Монастырь-3: свадьба для ангела (2 часть)

Свадьба для ангела

Часть вторая

Ранее утро, разогретое щебетом птиц, разбудило Луиса. Фернандо уже оделся и только поцеловал герцога в губы, говоря, что у него есть неотложное дело. Кристиан тоже проснулся, но еще лежал в кровати рядом, заложив руки за голову. Зато почти сразу пришли слуги и принесли чистую одежду. При них говорить совсем не хотелось. Да и барон сразу стал одеваться и очень спешил с завтраком, который закончился хитрой улыбкой и заявлением, что юношу сегодня ждет сюрприз.

Герцог напрягся, но последовал за Легрэ, который направился во двор, где уже стояла запряженная карета. Не успев задать ни одного вопроса, юноша оказался внутри, и лошади тронулись с места.

Карета выехала за ворота и вслед на ней рванул небольшой отряд гвардейцев. Ехали очень быстро, как будто убегали от кого-то или догоняли, и в карете немилосердно трясло, да так, что Луис иногда начинал думать, что она скоро развалится. Примерно к полудню адская езда прекратилась, и кавалькада остановилась в небольшой деревушке — перекусить.

Как только все расположились в трактире, хозяин которого лебезил перед людьми в королевской военной форме, как в помещение вошел разгоряченный Фернандо. Сделав с утра все необходимые распоряжения, в том числе пообещав выпороть всех каменщиков, если дверь между покоями не будет сделана к его возвращению, король сравнительно легко нагнал любовников. Появление монарха разбило некое гнетущее состояние, которое висело в воздухе. Взмахом руки велев садиться вскочившим гвардейцам, мужчина подошел к столу, где сидели Луис и Кристиан.

— Герцог, барон, — легкие шутовские поклоны сопровождались бесовской улыбкой. — Я думаю, вы позволите к вам присоединиться.

Фернандо отодвинул стул и сел рядом с мальчиком, ласково посмотрев на него. Предвкушение толкало на безумства, и разум с трудом уже сдерживал порывы чувств.

— Для нас большая честь, ваше величество. — Легрэ поклонился и любезно налил королю разбавленного вина и подал тарелку вкусной пшенной каши, специально сваренной для неожиданных знатных гостей.

Луис поднял глаза на короля и покачал головой. Спрашивать у этих двоих что-либо бесполезно. Они всегда находят сто слов на один короткий вопрос. Теперь опять вот с загадочными лицами.

— А куда мы все-таки едем? — юноша спрашивал словно сам у себя, но со скрытым интересом поглядел на обоих любовников.

Кристиан загадочно улыбнулся, навалившись на кашу с двойным усердием, бросил на Фернандо многозначительный взгляд.

— Тебе понравится, Луис.

Голубые глаза недоверчиво вгляделись в лицо барона. Что-то слишком уж они оба загадочные.

Монарх наклонился к ушку мальчика и зашептал, улыбаясь:

— Милый, брачная ночь у нас уже была, а теперь логичное продолжение — едем праздновать.

Юноша едва уловимо вздрогнул. По спине пробежали мурашки, когда губы чуть прикоснулись к коже. Воспоминания о том, что было вчера и о том великолепном зрелище, когда Кристиан и Фернандо были вместе в его кровати, возбуждали неимоверно.

Еще один взгляд на одного и другого, и Луис коротко кивнул, наконец решившись поесть. Еще неизвестно, что оба задумали.

— Обожаю, когда герцог так внутренне напряжен, — вдруг подметил Легрэ с улыбкой. — Эта его черта предает ему поразительного очарования. Ваше величество, вы замечали? Скорее бы до места добраться.

Сдвинув брови, юноша продолжил есть, хотя ложка на мгновение замерла в его руке. Еще и дразнят. Что же они опять придумали?

Фернандо лишь улыбнулся в ответ, стараясь как можно быстрее закончить трапезу. Внезапно на улице раздался топот и ржание коня, которого осаживают на полном скаку. Мельком глянув в небольшое окно, затянутое пузырем, король вскочил и, бросив: "Я быстро", вышел во двор. Узнав от гонца, где сейчас находятся кареты с проверяющими церковниками, ехавшими в монастырь Святого Павла, являющегося крупнейшим и самым богатым в округе, вернулся обратно в таверну.

— Нужно торопиться, — бросил вроде бы негромко, но вскорости зал опустел, и опять началась бешеная гонка. Карета стонала, а Фернандо ругался сквозь зубы на пыточный инструмент, в котором по недоразумению он должен путешествовать как монарх.

Через несколько часов была еще одна быстрая остановка, во время которой король даже не присел, опять уйдя к появившемуся гонцу, на этот раз из замка.

Юноша уже сильно нервничал. Во время дороги его вопросы оставались без ответа, а сам путь напоминал бегство от преследователей. Спешка приводила Луиса в некоторое недоумение, а во время второй остановки герцог уже твердо подумывал о том, чтобы потребовать вернуться назад, но его из кареты даже не выпустили.

Зато ему было хорошо видно, как слуга окатил короля водой, вытер и принялся быстро одевать в роскошную одежду по церемониалу, исключая королевский обруч. Фернандо нетерпеливо порыкивал на него, поторапливая, и периодически вглядывался в прилегающую дорогу. Когда облачение подошло к концу и выдохнувший с облегчением слуга поспешил удалиться, монарх забрался в карету.

— Надо чуть подождать. Луис, прогуляться не хочешь?

— Вы можете мне сказать, куда мы все же так спешим? — оглядев Фернандо, герцог сцепил вместе пальцы. Он уже сильно устал и от бессонной ночи, и от многочасовой гонки. А затем встал. — Да, прогуляюсь, — юноша не стал дожидаться ответа и выскочил на воздух, опасаясь, что опять заставят терпеть тряску. Уже и так тошнило, так хоть до оврага дойти, что скрывался за низкими кудрявыми кустами.

— Замечательно, милый, — теплая рука опустилась на его плечо и король чуть прижал к себе мальчика. — Скоро приедем, — мужчина потерся носом о светлые кудряшки. — И не будем так гнать.

— Тогда почему вы не говорите? В чем я опять провинился? — Луис опустил голову на зеленую траву под ногами, вздыхая. — Что за сюрприз с погоней?

— Провинился? — удивился Фернандо и развернул мальчика лицом к себе. Приподнял его лицо за подбородок, всмотрелся в лазурь глаз: — Милый, откуда такие мысли? Нам просто нужно было нагнать попутчиков, а сюрприз будет чуть позже.

Мужчина коснулся легким поцелуем уголка глаз мальчика, благо они уже успели отойти от кортежа к чахлым деревцам. Да и все усиленно делали вид, что смотрят в другую сторону — король взял с собой личных гвардейцев, в полуслова понимавших монарха.

— Порез не сильно беспокоит?

Хоть его с утра и обработал лекарь заживляющей и снимающей боль мазью, да и в пути тоже монарх заставлял мальчика периодически прикладывать корпию с лекарством, должно было быть неприятно. Даже суток не прошло.

— Больно, — Луис смутился. Он слабо помнил, что именно делал с ним дьявол, потому что разум затуманился тем напитком, но теперь вся шея горела адски.

Король позволял теперь обниматься при посторонних. Вернее, здесь же рядом его люди, но все равно это слишком откровенно, учитывая власть церкви и инквизиции везде.

— Не здесь. Прошу, — краска залила лицо.

— Я порез проверяю, — сладко прошептал Фернандо, склонившись к лицу мальчика. Розовеющие щеки, смущение, тихий голос — маленький ангелочек, всегда возбуждающий самые опасные желания.

Луис поднял лицо к королю. Вновь дьявол смотрел выжидающе. Не ушел — остался здесь и днем. Что-то они задумали... Хотят изменить что-то, сплести паутину — тонкую и прочную.

— Кого мы догоняем? — губы, еще красные от ночных поцелуев, напоминали о дикой страсти.

— Это неважно, — Фернандо ласково пробежался пальцами по непотревоженной щеке мальчика. — Действительно неважно. Нам пора, — вдалеке послышались звуки, сопровождающие достаточно большую медленно едущую процессию: мерный перестук копыт тяжеловесов, впряженных в большие кареты, быстрый стук копыт лошадей одиноких всадников, то и дело обгонявших процессию, перекликиваясь и иногда с гиком соревнующихся между собой, звон колокольчиков на сбруе и так далее. — Идем, милый, — король потянул герцога за собой, оглянувшись на пылящих дорогу всадников, которые скоро должны были появиться около их небольшого кортежа.

Юноша не сопротивлялся. Он не смел перечить своему супругу и тому, что его ожидает, но сердце заболело странными предчувствиями. И каждый шаг давался с трудом.

Легрэ, который тоже прогуливался, но недалеко от кареты, распахнул перед ними дверцу и Фернандо буквально усадил Луиса обратно и следом забрался сам. Когда за Кристианом захлопнулась дверца, окна были тщательно занавешены, и король ласково обнял мальчика:

— Поспи, милый, нам еще пару часов ехать нужно будет.

Как будто в подтверждении этих слов, карета качнулась и мерно двинулась вперед.

Кристиан всю дорогу был молчалив, хотя улыбался как прежде двум своим любовникам. Погода для путешествия, слава богу, выдалась хорошей. Легрэ был рад тому, что они покинули королевский замок и на время отвлеклись от проблем с Анникой. Ее величество наделало слишком много ошибок, чтобы теперь претендовать на дружбу с королем. Жаль, но она упустила все свои шансы и теперь Фернандо видел в ней лишь сосуд для рождения наследников, который после без сожаления будет разбит. Кристиан позволил себе поддаться жалости к этой юной женщине, и он знал, что сам не доживет до ее кончины. Дождавшись, пока Луис уснет на плече короля, Кристиан тихо сказал:

— Ваше величество не желает расширить границы своего королевства?

Фернандо заинтересованно приподнял брови, поглаживая мальчика, который заворочался во сне.

— Я тут подумал на досуге, — замялся Легрэ, не выдерживая прямого взгляда короля. — С арабами у нас договор, с северным Ярлом почти родственные отношения, так почему бы нам не потрепать нервишки франкам и не отхватить у них часть их земель.

Монарх усмехнулся.

— Достаточно здравая мысль. Ярл как раз этим и собрался заниматься, я думаю, мы по-дружески подсобим, тем более что одно баронство так заманчиво прямо перед носом маячит.

Легрэ открыто улыбнулся.

— Вот и славно. У меня, признаться, руки чешутся давненько до хорошей драки. Что за баронство?

— Что, надоело моих гвардейцев гонять? Хочется самому помахаться? — понимающе улыбнулся Фернандо. — Баронство маленькое, на северо-востоке. Только махача тебе не обещаю. Мне тут доложили еще об одной выдумке францисканцев, хочу опробовать. Должно получиться очень даже неплохо, — довольным тигром прищурился король.

Следующие пару часов они посвятили обсуждению договоренностей по военным действиям с Ярлом и задумке, которую францисканцы подарили королевству.

— Ваше величество! — внезапно раздался громкий голос снаружи кареты. — Приближаемся!

Луис шевельнулся на плече у короля и приоткрыл глаза, сонно жмурясь. Он что-то слышал сквозь сон... Что-то о войне, но точно не мог понять, и теперь пытался сфокусироваться.

— Приехали? — спросил, садясь прямо и пытаясь выглянуть в окно.

Кристиан немного был раздосадован тем, что не удалось напроситься на передовую, а прямо сказать Фернандо о своем желании он не мог, слишком уж была велика вероятность того, что король просто запрет его в замке. К тому же Луис проснулся. Легрэ улыбнулся ему, как ни в чем не бывало.

— Да. Ты отдохнул?

— Вы говорили про войну или мне приснилось? — герцог подвинулся к краю сидения и потянул прочь плотную завесу.

— Рано, милый, — Фернандо нежно остановил руку мальчика, так и не дав открыть вид из окна. — Кристиан, — предвкушающая ухмылка появилась на лице монарха, — доставай. Да, о войне говорили, — он опять повернулся к мальчику, — только это дело нескорое.

Луис обернулся, не понимая, почему нельзя смотреть. А затем взгляд метнулся к Легрэ, который что-то доставал из небольшого сундука с другой стороны.

Кристиан извлек оттуда до боли знакомую одежду — две рясы. Одну из них он протянул герцогу.

— Вот, извольте переодеться брат Луис, — сказал он многозначительно, и не сводя взгляда с любовников, принялся стягивать свой пеллисон и рубаху.

— Что? — паника мелькнула на лице юноши, враз сгоняя сон. — Что это?

— Луис, — Фернандо обнял любимого, — ты ведь помнишь, с чего все началось? Монастырь. Ты, Кристиан, я. Сейчас мы все это повторим, только по-правильному. Втроем. Вместе, — жаркий шепот искушал змеем-обольстителем. — Одевайся, милый.

— Кристиан? — герцог слушал искушающие речи, но смотрел на синеглазого архангела, словно сомневался. Он помнил, что было там... Так отчетливо, что челюсть сводило.

Легрэ ободряюще улыбнулся.

— Не нужно бояться, милый. Это просто небольшое развлечение, исправление прошлых ошибок.

— Все изменилось, маленький. Ты это знаешь, ты это чувствуешь. Чего же ты боишься? — Фернандо аккуратно гладил герцога по спине, вопрошая и подталкивая на необдуманные поступки. На то, чтобы отпустить себя.

— Я не надену рясу, — прошептал герцог. — Даже не уговаривайте меня.— Мысли о Ксанте и том моменте, когда Легрэ признался, что использовал его, заставляли пальцы холодеть.

— Маленький, посмотри на меня, — монарх опустился перед сиденьем на корточки и взял пальцы мальчика в свои руки. — Нельзя позволять прошлому управлять собой, иначе никогда не вырвешься из его пут. Прошел год, ты изменился, мы все изменились. Я вам теперь готов доверить что угодно. Кристиан нам с тобой. А ты? Ты нам доверишься?

Если бы Луис мог сейчас дать точный ответ. Ему казалось теперь, что на самом деле ни сам Легрэ, ни король не понимаю, что делают. Они заигрались. Переступают все мыслимые законы.

— Хорошо, — кивнул и взял рясу.

Кристиан подвязал пеньковой веревкой рясу на поясе и между делом заметил:

— Вообще, я жутко проголодался. Хорошо бы к обедне успеть.

Фернандо на мгновение задумался:

— А нам вообще положено появляться в общей зале? Ладно, сейчас у кардинала уточню, — улыбнувшись Луису, надел на него капюшон рясы, почти полностью закрывающий лицо, и выпрыгнул из кареты.

Юноша последовал примеру барона. Чувствовал он себя престранно в одежде монаха. И вообще его одолевали сомнения теперь. Но высказывать их вслух, все равно что говорить с самим собой. Тут еще и король ему натянул на лицо капюшон.

И пришлось уже так выходить во двор незнакомого монастыря. Стоять и не понимать, к чему весь этот спектакль, для чего они сюда приехали, а тем более, никак не находить объяснения тому, что их провожают до кельи.

Уже внутри каменных стен герцог спросил у Кристиана:

— Кто из вас это придумал? — и направился к узкому окну, чтобы получше рассмотреть стены монастыря.

— Я, — коротко откликнулся Фернандо, осматривая выделенную келью в размышлении, как бы устроить все так, чтобы можно было спать втроем.

В узком проеме окна светлый профиль с блестящим ореолом светлых волос смотрелся неземной фантазией. Луис не верил, что это происходит с ним.

— Решили оживить тени прошлого? — спросил напрямую.

— Нет, — король подошел к мальчику и аккуратно положил руки ему на плечи. — Убить. Чтобы ничего не мешало жить. Чтобы убрать все, что еще грызет и не дает спокойно спать.

Он смотрел на вымощенный камнем двор и тоже вспоминал — и то, как начиналось их странное противостояние, и то, как его чуть не убили, и то, как он сам мечтал убить. И их странную ночь втроем, когда стало понятно, что судьбы уже переплелись так крепко, что не развязать. И смерть Луиса, когда стало понятно, что на самом деле самое дорогое на свете.

— Я люблю вас, — прошептал король. Тихий шепот, который искреннее любого крика.

— Что тебя беспокоит, Луис? — Легрэ ходил по келье, осматривая что тут да как. Письменный стол, аналой, пара кресел и постель. Пожалуй, роскошные хоромы для простых монахов и весьма скромные для короля. Легрэ подошел к любимым, положил ладони им на плечи и влюбленной нежной улыбкой ответил Фернандо. — Нет, это не игры. Уже давно не игры.

— Тогда что? — глубина синего неба испытывала обоих. — Что мы здесь делаем? Да еще в таких странных одеждах? — по правде говоря, герцогу уже становилось не по себе. Он и так казался себе падшим существом, но приехать опять в святую обитель в таком вот наряде... — Вы думаете, что забавно смеяться над Богом?

— Никто и не смеется. Эти одежды — единственная возможность жить втроем в одной келье, не нарушая устава монастыря. Мы здесь для того, чтобы окончательно разобраться со всем, что нас мучает. В том числе с недоверием. Оно началось в подобном месте, а сейчас место нам поможет, — король продолжал держать мальчика за плечи, не делая поползновений прижать или поцеловать или еще как-то показать близость.

— Вы хотите слышать всю мою историю? — Луис с сомнением смотрел на обоих. — К чему такие сложности? Я расскажу вам и так... Вы не спрашивали, что мной руководило, когда я делал тот или иной выбор...

— Ну, не даром в монастырях исповедуются, — вполне серьезно ответил Кристиан.

— И для этого мы проехали столько миль? — оставалось только присесть в кресло и теперь пытаться сосредоточиться. — Вам придется долго слушать мою занудную историю, — предупредил юноша.

— Для нас она не будет занудной, — Фернандо опустился на кровать напротив мальчика. Хотелось опять обнять Луиса, почувствовать его тепло, но нельзя, иначе тот так и будет прятаться от всего мира за их спинами.

Кристиан положил ладонь на темя и пригладил волосы.

— Ты же знаешь, мы всегда готовы выслушать тебя.

Юноша опустил взгляд.

— Хорошо, — кивнул робко. — Когда я появился на свет, вы уже знаете, мой отец избавился от меня, и я очень долго жил с людьми, которых считал богами... Во всем богами, потому что они любили меня, заботились и воспитали. Они не верили в Бога. И некоторые из них исповедовали языческих богов. Старая цыганка Ласка, так ее называли, считалась главной матерью. Она учила меня читать. Многие говорят, что цыгане неграмотны, но ее язык сильно отличался от нашего. Это были символы и картинки. Она рассказывала, что есть далеко на юге волшебная пещера с таинственными письмена предков, в которых зашифрована любая судьба. Она легко узнавала, кого и что ждет... — юноша замолчал, вспоминая, как впервые осознал себя человеком. Обоз из цветных тряпок казался тогда ему самым богатым и роскошным, а Ласка... — Я видел две стороны жизни. И признаюсь, что детство кажется мне куда более веселым, чем мое отрочество...

Когда мальчик замолчал, продолжая настойчиво глядеть в пол, король не выдержал и, присев перед креслом, взял тонкие холодные пальцы в руки, согревая и подбадривая.

— Знаешь, милый, не бывает хороших и плохих периодов жизни, — он задумчиво проходился лаской по руке Луиса. — Каждый несет в себе и положительное, и отрицательное. Даже то, что больно вспоминать. Или противно. Пока мы это заталкиваем внутрь, пытаемся забыть или абстрагироваться, мы отрекаемся от себя. Отсекаем куски себя, оставляя обрубок. Или наоборот — убиваем в себе все остальное, выпячивая и давая жизнь только боли, — Фернандо поцеловал ладонь мальчика. — Хорошо, что ты не такой. Рассказывай дальше.

— Я никогда не отрубал. Не посмел бы этого сделать, — смешанность чувств от поцелуя и взгляд, брошенный на Кристиана, который опять бледен в последнее время.— Мы скитались по городам лишь когда наступала зима. Так проще выжить. Давали представления, гадали... Летом же всегда находилось место, чтобы обосноваться недалеко от какого-нибудь селения, где церковь не так сильно влияла на жизнь. Цыгане брались за любую работу. Детей тоже заставляли вносить посильный вклад. Мне было не в тягость носить воду. Я любил свою большую семью и совсем не думал, что не похож на них. Но потом мы приехали к одному графу на зимний постой. Это был очень старый замок, вокруг которого вырос большой город. На севере. И цыган он впустил в дом. — Луис замолчал и теперь уже глаз не поднимал.

— Что было дальше? — спросил Кристиан ласково, перебирая волосы Луиса, пропуская шелковистые пряди сквозь пальцы.

— В ту неделю начались дожди. Мы жили прямо во дворе замка. То есть, ночевали и в конюшнях, и в людских. Местный граф был при смерти и там заправлял его племянник, который только и ждал, когда его дядюшка скончается. Он очень хотел, чтобы Ласка наслала проклятие на старика, ходил к ней каждый день. Матушка не отказывала, но потом, когда он исчезал, так смеялась, что мне казалось — это потусторонний смех... И еще смотрела на меня и качала головой... Я тогда не верил в ее слова про красного человека, — Луис попытался успокоиться, но все равно сжал руки в кулаки. — Хотя слышал про него уже давно... Только теперь Ласка утверждала, что скоро он явится со своими псами.

— Надеюсь, это не про тебя, Фернандо, — усмехнулся Легрэ.

Юноша не среагировал на реплику мужчины и вздохнул: картины прошлого совсем его не радовали.

— Не про меня, — обронил монарх. Слова Луиса обжигали холодом и запахом паленого мяса. Инквизиция. Красное воронье, слетевшееся после смерти отца. — Он пришел, когда вы были в замке?

— Нет, — отрицательно покачал головой Луис. — Приехали воины. Много воинов... — испуганно начал он и опять стал смотреть в пол.

— Что за воины? — уточнил Кристиан, присев на подлокотник кресла.

— Я был слишком маленький, чтобы понимать в гербах. Там были собаки или что-то похожее на лис. Они... — юноша замолчал. — Давайте лучше пойдем в трапезную. Ты же хотел пообедать.

— Я уже перехотел, — отмахнулся Кристиан. — Что сделали эти люди?

— Они пили почти всю ночь, а потом началась резня. Вернее, я думаю, что это была сначала драка. Но под утро весь замок уже не спал. Гости развлекались кто как мог. — Луис умоляюще поднял взгляд. — Все прошло давно. К чему вам все эти подробности?

— Они что-то с тобой сделали? — спросил Кристиан.

Фернандо продолжал сидеть перед мальчиком и греть его руки.

— Хотели сделать... — сжал губы юноша.

— И что им помешало?

— Пожалуйста, я прошу... Это все было слишком мерзко. Они были всего лишь убийцами.

Лицо короля потемнело. Хотелось кого-нибудь убить.

— Иди ко мне, — он взял мальчика на руки и уселся с ним на постель. Взглядом позвал Кристиана. — Мы приехали со всем разобраться, а это наложило слишком большой отпечаток на твою душу, чтобы опустить. Рассказывай, милый. Это прошлое. Это прошло. А мы поможем.

— Для этого не нужно было в монастырь ехать — чтобы поговорить, — Луис внешне оставался абсолютно спокойным, но изнутри он сам уже жалел, что затеял этот разговор. — Кристиан, скажи, ведь все это неважно? Прошлое ушло...

— Все зависит от того, что ты сам об этом думаешь. — Легрэ присел на постель рядом с любовниками. — Так или иначе, а рассказываешь ты все это здесь и сейчас. Нет смысла чего-то недорасказывать или бояться. Теперь мы твоя семья, и мы любим тебя — чем хочешь поклянусь.

— Я знаю. — Луис положил голову на предплечье барона. — Ты ведь тоже всего мне не говоришь. Есть уголки души, которые сокрыты всегда. Там может быть светло или темно. Но они только твои... Мое прошлое тоже — оно осталось там. Я не хочу, чтобы вы теперь думали о нем.

— Я все же дослушал бы историю до конца. — Легрэ поцеловал юношу в макушку. — Доверишься?

— Хорошо, но... ладно, — рука легла на ногу Фернандо, который ждал продолжения откровений. — В то утро они насиловали всех, кто находился в замке. И меня тоже притащили в главный зал. Я думал, меня зарежут. Там уже лежала одна из цыганок. Они выкололи ей глаза и выворотили кишки. Они говорили, что Бог не терпит таких тварей, как мы... Один из них, — Луис сглотнул, — стал на мне одежду рвать...

Король нежно обнимал мальчика и легкими движениями гладил, следя за реакциями на прикосновения, за тем, чтобы они несли только успокоение. И внимательно слушал, скрутив в тугой узел всю красноту ярости, поднимающуюся изнутри.

— Простите меня, — забормотал герцог невнятно, переходя на шепот. — Так часто случается, что на нищих и безродных нападают. Тогда я был слишком глупый. Не понимал, чем может обернуться. Меня спас красный человек. Он вошел в зал с другими священниками практически как в сказке.

— Маленький, нам нечего прощать, ты ни в чем не виноват, — Фернандо прижал юношу, позволяя тому спрятаться, если будет нужно. Слишком тому было больно, а вместе с Луисом и им с Легрэ. Но пройти через откровенный рассказ было необходимо. Король коротко взглянул на брата, проверяя как он.

— Да, все произошло внезапно. Отец графа послал за подмогой. Не надеясь ни на что... Мне тогда казалось, что ко мне вошла страшная история. Я боялся по ночам этого человека. Я видел его часто в кошмарах. Он меня забрал с собой и потом... мы долго ехали в огромной черной карете.

— Ксанте? — Легрэ нахмурился.

— Нет, — покачал головой. — Это был Ваоло.

— Именно тогда он забрал тебя оттуда?

— Да, — кивнул юноша. — Мы прибыли в северную столицу, когда выпал снег. Было очень страшно. Я не знал, чего ожидать. А потом оказался в очень богатом доме. Там одни слуги одевались, как богатеи. И горячая вода. Я никогда не мылся в горячей воде. Меня перестали называть Энжи и обращались "ваша милость".

— А те люди, воины, что с ними сталось? — поинтересовался Легрэ, обменявшись с королем многозначительным взглядом.

— Их убили. Ваоло... — пальцы вцепились в ногу короля, ища опоры. — Ваоло и его помощники всех перерезали... — вспоминая кровавую залу, герцог невольно поежился. У него рождалась в голове мелодия смерти, приправленная дикими воплями и агонией.

Легрэ захотелось поцеловать мальчика, но он решил отложить до вечера.

Луис не знал, что дальше рассказывать. Самому ему теперь казалось нелепо даже начинать.

— Скажите, зачем и во что вы собрались тут играть?

— Мы подумали, что нам не помешает смена обстановки, — ответил Легрэ. — И это не игры, Луис, это наша жизнь. Наличие рясы на твоем теле не причисляет тебя автоматически к той братии, от которой ты натерпелся. Просто тут нас никто не потревожит... и кроме того, — Легрэ потрепал юношу по волосам, — я всегда мечтал подловить тебя перед заутренней и отыметь в каком-нибудь темном алькове, пока другие будут смиренно молиться.

Герцог покраснел от ласки Легрэ. Каждый раз тому удавалось смутить и лишить равновесия.

— Если нас поймают за этими занятиями — это грозит нам расправой. Вы должны сознавать, что... вы же не собираетесь здесь всех убить?

Фернандо улыбнулся мальчику:

— Нет, конечно. Я сюда приехал помолиться, и столь знатному паломнику и его духовнику со служкой положена отдельная келья, отдельная молельня и все отдельное, что я захочу. И никто не посмеет войти. Так что ни нам, ни монастырю ничего не грозит.

Очень хотелось расспросить любимого подробнее о его жизни с Ксанте, но пока эту тему затрагивать не следовало. Зато можно затронуть несколько другую.

— Луис, — король огладил лицо мальчика, пристально глядя в глаза. — Основные твои страхи по отношению ко мне и Кристиану зародились в монастырских стенах, почти таких, как здесь. Расскажи нам о них.

Луис не вздрогнул от вопроса короля.

— Нет, не в монастырских стенах, — он не желал смотреть в глаза и говорить тоже на эту тему не желал. — Все прошло давно.

— А по тебе не скажешь. — Легрэ хмыкнул, но без иронии. — Тебя что-то напрягает, и это видно. Я не понимаю, почему ты так боишься говорить с нами об этом. Мы столько пережили вместе, что уже вряд ли кто-то чему-то удивиться в нашем замечательном союзе. Что нужно сделать, чтобы ты улыбнулся, мой мальчик?

— Я немного устал с дороги... — смутился герцог. — Вы хотите говорить о Ксанте?

— Сейчас я хочу поговорить о нас, — твердо откликнулся Фернандо. — Милый, нам нужно избавиться от всего, что может дальше помешать. Пусть твои страхи зародились и не в монастырских стенах, но держать их в себе... Ничем хорошим это не закончится.

— Наверное, вы правы, но я не готов рассказать все о Ксанте. Вы не знали этого человека. То есть вы знали его с другой стороны...

— Это вполне естественно, Луис, — отозвался Легрэ. — Но о тебе я бы хотел знать все.

Король взглядом и теплом рук подтверждал сказанное Кристианом.

— А про страхи по отношению к нам готов рассказать? — мягко поинтересовался, боясь спугнуть откровенность.

Конечно, герцог был не готов, и спонтанный разговор все больше пугал его. Куда деваться от столь внимательных взглядов и ожидания ответов?

— Пожалуйста...

— Луис, если мы здесь сделаем что-то не то, — четко сказал Кристиан, — что-то такое, что причинит тебе боль, я никогда себе не прощу, что сейчас не настоял на всей правде целиком. Ты понимаешь?

— Милый, ответь. Это нужно всем, — монарх и не думал отпускать мальчика, продолжая мягко настаивать.

— Я... я... — начал заикаться Луис, внезапно вскакивая и оказываясь у дверей. — Можно я поеду обратно в столицу?

Легрэ вздохнул тяжело и беспомощно посмотрел на короля.

Фернандо подошел к мальчику, долго смотрел, пока напряжение не начало звенеть в воздухе хрустальными каплями страха, и внезапно обнял. Как самое дорогое, что есть на земле.

— Опять ты нас испугался, — грустная улыбка и усталость прорывались в словах и теплом поцелуе в висок. — Думаешь, мы хотим сделать тебе больно?

Луис уткнулся в короля и тоже долго молчал. Он ослаб и теперь выглядел беспомощным ребенком.

— Доверяю только вам двоим, — шепнул. — Больше никому на всем свете, но он учил меня убивать. Я знаю все пыточные инструменты. Всю процедуру. Я присутствовал на самых сложных допросах и на казнях.

— Ксанте, — буркнул Легрэ.

— Тогда... тогда, в подвале монастыря он купил тебя на самый простой прием. Он специально сделал так, чтобы ты сдался. — Луис опять весь дрожал. — Я позволил ему... Я поддался эмоциям. Моя ошибка стоила бы тебе жизни. Я ничтожество.

— Дурачок, — порывисто выдохнул Кристиан, поднявшись на ноги. Он подошел к юноше и поцеловал в лоб. — Ну, что ты такое говоришь...

— Мне хотелось бы себя оправдать, но не могу. Все, что я делаю... каждый мой шаг — я словно постоянно нахожусь под его взглядом. Его нет, но он у меня в голове, — герцог обнял обоих любовников и понял, что говорит то, что никогда не собирался.

Легрэ улыбнулся.

— Хочешь, я тебе открою секрет, Луис? — спросил он. — Я ведь тогда и не надеялся на удачу, на то, что мы выкрутимся. Я знал, чем рискую и делал это даже тогда, когда в пыточной появился ты. Я знал, что Ксанте заставит меня подписать бумаги так или иначе... Вопрос был всего лишь в том, сколько мы с тобой продержимся. Вот и все...

— Правда? — герцог с сомнением смотрел на одного и второго. Но он уже знал ответ — его принимают таким, какой есть. И даже красный человек теперь отступил на задний план, уступая место солнцу. Пальчики вцеплялись в одежду короля и барона. — Я согласен. Согласен на то, что вы придумали.

Кристиан нежно поцеловал юношу в губы, легко и почти шутя.

— Я ни за что от тебя не откажусь.

— Знаешь, милый, — Фернандо задумчиво смотрел на мальчика в свете вновь открывшегося. А Легрэ еще шутил насчет сроков, когда герцог сможет научиться ходить в подвалы. Пальцы опять задумчиво чертили легкий узор познания на щеке юноши. — Чтобы полностью освободиться, у тебя единственный выход — стать сильнее его. Ты это уже сделал, только не веришь. Ты впервые в жизни поверил и доверился, — монарх ласково улыбнулся любимому. — Ты уже перешагнул через него. Знаешь, чем человек отличается от дикого зверя?

— Разумом и способностью выбирать, так говорил отец, — Луис нервно прислонился к двери. — Не вера делает его человеком. И какая бы ересь не держалась в голове, миром правит идея... — страх пронизал свет глаз.

— Нет, милый, — улыбка Фернандо изменилась — губы кривились, меняя все лицо, вылепляя из него почти страшной маску из дичайшего переплетения нежности, ласки, иронии, язвительности. Сколько раз он слышал что-то подобное и про веру, и про разум. — Посмотри на поведение зайца — как он убегает от лисицы. Это ли не разум? А как волки уходят от загонщиков? Разум. Умение выбирать? Ты видел, как выбирают себе пару соколы? Если видел хоть раз, поймешь. Человек отличается тем, что способен идти дальше, чем его предки. И не туда, куда они хотят. Понимаешь? — Фернандо дотронулся до подбородка мальчика пальцами левой руки, заставляя смотреть себе в глаза. — А еще — способностью поступать нерационально, неразумно, потому что от этого становится хорошо здесь, — он положил ладонь правой напротив сердца Луиса. — Вопреки всему.

— Вы думаете, что чувства должны быть важнее? Фернандо, неужели ты так считаешь? — Луис никак не мог поверить в произнесенную мужчиной речь. Тем более, в то, что воин — такой, как Легрэ, ставит превыше чувственность, а не расчетливость и ум.

— Когда дело касается тебя, — ответил Кристиан, задумчиво потирая пальцем висок, — то да, чувства берут верх и во мне и в короле. С этим сложно что-то сделать.

Луис молчал, наблюдательно подмечая слишком уж тихое поведение барона. А потом вдруг потащил его к кровати.

— Я не знаю, как ты, Фернандо, но по мне, так Кристиан опять не пьет лекарство, а еще он явно решил повоевать. И ты ему потакаешь в этих фантазиях.

Легрэ удивленно приподнял брови и моргнул.

— С чего это? — спросил он. — Все я пью, только бестолку это, Луис. И кровь себе пускать я тоже не дам — от этого сдохнешь раньше, чем от болезни.

— Сядь, — герцог испуганно опустился рядом и стал оглядывать мужчину, ища в нем признаки боли. — Неужели ты не понимаешь, что ты для меня значишь? — спросил тихо, беря за руку. — Что вы оба для меня значите?

Кристиан мельком бросил на короля виноватый взгляд и натянуто улыбнулся мальчику. Его проницательность, признаться, иногда ставила Легрэ в тупик, и порою он не знал, что сказать в ответ.

— Я понимаю... потому и пью лекарства. Иначе не стал бы.

Но герцог не стал слушать никаких оправданий и практически уговорами и ласковостью заставил барона прилечь, накрыл покрывалом и теперь тоже взглянул на короля. Он очень редко ошибался в состояниях людей. Слишком часто приходилось видеть физическую боль. Почти неделя умирания одной из теток Сильвурсонни напоминала тяжкую борьбу со смертью. Бледность, землистый цвет лица...

— Лежи, — сказал тихо, но твердо, а затем полез в привезенный королем мешок с пузырьками. Мэтр предупреждал, что головная боль будет повторяться; не рассчитывая на разумность своего любовника, Луис постоянно следил, чтобы тот все же пил обезболивающие травы и спал изредка. Но за недели собственной болезни явно что-то упустил.

— И раз уж мы вдали от города и пыли, то игра будет включать в себя и здоровый сон, — улыбнулся он Кристиану, заставляя того выпить настойку.

"Вот этого-то я и боялся", — незаметно вздохнул брат короля. Его измученное тело в последнее время чувствовало себя в постели более уютно, чем на ногах, но Легрэ это попросту злило, он боялся, что в один прекрасный солнечный день просто не сможет встать с кровати. Никогда. Он послушно выпил лекарство и поблагодарил герцога.

— Хорош же у вас духовник, ваше величество, — с иронией заметил он, чуть улыбаясь Фернандо, — если так и дальше пойдет дело, вы останетесь без исповеди. Не очень добрый знак перед грядущей войной с франками.

— Полчаса, — нахмурился Луис. — Фернандо, даже ничего не говори. Вы оба по ночам не спите, и вообще эти урывки отдыха меня сильно беспокоят. Лежи, Кристиан. Считай, что ты ранен. И никакой войны с франками на сегодня. А то пойду вместо тебя махать мечом. Вот будет смешно всем.

— Франки тогда сами сдадутся на милость Фернандо, лишь бы он тебя забрал с поля боя, — рассмеялся Легрэ. — Поучился бы ты лучше у Фернандо править, пока он еще жив. Лучшего наставника тебе не найти.

— Ну я могу научить и мечом махать, — усмехнулся монарх, внимательно слушавший разговор любовников, и взлохматил волосы мальчику. — Луис, будешь учиться на мечах драться?

— Сейчас? — покачал головой юноша. — Нет уж. Я пока не вник в ваш план и не готов отвечать на этот провокационный вопрос. Уже Кристиан один раз меня поучил... — усмехнулся он. — В подвалах.

Легрэ нахмурился и повернулся на бок, лицом к стене.

— Я был не прав, — сказал он, — и мне очень жаль.

— А мне нет, — хмыкнул Луис. — Ты бываешь таким чувствительным, Кристиан, как большой медведь, — юноша полез под бок, понимая, что иначе не добиться откровенности. — Мне все тогда понравилось. И ты... знаешь, ты идиот, — ласково добавил он, гладя ладонью барона между лопаток по широкой спине.

Легрэ улыбнулся, пряча лицо в подушку.

— Я никак не могу этого запомнить. — Вздох облегчения вырвался из груди, на глаза наваливался сон. Дурацкое лекарство. — Но мне тогда тоже понравилось, хотя повторять мы не будем.

— Будем-не будем... — Луис прижался к мужчине носом, потерся об него. — Поспи немного, пока мы тебе поесть принесем. Голова пройдет... — рука погладила по плечу. Луис вздохнул, чуть поворачиваясь к ждущему королю, и потянулся за его поцелуем. — Так что за план, любимый?

— Нет никакого плана, — улыбнулся Фернандо в ответ на ласковость, обхватывая мальчика руками, как будто не хотел дать ему уйти. — И я понимаю, почему ты мне не веришь. Я играю со всем миром разумом, пробуждая чувства в других, и получаю от этого удовольствие, но это только с внешним миром. С вами нет.

— Идем, — Луис потянул короля за собой, желая, чтобы Легрэ хоть немного отдохнул и оказался за дверью кельи. Здесь он принял достаточно холодный вид, достойный монаха, и направился в сторону лестниц, ведущих в трапезную. — Как ты играл с Фредериком? — вопрос был метким предвестником нескрываемой ревности.

— Хочешь поучиться, милый? — ехидно спросил монарх, с трудом подавляя желание приобнять мальчика. Каменные стены немного давили и откуда-то тянуло сыростью. — Кстати, мы вполне можем сейчас послать любого монаха за едой и нам все принесут в келью. Или пройдемся?

— Да, в подвалы, — потянув за собой монарха, Луис стремительно преодолел ступеньки и свернул в темную арку, где никого не было, чтобы вжать туда короля спиной и прижаться всем телом. — Так чему ты его учил?

— Провоцируешь, милый? — Фернандо огладил спину мальчика, прижимая к себе со все возрастающим желанием. — Я учил его быть человеком, — шепот на ушко, распаляющий воспоминания прошедшей ночи. — Сильным, гордым, независимым, — продолжил король, сопровождая каждое слово поцелуем. — Теперь ты ответь — зачем тебе это знать?

— Чтобы понять, что тебе нравится... — в темноте улыбки было не видно. — Ничего больше. Знаешь, я всегда думал, что у вас духовная связь с Фредериком. Как теперь с Кристианом. Они люди оружия. Их путь освящен кровью. Ты и сам знаешь, что воины убивают... И их призвание — мечом завоевывать себе славу.

Фернандо молчал, потихоньку гладя мальчика, и через какое-то время сказал:

— Ты меня удивил, милый. Фредерик для меня в конце концов стал большим, чем любовник, большим чем друг. Но он не воин. Он полководец. Его оружие — не меч, люди, солдаты. Мое оружие — государство и все, в нем живущие. Твое, — король ласково дотронулся до лица мальчика, — ты выберешь сам. Я хотел сделать тебя наследником. И при этом не подумал о тебе, — в голосе слышалась грустная усмешка. — В тебе есть все, чтобы продолжить мое дело, потому я так и обучал тебя, — подушечки пальцев вновь оглаживали любимую совершенную форму и монарх дико жалел, что не видит сейчас глаз Луиса, его лица. — Я привык править людей под себя, и чуть было не сделал тоже самое с вами. Хорошо, что не успел, — губы коснулись лба юноши, объятия не выдавали вожделения, и это было странно.

— Удивил? — переспросил Луис. — Не поверишь, — руки обхватили короля, — но я уже слышал от тебя много раз, что ты желаешь меня изменить. Но признался ты только теперь. Что изменилось для тебя теперь?

Темнота, окружавшая двоих, стала словно плотнее.

— Знаешь, почему Ксанте говорил, что во мне прячется чудовище?

— Почему? — Фернандо опять прятал своего мальчика от чуждости и страха.

— Потому что оно действительно есть. Я знаю о нем. Оно жадное, оно делает меня жадным до жизни. Я слишком многое себе позволяю с тех пор, как вас встретил, считаю, что вы принадлежите мне, но на самом деле это не так, Фернандо. Никто никому не принадлежит. И от мысли, что вы однажды исчезнете, что я вас потеряю... — Луис задохнулся.

— Милый, — король улыбался в волосы запутавшегося в жизни маленького ангела, — это не чудовище. Ты просто нормальный человек, как и любой другой. Ты хочешь любви, ты хочешь быть единственным. Это нормально, это хорошо. Потому что мы действительно твои, — нежный поцелуй опустился на губы герцога. — Только всегда помни, что мы — не ты, мы другие. Не повторяй моих ошибок.

— Прости... Я измучил тебя и Кристиана своей ревностью. Иногда я сам себя остановить не могу, — Луис умолял руками, гладил нежностью, проходясь по спине. — Если с Кристианом что-то случится, я себе не прощу. Он себя изводит...

— Милый, судьба Кристиана зависит не только от тебя. И не от меня. Его не изменить. Принимай нас такими, как мы есть. Ты же видишь — мы и сами меняемся, только говори с нами, не молчи, — голос проходил горячей лавой по душе, а тело принимало с благодарностью извинения мальчика, рождая не совсем уместные мысли. — Ну что, пойдем дальше, в подвалы? — со смешком поинтересовался Фернандо.

Луис не ответил. Но прижался еще плотнее, теряясь в знакомом запахе и не веря, что можно исправить свои ошибки.

— Я принимаю вас... Хочу, чтобы вы не страдали от моих глупостей, — губы коснулись шеи короля. — Во мне все время подспудно живет страх, что ты и Кристиан уйдете. Глупо?

— Нет, милый, — поцелуи мальчика пронзали дрожью. — Просто ты пока еще боишься жить и верить.

— Если ты не образумишь Кристиана, он так и будет рваться в бой. Я понимаю, что в драках его жизнь, но лучше бы он положил ее не так скоро, — пальчики огладили плечи Фернандо. — Мэтр взял с меня обещание следить за тем, чтобы он отдыхал.

— Я поговорю с Кристианом, тем более что он сам хочет со мной поговорить, по нему заметно, — в темноте раздался еле слышный смешок. — Милый, — монарх подцепил пальцами подбородок юноши, — если мы сейчас не продолжим путь, мы останемся тут надолго, — легкий поцелуй опустился на губы Луиса. — Хотя мне кажется, — ладонью другой руки он дразнящее оглаживал ягодицы мальчика, пока прикрытые рясой, — что не мешало бы поесть. И тебе отдохнуть.

Герцог кивнул и потянул короля за собой продолжить путь. Он не рискнул играть с огнем на таком открытом месте, хотя каждый поцелуй и любое прикосновение отзывались сладостными воспоминаниями минувшей ночи.

Гостям выдали довольно сытный обед и пожелали здравия и мудрого времяпрепровождения, после чего оставили наедине. Луис ел спешно, желая поскорее вернуться к Кристиану.

Закончив трапезу, Фернандо сначала хотел было велеть принести еды для "духовника" в их келью, но потом передумал и тожественно вручил полную миску каши Луису, а сам прихватил хлеб, зелень и кувшин с вином, который был ему положен, как очень знатному паломнику. В конце концов, приехал помолиться о здравии молодой супруги, а не епитимью выполнять.

Всю дорогу до кельи монарх ехидно улыбался, думая, как они будут молить о здравии супруги, тем более что оная идет рядом с сосредоточенным видом и, как и положено молодой жене, благонравно смотрит в пол. Смотрит, правда, чтобы не споткнуться, но это же дело десятое.

Юноша и правда все время боялся упасть на щербатых ступеньках. Каменные стены монастыря теперь не казались тюрьмой, а вот взгляды монарха вызывали некоторое замешательство — слишком уж шаловливые, как у кота по весне.

Впустив Луиса в келью и мысленно посетовав, что руки заняты, а то можно было бы и придать небольшое ускорение и вызвать румянец на прелестных щеках, Фернандо установил на столе в художественном беспорядке все принесенное и обернулся к кровати. Герцог уже присел рядом с Кристианом и внимательно на него смотрел.

Юноша погладил Легрэ по плечу, наклонился, щекоча губами его за ухо.

— Вставай, мы тебе поесть принесли. А то голодный зверь еще меня ненароком ночью съест.

Легрэ приоткрыл глаза и сонно воззрился на герцога.

— Сколько я спал?

— Час или два. Не больше. Тебе лучше? — юноша продолжал свою ласку, пробегая губами по щетинистой щеке.

— О, теперь намного.

Легрэ нежно обнял мальчика, потом встал и немного поел; ему совсем не хотелось почему-то, и аппетит пропал, но он не хотел расстраивать Луиса, а потому почти ничего не оставил на тарелке.

Луис хотел бы посмотреть еще монастырь, но больше всего его влекла библиотека. Только вот уже стало достаточно темно, и после долгого пути следовало хоть немного отдохнуть, а потому герцог разумно решил отложить свой поход в скрипторий завтра.

Дождавшись, пока любовники уснут, Фернандо бесшумно поднялся с постели и долго сидел, глядя, как Луис обнимает во сне Кристиана. Оба казались измученными, и монарх с необычным для себя удивлением подумал, что, похоже, он действительно довел своих любимых до стеклянной грани, за которой они могут превратиться во что-то другое. Эти двое — непростительная слабость жизни, которых он когда поклялся не иметь. Но судьбу или дьявола или кого-то еще не удалось обмануть. Светлый и темный призраки, перевернувшие жизнь. Ярости не было. Страха тоже. Фернандо усмехнулся и поправил мальчику волосы. Жена... Да, жаль нельзя заявить в открытую. Нежно дотронулся до щеки герцога, улыбнувшись тому, как тот нахмурился во сне. Взгляд на Кристиана. Мальчик прав и не прав. Но поговорить в любом случае нужно.

Подхватив со стула перевязь с мечом, Фернандо отправился во двор. Нужно избавиться от мыслей.

Ночь, растекавшаяся алыми всполохами по небу, ложилась на монастырь прохладой и бесконечными тенями. Камни медленно остывали, в небольшом садике распустились ночные цветы, которые одаривали тонким ароматом прозрачный дрожащий воздух. В тишине звенели цикады, что становились тем громче, чем ярче сияло синее звездное небо.

Святая обитель продолжала жить, как прежде, не ведая, что ее гости давно сошли с дороги благодати Божией, став изгоями этого христианского мира, но их сон был спокоен. И глубок до самого утра. Лишь дьявол не спал, ибо верил... и вера его была тем сильнее, чем ближе становился рассвет.

Легрэ проснулся раньше всех и почувствовал, что выспался. Где-то далеко уже закукарекали петухи, провозглашая новый день. Пора было вставать и приступать к своим обязанностям духовника. Легрэ подумал, что Фернандо сильно рискует, назначив его, простого барона, на эту роль. Церковники короля за это по головке не погладят... Однако все эти мысли Кристиан отложил на потом; стоило взглянуть на любимых и он передумал вставать — позволил себе полежать с ними рядом еще немного. Почему-то в последнее время Легрэ ценил именно такие моменты, полные романтики и нежности. Ах, как бы он раньше посмеялся над ними, но теперь, когда его здоровье ухудшалось с каждой неделей, Легрэ уже ничего не казалось смешным. Он словно заново рождал и переосмысливал свою любовь к этим двум людям, изменившим его жизнь, и понимание всей глубины собственных чувств начинало его пугать по-настоящему. Они были его жизнью, но он не хотел видеть слез в их глазах и обрекать на муки, оттого и рвался прочь, в бой с франками, богом, дьяволом... да с кем угодно, лишь бы Луис и Фернандо никогда не видели его мертвым. Он навсегда останется жить для них там, где-то очень далеко. С другой стороны расстаться с ними было мукой для Кристиана и он колебался.

Он погладил юного герцога по щеке.

— Доброе утро...

Подтянув ноги к животу и свернувшись в комок, Луис так и проспал всю ночь, не слыша ни звука. Для него ничего не изменилось: и покои ли это короля или бедно обставленная келья, не имело ни малейшего значения. Он привык жить и в худших условиях, но не мог не привыкнуть к теплу тех, с кем делил каждый свой день. Теперь синие глаза смотрели на герцога, который сонно завозился и приподнялся, протирая кулачком глаза. Он совсем забыл, где они и не сразу вспомнил про вчерашнюю гонку.

— Доброе, — улыбка осветила лицо.

Кристиан не удержался и поцеловал его в губы, сонного, растрепанного и такого красивого.

Колючий поцелуй сейчас был особенным — ласковым и одновременно жгучим. Иногда он напоминал бурю, а теперь играл всеми чувствами, что разрослись в душе Луиса, как в запущенном, диком саду.

Кристиан улыбнулся герцогу.

— Что снилось?

— Не помню, — юноша аккуратно устроился на груди барона, чтобы не потревожить спящего Фернандо, теперь уже глядя в высокий каменный потолок. Построенный из белого камня, монастырь сразу напоминал о том, что человек должен соблюдать чистоту помыслов. Но у самого Луиса они теперь были окрашены эротикой.

— Немного странно тут, правда? — спросил Кристиан, припомнив, как долго жил в такой вот точно келье, в монастыре, и как лицемерил, молясь богу, которого никогда не любил. Легрэ всегда считал, что и бог не любит его, и это у них взаимно, но вот появился Луис, и после — Фернандо, а сам Кристиан стал бароном. Счастье и земные блага посыпались на него таким ворохом — будто бы разом оплатив ему все прежние горести и лишения. Кристиан теперь не знал, как он относится к богу теперь, и почему тот, если он был, вдруг переменил свое отношение к нему. — Как-то даже не по себе немного, но это необходимо.

— Необходимо что? — не совсем понял Луис, спрашивая шепотом. Казалось, Легрэ решил вслух порассуждать, не дав окончательно мысли, а лишь ее отзвуки. Он частенько так поступал — складывал кирпичики замыслов и потом забирался на них, никого уже не слушая. Но теперь в голосе слышалась и тоска. Герцог не думал, что Кристиан сожалеет о том, что покинул монастырские стены. Хотя и там он добрался до достаточных высот, и вероятно, мог бы стать личным помощником Ксанте...

— Необходимо все начать с начала и не совершать ошибок. Неоправданной холодной жестокости, с которой я предал тебя Себастьяну, жажды убить короля, взять силой то, что можно отвоевать лишь любовью, и если бы мы вернулись в тот день, когда я прижал тебя к стене в твоей комнате, я бы поступил не так, как тогда.

Юноша недоуменно взглянул на Кристиана. Его благородный профиль, чуть хищный, с волевым подбородком и волосы, что непокорной гривой вьются, словно их растрепал ветер, его бьющееся под плотной тканью рясы широкая грудь, — все внушало герцогу трепет, и страх, и восторг одновременно.

— Зачем вернуть? Я не хочу...

— Это значит, что тебя все устраивает?

— Это значит, что я тебя люблю — с того момента, как увидел в монастыре, — смутился Луис.

— С первого взгляда? — улыбнулся Кристиан.

Луис покраснел еще сильнее. Похоже, Легрэ вообще ему не поверил и не помнит, что юноша любил его с того самого дня... когда тонул.

— Все-таки странно, что я не помню тебя. — Легрэ погладил герцога по волосам, убирая непослушные прядки со лба. — Такого бы красивого юношу я бы запомнил.

— Я был ребенком, — вздохнул герцог.

— А я был пьян. — Ответил Легрэ, обнимая любимого. — Но теперь я знаю другое, ты моя судьба, Луис. Ты подарил мне Фернандо. Другую жизнь. Ты сделал меня в чем-то много человечнее, чем сделала бы вера или библия, и если ты в чем-то и грешен, то одно это уже окупает с лихвой все.

Луис притих, не зная, что ответить. Он и раньше думал, что в Легрэ говорит совесть, но теперь она вырывалась птицей на волю и...

— Ты хочешь меня уверить все же, что когда признался, что использовал меня, это была правда?

— Это могло быть правдой, — ровно ответил Легрэ, — и стало бы ей, если бы я тебя не любил. Я начал предавать тебя, но в последний момент со мной случилось что-то, и я тогда понял, что могу все бросить и пойти за тобой. Выбор я тебе скажу, еще тот был. С одной стороны преданность Себастьяну и то положение, которое я занимал при нем, с другой ты и король, жаждущий моей смерти... Но даже если бы я погиб, я бы не пожалел о том, что отдал свою судьбу в руки юного герцога. Любовь опасная вещь, Луис, даже для смертных... Для королей она опасна вдвойне. Фернандо тоже идет напролом, рискуя собой и всем, что у него есть ради нас... Когда-нибудь, я бы хотел оплатить ему все это, но не знаю как.

— Да, своей смертью, — вздрогнул Луис и помрачнел, окончательно просыпаясь. — Не зря ты рвешься повоевать и говоришь об этом, когда я не слышу. Что ты задумал?

Легрэ моргнул изумленно, потом стал мрачен.

— Нет, не смертью, Луис, но победой... На все остальное воля Господа. Неужели ты думаешь, что я вот так запросто позволю франкам истыкать себя мечами? Нет. Я всего лишь хочу испытать судьбу, и если ей будет угодно вернуть меня вам победителем, я смирюсь с тем, что умру в теплой постели, когда кто-то из вас будет держать меня за руку... Я не хочу этого, но намеренно убивать себя чужими руками тоже не буду. Я спрошу тебя, как моего господина, отпустишь ли ты меня воевать за славу короны, но не сегодня, милый, сегодня мы молимся и наслаждаемся жизнью.

— Отпущу, — просто кивнул Луис. Потом помолчал и добавил тихо. — И тоже пойду воевать.

Этого Кристиан не ожидал, но принял заявление Луиса всерьез.

— Для того чтобы воевать, надо уметь драться... и убивать, Луис. Ты же не убийца.

— Это не мешает мне воевать и научиться драться. Хотя я понимаю, что не буду никогда таким, как ты...

— Все твои войны еще впереди, милый... Ты будущий король, помни об этом. Победы в политике гораздо значимее, чем на поле брани.

Луис нахмурился еще сильнее. Быть королем он не хотел совсем. И эти разговоры его сильно нервировали.

— Я что-то не так сказал? — спросил Кристиан, заметив перемену настроения в герцоге.

— Нет, — лицо Луиса чуть перекосилось от эмоций. — Я ничего... Только все не так. Я не способен.

— Вот слушаю я вас, милые, и удивляюсь, — ласково протянул Фернандо и с удовольствием потянулся, разминая чуть затекшие мышцы. Настроение с утра было замечательное, и даже похоронные разговоры любовников не сбили его. — И чему же я удивляюсь? — спросил король, поворачиваясь на бок и обхватывая мальчика за талию. — Как думаете? — вместе с вопросом жаркий поцелуй опустился на шею Луиса. — Да, чуть не забыл. С добрым утром, любимые, — и чуть лукавая усмешка досталась Кристиану.

Легрэ расплылся в довольной улыбке, любуясь братом.

— С добрым... Я как раз собирался сказать Луису, что из него вырастет прекрасный король.

Юноша не видел, как проснулся король, но тотчас оказался в его руках, завороженный голосом и поцелуем. Он взглянул на Легрэ с новым недоверием, словно спрашивал: "Что ты болтаешь?"

Фернандо ответил Кристиану тихим одобрительным смешком и слегка укусил Луиса за ушко.

— Мальчик мой, ты не ответил на вопрос.

— Я не могу знать, чему ты удивляешься, — сокрытая в интонации подоплека несколько напрягала. Герцог не хотел опять слушать что-то про трон и про... про Аннику, о которой отчего-то вспомнил теперь.

Легрэ потянулся и, поцеловав короля в губы, выбрался из постели.

— Мы все-таки неисправимы, — сказал он, набирая ковшом воды из принесенной вчера кадушки, Легрэ перелил ее в таз и поставил тот на табурет, потом принес полотенце. — Луис, ну и чего ты меня, идиота, слушаешь.

— Предлагаешь не слушать? — не хотелось покидать теплой кровати. Но сегодня намечалась утренняя молитва. И Луис подумывал, как попросить Фернандо сходить в библиотеку.

— Слушай, но делай свои выводы, — улыбнулся монарх, продолжая обнимать мальчика. — И знаешь, маленький, я не понимаю зачем ты себе заранее отказываешь в открывающихся возможностях.

Крепкие руки не отпускали. Нежили в лучах летнего солнца.

— Я пытаюсь, — лучше молчать, чем вызывать новые нравоучения. Все равно будут давить и переубеждать.

— И что ты пытаешься, милый? — усмехнулся Фернандо. — Я предлагаю возможности, ты от них бежишь, даже не испробовав. Я тебе вчера говорил — свое оружие будешь выбирать сам. Кстати я тебя давно хотел попросить быть моим секретарем — раз языки для тебя не проблема.

Теплые поцелуи лились по шее и плечам юноши, почти невинные в касаниях, но наполненные глубокими, глубинными чувствами.

— Поможешь мне?

— Да, конечно, — согласился Луис, откликаясь и позволяя себе расслабляться пригревшимся воробьем. Он готов был работать и день, и ночь, если нужно Фернандо.

— Если мы не поторопимся — опоздаем на утреннюю молитву, — сказал Кристиан с напускной важностью. — Вашим величествам следует одеться и умыться, прежде чем предстать перед лицом божьим.

Монарх фыркнул:

— Луис, ты слышишь, что нам сказал его высочество? Встаем, милый, — и опять не удержался от поцелуя, сонный и теплый мальчик вызывал в нем отнюдь не отеческие чувства.

— Хорошо, — как только король оказался на ногах, оставив поцелуй на губах герцога, тот вновь плюхнулся на подушки. С одной стороны, ни к чему создавать суеты, а с другой, как любопытно смотреть на короля, который так набожен, и бывшего стражника и воина вновь в рясе.

День прошел в каких-то совершенно пустых заботах и церковных обрядах. Луис послушно исполнял все, что говорил ему Легрэ, а Кристиан блестяще отыгрывал духовника его величества, и было видно, что даром для него не прошла монастырская жизнь. Он читал молитвы с чувством, почти уединившись с королем, но мысли Легрэ становились чем дальше, тем греховнее. Смиренный вид герцога побуждал его скорее ко греху, чем к святости. Легрэ едва дотерпел до вечера, когда они окончили трапезу и направились темными коридорами в свою келью.

Юноша к этому времени уже начал сильно нервничать, чувствуя, как надвигается неизбежная ночь. Внешнее спокойствие его провожатых подкреплялось горячим напряжением, мешавшим на чем-либо сосредоточиться. Даже полчаса, проведенные в стенах огромной библиотеки, не скрасили странного страха — словно Кристиан и Фернандо только и ждали, когда закончится вся эта игра в религиозность. И где-то на середине пути король вдруг остановился и пошел вниз по лестнице, поманив за собой Луиса и Легрэ. Только герцог замедлил в переходе и остановился на первой же ступеньке. Ему не нравилась идея спускаться вниз.

Легрэ слегка подтолкнул юношу вперед, потом огляделся и, убедившись, что никто их не видит, взял Луиса за руку.

— Где-то здесь должна быть одна комната... тихая совсем.

— Зачем? — не понял герцог, но Легрэ не давал ему возможности отступить.

— Мне ее сегодня на ночь выделили. Для искупления грехов, — туманно пояснил Фернандо, продолжая медленно спускаться вниз. Факел в его руке был сделан плохо — трещал, ронял смолу и то вспыхивал, то почти переставал гореть.

Да и ступени желали лучшего. Некоторые из них наполовину разрушились, и каждый шаг мог грозить тем, что полетишь в пустоту, в самую темень, но, кажется, это не останавливало монарха нисколько, а потому, опираясь на стену, Луис был вынужден последовать за Фернандо, сосредотачиваясь на том, чтобы не упасть.

Впрочем, путь был недолгим — на первом же повороте налево они свернули, хотя тонущие во мраке ступени тянулись вниз, невольно навевая мысли о бездонной пропасти. Пройдя мимо двух тяжелых, обитых железом дверей, король толкнул третью и, войдя, огляделся, высоко подняв факел.

— Ну хоть здесь они прибрались, — усмехнулся как будто про себя и, кивнув Кристиану на засов, принялся зажигать немногочисленные факелы на стенах. Как только комната погрузилась в чуть красноватый свет, почти сгоревшая деревяшка уже сослужившая свою службу полетела в жаровню, установленную в углу.

Когда судорожное метание пламени факелов прекратилось и они стали давать ровный свет, стало понятно, что Фернандо привел любовников в комнату для наказаний. Или в пыточную, что было гораздо ближе к истине.

Луис, замерший на пороге, поднял взгляд на Кристиана и чуть свел брови. Сейчас тот вновь был прежним невозмутимым монахом из Валасского монастыря. Необычным было только присутствие короля.

— Мы будем здесь ночевать? — сглотнул легкий ужас Луис.

— Да, милый, — улыбнулся монарх мальчику. — Мы тут проведем ночь, — он с легким любопытством следил за герцогом.

Первой реакцией юноши было отступление, но он сдержался от попыток к бегству, понимая, что пыточная когда-то открывалась ему с самых неожиданных сторон. Ксанте понуждал своего воспитанника наблюдать за казнями и показывал, как причинять боль правильно. Теперь его привели в похожее место. Монахи не гнушались использовать те же методы над провинившимися.

— Хорошо, — сделать шаг вперед, чтобы позади закрылась дверь, оказалось сложнее, чем предполагал Луис, но он заставил себя не отступать от детских страхов.

Легрэ многозначительно молчал. Он запер дверь на засов и еще на ключ, который спрятал в кармане рясы.

Вернее всех слов о благодарности Фернандо сказал поцелуй, который лег на губы мальчика. Теплое касание, которое через мгновение стало жаром, жадно раздвигающим губы, как будто в первый раз ищущим отклики от прикосновений языка, от пробуждающейся игры и вскипающей крови. Луис откликнулся робко и выжидающе, как будто задавал вопросы, но не смел их произнести вслух. Легрэ закрыл их, и это значит только одно — они здесь останутся до утра. Колени невольно задрожали от предчувствий, слишком разных мыслей в голове. Глаза скользнули по стене, где висели плети.

Легрэ подошел к цепям, свисающим с потолка, и выжидающе взглянул на короля.

— Крепкие, — сказал он, осмотрев звенья и подергав за наручи. — И запираются надежно.

Луис тревожно оперся ладонями в короля.

— Что вы задумали? — спросил, стараясь не выдавать волнения.

— Луис, подойди сюда, — приказал Легрэ. — Быстрее давай.

Юноша неуверенно подошел к мужчине.

Легрэ с холодным молчанием развязал его пояс, стянул с плеч рясу и подвел под цепи.

— Подними руки вверх. — Кристиан пристально смотрел в глаза юноши, сдержанно и немного презрительно.

В голубых глазах появился теперь уже нескрываемый ужас. Но он все равно поднял руки, не отводя взгляда от барона. В четырех стенах запертого помещения трудно объективно оценивать происходящее, даже если ты точно знаешь, что сейчас произойдет. Если попробовать убежать или закричать... он сам же соглашается на все и давно переступил барьеры.

Легрэ застегнул наручи на запястьях герцога, дважды обошел его, разглядывая обнаженное красивое тело, на котором из одежды и осталось всего-то, что мягкие сандалии. Остановившись позади Луиса, Кристиан запустил руку в его волосы и, резко сжав пальцы в кулак, запрокинул голову герцога назад. О, Легрэ совсем не скупился на боль, но в его движениях не было ненависти — только желание жгучее и невыносимое. Этот спектакль Кристиан играл для себя и для короля.

Юноша вскрикнул. Красный свет, льющийся от светильников, придал возмущению чуть больше эротизма. Пальцы жестко оттягивали голову назад, заставляя прогибаться и открывать шею. Колени чуть согнулись, давая больше упора ногам, а в запястья врезался металл.

Кристиан взглядом улыбнулся Фернандо и огладил мальчика по спине сверху вниз.

— Ты будешь послушным, Луис? — спросил он, сжимая пальцами ягодицу герцога и хрипло дыша над его ухом.

— Да, — голос изменял герцогу. Он никогда не был в пыточных с Кристианом и Фернандо. Но слышал от слуг, что они частенько допрашивают там изменников и пытают провинившихся вассалов. О короле вообще давно ходили слухи, что он дьявол. Но до сих пор этим дьяволом в сознании Луиса оставался Ксанте, который умел делать с людьми все, что захочет — превращал их в податливый воск, из коего лепился любой образ.

— Помни, милый, ты обещал, — Фернандо мягкими шагами подошел поближе, и каждый шаг сопровождался еле слышным шуршанием подошвы о выщербленный камень пола. — Как думаешь, зачем мы здесь?

Луис вздрогнул от тяжелых шагов, даже не совершая попыток освободиться от пальцев в волосах. Он только жалобно взглянул вокруг, пытаясь не впасть в жуткое состояние воспоминаний, связанных с допросами инквизиции.

— Что обещал? — воздух со свистом вырвался из ноздрей.

— Быть послушным, — растянул губы в тонкой бледной улыбке король, дотронувшись пальцами до щеки мальчика. — А теперь отвечай — зачем мы здесь?

— Фернандо, прошу тебя... — капелька пота потекла по виску герцога. — Я не знаю зачем, — юноша оперся пятками о каменный пол, но обувь скользила по ним, а улыбка монарха обещала наказания. Потому следовало сосредоточиться. — Чтобы... Чтобы стать ближе?..

Губы Кристиана горячим поцелуем ожгли спину герцога, лопатки, шею на самой границе волос, и пальцы бегло прошли между ягодиц.

Луису стало страшно. Он привык к грубости и играм своих любовников, но камеры пыток холодили кровь, а на поверхности памяти всплывало лишь одно имя — Ксанте.

— Правильно, милый, ближе. Чего ты так сильно боишься? — Голос короля ложился холодным равнодушием. Пальцы коснулись испарины на лбу мальчика.

— Пыточных, — голос охрип, и герцог закрыл глаза, старательно прячась от красного человека в углу воспоминаний. Там была жарко натопленная комната, там юный цыганенок по имени Энжи еще не знал, что родился в родовитом гнезде Сильвурсонни.

— Луис, смотри на меня, — приказал Фернандо, крепко взяв мальчика под подбородок, как будто тот мог вырваться. — Открой глаза и смотри. Чего именно ты боишься?

Беглый взгляд на брата — продолжай.

— Не надо, — сглотнул несчастный, а по спине его побежали поцелуи. Он знал и другие ласки, в которых эти двое — лишь тени будущего: его бог-дьявол и его синеглазый спаситель-архангел. Там рука отца Ксанте могла изменить мир и наполнить его огнем или настоящим солнцем. Зверь, воплощенный во плоти, что позволил узнать о мире почти все и даже боль возвел в способ изменения.

Кристиан хитро улыбнулся королю, отпустил волосы Луиса и живо скользнул вниз. Теперь он целовал поясницу герцога, удерживая его за бедра и спускаясь мягкими приятными прикосновениями на ягодицы.

Юноша, реагируя на собственные страхи и касания, прикусил нижнюю губу. Если даже и успеет добраться в ту далекую заводь господь, если позволит искупить вину перед теми, кто казнен лишь потому, что смотрел на их убийство, все равно теперь вину грешной любви не искупить никогда. Герцог часто задышал и сжал пальцы рук.

— Смотри мне в глаза и отвечай, — в голосе Фернандо было непоколебимое спокойствие и приказ, не предусматривающие возможности избежать ответа.

— Неба, — лазурь глаз светилась первобытным ужасом. — Я боюсь только неба.

— Неба? — король холодно улыбнулся и склонился к лицу мальчика. Тьма и пламя метались по лицу безумным танцем, лепя призрачные маски ужаса, похоти, страха, равнодушия, и почти сразу разрушая их, заменяя, вертя ловкими пальцами опытного жонглера. — Так почему же этот страх именно здесь делает тебя безвольным?

Язык Легрэ нагло прошелся между ягодиц юноши.

— Милый, хороший, — видя дьявола Луис всегда терялся, но в каменном мешке дернулся прочь, уже произнеся ласковые слова. — Умоляю, хватит меня мучить. Я все уже сказал, — память жестоко подкинула момент, когда жгли человека. И Сильвурсонни невольно вскрикнул от рук Кристиана.

Легрэ все понял без слов и дал юноше короткую передышку. "Медленнее", — напомнил он себе, и ласково погладил герцога по ноге, успокаивая.

— Не все, ласковый, — улыбка монарха становилась все нежнее. Маленький бывает таким упрямым... Язык осторожно коснулся алых губ, очерчивая их по внутреннему краю, грозя скользнуть дальше и вылиться в поцелуй. — Говори.

Как говорить, если ловкий язык Легрэ искушает плоть, проходясь от копчика вниз, заставляя шире раздвигать ноги и испытывать дрожь, заставляющую колени подгибаться, когда Фернандо грозится впиться поцелуем, утверждая власть?

— Я же сказал... — чуть не заплакал Луис. — Вы знаете оба, что я был с Ксанте до последнего года... Не надо, — тихий всхлип, когда язык кружит вокруг ануса.

— Да, маленький, — пьянящий выдох в губы. Фернандо чуть прикрыл глаза, гася взгляд — мальчика можно пить, как самое пьянящее вино, кружащее пространство веселым безумным танцем. — Но ты должен сам сказать про глубинные страхи. Ты должен пройти через них.

— Он убивал людей... И пытал... Я не хочу бояться, но... — стон сладострастья вырвался из полуоткрытых уст, красных от страсти.

— Ты боишься, что с тобой что-то сделают? Или другого? — король намеренно задавал неправильный вопрос, так чтобы мальчик не мог просто ответить "да". Он должен проговорить сам.

Неожиданная слабость накатилась на Луиса. Чуткий слух уловил в Фернандо ту же опасную ласковость, что и у инквизитора. Герцог думал, что давно забыл про свои страхи, что они его отпустили, но стоило спуститься в подвал, как вновь небо путается с землей, а искушение похотью оборачивается красной чумой наказаний.

— Он приходит ко мне до сих пор — кровавый всадник. С собаками, у которых головы-черепа, — вдруг сказал совсем ровным голосом.

— Что он делает с тобой? — родная душа открывала ворота в ад — уже не в персональный, а в общий, куда дьявол стремился радостным вождением — познать, поймать, сделать своим.

Луис растерянно посмотрел на своего дьявола. Рядом с кошмарными снами и видениями тот казался почти ребенком.

— Он говорит... Я одержим, Фернандо. Я еще тогда тебе признался, что во мне есть дьявол.

Кристиан огладил ягодицы юноши, поцелуями вдоль позвоночника поднялся вверх.

— У нас у каждого свой зверь, Луис... и со своим ты тоже можешь жить, не терзаясь тревогой. Учись владеть им, но помни, иногда он будет вырываться на волю и делать, что хочет. Но в твоих силах чаще все-таки удерживать его, подчинять. Здесь ты хозяин положения...

— Он настоящий. — Испуганно забормотал юноша. Настоящий? Сейчас настоящими были черные глаза реального демона, который не собирался ни с кем делить герцога. Яростный огонь горел в нем.

— Настоящий — пока ты даешь ему силу. Покажи его, — обманчивая мягкость тона и прикосновений, и голодная жажда во взгляде. — Ты говорил — приходит. Ты говорил — живет. Если живет — покажи.

Луис отрицательно замотал головой. Кристиан требовал, чтобы он владел зверем, Фернандо вызывал, словно на поединок. Но герцог знал, что это только его собственное безумие...

— Пожалуйста, — с паникой взмолился дьяволу короля.

— Пока не покажешь, не признаешь — ты будешь управляем им. Всегда. Ты этого хочешь? — слова падали темными клеймами на белую кожу мальчика, расчерчивая его черно-белым узором. Как прорастающие веточки терновника. Фернандо довольно втянул сухой воздух, напоенный страхом — красиво.

— Милый, — Легрэ погладил герцога по волосам, — Фернандо прав.

— Я не вызываю демонов, — заплакал Луис отчаянно.

— Нет, конечно, ласковый мой, — голос короля опять лился патокой, обволакивая липкостью меда, заставляя барахтаться беспомощной мухой. — Он сам приходит. Когда? Что нам сделать?

— Он тут, — Кристиан положил ладонь на лоб герцога. — Ты должен говорить о нем. Мы поможем тебе, любовь моя. Он же здесь сейчас, верно?

— Не знаю, наверное, здесь. Он всегда забирает у меня все, что я люблю, — зрачки расширились, и Сильвурсонни словно испытал страшную боль от какой-то ужасной потери. — Ласку убили. Ее поймали через год и пытали на моих глазах. А потом... я дружил с мальчиком... его поймали на самоудовлетворении и обвинили в... мужеложестве. Мою собаку... отравили... Он смеется надо мной и теперь, собираясь отнять Кристиана. Придут кровавые псы и разорвут ему внутренности.

— Это мы еще посмотрим, — порывисто выдохнул Легрэ.

— Он? — Фернандо холодно улыбнулся. — Нет, милый, не он. Потому что он над нами не властен. Только над тобой. И убивает он не Кристиана — тебя. Пока ты думаешь о том, что кого-то не будет, ты оплакиваешь живого, не мертвеца, забирая жизнь у вас обоих. Ты хочешь, чтобы он забрал жизнь твоего любимого? — черные глаза горели огнем, не давая выхода из бесконечного колодца. Выхода нет — только продолжать падать. Утонуть, разбиться или наперекор всему полететь.

Его охотники... Гончие псы... Его красный конь, который въезжает в любые ворота. Любимые, живые, они не знали ничего о красном дьяволе. Они считают, что Луис сумасшедший.

— Я... не оплакиваю... я боюсь его, — еле слышно отозвался юноша.

Легрэ хмуро слушал герцога, но по-прежнему поглаживал его плечи.

— Ксанте мертв, — сказал он. — Потому что каждый дьявол один раз в жизни проигрывает. Он ничего не может мне сделать, особенно отнять у тебя.

Неужели Кристиан думает, что это люди убивают? Кристиан, вокруг, везде смерть выстилает себе кровавый ковер из болезней, войн, насилия.

— Ты прав, он мертв, — Луис чуть приподнялся, чтобы железо не саднило запястья, опасаясь короля, который почувствует его физическую слабость. Он станет играть жестко, чувствуя кровь.

— Даже если бы он был жив — это ничего не меняет, — Фернандо слегка погладил маленького по щеке. — Потому что снедает тебя не он, а его отражение в тебе. Твой красный человек. Ты ему поддашься? — монарх задумчиво продолжил вести узоры по здоровой щеке юноши. Сделай что-нибудь, милый, а мы поможем...

Король точно знал, на что бить. Внутри, жжет пламенем, съедает внутренности, желает жертв...

— Не поддаюсь... Не надо... — словно острый коготь теперь пытался рисовать по коже, хотя это был всего лишь палец.

— Сделай, — эхом шепнул на ухо Легрэ. — Надо.

— Что сделать? — тихий всхлип и ощущение, что пол проваливается, а оттуда наползает огонь.

— Позови его.

Луис недоуменно вслушивался в приказ барона, но сознавал — это бред... Звать красного дьявола нельзя. С ним придут собаки... С ним придет чума и...

— Помилуйте...

— Хм... Ласковый мой, ты хочешь меня разочаровать? — скептическая ухмылка появилась на лице Фернандо. — Ты хочешь сказать, что ты уже поддался? — палец завершил узор на одной щеке и потихоньку подбирался к свежей ране на второй.

— Нет, клянусь... Нет, Фернандо... — юноша задыхался, вспоминая, как в лихорадке сдавался зверю, как тот показывал, что мир хрупок, требовал пользоваться им, как игрушкой. — Я не умею вызывать такие сильные приступы. Перестаньте...

Легрэ переглянулся с королем, словно спрашивая: "Продолжать?"

Монарх ответил едва заметным кивком, а сам прошептал на ухо мальчика:

— Слабеешь?

Слабость давно растекалась по ногам герцога. И хотелось повиснуть и поддаться, но Луис сейчас был клинком, на конце которого алела кровь его бессмертной души.

— Я не хочу... Чтобы он возвращался, — Луис видел красного дьявола незадолго до приезда Анники, а теперь — буквально недавно был в его жарком пламени, когда задыхался от лихорадки. Дьявол умел шептать мудрые советы. И утверждал, что уже никогда любовь не победит. "Смотреть на агонию — вот твой удел, Луис. Я вырву твою душу в обмен на жизнь одного из твоих любовников".

— А что хочешь? Бегать от него всю жизнь? Прячась от нас на это время? Знаешь, ласковый, ты делаешь ту же ошибку, что и Кристиан. Думаешь, что правишься сам, без нас. Кидаешь нас на этой время, — Фернандо ласково шептал, прокладывая путь вдоль шрама.

— Я не прячусь, — Луис покраснел. — Он приходил... Когда я заболел, приходил.

Пальцы чуть застыли и король сумасшедше улыбнулся. Блеснули глаза, чуть ощерились зубы сладостным предвкушением.

— Приходил... И чуть не забрал тебя к себе. Да?

— Но не забрал, — добавил Кристиан.

Луис вздрогнул. В тот день они сказали про Аннику. Потом случился приступ, потом... Луис смутно помнил несколько недель. Вернее, последние дни.

— Он говорил про выбор, — мокрые дорожки наполнились новыми слезами. — Освободите мне руки.

Кристиан вопросительно глянул на короля и потянулся к наручам.

Фернандо молча сомкнул ладони Легрэ вокруг пальцев Луиса. Теперь барон стол сзади и грел, охранял и... не давал сдвинуться. Другая сторона жизни смотрела на мальчика глазами монарха. Глазами любимого.

— Говори.

— Давайте поговорим наверху, — попытался уговорить Луис, которого трясло от происходящего.

Король сделал шаг вперед, прижимая юношу к Кристиану, обхватывая их обоих руками. Кожа горела огнем. И он был повсюду — в свете факелов, в тлении жаровни, в плаче мальчика, в еле слышном шепоте на гранях сознания.

— Он близко, совсем близко. Скоро придет... — вторил шепчущим голосам Фернандо мягким голосом. — Чтобы опять искушать. Чтобы опять забрать... Оставить сгорать одному, подвешенному в костре страхов. Тонуть одному, погруженному в омут сомнений. Кто теперь тебя вытянет, маленький потерянный Энжи? Кто тебя спасет, Луис?

Рваное дыхание было ответом. Слова бессмысленны, если один дьявол желает вырвать добычу у другого. Зримый, ощутимый, одержимый адом, Фернандо издевательски приближал приступ. И Луис опалялся, теперь практически обвисший в колодках. Только Кристиан и Фернандо не давали ему упасть.

— Здесь только я, — шепнул герцог. — За что? — спросил он.

— Ты должен, — лукаво шепнул Кристиан над ухом. — Так надо, Луис. В тебе живет зверь, и ты сам кормишь его. Тебе страшно, милый?

— Да, хватит... Хватит... Я все вам сказал, — Луис дернулся, в кровь раздирая запястья и намереваясь и дальше сопротивляться. Отчаянная попытка прекратить допрос, которых было столько много в жизни.

— Покажи. — Фернандо склонился к самому уху мальчика. — Дай себе шанс. Прогони его окончательно. Отпусти себя. Маленький сладкий мальчик, которого так любил наказывать отец.

— Нееет, — Сильвурсонни повис на руках, рискуя те сломать, и попытался оттолкнуть короля ногами. — Хватит! Хватит! Что вы добиваетесь? Ксанте тут ни при чем! — Синяя вода ударила в голову, затопляя рассудок ужасом первобытным, завораживающим. Наверху, за стеклом льда таяло лицо Фернандо.

— Кристиан, держи крепче! — отрывистый приказ. Король цепко обхватил лицо юноши, вглядываясь горящими глазами, обжигая шепотом: — Луис, мальчик мой, любимый, слушай, держись за мой голос, не отпускай, рассказывай, кричи, только не отпускай...

Фернандо продолжал говорить, а голос изменялся, становился то жестким, то мягким, то опутывал, то рвал, менялась тональность, настрой. Звуки цеплялись крючочками и вгрызались в разум мальчика главным — ты не один, мы здесь, мы любим.

Легрэ подхватил юношу за торс, удерживая навесу и следя, чтобы Луис не поранился. Еще немного. Оставалось еще немного. Они должны пройти через это, все трое.

Но сейчас Луис ничего не слышал, а тонул в ледяной воде. Он просил бога сделать его маленькой рыбкой, которая спустится на самое дно и там закопается в ил. Руки не взрослого Луиса, а детские, барахтались и резались о края ледяного рва. А на самом берегу стоял пес с головой черепом и сверкал алыми глазницами, выдавая присутствие хозяина. Тот где-то рядом... Где-то на мосту, что ведет в родовое гнездо Сильвурсонни. Не возвращаться туда никогда. Хлопки о воду оглушительной волной отдавались в ушах, но архангел не приходил и не собирался спасать. Он потерялся в дороге. Луис захлебнулся в ледяной воде, с головой уходя во мрак, и вдруг увидел перед собой дьявола и закричал.

Сильная рука Фернандо на мгновение перекрыла дыхание и обожгла лицо — вырвать из вынимающего душу крика, и сразу же открывая доступ живительному воздуху, продолжала держать, скользя изменяющими силу движениями по горлу. Мальчик должен почувствовать. Чернота взгляда светилась провалами в ад. "Не отдам! Иди к нам, маленький! Сам! Перешагни!"

Легрэ прижался губами к виску Луиса и держал, держал крепко, словно Ксанте стоял рядом и тянул к юноше свои жадные лапы. И в висках Кристиана билось только одно: "Ты его не получишь... Он больше не твой! Не твой!"

Дьявол схватил юношу за горло. Он был черным, мрачным и жестоким богом, который не отпускает своих жертв. Он склонился и усмехнулся герцогу, как будто желал узнать его ближе. Поцеловал прямо под водой, заставляя ту застывать и превращаться в стекло. И стекло врезалось в тело, в руки, вытекая кровью.

Герцог забился на цепи, когда пальцы сомкнулись на шее, кровь потекла вниз от запястий.

— А теперь иди ко мне, — спокойно приказал Фернандо. Сердце цвело алыми розами, разрывая шипами плоть, разбрызгивая основу жизни вокруг, ослепляя вечно зовущий и вечно голодный огонь. — Иди. К тем, кто любит. Иди, Луис.

Дьявол схватил Луиса с яростью, не давая всплывать, камнем потянул за собой в адские ворота, продолжая целовать и уговаривать. И герцог видел, как красная перчатка на мгновение появилась в черной воде, желая ухватить Сильвурсонни за шиворот, но черный дьявол увернулся и закрыл ворота уже навсегда.

А Луис ослаб в руках Кристиана, приходя в себя и одновременно плача.

Легрэ все еще целовал его, что-то шепча на ухо нежно и едва слышно.

— Все хорошо, любимый... Все хорошо.

— Тсс... — Фернандо опять ласково обнимал мальчика, гладя его по волосам. — Все, все... — А мир продолжал красиво цвести красными отблесками огня.

— Кристиан, — король указал глазами на цепь.

Легрэ освободил Луиса из оков, смутно вспоминая, что в подвалы они шли не за этим. Ему хотелось спросить Фернандо, что это было, поговорить о случившемся, но он решил отложить на утро.

— Луис, как ты?

Юноша отзывался слабо. Ноги его не держали, а в голове стоял гул. Он оперся на Кристиана и поморщился.?

— Я кажется руку растянул, — сказал чуть ли не шепотом.

Кристиан усадил Луиса к себе на колени и посмотрел на его руки.

— Какая болит, хороший мой?

— Не чувствую совсем, — юноша еще плыл, как обычно бывало после приступов. Он не мог пошевелить пальцами правой руки, казалось, та стала ватной. Дорожка от оков красным браслетом красовалась на запястье.

— Не понимаю, — тревожно отозвался Легрэ, осторожно растирая поврежденную руку, — я же хорошо держал... Может быть мне сходить наверх за примочками, Фернандо?

— Не уходи, — герцог прижался к мужчине и закрыл глаза, потому что голова сильно кружилась.

— Похоже, слишком сильно дернулся, — король присел рядом. На ощупь никаких повреждений не было. — Маленький, только рука?

— Я очень устал... Зачем вы это сделали? — носик уткнулся в грудь Кристиана.

— Тебе надо научиться совладать со своими страхами. — Легрэ поцеловал юношу в макушку и ласково посмотрел на Фернандо. — Когда-то ты уже делал что-то подобное, и у тебя все получилось. Получится и сейчас. Я точно знаю.

— Это приступы, кошмары... Они не уходят. Они навсегда... в голове.

— Но это же твоя голова, Луис, а значит и правила твои. Красный человек может подчиниться тебе.

