо, только не старший, а младший. Её однокурсник. Как же его зовут?

— Простите, — всё так же растерянно пробормотал кадет. — Я только хотел помочь.

Он отошел от стойла. Орнелла, с трудом переведя дух, поднялась на дрожащие ноги. Счастливый коготь начисто вылетел у нее из головы — сделав пару нетвердых шагов, она порывисто обняла Сау и прижалась щекой к жесткой хитиновой чешуе на ее шее. Самочка обеспокоенно переступила с лапы на лапу, встопорщив гребень. Она почувствовала, что наездница мелко дрожит.

— Фр-р, — раздалось у Орнеллы над ухом. Сау, приподняв крыло, укрыла им девушку, как плащом, и снова тихонько, вопросительно фыркнула, прижавшись холодными раздувающимися ноздрями к ее плечу. Герцогиня эль Тэйтана в ответ прерывисто вздохнула.

И словно вдруг увидела себя со стороны — жалкую, трясущуюся, прилипшую к дракону, как утопающий к мокрому бревну на воде. "Неужели это я? — искренне поразилась она. — Я, Орнелла эль Тэйтана! Трясусь как заяц на ровном месте! Опять наступаю на те же грабли! Боги! Как же так вышло?" Подумав об этом, герцогиня царапнула ногтями драконью чешую. И, отстранившись от шеи Сау, обернулась к решетке стойла. Страх, еще минуту назад до ледяной неподвижности сковавший тело, внезапно схлынул, а волна горячей, живительной злости, поднявшись от сердца, смешалась с отвращением к самой себе. Во что она превратилась! Из-за одного негодяя, который мизинца ее не стоит, она, никогда и никому не дававшая спуску, тут же скисла квашней! Начала шарахаться от собственной тени! Распустила сопли, как обиженное дитя, у которого отобрали игрушку! Позволила себя напугать!

Орнелла была не робкого десятка и всегда этим гордилась. Она боялась лишь темноты — и то в далеком детстве, когда ей было три или четыре года от роду. И она до сих пор помнила тот момент, когда устала бояться. Няня и мать, что тогда была еще жива, говорили юной герцогине, что это пройдет, что всех детей пугают ночные тени — и всегда оставляли в ее спальне зажженную лампу. Но в ту ночь Орнелла решила, что с нее хватит. Дождавшись, пока всё в доме затихнет, она свесилась с краю кровати и решительно погасила свет. До самого рассвета она не сомкнула глаз, дрожа под одеялом и воображая себе клубящихся во мраке чудищ, а следующей ночью всё повторилось, но спустя несколько дней страх начал сдавать свои позиции — в темноте вокруг на поверку не оказалось ничего ужасного. Наоборот, без яркого света лампы спалось спокойней и слаще... С тех пор Орнелла эль Тэйтана засыпала только в полной темноте. С тех пор она никого и ничего не боялась. Даже войны — по крайней мере, уж не настолько, чтобы терять лицо.

Но стоило одному наглецу распустить руки — и всё пошло прахом?..

Темные брови кадета эль Тэйтаны медленно сошлись на переносице. Руки, крепко обвивавшие драконью шею, разжались. Девушка шевельнула плечом, выскальзывая из-под крыла Сау, и непримиримо вздернула подбородок. В роду Тэйтана никогда не было трусов! "И я не стану больше дрожать по углам, — промелькнуло в голове. — Хватит! Надоело!" Она опустила ладонь на поперечный прут решетки и, помедлив мгновение, толкнула дверь стойла наружу. Кадет, предлагавший помощь, еще не успел далеко уйти. И его звали... как же его звали? Орнелла, глядя на спину в коричневом мундире, то исчезающую в полумраке, то вновь возникающую под фонарем над очередным входом в стойло, словно издалека услышала голосок Сельвии: "Ну, как же, Орнелла! Санто Д"Освальдо, он же учится с нами!" Точно, подумала кадет эль Тэйтана. И, на миг прикрыв веки, мысленно погасила лампу.

— Санто! — голос ее догнал молодого человека почти у самых ворот ангара. Младший Д"Освальдо обернулся. Герцогиня стояла в коридоре у распахнутой решетки стойла, смотрела на него и улыбалась. Хотя, может быть, это просто была игра света и тени. Как бы оно там ни было, Санто остановился.

— Извините, что так гаркнула на вас, — услышал он бархатный, с мягкой хрипотцой, голос. — Это всё от неожиданности. Вы ведь не сердитесь на меня, правда?

Она улыбнулась — теперь уж точно — и Санто неуверенно улыбнулся в ответ.

— Ну что вы, — сказал он, робея под взглядом ее золотистых глаз. Орнелла эль Тэйтана была ужасно хорошенькая, к тому же, настоящая герцогиня, и рыкнула она на него из-за решетки знатно — но Санто и в голову бы не пришло на нее за это сердиться. Как, впрочем, любому другому мужчине, неравнодушному к красоте.

— Так вы полагаете, моя Сау просто испугалась щекотки? — спросила Орнелла. Молодой человек пожал плечами.

— Похоже на то. Лошади часто ее боятся, и у драконов это не редкость.

— О, — сказала герцогиня. Потом склонила золотистую головку к плечу и добавила: — Тогда, наверное, мне всё-таки пригодилась бы ваша помощь! Если вы, конечно, не против.

Она улыбнулась снова — чуть виновато и так мило, что Санто зарделся от удовольствия.

— Ну что вы!.. — повторил он.

Счастливого когтя, как выяснилось, кадету эль Тэйтана было еще ждать и ждать. Той самой "первой смены" у Сау пока не предвиделось. Санто Д"Освальдо предположил, что всему виной пол — самки драконов, как известно, созревали немного позже самцов. "Но вы не расстраивайтесь, — добавил молодой человек, когда они вдвоем уже покидали ангар. — К весне, должно быть, проклюнется, природа свое возьмет". Орнелла, вздохнув с сожалением, поблагодарила его за участие — Сау действительно не переносила щекотки, но кадет Д"Освальдо нашел к ней подход, опыт был — и осталась снаружи у ворот, ждать Кайю. Внебрачная дочь барона со сводными братьями не общалась, так что Санто быстро откланялся. А Орнелла с облегчением выдохнула. Эти короткие четверть часа, пока они вдвоем возились в стойле Сау, стоили ее светлости всего запаса душевных сил. Да, Санто был не его старший брат, но как они все-таки были похожи — и лицом, и фигурой, и даже голосом! Чистый кошмар!..

Тем не менее, она справилась. И пусть по дороге к столовой, по успевшей уже закрепиться привычке, Орнелла неосознанно старалась держаться поближе к Кайе, липкий страх отступил. Не до конца еще, скорее, пока лишь чуть сдав назад, однако начало было положено. За ужином кадет эль Тэйтана уплетала за обе щеки вареные овощи с жилистой постной говядиной, хотя и то и другое терпеть не могла, и впервые за последнее время уснула, едва легла, даже не бросив взгляда в темное окно. Правда, спала она плохо. А среди ночи проснулась вся в холодном поту — ей снова привиделся Белый хребет, пещера с крестом на полу и черная фигура, надвигающаяся на нее из темноты. Милостью богов, на этот раз Орнелла успела вырваться из сна до того, как он продолжился — самым ужасным образом — но потом еще долгих полчаса сидела в постели, дрожа как осиновый лист и пытаясь унять бешеный стук сердца. Этот кошмар повторялся снова и снова. Но почему и сегодня тоже? Ведь она смогла!.. Смогла взять себя в руки, погасить лампу — и победить свой страх! Или это ей только казалось?

Кадет эль Тэйтана обессиленно прикрыла глаза и, протяжно вздохнув, закашлялась — в горле совсем пересохло. Наверняка из-за этой проклятой говядины за ужином. "И угораздило же меня всю ее съесть", — подумала герцогиня. Посидела еще немного, снова вздохнула и, спустив ноги с кровати, сунула босые ступни в сапоги. Потом сдернула с койки одеяло, закуталась в него по самую шею и поплелась в уборную. В общей спальне воды взять было неоткуда.

В передней на столике у двери горела одинокая лампа, а рядом, на табуретке, привалившись плечом к стене, спал кто-то из старшекурсниц. Орнелла насмешливо фыркнула себе под нос — она-то ни разу не засыпала на посту! — и свернула по узкому коридорчику к уборной. Там было темно, но всё же не так, как в спальне, — ночь стояла лунная, ветер разогнал облака, и сквозь высокое окно лился призрачный голубоватый свет. Кадет эль Тэйтана напилась парой пригоршней воды из ближайшего рукомойника и подошла к окну. За ним темнели припорошенные снегом казармы. Лагерь спал. Полная луна висела над ним — огромная и сияющая, а в черном небе вокруг нее осколками льда поблескивали крупные звёзды. Орнелла, обхватив себя руками за плечи, подняла к ним лицо. Там, наверху, наверное, очень холодно, вдруг подумалось ей. Красиво — и холодно... Девушка поежилась. В уборной, правду сказать, тоже было не жарко. Но возвращаться в постель не хотелось — вдруг тот кошмар вернется снова? Перед ее мысленным взором из темноты выступило резко очерченное смуглое лицо с горящими яростью глазами, и Орнелла привычно вздрогнула. "Неужели ты так и будешь преследовать меня всю жизнь? — подумала она. — Боги! Как я тебя ненавижу!" Она тряхнула головой, прогоняя непрошенное видение, и уже развернулась было к двери — но вдруг застыла.

Там, за стеклом, на долю секунды закрыв собой светлый лик луны, мелькнула размытая тень. Не на земле, в воздухе. Герцогиня, стиснув пальцами края одеяла, чуть подалась вперед. Вгляделась в ночь, прищурилась — и тихо ахнула, прижав ладонь ко рту. На крыше казармы напротив сидела большая белая ворона. Та самая!

Или тот самый?..

Орнелла, боясь обмануться, шагнула вплотную к раме. А птица, сорвавшись с крыши, опустилась на карниз у окна спящей казармы и заглянула внутрь. Секунда, другая — и вот белые крылья, вновь распахнувшись, искрящейся снежной пылью сверкнули под луной. Следующий карниз, новое окно... Ворона искала. Кого именно — можно было даже не спрашивать. И будь это не Райленд, а Даккарай, уже давно бы нашла, подумала Орнелла, не сводя глаз с мечущейся от окна к окну птицы. "Только здесь несколько сотен казарм, и женская от мужских не отличается ровно ничем. Так ты до лета проскачешь зря, — промелькнуло в голове кадета эль Тэйтаны. — Если в конце концов не попадешься". Последняя мысль заставила Орнеллу нахмуриться. О белой вороне за окном экипажа Орнелла подруге так и не сказала: не захотела расстраивать, да и, по совести, совсем не была уверена, что поняла всё правильно. После трех дней в седле под снегопадом и не такое привидеться может! Кассандра рассказывала ей о фантоме, что друг поднял для нее из пруда, но она говорила лишь о драконе. А в магии Орнелла ровным счетом ничего не смыслила. Дракон и ворона, пусть даже белая, разные вещи!

Только вот птица, живая птица, никак не может рассыпаться в пыль под ветром. И заглядывать в окна казарм по темному времени обычной вороне нет никакой нужды — поживиться там нечем... Орнелла заколебалась. Ей вспомнилось серенькое утро, дремлющие холмы восточного пригорода, проплывающие за окошком, — и отчаянный взгляд ярко-голубых, совсем не птичьих глаз, прикипевший к лицу ее спящей подруги. Нет, та "ворона" не была плодом ее фантазии. Это был фантом — тот же самый, что теперь торопливо перепрыгивал с карниза на карниз у окон казармы напротив. Герцогиня неуверенно положила ладонь на холодную деревянную раму. Позвать? А если кто-нибудь из дозорных услышит? И потом, ведь это же маг! Кэсс говорила, конечно, что фантом — лишь творение, не творец, и вреда здоровью причинить не может, но... В памяти вновь всплыл образ Энрике Д"Освальдо, и кадет эль Тэйтана сдвинула брови. "Да и демон с ней, с магией! — вдруг подумала она. — Уж этот-то, надо думать, целовать меня не полезет!" Решившись, ее светлость быстро оглянулась назад, прислушалась к тишине из передней и обхватила пальцами задвижку на окне. Потянула — та поддалась легко и беззвучно — и, упершись коленом в холодный подоконник, вслед за задвижкой дернула на себя раму.

Белая ворона замерла, услышав справа, чуть позади, тихий протяжный скрип, и резко повернула голову: одно из окошек казармы у нее за спиной приоткрылось. Заметили!.. Птица расправила крылья, уже готовая сорваться с карниза, да так и застыла с одной приподнятой лапой. Из распахнувшегося окна на нее смотрела герцогиня эль Тэйтана — простоволосая, вместо мундира закутанная в одеяло. И призывно махала рукой.

Рама всё с тем же легким скрипом вернулась на свое место. Орнелла, подумав, задвинула стержень щеколды обратно в паз и повернулась к умывальной тумбе. Сидящая на ней белая ворона шевельнула сложенными крыльями. На вид она была совершенно обычная, разве что слишком крупная и чистая.

— Вы... — неловко начала герцогиня и умолкла, смешавшись. Птица переступила с лапы на лапу и взглянула в лицо ее светлости уже знакомыми голубыми глазами. Как показалось Орнелле — вопросительно.

— Вы ведь пришли за Кэсс? — помолчав, сказала она. Ворона кивнула, словно бы клюнув воздух. С тревогой покосилась на запертую дверь уборной, потом в окно, и опять уставилась на девушку — словно бы в ожидании.

— Она здесь, — сказала Орнелла, чувствуя себя невероятно глупо. Она стояла посреди уборной в одном одеяле и разговаривала с птицей! Кому рассказать — не поверят!.. "Хотя оно, вероятно, к лучшему", — подумала кадет эль Тэйтана. И заметив, как в голубых глазах напротив зажглась надежда, покачала головой: — Вся казарма спит. Включая дневального, но если я сейчас начну тащить Кэсс из постели, ничем хорошим это не кончится.

Птица с досадой щелкнула клювом. А потом снова переступила с лапы на лапу — всё так же молча. Герцогиня наморщила брови.

— Погодите, — вдруг дошло до нее.— Так вы не можете говорить?

Кивок.

— И как же тогда вы собирались...

Белая ворона склонила голову набок. Опять с подозрением покосилась на дверь, на миг сощурила свои голубые глаза и, чуть приподняв левую лапу, выбила когтем дробь о дерево тумбы. Потом еще. И еще. Орнелла, уже было приоткрывшая рот, чтобы шикнуть на гостя, молча закрыла его и навострила уши.

Разведчиков в Даккарае готовили не хуже ударных бойцов. Их учили не только держаться в седле. И сигнальную азбуку в них вбивали с самого первого курса — причем иногда буквально. В свое время герцогине немало пришлось помучиться, разбирая учебные шифрограммы, а переводной экзамен по условным кодам она сдавала четыре раза, храни боги мастера Лоредо и его терпение. Экзамен Орнелла в конечном итоге выдержала. А сигнальную азбуку возненавидела — зато запомнила на всю жизнь.

"Пока так, — вот что ответила птица. — Я над этим работаю. Сандра меня поймет?"

— Да, — кивнула Орнелла, придвигаясь поближе к тумбе. — Тише, тише! Я разберу, не беспокойтесь. Вас никто не видел в Райленде?

"Один кадет. В окне. Принял за птицу".

— Хорошо. Здесь полно магов...

"Знаю. Их обхожу. Дозоры тоже. Как Сандра?"

— В порядке, — Орнелла на миг опустила глаза. — Она очень расстроилась, что не дождалась вас тогда. Вы не смогли прийти?

"Я пришел. Поздно. Мне помешали. Искал здесь. Каждую ночь, днем нельзя. Спасибо".

— Да не за что, — улыбнулась герцогиня. — Кэсс ведь мой самый близкий друг!

"И мой".

Белый ледяной коготь, застыв на мгновение в воздухе, вновь опустился на тумбу. Орнелла придвинулась еще ближе, боясь пропустить хоть слово.

"Нужно ее увидеть. Сказать. Много. Сегодня никак — а завтра?"

Кадет эль Тэйтана задумалась.

— Завтра в карауле Герда, у нее мышь не проскользнет, не то что ворона, а вот послезавтра по графику очередь Селли. Сельвия Д"Ориан, может быть, Кэсс говорила вам? Мы вместе жили в одной комнате.

"Да. Помню. Она тоже знает?"

Птица, склонив голову набок, с тревогой взглянула в лицо Орнелле. Та замотала головой:

— Нет-нет, не беспокойтесь! Знаю только я. Но Селли мне легко будет отвлечь, и вы сможете... Приходите послезавтра, только не раньше полуночи. Кэсс я предупрежу.

"Приду. Спасибо".

