Полдня на голову давит только одно желание — чтобы Кирилл побыстрее проснулся. К тому времени как он спускается, еда стоит на столе и вещи для похода на реку уже давно собраны. Впереди еще пару часов жары.

К реке можно попасть и на машине, это гораздо быстрее, но тропинка через лес куда интереснее. Жара загоняет всех гуляющих в тень деревьев, но настроение от этого только улучшается — прекрасная погода вкупе со свежим воздухом делают людей гораздо спокойней и добрее обычного. Мы встречаем множество отдыхающих и они все с нами здороваются.

А у реки мы неожиданно попадем в большую молодежную компанию.

— Мои знакомые из Волгограда, — шепчет на ухо Кирилл, хватая за руку, когда они со смехом нас окружают. Компания приехала на машинах, с шашлыками, музыкой и маленьким катером. Судя по всему, это та самая золотая молодежь, дети, которым все достается прямо от рождения, поэтому их мало кто любит. По крайней мере, искренне. Их так много, что не получается запомнить, как кого зовут.

— Отмечаем день рождение Кати, — кричит высокий тонкий блондин, кивая в сторону кудрявой брюнетки. У нее на голове заячьи ушки, когда она смеется, уши смешно подпрыгивают.

— Федора, — представляет меня Кирилл, не отпуская руки. Его, похоже, итак все знают, а мое имя вдруг имеет бешенный успех и все тут же изъявляют желание посмотреть на меня поближе. Становится очень весело и когда Катя машет мне рукой, я иду к ней. Кирилл крепко цепляется за мою руку и я с удивлением оглядываюсь.

— Не съедим, — кричит Кириллу сквозь музыку Катя, а еще одна девушка рядом с ней, смеясь, вертит в руке пластиковые нож и вилку.

— Просто заставим рабски трудиться, — зловещим тоном добавляет она.

Кирилл неохотно отпускает, разжимает хватку и я иду к девчонкам.

— Поможешь с готовкой? — спрашивают они, — а то тут все сплошь раздолбаи, жрать любят, работать не заставишь.

Я охотно соглашаюсь, всегда любила готовить, они высыпают из пакета кучу овощей, которые надо нарезать.

— Долго тут будете? — интересуется Катя. — Нас тут целая компания, до самого сентября собираемся остаться, если в Грецию не соберемся. Некоторые не понимают прелести отдыха на родине, — она повышает голос и демонстративно смотрит на соседку. Хрупкая блондинка, причем натуральная, пожимает тонкими плечиками.

— Я никого не заставляю, — нежным голосом спокойно осаждает Катю.

Потом смотрит на меня, спрашивает:

— Поедете? — и я понимаю что спрашивает только для того, чтобы позлить подругу. Заячьи ушки подпрыгивают, когда Катя злобно угрожающе пыхтит, а потом обе смеются.

Иногда ко мне подходит Кирилл, но я действительно в порядке. Мое веселье совершенно объяснимо — жизнь прекрасна.

В очередной раз убедившись, что все хорошо, Кирилл разворачивается, но тут его останавливает Катя.

— А Стасика тут нет? — интересуется, делая вид, что спросила ну совершенно просто так.

— Нет, он в Польше, — рассеяно отвечает Кирилл и уходит. Меня вдруг поражает, что он в упор не видит заинтересованность Кати, хотя мои эмоции всегда очень четко улавливает.

— У него такой брат, — шепчет Катя, смотря в спину удаляющемуся Кириллу. — Настоящий мужик!

— Красивый? — в голосе Лены легкий интерес.

— Нет, — Катя отмахивается. — Наоборот, лицо почти грубое, лет тридцать, но к нему прямо тянет, так и хочется... уединиться. Только он меня в упор не замечал.

Лена поднимает брови и хихикает, а Катя понимает, что проболталась. Теперь у ее подруги есть прекрасный повод для шуток, но надо отдать Лене должное, больше она ни разу об этом не напоминает.

