| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Баттерс подошёл к миссис Картман, вовсю кокетничающей с командой "Денвер Бронкос", и решительно потряс Лиэн за плечо.
— Парень, ты чего без очереди? — поинтересовалась миссис Картман.
— У меня для вас сообщение от Эрика, — важно оповестил её Баттерс. — Он просил передать, что когда у вас родится сын, вырастет, и случайно похитит меня, попытается убить всех евреев и уничтожить мир — вы его не наказывайте.
— Хорошо, не буду, — покладисто согласилась Лиэн.
— И ещё: покупайте почаще пончики со сгущёнкой, а то с пастилой Эрик не очень любит.
— Ладно, — кивнула Лиэн и задумчиво произнесла: — Эрик... Хорошее имя!
— Вот это да! — восхищённо моргнул Стэн. — Эй, папа! Мистер Марш! Рэнди, проснись же ты наконец!
— Что? — вскочил тот.
— Я не хотел мешать, но я хочу кое о чём тебя попросить...
— Отличная идея! Ящик мартини будет сейчас очень кстати! Если его взболтать, но не мешать!
— Да я не об этом! Если у тебя когда-нибудь родится сын...
— Надеюсь, что нет, — вздрогнул Рэнди. — У меня уже дочка есть, зачем ещё один ребёнок? Она же его бить всё время будет!
— Да, но если он всё-таки родится и подожжёт ковёр в гостиной...
— Тогда я его убью! Шею сверну этому щенку неблагодарному! Я тут на него целую ночь работаю как проклятый, не жалея печени — а он ковры мне будет поджигать? Да я его прикончу!
— А если он однажды откажется участвовать в выборах, то вы...
— Что??? Мой сын — откажется от демократических завоеваний?! Я не допущу этого! Да я ради свободы слова кого хочешь заткну! А ты смеешь говорить такое о моём сыне? Я убью тебя!
Рэнди вскочил на ноги, надбил о край стола бутылку, замахнулся... и получил баскетбольным мячом прямо в лоб! После чего опрокинулся на пол и, судя по храпу, снова уснул.
— Видели, как я! Трёхочковый бросок! — похвастался сияющий Кайл.
— Кайл, ты настоящий друг! — с чувством пожал ему руку Стэн — Знаешь, если я когда-нибудь сменю ориентацию — ты узнаешь об этом первым!
Глава 7.
— Вот и озеро. Добрались!
— Здесь так темно, — пожаловался Картман.
— Темнее всего перед рассветом, — серьёзно ответила Вэнди.
— Нет, — помотал головой Картман. — Темнее всего — в душах человеческих. Бесконечная тьма — наш мир соткан из неё.
— Нет! Я верю, что мир наш, при всех его недостатках — добр! Изначально добр. Мы построим справедливое общество!
— Коммунистическое?
— Да как ни называй! Важны не слова — важна суть. Общество должно стать нормальным и здоровым — тогда как нынешнее патологически больно. А название... не нравится слово "коммунистическое", назови его "миром будет править Христос!"
— Не будет, — устало пояснил Картман. — Ну родится опять Сын Человеческий — а дальше-то что? Воспитываться он всё равно будет с применением быдлоящика, быдлорадио, быдлосми, в быдлошколе и в быдловузе. Если родители его будут против такого воспитания — поможет ювенальная юстиция (конторы эти куда эффективнее действуют, чем примитивные "хелуфеи и фелефеи" Ирода царя) — отберут ребенка у нерадивых родителей и сдадут его на воспитание в приёмную семью американских лесбиянок. На худой конец можно и танк пригнать (штурм "Ветви Давидовой" официально был устроен чтобы "спасти" детей членов этой секты — детей кстати всех случайно при штурме и убили...). В общем, уже мало надежды. Мир-принесённый людям пофигу, а меч в наше время "короткоствола" уже не так эффективен. Всё бессмысленно, все наши трепыхания. Знаешь... возвращайтесь без меня.
Вэнди:
Ты скажи мне Эрик, скажи,
Как ты бросишь всё, что имел?