Ворона переступила с лапы на лапу и бросила взгляд на окно. Орнелла тоже. А потом, поколебавшись, тихо спросила:

— Зигмунд... Я очень его обидела?

Голубые глаза взглянули на нее печально и понимающе.

"Нет, — после короткой заминки проклацал коготь. — Он грустит. Скучает по вашим письмам. Но он понимает. Он маг".

Герцогиня передернула плечами и отвернулась. "Точно, — подумала она. — Он маг, а я — дура". Птица задумчиво склонила голову набок. Потом бочком-бочком просеменила к краю тумбы и заглянула в лицо ее светлости. Острый белый коготь чиркнул по дереву.

"Сила опасна. Вы правильно сделали. Это пройдет".

Орнелла невесело усмехнулась. Почему-то хуже всего — это когда всё делаешь правильно, промелькнуло в ее голове.

— Надеюсь, — вслух сказала она, все-таки взглянув на птицу. И с беспокойством наморщила брови: — Погодите. Мне кажется, или вы... таете?..

Белая ворона, проследив за ее взглядом, обнаружила под собой на тумбе небольшую прозрачную лужицу и шевельнула влажными, отяжелевшими крыльями. Потом с сомнением взглянула на окно и перепрыгнула с тумбы на край жестяной раковины.

"Послезавтра, — выбил глухую дробь ставший почти прозрачным коготь. — Я приду. Скажите ей".

Орнелла кивнула, выпрямляясь. Потянула на себя холодную задвижку, распахнула окно... И, обернувшись, поняла, что выпускать на волю ей уже некого. Птица исчезла — лишь горка талого снега белела в раковине.

Глава IX

Десятого февраля Кассандра получила письмо из дома, от матери, и узнала, что стала тетей, — у старшей сестры родился первенец. Баронесса писала, что роды были тяжелые, однако всё обошлось — малыш, пусть увидевший свет несколько раньше срока, родился здоровым и крепким. По желанию Кристобель нарекли его Лестером, в честь отца. "Твоей сестрице пришлось непросто, — писала баронесса младшей дочери. — Ты ведь знаешь, дорогая, у нее всегда было хрупкое здоровье! Но, милостью Сейлан, она справилась, и прогнозы врачей оптимистичные. Господин Ларрэ уверяет, что через неделю-другую Кристобель уже сможет встать с постели. Она настрадалась, бедняжка, но что поделать? Дети не даются легко. И она счастлива своим материнством — конечно, насколько можно быть счастливой, не имея никаких известий от мужа". Прочтя эти строки, Кассандра понурилась. Виконт Ван"Оррин, вынужденный вернуться домой в начале осени и в надежде, что молодая супруга через месяц-другой присоединится к нему, очень скоро оказался отрезан от семьи Туманным хребтом. А с объявлением войны всё почтовое сообщение с Данзаром было разорвано. Виконту даже не смогли сообщить, что он стал отцом. "Да и куда сообщать? — подумала Кассандра. — Неизвестно, где он сейчас — он ведь боевой офицер и, вполне возможно..." Продолжить мысль у кадета Д"Элтар не хватило духу. Не сказать, чтобы муж старшей сестры так уж Кассандре нравился, однако Крис любила его, и он ее тоже. А война их разлучила. Хорошо, если сейчас он в Данзаре, а не в долине Клевера, хорошо, если жив и здоров! И хвала богам, что Крис дома, с мамой и папой, а не где-то там, в стане врага, совсем одна с младенцем на руках! "Будь проклята эта война и весь дом Норт-Прентайсов", — мрачно подумала Кассандра. Она два раза перечитала письмо и прибрала его в тумбочку, в общую связку. Она скучала по дому, такому близкому теперь и всё равно невозможно далекому, тосковала по родителям, по сестре... Но больше всего ей не хватало Нейла. Быть может, если бы им удалось встретиться перед ее отъездом в Райленд, было бы легче, но не случилось. Кассандра знала из писем Зигмунда де Шелоу к Орнелле, что все адепты Геона еще в ноябре покинули Бар-Шаббу; в день своего возвращения домой она видела из чердачного окошка, как Нейл прогуливался по саду, она ждала его у окна всю ночь — но он так и не пришел. Почему? Он ведь наверняка знал, что она дома! И даже если бы его заперли на все замки, магу они не помеха — так почему, почему?..

"Он же не знает, что я нарушила слово, — думала Кассандра, вяло ковыряя ложкой рагу за ужином. Оно было гораздо вкуснее вчерашней пересушенной говядины, но письмо от матери всколыхнуло тоску по дому, растревожило память и убило весь аппетит. — Да, я пообещала не приближаться к магам без амулета, а сама полезла за тем диверсантом, но Нейл же не знает! Никто не знает! Все поверили, что это была случайность, — и мэтр Бенно, и мастер Тайрин, и капитан Рид! Я даже Орнелле ничего не сказала!"

Кассандра опустила ложку и отпихнула миску в сторону.

— Я пойду, девочки, — допив кофе, сказала она, не глядя на подруг. — И ты тоже не засиживайся, Селли, карта сама себя не разметит.

Кадет Д"Ориан кивнула. Картография у нее по сей день хромала, и Кассандра, у которой этот предмет был одним из любимых, взялась подтянуть подругу перед квартальным зачетом. Кайя бросила взгляд на почти полную миску кадета Д"Элтар и шевельнула бровью:

— Всё в порядке?

— Да, — невнятно проронила та, поднимаясь с лавки. И направилась к выходу из столовой. Кайя вопросительно посмотрела на Орнеллу.

— Что это с ней? Рагу хорошее.

— Письмо из дома получила, — задумчиво отозвалась герцогиня. — У нее вчера родился племянник.

Сельвия расцвела улыбкой.

— Так это же замечательно, Орнелла! — воскликнула она. И, вдруг осекшись, встревоженно подалась вперед: — Или ее сестра...

— О, с ней всё в порядке, — поторопилась уверить кадет эль Тэйтана. — Кэсс просто тоскует по дому. Да и в семье такая радость — а она здесь сиди и за ворота шагу сделать не смей! Веселого мало, сама понимаешь.

Кадет Д"Ориан сочувственно вздохнула, глядя на исчезающую в дверях спину Кассандры. Кайя пожала плечами и вернулась к еде. А Орнелла, по примеру подруги отодвинув в сторону свою миску, подперла голову рукой. Судя по тому, как весь ужин кадет Д"Элтар теребила цепочку на шее, тосковала она не только по дому. Да и по ней, как выяснилось, в восточном пригороде было кому скучать, помимо родни. "Вот же сумасшедшая парочка! — с невольным восхищением подумала герцогиня. — Одной на магию плевать, второму — на толпу мундиров! Не дружба, а колба с горючей смесью, того и гляди подорвешься". Кадет эль Тэйтана нахмурила брови. Не в последнюю очередь "подорваться" могла и она сама — за неуместное сочувствие. Не Кассандра промолчала, обнаружив на территории лагеря постороннего человека, не Кассандра впустила его в казарму — и не она же пообещала ему завтра сделать это снова. Да, Нейлар эль Хаарт был гражданином Геона и сыном королевского магистра алхимии, но военное положение никто не отменял. И если б речь шла о ком-то другом, Орнелла ни за что не решилась бы нарушить устав, но Кэсс была ее лучшей подругой. А за своих герцогиня эль Тэйтана стояла горой. "Совсем как те Д"Алваро, — промелькнуло у нее в голове, и девушка усмехнулась. — Вот уж правда, дурной пример заразителен! Одна надежда, что до "смерти", согласно девизу, у нас всё же не дойдет".

Правда сейчас ее мысли занимало другое. О том, с кем ей предстоит встретиться завтрашней ночью, Кассандра узнает в свой срок: завтра же, перед самым отбоем, иначе она ни себе, ни подруге жизни не даст, изведется на мыло — терпение не ее конек. Но вот что касается этого ее "брата"... "Фантом — еще куда ни шло, — напряженно размышляла Орнелла, невидящим взглядом уставясь в стол. — Но он не способен к человеческой речи! И одно дело я, а совсем другое — Кэсс. Ну как этот маг не утерпит да явится к ней во плоти? Здесь ведь не Даккарай, и таких же, как он, кишмя кишит! Если его поймают, мы обе точно залетим за компанию".

Она мимолетно нахмурилась. И, вдруг знакомо почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулась. Большая столовая была полна коричневых, голубых и синих мундиров — кадеты Даккарая ели вместе с действующими наездниками Райленда, для них выделили несколько десятков столов у стены. Позади того, где сидела кадет эль Тэйтана с подругами, расположился старший курс. Но все молодые люди были заняты — кто ужином, кто болтовней, и в сторону девушек никто из них не смотрел. Видно, показалось, как всегда в последнее время. "И, кажется, скоро я к этому начну привыкать", — без энтузиазма подумала Орнелла, поворачиваясь обратно и протягивая руку к своей кружке.

Кадет Д"Освальдо у нее за спиной вновь приподнял голову, скользнул взглядом по длинной золотой косе и, тоскливо вздохнув про себя, вернулся к еде.

"Послезавтра" выпало на пятницу. Нейл с трудом дождался ее, пусть терпеть пришлось всего лишь каких-то два дня, — и оба этих дня он почти не запомнил. Весь охваченный лихорадочным возбуждением в преддверии скорой встречи с подругой, он почти перестал замечать окружающую действительность. Благо, на службе это никак не сказалось: госпитальная лаборатория была не чета королевскому алхимическому корпусу, импровизация и эксперименты здесь не приветствовались, а за те несколько недель, что Нейл служил под началом мэтра де Берни, рецепты обеззараживающих эликсиров, целебных мазей и лекарственных порошков он вызубрил наизусть — и приготовить любой из них мог теперь даже с закрытыми глазами.

Сражение за Волчьи холмы тоже прошло мимо него. Разумеется, новости до столицы добрались быстро, пятый солдатский госпиталь не стал исключением, и Нейл краем уха слышал что-то об отступлении, о переправе, о диверсии в Рыбачьей долине — но особо не вслушивался. Все его мысли занимала Кассандра. Скоро, совсем скоро! Он сможет увидеть ее, услышать ее голос, сказать, как ему ее не хватало и как он жалеет, что не смог прийти к ней в ту ночь... Конечно, она не будет сердиться. Она поймет. Если б еще проклятый фантом умел говорить! Много ли там настучишь когтями — иной раз даже на одну короткую фразу уходит по две минуты!..

Ловя себя на этих мыслях, Нейл каждый раз лишь скрипел зубами от досады. Овеществленный фантом, как бы реально он ни выглядел, всё равно оставался фантомом и голосовых связок, как у человека, не имел. Нейл в порыве отчаяния даже раздобыл анатомический фельдшерский справочник и попытался воссоздать внутреннее птичье устройство на примере представленных в нем иллюстраций, но ожидаемо потерпел крах. Картинок тут было мало. Требовались вполне определенные знания и, как минимум, живой материал — но не ловить же ему было всамделишную ворону и не потрошить же ее в собственной спальне?.. Да и то, даже в этом случае гарантий на успех предприятия не было никаких.

Время до пятницы тянулось медленно, а когда она наконец настала, и вовсе словно остановилось. За день, проведенный в лаборатории, Нейл извелся вконец. Он то и дело взглядывал на часы, ерзал на стуле, дважды чуть не опрокинул на себя полную кастрюлю кипятка вперемешку с хирургическим инструментом, и впервые за всё время своей службы покинул госпиталь ровно в восемь, вместе с мэтром де Берни. Хвала богам, по графику сегодня дежурил Пристли, и не пришлось просить его поменяться местами. Из госпиталя Нейл пешком вернулся к себе, на Медную улицу. По пути заглянул в бакалейную лавочку, купил к ужину полфунта сдобных булок, и к девяти часам вечера уже сидел за столом, вороша свои записи. Их было множество, и ни одна не подавала надежд на то, что в обозримом будущем белая ворона сможет таки обрести голос. То есть, голос у нее, конечно, был — каркала птица не хуже живых своих товарок, да ведь требовалось-то от нее вовсе не это!

— Знал бы заранее, — пробормотал Нейл, скользя глазами по бесконечным рядам формул, — сделал бы попугая. Да что за...

Он вдруг осекся. А, собственно, какая разница, внезапно пришло ему в голову. Ведь фантом — это просто сгусток материи, по воле творца облеченный формой! "Он в любом случае не имеет никаких внутренних органов, — снизошло на мага. — И да, голосовых связок тоже — но ведь мои фантомы отнюдь не немые!" Он стиснул в руке перо. Как же ему это раньше не пришло в голову?

— И почему же тогда я никак не могу заставить тебя говорить?.. — пробормотал он, поднимая голову и разворачиваясь к окну. На умывальном столике, в глубокой жестяной чаше, до половины заполненной колотым льдом, сидела большая белая ворона. Перед тем, как отправиться на встречу с Кассандрой, Нейл решил все-таки попробовать еще разок — тем более, до полуночи было далеко, и время всё равно пришлось бы чем-то занять. — А? Что молчишь, подлая? Только каркать горазда?

Он крутанулся на табурете, вытянул руку и прикрыл глаза. Птица, до этого сидевшая неподвижно как истукан, шевельнулась. Встопорщила перья, повела головой и, щелкнув загнутым клювом, хрипло заклекотала. Ну что ты будешь делать! Опять то же самое! Фантомаг, упрямо сведя брови на переносице, сосредоточился. Губы его шевельнулись, шепча знакомое имя...

— Ка-р-р!

Да чтоб тебя!

Нейл плотно сомкнул веки. Вытянул вперед и вторую руку тоже, потянул на себя тонкую вязь прозрачных силовых нитей — и, вздрогнув, подпрыгнул на стуле от громкого стука в дверь. Кружево поползло, распускаясь, словно незаконченное вязанье. Ворона, сидящая на груде льда, рассыпалась мелкой снежной пылью. Чтоб тебе пусто было, кто бы ты ни был!..

Молодой человек, сердито шипя, открыл глаза и потянулся за амулетом. Стук повторился. "Ну, погоди, — рывком поднимаясь на ноги, пообещал Нейл пока еще неизвестно, кому. — Получишь ты у меня сейчас пару ласковых! Велел же не беспокоить!" Он сунул голову в петлю цепочки и, в два шага достигнув порога, повернул ключ в замке.

— Я ведь, кажется, ясно сказал... — начал он, распахивая дверь, и умолк, стушевавшись. По ту сторону обнаружилась одна из горничных доходного дома, как на грех, самая миловидная. Звали ее Пэнси, и Нейлу она очень нравилась. Она чем-то напоминала ему Молли. Мысленно плюнув, молодой человек кое-как смирил раздражение и после паузы сухо закончил: — Я очень занят. Что-то срочное?

Пэнси улыбнулась и протянула Нейлу небольшой запечатанный конверт:

— Простите, ваша милость, я помню, вы просили вас не тревожить. Но вам тут принесли записку, и я подумала, может, что-то срочное?..

Нейл, смутившись, опустил глаза.

— Спасибо, — неловко сказал он, забирая конверт. — Но передай консьержу, Пэнси, чтобы остальную корреспонденцию он отложил до завтра. Я действительно очень занят.

— Как пожелаете, ваша милость, — присела та. И наградив вскинувшего на нее взгляд постояльца еще одной, на этот раз кокетливой улыбкой, упорхнула. Нейл поспешно захлопнул дверь и опять повернул в замочной скважине ключ. Явная благосклонность хорошенькой горничной ему льстила, пусть и вгоняла через раз в почти ребяческое смущение. Нейл, бросив ностальгический взгляд на дверь, улыбнулся и разорвал конверт. Имени отправителя на нем не значилось, подписи внизу выпавшего из него небольшого листочка тоже не имелось — да оно и не было нужно. "Завтра выходной? — прочел Нейл. — Заезжай к восьми". Послание было предельно коротким и безликим, но этот стремительный, змеящийся почерк и дорогие черные чернила говорили об отправителе больше, чем сказала бы личная печать. Фаиз. "И как всегда, ни "здравствуй", ни "до свидания", — подумал молодой человек, сминая листок в кулаке вместе с конвертом. Присел у печки, приоткрыл дверцу, бросил бумажный комок в огонь и поднялся на ноги. — Как только я до сих пор не послал его куда подальше?.."

Он улыбнулся снова. Правду сказать, Нейл немного кривил душой — на самом деле Фаиз ан Фарайя оказался вовсе не так уж плох, особенно теперь, когда терпеть от него побои трижды в неделю нужды больше не было. Само собой, высокомерное ехидство алмарца и сейчас никуда не делось, временами он доводил Нейла до белого каления своими желчными замечаниями и уважал приятеля не больше, чем год назад, — но его присутствие скрашивало одиночество. Родители с братом остались в восточном пригороде, и навещать их выходило нечасто, Зигги которую неделю был чем-то занят, Райан пропал с концами еще несколько дней назад, а о Сандре и вовсе говорить не приходилось. Фаиз же был здесь, под самым боком. И временами, если удавалось застать его в хорошем настроении, они недурно проводили время вдвоем — точнее, втроем, хотя на этот счет у самого Фаиза было несколько иное мнение...

