Существование неких формальностей в таких вопросах, как добровольная отдача помирающему правителю глотка крови в целительных целях, привело меня в уныние. До чего же эти эльфы все-таки мастера всякого рода волокиты! У них тут, оказывается, Повелитель при смерти, времени в обрез — так они мало того, что толком объяснить ничего не могут битый час, так теперь ее, видать, предложат какую-нибудь дозвольную подписать. Предварительно вычитав старательно, и подписал уведомление о вычитке.

Грусть-тоска зеленая.

Моя постная мина никого не смутила. Посол, прекратив прожигать взором дыру во лбу вампира, церемонно поклонился, подчеркнуто в мою сторону.

— Позвольте проводить вас к Владыке, госпожа Велея.

Тю. Знакомиться, что ли, будем, с болезным Владыкой? Ну да и боги с ними, хотя не лишним будет, пожалуй, в случае успешного врачевания, намекнуть эльфийскому Повелителю, что такая чрезмерная приверженность церемониалу при его дворе может сослужить порой очень плохую службу.

Точно. Перед тем, как рвануть отсюда со всей доступной мне прытью, так ему и скажу.

Или записку напишу, вот.

Могу только гадать, по какой важной причине руки досточтимого Неликолеуса Лея, вежливо оттягивающие в сторону полог над монаршим ложем, так заметно тряслись. Но, глядя на зеленоватую бледность посольского лика, я склонялась все-таки к версии диковинной заморской хвори, привезенной из должностных странствий.

Вампир остался в 'будуарной' части покоев, поглядев на меня выразительно и колюче.

К чему были все эти взгляды?

Да кто их, этих вампиров, разберет?

Что мог он не поделить с Владыкой дроу, что так рвался удержать меня от попытки излечить волшебным и мифическим образом темноэльфийского монарха?

Что бы там ни было, дело это их личное. Я, быть может, даже и построю догадок энное количество на сей счет, после того, как успешно улизну от 'вампирского наемника, у которого есть ого-го, какой резон притащить меня к деду', конец цитаты.

Дудки вам, господин наемник, сами изыскивайте пути добывания своего артефакта.

А пока я мысленно амбициозно злорадствовала над неизбежным вампирьим разочарованием, господин посол соизволил, наконец-то, прекратить свою необъяснимую маяту около ложа Повелителя, и отступил в сторону. С видом почему-то виноватым.

Не всамоделишно, нет. А так, показательно, словно специально для меня старался. Даже несколько голову в плечи втянул, хотя не исключено, что мне это уже начинает мерещится.

Чуть оробев, я несмело шагнула поближе.

Шоколадные волосы сияли все тем же перламутром. И угольные полукружья ресниц были все те же, и надменные скулы. Лишь как-то необъяснимо — неуловимо посуровели еще вчера тонкие черты, погустели разлетевшиеся немного хищно брови, и легкий росчерк шрама лег на узкую переносицу этого породистого носа.

Моя беглая принцесса была почти та же. Только молчалива и мертвенно бледна.

И в нижней губе ее белым серебром тускло блестело кольцо-амулет.

Гибкая фигура вампира казалась нарисованной на фоне синих стен личных покоев Его Величества. Такая себе мечта юных дев и зрелых дам в соку, в окружении будуарного антуража, в предзакатную пору.

— Согласилась? — спокойно вопросила меня прямая спина.

Я без особых мыслей рассматривала, как уже повелось, его рыжую копну, не сочтя за необходимость отвечать.

Спина, не иначе, пришла к точно тем же выводам, и ответила сама.

— Согласилась, конечно. И не обидно? А главное — последствий не боишься?

Учитывая прорезавшееся красноречие, нынче вечером господин наемник не нуждался в моих репликах, и говорить готов был самостоятельно, и все по делу. Ну, почему бы и не послушать умного вампира? Особенно, если он в таком подходящем настроении для просветительских монологов?

— Какая участь испокон веков постигала тех, кто вкушал крови от жил инкубов или суккубов? — менторским тоном продолжило разглагольствовать рыжее умертвие — Правильно, рабская, нездоровая страсть, терзавшая несчастного вплоть до самой смерти. Которая, в отсутствии объекта этой самой страсти, чаще всего вела к бесславной кончине в муках очень скоро.

Какая новость, а то я не знала, по какой причине мне достается так немало всеобщей, так сказать, неприязни, по родственному признаку.

— Однако же да, твоя кровь — все-таки не инкубская. Она живая, полуангельская — сколько ж окружающие-то о крови моей знают, чего я даже не подозреваю — но прецедент не исключен. Сама понимаешь, раз есть вероятность — существует и опасность. И скажи мне откровенно, милая моя Инкуба, как ты считаешь, если Владыку, испившего твоей крови, охватит внезапно непреодолимое желание, гм, лицезреть тебя рядом каждую минуту — чьи пожелания будут в первую очередь учтены?

Он, наконец, повернулся, и сместился куда-то чуть вбок, прекратив маячить посреди покоев, сумеречного цвета стены, и моих бессвязных размышлений.

