Что касается причин, по которым они воевали, солдаты приводили как свои собственные причины, так и те, которые продвигал КОИ. Броун сообщил о фронтовом опросе Молодежной Христианской Организации, где спрашивали солдат, почему они завербовались. Один из самых распространенных ответов он назвал «Хвастовство и чванство» , как в «Сражаться за мою страну, старые добрые Соединенные Штаты, страну свободы и звездный флаг, который я так люблю». Другой самый распространенный ответ: «Потому что я был чокнутым», он назвал циничным. Один практичный солдат писал, что он записался, «чтобы улучшить свой ум, посещая знаменитые церкви и художественные галереи Старого Света». Причины, которые Браун считал самыми искренними, включали: «Потому что они сказали, что я не в игре и я присоединился» и «потому что она пожалеет, когда увидит мое имя в списке убитых». Приключение позвало многих, таких как водитель санитарного фургона Джона Доса Пассоса, который сказал «Я хотел посмотреть шоу». Другие просто заявили, что они хотели убивать немцев.61
Солдаты, видя замки и соборы Европы, которые они знали только по историческим романам и книгам, читали в армейской газете «Звезды и полосы», что они были «духовными преемниками» рыцарей Круглого стола и короля Артура. Многие писали в своих письмах домой о рыцарях, граалях, подвигах доблести и крестовом походе, принимая как свое собственное эпическое дело, намеченное для них правительством.62 Уильям Джуди, который подписался, хотя он думал, что США было бы неразумно вступать в войну, слушая объяснения капеллана «Мы боремся, чтобы нам никогда не пришлось снова воевать». Кроме этого, по словам армейского полевого клерка из Чикаго, редко можно было услышать разговоры о принципах, за которые они сражались, хотя везде можно было о них прочитать. Солдаты также не обсуждали стратегию и часто даже не знали, где они находятся. Один из них продемонстрировал свою невосприимчивость к пропаганде КОИ, когда спросил, на чьей стороне Бельгия. Солдаты, как писал Джуди, болтали о женщинах, о том где купить вино и сигареты, о следующей помывке, о том, что цензор сделал с последним письмом и о популярных песнях дома. «Какой смысл воевать за Францию, когда они дерут с нас высокие цены?», спрашивали они и самое главное — «Когда мы пожрем?».63
В отличие от солдат в «Крестоносцах Першинга», солдаты в окопах имели дело с грязью, обстрелами, крысами, вшами, испорченной пищей и гниющими телами. В 1918 году отравление газом стало причиной от 20 до 30 процентов американских потерь. Большинство газовых атак не было смертельными, но приводили к слепоте и образованию волдырей на коже. Тяжелые артиллерийские обстрелы могли вызвать контузию, которая проявлялась в онемении, панике, кошмарах, потере речи или памяти. 200 000 афроамериканских военнослужащих столкнулись с дополнительными трудностями жесткой дискриминации. Полностью черная 92-я дивизия, которую ее белый командир называл «Дивизией насильников», была недостаточно подготовлена и плохо действовала. Белые офицеры заявляли, что это потому что части были черными, игнорируя тот факт, что плохо обученные белые солдаты тоже паниковали. Четыре черных пехотных полка с отличием сражались под французским командованием; бойцы 369-го пехотного полка получили престижный военный крест «За храбрость». Но никаких афроамериканских войск на параде победы в Париже не было. Одним из репортажей укрепившим героический образ американских войск в бою был знаменитый рассказ об Элвине Йорка, белого из Теннесси и бывшего отказника от военной службы по соображениям совести. Йорк вооруженный винтовкой Энфилда и «Кольтом» .45 калибра, в одиночку разгромил целый пулеметный батальон, убив 25 человек и захватив 132 немца. Меньше внимания уделялось более распространенному зрелищу мертвых солдат американских стрелковых рот, лежащих в шеренге, полегшими от пулеметного огня.64
Когда война закончилась перемирием в ноябре 1918 года, американцы почувствовали, что они выиграли войну. Точнее, можно было бы сказать, что присутствие американских войск и возможность прислать их еще, имели значение. Вернувшись домой, как обещал комитет общественного мнения семьям американских солдат, «он вернется лучшим человеком!». Изображая возвращающегося солдата, которого встречают гордый отец, любящая мать и поклоняющийся герою младший брат, реклама гласила: «Когда этот ваш мальчик вернется домой победоносным крестоносцем, он будет совсем другим человеком, чем тот парень, которого вы храбро проводили с поцелуем, слезой и улыбкой. Он будет сильным телом, быстрым и уверенным в своих действиях, бдительным и острым умом, твердым и решительным характером, спокойным и уравновешенным».65 Некоторые солдаты вернулись в прекрасном состоянии. Однако после войны, три из пяти коек в правительственных госпиталях были заняты ветеранами, страдающими от контузии или того, что теперь бы диагностировали как посттравматическое стрессовое расстройство. Другие, описывая себя как нервных и неуравновешенных, вели войну в своих снах в течении многих лет.66
Уилл Джуди чувствовал себя «каким-то богом», вернувшись домой, когда сотни девушек бросали цветы, в то время как он в полной парадной форме шел по Стейт-стрит в Чикаго. Вскоре он узнал, что дома от него ждут подтверждения официальной версии войны. «Мы должны были говорить, что противники были извергами, что они резали пленных, что они дрожали от страха, когда мы натыкались на них в окопах, что они были далеко не так храбры, как мы, американцы — лучшие и храбрейшие бойцы всех наций» — писал он. Он обвинял пропаганду в создании образа американского солдата во Франции «несущегося между пулями снарядами по ничейной земле и вонзающего штык в съежившегося врага».67 Джуди полагал, что большинство ветеранов, будут вынуждены придерживаться ожидавшегося от них сценария, или молчать. Режиссер Д. У. Гриффит думал наоборот. Грифит, который заметил что современная война «есть ни что иное, как грязь и мерзость и самые отвратительные проявления души», полагал, что когда люди вернутся домой, они разоблачат романтику войны как ложь и мир будет царить вечно.68 Оба очевидца Западного фронта сходились во мнении, что изображение Великой войны в тылу имело мало общего с действительностью.
