| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Августино пил небольшими глотками. Вино было сладким и помогало от боли сейчас как никогда. Он смутился под взглядом настойчивых черных глаз, требующих ответов и объяснений. Пришлось даже чуть отвернуться, но барон всегда так горяч, что ... Вдруг священник подумал, что юноша начнет ревновать, и понял, что не хочет его потерять. Это открытие словно холодным водопадом окатило.
— Пьетро, закрой дверь изнутри, — попросил Августино, понимая, что хочет целоваться и чувствовать рядом молодое и сильное тело.
Такие простые слова вызвали целую бурю эмоций в юноше. Это было как признание — пусть не напрямую сказанное, но все-таки. Правда смущали слова слуги про закрытую дверь, но барон засунул их подальше. Приятнее было думать про другую сторону просьбы. Обернувшись как можно быстрее, он склонился над мужчиной и провел ладонью по его лицу уже откровенной лаской.
— Август, — имя любимого ложилось на язык теплом и разморенным состоянием, которое будет чуть позже. Пьетро начал легко целовать инквизитора, с каждой секундой требуя все большего. Язык проходился искушением, а жаждущее тело требовало избавиться от одежды и вновь стать единым целым с тем, кто дороже всего на свете.
Священник обронил кубок на покрывало. Хорошо, что тот оказался пуст, и притянул за шею Моунта, зарываясь в его волосы и с обожанием проходясь подушечками пальцев по основанию черепа и выше. Теплые, густые пряди пробуждали в Августино невероятный для его закрытости эротизм. Хотелось поскорее, чтобы любовник снял с себя все, даже страх от увиденного демона отступал перед страстью и любовью, кипевшей в душе, как дьявольский котел.
— Хочу тебя, — забормотал в губы посланник. — Закрой, чтобы никто не вошел.
Пьетро и сам уже дрожал от нетерпения. Задвинув засов в мгновение ока, он вернулся к постели, но не сел, не лег — нет. Он застыл, просто пожирая глазами Августа, который сейчас казался таким хрупким и тонким, и медленно, словно напоказ, расстегнул пояс с массивной узорчатой пряжкой теплого бронзового цвета, лениво потянул с себя темно-зеленое блио тяжелого шелка, которое служило не для тепла — для красоты, брэ в тон с блио, затем последовала белоснежная рубашка с тонкими пенными франкскими кружевами. Юноша оделся перед планируемой встречей с Августином как на бал или на высочайший прием — и сейчас все это великолепие небрежно падало вокруг. Пьетро раздевался, глядя прямо в глаза своему инквизитору — без пошлости, без улыбочек, с жаждой, которая прорисовалась на лице все явственнее — не грубыми мазками похоти, а тонкими красками любви. На сильное, красивое тело, в котором еще отсутствовала матерость взрослого мужчины, светлыми бликами падал свет многочисленных свечей, подчеркивая рельеф мышц и шрамы. Избавившись от одежды, барон все также неторопливо подошел к священнику и склонился над ним. Губы едва коснулись столь желанных губ мужчины, и Пьетро опять замер, отдавая право первого движения любовнику — так было легче смирить вновь всколыхнувшееся желание взять его Августа.
Наблюдая за всем этим великолепием, за тем, как раздевается юноша, Августино окончательно утрачивал контроль над собой — страхи, происходившие в комнате сюзерена, отступили страшным сном, сменяясь красотой и животной силой его возлюбленного, его живой тайны, которая сегодня явилась, чтобы одарить и пожаловать любовью.
Пьетро словно показывал себя и одновременно заставлял задерживаться на рисовке мышц, на своем лице, на глазах. Затаив дыхание, священник ждал, когда Моунт окончательно разденется и наклонится к нему, чтобы их губы слились в поцелуе — таком же восторженном, как и первое настоящее чувство Августино.
Руки крепко обхватили шею, утягивая в кровать — под откинутое одеяло, в свое тепло и ласку.
— Мой долгожданный, — зашептал инквизитор, забывая, что именно только что хотел рассказать про ритуал, который еще придется повторить.
