Дом на краю

— Я давно не была с мужчиной, — сознавая, насколько глупо и не к месту, но все же сказала. — Мы с Толиком последний год не жили как... как семья. — И застыла, страшась непонятно чего.

Владимир наоборот расслабился, обжег дыханием кожу сквозь футболку и, кажется, улыбнулся. А затем на место лба пришли губы, и рука продолжила путешествие по оголенной спине, поднимаясь все выше и выше.

Я запрокинула голову, открывая доступ к шее, и охнула от неожиданности, взмыв в воздух.

— Ты куда? — когда он направился прочь из комнаты.

Владимир улыбнулся:

— Собираюсь проверить, закрыта ли входная дверь — ты никогда ее не запираешь, а совсем скоро нам будет не до нежданных гостей вроде твоей сестры или племянника. — Он подмигнул, а когда я зарделась, остановился и со словами "такая румяная" впился в губы, теперь уже без всяких проб, просьб и сомнений, напористо и немного жестковато, будто клеймил.

Постепенно мы добрались до "холодной". Это заняло некоторое время: Вовка чередовал шаги с поцелуями.

Уже там я поинтересовалась:

— А не проще было оставить меня на диване? Быстрее вышло бы.

— Ни за что! — Он еще раз отвлек нас обоих до спертого дыхания, и уже потом занялся дверью.

Я хохотала едва ли не до слез, когда Владимир в полуприседе, на ощупь пытался справиться с изредка заедающим замком и поминал того недобрым словом, обещая завтра же выбросить на помойку. И позже, когда, скрипя зубами, он прыгал на одной ножке, потому-то, спасая мою голову от удара, сам напоролся мизинцем на косяк. А потом веселилась и жалела обиженку, осыпая поцелуями лоб, щеки, плечи, покуда Вовка не решил, что этого ему недостаточно, и не взял инициативу в свои руки. Тогда нам обоим стало не до смеха.

Этой ночью я просыпалась не единожды: от того, что Вовка ворочался (отвыкла), закидывал на меня руки, передвигал ради собственного удобства, но ни разу причиной моего пробуждения не стали кошмары, что было приятным исключением.

Утром я вновь проснулась благодаря Вовкиным усилиям. Его руки блуждали по моему телу, выписывая замысловатые узоры, и оно откликалось мурашками, сладостной негой, томлением внизу живота. И совершенно не хотелось думать, открывать глаза, прерывать удовольствие.

— Привет... — стоило мне запустить пальцы в его волосы, чтобы удержать на уровне груди.

Я не смогла ответить, ибо задохнулась, ощутив влажное касание, и застонала, когда зубы чуть прикусили кожу.

В отличие от меня, Владимир был вполне способен на разговоры, и принялся делиться, чередуя мысли с поцелуями.

— Я смотрел на тебя... Такую безмятежную... Красивую... И не мог просто лежать рядом... А ты улыбалась во сне... И вздыхала, когда отстранялся... И стремилась ко мне, как сейчас...

Он убрал руку, демонстрируя мне реакцию собственного тела, а я неосознанно выгнулась, стремясь сохранить соприкосновение, приподняла бедра, желая вернуть жар его пальцев.

Но Вовка рассудил иначе — вместо нежных касаний подарил нечто еще более сладостное.

Я заметалась, застонала, не понимая, чего хочу больше — отстраниться или прильнуть сильнее, и оказалась вжата в диван с раскинутыми в стороны ногами, а он творил сказку... Мою личную сказку, когда взмываешь ввысь, чтобы познать небеса и там взорваться, а затем с криком рухнуть куда-то и раз за разом переживать момент полета, разлетаться на части и собираться вновь, становиться собой и заново распадаться на молекулы — счастья, страсти, благодарности.

Словно виртуозный музыкант он проник в меня, едва натяжение струн внутри стало ослабевать, и вновь довел мелодию страсти до крещендо. Сплетение тел, слияние губ, толчки-аккорды, и я рассыпаюсь на осколки, принимая в себя свидетельство его нужды во мне. И кричу при последнем погружении — насыщенная, опаленная, принадлежащая ему, потому что никогда, ни разу в своей жизни не испытывала ничего подобного. Потому что это больше, чем просто секс.