А герцог думал: "Конечно, так кажется со стороны — подчинить своего Зверя легко? Не надо, Кристиан. Ты же не будешь утверждать, что подчиняешь стихии и саму смерть лишь разумом? Но сейчас все не важно, сейчас отступила вода, и она не вернется..."

— Тебе сейчас здесь находиться страшно? — мягко спросил Фернандо, с тревогой прислушиваясь к себе — огонь все не отпускал и требовал чего-то еще.

Луис отрицательно покачал головой. По его коже пробежали мурашки от голоса монарха — такого хрипловатого и все еще жадного.

— Хорошо, милый. Не откажешься с нами иногда спускаться вниз? — чуть игриво поинтересовался король и погладил юношу по бедру. Мир кружился все сильнее. Нужно побыстрее уложить мальчика и во двор. Или в лес. Сегодня с мечом. Ноздри трепетали предвкушением.

Но герцог медлил с ответом. Он боялся спускаться в подвалы. Зачем? Он опять отрицательно закачал головой, выражая трепет перед пыточными.

— Что тебя держит? Я не предлагаю тебе работу палача. Я прошу быть вместе с нами и здесь тоже, — король внимательно вглядывался в мальчика, стараясь поймать его настроение, желания, мысли.

— Фернандо, зачем здесь? — наконец Луис позволил себе сесть нормально и сразу обнял пострадавшую руку.

— Почему нет? — в ответ улыбнулся король, продолжая поглаживать герцога по обнаженному бедру. Теперь кожа юноши казалось золотистой с редкими алыми всполохами и манила своей мягкостью.

— Я... что ты делаешь? — светлый ангел взирал на монарха с недоумением и восторгом... — Ты ко мне пристаешь? — он тихонечко соскочил с колен Кристиана.

Фернандо поднялся, ласково глядя на мальчика.

— А ты хочешь? Дай мне руку, — он протянул ладонь к Луису.

Опустив больную руку, Сильвурсонни шагнул к монарху, чтобы исполнить его просьбу. Он доверял своему дьяволу, как никогда.

Поцелуй опустился на пальцы мальчика, а взгляд, не отрываясь, погружался в душу, чтобы разъять ее на части и найти самое сокровенное.

— Что ты сейчас хочешь, милый?

— Тебя... Кристиана... — Луис чуть обернулся на Легрэ и вновь оказался под прицелом черных пропастей. Зябкость подвалов струилась по коже мурашками. Пальцы на поврежденной руке стало нещадно колоть.

Кристиан подошел ближе, сдержано улыбнулся и неторопливо стал развязывать пояс рясы.

Фернандо довольно втянул запах пробуждающейся страсти, прошивающий позвоночник раскаленной иглой. Может и не придется никуда уходить. Скинул прочь блио и потянул из-за голенища нож. Минута — в руках у него оказался длинный алый отрез. Цвет монархии, цвет крови, цвет страсти. Не говоря ни слова, осторожно забинтовал поврежденную руку мальчика. Глаза довольно щурились — красиво. Дьявол чуть наклонил голову набок — заставить мальчика стесняться? Будет еще прекраснее...

Ловкие пальцы закрепили на запястье повязку, которая заставила руку ныть, но Луис даже не заметил этого. Он увидел алчное желание в своих любовниках, на которых любил смотреть и которые пробуждали в нем растерянного маленького птица, готового спорхнуть с ветки.

Кристиан взглянул на Фернандо.

— Ваше желание — закон, ваше величество. А чего вы хотите?

Взгляд мальчика и голос барона задали нужное направление мыслям короля. Ласково улыбнувшись маленькому, он опять подхватил нож. Вскоре от блио не осталось ничего, а запястья и лодыжки герцога украшали дивные красные широкие полосы. Последняя лента легла на шею мальчика. Король отступил от Луиса на два шага.

— Ты чудесен.

Все это время Сильвурсонни терпеливо ждал, когда дьявол в полной мере насладится украшательством и все больше смущался.

Легрэ обошел герцога кругом, оценивая старания короля.

— Знаешь, Фернандо, — сказал он задумчиво, потерев подбородок, — его ленты как отметины... нет, как браслеты, для танцев. И здесь в подвале хорошая акустика. Может, герцог нам споет... лаская себя для начала.

Король кивнул. Да, это будет действительно красиво.

— Нежный, иди ко мне. Луис, — ласковая чернота опаляла, — спой нам.

— Я не умею петь, то есть... — растерянный и удивленный, герцог на ассоциации Кристиана вспомнил о браслетах наложников и своем глупом разговоре в ту ночь, когда они... Юноша окончательно покраснел.

— ... то есть ты стесняешься? — ровно спросил Кристиан.

— Да, — поспешно кивнул тот и постарался не думать опять о всяких глупостях.

— Нежный, — Фернандо надавил на плечо брата, заставляя его сесть на пол, — ты какую песню хочешь услышать? Иначе я сам выберу, — бледная улыбка на губах короля подчеркивала алчный взгляд, пожирающий появившийся на щеках мальчика румянец.

— Я сам, сам... — вот напасть! Луис судорожно вспоминал старинные баллады и остановился на той, что восхваляла весну и возрождение. Голос у него дрожал, был тихим, как у покорного барашка, который попал к волкам.

— Хм, — нахально улыбнулся Легрэ, — о любви конечно же... Или об убийстве.

Прервавшись, Луис замолчал опять.?

— Я не знаю песен о войне. И о любви — только те, что менестрели поют, такие странные и безнадежные.

— Тогда пой любой хорал. Хотя нет — девяностый псалом. Как защиту от опасной ситуации, — Фернандо хищно улыбнулся и запустил руку в волосы Кристиана, слегка сжав их. — Смотри мне в глаза и не смей опускать взгляд. Ты понял, нежный?

Легрэ облизал губы и усмехнулся.

— Не опущу.

Юноша кивнул. Он смотрел на любовников и почти речитативом произносил слова, запинаясь и теряя окончания, иногда даже слышалась мелодика в его странном пении.

— Я сказал — петь, а не шептать, милый, — король продолжал улыбаться, перебирая тяжелые пряди волос Кристиана. — Руку на член.

Герцог смущенно потянулся к естеству, обхватывая пальчиками, которые горели огнем. Он постарался попадать в ноты. Но кажется, еще больше стал сбиваться.

Легрэ улыбнулся.

— Ты прекрасно-жесток, Фернандо, — сказал он.

А тот потянул брата к себе.

— Кристиан, — слова с жадным, безжалостным в своей короткости поцелуем. — Помоги герцогу петь. Средства выберешь сам. Я надеюсь, ты нас не разочаруешь. Луис, продолжай, — голодный взгляд спотыкался на лентах. Мало, можно еще.

Не сводя пристального взгляда с короля, Кристиан тихо отступил от него, осторожно переступая по полу, чтобы не споткнуться, двинулся к Луису. Встав за спиной герцога, Легрэ многозначительно улыбнулся королю, взял Луиса за бедра и крепко прижал ягодицами к себе. Горячим дыханием над ухом он подсказывал слова девяностого псалма:

— Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится...

— Не надо... — мурашки побежали по спине и Луис разжал пальцы на члене, заметно окрепшем.

— Луис, — в голосе Фернандо было шипение змея, — я не разрешал убирать руки. Продолжай.

— Будешь плохо петь, — шепнул Легрэ, — меня накажут. Так что постарайся, милый, и повторяй: живущий под кровом Всевышнего...

Приказ Фернандо и одновременный шепот на ухо вызвал новую волну мурашек. Герцог судорожно сглотнул и вновь обхватил ладошкой свой член, чувствуя, как в кончиках пальцев пульсирует кровь. И слабо застонал.

Мир короля довольно плавился в отзвуках ангельского хора, проявляющихся в голосах любимых.

— Пой.

Фернандо подхватил с пола веревку, служившую поясом Легрэ. Несколько шагов вперед — и обе ладошки мальчика лежат на его плоти, а кусок выделанной пеньки связывает запястья Луиса. Взгляд ласкает лица любовников, которые находятся так близко.

— Пой.

Легрэ усмехнулся.

— Это не так сложно, как ты видишь. Продолжим? — и они продолжили, разумеется, выходило совсем не церковное песнопение, а совсем иная музыка, более желанная телу, чем душе.

Когда мальчик снизошел на всхлипы, король подхватил его под бедра, заставив обнимать себя связанными руками, открывая Кристиану.

Луису ничего не оставалось, как выгнуться и подставиться барону.

Пальцы Легрэ ласково прошлись между ягодиц мальчика, и почти сразу же два из них вторглись в горячее нутро — и при всем этом Кристиан улыбался королю, не сводя взгляда с его лица. Действовать на ощупь было несколько неудобно, но в чем-то даже приятнее и острее.

Юноша вскрикнул, всем весом опираясь теперь на Фернандо. Живот залило горячей волной, грозящей стать то ли болью, то ли удовольствием.

— Кристиан, — король почти прижал Луиса к брату. — Возьми его.

Ресницы Легрэ дрогнули, и он, едва кивнув в ответ, придержал герцога за бедра, нащупал под рясой свой член и без лишних прелюдий взял герцога — еще не раскрывшегося и не успевшего подготовиться к вторжению. Шло туго и Легрэ едва не закрыл глаза от захлестнувших его опьяняющих ощущений.

Инстинкт подсказывал юноше вырваться, но он был в полубреду — с одной стороны, слабость после приступа давала о себе знать, с другой — накрывшее с головой возбуждение заставило отвечать и толкаться навстречу огню, кусая губы в кровь.

— Мальчик мой, пой, — шепот короля уносил еще дальше в горячую преисподнюю, где были только они трое и всё, где властвовали только их законы, и не было ни земли, ни рая. Только трое жалких людей, посмевших восстать против правил, и этим вознесшихся на вершину счастья, ставших друг для друга богами.

Луис застонал, не в силах подбирать слова, но выученные наизусть песнопения, срывались с уст, пока не поглотились новым вскриком, когда Легрэ вошел до упора и остановился. А герцог запрокинул назад голову и с шумом выдохнул.

— Дай знать, когда будешь готов продолжить, — шепнул Легрэ над ухом герцога, и глядя в глаза короля — прекрасные и любимые, поцеловал Луиса в висок.

— Скажи "да", — светлые, ловящие отблеск факелов разметанные волосы мальчика, полуприкрытые глаза, голова на плече Кристиана и как противовес — тьма волос и желаний и синь взгляда барона. Достойны продолжать.

Луис кивнул слабо, а в следующую секунду тихо ерзнул, толкаясь сам на член барона. Новая жаркая волна была приятнее и давила на простату. Герцог попробовал шевельнуться опять.

— Да-да-да, — взмолился он.

— Развратный мальчишка, — мурлыкнул Кристиан и принялся размашисто и неторопливо работать бедрами. Руки поглаживали бока короля. — Умничка... мне нравится твоя песня.

Горячий пот сразу прошиб юное тело, которое забилось в криках, пытаясь за что-то уцепиться, но руки были связаны, и Сильвурсонни мог рассчитывать только на короля.

— Обними меня крепче, — шепнул Фернандо мальчику, крепко держа его под бедра, чуть подавая вперед, к Легрэ, и тот продолжая свои медленные, терзающие движения, входил все глубже в провокационно подставленную задницу юноши. Слыша крики и чувствуя дрожь Луиса, глядя, как меняется поволокой взгляд брата, монарх погружался в благословенное состояние, когда пожирающий огонь готов вырваться и сжечь все вокруг.

— Еще, прошу, — герцог умолял, готовый на все, лишь бы сладкая пытка не прекращалась. Красные ленты свисали с его тонких щиколоток и тоже дрожали от каждого ввинчивающегося движения.

Легрэ ревностно выполнял просьбу герцога, уже не жалея его и не размениваясь на осторожность. Еще — так еще! И он врывался в Луиса с азартом дикого зверя, едва выдерживая взгляд Фернандо. С каждым движением становилось все сложнее не закрыть глаза от наслаждения — это стало пыткой для Легрэ, но он помнил, о чем просил король. А так хотелось спросить одним взглядом: "Отвернуться нарочно?"

Кажется, опять спустилась тьма, когда отступают мысли... И вся камера для пыток гаснет в черном потоке невыносимо сладострастного стона, что поет куда громче, чем ветер над океаном, когда пытается поднять огромные волны.

Фернандо пальцами все крепче сжимал бедра мальчика и на нежной коже точно не следующий день должны будут появятся синяки. Ему до одури хотелось отпустить себя окончательно и разделить Кристиана с мальчиком, но король продолжал держать Луиса, тереться щекой об его волосы, покусывать шею и плечо. И все это — давя тяжестью своей пока нереализованной жажды, отражающейся в движениях и во взгляде, постепенно теряющем человечность, обретающем холодную или наоборот, слишком горячую, страсть.

Луис же падал между двумя вертикальными стенами расщелины. Каменные великаны сжимали его с двух сторон. Провалы в сознании укреплялись. Яркими вспышками рождалась то дикая боль на грани отчаяния, то наслаждение рая.

— Хочу вас... Люблю... — герцог утопал в одном мгновении, отрицая страхи потери и отбрасывая мысли о дурном, а также свою ревность к Аннике.

— Прости, — шепнул Кристиан юноше, и, вызывающе улыбнувшись Фернандо, закрыл глаза.

Дьявол короля довольно воспрянул — игра! Языки пламени затрепетали в подушечках пальцев, расползаясь по телу, меняя лицо, заставляя впиваться ногтями, чтобы тело под руками не просто пронзало дрожью.

— Нежный, смотри мне в глаза, — жаркий озноб тела перешел в тихий голос, на грани шипения.

Луис вздрогнул, услышав дьявола, но теперь он был подвластен. И даже страх, что Кристиана накажут, путался с сильными толчками в тело, каждый раз заставлявшими кричать.

Легрэ в ответ только улыбнулся уголками губ, дав понять Фернандо, что это отказ... или провокация.

Король перехватил бедра мальчика правой рукой, сдвигая их, заставляя сжать мышцы ног и таза, вызвав вскрик у обоих любовников. Левой рукой приподнял голову Кристиана за подбородок.

— Смотри.

Кристиан медленно поднял глаза на короля, уже глядя на него не с вызовом, а со сдержанной мольбой и желанием, врываясь в герцога рваными быстрыми толчками, орошая своим семенем нутро Луиса. Легрэ сжал челюсти и снова отвел взгляд.

Юноша закричал от резкой боли и впился зубами в плечо короля, скорее инстинктивно, чтобы хоть как-то ослабить собственное страдание.

Фернандо прошила судорожная молния и рука скользнула вдоль бедер мальчика, прижимая их к своему телу. Шаг назад и юноша свободен от естества Кристиана. Король дернул маленького за волосы, заставляя со стоном разжать зубы. Еще алое мгновение — и Луис стоит на полу на коленях, а рука мужчины продолжает его властно держать за волосы.

— Нежный, — ласковым голосом сказал король и чуть потянул голову мальчика назад, откидывая, открывая шею. — Смотри сюда.

И Легрэ посмотрел, дрожа от ожидания, желания и восторга. Он любил Дьявола короля, особенно когда они были одни, когда Кристиан вставал ногами на лезвия ножа, рискуя погибнуть в одно мгновение. Когда с ними был Луис, Легрэ еще и боялся. Боялся он и сейчас.

Бессильный, с горящими щеками, измученный жаждой продолжения, Луис теперь трепыхался в руках монарха, сопротивляясь и хватаясь связанными руками за запястье Фернандо.

— Пусти, — шипел, как дикий кот. — Пусти!

А тот еще сильнее вцепился в волосы мальчика, вытягивая его наверх, до почти боли, так, чтобы натянутая звенящая струна пела, готовая послужить тетивой для лука.

— Пустить? — холодная улыбка цвела морозными узорами, почти не скрывая бьющегося изнутри огня. — Просите оба, — два простых слова с жадным прищуром огненного демона. Оба. Мои.

Легрэ чуть сощурился и перевел взгляд на Луиса, внимательно всматриваясь в его глаза. Просить? Просить тебя отпустить?

Синий взгляд нашел герцога, но говорить тот не мог, лишь отчаянно вырывался, сам себе делая больно. Белые локоны между пальцами смотрелись ярко рядом с алыми лентами.

И Легрэ нахально улыбнулся королю, снова выказав норов, а после легким движением стянул с себя рясу, и, швырнув в сторону, подошел к Фернандо.

— Нет, я не стану, — сказал он нежно, скользнул взглядом по губам короля. Сердце в груди забилось бешено и Легрэ хотелось крови и поцелуев.

Монарх чуть склонил голову, будто бы изучая мужчину, посмевшего так в открытую возразить. Язык еле видным движением скользнул по губам, превращая улыбку в усмешку.

— На колени, — тихий ничего не выражающий голос подчеркнулся еще одним криком мальчика.

Герцог закрыл глаза и начал молиться. Он был не в состоянии сейчас сопротивляться и говорить. Боль пронзала голову, и казалось — его сейчас растопчет яростью дьявол.

Кристиан насмешливо хмыкнул, ровно глядя в глаза короля, но не двинулся с места.

— Нежный, я не повторяю два раза, ты знаешь, — прохладно ответил Фернандо, отпустив мальчика, превратив пытку в ласку по воспаленной и чувствительной коже под кудряшками. — Сегодня я нарушу это правило. На колени, — он довольно потянулся, улыбаясь брату.

Почувствовав, как рука стала ласковой и перестала истязать, поняв, что король отвлекся на Кристиана, Луис инстинктивно дернулся бежать, готовый забиться в угол от неожиданно нахлынувшего ужаса.

Вот только Фернандо не отвлекся и ласка была не просто так. Он перехватил мальчика и, крепко держа за шею сзади, заставил остаться в прежнем положении — вытянувшись тонкой веточкой, заготовкой для будущей игры.

— Я тоже не повторяю дважды, — мягко ответил Легрэ. — Но, может быть, в этот раз тоже сделаю исключение. Нет.

Луис тихо взвыл. Два хищника. Он видел не раз, как они входили в игру и потом становились опасными. Теперь убежать некуда. Подвалы закрыты до самого утра.

— Тихо, милый, рано, — Фернандо склонился к мальчику и, приподняв его лицо, поцеловал в уголок глаза. Кристиан не подвел... — Еще не время. Руки вдоль туловища и стой не шевелясь.

Отпустив герцога, подошел к столу с заранее тщательно подобранными инструментами. Рука задумчиво прошлась по холоду металла, мягкой коже, теплому дереву. Король обернулся к любовниками, оценивая положение. Предвкушение сладостью отдавалось на языке.

Герцог ошарашено наблюдал за выбором инструмента.

Кристиан же даже не смотрел в сторону стола — к чему портить интригу. Он смотрел на Луиса и мягко улыбался ему.

Фернандо склонил голову набок — прелестно. Пора. Он прикрыл глаза — можно отпустить себя. Скинуть сапоги — холод, каменная крошка, еле заметная, если долго стоять на коленях... А мальчик уже долго стоит... Дрожит... Красиво. Пальцы обхватили тонкий прут. Им можно и поиграть, и наказать. Скользящий шаг, когда все пространство видится чем-то иным и кажется объемной выпуклой игрушкой.

Монарх остановился позади мальчика и провел кончиком прута по его спине, от шеи вниз, до талии, очертил две ямочки, легко шлепнул по копчику и застыл между ягодиц.

Фернандо поднял глаза от заманивающей прелести.

— Кристиан, — звонкое имя шелестом ветра, — сюда.

Дрожь прошлась по спине и ногам юноши, утратившего контроль за своим телом. Его сердце стучало неистово и сильно, вырываясь из груди, но произнести хоть слово... Как он смел говорить что-то дьяволу, желавшему крови.

Легрэ просто пожал плечами и нарочно растягивая процесс, неторопливо подошел к любовникам. Встав перед Фернандо, он посмотрел ему в глаза.

— Нежный, — прут лаской очертил лицо мужчины, пока взгляд все больше распалялся неистовством и бешенством. Перечит... Фернандо быстро шагнул в сторону и ударил Легрэ по голени ногой.

Охнув, Кристиан упал на колени, но тут же чертыхаясь попытался встать.

А Фернандо уперся ему в спину чуть ниже шеи ногой, не давая этого сделать, пригибая к полу своим весом. Напряжение очерчивало красивый рельеф мышц брата, заставляя разливаться сладость вожделения в паху.

— Больно? — прохладный, отстраненный вопрос.

— Представь себе, — простонал Легрэ.

— Опять дерзишь? — монарх обрисовал кончиком прута позвоночник Кристиана.

— Ну тебе же нравится, — ответил Кристиан, слишком остро ощущая прикосновение ступни короля к своей шее. Через силу улыбнуться оказалось сложнее, чем он себе представлял.

— Мне? — Фернандо присел рядом с бароном, отпустив того, и приподнял его голову толстой стороной прута. Но и этот конец ветки, специально подготовленной для наказаний, был достаточно тонким и больно врезался в кожу. — А откуда ты знаешь, что именно мне сейчас хочется, милый? — И с каждым словом монарх наклонялся все ближе, оставаясь таким же ледяным.

Луис сделал несколько шагов назад и вжался в стену. Дьявол говорит сладострастно, а значит будет пить кровь. И... колени задрожали, а душа сжалась в комочек.

— Я ошибся? — иронично подметил Кристиан, глянув напряженно на основание розги. — Хм, тогда пусть будет так.

— Дерзишь... — в голосе короля прорезалась мягкость. Тем приятнее будет покорность, тем приятнее будет брать. — Маленький, иди сюда, — пока пальцы проводят по векам брата, закрывая глаза. — Не смей открывать, — шепот на ухо, когда губы мягко касаются мочки, проходятся по виску горячим дыханием.

Для герцога сложно оказалось вообще сейчас подходить.

— Я тут постою, — шепнул одними губами.

— Иди сюда, — четко выговаривая каждое слово, повторил Фернандо, чуть отстранившись от Легрэ и разглядывая его лицо. Указательный палец подчеркнул шрам на щеке. Красиво? Дьявол чуть наклонил голову, изучая картину с разных ракурсов.

Луис заморгал и подошел, опуская взгляд.

Кристиан лежал с закрытыми глазами и чувствовал, как дрожь пробирает тело, как сердце в груди колотиться, как дыхание спирает. Он не открыл глаз, но это не означало покорность — просто Легрэ знал, когда грубить, а когда подчиняться, чтобы его король получил удовольствие.

— Посмотри сюда, маленький. Правда, красиво? Что тебе больше всего нравится?

— Я не знаю, — Луис дышать боялся. Слабость после приступа мешала ему думать.

— Милый, — пальцы короля пробежались по тонкой голени. — Скажи что сразу пришло в голову.

Что пришло? Он боялся вспоминать умоляющих жертв Ксанте.

— К чему ты спрашиваешь?

— Нежный, — негромкий приказ разнесся по небольшому помещению. — На колени, руками в пол упрись, — сразу же змей поднялся и повернулся к мальчику. Кто теперь искушение?

Кристиан неторопливо выполнил желание Фернандо, но для виду тихо хмыкнул, мол, я тоже играю, и играю по своим правилам.

— Мальчик мой, — король ласково обнял юношу со спины, положив голову на его плечо. — Жажда, желания... — подушечки чертят узоры на животе Луиса, спускаются ниже, ласково проходятся по плоти, разогревая его ослабшее желание. — Они ведь становятся слаще при виде красоты?

Герцог робко кивнул, прикусывая нижнюю губу, когда рука заскользила по животу и обхватила его плоть.

— А что еще разогревает желания? У тебя? — монарх продолжал неторопливые движения, которые теперь сопровождались невесомыми поцелуями в шею и легкими похлопываниями прутом по ноге. И заставлял смотреть на Кристиана.

— Фернандо, я... вы вызываете во мне желания, — глаза закрывались сами собой от каждой ласки и даже от легкой боли от прутика.

— А теперь смотри и не смей отводить взгляд, — последний поцелуй закрепил права на мальчика. Король подошел к Легрэ и вдруг, без предупреждения, со всего размаху вытянул его розгой вдоль позвоночника.

Кристиан от неожиданности вскрикнул и дернулся. Он едва не упал. Сначала он подумал, что по коже прошло лезвие и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, всего лишь прут. Легрэ стиснул зубы и застонал.

Юноша вскрикнул, словно это ударили его.

— Фернандо, пожалуйста... Не сегодня, — взмолился он.

Монарх вскинул голову.

— Что не сегодня? — прут чертит вдоль алой полосы на спине Кристиана.

— Я тебя прошу, сегодня я не могу. — Луис не смел отводить взгляда.

Легрэ молчал, и хоть казалось, что он не слышит разговора, слушал он внимательно.

— Не можешь... — Фернандо сделал шаг к мальчику. При взгляде на такие глаза герцога, губы и чресла наполнялись неласковым желанием, которым и так полнились волны мира. Прут уперся в пах Луиса. — Что именно ты не можешь?

Герцог отрицательно закачал головой, хмурясь и горя от жажды обнимать сейчас монарха и пить нектар его губ, но тот желал иного.

— Все могу, ваше величество, — робко отозвался на почти приказ отвечать.

Легрэ повел плечом и боль прошлась по лопаткам. Неужели Луис решился? Рано. Слишком рано.

Король заинтересованно наклонил голову, изучая мальчика.

— Все? — тонкий прут пополз вверх, изгибаясь дугой, потому что мужчина шагнул еще ближе. — Все... Возьми... — Фернандо сомкнул тонкие пальцы на рукояти розги.

Сильвурсонни обхватил пальцами предложенный прут и отвел глаза.

Кристиан медленно обернулся через плечо.

— Фернандо, ты разве не сам? — спросил он немного иронично. — Жаль...

Король медленно закатал рукав рубашки и вытянул руку в сторону.

— Луис, — и вновь тихий голос, не допускающий возражений. — Ударь.

— Тебя? — брови поползли вверх, а личико вытянулось. Он покусал губы, прежде чем решился на удар — не сильный, но ощутимый.

Монарх продолжал улыбаться, даже запястье, на котором остался чуть видный след, не дрогнуло.

— Еще. Сильнее.

Герцог посмотрел нерешительно сперва на Кристиана, а потом вновь на короля, как будто тот не понимает, что так нельзя. Ударил чуть сильнее и содрогнулся, словно больно было ему.

Легрэ наблюдал, с подозрением поглядывая на происходящее

— Плохо, маленький, — взгляд Фернандо разгорался все больше и больше. — Сильнее.

— Хорошо, — герцог выдохнул и сосредоточился на розге, чтобы сделать удар болезненным и безопасным. Он умел обращаться с таким оружием и теперь ударил сильно, но кожу не рассек.

— Ударь, как он меня, — тихо подсказал Легрэ.

Три полосы цвели на руке короля, и он все продолжал держать руку и в упор смотреть на мальчика.

Луис сосредоточился на своем ощущении "оружия", таковым оно и было на самом деле. Если бы эти двое знали, что боль прожигает и наказывающего... Удар прошелся по груди короля обжигающим укусом.

А в глазах юноши появились слезы. Такие горькие, словно красные линии цвели на коже герцога. Ксанте говаривал, что наказание бывает бесполезно только если в человеке сидит дьявол.

А дьявол Фернандо довольно содрогнулся, позволив только шипение сквозь стиснутые зубы. Капельки крови крохотными рубинами оказались на пальцах мужчины, которые сразу же нежностью опустились на губы мальчика. Алые и соленые. Теплый поцелуй, странно мягкий, любовный, растворил вкус крови на языке Луиса.

— Спасибо, милый, — монарх обнимал мальчика, сцеловывая драгоценные блестящие капли с бледной щеки.

Луис был мягким и податливым сейчас, нежным, как цветок, которого касается ледяной ветер. Он опять полыхал в руках монарха. Ожидал его дальнейших действий.

Легрэ хитро улыбнулся. Это еще не конец — он знал, знал, что король готовит юношу к большему, а потому Кристиан остался стоять на четвереньках.

— Мальчик мой, это было красиво, — то ли вопрос, то ли утверждение голос Фернандо отражался от стен камеры, отражаясь в осколках льда, искажая реальность. — Жаль ты не видел себя со стороны. Покажи мне еще себя. На нежном.

Взгляд Сильвурсонни переместился на барона.

— Хорошо, — кивнул робко и коснулся кончиком прута его спины, словно выбирал точку по которой ударит. Сердце стучало гулко. Голова гудела. Рука подбирала силу удара и, наконец, зашлась со свистом и прошлась по ягодицам Легрэ.

Кристиан так выругался, что даже у отъявленных негодяев его сквернословие вызвало бы настоящий шок, а потом рассмеялся. Когда же он взял себя в руки, то посмотрел на короля.

— Ну знаете...

— Ты чем-то недоволен? — благожелательно спросил Фернандо, поглаживая мальчика по плечу.

Луис поднял глаза, чтобы понять, что желает его монарх.

Легрэ попытался сосредоточиться на игре, но его пробивало на смех.

— Про..стите, ваше величество.

— И все? — так же благожелательно осведомился Фернандо, разглядывая любовника. — Просто простите? — а пальцами продолжал нежно оглаживать герцога, проходясь по шее, спускаясь на позвоночник.

Луис выронил прут и вздрогнул.

— И все, — выдохнул Кристиан, утирая лицо ладонью. Он не знал, что будет дальше. Возможно, Фернандо рассвирепеет, возможно, нет. Что ж, остается подождать.

— Луис, подними, и продолжи, — холодный голос, легкая дрожь под рукой и синий взгляд, в тьме даже более яркий и манящий, чем на свету.

Несмотря на страх наказания, герцог отрицательно покачал головой. Он чувствовал себя все глупее в этой странной ситуации. Неужели Фернандо этого не видит?

Дьявол воспрянул — маленький сопротивляется? Забавно. Король опять обхватил Луиса со спины, обнимая его как воздушную хрупкую драгоценность.

— Кристиан, — шелест голоса по коже. — Поднимись встань к нам спиной.

"Нужно доверять, — шепнуло сознание Луиса, — я обещал им верить во всем". Горячее тепло, исходившее от монарха, через кожу передавало что-то еще, но сейчас юноша тщетно повторял себе, что ничего не случится и что его любовники никогда не перейдут грань, за которой наступает смерть. А потому он стоял и ждал... сам не зная чего.

Легрэ поднялся и встал спиной к любимым.

— Что-нибудь еще, Фернандо?

— Молчи. Луис, посмотри внимательно. Это красиво? — и монарх заставил мальчика осторожно, самым кончиком пальца, дотронуться до чуть кровящей полосы на коже Кристиана.

Ноздри подрагивали, когда мужчина заставлял вести по ране. Это боль, жжение, они саднят... Но Сильвурсонни не отнимал руки и подчинялся желаниям короля. Он совсем сходит с ума, раз здесь... где причиняют боль.

— Это красиво... Это желанно... Не только мне... Нам... — говорил монарх, а руки продолжали изучать выступающие капли, подбирать желание. Зов крови кружил голову Фернандо все сильнее и сильнее. — Продолжай, маленький, и все время смотри на свои руки, — с этими словами он чуть развернул герцога, опустился перед ним на колени и принялся ласкать.

Конечно, можно было бы растеряться и раньше, но сейчас Луиса выкручивали противоположные эмоции: стыд и желание, страх и вожделение, сопротивление и одновременно подчинение. Он провел дальше по красной линии и невольно прижался губами к лопатке барона.

Легрэ обернулся в пол-оборота и мягко улыбнулся мальчику. Его губы были как бальзам на кожу — теплые, мягкие и такие осторожные.

— Все в порядке, — шепнул Легрэ.

Уткнувшись носом в спину Кристиана, герцог застонал.

Негромкий звук, так ясно отображающий желания мальчика, заставил Фернандо проявлять еще большую активность и, как ни странно, нежность. Оглаживая ягодицы мальчика, лаская мошонку, он то дразнил Луиса легкими прикосновениями языка и губ, то глубоко вбирал его член, и каждым движением приближал его к желанной разрядке.

Кристиан тем временем закинул руку за плечо и осторожно коснулся пальцами светлой макушки герцога.

— Отпусти себя... теперь можно.

Да, с ними в бездну, хоть в самую тьму, чтобы там гореть и не видеть солнца, с ними... если можно, то с ними. Юноша потянулся с новым поцелуем по коже, золотистой и загорелой, обвивая рукой Легрэ и касаясь в первой ласке его плоти. Хотелось больше, хотелось чувствовать... Дышать их запахами, животными и страстными, почти звериными. Хотелось! Пальцы обвили член Кристиана и жадным кольцом двинулись от головки к основанию.

Кристиан вздрогнул и задохнулся от наслаждения. Он постанывал в такт движениям руки герцога, и это был его рай — боль и страсть, и Фернандо, и Луис.

Ладонь короля легла поверх пальцев мальчика, ласкающего Легрэ, и, ведомая ими, вносила дополнительную остроту в их сумасшедшее единение. Сам же Фернандо продолжал изнурять юношу своей меняющейся — то медленной, то страстной — любовной нежностью.

Теперь уже Луис не мог себя контролировать, он таял... И хотел еще и еще, бархатная кожа Кристиана, рука Фернандо, их близость ослепляли душу и тело.

Кристиан излился и тихо вскрикнул, запуская пальцы дальше в волосы Луиса. Легрэ почувствовал тяжесть в висках. Он открыл глаза — стена перед его взором то обретала четкость, то становилось размытой. Кристиан непонимающе зажмурился. "Черт с ним со всем..." — подумал он, восстанавливая дыхание и лаская юношу.

А Фернандо переключил все внимание на мальчика и очень скоро вкус семени Луиса на языке придал красоте мира новое направление. Шепча что-то ласковое на ушко мальчика, король аккуратно снимал ленты с его шеи и запястий.

Герцог стоял с закрытыми глазами и боялся, что упадет. Прикосновения, нега, тепло... Они здесь... Рядом с ним, и душа пела от счастья.

Легрэ немного отступил от любовников, предоставляя их друг другу и любуясь ими, но уже скоро перевел взгляд на дверь.

— Куда я ключ дел? — вслух подумал он.

Фернандо хмыкнул и достал ключ из-под рясы "исповедника", валявшейся на полу, и вручил оба предмета Кристиану. Временно отложив ленты, ранее украшавшие мальчика, сноровисто одел того в монашескую одежду и подхватил на руки. Ленты монарх зажал в руке.

— Нежный, тебе придется нам посветить, — еще один ласковый поцелуй опустился на лоб герцога.

— Спать? — устало шепнул юноша, обвивая шею Фернандо.

Кристиан кивнул и осмотрелся — свечей, вроде, было полно, но он словно не знал какую выбрать.

— Фернандо... можно я задержусь ненадолго?

Герцог приподнял голову от плеча монарха и посмотрел внимательнее на Легрэ. Он всегда чувствовал, когда что-то не так — голос менялся, нотки неуловимо становились другими.

— Зачем? — спросил как будто и не дремал сейчас.

— Отлить хочу без посторонних глаз, — озираясь, ответил Кристиан. — Вы идите, я догоню скоро.

— Ты грубиян, Кристиан. Ужасный грубиян, — Луис взглянул на короля.

Фернандо пристально смотрел на брата, не отрываясь, после странного заявления, а потом кивнул.

— Луис, держись крепче, — с этими словами король снял со стены один из несгоревших факелов и, дождавшись когда Легрэ откроет дверь, поднялся с Луисом в отведенную им келью.

Ночь царила в монастыре, удерживая монахов от прогулок по коридорам, слепя глаза Фернандо лунным светом и чуть остужая голову прохладой.

Уложив мальчика на постель, король накрыл его одеялом и, шепнув "Я скоро приду, не беспокойся и спи", вышел прочь.

Но герцог даже тогда не уснул, а теперь сидел на кровати и смотрел на дверь. Сердце недобро чувствовало. И душу терзали сомнения...

Убедившись, что Фернандо и Луис поднялись наверх, Легрэ запер дверь подвала на ключ — и ноги его тут же ослабли, словно только и ждали этого. Перед глазами все плыло и боль начинала вгрызаться в мозг так, что Кристиан ничего не соображал. Он сидел, обхватив голову руками, и ругался сквозь зубы.

— Кристиан, если ты не откроешь дверь, я ее выломаю, — голос короля был ледяной и хорошо слышался из-за дубовой, уже чуть рассохшейся, обитой железными полосами рухляди.

— Прости, но я хочу один побыть.

— Не выйдет, — если в прошлой фразе можно было увидеть какое-то подобие теплых чувств, то в этой они отсутствовали напрочь. — Я сейчас принесу топор и тебе придется выйти. Только еще потом придется объясняться с настоятелем монастыря за разгром. Тебе.

У Кристиана заломило виски от одной мысли о громких звуках. Он разозлился на Фернандо за то, что тот так настойчив.

— Послушай, — Легрэ был терпелив, или хотел таковым выглядеть, но его речь становилась замедленной, — почему бы тебе просто не подождать немного наверху... Я приду сразу, как только... смогу, Фернандо.

— Ты придешь прямо сейчас со мной. Открывай дверь.

— Нет... не хочу, чтобы Луис видел меня таким... И ты тоже... А он придет, он не станет сидеть в спальне.

— Кристиан, еще одна подобная фраза и дверь будет точно выбита, — Фернандо уже ярился и сдерживаться становилось все сложнее. — Если ты потеряешь сознание, то вытащить тебя наверх будет намного сложнее. Сейчас ты откроешь дверь и поднимемся во двор. Тебе все понятно?

Кристиан не ответил. Он утер со лба холодный пот и это движение тут же отозвалось болью в висках. Теперь Легрэ и сам был болью, целиком. Он попытался дотянуться рукой до ключа в замочной скважине, но не смог. Это было ему не по силам, ему — сильному воину, мужчине, который всю свою жизнь полагался только на свое могучее тело и ловкость, он не смог открыть замок.

— Я в порядке... Прошу, Фернандо, уходи. Ну чего тебе стоит?

Монарх застыл под дверью, вслушиваясь в происходящее за дверью.

— Один вопрос. Ты где сидишь?

Легрэ долго молчал — не потому, что не хотел отвечать, просто смысл слов Фернандо доходил до него очень медленно, и словно издалека.

— Здесь, — тихо ответил он. — У двери.

— Хорошо, жди, — ответ брата подтвердил подозрения монарха. Придется вытаскивать. Поднявшись во двор, Фернандо задумался. Кузня закрыта, идти искать ключи — долго. Самое простое — взять алебарду у сопровождавших. Хотя там можно и что-нибудь попроще найти, тот же топор...

Через полчаса король опять очутился около двери в комнату для наказаний.

— Кристиан, отодвинься от двери.

Легрэ не ответил.

Фернандо стиснул зубы — не успел. Кристиан... Упрямец чертов... И дверь открывается внутрь. Вырубить замок удалось легко, но вот с открыванием двери пришлось повозиться. Ярость и желание разбить все вокруг, лишь бы добраться, помогли.

— Кристиан, — он похлопал брата по щекам.

Легрэ был без сознания, бледен сильнее обычного. Волосы его влажными прядками липли ко лбу и вискам, на губах застыла мертвенная синева.

Фернандо зачем-то убрал волосы со лба брата. Сжал пальцы в кулак. Успокоиться... Не получивший удовлетворения дьявол бился, крася мир алым туманом и звездами. Монарх укусил себя за запястье, сильно, до крови — хоть чуть отрезвить... Еще через полчаса он барабанил в дверь лекарни, а сзади стояли гвардейцы с импровизированными носилками из плащей, на которых лежал Легрэ. Обрычав непроснувшихся монахов, пообещал им кары небесные и гнев настоятеля, если Кристиан не будет приведен в чувство как можно скорее.

— Ты и ты! За мной! — Фернандо ткнул пальцем в двух своих солдат. Гнев и тянущаяся, как густой мед, красота пространства, требовали своего. Благо достаточно выйти за стены, дабы не смущать монахов и не вызывать суровых взоров настоятеля и его помощника. — Так, а ты, — выбран следующий гвардеец, — в мою келью, быстро. Предупредить, что я буду не скоро!

Через два с небольшим часа король вернулся в лекарню и присел около неширокой кровати, на которой лежал Кристиан. Вновь аккуратно поправил волосы брата.

— Как он? — вопрос был в пространство, но Фернандо не сомневался, что ответ будет получен мгновенно — в комнате было целых два монаха. Если не ответят, будут не целыми.

— Он без сознания, — раздалось из полутьмы, и от стены отделился герцог Сильвурсонни, бледный, как сама смерть.

После ухода короля он почти час сидел неподвижно на кровати в келье, смотря в одну точку — дверь для него была единственным, что держало в этом мире. И то, что король не вернулся с Кристианом, говорило только об одном — барон опять убежал от своих страхов, предоставив боли власть над собой. Но потом сердце не выдержало, и юноша отправился вниз по коридорам, по пути ища факел, чтобы спуститься вниз. Дверь была выбита, замок практически уничтожен. И ни монарха, ни Легрэ здесь, конечно, не наблюдалось.

Зато один из послушников, который был разбужен для приготовления настоя и бежавший к лекарне, попался Луису на пути. Он и проводил герцога до нужного места.

Он оставил юношу с его диким ужасом, что Кристиан никогда уже не очнется...

Фернандо молча взглянул на мальчика. Нужно выгнать монахов, только сначала получить ответ на вопрос. Тяжелый взгляд остановился на ближайшем лекаре.

— Уйдите, — глухо попросил монахов Луис.

— Мы молимся за него, ваше величество, — с поклоном ответил один из монахов — тот, что был старше. — Мы сделали все, что в наших силах. Нужно подождать.

— Убирайтесь, быстро, — король кивком указал на дверь монахам, и те быстро удалились. Хорошо сделали — от фразы "мы молимся" у Фернандо опять свело челюсть гневом. — Луис, милый, иди сюда.

Герцог, что стоял около кровати барона, подошел к королю и обнял, кладя подбородок на плечо.

— Все хуже и хуже, — шепнул. — Приступы стали повторяться чаще. Он скрывает от нас боль.

Фернандо молча положил ладонь на пальцы мальчика, нежно сжав их. Потом не выдержал и перетянул Луиса к себе на колени.

— Значит, будем сами определять. Я еще поговорю с Кристианом. И с мэтром Рамондом. И я знаю, милый, про твое самоуправство.

Луис чуть отстранился, чтобы посмотреть на короля.

— Не говори ему пока. Прошу тебя. Он сбежит, я точно знаю.

— Не скажу, сам потом скажешь. Все-таки, твоя инициатива, — чуть грустно улыбнулся Фернандо. — Спи, — прижал к себе своего любимого мальчика.

— Я не могу, — покачал головой Сильвурсонни. Усталость ложилась синими тенями на веки, но голова отказывалась отключиться. — Если он умрет... Если ... — слезы брызнули из глаз.

— А это жизнь по-твоему? — тихий голос Кристиана раздался со стороны постели. Легрэ лежал и смотрел на любимых спокойно, как ни в чем не бывало. — Глупо.

— Да, да... Ты очнулся! — завопил Луис и спрыгнул с колен короля, чтобы броситься к мужчине. — Черт тебя дери! Черт тебя... Ты, — он ругался, радовался и плакал.

— Я не сдох, — констатировал Кристиан разочарованно и обнял юношу.

Фернандо зло выдохнул. Напряжение, бьющееся кровью в висках, сковывавшее до того, что он умудрился получить скользящую рану во время тренировки, ну пусть не рану, порез, но все-таки, отпустило. Сразу же легкая судорога прошла по всем мышцам и навалилась снедающая усталость.

— Ты еще долго не сдохнешь, я тебе обещаю. И я еще с тобой поговорю, — как таковой угрозы в голосе не было, но обещание — да, оно присутствовало своей неотвратимостью.

— Не теперь, Фернандо, — почти приказал Луис, и тон его изменился. Погладив синеглазого воина по голове, словно успокаивая, герцог успокоительно прошептал: — Сейчас служка обещал принести флаконы мэтра Рамонда. Потерпи, милый. И я тебя буду укачивать.

Легрэ странно посмотрел на герцога и нахмурился.

— Я в порядке, — сказал он отрывисто, — и хочу встать... И я вполне способен разговаривать о чем угодно. Кристиан перевел взгляд на короля. — Когда ты начнешь войну с франками?

В дверь постучали и рябой мальчишка заглянул внутрь, протягивая вперед руку с мешком, а Луис порывисто встал и забрал лекарства.

— Ты не пойдешь на войну, — зарычал он внезапно холодным тоном.

— Посмотрим, — размыто и не менее упрямо ответил Кристиан.

— Нет, — отрезал герцог и глянул на короля сверкающим негодованием взором, если тот вдруг решит спорить. Открыв пузырек, настырный мальчишка влил Легрэ настойку в рот.

— Молчать. Оба. — Фернандо сидел застывшей статуей и в упор, тяжело смотрел на любовников. — Вы что творите? Один после приступа, и сразу геройствовать хочет. Второй споры устраивает. Вам мало того, что сейчас было? — король говорил, а глаза опять наливались тьмой и леденело лицо. — Спать. Оба. С утра поговорим.

Луис опустил голову, стыдясь и вздыхая.

Кристиан смерил обоих возлюбленных суровым взглядом, и, поджав губы, повернулся на бок, лицом к стене. Его все злило, особенно он сам и его новое состояние. Что толку от этих лекарств, если день ото дня становится только хуже. Он снова не чувствовал ног, но хотелось верить, что к утру все пройдет так же быстро, как в прошлый раз, иначе... Легрэ вздохнул, зацепившись взглядом за выцветшую, выбившуюся из холста ниточку гобелена. Он хотел уснуть и не проснуться утром, и ничего не мог поделать со своим желанием.

В комнате раздался скрип. Фернандо решил вопрос размещения на ночь очень просто — сдвинул обе лавки для пациентов, служившие также кроватями, вместе. Узко, но ничего страшного. Велев мальчику ложиться посередине, сам устроился с краю. Дьявол, как же нелепо...

Утром Кристиан проснулся и выбрался из постели раньше короля и герцога, умылся, стараясь не делать слишком много шума, оделся и вышел в коридор. У порога он наткнулся на пару монахов — те до того робели, что Легрэ пришла в голову интересная мысль: "Неужели догадываются обо всем?" Впрочем, не удивительно, это же мужской монастырь. Кристиан вежливо и настойчиво попросил монахов убраться, а сам встал у окна. Летнее солнце заливало двор монастыря, стеленный соломой, по которой шныряли молодые куры, выискивая зернышки проса или пшеницы. Теплый ветер дул в лицо и Легрэ, отдаваясь его ласке, глубоко вдохнул пряный, пахнущий скошенной травою воздух. Вот это рай, а там... там такого никогда не будет.

— Раздумал умирать прямо сейчас? — вопрос был задан красивым баритоном, а на плечо барона опустилась рука. Вполне дружеский жест, если бы пальцы не сжались чуть крепче, чем нужно.

Легрэ обернулся, посмотрел в глаза Фернандо и неловко кивнул вместо "Доброго утра".

— Как бы ты поступил на моем месте?

— Боролся, — король выдержал паузу и стал смотреть на двор. Взгляд постоянно цеплялся за пляшущие в солнечном луче золотистые пылинки и все за ними виделось как в мареве. — Ты вправе сам выбирать свою судьбу, только помни, что ты сейчас не один. Это ведь не только обуза и ответственность, — Фернандо вновь перевел взгляд, теперь на Легрэ. Синие глаза брата были как будто припорошены пеплом. — Это еще и помощь, и поддержка. Трудно понять и принять, правда? — слабое подобие грустной улыбки мелькнуло на лице монарха.

— Правда, — как истину ответил Кристиан. — Я никогда не боялся смерти. В бою, от яда, в пыточной, даже в пьяной драке на углу пивной. Но это... это другое. Оно все делает другим. Луис не понимает... А ты, — Кристиан улыбнулся Фернандо с грустью. — Бороться, говоришь? За что? За вас? Да, я согласен. За жизнь? Возможно... Вот только будущее меня теперь пугает, и меня тошнит от него. Я знаю, что не прав в этом, но я не умею себе лгать даже в таких мелочах.

— Когда выхода не останется, ты знаешь что делать. Но пока есть возможность — нужно бороться. Ты, конечно, не святой, даже скорее наоборот, — Фернандо язвительно усмехнулся, — чтобы молитвами купить свою жизнь у бога. Но это не единственный путь. Будь воином и здесь. Только теперь твое оружие — сила духа, а не меч. Ты это и сам прекрасно понимаешь, только ты к такому оружию еще не привык. Не приноровился. Это как в кабацкой драке — все методы хороши, чтобы выжить.

— Да, умеешь ты убеждать, — усмехнулся Легрэ. — Прости за вчерашнее... Я не хотел, чтобы ты видел все это.

— И чтобы это изменило? — король смотрел прямо в глаза любимому. Хотелось наплевать на все и обнять, но здесь приходилось придерживаться правил. Так что — рука на плече и все.

— Мне было бы легче сейчас. — Кристиан посмотрел во двор, потом перевел взгляд на плывущие в голубом небе кучевые облака — причудливо и медленно меняющие форму; одно из них было похоже на уродливую однорогую корову. — Луис слишком обо мне печется... и меня это злит.

— Знаешь, милый, — фыркнул Фернандо, — если бы ты сразу сказал, было бы легче всем, в том числе двери. И Луис напрягался бы тоже меньше и заботился тоже не так активно. Мальчик слишком боится за тебя, — король проследил за взглядом брата. — Потому так себя и ведет, когда чувствует неуверенность. Дай понять, что его забота тебе важна, но решать будешь сам. Сможешь? — монарх искоса взглянул на Легрэ.

— Не знаю, — честно ответил Кристиан, проведя рукой по тесаным доскам подоконника, совсем новым, сосновым и пахнущим смолой. — Я попробую.

— На самом деле это просто, — откликнулся Фернандо, наблюдая за кистями брата. Натруженные, мозолистые, привыкшие к оружию, и тем не менее сохранившие форму, присущую их роду — чуть более длинные пальцы, чем нужно, чуть более узкие ладони, чем нужно. — Дай ему возможность иногда принимать решения, которым ты подчинишься.

— Одно дело любить его, другое — делать короля. — Легрэ посмотрел на Фернандо с нежностью — так, словно хотел навечно запомнить его лицо, его взор, улыбку. И по обыкновению взгляд скользнул на губы. — Сегодня снова пойдем в подвалы?

Монарх чуть сильнее сжал плечо брата. Любить и делать короля — Кристиан был прав, это абсолютно разные вещи. Но Фернандо считал, что Луис сможет стать достойным королем без тех мер, что применяли к самому монарху, а потому...

— Люби его. Иначе потеряешь, — взгляд на мгновение потерялся в голубом прозрачном небе, в несуществующих тенях прошлого, отразившимися серым на лице. — Пусть лучше королем он станет чуть позже... В подвалы пойдем, — Фернандо почти прижался к барону. — Через несколько дней, когда тебя мэтр Рамонд осмотрит, ибо, милый, — монарх зашептал на ухо брату, — ты мне там нужен будешь полным сил. И надолго. — Шепот скользил по коже, будоража теплым дыханием.

Легрэ не сдержал улыбки, исполненой мечтательного облегчения. Такие обещания Фернандо напрочь лишали его рассудка, да так, что голова тут же кругом шла. Он был бы рад и счастлив, если бы разговор их не был теперь омрачен непониманием Кристиана и Луиса. Надо договариваться, как-то решать все это — Фернандо прав. В конце концов, Легрэ Луиса и ныне любил горячо и сильно, хотя порою с герцогом невозможно было сладить. Беда оказалась в том, что Кристиан не находил на это сил. Он устал от собственной немощи, и проще было отгородиться от всего мира стеной злости и раздражения, чем говорить, говорить и говорить о том, чего он хочет. Он нагрубил Луису вчера и терзался этим.

— Хорошо... Я постараюсь сделать так, как ты сказал.

Кристиан и Фернандо отправились в лекарню, но их тут же остановил монах со срочной депешей, прочитав которую, Фернандо улыбнулся Легрэ и сказал, что вынужден ненадолго отлучится. Кристиану не оставалось ничего иного, как вернуться в келью одному.

Герцог все еще спал, теперь обнимая подушку барона и уткнувшись в нее носом, словно и во сне хотел чувствовать его запах, всю ночь он пролежал без сна, вслушиваясь в дыхание Кристиана и боясь пошевелиться и потревожить его сон. Тот ворочался беспокойно, шептал что-то во сне, пока, видимо, от лекарства мэтра боль не отступила. Тогда мужчина затих, а Луис смотрел на холодные стены кельи, где появлялся рассвет, проходившийся лучами по шершавым стенам. И не заметил, как отключился.

Кристиан тихо сел на край постели. Он долго всматривался в профиль юноши, потом погладил ладонью по волосам — очень нежно, как мать ласкает любимое дитя.

— Прости, я просто не привык, чтобы обо мне заботился кто-то, — прошептал Легрэ, а после наклонился и поцеловал Луиса в висок.

Кажется, герцог услышал Кристиана, но на границы своего кошмара, где его уже нет и с трудом открыл глаза. Барон был жив и сидел на лавках, которые вчера еще сдвинул король. Он смотрел замутненными страданием глазами.

— Ты живой, — губы едва произносили слова. — Спасибо... — кого благодарил герцог было непонятно, но он утер слезу, набежавшую на глаза.

Кристиан тяжело вздохнул.

— Знаешь, — помолчав, сказал он, — если бы я мог просить о чем-то бога, то просил бы, чтобы смерть каждого человека была быстрой и не мучительной. Я заслужил его гнев и кару, но даже для его святости и моих преступлений это слишком жестоко. Не волнуйся, Господь на меня в такой обиде, что я еще долго буду умирать.

Наверное, следовало рассердиться на такие рассуждения, но Луис больше барона сейчас понимал ценность жизни. Любая минута, проведенная рядом с человеком, которого любишь, ценна. Бог милосерден, давая вновь и вновь возможность понять, как коротка человеческая линия судьбы.

— Я люблю тебя, — юноша выдохнул эти слова, словно из самой души. И сжал пальцами подушку, которую все еще обнимал. — Не прячься от меня больше. Прошу. Когда тебе больно, говори мне правду.

— Правду, — повторил Легрэ задумчиво и потер пальцем переносицу. — Я не обещаю, но постараюсь, Луис, и только ради тебя. Но я хочу, чтобы ты понял одну вещь: меньше всего на свете я желаю видеть в тебе няньку, и еще менее — няньку мою. Я ценю то, что ты делаешь, но... Давай прекратим этот разговор, ладно?

— Как скажешь, — Луис вдруг почувствовал себя лишним, но виду не показал. Он сполз на каменный пол через вторую лавку и вдел ноги в обувь.

— Тогда пойдем в трапезную, — юноша не спросил про Фернандо, понимая, что тот с утра не оставляет своих дел. И направился к дверям.

Кристиан кивнул, и они оба направились завтракать.

* * *

Прошло три долгих дня, за которые приступы не повторились. И, кажется, даже сама природа успокоилась, даря теплые деньки. Вот и сегодня вовсю светило солнце, и Луис жмурился под его лучами, постоянно останавливаясь и давая себе передышку. А потом и вовсе остановился в одной из галерей монастыря, сложив книги на парапет. Мышцы уже не ломило, запястья не саднило и боль ушла, оставив лишь воспоминания о том, что и ночи бывают бесконечным мраком. Зато светильник надежды открывался в бескрайних тайниках книг.

Фернандо сказал, что завтра они отправляются в путь. А потому пришлось умолять аббата дать ему несколько книг в дорогу, обещаясь вернуть с ближайшей оказией обратно. Голубые честные глаза подействовали почти сразу. Луис ликовал. В его руках оказались сокровища. Бесценные труды двух ученых, которые занимались внутренними болезнями. И герцог желал прочитать их скорее, чтобы определить по симптомам недомогание Кристиана.

Неожиданно чьи-то сильные руки схватили герцога и прижали к могучему телу, такому знакомому в своей наглости.

— Как хорошо, что в этом коридоре никого нет, — сказал Легрэ. — Я искал тебя.

Хорошо, что юноша книги сложил и не держал в руках. Сейчас бы точно все ноги отдавили.

— Кристиан, — попытка обернуться не удалась, — ты меня напугал.

— Прости. — Легрэ поцеловал Луиса в макушку. — Давай закинем твои книги в келью и пойдем прогуляемся... хочу показать тебе потрясающее место.

— Ладно, — кивнул тот в ответ. Конечно, так получится быстрее донести. И если Кристиан желает поговорить, то... о чем же он желает поговорить? Всю дорогу до кельи и обратно в монастырский двор юноше оставалось гадать, да и не видел он тут потрясающего места. Ноги шлепали по камням, и подол рясы сейчас напоминал о прежней жизни невероятно.

— Совсем как раньше, правда? — Кристиан едва улыбнулся. — Когда я вел тебя в тайную комнату, чтобы спрятать от короля.

— Это будет тоже тайная? — Луис огляделся. Они почти дошли до ворот.

— Нет. Лучше. — И Кристиан повел герцога за стены монастыря, где их ожидали две резвые лошади. Потом они скакали верхом через поля до самого леса, около получаса по песчаной витиеватой дороге и еще немного ехали через осиновую рощу. Круглые листья деревьев трепыхались на ветру точно зеленые монетки, птицы заливались в высоких продолговатых кронах, солнце играло в них золотым блеском. Наконец лошади вышли на берег маленького мелководного озера с ярко-голубой водой, такой же красивой как небо и глаза Луиса. Легрэ помог герцогу слезть с коня. — Ну вот, сюда мы и ехали... Об этом местечке мне рассказал один из гвардейцев Фернандо. Недалекого ума, но парень отличный.

Луис оглядывался в полном восхищении. Прямо теперь хотелось скинуть с себя всю одежду и погрузиться в прозрачную воду. Там, на дне виднелись круглые камушки и плавала мелкая рыбешка.

— Кристиан, как красиво! — герцог потянул с себя рясу. — Пойдем купаться... Прямо сейчас

— Пойдем, — не менее радостно согласился Легрэ. Он привязал лошадей к большой иве и они сразу принялись щипать молодую сочную траву, растущую на земле. Кристиан разделся догола, на полпути нагнал бегущего к воде Луиса, подхватил за талию и вместе с ним весело упал в хрустальную воду. — Это здорово, правда?! Прямо как в раю, наверное...

Когда брызги рассыпались вокруг, сверкая радугой, а вода приняла их в свою прохладу, когда Луис увидел всю мощь, всю красоту Легрэ вновь, в первобытной природе, он вспомнил стада лошадей, что паслись на лугах, а еще момент, когда вороной конь пускался вскачь. И сразу потерял голову, обнимая мокрого, со стекающими по плечам дорожками воды Кристиана и потянувшись к нему всей душой. Архангел. Синеглазый воин...

Легрэ умел быть таким же нежным, как порою жестоким. Его властные сильные руки подхватили юношу и привлекли ближе, так, что обнаженные тела горячей кожей касались друг друга и охладить их не могла даже вода. Кристиан почувствовал, как его ноги коснулась перепуганная рыбка, нежно улыбнулся герцогу. Глаза — в глаза, со всей любовью, а потом — долгий глубокий поцелуй. Вокруг так же шумел лес и пели птицы, а Кристиан и Луис стояли по пояс в воде, целовались и были совершенно счастливы. Жаль, что у Фернандо сегодня была назначена встреча с епископом Анталийским и короля не было с ними.

— Луис. — Кристиан поцеловал юношу в уголок губ. — Любовь моя...

Юноше казалось, что земля уходит из-под ног, а вся кожа плавится, позволяя душе становится частью мироздания — щебетом птиц и небом, и даже движением воды вокруг тел. Луис жадно отвечал на поцелуй, вверяясь своему богу, своему воину, что нес его на руках с самого начал из полыньи, а потом увел от красного человека.

— Люблю, — отозвался еле слышно.

— Ничего не бойся... — прошептал Кристиан, и в его глазах синева стала ярко-васильковой, ясной, будто летнее полуденное небо. — Нет ничего на свете, с чем ты бы не смог справится, и никого, кто указывал бы тебе, как жить. Ты хороший, и он не смог тебя сломить... и в этом твоя величайшая победа. Я счастлив твоей любовью, Луис, и в этом победа моя. Над самим собой.

Луис кивнул, обвивая шею мужчины и шепча какие-то слова. Да и не слова вовсе, а стихи — про землю, про траву, про вольный ветер и про то, как болит сердце вдали от Родины. Он целовал грудь Легрэ, а сердце учащало пульс.

Кристиан и вправду начинал думать, что попал в рай, в свой собственный рай. Ему нравились стихи, которые читал юноша — поэзия из его уст звучала как-то совершенно особенно, и Легрэ в такие моменты восторженно слушал и немного завидовал. Только имея чистое сердце можно так тонко чувствовать красоту рифм, и вздохами, телом, поцелуями, Кристиан умолял не останавливаться. Тем самым увлекая Луиса в полубредовое состояние полного обожания. Ему уже виделся синеглазый ангел с шестью крыльями, в руке которого сиял меч. Невероятное ощущение полета накатывало сильнее, руки скользили по мышцам груди, пальчики задевали темные соски, а губы все бормотали о светлом небосводе, в котором птицам так светло вдвоем.

Было хорошо просто так стоять и нежиться в объятиях друг друга, и хотя Легрэ давненько был готов к соитию, он никак не пытался овладеть Луисом. Хотелось, чтобы остановилось время, и чтобы всегда было так, как в эту минуту. Когда юноша окончил стих, Кристиан погладил его по волосам и улыбнулся ему совершенно пьяной счастливой улыбкой.

— Я люблю вас, герцог Сильвурсонни, — сказал он, засмеялся и закричал это в небеса, а потом подхватил Луиса на руки и понес его к центру озера, на большой плоский, нагретый солнцем гранитный камень. — Пусть это будет нашей с тобой брачной ночью... Хотя мы и не женаты, и не ночь сейчас вовсе, но разве это имеет значение?

— Имеет, — Луис продолжал цепляться за Легрэ. Волховство, язычество? Да, они теперь были перед природой совершенно нагими, с открытыми душами, которые желали соединиться. — Я хочу, чтобы мы были в священном союзе. Хочу всем сердцем.

— Это невозможно. — Кристиан осторожно усадил юношу на камень, предварительно брызнув на горячую поверхность водой, и сам уселся рядом, обнял за плечи. — И все равно, я давно принадлежу тебе, а ты мой... перед богом мой и Фернандо. Я и представить себе раньше не мог, что скажу кому-нибудь нечто подобное, что захочу говорить подобное. Я принадлежу без остатка двум любящим людям, и это брак для меня. Настоящий. Не перед людьми, но перед самим собой. И таким вот союзом я связан с тобой. Даже когда меня не станет, эта связь не прервется. — Легрэ положил широкую ладонь на щеку юноши. — Я всегда буду рядом с тобой.

— Ты думаешь, что умрешь, я чувствую... Ты... — Луис еле сдерживал сейчас хрусталь слез, который ничто в таком огромном озере. Его архангел не может уйти. Не покинет его здесь, в этом мире, где столько зла и равнодушия.

Кристиан виновато отвел взгляд, но потом с нежностью посмотрел на своего любимого.

— Не надо, — прошептал он, целуя мальчика в уголок глаза, прижимаясь губами к коже и чувствуя соленую влагу. — Не плачь... Мне суждено покинуть этот мир раньше тебя и Фернандо, но душой я всегда буду рядом. В каждом рассвете. В каждом летнем дне. В каждом вашем с Фернандо поцелуе... А ты станешь королем и у тебя будет трое прекрасных сыновей, и самого младшего ты назовешь моим именем, и он будет лучшим твоим сыном, самым преданным, смелым и бесшабашным. Я всем сердцем хочу, чтобы ты прошел эту жизнь целиком и потом, в самом конце сказал, что все усилия Ксанте сделать из тебя чудовище потерпели крах... Глядя на тебя с небес или из ада я буду радоваться этому всей душой и ликовать. Но я не хочу, чтобы скорбь поразила твой разум и сердце. Я верю: мы не умираем, и даже не исчезаем, если любим, потому что любовь побеждает все, мой мальчик. Все...

Луис отрицательно покачал головой. Как он хотел верить светлому своему защитнику. Как жаждал услышать эти слова однажды, но теперь в груди поселилась тоска. Она давно обозначилась в голове — с самого первого приступа, а теперь заставляла искать выход из лабиринта смерти. Герцог понимал, что Легрэ прав. У них слишком велика разница в возрасте. Но сдаваться уже теперь — нет, только не это.

Юноша потянул барона на себя, увлекая в новый поцелуй и одновременно раздумывая над его словами. Если хочет... Все, что просит, исполню.

Это соитие стало таким, каким бывает только от великой любви. Кристиан словно искупал ласками всю прошлую грубость и жестокость, словно наверстывал все те ночи, которых у них больше не будет; он был осторожен, нетороплив так, что Луис совсем не почувствовал боли, когда внушительное горячее естество Легрэ проникло в него. Поцелуй, последовавший после, долгой и томительной негой согрел губы юноши.

И тот раскрылся мужчине: дыханием, трепетом ответных поцелуев, легким, почти невесомым стоном. Небо смотрело на них — ярко-голубое, полное жизни, как и лазурь дивного озера, как и глаза герцога, в которых сияла любовь.

Мокрый горячий камень посередине напоминал сейчас юноше древний алтарь, а происходившее на нем — языческое таинство, о которых когда-то рассказывала старая цыганка. Она утверждала, что есть места силы, дающие власть над временем или чувствами, одаривающие или забирающие все без остатка, и даже исполняющие желания.

Луис обвил ногами торс Кристиана, толкаясь ему навстречу, обжигаясь его любовью и ничего больше не желая. Тревоги отступали под напором практически ритуальной близости, голова кружилась, и солнце ослепляло верой в лучшее...

Они достигли пика наслаждения одновременно, и Кристиан прижался губами к щеке юноши, зашептал жарким дыханием в ухо:

— Я всегда буду с тобой, слышишь? Всегда....

Потом они долго лежали рядом, нежась в лучах солнца и приятной истомы, охватившей разгоряченные влажные от пота тела. Легрэ лежал на боку, тесно прижимаясь к юноше и немного рассеянно поглаживая кончиками пальцев плечо.

— Чего-нибудь хочешь еще? — Кристиан с улыбкой подумал, о миске земляники, которую набрал утром и запрятал в кустах.

Ресницы герцога дрогнули. Он сейчас лежал в тех облачках, что проплывали далеко вверху.

— Только чтобы ты вновь улыбался, чтобы болезнь тебя не ела... — вздохнул. — Больше от Бога мне ничего не нужно.

Улыбка Легрэ стала грустной. Он сел, притянул Луиса к себе и крепко обнял, зарывшись лицом в его волосы, убаюкивая в тепле объятий. Все это так походило на прощание.

— Все к лучшему, — прошептал Кристиан, снова целуя теплую, пригретую солнцем макушку юноши. Легрэ прикрыл глаза, сдержав тяжелый вздох, представил будущее Луиса. Кто там встанет рядом с ним — со взрослым сильным королем, кто полюбит его так же и кого полюбит он. Словно наяву Кристиан увидел незнакомого человека, воина, почти одного возраста с герцогом. Он, человек этот был темноволос и высок, и шрамы на его лице остались вовсе не от битв, в которых был рожден буйный и упрямый нрав; воин был красив и умел в драке, и ни разу ни клинок врага, ни стрела с ядом не коснулись его плоти. Он был предан и любил короля... Кристиан чуть вздрогнул и понял, что на мгновение задремал. — Все будет хорошо, — сказал он Луису. — Я обещаю. Подождем тут до вечера. Я приказал гвардейцу отдать Фернандо записку... Он скоро приедет сюда.

И конечно, герцогу хотелось верить в эти теплые слова, только вот слишком часто смерть забирала, отнимала, воровала радость. Ее кровавые лапы опустошали города чумой, она становилась красными палачами, действующими во имя Господа, она являлась в образе войны, беря в руки оружие... Теперь тихая поступь смерти покушалась на любовь Луиса, на его дыхание, на его короткое счастье.

— Я сделаю все, чтобы ты от меня не ушел туда... — говорить оказалось сложнее, чем казалось. — Мэтр все рассказал мне. И королю — я знаю. Вы скрываете от меня. Скрываете, что он уже видел такие признаки.

— Есть вещи, над которыми властен только бог, Луис... — ответил Кристиан ласково. — Я бы хотел быть с тобой как можно дольше, оберегать тебя от опасностей. Правда...

Луису осталось только кивнуть. Затем скользнуть к Легрэ и уткнуться носом в грудь. Минута или жизнь? Как же мало времени, чтобы все сказать ему... Успеть бы... сложно — сбивается дыхание, налипают слова на пересохшее небо.

"Мне страшно... что тебя не будет, что будет все... Тебя не будет рядом. Тепла и запаха. Дней наших, твоих взглядов. И молчанья. Тебя! Я буду просыпаться и думать о тебе..."

— Правда, — повторил эхом.

— Ты есть хочешь? — помолчав, ответил Кристиан. — Я земляники для тебя набрал.

Легко поцеловав Луиса в губы, Легрэ принес ему целую миску свежей земляники. Запах от нее шел такой восхитительный, что даже голова немного кружилась. Отдав свой подарок юноше, Кристиан развалился на камне и, заложив руки за голову, улыбнулся.

— Как думаешь, Фернандо понравится здесь?

Рассеянно оглядевшись, Луис представил себе короля, который ныряет в прозрачную воду, набрал горстку сладкой ягоды и отправил в рот. Вкус любви.

— Ты сомневаешься?

— Я надеюсь, — Кристиан мечтательно прикрыл глаза, наслаждаясь солнцем. — Ему вообще нравится везде, где есть мы, но подвалы его душе милее, по-моему.

— Я никогда не думал об этом, — красные ягоды растекались по коже, как кровь. Стекали и капали в чистую воду... Сердце — оно тоже болело любовью, земляничной тревогой.

— Никто не думал. Такие вещи познаешь со временем. — Легре протянул руку к запястью юноши, приблизил к своим губам и поцелуем коснулся вскользь кожи, облизал губы. — Так хорошо здесь с тобой... Сегодня совершенно особенный день, правда?

Луис смущенно принял этот поцелуй и уже хотел ответить, когда увидел на берегу Фернандо, который спрыгивал с лошади.

— Быстро он, — обернувшись за взглядом Луиса, сказал Легрэ.

Король, улыбнувшись, посмотрел на любимых и не медля привязал коня, погладив по боку и пообещав напоить его попозже, когда остынет. На ходу избавляясь от одежды, нырнул в озеро, несколько быстрых гребков — и, подтянувшись на руках, он оказался на камне рядом с Луисом и Кристианом. Вода застыла искрящимися каплями на загорелом теле странным ожерельем, собравшись в основном в неглубоких шрамах. Фернандо тряхнул головой, окатив брызгами любовников.

— Вы прямо как алтаре или жертвеннике лежите, — хмыкнул весело, стараясь погасить небольшую тревогу, возникшую при взгляде на подернутые призрачной печалью лица.

— На нем и лежим, — отозвался Легрэ, поднявшись навстречу королю и протягивая ему руку. — Очень удобный жертвенник, должен признать.

— Мда? — пробормотал монарх, перехватывая руку брата и резким движением почти роняя его на себя. Почти — потому что Кристиан успел упереться другой рукой о камень, на что Фернандо и рассчитывал. Поцелуй — когда то ли держишь, то ли тебя держат, а тело плывет в невесомости, увлекая за собой разум. А впереди... Как обычно — борьба. Но не сегодня.

Кристиан задохнулся от сладости момента и ответил так страстно, как в первый раз. Поцелуи короля порой лишали Легрэ рассудка так, что он забывал самого себя и падал в пропасть наслаждения. И всегда было чуточку жаль, что приходится прерваться, чтобы вздохнуть или сказать что-нибудь. Рука Кристиана скользнула по груди короля.

— Я уже соскучился, — с усмешкой признался Легрэ, заглядывая в глаза Фернандо, и вдохнул его запах.

Взгляд Луиса стал светлее. Наверное, в них всех есть языческое начало, подвластное стихиям и борьбе. Юноше нравилось наблюдать за братьями, когда они обнимались, обменивались тайными знаками, чуть незаметно касаясь на людях, как откровенно целовались теперь. Не хотелось им мешать, и герцог нырнул в воду на самое дно, чтобы набрать на память камушков.

— Я тоже, нежный, — короткий яростный поцелуй подтвердил сказанное монархом. Легкий всплеск заставил взгляд тревожно метнуться в сторону. Птичка стала рыбкой... А всего несколько месяцев назад боялся даже в бочку для омовений погружаться с головой. Ехидно улыбнувшись брату, Фернандо указал глазами на мальчика и, оттолкнувшись от камня, бесшумно погрузился под воду. Мгновение — и пальцы проходят щекоткой по пятке Луиса.

В прозрачной воде можно было не закрывать глаз. Мимо проплыла сверкающая рыбка, махнув хвостом, но герцога интересовали теперь блестящие камни, что золотились среди прочих. Он уже потянулся к ним, намереваясь подхватить несколько, когда кто-то коснулся ног. Юноша дернулся и развернулся.

Легрэ не отставал, но дал немного форы королю и просто нырнул рядом.

Пока мальчик поворачивался, Фернандо успел чуть отплыть и слегка дернул за светлые волосы, плещущиеся в воде ангельский нимбом.

Похоже, Луиса решили подразнить. Король стремительно бросился прочь, в герцоге проснулся азарт.

Легрэ едва не захлебнулся от смеха и ему пришлось вынырнуть, чтобы хватить воздуха. Откинув с лица мокрые волосы, Кристиан улыбнулся небу и нырнул вслед за любимыми. Догнав Луиса, он тоже слегка дернул его за ногу и уклонился в сторону.

Эта игра затянулась надолго. Всем троим приходилось выныривать, чтобы подышать, но охота оказалась столь увлекательна, что, кажется, они забыли о времени. Да, герцог почти настиг Фернандо и даже думал, что поймает Легрэ, но эти акулы оказались хитрее.

В конце концов стало не важно, кто, кого, и сколько раз поймал. Спустя час все трое вышли на берег и улеглись на привезенную Кристианом заранее попону. Солнце миновало полдень и жара стала более легкой. Плечи Луиса немного покраснели и Легрэ настоял на том, чтобы он накинул на себя рубаху.

— И никакой рясы больше, — сказал он, обнимая сидящего на попоне Фернандо сзади. Руки Легрэ обвились вокруг плеч короля, а губы мягкими касаниями собирали с кожи капельки воды.

Тот с удовольствием отдавался ласке, слегка потягиваясь и смотря сквозь полуприкрытые веки на алмазный блеск озера.

— Никакой. Но сам понимаешь — это было нужно, — и вдруг ухмыльнулся, — хотя вы мне и в рясах тоже понравились.

Луис растянулся теперь и лежал расслабленно, жмурясь на солнце.

— А мне нравится голышом, — заметил с улыбкой, вспоминая подводные образы.

— И лично мне ты больше нравишься без ничего, — жарко выдохнул Легрэ с порядочной долей насмешки в голосе, и поцеловал короля в шею.

— Какое единодушие, — съязвил Фернандо, но в голосе не было издевки. — Может, мне и на троне посидеть прикажете без одежды? — от продолжающихся поцелуев дрожь сотнями мелких коготков пробирала тело.

— Это было бы любопытно, — продолжал жмурится довольным котом Луис.

— Хотя довольно безрассудно, — продолжил Легрэ, смеясь. — К тому же, я буду злиться, если все, кто не попадя, будут пялиться на тебя.

— Милый, может покажешь пример? — ласково глянул на мальчика король, а в голове уже рисовались очень заманчивая картина. Главный зал ведь и изнутри запереть можно. Интересно, корона герцогу подойдет или придется что-то придумать что-то другое? Новую, для Луиса, заказывать нельзя, даже в шутку — такое можно делать только после смерти или отречения царствующего монарха.

— Смеешься? Ты хочешь, чтобы придворные надо мной смеялись?

— А если придворными будем мы? — задумчиво бросил Фернандо, думая, что если Кристиан сейчас не отодвинется, скоро они отсюда точно не уйдут.

Луис покраснел. Он представил себя голым на троне и... совсем смутился, отворачиваясь спиной.

— Давайте завтра вечером, — порывисто поддержал короля Легрэ. — Я жажду это видеть.

— Вы... вы... Кристиан, — возмутился Луис и сорвался с места, чтобы скрыться в ближайшей роще от стыда. Нельзя так смеяться над властью.

— Этот мальчишка просто создан для любви. — Легрэ подмигнул Фернандо. — Ловим? — спросил он. — Ты берешь его первым. Я подержу.

Герцог уже достиг поля, когда понял, что убежал слишком далеко. Впереди колосилась пшеница. Зеленые ростки полнились силой, шумела листва над головой, а где-то далеко слышались голоса. Крестьян? Или?.. Юноша отступил назад, чтобы никто не заметил его в таком виде. Христианский мир строго карал хождение нагишом.

Легрэ выскочил на юношу из рощи и, сбив его с ног, повалил в рожь.

— Ты таких приключений хочешь? — спросил он, прижимая мальчика к земле и озираясь. Слава богам, никого поблизости не было. Легрэ посмотрел на герцога сверху вниз. — Попался.

Не сразу поняв, кто это... Луис так испугался, не сразу осознав, что это барон, что отчаянно забился, пытаясь вырваться. Лишь голос успокоил и остановил от сопротивления, да и поздно уже было. Железная хватка не позволял даже шевельнуться.

— Не колет спину? — Кристиан жарко поцеловал юношу в губы, жадно, опасно как-то, а после подхватив на руки поволок в лес. — Ты попался, малыш, в руки разбойников... это так, к сведению.

— Что ты делаешь? Опусти меня, — герцог старался не шуметь, чтобы не привлечь внимания. Ветки ударяли по лицу, пока мужчина углублялся в чащу. — Пусти.

— Размечтался. — Легрэ шлепнул юношу по ягодице и остановился. Где-то поблизости должен был быть Фернандо, он не сильно отстал от Кристиана, но Легрэ завидя край рощи, хорошенько рванул вперед. Барон легко швырнул юношу на землю так, чтобы тот, разумеется, не поранился сильно, а потом увидел короля, бегущего к ним. — Когда бежишь от хищника, будь готов к тому, что тебя съедят, милый.

Подошедший король присел на корточки перед мальчиком, потом, не говоря ни слова, потянул с него рубашку.

Луис растерялся от происходившего — стремительная погоня закончилась столь же стремительным нападением. Пышная растительность скрывала их от посторонних глаз, но рядом все же где-то работали крестьяне.

— Не здесь, — умоляюще попросил герцог.

Легрэ наклонился и погладил юношу по волосам.

— Здесь... и сейчас, — сказал он безапелляционно. — Фернандо?

Луис попытался отползти, рискуя пораниться, но он отступал и намеревался снова броситься бежать.

— Тссс, — Фернандо приложил палец к губам мальчика, прижав его к земле, а потом, ехидно и чуть злорадно улыбнувшись, протянул коротко обломанную палку. Ее он успел подобрать по пути. — Зажми зубами. Быстро.

Луис позволил просунуть палку между зубами, опять дернулся под весом короля, тяжело дыша. Люди забьют, если увидят только нечто подобное, не спрося, кто перед ними.

Кристиан перехватил руки Луиса за запястья и прижал к земле.

— Умничка, — выдохнул он, улыбаясь в лицо юноше. — Хороший мальчик.

— А теперь молчи, — Фернандо широко развел бедра мальчика, открывая его полностью взгляду и действиям.

Юноша перевел взгляд на Легрэ. Он слышал голоса. Недалеко. Достаточно пройти сотню шагов, чтобы оказаться на кромке поля, где отдыхают после обеда. Деревья позволяют расположиться в тени, достать молоко и свежий хлеб, что выдают по утру хозяйки. Глаза умоляли, в них плескался дикий ужас.

Король расположился между ног мальчика и склонился к его лицу:

— Разве вам не нравится, ваше величество? — ласковые поглаживания по лицу в противовес хищной руке, сжавшей член.

Луис закрутил головой, крепко сжимая палку. Руки напряглись, вырываясь из захвата барона. Ноги дрожали от напряжения. Грудная клетка вздымалась. На лице была написана мольба, которая стала еще явственнее, когда невдалеке раздался смех.

Легрэ сильнее сжал пальцы и зашипел:

— Хочешь жить — не дергайся... Сам знаешь, что будет, если нас заметят, правда? Ножки шире раздвинь... — Кристиан поцеловал герцога в лоб. — Такой красивый... невозможно терпеть, правда, Фернандо?

Монарх не ответил, только хищно улыбнулся, разглядывая мальчика. А плоть под умелыми пальцами потихоньку твердела.

— Сожми зубы, сейчас будет хорошо, — жаркий шепот по коже шеи, которую целуют, прикусывают, посасывают, пока рука жадно ласкает пах, играет с яичками, ласкает член юноши.

Стараясь не всхлипывать, Луис тратил все силы на то, чтобы хоть как-то противиться растущему желанию, но Фернандо очень хорошо знал его тело. И играл на нем, как на настроенном инструменте, доводя до первых слез отчаянной похоти. Но и умолять юноша теперь не мог, лишь оперся пятками в мягкую землю, раздвигая ноги еще шире.

Кристиан склонился к его лицу и провел языком по губам, поверх палки, поцеловал подбородок.

— Уже хорошо, правда? — мурлыкнул он, хищно щурясь.

Тихий всхлип послужил ему ответом. Луис зажмурился, сознавая, что неизбежно сейчас все произойдет, но продолжал держаться от того, чтобы издать хоть звук.

У короля сводило скулы от безмолвной мольбы мальчика. Не имело значения ничто — ни впившийся в ногу неизвестно откуда взявшийся корень, ни перекличка голосов. Хотя последнее только добавляло жара в окружающее и заставляло еще больше распалять Луиса.

Фернандо раздвинул ягодицы герцога и начал медленно входить в него, наклонившись к лицу брата, впиваясь в него поцелуем. Еще одно движение вперед и язык переходит лаской на губы мальчика. Еще движение — и опять Кристиан. Жаркое вхождение в рай.

Юноша выгнулся навстречу, почти теряя сознание. Перед глазами поплыли круги. Пространство перевернулось, кровь пульсировала бешено в висках. "Не надо, не здесь, нет", — умолял он про себя, но король не слышал и уже совершал первые фрикции, доводя до черты, когда темнеет даже в солнечный день.

Нервы Кристиана были натянуты как струна, он невольно прислушивался к чужим голосам, мысленно оценивая расстояние между ними и незваными гостями. Те, похоже, обосновались на опушке и остановились, о чем-то болтая и смеясь. Легрэ целовал короля и Луиса попеременно — это было слишком остро и так же прекрасно, как и опасно. Взгляды, прикосновения, вздохи — в них таилось невиданное понимание, и им троим не нужно было слов, чтобы сказать что-то друг другу.

"К дьяволу, все к дьяволу!" — в голове Фернандо билась только одна мысль. Он хотел любимых сейчас, здесь, такими. Движения становились все яростнее, как и поцелуй, скатываясь уже на почти укусы. Бешено не хватало голоса мальчика, но нельзя. И от осознания этого вело голову, замещая мир прекрасным маревом, в котором выпуклыми оставались только образы Луис и Кристиана. Оба... Желанные... Зверь проснулся, но старательно глушил себя, вознося безумие любви на недосягаемый пьедестал.

— Мой, — рукой сжать горло нежного, просто обозначить и не отпустить. — Мой, — тяжесть тела на маленьком и таком прекрасном в общем безумии. Голос шепотом проходится по телу, заставляя все ускоряться. Еще... — Мои.

Легрэ сглотнул и задохнулся от руки короля на своей шее и долгая чужая судорога прошла по ладони Фернандо. Кристиан едва не застонал. Он интуитивно потянул руки Луиса к своему восставшему естеству и, глядя в глаза короля, стиснул зубы.

Юноша чувствовал, как слезы льются по щекам, но мира совсем не видел. Лишь горячее марево двух тел и твердую плоть в руках, толкавшуюся в ладони. Обжигающий жар внутри становился яростным и злым. Шепот короля срывал душу с петель...

— Кричи, — Фернандо не убирал руки с горла мальчика. Пусть ничего не будет слышно — пальцы почувствуют. Губы жадно срывают горько-сладкие поцелуи Кристиана. А член таранит Луиса, терзая, подчиняя, умоляя.

Воздух уходил из тела, и то билось, пытаясь освободиться, вырваться из плена. Луис и хотел бы кричать, но даже выплюнуть не мог эту проклятую палку. Еще сильнее давили пальцы, заставляя конвульсивно сжиматься мышцы: слезы ручьем потекли из глаз.

Кристиан тихо прикусил губу короля, глухо застонал, оросив семенем нежные пальцы юноши. Дрожь пошла по телу сладкой удушливой волной.

— Твой, — шепнул Легрэ королю и погладил Луиса по волосам.

Фернандо содрогнулся — слова и голос переворачивали душу, выворачивали ее наизнанку. Ни с кем так было — только с братом и их светлым ангелом.

— Мой, — почти сытый отклик как печать на сердце. И сладострастность опустилась только на мальчика, опутывая жадными поцелуями, уже не заботясь о том, чтобы не было следов страсти. — Еще чуть, милый.

Юноша в последней попытке дышать дернулся в жадных объятиях дьявола, который дал глотнуть воздуха, ощущая, как теплое молоко растекается по животу.

Судорожный вздох и искрящийся полупрозрачный свет на светлой коже мальчика — Фернандо не сдержал довольного стона. Еще чуть... Он навис над Луисом, тяжело, рвано дыша. Короткие черные пряди прилипли ко лбу, глаза лихорадочно блестели, впитывая безумную картину — лес, прошлогодние листья и хвоя на земле, редкая пробивающаяся трава, разорванная рубашка, которая когда-то была белой, чудесный в почти невменяемом состоянии Луис, белые волосы, сидящий рядом Кристиан, синие глаза... Дьявол опять довольно застонал, отпуская мальчика, и одаряя поцелуями его и нежного.

Кристиан любил своих двух демонов, за которых и умереть не жалко. Ничего не жалко. Он словно завороженный смотрел на любимых, а тем временем голоса крестьян стали приближаться.

Фернандо прислушался и, не говоря ни слова, подхватил мальчика, попутно закутав его в рубаху. Любовно улыбнувшись брату, пошел по направлению к их импровизированному лагерю на берегу озера. Шаги пока давались с трудом, но это было счастье — держать на руках Луиса и чувствовать рядом Кристиана.

