— А вино как же дала?
— Так это же не вино, а для заклинаний? Ин-гре-ди-ент. Виконт приказал выдать.
Я завернул сыр и зелень между лепешками. Набивая рот, прикрыл ставни.
Теперь комнату освещали только четыре небольших факела, установленные по краям стола. Я наполнил маслом плошку. Раскрыл Туфельку.
За моей спиной перестало чавкать.
— Мастер! Как можно, когда едите, трогать руками это.
— Ничего страшного, я потом протру флакон, жирных следов не будет.
Эйк фыркнул.
Я выложил на стол футляры с кристаллами. Крошечный, который ношу в кармане — он для заряженных кристаллов. Хотя бы один должен быть всегда. Увы, не сейчас... В другом, размерами побольше, лежали использованные. Шестнадцать пустышек.
Продув от пыли узкую стеклянную трубку — на стекле были выгравировано какое-то изречение на староорочьем, рунические буквы походили на сцепившихся пауков, — я стал запихивать в нее кристаллы, прокладывая кусочками белоснежного хлопка, чтобы сидели плотно.
Эйк, беззвучно шевеливший губами — он считал каждый кристалл — с ужасом прошептал:
— Одиннадцать!..
Он ощечился. Подумал, и ощечился по другой щеке.
— Мастер, вы могли хотя бы сказать мне!
— Чтобы тебя было вообще не дозваться? И так по восемь раз на дню за крысами бегаешь...
Трубку я снова закрепил в держатель, снизу поставил решетчатую подставку. На решетку флакон с жидким серебром. Свинтил крышку.
Эйк судрожно втянул воздух.
— Не хрюкай.
Я капнул в горлышко флакона воды, чтобы тонким слоем растеклась по жидкому серебру. Задвинул под решетку плошку с маслом и запалил фитилек, уткнув его точно в донышко флакона.
Подтащил к столу лавку, сел и закрыл глаза.
Кристалла с маной, чтобы начать созерцать нормально, у меня нет. Но тот гохл был жирный, очень жирный...
И за эти годы я научился кое-чему.
В темноте за зажмуренными веками появилось мерцание.
Едва заметное сначала, оно набирало силу. Будто тонкая струйка.
Подрагивая и вихляя, как водоросль в течении, струйка медленно ползла вверх, светясь все ярче. Голубоватая. Я созерцал чистую ману. Огонь прогревал флакон, и из жидкого серебра выходили останки гохла.
Струйка, поднявшись над горлышком флакона пальца на четыре, остановилась. Ее конец набух, отливаясь в сгущение. Первый кристалл наполнялся маной.
— Мастер! — вдруг прошипел Эйк. — Здесь что-то... Здесь... Кто-то есть!..
— Не выдумывай. Сразу после заката демон не явится, даже если будешь его вызывать. Для этого место должно быть прикормленное... И должен быть какой-то знак, который он сможет заметить и ждет...
Я пытался рассмотреть хоть что-то — кроме едва заметной, как свет за закрытыми веками, струйки маны, и такого же призрачного сгущения маны в кристалле.
Ну хоть что-нибудь еще, а?
Хоть чуть-чуть уловить струение сил вокруг, ту дрожащую бурую муть, которую всегда созерцаешь, когда вытянул кристалл...
Сначала-то никто не может созерцать нормально без маны. Поначалу без маны даже заряженный кристалл различить не можешь. Но постепенно, вытягивая ману кристалл за кристаллом, привыкая созерцать... Начинаешь созерцать сам по себе, без маны. Сначала едва-едва, только свечение чистой маны в заряженных кристаллах. Потом больше, четче... Сильным магам, чтобы созерцать, мана вообще не нужна.
Вопрос в том, когда это случится. Сколько для этого потребуется кристаллов и усилий.
Братья белого ордена, все эти младшие отпрыски влиятельных семей, легко могут позволить себе для обучения тянуть кристаллы десятками и сотнями. Им это так просто — купил, вытянул. Купил еще, вытянул еще. Сколько угодно и когда пожелаешь... Будто и саму способность обрести созерцание благородные просто покупают за деньги своих предков, как и все остальное в жизни.