Свет какой звезды в нас горел?
Как предвидеть ты посмел
Общий наш удел,
Проклятый удел?
Эрик:
Ты, Вэнди, посмотри — на мне любовь оставит шрам.
Беда и боль вдали — ноги моей не будет там!
Вэнди:
Но я прошу тебя: давай с тобой пойдем вперёд.
Над нами день угас, но там, вдали, горит восход.
Ты скажи мне, слава, скажи -
Что могла ты нам предложить?
Ты встречала нас в цвете лжи,
В клевете чужих наград.
Ты вернись назад, милый мой пират...
Эрик:
Ты только посмотри — с Гордыней обвенчалась Смерть.
Там нужно быть, как все. Боюсь, мне это не суметь.
Вэнди:
Но я прошу тебя: давай вдвоём пойдем вперёд.
У нас надежды нет... но там, вдали, горит восход!
Четвёртый вспомню класс -
Покоя сердцу не найти.
Эрик:
Одна душа у нас —
Но как же разнятся пути!
Вэнди:
Но там, в конце разлук, в краю без горя и невзгод,
Над встречей наших рук зажжётся золотой восход...
— Эрик, а вот если бы они не отступили — ты смог бы выстрелить? В живого человека? — Вэнди, закусив губу, внимательно вглядывалась в лицо Картмана, словно ей было важно услышать ответ... да так оно и было.
— Нет, — у Картмана дёрнулся уголок рта. — Не смог бы.
— Ты всё-таки понял ценность человеческой жизни!
— Пистолет не заряжен. — Картман нажал на спусковой крючок, боёк сухо щёлкнул. — А люди ли они — это сложный вопрос. Это был не просто фильм... Кто-то во мне содрогнулся и взвыл, увидев перед собой зияющую черную пропасть, куда скользили мужчины, женщины, дома, целые города. То было видение спущенного с цепи торжествующего зла, воцарившегося на земле ада... Где-то в тайниках вселенной, никогда и не снившихся нам, кто-то дергал за веревочку, и мы плясали, а затем скользили в пропасть, и с нами проваливалось всё!!! И начали это не проклятые лжецы, не михалковы и не солженицыны, — я ненавижу этих подонков, но вовсе не склонен представлять их во сто раз сильнее, чем они есть, — просто они первые оказались марионетками на верёвочке. Они толкают нас в пропасть, в тёмный кипящий поток, низвергающийся прямо в ад, но создать эту пропасть они не могли. Может быть, мы создали её все сообща, а может быть, это вырвались на волю гигантские силы тьмы? И я ничего не могу с этим поделать — вот что самое страшное.
— Но ты их удержал! Остановил и обратил в бегство! Если бы не ты, они бы набросились на нас! Мне даже страшно представить, что бы они со мной сделали... Вам бы с Баттерсом повезло — вас бы просто убили!
— Не думаю. Это же творческая интеллигенция — а у них известно что за наклонности у всех. Так что просто убили бы тебя.
— Но ты не побоялся...
— Я и сейчас боюсь. Я боюсь стать таким! Я не ангел и никогда им не был, я творил многое — но право же, я никогда не переступал некую ГРАНЬ. Я всё могу понять. Можно украсть 50 миллионов государственных денег, на остаток слепить жуткую халтуру — но, блин, зачем гадить на свою страну? Зачем срать на величайший подвиг предков? Зачем мазать дерьмом всё, до чего только можешь дотянуться своим поганым языком? А знаешь, что самое ужасное — я понял, насколько тонка ГРАНЬ, отделяющая меня от таких нелюдей! Я боюсь стать таким! Я заглянул в бездну — и увидел в ней своё, пусть и гротескно преувеличенное, отражение!!!
— Ты не станешь таким! Только не ты, нет! Это какой-то адский кошмар!