В тот день, когда они пересеклись в таверне Лусетиуса, Нейл впервые перешагнул порог зеленого флигеля позади алмарского дипломатического корпуса. Таких маленьких двухэтажных домиков, затерянных в небольшой тополиной роще, там стояло полдюжины в ряд — совсем одинаковых, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга. Жили в них посольские маги. И если другие, как мимоходом обмолвился Фаиз, ютились во флигельках по трое-четверо, то он в своем обиталище царил единолично. Правда, как выяснилось еще в передней, скучать в полном одиночестве ему всё же не приходилось. Не успели приятели войти, как из темноты крохотного чулана у лестницы навстречу им выступила знакомая Нейлу высокая широкоплечая фигура.

— Гаяр?.. — удивился молодой человек. — И ты здесь?

— Куда же без него, — скучливо обронил ан Фарайя, одним движением плеч сбрасывая свой плащ на руки соплеменнику. Тот перекинул его через локоть и с поклоном повернулся к гостю:

— Рад вас видеть, мушир. Позвольте ваш плащ...

Нейл, мало что понимая, исполнил просьбу. И посмотрел на Фаиза:

— Вы и здесь вместе живете? Все втроем, как в Бар-Шаббе?

— Нет, — алмарец, приостановившись у зеркала возле вешалки, провел рукой по волосам. — Салим остался дома.

— Третий лишний? — вырвалось у Нейла. Фаиз насмешливо хмыкнул:

— Местами. Но явно не теми, о которых ты подумал... Гаяр, кофе! И шаашир раздуй, тот, что побольше — смесь пусть гость выберет, мне всё равно, — он взглянул на топчущегося посреди передней Нейла и добавил: — Проходи, я пока переоденусь. И не вздумай переться по коврам в грязных сапогах, эль Хаарт! Гаяр даст тебе туфли.

Названный поклонился.

— Да, мэ шахри, — отозвался он. Фаиз взбежал вверх по лестнице на второй этаж, а его гость, наконец-то поняв, что ему во всём этом кажется странным, растеряно наморщил брови. "Мэ шахри" в переводе с алмарского означало "мой господин". А его самого Гаяр только что назвал "муширом", что значило примерно то же, только по отношению к высокородному иноземцу. Бывший сосед адепта ан Фарайя, учившийся вместе с ним на боевом факультете самой престижной магической школы из всех на двух континентах, оказался... слугой?

— Я думал, вы просто сокурсники, — неловко проговорил Нейл. Гаяр улыбнулся. — Алмарцы ведь всегда держатся вместе... А ты, получается, здесь тоже на службе?

— Да, мушир. Только я не алмарец, — Гаяр почтительно указал гостю на обитую бархатом банкетку у стены. — Присаживайтесь, я помогу вам снять сапоги. И принесу туфли. У нас не принято ходить по комнатам в уличной обуви.

Нейл сел. В последний момент успел остановить уже опустившегося на одно колено Гаяра, уверив, что с сапогами он справится сам, и сунул ноги в мягкие узкие туфли красного сафьяна — без задников, с лихо загнутыми вверх носами.

— Не алмарец?.. — повторил он растерянно. — А кто?

— Я из Шарара, мушир. И Салим тоже был оттуда родом. Пойдемте, я вас провожу. Господин сказал, смесь для шаашира выберете вы — что бы вам хотелось? У нас большие запасы, есть почти всё.

— Мята, анис и зеленое яблоко, — эхом откликнулся гость, следуя за шарарцем к тяжелой бархатной занавеси справа от лестницы. — Уму непостижимо! Я и представить не мог, что ты...

Он смешался, не закончив фразы. Даже Фаиз ему был не бог весть какой приятель, а уж с его соседями по комнате Нейл и вовсе только здоровался при встрече — но относиться к ним он привык как к равным. А теперь? Как себя держать? Всё у этих алмарцев не слава богу!..

Бархатные черные складки сомкнулись у него за спиной, и глазам Нейла предстала большая, выстланная яркими пушистыми коврами гостиная. Да уж, без туфель здесь не обойтись, подумал он.

— Прошу, присаживайтесь, мушир, — сказал Гаяр, жестом указав гостю в центр комнаты. Там стоял низкий овальный столик эбенового дерева, а вокруг в живописном беспорядке были разбросаны парчовые подушки. Стульев в жилище Фаиза ан Фарайя, как и всякого другого алмарца, не имелось вовсе. Нейл послушно сел, по-восточному скрестив ноги, и смущенно опустил глаза на завернутый в платок брусничный пирог. Он всё еще держал его в руках.

— Гаяр! Ты не мог бы прибрать это пока куда-нибудь? — спросил он. — Я заберу, как буду уходить.

— Конечно, мушир, — с готовностью поклонился тот, протягивая руку. Нейл почувствовал, что краснеет. Что за дурацкое положение!..

— Зови меня по имени, — попросил он. — Я не против, Гаяр, честное слово!

— Ну что вы, — серьезно сказал шарарец, глядя на него сверху вниз. — Это неправильно. И господину не понравится. Вы его гость, а я вам не ровня.

Он принял у Нейла из рук злосчастный пирог и удалился, пообещав, что шаашир "сейчас будет". Нейл вздохнул. И, поерзав на подушках, обвел взглядом гостиную. Она была просторная, роскошно убранная, но всё равно какая-то безликая. На каминной полке не теснились, как во многих домах, эмалевые портреты в серебряных рамках и фарфоровые фигурки розовощеких детишек, диван у стены был укрыт белым льняным чехлом, который, похоже, ни разу не снимали, а огромный резной буфет черного дерева стоял с пустыми полками. Сомкнутые бархатные занавеси слева от камина намекали на то, что из комнаты есть еще один выход, — интересно, куда он ведет? В кабинет? Флигель, кажется, не так уж и мал...

Позади гостя мягко колыхнулись, расходясь в стороны, складки бархата, и в гостиную вошел хозяин дома. Нейл поспешно отвел взгляд от камина.

— Осматриваешься? — фыркнул Фаиз, усаживаясь на подушки напротив. Он переоделся — теперь на нем были черные шелковые шальвары и ярко-желтый восточный халат, тоже плотного, узорчатого шелка, из-под которого выглядывал воротник шитой золотом нижней сорочки. Нейл, оглядев всё это великолепие, счел его несколько броским и вычурным, но весьма живописным.

— Что ты так вытаращился на меня, эль Хаарт? Халатов никогда не видел?

— Видел, конечно. Но такие — разве что на картинках, — Нейл пожал плечами. — А в Алмаре все так ходят? Круглый год? Или зима у вас все-таки бывает?

Фаиз неопределенно шевельнул рукой:

— Бывает, но не вроде вашей. Хотя ночью в пустыне, положим, и летом замерзнуть можно...

Он отвлекся на шорох дверных занавесей — вернулся Гаяр с большим серебряным подносом, на котором чего только не было. И большой пузатый шаашир, и кофейный набор на две чашечки, и блюдо с фруктами, и полдюжины узорчатых пиал с какими-то восточными сладостями... "Вот надо же мне было так у Лусетиуса объедаться!" — с досадой подумал Нейл. Он питал слабость к миндальной пастиле, но сейчас в него даже одного-единственного засахаренного орешка не влезло бы. Гаяр разлил кофе по крохотным чашечкам-наперсткам и подал один из них гостю. Нейл покачал головой.

— Спасибо, но мне бы лучше воды...

— Простите, мушир. Сейчас принесу.

Шарарец вернул наперсток на поднос, подал второй своему господину и снова вышел. Фаиз поднес к губам чашечку.

— Ну и зря, — сказал он. — Хоть попробовал бы, эль Хаарт!

— Я не люблю кофе.

— Да? Раньше-то пил.

— Вкусы меняются, — сухо отозвался Нейл, опуская глаза и протягивая руку к обвитой ярким шелком трубке шаашира. Ан Фарайя тихонько хмыкнул себе под нос, но промолчал. Гаяр принес гостю высокий бокал с водой, забулькала колба шаашира, к потолку поплыло вязкое дымное кружево с ароматом аниса и зеленого яблока...

— Так и знал, — отняв от губ мундштук, проронил Фаиз. — То эти вечные лимоны, то снова анис! Просто любопытства ради, эль Хаарт, — неужели тебе хоть раз в жизни не хотелось попробовать чего-нибудь новенького?..

— Ты сказал, тебе всё равно.

— Ну так речь-то не обо мне, — поморщился алмарец. — Боги! Как тебе только с самим собой не скучно?

Он запрокинул голову, вновь сунул в зубы мундштук, и вверх одно за другим поплыли аккуратные дымные колечки. Нейл следил за ними не без внутренней зависти. У него такие никогда не получались. "И что с того, что мне нравится одно и то же? — с внезапным раздражением подумал он. — Не всех тянет на эксперименты!" Молодой человек сделал глоток воды, поднес к губам мундштук своей трубки и, по примеру Фаиза, запрокинул голову к потолку. По лицу его пробежала короткая гримаса боли.

— Что с шеей? — не меняя положения, лениво поинтересовался ан Фарайя.

— Глаза у тебя на подбородке, что ли?.. — Нейл, кривясь, растер ладонью ноющий затылок. — Да всё эта лаборатория. Сижу весь день скрючившись в одной позе, спина скоро отвалится — и это ведь я еще даже месяца не служу! Что дальше-то будет?

— Известно, что. Вечно больная голова и горб в перспективе. Тренировки-то давно забросил, эль Хаарт?

— Да не то, чтобы...

— Ну, понятно. И стоило на тебя, лентяя, столько времени тратить?.. Гаяр! Поди сюда! А ты давай раздевайся, мученик.

— Чего?!

Фаиз расхохотался.

— Ничего, — насмешливо блестя глазами, сказал он, выпрямляясь. — Оно мне надо, чтоб ты тут весь вечер скрипел, как ржавая дверь? Мы еще даже за нарр не сели! В форме себя держать надо, эль Хаарт, а то к сорока годам весь по частям рассыплешься... Снимай, говорю, камзол и рубаху. Гаяр тебя разомнет.

— Да у меня уже всё прошло, Фаиз, правда!

— Угу. Брехать так толком и не научился, а всё туда же. Кончай упираться, сам же потом спасибо скажешь — Гаяр целый год у лучших банщиков Дворцового холма обучался. Через полчаса будешь как новенький. Ну?..

Позади знакомо зашуршала занавесь. Нейл повернул голову, прислушался ко вновь занывшей шее и, печально вздохнув, покорился судьбе.

Фаиз не соврал, даже не приукрасил — спустя помянутые им полчаса второй помощник мэтра де Берни словно родился заново. Развалившись на подушках с самой блаженной миной, он глядел в потолок и улыбался. Руки у Гаяра определенно были золотые. "Жаль, каждый день к нему за спасением бегать не будешь, — подумал Нейл. — И тренировки, похоже, все-таки стоит вернуть". Вздохнув про себя, он повернул голову и посмотрел через стол на ухмыляющегося алмарца.

— Что, поплыл, эль Хаарт? — ехидно поинтересовался тот. — А крику-то было! "Не буду", "не хочу"!..

— Так я же не знал, — счастливо жмурясь, протянул Нейл. — И где ты только такое сокровище откопал?

— Где взял, там уже нет, — фыркнул алмарец. — Вставай давай, растекся лужей. Гаяр сейчас доску принесет. Хотя, сдается мне, играешь ты примерно так же, как врёшь.

Нейл нехотя сел, нашарил рубашку и скользнул в нее головой.

— Ну, — проговорил он, берясь за камзол, — так же, не так же, а Райана, бывало, обыгрывал.

Ан Фарайя пренебрежительно сморщил нос.

— То-то достижение, — обронил он. И, отложив курительную трубку, позвал: — Гаяр!..

Шарарец принес им доску и фишки, поднос с угощением отодвинули к краю стола, вновь глухо забулькал шаашир. Остаток вечера пролетел незаметно. И зеленый флигель Нейл покинул в самом приподнятом настроении — Фаиз, конечно, от души поупражнялся в своем извечном ехидстве, да и в нарр гостя разделал под орех — игроком он был сильным, не поспоришь, но впечатлений это не испортило. Вечер определенно удался!..

"Глядишь, завтрашний выйдет не хуже, — ностальгически улыбнувшись, подумал Нейл, вспомнив записку. Назавтра по графику у него и впрямь был свободный день. — Высплюсь как следует, к обеду заеду домой, проведаю маму, а уж после... Надеюсь, будет, что праздновать". Он бросил взгляд на заполненный льдом таз. Снег, недавно бывший фантомом, уже начал подтаивать — в комнате было тепло. А стрелки настенных часов показывали лишь половину десятого. Раньше полуночи в Райленд соваться нельзя, так что времени еще предостаточно. "Что же не так с передачей речи? — возвращаясь к главной своей проблеме и хмуря брови, подумал молодой человек. — Может, регистр не тот?.. Взять пошире?.." Задумчиво качнув головой, он вернулся к столу, пролистнул одну тетрадь, вторую — и потянулся к высокой стопке библиотечных книг.

В половине первого ночи большая белая ворона бесшумно спланировала с крыши казармы на карниз уже знакомого окна. Выждала пару минут, огляделась, прислушалась — и прижалась правым глазом к стеклу. За ним было темно. Птица переступила с одной лапы на другую. Вновь обернулась, высматривая дозорных, поколебалась и осторожно ударила кончиком клюва в стекло. Раз, еще раз. На третьем ударе изнутри донесся тоненький скрип отодвигаемой задвижки. Припорошенная снегом рама подалась назад, открывая узкую щель. Ворона шевельнула крыльями. И, помедлив, все-таки скользнула внутрь. Оказавшись в уборной, она перепрыгнула с подоконника на умывальную тумбу, моргнула несколько раз, привыкая к темноте...

— Нейл?

Знакомый, чуть дрожащий голос заставил птицу вытянуть шею. Из темноты навстречу ей шатнулась размытая тень.

— Нейл!..

Голубые глаза фантома вспыхнули радостью. С тихим ласковым клекотом белая ворона распахнула крылья — а следом две теплых тонких руки подхватили ее с тумбы и стиснули в неожиданно сильном объятии. Клюв ткнулся в мягкие спутанные кудри.

— Нейл, — прошептала Кассандра, прижимая к груди притихшую птицу и не замечая холода, струящегося от ее белых перьев. — Ох, Нейл! Ты пришел! Как я тебя ждала...

Глава Х

Фаиз ан Фарайя, с некоторых пор состоящий на должности младшего письмоводителя при восточном дипломатическом корпусе, на службе особенно не утруждался. Он являлся туда по будням к одиннадцати утра и уходил около трех — а бывало, и раньше — но никого это не удивляло. О том, что он на самом деле здесь делает, знали все, исключая разве что посольскую обслугу. В сущности, Фаиз вовсе мог не появляться на рабочем месте, однако он предпочел все-таки быть на виду. Первый секретарь Геона по международным делам в алмарский дипкорпус последнее время наведывался частенько...

Однако нынче была суббота, а значит законный выходной. Поэтому Фаиз с чистой совестью проспал до десяти, потом принял ванну и спустя час, отведенный на молитву, уселся завтракать. Обязательной утренней тренировкой сегодня он пренебрег — вчера пришлось побегать, домой он вернулся в четвертом часу утра, так что мог себе позволить теперь немного расслабиться. Он как раз допивал свой кофе, когда Гаяр принес ему утреннюю корреспонденцию. Конечно, было уже за полдень, но ни на одном из конвертов не стояло пометки "срочно", и Гаяр решил подождать. Он берег покой своего господина.

— Брось туда, — кивнув на край стола, сказал ему Фаиз. Потом вернул чашечку на блюдце и отодвинул поднос. Прислужник споро подхватил его одной рукой. — И принеси мне перо с чернильницей. На вчерашнюю записку ответа не было?

— К муширу эль Хаарту? Нет, мой господин. Послать еще одну?

— Не надо, — мимолетно нахмурившись, отозвался Фаиз, придвигая к себе ворох конвертов. — Я его жду сегодня к восьми, не явится — так и демон с ним, невелика потеря... Мой письменный набор, образина! Шевелись!

