От красоты полученного перехватывало дыхание: почти распятие, по настоящему божественное. Мышцы все больше пронзало ледяными иглами. Фернандо огладил брата — по рукам, плечам, скользнул вдоль боков и по мышцам пресса. Мой... Зубы впились в собственное запястье — отогнать безумие и жажду растерзать. Тише...

Сняв со стены легкий кнут, примерился и первый удар опустился на спину Легрэ.

И Кристиан закричал, закричал вложив все несказанное в этот крик, все свое нетерпение, всю жажду отдать себя Фернандо, его жестокости и ярости, его демону. Теперь Легрэ стало до одури хорошо, и на лице, искаженном болью расцвела слабая улыбка. "Да, любовь моя... вот так... Бей меня. Бей, не щадя и не сомневаясь... Бей со всей силы, до крови".

Голос Кристиана прошел раскаленным прутом по нервам короля, выливаясь дрожью в мышцы, окрашивая красным глаза. Внешне судорожные взмахи — и на спине мужчины расцветают алым три параллельные полосы. От правого плеча к левой ягодице, чуть задевая ее. Шаг назад — красиво. Надо еще. Желанием стискивает до боли челюсти. Мой... Резкий удар с рваной оттяжкой внахлест на уже положенные.

И снова крик — пронзающий эхом подземелья так, что наверху наверняка стражники, несущие караул, содрогнулись в ужасе. И все из них представили, как судорожно дернулось тело под жалом кнута, как пальцы жадно ухватились за веревки, чтобы Легрэ не повис беспомощно в путах. В глазах у него потемнело, ноги подкосились, но Кристиан упрямо держался. Ребра его расходились от частого тяжелого дыхания, голова была запрокинута назад, волосы волнистыми змейками ниспадали в ложбинку между лопаток. Облизав пересохшие губы, Легрэ выдохнул:

— Еще...

Фернандо неслышно подошел:

— Заслужи, — язык аккуратно, нежно собирал необходимые капельки крови, кормя дьявола. Первая, вторая, третья... Внутри зарождается стон и буря. — Грудь для любви, спина для наказания, — пальцы обвели тавро, — для чего руки? — и сразу губы впились жестким поцелуем в рваную рану на левом плече.

Легрэ затрясло, и веревки в его пальцах жалобно скрипнули, когда удерживаемое ими тело дернулось. Эти вопросы, они так жестоки, так таинственно-страстны и этим сводят с ума.

— Для того чтобы брать, — слова рвались сквозь судорожное дрожащее дыхание, очень похожая на всхлипы. Кристиан весь сосредоточился там, где его ран касались губы любимого, боль текла по жилам вместо крови и нечем было дышать. — Прошу тебя...

— Нежный, я дам тебе шанс догадаться, — шепот на грани стона, когда отойти и оставить не представляется возможным. — Подсказка — я тебя очень хочу, — почти по слогам произнес Фернандо. Несколько слепых шагов назад — и удар опускается на левую руку Легрэ.

Кристиан вскрикнул, так сильно дернувшись в путах, что пальцы невольно выпустили веревку, успевшую стать влажной и горячей в его руках. Но больнее было сердцу, потому что Легрэ не знал ответа. Точнее знал, но вариантов было слишком много, и его мозг никак не находил самого нужного. Для дела... Для силы... Для того чтобы удержаться сейчас хоть как-то и не упасть в пропасть.

— Я... я не знаю, — губы Кристиана сбивчиво шептали слова и немели. — Для ласк... Фернандо.

— Для страсти, нежный, — губы опять собирали капли жизни, скручивая тело тугим узлом, язык уже беззастенчиво раззадоривал раны. — Любовь живет здесь, — король обхватил брата, прижав к себе и вызвав очередной вскрик, ладонь же опустилась напротив сердца. — За провинности мы обычно отвечаем эти, — он отпустил Легрэ и грубо ткнул рукояткой кнута в поясницу. — Руками же дарим страсть. Только глупцы думают, что страсть дарится только одним способом, — монарх опять прижался к мужчине, крепко обхватывая пальцами его плоть. — Так что, нежный, если вдруг в следующий раз попадешься в лапы моего дьявола, помни об этом, — слова сопровождались медленными тягучими движениями, призванными раззадорить и свести с ума, когда тело думает, что его обманули, не дав нужной страсти. — Держись, нежный... — слова остались нисходящим теплом в теле, а свист кнута опять разрезал воздух, в этот раз остервенело.