Мы с девчонками жарим шашлыки и сосиски целыми порциями. Все сметается мгновенно. Из спиртного только пиво и то особым спросом не пользуется. Вся компания сильно поднимается в моих глазах, учитывая, что обдолбаных тоже нет. Периодически все запрыгивают в реку и плывут до лодки, которая является ориентиром сегодняшнего купания. Кто доплывет — получает конфетку. У меня их уже 5, правда, рекорд у парня с длинными темными волосами — 27 штук.

— Он профессиональный пловец, — поясняет Катя. — Я его специально просила особо не выделываться и не мешать веселью.

Кирилл подходит, когда начинает темнеть. Пора, тихо говорит. Уходить дико не хочется, тут так хорошо. Катя — настоящая хохотушка, а блондинка Лена милая, но невозмутимая, как скала. Они обе мне ужасно понравились.

— Нам пора, — извиняющимся тоном говорит Кирилл Кате, — еще раз с праздником.

— Встретимся еще, мы тут до осени торчать будем, — говорит Катя.

— Может быть, — поправляет ее Лена и я ухожу, слыша уже ставшую знакомой перепалку.

— У тебя есть брат Стасик? — интересуюсь по дороге. — Лет тридцать и очень суровый?

— Стас, — поправляет Кирилл, улыбаясь. — Да, примерно такой и есть. Троюродный. Боюсь только не очень общительный, так что я стараюсь никого обычно не обнадеживать.

Вот как, заметил все-таки Катину заинтересованность!

— Он... Как ты?

— Да, мы все как я, — кивает Кирилл. — Познакомлю, когда вернется, если хочешь.

— Ну, если послезавтра у меня ничего не получиться, думаю, я познакомлюсь сразу со всеми, чего мелочиться, — бездумно говорю я и тут же глупо смеюсь. Остановиться получается не сразу, смех никак не заканчивается и Кирилл молча меня обнимает. Он прижимает меня к себе до тех пор, пока смех совсем не проходит и мое дыхание замирает только оттого, что он так близко.

Когда мы подходим к дому, уже почти темно. Я иду в душ и засыпаю уже по дороге в комнату. Еще две ночи до полнолуния.

Сон медленно отступает. Я потягиваюсь, мурлыча что-то под нос. Свежий воздух из окна действует завораживающе и тут же меня приманивает. Я почти бегу к подоконнику и высунувшись далеко-далеко наружу хохочу от удовольствия. Прямо передо мной — лес, никакой городской вони и духоты, никаких каменных капканов, никаких запоров, я могу выйти и прогуляться между деревьями. Увидеть... жизнь.

Возвращаюсь в комнату, чтобы подготовиться. Зеркала нигде нет, морщусь недовольно. На мне футболка, я не стала вчера после душа переодеваться. Мне она не нравиться, быстро стягиваю через голову и отбрасываю в угол. Где что-нибудь красивое?! Начинаю копаться в вещах, нахожу розовую сорочку. Плаща нет, злюсь.

Вдруг как удар — Кирилл! Я чувствую, он стоит за дверью и не входит. Боится? Замираю и медленно крадусь к двери. Так и есть — стоит прямо рядом со входом, опираясь спиной на стену, руки сложены на груди. Спокойно смотрит на меня и ничего не говорит. Потом он понимает, что я раздета и крупно вздрагивает. Нет, взгляд не отводит, только концентрируется на лице.

— Кирилл... — шепчу задумчиво. Он молчит.

Почему я не одета?

Я выхожу в коридор и начинаю медленно кружить перед ним. Он пристально наблюдает, но от стены не отходит. Делаю шаг к нему. Я чего-то от него хочу! Хочу целоваться и чтоб он меня обнимал. И я уверенна, у него найдется еще не один приятный сюрприз! С нетерпением делаю еще шаг, его глаза расширяются.

Почему он молчит?

Почему я неодета?

Отрываюсь от его глаз и смотрю на сорочку в своей руке.

Потому что... это не я. Меня сковывает страх, но на ведьме это никак не отражается. Она все еще держит сорочку, но начинает заново кружить вокруг Кирилла. Нет, не она — я.