Шарарец, согнувшись в коротком поклоне, выскользнул вон из гостиной. Его господин вооружился ножом для бумаг и принялся методично вскрывать конверты, раскладывая их по стопкам. В одну — письма из Алмары, во вторую — донесения разведки с запада Геона, в третью — отчеты по Мидлхейму... Закончив, окинул пристрастным взглядом фронт работ, поудобнее устроился на подушках, скрестив ноги, и взялся за первую стопку. От шафи сегодня писем не было, чему можно было только порадоваться — значит, в главном всё идет хорошо — но других новостей хватало. В том числе из дома. Сообщения, касавшиеся поместья ан Фарайя, Фаиз проглядел мельком, без всякого интереса, и только раз насмешливо хмыкнул, прочтя о том, что его старший брат решил взять себе третью жену. "Всё надеются, — со злым торжеством подумал младший. — Да только, похоже, от судьбы не уйдешь!" Так же, как самому эмуке ан Фарайя, его старшим сыновьям не везло по части наследников мужского пола. Оба были женаты и на нынешний день успели наплодить едва ли не дюжину детей — но мальчиков на эту дюжину было всего трое, и ни один не прожил больше года. Однако семейство не торопилось отчаиваться. "И скоро оно превратится в сплошной бабий выводок, — мысленно предрек Фаиз. — А всё ради чего?.." Он качнул головой и без сожалений перешел к другим новостям. Раскрыт очередной заговор против сиятельного шауки Рифат-ан-Керима (какая жалость!), наместник провинции Якиф ушел из жизни, передав бразды правления сыну (в неполные пятьдесят? Сынок, однако, не промах), в Шараре очередная вспышка Красной лихорадки... Последнее сообщение заставило Фаиза нахмуриться. Красная лихорадка, известный бич потаенного мира Шарарской пустыни, во время оно выкосила едва ли не четверть всего ее населения, и Алмаре тогда тоже досталось. В основном, разумеется, ее пограничным провинциям, но тем не менее — выздоравливали от Красной лихорадки редко, зато сгорали от нее, случалось, в два дня. Предавалась же она легко, по воздуху, причем не только от одного человека к другому: проклятую хворь разносили летучие насекомые и даже песок, влекомый ураганами, на которые Шарар был неизменно щедр. Нынешний февраль не стал исключением — уже неделю со стороны Шарарской пустыни дул сильный ветер. "Надо будет обсудить с послом, — озабоченно подумал Фаиз. — Сегодня же. В будущий вторник ожидается целая флотилия с зерном из Бэйета, как бы заразу в Геон не привезти! Что бы там ни пел номер Первый, мы всё равно на подозрении из-за Дымки". Отложив письмо в сторону, он потянулся за следующим, но лицо его осталось хмурым. С Дымкой пока подвижек не было никаких, даже несмотря на то, что Нейлар эль Хаарт ожидаемо променял буревестников на алмарского резидента. С фантомагом не возникло особых трудностей — но его благосклонность ближе к магистру алхимии Фаиза не сделала. И не то, чтобы его так уж торопили, но... "Видно, придется подталкивать, — без энтузиазма подумал он. — Как всегда. Без эль Хаарта я к ним в дом не попаду". Отстраненно скользя взглядом по строчкам очередного донесения, Фаиз глубоко задумался. С помянутым домом всё было непросто. Фаиз вслед за своими людьми наведался в восточный пригород и лично прощупал периметр — увы, обнаружив на здании охранную паутину. Пролезть внутрь, не потревожив ее, было невозможно. А Нейл съехал из отчего дома и, похоже, назад отнюдь не рвался — с чего вдруг этого маменькиного сынка потянуло на вольные хлеба, да еще так не вовремя?..

Первая стопка конвертов кончилась. Сдвинув ее в сторону и велев Гаяру сварить еще кофе, Фаиз взялся за вторую. Донесений с запада было немного, в основном они касались потери войсками Геона Волчьих холмов и той самой давешней диверсии. К шапочному разбору, но сориентировались, одобрительно подумал Фаиз. Давно бы так, глядишь, и холмы сберегли бы. "Впрочем, Хелвинду от этого будет не легче, — промелькнуло в голове. — Отсрочка, да, но никак не спасение. И наших чародеев лучше держать оттуда подальше — спасти не спасут, только полягут зря". Он задумался, крутя в пальцах перо. На запрос Геона, касавшийся тысячи боевых магов, светлейший аль-маратхи в конечном итоге ответил согласием. Заломленная сверх всякой меры цена Рауля Первого не остановила — и Алмара приняла на себя определенные обязательства. Нарушить слово теперь нельзя, однако и рисковать целым полком, пусть даже за него уже заплачено, так себе идея... Разумеется, Селим Тринадцатый будет тянуть с отправкой бойцов до последнего, но тут не пережать бы. Геону вот-вот предстоит затянуть пояса, а договоренности такого порядка, что говорится, пальцем не сотрешь!..

К половине четвертого Фаиз почти разделался с корреспонденцией. Попутно написал пару писем, послал Гаяра с запиской к послу, получил ответ, набросал короткий список дел на завтра и взял в руки последний оставшийся конверт. Правда, самый увесистый — в нем были отчеты по ближнему кругу. Фаиз одним движением вытряхнул на стол ворох аккуратно подшитых донесений за последние три дня. Отложив перо, углубился в чтение — и уже на пятом листе помрачнел. Данзар не терял времени даром. А новый фантомаг Геона, похоже, из шкуры вон лез, только чтобы получше подставиться. "Послали же боги дурня на мою голову, — скрипнув зубами, про себя выругался Фаиз. — Ладно доходный дом, там целый этаж под завязку набит тайниками верховного мага напополам с нашими агентами! Но Райленд?.. Он что, совсем рехнулся?"

Дочитав до конца, хозяин зеленого флигеля с отвращением прикончил остатки едва теплого кофе и поднял голову:

— Гаяр!

— Здесь, мой господин, — отозвались из передней, и спустя мгновение шарарец вырос за его правым плечом. Фаиз посыпал песком короткую записку, выждал пару секунд, отряхнул и протянул ему.

— Передай Кариму. Сейчас же. Он должен быть на месте.

— Да, мой господин.

Гаяр принял записку, свернул ее в трубочку и исчез. Фаиз с тихим шипением откинулся спиной на подушки. "Много я в жизни встречал идиотов, — снова подумал он, мыслями возвращаясь к сыну первого алхимика. — Но такого непробиваемого впервые вижу..."

Откуда, по выражению шафи, росли крылья у фантомов Нейлара эль Хаарта, Фаиз выяснил быстро. Учитывая тот единственный поход за грань, еще в Бар-Шаббе, соединить обрывки разрозненных нитей ему труда не составило: то, что сам адепт эль Хаарт почитал за сон, было на самом деле его воспоминанием — и реальностью, пусть даже из далекого прошлого. И ночь та была настоящей. Фаиз не успел увидеть, что от него скрывали, но присутствие в темном саду еще кого-то, третьего, он почуять успел. И позднее, поразмыслив, пришел к заключению, что искать надо в восточном пригороде, среди ближайших соседей первого алхимика — навряд ли тот, кого Нейл ждал в саду посреди ночи, жил с ним в одном доме, и очень сомнительно, что этот кто-то явился на встречу издалека... Первым из двух соседей герцога эль Хаарта оказался престарелый чудаковатый граф М., человек одинокий и насквозь больной, не покидавший даже собственной спальни уже без малого десять лет, а вот другой сосед, барон Д"Элтар, затворником не был. И помимо прочего имел двух дочерей, младшая из которых вот уже второй год как являлась кадетом военной школы Даккарая — и которая, согласно сообщению алмарского информатора из числа школьной обслуги, только чудом осталась в живых, столкнувшись в ночь ноябрьской диверсии нос к носу с боевым чародеем из стана врага. Да, по факту спас ее собственный дракон. Но не будь ее сопротивляемость магии так высока, утром на крыше нашли бы два трупа вместо одного. Не было никакой "счастливой случайности", понял Фаиз. И все прямые сошлись в одной точке — там, у пруда, глубокой ночью, едва созревший юнец ждал девчонку. Ее он прятал во тьме, ее защищал, подняв фантом и спустив его на незваного гостя, из-за нее его вдруг понесло на боевой факультет.

И это-то ладно, но Райленд!..

Фаиз, глядя в потолок, свирепо раздул ноздри. Агенты почтового двора следили за Нейларом эль Хаартом денно и нощно. Куда бы он ни отправился, где бы ни задержался — всё это подробно фиксировалось, подшивалось и доставлялось в зеленый флигель на стол к Фаизу ан Фарайя. И даже среди возниц наемных экипажей, которыми сын первого алхимика пусть редко, но все-таки пользовался, не было случайных людей. Собственно, последнее и дало Фаизу возможность окончательно убедиться, что его бывший ученик, определенно, не дружит с головой... Именно алмарский агент две недели назад отвез фантомага в деревенский трактир неподалеку от лагеря Райленд, и он же проследил за тем, куда направился объект наблюдения после. С конечной точкой, правда, пришлось повозиться — та самая незакрытая грань попортила Фаизу и его агентуре немало крови. Объект чувствовал слежку. Поэтому действовать пришлось опосредованно: путь Нейлара эль Хаарта до скал соглядатай восстановил по извилистой цепочке следов, но в каменных коридорах ему пришлось поплутать, едва успел вовремя вернуться в трактир. Однако ориентиры входа он снял, так что спустя пару дней заветную пещеру люди Фаиза всё-таки отыскали и взяли под круглосуточный надзор.

Сын первого алхимика приходил туда воронкой каждую ночь. И каждую ночь после полуночи с каменного портика вспархивала одинокая белая ворона — стремясь к стенам военного лагеря. Зная уже, кто именно заперт в одной из тамошних казарм, и ничуть не сомневаясь в упорстве бывшего ученика, Фаиз понял — рано или поздно фантом найдет то, что ищет. В Алмару по резервным каналам отравилось соответствующее донесение, и вскоре пришел ответ: накрыть колпаком обоих. Фаиз отдал приказ. Соглядатаев почтового двора в Райленде хватало тоже, так что один из них скрытно взял под наблюдение женскую казарму, и результат не заставил себя долго ждать. Нейлар эль Хаарт таки отыскал пропажу. Позапрошлой ночью окошко уборной одной из казарм лагеря Райленд открылось ему навстречу, а нынешней он, наконец, получил, что хотел.

"А любопытно было бы взглянуть на эту девчонку, — подумал Фаиз, одобрительно усмехнувшись. — Ладно святоша, им только ленивый не вертел, но приспособить под связного целую герцогиню и обвести вокруг пальца менталиста?.. Не зря девицу Д"Элтар по нашей линии определили!" Он вспомнил безнадежно влюбленного дурачка де Шелоу и снисходительно фыркнул себе под нос. Как и ожидалось, его просто использовали, а зная эль Хаарта — идея точно принадлежала не ему. Да, девица не промах. Только вот ее обожателю в лице недалекого фантомага это не сулит ровным счетом ничего хорошего!

Насмешливая ухмылка растворилась на губах, брови Фаиза вновь медленно сошлись у переносицы. "Буревестники тоже сидят на хвосте, — подумал он, — но их мы обставим. Да и задача у нас, по сути, одна и та же... А вот данзарские гончие? Эль Хаарт здорово подпортил им праздник еще в Бар-Шаббе, и попадись он им теперь без охраны — его песенка спета. Мы не всесильны. А он, как назло, так и лезет на рожон!" Фаиз пасмурно качнул головой. Что делать с этим дурнем? Яснее ясного, что из Райленда его теперь на аркане не вынешь, а всей правды ему открывать нельзя. Наломает дров с перепугу, и потом ищи-свищи его демоны знают где — если вообще будет, кого искать, при живейшем-то участии Данзара. Или заложником возьмут, или прибьют, чтоб не мешался. "И на первом алхимике нам тогда точно придется поставить крест".

Досадливо морщась, Фаиз прикрыл глаза. И тотчас же вновь распахнул их, услышав из передней мягкий хлопок входной двери.

— Сделано, мой господин, — доложил Гаяр, материализуясь у стола. И протянул Фаизу небольшой запечатанный конверт: — И вот еще, только что доставили.

Ан Фарайя выпрямился на подушках. Принял конверт, увидел знакомый оттиск на сургуче — ворон, сидящий на перевернутых песочных часах, — и потянулся к ножу для бумаг. Записка была еще короче, чем вчера его собственная. "К восьми буду", — не без облегчения прочел Фаиз и улыбнулся.

— Приготовь к половине пятого горчичный камзол, — пряча записку в карман халата, сказал он прислужнику. — А к восьми часам — ужин, шаашир и всё остальное... Что сказал Карим?

— Охрану усилят немедленно.

— Хорошо, — кивнул Фаиз, вновь придвигаясь к столу. — Иди. Мне нужно еще кое-что доделать.

— Слушаюсь, мой господин.

Гаяр, поклонившись, исчез за бархатной занавесью. Фаиз ан Фарайя положил перед собой чистый лист, вооружился пером и, хмурясь, обмакнул его кончик в чернильницу.

Сын первого алхимика Геона явился точно к назначенному времени и с таким сияющим лицом, что Фаиз только мысленно плюнул. "Наженихался, идиотина, — подумал он. — И как последнее в той пещере не отморозил?.." Согласно утреннему донесению, скальный хребет близ лагеря Райленд объект покинул лишь в начале пятого утра. Несколько часов кряду почти без движения, на стылом камне, в продуваемой всеми ветрами пещере — такую бы стойкость да на благое дело, подумал Фаиз. А вслух сказал:

— Сегодня никакого аниса, эль Хаарт. Будем расширять твои горизонты.

— Как скажешь, — легко согласился гость. — А миндальная пастила будет? Сто лет её не ел, еще с прошлогодней "Парчи".

— Да и там ее готовить не умели, — надменно фыркнул алмарец. — Будет. После ужина, если доживешь.

Нейл улыбнулся:

— Постараюсь. Гаяр! Я вот принес тут... Завари мне отдельно, ладно? Две щепоти на чайник в полпинты.

Он протянул шарарцу небольшой полотняный мешочек.

— Да, мушир, — с поклоном сказал тот. — Заваривать крутым кипятком?

— Можно и так, но лучше пятиминутным. И настоять четверть часа... Нет-нет, с сапогами я сам!

— Как прикажете.

Гаяр повесил плащ гостя на крюк и исчез за дверью, что виднелась рядом с чуланом. Фаиз вздернул брови:

— Что ты ему всучил?

— Чай, — Нейл стянул сапоги и сунул ноги в туфли. — От тебя ведь не дождешься.

Алмарец пренебрежительно сморщил нос:

— Еще я травой не давился. Хочешь помои хлебать — дело твое... Пойдем. Ужин сейчас будет. Чего рожа-то такая довольная, эль Хаарт? К Лусетиусу по пути на третий этаж завернул?

Нейл, входя следом за ним в жарко натопленную гостиную, рассмеялся:

— Какой мне "третий этаж"! Жалования еще неделю ждать, тут на дрова бы хватило, какие девицы...

— Ну, на чай-то, гляжу, хватает?

Нейл, уже усаживаясь на подушки, опустил глаза. Чай и вправду был дорогим удовольствием, не дешевле кофе.

— Мама на прощание золотой в карман сунула, — нехотя признался он. — А я только в экипаже заметил. Ну не отсылать же назад? Да и, честно говоря, не научился я еще жить по средствам. Вроде вчера полный кошель был — а сегодня куда что делось?..

Он беспомощно развел руками. Фаиз, хмыкнув, следом за гостем устроился на подушках и протянул руку к стоящему на столике шааширу.

— Пробуй, — сказал он, продувая мундштук своей трубки. Нейл взял вторую. — Смесь по моему рецепту, таких нигде больше не подают. Если состав разберешь — велю Гаяру пастилы тебе с собой завернуть.

Нейл, уже тянущий к губам янтарный мундштук, с подозрением прищурился, и Фаиз, запрокинув голову, расхохотался:

— Де нет там дурмана, святоша, нет! Кури спокойно!

— Ну, знаешь, — буркнул Нейл, осторожно втягивая в себя горячий терпкий пар. — С тебя станется...

Гость медленно выпустил к потолку струйку пара и задумчиво наморщил брови.

— Можжевельник, — помедлив, сказал он. — Еловая хвоя, эйсерский лимонник... Еще мята, кажется. И... м-м-м... шалфей?

— Имбирь, алхимик-недоучка, — весело подсказал Фаиз. — Не видать тебе пастилы! Хотя остальное угадал, молодец.

Дверные занавеси распахнулись, и Гаяр внес в гостиную широкий поднос. В центре его красовалось расписное глиняное блюдо, источающее ароматы мяса и специй. Рядом, на отдельной тарелочке, возвышалась гора тонких, как бумага, золотистых лепешек. Нейл принюхался. Аромат был божественный. А обедал он еще в два часа, с матерью, и успел порядком проголодаться.

— Пахнет вкусно, — сказал он. — Что это, Гаяр?

— Плов, мушир, — отозвался шарарец. — Баранина, рис, немного овощей и специи. Я не знал, как вы любите, сделал не сильно острый. Кофе и чай тоже сейчас принесу.