А для Пьетро счастье заливало светом все вокруг — дождался! Он, конечно, был уверен в чувствах, которые испытывает к нему Август, но тот постоянно так сопротивлялся, так отказывался, изворачивался — а сейчас сам признается. Пусть и не в любви, но это не главное. Шаг навстречу сделан — и эта было как благодать божья, как манна небесная, как благословение.
— Люблю, до боли, — шептал бессвязные признания юноша, отвечая словам и рукам Августа, его инквизитора, которого боялись все вокруг, который должен был сжечь его на костре, а вместо этого сгорает сам с ним каждую ночь в огне страсти. Никто не нужен — и это была правда. За последние полторы недели Пьетро ни разу ни на кого не глянул с желанием, даже на старых любовников, которые были весьма озадачены переменами, произошедшими с юным бароном. Подколки друзей-гвардейцев, привыкших, что Моунт первым успевает перезнакомиться со всеми девушками в округе, грубые шутки — юношу ничто не могло прошибить, он никому бы не выдал даже взглядом того, кого желает на самом деле.
Как и Августино, который падал все ниже, забываясь и отрекаясь с каждым шагом от Господа и даря себя любви, которая настигла его, как приливная волна, и смыла в бурный океан. В кровати было тепло, пахло цветочными ароматами, которыми так щедро пользовался инквизитор, чтобы изгнать недуги и не допустить паразитов или что-то прочее, водящееся по его знаниям в этих краях. Он прижимался всем телом к Пьетро, целуя его и обнимая, почти нашептывая в ответ, что больше не в состоянии скрывать любви, что для него есть только он — барон Моунт, что все мысли сосредоточены на нем и что... что он ужасно, до дрожи боится его потерять.
Пьетро и в этот раз не собирался сдерживаться. Разъяренное хождение по коридорам, падающий Август со следами удушения на шее, странные слова и взгляды — все это требовало разрядки, вопило удостовериться, что его любимый здесь, рядом. Быстро, бешено целуя инквизитора, юноша нащупал его возбужденную плоть, несколько движений, чтобы увлажнить головку семенем, и толкнул мужчину в себя, обхватив его ногами.
— Сильнее, — стон из глубины души — убрать все, почувствовать, мой...
Их близость опять выливалась в дикую скачку и неистовое противостояние плоти, желаний и крови. Августино загорелся ярким пламенем, стало невероятно жарко, хотелось вбиваться в Пьетро и не отпускать его ни на одну секунду. Священник целовал юношу так, точно потерял его сегодня, а потом внезапно — негаданно нашел и теперь не способен остановиться. Член входил резко, сильно, барон так стонал, что посланнику окончательно сносило голову, и он делал все, чтобы выше поднять ноги желанного, лишь бы открыть сильнее.
Когда Пьетро почувствовал, что скоро не выдержит, он крепко обхватил мужчину ногами, изо всех сил прижимая к себе, притянул и впился в губы яростным поцелуем. Тяжелое тело, навалившееся сверху, послужило последней каплей — и юноша, изливаясь, застонал в губы Августа.
Тот несдержанно вцепился в подушку, доводя себя до оргазма, а потом рухнул рядом, убирая с мокрого лба волосы и кусая губы, чтобы громко не застонать. Сладкие мгновения у них с Пьетро почти постоянно превращались почти в борьбу, в которой не было проигравших — только победители.
— Так жарко, словно мы с тобой гонимся за кем-то, — шепнул Августино, пытаясь утихомирить дыхание.
Довольный, несколько судорожно дышащий Пьетро с обалделой улыбкой на лице отозвался:
— Я лично за тобой бегаю, — перекатился на инквизитора, перевернув того на спину. — И буду бегать всю жизнь, — продолжил уже серьезно, глядя прямо в ярко-блестящие зеленые глаза, которые бог назначил ему судьбой.