Я не могу транжирить кристаллы просто так. Каждый из них я должен отработать — чтобы было, на что купить следующий.
Не могу позволить себе просто так тянуть кристалл за кристаллом...
Но разве старание — ничего не значит?
А может быть, и врожденный дар...
Может же он быть у меня? Почему бы ему не быть...
И вчера я, все-таки, вытянул еще три кристалла. И старательно созерцал. Может быть, это именно та решающая крупинка, что заставляет чаши весов сдвинуться? И коромысло перевесит на мою сторону? Ну когда-то же это должно случиться!
Стиснув край стола, я как мог старался повторить то состояние, когда вытягиваешься кристалл, и мир за закрытыми веками вдруг будто вспыхивает, проступая в своем ином обличье...
Я зашипел от досады.
Нет. Ни-че-го. Совсем ничего. Накакого струения сил.
Только едва заметная струйка — и два кристалла над ней.
Первый уже вобрал в себя столько маны, сколько мог вместить. Теперь струйка проходила через него, наполняя второй.
Затем, кажется, начала проступать третий...
В горле у меня пересохло. Насколько хватит гохла? На одиннадцать я, конечно, даже не надеялся. Вот так вот, цепочкой, кристаллы заряжать вообще не следует. Но у меня-то под рукой только самая простая посуда... и совсем нет времени! Там, за ставнями, уже ночь!
Но хотя бы на шесть? Или семь?.. Или... восемь?..
Третий кристалл отчетливо проступил, но в полную силу никак не светился. Первые два под ним мерцали четкими голубыми зернышками, заряженные до предела. А этот...
Снизу.
Под кристаллами...
Ильд Трехглазый!
Струйка маны под кристаллами едва светилась. Там, где она начиналась, где было невидимое горлышко флакона, она была голубоватая, плотная, — но выше... Она будто таяла в воздухе — даже не доходя до нижнего кристалла!
И еще был какой-то странный, похожий на вой ветра в трубе, звук. Только на этом этаже камина не было.
— М-м-м-мастер...
Я открыл глаза.
25
Сначала мне показалось, что дымок от масла, горящего в плашке, поднимается, обтекая свинцовый флакон с боков, и вихрится над горлышком.
Но снизу, под флаконом, никакого дымка не было. Масло было хорошее, не чадило.
— Мастер!
Эйк вжался в стену между окнами, стискивая арбалет. Но он знал, что болты тут не помогут.
Белесые струйки — прямо между горлышком флакона и первым кристаллом — возникали сами собой. Как черви, сотканные из тумана, они проползали в воздухе чуть-чуть — по тому месту, где должна была подниматься струйка маны, — и истаивали. Пропадали прямо в воздухе...
И их было все больше.
— Мастер! Что это?!
— Туффа... — пробормотал я, застыв. — Заглотыши...
— Демон?!
Демон?.. Они такие мелкие, что уже почти и не демоны. Только их очень много. Слишком много.
Я никогда не видел, лишь знал. В старых алхимических мастерских, где ману перегоняют в кристаллы десятки лет, однажды появляется вот это.
— Проклятие старых алхимиков...
Я все еще отказываясь верить своим глазам. Да, туффа могла быть где-то в столичных мастерских, где алхимики работали поколениями, иногда сотни лет... Но здесь-то не было мастерской! Это замок!
Правда, это место использовали шаманы орков... Но ведь недолго. Всего-то три, что ли, месяца. Откуда здесь туффа?!
Лоб покрылся холодной испариной.
Мана выпаривалась из флакона, но до кристаллов не доходило ни капли.
Оскалившись, я выдернул плошку с огнем из-под решетки, завинтил флакон. Теперь мана была заперта внутри свинца. Внутрь него туффа не должна пробраться.
Шевеление белесых червей стало медленнее, но они продолжали роиться. На том же самом месте.
Я сдвинул держатель с кристаллами в сторону.
Заглотыши продолжали грызть пустой воздух.
Очень осторожно я дотянулся до факела... резко ткнул огнем в скопление.