Он торжественно водрузил блюдо на стол и вышел. Нейл, у которого от одного запаха уже потекли слюнки, завертел головой:

— А приборы, Фаиз?..

— Плов едят руками, эль Хаарт, — назидательно сообщил тот. — Которые, кстати, ты даже не вымыл, прежде чем сесть за стол. Как вы еще не перемерли с такой дремучестью, я не понимаю?.. Да сиди! Сейчас Гаяр всё принесет. Еще мне тебя в собственной ванной не хватало.

Нейл уставился на него во все глаза:

— У тебя здесь и ванная есть?!

— А что, прикажешь грязью зарасти, с вашими-то традициями? Хотя, по совести, я предпочел бы баню. В ней теплее...

Вернулся Гаяр всё с тем же подносом. Поставил по правую руку каждого из приятелей по высокой чаше с водой и дольками лимона, разлил кофе, чай, укрыл салфеткой колени своего господина, потом его гостя — и снова исчез. Фаиз опустил пальцы в свою чашу, вытер их о салфетку и взял с блюда добрую щепоть плова. Нейл последовал его примеру.

— Вкусно! — сказал он, вслед за первой порцией отправляя в рот вторую. — Нет, правда, ужас как вкусно!..

Ан Фарайя снисходительно хмыкнул:

— Сдается мне, еще полгода в этой твоей трущобной дыре — и ты вчерашней горбушке радоваться начнешь. Чего дома-то не сиделось, эль Хаарт?

— А, — неопределенно шевельнул плечом Нейл, отводя глаза и протягивая руку за лепешкой. — Не наездишься...

Когда с ужином было покончено, Гаяр вновь раздул шаашир, а приятели развалились на парчовых подушках по обе стороны стола. Нейл, проводив взглядом спину шарарца, недоуменно качнул головой:

— В толк не возьму, за какие заслуги тебе дали такого помощника? И повар, и банщик, и в зале я его видел, еще в Бар-Шаббе, — сплошная зависть! Есть хоть что-то, что он не умеет?

— Думать, — фыркнул Фаиз. — Но для этого, слава богам, есть я.

— Ну разумеется, — усмехнулся гость. — Мне бы твою самоуверенность, Фаиз.

— Для этого надо быть мной. И поверь, тебе бы оно не понравилось, святоша.

Помолчали, пуская к потолку голубовато-лиловый дым.

— Не знаешь, куда подевался Райан? — спросил Нейл. — Который день от него ни слуху ни духу. Я по пути заскочил к Рексфордам — только Оливера застал.

— Кого?

— Его брата. Но он тоже ничего не знает — сказал, мол, Райан давно уже дома не появлялся.

— Семейство, поди, на этот счет не шибко расстроилось, — ехидно заметил алмарец, пуская колечки. — Куда подевался... Так известно, куда. Нашли ему применение получше — или ты про диверсию в Рыбачьей долине ничего не слыхал?

Нейл растерянно заморгал.

— Диверсия?.. — переспросил он, поворачивая голову. — Нет, я слышал, конечно... Но Райан?.. Так он на западе?

— По всему выходит, что так.

— И Зигги с ним?

Фаиз задумчиво прищурился. Такой информации у него не было.

— Вряд ли, — после паузы отозвался он. — Там сейчас не менталисты нужны. А что, и этот пропал?

— С концами, — Нейл, хмурясь, поднес к губам мундштук. — Как ни заеду, всё его нет... Запад! Скоро весь Мидлхейм туда переберется! И холмы мы потеряли, несмотря на диверсию, — так ведь, не дай боги, и правда до Хелвинда дойдет!

Алмарец высокомерно фыркнул:

— Дойдет, не сомневайся. И до Хелвинда, и до Черной долины — дай только срок. И если хочешь знать мое мнение...

— Не хочу, — сердито отрезал Нейл. — Знаю я это "мнение" — тебе лишь бы каркать. Не возьмут они Хелвинд! А уж Черную долину тем более!

Фаиз издевательски приподнял брови:

— Да? И кто же им помешает, малыш? Уж не ты ли?

— Без меня найдется, кому, — уязвленно буркнул гость, вгрызаясь в мундштук. — Хоть тем же буревестникам, если ты правду сказал, конечно...

Снова забулькала колба шаашира. Нейл, сделав несколько вдохов, прикрыл глаза. "Ну что за ехидна! — с неудовольствием подумал он. — Всё настроение псу под хвост!" Молодой человек тихо, сердито фыркнул себе под нос. А потом вспомнил прошедшую ночь, счастливую болтовню подружки — и улыбнулся. Заставить говорить проклятый фантом у него так и не получилось, но встретиться с Сандрой всё-таки удалось. И демоны с ним, с Фаизом, — этой победы не испортить даже ему!..

— Чего расплылся-то, эль Хаарт? — немедленно донеслось с горы подушек напротив. Вот же глазастый, подумал Нейл, поторопившись стереть с губ улыбку. Мыслей, конечно, Фаиз читать не умеет, но всё равно лучше не рисковать. Защитное зеркало, вон, тоже вроде как разбить невозможно — так ведь эта сволочь разбила же!

— Чтоб ты спросил, — отозвался Нейл. — А что мне, плакать, что ли? За Райана тревожно, конечно, но, милостью богов, обойдется... Да и Зигги, надеюсь, объявится, все-таки. Признаться, я по нему даже соскучился.

— По нему или по его обедам, голодающий? — громко фыркнул алмарец. — Ты же треть всего плова умял, как только влезло?..

Нейл насупился.

— Отдохну, — мстительно пообещал он, — еще и пастилы сверху добавлю!

Фаиз расхохотался. Отняв от губ курительную трубку, кликнул Гаяра, распорядился насчет кофе и сладостей и насмешливо качнул головой:

— Вот стоило в трущобы эти из дома переезжать? Чего тебе не хватало, дурень?

— А тебе чего? Сидел бы в своей Алмаре, под солнцем грелся — ни забот, ни хлопот!

— Ну, я-то на службе.

— Я тоже, — напомнил Нейл. — И она мне, кстати, нравится, так что заканчивай уже с этими своими "трущобами". Без того за обедом целый час от мамы выслушивал охи да ахи — и похудел я, и побледнел, и к чему мне, мол, этот солдатский госпиталь, когда есть королевский, где вообще напрягаться не надо... Нет, я понимаю, она волнуется — мать же. Но лет-то мне сколько? Или я до седой старости у родителей под крылышком должен сидеть?

В голосе его промелькнуло раздражение. Фаиз с иронией шевельнул бровью:

— А что ты мне это говоришь? Матери и сказал бы. Или только за глаза пыхтеть мастер?

— Да при чем тут глаза, — вздохнул тот. — Говорил уже, всё без пользы. И сегодня вон тоже... Только я же и виноват остался — пришлось в качестве компенсации пообещать, что на следующей неделе я повезу ее на этот бал, чтоб ему ни дна ни покрышки!

— Какой бал?

— Благотворительный, — кисло пояснил Нейл. — Бэнтоны устраивают, в среду, у себя на Серебряной улице. Весь свет соберется — даже ее величество, по слухам, планирует почтить своим присутствием. Сам понимаешь, жене первого алхимика отставать не положено. А с отцовским-то графиком?.. Если вообще появится, хоть под конец, уже радость. Так что маму сопровождать мне, — он снова вздохнул и добавил: — И что они с Мелвином так припозднились? Будь он постарше, спихнул бы всё на него и жил бы спокойно. А теперь придется выходной брать посреди недели и на толкотню его тратить!

Он недовольно передернул плечами. Черные глаза напротив едва заметно сощурились. "Ну, — подумал Фаиз, — буревестников там всё равно будет с избытком. И первый алхимик... График не график, война не война, но раз уж заявлено присутствие королевы, то вся верхушка, как пить дать, соберется. Это шанс".

— Если хочешь, — лениво протянул он, — могу составить компанию.

— Ты? — удивился Нейл.

— А что такого? Хоть развлекусь немного, от службы уже ком в горле. Или ты против?

— Да нет. Но там же вроде по приглашению — где ты его возьмешь? Алмара, конечно, союзник Геона, но...

— Поверь, этого достаточно. Значит, среда?..

Нейл кивнул. И улыбнулся добродушно-насмешливо:

— Вот уж не думал, что ты любишь танцы, Фаиз.

Алмарец скорчил надменную гримасу:

— Ещё чего не хватало! Вам тут, может, и не привыкать позориться, но мы в Алмаре еще последнее достоинство не растеряли. Танцы! Да ты в своем уме, эль Хаарт?

— А что не так? — растерялся молодой человек. — Бал — обычное дело. И при чем тут достоинство, я не понимаю?

— Танцы, — безапелляционным тоном припечатал ан Фарайя, — удел женщин и саби-ямаль! А я, хвала богам, мужчина!

Нейл, глядя в его сердитое лицо, пожал плечами.

— Никто твою мужественность не оспаривает, — миролюбиво отозвался он. — Извини, если обидел, я в ваших традициях не силен... А кто такие эти "саби-ямаль", Фаиз?

Тот широко ухмыльнулся.

— Мальчики для удовольствий, — ответил он. — Рассказать, каких именно, или так догадаешься, святоша?..

Нейл на мгновение наморщил брови — и тут же брезгливо скривился.

— Тьфу ты! — вырвалось у него. — Фаиз! Гадость какая!

Алмарец, хохоча, сунул в зубы мундштук.

— Сам спросил...

Около одиннадцати гость откланялся. Гаяр прибрал со стола, перетряхнул подушки и принес господину трубку. Фаиз ан Фарайя набил ее мелким сероватым горошком белого нуиса и задумался. Благотворительный бал. Да, пропустить его нельзя ни в коем случае — нужно завтра же озадачить посла, пусть расстарается насчет приглашения. "Королева ожидает наследника и вряд ли появится в таком людном месте, — подумал Фаиз, — но толпы высшей знати это не отменяет. Они соберутся все, в одном доме — после того, как треть данзарского боевого генералитета отправилась к праотцам... Такой возможностью грех не воспользоваться, и Данзар обязательно это сделает. Да, на бал определенно следует заглянуть! Знать знатью, но первый алхимик нам нужен живым. И фантомаг тоже".

Глава XI

Вивиан эль Хаарт, уже готовая к выходу в свет, сидела за зеркальным трюмо в своей спальне и задумчиво перебирала многочисленные украшения. Большая, в изящной серебряной оплетке шкатулка полна была ими доверху: броши, серьги, кольца... Герцог эль Хаарт любил баловать жену и на подарки ей не скупился — за многие годы брака драгоценностей у ее светлости скопилось порядочно. Вивиан легко могла обойтись и без них, к украшениям она в целом была равнодушна, но статус герцогини эль Хаарт и супруги первого алхимика Геона, представленной ко двору, излишней простоты в образе не позволял. Приходилось соответствовать.

Ее светлость выбрала крупные серьги в россыпи бриллиантов и перевела задумчивый взгляд на раскрытый футляр подле шкатулки. Внутри него, в складках черного бархата, покоилось изумрудное ожерелье — одно из многих, лишь нынче утром доставленное из семейного хранилища эль Хаартов при центральном банке столицы. Держать фамильные драгоценности дома герцог считал излишним, даже несмотря на охрану. Его супруга была того же мнения.

"Целое состояние, — подумала Вивиан, вспомнив заполненные одинаковыми плоскими футлярами полки хранилища. — А на деле — всего лишь металл да камни, пусть даже драгоценные. И отчего боги не дали нам с Кендалом больше детей? Так бы от меня всё это перешло к дочери". Она тихонько вздохнула. Конечно, украшения не пропадут — когда-нибудь Нейл приведет в дом жену, потом придет черед Мелвина, и будет кому всё это носить. Невесткам, внучкам, если будет на то милость Сейлан... Только всё это будут чужие дочери. А как бы хотелось иметь свою!

Поймав себя на этой мысли, Вивиан опустила голову. Конечно, старухой она себя не считала, но годы брали свое. Ей уже исполнилось сорок. И пусть никто не давал ей этой печальной цифры, на главном она всё же сказалась — похоже, еще раз стать матерью герцогине уже была не судьба. И это как раз тогда, когда ей впервые по-настоящему этого захотелось! Подарить Кендалу дочь — или третьего сына, ощутить наконец всю полноту жизни — пусть хоть и в сорок лет!.. Но, увы, вряд ли теперь стоило на это рассчитывать. Время упущено. И если б дело было только в здоровье, Вивиан непременно рискнула бы, но, похоже, ее женский путь был уже завершен. "Опомниться бы мне вовремя, хоть пять лет назад, — мелькнуло в голове. — Всё могло быть совсем иначе". Она, бросив слишком массивные серьги в шкатулку, взяла другие. Лицо, тронутое дымкой печали, чуть прояснилось. Что ж, милостью Легкокрылой у нее все-таки есть двое сыновей.

И Кендал.

Вивиан и сейчас не могла понять, когда же это произошло. Она всегда уважала супруга, и было за что, но о том, чтобы полюбить его так, как когда-то она любила Итана, не шло и речи. При всех достоинствах Кендала, при всей глубине его чувства к ней — подобное Вивиан даже не приходило в голову. Она полагала, что с любовью для нее покончено навсегда. А потом... Может быть, появление в доме госпожи Делани сыграло свою роль, а может, просто время пришло, теперь уже трудно было сказать наверняка — но это случилось. И в ту ночь, когда войска Данзара обрушились на южную границу, а первого алхимика в срочном порядке вызвали во дворец, Вивиан словно очнулась от долгого сна. Кендал ничего ей не сказал, уходя, и она, еще не до конца проснувшись, вообразила самое страшное: что Дымка все-таки пробралась в самое сердце Геона, в столицу, прямо в королевскую резиденцию — и для магистра алхимии, до сих пор не сумевшего справиться с ней, пришел час расплаты. Он мог потерять всё, репутацию, службу, дело всей своей жизни, без которого не мыслил себя... Это бы его убило. Такой человек, как Кендал, и месяца не протянул бы в ссылке. Эль Хаарты не умеют проигрывать. Вивиан, глядя в спину мужу, что вместе со срочным гонцом стремительно таял в сером смерче воронки, прижала ладонь к груди. Сердце ее испуганно билось — так быстро, как ему не случалось биться уже много лет. "Нет, только не Дымка, — думала Вивиан. — Только не Кендал! Светлые боги, вы не можете забрать его у нас... у меня!" Именно в тот момент она поняла, как сильно муж дорог ей, что все эти годы она жила в клетке, которую сама же и возвела вокруг себя, и что сердце ее еще живо. Теперь Вивиан стало ясно: то одиночество прошлой зимой, рождавшее отчаянную, глухую тоску, было всего лишь ревностью к молодой и хорошенькой воспитательнице — а растерянность, овладевшая ею в тот вечер, когда супруг даже не взглянул на нее, лишь пожелав доброй ночи, — страхом лишиться его тепла. Потому что и она любила его. Давно. Сама не подозревая об этом. Чуть позже, уже сидя в гостиной напротив сына, пока они вдвоем дожидались вестей из столицы, Вивиан попыталась вспомнить, когда в последний раз ей снился Итан, Белая усадьба, безмятежные дни их общей юности и счастья, но не смогла. Потому что счастлива она была теперь — пока еще была.

Хвала богам, первый алхимик Геона вернулся домой на следующий день, и дело оказалось не в Дымке. Война! Весть была страшная, но, к облегчению Вивиан, отнюдь не та, которой она ждала и боялась. У ее мужа не отняли ничего, что было ему дорого, а у нее не забрали его самого. Наверное, в тот день герцогиня эль Хаарт была единственным человеком в Геоне, благословившим Данзар. Лишь на минуту, и лишь потому, что он открыл ей глаза на очевидное — но всё же... С той памятной ночи для Вивиан всё изменилось. Так сильно и вдруг, что она до сих пор иногда боялась поверить, что это не сон. Она снова жила. Она любила и была любима. Она была счастлива — впервые за много лет. Призрак Вивиан Эшби из Белой усадьбы окончательно оставил ее, растворившись в золотистом сиянии летних сумерек, а следом за ним ушел и проклятый туман. Глядя на старшего сына, Вивиан иногда вспоминала его отца — но теперь лишь с оттенком ностальгической грусти, которая тут же таяла, стоило герцогине перевести взгляд на мужа. Она любила Итана — когда-то, она была благодарна ему за Нейла, но жизнь продолжалась, и прошлому в ней не осталось места.

Жаль только, что столько времени было упущено зря...

— Мама! Ты готова? — раздалось за спиной одновременно со скрипом дверных петель, и герцогиня обернулась. В спальню вошел Нейл — тоже уже одетый для бала. "Весь в отца, — скользнув взглядом по строгому серому камзолу сына, мало чем отличавшемуся от повседневного, философски подумала герцогиня. — Ничего ярче надеть не заставишь! А им обоим так к лицу голубой и зеленый".

