Чёрный пёс Элчестера. Часть вторая.

С весной пришли новые заботы. Фрэнсису пришлось замазывать трубу и заменять подгнившие за зиму доски. Мили вымыла окна, просушила и проветрила все вещи и постели. Приставив лестницу, оба залезли на чердак и впервые тщательно его осмотрели. Мили выскребла оттуда горы пыли и паутины, распахнула чердачное окошко — и дом словно облегчённо вздохнул, когда солнечный весенний свет наполнил все его тёмные уголки.

— Знаешь, тут вполне можно сделать ещё одну горницу, — заметила Милица. — А если сложить ещё одну печь, то даже и спальню... Для гостей, или детскую...

Граф с восторгом поддержал эту идею, и судьба чердака была решена.

— Сейчас начало весны. У нас хватит времени, дорогая. Если я не буду сидеть сложа руки...а я не буду... — мурлыкнул он, заключая её в объятья, — то к холодам наш дом превратится в роскошный двухэтажный дворец!

— Только не забудь построить внутреннюю лестницу на эту верхотуру! — смеялась ведьма.

Следовало утеплить конюшню, наточить проржавевшую косу, чтобы к травостою было чем запасать корм для коня, раздобыть грабли...

— А ещё нам надо своё молоко! — заявил однажды молодой хозяин. — Я всю зиму мечтал о свежем молоке, хотя твои настои и отвары восхитительны...

— Значит, нужна корова! — усмехнулась Милица. — И тогда, мой дорогой, будет тебе не только молоко! Будет и масло, и сметана... А сыр! Я делаю замечательный сыр!

— Тогда нужны и поросята! — подхватил Фрэнсис. — Нет ничего лучше к столу, чем копчёный свиной окорок...

— ...и жареная птица! — продолжила Мили. — Тогда нам и курятник нужен... И поле, чтобы своё зерно было...

— Тут неподалеку есть какое-то заброшенное поле, — невинно заметил юноша. — Раньше там, похоже, росла пшеница. Ещё у тех хозяев, что жили тут до разбойников...

— Хлеб на засев можно купить, — улыбнулась волшебница. — Всё можно купить. Деревня же неподалёку! Дойти до дороги, и там часа два...помнишь, тот волколак говорил? Туда и обратно пара дней...

— Так мы съездим? — улыбнулся Фрэнсис. — И моя хозяюшка поможет мне выбрать? Потому что, увы, графы не разбираются в крестьянских премудростях...

— Поможет, поможет! — смеялась Милица, запрокидывая голову.

Оба словно позабыли о том, что их ждёт дорога, что давным-давно открыты перевалы. Куда интереснее оказалось обсуждать, что они ещё могут вместе сделать для своего дома...

Это действительно был их дом, с которым они сжились, о котором заботились и который украшали. Дом, что полюбил их и не хотел отпускать. Мили устроила во дворе прелестный цветник, купив в ближайшем городке какие-то незнакомые Фрэнсису семена, когда молодые люди бродили по рынку, выбравшись за покупками. Фрэнсис нагрузил Уголька большими головками сыра, связками пахучих колбас и двумя мешками зерна. И не удержался, порадовав Мили серебряными серьгами.

— У нас будет волшебный урожай! — смеялась колдунья. — Не хватало ещё, чтобы мой рыцарь пахал и сеял! Я сама этим займусь...

— И это будет, как в сказке, за одну ночь?

— Урожай за одну ночь не обещаю, но колосья взойдут!

Рукам Милицы откликалось всё, что растёт и цветёт. Травы наливались силой, если она прикасалась к их семенам; пшеница заколосилась золотой волной, словно озимые, всю зиму ждавшие весны; цветы распускали яркие головки, и вокруг них вились пушистые шмели. Вновь свежие пучки колдовских растений протянулись гирляндами под потолком, на молодых грядках во дворе набухали овощи, созревая за ночь...

Вся природа радовалась Милисенте и ластилась к ней.

...Было лучистое тёплое утро, когда солнце, пронизывая рассеянную дымку голубого воздуха, золотит пух юной листвы и душистых ивовых серёжек.

— Я хочу пойти сегодня на наше место! — с улыбкой попросила Фрэнсиса Мили.