За миг до того, как пламя прошло по ним — шевелящийся клубок рассыпался.
Теперь туманные ниточки плавали в воздухе над столом, вокруг меня, вокруг факела, — избегая касаться огня.
Я махнул факелом. Туффа проворно убралась с пути огня — и сомкнулась позади, будто ничего и не случилось.
— Мастер!
Эйк глядел на трубку с кристаллами.
Часть туффы стянулась к ней.
— Они что-то делают с нашими кристаллами?!
Кристаллы Эйк ненавидит. Но еще больше он ненавидит, когда между пальцев уплывают денежки и то, что их стоит...
Дрожа, Эйк шагнул к столу и схватил с края два факела.
— Стой! Не вздумай жечь по кристаллам! Все погубишь!
— Но... Они же... Наши кристаллы!
— Кристаллам они не страшны! Просто мана в кристаллах светится, они это чуют. Достать ее из кристаллов они не могут.
Туффа может сосать только чистое струение маны.
Эйк, напряженно скользя взглядом по шевелящимся в воздухе заглотышам, облизнул губы.
— Так вы их уже зарядили?
— Два.
— Два?.. — Он наконец-то оторвался от заглотышей и взглянул на меня. — И все?!
— С половиной. Тут еще осталось, — я щелкнул по бочку флакона.
Прикрытый крышкой, он перестал интересовать туффу. Свинец надежно удерживал и ману, и ее сияние.
Но они высосут все до капли, едва мана начнет струиться из горлышка флакона.
Эйк, оскалившись от напряжения, осторожно приблизился к столу. Схватился за самый верх держателя и рванул его со стола. Отскочил к дальней стене.
Туффа над столом колыхнулась и поползла следом за трубкой с кристаллами.
Эйк выставил им навстречу факел. Призрачные волосы обплывали пламя — и сходились к кристаллам.
Эйк стал бить факелом по ним — но облако распадалось перед факелом и смыкалось обратно, едва прошел огонь.
Туффа все плотнее стягивалась к кристаллам. Лицо у Эйка побелело. Заглотыши роились у самой его груди, призрачные черви почти касались его пальцев...
Я выхватил у него держатель, пока Эйк его не выронил.
Вытащил из трубки три нижних кристалла. Два заряженных, один так... Не перепутать, в каком порядке. Я впихнул их в шелковые петли на донышке маленького футляра. Туффа роилась вокруг моих рук.
Когда свинцовая крышечка закралась, туффа дрогнула, колыхнувшись, и на миг замерла. Потом облако белесых червей стало расползаться по комнате.
И постепенно стягиваться обратно к столу.
Точно в то место, где я выпаривал ману.
— Они что, — прошептал Эйк, — теперь вообще не уйдут?..
— Если и удут, то явятся в тот же миг, как я начну выпаривать ману...
— А если... на другой этаж?
— Хоть на другой конец замка.
— Но хоть что-то можно сделать?!
Я оглядел комнату. Вся эта посуда, сваленная вдоль стен...
Сколько же шаманы должны были перегнать здесь маны, чтобы туффа прикормилась так, как в обычных алхимических мастерских за десятилетия?
Я зацепился взглядом за огромную свинцовую скорлупу на краю зала. В ее боку тускло отражались, как в старом мутном зеркале, огоньки факелов.
Огромная — и свинцовая... И их две. Если их соединить...
Только почему вторая у самой лестницы? И прислонена к стене. Будто ее собирались стаскивать вниз, да в последний момент бросили?
Эйк сдавленно вскрикнул и отскочил к стене. Я обернулся, стиснув футляр с кристаллами так, что мог открыть его в одно движение, а следующим выхватить из петель кристалл...
В белесом облаке туффы была длинная дыра.
И вдруг как прошел невидимый таран — облако пронзила еще одна пустая полоса.
И еще.
— Мастер! Что это?!
Я попятился к стене, вытягивая из-под шелковой петли чуть покалывающий пальцы кристалл. Стиснул его в ладони и потянул.