— У Сириуса Мары достанет артефактов на целую армии таких наемников, как ты — ответствовала я с достоинством, хотя перспективы, в самом деле, были не так уж и радужны — уж он сможет отбить свою внучку у коварных сластолюбцев. А вот ты, разумеется, даааа, награду за меня прохлопаешь, если дроу меня тут законопатят в утеху своему монарху.

Он промолчал. Поглядел на меня из-за плеча, и глаза его стали почему-то ярче, хотя куда уж ярче-то?

— А меня бы ты согласилась так спасти, Велея? — шепнул внезапно совсем рядом, и его голос чадно зазвучал вблизи моих собственных волос, той самой прядки, что за ухо заправлена. Заволок мои мысли сладко, позвал, поманил.... Лизнул кожу изнутри горячим пламенем.

Я отшатнулась, потрясла головой, и уставилась прямо в фиалковые глаза.

— Неужто артефакт твой стоит целой жизни? — спросила искренне, потому как весь этот энтузиазм и старания были уже исключительно прелюбопытны.

Он опустил чайные ресницы, притушив враз и странное, ненатуральное, бурление в моей крови, и свое собственное лазурное свечение. Прекратил нависать надо мной, и вовсе отвернулся.

— Счет уже давно пошел на сотни жизней, моя маленькая демоница — все еще елейным голосом ответил, но отзыва трепетного этот голос во мне уже не нашел.

Подумав малость, я тоже решила от него отвернуться.

— Гламор твой, уж что скрывать, на меня действует. Однако не так сильно, чтоб забыть, что Его Величество, хоть и вероломная лживая скотина, а все же спас мне давеча жизнь. Я, конечно, деталей не упомню, но в этом уверенна твердо.

Он хмыкнул непонятно.

— И с магистром кровью бы поделилась? Поскольку главный герой-спаситель у нас мэтр Лиотанский. Могу и в подробностях рассказать.

Благодарю покорно, мне уже ни к чему. Но говорить, опять-таки, ничего не стала.

Чай, не дурак.

Помолчали. В затянувшихся приготовлениях эльфов к исцелению властелина с моей живейшей помощью, темы бесед уже себя исчерпали, как по мне.

А приготовления неведомые все длились, сколько ж можно уже?

— Они должны провести ритуал согласия — сообщил вампир в пустоту, особенно ко мне и не обращаясь — Ищут храмовика. Ты не передумаешь?

— Не передумаю.

Долги надлежит отдавать.

Вампир вздохнул.

— После полуночи найди оранжерею с горячим источником. Это не тяжело, она тут всеобщелюбимая, и все пути во дворце к ней ведут. Я буду ждать. Слово наемника — он узрел, судя по всему, мое выражение лица — я дам тебе ночь форы. Убежишь — так тому и быть. Нет — получу артефакт, а дед — свою любимую внучку домой. Уговор?

Я хранила гордое молчание, поскольку согласиться так запросто ну никак нельзя. А отказаться — нет резону. Сбежать от одного вампира, пусть даже и вероломного, но явно знакомого с местными путями отступления — это вам не от полного дворца дроу улизнуть.

Выдержав положенное для подобных сомнений время, я поглядела-таки искоса на рыжего упыря. Тот ответил мне взглядом нахальным, с вызовом, без неуместной этой поволоки.

— Уговор.

Храмовиком оказался весьма тщедушный, как для эльфа, но однозначно почтенного вида дроу. В белоснежной мантии, темноволосый и сероглазый, пахнущий какими-то тяжелыми благовониями, он смотрел на меня, как на мой вкус, чрезмерно внимательно, цепко, пытаясь то ли в чем-то уличить тут же, то ли что-то, только ему ведомое, рассмотреть.

Ритуал согласия, вопреки всем посетившим меня тревогам, оказался на удивление, не по-эльфийски, незамысловат.

Не мудрствуя лукаво, и буквально не отходя от ложа с уже немало времени умирающим Владыкой, упомянутый храмовик просто протянул мне сухую, узкую чрезмерно кисть.

— дозволяешь ли ты, всемирское дитя, взять жизни от жизни твоей?

— дозволяю — в тон ему нотно ответствовала я, ощутив внезапно вселенскую усталость и непреодолимое почти желание сладко вздремнуть хотя бы часок-другой.

И торжественно пожала протянутую ладонь.

Что-то мягко то ли кольнуло, то ли стукнуло в пальцах — и храмовик почтенно склонил голову, выпуская мою руку из своих на диво горячих перстов.

И вот, наконец, по успешному завершению всех обязательных к исполнении расшаркиваний, до окончания которых бессознательный Владыка, как по мне, просто чудом вообще дотянул, все собравшиеся поспешно простились, свистящим шепотом заверили меня в своей вечной преданности, вот просто по гроб жизни, и испарились в мгновение ока.

Оставив меня наедине с этим лживым лицедеем и поругателем святых орденов.

Александр мне коротко поведал, что по прибытии в эльфийские владения, набежавшие отовсюду тут же присные Его Величества извлекли из шеи своего обожаемого монарха тонкий, ничем особенно не отличительный дротик.

Ни видом, ни цветом, ни запахом — ничем.