Те смотрели на юношу слишком уж внимательно, задумчиво, с ноткой обожания. От юноши пахло мускусом и чуточку орехами, он и теперь был немного возбужден тем, что пришлось долго ждать, и Августино предполагал, что сейчас Моунт со свойственной ему прытью начнет расспрашивать о том, что произошло в комнатах сюзерена.
На душе Пьетро стало легко-легко, когда обычных возражений не последовало, и он радостно улыбнулся.
— Теперь ты мне расскажешь, откуда у тебя это? — юноша указал глазами на синяки, скрывая за беспечным тоном беспокойство. Нападение в замке — это было что-то сродни страшным сказкам, то есть что нереальное и не имеющее право на существование.
Зеленые глаза закрылись и открылись вновь — яркие драгоценные камни в черной оправе старого серебра.
— Пьетро, есть вещи, которые я должен оставлять за дверьми, как священник. Это тот случай. Я помогаю твоему учителю и надеюсь, что ему станет лучше. Но не думай, это сделал не он и не Луис. Эта сфера закрыта за семью печатями.
Пьетро сжал губы, внимательно разглядывая любимого.
— Дьявола изгонял, что ли? — ляпнул первое, что пришло в голову.
Инквизитор почувствовал себя глупо и странно. Мальчишка читал его, как раскрытую книгу и видел больше, чем мог спрятать Августино за всеми барьерами.
— Да, ты знаешь об этом? — выдохнул он.
Пьетро глупо моргнул. "Вот чееерт..." — мысленно выдохнул, уже внимательнее разглядывая следы на шее инквизитора.
— Четыре, — вдруг сказал он четко, как будто только учился произносить это слово. -Аббас говорил — четыре раза, у меня будет четыре смерти, пока на пятый не заберет. — Бред какой-то...
Августино нахмурился.
— Ты знал Абасса? — удивился он. — Я видел его пять лет назад, он преподавал мне искусство перетирать порошки. Почему четыре раза?
— Он отца лечил, — было жарковато, и Пьетро решил, что Августу может быть тяжело, а посему перелег рядом с ним. Красно-черный след тянулся вокруг шеи мужчины, как какое-то экзотическое ожерелье. — Он это мне сказал, когда я сердце остановил. Видимо это был первый раз. Я так понимаю, что ты спас меня от второго, — барон ласково провел чуть выше следов удушения. — Не знаю, к чему я это вспомнил.
Лежать было просто невозможно и Пьетро сел рядом, сложив ноги на восточный манер. Когда отец его учил этому, было очень смешно — и как арабы могут так сидеть? А потом мальчик привык и до сих пор сохранил такую странную привычку, даже использовал ее осознано — полезно для гибкости связок. Проходясь узорами, рисуемыми пальцами, по груди Августа, подумал, что дело наверняка очень серьезное, хотя и не мог, просто не мог в это полностью поверить. Одно дело — сжить со свету, другое — откуда-то взявшийся в Алонсо, который всю жизнь жил только долгом и верностью, дьявол.
— Этого не может быть. Август, ты не знаешь дядюшку Эдвина так, как я. У него нет ничего, кроме долга, даже личной жизни. Знаешь, сколько я раз я ему женщину пытался подсунуть? — юноша внимательно посмотрел на инквизитора. — И не только. Он холодный, как рыба. И такой же спокойный. Непрошибаемый. Не грешит. Не живет даже особо. Только армия, армия, армия... И помощь милорду. И все!
— Он любит сюзерена. Очень сильно любит. На этом могут играть, его использовать. В обороне нет больше слабости, чем чувство, — Августино лежал смирно, следя за движением пальцев и любуясь молодым бароном, у которого столько силы земли, столько ветра в буйной голове, столько огня в сердце, на востоке таких воинов любили и почитали, здесь Пьетро тоже в чести и славе. Но слова Абасса — они обеспокоили священника и напомнили предостережения, прозвучавшие при прощании — "Ты сгоришь молодым".
Инквизитор не произнес слова вслух, но вдруг заволновался.