— Остановись, — прошу, но она только плечом дергает. И все-таки я удерживаю грань, последнего шага она не делает.

— Какая красивая сорочка, — восхищаюсь, с трудом перебарывая страх, — она отлично подойдет к глазам, одень ее, — сонно шепчу.

Она снова отрывает глаза от Кирилла и смотрит на то, что держит в руке. Больше ничего не происходит.

Не знаю, сколько это продолжается. Я говорю с ней, пытаюсь обмануть, отвлечь, кричу — бесполезно. Все еще чем-то сдерживаю, но на самой грани. Кирилл нерушимо стоит у стены.

Потом начинаю злиться. Мне дико хочется дотронутся до Кирилла.

Я в полной тишине замираю перед броском. Руки покрываются чем-то шипящим, я хочу получить Кирилла и мне ничто не помешает! Тогда я поднимаю ногу, чтобы сделать последний шаг и я же в ужасе замираю. И тут... он широко и призывно мне улыбается. Так откровенно и оценивающе опускает глаза ниже, что даже щеки краснеют.

Бешеная злость охватывает тело сильной дрожью. Он для ведьмы просто вещь, игрушка, которую она желает получить сейчас, но надолго эта игрушка ее не займет. Но я его люблю, он не вещь, он моя жизнь! Я не позволю тебе обращаться с ним, как с неодушевленным предметом! Я в ярости, очень странное чувство — злость внутри злости, как слоеный пирожок с начинкой. Нет! С шипением отворачиваюсь и поспешно натягиваю сорочку.

Слышу, как судорожно вздыхает Кирилл.

Впрочем, выиграв раунд, я все еще не знала, что делать. Меня сильно привлекало окно, я думала о зеркале но... я снова чувствовала запах Кирилла. Неужели это опять сейчас повториться?

— Хочешь погулять в лесу? — смутно слышу его голос. Лес, мои глаза загораются и я неспешно иду к лестнице, через кухню, распахиваю дверь и по траве, такой мягкой, через калитку направляюсь дальше, прямо к деревьям.

Тут пролегает плавная граница от обычного поля, отяжелевшего от человеческих капризов до леса, который дышит. Я ахаю, наблюдая, как сжимается ведьма от безграничного чувства слепой любви. От любви к лесу и жизни, которым он полон.

Еще несколько шагов и за спиной сомкнулась мягкая зеленая стена. Ведьма опускается, садится прямо на землю, скрестив ноги и замерев как при медитации — мое зрение расплывается и со стороны я понимаю, что происходит — какой-то своей частью, больше принадлежащей ей, чем мне, мы сливаемся с лесом, мы смотрим и дышим вместе с ним.

Я изо всех сил пытаюсь уловить мысли ведьмы, что она думает? Пытаюсь услышать, разобраться, понять, а когда оставляю попытки и сдаюсь, внезапно все появляется, словно на ладони — она не думает, она отключила все ощущения и желания и просто смотрит, как будто привыкая к чему-то, чего давно не видела, вживаясь назад в среду, где ее место.

Раньше я видела два состояния своей ведьмы.

Первое — злость, ярость и желание мстить, портить, делать плохое. Каждый раз, когда я чувствовала обиду, несправедливость или пыталась себя защитить. Если подумать, естественная реакция любого человека, но мы, не имея возможности тут же проучить подлецов, просто затаиваем обиду в себе и живем дальше. А если бы мы могли одним щелчком поставить зарвавшегося недоумка на место? Сколько из нас удержалось бы и не применило силу? Сколько бы удержалось, если бы не имели никакого опыта сдерживаться, как ведьма?

Второе — желание что-то получить. Кирилл прав, желание получить его подстегнуло мою ведьму действовать быстро и решительно, набирая силу, необходимую для достижения цели. Кто из нас смог бы удержатся и не применить силу, если бы мог это сделать? Сколько людей смогло бы остановится?

И третье, то, что делало сейчас ее для меня непонятной, но вызывало затаенное уважение и признательность.