— Я считаю, что ада не существует. — отрезал Картман. — Ада нет. Есть рай — и есть наш мир. Или-или. Поэтому, коль уж мы попали сюда, то сам мир переделывает нас, захватывает — и пересоздаёт по своему образу и подобию, лепит скверную копию далеко не блестящего оригинала. А кто не желает лепиться — того ломает. Медленно. Постепенно. Сначала тебе кажется, что ничего не меняется. Но постепенно в тебе поселяется некое чувство — как заноза, как камушек в ботинке, как мелкая хроническая болезнь, вроде насморка. Тебе все время кажется, что ты что-то потерял, или забыл, или оставил, и надо срочно вспомнить — что именно, где, когда... Что надо вернуться и подобрать, а то будет поздно. Но ты не можешь вспомнить и поэтому чувствуешь себя все хуже и хуже. Чего-то не хватает — чего-то неуловимого, трудноописуемого — но предельно, жизненно важного. И постепенно мир вокруг тебя начинает тускнеть. Краски становятся блёклыми, звуки теряют глубину. Мир становится... некрасивым. Вернее, ты перестаешь видеть красоту, но пока еще об этом не догадываешься. А потом ты теряешь связь с миром; он уже сам по себе, отделяется от тебя и идёт своим путём, а ты как будто остаешься на обочине. Ничто тебя не радует. Ты один в серой, тоскливой, отвратительной пустыне. И вот тут ты обнаруживаешь, что там, в этой пустыне, в которую превратился мир — творить невозможно. Там просто не из чего творить. И жить в ней — тоже незачем.
— Нет! Но нельзя же вот так...
— Именно так и надо. Скажи: ну ради чего мне жить?
— Ну как же... На свете много чего есть! Высокие горы, синие моря, зеленые острова. Как же уйти, ничего толком не посмотрев, не попробовав? Творец создал столько всего, интересного!
— Самое главное — Он создал людей, создал свободными и бесстрашными. И, может быть, невольно — передал им часть собственного трудного опыта: он создал людей готовыми вырастать из тесной оболочки. Он создал людей способными на большее, на... совсем большее. Быть больше, чем ты есть. Стремиться к невозможному. Он дал им способность вырваться. Выйти за грань. Перешагнуть предел. Он создал человека по своему образу и подобию. Он создал человека равным себе.
Картман сделал паузу и вновь заговорил, всё быстрее и быстрее.
— Я это понял, но... слишком поздно. Или слишком рано? Не знаю. Это большая власть, огромное искушение... и громадная ловушка. Обретя всемогущество, я разучился желать — все мои желания мгновенно сбываются. Для меня нет целей — они осуществляются в момент появления. Для меня нет тайн — я знаю ответ сразу после формулировки вопроса. Я всё могу — но ничего не хочу. Я научился творить — но потерял то, ради чего СТОИЛО заниматься творчеством. Я научился побеждать — но не умею испытывать азарт борьбы и радость победы. Я научился существовать в этом паскудном мире, но полностью разучился делать то, чего так никогда хорошо и не умел — жить.
— Какой ужас... Ужаснее этого я ничего не видела, ничего! Ты лишен всего. Жизнь и смерть. Радость и тоска. Любовь и дружба. Ничего этого нет!
— Я чувствую отголоски. Когда кто-то рядом, я могу ощутить тень сильного чувства. Докричать твою злость. Доплакать твою тоску. Домыслить твою ярость. Доненавидеть, дострадать... Долюбить!
— Долюбить... Эрик, а помнишь тот поцелуй, на дебатах по поводу флага? Разве ради этого — не стоит жить?
— Конечно, помню. Это было самым лучшим, самым прекрасным... Но разве у меня есть шанс повторить?
— Конечно, есть! Я тебе намекаю об этом целый день!
— Постой! Ведь получается, что я вырываю твой поцелуй чуть ли не шантажом?
— Глупец! Именно так с нами и нужно! Не веришь мне — хотя бы почитай, что Дюма об этом писал!
— Так, у меня в досье об этом написано! "Луиза, вы можете теперь идти. Пять минут истекли. Но вы — моя последняя надежда, последнее, что меня привязывает к жизни. Если вы уйдете отсюда с тем, чтобы никогда больше не вернуться, я даю вам честное слово, слово графа, что еще не закроется за вами дверь, как я пущу себе пулю в лоб."