— Экипаж подали, — сказал Нейл. — Я попросил прислать зимний, с печкой.

— Как мило с твоей стороны, дорогой. В бальном платье по зимнему времени зябко, даже если накинуть манто... Не поможешь мне с ожерельем?

— Конечно. Это? — Нейл осторожно поднял с бархата изящное колье, всё усыпанное изумрудами, обвил им шею матери и защелкнул аграф. Вивиан благодарно улыбнулась.

— Слуги уже ушли? — спросила она, придирчиво оглядывая себя в зеркало. "Нет, — подумалось ей, — ни к чему тут серьги, иначе я стану похожа на витрину ювелирной лавки! Ожерелья вполне достаточно".

— Я отпустил всех, кроме Анре, — сказал Нейл. — Он нас проводит.

— Хорошо, — герцогиня поднялась. — Я только загляну на минутку в детскую, а ты пока подожди внизу.

Он кивнул и, оставив мать, сбежал по лестнице в холл. Лакей на своем посту у парадной двери подал ему плащ и взял в руки уже приготовленное для герцогини меховое манто. Его обладательница не заставила себя долго ждать: вскоре она вслед за сыном спустилась вниз, во всем блеске бесчисленных складок атласа и сиянии изумрудов. Лакей осторожно набросил ей на плечи меха. Нейл улыбнулся:

— Ты сегодня очень красивая, мама.

Вивиан улыбнулась в ответ. Лакей с поклоном распахнул двери, и герцогиня, опершись на подставленный сыном локоть, вышла на заснеженное крыльцо. Да, теплый зимний возок нынче был очень кстати — воздух едва не звенел от мороза.

— Только бы метель не застала в пути, — обронила Вивиан. — Как же я не люблю февраль!

— Ничего, всего лишь месяц потерпеть осталось, — утешил сын. Помог матери сесть в экипаж и вскочил на приступку.

— Трогай! — велел он вознице, скрываясь внутри. — Серебряная улица, дом графа Бэнтона, парадный подъезд.

— Как пожелаете, ваша милость, — откликнулся кучер. Потом взглянул на серое, стылое небо, поднял повыше воротник плаща и тронул поводья.

Первый алхимик Геона терпеть не мог балов. Танцевать он не любил, а суеты ему хватало и при дворе. "Еще и среда, как на грех, — думал он, входя в ярко освещенную, полную людьми бальную залу городской резиденции Бэнтонов. — Домой вернемся за полночь, даже если раньше всех уедем, а утром вставать ни свет ни заря". Оркестр оглушительно грянул кадриль, и Кендал поморщился. Он пришел сюда не веселиться и не отбывать светскую повинность. Он пришел сюда ради Нейлара. "Хоть посмотрю на него", — с оттенком ставшей уже привычной горечи промелькнуло в голове Кендала. Он скучал по сыну, и даже нежданное, выстраданное счастье в объятиях жены не могло заглушить боль потери. С тех пор, как Нейл переехал на северную окраину, дома он не появлялся — заглянул всего раз, к обеду, на прошлой неделе, но отца дожидаться не стал.

Хотя на кое-кого другого, если верить Бервику, время у него в тот день нашлось.

— Возможно, вам покажется, ваша светлость, что я чересчур сгущаю краски, — сказал Кендалу граф в приватной беседе, — но если дело касается Алмары, никакая предосторожность лишней не будет. Мы не хотели вас этим тревожить, но волею обстоятельств ближний круг вашего сына в последнее время сузился до одного человека. И помянутый человек, увы, доверия не вызывает. Возможно, имя его вам знакомо...

— Фаиз ан Фарайя? — приняв во внимание упоминание об Алмаре, шевельнул бровью магистр. Граф кивнул. — Да, сын говорил мне. Не тот ли это молодой человек, что во время оно взял над ним шефство — и чьими стараниями Нейлар попал на боевой факультет?

— Он самый, ваша светлость.

— И что же с ним не так?

— Боюсь, что всё, — развел руками его сиятельство. — Видите ли, шахри ан Фарайя — не просто бывший адепт высшей школы Бар-Шаббы. Он ученик шафи ан Махшуда и один из агентов его почтового двора. Со всем, увы, что из этого следует. И если учесть, что до недавнего времени шахри ан Фарайя и ваш сын даже приятельских отношений не поддерживали, их нынешняя тесная дружба вызывает серьезные опасения.

Герцог нахмурился. Имя Мурада ан Махшуда было ему знакомо.

— Насколько мне известно со слов самого Нейлара, — медленно отозвался он, — о дружбе там не идет и речи.

Бервик вскинул на его светлость быстрый внимательный взгляд, значения которого герцог не понял, но который ему почему-то совсем не понравился.

— Шахри ан Фарайя действительно оказал моему сыну большую услугу, — помолчав, сказал Кендал. — И, полагаю, Нейлар ему благодарен. К тому же, приятелей у него немного и как минимум к одному из них не только у Нейлара, но и у меня самого хватает вопросов... Фаиз ан Фарайя резидент Алмары — но Райан Рексфорд, если уж на то пошло, имеет к разведке отнюдь не меньшее отношение.

Бервик, с честью выдержав холодный взгляд магистра, опустил голову.

— Я понимаю, ваша светлость, — ответил он. — Окажись я на вашем месте, мне тот инцидент тоже вряд ли понравился бы. И господин Рексфорд, будьте уверены, глубоко раскаивается в содеянном.

— Это делает ему честь, — обронил Кендал. — Но доверие — хрупкая вещь, граф. Нейлара можно понять. Что же касается агентов Алмары... Вы, полагаю, пытаетесь сказать мне, что под прикрытием дружбы моего сына используют на благо почтового двора? И каким же, простите, образом? Он не имеет отношения к нашей разведке, потому что если б имел, вы бы ко мне не пришли. О работе королевского алхимического корпуса он тоже ничего не знает. Пятый солдатский госпиталь — и без него проходной двор. Что могло понадобиться от Нейлара досточтимому шафи?

— Вы, ваша светлость, — коротко уронил Бервик. — И Дымка.

— Дымка?..

— Алмара к ее созданию не причастна, но в отношении Геона на этот счет до сих пор имеет сомнения — и то повышенное внимание, что уделяет шахри ан Фарайя вашему сыну, это только подтверждает.

— Допустим. Но, повторюсь, — чего именно почтовый двор хочет этим добиться? Все наши исследования по части Дымки строго засекречены, а даже будь иначе — я еще не сошел с ума, чтобы тащить экспериментальные образцы в собственный дом!

— Не сомневаюсь, ваша светлость. Однако...

— Однако что? — выпрямился герцог. — Даже если всё так, как вы говорите, ни от меня, ни от Нейлара шафи ан Махшуду не будет никакого толку, хоть посели он своего резидента под моей крышей. Дымка — данзарское детище! Алмара может не быть в этом уверена — но вы...

Он осекся. Серые глаза, упершись в лицо собеседника, медленно сощурились, и граф, поняв, что за мысль вдруг посетила алхимика, резко выпрямился в кресле:

— Во имя богов, ваша светлость! Конечно же, Дымка не наших рук дело!

— Так чего вы тогда боитесь, граф?..

Бервик коротко сдвинул брови:

— Того, что Данзар воспользуется неуверенностью Алмары, обратив ее себе во благо. Шафи ан Махшуд прочит шахри ан Фарайя себе в преемники. О его миссии в Мидлхейме известно не только нам. И если с ним что-то случится в вашем доме или при участии вашего сына, если в деле будет замешана Дымка — все соглашения будут разорваны, ваша светлость. И мы проиграем эту войну.

Герцог медленно выпрямился в кресле. А его собеседник, помолчав, невесело усмехнулся:

— К несчастью, попытка объяснить всё это самому шахри ан Фарайя заранее обречена на неудачу. Алмара заключила с нами союз, но она нам не верит — ей нужны доказательства, которых у нас нет, и начни мы совать ее резиденту палки в колеса, вывод она сделает однозначный. Кроме того, речь идет не только о шахри ан Фарайя. Новый фантомаг Геона уже успел обратить на себя внимание и в любой момент может поплатиться за это. Разумеется, его охраняют — не только бойцы тайной канцелярии и наши агенты, но и сама Алмара. Однако Данзару, в отличие от всех перечисленных, ваш сын не обязательно нужен живым. А если получится, так сказать, совместить приятное с полезным и одним махом убрать с доски сразу две пешки...

Первый алхимик шевельнулся в кресле.

— Достаточно, граф, — бесцветным голосом произнес он. — Я вас понял.

Он действительно понял — и всю опасность этой "не дружбы", и то, чего от него добивался Бервик. Давить на алмарского резидента нельзя ни в коем случае, а значит, Нейлару эль Хаарту надлежит самому разорвать эту связь. Чего он, по всей видимости, делать отнюдь не планирует — иначе Бервик, пожалуй, справился бы силами того же Райана Рексфорда. Значит, остается только отец. К мнению которого, как полагает его сиятельство, новый фантомаг Геона должен непременно прислушаться.

Увы, Бервик поставил не на того.

Герцог эль Хаарт, опустив взгляд на стол, надолго замолчал. Даже признавая правоту своего собеседника и страшась за жизнь сына — что он мог сделать теперь? После того, что уже сделал?.. Одного друга Нейлар стараниями отца потерял, и за второго, каким бы он ни был, держаться будет до последнего, в том нет никаких сомнений. А учитывая прямую заинтересованность в этом самого шахри ан Фарайя... "Нейлар и слушать меня не станет, — безнадежно подумал Кендал. — Боги! Ведь еще каких-то полгода назад он плевался от одного только имени своего наставника и нещадно клеймил его "сволочью"! С чего вдруг такие перемены?" Его светлость медленно сдвинул брови. Он снова вспомнил невысказанный вопрос, промелькнувший в быстром, испытующем взгляде Бервика, и поднял голову.

— Что же, граф, — проговорил он, — я полагаю, дело серьезное. И раз уж от меня требуется вмешаться и повлиять... Я понял, что Фаиз ан Фарайя не рядовой агент. Но что он за человек?

Его сиятельство едва заметно скривился.

— Крайне неприятный, ваша светлость. Высокомерный, злоязыкий, не имеющий никаких авторитетов, кроме своего учителя, к тому же опытный разведчик и, на нашу беду, весьма талантливый маг. Не отягощенный при этом сочувствием к ближнему: два летучих отряда Уэйна Теллера, сгоревшие живьем в ночь бегства наших адептов из Бар-Шаббы, — его рук дело. Кроме того, с дурманом шахри ан Фарайя больше, чем просто на "ты".

— С каким именно? — тяжело нахмурился первый алхимик.

— Легче сказать, ваша светлость, с каким нет. Насколько мне известно, какому-то одному он предпочтения не отдает. Белый нуис, хашим, молочная роса...

— И давно?..

— Плотно — последние пару лет. Понятия не имею, как он при этом ухитрился сохранить здоровье и ясность ума, но факты вещь упрямая. Полагаю, от этой дурной привычки шахри ан Фарайя уже вряд ли когда избавится.

Его светлость, помедлив, кивнул.

— Что еще? — напряженно думая о чем-то, спросил он. — Вино, азартные игры?

— Первое, разумеется, нет. Насчет второго ничего сказать не могу, но тоже вряд ли. Относительно же прочих склонностей... Не думаю, что это может иметь отношение к делу.

Бервик умолк, отведя глаза, и Кендал сухо передернул плечами:

— По милости этого человека я могу лишиться сына, — сказал он. — Важна любая мелочь. Говорите, граф!

Тот вздохнул — и сказал. Лицо собеседника вытянулось.

— Мужеложец?.. — с брезгливой недоверчивостью выдохнул он. — А Нейлар об этом знает?

Граф нехотя кивнул. После чего добавил, не рискуя смотреть в лицо самому верному адепту морали во всем Геоне:

— Это ни для кого не секрет. Шахри ан Фарайя не скрывает своих предпочтений. Однако я ни в коем случае не хочу сказать, ваша светлость, что и ваш сын... Насколько мне известно, сомнительных пристрастий товарища он категорически не разделяет. И дурмана это тоже касается.

Герцог не ответил. Вновь упершись взглядом в стол перед собой, он пытался уложить в голове то, что услышал. Получалось плохо. Да, Райан Рексфорд, как выяснилось, тоже был не фунт изюма — но в сравнении с Фаизом ан Фарайя он сейчас гляделся праведником. "Что, во имя богов, Нейлар рассмотрел в этом средоточии всех алмарских пороков?.. — промелькнуло в голове растерянного отца. — Благодарность благодарностью, но всему же есть предел!"

Кое-как взяв себя в руки, герцог расправил плечи и посмотрел на Бервика.

— Я сделаю всё, что в моих силах, граф, — проронил он. — И в ответ прошу вас не спускать с Нейлара глаз ни днем, ни ночью. Как бы Алмаре ни была важна Дымка, случись что — спасать они будут только своих.

— Разумеется, ваша светлость, — его сиятельство благодарно склонил голову. — Не беспокойтесь...

На том они и расстались.

Само собой, о размолвке с наследником и, особенно, о причинах этой размолвки Кендал графу сказать не мог. Он лишь принял к сведению всё, что ему сообщили, — и с тех пор окончательно потерял покой. Он понимал, что объяснить сыну, по какому тонкому льду он ходит, жизненно важно — однако для этого недоставало главного. Собственно, сына. С Бервиком его светлость разговаривал в воскресенье. В понедельник утром он послал в дом Лусетиуса на Медной улице записку, но ответ на нее был предсказуем: Нейл встречаться с отцом отказался, отговорившись службой и ночным дежурством. Поэтому во вторник Кендал явился к нему сам — однако дома не застал. Прождав до половины двенадцатого ночи и оставив сыну очередную записку, несолоно хлебавши он уехал в восточный пригород, и лишь там ему наконец улыбнулась удача. Благотворительный бал, о котором он совершенно забыл! Уже завтра! И умница Вивиан, не слишком надеясь на вечно занятого во дворце мужа, уже попросила старшего сына сопровождать ее к Бэнтонам!..

И вот теперь герцог эль Хаарт пробирался сквозь плотную толпу, раскланиваясь со знакомыми и скользя ищущим взглядом от одного лица к другому. Ни Вивиан, ни Нейлара не было видно. Да и чему удивляться? Сегодня у Бэнтонов собрался весь высший свет Мидлхейма. Поговаривали даже о возможном присутствии королевы, но этот слух первый алхимик Геона сразу отмел, как смехотворный, и оказался прав. Жаль, от этого было не легче — людей на балу хватало даже без Амбер Норт-Ларрмайн и ее свиты. А тот, кого он искал сейчас среди волнующейся толпы, словно сквозь землю провалился. Герцог склонил голову в ответ на приветствие маркиза де Шелоу, перекинулся парой вежливых фраз с графом Декстером и уже совсем отчаялся было разыскать сына в этом столпотворении, но боги над ним сжалились. У перехода на галерею, вдоль стен которой были расставлены ярко украшенные киоски с благотворительным товаром, мелькнуло знакомое лицо с лихо подкрученными усами.

— Айрон! — ловко обогнув окруженную внуками вдовствующую герцогиню эль Вистан, королевский магистр алхимии храбро бросился в пучину атласных юбок, кружевных жабо и сверкающих эполет, чтобы спустя минуту вынырнуть у перил лестницы рядом с другом. Магистр щита, оценив марш-бросок, широко улыбнулся.

— Кендал! — воскликнул он. — Глазам своим не верю! А я уж решил, что несчастной герцогине так и придется куковать здесь одной до самого утра!

— Одной? — внутренне весь подобравшись, переспросил Кендал. — Но я полагал, что Нейлар...

— Это само собой, — отмахнулся граф, кланяясь кому-то позади товарища. — Вивиан он привез, всё честь по чести, да ведь Нейл не девица на выданье, чтобы весь вечер торчать при маменьке. Ещё и в таком цветнике!

Он, залихватски крутанув ус, поклонился графине Декстер, что в компании двух щебечущих дочерей как раз проплывала мимо. Кендал оправил замявшийся камзол, еще раз быстро огляделся и уточнил:

— Так где же они оба? Признаться, у меня уже в глазах рябит от лиц.

Айрон Рексфорд понимающе крякнул.

— Ещё бы. Весь Мидлхейм слетелся! Жену ты, боюсь, у Лиллиан Бэнтон не скоро отобьешь — стоило ей переступить порог, как графиня налетела на нее чистым коршуном и уволокла в гнездо, — хохотнув, граф повел плечом в сторону распахнутых дверей большой гостиной. — Что-то по поводу благотворительной лотереи на нужды фронтовых госпиталей... А Нейла я только что видел. У зимнего сада.