Все так или иначе думали о смысле жизни и устройстве мира. Кто-то пришел к выводу, что это вопрос неразрешим и надо просто жить, так как все определено свыше и ничего от нас не зависит. Кто-то, что мы не способны понять его в своем человеческом воплощении. Кто-то уверен, что все взаимосвязано, и ничего не умирает и не пропадет бесследно. Кто-то — что все это случайность и человечески разум просто нелепая нейронная связь мозга, пропадающая после смерти раз и навсегда.

Мою ведьму ничего из этого не волновало, для нее существовала одна незыблемая, непререкаемая истина, ее прародительница, ее основа, ее цель.

Жизнь. Текущая, как ей положено и вытекающая сама из себя. Змея, кусающая себя за хвост, кольцо или знак бесконечности. Жизнь, существующая не для какой-то цели, а как что-то совершено неподвластное каким-либо обсуждениям. Жизнь сама по себе.

Потрясающе, какой разной она оказалась, я затаив дыхание следила за течением жизни вместе с ведьмой, что-то и правда было связано, но эти связи замечались ей походя, просто как фон основного и не вызывали никакого удивления или интереса — она просто любовалась живым.

Если бы она всегда была так настроена, мы бы поладили без труда! Но нет, теперь я гораздо четче понимала насколько проблема наших взаимоотношений глубока — я, как любой человек, с детства училась контролировать свои эмоции, когда хочешь конфету и не получаешь, когда бьют по спине портфелем и смеются, а взрослых чтоб защитить рядом нет. Когда обзывают и только слезы в глазах.

А ведьма к этому не привыкла. Она — чистый лист, новорожденный с невероятной способностью делать и получать все желаемое. Каждая обида — молниеносное и беспощадное наказание, каждое желание — и ничто не остановит, пока она не получит необходимое в свое полное распоряжение.

Не представляю, что мне с этим делать!

Мы сидим на живой земле бесконечно долго, только изредка меняя позу, когда тело чересчур затекает и отвлекает от наблюдения за Жизнью.

Впервые в ее присутствии мне легко и спокойно.

Когда я устаю, то ложусь на траву и пытаюсь свернуться в клубок. Темная фигура приближается, я понимаю, что она была рядом все время. Кирилл поднимает меня на руки и несет домой.

По лестнице я плетусь сама. Но в комнате хватаюсь за него и не отпускаю.

— Побудь со мной, — прошу и он ложится рядом.

— Ты молодец, — шепчет мне на ухо Кирилл и я, улыбаясь, засыпаю.

Просыпаюсь уже не я. Весь день меня лихорадит, я ничего не ем и все время чем-то недовольна. Меня злит солнце и что никто не звонит. И что Илья меня бросил тут с мамой совсем одну. И предатель Максим, которому я верила. Иногда от злости я начинаю шипеть. Тогда Кирилл меня обнимает, немножко покачивая из стороны в сторону или тихонько целует в висок.

— Все хорошо, — говорит тихо и действительно становится немного легче.

Вечером приезжает машина. Не сразу понимаю, что это не Борис Сергеевич, это другой, совершено незнакомый пожилой мужчина. Он подходит близко и пристально меня изучает, но мне все равно, я сижу в шезлонге, смотрю на небо и борюсь со своей злостью.

Чем темнее вокруг становиться, тем больше во мне злости. Но пока я ее осознаю. До полнолуния еще одна ночь.

Вдруг я слышу крик. Этот незнакомец стоит перед Кириллом и кричит на него! Да как он смеет! Я мгновенно оказываюсь рядом и замираю перед броском. Ярость накатывает мутной волной, я хочу схватить наглеца за шею и сдавливать, пока он не перестанет дышать. Власть над жизнью дает право ее отнимать, ведь так?.. Впрочем если и нет, это ничего не меняет.

Тут же слышу, как Кирилл что-то говорит. Кому? Надо понять, я обещала слушаться.

— Я сам разберусь, — повторяет Кирилл, упорно пытаясь поймать мой взгляд. И придерживает меня одной рукой, не давая броситься на незнакомца. Тот спокойно следит за происходящим.