На этот раз Легрэ задергался в веревках отчаянно, словно муха в паутине, закусил губу и его начавшийся было крик сменился надрывным рычанием. Зубы прокусили кожу, но Кристиан даже не заметил, как по подбородку потекла тонкая струйка крови. Металлический привкус во рту Легрэ ощутил минутой позже, когда чуть очухался и понял, что прикусил губу.

— Господи, — тихо застонал он, сквозь зубы, и подумал: "Как же я люблю тебя! Тебя, Фернандо, чертов сукин сын!.. Надеюсь, ты трахнешь меня до того, как я отрублюсь по-настоящему..."

— Ты прекрасен, милый, — дрожащее белесое марево наползало со всех сторон, как будто знойный дрожащий воздух пустыни, в котором все кажется ненастоящим, миражом, за которым можно гнаться столетиями, бредя возможностью поймать чудо в свои руки. Сердце безумными ударами... Несколько ласковых, нежных поцелуев кнута, когда он только чуть касается кожи, жжет ее. Когда мышцы невольно сжимаются в ожидании настоящей боли, а ее все нет, это выливается дрожью и проклятиями наружу. И именно тогда на спину Кристиана обрушился еще один удар. Ноги Легрэ подкосились на этот раз по-настоящему и он, закричав, повис на веревках. Кристиан мысленно сказал себе, что надо встать, но ноги совсем не слушались его. Боль пульсировала в ранах, в ушах звенело, но странно затуманенным рассудком Кристиан вдруг осознал, что улыбается уголками губ, что он счастлив и любит этого Дьявола именно таким. И всего мало.

— Фернандо... ты чертов ублюдок, — нежно прошептал Легрэ, и это был самый настоящий комплимент королю.

Ответом послужил смешок и легкий удар, расчертивший ягодицы Кристиана пополам. Эта взбухшая полоса с выступившими алыми капельками заставляла кусать пересохшие губы в нетерпеливом ожидании, пока руки быстро и чутко ослабляли натяжение веревок. Мир сосредоточился только на одном, желанном как никогда. Когда тот оказался на коленях на полу, монарх опустился следом и, подхватив за бедра, потянул на себя. Руки, продолжавшие быть распяленными на веревках, прямая иссеченная спина, которую так хочется прогнуть в пояснице и услышать еще раз стон боли. И божественный дар крови, лучше всякого вина уносящей в другой мир. Еще раз собрать вкус...

Шнуровка шосс давно распущена, и Фернандо, придерживая любимого, принялся неторопливо входить в него. Этого хотелось давно, до дрожи в пальцах на последних ударах, и он не выдержал — резко дернулся вперед, дернув на себя Кристиана за бедра так, что скрипнули веревки.

— А-а! — крик был коротким, но таким сладостным, и в первый миг ягодицы Легрэ инстинктивно сжались, сопротивляясь вторжению. Пальцы попытались ухватиться за веревки надежнее, но получалось плохо, потому что от боли и напряжения дрожали руки. Легрэ рвано и шумно дышал и пот скатывался по позвоночнику мелкими каплями, смешиваясь с кровью. Все плыло вокруг, мир уходил во мрак, и только тело любимого оставалось реальным в этом непонятно чем. Внутренние мышцы Кристиана тесно обхватывали жаркую твердую плоть короля, тело противилось боли, но душа жаждала ее, просила, умоляла. Долгий протяжный стон вырвался из груди Кристиана, и он, преодолевая боль, толкнулся навстречу королю.

— Нежный, — шепот вторил странному рваному ритму, как будто Фернандо пытался сдержать себя на какой-то грани и не мог. Входил полностью, до конца, видя, как корежит болью и желанием тело любимого, и от этого терялся в общей жажде еще больше. Несколько движений и к ним присоединяется терзающая ласка от ногтей, входящих в кожу под самой разявленой раной, терзающих то тупой, то острой болью.