Юноша пока слабо понимал, куда они направились, но послушно прижался к королю и закрыл глаза. Лишь бы только продолжать упиваться слабостью и восторгом...

Кристиан немного задержался, чтобы убедиться, что за ними никто не следит. На этот раз обошлось и они вернулись благополучно к озеру, а потом и в замок. Въезжая в широкие ворота все трое выглядели очень уставшими, но счастливыми.

* * *

Кристиан и сам не знал, зачем шел туда — в покои юной королевы, но чувствовал, что должен поговорить с ней, попытаться хотя бы хоть как-то уладить то, что произошло. Он знал, что Фернандо это не понравится, а Луису тем более, потому пришел в покои королевы днем, когда Фернандо и герцог — как его новый секретарь, были заняты государственными делами. Накануне Кристиан даже помылся и оделся соответствующе своему положению барона. Стражники без возражений пропустили его.

— Ваше величество, — войдя, Легрэ слегка поклонился, — позвольте переговорить с вами с глазу на глаз.

Анника, что сидела на подоконнике, резко спустилась вниз и выпрямилась стрелой. Она была бледна и совершенно не причесана. Длинные волосы вились по плечам, ниспадая на темное платье. Никакого узора, никаких вольностей.

— Что вам угодно?

Легрэ слабо улыбнулся и закрыл дверь. Он долго смотрел на королеву, не зная, с чего начать, потом сделал два шага вперед.

— Я хотел осведомиться о вашем самочувствии.

— Все хорошо, барон. Не стоит вашей заботы, — девушка держалась очень стойко. Хотя давалось ей это с явным трудом. — Если вы за этим, то благодарю. И извините, я хотела бы остаться одна.

— Хорошо, — кивнул Легрэ, повернувшись к двери, но потом словно вспомнив о чем-то, остановился. Он подошел к Аннике на расстояние вытянутой руки, внимательно вглядываясь в ее бледное осунувшееся лицо. — Почему вы не послушали меня? Я же предупреждал вас.

— Уходите. И оставим этот разговор, — отозвалась королева спокойно. Ее светлые глаза мешали в себе яд и затравленность отчаявшегося зверя.

Легрэ усмехнулся, но без издевки.

— Герцог Сильвурсонни рассказал королю правду... Поздновато конечно, но все же правду. Не знаю, имеет ли это еще значение, но я вот что хотел вам сказать. Мне, безусловно плевать на вашу судьбу, Анника, с точки зрения королевского фаворита, разумеется, и из положения брата короля, но вот чисто по-человечески... — Легрэ вздохнул, заглядывая за плечо королевы и замечая двух диких голубей, что ворковали на подоконнике. Не почтовые. Хорошо, что не почтовые. — Кристиан снова взглянул на королеву, замечая, что невольно оказался совсем рядом с ней. — Я не набиваюсь к вам в друзья, вы и сами понимаете, что после того, что произошло между нами, ни о какой дружбе речи быть не может. Вы ненавидите меня, ненавидьте дальше. Но все же я кое-что скажу вам сейчас, и видит бог, получу за свой визит от Фернандо хорошую трепку, и за свой совет тоже. — Легрэ взглянул в глаза королевы. — Помиритесь с Фернандо и постарайтесь договориться с герцогом. Он вам зла не желал, так получилось. Я прошу у вас милости для него, потому что он вам не враг. И чем лучше будут ваши отношения с герцогом, тем больше будет шансов у вас в этом замке на статус жены короля, а не пленницы.

Анника слушала, чуть наклонив голову вниз. Она все больше желала, чтобы этот человек ушел, но продолжала терпеть его присутствие.

— Живите со своей совестью сами, — сделала вывод. — Мне ваши советы не нужны, — девушка прищурилась дикой кошкой. — Уходите.

— Напрасно, — вздохнул Легрэ. — Я надеялся, что вы умнее, чтобы совершить две глупости подряд. Вам нравится ваше нынешнее положение?

— Вы плохо стараетесь донести свою мысль, барон. — Анника отошла от Легрэ на шаг. — Я и не хочу в нее вникать. Наш разговор закончен.

— Как вам угодно, ваше величество. — Скрепя зубами, Легрэ поклонился. — Я немедленно уберусь вон. Только один, последний вопрос. Вы поговорите с герцогом?

— О чем? — Анника выжидала ответа от Кристиана, но на губах ее появилась нехорошая улыбка. — Вы путаетесь, барон. Вы говорите слишком много лжи. И не по существу.

— В чем же это? — парировал Легрэ.

— Вам ли не знать? — обнажила в улыбке зубки королева.

— Представьте себе. — Кристиан поморщился. — Когда вам врешь, вы верите, когда говоришь искренне, вы начинаете обвинять во лжи. А даже если ваши обвинения в мой адрес верны, то, согласитесь, в том, что я вам предложил, есть рациональное зерно. Вы так и просидите здесь наедине со своей гордостью, и даже если ваш брат узнает о вашем положении, поверьте, он не станет ничего предпринимать, чтобы помочь вам. Ему был нужен союз с Вестготией и он его получил. Вы совершенно одна. Вы не нужны никому. И мне жаль вас, черт возьми. Сам не понимаю, зачем я пытаюсь достучаться до вашего разума. Стою тут, уговариваю вас завести себе друзей и не делать ошибок. Вы не хотите слушать...

— Что вам от меня надо? — королева отвернулась и теперь предпочитала смотреть в окно. — Я знала, на что иду. Вы — верный пес короля. Вы — бывший стражник и убийца. Вы — презренный смерд. Вознеслись лишь благодаря герцогу, но и ваш век скоротечен. Сегодня вы в милости, а завтра — никто. Так что каждому из нас дано что-то, что мы не можем преодолеть.

Легрэ подошел к Аннике со спины так близко, что она могла ощутить на плече его дыхание.

— Я... — сказал он после длительного молчания, не касаясь ее руками, но стоя непозволительно близко, что выдавало его решимость и наплевательское отношение к приличиям, — я хотел помочь вам... В последний раз. Я люблю Фернандо и всеми моими поступками движет только это. Дай бог, чтобы и вы когда-нибудь кого-нибудь полюбили, Анника, может быть тогда слепая преданность любимому человеку что-то начнет значить в ваших глазах. Прощайте. Я никогда больше не приду сюда, — сказав это, Легрэ ушел, не оглядываясь.

А ближе к вечеру личный слуга Фернандо очень настойчиво попросил его прийти в церковь. Легрэ ждал подобного и явился незамедлительно. По дороге он напряженно думал, в каком настроении встретит его король. Не то, чтобы Кристиан сильно рассчитывал, что его визит к королеве останется тайной, но все варианты он не рассматривал, а потому мог только гадать, к чему готовиться. В часовне не было никого, кроме короля, и Легрэ с облегчением вздохнул — у него будет шанс объясниться с Фернандо.

— Ты звал меня? — Легрэ остановился перед королем, спокойно глядя в глаза.

— Присаживайся, — король кивнул на скамью. Сам он был занят странным делом — устанавливал второй ряд свечей перед иконой Богородицы, стоящей в специальном проеме в стене. Свечи первого ряда горели ярко и ровно, заставляя камни и золото оклада гореть яркими каплями и всполохами. Это смотрелось странно в полутьме, захватившей комнату. — Ты замечал, какие странные лица все время рисуют у мадонны?

— Да, — ответил Кристиан, выполняя просьбу монарха. Сев, он оперся ладонью о гладкое отполированное дерево, и мягко улыбнулся. — Каждый ее по-своему видит.

— Но у всех в глазах печаль, — Фернандо отошел на пару шагов и полюбовался на полученную композицию. — Как думаешь, почему? — Присев перед своеобразным алтарем, принялся выставлять ряд свечей на полу.

Кристиан едва перевел дух, заметив, что сердце в груди бешено колотиться. Когда Фернандо начинал издалека, это всегда происходило так, словно бы руки короля — сильные и горячие, скользили по обнаженной коже, подчиняли и любили, владели тобой без остатка. И так трепетно от этого, страшно и хорошо одновременно.

— Наверное, — тихо ответил Легрэ, — потому что она знала, какая судьба ждет ее сына.

— Так думают все, — задумчиво отозвался монарх. Он поднялся и отошел. Теперь хорошо. Глаза смотрят как из пламени костра. — А возможно она просто сошла с ума. Представь — молоденькую девушку отдают за старца по велению семьи, и после замужества выясняется, что она умрет одна, и не от старости, потому что детей у нее не будет. И об этом знали и ее родственники, и ее престарелый муж, который вскорости умрет. И куда дальше ей? На улицу побираться и торговать собой? Или приживалкой. Если уж семья отдала в такие руки, значит, никакой помощи ждать не приходится. И вот живет себе девочка с такими мыслями, и вдруг приходит кто-то, кто называет себя ангелом и дарит ребенка, и сразу же говорит, что ребенок не ее, что она лишь сосуд. Причем сосуд изначально греховный. И ребенок с самого начала не принадлежит ей. Даже самая сильная психика этого не выдержит. — Фернандо еще раз полюбовался на икону. — Уйти в себя и взирать на мир вот такими глазами — это выход из положения. И выход из жизни. О чем вы говорили с Анникой?

— Тебе все-таки доложили о моем визите, — усмехнулся Легрэ. — Впрочем, ничего иного я и не ждал. Твои гвардейцы хорошо исполняют свои обязанности и преданы королю... Они могут гордиться собой, и я рад, что есть у тебя такие воины. — Кристиан помолчал, неловко озираясь, потом остановил взгляд на короле. В свете свечей Фернандо был особенно красив, он напоминал демона, окруженного огненным ореолом. О том, что и он, Легрэ, сейчас выглядит так же, Кристиан отчего-то не подумал. Анника, ах да. — Я пожалел ее, — выдохнул Легрэ так, словно сознавался в преступлении, — но я зря пошел к ней. Это было ошибкой. Луис знает?

— Нет, не знает. Так о чем говорили? — монарх повернул голову к брату, и теперь половина лица утопала во тьме, а другая ярко золотилась, подчеркивая черные провалы глаз.

Легрэ становилось трудно дышать.

— О Луисе, — сказал он с запинкой, начиная ощущать тяжелый приступ вины. Надо было сказать королю. Надо. — Я сказал ей, что он во всем признался и пытался оправдать его в ее глазах... Я просил ее поговорить с ним... — Легрэ оперся локтями на колени и опустил голову. — Да по большому счету это не важно, все равно ничего не вышло.

— Зря о Луисе, она его любит, — спокойно заметил Фернандо, опускаясь на скамью рядом с бароном. — Расскажи подробнее, мне нужно знать, что делать дальше. — Глаза также задумчиво изучали скорбный лик иконы.

Легрэ устало утер лицо ладонью, вздохнул и распрямился, тоже глядя на икону.

— А что рассказывать? Сам понимаешь, что ее величество встретило меня без восторга. Еще сказала, что я лгу, что... — эпитеты королевы в свой адрес Легрэ решил не повторять. — Потом она указала мне на дверь и я ушел. Я надеялся, что еще удастся образумить ее, ведь если тебе нужны наследники от Луиса, то лучше бы было королеве пойти в этом навстречу. Не насиловать же ее каждый раз, чтобы она понесла. А впрочем, — Кристиан махнул рукой, — я просто дурак и в очередной раз не подумал о том, что делаю. Я вообще не понимаю, зачем, в каком помутнении рассудка я туда пошел. Ну, да что уж теперь. Наказания за нарушения твоего приказа мне не избежать.

Фернандо улыбнулся, посмотрев искоса на брата. Видеть Кристиана в таком состоянии было странно и забавно. Так и тянуло поиграть с ним. Чуть-чуть. Немного. Жаль, конечно, что он ходил к королеве, теперь придется сложнее.

— Завтра пригласишь королеву на учебный бой. Она умеет драться на легких мечах, — король довольно щурился на оплывавшие свечи. Игра легкими пузырьками бежала по крови, будоража не только разум.

— Что? — Кристиан уставился на монарха как на привидение. — Зачем?

— Будем приручать королеву, — усмехнулся тот в ответ. — Сначала вырвем ее из состояния, в котором всю жизнь прожила она, — Фернандо указал пальцем на икону, — потом дадим вылиться на наши головы всему ее гневу. Должно получиться — Анника девушка темпераментная, хотя и скрывает это за внешней холодностью. А дальше посмотрим. Зачем именно — догадаешься? — хитро прищурился монарх. У Легрэ был настолько ошарашенный вид, что хотелось еще больше увести в дебри разума. Возбуждающее зрелище — ответит ведь потом, как только осознает, что в такое состояние его ввели специально.

— Черт знает, что твориться у тебя в голове, Фернандо. — Кристиан с сомнением нахмурился. — Помимо того, что мое избиение приведет ее в чувства, на ум ничего не идет. И интересно, как ее гнев будет выливаться на твою голову? На мою-то понятно, я никто, но ты пока еще король. Что ты намерен ей позволить?

— О! Это будет зрелище, — монарх ее сильнее прищурился, разглядывая брата, и предвкушающе облизнулся. Фернандо сейчас как никогда походил на зверя, готового запустить когти в ничего не подозревающую добычу. Юркую лисичку из Северного Королевства. — Скажи-ка мне нежный, — монарх чуть развернулся на скамье, уперевшись рукой в спинку, опять превращая свое лицо в горящую полу-маску. — Зачем вообще нужно приручать нашу дражайшую королеву, зная, как мальчик нас ревнует к ней? — хитринка горячим маслом в голосе оборачивалась яростным блеском черноты глаз.

От этого взгляда в груди Кристиана все сжалось льдом, и нежностью, и страстью, и безумное желание почти судорогой скрутило тело. Он задрожал, повернувшись корпусом к королю, но отклоняясь назад, словно боялся. Этот страх — такой сладкий и первобытный, делал Легрэ податливым как воск, беззащитным перед королем. В синих глазах скользнуло напряжение, потом растерянность и от волнения Кристиан быстро облизал пересохшие губы.

— Ради Луиса... — прошептал Легрэ. — Мне... мне показалось, что он терзается тем, что мы сделали с Анникой и считает себя виноватым. Это плохо. Чувство вины — это плохо для будущего короля.

— И при этом еще больше возбуждая его ревность? Разве чувство вины от этого уменьшится? — улыбка Фернандо становилась все откровеннее, все больше кривила губы ожиданием. — Как думаешь, нежный? — ласковое прикосновение пальцев к своей зеркальной маске на лице брата. Отражение, полностью противоположное, но такое манящее...

— Глупо было, да, — Кристиан тяжело дышал от охватившей его эйфории, губы призывно приоткрылись, открыв взору короля белую кромку зубов и ответное желание, — но зато от чистого сердца... Я хотел как лучше. Прости...

— Хотел... И даже подумал серьезно перед этим? — сил на иронию почти не оставалось. Пальцы продолжили свой путь, остановившись у уголка так манящего рта. От странности места, света, голосов, казавшихся приглушенными, треска свечей, могущих искрой спалить икону, запаха ладана сводило льдом скулы. Фернандо ласково улыбнулся, оттягивая момент настоящего прикосновения к брату.

— Что я испытываю к Аннике? — подушечки пальцев еще чуть двинулись. Теперь любое слово будет собрано прикосновениями. А тело как будто само наклонялось, чтобы стать ближе. Черные провалы глаз гипнотизировали, не отпуская.

Это был жестокий вопрос. О, какой жестокий! А еще мир перед глазами плыл и кружился, как будто Кристиан был сильно пьян, и вместо выдоха из горла вдруг вырвался сип. Легрэ хватил воздуха ртом.

— Твои пальцы... они жгут меня... Я не знаю, Фернандо...

— Ничего не испытываю, — король склонился еще ближе, проводя нежной лаской по губам Легрэ, опаляя их дыханием. — Но она нам нужна. У детей должна быть здоровая и счастливая мать. Или хотя бы довольная жизнью. И ты мне поможешь.

— Фернандо... — Легрэ кусал губы, дыхание его сбивалось, и казалось, что если брат не возьмет его сейчас, то вся жизнь разом покинет тело Кристиана. — Отведи меня в подвалы, — попросил он, — я... сделаю все, что попросишь.

Слова... Ими действительно можно сделать что угодно — и убить, и возродить. Тем более сказанные так, таким голосом, в таком месте, во время такого разговора. Тонкая корочка льда ожидания растеклась по всему телу монарха, не давая пока вырваться лаве жажды и ярости наружу.

— Вставай, нежный, — немеющими от будущей страсти губами. Поцелуй так и не был подарен. Рано, ибо просьбы, приводящие к сладостному безумию окружающего, стоят гораздо дороже.

Фернандо поднялся и, не глядя на Кристиана, пошел. Коридоры, повороты, лестницы... Вытащить факел, кивнуть брату на еще один... Толкнуть дверь и вдохнуть пропитанный воздух, напоенный деревом, смолой и железистым запахом крови, отпуская себя. И зажмуриться предвкушением от громкого стука обитой железом двери, пробивая дрожью все тело.

Монарх аккуратно вставил в крепеж факел и потянулся, сбрасывая зажатость с мышц. Лед пока лежит на теле, он уйдет чуть позже. Дьявол выпихивает новую маску на лицо — отстраненно-равнодушную. Если не смотреть в глаза.

— Раздевайся.

У Кристиана земля горела под ногами, холодные сырые камни подземелья проедали жаром кожу сапог. Он закрепил свой факел в кольце на стене, а после, встав перед королем, судорожно сглотнул. Непослушные пальцы нащупали металлическую пряжку ремня — и он упал со звоном к ногам Легрэ. Потом красно-золотое блио, шоссы, рубаха. Кристиан распрямил плечи, все еще не отойдя от дурмана в голове. Легрэ встречал Дьявола неприкрытой похотью и взглядом, полным ожидания. Скорее бы уже боль.

— Возьми меня, — прошептали сухие губы, — возьми мою душу... до последней капли моей крови.

Фернандо обошел брата и, остановившись со спины, откинул тяжелые черные волосы.

— А выдержишь? — шепот скользил ядовитой змеей в неверном свете факелов, перекрашивая мир в странные цвета. Палец скользнул лаской по уху, остановившись легким нажатием ногтя в маленькой впадине за ушной раковиной. Обещание...

— Все, что угодно, — выдохнул Легрэ, вздрагивая. Он был готов на все, лишь бы снова оказаться во власти этого человека, и пить боль с его губ, принимать боль из его рук, открываться и сдавать позицию за позицией, пока не изменится мир или сознание не затуманится странной вязкой пеленой. Острый нож, каленое железо, плеть и грубое банальное изнасилование — на меньшее Кристиан не рассчитывал, и от одного ожидания всего этого между ягодиц растекалось тягучее томление, сердце в груди бешено билось, и тело пропадало в дрожи. — Я принадлежу тебе, Фернандо... Возьми все... Пожалуйста.

— Душу... До последней капли, — язык пробежал вязким жаром по шее Легрэ. А подушечки пальцев опять нащупали сонную артерию. — Нежный... — и король аккуратно уложил бесчувственное тело на пол. Чуть подрагивающая ладонь скользнула по смуглой коже. Здесь и здесь... Все будет, милый... Фернандо аккуратно обвязал запястья брата веревками, обшитыми войлоком, и, перекинув через закрепленную в потолке перекладину, вытянул наверх. Закрепив веревки на противоположных стенах, натянув их так, что руки мужчины оказались раздвинуты в сторону. Пола Кристиан мог касаться земли только пальцами ног.

От красоты полученного перехватывало дыхание: почти распятие, по настоящему божественное. Мышцы все больше пронзало ледяными иглами. Фернандо огладил брата — по рукам, плечам, скользнул вдоль боков и по мышцам пресса. Мой... Зубы впились в собственное запястье — отогнать безумие и жажду растерзать. Тише...

Сняв со стены легкий кнут, примерился и первый удар опустился на спину Легрэ.

И Кристиан закричал, закричал вложив все несказанное в этот крик, все свое нетерпение, всю жажду отдать себя Фернандо, его жестокости и ярости, его демону. Теперь Легрэ стало до одури хорошо, и на лице, искаженном болью расцвела слабая улыбка. "Да, любовь моя... вот так... Бей меня. Бей, не щадя и не сомневаясь... Бей со всей силы, до крови".

Голос Кристиана прошел раскаленным прутом по нервам короля, выливаясь дрожью в мышцы, окрашивая красным глаза. Внешне судорожные взмахи — и на спине мужчины расцветают алым три параллельные полосы. От правого плеча к левой ягодице, чуть задевая ее. Шаг назад — красиво. Надо еще. Желанием стискивает до боли челюсти. Мой... Резкий удар с рваной оттяжкой внахлест на уже положенные.

И снова крик — пронзающий эхом подземелья так, что наверху наверняка стражники, несущие караул, содрогнулись в ужасе. И все из них представили, как судорожно дернулось тело под жалом кнута, как пальцы жадно ухватились за веревки, чтобы Легрэ не повис беспомощно в путах. В глазах у него потемнело, ноги подкосились, но Кристиан упрямо держался. Ребра его расходились от частого тяжелого дыхания, голова была запрокинута назад, волосы волнистыми змейками ниспадали в ложбинку между лопаток. Облизав пересохшие губы, Легрэ выдохнул:

— Еще...

Фернандо неслышно подошел:

— Заслужи, — язык аккуратно, нежно собирал необходимые капельки крови, кормя дьявола. Первая, вторая, третья... Внутри зарождается стон и буря. — Грудь для любви, спина для наказания, — пальцы обвели тавро, — для чего руки? — и сразу губы впились жестким поцелуем в рваную рану на левом плече.

Легрэ затрясло, и веревки в его пальцах жалобно скрипнули, когда удерживаемое ими тело дернулось. Эти вопросы, они так жестоки, так таинственно-страстны и этим сводят с ума.

— Для того чтобы брать, — слова рвались сквозь судорожное дрожащее дыхание, очень похожая на всхлипы. Кристиан весь сосредоточился там, где его ран касались губы любимого, боль текла по жилам вместо крови и нечем было дышать. — Прошу тебя...

— Нежный, я дам тебе шанс догадаться, — шепот на грани стона, когда отойти и оставить не представляется возможным. — Подсказка — я тебя очень хочу, — почти по слогам произнес Фернандо. Несколько слепых шагов назад — и удар опускается на левую руку Легрэ.

Кристиан вскрикнул, так сильно дернувшись в путах, что пальцы невольно выпустили веревку, успевшую стать влажной и горячей в его руках. Но больнее было сердцу, потому что Легрэ не знал ответа. Точнее знал, но вариантов было слишком много, и его мозг никак не находил самого нужного. Для дела... Для силы... Для того чтобы удержаться сейчас хоть как-то и не упасть в пропасть.

— Я... я не знаю, — губы Кристиана сбивчиво шептали слова и немели. — Для ласк... Фернандо.

— Для страсти, нежный, — губы опять собирали капли жизни, скручивая тело тугим узлом, язык уже беззастенчиво раззадоривал раны. — Любовь живет здесь, — король обхватил брата, прижав к себе и вызвав очередной вскрик, ладонь же опустилась напротив сердца. — За провинности мы обычно отвечаем эти, — он отпустил Легрэ и грубо ткнул рукояткой кнута в поясницу. — Руками же дарим страсть. Только глупцы думают, что страсть дарится только одним способом, — монарх опять прижался к мужчине, крепко обхватывая пальцами его плоть. — Так что, нежный, если вдруг в следующий раз попадешься в лапы моего дьявола, помни об этом, — слова сопровождались медленными тягучими движениями, призванными раззадорить и свести с ума, когда тело думает, что его обманули, не дав нужной страсти. — Держись, нежный... — слова остались нисходящим теплом в теле, а свист кнута опять разрезал воздух, в этот раз остервенело.

На этот раз Легрэ задергался в веревках отчаянно, словно муха в паутине, закусил губу и его начавшийся было крик сменился надрывным рычанием. Зубы прокусили кожу, но Кристиан даже не заметил, как по подбородку потекла тонкая струйка крови. Металлический привкус во рту Легрэ ощутил минутой позже, когда чуть очухался и понял, что прикусил губу.

— Господи, — тихо застонал он, сквозь зубы, и подумал: "Как же я люблю тебя! Тебя, Фернандо, чертов сукин сын!.. Надеюсь, ты трахнешь меня до того, как я отрублюсь по-настоящему..."

— Ты прекрасен, милый, — дрожащее белесое марево наползало со всех сторон, как будто знойный дрожащий воздух пустыни, в котором все кажется ненастоящим, миражом, за которым можно гнаться столетиями, бредя возможностью поймать чудо в свои руки. Сердце безумными ударами... Несколько ласковых, нежных поцелуев кнута, когда он только чуть касается кожи, жжет ее. Когда мышцы невольно сжимаются в ожидании настоящей боли, а ее все нет, это выливается дрожью и проклятиями наружу. И именно тогда на спину Кристиана обрушился еще один удар. Ноги Легрэ подкосились на этот раз по-настоящему и он, закричав, повис на веревках. Кристиан мысленно сказал себе, что надо встать, но ноги совсем не слушались его. Боль пульсировала в ранах, в ушах звенело, но странно затуманенным рассудком Кристиан вдруг осознал, что улыбается уголками губ, что он счастлив и любит этого Дьявола именно таким. И всего мало.

— Фернандо... ты чертов ублюдок, — нежно прошептал Легрэ, и это был самый настоящий комплимент королю.

Ответом послужил смешок и легкий удар, расчертивший ягодицы Кристиана пополам. Эта взбухшая полоса с выступившими алыми капельками заставляла кусать пересохшие губы в нетерпеливом ожидании, пока руки быстро и чутко ослабляли натяжение веревок. Мир сосредоточился только на одном, желанном как никогда. Когда тот оказался на коленях на полу, монарх опустился следом и, подхватив за бедра, потянул на себя. Руки, продолжавшие быть распяленными на веревках, прямая иссеченная спина, которую так хочется прогнуть в пояснице и услышать еще раз стон боли. И божественный дар крови, лучше всякого вина уносящей в другой мир. Еще раз собрать вкус...

Шнуровка шосс давно распущена, и Фернандо, придерживая любимого, принялся неторопливо входить в него. Этого хотелось давно, до дрожи в пальцах на последних ударах, и он не выдержал — резко дернулся вперед, дернув на себя Кристиана за бедра так, что скрипнули веревки.

— А-а! — крик был коротким, но таким сладостным, и в первый миг ягодицы Легрэ инстинктивно сжались, сопротивляясь вторжению. Пальцы попытались ухватиться за веревки надежнее, но получалось плохо, потому что от боли и напряжения дрожали руки. Легрэ рвано и шумно дышал и пот скатывался по позвоночнику мелкими каплями, смешиваясь с кровью. Все плыло вокруг, мир уходил во мрак, и только тело любимого оставалось реальным в этом непонятно чем. Внутренние мышцы Кристиана тесно обхватывали жаркую твердую плоть короля, тело противилось боли, но душа жаждала ее, просила, умоляла. Долгий протяжный стон вырвался из груди Кристиана, и он, преодолевая боль, толкнулся навстречу королю.

— Нежный, — шепот вторил странному рваному ритму, как будто Фернандо пытался сдержать себя на какой-то грани и не мог. Входил полностью, до конца, видя, как корежит болью и желанием тело любимого, и от этого терялся в общей жажде еще больше. Несколько движений и к ним присоединяется терзающая ласка от ногтей, входящих в кожу под самой разявленой раной, терзающих то тупой, то острой болью.

Сжимая зубы, Легрэ завывал от боли, то тихо, то почти хрипя. Его истерзанное тело, даже держась за веревки, стремилось упасть на пол, из затуманенных слезами глаз срывались крупные слезы и падали во мрак, на холодные каменные плиты пола. Кристиан мотал головой, входя в безумие все дальше. Он то резко и сильно поддавался навстречу Фернандо, то начинал слабо сопротивляться. Легрэ чувствовал Фернандо каждым нервом, каждой частичкой своей плоти — король въедался в него снаружи и изнутри дикой жестокой болью — все резче и сильнее с каждым толчком, выталкивая разум из бренной страдающей плоти. И вдруг блаженное безразличие хлынуло в Легрэ теплой волной. Он посмотрел перед собой, обвел камеру непонимающим взглядом, прикрыл глаза. Он висел в воздухе — маленький и легкий, словно перышко, едва ощущая, как собственное семя течет по внутренней стороне бедра, и руки Фернандо надежно держали Легрэ где-то там, на грани жизни и смерти. Кристиан тяжело пошевелился в веревках, медленно уронив голову на грудь.

Изменение состояния брата послужило последней каплей, переполнившей чашу наслаждения, и Фернандо, глухо зарычав, получил свое. Захлебываясь в безумном свете, раздиравшем голову изнутри, собственных эмоциях, он срывался в пропасть и благодарил кого-то за то, что встретил в своей жизни их, любимых, Кристиана и Луиса. Надо было бы отвязать и уложить Легрэ, но вместо этого король, сам не понимая как, очутился перед ним и судорожно целовал, бережно держа лицо любимого в ладонях.

Легрэ улыбался как-то слишком счастливо, но его глаза не видели короля — они не моргая смотрели перед собой точно Кристиан был слеп. Кто-то звал его выйти из темноты на свет — прикосновениями, поцелуями, вытягивая потихоньку назад, в реальность. Ресницы Легрэ дрогнули, потом крепко сомкнулись — и лишь мгновение спустя губы приоткрылись, робко целуя в ответ.

— Еще... — попросил Легрэ, влюбленным благодарным взором посмотрев в лицо короля. — Фернандо, еще...

— Нежный мой, — поцелуй был полон томной неги, которая рождается после бурной ночи, принесшей удовлетворение всем, полон темной любви Фернандо, которую он был готов дарить только двоим, полон будущей страсти, которая сейчас свернулась довольным порыкивающим клубком. — Люблю...

Король потянулся к веревкам — освободить сначала одну руку, потом вторую.

— Сможешь или позвать еще кого-нибудь? — монарх перебирал пряди на голове уткнувшегося в него Кристиана, аккуратно поддерживая того и стараясь не задеть ран.

Легрэ прильнул к брату, обняв одной рукой за шею, прошептал:

— Нет, не зови никого, — тихо попросил он, губами припадая к соленой коже на шее брата. — Давай останемся здесь навсегда... или побудем еще немного.

— Давай, — согласно прикрыл глаза Фернандо. — Только пойдем на дыбу, она нас двоих выдержит, — и невольно усмехнулся, осознав, что только что сказал.

Легрэ тихо засмеялся. Засмеялся бы сильнее, но боль не позволила.

— Она мне всегда именно поэтому нравилась.

— Вот и отлично, — улыбнулся король, помог подняться брату и уложил его на деревянную поверхность, предварительно бросив туда блио. Факел полетел в жаровню, стоящую неподалеку — будет теплее. Улегшись рядом с Кристианом, подставил свое плечо, чтобы тому было удобнее. Теплый поцелуй опустился на висок:

— Любимый.

Легрэ улыбнулся.

— Спасибо, — тихо сказал он. Рука медленно заскользила по груди. — За все... Знаешь, я никогда не говорил тебе, но... иногда мне кажется, что я испытываю к тебе больше, чем любовь. — Легрэ посмотрел в глаза Фернандо очень серьезно и устало. Потом приподнялся и нежно поцеловал его в губы. — Ты лучшее, что случалось со мной в жизни.

От таких слов было и хорошо, и неловко — как будто забираешь себе часть не предназначенного тебе. Душа говорила, что это правда, но король не привык к таким чувствам — ни своим, ни чужим. К тому же было странное опасение, что могут не поверить в искренность, но он все-таки ответил:

— Ты тоже, — и улыбнулся: — Хорошо, что ты тогда меня не убил. Мне было бы обидно умирать, не испытав всего, что мы вместе пережили.

— Мне тоже. — И Кристиан подарил брату ответную улыбку, крепко обнял. — И я рад, что ты меня не убил. Мы многим жертвовали, но приобрели в сто раз больше. Я ни о чем не жалею, разве что о том, что твой Дьявол так скоро утолил свою жажду сегодня... Может быть, повторим через пару дней? Скажем, с каленым железом.

— Нежный, — рассмеялся Фернандо, зарывшись пальцами в волосы Легрэ, — сначала путь раны заживут, а потом повторим, обязательно, — уже чуть голодный поцелуй подтвердил сказанное, а про себя король молился, чтобы брат больше никогда не попал в лапы его сумасшествия. Клеймом на руке может и не отделаться.

— Тогда я постараюсь, чтобы они зажили поскорее...

Фернандо и Легрэ пробыли в подземельях еще около часа, после чего привели себя в порядок и поднялись в королевские покои, где Кристиан взобрался на лежанку и позволил себе выпить немного красного вина, как делал всегда после кровавых развлечений короля. Впрочем, развлечений ли? Легрэ было решительно все равно, как это называли другие люди, он называл любовью, взаимопониманием, единением и наслаждением.

— Фернандо, скажи мне, если ты хотел, чтобы Анника была счастлива и здорова, зачем мы с тобой взяли ее так грубо? Зачем вообще взяли?

Король немного помолчал, продолжая осторожно обрабатывать следы своей страсти и слушая сдавленное шипение Легрэ, когда аккуратно не получалось.

— Она нарушила границы. Я с ней разговаривал накануне, скажем так, происшествия с мальчиком. Да, Луис настаивал, сам хотел, но не насиловал. Анника самостоятельно сделала выбор, зная о последствиях. Может быть, она думала, что все, рассказанное обо мне, неправда или что ее это не коснется. Не знаю, да и неважно. Выбор сделан, границы нарушены, адекватная расплата. Не думай о ней, как о слабой девушке. Одно то, что она неплохо владеет мечами, говорит о многом. По воспитанию она скорее брат Ярла, чем сестра. С некоторыми оговорками, конечно, — усмехнулся Фернандо, осторожно прижимая к Кристиана ткань, смоченную в заживляющем отваре. — Полежи пока так. — Потом самокритично признался: — Перестарался я тогда немного. Но она не могла не понимать, в каком состоянии мальчик и что с ним будет потом. Будем работать с тем, что есть.

— У твоей жены нрав хищницы, — задумчиво ответил Легрэ. — Я не боюсь ее, но боюсь за тебя... Она специально злила нас в ту ночь, поручусь чем угодно. Я предупреждал ее, но она не слушала. Интуиция подсказывает мне, что Анника не так проста. — Кристиан вздохнул и осторожно ощупал рану на плече. — Надо одеться. Не хочу, чтобы Луис увидел это. Он меня сейчас бережет, будто я стеклянный.

— Тебе нельзя пока, — задумчиво бросил король. — И сейчас лучше ничего не скрывать от мальчика. — И еле слышно пробормотал: — Маленькая хитрая лисичка... Что ж, посмотрим...

— Да, посмотрим, — со вздохом согласился Кристиан и посмотрел вопросительно на короля. — Может быть, мне уже никогда нельзя будет, — сказал он со странной ироничной обидой. — Время не исцелит меня, Фернандо, и я хочу взять от жизни все, что могу. Пока еще могу.

— Вообще-то я имел в виду, что тебе нельзя сейчас рубашку надевать, — хмыкнул монарх, — пусть подживет сначала. Насчет исцеления — еще посмотрим, — он убрал прядь волос Легрэ за ухо. — Но от жизни нужно брать все и всегда. Никогда не знаешь, в какой момент она закончится. А нам с тобой умереть от старости точно не получится.

— Это верно, — Легрэ улыбнулся брату. Сердце таяло от нежности к Фернандо так сильно, что Легрэ сам себя не узнавал. Как хорошо было лежать вот так, в тишине, полумраке, в его сильных руках. Кристиан был счастлив. — Фернандо, расскажи мне о твоем отце. Он любил тебя?

Король долго молчал, проводя пальцами по непотревоженному плечу брата, обрисовывая мышцы, чуть поглаживая. Это был больной вопрос.

— Наверное, — слова падали как камни в омут. — Я с детства почти не видел его. Он редко приходил. Я до отрочества думал, что так и нужно — когда ты сначала с кормилицей, потом с воспитателем и учителями. Как я сейчас понимаю, он не знаю, что со мной делать, пока я не начал соображать. Тогда начал приходить почаще, давал задания, проверял. Разговаривал. Убирал ненужных друзей из окружения, подсовывал правильных. Пытался сделать нормальным, — сколько лет прошло, а губы кривятся в горькой усмешке. — А когда понял, что не получится, почти махнул рукой. Я стал ему еще одним придворным советником — с большими, чем у остальных, полномочиями, но все-таки. Но наверное все-таки любил, раз так поступил и не отрекся.

Легрэ отвел взгляд и почти сдержал неловкую улыбку. Он думал, как бы оно было, если бы он знал своего отца, не важно, короля или нет, отца, и понял, что не чувствует ничего, даже обиды. Кристиан давно вырос, он сам себе был отцом, воспитателем и другом. Он плотнее прижался к Фернандо.

— Как хорошо, что у меня есть брат.

— Да уж, — король невольно улыбнулся. Кристиан, сам того не осознавая, зачастую давал ему странную опору в зыби жизни. Если Луис был птицей, которую хочется поймать, не отпускать, согреть, то барон представлялся вросшим в землю мшистым столбом, оставшимся от гаэльского заброшенного храма. Почему гаэльским — Фернандо и сам не мог сказать, возможно из-за чистой синевы глаз, такой нехарактерной для вестготцев, но зачастую встречающейся на севере. И иногда брат был непрошибаемым до зубовного скрежета, как этот столб, как, впрочем, и положено опоре. А иногда... Как будто в храм возвращались старые боги и делали его сосредоточием жизни, которую можно пить как живительный родник. Как сейчас.

— Отдыхай, у меня еще дела есть, — Фернандо зарылся всеми пальцами в тяжелые черные волосы Легрэ. — Как освобожусь — приду.

— Мне ждать здесь? — спросил Кристиан взволнованно.

— А ты хочешь уйти? — внимательно посмотрел на брата монарх.

— Нет. Я подожду. — Легрэ поцеловал короля в губы. — Ты только возвращайся скорее.

— Постараюсь, — улыбнулся Фернандо Кристиану. — Отдыхай, — поцелуй лег на висок барона и король вышел из спальни.

* * *

В эту ночь герцогу не спалось. Он очнулся от забытья в сумерках, точно помня, что намеревался выспаться после тяжелого дня, проведенного за ученьем и затем за письмами, которыми поручил заниматься король. Поднялся и отправился в покои Фернандо, чтобы передать все бумаги, что успел составить для торговых договоров, но гвардейцы пропустили юношу внутрь. И тот оказался в спальне, которую обустроили, пока шел ремонт — слишком толстыми оказались стены между комнатами.

В кабинете царил полумрак, зато в спальне горели свечи и, заглянув туда, Луис увидел Кристиана. Вернее, первое, что он заметил — это кровь. Мужчина лежал полубоком, а на его спине... Герцог замер на пороге со свитками.

Почувствовав его взгляд, Кристиан открыл глаза — он как раз отдыхал, пока Фернандо был занят делами. В спальне было слишком жарко и Легрэ был в одних шоссах, босой и бледный. Он улыбнулся юноше.

— Привет. Как первый день в роли секретаря?

— Я... я... — юноша растерялся. Выронил одно письмо, побледнел, потому что теперь даже не знал, что и сказать. Легрэ плевать хотел на его уговоры. И опять позволил себе пляски с дьяволом, рискуя получить новый приступ. — Я оставлю Фернандо бумаги, — чтобы не сорваться, герцог нацепил маску равнодушия. — Я очень сегодня устал. Скажи королю, что я завтра встану пораньше, — удалось сохранить и голос, и внешнее спокойствие. В этой богатой спальне, которую специально временно подготовили для Фернандо, барон теперь был весьма кстати — как противоположность роскошеству.

Кристиан нахмурился и сощурил глаза, внимательно приглядываясь к юноше.

— Лу-ис, — требовательно сказал он, что само-собой подразумевало вопрос: "В чем дело?"

— Бумаги я на столе оставил, — уточнил герцог, переводя взгляд в стрельчатое окно, где сгущалась синевой холодная ночь, пришедшая с первыми дождями. — Спокойной ночи, — он старательно и выверено улыбнулся, словно искусный вельможа, который всю жизнь крутился среди политиков и резко закрыл дверь между спальней и кабинетом, выдыхая. Напрасно уговаривать, что-либо им обоим говорить. Они не слушают и никогда слушать не будут. Им важно только их мнение и поступки, которые они считают правильными. Нельзя навязывать свое мнение никому, если это совершенно бесполезно и выглядит все глупее с каждым разом, словно упрямый баран о ворота бьется головой.

Герцог направился к столу, аккуратно положил письма и уже написанные бумаги. На сегодня хватит разговоров и сейчас объясняться бесполезно. Только спорами и обидами закончится. Пусть живут, как им обоим хочется. Поставить их перед фактом, что он тоже не станет больше выполнять их причуды — ведь нравится же играть обоим со смертью. Пусть... пусть играют.

Легрэ вошел в кабинет через четверть часа, и он оделся в свое ало-золотое блио, только поясом не подвязался. Встав в дверях, он скрестил руки на груди.

— Луис, я не могу по-другому, — сказал он с надеждой на понимание. — Или ты сердишься, что мы сделали это без тебя?

Юноша, который все это время бездумно смотрел в окно, обернулся. Он забыл уйти. Да, теперь придется врать.

Кристиан вздохнул.

— Твое молчаливое упрямство терзает мне сердце хуже любой плети, — сказал он и собрался уходить.

Герцог опустил голову. Лучше пусть идет и отдохнет, чем они начнут сначала эти бессмысленные разговоры. "Теперь и слова не скажу против", — подумал с тоской Луис, понимая, что проиграл окончательно. Он просто игрушка короля и раб своих эмоций перед этим синеглазым сумасшедшим стражником. Пусть обидится и уходит.

Легрэ сделал три шага и остановился.

— Ты, — спросил он после долгого молчания, — любишь меня?

— Конечно, — кивнул решительно Луис. — Спокойной ночи, Кристиан.

— Я просто хотел это услышать, — мягко сказал Кристиан, и отчего-то вспомнил день у озера. Так было хорошо там, так правильно, и потому Легрэ обернулся, подошел к Луису и порывисто обнял за плечи. — Все в порядке. Прости меня. Я правда не смог удержаться. Это как в пустыне без воды много дней, без его рук, его власти, его игры. И когда ты на грани уже ни о чем не думаешь, а просто делаешь.

— Я понимаю, — кивнул Луис. — Тебе это нужно, — он осторожно обнял Кристиана в ответ. — Я правда очень устал, да и тебе следует отдохнуть теперь. Я пойду спать.

— Что-то не так? Я же вижу, Луис. — Легрэ поцеловал юношу в висок. — Думаешь, я усну теперь, думая, что тебя беспокоит что-то?

— Ничего, просто я устал и болит голова, — соврал герцог. Он никогда не думал, что сумеет так честно лгать. И даже изобразить усталость, хотя таковая и присутствовала, но теперь она наполнилась еще и отчаянием.

Луис ответил на ласку с нежностью, а потом освободился от рук Легрэ и направился к дверям:

— До завтра, Кристиан.

Легрэ с болью смотрел вслед мальчика.

— Это снова из-за Анники? — тихо спросил он.

Луис остановился в полушаге от двери.

— Ты про что? — удивление было искренним и неподдельным. Но теперь герцог и вовсе испугался. Он никак не мог сложить раны и северную принцессу в одно, а потому вывод вышел сам собой. — Ты... вы... опять ее... — голос снизошел до шепота. — Вы ее изнасиловали опять? — герцог побледнел, как мел.

Кристиан удивленно уставился на мальчика и, поняв свой провал, поспешил заверить:

— Не-ет! Ты что? И в мыслях не было...

— Хорошо, — голова начала кружиться. Если еще что-то сейчас барон скажет, то она перерастет в настоящую мигрень. — Спокойной ночи, — Луис покинул покои и теперь уже спешно направился в свои, боясь того, что утром будет еще хуже, чем теперь.

Легрэ вздохнул. Он долго стоял у окна, кусая губы и сжимая зубы от досады на самого себя, потом пошел искать Фернандо.

Тот нашелся на тренировочной площадке, где просто сидел и бездумно смотрел на темное небо, подняв лицо под редкие тяжелые капли дождя.

— Фернандо, что ты делаешь здесь? — спросил Легрэ, с тревогой глядя на брата.

Монарх немного заторможено повернул голову на голос и, узнав Кристиана, улыбнулся:

— Думаю. Ты почему встал?

— О чем, — проигнорировал вопрос короля Легрэ. — О чем ты думаешь? — Он спрашивал, а сам боялся. Может быть что-то случилось между Луисом и Фернандо? Почему мальчик стал таким? Вдруг Легрэ снова что-то не то сделал.

— Как обычно, — усмехнулся король, поднимаясь на ноги, — о том, что делать дальше. Пойдем, тебе сейчас только простыть не хватает. Я так понимаю, ты не просто так пришел. Что случилось? — И, окинув брата внимательным взглядом, отметив его бледность и проступившую синеву под глазами и вокруг губ, продолжил, враз посерьезнев: — Лучше обопрись об меня, ты едва на ногах держишься.

— Черт с ними, с ногами, — горько поморщился Кристиан, и крепко обнял брата, вдохнул его запах. — Почему он всегда сбегает, если что-то не так? Я не стану ни умнее, ни осторожней. Почему, Фернандо?

— Луис? — лицо короля опять подернулось морозной дымкой, заставляя челюсти сжиматься, а глаза заливать чернотой. — Пошли к нему, по пути расскажешь.

Не сказать, что путь был долог, но подходя к покоям герцога Сильвурсонни, Кристиан уже с некоторым трудом дышал и на лбу выступила испарина. Не обращая внимания на охрану, монарх, придерживая брата, осторожно толкнул дверь сначала в комнаты, а потом в такую знакомую спальню.

Луис уже спал, свернувшись комочком под покрывалом. Виднелась лишь его белокурая голова среди подушек. Герцог оставил чуть приоткрытым окно, через которое шел прохладный воздух. На столике остался недопитый стакан молока и какая-то трава. Головная боль была слишком сильной, и юноша позволил себе чуть больше средства от мигрени, чтобы в виске перестало стучать.

— Не будем его будить, — прошептал Легрэ, ухватив короля за предплечье. — Это же может подождать до утра.

Фернандо коротко кивнул. Действительно может. При взгляде на спящего мальчика, пытающегося спрятаться даже во сне, желание было только одно — согреть, чтобы тот расслабился, беззаботно вытянулся, прижимаясь и обнимая, и улыбался.

— Кристиан, ложись, — подошел к постели ближе, как бы невзначай, чтобы не показалось, что он укладывает совсем обессилевшего брата. — Я скоро, — поцеловал в висок Легрэ, усевшегося на край кровати, и быстрым шагом, почти бегом, вышел из комнаты.

Легрэ уже ничего не понимал, только беспомощно переводил взгляд с Луиса на дверь и обратно. Он не лег рядом с герцогом, но устроился в кресле, возле кровати, завернувшись в волчью шкуру. Кристиан мерз и жутко хотел спать, но сон не шел к нему, как не старался он закрыть глаза.

— Кристиан, и как это понимать? — вдруг раздался в тишине шепот Фернандо, который присел перед креслом, беспокойно вглядываясь в барона. Рядом, на столе стоял сундучок с зельями короля. — Раздевайся и ложись, — он указал глазами на кровать.

Легрэ немного проморгался, но упрямство уже хватило его за разум, точно хозяйская рука кота за шиворот.

— Я не хочу, — сказал он.

— Замечательно, милый, — усмехнулся Фернандо, выпрямляясь и нависая над мужчиной. — Может быть тогда приляжешь, чтобы я осмотрел твою спину?

— Фернандо, зачем? — простонал Легрэ. — Я не хочу, чтобы Луис, проснувшись утром, залепил мне по лицу. Я люблю боль, но не настолько.

— Не залепит, не беспокойся, — король аккуратно прикоснулся пальцами к щеке любимого. — Максимум — опять испугается и закроется, — подушечки лаской пробежали по скуле. — Ложись, ты же сам хочешь.

Легрэ прикрыл глаза.

— Если что-то пойдет не так, свяжи меня... Когда он делает со мной так, я не в силах удержать зверя внутри меня. Я боюсь повторения того, что было в день твоей свадьбы.

Фернандо внимательно всматривался в брата, проверяя не только его слова, но и реакции.

— Пока я рядом, повторения не будет, — и затем провокационно проговорил на ухо Легрэ, — пока мальчик сам не попросит.

Кристиан вздохнул.

— Черт с тобой, — он поднялся, наспех разделся догола и осторожно залез на постель Луиса, чтобы не разбудить. — Будь по-твоему. Лишь бы не пожалел потом.

— Знаешь, милый, — Фернандо склонился над Легрэ, — тебе завтра самое главное помнить, как мальчик себя ведет во время приступов. И не провоцировать его. А теперь молчи и терпи, — на спину опустилась корпия со жгучим заживляющим раствором.

Легрэ стиснул зубы и зашипел в подушку:

— Ферна-андо...

— Нежный, ты сейчас допросишься — звать меня таким голосом, — король на мгновение прервался и нежно скользнул губами по шее Кристиана. Контраст с последующим движением вдоль раны должен был быть сумасшедшим.

Кристиан задохнулся от наслаждения и почувствовал, как уплывает, как инстинктивно сгибает ногу в колене, немного приподнимая ягодицы.

— Черт возьми, я не специально, — выдохнул он жалобно. — Мне совершенно невозможно заставить себя не звать тебя... таким голосом. Ты же не станешь трахать меня прямо здесь и сейчас?

— Прямо сейчас — нет, а прямо здесь — буду, пока не закончат доделывать мою спальню, — губы еще раз скользнули теплом по шее, по плечам Легрэ, благо обработка ран была закончена. — Заснешь или дать выпить чего-нибудь?

— Нет, не надо, прошу... Я от этого лечения сам не свой потом, — со вздохом отозвался Кристиан. — Я усну...

— Поверю, — усмехнулся Фернандо, легонько обнял брата, чтобы не потревожить спину, и улегся с другой стороны от мальчика. Рука тихой лаской зарылась в волосы маленького. Завтра, все завтра...

Прошло, наверное, пять или шесть часов, и глубокая ночь сменилась холодным сумерками. Луис очнулся от того, что рядом что-то простонал во сне Кристиан. Юноша открыл глаза и повернулся осторожно на бок, совершенно не помня, как барон тут оказался, взглянул на его спину с поджившими ранами, и вчерашний вечер ярко встал перед глазами.

"Надо позвать слуг, чтобы приготовили воду горячую", — подумал герцог. Он опасался, что следы загноятся. И это не следует допускать. Следующее движение выдало присутствие рядом Фернандо. Не стали спать у себя? Луис окончательно пробудился и пополз аккуратной змейкой вниз, намереваясь добраться до дверей.

— Опять убегаешь? — Легрэ, который просто дремал, открыл глаза и взглянул на герцога.

Герцог замер. Рука его уже лежала на спинке. Взгляд скользил по комнате в поисках, что на себя накинуть.

— Я хотел воду попросить нагреть, — сказал тихо, чтобы не разбудить монарха.

— Зачем?

— Помыться, — плечи удивленно приподнялись и опустились. — Промыть раны, — добавил после короткой паузы.

— С ними все в порядке. — Легрэ протянул Луису руку, приглашая его в свои объятия. — Фернандо все обработал бальзамом... Иди лучше ко мне.

Сине-фиолетовые сумерки, когда еще и солнце не взошло, укрывали от внимательного взгляда барона на мгновение изменившееся лицо: опять герцог стал бледен, лишь глаза сверкали кошачьей яростью. "Конечно, тебе все равно, что с тобой будет завтра, Легрэ. Ты наслаждаешься, словно проигрываешь войну, а сам хочешь взять все от каждого мгновения. Тебе хочется быстрее себя в могилу забрать", — юноша вернулся в кровать и уже с улыбкой, в которой не появилось и капли беспокойства, улегся рядом с Кристианом.

Легрэ мягко положил руку на плечо юноши, медленно провел вниз до локтя, потом снова вверх. Он поглаживал юношу по плечу, печально любуясь им, пальцы иногда легко пробегали по коже шеи.

— Ты сердишься... Я чувствую. Луис, давай поговорим откровенно.

— На что? — юноша положил голову на плечо мужчины. — Тебе кажется. Мне не на что сердиться.

— Тогда в чем дело, милый? Объясни мне, я не понимаю.

— Все хорошо, — солгал Луис и погладил тонкими пальчиками по груди мужчины.

Кристиан перехватил его руку, прямо глядя в глаза.

— Никогда мне не ври, — сказал он, начиная всерьез злиться. — А то я начинаю думать, что тебе плевать. На меня. На себя. На нас вообще.

Юноша терпеливо перенес боль, нахмурился и поднялся на локте.

— Я не понимаю тебя, — шепнул он тихо, — если ты в чем-то виноват передо мной, это не значит, что я об этом знаю.

Легрэ медленно отпустил руку герцога и отвел взгляд.

— Простите, ваше величество, — сказал он сухо. — Вы правы. Я виноват и это мое дело.

Кристиан хмуро смотрел в темноту и думал о том, что Луису и правда все равно. Что ж, хорошая черта для короля, а Легрэ... ему не так долго осталось быть рядом, и в свете этого уже ничего не имело значения.

Герцог молча сел на постели опять.

— Ты сейчас решил меня оскорбить? Тебе удалось, — сказал холодно. — Никак не наиграешься? Нравится делать мне больно? — Луис в один рывок покинул кровать и теперь стоял в шкурах, утопая босыми ногами в шерсти. — Что ты хочешь мне доказать, Кристиан?

Легрэ усмехнулся и взглянул на Луиса.

— А как еще тащить из тебя это? Ты переживаешь — я вижу, но молчишь. Хуже, ты сбегаешь от меня и этим сам делаешь мне больно. Ты знаешь, что делаешь. И я не могу ни запретить тебе этого, ни просить, потому что не имею на это права. Остается только ждать и надеяться, что твое сердце оттает через день, или два, через неделю. А вдруг у нас ее нет? Я виноват перед тобой, Луис, но виноват только в одном, что умею чувствовать твое отчуждение и не умею ему противостоять. Когда станешь королем, почаще пользуйся своей способностью давить на слабые места людей, они не смогут защититься ничем и никак, но со мной этого не смей делать, понял?

— Вероятно, ты теперь это понимаешь... У нас нет времени, — герцог сжал пальцы в кулаки. Белоснежная рубашка на фоне окна казалась ореолом, а сам юноша — привидением, потусторонним, явившимся за возмездием. — Да, понимаешь, что нет... И еще пытаешься на меня давить каким-то долгом и бредом о том, что я буду править. Знаешь, Кристиан, делай, что хочешь с собой. Живи, как хочешь... Но условий мне не ставь, понял?

— О, замечательно, — выдохнул Легрэ, стараясь говорить тише, чтобы не разбудить короля. Хотя, еще немного и Фернандо при всем желании спать, проснется. Кристиан слез с кровати и начал одеваться. Глупо было приходить. — У нас с тобой полное взаимопонимание, как я погляжу. Что ж, я понял... не указывать тебе, как жить. Тебе же плевать на все, да? На то, что Фернандо из кожи вон лезет, чтобы обеспечить твое будущее и безопасность. И на людей, которым нужен единый король, потому что иначе начнется дележка и гражданская война. Все высшее сословие начнет грызню за трон, да и внешний враг не заставит себя долго ждать, и значит, Вестготия, которую вы с Фернандо собирали таким трудом, превратиться в прах. Но Луису Сильвурсонни нет до этого никакого дела. Он не желает быть королем, он, который мог бы сделать эту страну процветающей и сильной, не хочет этого делать. И ради своего нежелания он готов все отдать в руки графов и баронов, готовых растащить все по кускам.

Луис опешил от происходящего. Но ничего не сказал, а только отвернулся и отступил к окну. Он дал себе слово не кричать. Что можно еще ожидать от Легрэ? Только... только... Воздуха не хватало, в голове начала стучать кровь. Сильно и безумно, а слова слышались точно через туман.

— Милый, ты куда собрался? — Фернандо приподнялся на локте, внимательно рассматривая комнату. Луис, вцепившийся в окно. Кристиан, который готов выйти из себя и хлопнуть дверью. Монарх невольно поморщился — успели-таки поссориться. — Дайте воды и объясните, что тут происходит.

Кристиан виновато взглянул на короля, со вздохом поднялся и принес ему свежей родниковой воды в серебряном бокале.

— Мы с герцогом разошлись во взглядах на жизнь, — сказал он.

Луис продолжал стоять и, опустив голову, смотрел в пол.

— На какую именно? — уточнил Фернандо, отпив несколько глотков.

Кристиан досадливо развел руками.

— По-моему, дело вообще не в этом.

— Тогда в чем? — король взглянул на мальчика. — Луис?

— Я не знаю ничего, — забубнил герцог, продолжая стоять на месте.

Легрэ посмотрел на короля умоляющим взглядом, безмолвно спрашивая разрешения уйти.

— Ну что ж, — задумчиво обронил монарх, глядя в кубок. — Мальчик мой, твое время пришло. Сегодня наш день выполнять обещанное. Командуй, — спокойный безмятежный взгляд остановился на напряженной спине юноши, обтянутой белой тонкой хлопковой тканью.

Луис молчал. Он продолжал разглядывать рисунок досок, сложенных полукругом.

— Можно мне пойти умыться и... скоро начнутся занятия.

Фернандо поднялся с кровати, поставил на стол кубок, по пути ободряюще сжав плечо Кристиана, и подошел к герцогу. Аккуратно положил горячие ладони на его плечи.

— Милый, — король прижался щекой к встрепанным белокурым волосам их замерзшего зуйка. — Давай отменим на сегодня твои занятия. Мне действительно кажется, что пришла пора исполнить обещание.

Луис отрицательно покачал головой.

— Это было детством и блажью, Фернандо. Я сказал, не подумав.

Легрэ молча следил за любимыми, переводя взгляд с одного на другого и обратно.

— Нет, милый, это не было блажью. Это было то, чего ты хотел и хочешь. Не отказывайся от нас, — король уже обнимал мальчика, продолжая нежно шептать в кудряшки герцога.

— Отказываться? Послушай меня... Оба послушайте, — Луис дрожал, скорее от холодного воздуха, которым стала его прозрачная душа, растворявшаяся в синем утре. — Вы послушайте меня. Я должен был стать дипломатом по желанию Ксанте. Я должен стать королем по твоему желанию. Я должен... должен... должен... Кристиан, — герцог вскинулся. — Скажи правду — что бы ты предпочел сейчас — остаться со мной и жить в богатстве, ничего не делая, или поехать на войну или рубиться в битве?

Кристиан долго молчал, а потом голос его зазвучал отрывисто и скорбно:

— Я хочу первого. Быть с тобой. Жить с тобой и с Фернандо. Но тут ключевое слово — жить. — Кристиан вздохнул и опустил голову. — Я говорил с метром Рамондом. У меня нет шансов и времени тоже осталось мало. Да я и сам чувствую это, несмотря на то, что лекарь короля делает все возможное, чтобы облегчить мои страдания. А теперь я спрошу тебя, Луис. Ты хочешь, чтобы я умер в своей постели, на ваших глазах? Возможно, парализованным и немым. Ничего не соображающим от боли, не узнающем любимых людей. Кричащим по ночам и справляющим нужду под себя. Ты хочешь этого?

Луис нахмурился. Он видел смерти и похуже. Смерть всегда безобразна. И всегда приносит страдание.

— Я бы сам за тобой ухаживал, — сказал твердо. — Ты боишься, что будешь мне противен. Ты... — в глазах его появились слезы, которые потекли ручьем по щекам, — ты думаешь, что я люблю тебя только такого — сильного, смелого воина. Это не так. Слабость в этом мире так часто причина для того, чтобы убивать. Вы оба воины. Вы оба знаете, что когда вас не будет, я не смогу править без человека, у которого не окажется железной хватки и острых зубов. Который станет жечь и убивать. Я родился не таким, Кристиан. Я думал сначала, что тебе наскучило со мной быть, что отсутствие противостояния и интриги заставляет тебя искать... — герцог поднял взгляд на короля. — Я даже не Фредерик, у которого есть все способности для того, чтобы объединить государство...

Кристиан обреченно закрыл глаза ладонью.

— Прикажешь остаться, — сказал он едва ворочавшимся языком, — останусь. Но... это не любовь. Ты просто боишься остаться один. А я боюсь твоих долгих мучений, не своих, Луис. Я не хочу, чтобы вы с Фернандо ухаживали за тем, кто уже не будет Кристианом Легрэ. Но ты можешь приказать мне остаться. И я останусь.

— Остаться один? Ты не правильно меня понимаешь, Кристиан. Я боюсь не остаться один. Я боюсь вас потерять. Это другое... Но неважно, все равно ты ничего не понял, — обреченно выдохнул Луис. — И мне пора одеваться и заниматься делами.

— Ты не прав, милый, во многом не прав, — Фернандо привлек мальчика к себе, и, глядя прямо в глаза, продолжил: — Кристиан никогда не думал, что ты его любишь только таким — сильным, смелым, здоровым. Неужели ты мог на миг вообразить, что он тебя не будет любить, если ты вдруг потеряешь красоту? Ведь он тебя не за это любит, — король осторожно убрал со лба мальчика прядку, которая лезла тому в глаза. — Так почему ты ему отказываешь в праве быть в тебе уверенным всегда? Ты говоришь, что Кристиан воин. А теперь представь, каково воину быть прикованным к постели и знать, что умрет? Каково воину видеть, как ты страдаешь, и он ничего не может сделать для того, чтобы облегчить твою долю? Попробуй поставить себя на его место — я думаю, ты поймешь, что сейчас движет Кристианом. — Подушечки пальцев легко очерчивали овал лица юноши, не отвлекая, а наоборот — делая каждое слово более значительным. — И, мальчик мой, что я тебе говорил немногим более недели назад? Ты сам будешь выбирать свое оружие. Никто тебя не заставляет быть королем. Не хочешь — не будь. Выбирай сам свою судьбу, только помни, что не один. А государство, — монарх бледно улыбнулся, — в своих рассуждениях ты тоже не прав. Если захочешь, я тебе покажу, как можно и объединять и приумножать без меча в руке.

— Тогда и я пойду на войну... Тоже пойду... — умоляюще зашептал герцог. — Я не могу поступить иначе... Пожалуйста, лучше так...

— Ты не воин, — уже невесело усмехнулся Кристиан. — И к тому же, если ты пойдешь, то, защищая тебя, я умру куда быстрее. Я не говорил, что хочу умереть в бою. Я всего лишь испытаю судьбу, и если она решит, что я должен погибнуть не от меча врага, не от стрелы, а от своей хвори в этом замке, я приму ее такой, чего бы мне это не стоило.

— Или я пойду с тобой, или ты никуда не пойдешь... — решительность герцога стала почти бесовской. Он покраснел, он не мог контролировать эмоций. — Ты знаешь, что я люблю тебя и мучишь меня. И ты, Фернандо, ты тоже мучишь.

— Ты сам себя мучишь, — ровно ответил Легрэ, подходя к любимым. — Зачем? Война не для тебя, и если ты не в силах отпустить меня, я останусь, черт с тобой. Мне не так сложно.

— Опять обманешь? Как с лекарством... Вино, подвалы... Все, чтобы получить боль. Сколько ты еще выдержишь, Кристиан?

— Я не знаю, — тихо ответил Легрэ. — Тебе лучше спросить у того, другого человека, для которого боль и жизнь не значит одно и то же, который всегда нежен с тобой, и не любит рук короля, способных приносить наслаждение болью, всем сердцем. Сколько выдержит он? Не дольше. Я думал, ты понимаешь.

— Я впустую бьюсь... Впустую. Вы оба готовитесь умереть. И оба готовите меня к этому. Я устал. И если у меня есть день... — слезы вновь затопили глаза, — то я хотел бы поехать помолиться.

— Луис, мы не вечны, — не выдержал Кристиан. — Мы прожили свою жизнь, а ты молод. У тебя впереди еще много радости и ни я, ни Фернандо не хотим, чтобы ты отказывался от нее. С кем ты бьешься? Со временем? С богом? С кем, Луис?!

Но Луис не мог ответить, потому что ему не хватало слов и разумения. Он лишь внутренне понимал, что один не сможет, что его маленькое семечко души просто засохнет, и от этого становилось еще хуже...

— Милый, посмотри на меня внимательно, — Фернандо приподнял лицо мальчика за подбородок, всматриваясь в его глаза. — Ты хочешь еще драться за нас, как год назад? Или нет?

— Да, я только и дерусь... Сегодня ты обещал мне день. Я буду молиться.

— Ты дерешься, — задумчиво повторил король. — Год назад ты хотел, чтобы мы были вместе. Так?

— Я и теперь хочу, — Луис вытирал слезы, размазывая их по щекам. Голова опять нещадно болела. В глазах появилась тоска.

Легрэ с болью смотрел на юношу и сердце обливалось кровью.

— Фернандо, — позвал он, — мне приказать подать воды и завтрак?

Король медленно повернулся к брату, не отпуская герцога. В глазах плескалась тьма.

— Луис, посмотри на Кристиана. Смотри внимательно. Что ты видишь?

— Что он весь избит, что устал... — Луис посмотрел на своего архангела затравленными глазами и вновь уставился в пол.

— Ты хочешь бороться за тело или за душу? Смотри на душу.

— Сегодня не тот день, чтобы играть. Фернандо, я люблю вас... Тебя и Кристиана — любыми, но вы здесь благодаря сосуду, данному богом. — Слеза упал вниз, как капля дождя.

— Я не играю, — слишком ровным голосом ответил монарх. — Если ты не способен увидеть душу любимого за внешней оболочкой — кого же ты тогда любишь? За что ты хочешь бороться?

— Значит так вы считаете, что... — Луис безвольно упал на колени и закрыл руками лицо.

— Я так не считаю, — голос мужчины оставался ровным. — Я хочу, чтобы ты увидел душу того, кого любишь. Его суть.

Легрэ пошатнулся и не чувствуя ног, подошел к герцогу, присел на корточки и обнял за плечи. Плечи герцога дрожали, он уткнулся в Легрэ, не отнимая ладоней и роняя в них слезы. Кристиан посмотрел на короля снизу вверх и отчего-то так хотелось поцеловать его сейчас, но тело отяжелело и было не в силах отпустить мальчика.

— А теперь, — Фернандо запустил пальцы в волосы мальчика, — скажи нам: ты действительно принимаешь нас такими, какие мы есть, или хочешь, чтобы мы изменились?

— Не хочу...

— Тогда мы остаемся с тобой. Покуда смерть не разлучит нас. Ты это помнишь, милый? — пальцы ласково прошлись по буйным кудрям. — Ты это тоже обещал. И я сделаю что угодно, чтобы мы были вместе как можно дольше. Мы. Такие, как мы есть. Такие, как мы будем. Мы меняемся, потому что любим тебя, но не требуй от нас невозможного, не ломай суть. Ты ее должен видеть — за избитым и измученным телом. За радостью и за горем. А еще запомни и осознай — никто из нас не хочет умирать и не стремится к этому. Наша жизнь наполнена — тобой.

— И постарайся понять, — прошептал Легрэ. — Я знаю, это тяжело. Но ведь и Фернандо непросто. И мне нелегко.

— Я стараюсь, очень стараюсь, — герцог всхлипывал и боялся думать, что станет с ним, когда они уйдут. Этот страх и король, и Кристиан прорастили в юноше настолько сильно, что теперь он перекрывал здравый смысл.

— И мы поможем, — сказал Кристиан, сжимая пальцы на плечах юноши. — Ты не замыкайся только, не беги от нас.

— Я не бегу, — Луис окончательно осел на шкуру и почти улегся в объятия Кристиана.

— Разве? — сквозь боль улыбнулся Легрэ и напомнил: — Дважды только за эту ночь. Дважды пытался бежать.

Фернандо присел рядом, внимательно наблюдая за мальчиком.

Луис отрицательно покачал головой.

— Я всего лишь ушел к себе в комнаты.

— Почему ты ушел, милый? — король прижал ладошку мальчика к своей щеке, чуть царапнув щетиной.

— Я испугался... За Кристиана... — свет глаз лучился чистым небом, омытым дождем. — Я не знал, что сказать. Не хотел на него накричать.

— Лучше бы накричал, — сказал Легрэ. — Не в первый же раз.

— Ты был такой бледный. Я разозлился, — Луис тяжело дышал, вспоминая вчерашний вечер. — Вам обоим плевать на мое мнение, — забурчал он под нос.

— Мальчик мой, это не так, — Фернандо поцеловал ладонь герцога, чуть пощекотав ее языком. — Нам оно очень важно. Но мы принимаем решения руководствуясь еще и нашим опытом и многими другими факторами, поэтому наши действия могут и не совпадать с тем, что тебе кажется правильным. Просто мы другие, — король спрятал пальцы мальчика в своих руках. — Кстати, милый, ты обещал нам показать, как жить по твоим правилам. Покажи. Нам это нужно. Возможно это поможет понять друг друга лучше и что-то изменит в нас.

— Фернандо прав, Луис. — Кристиан погладил мальчика по голове. — К тому же, не так уж сильно я и рисковал собой. Я думал о тебе. Если бы не думал, то лежал бы сейчас дня три, приходя в себя... И Фернандо не сделал бы мне слишком плохо. Он же меня любит, как и ты.

— У меня нет правил. Я тогда глупость сказал, — нахмурился герцог. Он настороженно смотрел на короля. — Хотел вас раззадорить словами.

Монарх чуть качнул головой в знак несогласия.

— Если бы в тебе это не сидело, ты бы так не сказал. И недовольство, неудовлетворенность, горечь будут все накапливаться и накапливаться, выливаясь в размолвки, которые с каждым разом будут становиться все сильнее и сильнее. Покажи нам суть нашего разлада. Теперь не словами — действиями.

Герцог молчал. Король хотел, чтобы он что-то показал, но что именно... что он желает видеть? Или чтобы ему понравилось, как это будет в очередной раз глупо выглядеть.

— Я думаю, — герцог не высвобождал руки из рук Фернандо, — что следует вам делать то, что вы считаете нужным. А мне — то, что я считаю нужным. И мое желание помолиться за вас и ваши души — это естественное желание воздержания и покаяния перед Богом.

Король лишь покачал головой и придвинулся ближе, пряча Луиса в кольцо рук — своих и брата.

— Не дели нас. Мы вместе, не порознь. Нет "мы" и "ты". Есть "мы". Помолиться за души — ты хочешь что-то попросить?

— Лишь, чтобы вы были здоровы, чтобы Бог оберегал вас... Я не разделяю... Не знаю, как сказать. Все, что у меня есть — вы.

— Тебе просто страшно и ты не знаешь, что с этим делать, верно? — отозвался Легрэ.

— Тебе тоже было бы страшно. Нет? Страшнее осознания потери ничего нет. Ничего постоянного, ничего... что удержишь в руках. Как будто хвататься за ветер, — вздохнул Луис, возясь в объятиях.

— Мне было, и не раз, — Кристиан поцеловал юношу в макушку. — Я всегда боюсь за вас с Фернандо, боюсь потерять, ранить, обидеть и не понять. Понимаешь?

— Да, ты бываешь прямолинеен, но иногда такой скрытный, — Луис еще раз выдохнул.

— Только лишь для того, чтобы не тревожить тебя понапрасну, — откликнулся за брата Фернандо. — Мальчик мой, осознай главное — в первую очередь у тебя есть ты. Ты сам даешь себе силы, именно ты любишь. Если ты этого не поймешь, то ты не сможешь жить, не можешь бороться. Ты, Луис Сильвурсонни, центр твоего мира. Только так ты сможешь наполнять смыслом и светом свою жизнь и нашу.

— Эгоистично думать только о себе, — герцог отрицательно покачал головой. — Любить себя — это нарциссизм.

— Это здоровое отношение к жизни, — ответил Легрэ. — Во всяком случае, до тех пор, пока не вредит тебе и окружающим.

Фернандо тонко улыбнулся:

— А разве я сказал, что нужно думать только о себе и любить только себя? Вспомни, что говорил Иисус Христос: "Возлюби ближнего, как самого себя". Если не любишь себя, как можно полюбить ближнего?

— Я же не хожу в грязной одежде, моюсь и вообще... если бы я не любил себя, то все бы бросил и ничем не занимался, — пожал плечами Луис.

Король чуть не рассмеялся, сдержавшись большим усилием воли.

— Что-то мне сейчас вдруг так захотелось проверить, как ты моешься и вообще... — почти промурлыкал он мальчику на ушко. — Но я говорил про душу и принятие себя.

— Не надо меня проверять, — смутился Сильвурсонни. — Я же не маленький, — он воспринял всерьез слова короля. Ну, это уже слишком! Ему же не совсем пять годков... Едва сдерживаясь от дальнейшего возмущения, добавил тихо: — Мы вроде уже говорили, что приму себя... Фернандо, хватит смеяться.

— Не маленький, — выдохнул монарх, и не думая отпускать мальчика. — Если бы был маленький, я бы с тобой не разговаривал, как со взрослым, умным, понимающим. И не хотелось бы проверить... так... — сильные руки мужчины прошлись вдоль тела юноши, остановившись в паху и на ягодицах.

Легрэ с многозначительной улыбкой на губах наблюдал за происходящим. Увы, у него начинала болеть голова, а в такие моменты он предпочитал уходить. Не хватало, чтобы Фернандо и Луис волновались.

— Я распоряжусь насчет трапезы, — сказал он, делая шаг к двери.

— И если можно, то я бы съел фруктов, — попросил Луис. — И молока.

— Конечно. — Кристиан вернулся, легко поцеловал юношу в висок и вышел за дверь.

Король притянул мальчика к себе поближе и губы легко коснулись того же места, что и поцелуй Легрэ.

— Знаешь, милый, — Фернандо был очень серьезен, — я ведь тоже боюсь. И за Кристиана, и за тебя. И оградить вас хочется, и спрятать от всех бед. Но я не могу позволить себе этого, потому что вы в результате возненавидите меня. Если птице подрезать крылья, она перестанет быть птицей. Если воина лишить меча и битв, он перестанет быть воином. Если живущего разумом лишь возможности его использовать и развивать, он перестанет быть собой. Я думаю, ты это знаешь и понимаешь, но иногда бывает полезно услышать все от другого человека, — он опять легко поцеловал Луиса. — Когда любишь, поступаешься многим, меняешься, но не потому что это нужно другому. Это порочный путь. А потому что это нужно тебе самому — чтобы быть рядом, чтобы соответствовать, чтобы быть счастливыми. Нельзя заставить другого измениться — он должен захотеть сделать это сам. Только так. Мы все разные. То, что мы встретились, не убили друг друга и полюбили — это чудо. Но даже чудо может закончиться, если ему не помогать. Люби себя, люби нас. У нас все будет хорошо, я знаю. — "Я все для этого сделаю", — мысленно закончил фразу Фернандо.

Как всегда убедительность короля не знала границ, хотя Луис и без того старался больше не заставлять меняться ни Легрэ, ни Фернандо. Но всякий раз ему вменяли в вину его чрезмерную опеку и желание все менять. Возможно, они правы.

— Я стараюсь принимать вас такими, как есть, — совсем уж тихо произнес Луис, собираясь встать и одеться.

— Хочешь я тебе открою главный мой секрет? — прошептал Фернандо в волосы мальчика.

— Какой? — Луис замер, уж слишком таинственно заговорил король.

— Ты первый человек, ради которого я меняю себя. Не ради государства, не ради каких-то высших целей. Ради простого человека. Ты и Кристиан.

Луис вздохнул. А потом прижался к Фернандо в неистовой ласке.

— Я знаю, — отозвался, целуя его лицо: виски, щеки, губы.

Монарх принимал нежность любимого, отвечая легкими, почти невинными поглаживаниями по спине, а в разуме пробуждались другие картины, будоражащие тело: пастораль озера, закончившаяся сумасшедшим соитием почти на виду у крестьян, обрабатывающих поле, там же рожденная картина обнаженного Луиса на троне, почти танец мальчика перед отъездом в монастырь и его рассказ о наложниках, когда от одного голоса можно было сойти с ума...

Юноша невинно прижался к Фернандо. Он успокаивался теперь, стараясь успокоить себя и уверить, что с Кристианом все будет хорошо. И одновременно ловя странные импульсы, исходящие от кончиков пальцев, что стекали к самым ягодицам и поднимались опять вверх.

— Ты прекрасен, — чуть слышно выдохнул король хрипловатым голосом. — И в первую очередь душой и сердцем.

Герцог чувствовал, как по коже пробежали мурашки. Его дрожь не могла остаться незамеченной. Внутри вспыхнул неожиданный жар.

Фернандо приподнял лицо мальчика за подбородок и принялся неторопливо и очень нежно его целовать. Утро все больше вступало в свои права и скоро нужно будет идти — дела не ждут. Да и в Малый замок нужно давно наведаться к будущим гвардейцам, но отпустить Луиса сейчас было просто невозможно. И король продолжал изнурять юношу медленными прикосновениями, постаравшись отринуть образы, рожденные и разжигаемые дьяволом. А тот тасовал колоду, выбрасывая то одну карту, то другую, маня и соблазняя обоими любовниками и их страстью.

С каждым касанием Фернандо страх юноши отдалялся. Умелость дьявола брала свое, когда открывала герцогу чертоги своего царства, где горела страсть. И Луис почти перестал волноваться за несколько минут до прихода Кристиана. Его обостренные чувства полностью принадлежали желаниям монарха, неспешно продолжавшему ласки.

Легрэ вошел в комнату и тихо встал у двери — он немного хмурился, но не так как если бы сердился, скорее неосознанно, и вид у него был уставший, а движения какими-то скованными.

Фернандо поднял голову на еле слышный скрип двери и улыбнулся Кристиану. Взгляд короля был еще затуманен видениями.

— Ты долго. Нам готовят пир?

— Да нет, — ответил Легрэ, стараясь удержать перед взором образ Фернандо, чтобы не рухнуть в темноту, в которую его тащила острая нарастающая боль. — Я хотел поподглядывать за вами из-за... в замочную скважину. Так, развлечения ради.

— Тебе бы долго пришлось стоять, до вечера, — чуть хмыкнул Фернандо, отпуская мальчика. — Луис, одеваемся. Ты сегодня полдня со мной, дальше с братом Лузиньяном. Кристиан, — вновь взгляд на брата, уже более осмысленный, — ты бы полежал пока.

— Зачем? — Легрэ изобразил удивление.

— Спина, — лаконично откликнулся король. — И заодно одежду снимай, посмотрю.

Легрэ бросил виноватый взгляд на герцога, очень медленно стянул с себя одежду и шагнул вперед — движения давались трудно, Кристиан едва дошел до постели.

— Я лег. Смотри.

Быстро одевшийся Фернандо присел рядом, внимательно вслушиваясь в дыхание Кристиана, в дрожание мышц, спины и рук, когда по ним вроде бы нечаянно проводишь. Раны его, конечно, тоже интересовали, но это скорее был повод. Воспаления или еще чего-нибудь нехорошего не было, все должно зажить, если организм не подведет. А вот общее состояние брата ему не понравилось. Стараясь не выказывать мысли, он сноровисто обработал еще раз следы, а потому протянул Легрэ маковую настойку:

— Пей, — голос не допускал возражений.

Кристиан послушно выпил.

— Спасибо, братик, — сказал он с улыбкой, прикрывая глаза. — Напомни мне, потом расцеловать тебя за твою проницательность.

Король стиснул зубы, стараясь не сказать ничего лишнего, и только кивнул.

— Ты готов? — обратился к Луису.

Юноша делал вид, что не видит состояния барона, медленно одевался. Он повернулся, когда завязывал на рукаве ленту.

— Готов.

— Отлично, — Фернандо обнял мальчика и увлек за собой в соседнюю комнату — завтракать.

Достаточно торопливо поев, Фернандо с Луисом удалились в кабинет, оставив Кристиана спать и приходить в себя в покоях герцога Сильвурсонни.

До обеда юноша помогал королю с бумагами, выполняя роль второго секретаря. Фернандо не давал поблажек любовнику, но ограничивал круг его обязанностей тем, что Луис мог выполнить, пусть и не сразу. В полдень король уехал в Малый замок, отказавшись от еды. Это давало ему возможность вернуться засветло. Герцог же должен был вторую половину дня заниматься с братом Лузиньяном языками, особенно трудно дававшимся ему франкским. Фернандо с трудом подавил в себе порыв вытребовать у мальчика обещание заниматься до его возвращения — монарха тревожило состояние Луиса.

К вечеру все занятия были завершены достаточно успешно. Юноша уже собрал книги и теперь собирался вернуться в личные покои, надеясь застать там Кристиана. С утра тот был слишком бледен, и не хотелось усугублять его состояния напрасными спорами и причитаниями. Потому герцог скромно заглянул в спальню.

Легрэ смотрел в окно, одетый в одну котту и не бритый спросонья.

— Как прошел день? — спросил он Луиса.

— Как твои раны? Тебе лучше? — герцог сделал шаг в полутьму. — Ты не голоден?

— Я поел, — ответил Кристиан, направляясь к юноше и крепко обнимая его. — Ты не волнуйся за меня. Не надо.

— Сегодня и вчера было слишком много эмоций. Я извиняюсь, что так глупо убегал. Мои чувства меня постоянно подводят. — Сильвурсонни смотрел через окно на закатное небо. Облака стали почти синими, а небо на горизонте, у кромки леса, алело невообразимо ярко.

Луис обнял Кристиана крепче и уткнулся в него носом. Сегодня его сильно вымотал загруженный делами день, словно Фернандо специально отвлекал от лишних мыслей, но впечатление от увиденных ран и эта ссора еще лежали осадком на дне души.

— Я тоже тебя люблю. Не забывай об этом

— Постараюсь, — пообещал Легрэ, размышляя, что жутко устал от их ссор за последние недели. После женитьбы Фернандо все пошло наперекосяк и порою просто отпускались руки. — А где Фернандо?

— Он сказал, что вернется скоро. Уехал после обеда, — улыбнулся Луис. — А меня оставил за книгами, как всегда.

— Понятно, — тяжелый вздох сорвался с губ Кристиана и он отвел Луиса к постели, где они оба удобно устроились, чтобы просто поговорить... Ну, или для начала поговорить. — Ты правда считаешь, что для нас ничего не значит твое мнение?

Герцог вздохнул. Опять сначала.

— Кристиан, давай не будем опять? Я все и так сказал вроде. И так глупо себя чувствую, — юноша сцепил руки и не очень хотел разбирательств. Он предпочел бы банально поспать сейчас.

— Почему глупо? — спросил Фернандо, входя в комнату. Он только что-то вернулся и был еще разгоряченный быстрой скачкой, несколько недовольный слишком малыми успехами некоторых воспитанников, на которых он возлагал надежды, и в тоже время умиротворенный. Присев на постель, монарх снял с головы большой, разлапистый, но крепко сплетенный венок с торчавшими во все стороны колосками, травами и васильками и водрузил его на голову мальчика.

Легрэ приветствовал брата коротким поцелуем.

Луис удивленно распахнул глаза и не нашелся, что ответить. А только сорвал один колосок и теперь крутил между пальцами.

— Ну так что? — улыбнулся Фернандо смущению мальчика, с удовольствие оглядывая обоих любовников.

— Ну, мы говорили о нашей ссоре, — начал Луис, — и я сказал, что чувствую себя глупо из-за ссор.

— Как и все мы, — добавил Легрэ, забирая колосок из рук герцога. — Мне вот гораздо проще связать вас, герцог, и поиметь, чем разобраться в тонкостях вашей натуры. А ведь хочется разобраться. Но как, если вы молчите?

— Вы, барон, вы... — Сильвурсонни даже растерялся от такого прямого заявления. — Я не молчу. Я уже сказал все. И что разозлился, и что волнуюсь... Тонкости натуры тут ни при чем.

— Ну вот, он опять сердится, — мурлыкнул Кристиан и ласково провел колоском по плечу юноши.

А тот чуть отодвинулся. Смены настроения барона настораживали. Если он опять вздумал поиграть, то это не вовремя. Только раны поджили и боль ушла.

Король тихо рассмеялся и склонился к мальчику, уперевшись в кровать обеими руками так, что Луис оказался зажат между ними.

— Значит, договорились — не молчим, говорим, стараемся подавить первые негативные эмоции. Кристиан, — король чуть повернул голову в сторону барона, — тебя это тоже касается.

— Ну, хватит, Фернандо, я не молчу, — Луис в венке выглядел очень забавным смешным пастушком.

— Черт, я не могу себя в руках держать, когда он такой. — Коснувшись грудью спины герцога, Легрэ улыбнулся брату и поцеловал юношу в шею. — Теперь от него еще и пшеницей пахнет. — Руки скользнули подмышками и обвили грудь Луиса. Еще один поцелуй в ушко. — Почему же хватит, милый?

Герцог вздрогнул и покраснел. Пальцы вцепились в покрывало.

— Ты похож на языческого бога, — Фернандо провел нежно пальцем по розовеющее щеке мальчика, чтобы потом приподнять его лицо и вглядеться в прозрачную голубизну глаз. — На Вакха. Того, кто дарит вдохновение, неистовство, экстаз.

— Только из-за колосков? — улыбнулся Луис, чувствуя горячие ладони на своей груди.

— Между ног мы ему не заглядывали, — пошло подметил Кристиан.

Сильвурсонни покраснел еще сильнее от слов Легрэ, еле сдерживая себя от внезапной горячей волны, пробежавшей по телу.

Король хмыкнул:

— Ну так мы это сейчас исправим. Потому что в наши руки сейчас попалось живое воплощение бога. И подтверждение этому — чувства, которые мы испытываем. Кристиан, не отпускай его, я сейчас.

С этими словами Фернандо поднялся с постели и задумчиво огляделся по сторонам. Через минуту он плюхнулся обратно с запечатанным кувшином вина. Сосредоточенно выковыривая с помощью кинжала воск, упираясь каблуками в пол, избавлялся от сапог и якобы рассеянно проговаривал:

— Первое, что нам не хватает для восхваления — реки из вина. Реку я не обещаю, но вот... — восковая пробка упала на пол. — Отлично, — сделав первый глоток, протянул кувшин Кристиану: — Пей.