"Нашим местом" они звали вершину скалы на той стороне пропасти, разделявшей долину.

— Надолго? — оживился Фрэнсис.

— До самого вечера! — весело ответила девушка. — Если ты не против, то я складываю еду в корзинку...

— И ты ещё спрашиваешь!

Рыцарь рассмеялся, обнял и закружил Милисенту. И её пышные волосы тяжёлыми волнами упали на его грудь и плечи.

— Знаешь, зачем мы туда пойдём? — шепнула она.

— Боюсь поверить.

Милица покраснела и уткнулась лбом в тунику любимого, пряча смущённую улыбку.

— Ты прав. Я хочу, чтобы это случилось там, где небо совсем рядом, и откуда видно наш дом... Мне всегда хотелось лежать рядом с тобой в траве на краю пропасти, и смотреть в небо, где кружат орлы. Потому что в твоих объятьях мне кажется, что я сама летаю...

— Счастье моё, — Фрэнсис нежно прикоснулся губами к её лбу. — Поверишь ли, мне всегда хотелось того же. Быть с тобой там, на древних камнях, высоко над долиной, где ждет нас дом... Но осенью и зимой, увы, такие мечты были неосуществимы...

— А сейчас мы пойдём туда, чтобы позвать в этот мир новую душу... — зачарованно прошептала волшебница. — Да, эти две мечты должны были осуществиться только так... Только вместе...

— Ты давно не пьёшь траву? — осторожно спросил юноша. — Первый день?

— На самом деле её срок кончился около недели назад. Но... — девушка покраснела. — Скажи, родной, ты имеешь понятие о том, что у женщин есть такие...особенные дни...

— Когда им нельзя посещать церковь? — с усмешкой уточнил он. — Когда они бывают нечисты? Конечно, имею. — И с шутливым недовольством проворчал: — Ещё бы я не имел, когда десять дней назад ты к себе и пальцем не давала притронуться! И так раз в месяц...

— Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос. Первую неделю после этих дней глупо даже думать о ребёнке! К тому же могло ещё сказываться действие зелья... А сегодня, я полагаю, можно попробовать, милый! Если ты не передумал...

— Я?.. Так, быстро собирайся, и идём! — Фрэнсис сграбастал свою ненаглядную в охапку, быстро поцеловал в губы и вручил корзину. — Там должна быть еда, и побольше! Потому что нам придётся потрудиться, золото моё!

Сборы не заняли много времени. Больше отняла дорога: через звенящий от брачных песен птиц лес, через хмельные от солнца весенние луга в мелкой россыпи цветов, где Милица собирала букеты и плела венки...

Ели тихо качали в вышине мохнатыми лапами, осыпали пушистую мелкую порошу белые соцветия рябин, молодой папоротник цеплялся за ноги — в сырых низинах, где рокотала река, перекатывая гальку прозрачными холодными волнами.

Тут, у брода, они наполнили фляжку и перебрались по камням на обрывистый крутой берег. А дальше — по скалам и валунам, вверх и вверх, к щедрому теплу солнца, к высушенной его дыханием макушке горы.

Плоскую площадку густым ковром покрывали длинные золотые пряди прошлогодней сухой травы. Сквозь них начинала пробиваться нежная молодая травка, и золото ушедшего сливалось с ярким изумрудным горением нового...

Неприступная скала, вздымавшаяся над головами, источала тепло, как печка. Ветер, прилетая из долины, нёс свежесть и тонкий аромат цветущей ивы. Воздух лучился голубой дымкой, словно в нём растворилось солнце.

Отсюда их дом казался совсем крохотным, а окружавшие его постройки — не более чем россыпью детских кубиков.

— Какое всё же чудесное место... — тихо вздохнула Милица, опуская корзинку с едой на землю. Фрэнсис расстилал на траве плащ.

— Ты так говоришь, родная, словно прощаешься с ним.

— Фрэнки... — вздохнула Мили. — Что бы мы ни говорили о втором этаже, о хозяйстве и поле...мы же оба понимаем, что это мечты. Сказанные вслух мечты. Потому что и тебе, и мне нельзя остаться. Потому что мы должны уйти. И мне больно... Я привязалась к нашему дому, а он привязался к нам...