Сжимая зубы, Легрэ завывал от боли, то тихо, то почти хрипя. Его истерзанное тело, даже держась за веревки, стремилось упасть на пол, из затуманенных слезами глаз срывались крупные слезы и падали во мрак, на холодные каменные плиты пола. Кристиан мотал головой, входя в безумие все дальше. Он то резко и сильно поддавался навстречу Фернандо, то начинал слабо сопротивляться. Легрэ чувствовал Фернандо каждым нервом, каждой частичкой своей плоти — король въедался в него снаружи и изнутри дикой жестокой болью — все резче и сильнее с каждым толчком, выталкивая разум из бренной страдающей плоти. И вдруг блаженное безразличие хлынуло в Легрэ теплой волной. Он посмотрел перед собой, обвел камеру непонимающим взглядом, прикрыл глаза. Он висел в воздухе — маленький и легкий, словно перышко, едва ощущая, как собственное семя течет по внутренней стороне бедра, и руки Фернандо надежно держали Легрэ где-то там, на грани жизни и смерти. Кристиан тяжело пошевелился в веревках, медленно уронив голову на грудь.

Изменение состояния брата послужило последней каплей, переполнившей чашу наслаждения, и Фернандо, глухо зарычав, получил свое. Захлебываясь в безумном свете, раздиравшем голову изнутри, собственных эмоциях, он срывался в пропасть и благодарил кого-то за то, что встретил в своей жизни их, любимых, Кристиана и Луиса. Надо было бы отвязать и уложить Легрэ, но вместо этого король, сам не понимая как, очутился перед ним и судорожно целовал, бережно держа лицо любимого в ладонях.

Легрэ улыбался как-то слишком счастливо, но его глаза не видели короля — они не моргая смотрели перед собой точно Кристиан был слеп. Кто-то звал его выйти из темноты на свет — прикосновениями, поцелуями, вытягивая потихоньку назад, в реальность. Ресницы Легрэ дрогнули, потом крепко сомкнулись — и лишь мгновение спустя губы приоткрылись, робко целуя в ответ.

— Еще... — попросил Легрэ, влюбленным благодарным взором посмотрев в лицо короля. — Фернандо, еще...

— Нежный мой, — поцелуй был полон томной неги, которая рождается после бурной ночи, принесшей удовлетворение всем, полон темной любви Фернандо, которую он был готов дарить только двоим, полон будущей страсти, которая сейчас свернулась довольным порыкивающим клубком. — Люблю...

Король потянулся к веревкам — освободить сначала одну руку, потом вторую.

— Сможешь или позвать еще кого-нибудь? — монарх перебирал пряди на голове уткнувшегося в него Кристиана, аккуратно поддерживая того и стараясь не задеть ран.

Легрэ прильнул к брату, обняв одной рукой за шею, прошептал:

— Нет, не зови никого, — тихо попросил он, губами припадая к соленой коже на шее брата. — Давай останемся здесь навсегда... или побудем еще немного.

— Давай, — согласно прикрыл глаза Фернандо. — Только пойдем на дыбу, она нас двоих выдержит, — и невольно усмехнулся, осознав, что только что сказал.

Легрэ тихо засмеялся. Засмеялся бы сильнее, но боль не позволила.

— Она мне всегда именно поэтому нравилась.

— Вот и отлично, — улыбнулся король, помог подняться брату и уложил его на деревянную поверхность, предварительно бросив туда блио. Факел полетел в жаровню, стоящую неподалеку — будет теплее. Улегшись рядом с Кристианом, подставил свое плечо, чтобы тому было удобнее. Теплый поцелуй опустился на висок:

— Любимый.

Легрэ улыбнулся.

— Спасибо, — тихо сказал он. Рука медленно заскользила по груди. — За все... Знаешь, я никогда не говорил тебе, но... иногда мне кажется, что я испытываю к тебе больше, чем любовь. — Легрэ посмотрел в глаза Фернандо очень серьезно и устало. Потом приподнялся и нежно поцеловал его в губы. — Ты лучшее, что случалось со мной в жизни.