А потом мы мыли друг друга, сооружая пенные башенки на разных частях тела. И готовили завтрак, используя не по назначению сливки. И проверяли на прочность кухонный стол, чтобы хохоча повалиться на пол, испугавшись стука в дверь. И обнимали друг друга, ожидая, когда непрошеный гость отправится восвояси. Жили лишь для того, чтобы любить.

К вечеру я созрела для откровений. Не потому что сама решилась, а случайно включила "ТНТ", где на тот момент показывали столь популярную среди народа "Экстрасенсы ведут расследование". И завязался разговор.

— Вов, а ты веришь в это?

Мы валялись на диване, после очередного "обмена жидкостями", как говорила Ленина Хаксли устами Сандры Буллок в фильме "Разрушитель" — один из нас, однозначно, ненасытен. Вовка просматривал какие-то бумаги, я развлекала себя просмотром телевизора. До этого момента.

— Во что? — опустив распечатки на живот.

— В это... — я ткнула пальцем на телевизор. — В паранормальные способности.

— Ну... скажем так, я их не исключаю.

— А ты когда-нибудь встречал таких?

— Встречал тех, что выдавал себя за таких, но реального подтверждения не видел. А что?

— В целом ничего. Просто...

— Просто? — он приподнялся на локте, ловя мой смущенный взгляд.

— Похоже, я тоже одна из этих, — торопливо, чтобы не передумать.

— Серьезно? — Вовка опустился обратно на диван. — Что ты имеешь в виду?

Он отреагировал достойно, можно даже сказать ровно, но я все же услышала хорошо скрываемый скепсис, и стушевалась.

— А-а-а... ничего. Все это ерунда, — вновь обратившись к телевизору, где вызывающе накрашенная женщина бродила по комнате со свечой в руках, то и дело закатывая глаза и что-то бормоча. Я попыталась представить себя на ее месте — не получилось.

Тем временем Владимир завозился, выпутываясь из пледа, повернулся на бок, сбросил бумаги на пол и пристроил пятерню на мой живот.

— Яр...

— А? — не отрываясь от экрана.

— Ну ты чего? — заискивающе. — Не дуйся.

— Я не дуюсь, — невольно заулыбнувшись.

— Расскажешь?

— Что рассказать?

— Обещаю быть хорошим мальчиком, слушать внимательно и не смеяться, — с просительными интонациями.

— А ты так умеешь? — Мы встретились взглядами.

— Естественно! Перед тобой самый лучший слушатель на свете! — нарочито клятвенно, но смотрел вроде бы заинтересованно.

Я погнала прочь неуверенность. Поделиться безумно хотелось, ибо хранить подобное в себе тяжело. Да и мысль о том, что мои сны могут помочь приблизиться к разгадке убийства улыбчивой девушки с листовки "разыскивается" настырно свербела внутри.

— Не расскажу, покажу, — решилась я и, убрав с живота его руку, соскочила с дивана. Почему-то казалось, что написанное Вовка воспримет быстрее и лучше, нежели очередное словесное упоминание о снах.

Но на обычном месте — за пальмой дневника не оказалось. Я вернулась в "общую", задумчиво хмуря лоб. Куда дела?

— Что-то не так?

— Да, нет... — изучая поверхности на предмет зеленой обложки. — Куда-то положила... Вспомнила! — и помчалась на кухню, слыша, как он поднимается. Заинтересовала! Но и там застыла в недоумении, глядя на пустой стол.

— Яр?.. — Владимир притопал следом.

— Ты не видел мой ежедневник?

— Нет вроде. А...

В дверь забарабанили. Не сговариваясь, мы развернулись к "холодной", а затем пересеклись взглядами. Вовка окинул меня выразительным: слипы и майка — весь наряд.

— Оденься, я открою. — Мужчина может себе позволить показаться на людях в шортах, с голым торсом.