Она села на плащ и долго задумчиво смотрела в долину. Фрэнсис сел рядом и обнял её за плечи.

— Скажи мне, дорогая, а почему ты ждала весны? Если бы мы решились зимой, миновала бы уже треть срока! У меня были свои соображения, но мне интересно, совпадают ли они с твоими...

— Ну, как же, Фрэнки... — немного растерянно проговорила Милица, изумлённо глянув на рыцаря. — Весной по горам можно пройти дальше, в альпийские долины. И ты прав: понеси я в декабре или, того лучше, в ноябре, прошла бы уже треть срока, и мне с таким животом отправляться через перевалы? Как ты себе это представляешь, дорогой? А сейчас мы быстро доберёмся до места, и никто даже не заподозрит, что ваша спутница, сэр рыцарь, беременна! Думаю, мы успеем за первые три месяца, когда о будущем ребёнке знает только мама! — девушка улыбнулась. — И очень часто не подозревает даже папочка!

— Полагаю, не в нашем случае? — шутливо нахмурился Фрэнсис. — Потому что, счастье моё, мы никуда отсюда не уедем до тех пор, пока не будем уверены, что у нас получилось...

— Я согласна, дорогой, тут нам не о чем спорить! — рассмеялась Милица.

— А теперь подумайте, моя леди. Я знаю, что вы носите моего ребёнка. И вы полагаете, что я потащу вас через горы?..

— Но первые три месяца вполне...

— Даже не думайте, моя госпожа! — он поцелуем закрыл Милице рот и, обняв, осторожно уложил на плащ, а сам устроился рядом.

— Но, Фрэнки... — Мили теряла ясность мыслей, потому что пальцы любимого уже скользили по её телу. Она подняла руки над головой, и Фрэнсис, подчиняясь этой безмолвной просьбе, снял с неё одежду.

Прикосновение прохладного ветра и жарких лучей к коже... Нежные ладони мужчины... В глазах Милицы всё туманилось от неистового желания.

— Ты что-то хотела сказать?.. — с усмешкой полюбопытствовал лорд.

Милица лихорадочно, почти яростно, развязывала его блио, пока он губами ласкал её лицо и шею, и, справившись со всеми крючками и завязками, отшвырнула подальше. Из туники и штанов граф высвободился сам.

Девушка тут же обвила его руками, приникла к тёплому телу, принялась целовать с жадностью трёхлетнего воздержания, и этот огонь почти мгновенно передался мужчине. Они покрывали друг друга поцелуями, нежно прикусывали соски, лизали шею, грудь и живот...

— Фрэнки... — умоляюще прошептала она. — Ну пойми... Малыш родится зимой, в январе. Наверное, после Крещения... И даже если бы и не зимой... Ребёнок должен окрепнуть. Это значит, если мы не уйдём сейчас, мы останемся здесь ещё на два года. На два года, родной!

— Ничего подобного, — нежно возразил Фрэнсис. — Самое меньшее, на четыре. Ты согласна остаться здесь на четыре года?

— На четыре года? — Милица задержала дыхание, обнимая Фрэнсиса за шею. Он бережно и игриво ласкал её, ожидая ответа. И девушка нежно привлекла любимого к себе, позволяя ему проникнуть в тёплую ждущую глубину.

— На четыре года, — сама ответила она, открывая свои губы навстречу его губам.

Утолив первую страсть почти мимолетным, нежным соединением перед долгой любовной игрой, они легли рядом, и Фрэнсис гладил спину своей ненаглядной.

— Мили... — тихо заговорил он. — Ты можешь не соглашаться... Но если года через три я попрошу тебя ещё об одном ребёнке?..

— И мы останемся здесь, в общем, где-то лет на семь? — хмыкнула она в сложенные подушечкой подо лбом руки.

— Если ты не против...

Она рассмеялась, повернувшись навстречу его рукам.

— Фрэнки, милый! Ну какой же ты странный! Конечно же, я не против! Провести ещё целых семь лет, как эти чудесные месяцы. Рядом с тобой... Я ведь люблю тебя, нежный мой! Носить твоих детей... Видеть, как наш сын учится ходить, услышать, как впервые заговорит... И сейчас знать, что я принимаю тебя, чтобы родить нашего первенца...и впереди почти десять лет...это совсем не то, что думать: "Возможно, этот ребёнок единственное, что останется у меня от человека, которого я люблю всем сердцем!"