В буром мареве заглотыши были облаком темно-сизых головастиков, каждый с крошечным голубым ореолом. Они всосали столько маны, что даже не могли всю ее усвоить, она сочилась из них наружу — точно так же, как сочится из мага, только что вытянувшего ману из кристалла.
По облаку прошла тень, пробив в нем пустую полосу. Словно у края облака распахнулся невидимый мешок, внутри которого мелькнуло что-то зеленое — и мешок промчался по туффе, вбирая внутрь все на своем пути.
— Мастер! Что они еще делают?!
— Не они, а с ними... — процедил я. — Не ори. Тихо...
Еще один рывок едва заметной тени через облако — и на этот раз я успел заметить, куда делся мешок, когда захлопнулся после броска. Промчавшись до стены, тень замедлилась, плавно разворачиваясь для новой атаки.
Не совсем тень.
Это было что-то едва-едва светящееся — переменчивым, прыгающим, белесым отсветом. Как будто отблески на черном меху лощеного зверя, только самого меха не видно.
Сам он не светился. В нем лишь отражалась туффа — их светящиеся ореолы. Слишком сильно они обожрались моей маной... И заглотыши что-то почуяли. Роение стало быстрее. Комнату наполнил гул.
Тусклая тень от стены — резко метнулась в облако. На миг сверкнуло зеленым, когда разверзлась невидимая пасть, — сверкало изнутри этого невидимого мешка, — но он уже двигался в другую сторону. Я видел только, как в облаке туффы прорезало еще одну дыру.
Туффа колыхалась. Облако распадалось на юркие стайки и снова соединялось, снова распадалось...
Стайки резко бросались в сторону, и тут же замирали.
И снова рывки, с резкими шелестящими звуками, будто мимо уха прошла стрела...
Некоторые стайки, ныряя в сторону, вдруг пропадали — и тут же появлялись, только чуть дальше, словно часть пути прошли невидимыми.
Другие пропадали насовсем.
Я снова различил тень. Развернувшись у дальней стены, она пошла к столу — и вдруг вся туффа разом, все их стайки дрогнули, резко скользнув вбок — и пропали.
Исчезла и тень.
— Ма-астер! — почти простонал Эйк сквозь зубы.
Я открыл глаза.
Эйк, стиснув в руках по факелу, стоял у дальней стены, дрожа от напряжения. Глаза молили.
— Быстро вниз. Где вторая Туфелька? Мне нужна ловушка!
— Ловушка? — Эйк моргнул, все еще не очень понимая. — Вы собираетесь...
— Да быстрее же!
Я тоже дрожал. От возбуждения и предвкушения.
Трясущимися руками я быстро собирал установку обратно. Раскрыть флакон, поджечь фитиль в плошке... Флакон, еще не успевший остыть, тут же выдал струйку маны — теперь, когда я сам был полон маны и мог созерцать четко, эта струйка сияла ярче, чем огонь факелов для глаз.
Сверкающая бело-гобубым огнем мана поднялась над горлышком, уперлась в нижний кристалл. Его будто заливали светящейся водой, только не сверху вниз, а снизу вверх.
У струйки возникло сизое тельце и прошло через поток маны, оставив в ней червоточину. Тут же возник еще один заглотыш, а потом десяток, и вдруг обрушился весь косяк.
От туффы зарябило в глазах. Бурая муть вокруг меня наполнилась сизыми извивающимися тельцами, а струйка маны совершенно пропала. Они высасывали ее дочиста, не давая даже оторваться от горлышка флакона.
И тень тоже была здесь. Прошла вплотную над флаконом — прямо держатель с кристаллами, — заглотив самую гущу туффы.
Да!
— Давай, бесплотный...
Давай!
Туффа огибала препятствия, а этот пер напролом. Через стекло, через дерево... Ему нипочем ни каменные стены, ни земля, ни вода, ни тела. Только свинец и огонь могут его остановить.
Боги, неужели мне наконец-то улыбнулась удача?!
Над горлышком флакона снова вытянулась сверкающая струйка, уперлась в кристаллы. Туффа металась вокруг установки. Ни один заглотыш не дырявил поток маны.