— Александр Дюма знал женщин!
— Но я же толстый и вообще...
— Ты не понимаешь. Когда они стали вокруг нас... это был такой неизбывный ужас... я звала на помощь, кого угодно: ангелов, бога, судьбу — но никто не откликался. И в голове у меня стало темнеть, я чувствовала, что сейчас упаду и умру! А потом пришёл ты. Ты был такой уверенный, такой спокойный... И ты был прекрасен. Ты сиял, как Солнце, и мне уже не было темно. Я звала Судьбу, а пришёл ты. Иди сюда, дурак ты эдакий!
— Похоже... я действительно дурак. Как же я сразу-то не заметил тебя... Где были мои глаза?
— Ну так чего же ты ждёшь? Поцелуй меня!
— Намёк понял! — Картман улыбнулся. — Вэнди! Моя жизнь без тебя покатится под откос!
— Не может быть!
— Алкоголь...
— Нет!
— Наркотики...
— Только не это!
— Концерты Киркорова!
— Это уж слишком! Я этого не допущу! Иди сюда... подставляй губы... Вот так... Да-а-а... Люблю!
Через некоторое время.
— Ух ты, красотища-то какая!
— Спасибо, мне очень приятно...
— Да я не про тебя. Обернись — Солнце восходит! Никогда не видел ничего прекраснее!
— Ты вновь обрёл способность воспринимать красоту! Ты молодец!
— Вэнди, ты извини, что я сразу не понял твои намёки...
— Да ничего, Эрик... Ты очень быстро сообразил! По сравнению с некоторыми...
— А долго Стэн соображал?
— Он не сообразил до сих пор. Хотя я ему намекнула чуть ли не открытым текстом: "Стэн, приходи завтра ко мне в комнату. И если ты меня найдёшь, я буду твоя" — сказала я ему.
— А если не найдёт?
— "А если не найдёшь, я буду в шкафу" — намекнула я ему.
— И он как — нашёл?
— Не-а.
— Неужели забыл в шкафу поискать?
— Хуже...
— Не нашёл твою комнату?
— Ещё хуже...
— Забыл где ты живёшь и дом не нашёл?
— Намного хуже! К нему пришёл Кайл с какой-то игрой — "Gay Hero", что ли... И он вообще никуда не пошёл.
— А, эта их игра "Guitar Queer-o"! ("queer" — англ. "гомосексуалист". Картман намекает на эпизод 1113, который и называется "Guitar Queer-o" — прим.Водяного.)
— Я так и сказала.
— А вот и мы! — Кайл едва дышал, ведь Стэна ему пришлось тащить на себе.
— Здравствуй, Кайл, — усмехнулся Картман. — А мы тут как раз о тебе говорили!
— Вот, Эрик, держи! Я купил! — Баттерс вручил Картману стопку бумаг. — А вот сдача — 15 центов.
— Отлично! — Картман спрятал бумаги в рюкзак, а сдачу аккуратно ссыпал в нагрудный карман. — Знаете, что это? Это акции компании "Майкрософт"! За десять лет они невероятно подорожают, и я разбогатею! В отличие от Кенни, который никогда не станет богатым. Кенни? Кстати, а где Кенни?
— О боже мой, вы потеряли Кенни!
— Сволочи!
— Кенни погиб из-за водки, — пояснил Клайд. — Мы ничего не смогли сделать.
— Хотя я мстил ей как мог! — вскинулся Стэн. — Столько рюмок полегло... и сейчас окажется в земле! Пацаны, а где здесь туалет?
— Перед тобой, — Картман кивнул в направлении озера. — Давай, приступай!
— НЕТ! — огромная волна обрушилась на берег, и вслед за ней выпрыгнул Водяной — злой как некормленый чёрт и жёлтый, как... ну например, лимонад.
— О! Вас-то мне и надо. — Картман потёр руки. — Давайте, открывайте Дверь между временами!
— Не так быстро! — Водяной грозно нахмурился. — Вы сначала должны доказать, что усвоили урок! Иначе я не имею права вас пропустить.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