Легрэ с радостью хлебнул не разбавленного вина, набрал полный рот и, повернув лицо герцога к себе, припал губами к губам, постепенно отдавая дурманящую жидкость Луису. Колосья в венке немного щекотали лоб и щеку, потому Легрэ пришлось все делать, закрыв глаза.

Сладкое вино на голодный живот? Луис в поцелуе хлебнул, а горло обожгла сладкая отрава, которая так расслабляет потом тело и делает его податливым и отзывчивым и к ласкам, и к боли.

Фернандо ласкал взглядом разворачивающуюся картину и с каждой секундой глаза смотрели все более мечтательно и ласково. Теперь можно отпустить на волю колоду карт, которой так манил сегодня с утра дьявол.

— Теперь мы будем чествовать нашего бога, — король сжал ткань шосс мальчика, как будто намереваясь потянуть их вниз. — Но не здесь. Здесь неподходящее место. Кристиан, ты знаешь более подходящее?

Луис вынырнул из поцелуя, капельки вина стекли по подбородку. Неизбежность страсти витала в воздухе, и юноша видел, как блестят глаза короля.

— Богов, обычно, ублажают в храмах. — Легрэ вопросительно взглянул на брата. — Или в тайных убежищах. А еще в лесу... подальше от глаз инквизиции.

— Нет, — Луис резко попытался подняться — В лесу не надо!

— Стесняешься медведей? — Кристиан ненавязчиво удержал герцога.

— Да, и медведей тоже, — подавил смешок Сильвурсонни.

— Вакх — очень веселый бог. Его чествования сопровождались музыкой, плясками, распитием вина. Временами он одарял божественным безумием избранных. Одари, — Фернандо склонился к мальчику.

— И что? Ты хочешь одарить меня безумием? — брови герцога поползли вверх.

— Ты сейчас мой бог. — Глаза Фернандо не смеялись, только лишь горели каким-то потусторонним огнем. — Одари меня.

— Что ты хочешь? — Луис зарделся совсем.

— Мой бог, — не отрывая взгляда от лица мальчика, король поднес к губам его запястье и поцеловал. — Мой Вакх, — еще один поцелуй опустился на трепещущую синюю жилку под нежной кожей. — Я прошу одарить меня твоим божественным безумием, чтобы мы сегодня могли чествовать тебя, как полагается.

Кристиан на этот раз дал хлебнуть вина Луису, и хлебнуть много — рубиновые капли скользнули из уголков губ, стекли змейками по шее, расплылись пятнами по рубахе на груди.

— Пей... малыми глотками... все время. — Легрэ бросил мимолетный взгляд на короля. — Ублажи свое божество губами, пока он хмелеет.

— Когда будем чествовать — несомненно. А пока рано, — Фернандо прошелся языком по губам, по лицу, по шее мальчика, собирая виноградный нектар, разгорячающий плоть и разум. — Буду считать, что это просимый мной дар, — пробормотал король слизывая последнюю каплю. Легко поднявшись с кровати, он подхватил Луиса на руки. — Кристиан, — в улыбке смешались предвкушение, ехидство, радость, нетерпение, любовь. — Идем.

И Легрэ, просто пожав плечами, пошел вслед за любимыми. Он не забыл прихватить и вино, и свои одежды.

Герцогу оставалось только барахтаться в руках Фернандо, когда его сперва напоили почти добрым кубком, а потом и вовсе понесли из спальни.

Пока новая игра не вызывала страхов. Но подозрения уже копились в Луисе, и тот опасался, что теперь они свернут в подвалы, но путь лежал через коридоры и несколько залов. Закончился он в зале для торжественных церемоний, где у одной стены был установлен вычурный и достаточно помпезный трон. Сквозь узкие окна, украшенные витражами, почти не проникал свет появившейся луны, и Фернандо, поставив мальчика в центре комнаты, запер дверь и принялся через один зажигать факелы. Желтый мечущийся свет выхватывал из тьмы грубые камни стен и пола, куски фресок на потолке, тяжелые винного цвета ткани с гербами Вестготии, украшавшие стены, начищенные щиты и оружие, размещенные между окнами.

Луис наблюдал за преображением зала с интересом, но не двигался, завороженный красотой, которая меняла это строгое помещение. Он невольно отступил к дверям и выжидал, что именно задумал Фернандо.

Кристиан едва заметно подтолкнул его к трону.

— Иди туда, — шепнул он на ухо герцога.

Юноша посмотрел через плечо на Легрэ, в полутьме и бледном свете его лицо стало хищным и почти волчьим. Эти изменяющиеся черты или воображение рисует так образ?

Король закончил зажигать факелы и принялся распахивать окна, выходившие на внешнюю сторону замка. Сладкий летний ветер врывался легкими потоками в зал, тормоша огонь, погружая комнату в неверную игру света и тьмы. Задержавшись около последнего окна, Фернандо с удовольствием втянул в себя воздух, насыщенный запахом трав, деревьев, цветов. Под стеной, двумя этажами ниже, тихо плескалась вода в широком рве, окружавшем замок, и звук ее добавлял очарованной нереальности происходящему.

Повернувшись к мальчику, монарх мягким, крадущимся шагом подошел к нему, опустился на колени и забрался руками под блио. Нащупал завязки шосс.

— Боги не стесняются себя и других и ходят без одежды, — Фернандо потянул за завязки.

Тонкой струной на слова мужчины в душе появились первые ростки осторожного недоумения. Луис уже не предполагал, а видел, что именно здесь они собираются провести ночь. И это совсем не шутка, а очередные ритуалы его темного дьявола и волка.

Юноша ощутил, как ткань поползла по ногам. А по спине пробежали мурашки.

— Я не бог, — Сильвурсонни переступил через шоссы, оглядываясь и ища предметов, которые наверняка заготовлены заранее. Король всегда предусмотрителен.

Легрэ подошел к юноше сзади и, сняв венок с его головы, свободной рукой потянул с юноши блио.

— Не надо таких серьезных заявлений, — попросил он. — Играй.

— Если вы хотите, — неуверенно согласился герцог, продолжая скользить взглядом по полутемному залу.

— Знаешь, милый, в каждом человеке есть частичка бога — его душа, — король на пару с Кристианом сноровисто избавлял Луиса от всех одеяний. — Значит, в какой-то момент человек может стать богом — когда живет душой. Поэтому на сегодня ты для нас будешь богом. Не христианским. Только нашим. — Фернандо опять бережно взял лицо юноши руками, чувствуя, как внутри понимается странный гнев при мысли о том, что их мальчик может стать таким же богом для других. Смотреть и восхищаться? Пусть смотрят, пусть превозносят. Но касаться их ангела, их бога. На несколько долгих секунд злая, гневная усмешка исказила лицо мужчины. Нет. Только их. Пальцы мягко очерчивали скулы, овал лица. И ощущения нежности, юности кожи перетекали током во все тело, заставляя кровь течь еще быстрее, возбуждать тело — а разум и так был на грани, за которой скрывается его любовное безумие. — Ты наш бог. — Поцелуй лаской опустился на губы Луиса.

Лепестки страсти расчерчивали сердце и чело. И тело отзывчиво реагировало на прикосновения, на слова. Доверяясь, Сильвурсонни утрачивал всякое понимание реальности, а жил лишь в густых красках настоящего. Мягкое тепло ветра, принесшегося из окна, скользило по коже вместе с пальцами. Сердце начинало стучать неровно, прогоняя недавнюю усталость и желание уснуть, сменяясь ожиданием и трепетом.

Кристиан снова надел венок на голову юноши — почти незаметно, обошел короля и, любуясь поцелуем любовников, медленно разделся донага.

Фернандо оторвался от Луиса. Тело мучительно требовало продолжения, до сладкой боли в паху.

— Иди, садись, — он подтолкнул мальчика к трону и принялся раздеваться.

Неуверенно сделав несколько шагов вперед, юноша все же после некоторых колебаний направился к трону и, поднявшись по ступенькам, присел на краешек.

— Милый, ты не бедный гость. Твое место там по праву. Ощути это. Садись, — Фернандо неторопливо снимал одежду, наблюдая горящими глазами за мальчиком. Пусть привыкает. Пока так, а дальше... Дьявол довольно щерился, не решаясь пока выбираться наружу. Его тоже заводила игра.

— Хорошо, — Луис сглотнул страх, устраиваясь удобнее. Бледная луна заглянула в окно и свечением прошлась по волосам и плечам герцога, придавая его коже почти ирреальную прозрачность, а колоски венка отбросили длинные тени, больше похожие на тонкие шрамы по рукам и груди.

— Фернандо? — позвал Легрэ, взглядом спрашивая брата о том, что он задумал.

Король улыбнулся, пристально разглядывая мальчика. Тот с каждым все набирался нужной стати, нужной силы. Пусть пока он их выказывает лишь с ними наедине и зачастую не так, разве трудно направить в правильное русло?

— Кристиан, — монарх чуть повернулся к брату. — Как чествовали богов в древности?

— Оргиями и пирами, — ответил Легрэ и подмигнул герцогу.

Тот выдохнул. Только не напиваться. Кончится опять плохо.

— А еще... — тихо, почти шелестящим голосом продолжил Фернандо, — жертвоприношениями.

— И кто же будет сегодня жертвой? — Легрэ вызывающе улыбнулся, по новому оценивая залу.

Луис резко встал.

— Мне не нравится эта игра, — шепотом сообщил он. Страх опять возобладал в нем над здравым смыслом. Щеки и уши горели.

— У людей собственный взгляд на божество, — король мягко шагнул вперед. — Собственный взгляд на правителей, — еще один шаг. — Собственный взгляд на господ, — шаги вторили словам. — И боги, правители, господа вынуждены... — Фернандо подошел почти вплотную к мальчику и, гипнотизируя его взглядом, продолжил: — Подчиняться. Потому что это их жрецы. Их подданные. Их люди. Привыкай, мой бог.

Король опустился на колени перед юношей и легко поцеловал его в бедренную косточку. И еще раз, еще, все приближаясь к паху.

— Те, кто не думает о людях, кто заботится только о своем величии, быстро забываются. Кого выберешь жертвой? — Фернандо поднял черные глаза на мальчика. Испытание, обучение... Пусть почувствует и насладится.

— Я... я... — Луис начал заикаться. Он не хотел никого в жертву. Он вообще вдруг испытал дрожь в коленях. — Не надо этого. Не хочу.

Легрэ провел ладонью по своей груди нарочно напоказ.

— Хорошо подумал? — спросил он, пальцами пробежав по соску и откинув голову назад, чтобы показаться Луису во всей красе. — Мне здесь нравится... Красиво.

Юноша даже выдохнуть забыл. Настолько его откровенно сейчас провоцировали.

— Милый, а что ты представляешь под "жертвой"? Как думаешь, что с жертвой будут делать? — Фернандо еще раз коснулся поцелуем мальчика.

— А что? — Глаза перешли с Кристиана на Фернандо. Вкус сладких губ изнурял его терпение и понуждал к почти бегству.

— Что богам нужно от жертвы? — король легко, как будто случайно, провел пальцами по бедрам мальчика, поднимаясь снизу вверх, очертил ложбинки около косточек и повел лаской дальше, на ягодицы.

— Ты задаешь мне слишком... ах... слишком откровенные вопросы, — в голове всплывали картины оргий, где жертвовали страстью, где отдавались богу... Член начал крепнуть от желания и постоянных ласк.

— Богу нужны вера и эмоции. А как это объяснить простым людям? Очень просто — нужно молиться, а чтобы молитва донеслась быстрее, нужны жертвы. Больше всего эмоций человек испытывает, когда отдает что-то дорогое, любимое. Или ненавидимое. Поэтому в жертву приносили свои вещи, своих животных, своих детей. И врагов. Выбирай жертву, мой бог, — король раззадоривал мальчика уже откровенными прикосновениями, горячностью взгляда, голосом и словами, когда губы скользят по гладкой коже и члену.

Луис застонал, понимая, что ноги ему скоро откажут. Беспомощный взгляд переместился на Кристиана, но тот вряд ли захочет прекратить играть.

— Я вас выбираю, — пробормотал неуверенно, — вашу страсть...

— Обоих в жертву? Тогда ты сам себе будешь жрецом, проводником воли бога на земле. Что выбираешь?

— Прошу, — Луис растерянно попытался уйти от продолжения. И вдруг залез на трон с ногами. — Я не понимаю тебя.

— Чего тут понимать, — улыбнулся Кристиан многозначительно, размышляя над тем, что может выйти из затеи короля. — Делай, что хочешь с нами обоими.

Луис сидел на троне, спрятав ноги под себя, и опять смотрел на обоих с долей непонимания.

— И что я должен делать? — усталость и нервное перенапряжение, вино, растекавшееся жаром по венам, заставляло думать, что его опять вынуждают на какой-то непонятный поступок.

— Все, что тебе хочется. — Фернандо сел рядом с троном. Аккуратный поцелуй опустился на колено мальчика. — Что тебе понравится. Что тебе нужно. — Прикосновения губ плели невидимый страстный узор по ногам юноши.

"Мне бы он такое предложил", — иронично подумал Легрэ, опуская взгляд на ягодицы брата. С ума можно сойти, если развивать эти мыслишки. Кристиан закусил губу и едва заметно перевел дыхание. Он тоже подошел к трону, и присев у подножия, погладил Луиса по руке.

— Мне неловко без одежды, — Луис отодвинулся и вжался в сидение. Потом молчал долго, слыша, как его сердце колотится. — Раз вы хотите жертвами быть, — шепнул, стаскивая венок, — то ... то я буду смотреть, а вы... вы станьте огнем друг для друга.

— Для тебя, — так же тихо ответил король, приподнимаясь и вновь надевая на мальчика венок. Тихие движения ложились на плечи юноши, распрямляя их, спину, выправляя до гордой осанки, ноги, опуская и твердо устанавливая на полу, бедра, чуть раздвигая, чтобы было видно мужское достоинство. И горячий шепот по коже: — Для тебя. Ты прекрасен, мой бог. Наш бог. Мы будем для тебя огнем. Согревающим для тебя, и в котором сгорит весь мир, если ты захочешь. Только скажи как.

Герцог заворожено следил за тем, что делает Фернандо с его телом. Он уцепился за подлокотники трона, смущаясь тому, что черный взгляд его прожигает.

Как? Откуда он знает как? Как им нравится... Как им того хочется.

Голубые глаза в полутьме были прозрачными хрусталями.

— Страстно, — Луис вздрогнул от очередного прикосновения.

— Луис, — терпеливо пояснил Легрэ, — Фернандо говорит о действиях и конкретных приказах. Ты помнишь, ты сказал, что твое мнение нам не важно. Так вот, считай, что это твой выбор. Всего лишь начало и малая часть большего. Прикажи...

Герцог нахмурился. Он совершенно не желал ничего подобного приказывать. И ему не нравилось происходящее все больше. Потому он еще сильнее внутренне напрягся. даже легкое головокружение от выпитого отошло на второй план.

Глаз нервно дернулся, губы плотно сжались, а глаза вновь пробежали по залу и остановились на кучке одежды.

— Принеси мне одежду, — голос был действительно холодным и приказывал.

Фернандо поднялся и положил руку на плечо брата, призывая того молчать. И так же, не размыкая губ и не отрывая взгляда от мальчика, сделал шаг прочь от трона — туда, куда указал Луис.

Юноша внезапно встал и тоже пошел за своей одеждой.

Но Легрэ ухватил его за плечо на полпути.

— Слушай, — заговорщицки шепнул он на ухо герцога. — Я не понимаю, чего тебе стоит трахнуть нас обоих... Фернандо не каждый день настолько добр, а ты шансы не используешь.

Герцог даже вздрогнул. Он сдернул руку Легрэ со своего плеча.

— Давай я буду за себя решать, — сказал довольно резко и в несколько шагов догнал Фернандо, чтобы первому подхватить длинное одеяние с пола. — Я не хочу играть, — добавил уже королю, — и я пошел спать.

Король дождался, пока мальчик, путаясь, начнет натягивать одежду на себя, потом резко развернул и прижал, обхватив руками.

— Ну значит буду играть я, — холодно произнес. Сильная рука вцепилась в светлые волосы болью, открывая шею, прекрасною своей молочной белизной. Пока белизной. Язык прошелся лаской, намечая будущее.

Герцог не ожидал нападения совершенно, более того — испугался внезапной боли. Сонное сознание всплыло, и в глазах отразилось негодование.

— Пусти! — обычное для Луиса слово прозвучало с яростью, и он попытался ударить короля.

Легрэ совсем не хотелось прибегать к насилию, особенно в свете последних событий. У них с герцогом и без того не все ладилось, но хотелось его до безумия. Кристиан мешкал, наблюдая за любимыми.

— Заставь меня, — Фернандо держал мальчика крепко, так что силой тот ничего не мог сделать, разве что попытаться брыкаться, но это ничего бы не дало, лишь еще большую боль в волосах.

Луис рыкнул, когда пальцы в волосах сжались сильнее и вновь попытался вырваться. Он вновь вырывался, извиваясь теперь словно уж.

— Не сможешь, я сильнее. Заставь по-другому, — негромкий голос короля словно издевался над жалкими попытками мальчика что-то сделать.

— Фернандо, прекрати... Я не в настроении играть, — попросил Луис, продолжая свои попытки.

Легрэ нахмурился, напряженно выжидая, что сделает Луис. Похоже, он и правда не хотел играть

— Ммм... — протянул король, еще крепче притягивая к себе юношу, хотя казалось сделать это невозможно. — Милый, ты должен знать, как именно я на такую просьбу отреагирую, — жуткая веселость ярилась во взгляде монарха, утопавшем в рваном свете луны. — Вспомни, что ты сделал, перед тем, как я пошел за твоей одеждой, — слова ложились теплым дыханием на висок Луиса.

Герцог всхлипнул от того, что его сжали еще сильнее и выронил блио, которое стекло на пол.

— Хорошо, хорошо, — забормотал он, уворачиваясь от продолжения поцелуев. — Я буду играть... Как ты скажешь...

Кристиан тяжело вздохнул и помотал головой. "Нет, не то. Не то, Луис", — подумал он, а после:

— Еще рано, Фернандо, — сказал Легрэ тихо.

Герцог спрятался в плече короля, словно нашалил только что. Вчерашние разговоры и сегодняшнее утро дрожали в его душе страхами, которые все росли. Если сейчас сделать больно Кристиану, он этого не выдержит. Сердце стучало все быстрее.

— Нет, милый, — Фернандо ответил обоим. Он и не думал отпускать мальчика ни из объятий, ни от жесткой ласки боли и нежности. — Уже поздно. Не игра. Вспоминай.

— Наказание, — всхлипнул герцог.

— Ты нас так наказал? — тихо уточнил король.

Герцог и сам вдруг осознал, что именно наказал и тихонько кивнул.

— Я уйду, пожалуйста...

Фернандо смотрел на мальчика и вся решимость сделать так, как нужно, нужно в первую очередь Луису, в который раз рассыпалась на части. Просто невозможно продолжить...

— Я не отпущу тебя... Никогда, — тихий уверенный голос вплетался в опустившуюся на зал тишину. Он теперь просто обнимал того, кто чуть больше года назад завладел его сердцем и останется там вечно. Даже в аду.

— Только не придумывай. Это я тебя не отпущу... — Сильвурсонни вздохнул. — Ни тебя, ни Кристиана. Я страшный эгоист.

Легрэ улыбнулся и, насвистывая какую-то мелодию под нос, забрался на трон, рассевшись там с плебейской наглостью.

— Хороший отсюда вид.

Луис повернулся к Легрэ и вдруг тихо хихикнул.

— Кажется ты перепутал с выбором бога, Фернандо, — шепнул он.

— Да? — король повернул мальчика к себе спиной и обнял, положив голову на его плечо. — Я не ошибся, это наглый захватчик. Надо его свергнуть. Что будем делать?

Луис посмотрел через плечо на своего любовника, а потом — на другого.

— Свяжем его? — предложил, пожимая плечами.

Легрэ изумленно вскинул брови и подобрался, готовясь обороняться: не всерьез, разумеется. С другой стороны он все еще надеялся, что удастся подтолкнуть Луиса на настоящую грубость.

— Я вам не дамся так просто, — заявил он с улыбкой. — То же мне, владыки мира...

— А если мы тебя попросим? — приподнял брови Луис и хмыкнул. Он силился не показать Легрэ язык. — Сам говорил, что любое желание исполнишь сегодня.

— Так вы же еще и не просили, — поддел Кристиан, лукаво глядя в глаза герцога. — Вы просите, просите, я послушаю, — сказал он, и закинул ногу на ногу.

— Вот нахал, — покачал головой Луис, замечая наконец веревку. Король ее принес. Да, это так.

— Да и не говори, — наиграно отозвался Легрэ. — Совсем от рук отбился. Воспитывать меня некому.

— Да и поздно несколько, — в ответ хмыкнул Фернандо, подталкивая вперед мальчика: — Луис, проси.

— Что? Чтобы его можно было связать? Кристиан, а ты хочешь, чтобы я тебя связал?

— Сказал бы я тебе, чего я хочу. — Легрэ подмигнул королю. — Но не скажу.

Луис нахмурился. Барон его дразнил. И вел себя весьма нагло.

— По-моему, — почти промурлыкал Фернандо, — этот наглый захватчик прямо-таки напрашивается на наказание. Бери веревку, милый.

Луис кивнул и взял веревку, а затем направился к барону.

— Вы арестованы, — сообщил серьезно, — руки за спину.

Легрэ иронично приподнял бровь, мол, сможешь возьми сам.

— Ты меня сильнее. Ты решил больше не быть жертвой? — Луис стоял и улыбался.

— Если ты охотник сегодня, не все ли тебе равно, что я решил?

— Тогда ты должен мне подчиниться, — герцог подошел вплотную и поцеловал барона, беря его за руки.

— Милый, — Фернандо легко провел пальцами по плечам мальчика, — больше уверенности в голосе. — Он нежно поцеловал Луиса в шею и продолжил легкими касаниями рисовать по светлой коже, расчерченной луной и тенями. — Меньше сомнений. Просто знай — он подчинится. И не потому что должен.

Герцог слышал голос и накручивал на запястье Кристиана веревку, а затем завел руку барона за спину.

А Легрэ, казалось, только этого и ждал. Он не оказал ни малейшего сопротивления, лишь с желанием и нежностью отдался в руки любимых. Пусть делают, что хотят.

Юноша недолго возился со второй рукой, пока король целовал его плечи и обнимал. Голова приятно кружилась, и страх опять отступал под напором желания. Но внутри все равно было опасение, что Легрэ станет плохо. И потому Луис действовал весьма осторожно. Его поцелуи несли в себе робкую нежность, что скользила по груди мужчины, горячим маслом тревожила близость Фернандо.

— Захватчик пойман. Как мы его накажем? — в голосе короля пробуждалась легкая хрипотца, как обычно, когда желание переступало через разум, руша барьеры, возводимые для нормальной жизни.

— Ты его накажешь, да? Ты обещал, — луис выскользнул из объятий и метнулся к окну, чтобы присесть на подокойник, как резвая и быстрая птица. — А я буду смотреть...

Легрэ тихо засмеялся и долго не мог успокоиться.

— Он тебя провел, Фернандо, — сообщил он, хихикая. — Можешь им гордиться... и меня он тоже провел.

Луис все же показал язык. Раз он бог, то пусть принимают правила игры.

— Ну почему же провел? — благожелательно осведомился монарх. — Прямая обязанность жреца помогать избавляться от наглых захватчиков. И наказывать их, — он уже подошел вплотную к Кристиану и мимолетно коснулся подживших шрамов — напоминание, желанием, возрастающей жаждой. — Выбирай наказание, мой бог, — обернулся к мальчику.

— Хочу, чтобы ты дал ему все, что он попросит, — улыбнулся Луис.

— И это будет наказанием? — притворно удивился Фернандо. — После таких наказаний покушения на власть только увеличатся.

— А я тут этот... бог, — усмехнулся Луис и устроился поудобнее.

— Он мне все больше нравится. — Легрэ потянулся губами к лицу брата, потихоньку поднимаясь с трона.

— Мне тоже, хоть это и невозможно. Чего же ты хочешь? — проговорил король в губы Кристиана, не целуя, не касаясь, только будоража дыханием.

Кристиан смотрел в глаза короля и вдруг просто нежно улыбнулся ему.

— Хочу, чтобы этой ночью в твоих руках запела плеть... Двадцать ударов, двадцать разных поцелуев.

Герцог приклеился к стене и закрыл глаза. Он так и знал. Остановиться барон не может. Ну пусть делает, как желает. Бог отвернется к окну и будет смотреть в темноту.

Фернандо молчал, потом провел лаской по губам Легрэ.

— Выполню, — и, обернувшись к мальчику, позвал: — Луис, смотри, смотри внимательно.

Герцог на несколько мгновений приводил дыхание в порядок, а потом посмотрел в зал. Можно в полутьме было подумать, что он смотрит на них, но Луис схитрил и смотрел совсем в другую точку, различия лишь тени и отблески огней.

— Обещаю, ты удивишься, мой бог, — рядом с юношей неслышно появился Фернандо и опустился перед ним на одно колено. В руке мужчина сжимал малый кнут, бывший одним из любимых его оружий. Поцеловав мальчика в колено, продолжил: — Во имя твоего приказа.

Встав на некотором расстоянии от Кристиана, король оценивающе глянул по сторонам, потом на мгновение замер и начал раскручивать кнут. Тонкий свист рассекал воздух и казалось, что удар, который обрушится на барона будет сокрушительным.

Луис побледнел, когда кнут засвистел в воздухе. Голова опять пошла кругом. Но нельзя показывать — барону не нравится его забота. И он будет недоволен, если мешать. Нужно плотнее сжать зубы и дотерпеть до конца.

Однако кнут лишь самым кончиком мазнул по руке Кристиана, оставив небольшую припухлость.

Легрэ вздрогнул, но не издал ни звука. Только едва улыбнулся и напряг руки в веревках. Фернандо, мягко, почти крадучись, подошел к брату и, на мгновение задумавшись, быстро коснулся губами только что появившейся вспухлости.

— Первый, — чуть слышный шепот.

Вернувшись на прежнее место, замер, сосредоточенно глядя на Кристиана. Кнут высокой песней взлетел еще раз и опал, напоследок ткнувшись самым кончиком в кожу чуть пониже предыдущего удара.

Герцогу оставалось только сжать губы и продолжать сидеть на своем месте.

Легрэ на этот раз шумно выдохнул, немного отдышавшись, сквозь улыбку прошептал:

— Хочу в губы целоваться...

— Условия нужно обговаривать заранее было, — промурлыкал король, подойдя со спины. — Язык скользнул вдоль шеи. — Два.

Несколько быстрых шагов назад и плеть летит танцем вокруг головы брата, взлохмачивая ему волосы.

Кристиан пошатнулся и ахнул — скорее от неожиданности, чем от испуга.

— Это не честно, — шепнул он.

Блеклый свет от окна высветил темную фигурку. Зачем Луис посмотрел? Они ведь играют с ним... Юноша опять взобрался на подоконник и подавил вздох, рвущийся из груди.

— Что не честно? — уточнил, приближаясь, Фернандо. Поцелуй-укус опустился на плечо барона.

Ответом королю стал стон нетерпения. Легрэ напряг руки, пытаясь разорвать веревки.

— Ты сволочь, Фернандо, — прошептал Кристиан. — И я люблю тебя

Луис отвернулся к окну. Еще несколько ударов он увидеть не может.

— Три, — хмыкнул монарх и кнут продолжил свою пляску. Взлетал и опадал, почти змеей обвивался вокруг стоящего мужчины, чередовал с поцелуями, покусываниями, откровенными ласками. Танцевал, дразнил, но ни разу не коснулся тела так, чтобы оставить кровавый след из распоротых мышц.

— Двадцать, — Фернандо прервал поцелуй в губы. Глаза в глаза. Блеск и нега желания. "Просил — получи, но на моих условиях". И повернулся к мальчику, ловя его взгляд.

Тот сидел уже прямо и не отводил взгляда от пляски страсти. Его любовники были так красивы, словно два зверя, что случайно вышли из темных лесов и решили исполнить в тронном зале ритуальный брачный танец. Сплетенье их тел, их поцелуи были прекрасны. Воображение рисовало картину, которую потом можно будет перенести на бумагу. Борьба двух стихий, их противостояние и страсть.

Кристиан влюблено улыбался Фернандо. Он старался не обращать внимания на свое возбуждение — сейчас был важен момент. Профиль брата цеплял взгляд, и Кристиан, повинуясь своей нежности, поддался немного вперед, шепча:

— Вообще, я другого хотел.

На миг отвернувшись от Луиса, монарх посмотрел темными глазами на Легрэ, поглощая душу и открывая свою.

— Ты уверен? — пальцы опять прошлись лаской по щеке, по уголку рта, протекли жаркими капельками желания по подбородку, к шее. — Ты получил то, что хотел. Загляни в себя, — поворот головы: — Тебе понравилось, мой бог? — а пальцы продолжали свой танец по любимому.

— Да, — юноша произнес ответ одними губами, просто желая смотреть дальше.

Кристиан немного повел бровью. Ну да, Фернандо как обычно прав. Руки уже затекли под веревками, но Легрэ стоял, покорно ожидая продолжения — каким бы оно не было, он пойдет до конца. Взгляд искусителя, посланный юноше, хорошо выражал именно эту решимость.

— Еще пожелания, господи?

— Конечно, — у Луиса задрожало сердце от этого нежного взгляда. Он сорвался с места и подошел к своим возлюбленным. — Хочу тебя целовать.

— Ну, так в чем же дело. — Кристиан улыбнулся герцогу. — Бери.

Юноша робел. И сам не знал почему, а потом потянулся и поцеловал, вкладывая душу в эту короткую близость.

Фернандо стоял рядом, замерев, и смотрел на Луиса, на молодого мужчину, рождающегося из горнила прошедшей, выстраданной и почти пережитой боли, нынешней, пока переживаемой и проживаемой боли, страсти и любви. Которые изменяют, переплавляют, возрождают. Ладони трепетно прошлись по спинам любовников.

Кристиан целовал Луиса долго и неторопливо, больше дразня его, чем получая что-то для себя, и было жаль немного, что руки связаны, что нельзя обнять. Стоять перед этим мальчиком обнаженным и связанным было приятно.

Но барон не знал главного, насколько сейчас много трепета в самом Луисе. Ранней весной, когда из-под снега появляются первые цветы, так выглядела любовь... И поцелуи — тонкие лепестки, хрупкое счастье — вот чем были для Сильвурсонни эти минуты.

Он потянул за узел, высвобождая Легрэ и растирая тому запястья.

— Жертва принята, — Фернандо ласково, но совершенно не по-отечески, поцеловал мальчика в висок.

А тот задрожал от близости монарха и животных желаний, что пробуждались в нем рядом с любовниками.

Спустя час Кристиан вспоминал произошедшее с улыбкой, и все трое наслаждались роскошным ужином, что подали в спальню короля. Они ели виноград и пили разбавленное вино, лежа в постели, целовались, касались друг друга и были счастливы. Однако прежде чем уснуть, Фернандо что-то шепнул на ухо брату. Кристиан же сдержанно кивнул, обнял Луиса и провалился в сон, которому не суждено было продлиться долго. Едва расцвело, Легрэ потихоньку выбрался из постели, и, одевшись, направился к королеве.

* * *

Ранним утром северную принцессу разбудила служанка, которая была очень настойчива и что-то говорила о том, что внизу, во дворе, ждет барон. Она принесла одежду. Но не обычное платье, которых в сундуках было в избытке, а мужские шоссы, рубашку и сапоги. Девушка удивленно вскинула брови, поднимаясь в кровати. Только вот расспрашивать глупую девку оказалось бесполезно. И Анника подозревала, что Кристиан задумал опять новое испытание. Неугомонный.

Принцесса поднялась. Что же, раз правила игры велят, она готова.

Когда ее величество вышли во двор, Кристиан слегка поклонился, как всегда делал это на людях. Правда сейчас они были одни. Легрэ держал в руках два легких клинка, один из которых он сразу же протянул Аннике эфесом вперед.

— Я слышал, вы хорошо владеете тонкой сталью, ваше величество. Не хотите размяться немного? Со мной.

— Для этого вы выбрали столь ранний час? — поинтересовалась Анника, беря оружие и качая головой. — Что же, я удовлетворю ваш интерес, — сказала она совершенно спокойно, если вы мне обещаете сытный завтрак сразу же после драки. Я встала десять минут назад.

— Простите мне мою бестактность, — усмехнулся Легрэ. — Я просто посчитал, что вам будет полезно в кои-то веки покинуть свою тюрьму и подышать свежим воздухом, а поесть и правда можно будет позже.

— Вероятно, эта идея пришла вам в голову на рассвете, — ответно улыбнулась королева и, встав в боевую позу, сделала первый выпад.

Легрэ отразил его легко и изящно, а сталь звякнула в дворовой тишине, точно оброненный бокал.

— Какая разница? Мои идеи вам все равно не по вкусу, так что я отчаялся делать новые попытки.

— Ваши идеи? У вас есть идеи или это то, что велит вам ваш господин? — Анника прищурилась. Она двигалась по площадке плавно и быстро, как изящная кошка. — Вы думаете, что сломали меня той ночью, барон? Вы оба мало знаете о северном народе.

— Ну, — Кристиан начал дразнить королеву батманами, переступая на шаге так же легко как и она, — я и не собирался вас ломать. Хотел бы ломать, ломал бы иначе. То, что произошло тогда, было всего лишь досадным недоразумением и результатом вашего упрямства, Аннника. Скажите мне, вы поссорились с Фернандо намеренно?

— Вы готовились к вопросам, то есть этот вопрос вы задаете не впервые. Говорят, король убил жену Луиса, потому что она могла приглянуться герцогу. Молодая принцесса Аталии, девушка образованная и прочно стоящая на ногах. — Анника сделал неожиданный выпад и коснулась острием руки Легрэ, не раня.

Кристиан удивился и послал девушке одобрительную улыбку.

— Если я вам расскажу, как умерла принцесса Аталии, вы мне все равно не поверите, даже если это будет чистой правдой. Так что на счет той ночи? Вы специально сделали это? Чего вам стоит сказать мне?

— Вас же злило, что кто-то имеет собственное мнение, барон. Вы с самого начала пришли ко мне и заявили, что я буду с вами спать. Думаете, я не был готова к насилию? Я злила вас. Да.

— Я говорил вам такое, да, но поверьте, желания моего там было не более вашего. Когда же вы переспали с Луисом, с одной стороны я злился, с другой облегченно вздохнул. — Легрэ сделал выпад, не всерьез метя в правую руку. — Слава богам, я никогда теперь не стану отцом ваших детей. И за это я вам даже благодарен, представьте.

— Что же, вы глупец, барон, — усмехнулась Анника. — Вы так смотрите на меня, словно я покушаюсь на ваши чувства или на вашу постель, — она резко присела и, воспользовавшись незнакомым приемом, резанула по штанам Легрэ.

— Тогда мы оба ошибаемся друг в друге, — Кристиан почувствовал саднящую боль в правой ноге, и как теплая капля крови заскользила вниз. Он улыбнулся. — Кстати, я не припомню, чтобы вы покушались НА МОЮ постель. Вы положили глаз на Сильвурсонни — вот и все ваши секреты.

— Я положила глаз на образ, чувствуете разницу? — спросила иронично королева. — Я не собираюсь биться за сердце, которое принадлежит другому.

— Да ну? — не поверил Легрэ. — А когда вы спали с другим моим братом, вы тоже не претендовали на его сердце, вероятно. Образ в ваших устах, подразумевает: "Я хочу с ним переспать". Не будь вы королевой, я бы подумал, что вы доступная женщина.

— Думаете оскорбите меня? — Анника была сосредоточена и спокойна, каждый ее выпад и защита скорее разогревали кровь. Она сознавала, что слабее Легрэ и просто тренировалась теперь. — С вашим братом? Вы забыли, что между нами заключен брак?

— Я не о Фернандо говорил, — усмехнулся Легрэ. — И вас не оскорблял. Просто сами судите, что при вашем простом отношении к занятиям любовью с другими мужчинами... со многими мужчинами, я не знаю что и думать. Девушки Вестготии девственны и берегут себя для мужей и телом, и духом. Я просто пытаюсь донести до вас обычаи моего народа, и понять хотя бы немного обычаи вашего. Вот и все.

— С братом вашим... Вы мне сейчас станете трактовать, барон, что и как я должна делать. Я поняла... Довольно, — она отступила и опустила клинок, давая понять, что поединок закончен. — Что вам нужно от меня?

Кристиан пристально смотрел в глаза королевы, потом усмехнулся холодной улыбкой, такой похожей на улыбку короля.

— Мира, к несчастью.

— Я готова существовать с вами мирно, вас это устраивает? — Анника вернула оружие. — Теперь я бы хотела позавтракать. Простите, барон, но для того, чтобы появились наследники, как того желает ваш брат, не обязательно со мной общаться. К тому же мое происхождение сделало меня пленницей задолго до этого брака. Вы удовлетворены?

Легрэ взял оба клинка в правую руку, а ладонь королевы в левую, склонился и поцеловал ее руку. Выпрямившись, он серьезно посмотрел в глаза Анники.

— Бог с вами.

— Скорее уж, дьявол, — нахмурилась Анника и направилась к дверям. Она понимала, что скоро лишится жизни и молилась своим богам о быстрой смерти.

Легрэ вздохнул и посмотрел на оцарапанную ногу.

— Может и так.

Взгляд через плечо говорил о многом. Девушка на мгновение лишь обернулась, сдерживая вздох. Северные боги велели ей быть сильной и стойкой перед любыми опасностями, но скорое одиночество лишь усиливало тоску по родным лесам. И теперь королева признавала про себя, что судьба ее обречена и пуста, как плевелы. Эти люди — враги, их задача — использовать ее.

— Доброго дня, барон, — Анника чуть поклонилась и исчезла за дверью, чтобы на мгновение прислониться к косяку и взять себя в руки. "Ты заключенная, практически труп", — повторила как заклинание и стала тяжело подниматься по ступенькам.

* * *

Не прошло и пяти минут после того, как ушла королева, как из-за поворота сторожевой башни показался Луис. Несложно было догадаться, что в столь ранний час он не спал, а наблюдал за всем происходившим во дворе. Легрэ уже покинул поле "боя" и не подозревал, что здесь находится герцог Сильвурсонни, а потому не видел, как тот пнул установленную лавку ногой. Затем еще какое-то время ходил по залитому солнцем двору и наконец направился наверх, уверенный, что застанет Кристиана у себя, как ни в чем не бывало.

Тот действительно сидел за столом и завтракал.

Он посмотрел на юношу удивленно.

— Луис? В такую рань? Ты же с Фернандо должен быть, разве нет?

— Нет, — герцог притворил дверь, чтобы отправиться к бадье и плеснуть на лицо воды, потому что то горело. — Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Это смотря, что ты хочешь услышать. — Легрэ начинал нервничать, он слишком хорошо знал Луиса, чтобы сейчас забыть о завтраке и о ноющей ссадине на ноге. — Облегчи мне задачу, милый, и скажи, что тебя так беспокоит?

— Ну хотя бы твоя рана? Откуда она? — Луис прижался спиной к двери.

Легрэ отодвинул стакан молока и вздохнул. Раз уж Луис здесь, скорее всего он мог видеть их сражение с Анникой. Есть ли смысл врать? А если не видел? Кристиан вздохнул, внимательно приглядываясь к юноше: знает или нет?

— Я подумал, что королева засиделась в своих покоях и решил, что ей неплохо бы отвлечься немного. Мы устроили поединок с утра пораньше, чтобы поменьше любопытных глаз могло нас видеть за этим совершенно не королевским делом. А рана... так, мелочи.

— Неужели? — усмехнулся Луис. — Вы уже подружились? Скажи, Кристиан, ты до сих пор лелеешь надежду, что я стану спать с Анникой? Или думаешь, она тебе будет доверять, а потом вы с Фернандо обделаете свои делишки. Ты помнишь наш разговор до свадьбы?

— Вообще-то, — ровно сказал Легрэ, пристально глядя в глаза герцога, — ты с ней уже спал. И кто из нас теперь должен злиться? Ты не думал о том, что, если она уже понесла от тебя? Нет? А я вот думаю, каждый день, Луис, и я не хочу, чтобы мать твоего ребенка, носящая под сердцем твое дитя, сидела сутки напролет в душной темной комнате.

Герцог втянул воздух и выдохнул со свистом.

— Знаешь, Кристиан, то же самое я могу сказать и вам с Фернандо. Немного времени с той поры прошло, как вы... как вы... — он нашел глазами кувшин с водой и внезапно запустил им в барона.

Легрэ увернулся чудом, в последний момент, но кувшин разбился о стену, но все же окатил его водой. Кристиан вскочил со стула.

— Ну все! — Он в три шага оказался рядом с Луисом, и грубо схватив за талию, потащил к постели. — Ты меня вывел!

Герцог вырывался, брыкался и пытался дать мужчине по колену, тратя силы на борьбу, а не на слова.

Легрэ со всего маху швырнул юношу на широкую постель, так, что пара подушек слетело на пол, а потом навалился сверху, связывая руки сорванным с талии поясом. Глаза Кристиана блестели безумием.

— Сейчас я тебе живо объясню все свои мотивы... — тяжело дыша, рычал Легрэ. — Все и разом.

Вместо ответа ему в запястье вонзились белые маленькие зубы Луиса, который был в ярости от происходящего. Он понял, что его собираются склонить на общение с Анникой, он наблюдал... Да, он готов был кусаться и царапаться, чтобы доказать, что имеет право на свой выбор.

Легрэ зашипел, вырывая руку, а потом залепил герцогу пощечину — не сильную, скорее унизительную. Прижав руки Луиса к постели над головой, Кристиан схватил его за блио на груди и рванул ткань.

— О, ты злишься? Злишься, Луис? — усмехнулся он, придавливая колени юноши ногой. — Злись... Ты так еще привлекательнее.

— К чертям собачьим! — продолжая извиваться всем телом и ногой пытаясь столкнуть с себя Легрэ, Сильвурсонни тратил неимоверные усилия. Он взмок, на покрасневшем лице бешено горели ярко-голубые глаза.

— А я тебя все равно трахну, — огрызнулся Легрэ — он был похож на дикаря, сильный, растрепанный, огромный как разъярившийся медведь, и этот зверь рвал одежду на герцоге так, словно та была тонкой как паутина. — Ревнуешь, да? Злит, что я от жены Фернандо никак отстать не могу? Как это мило, Луис.

— Спятил совсем! — Луис и желал бы теперь залепить барону. Но силы их были неравны. Он считает, что это ревность? Да, черт побери! — Да-да-да, ревную! Ненавижу тебя! Ты в постель к ней хочешь. Я вижу, — заорал он на Кристиана и попытался того опять укусить.

Но не дотянулся. Легрэ рассмеялся в голос и дернул шоссы с бедер юноши.

— О, ненавидишь значит? Видимо потому ты ноги передо мной раздвигаешь и трахаешься как безумный! — Кристиан ухватил герцога за яйца и угрожающе сжал их, улыбаясь юноше в лицо. — Что у нас тут?.. Ммм, кажется я знаю. Этим местом ты лишал королеву девственности... И как, понравилось?

Луис вскрикнул. Это было больно. Он даже не заметил, как из глаз покатились злые слезы.

— Не смей! Не смей! Ты... — следующий вздох стал диким стоном, и юноша, схватившись за покрывало, на спине дернулся к бегству, намереваясь скатиться с кровати.

Легрэ позволил ему перевернуться на живот, но так стало даже хуже — сильная рука Кристиана хватила Луиса за волосы и вжала лицом в постель.

— А ну лежать! — угроза Легрэ была самой настоящей. Он больно ударил Луиса по ягодице. — Что... не понравилась правда? А засаживать ей между ног нравилось, да? Приятно наверное... Впрочем, могу понять, без одежды она очень даже ничего... а уж как стонет сладко, что так и хочется затрахать до полусмерти... Лежать, я сказал!

— Скотина, — процедил сквозь зубы Луис, рыча от того, что его с силой потянули за волосы. — Пусти! Пусти меня немедленно! — он боялся Кристиана в такие моменты, и теперь страшно паниковал. Никто не вмешается в дела господ, и даже если Легрэ будет его насиловать, ни один слуга не придет на помощь.

Кристиан навалился на Луиса всем телом и повернул его голову на бок, чтобы герцог попросту не задохнулся. Губы коснулись скулы, скользнули к уху.

— Как думаешь, каково было мне, когда ты женился? — прошептал Легрэ. — Ты теперь знаешь... Хотя я никогда не хотел для тебя такой боли, какую испытывал сам... Сколько раз ты делал со мной это, Луис, но я понимал, что ты делаешь, что должен. Это твой долг. И Фернандо женился потому, что это его долг... И я вынужден принимать Аннику, потому что это мой долг... Перед королем и королевством, Луис. А ты ведешь себя так, словно я тебя предаю. — Губы поцелуем прижались к виску юноши, а хватка в волосах немного ослабла.

— Я не хотел жениться, не хотел, — слезы продолжали течь по щекам. — Ты же знаешь... — губы барона собирали соленые дорожки. — Сколько можно мне ставить это в вину?

— Я не ставлю, — тяжело дыша, ответил Кристиан, приходя в себя от напускной ярости, скользя жадным взглядом по белым волосам юноши и попутно размышляя, сильно ли чувствуется, как он, Кристиан, возбужден. Он хотел Луиса, опять, всегда. — Я просто пытаюсь сказать, что порою приходится принимать кого-то вынуждено... Я всегда оправдывал тебя перед собой, когда моя ревность разрывала на части сердце... я всегда старался понять и быть рядом... Порою выть хотелось от собственного бессилья. Я сходил с ума, когда мне начинало казаться, что ты ускользаешь от меня, утекаешь сквозь пальцы как вода, а я хватаю руками пустоту и боюсь, что больше не увижу тебя... Никогда... — Легрэ медленно отпустил Луиса и отстранился.

А герцог перевернулся и теперь лежал на кровати, глядя на барона с дикой страстью. Одежда на нем болталась остатками тряпья — шелк и хлопок, кружева... И кружево волос в придачу по темной ткани. Юноша раздвинул ноги. Его колени дрожали. А взгляд был совершенно ошалелым.

Легрэ склонился к его губам.

— Мне кажется, — прошептал он, влюблено глядя в голубые глаза и нежно улыбаясь, — что я заслуживаю немного доверия... Я не все тебе говорю, что-то утаиваю, о чем-то просто забываю, но так случается и жизнь состоит из таких мелочей... И это не значит, что я тебя разлюбил. — Кристиан поцеловал Луиса, вложив всю любовь и желание в этот поцелуй.

Луис же потянулся навстречу, пытаясь приподняться, ловя этот поцелуй и утопая в нем. Он терял голову из-за Кристиана. И тогда, в лагере Атальи, боялся, что его убьют. Так боялся, что отослал прочь, но теперь неважно. Он здесь, с ним... Горячий, живой и желанный.

Легрэ осторожно лег на юношу, заключая в жаркие объятия его юное горячее тело — в обрывках одежды оно выглядело прекрасно. Ах, видел бы это Фернандо! Поцелуи в шею, и ниже, и вот, губы Кристиана уже обхватили розовую бусинку соска, сжали, отпустили, и приласкали снова.

Луис старался не сдаться сразу страсти, но та постыдно расцветала в нем, понуждая вытягиваться в струнку, выгибаться к Кристиану и вести себя с открытой дерзостью.

Легрэ овладел им медленно и нежно. Войдя до упора, он чуть перевел сбившееся дыхание и посмотрел на Луиса сверху вниз.

— А трахаешься ты все-таки классно, — усмехнулся он беззлобно, а потом закинул ноги Луиса себе на плечи.

Такое откровенное признание и горячее солнце в животе, грозившее стать лавой, заставили в который раз уже за утро вспыхнуть щеки. Своими откровенностями Легрэ умел выбивать сразу из колеи. А его неспешно взятый темп лишь сильнее распалял.

— Скажи... Скажи, что любишь меня, Луис. — Кристиан держал темп, мучая Луиса медленными проникновениями.

Конечно, он любил Легрэ. С первого взгляда, все эти годы, даже когда был еще мальчишкой. Только тогда смотрел иначе — как на синеглазого бога и защитника, а теперь как на мужа, как на друга, как на того, кому готов довериться во всем и кого ревнует так, что даже мысль о том, что Кристиан уйдет, вызывает головокружение.

— Ты мой, только мой, — забормотал Луис, пытаясь толкаться навстречу. — Люблю... Ты не веришь мне... Люблю...

А Легрэ верил, всегда верил своему милому мальчику, но он так же знал Луиса, знал, что делает с ним ревность.

— Ревнуешь?

Через невероятную дрожь, застигшую врасплох, герцог кивнул.

— Скажи это, — потребовал Кристиан, касаясь губами губ едва-едва. — Ну... давай же, родной, скажи.

— Да, ревную... да... — стон сорвался прямо в губы Кристиана, вынуждая еще сильнее отвечать на движения мужчины.

Легрэ остановился, а потом лежал на Луисе и долго целовал в губы, поглаживая ладонью бедро. Когда поцелуй прервался, Кристиан спросил тихо:

— Ты понимаешь разницу между долгом и желанием?

— Да, я понимаю, — юноша моргнул. — Ты не должен с ней общаться. Я не хочу этого... Не хочу никакого долга перед Анникой.

— Это невозможно, милый. — Кристиан снова стал двигаться, но уже немного резче. — Хотим мы этого или нет, но Анника есть, и она для всех жена короля, и она мать будущих наследников... И нам придется с этим жить...

Герцог вскрикнул, а затем застонал, подчиняясь выбранному ритму и окончательно теряя голову. Он не будет спать с Анникой. Не будет и Легрэ...

— Не отдам тебя никому.

— Не отдавай, — нежно откликнулся Кристиан, вбивая юношу в постель все сильнее и глядя в глаза. — Ревнуй... Люби... Не отдавай, Луис, но доверяй нам с Фернандо, слышишь?

Герцог слышал, но отвечать не мог, потому что барон всем весом вжимал его теперь в перину и не позволял продохнуть.

Кристиан брал герцога страстно и неистово, дойдя почти до умопомешательства, говоря в каждом поцелуе: "Ревнуй!". Он желал этого всей душой! Ревности! Жара! Понимания, что без него — не жить! Легрэ очень быстро дошел до апогея наслаждения и, наградив герцога поцелуем в губы в последний раз, излился.

Под ним герцог и сам расплавился до состояния воска. Он столько раз себя убеждал не проявлять лишних эмоций, но каждый раз Фернандо и Кристиан вызывали в нем бурю эмоций.?

— Ты мой, — Сильвурсонни, набравшийся жадности у короля, теперь крепко обвил руками и ногами барона и не собирался отпускать. — Что ты чувствуешь, когда тебя мучат? — спросил у своего любовника внезапно, как только дыхание выровнялось, а сладость чуть отступила.

Легрэ внимательно посмотрел на юношу, и, не сводя взгляда с его раскрасневшегося от любви лица, лег рядом.

— Это смотря кто ее приносит. — Пальцы Кристиана обвились вокруг члена герцога, требовательно приласкали. — Помнишь, я говорил тебе, что болью можно наслаждаться... Я наслаждаюсь, когда ее дарит Фернандо. В чем-то это даже лучше соития тел. Это слияние душ. — Легрэ хитро улыбнулся. — Ты попробовать хочешь?

— Это будет ... — герцог закричал, когда его накрыл оргазм и некоторое время не мог ответить, вспоминая через пелену удовольствия, как смешон был в своих попытках наказать. Взять хотя бы кресло... — Я глупо выглядел, — сказал тихо.

— Нет. Ни капли... Так хочешь еще?

— Ты злился, когда я делал что-то подобное. А Фернандо меня чуть не убил за ту кочергу с моей печаткой, — нахмурился Луис.

— Ну, я тогда не был готов, — вздохнул Легрэ, — а что до Фернандо... С ним вообще такое нельзя делать.

Кристиан растер пальцами семя Луиса по животу, а после, облизав, поцеловал тихонько в губы.

— Я не стану злиться в этот раз.

Но Луису слабо верилось. Он вдруг осознал, что слова сейчас значат мало. Если Фернандо и Кристиан доверяют друг другу, то ему — нисколько, хотя он столько раз вверял им свое тело и душу.

— Знаешь, — шепнул Кристиан, — на самом деле я бы хотел, только... ты не сомневайся, когда делаешь что-то, не отступай. Покажи свою силу. Мне покажи.

— Тебе? Кристиан, я никогда не уверен, что это хорошо закончится. Ты всегда говорил мне "да", а потом зверел, — пробубнил Сильвурсонни, спрятав лицо в шее мужчины.

— А теперь не буду. — Ответил Легрэ. — Теперь все иначе.

— Что иначе? Что изменилось? — ладошка гладила мощную грудь, спускаясь на квадраты живота. — Я же такой же, как и год назад.

— Ты король, Луис. Ты сможешь позаботиться о народе. Ты защитишь их от врагов, будешь помогать в нужде. Ты будешь оплотом справедливости. И ты станешь хорошим королем. Возможно, лучшим за последнюю тысячу лет. Только никогда не щади врагов, и никогда никому ничего не позволяй решать за себя... — Кристиан улыбнулся. — Как нам.

— Я люблю вас, это для самое важное, как ты не понимаешь? — потерся носом о любимого Луис. Он вдруг приподнялся и заглянул в глаза барона.— Можешь сердиться на меня, можешь кричать, но я пригласил в столицу лекаря, который занимается внутренними болезнями. Он приедет с лабораторией и ... я не хочу, чтобы ты умер от очередного приступа.

Легрэ нахмурился.

— Это твое решение?

— Я сделаю все, чтобы ты мог жить, как прежде, и не боялся, что умрешь в своей кровати в куче дерьма, — выдохнул Луис.

— Но я спросил: это твое решение?

— А ты против?

— Нет. Но я хочу услышать прямой ответ на прямой вопрос.

— Да, я так решил. Я. — Луис начал нервничать и нахмурился, прижимаясь к Легрэ плотнее.

Легрэ погладил его по волосам и улыбнулся.

— Ну, раз ты так решил... тогда я подчинюсь тебе.

— Спасибо, — мягкий поцелуй в щеку говорил о многом. — Я люблю тебя. Я не оставлю тебя, даже если ты будешь сильно болеть...

Кристиан вздохнул. Он долго молчал.

— Не будем об этом, ладно. Пойдем лучше поищем Фернандо.

— Его искать — это у тебя особое развлечение. Сперва мы будем мыться, потом я буду тебя целовать, — герцог придумывал, — а потом я тебя буду баловать.

— Во-от как?! — воскликнул Легрэ и, рассмеявшись, откинулся на подушках. — Ох, Луис, ты просто чудо! Ну как ты мог подумать, что я тебя променяю на кого-то еще? Милый! — Кристиан поднялся с постели и потянул герцога за собой. — Мыться! Скорее мыться!

— А где? Решил голым побегать по замку? Хотя, — Луис оглядел себя и свой разодранный наряд, — мне так нравится. Внизу в купальнях есть горячая вода. Свяжу тебя там.

Кристиан изумленно воззрился на Луиса. Вот уж и правда потрясающий денек.

— Хорошо, только не бросай в меня больше кувшинами, я их боюсь.

— Ну, если не буду ревновать. — Герцог потянул Легрэ за собой к дверям и, не обращая внимания на гвардейцев, изумленно взирающих на их странный вид, нырнул на винтовую лестницу, ведущую в купальни. Здесь стояла полутьма. По дороге юноша прихватил веревку, что висела на стене и крикнул слуге, чтобы добавил жару в печи.

Кристиан почувствовал, что у него мурашки по спине бегут. Забавно, он знал Луиса таким, каким тот сам себя пока не видел, и это знание пугало, разжигало огонь в крови. И страх этот был сладок.

Но для Луиса, который теперь вошел в зал, где находился небольшой бассейн и где они проводили втроем много времени, теперь стал своеобразным святилищем. Он зажег свечи по периметру и обернулся к Легрэ с ожиданием реакции того. Мужчина, стоящий у входа, ожидал сам не зная чего. И Сильвурсонни понимал, что должен сейчас взять инициативу на себя.

— Сперва я расслаблю тебя и разогрею, — сказал, приближаясь, словно гибкий и опасный кот. — Капельки масла по коже и горячая вода.

"Можно и наоборот", — подумал Кристиан, выгнув бровь, и это выдало его мысль слишком откровенно.

— Хорошо, — вздохнул он, помолчав, и делая шаг навстречу Луису. Одежды одна за другой упали на пол.

Луис вновь потянул барона за собой и сев на бортик и спустив ноги в воду, тогда как Легрэ уже был по грудь в воде, взял флакон и вылил на руку несколько капель. Он массировал шею и плечи мужчины расслабляющими движениями, переходя на грудь и постоянно задевая и сжимая соски между пальцами.

Кристиан отдался во власть его рук — таких тонких, никогда не державших меча, и таких ласковых. Идеальное начало для того, чтобы принять боль... в первый раз. Хотя Легрэ хотелось бы получить все и сразу, он напоминал себе, что нужно набраться терпения, не спугнуть Луиса. Герцог должен этому научиться — постепенно, не сразу, но должен. К тому же Легрэ не возражал против ласк и уже был возбужден.

И это Луис чувствовал очень сильно. Он распалял Кристиана сильнее, чтобы тот почувствовал разницу между нежностью и болью, потом потянул чуть за волосы, заставляя откинуть голову назад, чуть прикусил венку на шее, играя на ней языком.

— Руки назад, — приказал приглушенной угрозой.

Легрэ сдержал улыбку и подчинился. Он задумался о том, что не знает как себя вести сейчас. С Фернандо он всегда знал, что говорить и как взглянуть, но с Луисом нет. Немного нервничая, Кристиан перевел дух.

Его запястья стянула веревка. И тут же герцог спустился вниз, что оказаться прямо перед бароном.

— Каждый раз я не знаю, что вы выкинете в следующий раз, — он прижался к горячему телу и обхватил возбужденное естество Легрэ. Хочу попробовать, что делал с тобой Фернандо. А ты стой крепче, — и Луис, набрав воздуха в легкие, нырнул, чтобы в следующее мгновение обхватить губами член.

— Черт, — Легрэ задохнулся от неожиданности и подумал: "Надо будет Фернандо сказать спасибо при случае". Запрокинув голову, Кристиан закусил губу, задышал часто, а потом осторожно поддался навстречу юноше.

Тот обхватил руками бедра мужчины, двигаясь быстро и жадно, не зная, насколько хватит воздуха, но теперь это было волшебством, которое хочется продолжать и продолжать.

Не излиться было сложновато, но Кристиан хорошо владел своим телом и помнил, что возбуждение облегчает боль, делает ее особенной. Дышать совсем становилось невмоготу, мир вокруг плыл и пламя свечей расплывалось перед взором.

— Луис...

Юноша вынырнул на поверхность, разбрызгивая вокруг капельки воды.

— Не нравится ничего не делать? — поинтересовался с улыбкой и толкнул Кристиана к бортику, вновь обхватывая его напряженное естество рукой и бесовски прищуриваясь. — А затем подхватил с края одну из толстых свечей и провел огнем, не касаясь кожи вдоль руки мужчины до самой воды.

Легрэ резко выдохнул и сцепил зубы. Его взгляд светился лукавым вызовом, а тело в шрамах уже предчувствовало восторг.

— Нравится... сейчас ты сверху.

— Да? И ты согласен? — так же лукаво отозвался герцог, а воск упал на мокрую кожу плеча, обжигая ее.

Кристиан напрягся.

— Тебе не нужно мое согласие, — прошептал он, следя за огоньком свечи.

— Неужели не нужно? — недоверчивость теперь почти каждую секунду сопровождалась острым укусом горячего воска, который застывал на коже. И тут Луис внезапно ударил Кристиана по щеке.

Голова Легрэ мотнулась на бок и боль обожгла скулу, грудь и разум. Кристиан был потрясен, но его удивление быстро сменилось чувством опасности. Луис не шутит, что ж, это прекрасно. Теперь барон настроился на серьезные игры. Тяжело дыша от сладости момента, он прикрыл глаза и едва кивнул.

— Не нужно.

— Что же, ты сам выбираешь пути, — рука, что до сих пор ласкала естество мужчины, чуть сжалась, Луис поймал конец веревки и, пропустив ее между ногами Легрэ, потянул вверх, заставляя ту врезаться между ягодицами.

Кристиан и не думал сопротивляться и спорить, его радовало то, что происходило, хоть и нервировало слегка — но это от неизвестности.

— Я давно сделал выбор.

Луис не ответил и с дьявольской физиономией обвязал мошонку и член барона.

— Если будешь дергаться, будет очень опасно, — сказал с усмешкой бесенка и поцеловал мужчину в губы.

О, Легрэ поверил, даже очень. Перспектива лишиться мужского достоинства очень впечатлила, и если что... в убытке будут только король и герцог. Кристиан ответил на поцелуй, говоря им больше, чем словами.

Жадной лаской одаривал теперь герцог своего рыцаря, взяв его в плен и терзая сладкими поцелуями. Одной рукой он скользил по груди, где красовалась роза Фернандо, а другой взвешивал мошонку, перебирая ту тонкими пальцами и переходя на член.

Легрэ сжимал руки в кулаки за спиной — так хотелось пустить их в ход, обнять его, взять привычно, но в этот раз все будет иначе. Кристиан сходил с ума от охвативших его тело ощущений и тихо стонал в губы юноши. "Я твой сегодня... твой всегда".

— Мне нравится, когда ты такой беспомощный, — языком провел вниз, когда Луис присел в воде, добираясь почти до самой кромки воды и проводя параллельно ей по животу, и вдруг острые ногти впились во внутреннюю сторону бедра.

Легрэ вскрикнул и скривился от боли, за закрытыми веками все пошло цветными пятнами.

— Луис...

— Да? — коварный дьяволенок лизнул сосок и вобрал с жадностью, а рука продолжила свой путь по ногам и животу, пока ноготь уже сильнее не вонзился в области паха, заставляя кровь течь по венам быстрее.

Кристиан приоткрыл глаза и посмотрел на лицо юноши. "Только не останавливайся теперь", — молил про себя Легрэ.

— Ты коварный мальчишка.

Герцог в ответ улыбнулся. Красные губы и жадный взгляд, и новая боль, там где роза осталась после росчерка ножа Фернандо. Луис нашел самую болезненную точку, заставляя под ногтями появиться первой красной капельке, и при этом стал с отчаянной страстью ласкать член Легрэ вновь.

У Кристиана едва ноги не подкашивались, но дыхание его, глаза, стон — все просило продолжения. Видеть герцога таким было довольно странно, но забавно. Жаль, что Фернандо здесь нет, конечно, но пока так надо.

И возможно, барон был прав, потому что пугливый в своих желаниях герцог все еще сомневался. Он лизнул кровь, желая понять, что в этом находит король, проходясь по влажной розе вожделением.

— Там... в подвалах, с Ксанте, — сквозь тяжелые вдохи проговорил Легрэ, — было что-то такое... от чего у тебя возникало не отвращение, а желание?

На Кристиана поднялись совершенно прозрачные глаза, чистейшие, как у ангела.

— Я не скажу, — острая боль прошила барона между ребрами.

Кристиан закричал и сильно дернулся — и тут же новая боль пронзила его, но уже в паху. Что ж, вопрос удачный был, все же по назначению.

— Значит... — усмехнулся Кристиан чуть отдышавшись, — было...

Вместо ответа Луис развернул барона к себе спиной и заставил прогнуться. Ему не нравились вопросы барона и теперь следовало наказать излишне любопытного мужчину. Ему на поясницу закапал раскаленный воск, а в тело ворвалось несколько пальцев Луиса

Господи, Кристиан едва не выл от восторга. Его трясло и хотелось еще, хотелось именно Луиса, знать, на что он способен и как далеко может зайти. Рыча от боли, Легрэ толкнулся на пальцы юноши так, чтобы это выглядело случайностью.

Веревка чуть натянулась от резкого движения, но теперь герцог придерживал ее, не позволяя навредить. Он поставил свечу на поясницу, и горячий воск стекал теперь, как вулкан в воду, оставляя алые следы на коже.

Легрэ дрожал, часто дыша, чувствуя пальцами жар пламени. Он оперся плечами о бортик бассейна, чтобы попросту не упасть. По телу шло тепло, а в голове вертелся один вопрос: "Если он возьмет меня, это будет больно?"

Но ждать долго барону не пришлось. Герцог практически вжал его в деревянную стену бассейна, чтобы войти резко и жадно прикусить кожу в области лопаток. Луиса успокаивало то, что сейчас Кристиан не видит его алчность и желание, не может залезть в голову, где Сильвурсонни представлял, как мучил бы каленым железом свою желанную жертву. Он брал Легрэ жадно, а свеча, что упала в воду, плавала там доказательством сдержанной похоти, желавшей получить больше криков.

Тело Легрэ — сильное и жаркое, сейчас беспомощно принимало дары своего мучителя, и это было прекрасно. Сквозь завесу боли сияло солнце наслаждения, через беспомощность плоти пробуждалось торжество духа. Легрэ кричал и сам толкался навстречу Луису.

И тот тонул в солнце своего рыцаря, упивался каждым криком, за укусом слизывая солоноватый пот и воду с кожи. Минуты, что казались бесконечными, беспомощность делали ситуацию острой, как перец, просыпанный на свежую рану. Юноша схватился за руки и потянул барона на себя, зная, что тому будет сейчас от натяжения веревки горячо, больно, приятно. На грани опасности, по которой сам Легрэ так любил водить других.

— Дернешься, лишишься главного, — рыкнул Луис и другой рукой сжал член мужчины у основания.

Это было сложно, но Кристиан понял слова юноши и кивнул. Лишиться он не хотел ничего, тем более главного. Чтобы удержать свое тело под контролем теперь, ему пришлось собрать всю свою волю.

На это и рассчитывал герцог, который теперь сорвался на рванный и жадный темп, расцарапывая спину Легрэ в кровь и сходя с ума от вожделения.

По свежим ранам, оставленным Фернандо и еще неуспевшим поджить это было больно. Легрэ стонал и кусал губы, и напряжение внутри становилось все сильнее. Мокрая веревка сильно стягивала его мошонку, не давая излиться, а Кристиан был близок к этому как никогда.

Но маленький мучитель тянул до последнего. Ему нравились капельки пота, текущие по спине. Ему нравилось, что мышцы Кристиана сейчас играют в попытке расслабиться, но при этом напрягаясь все сильнее. Он потянул за узел внезапно, когда барон уже навалился на край купальни и стонал в голос, и освободил мошонку от петли.

Кристиан вскрикнул, выплескиваясь, раскрываясь перед Луисом до конца, перед глазами все потемнело на миг.

А герцог, дойдя до пика, когда свет уже замерцал высоко-высоко в небе, открыл глаза и увидел, как по спине его возлюбленного стекают струйки крови из свежих еще ссадин и ран.

Легрэ долго лежал неподвижно, восстанавливая рваное дыхание, потом осторожно пошевелился и обернулся на Луиса. На губах Кристиана играла мягкая улыбка.

— Я потерял голову, — сказал Луис и опустил глаза, он давно не был таким. Все этот чертов ритуал в подвале.

— Мне понравилось, — ответил Кристиан. — Хочешь продолжить? Если нет, буду благодарен тебе, если ты развяжешь мне руки. Они затекли.

— Да, конечно, — герцог прильнул к барону и развязал ему руки и стал растирать запястья.

— Этому ты тоже научился у Фернандо. Это хорошо. — Кристиан благодарно поцеловал Луиса в губы и обнял. — Ты как?

— Я... люблю тебя, — сильные объятия приняли герцога, и тот расслабился.

— Тогда я нагло напрошусь на что-нибудь подобное опять. — Улыбнулся Кристиан. — Спасибо, милый... мне было очень хорошо... Там Фернандо волнуется. Надо идти.

— Да, конечно, — юноша кивнул. — Еще немного... пообнимать тебя.

— Все, что пожелаешь. — Легрэ глубоко вздохнул, и они стояли обнявшись еще какое-то время.

Принесенная слугами одежда оказалась кстати, но она липла к коже, и волосы все еще были мокрыми. Герцог теперь думал, что будет дальше, если кто-то сможет заглянуть в его мысли. И это его ужасно пугало. На лестнице он на мгновение задержался, проводя ладонью по камням. Странное ощущение мощи — как у Кристиана, только теперь в камнях появились щели, и замок может рухнуть. А он усугубляет этот процесс теперь.

— Эй, — позвал Кристиан, кладя руки на плечи герцога. — Рассказывай-ка, что смущает.

Полуоборот головы в полутьме узкой башни. Луис сверкнул глазами на Легрэ, как будто видел его сейчас иначе.

— Все меняются, любимый мой, — сказал шепотом. — Ты и я, мир вокруг. Мне хочется, чтобы ты больше не страдал от моей заботы и страха. Я отзову лекаря, если ты попросишь. И... не стану препятствовать, если ты пойдешь на войну.

— Вот как? — Кристиан изумленно вскинул брови и минуту другую молчал, потом улыбнулся. — От лекаря я не откажусь, а на счет войны... посмотрим. Я рад, что ты принял такое решение. Что-нибудь еще?

Луис отрицательно покачал головой. Эти недели были прекрасны. Иногда он забывался и купался в солнце, иногда поддавался страхам, иногда спрашивал себя, почему все именно так и вдруг осознал, что...

— Кристиан, я и ты — мы гости на этой земле. И мы свободны. Каждый по-своему. И для каждого это одиночество, или попытки найти другое одиночество. Я тебя удерживал. Я хочу, чтобы ты принимал решения сам и больше не стану никогда... — Сильвурсонни стал подниматься вверх. — Сегодня приедет лекарь из Александрии. Ты можешь отказаться от лечения, которое он предложит. Ну, ты и так уже все понял.

Легрэ кивнул. Он был рад и не рад одновременно, боялся, что Луис просто поддался эмоциям в очередной раз. Хотя, возможно, мальчик просто повзрослел, и слава богам.

— Хорошо, — сказал Легрэ. — Ты прав, и это хорошо.

Герцог кивнул, сворачивая в знакомый коридор и спрашивая про прибытие лекаря. Слуга сообщил, что восточный обоз давно стоит во дворе и что гостей разместили в гостевых покоях.

— Наверняка, Фернандо уже послал туда своих людей, — предположил Луис. — Кристиан, ты к королю? Я хотел бы позаниматься. Слишком много времени упущено.

— Я, пожалуй, познакомлюсь с лекарем. — Кристиан обнял юношу, прижимая к своей груди. — Не стоит упускать ни одного шанса, Верно?

— Да, конечно, — кивнул герцог. — Но не сейчас. Пусть наш король все проверит. Я опасаюсь ядов и обмана не меньше, чем он. Так что дождемся его вердикта.

— Тогда я еще зайду к себе... соберу остатки кувшина на память, — Легрэ подмигнул юноше и, поцеловав в лоб, пошел по коридору. — Увидимся.

Герцог кивнул. Он продолжил стоять на месте еще некоторое время, оглядывая стены замка совсем иначе, чем раньше, точно глаза открылись после этого утра, и вдруг увидели все иначе: глупый мальчишка, который отчаянно отдается страсти, забыв, что снаружи идет война — убивают, грабят, где царит грязь, где бедность заставляет людей зимой есть кору с деревьев, где скудное представление о вере — это страх перед наказанием, которым питается власть и церковь.

Здесь сытная жизнь, здесь можно любить и капризно считать, что кто-то тебе принадлежит, но это не так... Ксанте с самого начала говорил, что красота привлекает чудовищ. Высоко же ты залез, Луис, коли уже стоишь на пороге власти и сам Фернандо готов тебе преподнести ее на блюдечке, а сильный воин терпит твои капризы.

Герцог огляделся, останавливаясь на гвардейце у дверей теперь их общей спальни с королем. "Настанет час, когда ты сам станешь чудовищем", — усмешка красного человека смотрела через стрельчатое окно. Они избавили тебя от страхов наказания в монастыре, они открыли входы в твое чудовище, Луис. Ну, ты хочешь их плоти? Хочешь боли? Тебе скучно. Хорошая жизнь и богатство развращают. Иди же, разрежь на кусочки тех, кого любил...

Сильвурсонни заткнул уши.

— Господи! — взмолился он, падая на колени. — Господи... Отец, не оставляй меня... Не позволь мне стать чудовищем.

* * *

Легрэ возвращался в свои покои, мимо стражников — он не смотрел на них, всего лишь поднял взгляд и вдруг его словно молнией поразило. Перед ним стоял совсем молоденький гвардеец, ровесник Луиса, синеглазый и темноволосый мальчишка, но его лицо... Легрэ пробил холодный пот. Именно этого человека он видел во сне у озера, видел вассалом короля Луиса, его другом, любовником и военачальником. Быть не может!

Юноша стоял вытянувшись по струнке и смотрел перед собой, как и положено стражнику короля, но от долгого взгляда барона Моунт он почувствовал себя неловко. Черт знает, что на уме у этого мужеложца.

— Как твое имя, мальчик? — спросил Кристиан.

— Эдвин, ваша милость. Эдвин Алонсо.

Легрэ вздохнул.

— Ты из знатного рода?

— Не очень, господин.

— Мечом хорошо владеешь?

— Так говорят... То есть да. — Эдвин в замешательстве посмотрел на Легрэ и тот, усмехнувшись, смерил Алонсо странным, очень странным взглядом.

— Как только окончишь сегодня службу, собирай вещи и ко мне. С сегодняшнего дня ты мой личный оруженосец.

Эдвин побледнел от потрясения и Кристиан не стал дожидаться, пока он придет в себя, а просто пошел дальше.

* * *

Фернандо стоял у окна и глядел на приехавший обоз. Мэтр Рамонд сейчас общался с вызванным Луисом лекарем и известным ученым Фади Аббасом. Нужно было исключить возможность, что под видом лекаря приедет кто-то другой. А стражники тем временем обыскивали телеги. Конечно, первоначальная проверка уже была по-тихому сделана еще накануне, когда пришла первая весточка о близком прибытии, на постоялом дворе, где остановился караван. Но теперь все проводилось официально и под наблюдением Умара, помощника александрийского лекаря. Он же сразу давал пояснения, если возникали вопросы.

Конечно, приехавшим гостям не очень понравилось такое, но его величество при первой встрече с Аббасом сумел добиться взаимопонимания. К тому же увеличение стандартной платы в полтора раза и обещание доступа в королевскую библиотеку смягчило протесты горячего восточного лекаря. Вспомнив их общение, Фернандо усмехнулся. Фади Аббас был прославлен и высокомерен, что выражалось в его движениях, словах, надменно задранном подбородке. Волосы и на голове, и в чуть седеющей бороде были завиты, напомажены и лежали ровно, волосок к волоску. Халат, шаровары, туфли расшиты так, что глазам больно от блеска золота камней. Монарх надеялся, что тот вырядился павлином только для встречи с августейшей особой, и на самом является тем, о ком говорят "кудесник". Ибо это был последний шанс для Кристиана. Король и сам хотел пригласить этого лекаря, но Луис чуть опередил, и это было замечательно.

Как только обоз приехал, Фернандо распорядился выделить персональную охрану мальчику и брату, и теперь ждал доклада о результатах. Мало ли где их сейчас носит, а гвардеец за спиной не помешает. Король не любил допускать непроверенных людей в личное крыло замка, а тут придется это делать. Конечно, за гостями будут следить, но... Лишняя осторожность еще никогда не была лишней.

Легрэ застал Фернандо часом позже, в кабинете, и с порога приветливо улыбнулся.

— Я слышал мой новый Эскулап приехал? Надеюсь, он молод, красив или хотя бы симпатичен?

— Ну как тебе сказать, — монарх отложил какой-то документ и откинулся на спинку кресла и оценивающе посмотрел на брата. — Ростом чуть ниже тебя, орлиный нос, черные пронизывающие глаза, тщательно уложенные волосы и причесанная борода. Судя по стати и развороту плеч, занимается не только своими исследованиями. Заинтересовал? — король приподнял бровь.

Легрэ картинно вздохнул.

— Ни капли. А вот я тебя сейчас заинтересую — дальше некуда. — Кристиан подошел к столу и встал напротив брата, с улыбкой глядя на него.

Фернандо с уже не наигранным вопросом взглянул на брата. Какой-то тот был слишком веселый. Рука монарха потянулась к крупному золотому кругляшу, валяшемуся на столе.

— Рассказывай.

Легрэ выдержал торжественную паузу и показал королю истертые веревкой запястья.

— Он со мной такое сделал сейчас... Жаль ты не видел.

— Интересно, — монета побежала золотой змейкой по пальцам правой руки Фернандо, ловя и отбрасывая во все стороны яркие зайчики. — Из какого состояния?

— Ревности. Хотя сначала он запустил в меня кувшином. Потом мы любили друг друга, потом мирились, потом пошли в подвалы. — Кристиан присел на край стола. — Что думаешь по этому поводу? Мне показалось, что он попробовал крови, но не слишком этому рад.

Монета переместилась, цветя золотом пальцы на левой руке монарха.

— Он сейчас может испугаться. С его уверенностью, что внутри живет зверь, которого сдерживал Ксанте. Если так, нужно будет объяснить и успокоить.

— Я сделал, что мог, но ты же знаешь, сколько во мне проницательности. — Легрэ немного помолчал. Он не знал, как отреагирует Фернандо на его следующую просьбу, но все же произнес: — Можно попросить тебя кое о чем?

Монарх вопросительно взглянул на брата. Странная неуверенность.

— Я хотел бы взять в оруженосцы одного твоего гвардейца, — на одном выдохе выпалил Легрэ.

— Оруженосцем? — Фернандо казалось, что Кристиану не удастся его еще раз удивить сегодня, но эта неожиданная просьба, да еще с такой смесью ожидания, сомнения, тревоги — это было очень необычно. Монарх внимательнее присмотрелся к брату. — Зачем?

— Как зачем? Чтобы было кому таскать мои доспехи, растирать мне ноги после долгих переездов, прикрывать мой зад в бою на поле сражения. — Кристиан улыбнулся. — Так, мелочи всякие.

Король скептически продолжал смотреть на барона.

Легрэ вдруг понял, что не может сказать королю всей правды, потому что это будет звучать как бред. Замена им обоим. Фернандо будет в ярости. Это замешательство отразилось в глазах Кристиана слишком явно, и он мельком взглянул в окно, будто отвлекаясь на закат.

— Мне нужен этот человек, Фернандо. Чего тебе стоит сделать мне маленькую любезность.

— Сделаю. Только для чего? Если бы тебе действительно был нужен оруженосец, ты бы так не просил. Просто сказал бы, — монета побежала по пальцам монарха еще быстрее. — Что ты задумал?

Легрэ посмотрел в глаза короля, потом на монетку, и снова в глаза.

— Если я скажу, что сам еще не знаю толком.

Вот это уже было интересно. Золото застыло между ладонями короля, пока тот обдумывал слова Кристиана.

— Он молодой?

Легрэ кивнул.

— Эдвин Алонсо один из самых молодых гвардейцев в твоей охране.

Фернандо на мгновение задумался. Раз молодой, значит должен быть из воспитанников, хорошо прошедших обучение, но не из десятников — иначе король запомнил бы этого юношу.

— Подними на него характеристику у воспитанников. Я не могу толком ничего вспомнить про него. Ничем особо не выделялся, — золото опять отправилось блеском в путешествие по пальцам, пока монарх думал. — Как Луису скажешь?

— Вот этого я пока не знаю, — ответил Легрэ. — Вероятно, придется сказать все как есть, что мне нужен оруженосец.

— Молодой и красивый? — вдруг улыбнулся Фернандо.

Кристиан замер, потом неловко пожал плечами.

— Ну да.

— После того, как он от ревности связал тебя и не только? — улыбка короля становилась все шире.

Кристиан в ответ улыбнулся так же.

— Луис это воспримет совершенно спокойно, уверяю тебя. Сегодня он изменился. Ты удивишься насколько.

Фернандо изобразил удивление.

— Посмотрим. Приказ я сейчас секретарю продиктую, забирай своего "молодого и красивого". Через несколько дней мои комнаты будут готовы, ты переезжаешь. Так что подумай, где разместишь своего оруженосца.

— Думаю, на первых порах и в казарме поживет. А там видно будет.

— Отлично, — не успел Фернандо взяться за колокольчик, как в дверь постучали и в кабинет степенно вошел мэтр Рамонд с сообщением о том, что человек, приехавший под именем Фади Аббас действительно является известным лекарем Фади Аббасом, если только он, мэтр Рамонд, не ошибается. И он рекомендует посетить барону Моунт прибывшего врачевателя.

Король в который раз скрипнул зубами от манеры изложения своего лекаря и отпустил его. После чего отправил Кристиана к Аббасу, несмотря на некоторое упорство со стороны брата — смысла откладывать визит к прибывшему знатоку внутренних болезней Фернандо не видел. Поручив секретарю написать бумагу о переводе Эдвина Алонсо в личные оруженосцы барона Моунт, монарх отправился искать Луиса.

Тот находился в своих покоях и занимался с седовласым монахом, братом Лузиньяном, который уже почти год учил Сильвурсонни языкам и правилам составления бумаг и писем. На звук открывшейся двери юноша обернулся и подарил монарху короткую и кроткую улыбку, вновь возвращаясь к книге.

Монах же поклонился Фернандо и теперь выжидал приказа короля.

— Вам еще долго осталось? — поинтересовался король, рассматривая белокурую головку мальчика, который продолжал упорно прятаться за книгой.

— Нет, ваше величество, — монах чуть поклонился, — мы сегодня можем уже прерваться. Он поклонился и, испрашивая дозволения выйти, покинул комнату.

А Луис оторвался от письма и поднял взгляд на Фернандо.

— Я видел, что прибыл обоз. Как хорошо, что монахи мне сказали, что Аббас в Вестготии, — улыбка осветила лицо Сильвурсонни.

— Ты все правильно сделал, милый, — король уселся рядом с мальчиком, пододвинув еще один стул. — Как себя чувствуешь?

Герцог отодвинул прочь письменные принадлежности, недоуменно приподнимая брови. Он не понимал сейчас, о чем именно хочет говорить король — о королеве, о том, что утром сорвался, о чем-то еще? Лишь бы не лез сейчас в душу.

— Все хорошо... То есть я волнуюсь, чем закончится.

— Пойдем тогда, прогуляемся, — в ответ улыбнулся Фернандо, поднялся и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Их молчаливая дорога закончилась достаточно быстро — возле тренировочной площадке, в то время уже пустовавшей. Неяркое солнце почти скрылось за деревьями, в воздухе еще висели частички пыли, и было понятно, что тренировки гвардейцев закончились недавно. Но сейчас над площадкой была странная глухая тишина. Король оперся о деревянное огражденье и спросил:

— Какое у тебя впечатление от этого места?

Герцог осматривался: он достаточно видел тренировок — в их замке тоже были рыцари, которые каждый день тренировались, чтобы достойно сражаться.

— Умение защищаться в этом диком мире стоит многого. Я приветствую тех, кто может постоять за себя.

— То есть ты считаешь, что не можешь сам постоять за себя? — Фернандо искоса поглядывал на мальчика, оценивая его поведение.

Герцог опустил голову.

— Нет, не считаю.

— Это хорошо. Тогда выбирай, — король кивнул на стойку с тренировочными мечами.

— Хочешь, чтобы я дрался? Фернандо, я плохо владею оружием, — герцог неуверенно направился к оружию и долго стоял возле. — Наверное, деревянный меч подойдет лучше всего, — сам над собой рассмеялся он.

— Правильно, — монарх прочертил пальцем по шее мальчика, вдоль позвоночника. — Пока не научишься обращаться с оружием, основные травмы ты нанесешь себе сам.

Поставив юношу посреди площадки, сначала достаточно долго правил его стойку, подталкивая точно таким же деревянным мечом то руку, то ногу, методично объясняя что не так. У Луиса получалось все очень неплохо, но Фернандо специально нагнетал обстановку. Потом предложил герцогу нападать.

Тот отбивал удары, пытаясь понять, куда сейчас повернет король, и попадался, как ребенок на простейшие уловки. Наверное ранили его раз десять, а убили и вовсе несчетное количество раз. Было жарко, смешно и забавно. И Луис сознавал, что сейчас похож на пятилетнего мальчишку, которому вручили забавную игрушку.

— Отлично, милый, — Фернандо крепко поцеловал мальчика. Оба гвардейца, приставленные к герцогу, дружно сделали вид, что ничего не видят. — Теперь купаться, — король потянул уставшего и распаренного Луиса за собой. По пути отобрал у него оружие и аккуратно водрузил на стойку. Почти бегом добравшись до замкового пруда, монарх стянул с растерявшегося герцога блио и сапоги и столкнул его в воду. Избавившись от тех же предметов гардероба, тут же оказался рядом, обнимая и прижимая к себе любимого.

Солнце почти село, раскрасив мир серыми тенями, и можно себе было позволить некоторые вольности в обращении, благо на сторону пруда выходили только окна западного крыла, а все гостевые покои были расположены в восточном. К тому же замок находился далековато, чтобы можно было рассмотреть, что творится в воде.

Фернандо так спешил, словно пруд мог испариться, и теперь в воде стал жарко целовать Луиса, который был горячим и немного обескураженным от такого вот перехода. Но запах короля и его жадные ласки могли свести с ума. А горящие глаза требовали, чтобы юноша открылся всем телом и всей душой.

Тонкая рубашка и шоссы липли к телу, с одной стороны сковывая движения, с другой — обрисовывая все, обычно бывало скрыто. Фернандо целовал мальчика, чувствуя, как нарастает обоюдное напряжение, и если бы не охрана, неизвестно чем такое купание могло закончиться. Вернее, известно, и монарх намеревался проделать это в спальне или в купальнях — там, где не будет лишних глаз. В тот же момент, оторвавшись от тяжело дышавшего мальчика, тихо пробормотал:

— Тебе было плохо днем. Почему?

Герцог заморгал часто.

— Плохо? — он не сразу понял вопроса короля. Слишком уж горячи оказались поцелуи и крепки объятия. — Я не помню, — Луис и правда никак не мог точно упомнить, что происходило днем, а потом вдруг осознал, что молился среди коридора на виду у гвардейцев. — Я... только молился, и все.