— Твоего дядю хотят извести. Ведьма по имени Софи Райсаро. Она сделает это, если я ее не казню.
"Опаньки..." — у Пьетро было ощущение, что его мешком по голове стукнули. День каких-то странных откровений. Всего-то пришел поговорить с любимым, а тут... И дядюшка любит милорда — новость из разряда сногсшибательных. Хотя теперь понятно, почему наставник так реагировал на ночь с милордом. Юноше от этой мысли стало почему-то очень неудобно, в основном перед Августином. Непонятно почему — они ведь тогда даже не были знакомы. До того неудобно, что он кинул на него виноватый мимолетный взгляд. И Софи хочешь извести Алонсо... Кстати, а причем тут дьявол-то?
— Ведьмы не могут дьявола наслать. Они же сами ему продаются.
— Ты плохо знаешь демонов и дьявольские козни. — Августино положил руку на грудь Пьетро и тоже провел лаской, задевая сосок. Ему так нравилось чувствовать эту теплую кожу, это волшебство близости. — В трактах говорится, что женщина способна привлечь дьявола за плату определенного свойства и наслать злом на мужчину.
— Злом? — ухватился за последнюю мысль Пьетро. Думать совсем не хотелось — слишком много было пережито за сегодня, хотелось расслабляться под прикосновениями, но Август же опять попытается! Значит нужно как-то отвлечь или заставить взять с собой. И говорилось первое, что приходило в голову, что было несколько странно. Юноша, конечно, был болтун, которых мало не найти, но язык никогда не шел впереди головы. Ну или чушь выдавалась типа идиотских комплиментов или рассуждений ни о чем. Или рассмешить. Сейчас же на язык пробирались странные признания: — Аббас говорил, что на мне покров. Я так и не понял — то ли чтобы пускать, то ли чтобы наоборот. Маленький был, — юноша плавился и почти не осознавал, что говорит. Двойственное состояние вело то в одну, то в другую сторону.
Августино уже спустился на живот и достиг паха, обвивая пальцами плоть барона и все глядя ему в лицо, а сам вспыхнул опять, как будто внутри и не гас недавний пожар. Покров, сокрытость от духов, защита.
— Пьетро, иди ко мне, — позвал, напрашиваясь на новые объятия и обнимая крепкими лозами рук.
Юноша не мог не откликнуться на столь яркий и явный призыв. Он целовал Августа, вновь теряя голову и находя страсть, и шептал:
— Одного не пущу, — ведь если что-то пойдет не так, то удушением может и не закончится. И плевать, что вообще непонятно как с дьяволом или демонами бороться.
Священник некоторое время молчал, понимая, что барон Моунт прав, и каждый раз будет только сложнее, но он не хотел признавать, что не справится один. А потому увлек Пьетро в долгий поцелуй, намереваясь прекратить разговоры о демоне и о Райсаро, назревавший, словно нарыв.
Но юноша, упрямством пошедший в отца, намеревался добиться прямого ответа и разрешения пойти в следующий раз вместе с Августином. Он ведь не сказал, что помощь была нужна, он сказал, что помощь нужна и значит нельзя допустить повторения произошедшего.
— Август, я пойду с тобой, — пробормотал между поцелуями.
— Нет, — несмотря на свою мягкость по отношению к Пьетро, посланник проявил завидную стойкость в решении вопросов религиозных. Он не мог вовлекать в столь закрытый процесс ритуала еще кого-то. — Я тебя не возьму с собой. Есть правила, по которым это запрещено, — Августино прильнул горячими губами к плечу юноши, слизывая соленый пот с его кожи.
— Есть правила, по которым запрещено делать то, что мы сейчас делаем, — Моунт прижимал к себе мужчину, проходясь пальцами по позвоночнику, пояснице, впадинам. Он уже хорошо знал, что именно нравится любовнику, тем более что Август так несдержанно реагирует на определенную ласку. — Я все равно приду. — Молодой бычок уперся рогом в закрытые ворота странных догм и не собирался отступать. — Безопаснее будет, если с тобой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