Граф отвлекся, чтобы поприветствовать барона Бэнкрофта и склониться над пухленькой ручкой его супруги, а когда вновь повернулся к другу, того уже и след простыл. Хмыкнув, магистр щита пожал плечами. И заприметив на лестнице графиню де Тайлез — одну и без мужа — украдкой послал ей пламенный взгляд. Графиня, улыбнувшись в ответ, опустила густые ресницы.

Зимний сад в городской резиденции Бэнтонов был гордостью графа и его детищем — создавался он под личным руководством его сиятельства, располагался в отдельном крыле, отведенном под него целиком, и являл собой удивительное зрелище. Огромный, оформленный в виде нутра гигантской пещеры с искусной имитацией каменных стен из гипса, журчащий фонтанами и украшенный небольшим искусственным водопадом, в свое время он обошелся графу в целое состояние и до сих пор среди столичной знати являлся предметом многия зависти. В зимнем саду Бэнтонов была устроена роскошная оранжерея, полная редких растений, вдоль пестрых цветочных горок вились дорожки, а в укромных гротах, скрытых от посторонних глаз буйством зелени, прятались маленькие альковы для отдыха — возле одного из которых Нейлар эль Хаарт и был, наконец, обнаружен своим отцом.

Кендал, войдя под серые неровные своды, окинул взглядом заполненную людьми оранжерею и почти сразу увидел сына. Тот стоял в стороне от всех, у зеленого полога под разлапистой сенью пальм, и о чем-то беседовал с молодым стройным алмарцем в черном бархатном камзоле. Это, вне всякого сомнения, и был тот самый Фаиз ан Фарайя, пусть воображение его светлости рисовало ему совсем иной образ. Зная теперь о некоторых склонностях этого человека, Кендал представлял себе жеманного напомаженного юнца с порочным взглядом и девичьей мягкостью черт, но ожидание в корне не сошлось с реальностью. Смуглое лицо алмарца, пусть и отмеченное резкой, хищной красотой, не содержало в себе и намека на женственность. А широкие плечи, гордая осанка и почти военная выправка довершали дело — даже перстней, столь привычных мужам востока, шахри ан Фарайя не носил. "Конечно, внешность обманчива, — с сомнением подумал Кендал, не сводя глаз с двух молодых людей, — и Бервику не верить на слово тоже резона нет, но не намеренно ли меня пугали?" Он вспомнил изменившееся лицо его сиятельства, его бурное возмущение намеком на причастность к созданию Дымки — и коротко сдвинул брови. О том, что его подозрения могут вдруг оказаться правдой, первый алхимик Геона старался не думать, однако он привык просчитывать все варианты. Особенно — самые худшие. И согласно конкретно этому вполне могло получиться так, что на алмарского резидента возвели напраслину. "Хотя даже если и нет, — подумал Кендал, переводя взгляд на сына, — главное сейчас не это. В сравнении с местью Данзара даже все мужеложцы Алмары ничто". Он выступил из тени высокой цветочной горки, расправил плечи и решительно двинулся к гроту с пальмами.

Когда до него оставался какой-нибудь десяток локтей, Нейл, словно почувствовав на себе взгляд отца, обернулся. В глазах его промелькнула растерянность, почему-то смешанная с беспокойством. Он повернул голову к своему собеседнику, что-то быстро сказал ему — и алмарец, на миг скривив губы в ироничной полуулыбке, бросил в ответ несколько слов. После чего оба развернулись к его светлости.

— Добрый вечер, отец, — сказал Нейл. И после короткой паузы добавил, взглянув на приятеля: — Позвольте представить, мой... мой бывший соученик, Фаиз ан Фарайя.

Герцог чуть склонил голову:

— Добрый вечер, господин ан Фарайя. Рад знакомству.

— Счастлив быть вам представленным, ваша светлость, — учтиво кланяясь, на отличном геонском отозвался алмарец. "Не сомневаюсь", — скептически подумал Кендал. А вслух сказал:

— Как вы находите зимний сад? Граф Бэнтон им очень гордится.

— И не без причины, — отозвался Фаиз, уважительно обведя взглядом своды "пещеры". — Такого разнообразия цветочного мира, признаться, мне нигде еще не приходилось видеть.

Шахри ан Фарайя производил приятное впечатление. И не в последнюю очередь как раз поэтому расслабляться не стоило — первый алхимик Геона не был лично знаком с шафи ан Махшудом, но слышал о нем достаточно. Навряд ли ученик далеко ушел от своего учителя! Кендал кивнул в ответ и располагающе улыбнулся. А Фаиз ан Фарайя, перевел взгляд на что-то позади него, взглянул на Нейла и вновь склонился перед его отцом в почтительном поклоне:

— Прошу прощения, ваша светлость. К сожалению, вынужден вас оставить...

Герцог вновь мягко кивнул, и молодой человек заторопился по дорожке навстречу алмарскому послу, что как раз показался из-за поворота в компании графа Бэнтона и десятка его именитых гостей. Нейл, проводив приятеля взглядом, посмотрел на отца.

— Рад, что вы всё-таки смогли вырваться со службы, — сказал он, хотя особенного воодушевления Кендал в его голосе не услышал. — Мама уже не надеялась. Вы видели ее? Графиня Бэнтон едва ли не с порога...

— Да, — перебил Кендал. — Я знаю, благотворительная лотерея, — и добавил без всякого перехода: — Мне нужно поговорить с тобой, сын. Серьезно поговорить. И не завтра, не послезавтра, не когда-нибудь "на следующей неделе", что снова растянется на неопределенный срок, — сегодня. Это очень важно, Нейлар.

В глазах молодого человека промелькнуло уже знакомое герцогу выражение затаенного беспокойства. Темные брови едва заметно нахмурились.

— Уже четверть двенадцатого, — сказал Кендал, торопясь успеть до того, как услышит очередной отказ. — Мы с твоей матерью не планировали задерживаться надолго, а бал не место для приватных бесед. Я пытался застать тебя вчера в доме Лусетиуса, но так и не дождался — прошу, хотя бы сегодня пойди мне навстречу. Поедем домой!

Нейл отвел взгляд.

— Отец, — неловко проговорил он, — мне ведь завтра на службу. В госпитале много работы. Может быть, в воскресенье меня отпустят пораньше — тогда и...

— До воскресенья, — хриплым голосом перебил герцог, — ты можешь не дожить! Во имя богов, Нейлар! Я ведь не прошу тебя вернуться домой насовсем, не прошу даже остаться на ночь! Один разговор! Всего один, ради тебя самого, — неужели я даже этого больше не стою?

Нейл, опешив, вскинул на него взгляд и непроизвольно отшатнулся назад — таким бледным было лицо его светлости.

— Поедем домой, Нейлар, — отрывисто выдохнул Кендал. — Ты ненавидишь меня за мою ошибку, что ж, я сам в этом виноват — но я не хочу платить за нее еще и твоей жизнью! Прошу тебя, мой мальчик! Не отворачивайся от меня хотя бы теперь!

— Отец! — дрогнул Нейл, тревожно окинув взглядом ближайшие дорожки. По счастью, рядом никого не было, а к прогуливающимся невдалеке гостям его светлость стоял спиной. — Ради всего святого, ведь кругом люди...

— Какое мне дело до этих людей? — прервал его герцог. — Что они мне? И что мне сделать, чтобы ты всё-таки услышал меня, Нейлар? Встать перед тобой на колени? Так я встану! Мне всё равно, если только это поможет!

Он шевельнулся, словно и впрямь намереваясь исполнить обещанное, и сын изменился в лице.

— Отец! — тихо вскрикнул он, быстро шагнув вперед и коротко стиснув пальцами запястье родителя. — Пожалуйста! Вы... Вы не должны так... Я поеду! Поеду прямо сейчас! Только найду маму и... Или хотите, мы ее вместе поищем? Хотите?

Кендал, взглянув в его умоляющие, испуганные глаза, на несколько мгновений прикрыл веки. Он и сам не ожидал от себя такой вспышки отчаяния.

— Прости, мой мальчик, — с трудом выровняв дыхание, сказал он и накрыл своей ладонью дрожащую руку сына. — Я сорвался.

Он, помедлив, убрал руку, и Нейл опустил свою.

— Всё в порядке, отец, — сказал он. — Никто не видел. Пойдемте, поищем маму?

Кендал кивнул.

— Она должна быть в большой гостиной, — ответил он, и в голосе его промелькнула усталая благодарность.

Покинув укромный уголок в густой тени пальм, эль Хаарты свернули к дорожке и скоро скрылись в дверях зимнего сада. Фаиз ан Фарайя, прищурившись, проводил взглядом их спины. Из-за высокой цветочной горки, увитой пурпурными орхидеями, вид на грот открывался прекрасный, а расстояние острому зрению была не помеха. Фаиз не слышал, о чем они говорили, эти двое, но он видел их лица — и отлично умел читать по губам. "Вот, значит, в чем дело? — подумал Фаиз. — Папаша где-то основательно нагрешил, и сынок хлопнул дверью?.." Черные брови алмарца нахмурились. Семейная ссора в его планы отнюдь не входила — правда, в теперешних обстоятельствах уже и примирение не было ему на руку. Райан Рексфорд как-то обмолвился, что первый алхимик очень привязан к пасынку, — что ж, судя по бурному объяснению, которому Фаиз только что стал свидетелем, это было взаимно. "И как бы эль Хаарт на отчима ни бычился, — без энтузиазма сам себе сказал Фаиз, — теперь он его как минимум выслушает". Смуглое лицо на краткий миг исказила гримаса досады. Фаиз представлял себе в общих чертах, о чем сегодня пойдет разговор у отца с сыном. Данзар. И он сам — во всей красе, вместе с почтовым двором шафи ан Махшуда. "Первый алхимик дорожит наследником, — вспомнив бледное как мел, подергивающееся лицо герцога, мысленно плюнул Фаиз. — И ханжи больше него, пожалуй, во всем Геоне не найдешь. Молодец, святоша!" Он вспомнил, как Нейл представил его своему отчиму и скрипнул зубами. "Мой... мой бывший соученик". Пауза вышла куда красноречивее слов, и пусть его светлость в ответ даже не моргнул глазом, выводы он определенно сделал. Тоже, увы, вполне определенные — пусть даже в корне неверные. "Бьюсь об заклад, — подумал Фаиз, — если папаша и колебался на мой счет, то теперь у него не осталось сомнений, за чем конкретно его сынок ко мне в гости ездит. Тьфу ты!" Он хмуро качнул головой и смял в кулаке нежный бутон орхидеи.

Глава XII

О том, чтобы поставить за прилавок киоска герцогиню эль Хаарт и супругу первого алхимика Геона, разумеется, не шло и речи. Но Лиллиан Бэнтон не блистала бы так при дворе, если бы не умела всё и всегда обратить себе на пользу. Помимо тех самых киосков и лотереи, обычных для любого благотворительного бала, деятельная графиня придумала еще кое-что. Она организовала "музыкальную гостиную", показ живых картин и даже небольшое представление силами труппы одного из столичных театров, патронессой которого являлась уже много лет. И каждому гостю, желавшему отдохнуть от сутолоки бала, дать отдых ногам или просто поглазеть на хорошеньких актрис, следовало за это заплатить. Впрочем, никто из приглашенных не остался в претензии.

Вивиан эль Хаарт, памятуя о ее таланте к музицированию, графиня определила в "музыкальную гостиную", за рояль. Конечно, не на весь вечер — пусть они с герцогиней и считались близкими приятельницами, Лиллиан Бэнтон всегда помнила об этикете и титулах. Кроме того, имелись и другие претендентки, на смену ее светлости, так что до утра слиться с роялем в одно печальное целое Вивиан не грозило. Поиграв около часа, она уступила место баронессе Бэнкрофт, потом ненадолго вернулась за инструмент, и, освободившись от своей почетной обязанности около полуночи, устроилась на диванчике у окна, где на одном из многочисленных кофейных столиков теснились фарфоровые чашечки и хрустальные горки с бисквитами. Есть Вивиан не хотелось, но от кофе она отказываться на стала. Улыбкой поблагодарив баронессу Шейт, она приняла из ее рук бело-розовую чашечку и отодвинулась к краю дивана. Гостиная всё так же была полна, среди кресел и пуфов, в изобилии расставленных вкруг рояля, не было ни одного свободного, под расписным потолком висел гул голосов, чуть разбавленный звуками музыки. Герцогиня, сделав глоток кофе и улыбнувшись поверх чашечки впорхнувшей в гостиную старшей дочери Лиллиан Бэнтон, обратила взгляд к окну. Ее утомил этот бал. "Приедет ли Кендал? — подумала она, глядя на кружащийся за стеклом снег. — Он обещал, но кто знает... И Нейл запропал куда-то — разве его теперь в этой толпе найдешь?" Она, вздохнув про себя, вновь поднесла к губам чашечку.

— Инес, дорогая!.. — встрепенулась сидящая рядом баронесса Шейт, и Вивиан, отвлекшись, повернула голову: в двери "музыкальной гостиной" входила баронесса Д"Элтар. Услышав оклик приятельницы, баронесса улыбнулась и направилась к ней, на ходу раскланиваясь со знакомыми. Перекинулась парой фраз с сидящей в окружении дочерей графиней де Тайлез, ласково коснулась щеки поднявшейся ей навстречу юной Эмили Бэнтон, склонила голову перед вдовствующей герцогиней эль Вистан и, наконец, остановилась у дивана.

— Ваша светлость, — приятно улыбнулась она, присев перед Вивиан в учтивом поклоне, — какая приятная неожиданность — встретить вас нынче здесь!

— Я не слишком люблю балы, — в ответ улыбнулась Вивиан. — Но должна признать, графиня превзошла себя.

— О да, — согласилась баронесса. — Бал грандиозный. И живые картины очаровательны! Жаль, я пропустила вашу игру — я большая поклонница вашего таланта, ваша светлость.

Вивиан опустила ресницы:

— Вы льстите мне, баронесса, — но, признаться, мне это даже приятно. Что ж, полагаю, это не последний бал в этом сезоне! Прошу вас, присаживайтесь.

Она потеснилась на узком диванчике вслед за привставшей баронессой Шейт, но сесть Инес Д"Элтар не успела: в широко распахнутые двери гостиной вплыла еще одна гостья. Царственная осанка, в меру оживленная улыбка на сухом, отмеченном ранними морщинами лице, костистые плечи, умело прикрытые серебристой парчой... Корделия эль Виатор и Лиллиан Бэнтон с юности недолюбливали друг друга, и всему свету это было известно, но, разумеется, не отправить герцогине приглашение графиня никак не могла. И ее светлость, пусть и с большим опозданием, на бал все-таки приехала. Войдя, она кивнула графине де Тайлез и, шурша юбками, направилась к вдовствующей герцогине. Инес Д'Элтар вздернула подбородок.

— Как она осмелилась здесь появиться? — не разжимая губ прошипела она, глядя в спину герцогине эль Виатор. Баронесса Шейт нервным движением развернула свой веер. На ее чуть увядшем подвижном личике промелькнуло беспокойство.

— Инес, дорогая, — пролепетала она, — но ведь милая Лиллиан никак не могла ее не позвать!

— Могла и должна была, Лорейн, — прервала приятельницу Инес Д"Элтар таким категоричным тоном, что Вивиан недоуменно шевельнула бровью. И, вскинув взгляд на баронессу, внутренне вздрогнула — в темных глазах последней стояла неприкрытая ненависть. — После того, что по милости ее супруга пришлось пережить всему Геону...

— Моя дорогая! — тихо ахнула Лорейн Шейт. — Прошу тебя! Ведь то была диверсия! И, право же, ты несправедлива к герцогине — я слышала, ее младшая дочь до сих пор лежит в лихорадке...

— Чушь! — припечатала Инес. Сидящие на соседнем диване дамы примолкли, с любопытством прислушиваясь, а графиня Монтрел и баронесса Доуби — обе в трауре по умершим сыновьям — одновременно повернули головы в ее сторону.

— Лихорадка, — презрительно скривив губы, сказала Инес Д"Элтар. — Ну конечно! И, главное, как вовремя! Голову даю на отсечение, что ею там и не пахнет — прелестная Миранда уж слишком хороша для войны и военного лагеря, вот и всё!

— Но, моя дорогая!.. Конечно же, это не так! Ведь бедные кадеты несколько дней шли по этой ужасной погоде и...

— И все, кроме одного, благополучно добрались до Райленда, — вновь перебила приятельница. — Моя дочь вернулась домой едва стоящая на ногах — а спустя одну лишь короткую ночь покинула нас, потому что таков был ее долг! И я отпустила ее — потому что таков был мой! Ты полагаешь, Лорейн, мне легко было это сделать?.. Три недели! Три недели с той ночи у меня перед глазами стоит лицо моей бедной девочки, которую я могу больше не увидеть! Но даже случись такое, ни я, ни она никогда бы не уронили себя настолько, чтобы прикрывать выдуманной болезнью обычную трусость!