— Молился? Не в церкви и не у себя? — Фернандо легко поцеловал мальчика, не отпуская от себя. — После такого замечательного общения с Кристианом, что тот теперь радостный и воодушевленный? — слабая улыбка появилась на лице короля, странно жестоко подчеркивая сказанное.

Румянец окрасил щеки Сильвурсонни. Он попытался улыбнуться. Почему дьявол следит за ним так пристально? Кажется, не отпуская никогда из виду.?— Я сорвался на нем, от ревности совсем потерял голову. Я давно должен отпустить был, а веду себя, как дурак, который... — стыд опять пришел, напомнив и о тех мыслях с наложниками, и о пытках.

— Отпустить? — Фернандо погладил маленького по щеке. — Ты не совсем прав. Каждый из нас живет не только своей жизнью. Она у нас общая, на троих, и отпустив Кристиана, ты бы изгнал его. Просто не нужно держать так крепко. У каждого человека есть своя мера близости, своя мера подчинения, переступая через которую, вызываешь отторжение. Кристиану понравилось то, что сегодня было. Очень. Но тебе нужно научиться дарить свою жестокую любовь не из ревности, а из любви. Не потому что хочешь наказать — а потому что хочешь любить. Тогда хорошо будет вам обоим. Тебе же понравилось тоже. Я вижу, — опять тонкая улыбка преобразила лицо монарха, а палец продолжал чертить узоры на бледной коже юноши. — И продолжай ревновать, — король склонился к ушку мальчика. — Нам это тоже нравится.

Последние слова бежали легкими поцелуями по шее Луиса.

Герцог задрожал. На виду у свидетелей, пусть и преданных Фернандо, но все же.?— Давай уйдем, здесь слишком много глаз, и в доме чужаки, — Луис прильнул к любимому. — Я не изгнал, он злится на мою опеку. А я вижу это... Я люблю вас. Очень, что на все готов. Но мне... Я еще не совсем себя, оказывается, хорошо знаю.

— Пойдем.

Когда они выбрались из пруда, монарх просто накинул на мальчика и на себя блио, и с наслаждением идя по прохладной траве босыми ногами, продолжил интимно склонившись к мальчику, тихим голосом, чтобы никто не услышал больше:

— Ты сейчас открываешься с другой стороны, милый. Раскрываешься как цветок, почувствовавший солнце. Лепесток за лепестком. Это непросто, особенно если новые грани непривычны. Но мы же рядом с тобой и для того, чтобы помогать. Не бойся.

Достаточно было бросить взгляд, чтобы понять — Фернандо как будто знает, что происходит с Луисом. ?

— Ты и Кристиан... Все, что у меня есть. Я доверяю вам, люблю вас, но есть еще здравый смысл, — герцог шел очень медленно, переплетая пальцы руки с монархом. — Кристиану нужна свобода, а я связал его собой. И хочу еще большего... И так слишком много...

— Большего — чего именно, милый? — король вслушивался не только в слова, в интонации, в недоговоренности, всматривался в выражение лица мальчика, ловя его скрытые желания.

— Мне стыдно говорить такое, — опять король подводил к откровенности.— Я не готов об этом говорить, — Луис так смутился, что остановился и внезапно уткнулся носом в плечо Фернандо. Сейчас они стояли под раскидистым деревом у самого входа, в его тени.

— Почему? — король обнимал и гладил юношу по слегка отросшим и сейчас намокшим волосам, разлегшимися отдельными, тяжелыми от воды прядями. — Боишься нашего осуждения?

— Да потому... потому... Я думаю жуткие вещи. Я и сам не знаю, что меня находит, — выдохнул Луис. — Я всегда боялся пыток, а теперь... Кристиан так кричал... Мне было сладко и ... Мало.

— А если ему тоже было... — Фернандо выдержал паузу, — мало?

Луис удивленно глянул в темное пламя дьявола, что улыбался и манил к себе. Пальцы от напряжения сжались, врезаясь в ладонь Фернандо.

— Тебе тоже нравится играть жестоко, я знаю, но со мной так раньше... Любимый, — герцог умолял глазами, — я убью его этим.

— Ты боишься потерять контроль?

Луис удивился.

— Я не знаю, я об этом никогда не думал.

— Тогда почему ты думаешь, что убьешь этим Кристиана? — Фернандо испытывал почти физическое удовольствие, видя как их мальчик начинает наконец осознавать себя, выбираясь из клетки, построенной для него Ксанте.

Герцог пожал плечами. Потом побледнел: он с ужасом осознал, что не понимает себя совершенно.

— Сейчас не так, как раньше. Он говорит о смерти, и эта боль... Приступы, его бегства от нас.

— Это не бегство. Это попытка стать еще ближе, слиться с нами. Он тебя хочет. Разным, — Фернандо почти прижал мальчика к дереву и теперь нависал над ним, загораживая мир и пряча от окружающего, полнящегося взглядами и мыслями. — Он хочет власти в постели над тобой. Он хочет и твоей власти. Дай ему это.

Порог чувствительности. Ксанте говорил, что у каждого есть точка, за которой начинается безумие. Тогда человек может летать в рай, а может упасть в самый ад.

— Я хочу этого, но ... — Луис беспомощно вжимался в дерево, чувствуя, что дьявол готов сделать с ним что угодно сейчас и здесь. — Нас увидят. Прошу тебя, ты должен думать и о государстве.

Фернандо улыбнулся маленькому. В темноте это можно было понять только изменению губ, скользнувших по щеке юноши.

— Я всегда думаю о нем. Но сейчас для меня важнее вы. Обещай дать Кристиану то, что ему нужно. Не из ревности, из любви.

— Да, обещаю. Я желаю вас обоих. — Луис поцеловал жадно своего короля и прижался близко.

— Замечательно. Ты тогда сможешь понять и себя лучше. — Фернандо отвечал своему мальчику, своему любимому, своему преемнику неукротимым жаром и жаждой, туманящей весь мир. И когда грань стала тонка, как стекло, он отпустил юношу: — Пойдем к тебе. Там наверняка уже Кристиан ждет.

Пальцы еще раз прошлись лаской по скуле, по идеальному подбородку, остановились на губах, которые так и тянуло еще раз поцеловать.

— Да, — Луис кивнул. Никогда еще Фернандо не казался ему таким красивым — он увидел и его точно впервые. Гордого, сильного и властного, но одновременно горячего и темпераментного, не сдающегося напастям и бурям.

Кристиан действительно ждал в покоях короля, которые уже давненько стали и его покоями. Он был весел и синие глаза лучились искренней радостью.

Луис вошел первым и с ожиданием посмотрел на барона.

— Кристиан? — Фернандо, вошедший следом, закрыл за собой дверь и принялся раздеваться, стремясь избавиться от мокрой одежды, которая стала к тому же холодной.

— Он мне понравился, — объявил тот, имея в виду лекаря, — говорит по делу, не задает лишних вопросов, и не лапает меня в интимных местах.

— И где же он тебя лапал? — хмыкнул король, вытаскивая из сундука две запасные рубахи и исподнее.

Луис принял одну и стянул мокрую.

— В основном по свежим ранам. — Легрэ изумленно оценил мокрый вид возлюбленных. — А вы, дождь искали? Или поливали друг друга из ведер?

— По ранам? — Фернандо напрягся и повернулся к брату, небрежно бросив снятую одежду куда-то к стене.

Герцог медленно прошел к кровати и потянул и прочь шоссы, развязывая ленты и слушая разговор, потом потянул на себя рубашку.

Кристиан невольно засмотрелся на него.

— Ну, я немного оцарапал кожу во время боя с ее величеством и меня намазали приятно-пахнущей добротной мазью.

— И что он сказал? — спросил юноша, завязывая ленты.

Фернандо тем временем остался в одной сухой достаточно длинной рубахе и с непонятным выражением лица посматривал то на Луиса, то на брата.

— Он сказал, что болезнь моя серьезна, и от нее умирают. И что я умру. — Легрэ улыбнулся еще шире, скользя взглядом по бедрам мальчика. Даже просто смотреть на него доставляло немыслимое наслаждение. — Но есть трава, которая может замедлить мою болезнь, и если все сделать правильно, у меня будет в запасе еще лет десять, пока я не умру почтенным старцем.

Фернандо смотрел на Легрэ, чувствуя, как далеко запрятанная в душу натянутая струна медленно растворяется. Настолько далеко спрятанная, что даже сам не подозреваешь о ее наличии, пока не осознаешь, что больше не дергает, не болит. Но ее исчезновение приносит не облегчение, а мучительную пустоту, потому что страшно. Страшно поверить, что правда именно такова — двоякая, больше похожая на успокоительную ложь. Король решил сам на следующее утро сходить к врачевателю и поговорить, пообещав что угодно, чтобы выяснить правда это или нет.

А пока он просто подошел к брату и поцеловал, вложив в касание губ, в ласку языка и разогретое мальчиком желание, и свою страсть, и ненависть к тому, что нельзя изменить, и любовь.

Луис же опустился на кровать и безвольно уронил руки.

Кристиан таял в руках короля, отвечал на поцелуй любя и жарко, а когда он прервался, ласково посмотрел в глаза Фернандо.

— Все хорошо? — он спросил о Луисе.

Король в ответ только мягко улыбнулся и тихо позвал мальчика:

— Луис, милый.

Герцог поднял голову, словно выходя из задумчивости.

— Наверное, следует подкрепиться, — вдруг сказал он. — Я тоже хотел бы поговорить с Аббасом про твою болезнь, но сегодня, думаю, это ни к чему.

Фернандо оценивал поведение мальчика. Занятно. Потом демонстративно глянул на свое почти неодетое величество и попросил Кристиана приказать подать им еды. Когда барон вышел, король присел перед Луисом:

— Плохо?

Герцог никак не мог заставить себя встать, боялся, что колени затрясутся.

— Да, — кивнул коротко. — Но я больше не должен показывать своих страхов ему. Ему только хуже от этого.

— Не нужно так категорично, милый, — Фернандо сел рядом и прижал маленького. — Притворство — это путь к недоверию. Сначала будет недоумение, потом злость, обида, и, в конце концов, стена между вами. И невозможно будет объяснить, что ты хотел как лучше. Показывай, но не дави ими, не заставляй делать что-либо любимого, руководствуясь своими страхами. Грань между страхом и заботой тонка, но ты сумеешь пройти. Я знаю. — Король говорил и гладил Луиса, целуя в светловолосую макушку.

— Я не умею... Я не могу, — покачал головой юноша. — Но я буду стараться... Думаешь, если бы тебе было плохо, что-то изменилось? Я бы так же сходил с ума от страха.

— Я знаю, милый, — Фернандо улыбался в волосы мальчика, вдыхая его запах. — Учись. У тебя все получится.

— Он скоро? Я волнуюсь... Да что же такое? — Луис кусал губы, пытаясь успокоиться.

— Тсс... Тихо, милый, все будет хорошо, — Фернандо потянул к себе на колени мальчика и начал мягко и нежно целовать.

Кристиан вошел и снова улыбнулся.

— Ну, — весело сказал он, — сколько можно трахаться? Ужин.

Луис, теперь сидевший на руках короля, обернулся.

— Да, наверное действительно давно пора подкрепиться... — он поднялся, когда слуги внесли блюда и расставили на столе в соседней комнате. Слышались их голоса и быстрые шаги.

Фернандо поднялся и лениво натянул сухие шоссы и брэ, решив остановиться на этом необходимом минимуме одежды вкупе с уже ранее одетой рубахой. Все равно скоро раздеваться придется, — решил он, поглядывая с еле скрываемым вожделением на мальчика. И в таком виде и состоянии прошел в столовую.

Герцог улыбнулся барону и тоже направился в столовую. Он был ужасно голоден после тренировки и купания в пруду. И теперь наверстывал отсутствие обеда. Стараясь не спрашивать ничего и вообще... После утра было все равно неловко.

Ужин уже окончился и все трое смеялись и беседовали за столом на отвлеченные темы, не касающиеся любви, когда в покои вошел стражник и доложил, что барона Моунт в его покоях ожидает Эдвин Алонсо. Легрэ едва не поперхнулся вином. Он совсем забыл, что звал этого мальчишку. Черт, при Луисе! Как не вовремя.

Но герцог не прореагировал, он вообще как-то странно себя вел.

— Тогда я схожу к Аббасу? — спросил у короля.

— На ночь глядя? Вернее ночью? — король демонстративно поглядел в окно. — Я думаю, это лучше сделать завтра.

— Я на несколько минут, — настойчиво попросил Луис, вставая из-за стола и кланяясь.

Легрэ задумался, потом спросил Фернандо:

— Ваше величество позволит прийти Алонсо сюда?

— Луис, я сказал — завтра, — холодный металл прорезался в голосе монарха, скрывая беспокойство за мальчика. Следом легкий кивок стражнику: — Приведите.

Герцог медленно опустился на стул и взял кубок, чтобы сделать большой глоток.

Легрэ перевел внимательный взгляд с короля на герцога и обратно, а стражник с поклоном вышел прочь.

— Фернандо прав, милый. Не принимай близко к сердцу. К тому же, я хочу, чтобы ты одобрил кандидатуру моего будущего оруженосца и задал ему тот вопрос, который сочтешь нужным. Ты окажешь мне такую любезность?

Луис продолжал пить вино.

— У меня нет вопросов, — он уже минут пять смотрел в пол.

— Кристиан, принеси нам с Луисом одежду, — теперь и Фернандо пристально смотрел на мальчика.

— Я сам принесу, — герцог встал и направился в спальню, чтобы вернуться с пеллисоном для короля, а сам предпочел остаться в рубахе и штанах.

Монарх неторопливо оделся и протянул рукав с болтающимися лентами юноше:

— Луис, помоги.

Тонкие пальчики ловко завязали ленту, перешли на плечо. Монарх сейчас был так красив и привлекателен.

— Я принесу гребень, — улыбнулся герцог.

Кристиан вздохнул. Может и правда глупая затея с этим юнцом. Стоит ли портить отношения с Луисом из-за своих снов, из-за Анники, и чего бы там не было вообще.

— Эдвин Алонсо, ваше величество, — доложил стражник.

В комнату робко вошел темноволосый юноша. Встав перед королем, он низко поклонился ему. После приветствовал герцога и барона. Кристиан внимательно наблюдал, задержит ли он взгляд на Луисе хоть на миг, но Алонсо не сделал этого. Он выпрямился, ожидая, когда его величество заговорит с ним, как полагалось по этикету. Эдвин оделся просто, был бледен, сдержан и терпелив.

А Фернандо вдруг сощурился и зарылся пальцами в волосах, разделяя их на пряди, часть из которых тут же обрамила лицо, стоило убрать руки. Монарх чуть наклонился вперед и подобрался, в миг превратившись из вальяжного расслабленного вельможи в хищника. В глазах загорелся недобрый огонек, подчеркиваемый золотым шитьем на синем пеллисоне.

— Я тебя помню, мальчик. Драка с другим воспитанником и категорический отказ продолжать обучение как десятник. Тогда я не стал с тобой общаться, придется теперь, раз уж барон выбрал тебя оруженосцем. Причина отказа?

От голоса короля Луис даже вздрогнул. Тот проявлял сейчас агрессию, которая так свойственна ему со всеми вассалами. Монарх не делает исключений и не прощает ошибок. Сильвурсонни тоже посмотрел на пришедшего юношу, со вздохом отмечая, как тот волнуется.

Юноша бросил мельком взгляд на барона, потом сглотнул, но глаз перед королем не отпустил.

— Ваше величество позволит говорить мне правду, какой бы она не была? — тихо, но не дрогнувшим голосом спросил он.

Фернандо хмыкнул — попробовал бы гвардеец сейчас солгать, ничего хорошего бы ему больше не светило — ни в карьере, ни в жизни.

Эдвин несколько стушевался, не до конца поняв реакцию короля. Но поразмыслив чуть-чуть и не дождавшись гнева, продолжил:

— Тот человек, с которым я подрался, домогался меня. Я счел допустимым отстоять свою честь силой, потому как словами не вышло ни с первого раза, ни со второго. Отец этого парня обучает десятников. Если бы я пошел туда, он нашел бы причину, чтобы меня наказали... Я слишком сильно объяснил его сыну что к чему, чтобы оценить всю серьезность моего положения, ваше величество.

Луис отвернулся к окну и хмыкнул. Похоже, Легрэ решил сам теперь подомогаться... Руки сжались в кулаки. Если так, то он пусть делает, что хочет. Пусть...

— Ты трус? — холодно спросил Фернандо, выслушав тираду Эдвина. Тот даже не попробовал свой шанс, заранее признав поражение от якобы независящих от него причин. Хотя вполне мог бы попробовать подняться на ступень выше, чем был. И ведь получилось бы, потому что никаких необоснованных придирок со стороны преподавателей быть просто не могло. Король строго следил за воспитанием будущих командиров, и если был бы хоть один сигнал, что их намеренно обучают плохо, преподаватель был бы лишен как минимум сытной должность.

— Если вашему величеству угодно, испытайте меня, — не моргнув глазом, ответил юноша. — Хоть на границу, хоть на поле боя, хоть сражаться с сарацинами. Но если вы мне даете выбор между трусом и дураком, то тогда я отвечу, что я трус.

Легрэ самодовольно улыбнулся и посмотрел на Луиса, задержал на нем внимательный взгляд, потом обратился к Фернандо:

— Радует решимость. Может и правда проверить его в бою? Если конечно вам, ваше величество, будет угодно отдать сего юношу в мои оруженосцы.

Герцог отошел подальше в сгущающуюся тьму, чтобы теперь стоять у окна. Меньше всего ему нравилось то, что... он и теперь не может сдержать своих чувств. "Как же глупо ты себя ведешь, — подумалось с дрожью. — Ты совсем голову потерял из-за своих чувств. Пусть будет хоть оруженосец, хоть стражник, хоть крестьянин. Если ему это нужно..."

— А если дать выбор между дураком и глупцом, что выберешь и почему? — прохладно осведомился монарх, продолжая давить взглядом на юного гвардейца.

— Я ничего не выберу, потому что это не выбор, — Эдвин опустил глаза и голос стал совсем тихим. Алонсо подумал, что оруженосец барона Моунт из него будет никакой. Фаворит короля просто решил поразвлечься и на этот раз Эдвину вряд ли удастся постоять за себя. Он слышал много жутких историй про мужчин, сидящих в этой комнате, он боялся. Один дурак только бы не боялся. А еще он слышал, что герцог Сильвурсонни милосерден и справедлив. Может быть, он поможет, если что. Гвардеец попытался обратить внимание Луиса на себя. — Я еще молод, ваше величество, и не мне судить о степени собственной глупости, но молодость — не решает, кто мудр, а кто нет. Герцог Сильвурсонни любим народом, говорят, он много повидал и знает людей, хотя и юн. Пусть он решит, трус я или же глупец. И если вашему величеству угодно будет наказать меня за мои провинности, да будет так. — Эдвин склонил голову и не смотрел. Теперь либо пропал, либо нет. Сердце у него в груди бешено колотилось.

Сказать, что Луис удивился, это было бы ничего не сказать, но юноша, который сейчас пытался хоть как-то спастись и оправдаться в глазах короля вдруг с отчаянием обратился к герцогу, а тот вспыхнул и даже чуть не уронил вазу с цветами на узком подоконнике.

Он умоляюще взглянул на короля, а потом на претендента на место возле Легрэ. Будет чрезвычайно глупо опять запустить в барона вазой? Сильвурсонни засопел.

— Дайте ему шанс, ваше величество. Все совершают поступки в этой жизни. И этот человек не трус.

Фернандо тяжело смотрел на гвардейца. Ему очень не понравилось поведение этого юноши, особенно ответы на заданные вопросы. Они не делали ему чести. Этот мальчик, Эдвин, не выдержал даже простейшую проверку. Интересно, почему? Ведь должен был, раз был рекомендован в десятники. Неужели та странная неудача так согнула? Или прогнула? Знать бы еще, зачем он брату понадобился. Король покосился на Кристиана.

— Забирай. — А что из себя на самом деле представляет этот ребенок, можно будет выяснить и позже.

Легрэ встал и поклонился королю, потом направился к двери. Проходя мимо Эдвина, он коротко приказал:

— Идем, — и Алонсо, быстро поклонившись королю, вышел следом.

И тут герцог ни с того ни с сего схватил кувшин и с силой швырнул им вместе с цветами вслед ушедшим, а сам направился в спальню и рухнул на кровать, зарываясь носом в подушку.

Фернандо откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. Веселый денек. Очень веселый.

— Луис, — вдруг позвал он. — Ты обещал принести гребень.

Юноша пошевелился на кровати и ударил кулаком по перине, а потом поднялся и вернулся уже с гребнем. Хмурый, как маленькая смешная тучка.

— Расчеши меня, милый, — улыбнулся мальчику король.

Взять себя в руки оказалось сложнее, чем Сильвурсонни предполагал. Он коснулся волос мужчины, а сам все сверлил глазами дверь и осколки возле нее.

— Мальчик мой, ты знаешь, что во время помолвки дарит невеста жениху у наших северных соседей? — через достаточно недолгое время спросил монарх.

— Не знаю, Фернандо, — гребень скользил в густых черных волосах, а за ним нежно гладили короля и тонкие пальчики.

— Девушка отрезает свой локон и дарит его будущему мужу. Это знак, что она полностью приемлет его и отдает свою судьбу в его руки. А юноша хранит этот локон всю жизнь, и даже когда его нет дома, он таким образом охраняет свою возлюбленную. — Король немного помолчал, нежась от прикосновений мальчика. — Хочешь отрезать по локону у нас с Кристианом? — Он запрокинул голову и посмотрел на Луиса. — Будешь нашим ангелом-хранителем?

— Это все... — Луис закашлялся, потому что голос ему отказывал и вообще дрожал, — это волховство. И я доверяю тебе и так. Глупо сейчас получилось. Я сорвался. У меня совсем сдают нервы. И не получится у меня быть ангелом-хранителем. Слишком уж какой-то необузданный...

— Знаешь, милый, чем хранят ангелы? — в ответ ласково улыбнулся Фернандо. — Любовью. Ты темпераментный — и оставайся таким. Но твоя любовь будет нам защитой. Согласен?

Легрэ вернулся скоро. Он отдал все распоряжения на счет Алонсо слугам и определил тому место рядом со своими покоями. Все равно те скоро будут пустовать, мальчику там будет спокойно.

Шагнув через порог комнаты, Легрэ почувствовал, как под сапогами что-то хрустнуло. Он опустил глаза и долго смотрел на черепки на полу, потом перешагнул через них. Взгляд тут же нашел Луиса.

— Этот чертенок снова посуду портит? Тебе пора завести придворного гончара, Фернандо, кудесника по вазам. — Кристиан улыбнулся. — А давай-ка поговорим, Луис.

— Кристиан, обрезай прядь волос, потом дай кинжал мне, — в ответ сказал Фернандо тоном, не допускающим возражений.

Легрэ изумленно взглянул на короля.

— Это будет что-то похожее на обычаи викингов? — спросил он, вынимая из ножен на столе кинжал.

Если бы и хотел теперь что-то выразить герцог, то лишь глазами, а они скользнули по Кристиану. Гребень медленно лег через плечо короля на стол. В руках Луиса оказалось блюдо. И он запустил его прямо в Кристиана с диким рыком и попал, по плечу. Легрэ чертыхнулся и уставился на Луиса.

— Зачем? — не сводя пристального взгляда с герцога, Кристиан медленно положил кинжал на стол. — Нет. Главное — за что?

— Просто так, — огрызнулся Луис. — Заранее радуюсь твоему выбору.

Фернандо вздохнул и вытянул ноги, устраиваясь поудобнее на стуле. Веселый денек...

— Герцог выразил недоумение наличием у тебя молодого оруженосца, — чуточку лениво прокомментировал монарх и прикрыл глаза, наблюдая за любимыми.

— Здорово, — не радостно констатировал Легрэ, поглядывая то на Фернандо, то на Луиса. — А это значит, что герцог находит Алонсо привлекательным?

— Да, я крайне удивлен, — зашипел Луис. — Оказывается, я много не знаю. Ну, и прекрасно. Я вот тоже решил провести время весело. А почему бы и мне не назначить себе пажа. А то скучно... Да, личного пажа, чтобы не скучать.

— Да хоть сотню, — ответил Кристиан, отряхивая плечо. — Хоть три. Главное, чтобы ты их не трахал. — Легрэ вызывающе улыбнулся герцогу.

— Милый, налей мне сначала чуть-чуть, — все также лениво попросил Фернандо.

Сильвурсонни автоматически наполнил кубок короля.?

— Ты мерзавец, Легрэ. Ты при мне скоро шлюх сюда водить начнешь, — юноша был в ярости.

— Спасибо, милый, — король был флегматичнее быка. Перед которым не провели корову, конечно. — Налей еще и себе.

Луис налил себе полный кубок и залпом выпил, забыв, как быстро хмелеет.

Кристиан смотрел на Луиса молча и холодно и в ответ не сказал ни слова. Обида была острее боли, и все обвинения пустыми. Легрэ хотелось ударить герцога, и одновременно не хотелось даже касаться его. Придет время и Алонсо спасет его трон, жизнь и выиграет для него все воины, и ради этого Легрэ готов был рисковать, даже их отношениями.

— Что же, я все понял. Извини, Фернандо, но я не намерен сегодня говорить больше. Мне хотелось бы прогуляться, — герцог поставил кувшин на стол и вышел вон, резко хлопнув дверью.

— Он ничего не понял, — вздохнул Легрэ, с грустью присаживаясь на край стола и обращаясь скорее к себе, чем к королю. — Ничего.

— Ревность и страх. Наливай себе. Посидим, — король глянул за окно, затопленное тьмой ночи и туч, которую не могли разогнать редкие звезды.

— Или я все-таки законченный дурак. — Легрэ со вздохом наполнил свой бокал. — А ведь знаешь, и правда ни за что. Я не говорил тебе о том, что было тогда у озера. Мне привиделось будущее Луиса, и этот мальчик. Он станет хорошим воином и всегда будет защищать своего короля. Я не говорю, что вдруг поверил в мистику и чудеса, но я сегодня увидел Алонсо в коридоре и подумал, что должен попробовать, воспитать в нем преданность Луису, направить в нужную сторону. Я тоже имею право на ревность, разве нет? Но ты растишь короля в нем и будешь это делать. Так и я буду делать из Эдвина то, что считаю нужным, даже если Луис не простит меня.

Фернандо усмехнулся, в который раз за этот вечер. Власть, преданность — такие разные и такие одинаковые слова. Власть без преданности ничто. Королевская власть без преданности стране ничто. Преданность воина власти без веры, зачастую слепой, ничто. А вырастить преданного другому — это почти невозможно... Интересно, сумеет ли Кристиан обойти это "почти" или вырастит преданного себе воина? Который будет служить Луису только потому что настоящий его "хозяин" так сказал? А немного обреченный страх за брата опять дергает, кровавит сердце. Он ведь только потому и затеял это, что знает о своей смерти.

— Ты убьешь часть души мальчика, если он не простит. Он не прав, но тут и тебе придется тоже постараться.

Монарх глянул на щербатую луну, показавшуюся на небе.

— Что будешь делать, если мальчик воспылает нужными чувствами не к Луису, а к тебе? Как к командиру и наставнику?

— Ко мне? — изумился Кристиан, не донеся бокал до губ. — С чего бы это ему меня любить? Меня невозможно любить, ты же знаешь. Увы и ах, но вы с Луисом удачное исключение из общего правила. А что до Эдвина, утром он начнет учиться и будет совершенствовать свои навыки фехтовальщика, много читать и работать, так что мыслить о привязанностях ему пока будет недосуг.

Фернандо отхлебнул еще вина. Так, спокойно. Спокойно... Веселый день, очень.

— Кристиан, я правильно понял — ты хочешь сделать так, чтобы этот... этот юноша влюбился в нашего мальчика? То есть ты будешь жить еще лет десять, я, надеюсь, тоже, и все это время, Луиса будет добиваться еще и этот... этот ммм... юноша? Причем с твоего дозволения?

— С ума сошел? — хмыкнул Кристиан, хотя Фернандо был по сути прав. Легрэ с тяжелым вздохом опустил глаза и отставил бокал. Ему нечего было сказать в свое оправдание.

Монарх тяжело смотрел на брата.

— Ты понимаешь, что после первого же поползновения в твою сторону или в сторону Луиса со стороны этой "опоры и надежды", его не станет? — тихий голос Фернандо был поход скорее на шипение змея. По здравому размышлению, не стоил этот инцидент такой реакции, но давление последних дней сказалось не лучшим образом на короле, и здравости в нем оставалось все меньше и меньше. Отдавать и делить любимых с кем-либо, будь это хоть сам господь бог, он не собирался. А то, что Кристиан не осознавал кем он может стать для своего оруженосца, еще больше усугубляло положение. Пальцы все крепче вцеплялись в кубок, до боли, трезвящей душу.

— Что плохого, если у Луиса появится друг? Просто друг его возраста. — Кристиан посмотрел на короля. — А если Алонсо посягнет на его задницу до моей или твоей смерти, я сам его выпотрошу. За этим я прослежу.

— Нежный... Напомни мне, где ты не трахал Луиса? А особенно напомни, как именно ты его не трахал год назад, когда знал, что я тебя могу убить. И все потому что любил и жизни своей было не жалко, — Фернандо за пару глотков допил вино и отставил кубок в сторону. — Думаешь, если кого-то подталкивать к нашему мальчику, этот кто-то сможет сдержаться?

— Алонсо сдержится, — упрямо ответил Кристиан. — Потому что он не любит Луиса. И в ближайшие двадцать лет не полюбит. Но может случиться, что я ошибся, и тогда, если произойдет так, со мной и с этим мальчишкой делай, что сочтешь нужным. Или можешь еще проще поступить. — Кристиан многозначительно ухмыльнулся. — Отправь его учиться военному делу, в хорошее место, но подальше от столицы. Я жалею, что сказал правду тебе, Фернандо, но я допускаю, что могу ошибиться.

— Жалеешь? — король холодно смотрел на Легрэ. Тот сказал единственное, что могло выбить почву из-под окончательно. Мир кружился хороводом, пожирая внутренности льдом. — Вон.

Сердце в груди Кристиана резко сжалось льдом и стало невозможно дышать. Он потрясенно смотрел на Фернандо, и глаза Легрэ молили, кричали: "Нет!" Он не чувствовал ног, когда шел к двери, перед глазами все плыло и горло продолжало сжимать до хрипов вместо вздоха. Он не видел, куда шел, очнулся лишь только когда его окликнул кто-то из ночной стражи.

— Найдите Эдвина Алонсо, — тихо выдавил Легрэ, чувствуя, как щиплет глаза. — И ко мне его. Срочно.

Стражник ушел, а Кристиан осмотрелся. Он стоял совсем один в пустом коридоре, среди холодных камней и чадящих факелов и не мог поверить, что потерял и Луиса, и Фернандо.

— Боже... что же я наделал?

Когда Легрэ вышел, король продолжал смотреть на то место, где брат сидел. Рядом с которым стоял его кубок. Фернандо аккуратно взял серебро и чуть отпил. Хотелось разломать к дьяволу все вокруг, но что-то держало, как спазм, не дающий распрямиться или вдохнуть.

Фернандо повел рукой в сторону. Двигается. Наклонил кубок, выливая все вино на дерево пола. Как кровь. Взгляд непроизвольно метнулся к камину. Когда-то доски были более светлые... Висок прострелило болью и монарх изо всех сил сжал челюсти — не сейчас. А тоненький ручеек боли тек все ниже и ниже, захватывая щеку, шею, перетекая на плечо... Стало трудно дышать. Король пьяно толкнул дверь и вышел в коридор. Опять волны пространства манили за собой, но не в этот раз... Не в этот... Не хочу...

Слепо шаря рукой, на всякий случай, чтобы не врезаться, если мир еще раз качнется в безумном танце, аккуратно, как по льду, ступая по древним стылым камням, Фернандо пошел к выходу. К воздуху. К луне. К мечу. Почему-то казалось, что там будут они, любимые...

* * *

Вылетев стремглав из замка, Луис направился быстрым шагом к дворцовой стене, за которой начинался парк. Он совершенно потерял голову от ревности, а теперь еще и качался, как заправский сапожник. По щекам катились градом слезы, которые юноша размазывал по щекам. Тени деревьев и ночные шорохи не беспокоили совершенно, а вот переворот на душе...

— Господин герцог? — внезапно на его пути появилась фигура в одеждах стражника. В лунном свете растерянное лицо Алонсо выглядело мертвенно бледным и испуганным. — Что вы тут делаете в такой поздний час? — Эдвин пригляделся к юноше и он понял, что что-то случилось. — Вы в порядке, ваша милость?

Луис остановился, как вкопанный и еще не осознавая, что заговорил, быстро и совершенно не думая произнес:

— Никогда, слышите, никогда не любите, это невыносимо, невыносимо, — он свернул с дорожки и направился сам не зная куда, потому что сейчас испытывал лишь одно желание — нарыдаться вдоволь.

Эдвин сначала оцепенел от неожиданности и просто смотрел вслед Луису. Герцог, здесь, совсем один. В таком состоянии человека лучше не трогать, но Алонсо побоялся, что с этим белокурым юношей, таким красивым и несчастным может случиться что-то плохое. "Лучше я пригляжу за ним", — подумал он, отправляясь следом за герцогом, хотя самому сейчас было страшно до жути и не по себе. Из грязи в князи без крови не попадают — и Алонсо это хорошо понимал.

Шуршащая листва пологого оврага, яростные слезы, что застили глаза, и опьянение наконец сделали свое дело. Луис споткнулся о корень и упал на землю плашмя, раскинув руки, и так и затих. Он лишь на спину перевернулся и теперь все что-то бормотал про то, что не должен, не смеет, что не нужно было возвращаться из монастыря. Что все только хуже, что сперва Полынь с Артуром и намеки на постоянные смены любовников, а теперь... А барону плевать, что он болен. Потому что он дышит полной грудью и урывает все счастье от жизни в том количестве, сколько может унести.

— И королем не хочу быть, не хочу, — кулаки били по земли. — Ничего не хочу...

Алонсо поначалу хотел уйти, но не смог. Ему было жаль Луиса. Он не знал, что случилось и почему он так убивается, да это и не важно. Человек, если у него есть сердце, никогда не пройдет мимо чужого горя. И Эдвин подошел, снял свой плащ, присел перед юношей на корточки, и бережно усадив, набросил плащ на дрожащие плечи.

— Не надо... Пожалуйста, не надо так.

Через дождь, который шел где-то внутри, Луис, конечно, видел этого настойчивого собеседника. И от того еще хуже становилось.

— Что тебе нужно? — Спросил он, всхлипывая. — Какого черта ты за мной пошел? Мало того, что натворил?

— Я не знаю, что я натворил, — стушевавшись, ответил Эдвин. — Если я обидел вас своим вопросом, простите меня. У меня и в мыслях не было, правда.

— Уходите, — Луис сорвал с себя плащ. — Или нож дайте.

— Я не сделал вам ничего плохого, — с горечью ответил Эдвин. — Я не знаю, что случилось, но прошу вас, давайте вернемся в замок. Становится прохладно, вы можете замерзнуть. — Он сжал пальцами ткань плаща и неловко признался: — Мне тоже очень не по себе сейчас. Я тут совсем недавно... У меня даже нет друзей здесь, и тут вдруг такое. Теперь со мной точно никто водиться не будет.

— Водиться? — переспросил Луис. — Водиться? — с еще большей смешинкой. Слезы теперь смешались с хохотом. Господи, да он совсем ребенок. Герцог упал обратно на землю и теперь смеялся, как сумасшедший.

Эдвин обернулся на замок и подумал, что может позвать на помощь? У герцога, похоже, была истерика. Алонсо вспомнил, что в таких случаях бьют по щекам, а иначе человек может сойти с ума или натворить чего-нибудь. Рука отпустила плащ, а потом Эдвин сам толком не понял как, но он отвесил герцогу пощечину. "Ну все, — подумал он закусив губу, — мне конец".

Вызверевший и без того Луис ответно вцепился в Алонсо, сверкая глазами в темноте, словно дикий зверь, спросил:

— Ты совсем что ли спятил?

Эдвин смотрел в голубые глаза герцога, леденея от собственной прыти. Ну вот, кто его просил бить любимчика короля? Интересно, как теперь его казнят?

— Ну, — выдохнул он тихо, — вы хоть плакать перестали.

— Ты еще больший идиот, чем Легрэ, — шумно выдохнул герцог, а с плеч его схлынула тяжесть, давившая и на внутренности. Голова кружилась, и вообще было нехорошо. — Иди уже... — он пододвинулся к стволу и стал тереть виски ладонями, размазывая по ним грязь.

— Я не могу, — ответил Эдвин.

— Чего не можешь? — не понял герцог, хмурясь. — У короля ты больше прыти проявлял.

Алонсо почувствовал, как его щеки полыхнули жаром от стыда. Хорошо, что темно, не видно. Герцог был прав: выглядел как идиот. Эдвин осторожно присел на траву, не слишком близко к Луису, а потом подняв с земли плащ, протянул ему.

— Вы накиньте все-таки на плечи. Холодно... — Алонсо немного помолчал и добавил: — А если это я обидел вас так, простите меня.

— Не обидел совсем. Ты тут не при чем, — Луис задрал голову и смотрел вверх через ветки. — Мне вот только не легче совсем. Если не вернусь, Фернандо будет сердиться. Вопросы задавать. Про тебя выведает и тебя начнет допрашивать... Не хочу этого. Уходи.

— Без вас никуда не пойду. Вы еще глупостей наделаете или заболеете. Я себе не прощу потом. Вот тогда король точно меня спросит: почему я бросил вас одного в таком состоянии. И я не захочу ему врать. — Эдвин сидел, вытянув руку и терпеливо протягивая плащ герцогу. — Вам сейчас поспать лучше, а утром все образуется. Вот увидите. Ваша милость, прошу вас, давайте вернемся.

— Да что ты пристал ко мне? — оттолкнул руку юноши герцог. — А то ты не знаешь, почему тебе достанется. Уходи. Я сам дорогу найду. Ты теперь в услужении барона, вот и катись к нему, — Луис завозился на листве, пытаясь подняться. Здорово он хлебнул! Я сам... Сейчас! Пальцы цеплялись за кору.

Эдвин не понимал причину такой злости. Может быть герцог сам по себе такой? Хотя, он же любовник короля, ему можно.

— Я уйду, — сказал он с грустью, поднимаясь на ноги и упрямо протягивая Луису плащ в третий раз. — Но только, если вы возьмете его и накиньте на плечи, герцог.

— Господи, — Луис качнулся от дерева тонким ростком и побежал прочь. В самую темноту, чтобы только не продолжать разговоров. Оказался в аллее с беседками и рухнул на скамью, пряча лицо в ладони. На небе уже высоко стояла луна, а в сердце Сильвурсонни притаилась сумятица.

Эдвину было горько, а еще жаль Луиса, но он больше не стал настаивать и не побежал следом. Наверное, он сделал только хуже. Может, вернуться в замок и все рассказать барону Моунт? Нужно ли? Алонсо стиснул зубы и пошел в темноту, вслед за герцогом. Он решил не показываться на глаза Сильвурсонни, а просто последить за ним из тени. На всякий случай. Но герцог просто сидел на скамье, закрыв лицо руками, как будто плакал, и юноша реши вернуться обратно.

По дороге его перехватил стражник, сообщивший, что барона Алонсо желает видеть барон Моунт, и как можно скорее.

Когда Эдвин вошел в покои Кристиана, то застал его хмурым и болезненно-бледным. Легрэ сидел за столом и что-то быстро писал на пергаменте.

— Оставьте нас, — приказал он стражнику, который привел Алонсо, не повернув головы. Гвардеец поклонился и вышел.

Эдвин заметил, что Легрэ одет по-дорожному и почему-то юноше сделалось совсем нехорошо. Предчувствие чего-то ужасного довлело над ним уже час, а теперь усилилось. И кошелек с золотом на столе господина, и еда в котомке — все говорило о побеге.

— Слушай внимательно, — барон запечатал письмо и сунул его в сумку со съестным, потом встал и накинул плащ на плечи. Пальцы ловко завязывали узел на груди. — Мы уезжаем. Сейчас. Очень быстро. Ты хорошо верхом ездишь? Впрочем, какой гвардеец на лошади не усидит...

— Во что вы меня втянули? — вырвалось у Эдвина сухим сипом, а потом он крикнул: — Во что вы меня втянули?!

— Тебе лучше не знать. — Легрэ взял вещи и деньги, ухватил юношу за шиворот и поволок к двери. — Ты поедешь в гавань, к принцу Самиру и передашь ему это письмо из рук в руки. Там ты не будешь ни в чем нуждаться. В Вестготию пока носа не суй, понял? Я провожу тебя до соседнего города, там передам торговцу Тасару, он мой давний друг. С его обозом ты покинешь страну.

— Господи, вы спятили все, что ли? — Эдвина пробил холодный пот, но Легрэ, подгоняя, уже втаскивал его в конюшню, где ждали две самых резвых лошади.

— Заткнись, — отрезал Легрэ решительно, и Алонсо содрогнулся от угрозы, прозвучавшей в его голосе. — На лошадь, живо! Если жить хочешь.

Эдвин не чувствовал ни рук ни ног от страха. Они с бароном выехали за пределы замка и так погнали лошадей, словно за ними гнались черти во главе с самим Сатаной.

* * *

Когда Луис возвращался к замку, первое, что он увидел — это распахнутые ворота и двух всадников, один из которых... Герцогу стало плохо, и он без сознания упал у самого входа, когда побежал следом. Юноша ударился виском о камень и... погрузился во тьму.

* * *

Следующее утро ознаменовалось для короля тянущейся болью в мышцах и частичной потерей памяти. Что успокаивало — по всем признакам был ночью один, значит, точно никто не пострадал, кроме него самого. Нога болела немилосердно — судя по всему, повредился сустав. Пытаясь вспомнить, как это произошло, Фернандо потянул за шнур колокольчика, вызывающего слугу. И сразу же водопадом обрушились воспоминания вечера — все, что было до. Помянув дьявола сквозь стиснутые зубы, монарх приказал прислать мэтра Рамонда.

Ругаясь пока его приводили в порядок, а также в ожидании своего лекаря, Фернандо все больше и больше ярился. А уж когда мэтр Рамонд рассказал о травме мальчика... Обезболивающее, тугая повязка, дверь в покои герцога, кровать, на которой лежит юноша — время двигалось скачками.

— Луис, милый, — король осторожно провел по волосам мальчика.

А тот с усилием повернул голову. Посеревшие и залитые слезами глаза были огромными, как пасмурное осеннее небо.

— Он уехал с ним, — губы едва произносили слова.

— Что? О чем ты? — Фернандо продолжал гладить герцога.

— Он уехал, — повторил Луис вяло, он поднял руку и показал пальцем на окно, — уехал... — повязка на голове, пропитанная кровью, говорила сама за себя, кажется, герцог слабо понимал, что происходит, и любое напряжение давалось ему с трудом.

Король умом понимал, что так говорить мальчик мог только о Кристиане, но это был бред. Чтобы успокоить маленького, велел разыскать барона Моунт, и остался ждать известий у постели юноши. Но вместо ожидаемого прихода брата появился стражник, который шепотом доложил, что ночью барон и Эдвин Алонсо покинули замок...

Фернандо позволил гвардейцу уйти и уставился в окно, за которым вовсю уже пели птицы, восхваляя приход нового дня. Сказанное не укладывалось в голове. Зачем? В то, что Кристиан действительно убежал с этим юнцом, король не мог поверить. Но причина? Неужели из-за их вчерашнего разговора? Бред какой-то...

В комнате висела тишина. Она паутиной покрывала пространство, заволакивая все прежние радости. Она вплеталась в разум и хотела остановить течение времени, которое было слишком неумолимо.

Луис закрыл глаза и погрузился в сон. Мэтр пытался успокоить боль и надеялся, что мозг не задет. Но удар был слишком сильный.

Фернандо присел на кровати юноши, внимательно вглядываясь в его бледное лицо. Слишком того снедали страхи и неуверенность, слишком мало в жизни было доверия и счастья...

Еще раз погладив любимого, король приказал сиделке сразу докладывать, как только тот придет в себя и удалился. Ждать — и пробуждения Луиса, и возвращения брата. Дела помогут не сойти опять с ума...

Лишь к вечеру слуга доложил, что герцог очнулся и теперь даже вроде ест суп. Молодой организм боролся даже теперь, несмотря на то, что удар был сильным. Мэтр сообщил, что кость не пробита, и что у герцога еще несколько дней будет кружиться голова.

Фернандо тут же пришел в спальню к мальчику. Сердце резало болью при взгляде на его бледное до синевы лицо и опустошенные глаза.

— Как себя чувствуешь, маленький? — Король придвинул к кровати стул и взглядом велел сиделке убраться из комнаты.

Герцог вздрогнул, вспоминая, что видел в последний момент — там, в саду. И посмотрел на темное окно. Ночь так и не закончилась? Сколько он спал?

— Я хотел бы... хотел бы уехать в Александрию, ваше величество, — сказал вдруг хрипло.

— И оставишь меня одного? — чуть грустно усмехнулся Фернандо. — Я же от тоски с ума сойду, пока Кристиан не вернется. А когда он вернется, оба сойдем с ума от тоски по тебе.

— Ему все равно. Он уехал, — сказанное звучало тише ветра, но на самом дела душой Луис кричал. Он кричал так сильно, что внутри гуляла пустота от каждой секунды бегства Легрэ. И даже самый темный день был светлее ночи в герцоге.

— Он вернется, — настойчиво и твердо повторил король. — Я тебе обещаю.

— Не хочу, чтобы ты его заставлял. — Луис слабо потянулся рукой к Фернандо. — Пусть делает так, как хочет.

— Я и не собирался, — спокойно ответил монарх, пересаживаясь на кровать, поближе к мальчику и бережно пряча его ладошку в своих руках. — Он вернется сам. И очень скоро.

— Ты хочешь этого... Ты будешь с ним счастлив. Я лишний. Я поеду в Александрию... — герцог закашлялся.

— Тише, милый, — Фернандо лаской провел по руке юноши. — Тебе сейчас нельзя сильно напрягаться. Ты тоже этого хочешь, я знаю. Так что будем вместе ждать.

— Мои желания — это круги на воде, — герцог закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но даже так голова кружилась. Он зря столько выпил. Сегодня затянулось... А ладони Фернандо горячие и мягкие — и существуют только они теперь.

— Возможно, — король продолжал гладить мальчика. — Возможно они тот камень, который вызвал волны. Или кораблик, который толкают эти круги. Спи, милый. Я буду рядом, — Фернандо осторожно провел пальцами по щеке Луиса. — Спи.

— Почему так долго ночь? — протянул после долгого молчания Луис, а потом ощутил, как иголки колют кожу.

— Ты был без сознания весь день, — король продолжал медленной лаской гладить любимого.

— Он сбежал с этим мальчишкой. Он сбежал... — повторил Луис и задрожал.

— Нет, — покачал головой монарх. — Он не сбежал. Просто... — Фернандо на мгновение запнулся, не зная как объяснить герцогу правду и свои выводы. — Мы с Кристианом разошлись во взглядах на необходимость наличия Алонсо, и он решил, что лучше чтобы этот юноша находился подальше от меня. Так что в случившемся моя вина. Не нужно думать плохо о Кристиане.

— Зачем ты теперь меня обманываешь? Все же и так понятно. Я же понимаю, что лишний... Я только... встану. Только смогу подняться, — слезы градом полились из глаз.

А Фернандо молча сидел рядом, вытирал соль с лица мальчика и ждал, пока тот хоть чуть-чуть выплачет свое горе.

Слезы все катились градом, пока Луис без сил опять не закрыл глаза и его сознание не заволокло туманом. Он даже думать не мог, только держался за руку и про себя скулил, как забытый голодный щенок.

За окном была уже непроглядная тьма и в спальню осторожно зашел мэтр Рамонд, проверить пациента и сделать ему перевязку. Шепотом поскандалив с лекарем, Фернандо все-таки остался на ночь рядом с мальчиком, хотя лекарь этого не советовал. Широкая кровать позволяла не тревожить забытье Луиса но в тоже время быть вместе и делать единственное, что было разрешено — держать за руку.

Ночь, казалось, пройдет совершенно спокойно, когда во сне Луис заметался и вдруг стал говорить "нет". Так отчетливо, словно с кем-то сейчас говорил. А потом он перешел на латынь, умоляя падре не приходить больше и не мучить жертв.

Бледное свечение одинокой свечи на столе подрагивало, а по комнате словно действительно ползли тени, наседая на кровать.

Монарх в бессильной ярости пытался дозваться до мальчика, разбудить. Никаких радикальных средств — пощечина, даже просто потрясти, применять было нельзя. Оставалось только рядом и, взяв лицо в руки, звать, пытаясь проникнуть в кошмар. Звать всей силой, всей сутью, проклиная Ксанте, искалечившего любимого.

— Луис! Очнись, маленький! Это сон, только сон!

Герцог затих под ласковыми руками и, не проснувшись, погрузился в новый сон, притулившись к плечу короля и иногда вздрагивая от боли. Несколько раз до утра у него были судороги, но к следующему дню, когда уже солнце взошло, а за окном поднялось солнце, Луис спал на плече короля, сложив одну руку ему на грудь.

Ночь измотала их обоих, поэтому на рассвете, когда помощник лекаря пришел проверить, все ли в порядке, Фернандо велел передать приказ никого к ним не допускать. Кроме барона Моунт, конечно. Так что проснулся король для себя поздно и теперь просто лежал, не тревожа мальчика. Мужчина наслаждался каждой минутой внешнего покоя, за которым очень глубоко скрывался страх за любимых.

Герцог пошевелился и открыл глаза, которые были мутными от боли.

— Фернандо, — позвал короля. — Мне нужно что-нибудь от боли. Голова так и не проходит. Я... мне еще бы... — он стеснялся своей беспомощности и заволновался.

— Тихо, милый, не двигайся, — монарх осторожно, чтобы не тревожить Луиса, выбрался из кровати. Сноровисто выбрав нужную бутылочку среди нескольких, стоявших на столе, дал мальчику лекарство. А что до остального — проблем тоже не возникло. В походах разное было, в том числе не впервой помогать раненым. Когда мальчик справил нужду, Фернандо принялся обтирать его мягким отрезом, предварительно намочив его в бадейке с травами, приготовленной с самого утра слугами.

— Потерпи, милый, я быстро, — мягко попросил юношу, которого начала бить дрожь.

— Я не понимаю, что со мной происходит, — нервничал Луис. — В глазах круги. Слезы сами льются, — он всхлипнул. — А Кристиан вернулся? — страхи теперь мучили герцога еще сильнее. — Я знаю, он ушел, потому что я заставлял его лечиться, он потому и выбрал этого мальчишку... потому...

— Пока нет, милый, но вернется. Я тебе обещал, а обещания свои я всегда выполняю. — Фернандо закончил приводить в порядок мальчика, укрыл его покрывалом и прилег рядом, осторожно обняв. — Он тебя любит, не думай о всяких глупостях, милый. А состояние... Это от удара. Придет мэтр Рамонд, поговори с ним.

Луис слушал, но половина слов ускользала от него. Сейчас герцогу мерещилось, что Легрэ где-то рядом, что он даже слышит его голос.?

— Фернандо, я схожу с ума. У меня сердце... Я умру, если... — тоска скребла душу серой кошкой, и вновь и вновь перед глазами вставал образ синеглазого стражника, что целует Алонсо.

— Не думай. Все будет хорошо. Я обещаю, — король гладил мальчика, осторожно целовал. — Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь?

Луис, на которого уже действовали травы лекаря, утвердительно моргнул, а потом тотчас спросил:?

— Ты любишь Кристиана?

— Люблю, — ответ был мгновенный, без раздумий.

— Тогда скажи про это, — попросил Сильвурсонни, тяжело вздыхая.

— Про то, как его люблю? — улыбнулся в ответ Фернандо.

— Да, ты никогда не говорил, что произошло в тот день. Почему вы стали так близки, — смущенно заметил Луис.

— Знаешь, милый, я и сам не понимаю, — улыбка короля стала чуть мечтательной. — Он пришел спасать тебя. Не зная толком ни меня, ни моего отношения к тебе, ни на что я способен. Я вполне мог его убить — и так бывало. И за меньшие проступки. А он пришел. Хочешь угадать, что Кристиан предложил? — Фернандо смотрел на мальчика, видел его сонное и заторможенное состояние, и поэтому говорил как сказитель: с одной стороны — медленно, неторопливо, что все было понятно, с другой — убаюкивающе.

— Предложил? — герцог чуть шевельнулся, устраиваясь удобнее и вспоминая те дни, когда боялся потерять обоих и боялся того, что чувствует сам. Его возлюбленные дрались в шатре, готовые разорвать друг друга на клочья. — Что предложил?

— Именно что предложил. Мне. Королю. Человек, который по непонятным причинам остался жив. Бой нам мечах с условием, что победивший выпорет проигравшего, — Фернандо тихо рассмеялся, вспомнив как все было. — Ему уже тогда было плевать, кто я есть.

— Он не боялся тебя, и я не боялся, — тихо продолжил Луис. — Я его выгнал, потому что хотел сохранить ему жизнь, но Легрэ никого не слушает. Даже если ему злато пообещать... — так захотелось обнять синеглазого архангела вновь, что сердце застучало чаще, а в голову вернулась боль. — Ты победил?

— Победил. Я ведь видел, как он дерется. А он не был в курсе особенностей моего оружия, так что это было легко, — Фернандо продолжал тихонечко гладить мальчика. — А еще он предложил заменить тебя. Для моих игр. Он думал, что ты не готов к ним и решился полностью отдаться мне. Чтобы тебя спасти.

— Я знаю, он может... Совершать странности и идти напролом, — Луис вновь вспомнил о новом любовнике Легрэ и затих, опуская глаза. Легкая судорога пробежала по телу. — Фернандо, если он вернется, я не... не могу теперь, я слишком его люблю, но он выбрал другого.

— Он выбрал нас. Год назад. И никого другого больше не будет. Верь мне, милый. — Хотелось как следует обнять и прижать мальчика, но нельзя. Лекарь говорил, что пока Луис не поправится, он будет слишком ярко воспринимать все плохое, а так как потерять Кристиана — один из самых сильных страхов любимого, то остается только ждать и успокаивать.

— Он же уехал, — казалось, даже в глазах потемнело. — Я видел их вместе на мосту. Они убегали. Ты, — Луис всхлипнул, — веришь, что волка можно приручить?

— Знаешь, какие самые верные пары в животном мире? Волки. Не сомневайся в своей любви, милый. Он вернется.

Герцог кивнул робко, но душу выедала тревога и тоска.

Следующие дни, что тянулись бесконечно и долго, дни беспамятства и болезни, Луис все время думал о Кристиане. И физические страдания усиливались немощью души. Легрэ не возвращался... Не приезжал, и сердце Луиса медленно умирало от тоски.

Пока мальчик бодрствовал, Фернандо старался быть рядом, но это было не так уж часто — герцог очень плохо поправлялся и лекарь постоянно поил его сонными травами, чтобы хоть во сне организм восстанавливался. Возможно это было и хуже — во сне приходил его "красный человек", вновь и вновь погружая в кошмары. Они утихали только когда король спал рядом, да и то не всегда.

Но в конце концов молодой организм вопреки кошмарам и душевной боли стал идти на поправку.

* * *

Анника узнала о том, что ночью случилось с Луисом буквально на следующее утро, после того, как по замку расползлись слухи, что фаворит короля сильно ударился головой. Верилось в такое происшествие мало, потому что северная принцесса уже видела синяки на шее юноши и следы мучений на его теле. Она лично смазывала синяки в тот злополучный вечер, убирала кровоподтеки, еще не догадываясь, что подобные окажутся и на ее теле буквально через день.

И теперь девушка вдруг осознала, что звери однажды добьют того, кого когда-то Ксанте прочил ей в мужья. Конечно, об этом факте ни король, ни кто-то другой не узнает, но сердце сжалось от мысли, что ангел уже стоит на крыше безумия, осталось только толкнуть его в пропасть.

Через два дня служанка доложила, что его величество Фернандо ожидает свою супругу у замкового пруда.

И Анника, помолившись своим богам, прося придать ей стойкости, отправилась на встречу, хотя и не желала ее. Она накинула на голову покрывало, чтобы напрямую не общаться с королем и не видеть его лица.

Шла словно узница, которую вынуждают к разговорам, вероятно, которые будут больше походить на новый допрос.

— Добрый день, ваше величество, — девушка поклонилась, как подобает то этикет и остановилась в нескольких шагах от монарха.

— Присаживайтесь, — указал король на траву рядом с собой. Он сидел прямо на земле и смотрел на абсолютно гладкую гладь пруда. Воздух стоял, не разгоняемый даже слабым ветерком. Хоть и начало лета, но погода стояла на редкость теплая, даже жаркая. И Фернандо, не стесняясь, надел наряд простолюдина — просторные холщовые штаны, длинная простая рубаха. К тому же монарх был босиком.

Анника подошла ближе и аккуратно присела на траву, а ее красное платье растеклось кровью по зелени.

— Посидим, миледи, — отрешенно пробормотал Фернандо, продолжая разглядывать гладь пруда. Сердце полнилось болью за Луиса и Кристиана, и если насчет мальчика по уверениям мэтра Рамонда можно было особо не волноваться, то брат пропал неизвестно куда. Уже три дня. — Вам не жарко в наших краях?

— Нет, — коротко отозвалась Анника, складывая руки на колени и щурясь через сеточку кружева на солнце. Она смотрела в небо, как в голубые глаза герцога, и находила, что можно утонуть в этом бесконечном небе даже, если грозит опасность.

— Хорошо. Если будет жарко — скажите, закажем новые платья, — и Фернандо замолк, вертя машинально осоку в руках. А потом и вовсе улегся на землю, заложив руки за голову и жуя травинку, которую до этого держал.

— Спасибо, ваше величество, — вежливо поблагодарила Анника, продолжая смотреть на гладь озера и одновременно скользя по деревьям. Она не нарушала молчания и не желала, собственно, говорить, ибо общих тем с Фернандо и раньше не было, а теперь и вовсе не возникало даже мысли общаться.

— Вы знаете, Анника, — монарх вдруг нарушил спокойную тишину, лишь подчеркиваемую мирным басовитым жужжанием шмелей, — я никак не могу понять, зачем вы, с вашим умом и очень интересным отношением к жизни, согласились выйти за меня замуж. Я знаю, что брат давал вам выбор.

— Вы ошибаетесь, ваше величество, выбора у меня фактически не было, иначе бы замуж вышла моя сестра, а она весьма вздорна нравом и ... — Анника хотела сказать, что похожа на Микаэля, но передумала.

— Так почему же вы ее не отпустили? — Фернандо чуть скосил глаза на свою королеву.

— Ярл попросил, чтобы поехала я... — девушка продолжала смотреть вперед на воду. Та успокаивала и придавала сил, как будто смывала всю боль и обиды. — Признаюсь, мне ничего не оставалось, как подчиниться его решению.

Король сделал себе пометку проверить своих шпионов у Северного Ярла, на всякий случай, ибо вариант, который ему доложили, отличался от того, что рассказала королева.

— Миледи, — начал он аккуратно, — почему вы старшего брата никогда по имени не называете? Микаэля называете, а Кьярена — нет.

— Это все равно что величать бога, ваше величество. Точно так же я называю и вас... — Анника вновь остановилась на небе и светлых облаках, рассеянно сорвала травинку и стала крутить ее между нежными тонкими пальцами.

— Бога? — Фернандо заинтересованно повернулся на бок, подперев голову рукой. Интерес был искренний, ибо он только от Луиса слышал искренние речи о божественности королевской власти. — Почему?

— Потому что власть дается богом людям. Человек, облеченный властью, несет большую ответственность, чем другие. И если с ним нет бога... — девушка пожала плечами, — то его государство оказывается в опасности.

— Интересная точка зрения, — глаза короля потихоньку разгорались, но это было заметно только знавшим его близко. — Со мной бог есть?

Северная принцесса все играла с травинкой, которая окрасила кожу легкой зеленью.

— Ваше государство сильное... Ваше величество, — она чуть повернула голову, — иногда бог позволяет дьяволу совершать зло на земле. Нет, часто позволяет, но у Бога есть на то причины.

— Анника, расскажите мне, почему вы решили, что со мной нет бога? — Фернандо не давил, не заставлял, он поддерживал разговор, но не как светскую болтовню, а как искренне интересную ему беседу, что, впрочем, и было правдой.

Девушка склонила голову и теперь поймала на кончик пальца божью коровку:

— Вы когда-нибудь видели, чтобы эту блоху кто-то заставлял что-то делать? Нет, но и жизнь этой крохи зависит целиком от бога. Вы против него идете зачастую, ваше величество, но это вовсе не означает, что бог вас покинул...

— Вы слишком немилосердны к ней, Анника, — Фернандо легким движением подхватил яркое насекомое, казавшееся кусочком платья королевы, при этом мимолетно коснувшись девушки. — Смотрите. — Король распрямил руку и легко подул снизу на божью коровку. Та недовольно завертелась, но в конце концов раскрыла крылья и взлетела. — Я заставил ее улететь. Хотя мог заставить метаться безвыходно, — монарх сложил руки "лодочками", изображая возможную темницу, — или заставить умереть. Достаточно всего лишь оборвать ей крылья. Мной руководил бог?

— Вами руководит обычное человеческое тщеславие, — Анника опять сорвала травинку и устроилась удобнее.

— Вы не правы, миледи, — улыбнулся король. — Мне интересно почему вы думаете, что бог не покинул меня.

— Пока вы человек, вы будете сомневаться, страдать, желать и делать ошибки. И в минуты вашей слабости бог будет с вами, хотите вы этого или нет. Но он научит вас прощать, быть милосердным, как научил уже любить, — девушка сунула травинку в рот и теперь смотрела на облака.

Фернандо убедился, что первое впечатление было верным — его супруга была умна и забавна. Ее рассуждения были с одной стороны предсказуемы и несколько бесхитростны, но с другой — монарху импонировало то, как именно она их высказывала. Прелестная девочка. Оставалось понять насколько ли она в действительности а наивна и какие ее истинные цели.

— Вы так уверены, что я умею любить?

— Да, — просто и без прикрас кивнула Анника.

— Почему вы так решили, миледи? — интерес короля все больше разгорался.

Девушка недоуменно обернулась к королю. Она смотрела через кружево на него долго.

— Вам виднее, ваше величество.

Фернандо тихо рассмеялся — искренне и беззлобно.

— Анника, про себя я могу сказать, но мне интересно почему вы в этом так уверены.

— Вы влюблены сейчас. Ваша забота о том, кого вы любите, очевидна для всего двора. — Девушка чувствовала, что они опять скатываются на разговор о Луисе, и ей это крайне не нравилось.

— Разве зверь способен любить? — спросил король с лукавым блеском в глазах.

— Даже сильнее, чем кто-то другой, — задумчиво отозвалась Анника, разглаживая складки на шелке.

— И вы думаете, что это чувство называется "любовь"? — улыбнулся Фернандо супруге и сразу же поднялся. — Прогуляйтесь, миледи. Когда устанете, вас проводят до комнат, — он кивнул на гвардейца, стоящего около растущего неподалеку персикового дерева. Там же сидела служанка, которая позвала девушку на встречу с монархом. — Сейчас в замке чужие люди, ходить одной может быть небезопасно. Хорошего дня, Анника, — он склонился к королеве и поцеловал кончики пальцев.

Девушка склонила голову и поднялась. Она нервно сжала одну руку, надеясь поскорее оказаться за дверьми своей комнаты как в убежище и не показать, что чувствует и как относится к этому человеку. А сейчас была похожа на прямую стрелу, когда удалялась по дорожке прочь от дьявола.

Фернандо внимательно смотрел вслед королеве. Занятный разговор и много пищи для размышлений и для проверки. Одно то, что Анника отказалась еще побыть на воздухе, вне душных и одновременно холодных стен замка, говорило о многом. Король решил завтра опять пригласить дражайшую супругу прогуляться.

На следующий день Анника даже не ожидала, что король захочет увидеть ее вновь, но отказаться от приглашения было невозможно, и девушка направилась на новую встречу с тяжелым вздохом и непонимание, к чему весь этот пафос.

Фернандо ожидал ее в этот раз возле конюшни, поглаживая по шее своего Буйного. Рядом стоял конюх, держащий за уздечку смирную белую лошадку с дамским седлом-подушкой.

— Не хотите прокатиться, миледи? — поинтересовался король после приветственного кивка.

— Если вашему величеству будет угодно, — кивнула Анника и тоже погладила коня по шее. Она любила лошадей и с детства много времени проводила с этими великолепными и умными животными.

Буйный всхрапнул и дернулся, но король крепко его держал.

— Будьте осторожнее, — Фернандо успокаивал своего коня. — Он не любит чужих. А вот Белочка, — монарх кивнул на лошадку, — со всеми дружелюбна.

Дождавшись, когда королева устроится на подушках седла (было явно заметно, что она привыкла ездить по-другому), король перехватил поводья у конюха и направил Буйного неспешным шагом к замковым воротам, выходящим не в город, а к реке. Охрана следовала на некотором расстоянии.

— Я бы хотел продолжить вчерашний разговор, — нарушил молчание Фернандо, когда они пересекли мост. — Почему брат попросил именно вас стать королевой Вестготии?

— Он считает, что так будет лучше для укрепления связей между родами. — Анника оглядывалась вокруг, изучая и находя, что природа этих мест редкостно отличается от суровых лесов севера, где почти полгода лежит снежный покров. — И вторую причину вы уже слышали. И выпытывали ее у меня — несколько недель назад.

Монарх улыбнулся:

— Я не думаю, что Ярла интересовала эта причина. Или ему она тоже была важна? — уточнил Фернандо, искоса взглянув на супругу.

— Не думаю, что важна, — улыбнулась сама себе Анника. — Его волнуют другие вопросы.

— Политика, как и любого хорошего государя, — в тон супруге откликнулся монарх. — Так ведь?

— Вероятно, — королева начинала опять внутренне нервничать, не понимая, к чему ведет Фернандо.

— А вас, миледи, что сейчас волнует? — монарх подставил лицо легкому ветру, что приносил запах цветущего луга и цветов апельсина. Буйный неторопливо шагал по утоптанной дороге, рядом, подстраиваясь под темп коня Фернандо, грациозно шла Белочка, которую король продолжал крепко держать за уздечку.

— Лишь то, что касается моей жизни и свободы, — отозвалась тихо Анника. На фоне зеленых аллей и цветов она была отражением всего прекрасного, что есть в женщине — тонкая линия профиля, изящество линий, светлые волосы, заплетенные в толстую косу, тонкий стан и округлые бедра.

— И ваша жизнь, и свобода в ваших руках, Анника, — спокойно откликнулся король. — Только в ваших. Ваш выбор, ваши действия — то, что определяет и сейчас вашу судьбу.

— Что же я, по-вашему, должна делать? — девушка посмотрела на Фернандо в ожидании ответа. — Вы муж, вам и решать мою судьбу.

Монарх улыбался, чуть прикрыв глаза, продолжая ловить отзвуки цветения и ветер.

— В такого рода рассуждениях и состоит ошибка большинства людей. Миледи, вы сами решаете свою судьбу. Я ваш муж, я имею власть над вами. Я ваш король, и как король я тоже имею власть над вами. Я могу сделать что угодно, но что именно я буду делать, зависит только от вас. У нас с вами изначально предполагались только деловые отношения с возможностью вывода их в более дружескую плоскость. Как вы оцениваете их сейчас?

— Никак. Я пленница, — Анника опустила взгляд.

— И чем это кардинально отличается от того, что было раньше? — Фернандо соизволил, наконец, посмотреть на свою супругу.

— Я вас не понимаю, я не жила под стражей и никогда никто так тщательно не следил за каждым моим шагом. Если вы об этом, конечно. Давайте оставим бесполезный разговор, ваше величество, потому что ни я вам, ни вы мне не верим.

— Доверие — это слишком ценный и быстро портящийся товар, — усмехнулся в ответ монарх. — Вообще-то я имел в виду жизнь только в моем замке. Сразу после брака и сейчас. Подумайте, Анника, и ответьте. А пока, — он кинул поводья девушке, — задавайте темп.

Принцесса не стремилась разогнать лошадь, она предпочла любоваться природой и дышать воздухом, но думала о просторах северного края и о том, как прохладны ручьи летом, как приятно в них погружаться и забываться на самые блаженные часы уединения.

— Вы прислали ко мне вашего любовника и поступили дурно. Я тоже поступила дурно, поддавшись своим эмоциям. Вы не держали меня под стражей, теперь боитесь, что я что-то сделаю, забрали мои вещи.

— Какого из моих любовников вы имеете в виду? — меланхолично поинтересовался Фернандо, цепко разглядывая королеву из-под прикрытых век.

— Кристиана, барона Моунт, — ответила Анника спокойно

— Странная последовательность в ваших рассуждениях, особенно с учетом того, что я никого не посылал, — также меланхолично продолжил король.

— Вот как, — удивилась девушка. — Я всячески пытаюсь понять логику поведения ваших вассалов, но ведь вы ближе к ним. Так что не ищите ее во мне.

— Анника, дорогая, вы пока не продемонстрировали мне ничего, что я бы не понял, — вдруг улыбнулся Фернандо. — Что именно вам непонятно в поведении моих вассалов?

— Зачем ваш Кристиан ко мне пришел, — девушка сорвала веточку апельсина и теперь вдыхала аромат.

— Вы ему понравились, — коротко ответил монарх.

Анника вскинула брови. Она была искренне удивлена такому заявлению. И считала, что это новая уловка.

Фернандо улыбнулся ей — открыто, без вызова, можно сказать даже по-дружески.

— Удивлены? Я тоже был удивлен. Барон Моунт руководствуется своей жизненной логикой. Но тут все очень просто — вы ему понравились, он решил вам помочь.

— Помочь найти с вами общий язык? Ваше величество, если бы вы достаточно долго общались бы со мной, то не искали бы во мне подводных течений и острых камней. Да, мне нравился Луис. Я видела его раньше... Да, я во многом виновата перед вами, но я сюда ехала не из-за него, а из-за грозящей войны и просьбы брата.

— Нет, он решил помочь вам в другом. Он знает, какой я в гневе. Не понаслышке.

— Возможно. Вам было из-за чего гневаться, — согласилась Анника. — Но я не понимаю, к чему вы ведете, ваше величество.

Фернандо чуть пожал плечами.

— Объясняю вам мотивацию поступков барона Моунт.

— Что же, он неудачно пытался меня защитить, — усмехнулась девушка, объезжая старую корягу. "И сам не лучше вас", — добавила про себя с сарказмом.

— Вы считаете, что намерения ничего не значат? — поинтересовался монарх, следя за Анникой.

Та была понура и совершенно не вслушивалась в разговор. Мысли о том, что ее уничтожат, становились все более открытыми и реальными, и про себя Анника молилась богине-матери о легкой смерти.

— Я не знаю, ваше величество, — северная принцесса смяла в пальцах зеленые листочки, отрешенно глядя вдаль. Светлокожая, прямая в седле даже в таком неудобном наряде, она разительно отличалась от женщин Вестготии какой-то холодной и слепящей прелестью.

— Жаль, — обронил Фернандо. — Так чем же все-таки отличались первые дни после замужества и ваше теперешнее положение?

— Вам виднее, ваше величество, — девушка не понимала вопросов короля и не представляла, что на них говорить, считая что таким образом монарх ищет поводов для нового допроса.

— Анника, дорогая, — монарх заставил Буйного подойти почти вплотную к лошадке королевы и взял девушку за руку. Не дружески, скорее с исследовательским интересом. Тонкая узкая девичья кисть, лежащая на ладони Фернандо, смотрелась необычно. — Мне виднее мои причины и поступки. Но вот вы должны четко осознать разницу и высказать ее, прежде чем мы обозначим новые рамки наших отношений.

— Вы уже обозначили их один раз, так обозначьте и теперь, — в солнечном свете профиль Анники был тонким и трогательно невинным. Девушке стоило большого усилия, чтобы не отдернуть руку.

— Я не могу, — усмехнулся монарх. — Как вы правильно заметили, я это уже делал. Нашему взаимопониманию это не помогло. Так что теперь ход с вашей стороны.

— Вероятно, я не знаю, если отдала вам это право. — Анника наконец посмотрела на короля и вздохнула. — Если вы хотите, чтобы я решила, тогда вернем все в русло договора. Так будет и вам удобно, и мне.

Фернандо внимательно смотрел на супругу.

— Вы уверены в том, что сможете придерживаться рамок первоначального договора?

— Я постараюсь, — отозвалась девушка тихо. — Если так было угодно Богу и нашим державам, значит, мы так и поступим.

— Анника, в каком из аспектов вы не уверены? — монарх продолжал держать северянку за руку и чувствовал, как чуть подрагивают ее пальцы.

— Ни в одном, если честно. — В зеленых глазах появилось что-то совершенно непонятное, закрытое, молчаливое. На щеках появился бледный и нежный румянец.

— И что будет, если вы его нарушите? — Фернандо наслаждался ситуацией и внешним видом преобразившейся супруги.

— Я постараюсь не нарушить, — совершенно серьезно отозвалась девушка, искренне полагая, что так и должно быть. Она никогда бы не посмела больше пойти на столь необдуманные шаги и ... ни в коем случае не желала повторения той ночи.

— Я рад, — искренне ответил король, и, поцеловав руку девушке, продолжил: — Я думаю, вы бы хотели прогуляться одна. Так? — чуть лукаво взглянул на супругу Фернандо.

— Если можно, — северная принцесса посмотрела на короля с надеждой, — я бы прошлась по аллее.

— Тогда я вас оставляю, — улыбнулся король. — Можете еще прокатиться на Белочке или возвращаться.

Он вскинул руку вверх, показал два пальца и сразу бросил Буйного в галоп. Вслед ним ринулись два гвардейца из охраны, остальные остались с Анникой, на некотором отдалении от нее, ожидая решения.

Принцесса позволила себе спуститься на землю и, взяв лошадь под уздцы, пошла вперед, ни на чем не заостряя внимание. Просто шла и размышляла о том, что именно задумал король. Ее угнетала смена его настроения, но, возможно, то было связано с падением Луиса...

Впереди показалось еще одно озеро, к которому Анника и свернула. Она бросала в воду камушки, смотря на следы, оставляемые на воде, и все больше омрачалась неожиданной ложной свободой.

Но и на завтра Фернандо пригласил ее на новую встречу, разрешая гулять и даже передвигаться по замку. Его вопросы теперь не касались фаворитов, но в тоне слышалось нечто странное, а разговоры о ребенке сильно волновали. Анника и дальше бы ждала с опаской этих бесед, если бы однажды утром служанка не сообщила, что Луис уже почти здоров... И северная принцесса облегченно вздохнула.

Эти несколько дней общения с королем сделали девушку еще более задумчивой и отстраненной. Она слушала Фернандо, отвечала на вопросы, но вела себя очень вежливо и даже церемониально. Лишь иногда проявляя некоторый интерес — и главный из них — возможность читать. Теперь она не думала о судьбе Луиса так остро. Мальчик здоров — и слава Богу. Но, наверняка, руку к этому приложили его любовники... и они не умеют останавливаться.

* * *

Легрэ не было больше недели, а на десятый день, на рассвете, в ворота замка въехал всадник на взмыленной гнедой кобыле, что едва держалась на ногах. Стражники не медля проводили барона Моунт к королю и Кристиан предстал перед ним в запыленной грязной одежде, небритый, бледный, с темными мешками под глазами от долгих бессонных ночей.

Фернандо был в это время в кабинете и, увидев брата в таком виде, машинально сжал в руке, сминая письмо, которое читал. Потом встал и, не говоря ни слова, подошел к Легрэ и крепко обнял его.

Кристиан не ожидал такого, хотя на месте Фернандо никогда не поступил бы иначе. Он соскучился за те десять дней, пока был в дороге, спасая мальчишку. Господи, он так соскучился по любимым! Он прижался к брату и уткнулся лицом в его шею, беззвучно плача, прося прощения, встречая и прощаясь с ним одновременно.

— Его больше не будет здесь, пока мы живы...

— Его? — король свел брови, продолжая прижимать к себе одного из двух самых дорогих ему людей и осознавая, наконец, что Кристиан действительно вернулся. — Ты... Ты о том мальчишке? — Значит и правда из-за разговора... — Дьявол, милый, ну что ты за идиот? — Фернандо обнимал Легрэ, и ему было все равно увидит их кто-нибудь или нет, пусть даже сейчас инквизиция внезапно нагрянет — никогда уже не отпустит.

— Может я и идиот, но тебя я знаю в гневе. — Легрэ нежно коснулся губами шеи Фернандо, обжигая кожу горячим дыханием. — Как Луис? Все еще злится на меня?

— Ты будешь удивлен, но я не был против твоего оруженосца, возражения были только по поводу методов, которые ты собирался применять, — хмыкнул в ответ король, чувствуя как желание мягкими лапами начинает пробуждаться во всем теле. И одновременно оттягивая момент, когда нужно будет говорить об их мальчике. — А Луис... Луис болен. Он сильно ударился головой и пока не встает.

Легрэ вздрогнул.

— Как ударился? Когда?

— В ту ночь, когда ты уехал. Об камень. Его нашли у ворот, — рублено отвечал Фернандо, чувствуя, как каменеют под руками мышцы Кристиана.

— Плохо. — Легрэ вздохнул, прижимаясь крепче к брату, к любимому. — Я боялся, что ты не простишь меня больше, — сказал он, чувствуя на щеках слезы облегчения и боли.

— Я? — в голосе короля слышалось непомерное удивление. — Вот дьявол... Нежный, ты действительно идиот. Я люблю вас. Люблю тебя. Не делай так больше.

Легрэ промолчал. Ему было так больно, так ужасно больно от одного воспоминания об этом "вон". Кристиан ко всякому привык, но в тот вечер это слово подкосило его, вытянуло душу, нервы и все живое и хорошее из него. Он даже не помнил, где бродил последние несколько дней. Отправив Эдвина с обозом на юг, Легрэ сутки просидел в таверне, ожидая, что за ним вот-вот придут и арестуют, или что приедет сам король. Кристиан даже не пытался написать любимым письмо с полдороги. Почему? Он не знал и не понимал, как и то, отчего не может сейчас никак отпустить Фернандо, надышаться им, поверить, что это не сон — тот самый, который приснился ему три дня назад в лесу. Когда Кристиан открыл глаза и осознал, что только грезил, он кричал, корчась от боли, он всерьез думал, что этого не будет.

— Прости.

— Не надо. Просто не делай. И все. Это было... — монарх на мгновение запнулся, потом продолжил очень тихо. Он не привык говорить такое вслух, ибо это слабость, это место, куда можно бить, это возможность манипуляций, это, это, это... Можно много чего рассказать, но кому как не любимому такое доверить? — Мне было больно без тебя.

— Я знаю, что не должен был уезжать, я и не хотел, но... не важно. — Кристиан тоже чуть-чуть помолчал. За спиной Фернандо вытащил из рукава маленький флакончик с ядом. — Если бы ты прогнал меня сегодня, то... Знаешь, я за эти дни столько передумал. Даже то, что по возвращении меня казнят за побег. И я понял, что лучше так... как угодно, лишь бы с тобой... Я все еще такой дурак, но я не могу без тебя.

— Это хорошо, потому что я тебя одного больше не отпущу. Ну разве что на войну. Да и то не отпущу далеко, — чуть улыбнулся король в волосы брата и продолжил: — Ты наверняка поесть не откажешься. Пока мальчик спит, пойдем в купальню, сейчас прикажу подать туда еды.

— Постоим еще так минутку? — Легрэ прикрыл глаза и улыбнулся. "Как же хорошо сейчас... с ума сойти".

— Постоим, — согласно кивнул Фернандо. Размыкать рук не хотелось. Пусть Кристиан сейчас и грязный, и потрепанный, и вымотанный — это лишь еще больше доказывало, что он настоящий, живой. Но к Луису мэтр Рамонд в таком виде брата не пустит. Нужно будет позвать слугу — пусть вымоет и расслабит, все равно их мальчик проснется только через несколько часов. Или к дьяволу этого слугу... Принесут еду и одежду и пусть убираются из купальни...

Когда Кристиан отстранился, он улыбался королю, сжимая в руках флакончик. Не пригодился. И хорошо, что не пригодился. Легрэ прошел до камина и бросил бутылочку в огонь, где она тут же лопнула, и пламя на миг стало синим.

— Идем, — Кристиан взял Фернандо за руку. — Куда скажешь идем.

— Кристиан, что это было? — нехорошие предчувствия всколыхнулись в душе короля.

— Запасной вариант, — улыбнулся Легрэ, целуя короля в губы. — Не думай об этом...

Фернандо еще раз глянул на огонь. Что-то безобидное Кристиан не стал бы туда бросать. Да и изменение цвета. И барон думал, что его не простят... Горло перехватило осознанием. А если бы брат не решился приехать и... Щеку дернуло судорогой.

— Если еще раз... Хоть раз подумаешь... Хоть раз... Я тебя с того света достану! От бога, от дьявола — мне все равно! Мало тебе тогда не покажется! — Фернандо сам не понял как, но он держал Кристиана за горло, заломив тому руку за спину, шипел на него змеей, орал, бешено целовал, иногда непроизвольно, судорожно сжимая пальцы на его шее.

Кристиан улыбался сумасшедшей счастливой улыбкой.

— Души меня... целуй, что хочешь делай со мной... но не прогоняй больше! Слышишь? Никуда не отпускай... даже в коридор, даже в другую комнату. — Кристиан дрожал от боли и любви. — Еще... Еще, Фернандо.

Забытье опустилось на мир, когда не осознаешь, что делаешь, когда ничего не имеет значение, только одно — он. Тот, кто под руками. Кто говорит, кто стонет, кто просит... Монарх чуть очнулся только когда понял, что держит Легрэ у стены, и сам уже без верхней одежды, которая неопрятной кучкой валялась рядом. Немного поодаль змеей свернулся широкий ремень с большой железной пряжкой.

— Пойдем, — Фернандо обнимал барона за талию и никак не мог оторваться. Глядя в его серое от усталости лицо, любой бы подумал, что нужно накормить и дать отдохнуть. Но король осознавал и выделял другое — страсть и желание. И как будто он раньше Кристиана уставшим не видел.

Легрэ хотел пойти. Да, он устал с дороги и проголодался, совсем измучился, но сейчас ему стало все как-то неважно в сравнении с близостью брата. Они десять дней не виделись. Целую вечность.

— Все еще поверить не могу... — выдохнул Кристиан страстно, разрывая завязки плаща. Прочь одежду! Она мешается. Она разделяет их зачем то! — Сделай это со мной, Фернандо, прошу...

Слова опять вынесли монарха в их собственный, только на двоих, мир. И пространство и время режутся на кусочки, отделяя ненужные мгновения, перетасовывая все быстрее, чтобы только добраться до нужного. Торопливые приказы слугам по пути к купальне, закрытая на засов дверь. Непокорные шнуры и ленты разрезаются кинжалом, оставляя торопливые царапины на теле, цепляющаяся одежда безжалостно рвется, лишь бы побыстрее ощутить кожу, перекатывающие под пальцами мышцы, такие знакомые шрамы. И дьявол краснотой толкается в голову: "Дай! Не медли!" Разум на мгновение вернулся к Фернандо только когда они очутились в холодной воде — за такое короткое время она просто не успела нагреться.

Король нависал над братом, вжимая его в борт, а судороги в мышцах крутили и настаивали "Быстрее! Быстрее!" Монарх дрожащими пальцами провел по щеке Кристиана. Подушечки чуть покалывала щетина и от этого жажда обладания становилась невыносимой. Фернандо с легким стоном буквально впился поцелуем в губы брата — утвердить навеки "Мой!"

Легрэ застонал — почти жалобно, умоляя не останавливаться, и всем телом прильнул к брату, ответил на поцелуй так же пылко, крепко обнял обеими руками за шею. "Я твой", — говорил он каждым вздохом, в который раз утверждая над собой абсолютную власть этого человека по имени Фернандо.

Внезапно король разорвал поцелуй и развернул Кристиана к себе спиной. Вцепившись левой рукой за волосы, правой обрисовал клеймо на спине:

— Захотел обновить? — в голосе странно плавились страсть и лед.

— Да, — выдохнул Легрэ, прогибаясь назад. Его ноги едва не подкосились от восторга. — Порежь меня, избей, замучай, только трахни уже... Иначе я помешаюсь от нетерпения. Ты даже не представляешь, как близок я к этому.

— Почему же не представляю, нежный? — Фернандо склонился к шее брата поцелуями, открывая себе доступ жесткой хваткой за тяжелые пряди — почти до боли. Сильно провести губкой и поцелуй на ставшую чувствительной кожу. Вода все больше нагревалась и в комнате появился тонкий запах розмарина.

— Ай, — Кристиан инстинктивно дернулся и вскрикнул от боли в шее и на затылке. Ухватившись за бортик руками, Легрэ едва держался на ногах. В глазах темнело, тело же, привыкшее к таким играм, живо распалялось вожделением. Кристиан тяжело дышал, шепча: — Фернандо, умоляю... Пожалуйста...

— Нежный, еще одно слово — и тебе на самом деле не поздоровится, — жесткая губка прошлась между ног барона.

— Твою мать, Фернандо, — тихо и нетерпеливо застонал Легрэ, поддаваясь навстречу руке короля. Он дернулся немного, изображая слабое сопротивление. — Я целых три сказал... Теперь ты можешь размазать меня по бортику этой купальни наконец? Или еще потрепаться для острастки?

— Завтра я поучу тебя счету, — отозвался негромко монарх. Он почти лежал сверху на Кристиане, придавливая его все ближе к борту, и сам уже изнывал от нетерпения. — Ты сказал не три слова, гораздо больше. А пока, — Фернандо провел в этот раз нежной лаской между ягодиц барона и легко пощекотал колечко мышц.