— А у нас будет сын?

— Да. Обещаю как ведьма! — рассмеялась Милица. — Твой наследник... Такой же Козерог, как ты. Такой же умный, гордый и благородный! Я выбрала эти апрельские дни ещё и поэтому... А второй родится девочка.

— А как же твоя мечта о парижских колдуньях? — пробормотал юноша, сам не смея поверить своему счастью.

— Магии можно учиться где угодно. Получалось же у меня как-то до сих пор и без Парижа!

— Да уж! — не удержался от смешка Фрэнсис, вспомнив ёлку.

— Я шла к ним, потому что мне некуда было больше идти, Фрэнки. Я надеялась найти там друзей и поддержку, найти новую семью. Зачем мне Париж, если мой дом здесь? Здесь мужчина, которому я нужна, нужны мои дети... Так зачем мне куда-то бежать? Я с удовольствием осталась бы здесь навсегда!

— Родная... Я думал об этом в ту самую ночь, когда мы впервые разделили постель. И сказал тогда себе, что мечты неосуществимы... А теперь я считаю, что наша жизнь здесь, наши планы, наше общее будущее — единственная реальность, а всё остальное — глупый бред и фантазии! Я... Я просто не решался предложить тебе...

— Остаться здесь? — Милица широко распахнула глаза. — А как же Элчестер?

— Так ли уж мне нужен этот самый Элчестер? — Фрэнсис грустно и долго смотрел на Милицу. — Меня там никто не ждёт, никто не обрадуется моему приезду... Ты не хочешь входить хозяйкой в дом, который предназначался другой женщине... Мне лишь хотелось, чтобы моим детям был возвращён графский титул...и спасти своего брата! Но, в конце концов, это не самое важное... Не важнее моей семьи... Я никуда не уеду отсюда без тебя и детей. Ты... И они, ещё не рождённые... Я так хочу просто быть счастливым!

— Фрэнки... — Мили обняла юношу, прижала к себе — и он немедленно вновь вошёл в её тёплую, вздрогнувшую глубину. Влюблённые начали привычные слаженные движения, не прекращая серьёзного разговора. — Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив. А я счастлива просто от того, что ты рядом...

— Ты ведьма... Моя любимая ведьма... Первую ночь я отчаянно боялся, что ты понесёшь от меня... И безумно обрадовался твоему зелью, хотя всё равно опасался непонятной ошибки... Я так много думал о ребёнке: как бы я поступил, что бы делал, — что опасения как-то странно превратились в мечты. Помнишь, однажды ноябрьской ночью меня осенило, сколько времени мне уже не дают отвар? И вот тут-то до меня дошло, как я жажду услышать от тебя: "Я беременна"! Что ты ошиблась, забыла мне вовремя дать это треклятое снадобье... И тогда я понял, что мне не надо другой семьи.

— Родной... Если бы ты знал, как мне важно это слышать... Ведь что может быть обычней для рыцаря, чем натешиться с крестьянской девкой и бросить?

— Ты не девка, ты моя леди!

— Я даже сейчас немного боюсь... Чувствую себя, как в первый наш раз...такой беззащитной. Вздумай ты бросить меня, беременную...

— Прекрати болтать вздор! — рассердился Фрэнсис. — И прекрати меня обзывать мерзавцем! Честное слово, миледи, я этого ничем не заслужил!

— Прости! — Мили уткнулась в его плечо и полностью отдалась волнам наслаждения. Солнце обрушивало на них свои лучи, ветер свивал незримые покровы, древние камни вливали в их тела глубинную мощь земли, а внизу рокотала река, выплетая над ними радужную сеть брызг...

"Силой небесного огня, яростью неукротимого ветра, мудростью земных недр и чистотой первозданной воды, могуществом любви призываю я душу с надзвёздных путей! Откликнись на мой зов, наполни семя, изливающееся в меня, облекись плотью в моём чреве и обрети жизнь! Заклинаю тебя властью, данной мне Свет Несущим, да обретёшь ты мужское тело и мужской дух! Таинством любви и бытия заклинаю тебя, такова моя воля, да будет так!"