Меня не было около двух минут — найти домашние шорты в устроенном нами бардаке непростое занятие, а когда вернулась, увидела в доме людей в форме и онемела, услышав:

— Могу я хотя бы одеться?

— Можете. Только без глупостей. Леша... — Вчерашний знакомец — Дима. Я узнала его сию секунду. Еще двоих полицейских видела впервые.

— Без глупостей, — Владимир бесстрастен. Направляясь в жилую часть дома, оглядывается конвоира.

— Вов, что происходит? — Я отступила, чтобы освободить проход.

— Все будет хорошо, не волнуйся, — мимолетом коснувшись моей щеки, но натужная улыбка говорит об обратном.

— В чем дело? Что опять вам от него надо?

Я направилась к Дмитрию, но напоровшись на безразличный взгляд, остановилась.

— А вы, собственно, кем приходитесь задержанному? — словно видел впервые.

— Задержанному? — внутри все оборвалось. Как устояла на ногах, одному Богу известно. — За что?

Меня все также бесстрастно изучали, и пришлось лихорадочно соображать. Обозначить свою принадлежность Владимиру показалось правильным, и я соврала:

— Невеста. Я его невеста. А почему вы спрашиваете? — не в состоянии скрыть дрожь в голосе.

Во взоре служителя закона промелькнуло что-то вроде сочувствия, но в голосе, когда заговорил, такового не было. Только жесткость.

— Ваш жених подозревается в убийстве.

Нам не дали поговорить, попрощаться. Вовку увезли, а в доме устроили обыск. Я пребывала в полнейшем ступоре и лишь мельком глянула на врученную мне копию постановления, безропотно позволив переворачивать все вверх дном. И лишь на осуждающие взгляды соседей реагировала ожесточенным:

— Владимир не виноват!

Когда вандалы в погонах, забрав с собой Вовкин ноутбук, документы и понятых, убрались восвояси, я первым делом бросилась к сестре. Звала, барабанила в дверь, стучала в окна — безрезультатно. Сотовый Ольги также молчал — "абонент вне зоны доступа" докладывал безучастный ко всему автоответчик.

Вернувшись на бабушкину половину, я, сухо всхлипнув, рухнула на колени в "общей" и долго смотрела на разобранный диван. Слез не было. Вернее были где-то внутри, но выливаться не желали — рвали душу. И думалось только об одном — о вчерашнем плохом предчувствии, которое я, глупая, не смогла правильно трактовать.

Глава 14

Два дня я мучилась в неизвестности, обивала пороги, пыталась взять штурмом кабинет следователя, а потом ревела, обнимаясь с Вовкиной подушкой, и терроризировала сотовый в попытках дозвониться до сестры, которая словно в Лету канула: гудки шли, но абонент не отзывался.

На третий день мне, наконец, удалось встретиться со служителем закона. Случай помог — столкнулись у входа в полицейский участок. И благодаря собственной настойчивости, я оказалась приглашена в кабинет.

— Владимир не мог этого сделать. Он не убийца, он ученый! — я прикладывала максимум усилий, чтобы говорить спокойно, и, тем не менее, иногда не сдерживалась и повышала тон. Даже принятое перед выходом успокоительное не помогало. — Вы же прекрасно знаете, что он специализируется на... на сектологии, пишет докторскую. Конечно Владимир мог бывать на кладбище. Я тоже бывала, но ведь это не говорит о моей причастности к смерти Полины!

Меня словно не слышали.

— Следствие разберется, — безэмоционально.

— И сколько оно будет разбираться? Да, поймите вы, Владимир невиновен!

— Все так говорят. Знаете, сколько с виду порядочных людей оказываются преступниками?

— Вовка не преступник!

— Ярослава Витальевна, это, конечно, замечательно, что вы настолько верите в своего жениха, но есть улики, показания свидетелей. От них никуда не денешься.

— Какие улики? Какие свидетели? О чем вы?

— Я не имею права раскрывать вам эту информацию. Вы даже не родственница.

— Но...

— Давайте, вы не будете отнимать мое время и позволите спокойно работать. Если ваш жених невиновен, мы обязательно найдем этому подтверждение, а пока... Будьте добры. Вас вызовут для дачи показаний, тогда и поговорим. — Мне вежливо, но неуклонно указали на дверь.