— За что ты со мной так жестоко? — полушуткой, а может и всерьез спросил Кристиан, задыхаясь в руках короля, открываясь ему, лишь бы чувствовать в себе, рядом, над собой, поверить, что все это правда. Десять дней тоски и боли, десять дней неизвестности. — Я... Фернандо, я не сомневался, просто... Я просто с ума сходил... Никогда себе не прощу...

— Простишь... — монарх провел языком вдоль шеи брата. — Иначе за что я тебя буду наказывать? Если ты сам собираешься этим заниматься, — и сразу же после этих слов толкнулся внутрь Легрэ.

Легрэ задохнулся от неожиданности и боли, сжал ягодицы поначалу, но потом постепенно расслабился, впуская Фернандо глубже. Сердце заходилось в груди, тело горело жаром, и боль — она пришла сладкой волной и пониманием, что все как прежде. Но Фернандо пока не знает, что Кристиан не намерен отступаться от идеи на счет Алонсо. А когда узнает... Легрэ застонал, шепча имя своего короля и возлюбленного: — Фернандо... Фернан...

А тот погружался в голос, в странную неутолимую страсть, которую давал ему брат. Вся их совместная судьба была пляской акробата на высоко натянутой тонкой веревке под куполом шатра. Один неверный шаг — и кто-нибудь бы обязательно упал куклой на землю, разломанной в кровь, из которой торчат обломки костей и куски мяса. И если сначала Фернандо только и ждал возможности столкнуть мешавшего ему человека, то сейчас готов был сам сорваться, но вытянуть Кристиана, если тот вдруг оступится.

Движения становились все яростнее и напористее, насколько это возможно было в воде. И это было хорошо — она растягивала удовольствие, не давала сорваться в безумие. Жаром горело все тело, страсть срывалась каплями слов с губ:

— Нежный... Мой...

— Твой... С первого поцелуя твой, — выдохнул Кристиан со стоном, яростно двигаясь навстречу Фернандо, ловя единый жесткий ритм, чувствуя его нутром — горячего, твердого и такого настойчивого. Легрэ хватал губами воздух, забываясь в танце их тел и то, что он сказал, было правдой.

Король смотрел на клеймо, и от движений брата казалось что бесплодный росток с шипами шевелится, манит, все ближе и ближе, казалось, что в нем сосредотачивается жизнь, распускается цветами и чем более сильные движения, тем более уносит голову и хочется собрать, сорвать их, вызвав очередной вскрик или крик. И когда Фернандо был уже на пределе, он резко наклонился вперед и изо всей силы прикусил бугрящуюся мышцу под одним из шипов.

Крик Легрэ — внезапный и измученный вырвался из груди, и он содрогнулся, дернулся в нахлынувшей волне эйфории, пролившись под королем и едва соображая, что происходит. Кристиан сжал ягодицы со всей силы, еще плотнее обхватывая член Фернандо, еще острее чувствуя его в себе.

Тот резко, с тихим рыком, толкнулся в брата. Еще движение — и король также получил разрядку, оставившую блаженство внутри, вылившуюся в негромкий стон:

— Кристиан... — звонкое имя любимой не-игрушки.

К голове постепенно возвращалась ясность и монарх осознал, что сидит на скамейке рядом с бортиком, обнимая Легрэ. Вода парила, поднималась вверх тонкими полупрозрачными струйками тумана, принося расслабление мышцам, освобождая от страха душу и мысли. Теперь все будет хорошо.

Кристиан тоже обнимал короля и это было так странно — они словно никак не могли отпустить друг друга и расстаться даже на миг.

— У вас с Анникой что-то решилось? — спросил он, задумчиво поглаживая плечо короля. — Как она?

Фернандо сидел, прикрыв глаза, и улыбался, чувствуя незамысловатую ласку брата. Такие странные ощущения — легкие, как будто возносящие ввысь.

— Мы договорились вернуться в рамки прежнего договора. Смешная девочка. Старается держаться изо всех сил, но при этом сама признается, что не уверена в своих силах. Смелая. Или безрассудная. Я склоняюсь к первому варианту.

— Она нравится мне, — усмехнулся Кристиан, — не как женщина, по-другому. Жаль, что так все вышло, но она не жена тебе на самом деле.

Фернандо заинтересованно глянул на брата — интересно, к какому выводу он на этот раз пришел.

— А кто она мне?

— Сам решишь со временем, — выдохнул Кристиан. Он помолчал, словно раздумывая над чем-то важным, потом тихо сказал: — Ты знаешь, что в тавернах народ тебя называет Сумасшедшим королем?

Фернандо радостно и предвкушающее улыбнулся.

— А что еще обо мне говорят?

Легрэ тяжело вздохнул

— Ксанте жив. Это очень плохо.

Король напрягся, но мгновенно расслабил мышцы, хотя Кристиан этого не мог не заметить:

— Об этом тоже в тавернах говорят?

— Нет, не говорят, — ответил Кристиан просто. — А вот слухи о бастарде твоего отца ходят, и о маленьком восьмилетнем мальчике, что родился у него и премилой прачки, которую этот бастард соблазнил, гад такой. Все бы ничего, но сказочка с продолжением, мол, есть люди среди франков и в государствах северных, что считают, будто молодой принц безопаснее для них будет, чем король, от которого не знаешь, чего ждать, мужеложец, безбожник и тиран, запрещающий своей супруге писать нежные письма ее братьям и семье. — Кристиан горько улыбнулся. — Мы так друг другом заняты, что совсем перестали страшиться наших врагов. Самое время исправить.

— Об этих слухах мне не докладывали, — очень медленно откликнулся Фернандо, мысленно отмечая всех, кому сегодня предстоит с ним побеседовать. — У тебя действительно есть сын? Сведения о Ксанте от кого?

— Я не знаю. Я позавчера встретил старого приятеля, водившего дружбу с моим старшим братиком Оловом. Мой брат законченный домосед, его до пекаря не выгнать. А тут я такое узнаю, чтобы он и на север подался, да не один, еще с двумя моими братьями. Ну, я приятеля своего подпоил — он пьяный на язык слаб. Вот он и стал мне рассказывать, что братья мои где-то отпрыска моего откопали, а как узнали, кто я, так с кем-то из-за границ дружбу свели. Теперь едут вместе с сыночком моим на север, а оттуда уже к франкам податься собираются. — Кристиан вздохнул. — Сам хочу, чтобы все это бредом оказалось, но не правдой.

— Бред, — тяжело обронил Фернандо, — я вижу только один вариант как... Так... — он еще на несколько минут замолчал. — Когда твои братья якобы разыскали твоего сына и уехали?

— Я не знаю, — ответил Легрэ. — Просто проверь, и все.

Король в ответ только кивнул. Интересные события разворачиваются, не зря было ощущение, что нужно торопиться.

— Ксанте? — напомнил он брату вопрос.

— Возможно. — Кристиан легко поцеловал брата в губы и погладил по щеке. — Хороший повод развести смуту в Вестготии. Мой это сын или не мой, мальчишку надо найти. Здесь он будет недосягаем для Ксанте.

Фернандо чуть вздохнул, невольно улыбнувшись.

— Нежный, про Ксанте откуда у тебя информация?

— Ее нет. Это просто предположение.

— Хорошо, — кивнул король и вылез из бассейна, чтобы, накинув на бедра полотенце, открыть дверь за которой наверняка уже топтались слуги с едой и чистой одеждой. — Сейчас расскажешь мне все подробнее — где встретился, как именно, кто первый подошел и так далее.

Указав куда что положить, сразу же велев двум парнишкам убираться прочь, по-доброму поинтересовался у брата с чуть издевающейся ухмылочкой:

— Вылезешь или туда еды подать, выше высочество?

— Не дразнись, братец, — Легрэ улыбнулся. Он наспех умылся и вылез из воды. — Надеюсь, с Луисом будет все в порядке. Я беспокоюсь.

— Тебя увидит и все будет хорошо, — усмехнулся монарх, наливая вина себе и брату. И пока тот жадно поглощал принесенную еду, Фернандо постарался как можно более подробно расспросить обо всем случившемся в дороге. Неприятная мысль, сразу появившаяся в голове после первого упоминания о "маленьком принце", все крепла и крепла.

— Ладно, иди, отдохни, а я пока кое-что проверю, — король в задумчивости провел пальцами по волосам. — Как только Луис очнется, нам доложат, не пропустим.

Легрэ нежно поцеловал брата в губы.

— Я за тебя кому хочешь глотку перегрызу, но ты прав, сейчас мне надо отдохнуть. Спасибо, Фернандо.

Обняв Кристиана, король отправил его в свои покои, а сам вернулся в кабинет. Все рассказанное братом складывалось в одну четкую цепочку и оканчивалось просто — ловушка. Либо на Легрэ, либо на Луиса, что более вероятно. А еще было совершенно очевидно, что в замке шпион. Слишком уж странные вещи рассказывались в эти "слухах". Да и подошедший сам к барону бывший знакомый был явно не случайным. Вызвав к себе барона Марко Альмейро, который занимался внутренними проблемами, в том числе шпионажем, Фернандо выдал ему ряд задач среди которых первоочередной была найти вражеского соглядатая. Следом за Альмейро в кабинете короля оказался тихий человек, еще недавно бывший просто бастардом одного из приближенных отца Фернандо, а в настоящее время занимающийся проверками неугодных королю людей. Монарх доверял ему — они были близки с детства и король неоднократно имел возможность убедиться в неподкупности Северо, графа Аргонского. Ему он поручил еще раз проверить барона Альмейро и всех гвардейцев, охранявших королеву.

Оставалось ждать, но впереди целый день, за день можно успеть сделать многое.

Фернандо остановился у окна, рассматривая противоположное крыло замка и невольно вспоминая все, что арабы передали о смерти Ксанте. Наемный убийца один из лучших. Кардинал убит в своих покоях. Внешность совпадает. Тайные похороны. Ксанте больше никто из соглядатаев и послов короля в Риме не видел. Правда было одно "но", которое могло перечеркнуть все остальное — убийца никогда до этого не видел Ксанте... Значит, был шанс, что этот церковник выжил. Опять. И если в этих странностях замешан он...

Фернандо сжал руку в кулак. Ну что ж, время еще есть, хотя дьявол и вопит, что нужно сделать все как можно быстрее.

* * *

Когда вечер вступил в свои права и легкая прохлада, заменившая солнечную жару, вползала в комнаты замка, приносила свежий воздух и долгожданное облегчение и радость, дверь в спальню герцога Сильвурсонни открылась.

— Луис, милый, мне доложили, что ты проснулся, — Фернандо присел на постель к мальчику и обхватил его пальчики ладонями. Рядом с монархом молчаливой тенью возвышался Легрэ.

— Здравствуй, — сказал Кристиан, делая шаг ближе. — Как ты?

Лежащий в подбитых повыше подушках герцог не был похож на себя прежнего — под глазами синью разливались круги, словно он не спал несколько дней, губы были белыми, словно припорошенные снегом. Белые волосы и совершенно снежное лицо ярко выделялись на бордовой ткани. А теперь, когда в комнате зажгли свечи, Сильвурсонни вообще больше походил на тень, у которой есть только одна возможность существовать — это горение свечи.

Он взглянул на короля, который сжал его руки и перевел взгляд на Кристиана — стеклянный и испуганный.

Легрэ больно было смотреть на Луиса, невыносимо и он невольно перевел взгляд на короля, безмолвно вопрошая: "Это я сделал?"

Фернандо с беспокойством смотрел на мальчика — нехорошая, хоть и предсказуемая реакция. Теплый поцелуй опустился на ладонь герцога.

— Мальчик мой, я тебе говорил — он вернется. К тебе, к нам. Все хорошо.

Пальцы юноши сильнее сжались, выдавая волнение. В глазах же застыл вопрос.

— Я вижу, — губы дрожали, а в глазах появились слезы. — Здравствуй, Кристиан.

Легрэ присел на корточки перед постелью юноши, протянул руку и нежно погладил по виску, там, где была старая царапина, уже побледневшая и затянувшаяся.

— Я очень скучал, Луис.

— Я тоже скучал, — отозвался тихим эхом Сильвурсонни, продолжая держаться за руки короля, как за спасительный якорь. В глазах его появились слезы.

— Посмотри на меня, Луис, — мягко попросил Кристиан. — Посмотри в мои глаза.

Герцог чуть повернул голову. Он вдруг вспомнил, что ночью опять видел кошмары, а мэтр разбудил его и сказал, что говорить во сне бывает весьма опасно.

— А теперь послушай меня, — сказал Легрэ, всматриваясь в глаза любимого и твердо произнося каждое слово: — Я ни в чем перед тобой не повинен. Ни делом. Ни словом. Ни помыслом. Не повинен так же, как не повинен перед тобою Эдвин Алонсо.

— И как все остальные, — прошептал Луис, а ногти его впились от нервов в ладони Фернандо.

— И что это значит? — спросил Кристиан устало.

— У тебя уставший вид, — шепнул опять Луис и сдержал судорогу, прокатившуюся по телу.

— Кристиан, обними его, — тихим голосом почти приказал Фернандо.

Легрэ кивнул и сев на постель, нежно обнял юношу.

— Мы же не стали чужими, правда? Луис.

Герцог всхлипнул. От чувств он говорить не мог, но обвил руками барона и прильнул к нему, как будто нашел после долгой разлуки.

— Вот и хорошо, — король нежно гладил мальчика по спине, не давая отстраняться от Кристиана, подталкивая к нему еще ближе.

— Выздоравливай, — попросил Кристиан Луиса, целуя его макушку. — Будь, что будет... только выздоравливай. Ты нужен мне... Таким, какой есть, мой мальчик.

— Я... люблю тебя, — Луиса почти не было слышно, потому что он уткнулся в барона и теперь дышал его запахом, как будто воздух до этого весь забрали.

Но Кристиан услышал сердцем, почувствовал, и устало улыбнувшись, притянул брата в свои объятия.

— Я никуда от вас не денусь, не дождетесь.

— Как будто мы тебя отпустим, — в ответ хмыкнул Фернандо, с удовольствием ощущая тепло двух родных тел. Самое прекрасное, что может быть на свете.

В тот вечер они, наконец, уснули в одной кровати, и сон всех троих был спокойным и сладким. Луис обнимал Легрэ, не отпуская даже когда тот шевелился, льнул и прижимался, чтобы не потерять. Фернандо, лежавший с другой стороны, тоже обнимал барона, так что в темноте они вместе казались одним — единым существом.

* * *

Луис очнулся ото сна, еще не понимая, что Легрэ вернулся, но практически лежа на нем и... ловя волшебное чувство близости. Тогда он открыл глаза и поднял их вверх, а потом и сам осторожно приподнялся, осознавая, что голова прошла, даже отголосков слабости не осталось, комната не кружится и сознание ясное, как звонкое летнее утро.

Кристиан спал чутко, а потому сразу проснулся — он боялся, что все исчезнет, все сон и вот-вот он кончится. Но Луис был с ним, живой, настоящий.

— Ты... — Легрэ протянул руку и погладил его по щеке.

— Ты вернулся, — закончил за него герцог и наклонился и впился жарким поцелуем в любимого, отбрасывая прочь все сомнения и кошмары этих дней.

Когда поцелуй прервался, Кристиан прижал юношу к себе крепче.

— Я никогда не уезжал от тебя. Но мог пострадать невинный человек, из-за моей глупости... Луис, пообещай мне кое-что.

Светлые глаза внимательно всмотрелись в лицо барона. Момент отъезда опять встал болью и потерей.

— Я не могу тебе обещать, что не буду ревновать, — сказал сразу.

Кристиан шумно вдохнул.

— Знаешь почему на твою ревность к Аннике я не обиделся, а ревность к Алонсо меня задела так больно?

— Ты думаешь, что я не доверяю тебе? Ты... ты видел какой ты красивый? — слова дрожали, а сердце пустилось вскачь.

Легрэ улыбнулся.

— Правда? — Кристиан всерьез удивился и это его развеселило. — Я не думаю, что ты не доверяешь мне. Ревность — это чувство, которое порою невозможно контролировать. Ты молод и я с пониманием отношусь к твоим порывам. Мне даже приятно, когда ты меня ревнуешь немного. В случае с Анникой я был перед тобою виноват, и оснований запускать в меня кувшинами у тебя предостаточно. А вот что до Алонсо, то тут ты совсем зря сердился. Ты считаешь его красивым?

— Не знаю, — герцог был ошарашен вопросом о том, считает ли он красивым выбранного бароном юноши. — Я на тебя смотрел. — он засопел недовольно. — Фернандо обещал, что ты вернешься, но я не верил и знаешь, я дурак.

— Теперь все хорошо. — Сказал уверенно Легрэ. — Просто пообещай, что когда я умру, и Фернандо тоже, ты вернешь Алонсо в Вестготию и позволишь служить своей стране.

— Я не понимаю тебя, совершенно, — нахмурился герцог. — Когда ты умрешь, я тоже умру.

— Нет, Луис. Ты молод, а я свое доживаю, и признай это, наконец. Ради сыновей ты должен жить, ради других. Меньше всего я хочу, чтобы ты заживо похоронил себя и сам прервал свою жизнь. Не думай, что я не понимаю тебя, я сам хотел вчера... И тебя я не меньше люблю. Так вот, моей последней волей будет только одно — чтобы ты жил и правил.

— Тебя послушать, так ты завтра... То есть вчера? — вдруг осознав, что говорит Легрэ, Луис дико возмутился. — Что ты опять удумал?

— Уже все хорошо, — терпеливо повторил Легрэ, а потом поцеловал юношу в губы.

Луис недоверчиво облокотился о Кристина.

— Значит, вчера было плохо. Ты... ты хотел себя убить?

— Значит, что я просто старый дурак. Это было глупо.

Герцог выдохнул. Он часто задавал себе вопрос, как мог так глупо себя вести. Ведь барон столько раз доказывал ему, что зачастую не думает о последствиях, а поступки его продиктованы сердцем.

— Алонсо так важен для тебя... Почему?

— Я думаю, что он просто хороший человек, и мог бы стать тебе добрым другом. Он хорошо держит меч, а таких людей всегда лучше держать возле себя парочку другую. В нем нет хитрости и амбиций, он честен. Он может быть полезен тебе. — Легрэ поцеловал юношу в висок. — Не нужно отказываться от того, что однажды даст тебе счастье.

— Мое счастье в тебе. Ты мое счастье. Ты и Фернандо! — Луис с каждым словом все больше распалялся, а голова начинала кружиться, но герцог был сильно взбудоражен. — Мне нужно, чтобы вы были рядом, и больше никого не нужно.

— Мы и так рядом, — успокаивал Легрэ, — милый. Но мы все понимаем, что так будет не всегда.

— Не важно, как потом. Сейчас существует, завтра нет, — прижавшись к Легрэ, герцог стал гладить его по груди. — И я тебя ни с каким Алонсо делить не хочу.

— Ну, — улыбнулся довольно Кристиан, пробежав пальчиками по хрупкому плечу юноши, — тебе и не придется. Я тебя не променяю на другого, будь он хоть в что раз краше и моложе. Кидаться в меня кувшинами и тарелками как ты, все равно никто больше не сможет, любимый.

— Прости, — стушевался герцог, вспомнив глупую выходку и кусая губы. — Я голову потерял совсем. Ты ... уехал. Я был пьян и мне стыдно, что я кинул.

— Я тоже не лучше. — Кристиан пальцами обхватил подбородок Луиса и заставил запрокинуть голову, касаясь губами губ в томительном ожидании поцелуя. В шепоте зародилась страсть: — Мы созданы друг для друга. Понимаешь?

Кивнуть теперь Сильвурсонни не мог, но от близости Легрэ юноша постепенно терял контроль вновь, до безумия желая окунуться в страсть. Он так соскучился по своему дикому волку, что накинулся на него сам, страстно отвечая на поцелуй.

Кристиан засмеялся сквозь поцелуй. Вот же чертенок! Дурачок! Его любимый мальчик! Легрэ потянул с Луиса рубашку.

— Давай разбудим Фернандо. Он порою так крепко спит, что всерьез пугает меня.

— Да, пожалуй разбудим... Сейчас... — Луис продолжал целовать Легрэ, проходясь по его шее языком и спускаясь на плечо, дразнил легкими укусами.

Легрэ тяжело задышал, привлекая к себе герцога.

— Продолжай...

Юноша улыбнулся и скользнул вниз, чтобы обхватить губами сосок и с дрожью осознать, что уже сильно возбужден.

Кристиан ласково запустил пальцы в волосы мальчика, одобряя его действия. Это было приятно.

— Луис....

Тот целовал барона с нежностью, отдавая все свои чувства и желания. Он скользил ладонями по рукам мужчины, переходил на руку короля, прижимался всем телом к Легрэ.

А договорить барону ему элементарно не дали — теплый, нежный поцелуй оборвал все слова. Фернандо, который давно не спал, а просто лежал и слушал любимых, целовал брата без безумия, которое накрыло их вчера, но с четким осознанием — никогда не отпущу. Никогда.

Кристиан слегка подтолкнул юношу ниже, намекая на то, чтобы тот доставил ему удовольствие ртом — Луис как никто умел делать это и отчего-то Легрэ нравилось смотреть на процесс, на белокурую макушку и хрупкие плечи.

Тот откликнулся на безмолвное требование барона, откинул прочь покрывало, спускаясь все ниже поцелуями, проходя языком по животу и паху, а затем вобрал в рот естество, уже налитое кровью и ждущее нежности. Мягкие губы чуть втянули головку, а игривый взгляд поднялся на целующихся братьев.

Легрэ гладил одной рукой щеку Фернандо, другой перебирал светлые прядки волос Луиса. Все это снова походило на сон — самый желанный из всех. Кристиан был бы абсолютно счастлив, если бы не Алонсо, не этот побег. Что-то засело в мозгах Легрэ, что никак не позволяло забыть о случившемся. Кристиан заставлял себя не думать, но увы, получалось скверно.

Пальцы проникали в волосы, побуждая действовать смелее, и герцог проталкивал член барона все глубже, чувствуя, как сильно возбуждается от каждого движения бедер навстречу. Предел отчаяния, достигнутый за эти дни, разлился по телу расслаблением. Он вернулся. Не отдать никому на свете. Никому, даже смерти.

Ладонь Фернандо легла сверху пальцев Легрэ, добавляя дополнительную ласку и тяжесть. Пальцы братьев переплетались, путались в белых волосах, а поцелуй все продолжался — долгий, выматывающий неторопливостью. Казалось, король задался целью заново изучить реакции Кристиана на медленные ласки губ и языка.

Легрэ сходил с ума от поцелуев короля, тяжело дышал, смотрел в глаза затуманенным желанием взором, говорящем: я никогда бы не бросил тебя. И это было правдой. Кристиан нежно улыбнулся сквозь поцелуй, направив Луиса к королю.

И юноша откликнулся на безмолвный приказ, чтобы уже обхватить возбужденный член монарха и двигаться по его стволу с дикостью и необузданной страстью.

Тот содрогнулся, но продолжил все так же неспешно целовать барона, лишь чуть сильнее сжавшие волосы пальцы показывали изменившееся состояние.

Герцог теперь не смог бы освободиться и уйти от близости. Его сердце дико стучало, а в голове все перемешалось. Это был инстинкт — сбежать, но Луис подчинялся пальцам Фернандо в волосах.

Легрэ погладил брата по ягодице, припал губами к шее.

— Я знаю интересную позу. Луис такой сладкий и податливый сейчас... Я свяжу его для нас, если ты хочешь.

— Здесь все есть, что тебе нужно? — откликнулся монарх, посильнее сжав волосы мальчика.

Луис, услышав слова, попытался опять вырваться, но лишь вскрикнул, когда его кудри сжали сильнее.

Кристиан многозначительно усмехнулся и перевел хитрый взгляд на Луиса.

— Ложись на живот, милый, руки вдоль тела, ноги согни в коленях.

Герцог вынужден был переместиться на перину и исполнить приказ барона, сильно нервничая и тяжело дыша. Его собственное возбуждение мешало соображать.

Лежа на постели, оперевшись на одну руку, чтобы было видно обоих, Фернандо, с трудом скрывая нетерпение, ожидал, что же на это этот раз придумал брат.

Легрэ подобрал свой пояс и связал им руки мальчика за спиной.

— Вот и все. Теперь так, — Кристиан расположился позади юноши, сел на пятки и, ухватив его за бедра подтащил к себе таким образом, что Луису пришлось прогнуться в пояснице и его бедра оказались на ногах Легрэ, а тот ухватил его за щиколотки. Член Кристиана упирался герцогу между ягодиц.

Юноша вскрикнул вновь, когда его лишил возможности управлять руками.

— Зачем? — только и успел сказать, когда оказался лицом в постели.

— Тебе не нравится? — риторически поинтересовался Легрэ, медленно толкаясь вперед и чувствуя, как тесно, горячо и хорошо. — А так? Лучше?

Герцог прикусил зубами тонкий лен под собой, а сам застонал, когда понял, что целиком под властью желаний барона. Его бедра были призывно открыты, и ничего не оставалось, как двигаться навстречу Легрэ.

— Кристиан, — монарх легко повел пальцами по плечу брата. — И где здесь место для меня? — он почти невесомо поцеловал Легрэ в шею.

— Подожди своей очереди, — улыбнулся Легрэ. — Я не займу его надолго.

— Я постараюсь, — легко хмыкнул Фернандо, продолжая целовать Кристиана и гладя мальчика по спине, — подождать.

Утро вдруг стало красным для Луиса: свет окрасился огнем желания, в которое можно погружаться с головой и тонуть бесконечно. Да и сама комната, казалась, теперь падает вместе с кроватью. И Сильвурсонни был не в состоянии остановиться, подаваясь назад, кусая ткань покрывала и почти нисходя на вскрики.

— Отзывчивый стал, — ласково мурлыкнул Кристиан и согнул ноги юноши сильнее в коленях, почти до боли заставив прогнуться в пояснице

Теперь герцог уже действительно закричал — и от неудобства позы, и от того, как властно прижимала его ладонь Легрэ.

Голос мальчика прошелся зазубренным кинжалом по нервам Фернандо. Ладонь тяжелой теплотой легла на пальцы Кристиана.

— Ты считаешь, что я смогу долго ждать, видя вас? — шепот ложился настойчивыми поцелуями на шею барона.

Кристиан улыбнулся.

— Я либо отхожу, либо остаюсь... Выбор твой, Фернандо.

— Продолжай, — ответ на одном выдохе. А пальцы обводят рисунок на спине на спине Легрэ и двигаются все ниже, оглаживают, возбуждают лаской, с которой все сегодня началось. А в душе монарха распускаются другие чувства, отражаясь на лице слабой заиндивевшей маской.

Сейчас эту маску Луис не видел, но его начало трясти от одного голоса дьявола, что соскучился по жертвам и боли.

Кристиан чуть улыбнулся и ослабил хватку.

— Потерпи, милый. — Он погладил юношу по ягодице. — Скоро станет еще интереснее.

Юноше одно это обещание уже внушало опасения. Десять дней... прошло десять дней с их ссоры.

Кристиану показалось, что с Луисом что-то не то. Легрэ скорее чувствовал это, чем мог разглядеть. Но теперь было некогда разбираться. Потом. Все потом.

— Фернандо... Обними меня...

Король не заставил просить себя дважды — прислонился со спины, упираясь в любимого возбуждением, обхватил руками и продолжал целовать, загоняя внутрь желание сорваться.

Герцог вздрогнул от возросшего давления, лихорадочно дыша.

Кристиан тем временем постепенно изменил позу — почти лег на Луиса, но не напирая, так, чтобы тот мог дышать, а Фернандо было удобнее проникать глубже. Кристиан застонал от необычного ощущения, такого захватывающего и подумал, что как-нибудь стоит в середину запихать Луиса, но еще лучше Фернандо.

Теперь каждое движение Кристиана бедрами гулко отдавалось в животе. И герцог мог лишь подчиняться темпу, выбранному даже не Легрэ, а королем.

Монарх двигался спокойно, даже неторопливо, хотя каждая клеточка вопила — быстрее, сильнее. Ему казалось, что сейчас берет не только Кристиана — обоих своих любовников. Легрэ ощущался как часть своего тела, как часть себя, которая отчего существует отдельно. И чтобы исправить это досадное недоразумение, он не отпускал барона не только движениями, но и руками, держа его талию, иногда скользя выше, когда входил. Ладони вторили движениям плоти.

— Тебе нравится? — Нежно выдохнул Легрэ, обернувшись на Фернандо через плечо.

— Молчи, — шершавый шепот лег на плечи любимого.

Герцог вжался лбом в перину, беспомощно сжимая пальцы связанных рук.

— Зачем? — Легрэ нарочито удивленно посмотрел на короля, только больше открываясь для него. — Я как раз хотел предложить тебе... Поменяться местами...

Фернандо резко, до упора вошел в Кристиана и остановился, склонившись к его лицу.

— Тебе сейчас мало? — любопытство в змеином шепоте и черных непрозрачных глазах.

Легре ахнул, сорвавшись на стон, задыхаясь, прошептал:

— Да... И всегда будет мало тебя.

— И ты готов взять меня? Сейчас и в такой позе? — язык скользнул по вырезанному тавро то ли напоминанием, то ли предостережением, то ли лаской.

— Нет, — после недолгой паузы ответил Легрэ. — Не сейчас... Нет.

— Не сейчас? — ласковая улыбка появилась на лице короля, который опять начал медлительные движения.

Легрэ прикрыл глаза, отдавшись на милость своих ощущений и чувств, подчиняясь ритму заданному братом. Как же хорошо это было!

Луис лишь застонал, когда диалог прекратился и возобновились движения. Его свобода теперь ограничивалась движениями бедер и собственной открытостью.

Игра или не игра, заданная Кристианом, распаляла короля еще больше, но сейчас было не время для жестоких забав. Поэтому Фернандо просто смотрел на спину барона и видел совершенно другую картину, рисуемую воспаленным разумом и иссушающей жаждой. Сильные пальцы впивались в кожу уже до синяков, до будущих кровавых узоров, а движения становились все более размашистыми. Сущность полнилась обещаниями и тихим шепотом: "Потом... Потом..." Можно будет и с собой поиграть...

От сильных рывков, Луис теперь кричал, но кровать приглушала его звуки, что тонкой песней лились по спальне. Король жадничал и растягивал процесс близости, изнуряя и заставляя покрываться потом. Даже ухватиться Сильвурсонни ни за что не мог, потому что был связан.

Легрэ то целовал плечи юноши, то оборачивался вполоборота к Фернандо, чтобы коснуться губами его губ, но по большей части он просто наслаждался ощущениями, прикрыв глаза и позволяя королю вести. Напряжение становилось невыносимо сладким, Кристиан больше не сдерживал стонов.

Голоса любовников переплетались в разуме короля с криками, просьбами, мольбами, выводя напряжение на новый уровень. Ему тоже было мало — их обоих, нужных, любимых... Кровь кружила голову, толкалась в целующиеся губы, в сжимающие руки, в терзающую плоть... С тяжелым, сиплым выдохом, Фернандо кончил, еще сильнее впившись в брата пальцами, чуть не сорвавшись на тяжелую грубость в самом конце.

Судорога монарха прошлась и по спине Луиса, что физически поймал наслаждение, закричал от того, что член Легрэ проник до основания и остановился, пульсируя и заставляя задыхаться.

Почувствовав тепло семени внутри, Легрэ довольно улыбнулся и развязал руки Луиса. Выйдя из него ненадолго, приказал:

— Вставай на четвереньки, милый.

Герцогу было сложно исполнить приказ. Запястья нещадно кололо, а потому он оперся на локти и склонил голову. Светлые кудри рассыпались красивым рисунком по покрывалу, как лучи солнца.

— Умничка, — похвалил Кристиан, огладив юношу по ягодицам. Потом Легрэ медленно отпустился спиной на постель и, поднырнув под юношу, взял его мужское достоинство в рот до самого основания и, лаская пальцами еще не сжатое колечко ануса, принялся за дело.

Юноша всхлипнул, когда барон оказался внизу. Разноцветные круги поплыли перед глазами, но сильнее было ощущение беспомощности перед собственной похотью. Сколько раз Луис ловил себя на том, что тело живет словно отдельно от его разума. Сколько раз постигал его тайны заново.

— Еще, умоляю, еще, — затрепетал он, когда палец вошел в тело.

Тонкая улыбка появилась на губах короля, он сел рядом с мальчиком, чтобы исполнить его просьбу. Лаская одной рукой поясницу и копчик Луиса, второй потихоньку начал проникать внутрь.

Герцог выгнулся, упираясь вновь головой в подушку. Яркий крик вырвался из горла, когда к пальцу добавилась еще и рука Фернандо. Мурашки пробежали по спине до самого основания острыми иголками.

Легре с радостью выполнил просьбу герцога, изматывая его изощренными ласками губ и языка и сам наслаждался этим.

Каждая минута добавляла и страдания, и сладострастия: Луис толкался на пальцы, задавая темп своей страсти сам, толкаясь в рот Кристиана с громкими вскриками и то и дело пытаясь убежать от выматывающей близости.

Ему не давали — юноша был фактически в плену умелых губ и пальцев, пробуждающих в его теле дикую страсть, которую так любили Фернандо и Кристиан. Тяжелая теплая рука короля на пояснице чуть прижимала мальчика к постели, не давая ему слишком сильно дергаться, изредка лаская ложбинку между ягодиц, вызывая все новые взрывы похоти.

Сладкие слезы капали на покрывало, мокрые волосы липли на лоб — Луис вздрогнул в последний раз, сжимая мышцы и вновь дергаясь к бегству, и теплое семя наполнило рот барона как подтверждение того, что дело доведено до конца.

Кристиан не упустил ни капли семени своего любимого мальчика и еще какое-то время наслаждался его вкусом и неторопливо дарил ласки языка. Попутно Кристиан довел себя до разрядки, а когда все закончилось, взял руки юноши в ладони и долго целовал красные следы на запястьях.

— Позже еще повторим, — пообещал он.

Фернандо лежал рядом и гладил обоих любовников. Дьявол неудовлетворенно порыкивал, вертясь внутри, пытаясь пробиться, но королю было все равно — в тот момент было хорошо и правильно. Однако достаточно скоро он поднялся и, крикнув подать еды, принялся одеваться. Присев на кровать, еще раз с удовольствием оглядел любимых.

— Сейчас поедим, вы потом отдохните. Луис, если захочешь, приходи потом ко мне, — было видно, что мысленно король уже не здесь. Небольшая складка легла между бровями, выдавая озабоченность.

Легрэ кивнул.

— Хорошо, Фернандо. Не беспокойся о нас. — Он поднялся, чтобы подать любимым завтрак, а после того, как все насытились, отправился к себе.

Герцог тоже начал собираться, словно боялся, что Кристиан вернется, и уже через пять минут он юркнул в дверь за слугами, виновато улыбаясь.

— Я скоро, — сказал уже в дверях, чтобы исчезнуть за двумя пажами.

Монарх с кривоватой ухмылкой проследил за мальчиком и спокойно пошел к себе — уже должны были принести листы с первым результатом расследования, затеянного Фернандо после вчерашнего разговора с Легрэ.

* * *

Вечером Кристиан поджидал герцога в узком коридоре напротив кабинета короля — Луис еще не пообещал вернуть Алонсо в Вестготию, а Легре хотел этого. Обняв юношу за талию, барон прижал герцога к стене и поцеловал в шею.

— Фернандо сегодня загрузил тебя письмами? Я думал уже не дождусь.

Юноша, что старательно избегал новых разговоров о том стражнике, или кем он был, понял, что Легрэ выискал момент поговорить наедине. И этого следовало ожидать.

— Нет, я просто с ним сидел пока и другим секретарем. Мне нельзя напрягаться. Мэтр отправил меня полежать.

— Тогда я провожу тебя, до твоих комнат. — Легрэ подхватил юношу на руки и понес вперед по коридору. — Держись за меня крепче, милый.

Герцог успел только ахнуть, когда оказался над землей

— Куда мы? Я сам... — он смущенно покраснел и обхватил руками шею барона, боясь упасть.

— Я знаю дорогу в рай, любовь моя. — Кристиан улыбнулся. — Я отведу тебя туда, но сначала хочу с тобою поговорить.

— Не надо, — Луис нахмурился. — Ты опять об этом юноше... Я не понимаю зачем? — юноша не пытался вырываться, но уже понимал, что разговор так просто не закончится. И этот Алонсо просто вбился в голову Кристиана.

— Я виноват перед ним — это раз, — ответил Легрэ, внося Луиса в спальню и ставя на ноги. Дверь Кристиан запер на засов, а после вожделеющим взглядом окинул фигурку любимого. — А во-вторых, должен же кто-то охранять Вестготию от врагов, а Алонсо сможет. Он патриот до мозга костей. Изгнание для него принесло много горя.

— Ты сам его увез, — нахмурился Луис и начал нервничать, что дверь закрыли. — Я совершенно не мог повлиять на то, оставить его или нет... Король вспылил, да?

Легрэ помрачнел, вспомнив ту страшную боль, пронзившую его сердце в тот вечер от слов короля — и вся она отразилась в синих глазах. — Не хочу это вспоминать, — поморщившись, сказал он и отвел взгляд. — Ты хочешь понять то, чего я сам не понимаю. Я просто знаю, что так надо, и что вернуть Алонсо будет правильно.

— Так верни. Он верен королю и раз нет причин к ревности, то Фернандо ничего иметь против не будет. И вообще, твой избранник очень странный, — Луис отступил к столу и прислонился к нему. — Кристиан, то, что я стану королем, это твои фантазии. Самое большее, что может произойти, если вы умрете... я буду регентом. Я знаю законы, а в случае рождения наследников, то ... — и он пожал плечами.

— Регент, король, какая разница? — Легрэ помотал головой. — Я не могу вернуть Алонсо сейчас, иначе Фернандо прикончит его в приступе плохого настроения. Мальчик ничего плохого не сделал, а придется страдать. Может это и смешно прозвучит, но меня мучит совесть за этого мальца. Я могу вернуть его, но я не в силах обеспечить его безопасность.

— Ты сам виноват. Фернандо очень подозрителен, — герцог крутил по столешнице чернильницу и не понимал, что именно желает его возлюбленный. — Хорошо, я обещаю, что не стану его обижать и верну. Ты доволен?

Самообладание далось юноше с трудом. Мало ему было принцессы, теперь еще это.

— Спасибо, — тихо ответил Кристиан, подошел и обнял Луиса — крепко, искренне благодаря. — Прости меня. Со временем ты все поймешь сам, наберись терпения. А меня прости сейчас.

— Ты уже и так достаточно заставил меня поволноваться, — такое радение за незнакомца, а возможно и нового любовника, напрягало неимоверно. Луис учился держать свои эмоции, но каждый раз срывался, и это было плохо, вот и теперь он не знал, как себя вести. — Я постараюсь простить.

Кристиан нежно погладил юношу по щеке.

— Сердишься?

— Ты и сам знаешь, что так. А ты бы не сердился, если бы я привел пажа и сказал бы, что он станет мне лично служить и жить в моих покоях?

— Сердился бы, — честно ответил Легрэ. — Я бы просто с ума сошел. И мне очень плохо сейчас, потому что я дурак, но я не могу поступать иначе. Мной движет любовь и убеждение, что Алонсо тебе пригодиться. Вот так вот все глупо выходит.

— И звучит тоже не очень умно, — заметил Луис, расслабляясь в объятиях мужчины и вздыхая. — Я напился и упал, когда увидел вас той ночью, — сказал он. — Я думал, что больше тебя не увижу.

— Прости, что заставил тебя все это пережить. Знаешь, но если бы можно было прожить это сначала, я не поступил бы иначе... Луис, любимый. — Кристиан стал целовать юношу спешно и вскользь, его щеки, губы, глаза. — Я же болен тобой. Мальчик мой, как ты мог подумать...

Герцог не успел ничего ответить, оказавшись в кольце рук, оглушаемый поцелуями и признаниями. Он и сам обнимал Кристиана, отчаянно и не желая отпускать, словно кто-то мог отнять.

И как водится, Легрэ долго не мог остановиться в ласках, целовал, прижимал ближе, давал волю рукам, взглядам, но ни одна из одежд не была сорвана с юного тела герцога и едва Легрэ понял, что дальше окончится соитием, он остановился.

— Не сейчас... Позже, хорошо?

Герцог, разгоряченный поцелуями, сразу очнулся от сладкого сна, что пришел с радостью близости и нежности. И кивнул робко, не вполне понимая сейчас Кристиана.

Легрэ все же счел нужным объяснить:

— Ты не готов сейчас... Плохие эмоции все еще владеют твоим сердцем, а я всегда хотел от тебя особенной близости — близости без остатка. Ты будешь готов к ней... Как только окончательно поймешь, что мне не нужен ни один юноша, кроме тебя.

— Хорошо, раз ты так думаешь, — герцогу вдруг стало немного горько, словно ему не доверяют, а еще в сердце опять закралось недоверие. Значит, утром доверял, а теперь нет? — Тогда я, пожалуй... — Луис растерял следующую мысль, виновато озираясь и ища причину не продолжать этот разговор. Наткнулся глазами на книги. — Я тогда буду учиться.

— Луис. — Кристиан ухватил его под локоть. — Все не так. Я... Не знаю, как. Объяснить. Я хочу, правда... Больше, чем раньше, но...

— Да, я понял, — кивнул герцог и направился к дверям, намереваясь убрать засов. — Ты чувствуешь себя неловко.

— Черт. — Легре потер лоб, пытаясь хоть немного придти в себя. Не особенно получалось. Он перехватил руку Луиса, когда пальцы уже взялись за засов, развернул лицом к себе и... Ничего. Кристиан смотрел на него, закусив губу до крови. — Ударь меня.

Луис и сам не понял, но дал барону пощечину и весь задрожал.

— Десять дней, — вдруг заплакал он. — Десять дней я не знал, что с тобой, где ты... Десять дней, — ладонь еще раз ударила по щеке.

Отлично! То, что надо! Глаза Легрэ вспыхнули яростной страстью.

— Нечего было запускать в меня тарелками, — рыкнул он, вжимая собой герцога в стену.

Юноша в ответ тоже зарычал от боли, такой сильной душевной боли, что слезы текли по лицу теперь ручьями.

— Я и впредь запущу в тебя тарелками, — задыхаясь, заявил он.

— Запускай, — отрезал Легрэ, не сбавляя напора. — Запускай, но за дело, а не тогда, когда сорвать злость хочется. Ты меня с ним видел? Я тащил его в постель? Я изменял тебе с ним?

— Я не знаю, — Луис вновь попытался ударить барона, только тот слишком сильно держал. — Я ничего не знаю. Пусти!

— Не знаешь? Вот этого? — зашипел Легрэ, целуя юношу в губы коротко и страстно. — Или этого не знаешь? — Рука дернула блио на груди, разрывая ткань. — Алонсо да, красив, но сколько я повторять буду тебе, что я тебя хочу... Тебя, Луис, а ты издеваешься надо мной.

Юноша испуганно дернулся прочь, опасаясь приступа у Легрэ, когда тот гневался, то нередко переходил всякие границы. И теперь тоже злился невероятно.

— Хватит! Прекрати, — герцог просил, упираясь ладонями в грудь мужчины и сверкая глазами.

— Прекратить? — переспросил Легрэ и нахмурился. — Да пожалуйста. Может еще и уйти? — Кристиан отпустил герцога, с непониманием глядя в глаза. — Ты ревнуешь меня, но больно сделал не ревностью, а тем, что фактически обвинил в измене перед Фернандо. Ты повел себя так, будто видел своими глазами, как я перегибал этого мальчишку через стойло и засаживал ему по самые яйца... Ты все еще любишь меня, Луис? Или я просто твоя собственность, которую ты ревностно бережешь?

Луис растерянно уставился на барона, а потом опустил голову. Опять его обвиняют и...

— Давай обойдемся сегодня без взаимных обвинений, — попробовал говорить он спокойно, хотя слова больно кололи сердце. — Скажи королю, что я в саду. Я немного пройдусь, — герцог развернулся и трусливо отправился восвояси. Вернее, он убегал от подобных разговоров, где Легрэ все ставил с ног на голову. Несколько пролетов, и вот уже вечерний двор, и сад, и... герцог задумчиво побрел к воротам. Сегодня ему следует побыть совсем одному. Так лучше для всех троих.

Кристиан чертыхнулся, но оставлять все как есть, не собирался. Да, он не пошел следом за герцогом, а спустился в тюрьму. Там он выбрал себе одного из пленников, осужденных на смерть, разумеется помоложе и посимпатичнее, и пообещав ему за хороший трах жизнь, приодел и повел в сад, прихватив бутылку вина.

Под вишневым раскидистым деревом, Легрэ хорошенько приложился к бутылке, не забыв и о своем рыжеволосом тощем спутнике. И тот вовсе был не прочь позаигрывать с бароном.

Легрэ бродил по саду, в надежде отыскать герцога, но предназначенный для него спектакль с треском провалился, едва барон понял, что Луиса нет в замке. Час поисков тоже ничего не дал и Кристиан, бросив своего пленника на произвол судьбы, со всех ног кинулся в покои короля.

— Луис? — позвал он с порога, останавливая взгляд на Фернандо, который стоял у окна. — Он здесь?

— Что? — очнувшийся от своих мыслей монарх повернулся к барону. — Луис? Нет, я его вечером не видел. Я думал, он с тобой, — медленно продолжил Фернандо, разглядывая брата. — Так... Быстро вспоминай, что ты у нас начальник охраны и поднимай всех. Пусть проверят замок, сад и разыщут последнего, кто видел мальчика. Я до ворот, если меня там не будет, значит, я в кабине. Матео, — король успел выйти за дверь и кивнул одному из охранников. — Разыскать немедленно барона Альмейро и ко мне в кабинет. И секретаря моего тоже. Кристиан? Ты еще здесь? Не мешкай, потом объясню. — И чуть ли не бегом направился к замковым воротам. Следом за ним двинулись оставшиеся гвардейцы личной охраны, кроме отправленного с поручением.

Легрэ кинулся выполнять распоряжение короля и через полчаса уже вся столица суетилась, разыскивая тех кто мог что-то знать. Кристиана беспокоила мгновенная реакция Фернандо, с которой он откликнулся на известие о пропаже Луиса. Складывалось ощущение, что он что-то знает.

Когда первые поиски не увенчались успехом, король распорядился продолжить расследование, начатое вчера, но уже без церемоний. Буквально в течении суток было выяснено следующее: одни из служанок, убирающая комнаты королевы, довольно часто бегала в город на свидания, причем старалась это делать тайком. Но матушка Кармелита, которая крепко держала челядь в своих старческих руках, знала все обо всех, поэтому выяснить про глупую девку не составило труда. Фернандо с самого начал заподозрил всех, кто был около Анники — из-за фразы "тиран, запрещающий своей супруге писать нежные письма ее братьям и семье", принесенной Легрэ из таверны. Попутно выяснилось, что эти слухи появились совсем недавно и о них просто не успели еще доложить, и это было хорошо — предательства среди своих король не терпел.

Зареванная служанка почти сразу указала дом своего полюбовника, рассказав, что тот очень любил выспрашивать о замковых сплетнях, даже иногда просил кое-что узнать. В голове этой дурехи не возникало мыслей, что это неспроста. К ней не пришлось никаких особых мер предпринимать — сама все рассказала, увидев короля. После услышанного Фернандо яростно послал всех к дьяволу и принялся ожидать, когда доставят "полюбовника" девки. Ее же саму велел выпороть на заднем дворе — в назидание остальным, и отправить из замка куда подальше.

Доставленный молодой человек, который не успел сбежать из-за сразу же закрытых городских ворот, сдался также очень быстро, показав, что всю информацию он посылал письмами в соседний город, деньги же неизвестно каким образом оказывались в доме. Оставив Кристиана продолжать допрос — искусное путание словами с этим "полюбовником" не было нужно, а вот грубой силы он боялся; Фернандо сам направился по указанному адресу. Естественно, вариант возможной ловушки не исключался — но ведь это был его город! Рядом гвардейцы, стража. Да и сидеть на месте не было никакой возможности.

По нужному адресу оказался сомнительным постоялым двором, письма каждый раз забирали разные люди, но ушлый хозяин, надеясь нагреться, послал своих выследить, куда их носят. Несколько раз забиравшие запечатанные пергаменты уходили от слежки, но один раз, когда прибежал совсем юный пацаненок, слуге, который раньше был вором, удалось прийти за ним к богатому дому. Сразу все рассказавшему хозяину, который из-за этого оказался цел, Фернандо кинул золотой, велев обо всем необычном рассказывать городской страже, иначе... Что будет иначе, владелец двора уже давно понял своей раскормленной пятой точкой, очень тонко чувствовавшей приближение неприятностей. Так что король не сомневался, что новый соглядатай в грязной части города будет работать исправно.

Нужный дом оказался пуст, что не удивительно. Соседи рассказали, что некоторое время там проживал немолодой представительный мужчина с бородкой, с жесткими и властными манерами, бывший купцом. Почему купцом? Да на корабле товары возил разные. В сердце монарха затеплилась надежда. Хоть пузатое судно и не отличалось ничем от таких же купеческих суденышек на внешний вид, тщательный досмотр должен был найти мальчика. Вряд ли Луиса похитили с такими предосторожностями, чтобы убить. Видимо, хотят вывезти или где-нибудь спрятать и шантажировать. Но заходить в города или уже в порты корабль должен. Должен. За водой и провизией, хотя бы. О некоторых других вариантах Фернандо запретил себе думать.

В ближайшие "водные" города были отправлены гонцы, в порты — голуби с наказом разослать известия по всем возможным местам. Также в письмах находился приказ разыскать и по приказу короля переправить в столицу барона Эдвина Алонсо, но не как арестованного. Фернандо решил вернуть обратно мальчишку — раз уж Легрэ втемяшилось в голову сделать из него будущего полководца Луиса, пусть этот процесс проходит под их контролем. Кристиану монарх ничего не сказал.

Еще несколько дней прошло в томительном ожидании, когда чтобы выжить приходится стискивать зубы и постоянно себя контролировать. Когда освобождение приходит ночами в жестоких играх над пропастью, которые помогали не сойти с ума Фернандо с Кристианом, и которые позволяли, наконец, уснуть. Мэтр Рамонд пытался давать какое-то лекарство для успокоения и сна, но монарх отказался и запретил впредь заговаривать с ним об этом — дьявол восставал и вопил, что нельзя сейчас ничего принимать, иначе в нужный момент не окажется сил.

И Фернандо, сжав себя в комок, работал, доводил до края бешенства, выпускал гнев в драках с гвардейцами, страсть и горечь в объятиях с Кристианом, чтобы стать на ночь нормальным, а с утра начать все заново. И ждать...

Через долгие дни из валасского порта прилетел голубь с известием — нашли. Через полчаса в ворота замка выехала кавалькада и на бешеной скорости помчалась на юг.

Сердце Фернандо билось глухо и тревожно — неделя. Минимум шесть дней, но это если загнать себя и коней. Значит, будет шесть дней. И к дьяволу все, забыть про себя. Быстрее...

* * *

Через несколько дней после исчезновения Луиса, когда ничего не оставалось делать — только ждать, Фернандо решил навестить свою супругу. Почти неделю они не виделись, и королю было интересно как именно изменилось отношение девушки к нему. А измениться было должно. В Аннике, хоть она и оставалась такой же внешне холодной и неприступной, временами чувствовался интерес к жизни, к общению, пусть не с ним, но все-таки. А еще монарх знал, что северная принцесса старается как можно больше узнать о том, что же случилось с герцогом.

В покоях девушки Фернандо появился без предупреждения и застал ее врасплох — ему нужно было увидеть, чем занимается супруга, как одета и другие мелочи, которые много могут сказать.

— Анника, — улыбнулся монарх северной лисичке, — мне доложили, что вы очень мало гуляете. Почему?

Королева действительно была обескуражена появлением короля. Она спрыгнула с подоконника в одной рубашке и спешно натянула на себя платье.

— Простите, ваше величество, я не одета, — девушка подняла глаза лишь когда хоть как-то оделась.

— Насколько я понимаю, ходить дома в одной рубашке — это нормальная практика в вашей семье? Или нет? — Фернандо внимательно разглядывал Аннику, подмечая следы усталости и небрежности по отношению к себе.

— Нет, — девушка вздрогнула, заплетая быстро косу. Она выглядела понурой и совершенно обреченной. Весть о пропаже Луиса не прибавляла оптимизма. Наверняка, король теперь еще более не в настроении, и разговоры с ним — лишь усугубят и без того шаткое состояние.

Фернандо терпеливо дождался, пока девушка приведет себя в относительный порядок.

— Ну что ж, пойдемте, прогуляемся, — он протянул руку ладонью вверх.

Анника не моргая шагнула к мужчине и положила свою маленькую ручку в его.

Монарх привел девушку к пруду. Вокруг водной поверхности, на которой росли сейчас закрытые кувшинки, располагался небольшой сад и они принялись неторопливо ходить по тропинкам. Сквозь заросли кустарника виднелся яркий слепящий блеск воды. Был почти полдень и птицы затихли до той поры, пока жара не стихнет. Но под деревьями было прохладно и умиротворенно и только небольшой ветер играл и еле слышно шумел листвой.

— Анника, вы совсем не хотите жить? — вдруг спросил Фернандо.

Девушка так и не оторвала взгляда от пруда. А в глазах ее плеснулась такая же зеркальная гладь воды — на одно мгновение, не больше.

— Я проживу столько, сколько мне отмерил бог.

— Вы в этом уверены? — искоса взглянул на нее король. — Уныние — тяжкий грех как раз потому что не дает выполнить нам на земле все, что предначертано богом. В том числе прожить жизнь.

— Я не унываю, — Анника совсем опустила голову. — Вам до этого, ваше величество, не должно быть никакого дела. Думаю, что у вас сейчас есть дела и поважнее.

Внезапно Фернандо остановился и обнял девушки, прижав ее к себе одной рукой не сильно, но твердо, властно. Второй рукой он подхватил ее за подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза.

— Анника, что вы сейчас чувствуете?

Северная лисичка стала белее мела. Ее кожа от природы и так прозрачная и яркие зеленые глаза на пол-лица смотрели в темноту и не искали там ответов на вопрос короля, как у других людей. Они точно знали ответы.

— Я вам не скажу.

— Почему? — взгляд Фернандо не отрывался от лица девушки, а руки и тело чувствовали дрожь сердца.

— Вы того не заслуживаете, — прищурилась Анника.

— Достойный ответ, — чуть улыбнулся монарх. — Мне нравится. Но мне нужно знать ответ. Может быть, мне удастся вас подкупить? — улыбка все больше проявлялась мягкостью на лице и в глазах.

— У вас нет такой власти, — Анника хотела, чтобы ее отпустили. — Лишь малое — отпустите.

— Дорогая, я не сказал — купить. Подкупить. Маленький шаг навстречу. Мы же договорились общаться в рамках первоначальных условий, установленных при заключении брака? — Фернандо разомкнул руки и отступил, опять протянув открытую ладонь: — Продолжим прогулку?

— Да, продолжим, — Анника кивнула, коснувшись рукой своего лица. — Мне от вас ничего не нужно, ваше величество, и потому подкупать меня выгодно вам. Что вы от меня хотите?

— Я сомневаюсь, что вам от меня ничего не нужно, — ответил король, неспешно двигаясь по дорожке. На его руке лежала узкая ладонь девушки, и это его устраивало. — Прежде всего, вам нужно, чтобы я вас никогда не трогал. Так ведь? — острый взгляд в сторону супруги сказал о многом. — Я могу еще назвать множество того, что вам от меня нужно, но сейчас это не важно, да и нет необходимости. Мне тоже от вас многое нужно. Ну так как, ответите на вопрос? — Фернандо иронично-весело посмотрел на Аннику.

— Вам нужен наследник. И договор я исполню, так что вопрос о том, что вы будете делать с моим телом, меня не волнует... — Анника помрачнела совсем. — И отвечать на ваш вопрос я не буду. Извините, но не хочу.

— Знаете, дорогая, а меня волнует то, что я буду делать с вашим телом, — задумчиво обронил Фернандо. — У меня много разных интересных задумок. Хотите послушать?

— Нет, — Анника выдернула руку и остановилась. — Извините ваше величество, я хотела бы отдохнуть и побыть одна.

— Извините, Анника, но вам придется выслушать, — король повернулся к супруге лицом и сложил руки за спиной, пристально глядя на нее. — Вы правы, мне нужен от вас наследник. Мне нужно выполнение договора. Но, что я вижу, этому способствовать не будет. Поэтому я мне самому придется заняться выполнение вашей части договора. Во-первых, начиная с сегодняшнего дня, вы будете много гулять, а не сидеть в своей комнате. Где гулять, с кем гулять, как гулять, пешком или на лошади — решать вам. Во-вторых, вам сошьют новую одежду. Это, — он указал подбородком на платье Анники, — не годится для нашего климата. В-третьих, если вы не знали, в замке есть хорошая купальня, и ванны с травами вам не повредят, по крайней мере чувствовать будете себя лучше. В-четвертых, вас регулярно будет осматривать мой лекарь или повитуха, на ваш выбор. Я бы попросил выбрать лекаря. И в-пятых, пока вам можно, будете тренироваться на мечах. Со мной или кем-нибудь другим по вашему выбору. Вам все понятно?

— Да, все понятно, — отозвалась Анника. — Если это все, то делайте, как считаете нужным.

— Почему? — вдруг просил Фернандо.

Анника пожала плечами.

— Все, что требует договор, я исполню.

— Не годится, — обронил король и, повернувшись к супруге спиной, бросил: — Продолжим прогулку.

Анника не ответила и поплелась следом. Настроение у нее было все более мерзким и грустным, а то что хотел король, он не получит никогда. Девушка не верила ему ни капли и только и ждала подвоха или очередной нападки или еще хуже — насилия. Напряженно сдерживала себя от лишних эмоций. Все равно он уйдет и тогда можно будет расслабиться и сидеть у окна. Какая разница, если в любом случае ожидает смерть.

— Возвращаясь к разговору о подкупе, — Фернандо опять начал разговор. — Чего бы вам хотелось, Анника? Естественно я имею в виду реально исполнимые желания.

— Хочу, чтобы наши встречи были ограничены по времени, — заметила девушка.

— Разумно, — кивнул головой король. — Еще пожелания есть?

Анника шла очень медленно, словно думала, но на самом деле все поглядывала на Фернандо. Тот выглядел осунувшимся и не умеющим скрывать свою озабоченность.

— А еще простите за Луиса, — попросила тихо. — Я не хотела причинить вам боль и сейчас очень сожалею, — она замолчала, не зная, как выразить то, что герцог пропал и теперь может подвергаться опасности.

Монарх остановился. Слова Анники выбили почву из-под ног и опять окунули в прожигающую болью лаву последних дней. Он внимательно смотрел на принцессу, пытаясь понять, правду ли говорит девушка или играет. Ощущения говорили, что правду. Поверить? Ручеек боли потек по левому виску, вызывая онемение и предупреждая, что лучше поскорее уйти.

— Анника, зачем вы меня спровоцировали? — вопрос был задан негромким, чуть хриплым голосом.

— Не знаю. Потому что меня провоцировали вы. Я до сих пор не могу вам простить появления вашего барона Моунт. Это было не слишком хорошо... — Анника склонила голову. — Но я не желаю вам зла. И я понимаю, что такое потерять кого-то любимого.

Фернандо молча смотрел на принцессу. Глупая девочка, которая не смогла отказаться от своей мечты, тем самым почти разрушив свою жизнь и сделав больно тому, кого любит. Или любила. Король легко погладил Аннику по волосам — как маленького ребенка.

— Вам будут каждый день докладывать о поисках. Если это вам интересно. Вас проводить обратно или еще прогуляетесь?

— Прогуляюсь, — Анника приняла ласку монарха с некоторой настороженностью. — Вы не обязаны мне говорить, как идут поиски, но если можно, то я бы хотела знать, что они все же продвигаются. Ведь герцог только пришел в себя после удара.

— Прогуляйтесь до ворот, — вдруг откликнулся Фернандо. — Справа от ворот есть камень. Небольшой такой, но выделяющийся. Осмотрите его. Приятной прогулки, Анника.

Развернувшись, король быстрым шагом пошел прочь — к себе, принять зелье. Что-то слишком часто он стал обращаться к заветному сундучку. Ну ничего. Луиса найдут и все будет в порядке.

Девушка и не успела ничего ответить, как король направился к замку, сама она исполнила просьбу мужчины и вскоре оказалась у ворот в поисках камня, указанного Фернандо. Наверное, на лице девушки было написано такое занятное выражение, что один из гвардейцев спросил у Анники причину ее хождений вдоль стены, а потом указал и на камень, о который ударился герцог.

Несколько минут северная лисичка смотрела на него, а потом тяжко вздохнула. Фернандо сходит с ума от того, что Луиса украли. И как не верти, он его любит. А она — глупая девчонка — вмешалась в чужие чувства.

Но думать о происходящем сейчас в сердце и душе короля Анника считала неуместным, а потому направилась к себе, чтобы побыть одной. Там ее ожидал сюрприз, оставленный Фернандо. Объемный фолиант, привезенный с родины, который король посчитал возможным вернуть принцессе. Древние сказания о роде северных королей, мифы и легенды с великолепными картинками. Девушка любила его с детства и сейчас была рада, что подарок брата оказался опять в ее руках.

* * *

Вечер для Луиса начался не очень весело. Хотя утром еще ничего не предвещало такого исхода, но последнее заявление опять выбило Сильвурсонни из седла, и тот попросту теперь бродил по городу, которым считал своим, стараясь не отходить далеко от замка. Торговые ряды привлекали юношу своим шумом, так что почти час тот разглядывал товары заезжих лоточников и поглядывал на театралов-цыган, что напоминали о невеселом детстве. А потом случилось нечто из ряда вон выходящее — кто-то обнял юношу сзади и поднес к лицу платок: одуряющий запах ударил в нос.

... тьма встречала терпким ароматом трав. Незнакомых трав и мягких ощущений, словно лежишь на чьих-то руках, но не в состоянии даже приподняться. И слышишь голос красного человека. Наверняка, пришедшего в сон, чтобы опять пугать.

— Я соскучился по тебе, мальчик мой, — темнота склоняется все ближе, заставляя отодвигаться и сжиматься. — Не бойся, не надо, — узловатые пальцы рисуют узоры на плечах, укутанных в незнакомую одежду. — Не стоит так нервничать.

... Сон. Конечно, это только видение. Опять Луис вынырнул из тревожного забытья. Солнце светило в окно тяжелой кареты. Скорее, даже и тюремной, раз такие толстые решетки. В них возят обвиненных в колдовстве. Юноша дернулся и попытался встать, но понял, что руки закованы, что на ногах длинная цепь, утяжеленная шаром.

Ему стало страшно. Сон не собирался прекращаться, а приобретал все более четкие очертания. И все больше напоминал реальность. Последние воспоминания о разговоре с Кристианом не вязались с этой ужасной повозкой, а мерное покачивание вгоняло в состояние безысходности.

Капелька пота скатилась по лбу, проникая под длинную белую рубаху. Солнце опять заглянуло через решетку, обрисовывая силуэты деревьев, а где-то вдалеке раздались голоса, которые говорили на латинском. "Преступника доставили в порт", — сообщили они.

Преступника? Неужели это про него? Юноша опять попытался встать, но оказалось, что он невероятно слаб, что желудок сводит от голода и жажды, что неизвестно, сколько все это длится.

— Фернандо, пожалуйста, — герцог цеплялся за знакомый сильный образ в своей голове, но все таяло перед страхом возмездия за слишком долгое счастье. — Прости, Фернандо. Прости, Кристиан.

Глупое бормотание прервал скрип отъехавшей вверх задней двери, которая открыла решетку. Остановившаяся карета действительно стояла на берегу. Но не моря, а широкой реки. Неважно какой именно, сейчас для Луиса существовала лишь одна реальность — его сон и человек, который подошел к клетке. Он выделил ее герцогу, словно дорогой зверушке, не посадив сюда больше никого. Он смотрел на свою жертву черными прожигающими углями и качал головой.

— Я наделся, что больше тебя не увижу, Луис, — протянул задумчиво, — но вероятности — это наш удел. И вот мы снова вынуждены общаться. Хотя, сын мой, у тебя были все шансы стать не подстилкой, а достойно прожить свою жизнь.

Герцогу нечего было сказать в ответ. Просить воды, умолять мучителя выпустить, оправдываться перед его правотой — все это бесполезные вещи.

— Мне нечего сказать, — пробормотал пересохшими губами.

— Конечно, если учитывать, что ты теперь мужеложец и пособник дьявола. Каждый ли день ты засыпал с чистой совестью, Луис? — мужчина скинул капюшон. Темные волосы с сединой, острое хищное лицо кардинала не выражало никаких эмоций. — Скорее, что нет, — отозвался за самого герцога. — Но я про тебя не забывал ни на минуту. Даже тогда, когда твой любовник послал ко мне убийц. Знаешь, почему он так старается? Ему не нравится власть церкви в христианских землях. Он хочет насадить здесь законы Зверя. А ты... ты потакаешь тому, чтобы процветало зло.

Герцог опустил голову. Тошнота стала сильнее и мешала противостоять тихому и спокойному голосу.

— Не думай, что Бог забывает про нас. Все ниточки, что кажутся утерянными, ведут его к нам. И однажды происходит так, что смерть настигает нас внезапно. — Ксанте обернулся и подозвал двух мужчин, которые открыли клетку и потащили беспомощного герцога наружу. У причала стояла большая лодка, можно сказать даже корабль. Торговый? Сильвурсонни сжался под холодным порывом ветра.

Он упирался изо всех сил, когда его тащили по деревянному мосту, рычал, не произнося ни звука. Чужие лица, чужие люди. Кто эти люди? Где они сейчас?

А потом была маленькая комнатка и дверь... И шаги — каждый раз Луис пугался, когда шаги приближались. Сердце его выскакивало из груди. Душа дрожала ожиданием. Но Ксанте не приходил. Он явился именно в тот момент, когда Сильвурсонни сморил сон, разрушая напрочь его спокойствие.

— Я думаю, что мы должны решить накопившиеся вопросы, — губ коснулась влага, приправленная травами. — Пей, Луис. Я хочу, чтобы ты соображал здраво и мог отвечать на мои вопросы. А еще, чтобы вник в происходящее, — он усадил юношу и обнял за плечо. — Итак, варианты — ты едешь со мной и становишься священнослужителем, который окажется под защитой Рима. Ты подписываешь все документы, отказываясь от земель и прочей ерунды в пользу церкви. Ведь ты не думал, что мы забываем долги? Или ты становишься примером одержимости и греха для многих, что, несомненно, искупит твои прежние грехи.

— Пощадите, — Луис заплакал. — Прошу... вас, отец.

— Отцом я был давно. Теперь вопрос — какова численность армии Фернандо? Сколько доверенных лиц служит при дворе. Кто вхож в его кабинет? Отвечай.

— Я не знаю, — попытался уйти от ответа герцог и вырвался из объятий инквизитора, упав на пол.

— Лживость — это грех, сын мой. Вы слишком много берете на себя. Вы считаете, что способны управлять. Как вам внушает король? Вы видели себя со стороны, мой мальчик? Запуганный, глупый ребенок, который возомнил себя сильным мира сего. А государствами управляют воины. Сейчас лишь им доступно создавать достойные армии для защиты своих территорий. Ваше образование, ваша просвященность, Луис, хороша только для библиотек и стен храмов.

— Умоляю, — герцог закрыл уши ладонями, но Ксанте все говорил и говорил, и речи его сливались в сплошной поток, а вопросы, касавшиеся государства и расположения самых важных персон при Фернандо вызывали все большее головокружение. Или это был напиток? Но Сильвурсонни опять впал в странное и беспомощное состояние, вдруг осознавая, что его убьют. Он и сам не понял почему... Но чем дальше оказывался юноша от столицы, тем тщетнее пытался он сопротивляться допросам и обвинениям в одержимости и мужеложестве. Пленника не выпускали из его темной маленькой тюрьмы, практически не кормили, так что, когда корабль вошел в очередной порт, Луис даже не знал, что они причалили. Он лежал на досках пола и бредил.

Почти час после прибытия Луис провел, лежа у двери и корчась от внезапных колик, когда дверь открылась и к нему вошел незнакомый воин, который потащил его на палубу, чтобы привалить к борту, как ненужный груз. От смены тьмы на яркое солнце Луис превратился в слепого щенка, которому остается полагаться лишь на руки, и осязание. Он вжался во что-то твердое за спиной и сидел теперь тише мыши, слушая голоса, которые торопили погрузку.

Герцог не знал, что из-за угла соседнего дома за ним пристально наблюдает человек, который еще недавно был гвардейцем короля, а ныне беглецом. Алонсо смотрел и старался понять, что происходит. Чутье подсказывало ему, что герцог здесь не по своей воле, уж больно несчастным было его лицо. И корабль чужой, и моряки инакоязычные. Первым желанием Эдвина было просто развернуться, уйти и забыть, что он видел, но, увы, Алонсо был человек чести и совести, а потому со всех ног бросился разыскивать стражников. Оказалось, что Алонсо приказано вернуть ко двору, но порадоваться этому факту он толком не успел — как только он рассказал о Сильвурсони, начался переполох.

Стражники начали готовиться к штурму корабля и послали гонцов во все соседние гарнизоны с просьбой прислать подкрепление. Алонсо понимал, что терять время нельзя — корабль в любой момент может отойти от пристани, а если прямо сейчас атаковать судно, герцог может оказаться заложником и за его жизнь уже никто не поручится. Потому Эдвин предложил командиру стражников предпринять рискованную вылазку, а точнее он попросил стражников устроить якобы плановую проверку судна и тем самым отвлечь команду от охраны Сильвурсонни. Сам же Алонсо собрался пробраться на палубу и до того как начнется настоящая потасовка, украсть Луиса. На том и порешили.

Все шло неплохо: стражники действительно поднялись на борт, а переодетый бедняком Алонсо за мешками и бочками смог пробраться на палубу, но когда он подкрался к Луису на расстояние двадцати шагов, прячась за бочками как корабельная крыса, то обнаружил, что рядом с герцогом стоит мужичина с ножом за поясом и свирепым взглядом. Благо взгляд этот был направлен туда, где якобы продажные портовые стражи пытались вынудить капитана дать им взятку, а то, мол, и разрешение на стоянку странное, и на судне матросы на пиратов смахивают. Алонсо смотрел на профиль охранника герцога и чувствовал, как руки от страха трясутся. Пальцы нащупали рукоять кинжала и Эдвин удобнее перехватил ее в ладони — уж что-что, а ножи он метал не хуже цыган.

Мужчина повернулся как раз тогда, когда забравшийся на корабль лазутчик был совсем рядом. Он среагировал мгновенно, собираясь поймать бродягу.

Нож яркой вспышкой сверкнул в воздухе и воткнулся в горло охранника. Прятаться больше не имело смысла и Алонсо кинулся к Луису со всех ног. Между матросами и стражниками завязался бой, со всех сторон пристани к кораблю хлынули воины. Эдвин схватил Луиса за руку и потащил к борту корабля.

— Вы умеете плавать, Ваша милость?

Луис открыл глаза. Он не узнал Алонсо. И отвечать было невозможно, потому что горло словно наждаком выскоблили.

— Я не доплыву, — слабо ответил.

— А и не надо, — сказал Эдвин и, не долго думая, толкнул герцога в воду. Где-то за спиной кричали люди, над ухом Алонсо со свистом пролетела стрела. — Мазилы, — хохотнул он, сиганув через борт. Плюхнувшись в воду, Эдвин тут же вынырнул и осмотрелся. Герцог едва держался на плаву и был слаб. А сверху уже стрелки натягивали луки.

— Прижмитесь к днищу корабля! — крикнул Эдвин, хватая герцога за шиворот и прижимая собой к засмоленным скользким от тины доскам. — Тут они нас не пристрелят, но надо продержаться. Скоро помощь придет. Держитесь за меня.

Луис с головой ушедший в воду и теперь оказавшийся вжатым в корпус корабля, весь дрожал от холода. Голодные дни и теперь вода немного привели его в чувство.

— Помощь? — переспросил, стуча зубами, и тут же вспомнил, что где-то должен быть Ксанте. На палубе он не появлялся. — Ксанте, здесь люди инквизиции... Пожалуйста, мы нарвемся на войну.

— Мы уже нарвались, — с видом бывалого забияки заявил Эдвин и, не обратив внимания на стрелу, ударившую в воду за спиной, улыбнулся Луису белозубой широкой улыбкой. — И почему я вечно нахожу вас в каком-нибудь обязательно бедственном положении, кто бы объяснил. Удивительное совпадение. Иногда мне кажется, что Бог нарочно посылает вас мне, будто за вами больше некому присмотреть... — Цепляясь одной рукой за скользкие доски, а другой поддерживая герцога на плаву, Эдвин с трудом двинулся вдоль корабля — необходимо было как-то выбраться на берег. Откуда-то потянуло дымом, люди вокруг кричали и казалось, что мир сошел с ума, и только двое юношей сейчас были в воде словно и не в этом мире вовсе, вдали от происходящего.

— Вероятно, чтобы напомнить, как за вас просил Кристиан, — Луис старался плыть, но силы заканчивались и сиплое дыхание вырывалось из груди. Он понял, что готов закрыть глаза и вот прямо теперь пойти на дно.

— Я тронут, — иронично отозвался Эдвин и всмотрелся в бледное лицо герцога. Не до Легрэ им обоим было теперь, не до старых размолвок. — А ну-ка, — Алонсо закинул обе руки Луиса себе на шею и в воде повергался к нему спиной. — Не вздумайте пойти на дно, — сказал он строго. — Иначе клянусь, я потону вместе с вами. Вам хоть сколько-то дорога чужая жизнь?

— Я стараюсь, — герцог опасался, что из-за него этот человек сейчас утонет, что их течением вынесет в открытое море. — Бросьте, они меня все равно убьют. Ксанте никогда не отступает. Плывите к берегу. Так быстрее.

— Ага, вот именно для этого я вас спасал и на нож лез, — фыркнул Алонсо со смешком. — За мои плечи держитесь крепко, я нас обоих до берега довезу... И дышите ровнее и глубже. Просто расслабьтесь, ложитесь на воду и держитесь крепче. Доплывем до берега я вам о вашем Легрэ такое расскажу, что обо всем забудете.

Луис кивнул и теперь старался сосредоточиться лишь на береге, к которому они плыли. Острые камни скалистого пляжа приняли два тела: герцог повалился спиной, все еще находясь в волнах и закашлялся. Он наглотался соленой воды и теперь отчаянно пытался не вырвать прямо здесь.

— Дальше не могу... — задышал часто, не обращая внимания, что практически голый, в мокрой холщовой рубахе, облепляющей ноги и тело.

Алонсо смотрел на причал, что теперь был справа от них, и на полыхающий корабль, и думал, что было бы неплохо убраться отсюда подальше, хоть и к арабам.

— Надо спрятаться, — сказал он, стягивая с плеч мокрую рубаху и отжимая с нее воду. Его мокрая гладкая кожа казалась бархатной на солнце, к тому же Эдвин был хорошо сложен и имел развитую мускулатуру, что выдавало в нем любовь к фехтованию тяжелым оружием и физическим упражнениям. Воин еще не родился в нем, но уже был виден невооруженным глазом. — Вся эта заварушка из-за вас?

— Думаю, что... Я не знаю, — Луис практически пополз к берегу, не боясь пораниться, но до ближайших кустов он вряд ли бы можно было добраться. Слишком открытое пространство.

Алонсо подхватил его под руку и, подняв на ноги, прижал к себе рукой. Вторую руку герцога он закинул на плечо и повел Луиса прочь от воды. — Тут есть маленький грот, там нас никто не увидит. Посидим там, пока все не утихнет. — Алонсо обеспокоено взглянул на Луиса. — Вам плохо, герцог?

— Все хорошо, — юноша стоически держался весь путь, но под конец потерял сознание и практически повис на своем спутнике.

— Боже! — выдохнул Алонсо, едва не свалившись вместе со своей ношей. — Ваша милость! — Эдвин уложил юношу на прогретый солнцем плоский камень у самого входа в грот и похлопал по щекам. — Очнитесь, ну! Этого только не хватало... — Алонсо осмотрелся и заметил вдалеке у дороги повозку. Герцогу нужна была помощь, лекарь и теплая одежда, но риск попасть в руки врага был слишком велик. Эдвин колебался, глядя то на повозку, то на бесчувственного Сильвурсонни, и решился. Закричал, замахал руками, призывая на помощь, а когда повозка свернула в их сторону, вернулся к Луису. — Был бы девицей, поцеловал бы на удачу, — усмехнулся он, погладив Луиса по щеке и подумав, что тот, пожалуй, будет покрасивее всех виденных Алонсо девиц вместе взятых. Бог поступил несправедливо, наладив такой красотой мужчину. Что ж, теперь либо повезет, либо нет. Эдвин подхватил Луиса на руки и пошел с ним к повозке.

Луис попытался вновь идти сам, но бесполезно заплетался в ногах. Его колотило и тянуло к земле, а потом и вовсе отключило.

На их счастье повозка принадлежала местному торговцу, который помог юношам добраться до города. Скоро Луис уже лежал в постели в большом двухэтажном доме, который усиленно охраняли, а Алонсо был с ним и днем и ночью, не отходя ни на шаг. Он лично убедился в том, что лекарь, готовивший лекарства для герцога свой, местный, а стражники все проверенные верные королю воины. Алонсо не расставался с кинжалами и мечом, охраняя герцога день и ночь. Но что будет после, когда приедет король. Эдвин до сих пор не знал, за какую такую провинность впал в немилость монарха, что был вынужден бежать. Хорошо или плохо, что здесь в порту он встретил герцога и устроил переполох. Теперь он был уверен, что плохо кончит. Не сегодня, так завтра. Или послезавтра. Или через год. Фернандо найдет повод посердиться на Алонсо во второй раз.

Луис же вел себя очень тихо, даже в часы пробуждения лишь отъедался и только и ждал, что ворвутся люди Ксанте. Особой разговорчивости юноша не проявлял и только и ждал, чтобы отправиться в путь — ведь наверняка, отец продумал, как уничтожить Фернандо, иначе бы не интересовался его армией и доверенными людьми.

— Новости тревожные, ваша милость, — тихо сказал Алонсо, слушая, как за окном в вечерних сумерках стрекочут цикады и ветер шелестит листвой тополей. — В окрестностях собираются отряды. Не наши. Я собрал кого смог для вашей охраны, но мы не удержим этот дом более двух часов. Можно попробовать прорваться в лес или уйти по морю. Голубиной почтой пришла весть, что король едет в гавани. Мы послали предупреждение трижды. У нас больше нет голубей, и ответа мы не получали.

— Бесполезно бежать, хватит уже... Ты и так слишком много сделал. Если ты и отряды уйдут без меня, люди останутся живы, — герцог, который встретил Алонсо странным и долгим взглядом, теперь тоже смотрел в окно. — Уезжайте немедленно. Никто не скажет, что вы трус. Сделано слишком много, но сейчас я — это ловушка для Фернандо. Они выманили его из столицы. Они наверняка нападут. Прошу вас, лучше сделать, как я говорю.

Алонсо пристально посмотрел на Луиса, сделал шаг к постели и, опершись руками по обе стороны от головы герцога, заглянул в глаза.

— Я в бою спиной к врагам не поворачиваюсь, — сказал он с правой улыбкой на красивых губах. — Я понимаю, что могу погибнуть. И все люди, находящиеся в этом доме тоже понимают. Они не спали три дня, толком не ели, они выполняют свой долг, защищая вас. А еще они противостоят врагу, потому что понимают: сдадут первую позицию, полетят и все остальные. А там их дома, жены и дети. А вы сдаетесь заранее. Вы, человек, который выше нас всех сословием, который должен командовать. Вы опустили руки... Вам нечего защищать? Или люди, что стоят у стен города вам не враги? Может быть, я чего-то не понимаю? Объясните мне, герцог, Бога ради, ваши мотивы. Я не боюсь смерти, но я боюсь, когда в бою за спиной пустота. Вы, такой безразличный к собственной судьбе — эта пустота.

Луис молчал. Ему было стыдно, но еще и страшно.

— Если бы вы не вмешивались и не тащили меня за борт корабля, эти люди бы не рисковали, — сказал он через минуту. — Да, я трус. Но я знаю человека, который стоит за происходящим лучше вас. И понимаю, что он убьет всех, пока не получит то, что хочет. Сейчас вы рассуждаете, как тот, у кого есть причины оберегать меня? Ради чего вы делаете, Алонсо? Выслуживаетесь перед королем? Хотите повыше должность? Здесь ад, и он мой. Я сам к ним выйду из города.

— О, это я понять могу: ад ваш. — Эдвин выпрямился и поправил наручи на левой руке, не сводя с Луиса синих как море глаз. — Хотите, считайте, что выслуживаюсь. Когда я увидел вас на пристани, я понял, что вы в беде. Если в беде вы, то в беде и король, а если король, то и вся страна. Я дал клятву защищать свою землю, женщин и детей, и соответственно цепочка только что мною перечисленного работает в обратную сторону так же, как и в данную. Да, я корыстен, если хотите, и порву глотку любому чужаку, ступившему на эту землю без разрешения и угрожающему ее королю. Если человек, о котором вы говорите такой опасный враг, так почему бы его просто не убить? Любой враг опасен только тогда, когда мы его таким считаем. Наши победы и поражения здесь прежде всего остального, — Алонсо коснулся указательным пальцем лба Луиса. — Пусть враг наш страшен, но он человек, а любой человек раз в жизни умирает, ваша милость. А вы бы очень помогли своим солдатам, если бы прошлись по дому и ободрили их своим здоровым видом. Заполните пустоту, больше я ни о чем вас не смею просить.

Герцог вздохнул. Настырный, да еще и на Кристиана похож всеми своими рассуждениями и поступками.

— Вы упрямы, Алонсо. Хорошо, — Луис поднялся и направился к дверям, намереваясь выполнить то, что попросил его защитник и отсчитывая часы до конца города. Господь никогда не простит ему смертей этих людей. Никогда.

В доме толпились незнакомые люди. Воины, мужчины, стража, а где-то далеко слышался шум, который говорил, что враг все ближе. Несколько часов до конца. Чтобы обдумать свою жизнь и признать, что Ксанте оказался все же прав — чудовища внутри. И в Луисе — тоже.

Алонсо везде сопровождал Луиса, попутно раздавая приказы. Вокруг дома соорудили настоящие баррикады. Большинство мирных жителей укрылось в скалах и гавани, остались только мужчины и те, кто не считал угрозу серьезной.

К вечеру вся южная часть города полыхала так, что отсветы пламени было видно за много миль отсюда. Кристиан пришпорил коня, с болью и тревогой во взоре всматриваясь в горизонт.

— Гавань горит, — сказал он Фернандо, словно тот сам не видел. — И я за то, чтобы поторопиться залезть в пекло.

— Пусть горит, это нам на руку. Морем почти никто не уйдет, — спокойно откликнулся король.

Через полчаса они поднялись на высокий холм и Фернандо внимательно осматривал лежащий внизу город.

— Что Самир? Откликнулся?

— Пока нет, но он придет. Он всегда приходит неожиданно. Разведчики донесли, что город окружен. О Луисе и Ксанте ничего.

— Не понимаю, на что они рассчитывают, — вдруг пробормотал Фернандо. — Кристиан, смотри! — он указал рукой на скопление вражеских войск около ворот. — Один отряд — и все, от них ничего не останется. Вон там, — рука привлекала внимание к южной части города, — тоже не так много нападающих. С моря никто не подойдет. В монастыре тоже никого нет, уже проверено. Полчаса — и все. Тем более с моими малышками, — он кинул взгляд на соседний холм, на котором устанавливали странные катапульты небольшого размера.

— Это да, — довольно улыбнулся Легрэ. — Но там где-то Луис... И прежде чем сравнять с землей это гнездышко, я бы с радостью помахал мечом. Ксанте удалось нас сбить со следа моего сына, но если этот старый змей сдохнет, я ни о чем не пожалею.

— Кристиан, — хмыкнул король, — это все-таки мой город, разрушить его было бы неразумно. Только пощиплем и попугаем основные скопления. Огонь с небес — это ли не кара небесная? — язвительности в голосе было в избытке. — Еще немного и начнем.

Фернандо направил коня вниз, с холма, чтобы еще раз проверить готовность и расположение всех отрядов.

Кристиан злобно улыбался и глаза его горели звериным гневом. Этот гнев не утихал и Легрэ отлично знал, что любой, кто встанет между ним и Луисом будет убит, и кара его будет хуже небесной.

Через некоторое время Фернандо опять стоял на вершине холма и наблюдал за сражением. Это было избиение младенцев. Новый подарок францисканцев — катапульты, кидающие взрывчатую смесь — оправдал себя на все сто процентов. Правда король сожалел, что пришлось их раскрыть так скоро, до войны с франками, но выбора особого не было. И хорошо что несколько малышек были у гарнизона, расквартированного неподалеку от валасского порта. Огонь с неба ошеломил всех, и своих, и противников. Конечно, не удалось избежать разрушений, все-таки действовали без пристрелки, но они были минимальны. Рядом с королем стояли вестовые, командиры мобильных отрядов, прочесывающих местность, начальник гарнизона. Кристиана не было. Он таки сумел убедить монарха, что его место там, в аду, в который сейчас превратился Валасс. Эмоций у Фернандо не было, только холод во всем — в глазах, следящих за передвижениями войск, в разуме, оценивающем ход сражения, в жестах и негромких фразах, указывающих что делать, после которых кто-либо из вестовых исчезал с приказом. Впрочем, приказов было мало — и так все было очевидно. Все потом, когда будет найден Луис. И расследование того, как под стенами города оказались осаждающие, тоже потом. Сейчас — выиграть.

В городе солдаты короля добивали остатки вражеских войск, сами же горожане тушили пожары и оказывали помощь раненым. Когда Легрэ ввалился в комнату Луиса, барона едва можно было узнать за слоем сажи и крови. Волосы его были грязными, доспех в пыли и бордовых пятнах, но синеву глаз не могло изменить ничто. Алонсо, вставший между ним и герцогом узнал Легрэ и, облегченно вздохнув, отпустил меч.

— Слава богу, — сказал он, устало наваливаясь на стену. — Я думал уже все.