Обезьянье личико баронессы Шейт пошло красными пятнами.

— Инес, дорогая! — в ужасе простонала она, метнув испуганный взгляд к роялю, где обменивались приветствиями две герцогини. — Ради всего святого! Вы же, в конце концов, не чужие люди! Милая Лавиния — твоя невестка, и разве...

Красиво очерченные губы Инес Д"Элтар дрогнули. Карие глаза на миг потемнели.

— Лавиния, — отрезала она, — теперь Д"Алваро. А что касается эль Виаторов — ни с кем из них я не желаю находиться под одной крышей!

Как на грех, именно в этот момент рояль умолк, и последние слова баронессы Д"Элтар громом небесным разнеслись по притихшей гостиной. С тихим обреченным писком Лорейн Шейт съежилась на диване, зарывшись пунцовым лицом в свой веер. А Инес Д"Элтар, не шевельнув бровью, склонила голову перед Вивиан и выплыла из комнаты, высоко подняв голову. Вслед за ней, подобрав юбки, гостиную покинули графиня Монтрел и баронесса Доуби. На Корделию эль Виатор никто из них даже не взглянул.

— Боги! — чуть слышно пролепетала баронесса Шейт, вот-вот готовая рухнуть в спасительный обморок. — Какой скандал!..

Вивиан механически коснулась пальцами ее дрожащего локтя.

— Не принимайте так близко к сердцу, дорогая, — негромко проговорила она. — Вы сделали всё, что смогли.

Та жалко, благодарно вздохнула. Сидящая за роялем графиня де Тайлез, придя в себя и дав пару фальшивых аккордов, вновь заиграла, и гостиная начала потихоньку оживать. Дамы, придвинувшись ближе друг к другу, шепотом смаковали шокирующее заявление баронессы Д"Элтар, исподтишка поглядывая на невозмутимую Корделию эль Виатор и поминутно ужасаясь вслед за несчастной баронессой Шейт "этой скандальной выходке", старшая дочь Лиллиан Бэнтон, растерянно моргая, придвинулась поближе к вдовствующей герцогине, а Вивиан, поднеся к губам чашечку с безнадежно остывшим кофе, задумчиво нахмурила брови. "Три недели", — вертелось в ее голове. Значит, Кассандра Д"Элтар навещала родных совсем недавно? И провела под крышей отчего дома "одну короткую ночь" — уж не ту ли, вдруг подумалось Вивиан, наутро после которой ее старший сын не спустился к завтраку?..

Герцогиня медленно вернула чашечку на блюдце. О том случае в библиотеке эль Хаарты никогда не говорили вслух, будто молча договорившись между собой — ничего не было. А всё, что досталось Вивиан — несколько коротких фраз мужа о "детской привязанности" и "несчастном случае". И если на счет второго, зная Нейла, герцогиня могла не сомневаться, то первое... Ее сын и дочь баронессы Д"Элтар давно уже не были детьми. "Неужели эта девочка значит для Нейла больше, чем друг? — обмерла Вивиан. — А меня просто берегли с обеих сторон, чтобы не напоминать о прошлом?" Она вспомнила недавние горькие слова баронессы — о том, что та может больше не увидеть свое дитя, вспомнила бледное, с темными кругами под глазами, лицо сына тем утром, когда он всё же сошел в столовую, вспомнила низко опущенную голову мужа... И вдруг с удивительной ясностью поняла — Нейл солгал ей дважды. Пятый солдатский госпиталь был не причиной, а следствием. Причина была в Кассандре Д"Элтар. "Одна короткая ночь"! Идет война, и Геон терпит одно поражение за другим — кто может поручиться, что кадеты Даккарая вскоре не понадобятся своей стране? Баронесса права, ее дочь может уже никогда не переступить порог родного дома. И Нейл тоже это знает. "Он хотел увидеть ее, — снизошло на Вивиан. — Той самой ночью. А Кендал узнал об этом — и не позволил?.."

Домой возвращались молча. Теплый зимний возок, мешая дым с летящим в окна снегом, пробирался к восточному пригороду сквозь метель, а его пассажиры покачивались внутри на продавленных сиденьях, глядя куда угодно, только не друг на друга. Вивиан эль Хаарт, кутаясь в меха, скользила невидящим взглядом по измятому подолу платья, ее муж, прикрыв веки, словно дремал, а ее сын, придвинувшись к холодному стеклу, бездумно вертел в пальцах шнурок потертой бархатной шторки.

Тихо зашелестел атлас платья. Герцогиня чуть отодвинулась внутрь сиденья, скрывшись в тени.

— Это так мило с твоей стороны, Нейл, что ты решил нас проводить, — сказала она. — Но, может быть, тебе стоило остаться в городе? Не представляю, как ты поедешь обратно — такая метель!

— Ничего страшного, мама, — отозвался сын. — Может быть, ветер еще уляжется. В крайнем случае, переночую дома.

— Тогда я надеюсь, что мести будет до самого утра, — проговорила Вивиан. Нейл улыбнулся в ответ бледной улыбкой. Сидящий рядом с ним герцог шевельнулся.

— Погода ужасная, — поднимая голову, сказал он. — Но, хочется думать, бал всё же был получше. Ты хорошо провела время, дорогая?

— Недурно, — отозвалась Вивиан. — И, пожалуй, об этом бале в столице будут говорить еще долго.

— О да, — усмехнулся его светлость, вспомнив набитый людьми особняк Бэнтонов. — Графиня превзошла себя.

— И не только она, — после короткой паузы обронила Вивиан. — Вы пропустили роскошный скандал. Помимо прочих, приглашение получила и герцогиня эль Виатор — и ей не повезло сойтись в одной гостиной с баронессой Д"Элтар.

Пальцы Нейла, теребящие шнурок, на мгновение замерли, но герцог и бровью не шевельнул.

— И в чем же скандал? — без особенного интереса в голосе уточнил он. Вивиан, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за обоими, шевельнула плечами:

— Баронесса заявила, что ни минуты не желает находиться в одном помещении с кем-либо из эль Виаторов, — и демонстративно удалилась. Учитывая то, что следом за ней вышли графиня Монтрел и баронесса Доуби, боюсь, теперь всему свету придется выбирать между молотом и наковальней. Баронесса Д"Элтар едва ли не в лицо обвинила герцога эль Виатора в диверсии на Даккарайской пустоши, и, полагаю, многие с ней согласны — даже те, кто промолчал...

Нейл выпустил из пальцев шнурок и отодвинулся в угол сиденья, вслед за матерью растворившись в густой тени. Герцог пожал плечами.

— Что ж, — отозвался он, — трудно винить баронессу. Как минимум, она сказала правду. А свету не привыкать к скандалам, он ими живет.

И умолк. Остаток пути прошел в тишине. Наёмный экипаж доставил троих эль Хаартов к крыльцу темного, заснеженного особняка и укатил в обратном направлении — пустой. Нейл, подумав, объявил матери, что нынешней ночью всё же останется дома. Герцог одобрил это решение, найдя его здравым, и герцогиня, пожелав им обоим доброй ночи, поднялась к себе. Теперь у нее не осталось никаких сомнений, что выводы она сделала верные, и ей предстояло решить, что со всем этим делать дальше... Муж и сын, проводив ее взглядами, прошли в библиотеку. Там было темно — очевидно, госпожа Делани между знаниями и сном сегодня выбрала второе, но в камине еще краснели угли. Его светлость снял амулет, щелкнул пальцами, зажигая свечи, и накрыл библиотеку звуконепроницаемым куполом.

— Я рад, что ты решил остаться, Нейлар, — сказал он. Молодой человек неопределенно шевельнул рукой:

— Уже начало второго, какой смысл возвращаться? Да и погода... Вы хотели поговорить со мной, отец. О чем?

— О тебе — как о фантомаге, чей дар, увы, был замечен не теми людьми, и о почтовом дворе Алмары, чьего резидента ты мне сегодня представил у Бэнтонов.

Кендал подбросил в камин пару поленьев, раздул пламя и, обойдя стол, опустился в кресло. Нейл, поколебавшись, последовал его примеру.

— Я ничего не имею против шахри ан Фарайя, — сказал герцог, возвращаясь к начатому разговору. — Хотя, не буду скрывать, рассказали мне о нем куда больше, чем я в действительности хотел бы знать. Не знаю, правда это или нет, однако частная жизнь твоих друзей меня не касается. И даже пристрастие шахри ан Фарайя к дурману меня волнует постольку-поскольку — в тебе я уверен, Нейлар, а о будущем твоего товарища пусть беспокоится его собственный отец... Однако ваше тесное общение, боюсь, для вас обоих может закончиться плохо.

Он умолк на мгновение, качнул головой и поделился с сыном недавними опасениями графа Бервика, касавшимися Данзара и Дымки.

— Не хочу голословно обвинять шахри ан Фарайя в том, что его внимание к тебе продиктовано одной лишь корыстью, — добавил герцог. — В конце концов, разведчики тоже люди. Но дружба дружбой, а службу никто не отменял. И я достаточно слышал о шафи ан Махшуде, чтобы, увы, не питать иллюзий относительно его ученика — как бы хорошо шахри ан Фарайя ни относился к тебе, приказ господина для него всегда будет на первом месте. А для меня на первом месте твоя жизнь. Тебя охраняют, Нейлар, да и шахри ан Фарайя, полагаю, тоже, но всего не предусмотришь. Появляясь на людях вместе, вы оба рискуете головой. Сомневаюсь, что Данзар осмелится посягнуть на твою жизнь среди бела дня и на виду у всех, однако он может на это решиться — если рядом с тобой в этот момент окажется тот, кого глава почтового двора Алмары прочит себе в преемники.

Нейл, опустив глаза, задумчиво скользил пальцами по краям запонки на манжете.

— Мне жаль, если я расстроил тебя, Нейлар, — помолчав, сказал герцог, однако сын только шевельнул плечом.

— Вы беспокоились обо мне, — обронил он. — Я понимаю.

Он, помедлив, поднял голову и посмотрел в лицо его светлости:

— Простите меня, отец. Я вел себя как обиженный ребенок. И умирать, поверьте, мне тоже не хочется... Вы сказали, меня охраняют — только на улице? Или в доме Лусетиуса тоже?

— Полагаю, везде, и даже в госпитале.

— Значит, мне нет необходимости бросать службу?

— Она тебе действительно нравится?..

— Да, — честно признался Нейл. — Может, алхимия не мое призвание, но в госпитале я на своем месте. И я там нужен. Рук не хватает, инструментария не хватает, да что там — иной раз лекарств и тех не хватает! — он, забывшись, сердито тряхнул головой. — Полковник Рейли и капитан Фоссет за каждый пучок корпии сражаются как на передовой, а что уж говорить о людях? Если я уйду, на такое жалование и такой график мэтр де Берни еще нескоро найдет человека. Мне не хотелось бы так подставлять его и...

— И бросать дело, которое тебе по душе, — с понимающим вздохом закончил за сына герцог. — Не оправдывайся, Нейлар. В конечном итоге, когда-то я сам променял королевский госпиталь на фронтовой, о чем до сих пор не жалею. Не буду врать — я бы только порадовался, вернись ты домой, но глупо надеяться, что родные стены и щиты в три ряда остановят гончих Мэйнарда Второго, если уж их хозяин задастся целью во чтобы то ни стало лишить Геон его фантомага! Я молю богов, чтобы этого не произошло, но, боюсь, единственное, что нам остается, — не рисковать попусту. Я не прошу тебя оставить госпиталь, мой мальчик. И это, возможно, прозвучит странно — но я скорее за, чем против твоего общения с шахри ан Фарайя.

Нейл задумчиво склонил голову набок:

— Согласен, странно. Особенно если учесть, что всё, что вам о нем известно, — правда. И дурман, и... прочее. Может, Фаиз не настолько плох, как вам расписывали, но он уж точно не печатный пряник.

Герцог, словно что-то преодолев, решительно махнул рукой:

— Пусть так. Однако ни ты, ни я пока не видели от этого человека ничего дурного. Да и алмарский дипломатический корпус для тебя сейчас, пожалуй, самое безопасное место во всем Геоне. Разумеется, восток есть восток, и чересчур доверять ему глупо — он мягко стелет, но так или иначе во всём ищет выгоду...

— Кто её не ищет, — философски обронил Нейл. И пожал плечами. — Что ж, я вас понял, отец. Спасибо за предупреждение. Мы собирались поужинать вместе в субботу, у Лусетиуса, но раз такое дело?.. Неудобно, конечно, я ведь сам его пригласил. Ну да, полагаю, Фаиз не слишком расстроится.

— А ты? — помолчав, всё-таки рискнул спросить его светлость. По губам сына скользнула улыбка.

— Фаиз мне не друг, отец, — повторил он сказанное когда-то им же самим еще в Белой усадьбе. — Да и я ему, по совести, тоже. Просто... никого другого больше нет.

Его лицо на миг тронула тень, но тут же исчезла. Нейл поднял голову:

— Я отправлю ему записку, что слишком занят в госпитале. И постараюсь быть осторожнее. Это всё, отец? Или есть ещё что-то, что мне нужно знать?

Он шевельнулся в кресле и бросил взгляд на часы. Кендал вздохнул про себя: лёд дал трещину, но, увы, стена осталась на прежнем месте. "Что ж, — подумал он, щелчком пальцев рассеивая защитный купол, — по крайней мере, в главном мы договорились".

— Всё, — сказал герцог. — Спасибо, что услышал меня, Нейлар. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — отозвался молодой человек, поднимаясь. Шагнул к двери, нажал на медную ручку — и, уже стоя на пороге, вдруг обернулся.

— Я вовсе вас не ненавижу, отец, — тихо сказал он, взглянув в лицо его светлости. — Что бы вы там ни сделали.

Кендал невесело усмехнулся:

— Но ты никогда меня не простишь?

В глазах сына промелькнуло что-то необъяснимое.

— Давно простил, — сказал он. — Но я не могу... забыть.

Он шагнул через порог и тихо прикрыл за собою дверь.

Шаги Нейла вскоре затихли на лестнице, но Кендал еще долго сидел за столом, уставившись в одну точку и вертя в пальцах пресс-папье. Разговор вышел лучше, чем он мог предположить, сын внял голосу разума, однако облегчения это не принесло. Фаиз ан Фарайя... Похоже, Бервик сильно переоценил его значение в жизни Нейлара, и это уже повод себя поздравить — но, увы, единственный. Алмарский резидент наверняка не обрадуется разрыву "дружбы" в одностороннем порядке. В конце концов, у него приказ! "А убеждать восток умеет, — без энтузиазма подумал герцог. — И своего добиваться тоже". Его светлость качнул головой. Друзья не друзья, но статус "сволочи" шахри ан Фарайя всё же сменил на более лестный. И что бы там сын ни говорил об отсутствии выбора, проводить время с бывшим наставником ему определенно нравилось. Кендал тяжело вздохнул. От Фаиза он был не в восторге, но что ему оставалось? Только надеяться на благоразумие Нейлара и на то, что тайная канцелярия в тандеме с буревестниками Бервика не ударит в грязь лицом. "В конечном итоге, — утешая себя, подумал Кендал, — теперь они охраняют не столько моего сына, сколько нового фантомага Геона. А это уже совсем другое дело — и другой уровень ответственности. Милостью богов, сберегут".

Пресс-папье выскользнуло из пальцев и с глухим стуком ударилось о столешницу. Герцог, придя в себя, взглянул на часы — стрелки показывали половину третьего. Так поздно! Его светлость поднялся из-за стола. И, уже собираясь погасить свечи, вздрогнул от неожиданного стука в дверь. "Госпожа Делани?.. — промелькнуло в его голове. — Что-то с Мелвином?.." Герцог, посерьезнев, выпрямился:

— Войдите!

Дверные петли коротко скрипнули, но на пороге вместо воспитательницы возник глава охраны. За его правым плечом в темноте коридора угадывался еще чей-то силуэт. Кендал сдвинул брови.

— Что случилось? — шагнув вперед, спросил он. — В чем дело?

— Срочный гонец, ваша светлость, — кланяясь, доложил глава охраны. И посторонился, пропуская вперед Томаса Литтона. Номер Шестой, почтительно склонив голову, подал магистру свиток с королевской печатью. Кендал сломал ее, развернул лист — и изменился в лице.

— Когда?.. — выдохнул он, вскинув взгляд на гонца.

— Около часа назад, ваша светлость. Его величество требует вас немедленно.

Первый алхимик кивнул и сунул голову в цепочку амулета. Буревестник протянул ему руку:

— Прошу, ваша светлость...