От таких слов было и хорошо, и неловко — как будто забираешь себе часть не предназначенного тебе. Душа говорила, что это правда, но король не привык к таким чувствам — ни своим, ни чужим. К тому же было странное опасение, что могут не поверить в искренность, но он все-таки ответил:

— Ты тоже, — и улыбнулся: — Хорошо, что ты тогда меня не убил. Мне было бы обидно умирать, не испытав всего, что мы вместе пережили.

— Мне тоже. — И Кристиан подарил брату ответную улыбку, крепко обнял. — И я рад, что ты меня не убил. Мы многим жертвовали, но приобрели в сто раз больше. Я ни о чем не жалею, разве что о том, что твой Дьявол так скоро утолил свою жажду сегодня... Может быть, повторим через пару дней? Скажем, с каленым железом.

— Нежный, — рассмеялся Фернандо, зарывшись пальцами в волосы Легрэ, — сначала путь раны заживут, а потом повторим, обязательно, — уже чуть голодный поцелуй подтвердил сказанное, а про себя король молился, чтобы брат больше никогда не попал в лапы его сумасшествия. Клеймом на руке может и не отделаться.

— Тогда я постараюсь, чтобы они зажили поскорее...

Фернандо и Легрэ пробыли в подземельях еще около часа, после чего привели себя в порядок и поднялись в королевские покои, где Кристиан взобрался на лежанку и позволил себе выпить немного красного вина, как делал всегда после кровавых развлечений короля. Впрочем, развлечений ли? Легрэ было решительно все равно, как это называли другие люди, он называл любовью, взаимопониманием, единением и наслаждением.

— Фернандо, скажи мне, если ты хотел, чтобы Анника была счастлива и здорова, зачем мы с тобой взяли ее так грубо? Зачем вообще взяли?

Король немного помолчал, продолжая осторожно обрабатывать следы своей страсти и слушая сдавленное шипение Легрэ, когда аккуратно не получалось.

— Она нарушила границы. Я с ней разговаривал накануне, скажем так, происшествия с мальчиком. Да, Луис настаивал, сам хотел, но не насиловал. Анника самостоятельно сделала выбор, зная о последствиях. Может быть, она думала, что все, рассказанное обо мне, неправда или что ее это не коснется. Не знаю, да и неважно. Выбор сделан, границы нарушены, адекватная расплата. Не думай о ней, как о слабой девушке. Одно то, что она неплохо владеет мечами, говорит о многом. По воспитанию она скорее брат Ярла, чем сестра. С некоторыми оговорками, конечно, — усмехнулся Фернандо, осторожно прижимая к Кристиана ткань, смоченную в заживляющем отваре. — Полежи пока так. — Потом самокритично признался: — Перестарался я тогда немного. Но она не могла не понимать, в каком состоянии мальчик и что с ним будет потом. Будем работать с тем, что есть.

— У твоей жены нрав хищницы, — задумчиво ответил Легрэ. — Я не боюсь ее, но боюсь за тебя... Она специально злила нас в ту ночь, поручусь чем угодно. Я предупреждал ее, но она не слушала. Интуиция подсказывает мне, что Анника не так проста. — Кристиан вздохнул и осторожно ощупал рану на плече. — Надо одеться. Не хочу, чтобы Луис увидел это. Он меня сейчас бережет, будто я стеклянный.

— Тебе нельзя пока, — задумчиво бросил король. — И сейчас лучше ничего не скрывать от мальчика. — И еле слышно пробормотал: — Маленькая хитрая лисичка... Что ж, посмотрим...

— Да, посмотрим, — со вздохом согласился Кристиан и посмотрел вопросительно на короля. — Может быть, мне уже никогда нельзя будет, — сказал он со странной ироничной обидой. — Время не исцелит меня, Фернандо, и я хочу взять от жизни все, что могу. Пока еще могу.

— Вообще-то я имел в виду, что тебе нельзя сейчас рубашку надевать, — хмыкнул монарх, — пусть подживет сначала. Насчет исцеления — еще посмотрим, — он убрал прядь волос Легрэ за ухо. — Но от жизни нужно брать все и всегда. Никогда не знаешь, в какой момент она закончится. А нам с тобой умереть от старости точно не получится.