Кроме, разумеется, того факта, что простой дротик, пусть даже и торчащий у основания шеи, вряд ли мог стать причиной бессознательного состояния взрослого, здорового, и немалых физических сил дроу, коим Повелитель и являлся.

А значит — в теле бродила линнская отрава, против которой во Всемирье, у всех Признанных Рас, противоядия нет. Как, в сущности, и против самих линнов, всемирских палачей и умертвителей.

Без лишних церемоний я плюхнулась на ложе болезного, и в который раз недобро подумала о темных эльфах. Поскольку прекрасный Повелитель нынче выглядел уже далеко не так прекрасно.

Лицо его было какого-то странного цвета — будто бы кожа причудливо разделена на два отдельных совершенно слоя. И верхний слой....словно бы медленно намокает под напором чего-то, проступающего снизу, и вот-вот начнет проваливаться, как тающий лед в темную воду. Дышал он настолько редко и тихо, что я уже сто раз уверилась в том, что без некроманта тут дела не будет. Но он упорно вдыхал, опадая-поднимаясь грудью под роскошного шитья покрывалом.

Силища нелюдская, что и говорить.

Скользнув рассеянным взглядом по заботливо оставленному кем-то на ложе стилету, я рассудила, что все ж благоразумнее своими силами справляться. Никто ведь не заверил меня, что стилет этот предварительно никуда не окунался, в снадобье какое сонное, или чего похлеще? Сами с усами.

Точнее — с клыками.

Зажмурилась. Вдохнула. И прокусила быстро, пока храбрость не иссякла, свое собственное запястье.

После чего сунула пораненную конечность ко рту подлого монарха, бывшего совсем еще недавно липовой монахиней и не менее липовой же принцессой.

И вот тут-то и возникла некоторая заминка, ибо опыта подобных кровавых опоений у меня не было абсолютно. Вот совсем.

А лежащий без движений Его Величество, очевидно, даже в полной бессознательности обладал нравом отвратительным, и содействовать мне не желал, возлежал бревном.

Праздно потерянная струйка моей, по слухам, очень полезной крови, обминув этот дикарский амулет в королевской губе, лениво поползла по шее.

Поразмыслив пару секунд, я закрыла ему нос.

Не прошло и минуты, как этот презренный комедиант хрипло закашлял, и изволил распахнуть свои бесстыжие глаза. И уставится на меня.

Мстительно ухмыльнувшись его расширенным зрачкам, я зажала королевский нос покрепче, а запястье притиснула ко рту сильнее.

И, каковы бы ни были его желания и намерения в сей миг — хлебнуть пришлось. Что он и сделал тотчас же.

Глоток. Судорожный, тяжелый.

Я отпустила нос, с огромным удовольствием отметив обширную красноту его, и оперлась рукой на постель, поскольку нависать над ним стало тяжеловато.

Торжественная музыка не взыграла, и птицы не запели пронзительно и радостно — но то, что исцелительная сила крови моей имела место быть, стало заметно почти сразу.

Зеленая кикиморова бледность стала поспешно покидать лицо Его Величества, буквально на глазах уступая место более уместному оттенку.

Владыка продолжал сверлить меня взглядом, но, не будучи от рождения идиотом, пить тоже продолжал, руку отпихнуть не пытался. Хотя я бы с радость дала ему смачную плюху, надумай он что-то такое провернуть.

Не от излишней заботы, нет. Исключительно из чувства справедливости и вполне оправданного негодования. Когда еще возможность безнаказанно и в полное удовольствие залепить Владыке выпадет, да и выпадет ли? А тут — такое счастливое стечение обстоятельств.

Но нелюдь вел себя смирно, лечению не противился.

Рассудив, что умирающим он уже отнюдь не выглядит, я отняла запястье, и мстительно обтерла его об торчащее из — под покрывала плечо. Вольность допуская тем самым просто неслыханную. Посол бы сейчас же в обморок упал, вот к бабке не ходи.

Задрала нос повыше, и встала, выпрямив спину изо всех сил.

— В расчете, Ваше Высочество. То есть, я хотела сказать — Величество. Поправляйтесь.

Он молча смотрел на меня, безо всякого выражения, похожий своей сосредоточенной неподвижность на затаившуюся змею. Бесстрастно изучал, не дрогнув и ресницами.

И даже вымазанный кровь рот, колтун волос, и вся эта общая расхристанность не могла затмить в нем Повелителя, могущественного властелина одной из самых древних и мудрых рас Всемирья.

Будем откровенны, нужно было быть просто круглой дурой, чтоб даже и за монашеским капором, да тончайшей работы избирательным мороком, не рассмотреть этого сразу.

О, всесветлые боги, пусть минует нас добровольная слепота и желание самообмануться.

Несомненно, самым счастливым событием этого беспокойного дня стало то, что до наступления уговоренной полуночи, я умудрилась урвать немного заслуженного сна.

Поспешно покинув королевские покои, куда, невзирая на поздний час, мгновенно набилось немало счастливых подданных, жаждущих лицезреть исцеленного, я поблуждала немного, в поисках своего временного пристанища. Не сказать, чтоб успешно, зато путь к оранжерее нашелся почти сразу, что само по себе было весьма недурно.