А герцог, секунду помедлив, бросился к мужчине и обнял. Он так испугался, когда дверь вышибли ногой, что схватил со стола нож, готовый атаковать. Но руки ослабели, едва глаза узрели высокого ангела, что явился из преисподней, до того был черен и грязен.

Легрэ крепко прижал юношу к себе и Алонсо, почувствовав, что лишний здесь, тихо юркнул за порог. Кристиан тяжело дышал, целуя лицо Луиса. От барона пахло дымом и кровью.

— Прости меня... Прости дурака такого. Господи, как же я за тебя боялся. — Кристина внимательно заглянул в лицо герцога. — Он ничего плохого с тобой не сделал? Ты цел?

— Все хорошо... — Луис целовал возлюбленного барона, а слезы катились по щекам. И пальцы цеплялись за кожаные ремни, что стягивали броню.

Легрэ столько хотел сказать Луису: и о своей любви, и о том, как ему жаль, и как они с Фернандо гнали лошадей, едва получили вести из гаваней, но слова куда-то терялись и сердце в груди билось бешено и сладко.

— Не плачь, милый, я никогда больше никуда не пущу тебя одного... — Кристиан улыбнулся. — А то никаких городов не напасешься.

Герцог молчал, потому что его переполняло слишком много чувств. И все, что он смог выдавить из себя — это жалкое:

— Ксанте жив.

— Я знаю, — после недолгой паузы ответил Легрэ и в глазах его на миг полыхнула ярость, а между бровей пролегла глубокая складка. — Надеюсь, скоро мы это исправим. Хватит ему пить нашу кровь и жечь наши земли. Я его сам прикончу, а если не я, то Фернандо.

Луис покачал головой. Он уже не верил, что можно убить красного человека. Тот существует помимо воли человеческой. Он возродиться в ином обличье, станет другим инквизитором, явится возмездием, пожаром, болезнью или войной.

И сопротивляться его словам и деяниям — это идти против самого Бога.

— Шш, — утешил Кристиан. — Теперь все будет хорошо... Ты только не верь ему. Он хитер, я знаю, как он может играть чувствами и словами... Не верь ему, как бы тебе не казалось, что он прав.

— Но он действительно прав. — Луис снизошел на шепот. — Я ничтожество, я ничего из себя не представляю. Я жалок... — он не плакал теперь, а весь трясся.

— Ты сам так считаешь? — с беспокойством спросил Кристиан.

Герцог еще ниже опустил голову и плечи.

— Все так и есть, чтобы я что-то считал.

— Я хочу слышать твое мнение, — настаивал Кристиан. — Не его. Твое, Луис Сильвурсонни.

— Не спрашивай, — попросил герцог. — Не сегодня.

Легрэ прижал Луиса к себе и поджал губы, размышляя о словах юноши. Все хуже некуда, если Ксанте промыл ему мозги. Плохо. Руки Кристиана нежно поглаживали спину мальчика.

Эдвин Алонсо стоял на лестнице и с сожалением в глазах наблюдал за двумя любовниками. Такая любовь двух мужчин... странно. Нет, Алонсо ко всякому привык живя среди солдат, но сам он никогда ничего подобного не делал. Он сочувствовал герцогу не потому, что тот был мужеложцем, а потому, что тот был еще совсем мальчишкой и в чем-то ребенком. Вздохнув, Эдвин спустился по лестнице вниз и вышел на улицу. Он сел на мешки с песком, что служили им баррикадами до тех пор, пока первый ряд не был сломлен. Юноша сражался как лев, но силы оказались не равны и после того, как большинство стражей погибло, пришлось отступать. Алонсо, Сильвурсонни и еще нескольким воинам удалось забаррикадировать двери на второй этаж и сдерживать врага более часа. Потом пришла помощь.

Фернандо ехал по городу, осматривая разрушения и прикидывая, сколько встанет казне восстановление. Цифры не радовали. Хотя про жилые дома можно и забыть, но вот порт — порт придется восстанавливать своими средствами. Голова была занята и другими мыслями — прямо перед тем, как монарх собрался в город, ему доложили о достаточно странном захваченном отряде. Небольшой по численности, но очень хорошо обученный, он доставил немало проблем гвардейцам короля. И этот отряд защищал человека, по внешнему виду которого было понятно, что он привык командовать. Приказав охранять захваченных как можно тщательнее, король уехал. Луиса должны были уже найти. Живого, обязательно живого, иначе быть не могло.

И это оказалось так — на полпути к центральной площади его перехватил один из солдат Легрэ и провел к дому, где находился герцог.

Эдвин, сидящий рядом с входом, смотрел на задымленные улицы с усталым спокойствием. Необходимо собрать и похоронить трупы и этим тоже приходится заниматься солдатам. Алонсо посмотрел налево, где лежал чужой солдат — глаза его были устремлены в небеса, а грудь пронзило копье.

Фернандо остановил Буйного около юноши и легко спрыгнул на землю. Монарх еще пребывал в своем отстраненном состоянии, в котором командовал во время боя. Он в упор смотрел на Эдвина, и было невозможно определить, о чем король думает, ни по его глазам, ни по выражению лица. Маска — бесстрастная, холодная. Почти нечеловеческая.

Алонсо не мог выдержать прямого взгляда монарха и умничать тоже не хотел — на своих ошибках он быстро учился. А потому Эдвин просто склонил голову в поклоне, моля про себя, чтобы Фернандо быстрее прошел мимо.

— Ты возвращаешься в замок и будешь оруженосцем барона Моунт, — голос короля был ровный и безэмоциональный. — Программу твоего обучения я составлю сам. Частично занятия будешь проходить с воспитанниками. И не дай бог тебе хоть раз не пройти проверку. Ты меня понял?

Алонсо робко поднял глаза и посмотрел на Фернандо.

— Да, ваше величество, — покорно сказал он. — Благодарю вас.

Монарх кивком обозначил принятие ответа и, кинув поводья коня Эдвину, начал подниматься наверх. И с каждым шагом по лестнице, с каждым стуком сердца, от ледяной корки, охватившей душу, отваливались куски. Жив. Здесь. Прозрачное холодное крошево сыпалось все быстрее и быстрее. Фернандо поднялся в холл и толкнул дверь в комнату. Она была единственной на втором этаже.

На него поднялись хрустальные светлые глаза Луиса, который от чего-то покраснел и смутился, словно совершил преступление или страшный проступок. В голове закружились слова инквизитора, его обвинения, и Сильвурссони невольно вздрогнул.

Легрэ грустно улыбнулся Фернандо, сказав этим взглядом все, что мог о состоянии мальчика.

Король медленно, осторожно подошел к Луису и коснулся пальцами его щеки. Живой. Душу отпустило окончательно и тренькнула, разрываясь в клочья, струна, державшая все эти дни в сумасшедшем напряжении, хлестнув напоследок жалящим кипятком по нервам. Фернандо с сумасшедшей улыбкой обнял мальчика, чуть ли не вырвав его из рук Кристиана, чтобы развернуть к тому спиной. Чтобы чувствовать ладонями мальчика, ощущать, как бьется сердце, прикасаться щекой к волосам и шептать, собирая сердце по частям:

— Живой... Живой...

Луис виновато улыбался. Он чувствовал себя виноватым, что опять так произошло. Как же глупо... но он не должен и дальше грешить. У Бога есть все нити, и они будут делать плохо тем, кого он любит. Грешно жить с мужчинами, показывать свое тело, наслаждаться так неприкрыто. Это наказание за все, что украдено у Господа.

Легрэ погладил мальчика по волосам.

— Фернандо, надо разыскать Ксанте... И моего сына пока не поздно.

Когда Сильвурсонни услышал про сына, то встрепенулся, оборачиваясь на барона. В его затуманенных от переживаний глазах появилось непонимание.

— Какого сына? — спросил удивленно.

— Хороший вопрос, — Легрэ пожал плечами. — Долгая история.

Луис опять смутился и вдруг вспомнил про Алонсо и забормотал невнятно.

— Он меня спас. Он с корабля меня вытащил... Тот гвардеец...

— Мы знаем, милый, — улыбнулся мальчику король и, обняв за плечи, повел к выходу: — Пойдем домой.

Герцог согласно кивнул, хотя понимал, что до столицы очень далеко и, скорее всего, они отправятся в лагерь, но сейчас не важно было куда — лишь бы они оба не уходили. Душа металась в разные стороны, отбрасывая и нагромождая сомнения.

Алонсо сопровождал короля и его двух фаворитов до лагеря в числе элитных гвардейцев, особо приближённых к Фернандо, но он пока не знал в каком именно качестве. Легрэ пару раз благодарно улыбнулся ему, но Эдвин изо всех сил старался не замечать этого, а когда они, наконец, прибыли в лагерь, вообще старался не попадаться на глаза.

Устроив герцога в своем шатре, король решил пойти посмотреть на странного пленника.

— Луис, — Фернандо присел около мальчика, — мне нужно еще с кое-какими делами разобраться. Побудь здесь с Кристианом, я скоро вернусь.

Луис кивнул и плотнее закутался в покрывало, так как сильно мерз. Он еще не верил, что находится в безопасности, что все закончилось, и теперь прижался к барону, словно боялся хоть на секунду оставаться один.

Монарх наклонился к мальчику и нежно поцеловал. Выйдя из шатра, скрипнул зубами — счет к Ксанте все возрастал и возрастал. С силой проведя по лицу ладонями, чуть сбросил свой гнев — нужен был ясный ум.

Захваченные находились в центре росшего прямо на глазах лагеря — один за другим вырастали шатры, устраивались кострища для приготовления еды, отовсюду слышались покрикивания десятников, в воздухе появлялся первый запах горящих дров и готовящейся каши. Фернандо шел и улыбался знакомой и успокаивающей суматохе. Он любил такие моменты — когда все закончено, когда жизнь вливается колонной суетливых мурашек обратно в свое нормальное русло. Пусть оно будет другое, но — нормальное.

Подойдя к связанным пленникам, король принялся их внимательно разглядывать, обходя по кругу. И вдруг как будто споткнулся и сделал шаг вперед, не веря своим глазам. Неужели?.. Так просто... Радостная улыбка искалечила его лицо, превращая во что-то страшное.

Ксанте в ответ не улыбался.

— Дьявол явился, — только констатировал он спокойно. — Много приспешников собрал.

Король приказал жестом вывести пленника из круга и подвести поближе.

— Инквизитор... — странно, но радости в голосе Фернандо не было, в отличие от выражения лица. Скорее — ожидание. Настороженность. Предвкушение. — Даже старый волк может попасть в западню, не так ли? — Монарх провел пальцами по щеке церковника. Почти любовный жест.

— Ты любишь касаться своих жертв, дьявол, они беззащитны и перед твоей лаской, и перед жестокостью, — холодный тон Ксанте не выражал ни страха, ни гнева — он видел дьявола во всей его красе, и тому ни к чему было скрываться перед инквизитором. — Значит так должно свершиться судьбе...

— Судьбе? — улыбка монарха стала веселым и ласковым оскалом. — Не богу?

— Вы никогда не поймете разницы, Фернандо, — усмехнулся инквизитор. — До самой вашей смерти вы останетесь монархом с экстравагантным мышлением, одержимым страстями. Но не больше.

— Вы изменились, инквизитор, — и веселость, и радость пропали с лица короля как по мановению волшебной руки. — Мне жаль, — тьма горела искренностью.

— А вы нисколько. Все то же ослиное упрямство и желание пойти против Бога, лишь бы дьяволу нравилось. — Ксанте презрительно окинул Фернандо взглядом. — Вы скатываете в ничто труды церкви и просвещения, пользуясь военными разработками арабов, а сами стяжаете распутство и похоть.

— Положим, не арабов, а вашей любимой церкви, — опять радостно улыбнулся монарх. — Скажите мне что-нибудь новое. А то это все я уже слышал.

По взмаху руки все гвардейцы отошли на несколько шагов, образовав круг, в центре которого остались только король и инквизитор.

— Заблуждаетесь. Вы должны бы знать, что первую катапульту привезли арабы и в книгах есть ее конструкция. Вы часто посещаете библиотеки, где хранятся шедевры, о которых не следует знать простым людям. И теперь Церковь — единственный институт, который объединяет многие государства. А вы, короли, обязаны подчиняться ее воле, — тихо сказал Ксанте, оставаясь на месте.

— Первые катапульты мне не интересны уже, — темный огонь горел во взгляде Фернандо. — А вот то, что делаете вы, святоши, волки, прикидывающиеся овцами — очень даже. И я в угоду церкви притворяться никем не собираюсь. У вас и так слишком много власти. Хотите решать вообще за всех людей, проводники божьи? Вам положено только помогать людям, разъясняя ваши запутанные книги и постулаты, а вы хотите захапать себе и души, и тела, забывая о чем вам говорил ваш же бог.

— Побойтесь Бога, Фернандо. Вы не король бы были, если бы я не подписал ту бумагу. Ваша болезнь прогрессирует, и сами вы это прекрасно знаете. Несколько лет, и вы закончите жизнь, как и ваш дядька, который голым бегал по улицам. — Ксанте покачал головой. — Я должен был поставить вашего двоюродного дядю на трон в тот злополучный год, но отказался от этой идеи, потому что увидел в вас ум и ясность мышления. И это было только начало пути, который мы прошли вместе.

Фернандо тонко улыбнулся.

— Несколько лет — это так много. Я успею воспитать и преемника, и детей, которые продолжат мое дело. И если бы не вы, я не был бы таким, признаю. Но вы сможете меня убедить, что то, что вы сделали — благо для меня? Для моего королевства — да, я все-таки получше буду этой старой марионетки. А для меня? — разговор постепенно превращался в противоборство взглядов, фраз, мыслей, разжигая в короле многое из похороненного ранее.

— Пока я видел жалкого воителя, пользующегося чужими мыслями и умениями. Вы воин, Фернандо, но вы не боец. Вы палач, но не виртуоз. Вы серединка на половинку. И все, что вы можете придумать мне лично в отместку — это ваши слабости.

Король чуть не рассмеялся в открытую.

— Инквизитор, да вы шутник. Я не буду вам мстить. Мне это неинтересно. Да и мысли ваши, как бы это сказать... — монарх покрутил пальцами, якобы в раздумье. — Скажем просто — пока тоже неинтересные.

— Презабавно, Фернандо, вы говорите. Что же, тогда позвольте мне забрать своего сына и покинуть порт, раз все так складывается удачно.

— А кто вам сказал, что я вас отпущу? — рассеянно полюбопытствовал король.

— Вы так непостоянны, — засмеялся инквизитор. — Ну, что же, я посмотрю, как вы будете справляться с ситуацией и прибывающим к вам северным Ярлом. А еще с вашим братом-бастардом и его незаконными наследниками, а еще с войной, которую затеваете сами, а еще с Римом.

— Я полностью логичен, — откликнулся Фернандо, все внимательнее рассматривая группу, вместе с которой захватили Ксанте. — Я не собираюсь вам мстить, о чем сказал. Но это не подразумевает то, что я вас отпущу. Убить вон того! — громким голосом скомандовал, указывая на одного из захваченных. — Так что там насчет наследников моего брата? — опять повернулся к инквизитору. За спиной монарха послышался жалобный вскрик, перетекший в затихающие булькающие звуки.

— Я привык к смертям, мой любезный дьявол, — Ксанте не среагировал на крик. — Вы сами будете разбираться с политикой. Вы же показываете себя достаточно умным королем?

— Инквизитор, это не было представлением для вас, не обольщайтесь. Этот человек почти освободился. — Фернандо внимательно наблюдал за Ксанте. — Где бастард моего брата?

— Без малейшего представления. Я знаю части. Неужели вы думаете, что я работаю один. Церковь — это система, — Ксанте усмехнулся. — Но я могу сказать, что неделю назад он поехал в сторону франкской границы в районе Валонь.

— Значит, вы мне больше не нужны, — равнодушно бросил Фернандо. — Вы официально мертвы — претензий со стороны Рима я не получу. Доказательств, что у моего отца был бастард, нет. Доказательств, что этот некто имеет детей, тоже нет. Ярл приедет — дружески пообщаемся, тем более что кое-какие вопросы как раз пора решать. Все, что вы сказали — блеф, туман на воде. Вы можете мне предложить причину, по которой вы должны остаться живы?

— Для Рима? Милый Фернандо, вы хотите убить меня так отчаянно, что для вас все будет блефом, а Ярл едет не с добрыми намерениями. И вот тогда жаль, что я не поучаствую в зарождающейся большой войне, — улыбнулся Ксанте. — Хотя для меня важнее душа моего сына, чем игры Церкви.

— Душа вашего сына моя, и вы это знаете. Потому так и обращаетесь с ним, как зверь, — глаза Фернандо темнели все больше и больше. Он обошел вокруг церковника, проверяя как тот связан, и, подхватив под руку, повел к ближайшему шатру. По пути негромко приказал убить всех из захваченного отряда, благо оставалось всего пять человек, и как можно быстрее избавиться от трупов.

— Теперь поговорим по-другому, — Фернандо толкнул инквизитора к тюкам, сваленным грудой в углу. — Да, я убью вас, но не ради мести, не нужно махать перед мной словами, на которые купится только простачок. И то, чем вы сейчас пытались угрожать, не страшно. У вас ведь нет полной информации о взаимоотношениях в моей, — холодно усмехнулся, — семье. Еще раз — где бастард моего брата? — король равнодушной глыбой возвышался над сидящим церковником.

— Не скажу, — Ксанте забавлялся гневом дьявола, бессильного и такого умилительного в своем превосходстве.

— Вы оправдали мои ожидания, инквизитор. Что ж, проверим, оправдаете ли дальше, — в руках короля оказался узкий кинжал и он, не раздумывая, не открывая взгляда от лица человека, чуть не сломавшего его мальчика, воткнул острое железо в коленную чашечку церковника.

Ксанте вскрикнул коротко и злобно, лицо его потемнело. А в следующую секунду бросился на короля в яростном рывке и впился зубами чуть выше брони у основания шеи.

Фернандо в первый момент дернулся — от неожиданности, от темноты, на секунду разлившейся перед глазами, еще больше разрывая укус, который изначально не был страшным. В следующий момент включились рефлексы и через секунду церковник лежал на земле без сознания, а король зажимал рваную рану на шее, из которой текла кровь, благодаря неизвестно кого за то, что ни артерия, ни гортань не задеты. Но голова начала кружиться, и монарх быстро пошел на выход. Нужен лекарь. Немедленно. Откинув полог, он сделал еще два шага и, потеряв сознание, упал прямо под ноги стоявшему в ступоре Алонсо.

* * *

Кристиан приказал принести воды для умывания и еды. Потом подошел к герцогу и взялся за шнуры его рубахи.

— Давай я тебя переодену в чистую одежду. Твоя совсем запылилась.

— Да, я сам, — невероятное смущение держало Сильвурсонни в крепких тисках, а в голове отдавался голос отца, что показывать свое тело — это великий грех. — Я все сам сделаю, — он инстинктивно дернул рубаху обратно.

Легрэ замер с застывшими в воздухе пальцами, изумленно моргнул.

— Почему?

— Ну, я... — герцог оглянулся и подхватил рубаху. — Я все сам сделаю, — щеки вспыхнули, а в кончиках пальцев застучала кровь. — Я сейчас быстро умоюсь... Ты тоже... Тебе следует умыться и отдохнуть.

Легрэ кивнул.

— Хорошо. Как скажешь. Я тебя один раз уже неволил поступать в угоду мне и желаниям. Теперь не стану. Решай сам, что тебе нужно на самом деле, и кто тебе нужен.

Луис кивнул и пошел к котлам, чтобы смыть с лица грязь, а затем присел, чтобы переодеться, прячась за тюками. Он больше не станет порождать похоть в других. Он слишком дерзок и... нужно становиться иным, искупать грехи.

Легрэ умылся и приготовил для них ужин, постелил для Луиса постель.

— Мне лечь отдельно? — спросил он, с болью глядя на юношу.

Юноша, что покинул свое укрытие и теперь переоделся в рубаху, присел на тюки.

— Ты ложись, — он сцепил за спиной руки и не приближался. "Мой синеглазый ангел. Теперь нельзя. Все слишком далеко зашло. И так нужно всем". — Я пока тут, на мешках устроюсь.

Легрэ со вздохом потянул блио прочь, потом доспехи и котту, оставшись нагим, он сел на постель, внимательный взгляд устремился на юношу. — Разомнешь мне плечи?

Луис опасался приближаться к мужчине, боясь своих реакций и нового греха. Достаточно уже поводов, чтобы посадили на стул для мужеложецев. Но все же сделал несколько шагов и, встав сзади, прошелся ладонями по плечам.

Кристиан замер под ласковыми руками любимого, прикрыв глаза и моля про себя, чтобы все это было не в последний раз.

— Луис, как думаешь, что есть Бог?

Cильвурсонни на мгновение остановился, глядя на всполохи огня и глотая горечь понимания, что стал заложником любви.

— Бог — это заложник, пленник, — вдруг пробормотал он, не понимая, что говорит вслух. А потом вдруг очнулся: — Бог есть любовь, — добавил заученно.

— Я всегда считал его немного странным, и совсем не понимал. — Легрэ немного повернул голову в бок, не встречаясь с Луисом взглядом. — Пока я был в монастыре, было так. Я не верил Богу и не умел любить. А потом он прислал мне тебя. Сначала я думал, что он наказал меня тобой за все мои бесчисленные грехи и преступления. Я, человек, который убивал не моргнув глазом, связавшись с мальчишкой вдруг начал меняться. И когда любовь коснулась моего сердца, мне расхотелось зверствовать и убивать, я стал лучше относиться к людям и учиться жить по совести. Это чего-то стоит в глазах нашего Бога, как думаешь?

— Да, конечно, — согласился Луис. — Любовь делает людей иными. И если любят, то милосердны к другим.

— Все мы заложники любви, Луис, — Кристиан повернулся к юноше и нежно коснулся ладонью его щеки. — Все мы грешны. Без исключения. Но посмотри, разве не изменился Фернандо, разве не перестал устраивать свои безумные игры, убивая в подземельях невиновных случайных людей. Ксанте называет его Дьяволом, но разве имеет право один человек судить другого и решать, в чем он грешен. Инквизиция загубила больше людей, чем последняя из войн. Инквизиция замучила сотни невинных жизней и сколько еще загубит. Не этим людям судить нас и выносить нам приговоры. Они ничем не лучше.

— Главное, что думаю я... — Луис покачал головой, а сам увидел вдруг, как падает вниз, в бездну, где уже никогда не оправдается ни перед Богом, ни перед дьяволом. — Я грешен. И Ксанте здесь ни при чем.

— Я это и хотел услышать, — Кристиан погладил Луиса по волосам. — Это совсем другой разговор. А теперь, любовь моя, скажи мне, почему ты принял такое решение именно сейчас?

Как же было стыдно отвечать, как вообще невыносимо произносить слова.

— Я ехал на казнь. — Луис вдруг опять задрожал. — Придет другой инквизитор, и все повторится...

— Не исключено. Ты боишься?

Герцог кивнул робко.

— Не хочу, чтобы опять все повторилось.

— И ради этого ты готов отказаться от нас с Фернандо? — Легрэ нежно коснулся губами губ юноши, зашептал. — Я не верю. Я не хочу в это верить. Я знаю, у нас не все было гладко и я обижал тебя частенько, но разве я не старался? Не отрекайся от нас. Не делай этого.

— Я размышлял все это время и пришел к выводу, — юноша очень нервничал и подбирал слова, — что душа моя устала от этого мира, с его страстями, ложью, с деньгами... Я люблю тебя, Кристиан, но есть много "но"... Они всегда будут стоять между нами.

— Луис, самое большое "но" между нами — это наши чувства. Я не смогу отпустить тебя. У меня не получится.

— Прошу тебя... не надо, — Луис отступил, понимая, что сдастся первому напору.

Легрэ обнял его, целуя нежно лицо и шею, едва не дрожа от боли и отчаяния.

— Я не отпущу тебя. Потому что неправильно — это не наша связь, а наша разлука. Зачем ты обрекаешь себя на такие мучения? Меня и Фернандо. Ты же не такой, как Ксанте. Ты умеешь любить...

— Кристиан, пожалуйста, — герцог умоляюще поднял лицо на своего архангела, — мысли и чувства идут разными дорогами. Если я забуду самого себя, если во мне возобладают одни чувства, то они приведут в ад. И моя душа обречена на гибель. Ты и Фернандо для меня все на свете, но я рожден мужчиной, — Луис попытался уйти от поцелуев, смущаясь своим реакциям.

— Я не знаю, что правильно, что нет. Я знаю только одно — что ты человек, которого я очень люблю, и ты любишь меня. И куда бы ты ни пошел, я всюду последую за тобой, я буду с тобой даже во сне, до тех пор, пока не умру. И я не боюсь, что попаду в ад, потому что я познал счастье любви. — Кристиан поцеловал юношу крепко и глубоко.

Герцог перестал вырываться, когда губы горячим желанием обожгли кожу. Он вырывался несколько секунд, чтобы оказаться в бессилье страсти.

Кристиан целовал юношу долго, раздевая, касаясь губами каждого участка обнажающейся кожи, и освободив его мужскую плоть от одежд, уложил на спину.

— Ты хочешь быть мужчиной? — Легрэ ловко оседлал бедра юноши. — Хорошо. Я могу стать для тебя женщиной. Кем захочешь, и я не испытаю стыда и боли, потому что очень тебя люблю. И если нет выхода, тогда...

Луис, тяжело дышавший и утопавший в поцелуях, оказался зажат между шкурами и Легрэ. Он тяжело дышал и покраснел от стыда.

Кристиан вдруг остановился и вздрогнул, прислушиваясь.

— Фернандо... — выдохнул он. — С Фернандо беда.

— Что? — юноша прислушался к шуму снаружи и побледнел. Легрэ никогда не ошибался.

— Не знаю, — Кристиан посмотрел на Луиса. — Сердце вдруг сжалось. Тревожно. Фернандо давно нет.

— Куда он пошел? — сердце юноши сжалось нехорошим предчувствием.

Легрэ задумался и вспомнил, что даже не спросил толком. Он так волновался за Луиса, что ни о чем другом думать не мог.

— Надо послать гвардейцев, узнать.

— Нет, — мысль о Ксанте вдруг вспыхнула пламенем в герцоге. — Я пойду... — дыхание сорвалось, а в голове появился шум. — Вы взяли его. Я чувствую. Он убийца. Он...

— Одевайся. — Кристиан спрыгнул с постели и надел коту и доспехи. Пальцы совсем не слушались. — Луис, пообещай, что не оставишь нас.

— Не оставлю, нет. Я никогда бы не посмел, — герцог потянул на себя блио и бросился к выходу. В лагере кричали, гвардейцы собрались недалеко от костра, рядом с которым... Сильвурсонни побежал вперед, не разбирая дорогу.

* * *

Эдвин, который просто проходил мимо шатра, увидев кровь на шее Фернандо, поднял тревогу. За лекарем послали в ту же минуту, так же как за Сильвурсонни и бароном Моунт. Ксанте же крепко накрепко связали до той поры, пока что-то выяснится. До прихода лекаря Алонсо зажимал ладонью рану Фернандо, вокруг короля столпились стражники и каждый желал чем-то помочь.

— Где лекарь, черт возьми?! — крикнул Эдвин, чувствуя, как немеют скользкие от крови пальцы. — Дайте что-нибудь, перевязать рану. Живо!

Сквозь собравшуюся у шатра толпу протиснулись Легрэ и герцог. Увидев Фернандо, Кристиан почувствовал, как у него из-под ног уходит земля. Со стоном он кинулся к королю.

Герцог, который много раз видел кровь, сейчас оторопел. Он вдруг осознал, что мог только что потерять своего возлюбленного.

Фернандо открыл глаза и обвел всех мутным взглядом. Больно почему-то не было, только сильная слабость и горячо. Губы раздвинулись в улыбке — проклятый церковник, оправдал-таки ожидания.

— Где... — сказать больше не получилось, боль вдруг хлынула потоком и монарх невольно застонал и потерял сознание.

Луис сразу оказался рядом, заменяя Алонсо и придерживая рану руками. Он не плакал, а только искал глазами красного человека, который разрывал вечно его жизнь в клочья.

— Кто это сделал? — спросил Кристиан, придерживая голову брата. В глазах стояли злые слезы. — Кто?

Эдвин легко положил ладонь на плечо Луиса успокаивающим осторожным жестом и пошел в толпу, чтобы встретить лекаря короля. Он должен быть где-то поблизости.

— Я догадываюсь кто, — тихо отозвался Сильвурсонни, когда мэтр вынырнул из толпы и опустился рядом на колени, требуя всех отойти.

— Луис, останься с Фернандо. — Кристиан обернулся на шатер. — Пленник там? — спросил он ближайшего гвардейца, и тот кивнул. Не оборачиваясь, Легрэ шагнул в шатер.

В шатре стояла полутьма. Несколько гвардейцев охраняли связанного человека, лежащего на земле. Тот не шевелился и не подавал признаков жизни.

— Что с ним? — грозно спросил Кристиан.

— Без сознания. Его величество допрашивал пленника, вонзил ему лезвие в колено, а потом тот накинулся как зверь, — откликнулся один из гвардейцев, вытягиваясь.

Легрэ смотрел на Ксанте и едва справлялся с желанием убить его немедленно.

— Приведите его в чувство, — приказал он коротко. — И принесите бинты.

Гвардеец, что находился у котлов набрал черпак и выплеснул на лицо мужчины, который медленно шевельнулся и дернулся в веревках, а второй вышел из шатра за перевязочными средствами.

Легрэ холодно смотрел на Ксанте, но без ненависти, как-то слишком внимательно и спокойно.

— Вам лучше надеюсь? — спросил он.

Мужчина приподнял голову.

— А, Легрэ, — хрипло выдавил он, закашлявшись. — Сильна любовь, коль вы оба бросились на его поиски.

— Вам что, завидно? — Кристиан кивком приказал привязать инквизитора к столбу. — Положите ему под спину подушки и перевяжите ногу.

Пока гвардейцы выполняли приказ, Легрэ осмотрелся в поисках чего-нибудь, на что можно сесть. Пара мешков с овсом вполне оказалась пригодна для этого. Расположившись на них и подогнув одну ногу под себя, Кристиан посмотрел на Ксанте.

— Вы хотели убить Луиса. Зачем?

Ксанте поднял взгляд на того, кому обеспечил отличное будущее — если бы и дальше Легрэ разбойничал, убивал, злодействовал, то теперь точно болтался бы на висилице.

— Барон, Луис мой сын... Я забочусь о нем, — сказал тихо.

— У нас с вами разные представления о заботе, — выдохнул Легрэ, — но вы зря думаете, будто я не понимаю вас, Ксанте. Вы считаете, что я и Фернандо вредим ему одним своим существованием... А может быто все не так? Может быть, вы просто используете его, как приманку для своих врагов. Или то и другое вместе, Ксанте?

— Легрэ, вы ошибаетесь. — Ксанте тяжело дышал, по лицу его стекали капельки пота. — Я занимаюсь лишь делами церкви, и они не всегда выглядят честно, но эту цену плачу я... Луис для меня значит гораздо больше, чем для вас обоих.

— Что, например?

— Сформулируйте вопрос правильно, я сейчас плохо понимаю вас.

— Хорошо, — согласился Кристиан, не сводя внимательного взгляда с лица инквизитора. — Почему вы считаете, что для вас Луис значит больше, чем для нас с Фернандо?

— Потому что он мой ребенок. Единственное существо на свете, которое ... — Ксанте прикрыл глаза, — которое как ангел. Его душа не замарана... была. Вы его совратили. Вы и Фернандо.

— Я понимаю, — согласно кивнул Кристиан. — Но если так, почему бы вам не оставить его в покое? Вы считаете, что смерть для него была бы достойным искуплением собственных грехов?

— Да, — еле слышно добавил инквизитор, а потом поднял взгляд на Кристиана. — Ты же скоро сдохнешь, Легрэ! Ты оставишь его одного. И Фернандо, он убийца, беспринципный, жадный, у него с головой далеко не все в порядке. И ты это тоже знаешь. Когда я брал тебя в помощники, я не думал, что ты польстишься на моего сына... Не думал, — мужчина пошевелил связанными руками, чтобы хоть как-то избавиться от страдания. — Фернандо нестабилен. Его правление пока лишь связано деяниями Церкви, хоть он это и не признает. И объединение земель заранее спланированный акт. Что будет с Луисом, когда он останется один? Его заберет инквизиция. Его ждут страшные пытки многие недели. Ты желаешь ему такой смерти?

— Нет, — ответил решительно Кристиан. — И этого не будет. Как вы правильно заметили, Ксанте, я скоро сдохну, и Фернандо на троне не задержится. Кто тогда обвинит Луиса Сильвурсонни в мужеложстве? Вы ведь можете помочь ему, ведь так? И я бы верил этому... — Легрэ нахмурился. — Но не вы ли подложили под меня вашего сына? Или это сделал ваш брат? Брат, который знал всю поднаготную моих грехов и пристрастий до красивых мальчиков. Почему вы позволили этому случиться, Ксанте? Кто использовал меня? Вы или ваш брат? Если бы вы хотели сохранить душу вашего сына невинной, вы бы не отослали его ко двору Фернандо, садомита, убийцы и отъявленного негодяя. Вам ли не знать, что в нашем мире за святость распинают на кресте чаще, чем за грехи.

— Я не всесилен, чтобы оберегать Луиса постоянно. Я просил его поехать ко двору, да... У меня была цель выманить Фернандо, и я спрятал Луиса до Аталийского соглашения в монастыре. Да, мой брат считал, что отомстит мне, когда отдал Луиса тебе на растерзание. Ты идиот, Легрэ, если считаешь, что я хотел, чтобы хоть волос слетел с головы герцога.

— Тогда помогите ему! — вспылил Кристиан. — Помогите жить и не мучиться одной единственной ошибкой в его жизни! Если любите его, если вообще знаете, что это такое, не топчите его в грязь и не говорите, что подобные грехи искупает смерть. Не святой и не ангел вошел первым в рай, а разбойник, что раскаялся в своих преступлениях. И ни я, ни Фернандо всеми своими усилиями не смогли замарать душу вашего сына, но он смог очистить мою. Именно поэтому вы еще живы, Ксанте. Не будь у Луиса такой чистой души и отзывчивого сердца, я бы уже выпотрошил вас как куропатку. Вы давали обет Богу, вы должны знать, что раскаяние спасает души людей, а не смерть. В вашей вражде с Фернандо вы не видите мимо проходящих. Вы горите идеей и за ней не в силах разглядеть в своем сыне обычного маленького ребенка, который устал от крови и постоянных упреков своего родителя. Вы душите его. Смените гнев на милость и как бог когда-то простил человечеству его грехи, простите Луиса. Вы умеете любить его, научитесь еще жалеть свое дитя, иначе грош цена всей вашей любви.

Ксанте слушал и молчал. Он понимал, что Кристиан прав, что его мальчик и так несчастен, а потому вникал в слова своего помощника и медленно начинал злиться.

— В угоду тебе? В угоду Фернандо? Мне не за что прощать Луиса. Я лишь пытаюсь его спасти. И вытащить из ада, в который ты вгоняешь его, когда стастью одариваешь, как проклятьем. Да, он сделал тебя другим, ты полюбил. Но что от этой любви получил сам Луис? Твои извращенные фантазии? Твои пытки? Что ты дал моему сыну?

— Свободу. Я дам ему свободу, — тихо ответил Кристиан. — Все, что угодно, лишь бы он не мучился больше. Хватит делить его. Я не могу больше видеть, как он мучается. Он уже сделал свой выбор и я не могу этому помешать и не стану, как бы не хотел. Но Луис не сможет жить дальше, если сам себя не может простить. Помогите ему, Ксанте, и я даю вам слово, что поговорю с Фернандо о будущем герцога Сильвурсонни. Я все сделаю, чтобы этот мальчик был счастлив и прожил свою жизнь достойно. Моя любовь к нему иная, но она не меньше вашей. — Кристиан устало прикрыл глаза. — Я прошу вас, Ксанте, помогите ему простить себя.

Некоторое время Ксанте не отвечал, словно взвешивал слова бывшего стражника. Снаружи доносились голоса, среди которых узнавался Фернандо.

— Как вы думаете, Легрэ, — вдруг спросил мужчина. — Я стал бы убивать короля? Как вы думаете сами? Прежде чем я отвечу на ваши просьбы и вопросы, ответьте мне на мой.

— Фернандо без сознания, — проглотив горечь, констатировал Кристиан. — Не важно, хотите вы его убить или нет, хотите убить меня или нет. Мы с вами люди взрослые, Ксанте, как-нибудь уж разберемся между собой. Я не знаю, что в вашей голове творится, но совершенно точно знаю несколько вещей: во-первых, если бы я тогда знал, что Луис ваш сын, я бы в жизни его не тронул. Да я и не трогал его, пока Себастьян мне в открытую не намекнул, что мальчик мой. Верите, мне очень стыдно за мои деяния. Во-вторых, я даже не знал, что у вас есть брат, или если точнее выразиться, я не знал, что у Себастьяна есть брат. Я до сих пор не понимаю, кому из вас и каким образом я стал врагом. Я хотел уберечь Луиса от всего и ото всех, так, как это было в моем представлении. И, в-третьих, я ошибся в этом и хочу поправить все, что натворил. Я говорил с Луисом час назад. — Кристиан на миг закусил губу и устало вытер лицо ладонью. Как же тяжело давались слова, и так невыносимо ныло в груди. — Он пленник — так он считает. Я, конечно, в ваших глазах, скотина, развратник и злодей, Ксанте, но вы же не спрашивали меня: хочу я видеть Луиса таким? А я не хочу. Я все равно не удержу его любовь и рано или поздно он уйдет. Не знаю, способны ли вы понять, каково это терять, когда так сильно любишь. Я его очень люблю, Ксанте. Я не стану вредить ему, и если это означает отпустить и никогда больше не касаться его, что ж, да будет так. Я не желаю вам смерти, и не держу на вас обид. Берите Луиса, но не убивайте. Защитите его от инквизиции, дайте жить с радостью в сердце, а нас с Фернандо оставьте в покое, в нашем аду мы как-нибудь погибнем и без вашей помощи, Ксанте. Вы хотите поговорить с сыном?

— Вы сегодня словоохотливы, Легрэ, — инквизитор был бледен и терпел боль. — Так вот, я никогда бы не убил Фернандо. Это первое. Мои изыскания касались политического устройства государств, по которым, если вы в курсе дела, прошли три сокрушительные войны и чума. Когда я разрабатывал Аталийский план, я хотел, чтобы Фернандо отошел от дел. Он не способен здраво смотреть на вещи. И Луис со временем стал бы прекрасным христианским королем, который создал бы сильное государство, объединившее и веру в бога, и науку. Я надеялся, что Фернандо, который так рьяно взялся за Луиса, оценит его способности. Но ему предпочтительнее видеть герцога в постели. — Ксанте откинулся назад. — Теперь о вашей любви, Кристиан, и о том, как вы меня предали. Да, вы предали мои намерения, не зная, что у меня есть брат-близнец. Да, вы поддались на его предложение отыметь Луиса, хотя видели, что мальчик еще совсем ребенок. И вы его не любили — вы желали власти и шли к ней целенаправленно. А теперь вы хотите, чтобы Луис себя простил? За то, что его и дальше будут использовать, что вы от скуки станете шляться в ваши последние годы по борделям, наверняка, станете ввязываться во все тяжкие... Вы убьете его этим, если уже не убили.

— А вы совсем не знаете меня, — горько улыбнулся Легрэ, поднимаясь и подходя к инквизитору. Кристиан неторопливо развязал ему руки и поднес стакан воды — предварительно хорошенько отхлебнул сам, разумеется, чтобы инквизитор не подумал, что его травят. Легрэ помог Ксанте удобнее устроиться на тюках. — Ладно, положим, вы правы, я хотел власти, и я ничего не смыслю в политике, да и в ваши дела церковные не посвящайте меня, умоляю. Я намерен провести остаток жизни только в одной постели, в постели Фернандо, и пускаться во все тяжкие точно не буду. Без Луиса моя жизнь станет серой и скучной, того и гляди возьмусь на старости лет за молитвенник, кляня свои преступления. Вы, Ксанте, добились, чего хотели. Луис будет королем Вестготии и будет хорошим королем. И рядом с ним не будет ни меня, ни Фернандо. Давайте окончим этот разговор, прошу вас, и перейдем к делу. Вы мне уже всю душу наизнанку вывернули и топтать особо как-то уже нечего. Сейчас вам принесут чернила и бумагу, и вы напишите прощение для Луиса. — Кристиан говорил, стирая со лба холодный пот. Легрэ становилось плохо. — Это нужно для инквизиции, на будущее. Вы снимите с герцога Сильвурсонни все обвинения в мужеложстве, и, как лицо духовное, примите его раскаяние и отпустите его грехи. Если любите его, помогайте очиститься. — Легрэ кивнул стражнику. — Принесите перо, чернила и пергамент, и пошлите Алонсо за герцогом Сильвурсонни. Скажите, что его отец желает говорить с ним... Ах да, еще свежих бинтов подайте. — Легрэ посмотрел в глаза инквизитора. — Не хочу, чтобы Луис еще и за вас беспокоился. Ему и без этого хватило боли.

— Вот именно, что вы хотите провести их в постели Фернандо. Так отпустите моего сына. — Ксанте отпил несколько глотков воды и наблюдал, как Легрэ готовит ему бумагу и чернила. А еще видел, как тому плохо. — Знаете, я не стану писать бумагу, если меня сам Луис не попросит, — сказал он. — Я уже один раз пошел против совести, когда поставил печать на документе, удостоверяющем, что Фернандо не одержим. Сейчас он придет в себя и придет сюда пытать меня. Вы хотите, чтобы Луис это увидел?

— Он не придет, — ответил Легрэ, скривившись от боли. — До вас что, не доходит? Я сейчас иду против воли короля. У нас мало времени. Когда Фернандо очнется, вы уже будете далеко отсюда, и вам лучше не знать, что мне придется выслушать от него за все мои вот эти фривольности, что я тут сейчас учиняю. Бумагу пишите, Ксанте, и отдайте лично Луису — и пусть с ней он делает, что хочет. Я отпускаю вашего сына! Я отказываюсь от него, черт бы вас побрал! А если вам кажется, что мне сейчас весело и хорошо, и мучений маловато, берите нож! Я с радостью изображу несчастный случай, случайно упав на лезвие. — В глазах Легрэ стояли слезы и он не скрывал боли. — Вы отняли его у меня! Вы меня уничтожили! Вы правы, так ликуйте и празднуйте победу! Но хоть раз в жизни прекратите свои идиотские игры и сделайте что-то, что спасет вашего сына. И видит Бог, я никогда больше не встану на вашем пути! Я отпускаю Луиса! Совсем! На веки вечные! И я ненавижу себя за это! Чего вы еще от меня хотите?

— Хорошо, — Ксанте взял бумагу и стал писать, ему светил один из гвардейцев, который держал еще и чернильницу, в которое инквизитор обмакивал гусиное перо. На последней строке мужчина затормозил и поднял взгляд на Легрэ. Этот человек отпускал Луиса. Он явно не понимает, что сделает ему такой милостью.

В шатер вошел герцог, руки его, обагренные кровью, лицо бледнее обычного, взгляд, переходящий с инквизитора на барона, — все выдавало невероятное волнение.

— Королю лучше, — сообщил он и шагнул к Кристиану, чтобы взять за руку.

Ксанте потемнел.

— Сын мой, — начал он до того, как заговорил Легрэ, — я написал бумагу, которая поможет тебе не быть обвиненным и обеспечит неприкосновенность. Вот, возьми, — он протянул юношу свиток, на который только что приложил свою печать.

Герцог вздрогнул и поднял на Кристиана темные глаза, а потом шагнул к Ксанте и упал перед ним на колени, тыкаясь тому в ладонь лбом.

— Отец, почему вы не убили меня? Отец... Я люблю их, я не заслуживаю вашего прощения... — плечи юноши сотрясались.

Легрэ скорбной тенью стоял и смотрел на происходящее, не чувствуя застывших в глазах слез.

— Не смей так говорить, Луис, — сказал он, кое-как справляясь с темнотой в глазах. — Ни твой отец, ни я, ни даже Фернандо никогда не пожелали бы твоей гибели. — Кристиан посмотрел на Ксанте. — Вы хотите, чтобы я ушел и дал вам время побыть наедине с вашим сыном?

Ксанте кивнул, а когда барон покинул шатер, потянул юношу к себе и обнял.

— Я вез тебя в клетке, я собирался тебя казнить. Ты не должен меня прощать. Я сделал для тебя слишком много дурного, желая показать тебе, что сила заключается в знании. Ты любишь их?

Герцог кивнул, а по щекам его поползли дорожки слез.

— Тогда бери бумагу и поступай так, как тебе велит твое сердце, а не как желает того старик, которому осталось жить не больше нескольких часов. Скажи королю, что сын Легрэ на заставе Асьяно, это около границы с франками, а еще... Скажи, что ярл знает про то, что они сделали с Анникой. Их предали в первый же день. И я не смог остановить конфликта. И еще скажи, что франкский король Генрих собирается отрезать себе жирный кусок на севере страны.

Луис распахивал глаза все шире.

— Отец, — выдохнул он. — Отец, прошу, неужели ты опять затеял большую интригу?

— Не я, ты же не думаешь, что я бог? — улыбнулся нежно Ксанте, гладя герцога по щеке. — Я всего лишь сошел с ума, когда понял, что ты стал иным, что ты... нет, ты мой маленький светлый ангел, а я... ревнивый старый чурбан, у которого украли сына.

Легрэ вернулся через две четверти часа и увидел, что сын и отец сидят обнявшись. Кристиан взглянул в глаза инквизитора и благодарно улыбнулся ему одними уголками губ. Потом он взял у Луиса бумагу и передал Алонсо, велев надежно хранить и глаз не спускать с документа ни днем, ни ночью.

— Луис, — Легрэ вздохнул, — тебе надо отдохнуть. Ты позволишь мне поговорить с твоим отцом? Наедине.

Юноша оторвался от Ксанте с большой неохотой. В его душе не оставалось ни обиды, ни горечи — он понимал инквизитора, как самого себя. И испуганно посмотрел на барона.

— Король — он жив?

— Жив, я не добрался до артерии, всего лишь небольшая рана, — инквизитор подтолкнул герцога подняться. — Иди к нему. Иди и скажи, что я попросил.

Луис продолжал мяться на месте, а потом нерешительно сделал шаг к выходу, вернулся, обнял порывисто Легрэ и выбежал прочь.

Кристиан нежно улыбнулся ему вслед.

— С ним будет все хорошо, — сказал он, помолчав и присаживаясь рядом с Ксанте. Легрэ вздохнул. — Спасибо вам, что спасли его. Никогда не думал, что скажу это, что захочу сказать вам нечто подобное.

— Вы судите о людях по слухам, — покачал головой Ксанте. — Я живой и так же сильно чувствующий человек. И мне тоже приходится бороться с собой и своими бесами. Вы... если его любите, то не должны отказываться. Луис без вас пропадет. Так что теперь на вашей совести его жизнь, раз уж я попался. Короля не отговаривайте. Он должен меня казнить.

— Мы ему не дадим такой возможности, — Легрэ посмотрел на Ксанте. — Вообще-то я хотел вам предложить что-то вроде поединка, учитывая состояние моей головы и вашей ноги, не на мечах. Шанс пятьдесят на пятьдесят, и чтобы Бог и случай решил, кому из нас умирать. Мне без Луиса все равно бы не вышло жить, вы же знаете. Вы сделали выбор за нас обоих. Мне жаль, Ксанте, но я должен убить вас. Что скажете на счет медленного безболезненного яда?

— Это милосердно с вашей стороны, — согласился мужчина. — И вполне подойдет, потому что такой мог бы оказаться и у меня самого в случае чего. Давайте, — Ксанте приподнялся на руках и одной ноге, чтобы сесть прямо. — Не тяните, а то Луис может вернуться.

— Если Луис войдет, то увидит, что мы с вами вполне по-дружески пьем вино. — Легрэ хлопнул в ладоши и Алонсо принес поднос с графином великолепного вина и парой бокалов. Легрэ достал из рукава мешочек с белым порошком и высыпал в бокал, предназначенный для инквизитора. — Вы сегодня уснете, крепким хорошим сном. Не мучаясь. Но знаете, мне чертовски надоело убивать людей. Пусть ваша смерть станет последней в моем списке преступлений. О ней я буду сожалеть. Что же до Луиса, я не лгал вам, сказав, что у него будет свобода. Я не брошу его и буду защищать до последнего вздоха, но что касается всего остального, пусть он поступает так, как ему велят сердце и его совесть. Ваше здоровье, — Легрэ отсалютовал бокалом Ксанте.

Мужчина улыбнулся

— Я надеюсь на вашу честь, пусть он сам выбирает. Ваше здоровье, — инквизитор сделал хороший глоток. — Отличное вино констатировал он и улыбнулся. — Вы преподнесли мне сюрприз, Легрэ. Теперь я даже понимаю, почему мой сын выбрал именно вас.

— Если бы он был девушкой, я бы просил у вас его руки, — Кристиан хлебнул вина, с горькой улыбкой глядя в бокал. — Я расскажу вашим внукам, что вы были умным и достойным противником, но вашим самым большим достижением осталась любовь к сыну. Надеюсь, в этом они пойдут в вас.

— Вы можете и без этого сделать его счастливым, — еще глоток, и вот уже мужчина опустошает кубок. — А что касается детей, надеюсь, что Луис воспитает их такими же честными, как вы. За вас.

— За вас. И за вашего сына, который проживет достойную жизнь. — Кристиан допил свое вино и налил в бокалы еще, почти до края. Было так странно пить вместе с этим человеком и вот так запросто разговаривать со своим бывшим врагом. Совершенно странный день и вечер. — Можно спросить вас, Ксанте, а посему вы никогда не говорили мне, что я бастард?

— А что бы изменило это в вашей жизни, Легрэ? Разве что я собирался отдать вам земли, которые были подписаны отцом. Судьба распорядилась так, что вы столкнулись с Фернандо. И полюбили друг друга.

— Да, судьба такая странная штука, — задумчиво усмехнулся Легрэ, устраиваясь на тюках поудобнее. — Жаль, вы не увидите завтра лица короля и того, какую взбучку он мне устроит. Презабавное будет зрелище. — Кристиан улыбнулся Ксанте. — Хотите, Луис побудет с вами сегодня остаток вечера. Вы теперь не скоро увидитесь.

— Пожалуй, что хочу, но думаю, ему лучше остаться с королем сегодня, — заметил инквизитор беззлобно. — Я лучше знаю, так что все в порядке. Не усложняйте ситуацию, и тогда вы избежите лишних обвинений и упреков.

Кристиан вздохнул. Он совсем не думал, что избежит упреков, но он определенно постарается все объяснить Луису.

— Что ж, прощайте, Ксанте. Не держите на меня зла, и я на вас не стану. Я рад, что ошибался на ваш счет.

* * *

Кристиан вышел из шатра и жадно втянул ноздрями воздух. Легрэ чувствовал себя каким-то разбитым и в конец уставшим. Алонсо подошел к нему, и Кристиан видя, что и он устал, отпустил юношу отдыхать. У шатра Ксанте сменили стражу.

Легрэ долго бродил по лагерю, среди костров и разбитых палаток, обозов и солдат, но ноги сами привели его туда, где под пологом синего шелка крепким сном спал Фернандо, напичканый настоями мэтра Рамона, и Луис, молчаливой светлой фигуркой присевший на краю королевского ложа. Кристиан подошел к постели, всматриваясь в лицо брата, желая убедиться, что тот действительно спит и не умер.

— Пусть отдыхает, — сказал Легрэ, наклоняясь и целуя Фернандо в лоб с нежностью любящего супруга, — он три дня совсем не спал. Представляешь, все королевство вверх дном перевернул, пока тебя искал. Страшно подумать, во что бы все вылилось, если бы ты погиб, Луис. — Кристиан выпрямился и повернулся к мальчику лицом, ласково погладил по волосам. — Устал?

— Нет, — тот держал за руку монарха и не отводил взгляда от спокойного лица Фернандо. — Мэтр сказал, что все будет хорошо. Он зашил рану и обработал какой-то гадостью, чтобы не загноилось. А еще сказал, что очень повезло, и все могло закончится смертью.

Герцог повернул голову и, наконец, посмотрел на Легрэ.

— Я люблю тебя, — признался тихо и вновь опустил голову, — И короля. Вас двоих. Но Ксанте прав — я грешник. Он простил меня, но бог — никогда.

Легрэ помолчал и с тяжелым вздохом присел перед Луисом на корточки.

— Ты не можешь этого знать. — Кристиан взял руки юноши в свои, осторожно лаская его пальцы и не поднимая глаз. Кусая губы, он тихо сказал: — Я хочу, чтобы ты очень хорошо подумал, прежде чем объявишь нам с Фернандо о своем решении. Дороги назад не будет, Луис. Только когда ты будешь принимать его, ты вот о чем вспомни. Вспомни Фернандо, каким он был до тебя, и каким стал теперь. Как он шел за тобой, как он попал в ловушку Себастьяна. Как он не убил меня по твоей просьбе, хотя мог и хотел. Как горел Валасский монастырь. Вспомни, как мы оплакивали твою смерь. Вспомни, сколько раз я рисковал жизнью ради тебя и сколько раз обидел тебя после. Вспомни, сколько раз ты простил мне мои дурные поступки и грубое отношение. Вспомни наши ночи и признания, наши чувства и страсть. Вспомни и этот вечер, и гавани, и вот такого Фернандо, — Кристиан кивнул на брата, а после, проглотив ком в горле, посмотрел в голубые глаза своего мальчика. — Вспоминай все, но учти, этого больше никогда не будет. Нас больше не будет. Но поступать ты должен как сочтешь нужным. Ты никогда не был нашим пленником или заложником любви, это положение ты сам определил для себя. А для нас ты был жизнью, счастьем, спасением... всем. В людских отношениях не все бывает гладко, но мы с Фернандо любили тебя и будем любить.

Признания падали болью и слезами на душу. Луис и сам много раз спрашивал себя, почему так сильно любит? Почему готов умереть ради них двоих.

— Я обещал Фернандо, — с хрипотцой начал он и смущаясь невероятно, — обещал, что никогда его не оставлю, обещал, что всегда буду помнить, что вы меня оба очень любите. Я обещал, что буду говорить вам только правду. — Голубые глаза поднялись на барона. — Я не хочу тебя потерять. Ни тебя, ни Фернандо... Я люблю вас, и отказаться от вас было бы для меня равносильно смерти.

Легрэ поцеловал руки Луиса и сев на землю, положил голову на его колени. Пусть остановится время. Пусть все прекратиться, лишь бы не было так больно.

— Не оставляй нас... Я обещал твоему отцу отпустить тебя, но это все равно, что лишиться сердца. Я все равно ходил бы тенью за тобой всю свою жизнь... Не смей бросать нас. Никогда, слышишь? — Кристиан обнял руками бедра Луиса, прижимаясь ближе. — Не смей...

— Не брошу, никогда не брошу, — герцог теперь держал Фернандо за руку и одновременно гладил Легрэ по волосам, проникая в пряди и проходясь от края волос до самого затылка. От горячих рук мужчины сердце стучало чаще. "Они оба живы! Они с ним! Все будет хорошо. Все обязательно будет..."

Легрэ долго не шевелился, словно время и правда остановилось. Он думал о том, что было бы, если бы Луиса казнили, он сходил с ума тихо от одного лишь страха за его жизнь. Нельзя так любить, никого и никогда нельзя, невозможно так сильно любить! Кристиан не мог потерять никого из них. Фернандо и Луис — они были единственным, что ему оказалось нужно в этой жизни, и пусть Бог, который не понимает этого, катится ко всем чертям со всеми своими идиотскими догмами и ханжеством! А еще лучше, пусть забудет о них троих и даст им прожить свои жизни обычными счастливыми людьми.

— Луис...

Отозвавшись на зов, герцог наклонился и поцеловал Кристиана в висок, отпуская спящего сейчас короля, который перестал метаться во сне и теперь дышал спокойно и ровно.

Кристиан судорожно вздохнул, едва его кожи коснулись мягкие губы — такое знакомое тепло.

— У тебя было когда-нибудь чувство, будто ты умираешь? Когда перед глазами мир становится с ног на голову и совершенно непонятно, куда тебя несет.

— Да, было. И не раз, — признался Луис. Это ужасное чувство, когда почва уходит из-под ног, появлялось у герцога несколько раз. И один из самых страшных, когда лекарь сказал, что Кристиан серьезно болен.

Легрэ повернул голову к юноше, протянул руку к его щеке.

— Я не хотел терять тебя. Никогда не хотел. И Алонсо... это все моя глупость. Мне просто привидилось там, на озере, что он будет оберегать тебя, драться за тебя... и я ухватился за эту мысль, как последний осел. Я хотел, чтобы когда меня не станет, когда не станет Фернандо, с тобой остался кто-то... Друг, который не предаст и поможет в беде. Если бы не эта моя идея ничего бы этого не случилось... Прости меня.

Герцог положил ладонь поверх его руки. Вглядываясь в любимого, долго молчал, чтобы потом броситься в его объятия и там затихнуть. Он боялся даже представить, что должен испытывать такой сильный воин, зная, что его изнутри пожирает болезнь, которая неотвратимо приближает смерть. Он целовал его шею и тихо всхлипывал, думая о том, что было бы, если бы Фернандо не удалось спасти после нападения.

Кристиан и сам не понял, как они с Луисом оказались на постели. Легрэ держал лицо герцога в ладонях и целовал любимого без устали, торопливо, жадно.

— Как же я испугался... любовь моя. Как же я без тебя... Милый. Луис... хороший мой, нежный, желанный.

Герцог дрожал от этих поцелуев — столько недель прошло с момента похищения, что он уже и забыл, что такое плавиться в объятиях и испытывать страсть. Было как-то странно, одновременно волнительно и сладостно. Ладошки проходили по спине барона, проникая под рубаху и касаясь горячей кожи.

И Легрэ вдруг перестал целовать его — он заглянул в глаза герцога с мольбой и нежностью, но от касания его рук было так хорошо и так жарко.

— Ты уверен? — спросил Кристиан, всматриваясь в лицо герцога и пытаясь угадать, разглядеть ответ в их прозрачной чистой синеве.

— Я... — сомнение лишь на мгновение остановило нежные прикосновения герцога. — Да, уверен, — кивнул он. — Я как никогда уверен.

Кристиан улыбнулся. Слова любимого разом освободили его от тяжести тревог, измучивших его в конец. Все эти недели неизвестности, терзаний, ощущения потери теперь таяли как страшный сон.

— Ты даже не представляешь, как я рад слышать это, — восторженно выдохнул Легрэ и обнял Луиса незатейливо и просто, как обнимают самых дорогих людей, прижал к себе — и в этих объятиях было столько чистой любви, что не выразила бы никакая страсть. — Я люблю тебя, Луис Сильвурсонни... Невыносимо люблю... Спасибо, — Легрэ поцеловал мальчика в висок. — Спасибо...

Теперь между ними не было больше преград, которые бы помешали говорить открыто и чисто, которые бы отталкивали и прятали в тайники души тайные желания и маленькие обиды.

Герцог ответно целовал барона и говорил без слов, как его любит, как любил с самой первой встречи. Как ждал его все эти годы, как нашел неожиданно и что теперь ни за что не хочет расставаться.

Кристиан отдал Луису эту ночь и себя. Они любили друг друга нежно, укрывшись шкурами на широком ложе, что располагалось рядом с постелью Фернандо, и это было почти таинство. Только редкие вздохи и шепот нарушали тишину шатра, будто Луис и Легрэ боялись побеспокоить крепкий сон короля, будто своей любовью они охраняли сейчас его покой. Завтра они все повторят втроем. И еще раз. А после еще. Никто из них больше не станет жалеть ни о чем, не рискнет терять. Спустя час Кристиан и Луис лежали, обнявшись, задумчиво глядя на огонь, и пальцы Легрэ гладили белое плечо мальчика, бегло скользя по тонкому шраму, оставленному когда-то плетью. Кристиан тихо хохотнул:

— А знаешь, что я вспомнил сейчас? Как мы встретили Фернандо во дворе монастыря. Он так комедию ломал, что я его за идиота принял.

Сильвурсонни заулыбался.

— Он был весьма избирателен в своих играх, и это скорее всего произошло спонтанно, потому что я совсем не видел раньше Фернандо. Только под маской. И вокруг было много людей. — Луис смутился. — Сперва было много. Потом он заманил меня в пустую комнату. Так что я тоже в монастыре подумал, что это какой-то паяц из богатых.

— Хм, — Легрэ задумчиво приподнял брови и, немного помолчав, с улыбкой попросил: — Расскажи мне о вашей первой встрече. Я знаю только, что тебя прислали в замок для Фернандо. Представляю, как он напугал тебя, если ты очертя голову бросился бежать... От такого паяца даже бы я сбежал. А уж если вспомнить, как мы с тобой живо спрятались в подвале от него, чего удивляться.

Герцог пожал плечами и начал свой рассказ (подробно можно прочитать в рассказе "Монастырь: Маскарад для ангела"). Он и сам не понял, как дошел до момента, когда король стал обнимать его в той комнате и требовать поцелуя, и очень смутился, словно это происходило совсем недавно.

— Он был очень напористым. Я не сбежал бы, Кристиан. Только Ваоло получил приказ меня забрать.

— Правда? — Легрэ не ставил под сомнения слова юноши, тем более он знал, что Ксанте просто выманивал Фернандо пуститься в опасное путешествие. — Ты сказал мне, что любишь короля немногим позже. Ты в него на балу влюбился?

Луис опустил глаза и вспомнил свои сомнения и то, как он всю дорогу прокручивал в голове их разговор.

— Да, — сознался робко.

Кристиан провел пальцами по скуле юноши, бережно прихватив за подбородок, повернул его лицо к себе для легкого поцелуя.

— Хочешь, открою тебе один секрет, о котором даже в Риме никто не догадывается. Мало кто догадывается вообще. Ангелов всегда тянет во тьму, и они падают в нее сотнями — и рады этому, но не потому, что тьма поглотит их, а потому, что они наверняка знают, что когда наступит предел, свет этих ангелов разорвет черноту ада и засияет ярче Солнца. И подвиг любого ангела состоит не в том, чтобы сохранить белыми крылья, а в том, что маленькая частичка света породит во тьме другую. Иногда, чтобы выиграть войну, надо проиграть сражение. В глазах Бога твой свет никогда не исчезнет бесследно, Луис, тебе есть кому светить. И работы хватит надолго, поверь мне.

И тут Сильвурсонни заплакал. Нет, это были не слезы горечи, боли, безнадежности, это были слезы очищения, потому что Кристиан сейчас вытащил его из собственного тихого ада, где маленький мышонок хотел забиться в самый темный уголок и там тихо сидеть и медленно умирать.

— Я не ангел, Кристиан, я человек. И ты, и Фернандо. Мы сами строим судьбу. Сами.

Легрэ нежно стирал со щек слезы своего любимого ангела.

— Я рад, что ты человек, и что я человек. Знаешь, один персидский поэт однажды хорошо сказал: "Ад и рай — в небесах", — утверждали ханжи. Я, в себя заглянув, убедился во лжи. Ад и рай — не круги на дворе мироздания. Ад и рай — это две половинки души... — Кристиан улыбнулся Луису. — Я когда-нибудь обязательно раздобуду для тебя его книгу. А сейчас скажу: ты лучший из всех людей, кого я когда-либо встречал, и я никогда и никому тебя не отдам. Я проживу с тобой свою жизнь, и с Фернандо, — Легрэ с мягкой улыбкой взглянул на спокойное лицо короля, — и я никогда ни перед кем не отпущу глаза от стыда, потому что в нашей любви никогда не было позора. Будь счастлив, Луис, я больше ничего не прошу у жизни для себя.

— Да, только живи, прошу, — Луис наклонился и стал целовать мозолистые руки Кристиана, потому что не ведал ничего лучше, чем то, что может говорить, быть рядом с любимыми. — Я буду бороться — с болезнью, с Богом. Я не отдам тебя им. Не отдам. И даже если... если ты умрешь, ты будешь вот здесь, в моем сердце, в моей душе.

— Нас троих никакая болезнь не одолеет, — ответил Кристиан. Он дышал полной грудью — свободно и счастливо и не собирался умирать. Он наконец-то разобрался со всеми своими приоритетами и ошибками. Он принимал касания Луиса как лучший на свете подарок. — Теперь я хочу жить как никогда, не с войной, не вдали, а с тобой и Фернандо. И знаешь, я все это время принимал лекарства. Забавно, но они помогают.

— Принимал? Правда? — лицо юноши осветило солнце, он взглянул на повернувшегося на бок Фернандо. Тот улыбался во сне и теперь не выглядел бледным. — Тогда... вдруг они помогут? Я не хочу, чтобы тебя подкосила костлявая старуха.

— Они помогут, — уверенно ответил Кристиан. — Противные конечно эти микстуры до ужаса, но чего не выпьешь, чтобы меч толком в руках удержать. Я когда хватился тебя, думал точно упаду и не встану, ругал себя очень... Мы с Фернандо все таверны переворошили, всех разбойников переловили в округе, потом сюда лошадей гнали как безумные. Если бы я не пил лекарств, я вряд ли бы добрался до гаваней полным сил, чтобы поблагодарить тебя за этого твоего лекаря. Правда кое-кто уже поговаривает, что он колдун, так что у нас опять неприятности с инквизицией. Жизнь налаживается.

— Много понимает эта инквизиция, Аббас отличный лекарь. Я у монахов спрашивал. Они как раз и сказали, что он в северных землях. Собирает травы со своими учениками. — Луис гладил Легрэ по шершавой щеке и никак не мог налюбоваться, а еще очень ждал пробуждения Фернандо.

— Церковь не любит лучших, — улыбнулся Кристиан, влюблено глядя в глаза Луиса. — Зато потом делает из них святых. Забавная привычка. Ты голоден?

— Немного, мы с утра уже ничего не ели. Алонсо так нервничал, что забыл даже перекусить. Мы думали, что нас убьют... Вернее, я так думал. Я выгляжу перед ним настоящим трусом, — вдруг вспомнил и нахмурился Луис.

— Сомневаюсь, — ответил Легрэ. — Алонсо не имеет привычки судить других людей, а просто прямо говорит им все, что о них думает. Он назвал тебя трусом?

— Нет, но я же знаю, что испугался. Город горел. Отец совсем сошел с ума.

— Мы все испугались, Луис. Боятся — не грех и не преступление, кто боится — всегда правильно оценивает опасность. Ты не трус и, слава богу, не дурак, чтобы в такой ситуации браться за меч. Это не твой конек, — Легрэ с улыбкой поцеловал герцога в лоб, потом встал, прошел к выходу и выглянул наружу, чтобы распорядиться принести вина и хлеба с мясом. Вернувшись к герцогу, Легрэ нежно погладил его по волосам.

Вдруг Фернандо открыл глаза и поднес руку с пульсирующему небольшой болью горлу. Настойки мэтра Рамонда действовали, приглушая не только боль, но и ощущение окружающего. Темно? Глаза зашарили по сторонам — шатер. Король повернул голову и увидел мальчика и склонившегося к нему Кристиана. Оба. Вместе. Хорошо. Монарх чуть слышно выдохнул.

— Где? — раздался чуть слышный шепот. Говорить было можно, хоть и больно. Даже скорее неприятно. Фернандо еще раз попытался на ощупь определить, что с горлом, но повязка мешалась.

Услышав голос Фернандо, оба его возлюбленных кинулись к нему.

— Что — где? — уточнил Легрэ, радостно погладив брата по волосам.

— Ксанте, — ответил монарх и невольно чуть сморщился, проклиная слабость, мешавшую обнять мальчика.

— Его охраняют, — просто как истину ответил Кристиан и, помедлив, добавил: — Все хорошо.

Луис бросился к королю и стал целовать его руку. Полуобнаженный, в рубашке, сползшей с плеча и светлыми растрепанными волосами, он сейчас походил на настоящего ангела.

— Кристиан, — Фернандо крепко сжал руку мальчика, — нужно выяснить у Ксанте где... — монарх на мгновение замолк. Луиса они не посвятили в то, что у Кристиана возможно есть сын. — Просто пусть он тебе ответит на мой последний вопрос. Он точно знает ответ. Это срочно. — Монарх попытался приподняться. — Дьявол, чем меня сейчас напичкал Рамонд?

— Ты лежи, тебе не надо напрягаться, — Легрэ уложил короля обратно в постель, хмуро размышляя над тем, что конкретно король имел в виду. Беда была в том, что Ксанте уже был мертв, и Кристиан не мог сказать этого сейчас. — Все не важно, Фернандо. Главное, ты поправишься.

— Кристиан, если я говорю срочно, значит срочно, — отозвался монарх, поддаваясь рукам брата и укладываясь обратно. — Луис, иди ко мне, — руку мальчика он так и не выпустил, и потянул на себя — ближе. — Он мне много интересного наговорил, — Фернандо попытался усмехнуться, но опять только скривился.

Легрэ бросил осторожный взгляд на Луиса, потом на короля.

— Разве это не может подождать до утра? — спросил он.

Герцог смотрел и слушал, почему-то вспоминая последние слова инквизитора и его просьбу передать Фернандо информацию.

— Я... должен сказать... я... — забормотал он, прерывая монарха. — Ксанте мне сказал про сына Кристиана и заставу Асьяно.

Король замер, лихорадочно размышляя над странными словами мальчика.

— Когда он тебе это сказал?

— Сегодня ночью, — смутился герцог.

— Сегодня? — медленно переспросил Фернандо, строя странную картину происходящего. — Что он еще тебе сказал? И как ты вообще узнал, что Ксанте здесь?

Несколько мгновений Сильвурсонни и ответить не знал что.

— Я не знал, что он здесь, я догадался, когда с тобой случилось вот это... И потом Кристиан меня проводил. — Страх, что сделано что-то неправильное поднимался внутри. — Он сказал про франков и войну. Что они хотят откусить какой-то жирный кусок. А еще про Ярла. Я не понял точно, но он приедет к тебе в ярости.

Фернандо сглотнул боль на горле и медленно провел по руке мальчика.

— Кристиан, я так понимаю, Ксанте мертв. Мне нужно знать точно, слово в слово, что он говорил. Луис, к тебе это тоже относится, вспоминай.

Герцог посмотрел на Легрэ, умоляя помолчать, а потом наклонился и стал целовать руки Фернандо.

— Он велел тебе передать, что сын Кристиана на заставе рядом с франками, а еще, что тебя предали, и Ярл в курсе произошедшего с Анникой. И еще про франков, что они хотят откусить жирный кусок земель и хотят войны.

Король повернув голову, смотрел на нахмуренное лицо брата и слушал быстрые взволнованные слова мальчика. Так странно все повернулось. Интересно, о чем Кристиан разговаривал с церковником? Зачем позвал мальчика? Почему убил Ксанте? Ведь если бы не убил, сразу бы либо пошел узнавать, либо ответил, почему это невозможно. И герцогу тоже наверняка что-то еще было сказано. Голова все еще плыла в тумане и виски сдавливало обручем боли, мешая думать и все усиливая странность происходящего.

— Кристиан, вели отправить голубей в столицу и на заставу Асьяно. И еще гонцов на всякий случай. Арестовать всех сопровождающих твоего бастарда. Ребенка тоже. Доставить в замок. Далее. Все заставы на границе с Северным королевством предупредить о возможном появлении Ярла. Послать дополнительные разъезды вдоль границы. Как только Ярл появится, сразу послать гонца и голубей.

— Ты только не волнуйся, я умоляю, — Луис переживал за состояние Фернандо и теперь поправлял подушку под его головой, укладывая получше.

Легрэ кивнул, а после вышел дать необходимые распоряжения. Когда же он вернулся, то сказал Фернандо:

— Ксанте сегодня очень необычно вел себя. Передавал тебе привет. — Взгляд Легрэ — неловкий и скользящий подтвердил, что инквизитор мертв.

Король прикрыл глаза. Все-таки святоша выиграл. Пусть даже ушел за грань, но последнее слово осталось за ним, и теперь не проверишь, правда ли то, что он сказал Луису и Кристиану. Зато запутать все напоследок — да, это было в стиле инквизитора. В душе Фернандо была жалость, что брат убил Ксанте — столько возможностей и информации утеряно. А еще монарх честно признавался себе, что, как ни странно, на самом дне души было нежелание вообще убивать этого церковника. Достойный противник и учитель — ибо у кого же учиться, как не у сильных соперников? Но простить то, что тот сделал с мальчиком — никогда.

— В какой момент? — попытался спросить Фернандо, прижимая к себе Луиса, купаясь в его тепле и в который раз чувствуя радость и счастье от того, что нашли, успели.

— В какой момент — что?

— В какой момент передал привет, — ответил король. Мир постепенно терял реальность, видимо начали опять действовать настойки, но очень хотелось узнать ответ именно сейчас.

— Когда я говорил с ним в последний раз, — не моргнув глазом, ответил Кристиан.

— Кристиан, — Фернандо произносимые слова казались уже какими-то размытыми. — Не считай меня за идиота. Я жду.

Легрэ опустил глаза, набрал в грудь побольше воздуха и выдохну одной свистящей фразой:

— Когда я дал ему яд.

Король улыбнулся, проваливая в забытье. Проклятый инквизитор... Переиграл...

Герцог замер. Мир покачнулся... признание барона выбило из-под ног почву. В глазах потемнело. И кажется, вокруг не стало воздуха. Дышать сильвурсонни просто не мог. И не дышал. Даже не задыхался... он слышал лишь стук сердца, да и то откуда-то издалека.

— Луис... — Кристиан не знал за кого хвататься: то ли за Фернандо, то ли за бледного точно смерть герцога. — Луис... не молчи. Скажи хоть что-нибудь.

Герцог не отвечал. Он ничего не видел и не слышал. Умер отец. Его отец... он умер... Юноша наконец захлебнулся в слезах и упал на подушки с рыданиями.

Кристиан кинулся к брату, не в силах видеть горе Луиса. Как ему объяснить, что так было нужно, необходимо. Как сказать, что он сделал это ради них, ради их любви. Легрэ не знал. Он метался между двумя любимыми, а потом вдруг замер.

— Лекаря. Позовите лекаря! — приказал он страже. Мэтр Рамон не заставил себя долго ждать, но пока он осматривал короля, Кристиан взял со стола настойку снотворного. Он подошел к юноше и перевернул его на спину, заставив посмотреть на себя. — Так было нужно, — четко и раздельно проговорил он. — Я убил его, потому что так было нужно, Луис.

Юноша отрицательно покачал головой.

— Тебе? Кому? Зачем? — слезы текли ручьями.

— Не мне, — ответил Легрэ. — Я не хотел его убивать, но мы оба понимали, что пока он жив ты никогда не станешь свободным по-настоящему. Я сделал это прежде всего ради тебя самого, Луис... Потом ради Фернандо и уже после, ради себя... Посмотри на меня...

Герцог поднял лицо, но через слезы ничего не видел. Кристиан говорил правду, но большего горя пока у юноши не случалось. Много лет назад Ксанте спас его, сделал его человеком, а не бродяжкой.

— Это только мое горе, — пробормотал Сильвурсонни. — Я пойду к нему.

— Вот как. — Кристиан укоризненно покачал головой и медленно разжал пальцы на плечах юноши. — Хорошо... Иди. Алонсо тебя проводит.

— Кристиан, только не сейчас, — умоляюще задрожал Луис. — Он же мой отец.

— Я знаю, — ответил Легрэ, переводя взгляд на мэтра Раймонда. — Я знал это, когда... Его смерть не принесла мне ни удовольствия, ни радости, и поверь, я думал о том, что, возможно, ты меня не простишь. Да это и не важно на самом деле, и не надо. Пусть твое горе останется твоим, а мое преступление только моим. Я не стану ни о чем жалеть.

Луис промолчал. Он очень любил Кристиана. Но... он его сейчас и ненавидел за то, что тот освободил, не кто-то другой — самый близкий ему...

— Я сейчас не могу, — Луис вскочил и вылетел из шатра.

Алонсо заглянул, вопросительно уставился на Легрэ. Кристиан молча кивнул и тот, все поняв без слов, ушел следом за герцогом. Лекарь тоже не задержался — у него выдалась напряженная неделя и необходимо снова было готовить новые отвары. Кристиан остался в одиночестве, рядом с братом. В груди у Легрэ все жгло и слезы злости щипали глаза, злости на обстоятельства, и складывалось впечатление, что мир медленно сходит с ума, не в силах больше выносить его грешную, грязную, но безумно любящую душу. Сейчас он ненавидел себя за эту слабость так сильно, что кулаки сжимались до боли, а полумрак шатра темнел перед глазами.

— Я не пожалею, — прошептал Легрэ кому-то, кто, казалось, стоит невидим прямо перед ним и ухмыляется его боли. — Я не пожалею, — упрямо повторил Кристиан, лег рядом с братом и, уткнувшись лицом ему в шею, закрыл глаза. Нужно было чувствовать тепло Фернандо сейчас, слушать его дыхание, чтобы не сломаться и выстоять в страшной битве с самим собой. Усталый разум провалился в тревожную дрему, не приносящую облегчения.

В это время Луис уже дошел до шатра, где еще лежал его отец. Он вошел туда и остановился, не в силах видеть мертвенно бледное лицо лежащего ничком человека. Тот был дорог ему даже тогда, когда совершал жестокости.

И теперь он ушел. И с ним страх. Бесконечный страх наказания. Огромный подарок сделал Ксанте Луису перед смертью. Герцог был уверен, что именно Легрэ вытребовал эту бумагу. Но если бы отец не желал, то никогда бы не сделал подобного шага. Инквизитор простил. А еще... юноша подошел к телу и присел рядом — он любил. Да, Ксанте любил его особенной отеческой любовью. И теперь его нет...

Около получаса прошло, прежде чем сознание вернулось, а слезы иссякли. Луис теперь придвинулся к тюкам и обнимал инквизитора, а в его потемневших глаза томилась гроза. Но она погасла, сменившись полной апатией. Нужно было похоронить Ксанте, и Луис собирался сделать это сам.

Кристиан нашел герцога на опушке. Рассвет только-только занимался, окрасив горизонт в желто-персиковые тона, кроны высоких ясеней мерно покачивались на ветру и птицы уже щебетали, укрываясь в их листве от чужих глаз. А Луис сидел у свежей могилы, почти не двигаясь — его печальный образ снова вызывал в Легрэ бурю непонимания, но барон просто тихо подошел и укрыл плечи герцога теплым плащом.

— Пойдем, — тихо сказал он. — Фернандо спрашивал о тебе.

Луис отозвался не сразу и поднялся, чуть пошатываясь. Ясность в голове отсутствовала, казалось, что именно здесь сон и сморил, но было ли пробуждение.

— Пойдем, — кивнул герцог. — Я должен помогать Фернандо. Ему нужна поддержка.

Кристиан кивнул, и они вернулись к королю более не обмолвившись ни словом.

Тот действительно их ждал и очень беспокоился о мальчике. Состояние Луиса внушало опасения и сразу после освобождения, а уж теперь и подавно. Тем более что и Легрэ кое-что рассказал. Мэтр Рамонд велел пока не вставать, и хотя монарх и не понимал почему, был вынужден подчиниться — знающий его лекарь что-то подмешивал в лекарства, чтобы Фернандо чувствовал слабость в теле. Было сказано, что это из-за переутомления, правда, король подозревал, что это не совсем так. Монарху было клятвенно обещано, что через день он встанет на ноги, что несколько примиряло с действительностью.

Полог шатра был открыт, чтобы дать доступ воздуху и солнцу, но Кристиана с Луисом король увидел только когда они уже почти вошли. Фернандо приподнялся на локте, внимательно вглядываясь в мальчика. Устал, вымотан, испачкан. Видно, что руки вымазаны в земле, да и под обломанными ногтями она же. Даже на лбу след — видимо, вытирал пот грязной рукой.

— Луис, — тихо позвал любимого. — Иди ко мне.

Юноша хотел броситься к королю, но потом рассеянно себя оглядел и сперва умылся из ближайшего котла, а только потом присел рядом с Фернандо и взял его за руку, как и день назад. Он как таковое не выказывал скорби, но выглядел осунувшимся еще сильнее.

— Как ты? — взгляд лаской прошел по лицу Фернандо, а потом перешел на Кристиана. Любимые... что бы не сделали... Но боль... она не уходит.

Легрэ опустил глаза, оставшись стоять возле входа. Кристиан был поразительно спокоен, словно бы вообще ничего не произошло.

— Это я должен был спросить. Опередил, — улыбнулся король мальчику, все-таки поднимаясь и усаживаясь, несмотря на дрожь в руках. Лежать было невозможно. Притянуть бы сейчас Луиса поближе и обнять — но тогда он точно упадут. Проклятая слабость... Раздражение на обстоятельства пробивалось ростком сквозь все чувства, но пока не показывалось наружу. И Фернандо просто погладил мальчика по щеке. — Больно?

— Я переживу. — Сильвурсонни подтянул несколько подушек и уложил короля получше, так, чтобы он не напрягался. — Вы здесь. Я никого не виню. Вы для меня... Кристиан, — позвал герцог, — ты сделал все правильно...

Легрэ слабо усмехнулся, почти не веря.

— Бред какой-то, — сказал он сам себе, утирая небритое лицо руками, потом со вздохом подошел к котлу с водой и умылся. Легрэ не понимал, что с ним самим происходит — ему хотелось смеяться, и в то же время, помня горе Луиса, он не смел. Ощущение реальности пропало напрочь. Кристиан утер лицо и руки полотенцем, разглядывая Луиса внимательным выжидающим взглядом. — Я лишнего тебе наговорил вчера... Прости.

— Я сейчас так плохо соображаю... Вы не сердитесь... Я... — Луис прижался к Фернандо и замолчал, желая помолчать еще немного.

— Я и не думал. — Кристиан вздохнул и сел рядом с любимыми. — Иди ко мне. — Он притянул мальчика к себе и, приподняв пальцами его лицо за подбородок, осторожно поцеловал в губы.

Тот даже не сопротивлялся, покорно отвечая, а потом и вовсе обвил шею Кристиана, выдавая свое желание и слабость перед его напором. Любовь стучала в висках, и Луис даже не собирался больше отрицать, что всегда любил мужчин.

Фернандо наблюдал за мальчиком и братом. Сердце ела тихая зависть, и это было странно — никогда прежде такого не было. И в тоже время опускалось спокойствие и осознание, сколь много дало Луису это похищение. Как минимум — взросление. Как максимум — принятие себя. То, к чему его вел король долгие полтора года. Или всего лишь полтора года.

В объятиях любимых сплелись темная и светлая красота и страсть — и это было красиво. Монарх лежал и любовался игрой света, игрой губ, игрой ласк.

Руки Кристиана страстно усилили объятия, сжимая юношу в жадных тисках, а потом совершенно неожиданно отпустили. Легрэ взглянул в глаза мальчика.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, — Луис словно пробудился от долгого сна. Оказалось, что смерть Ксанте и освободила его, и позволила иначе смотреть на себя со стороны. Раньше он никогда не признался бы себе в очевидном, хоть и произносил уже подобные слова. Но теперь... — Я люблю вас обоих.

— Это хорошо, — еле слышно выдохнул Фернандо. — Хорошо, милый.

Кусочки мозаики мира вставали на свои места. Теперь нужно успеть найти бастарда Кристиана и подготовиться к встрече Ярла. Хорошая встреча будет — как раз пора договориться о совместных действиях против франков, а то зарвались что-то. Затевать игру с внебрачным ребенком. Хотя, конечно, задумка явно церковников — так легко будет потом переставить пешечки. Кусочек Вестготии франкам, кусочек северянам — и два подвластных церкви государства, которые легко можно объединить, плюс обескровленные останки Вестготского королевства, которые явно захотят прибрать к рукам арабы, какие бы сейчас договоренности не были. Не получится. Встать бы.

Кристиан облегченно вздохнул и мысленно послал Ксанте в ад. Потом Легрэ обнял любимых.

— Ну что, теперь мы можем поехать домой?

* * *

Легрэ гнал коня во весь опор, не жалея, навстречу отряду гвардейцев, сопровождающему арестантов. Летний ветерок путал волосы и напоминал дни бестолковой юности. Едва он увидел вдали вереницу лошадей и людей, что приближалась к столице, сердце в его груди сжалось. Теперь все должно было решиться. Кристиан подумал, что восьмилетнему мальчику должно быть очень страшно одному в арестантской карете, ведь Олафа по просьбе Легрэ везли в другой. Остальные братья бежали и теперь скрывались от гнева короля как заговорщики.

Кристиан пришпорил коня, направив его легкий бег навстречу отряду и стараясь не думать о плохом. Ему и самому было страшно.

Когда он вошел в дверь кареты, то поначалу ничего не увидел. До того тут было темно и холодно в жаркий летний день

Ребенок глянул, прикрываясь рукой, и боялся даже поднять голову. За последние недели произошло столько, что остался только страх и ожидание смерти. Маленький звереныш забился в самый дальний угол и готов был броситься на огромного мужчину, чтобы вцепиться тому в руку или даже ногу, если повезет.

Легрэ вошел внутрь и после того, как дверь за ним закрылась, карета двинулась дальше. Колеса тяжело повернулись в грязи, снаружи раздался голос гвардейца, отдавшего приказ двигаться дальше.

Глаза Легрэ тяжело привыкали к темноте, но он смог разглядеть силуэт мальчика.

— Ты знаешь, почему ты здесь, — спросил он спокойно.

— Если вы подойдете, я ... вас укушу, — предупредил мальчик, сверкая злобно глазами.

— Я не обижу тебя, — сказал Кристиан. — Мое имя Кристиан Легрэ.

— Не подходите, — почти рыкнул мальчик и еще плотнее вжался в угол. — Что вам нужно от меня?

— У меня не было времени встретить тебя, — терпеливо продолжил Кристиан. — Обстоятельства такие. Олаф Легрэ твой дядя, верно?