Понимая, что еще немного и разревусь прямо на глазах у этого сухаря, я поднялась, но уйти не смогла и еще некоторое время переминалась с ноги на ногу, не представляя, чтобы такого сказать, дабы пробиться сквозь стену отчуждения. И, видимо, проняла, потому что на выходе меня остановили.

— Ярослава Витальевна, не переживайте вы так. Разберемся. А пока соберите передачу для жениха — сменная одежда, щетка, паста, я распоряжусь, чтобы приняли.

Как известно, беда не приходит одна. После обеда объявилась Ольга. Позвонила.

— Яр, прости, что не отвечала, не перезванивала. Не хотела портить вам медовый месяц, — услышала в телефонной трубке.

— Нечего портить, — отозвалась я, пребывая в эмоциональном ступоре. Сбор посылки для Вовки вновь спровоцировал рыдания, и сейчас безумно болела голова.

— Как это нечего? Вы что, так и не...

— Лель, вы где? Я тыщу раз звонила, — не желая вспоминать о том, что было. Больно.

— Мы? Мы в Саратове, в больнице. Мама упала с крыльца, расшиблась. Ты только не переживай. Ничего страшного. Кровоизлияние, слава Богу, не подтвердилось! Яр, а что у тебя с голосом? Ты заболела?

Я прокашлялась и постаралась взять себя в руки, понимая, что Ольге сейчас не до моих проблем.

— Нет. Со мной все хорошо. Как тетя Люба? Почему в Саратове?

— Говорю же, подозревали кровоизлияние, думали оперировать придется, и решили сразу в областную. Благо обошлось. И маме уже лучше, сегодня бульон пила.

— Все равно... Нужно было предупредить. Да и Свята зачем с собой? Ему и так не просто.

Сестра рассмеялась.

— Я хотела предупредить, только мне не открыли, — напомнив о валянии под столом. — А за Святослава не переживай. Он сам со мной вызвался. Удивил, конечно, но... Ладно, давай не будем о грустном. Ты мне лучше скажи, как там наш огненный мальчик? Правду говорят о темпераменте рыжих?

— А что говорят? — все еще думая о том, как бы стравлялась, не захоти племянник отправиться с матерью.

— Ярка, не тупи! — хихикнув. — Вовчик с задачей справился? Хороший любовник? Удовольствие доставил?

— Леля... — помимо воли глянув на диван. Но вдаваться в подробности я не собиралась. — Как думаешь, вы надолго? Может Святослава забрать? — Не могла не предложить. — Вы, вообще, где остановились?

— Зараза ты, Ярка. Придется и дальше погибать от любопытства, — пожаловалась сестра, но муссировать тему не стала. — У меня здесь знакомая квартиру сдает. Пустила. А когда вернемся, не знаю пока. До выписки точно пробуду. Может дольше, если мать к нам не уговорю. Представляешь, какая мстя на работе получится? Пусть без меня попашут!

— Ясно. Ты только, пожалуйста, не пропадай больше. Звони. Не хочу еще и за вас волноваться, — сама не поняв как, оговорилась я.

— Стоп-стоп-стоп! Что значит "еще и за нас"? И, вообще, мне кажется, или ты чем-то расстроена? Яра! Не смей бросать трубку! — предугадав мое намерение.

Пришлось схитрить:

— Лель, ты пропадала неизвестно где целых два дня. А теперь говоришь, что тетя Люба в больнице. Конечно я расстроена. Как иначе?

Сестра не купилась:

— Не верю! Ну-ка быстро говори, что у тебя случилось?! Что-то с Вовкой?! Вы поругались?!

— Нет, мы не ругались. Все было очень хорошо.

— Было? Что значит — было?

И я сдалась. Не могла больше держать в себе.

— Лель, Владимира арестовали. Его подозревают в убийстве! Я не знаю, что делать?! — прорвало. Я заметалась по комнате. — Мне ничего не говорят. Не дают с ним увидеться. Мне...