— Да, — мальчик надулся и теперь стал еще мрачнее. Он вцепился в пальцами в кованую полосу железа, которой была обита изнутри карета и еще внимательнее смотрел на непонятного собеседника.

Легрэ невыносимо хотелось погладить его по волосам, убедиться, что все ложь и отпустить на все четыре стороны.

— Я слышал, что ты мой сын.

— Я не ваш сын, и вообще, я вас не знаю, — щенок еще больше ощерился, готовый защищаться.

— Тогда чей? — поинтересовался Кристиан с улыбкой. — Барона Моунт?

— Я не знаю, — мальчишка рыкнул. — Я есть хочу, — добавил он недовольно. — Отстаньте от мня.

— Понятно. — Легрэ кликнул гвардейца и приказал принести еды, сказав, что оторвет в следующий раз голову, если мальчика не будут нормально кормить. Когда им подали съестного в корзине, Кристиан разложил яства на сидении и сказал: — Ешь. Не стесняйся.

Тот сразу потянул кусок хлеба и стал жадно его уплетать, зыркая то и дело на непонятного человека. Он держался настороженно и очень испуганно, потому что совсем не понимал, что от него хотят и боялся, что его убьют.

— Да, втянул тебя в историю мой братец, — вздохнул Легрэ, внимательно наблюдая за мальчиком, подмечая привычки, пытаясь разглядеть свои черты. Темноволосый, худенький и угловатый волчонок, вот кого напоминал этот мальчишка Кристиану, и глаза карие, как у Фернандо. Легрэ подал мальчику родниковой воды в мехе, вдруг понимая, что если это и правда его сын, то... — Не ешь всухомятку. Это вредно говорят. Ты любишь сказки?

— Люблю сказки, — мальчик жадно выпил из курдюка, а затем прижался спиной к стене и закрыл глаза. — Ваш брат? — вдруг спросил он и вскочил на ноги.

— Олаф, — пояснил Легрэ. — Он мой брат... Сводный. Понимаю, ты удивлен. Мы же совсем не похожи с ним.

— Правда? — насупился волчонок и опять плюхнулся на скамейку, чтобы теперь схватить луковицу и кусок мяса.

— Да. Правда. Ты называл его дядя, или еще как-то?

— Он заставлял называть его милорд, — мальчишка хрустел и довольно чавкал.

— Что? — ошалел Кристиан и сжал руки в кулак. Ну Олаф, ну идиот! — Что он еще говорил тебе? О том кто ты, и куда вы едете?

— Сказал, что я буду большой человек и что мне дадут много золота. Врал, поди, — сочный кусок исчез в перемазанном ротике.

— Это он умеет, врать. — Кристиан испытал острый приступ горечи. Ему не хотелось убивать мальчишку. А злость на Олафа все росла. Втянул ни в чем неповинного ребенка в такую переделку. Легрэ многозначительно хмыкнул. — Ну, а сам-то ты мне не врешь сейчас?

— О чем? — вкус мяса перекрывал все остальные мысли. Ребенок жадно ел, забыв об опасности. — Милорд... То есть дядя бежал к темным рыцарям, чтобы его не убили злые люди. А кто такие злые люди, я не знаю.

— Кажется, я знаю, — неприятно улыбнулся Легрэ. Какое-то время он задумчиво смотрел в окно. — Ты давненько сидишь тут. Хочешь, выйдем на солнце, пройдемся немного?

— Хочу, — мальчонка уже и не верил, что сможет побегать, как любил раньше, когда жил с матерью в деревне, где можно и на сене поваляться и у кур яичко стащить и выпить еще горячим, где рядом речонка и рыба ловится вроде...

Легрэ приказал остановить карету и первым вышел на солнце. Мальчонка не доставал ему до плеча. Впереди зеленым ковром ржи раскинулось поле и птицы заливались в траве и в небесах веселым щебетом. — Ну вот, выходи.

Тот задержался на ступенях, закрываясь от яркого солнца, затем шагнул в рожь и долго стоял, не шевелясь, чтобы затем бухнуться в нее спиной с блаженной улыбкой.

Легрэ рассмеялся, чем сильно озадачил стражников, потом наклонился и погладил мальчишку по голове, забираясь рукой в его волосы.

— Ты чумазый совсем... Как твое имя?

— Пьетро, — волчонок приоткрыл один глаз и сощурился смешно, а лицо его в это мгновение стало совсем как у Кристиана, когда он бывает сыт и доволен. — Так пахнет хлебом. Да ничего что чумазый, я такой всегда.

Легрэ сместил руку на затылок мальчика, чувствуя, как завивается против других прядка темных спутанных волос, и побледнел. — Дальше поедем верхом, Пьетро, — будто растеряв силы, сказал он. — А имя твоей матери Мари?

— Да, — Пьетро был очень удивлен, глаза его распахнулись. Он посмотрел на мужчину с таким невообразимым страхом, словно тот рассказал ему какую-то тайну. — А вы колдун? — спросил он, хлопая ресницами.

— Нет, — ласково ответил Кристиан, неловко убирая руку. — Просто я угадал.

— А вы... а вам... А мама меня ищет? — в глазах волчонка появились слезы.

Легрэ слегка ошалел. Он совсем было забыл, что перед ним ребенок.

— Разве твоя мама не сама отпустила тебя с Олафом?

— Нет, — Пьетро хлюпал носом и теперь совсемм не скрывал, что ему страшно. — Вы меня убьете? — вдруг спросил он.

— А это с чего ты взял? — Кристиан помог мальчонке подняться с земли и приказал подать им лошадей. Легрэ взял мальчика за подбородок и склонился к нему ближе. В душе его просыпалось какое-то совершенно незнакомое чувство и теплота. — Эй, ты же мужчина. А мужчины не плачут, верно

— Я не плачу, — насупленный, с красным носом и мокрыми глазами, Пьетро все больше напоминал своего отца.

Легрэ улыбнулся.

— Ну, разумеется, не плачешь. Ты молодец.

Они сели на коней: Кристиан на своего черного, а для Пьетро подобрали низкорослую спокойную рыжую кобылу. Кристиан больше не спрашивал мальчика ни о чем, а просто позволил ему расслабиться и насладится свободой. Когда же они приехали в замок, Легрэ приказал расположить Пьетро в одной из комнат для прислуги, в западном крыле, куда выходили окна из его собственных комнат. Нужно было срочно поговорить с Фернандо и увидеть Луиса, но он еще ненадолго позволил себе побыть рядом с мальчиком.

— Тебе принесут воды, чтобы ты вымылся с дороги, — сказал Легрэ, входя вместе с Пьетро в маленькую, скудно обставленную мебелью комнату. Тут было небогато, но вполне уютно. Жаль, Олафу повезло меньше. Уж наглый старший братец Кристиана прямиком отправился в тюрьму.

Пьетро осматривался и выглядывал теперь в небольшое окно, ведущее на крепостную стену. А потом обернулся и покраснел до корней волос.

— Господин, это слишком для меня. Я мог бы и в конюшне переночевать, — волчонок был смущен теми хоромами, в которые его пригласил этот богатей.

— Ты тут гость, — ответил Кристиан, внимательно приглядываясь к мальчику. Он нравился Легрэ. — Гуляй по замку, если хочешь, но только за ворота не выходи. Стражники у нас строгие и не дай Бог еще за беглеца примут. В любом случае я должен знать, где ты находишься и чем занят. Понимаешь о чем я?

— А можно мне на кухню? — Пьетро никогда не видел королевской кухни, а он постоянно был голоден и даже сама мысль теперь увидеть все яства, о которых треплются в сказках крестьяне, представлялась невероятно привлекательной. Там, наверное, найдется и огромные осетры, и быки целиком зажаренные.

— Конечно, но сначала умойся хорошенько. Король Фернандо не любит грязнуль, кто бы что там не говорил. Тебе подберут одежду, а пока все готовят, расскажи мне все от начала до конца. Как ты познакомился с Олафом?

— Олаф пришел к матери и покупал у нее лук и молоко. Они говорили долго. А потом он попросил меня проводить его до коня, чтобы я держал огонь. Он ночью уезжал, а потом он меня схватил... — Пьетро опять раскуксился, потому что подумал о матушке и о том, что она совсем одна. Некому ей помогать по хозяйству, да еще вот... а может и лучше, что не дразнят ни ее, ни его безотцовщиной. — И потом он обещал мне всякие деньги и чтобы я слушался. И все мы ехали куда-то...

— И все?

— И все. — Пьетро и правда не знал, о чем говорить. — Мы часто останавливались в деревнях. Ну, воины пили. А я прятался. Они пьяные дурные совсем были.

— В каком смысле? — не понял Легрэ.

— Ну, драться начинали меж собой, спорить о деньгах и вообще потом приставали ко всем подряд. Сколько девок потаскали... — Пьетро пожал плечами. — Мне тумаков не хотелось чего-то схлопотать.

— Смышленый ты. — Кристиан подошел к мальчику и положил ладони на его плечи. — Сколько лет тебе? Восемь? А родился ты когда, осенью или зимой?

— В начале осени, мама говорила, что как раз урожай собрали, — волчонок напрягся. Не любил он прикосновений. — Да, восемь. Мама говорит, что я высокий буду, — заметил он, поднимая взгляд на Кристиана.

Легрэ посчитал в уме день зачатия Пьетро — и верно, он действительно был с Марией в декабре. Не то чтобы по особому желанию он соблазнил ее. Мари была крива на лицо и все знали, что в детстве она попала под ноги лошади и та ей сломала челюсть. Кристиан поспорил на золотой с приятелями-разбойниками, что лишит девственности это "прелестное создание" будучи в трезвом уме. Увы, перед подобным подвигом хлебнул он порядочно, да так, что и не помнил почти ничего. Наверное, бедняжке Марии он в тот вечер сказал какой-то особый комплимент и был очень настойчив, раз обошлось без насилия.

— Высокий — стало быть, в отца? Что ты знаешь о нем?

— Ничего не знаю, то есть... — Пьетро застеснялся, тер нос и почесывал грязные волосы. — А вам зачем?

— Расскажу как-нибудь при случае, — ловко вывернулся Легрэ и погладил мальчика по волосам. Дай бог, он говорит правду, потому что если нет и он знает, зачем его везли к франкам — плохо кончится. Кристиан понимал, что нужно переговорить с Фернандо, но именно это его сейчас невозможно нервировало и он никак не мог заставить себя уйти. — А как тебя называл Олаф, скажи мне?

— Пьетро, — волчонок недоуменно поднял брови. Он и правда не понимал, что всем нужно от него.

— Пьетро, — ласково повторил Легрэ. — Послушай, Пьетро, мне сейчас надо будет уйти. Сделай одолжение: побудь сегодня в своей комнате и никуда не выходи по возможности. Есть тебе принесут, ночную вазу тоже... Это только на сегодня.

Мальчик кивнул, он и сам никуда не хотел идти, только выспаться где-нибудь... А лучше под кроватью, чтобы никто не напал. Так волчонок и решил. Залезет в дальний угол и там будет сидеть.

— Хорошо. — Легрэ в последний раз улыбнулся сыну и неторопливо вышел за дверь. — Что ж, — он вздохнул тихо, — теперь к королю.

* * *

Кристиан вошел к королю в покои уже поздним вечером и понял, что Фернандо ждал его. Легрэ был хмур, серьезен и бледен — и это все отвечало на вопрос — "Его ли Пьетро сын?" — красноречивее любого "да".

Фернандо, увидев брата, вздохнул и вновь завертел по столу золотую монетку. Кружение блеска в свете многочисленных свечей завораживало, расслабляло и помогало лучше думать — именно этим король занимался последние пару часов. Луис, уставший за насыщенный день — ведь монарх его теперь нагружал не только секретарским обязанностями, но и физическими тренировками, спал. За окном заливались трелями соловьи, в распахнутое окно задувал прохладный ветер и ничто, в том числе перекличка часовых, не мешало размышлять.

— Ты не решился? — уточнил Фернандо у Кристиана. Согласно их договоренности, ублюдка брата надо было убить, но кое-что в поведении и внешности барона настораживало монарха.

Легрэ понимал, что Фернандо прав, но у него рука не поднялась на ребенка, который даже не подозревает, за что должен умереть.

— Ты настаиваешь на его смерти?

Монарх заинтересованно приподнял бровь, продолжая крутить блестящий кругляшок и изучать брата:

— А есть причины оставлять его в живых?

— Теперь нет, полагаю, — холодно ответил Кристиан, отводя взгляд. Он помолчал немного, глядя куда-то на стену. — Если бы мальчик не был моим сыном, ты бы отпустил его?

— Нет, конечно, — странный огонь интереса и предвкушения разгорался в глазах Фернандо. — Любого ребенка использовать в такой интриге нельзя, а найти замену бывает зачастую сложно, так что лучше перестраховаться.

Кристиан стиснул зубы и, хотя он понимал, что Фернандо прав, ничего не мог поделать ни с комом в горле, ни со щемящей тоской в груди.

— Понятно, — сухо ответил он, проходя к окну и глядя на последние малиновые отблески заката. Больше Кристиан не смог из себя выдавить ни слова. Он клял себя за слабость и странное желание хоть немного побыть с этим мальчиком, пусть всего несколько дней.

— И это все? — неслышно подошедший Фернандо выдохнул вопрос в шею барона.

Легрэ просто прикрыл глаза от глухой безотчетной тоски. "И чего я так переживаю, — думал он, — я даже не знаю его толком. Зачем мне этот выбор?" Он повернулся и обнял брата, прижавшись щекой к щеке, жадно вдыхая его запах. Может протрезвит, приведет хоть немного в порядок сбившиеся в хаос чувства. Не думать, лишь бы не думать. — Я хочу тебя. Больше всего на свете, Фернандо.

Король довольным зверем прикрыл глаза и тяжело провел ладонями по спине брата. Странно, но насыщение ни Кристианом, ни Луисом не наступало, и он готов был делить с ними постель всегда, и не только постель.

— Как думаешь, почему я не приказал сразу убить этого мальчонку?

— Из-за меня, — выдохнул Легрэ, целуя лицо короля. — Это не важно. Я все понимаю. Со мной не возникнет проблем, обещаю.

— Это хорошо, нежный, потому что тебе придется возиться с этим ребенком долго, — ответил Фернандо, с нетерпеливым интересом ожидая реакции брата.

— То есть? — не понял Легрэ. Он даже замер невольно от неожиданности.

— Ну как тебе сказать, милый, — протянул король, касаясь пальцами щеки Кристиана. — Проще всего и правильнее было бы убить этого мальчика сразу же, как только его нашли. Вот только, — подушечки пальцев начали чертить линию на коже любимого, — было ли это самым лучшим выходом? Ты как-то сказал, что с радостью будешь воспитывать моих детей или детей Луиса. Значит, сможешь воспитать и своего сына так, чтобы он был предан короне. И Луису. Мальчику нужны верные люди. А кроме того, — Фернандо вдруг замолк и заледенел на секунду, — если уж ты так хочешь подготовить себе замену во всех смыслах, пусть это будет твой сын, твоя плоть и кровь, которого ты создашь так, как тебе нужно, чем неизвестно кто. Алонсо ты тоже готовь — но как командира, преданного мальчику. Я тоже буду за ним следить. Кстати, мать твоего ребенка я приказал убить. Можешь ему это преподнести как-нибудь так, чтобы он понял, что единственный близкий ему человек. Это привяжет мальчика к тебе еще ближе, — король остановился, глядя в глаза Легрэ, оценивая, как тот воспримет все сказанное.

Кристиан хмурился и жадно ловил каждое слово короля. Взвешивая все за и против, он понимал, что если Пьетро останется жив — это будет большой риск для Луиса прежде всего. И в то же время Легрэ был благодарен брату за то, на что он шел, чтобы пощадить его чувства.

— Фернандо... — поцелуй ожег губы короля.

Тот улыбнулся, не разрывая губ, продолжая чувствовать страсть Кристиана, да и свою тоже.

— Считаешь, сейчас самое время? — еле слышные слова чертили вопрос по губам, по чуть заметной обветренности и одновременно мягкости.

Кристиан задумчиво пожал плечами и опустил глаза, словно безмолвно прося разрешения не продолжать этот тяжелый для него разговор.

— Спасибо тебе за все, — Легрэ прямо взглянул в глаза брата, — я ценю то, что ты сделал, но нет. Оставлять Пьетро в живых слишком опасно. Ты сам понимаешь...

— А если я скажу, что нет? — Фернандо склонился к самому уху барона шепотом, вроде бы только отвечая. Только вот объятия были слишком крепкими, а в голосе прорывались совершенно другие нотки. — Единственное, что его связывает со мной — это родовой знак, о котором знают считанные люди. А после нашей с тобой смерти доказать что-либо будет невозможно, мои официальные дети не будут его иметь. Так что судьба жестоко посмеется над теми, кто попытается его использовать. Но я надеюсь, что ты его вырастишь таким, что использовать себя мальчик никому не даст. Только Луису.

Кристиан тяжело дышал от накатывающего возбуждения, с привычным желанием отдаваясь Фернандо. И в синих глазах оживала надежда и радость.

— Я воспитаю его как сына барона Моунт. И он никогда не предаст своего короля. Так же, как и я не предам своего. — Кристиан провел ладонями по груди брата. — Я думал, что мне придется убить Пьетро. Мне было плохо от этого. Не потому, что он мой единственный сын... Он ребенок. Я убил Ксанте, оправдывая себя тем, что так надо, а когда появился мой сын, мне показалось, что Бог смеется надо мной, словно спрашивая: "А убьешь ли ты потому что "надо" собственного сына?" Я бы сошел с ума от злости и тоски, но... Он совсем ребенок и я убил бы его.

— Я знаю, нежный, — в этих словах была непоколебимая уверенность не только в только что сказанных словах Кристиана — уверенность по всем, в основе, в сути, в жизни. Фернандо легко поцеловал брата, не отпуская его. — И я в тебе никогда не сомневался. Это не было проверкой. Ты должен был сам решить — нужен ли тебе, именно тебе этот мальчонка. — Король не сдержался и, запустив пальцы в густые черные волосы любимого, крепко держа, открыл себе доступ к шее. Язык прошелся по коже, собирая свидетельства волнения, страха, нарастающего желания. — Ты решил — на тебе ответственность за судьбу этого мальчика. — Солоноватый, терпкий вкус на языке призывал к дальнейшим действиям. Монарх довольно посмаковал его и нежные поцелуи сменились укусом, несильным, но заставляющим вздрагивать тело от неожиданности, контраста, ожидания.

Легрэ вскрикнул, а после, задыхаясь от счастья, прошептал:

— Почему мне с тобой всегда так просто? Я не понимаю, но так хорошо. — Кристиан увлек короля к столу — широкому, дубовому, который стал для них ложем любви. Каждым поцелуем и касанием, Легрэ благодарил брата за бесценный подарок — не стать детоубийцей. Одежды постепенно оставляли тело словно ненужные тревоги душу. Кристиан хотел видеть лицо брата, его глаза, хотел, чтобы соловьи за окном никогда не смолкали. Он лег на спину, широко разведя колени, призывно приподнимая бедра, и улыбнулся своему возлюбленному королю. — Так и знал, что этим кончится... Иди ко мне.

Тот не заставил себя долго ждать. Необычная для короля нежность и ласка сопровождали каждое движение. Тело к телу, поцелуи ложащиеся алыми клеймами на тело не любовника — любимого, нужного, желанного. Толкание вперед — и губы печатают любовью, медленно, изнуряющее, до боли в душе, до желания, чтобы все, наконец, закончилось, или же продолжалось как можно дольше. Движение назад — как чувство неправильности, неполноты, разрыва единения. Руки держат любимого, душа мечется между раем и адом, и шепот вплетается в хриплое дыхание и звуки опускающейся на королевство ночи:

— Мой... Любимый... Нежный...

Легрэ отдавался Фернандо до конца, неизменно, отдаваясь страсти и любви. Он излился, прикусив кожу на плече брата, и хрипло вскрикнул.

Только один правильный звук — и сущность короля проснулась, нетерпеливо забирая свое: и вскрик, и боль, и ярость движений, приведших через очень недолгое время к опустошению разума и тела.

Фернандо отпустил Легрэ, проведя еще раз руками вдоль сильного тела. Слизнул серебрящуюся сперму с его живота, получая последнюю каплю наслаждения.

— Пойдем отдыхать. Думаю, день у тебя выдался непростой, — с появившейся улыбкой разгладилось последнее напряжение, убрав складку между бровей и излишнюю сосредоточенность с лица.

Кристиан погладил брата по щеке, коснулся губами губ в благодарном счастливом поцелуе.

— Пойдем. Лучше прямо сейчас, пока мы не повторили то, что начали.

Фернандо безмолвно обнял Легрэ и ответил единственно правильным действием — объятием. Король не знал, сколько они простояли, вновь единяясь — в этот раз душами, вновь становясь единым целым, цельным, неделимым, нерушимым. Единственными свидетелями этого был призрачный свет луны и почти погасших свечей.

Набежавшая через какое-то время туча скрыла ночную властительницу мира, помогавшую выживать Фернандо до тех пор, пока он не встретил тех, кто дал реальный смысл жизни. Когда луна опять появилась на небосклоне, в кабинете уже никого не было.

* * *

Кристиан проснулся на рассвете и, выбравшись из постели так, чтобы не разбудить короля и герцога, оделся, тихо вышел в столовую. Он стоял у окна, размышляя обо всем, что сказал ему король, и сомнения до сих пор тревожили его. Если они приняли неверное решение, то дорого поплатятся за это.

Блеклый свет падал в окно, и утро медленно поднималось над каменными стенами крепости, раскрашивая старые камни в невероятные фантастические оттенки. Внизу уже суетилась стража, которая занималась контролем прибывших обозов с оброком.

Луис подошел к барону незаметно и прижался щекой тому между лопаток.

— Почему ты не спишь? — спросил он очень тихо, чтобы не разбудить Фернандо.

Ласковая улыбка тронула губы Кристиана, и он нежно ответил, не торопясь обернуться:

— Я знал, что ты придешь... и ждал тебя, — конечно, это было ложью, но ложью красивой. Легрэ вообще любил красиво врать именно тогда, когда сказанное вполне могло быть и правдой.

— Ты знал, что я проснусь? — герцог потерся о ткань рубахи и обхватил Легрэ, проходясь ладонями по его груди. — Что не так? Ты о чем-то ведь думаешь, я точно знаю.

— Да. — Легрэ обернулся и погладил мальчика по щеке, подумав: "С утра, сонный и растрепанный ты еще красивее". — Я собираюсь к Пьетро. Это тот мальчик восьми лет, что привезли вчера сюда. Он деревенский, а они с петухами встают.

— Ты боишься, что король его убьет или боишься, что мальчиком воспользуются? — юноша оказался теперь перед Кристианом и прижался к подоконнику спиной.

Легрэ пожал плечами.

— Второго больше... А еще меня беспокоит то, что Фернандо ради меня и моих интересов, принижает интересы государства. Сказать Пьетро правду необходимо, иначе скажет кто-то другой, когда он вырастет, а это плохо. Вряд ли тогда он сможет справиться с эмоциями. Сказать сейчас лучше, потому что тогда я смогу определенным образом повлиять на него, сделать преданным короне. А вообще, все так сложно, Луис. Я думал, что мне придется убить его.

— Ты действительно должен сказать. Мальчику нужен отец и тот, кто поможет ему встать на ноги. Из него получится хороший воин и... думаю, что Фернандо будет только рад, если ты воспитаешь из него хорошего солдата, верного короне. А его происхождение, — Луис помолчал немного. — Он практически простолюдин. Никогда ни один из претендентов на трон не подпустит его к даже к дворянству.

— Вот это мы ему и объясним, — ответил Кристиан, целуя юношу в лоб. — И дай бог, чтобы у меня получилось все как надо... Поцелуй меня... На удачу.

Юноша потянулся к Легрэ. Эта внезапная отцовская забота очень вдохновляла и радовала герцога. Он вдруг понял, что барону на самом деле есть к чему теперь стремиться и кого оберегать, кому оставить свои умения и знания. Его сыну.

Кристиан целовал Луиса долго и никак не мог отпустить. Было очень хорошо вот так просто стоять и целоваться, никуда не торопясь, но время брало свое и Легрэ пора было идти к Пьетро.

— Если хочешь, приходи посмотреть на него, — сказал Кристиан, направляясь к двери. — У него глаза Фернандо.

— Я? — удивился юноша. Он так смутился, словно его приглашали в чужую тайну. — Хорошо, если Фернандо будет не против, я обязательно приду.

Легрэ кивнул и вышел за дверь. Через две четверти часа он уже сидел в комнате Пьетро, с мягкой улыбкой наблюдая, как тот поедает свежий хлеб, помидоры и молоко. Все-таки он был забавным, этот мальчуган, и Кристиан подмечал в нем все больше собственных привычек, жестов и черт. Он просто смотрел, улыбался и думал: "И с каких это пор я стал таким сентиментальным?"

Волчонок уже уплел полкраюхи и выпил два стакана молока, вытер тыльной стороной ладони губы и вдруг заявил:

— Лошадок вчера глядел. Красивые.

— Любишь верхом ездить?

— Люблю, — Пьетро заморгал. — А ты?

— Я тоже. — Легрэ протянул мальчику руку. — Подойди ко мне, Пьетро.

Мальчик встал и обошел стол.

— А можно покататься? — спросил, останавливаясь в шаге.

Легрэ положил свою сильную ладонь на его плечо.

— Можно, — кивнул он. — Ты же мой сын. Теперь у тебя будет собственная лошадь и свой меч, и даже новая фамилия.

— А можно? — искреннее удивление промелькнуло опять на лице волчонка, в темных глазах появился прозрачный, как слезы, страх. — Маме это не понравится.

Легрэ вздохнул. До чего же трудно разговаривать с детьми. Он старался подбирать слова:

— Твоя мама далеко отсюда, Пьетро. Она была доброй и хорошей женщиной и я не очень честно поступил с ней, но думаю, что она была бы рада знать, что теперь о тебе будет кому позаботиться. Мне жаль...

— Маму жаль? С ней что-то случилось? — мальчонка даже икнул и глаза его стали огромными.

Легрэ погладил сына по волосам.

— Злые люди хотели спрятать тебя от меня, чтобы сделать плохо не только мне, но очень и очень многим людям. Это их вина в том, что твоей мамы больше нет. За то, что Олаф похитил тебя и подверг твою жизнь и жизнь твоей мамы опасности, он будет казнен. Я никому больше не позволю тебя обидеть.

— Мамы? — волчонка затрясло. Он не заплакал, как другие дети, но завыл, как зверь, которого смертельно ранили и бросился на постель, колотя кулаками по дереву.

Легрэ сидел минуту в неподвижности, а потом медленно встал и, присев на постель, сгреб Пьетро в крепкие утешительные объятия. Он знал, что это больно, что жизнь она такая и есть, и когда твои родители выкидывают тебя на улицу, в пугающую неизвестность и страшный мир — они умирают для тебя. У Пьетро остался хотя бы отец, а это значило, что мальчик не окажется на улице и хотя бы не будет голодать и просить милостыню, рискуя тем, что пьяные стражники однажды от нечего делать запинают его ногами насмерть. Старая жизнь ушла и пришло что-то новое на смену ей. Новое всегда кажется страшным и горьким.

— Ты поплачь, — Легрэ со вздохами гладил сына по плечам. — Поплачь, легче станет.

Тот плакал. Не верил ни во что, не верил, что кому-то здесь нужен. Надежда вернуться в деревню исчезала, а страх гнева больших людей укреплялся. Если они и его казнят. Как плохого... Если...

— Мамочки больше нет. Страшно мне.

Он сказал это так горько, что Легрэ поддавшись чувствам, не выдержал — прижался губами к макушке мальчика, еще крепче стиснув в своих объятиях.

— Теперь у тебя есть я, а у меня ты... Если бы я знал о твоем существовании раньше, я бы заботился о тебе, как положено отцу. Я не могу исправить прошлого, мой мальчик, но могу тебе точно пообещать, что теперь мы всегда будем вместе. И я сделаю все, чтобы ты смог меня полюбить со временем. Знал бы ты, как мне было страшно, пока ты был у чужих людей.

— Я понимаю, — Пьетро все еще прятал глаза, словно стеснялся своих слез. Он не привык показывать чувства при других, и даже при маме никогда не плакал, а тут такая слабость.

Они долго сидели в тишине и Легрэ все это чем-то напоминало Ксанте и Луиса. Вот уж и правда ирония судьбы. Не иначе покойный ныне инквизитор нажаловался господу-богу на Кристиана так, что тот воспылал праведным гневом. Легрэ боялся: вдруг этот мальчик никогда не сможет привязаться к нему? К тому же, с Пьетро придется теперь проводить больше времени, а значит — меньше с любимыми. И как-то ведь еще объяснить надо, что он мужеложец и любит короля, своего сводного брата и молоденького хорошенького как ангел герцога. У Легрэ голова кругом шла — столько на него навалилось.

— Пойдем в сад, подышишь воздухом. Здесь еще есть озеро. Тоже очень красивое.

Пьетро кивнул. Настроение совсем покинуло его, а осталась только тоска. И была она сильной и холодной, словно зимняя стужа. А человек рядом — пока еще чужим и не безопасным. Волчонок мало верил теперь кому-то, особенно после того, как его похитили. Но все же подчинился Легрэ.

Они погуляли по саду, потом долго сидели на берегу озера.

— Твоя мама говорила тебе что-нибудь обо мне? — спросил Легрэ, вертя в руках травинку.

— Говорила, что есть отец. Так я и сам об этом догадывался, — волчонок опустил голову. Не могла мама нравиться такому рыцарю. Посмеялся и бросил. Все в деревне так болтали.

— И все? — не поверил Кристиан. — А что еще?

— Ничего, — пожал плечами Пьетро. — Не до разговоров ей было, — он нахмурился, вспоминая последнюю голодную зиму и как кору с деревьев варили да ели.

Легрэ заметил взгляд мальчика и похлопал по плечу.

— Знаешь, когда мне исполнилось одиннадцать, мой отец просто выбросил меня на улицу, как дворового пса, без денег, без еды, даже плаща не дал. И я ушел куда глаза глядят. Думал, что не переживу первый год. Воровать приходилось и бегать быстро, чтобы не попасться стражникам, из города в город перебираться каждой осенью. Жизнь — она бывает скверной довольно, но если тебя хоть кто-то любит — это уже кое-что. Совсем одному очень плохо. Возможно, ты обижен на меня за то, что я оставил твою маму, это вполне нормально — чувствовать так. Я знаю, я ведь тоже бастард.

— Я понимаю, — опять надулся Пьетро, но теперь уже прижался поближе к Легрэ, словно тот стал ему немного ближе. — Мы тоже не всегда ели сытно, то есть и не ели вовсе, — он вздохнул. — Твой отец был плохой, — выдал как факт.

— Я тоже так думал. — Кристиан снова обнял мальчика. — Я же считал, что я его родной сын... Прости меня. Клянусь тебе, если бы я знал, что у Мари родился сын от меня, вы бы никогда не голодали. Возможно, я бы даже женился на твоей матери, чтобы дать тебе свое имя. Правда, это было бы опасно — у меня было слишком много врагов, а еще люди, которые знали моего настоящего отца. Король Фернандо должен был бы убить меня, но пощадил... так же, как и пощадил моего сына. И за это я очень благодарен ему. За то, что ты жив, Пьетро, я признателен Фернандо. Он король, он мог поступить как угодно, но кто бы и что не говорил о нем плохого, я знаю, что у него есть сердце... возможно одно из лучших в нашем злом мире.

— Король хороший, — согласился Пьетро. — Король должен оберегать свой народ. Он очень хороший, — мальчик закивал это как прописную истину, потому что Мари всегда учила его подчиняться высшей власти бога.

Легрэ едва заметно облегченно вздохнул.

— Я не думаю, что сегодня ты готов обсуждать свое будущее. Может, завтра поговорим? У тебя, как у барона Моунт, теперь будет много обязанностей, и придется очень стараться, чтобы всему научиться. Владеть мечом, читать и писать.

— Писать? — тут уж рот волчонка вообще открылся. — Я не умею, — заныл он испуганно. — Лучше меч. Писать не хочу.

— Ну, а если мне придется уехать и я напишу тебе письмо, как же ты ответишь мне?

Тут Пьетро призадумался. Его волновало, что Кристиан уедет. С ним мальчик чувствовал себя спокойно и почти уверенно.

— Ладно, — сдался он, — давай свое письмо.

Легрэ рассмеялся и потрепал волчонка по волосам. Такой его мальчик был забавный и чудной, такой прямой — как он сам.

— Ну, а что на счет переезда в собственные покои? Там постель пошире.

— А можно? — Пьетро представил себе кровать пошире и вообще заалел. Это ему? Да? — Хочу. Только и чтобы ты был рядом.

— Я буду, днем. В комнате рядом живет юноша по имени Эдвин Алонсо. Он мой оруженосец и отличный воин. Думаю, вы подружитесь. Если что, ты всегда можешь послать его за мной. По своему статусу он будет подчиняться тебе, но не злоупотребляй этим. Если хочешь от людей истиной преданности — умей быть сильнее их и в то же время уважай. И всегда помни о том, кем ты был до того, как стал бароном Моунт. — Кристиан коснулся рукой груди мальчика, внимательно глядя в глаза. — Ты сын Кристиана Легрэ прежде всего остального, а имя Моунт носи как маску, как дорогую одежду, но не привязывайся к нему слишком. Жизнь открывает тебе многие возможности — пользуйся этим, чтобы стать самостоятельным и хорошим человеком, который сможет с умом пользоваться как наследством, так и собственным мечом будучи нищим.

Мальчик закивал. Возможность с кем-то подружиться радовала его невероятно. А то в комнате и просто лазить по замку хоть и интересно, но все же если будет еще с кем и почудить.

Наверное, этот оруженосец совсем молодой.

— Я не буду зазнаваться.

— Схватываешь налету, — улыбнулся Легрэ. — Пойдем. Настало время обеда.

Пьетро поднялся и пошел за отцом. Тот был очень высоким по мнению мальчишки. И очень умным. И еще — волчонок хотел тоже быть таким сильным и уметь владеть оружием и уметь писать письма.

После обеда Кристиан привел Пьетро в свои покои, где он больше не жил. Окна залы выходили на поля, и отсюда, из высокой башни, открывался прекрасный вид. В спальне стояла широкая постель, застеленая богато вышитыми покрывалами. Кристиана и его сына у дверей встретил Алонсо.

— Доброго дня, ваша милость, — он поклонился и открыл дверь перед Легрэ.

Кристиан улыбнулся в ответ, коснулся вскользь плеча Эдвина, и провел Пьетро вглубь комнаты.

— Ну вот, здесь ты будешь жить.

Волчонок оглядывался и рот его медленно открывался. Ничего себе богатство! Это за какие такие подвиги?

— Мммммм, — Пьетро даже сказать ничего не придумал, потому что эмоции у него расплескивались через край.

— Ничего, привыкнешь. — Легрэ погладил мальчонку по волосам и обернулся к Алонсо. — Знакомься, Эдвин, это мой сын, Пьетро. Он будет жить тут, вместе с тобой.

— Для меня большая честь, — вежливо ответил Алонсо.

Мальчик продолжал оглядываться и затем глянул на Алонсо, как будто не видел ничего интереснее.

— А вы умеете на мечах? — спросил у гвардейца.

Эдвин бросил вопросительный взгляд на Легрэ, и, встретив одобрительный кивок, ответил:

— Да, умею, — и, помолчав чуть, добавил: — ваша милость.

— Я не милость, — буркнул Пьетро, ероша на голове темные волосы, а потом запросто улыбнулся. — А мне покажете?

— Конечно. — Алонсо неловко улыбнулся, заткнул большой палец за металлический пластинчатый пояс поверх синего бархатного блио.

— Я смотрю, вы найдете общий язык, — рассмеялся Кристиан. — Не торопись, Пьетро. Ты все постигнешь со временем.

— Но есть же деревянные мечи... — волчонку не терпелось поиграть и покусаться. И он чуть ли не запрыгал на месте, умоляя об уроке.

— Ладно, — согласился Кристиан. — Алонсо, отведи мальчика в тренировочную. Пары часов вам хватит?

— Конечно, — ответил Эдвин. — Если его милость желает пойти прямо сейчас...

— Я хочу, но я просто Пьетро, — волчонок настаивал называть его по имени и умоляюще посмотрел на Легрэ.

— Хорошо. — Кристиан выразительно посмотрел на Алонсо и тот согласно вздохнул.

— Ладно, Пьетро так Пьетро. Ну что, пойдем?

Мальчик подпрыгнул на месте. Вот куда интереснее побегать и подраться, чем в комнатах сидеть.

Алонсо привел его в учебную часть казармы, где в подставке были закреплены деревянные мечи.

— Выбери, с каким будет удобно, — сказал он Пьетро.

— Ага, — кивнул мальчишка, подхватывая самый длинный. — Люблю на палках драться. Но ты же приемы знаешь...

Алонсо рассмеялся и, конечно же, показал Пьетро парочку приемов, которые произвели впечатление.

* * *

Кристиан шел к Пьетро, чтобы провести с мальчиком этот день. После ночей с Луисом и Фернандо Легрэ едва держался на ногах, но дни по большей части он неизменно проводил с сыном и Алонсо — и это было хорошо. Кристиан давно не чувствовал себя настолько счастливым. Теперь его беспокоил только назревающий конфликт с Северным Ярлом. Легрэ как раз размышлял над этим, идя по коридору, когда столкнулся лицом к лицу с Анникой. Он посмотрел ей в глаза без презрения и ненависти, потом поклонился.

— Ваше величество.

Девушка, которая возвращалась с прогулки, поклонилась и улыбнулась со всей возможной вежливостью.

— Слышала, что лекарства Аббаса пошли вам на пользу. Я рада.

Легрэ неловко улыбнулся.

— Правда? — спросил он, немного неловко усмехнувшись, и тут же уточнил: — Это значит, что вы больше не сердитесь на меня?

— Мне не за что на вас сердиться, — Анника прижала книгу к груди и двинулась по коридору к своим покоям. Она думала сейчас больше о ребенке, который бился под сердцем, с ужасом представляя, что это результат той ужасной ночи.

— Анника, постойте. — Легрэ догнал ее у самой двери и осторожно тронул за рукав.

Северная лисичка чуть повернула голову, посмотрела на синеглазого мужчину внимательно.

— Вам что-то нужно, барон?

— Не знаю, — честно ответил Кристиан. Он молчал, вглядываясь в зеленые глаза, пытаясь понять, стоит ли говорить то, что будет выглядеть смешным, но ему хотелось. — Я просто хотел попросить у вас прощения за все, что я сделал с вами. Такое сложно простить, я понимаю, да, наверное, и не надо, но я должен был. В том, что случилось, мы все виноваты, и я в большей степени, разумеется, но я вам не враг. Так получилось.

Девушка только опять покачала головой.

— Сделанного не вернешь. Считайте, что я услышала ваши слова. И приняла их. — Она открыла дверь, помолчала. — Вам удается быть таким искренним, — вдруг добавила она.

— Вам в это не верится?

— Думаю, что с герцогом и королем вы искренни.

— С вами тоже, — серьезно заявил Легрэ. — Я плохой человек и этого никогда не скрывал, но чаще я стараюсь жить по совести. Просто она все время молчит и ни за что меня не осуждает за редким исключением. — Кристиан улыбнулся. — За вас осудила.

— Ваша совесть весьма избирательна, — девушка переступила порог. — Но извинения я принимаю, — зеленые глаза внимательно оглядели Легрэ. — Хорошего вам дня, барон.

— И вам, ваше величество. — Кристиан сделал шаг ближе, взял руку королевы в свои большие ладони, и, склонившись, поцеловал запястье.

Анника не ожидала такого жеста. Книга выпала из ее руки. В глазах появилось изумление.

Легрэ отпустил руку королевы, поднял для нее книгу с пола: посмотрев на обложку, он протянул книгу девушке.

— Фернандо пытается дать вам шанс, я так думаю. И вы дайте ему шанс все наладить.

— Мы оба пытаемся найти способы не ссориться, — северная лисичка взяла книгу и склонила голову. — Надеюсь, что у вас тоже все складывается хорошо, — она зашла в комнату и намеревалась запереться в своей норке.

— Вы любите Луиса? — вдруг спросил Легрэ, переступая через порог.

— Что? — опешила Анника, разглядывая барона пристально. — Вы опять начинаете ваши разговоры.

— Я хочу знать, — ответил Кристиан. — Не потому, чтобы было за что зацепиться. Ревность — страшное чувство, но любовь сильнее. Я хочу только знать, можете ли вы понять, что толкнуло нас с Фернандо на такой поступок и почему теперь мы оба сожалеем о нем: каждый по-своему. Анника, давайте на чистоту. Мне вы можете сказать. Даю вам слово, что это останется между нами.

— Я не стану говорить с вами о своих сердечных делах, — девушка завершала разговор холодным тоном и тем, что стала закрывать дверь. — Прощайте, барон.

— Подождите. — Легрэ примирительно поднял руки и сделал шаг назад, чтобы не пугать королеву излишней настойчивостью — вот уж это он умел: сколько раз Луиса пугала эта самая черта Кристиана, сколько раз Легрэ после жалел. — Я всего лишь пытаюсь поговорить с вами, Анника. Я же вижу, как вам тут тяжело, как вы страдаете. Но это напрасно. Вы хороните заживо себя напрасно.

— Вы слишком много думаете. Я вам не склонна верить, — северная принцесса пожала плечами и вновь подошла к двери. — Живите своей жизнью, барон. Не нужно лишних слов.

— И вам не интересно, что ваш брат едет сюда?

— Что? — глаза сверкнули яркой зеленью.

— Думаю, северному Ярлу было бы гораздо приятнее застать свою сестру не в состоянии душевного расстройства. — Кристиан сделал еще пару шагов назад. — Так что, вы все еще думаете, что разговоры со мной такая уж бесполезная вещь?

— Вы так в этом уверены? — Анника нахмурилась, прелестные брови сошлись к переносице.

— В чем именно?

— Что вы с вашими разговорами не бесполезны? Вы когда-нибудь общались с моим братом?

— Нет, не с Ярлом. — Легрэ улыбнулся. — Только с Микаэлем. Признаться, он весьма неплох без штанов... Такой отзывчивый. Так что, у меня с вашей семьей как-то так выходит... Странно, черт возьми.

Анника нахмурилась еще сильнее. Она повела плечами, словно мерзла.

— Увольте меня от подробностей вашего общения с Микаэлем. Ярл не молодой повеса, с которым вам легко общаться без штанов.

— Простите. Идиотская шутка. — Легрэ развел руками, потом сходил к креслу у стены, взял с него покрывало и бережно накинул на плечи королевы. Кристиан посмотрел в ее глаза. — Похоже, будет война.

Анника сжала губы.

— Я не расскажу брату о том, что произошло.

— И не надо. Ему уже рассказали.

Северная лисичка была искренно удивлена. Она никогда не пыталась сообщить брату о случившемся и считала, что произошедшее — частично и ее вина. Нельзя было влюбляться в солнце, которое принадлежит не тебе.

— Можно спросить?

— Да, — Девушка прислонилась спиной к двери.

— Ваш брат знал, за кого вас выдает замуж. Почему теперь так реагирует?

— Мой брат — политик. Он верил в то, что Фернандо не глуп и не захочет с ним ссориться.

— По-вашему семейная жизнь должна протекать без конфликтов? — Легрэ поправил край покрывала на плече королевы. — Конечно, наш был слишком скверным, но я уже говорил, я сожалею о нем. Ваш брат мог знать, что вы любите Луиса... и то, что он едет сюда не в гости, говорит о том, что он просто вас подставил... Или это сделал кто-то еще. Теперь все в ваших руках, Анника. Если вы скажете вашему брату правду, будет конфликт, если же вы и король изобразите счастливую семью, возможно, тем самым вы нарушите какие-то планы Ярла.

— Я думаю, что все будет хорошо. Не надо так беспокоиться, барон, — заметила Анника и еще плотнее укуталась в предложенное покрывало.

Легрэ испытующе смотрел на королеву.

— Что бы не случилось, берегите себя, Анника. Когда родиться ваш ребенок, вы увидете, сколько всего станет не важно в сравнении с новой жизнью. Любовь матери затмит боль, нанесенную вам мною и королем.

— Ну, вам бы в проповедники податься, барон. Вы не волнуйтесь так, я перенесу все, что мне даст бог. И даже материнство. — Анника отправилась в комнату, так как устала после прогулки, сняла покрывало и бросила в кресло.

— А я зачем-то волнуюсь. — Легрэ вздохнул и, поклонившись, ушел.

* * *

Когда с границы пришли вести о прибытии Ярла, Фернандо не стал ждать и выехал встречать царственного брата. Причин было множество и одна из основных — королю не хотелось, чтобы Кьярен посетил столицу. Небольшая уловка, могущая сохранить очень многое. Анника отправилась следом, в медлительной удобной карете, специально для нее подготовленной, чтобы путешествовать с максимальным комфортом. Монарху нужно было несколько дней, чтобы пообщаться с Ярлом наедине. Причина же для раздельного путешествия супругов была, и очень весомая — беременная королева не могла передвигаться верхом, а заставлять высокого гостя ждать хозяев невежливо.

Что странно, встреча с Ярлом произошла в замке Сильвурсонни. Это было единственное подходящее владение по пути, полностью удовлетворяющее запросам Фернандо. За те сутки, которые он ждал Кьярена, король познакомился со всеми замковыми обитателями, исключая челядь, конечно. Было очень интересно посмотреть на место, где мальчик провел шесть тяжелых и долгих лет, сформировавших его характер, а также познакомиться с родственниками настоящей жены. От них у короля остались очень неприятные впечатления, как, впрочем, и ожидалось, и он очень порадовался, что Луис сейчас не вспоминает об этих людях. Живы остались и пусть будут этим счастливы и на большее не рассчитывают.

Встреча с Ярлом прошла по планируемому сценарию. Даже долгий разговор Кьярена с сестрой наедине ничего не испортил, чего втайне опасался Фернандо. Как результат подтвердилась договоренность в следующую весну немного уменьшить земли франков за счет пары баронств, примыкающих к герцогству Сильвурсонни и ярлству. Они были слабые и никакой дополнительной обороны не появилось, несмотря не подозрения короля, что церковь должна была подготовить Франкию к войне с Вестготией. Хотя еще неизвестно, как на самом деле Луи, король франкский, относился к затее с бастардом Легрэ. Так что все возможно.

А пока его величество Фернандо I хотел обезопасить свои рубежи и сделать запасы (урожай обещал быть очень хорошим), а также перевезти от арабов кое-какие диковинки. Не любил монарх оставаться без дополнительных козырей. Хотя, конечно, и идея мобильных отрядов гвардии и многие другие нововведения, использование того же пороха, давало войскам Вестготии преимущества, но они были уже известны врагам.

Так что оговоренное время начала компании даже очень устраивало Фернандо и вернелся он обратно очень довольным.

* * *

После возвращения в столицу Луис игнорировал тот факт, что северная принцесса ждет ребенка. Он старался не думать о единственной ночи, проведенной в спальне Анники, и уделял все больше внимания учебе и государственным делам, которыми Фернандо нагружал Сильвурсонни по-максимому. Так что времени хватало лишь на то, чтобы исполнять уроки и трапезничать. А по ночам герцог был занят совсем другими делами — в новой уютной королевской спальне его тело принадлежало королю и барону, которые напрочь изгнали из головы их мальчика образ инквизитора и одаривали страстными долгими ночами.

Беспокоило Луиса лишь здоровье Кристиана, а еще немного то, что тот стал много времени проводить с новоявленным сыном. Но все искупляла горячая страсть и то, что барон совершенно изменился. Возможно, из-за того, что появился маленький Пьетро, возможно, потому что появилась уверенность...

Луис старался об этом не думать. Больше его волновали дела с северным королевством и Ярлом, но, кажется, там все прошло вполне удачно, а приближающиеся роды у Анники говорили о том, что скоро Вестготия укрепится и обретет наследника. И это умиротворяло невероятно — Фернандо перестанет волноваться о троне. Фернандо займется землями и войной с Франкией...

Юноша отложил книгу и встал из-за стола, подходя к окну. Наступил вечер, и скоро ему предстояло встретиться с любимыми.

За дверью послышался смех и в комнату вошли два брата; Легрэ нес с собой бутылку вина и три кубка. Он посмотрел на Луиса и улыбнулся ему.

— Мы так и знали, что ты спрятался здесь.

Недавно еще задумчивый, юноша обернулся от окна, отбрасывая в сторону недавние занятия. Счет и искусство строительства его увлекали невероятно, но сейчас уже темнеет, а, значит, следует оставить дела на завтра и не размышлять над скорым прибавлением в королевской семье.

— Ну, если только можно спрятаться в общих покоях, — герцог развел руками.

— От нас точно нет, а от остальных — запросто, — усмехнулся довольный Фернандо и подошел к мальчику, чтобы поцеловать. Красота Луис расцветала с каждым днем, а уж в свете закатного зимнего солнца, золотящего волосы...

— Я не прятался, — Луис лукавил. От секретаря он точно сбежал, потому что не хотел сегодня отвечать на новые депеши и желал посидеть в уединении, наверняка, королю доложили об этой шалости.

— Фернандо, напомни мне сегодня наказать его за вранье, — рассмеялся Легрэ, откупоривая бутылку вина. — Хотя, молодых отцов шлепать нельзя, наверное... А жаль...

Луис выдохнул.

— Я вот за вами не слежу, — забубнил он недовольно.

— Мы за тобой тоже, но что же делать, если мне докладывают обо всем важном, что случается в замке, — монарх был также возбужденно-весел, как и Кристиан. Приняв из его рук кубок с вином, Фернандо с удовольствием от пил глоток.

Сильвурсонни пожал плечами. Стоило ему один раз сбежать и закрыться в комнате, так сразу...

— А если я захочу спрятаться, то вы и тогда будете знать, где я?

Фернандо с наигранным удивлением посмотрел на мальчика, приподняв бровь.

— Нет, конечно. Но если останется что-либо, требующее твоего внимания, я это буду знать. И вообще, давайте уже праздновать.

И он протянул кубок Луису.

Легрэ отсолютовал герцогу полным кубком и торжественно сообщил:

— У тебя родился сын.

— У меня? — Сильвурсонни чуть не упал. Он даже вздрогнул. — Почему у меня?

— Ну как тебе сказать, милый, — чуть задумчиво протянул король, потом не выдержал и улыбнулся: — Формально у меня, конечно.

— Я не понимаю, — голубые глаза переходили с Кристиана на Фернандо.

— Ну ты даешь, — Кристиан отхлебнул вина и рассмеялся так весело, что на глазах выступили слезы.

— Анника родила, — пояснил король, улыбаясь. — Мальчик. Завтра будет официально объявлено. Пока обряды идут.

— Но почему вы решили, что это мой сын? — забормотал Луис.

— А чей? — изумился Кристиан.

— Я... Не мой, — герцог покраснел.

Фернандо переглянулся с братом и, отставив кубок, подошел к мальчику мягким шагом. Приподняв его лицо подбородок, внимательно вгляделся в подернутые смущением и испугом глаза.

— Твой... Мой... Наш. Это наш ребенок — неважно кто зачал.

Оставалось только кивнуть и признать, что Фернандо прав. Если ему хочется, пусть будет так.

— А мальчик очень похож на Луиса, — попивая вино, подметил Кристиан. — Носик. Глазки. Красавец.

— Нет, — Сильвурсоони отрицательно покачал головой, достаточно того, что все позади, и король получил наследника. — За короля! — он отпил из кубка.

— За тебя, милый, — Фернандо, не отрываясь, смотрел на раскрасневшегося мальчика. Отпил глоток и повторил: — За тебя.

— За будущего короля, — сказал Кристиан и осушил кубок до дна.

Тот отвел взгляд.

— Я, пожалуй, прогуляюсь, — Луис вдруг отставил бокал и направился к выходу. — Я скоро вернусь.

Но дойти до двери ему не дали — сильные руки захватили в плен объятий, горячее дыхание обожгло шею.

— Мы с тобой. Что-то не хочется тебя сейчас одного отпускать, — прошептал Фернандо.

Герцог напрягся.

— А я только на несколько минут.

Легрэ отставил кубок на стол и тоже подошел к юноше.

— Ты что, не рад? — спросил он, погладив его по щеке. — Эй, все же хорошо. Все просто прекрасно, милый.

— Я рад. Очень рад, — Луис от чего-то подумал, что никогда не освободится от вины за ту ночь и покраснел еще сильнее.

— И мы рады. — Кристиан взял лицо герцога в ладони очень нежно, легко поцеловал в губы. — Правда. Не убегай... иначе мы снова будем волноваться, а мне лекарь не разрешает.

— Я вернусь, сейчас... — герцогу требовался хотя бы один глоток воздуха, чтобы прийти в себя.

— Считай, что уже вернулся. — Кристиан поцеловал герцога в губы уже страстно, жадно, с любовью.

Тот даже не трепыхнулся, но подумал, что если ребенок со светлыми волосами и... Какой ужас!

— Или ты предпочитаешь празднование продолжить где-нибудь в другом месте? — промурлыкал Фернандо, целуя мальчика в шею.

Вопросы мешали думать, а поцелуи — отвечать. Герцог все же опять попытался выскользнуть прочь.

— Я приду... Я... дайте мне отдышаться.

— Сейчас открою окно, — король сделал вид, что не понимает, что происходит с мальчиком и прижал его к Кристиану, якобы отпуская из объятий, и направился к двери — тщательнее запереть.

Луис бесполезно рыпнулся из рук барона. Невесело стало совсем. Неужели нельзя дать немного времени, чтобы прийти в себя? Руки сжались в кулачки.

А Кристиан просто взял и крепко, жадно, долго поцеловал его в губы, словно утверждая этим поцелуем свою власть. Руки на талии мальчика сжимались все крепче.

Холодный воздух ворвался в распахнутое окно, принеся с собой морось и свежий запах дождя.

— Не волнуйся, милый, — Фернандо огладил мальчика по спине.

А мурашки побежали по коже под просторной хлопковой рубахой. Только бы не продолжали про Аннику и ничего не говорили. Нет, если разговор начат, то следует протерпеть его до конца.

Легрэ прервал поцелуй и, тяжело дыша, многозначительно посмотрел брату в глаза. Лукавая ухмылка стала началом к более решительным действиям, и Кристиан толкнул герцога в объятия короля.

— Держи ему руки, Фернандо.

— Что? — не успев опомниться от власти губ, Сильвурсонни распахнул глаза.

Король перехватил мальчика, заведя его руки за спину и твердо, но пока не больно, сжав.

— Ты обещал мне подчиняться, — еще один поцелуй опустился на шею мальчика, — перед богом и людьми.

Явный шантаж оправдывался намеченным планом, и Луису не нравился шаловливый тон короля, в котором звучал намек.

— Еще хочется... подышать? — Фернандо слегка прикусил мочку уха герцога.

— Сейчас расхочется. — Легрэ сделал шаг вперед и положил ладони на бедра юноши.

Нервная дрожь пробежала по ногам, и юноша спросил тихо:

— Что вы задумали опять?

— Праздновать, — шепот монарха струился тихой змеей. — У короля родился сын, такой же прекрасный, как его жена. Такой же светлый, как его жена. Такой же ангел, как его жена. — Голос горячими словами расцветал по коже мальчика, вкус которой разжигал страсть Фернандо все больше и больше.

Луис вздрагивал от каждого слова, и пальцы его холодели. Как такое могло случиться? Зачем? Какой стыд! Позор. Ведь поданные поймут, что произошло. Темноволосый наследник не вызвал бы пересудов, а тут...

— Прекрати, — выдохнул испуганно.

— Фернандо, — между делом поинтересовался Легрэ, подхватывая бедра Луиса и закидывая их себе на талию, — ты сейчас которую свою жену имеешь в виду, настоящую или не очень?

— Настоящую, — монарх покрепче перехватил мальчика, чтобы тот ничего не вывернул себе случайно. — Настоящую, — еще один поцелуй расцвел розовым на шее герцога.

— Пожалуйста, — Луис смущался все сильнее, понимая, что женой называют его. Что король считает этого ребенка чуть ли не... еще более стыдно звучит.

— Что, милый? — поинтересовался Кристиан, запуская руку между ног герцога. — Ты словно и не рад.

Луис проглотил слова, остались только звуки, мычание, перешедшее в стон.

— Мне понравилось дитя, — вдруг ласково шепнул Фернандо мальчику. — Вырастет таким же красивым и умным, как ты.

— Хватит, прошу, — герцог забился в руках любовников и задрожал.

— И соблазнительным, — король и не думал отпускать мальчика, воспаляя его разум и тело.

Сильвурсонни уже и не надеялся на то, чтобы освободиться. Сейчас это было бесполезно. Если мальчик светлый, — горело сознание, — значит, в тот раз все произошедшее стало фатальным. Тогда почему Фернандо так радуется? Надеется, что Луис опять пойдет к королеве? Издевается?

Рука Кристиана откровенно поглаживала плоть герцога, а другая держала крепко.

— Луис, сколько можно? — мурлыкнул Легрэ, невозмутимо наблюдая за тем, как его пальцы ласкают член юноши, попутно борясь с мешающейся тканью алого блио.

— Что? Не надо об Аннике... — стон сорвался с полуоткрытых губ.

— А ты представь, милый, каким будет твой сын через пятнадцать лет, — и Фернандо вдруг сделал шаг вперед, одной рукой обхватывая тело мальчика, второй крепко, до боли, сжимая его запястья. — Как думаешь, он мне понравится?

— Да, понравится... — боль в запястьях и рука Легрэ, обхватившая член через ткань не позволяли ни секунды на сопротивление. — Что ты хочешь.

— Я? — хмыкнул монарх. — Тебя и твоих детей.

По спине прокатилась новая волна дрожи. Нет. Он не пойдет к королеве. Нет.

— Как, еще одного? — изумился Легрэ, с неподдельным интересом встречая взгляд герцога. — Это нужно для государства?

— Нет, — теперь уже Сильвурсонни залепетал вслух. — Ни за что.

— А как же обещание во всем подчиняться? — Фернандо с удовольствием провел языком по щеке мальчика, собирая вкус стыда и желания.

— Ты меня шантажируешь, так нечестно. Ты... — Луис плавал в близости двоих.

— Луис, послушай его, — встрял Легрэ. — Сделай как он просит. Дети — это не так плохо... Ты поймешь со временем.

Вероятно, следовало поспорить, но герцог никогда не шел против Фернандо, но теперь его сердце забилось слишком часто. Глаза налились яростью.

— Если я пойду еще раз к Аннике, то к чертям тебя брошу, — зашипел он на Фернандо.

— М-да? — удовлетворенно откликнулся король, продолжая крепко держать мальчика. — Правда? Расскажи, как ты это сделаешь, — горячий шепот прошелся по шее Луиса.

— Я... я... уйду и все. — Луис зарычал. — Не смей, не трогай, это не шутка.

Легрэ резко поставил на пол ноги юноши, и с усмешкой покачав головой, взял его член в рот. Жадно облизал, потом расстегнул пояс на талии герцога и швырнул в сторону.

— Не стоит говорить того, о чем потом будешь жалеть, — ласково сказал он, перехватив мошонку Луиса пальцами и едва коснулся губами бархатной кожи у основания.

Юноша хотел еще что-то сказать, но барон действовал так сноровисто, что слова застревали в горле.

— Уйдешь? От меня? — поинтересовался Фернандо ласковым змеем. Пальцы нежно пробежали по груди юноши, в то время как запястья сжимались все крепче и крепче. — От меня не уходят, милый. Тем более ты. — Пальцы оглаживали, теребили колечки в сосках, проходились остротой по ребрам. — Я тебя никогда не отпущу, уже предупреждал. Ты же этого не хочешь, ласковый мой.

Луис нечленораздельно застонал, его тело отзывчиво поддавалось на любые прикосновения любовников, но голова продолжала сопротивляться.

— Нет, нет... — герцог говорил про Аннику, но выходило, что он соглашается с королем.

— Не хочешь... Умничка... — Фернандо продолжал распалять тело мальчика, потом быстро расстегнул пояс одной рукой и скрутил руки герцога за спиной. — Ты же не хочешь меня рассердить? — ласковости в голосе было хоть отбавляй, да и оглаживающие движения вдоль спины были на редкость осторожными.

Юноша всхлипнул, и первая слеза от напряжения покатилась по его щеке. Даже то, что его собираются связать, сейчас было не важным и далеким.

Кристиан посмотрел на Луиса, взглядом спрашивая, в чем дело? Потом поднялся и, взяв его лицо в ладони, стал нежно целовать в губы.

— Скажи... Давай, скажи уже, что творится в твоей голове? Почему ты не рад?

— Не хочу с ней спать, — выстраданное признание давалось нелегко.

— Почему? В чем настоящая причина? — Фернандо опять прикоснулся аккуратно губами к мальчику, как будто боялся нечаянно сломать тонкую ледяную игрушку, блестящую иглами прозрачного света.

— Я... не хочу... С вами только, не с ней, — непонимание, почему его продолжают допрашивать о таких очевидных вещах, складывалось в новые страхи.

— С нами ты будешь спать, — руки короля опять раскользили по бархатной коже мальчика. Промозглый воздух оседал маленькими капельками на коже и шкуре на полу, приятно холодя пространство. — С нами получать удовольствие. С нами делить жизнь. Но нам нужны еще дети. Один ребенок — слишком рискованно, если он умрет — что будет с тобой?

Кристиан склонил голову на бок и с любопытством ждал ответа. Пальцы ласково гладили щеку мальчика.

Луис выгнулся послушной струной в руках Фернандо. Смысл доходил смутно и заставлял гореть огнем. Нет, даже если... Лучше... Сильвурсонни рванул из объятий короля.

— Уже так торопишься? — излишне ласково поинтересовался король, пальцами как тисками сжимая бока юноши. — Может, хоть на этот вечер останешься с нами?

Монарх бесцеременно развернул Луиса к кровати, с каждым словом подталкивая мальчика все ближе и ближе к убранной богатым красным покрывалом поверхности.

Кристиан пошел следом, с интересом наблюдая за любовниками.

Голова герцога пошла кругом. Им не удастся его уговорить. Не будет никакой Анники.

— Меня радует твой энтузиазм, милый, — Фернандо толкнул мальчика на кровать и, чуть прижав за поясницу рукой, легко прикусил кожу между лопатками. — И меня радует, твое сопротивление. — Жарко зашептал на ухо. — Я хочу упрочить твое положение, мальчик мой. Это не измена, не удовольствие, это необходимость. Пожалуйста, пообещай мне, милый, — голос подернулся хрипотцой желания.

— Нет, — сопротивление разума не вязалось с подчиненностью плоти, с тем, как Луис прогибался навстречу

— Даже, если от этого будет зависеть жизнь Фернандо? — Легрэ неторопливо стал раздеваться.

Глупое шантажирование становилось все более опасным и переходило все грани. С чем сравнивалась жизнь? С постелью у королевы? Луис вывернулся и упал плашмя на кровать.

— Дайте мне выйти, — зашипел он, дергая руки из пояса.

— Подышать хочешь? — монарх с интересом склонился над мальчиком и вдруг подхватил его на руки и поставил около окна, как бесценную фарфоровую статуэтку. — Смотри, милый. Это твой замок. Твоя земля. Твоя — как моего любимого, как человека, с которым я готов делить все. Радость и печаль, болезнь и здравие, жизнь и постель. Все. Раздели со мной ответственность. Прошу, — Фернандо обнимал своего светлого мальчика, чувствуя как тот дрожит под руками.

Луис и раньше высоты боялся, а тут его еще в окно выставили полуголым, вернее почти голым. Тело забила нервная дрожь.

— Хорошо-хорошо, как ты скажешь...

— Фернандо? — опасливо позвал Легрэ. — Мне кажется, в постели это делать будет удобнее... К тому же, не вывалитесь оттуда оба, ради бога.

— Спасибо, милый, — монарх трепетно провел руками по плечам мальчика, собирая мелкие подрагивания мышц. На губах появилась бледная тень довольной улыбки. — Расставь ноги.

Герцог боязливо расставил колени, опасаясь, что сейчас — прямо теперь — нырнет вниз, потому что камни осыплются внезапно.

— Я держу тебя, — крепкая рука твердо ухватилась за ремень, связывающий руки мальчика. — Страшно?

— Прекрати, пожалуйста, — Луис глянул в темноту пропасти и понял, что сейчас закричит.

— Кристиан, иди сюда, — ровным голосом позвал Фернандо брата, взглядом указав на связанные руки герцога и обозначив губами "Оба".

Легрэ подошел, нежно коснулся губами щеки короля, погладил юношу по спине и прихватил за связанные руки.

Именно тогда Сильвурсонни показалось, что он начал падать и ноги заскользили по камням в попытке отодвинуть бездну.

— Верь нам всегда, — прошептал Фернандо юноше и не думая отодвигаться от окна. Более того, улыбка становилась все более призрачной, хватка все сильнее, а другая рука настойчивой лаской легла на пах Луиса.

Тот только замычал что-то нечленораздельное. Пальцы обвили плоть, холодный воздух заставлял холодеть цепочку между сосками.

Кристиан наклонился и поцеловал стянутые ремнями запястья юноши, продолжая держать крепко. Происходящее все больше будоражило кровь, сводило с ума, дразнило.

— Луис, любимый... Тебе страшно?

— Да, — тихий стон слетел с губ. Его наказывают? Да, за то, что не желает спать с Анникой. Сначала, что переспал, теперь, что не спит...

— Почему? Ты нам не веришь? — пальцы Фернандо продолжали гладить нежную кожу плоти мальчика, дыхание греть чувствительные точки на шее, все усиливая контраст между проиходящим и окружающим миром.

— Верю, я вам всегда верил, — Луис боролся со страхом, как умел, только безнадежно боялся все сильнее.

— Тогда расслабься и дыши глубоко, любовь моя. — Кристиан погладил юношу по ягодице. — Неужели ты думаешь, что мы дадим тебе упасть?

Луис взмахнул головой. Конечно, они его не сбросят. Он закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Так проще не думать... или не замечать, что уже на краю.

— Любовь — это падение в пропасть. Ты можешь упать и разбиться или раскрыть крылья и взлететь. Представь, что ты летишь. Тебя ласкает ветер, — он оглаживал мальчика уже совершенно пошло, залезая рукой между ног, гладя мошонку, размашистыми движениями терзая член, — окружают облака и ангелы поют тебе песни.

Нетерпеливая рука мешала Луису пугаться окончательно и заставляла колени подкашиваться.

Кристиан подхватил юношу поперек живота и прижал ягодицами к своему паху.

— Кричи, если захочешь, — тяжело дыша, сказал он. — Потому что если мы и упадем, то всегда... мы упадем только вместе. И нет ничего позорного в том, если у вас с Анникой будут еще дети, — сказав это, Легрэ толкнулся вперед. Луис был узким, неподготовленным, но остановиться уже было невозможным. Впрочем, Кристиан старался осторожнее брать герцога, насколько это представлялось возможным.

Герцог всхлипнул. Он не имел никакой возможности противостоять проникновению. Легкое жжение сразу смешалось с ярким желанием. Дыхание перехватило, и если бы не прохладный воздух, то юноша бы задохнулся в густом киселе безумия.

Фернандо смотрел на брата, чувствуя, как собственное желание льется горячим металлом по крови, как становятся горячим ласкаемое тело под руками. Слабые стоны мальчика заставляли еще сильнее ощущать реальность и ее сладостность, настоящесть. Держать и никогда не отпускать. Ни одного.

— Ты в руках демонов, — язык скользнул по шее мальчика, — которые обрели крылья и летят. Не отпустят. Никогда. Ты наш.

Король чуть повернулся к Кристиану и жадным поцелуем забрал его вздох.

Но отвечать Сильвурсонни не мог, потому что было слишком жарко и невыносимо. По его мышцам разливался пожар, неумолимо отодвигавший вопросы и возможный отказ.

Чем дольше Легрэ целовался с Фернандо, тем резче становились его движения, тем глубже он доставал их мальчика. Было хорошо до одури, до звезд перед глазами.

— Возьми его, — шепнул он в губы короля и уступил свое место ему.

Тот не заставил себя долго ждать. Ткань тяжелого королевского блио легла на поясницу мальчика, закрывая руки мужчин, крепко держащих своего любимого на краю бездны, открывая доступ плоти к восхитительному заду юноши.

— Луис, милый, — Фернандо медленно входил в герцога, что на контрасте с предыдущими движениями Легрэ должно было вызывать у мальчика яростные желания начать двигаться самому, лишь бы продолжить желаемое. — Ничего не хочешь сказать нам?

Герцог закрутил головой из стороны в сторону, мокрые от пота пряди ударили по щекам. Пальцы отчаянно сжимались, когда монарха толкнулся внутрь. Слишком медленно, чтобы остановить муку.

— Я все сделаю. Пожалуйста, — взмолился он.

— Умничка, — откликнулся король. Ноздри дрожали от желания обладать — до конца, без остатка. Полностью. — Кричи, — и Фернандо перестал жалеть мальчика, вцепляясь в его запястья второй рукой, поверх пальцев Кристиана, выгибая его на себя. Или наоборот — жалея, жаждя, ведь именно этого герцог и хотел.

От неудобной позы и того, что слишком сильно, юноша действительно закричал. Стало больно и невыносимо жарко, а еще хотелось, чтобы мужчина двигался резче и не останавливался.

Кристиан запустил свободную руку в волосы мальчика и сжал его волосы в кулаке.

— Громче, милый, — приказал он, запрокидывая Луису голову, — чтобы внизу все слышали.

Острыми иголками по коже прошла рябь от того, что в пряди проникает рука. Юноша вскрикнул и инстинктивно подался назад, издавая громкий стон.

— Еще, — тяжело и протяжно выдохнул монарх. — У короля сын рождается.

Луис сильнее прогнулся, хотя думал, что его уже не хватит, и впустил мужчину до конца, издавая дикий и нестерпимый крик.

Ответом ему послужил яростный рык. Фернандо и не помнил, когда ему было так хорошо, когда так сильно хотелось брать. До кровавой хмари перед глазами, до безумных криков, бьющих сладостью по нервам. Переплетаясь пальцами с Кристианом, до пятен, которые лягут синевой на мальчика, до судорог, проходящих по телам. Он продолжал терзать Луиса бешеной, до боли, страстью.

Все это время герцог мог лишь подчиняться дикому дьяволу и открываться ему. Ноги скользили по камню, и Луис все время думал, что сейчас полетит вниз.

Именно в этот самый момент Легрэ ни с того ни с сего взял и подтолкнул герцога вперед. Тело юноши ринулось было вниз, но сильные руки Кристиана в последний момент подхватили под живот и потащили назад.

Юноша так дернулся, что, кажется, на запястьях кожа разорвалась. Он вновь закричал, не скрывая своего ужаса, и начал брыкаться.

Кристиан силой вернул герцога в объятия короля, но на этот раз зажав юношу между своим телом и телом брата. Рука схватила член Луиса, заскользила на нем быстро и жестко, а другая пальцами слегка сжала горло.

— Все хорошо, — не своим голосом прорычал Легрэ. — Кончай, мой мальчик... Давай. Мне в руку, ну!

Рука Фернандо опустилась на шею Луиса с другой стороны, заключая его горло в горячее кольцо.

С мокрых ресниц юноши полились слезы. Он больше не контролировал себя, только отдавался сладкому, приторно-опасному кошмару и двигался, изнуряя себя болезненным желанием. Пока в глазах не замелькали круги.

Когда изможденный мальчик обмяк с чуть слышным протяжным стоном, Фернандо прижал его крепче, хрипло и отрывисто дыша ему в затылок. Разбуженный огонь не затих, продолжал разгораться жалящим жаром по телу, солоноватым привкусом по языку.

Король аккуратно уложил мальчика на кровать, укрыв покрывалом от редких, но холодных порывов ветра.

— Спасибо тебе, милый, за сына, — легкий поцелуй коснулся губ мальчика, а пальцы очертили совершенное лицо с искусанными припухлыми губами и пробуждающейся синевой на шее. Фернандо трепетно коснулся свидетельств страсти и принадлежности друг другу. — Ты прекрасен. — Легкое подрагивание губ и кончиков пальцев полностью выдавало состояние монарха. — Прекрасен. Отдохни. Кристиан, — король тяжело, властно посмотрел на брата, поднимаясь с постели.

Через пелену юноша слышал голос. Но пелена слишком была густа, а плен подушек тянул окунуться в них и хоть немного отдышаться.

Легрэ многозначительно ухмыльнулся. Он подошел к Фернандо и заглянул в его глаза, сделал вид будто не понимает тона, которым было произнесено его имя, не видит, что король разгорячен и еще жаждет близости.

— Что?

— Не хочешь поцеловать новоявленного отца? — хмыкнул в ответ монарх. Предвкушение полнило губы и пах кровью.

Легрэ перевел взгляд на Луиса.

— Конечно, — сказал он, — но какого именно?

Фернандо якобы изумленно приподнял бровь, продолжая наступающей тьмой разглядывать брата. Болезнь в Кристиане почти не проявлялась в последнее время, и выглядел он практически так же, как и при знакомстве в Валасском монастыре — синь взгляда, исполосованное шрамами тело воина, непонятно почему вызывающее вожделение и у короля, и у его дьявола. И новые шрамы-отметины страсти. Правда вот в монастыре монарх не видел его без одежды. А что было бы, если бы увидел? Фернандо чуть усмехнулся странным мыслям в своем разуме.

Легрэ все понял без слов. Он шагнул к брату и, не прикасаясь к нему руками, коснулся губами губ не поцелуем, а искусительной улыбкой, замер в ожидании — когда Фернандо сорвется и сметет его в объятия, словно ураган уставшее деревце. Кристиан медленно прикрыл глаза, наслаждаясь трепетом собственного сердца.

Король сдерживал себя, чувствуя как изнутри поднимается все выше и выше волна, грозящая неумолимо раздавить жалкий барьер разума, и так еле держащийся под натиском случившегося за сегодняшний день. Вцепившись пальцами в покрывало, сминая его изо всех сил, Фернандо легко провел языком по губам Кристиана.

И Легрэ моментально сдался на волю своего ласкового победителя — сам ответил на поцелуй, обнял короля за шею и увлек за собой на постель — аккурат рядом с герцогом.

Однако поцелуй прекратился очень быстро — Фернандо не дал его ни углубить, ни даже толком не ответил Кристиану.

— Закрой глаза, — подушечки пальцев шли по шрамам от лица все ниже и ниже.

Кристиан, пользуясь случаем отвлекся — поцеловал Луиса в живот, а потом лег на спину и закрыл глаза, как ему велели. Впрочем, ему больше хотелось посмотреть на разоблачающегося Фернандо. Не в этот раз.

Отстранившись от вытянувшегося на постели брата, монарх, усмехнувшись, потянул с себя одежду.

— Решил со мной поиграть, нежный? — рука тяжелым теплом и чуть заметной дрожью прошлась по телу Кристиана. Фернандо и сам не знал, зачем оттягивал момент реализации так желаемого.

— Ты сомневаешься? — иронично заметил Легрэ, запрокидывая голову и цепляясь руками в простыни.

— Хм... У короля родился сын... — тепло от тяжелой руки короля медленно двигалось по коже мужчины — грудь, живот, пах. — Молодая любимая жена так измотана, что отдыхает. Что же делать бедному монарху? — пальцы обхватили член Кристиана.

Кристиан лукаво закусил губу и посмотрел на брата.

— Трахать своих фаворитов, очевидно... ой, нет, не так. Заниматься неотложными государственными делами.

— Разумно. Подходит, чтобы охладить разгоряченный ум, — пальцы Фернандо прошлись по стволу, ощущая каждую вену. Чувствительность все повышалась. — Какое бы мне дело выбрать? — голос снизошел на чуть хриплый шепот.

Пальцы Кристиана сжались, прихватив простыни, и он закрыл глаза от удовольствия.

— Это вопрос или... предупреждение? — поинтересовался он, облизав пересохшие губы.

— Это решение, — Фернандо обхватил пальцами мошонку Легрэ и чуть сжал ее, перекатывая яички между пальцами.

— Жестокое, — парировал Кристиан, инстинктивно раздвигая ноги шире.

— Я могу выбрать и какое-нибудь другое... дело, — пальцы короля на секунду сжались чуть сильнее, а сам он невольно прикусил губу, видя как напрягается тело любимого.

Легрэ улыбнулся королю нежно и открыто. Это могло бы быть интересной игрой.

— Все, что хочешь, — прошептал он и потянулся за поцелуем.

На лице Фернандо появилась усмешка, когда он прижал палец к губам Кристиана.

— На колени и целуй, — король указал глазами на мальчика, который все еще лежал в полуосознанном состоянии, впепившись пальчиками в подушку.

Легрэ перевел взгляд на Луиса, коварно улыбнулся и, ухватив под бедра, подтащил к себе. Он встал в постели на колени, нагнулся вперед, открываясь для короля и припадая губами к шее юноши.

Герцог откликнулся неторопливым и сперва нежным поцелуем, словно и правда впал в некую дрему, но потом его губы стали настойчивыми и почти грубыми, между пальцами появился длинный шнурок, которым он шустро обвязал мошонку барона. Глаза Луиса распахнулись и стали совсем шаловливыми.

— Вот черт, — Легрэ оказался очень удивлен, но препятствовать герцогу не стал. И правда, интересная будет игра.

— От черта и слышу, — тихо отозвался Сильвурсонни, устраиваясь поудобнее и ерзая на шелковом цветном покрывале, расшитом золотом, молочные пальчики скользнули по животу вверх к соскам, с хулиганской улыбкой Луис потянул их на себя, отпустил и вновь повторил начатое.

— Милый, я смотрю ты быстро очнулся, — тихий смешок Фернандо раздался над ухом мальчика и губы теплом скользнули по виску. — Кристиан, — король поддел брата за подбородок и наклонился к его губам. — Целуй. — Было интересно, кого он выберет, и предвкушение ширилось жаром по комнате.

Легрэ мягко поцеловал короля в губы, слился с ним в осторожной страсти, а после, посмотрев в глаза, сделал то же самое с Луисом.

Оказалось, что это сладко. Шаловливые руки опять спустились к паху и обвили тонкими пальцами напряженную плоть, чтоб скользнуть по стволу от головки к основанию. Юноша улыбался почти нагло.

Фернандо трепетно коснулся пальцами обоих любимых — самыми кончиками, будто впитывая их чувства и ощущения. Сдерживать себя, доводя почти до края, до срыва, видя страсть, рожденную в горниле взаимной любви, недоверия, обид, страха — король ждал, когда жаркая волна, плавящая тело, дойдет до высшей точки.

Легрэ тоже нагло улыбался, толкался в руку юноши все нетерпеливее. Луис определенно что-то задумал, но что? Никто, кроме него не знал

Впрочем, герцога вела не мысли, а инстинкт. Он и сам иногда не сознавал, что желает и как это осуществить, но в какой-то момент, заглянув в глаза короля, погрузившись во тьму, второй рукой чуть придушил Легрэ, заставляя его вздрагивать. Сладкая волна экстаза прошлась по тонкому телу юноши. Комната вновь поплыла. Может, стоя на узком подоконнике и срывало крышу, но сейчас отчаянные пальцы жестоко измывались над терпением барона.

Кристиан судорожно сглотнул, ощущая, что не хватает воздуха. У Легрэ закружилась голова.

— Маленький, — Фернандо склонился к Луису шепотом, проведя рукой по взмокшим белокурым волосам. — Люби.

Но герцог не мог откликнуться на просьбу, настолько утонул в густом киселе, где черные звезды его приманивали, как и стоны Кристиана. Пальцы дали глотнуть воздуха, но вот его вторая рука так и продолжала скользить по влажному члену, иногда переходя на мошонку, беспокоя и лишая разума.

— Возьми его, — совершенно черные, без радужки, глаза посмотрели на монарха. В комнате потемнело окончательно, или это погасла свеча?

Фернандо смотрел на маленького, которого так долго будил и освобождал от страхов, видел отражение себя, верил и не верил. Мир вокруг окончательно погрузился в его странный ад, как капля воды, разбивающаяся о поверхность воды, становится одновременно ничем и всем. Трепетное, почти благославенное касание опустилось на губы Луиса и... король подчинился. Прошелся поцелуями по спине Кристиана, оглаживая его бока руками, как будто приучая или обещая что-то и медленно, аккуратно толкнулся в брата. Глаза на мгновение закрылись, всматриваясь во что-то далекое, недоступное, а на лице появилась улыбка — сегодня родились два короля: будущий монарх и его сын.

Легрэ прогнулся в пояснице, облегчая королю доступ в себя, взгляд затуманился и улыбка медленно сменилась маской блаженного страдания. Кристиан облизал пересохшие губы и тихо позвал:

— Луис...

Едва уловимые блики, бродившие по червонной черноте спальни, на мгновение скользнули отсветом по кровати, блуждая по слившимся в желанных ласках фигурах.

Луис посмотрел вверх, где на подбородок Легрэ легло самое яркое пятно, он приподнялся ровно настолько, чтобы дохнуть тому в губы и прошептать:

— Я здесь, — а потом прикусил губы, очарованный игрой света и тени. Сладостью, написанной на чертах барона, и добавил уже чуть громче: — Шевелись, милый, если не хочешь, чтобы я тебя задушил.

— Делай, что велит король, нежный, — прошептал Фернандо и склонился к спине Кристиана. Очертив языком выпирающую лопатку, слегка прихватил ее зубами, потом отстранился, давая возможность брату двигаться. Руки тяжестью лежали на талии мужчины.

Кристиан застонал от услышанных слов, голосов, и толкнулся навстречу королю. С трудом втягивая воздух ртом, он то насаживался на член Фернандо, то толкался в руку Луиса. Пальцы до боли вцепились в простыни, и наслаждение становилось все острее

Свет луны в какой-то момент выплыл из-за плотных облаков и наконец ворвался в спальню, где лишь для одного человека наступило нечто необычное: Луис смотрел расширенными глазами на своего архангела и все сильнее понимал, что им владеет, как не мог бы владеть ни рассветом, ни закатом, ни даже собственной мыслью — теперь и навсегда.

Призрачный свет ночного светила чертил комнату на квадраты, прямоугольники, круги. Для Фернандо этот молочно-белый морок был когда-то символом его безумия и бессоных ночей. Теперь тоже, но тогда, полтора года назад и ранее, он погружался в свое одинокое сумасшествие и лелеял боль, одаряя лаской лишь эфес меча и сталь ножа, обагряя их кровью и даря смертью. Теперь же, безумными ночами, разжигаемый светом луны, он ласкал живые тела, которые не превращались в трупы к утру, желал их любви и страсти, а не смерти.

— Нежный, — поцелуй опустился на спину Легрэ, а рука Фернандо легла на его член поверх пальчиков Луиса.

— Бог мой, — выдохнул Легрэ сдавленно. Дрожь пробила его тело как удар, как бурлящий поток реки пробивает льды по весне, и Кристиан задвигался резче — почти отчаянно и жадно.

А его вздох поймал Луис и наконец закрыл глаза, чтобы плыть на воображаемой лодке по черной реке между темных берегов, вдоль которых росли цветущие деревья, осыпавшие странное видение лепестками. Аромат тел, аромат цветов... Ночь, заливающаяся красками, у которых нет пределов. Кажется, какой-то другой, но все же приступ, накрыл Сильвурсонни, едва рука монарха коснулась его — над цветущей долиной вспыхнуло яркое солнце и опалило кожу блаженством, ветром разносился над ней голос ангела с синими глазами, а холодная вода, в которую погружался герцог, прохладой окутывала чело.

— Еще, — шепнул он.

Фернандо, находясь на грани оргазма, который оттягивал как только мог, скользил ладонью по пальцам мальчика, гладил его запястье, до которого мог дотянуться, касался плоти брата и задевал легкими шлепками яички.

Кристиан преодолел слабое сопротивление руки на своей шее и дотянулся губами до губ Луиса.

— Не могу больше, — выдохнул он еле-еле, — развяжи...

Герцог слабо отрицательно покачал головой, а в голове его распустился огромный и прекрасный цветок, который полыхал ярким огнем.

— Неееееет, — слабо протянул Луис.

Слова-шорохи, звуки, запахи, так любимое Фернандо "нет" его маленького ангела и бога, ставшее последней каплей — он в последний раз толкнулся в Кристиана и излился со негромким стоном, инстинктивно вжав руку на плоти брата.

И тут же Луис потянул за узелок, освобождая барона.

Белое семя выплеснулось нетерпеливо и бурно, принося Легрэ облегчение и сладость. Он вскрикнул и едва не упал на юношу.

— Черт, это было... что-то.

Тяжелый барон придавил герцога, и тот недовольно ерзнул, потому что Легрэ прижал его плоть и сделал больно.

— Пусти, — вздрогнул, приходя в себя от видений.

— Прости. — Кристиан отстранился, освобождая Луиса, нежно погладил по щеке. — Ты как, в порядке?

— Да, — юноша подтянулся повыше и увлек барона на кровать, повалив на спину. — Теперь немного покоя и поцелуев.

— Мне тоже, — Фернандо расслабленно улегся рядом с братом, всем своим видом показывая, что он тоже очень нуждается и в покое, и в поцелуях. Хотелось как обычно перехватить мальчика, сжать в объятиях, удовлетворенно целовать, чувствуя как тот тает и засыпает, но сегодня была странная ночь. Король, кутаясь ленивой негой, вновь ожидал, что сделает маленький.

Но Луис не собирался ничем проявлять недавнюю агрессивность, лишь нежно прикоснулся к губам барона и улегся на краю кровати, поворачиваясь к луне, заглядывающей ему в лицо.

Минуты достаточно, чтобы взять себя в руки? Да, для этого достаточно лишь ночного светила, и вот уже становится глупым метание и разговоры о наследниках лишаются всякой неприятности.

Герцог подтянул к себе подушку, чтобы обнять ее.

Кристиан дотянулся до сбитого одеяла и бережно укрыл всех троих.

— Все, теперь спать, отцы. — Он улыбнулся, глядя в потолок, подвинулся теснее к Фернандо и притянул к себе Луиса. — С ума с вами сойти можно.

КОНЕЦ