Чтобы сплотить страну КОИ информировал, просвещал, преувеличивал и вводил в заблуждение. Большая часть его пропаганды игнорировала заявление Вильсона о том, что Соединенные Штаты идут на войну, чтобы освободить народы мира, включая немцев. Со своей стороны, президент объявил в январе 1918 года, что «новый международный порядок» будет основан на четырнадцати пунктах, в которых изложены американские принципы и интересы, такие как открытая дипломатия, свобода морей, разоружение, самоопределение и равный доступ к торговле. Вильсон выступал за создание международной организации под названием Лига Наций, которая гарантировала бы права и территориальную целостность всех наций.69 Соединенные Штаты не должны больше изолировать себя, неоднократно говорил Вильсон своим слушателям; они должны взять на себя всю полноту ответственности. В день окончания войны президент призвал американцев быть терпеливыми, поскольку победители построили мир из «бескорыстной справедливости» и «гуманного права». После того, как его администрация продемонстрировала, что она может успешно разжигать яростные эмоции, президент решил принести доступный мир в Европу в качестве основы демократического мирового порядка.
Что бы спасти Старый Свет
ПРЕЗИДЕНТ ВИЛЬСОН ПРЕДПРИНЯЛ БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЙ ШАГ, возглавив собственную комиссию по установлению мира, и в ноябре 1918 года отплыл на пароходе «Джордж Вашингтон» в Париж. Европейцам Иностранный отдел КОИ передал послание, что Америку никогда не победить, что Америка — страна свободы и демократии и поэтому, ей можно доверять и что благодаря видению президентом Вильсоном нового мирового порядка и его способности достичь его, победа союзников откроет эру мира и надежды.70 Лидеры победивших союзников встретились, чтобы обсудить детали. Вильсон надеялся использовать свой престиж, чтобы умерить имперские эксцессы англичан и французов. Все еще держась в стороне от европейцев, он объявил о четырнадцати пунктах, не посоветовавшись с ними. Уверенный в верности своего плана, Вильсон предположил, что если бы нации имели право на самоопределение, они выбрали бы демократию. В своем военном послании, например, он сказал, что русские, которые только что свергли царя Николая II в своей первой революции 1917 года, всегда были «фактически демократичны в душе». Он также понимал, что политика открытой торговли принесет наибольшую пользу Соединенным Штатам как новой экономике номер один в мире. Вильсон считал, что на его стороне не только принципы, но и власть. Соединенные Штаты располагали миллионными войсками в Европе и военно-морской флот, не уступающей британскому. Кроме того, союзники задолжали американцам десять миллиардов долларов.
Как понял Вильсон, его видение мирового порядка, оказалось очень далеким от тлеющей неразберихи послевоенной Европы. Четыре империи — Германская, Российская, Австро-Венгерская и Османская — рухнули. Потрясения, вызванные войной, создали благоприятную почву для революции. В ноябре 1917 года Владимир Ленин и большевики захватили власть в России и обещали мир, хлеб, землю и конец капиталистической эксплуатации рабочих. Чтобы показать свое презрение к амбициям бывших союзников России, Ленин опубликовал секретные сделки, включающие британские и французские планы по дележу добычи на Ближнем Востоке. Италия хотела получить австро-венгерские территории в Альпах и на Адриатике. Япония требовала германских владений в Китае. Война оставила выживших потрясенных потерей шестнадцатью миллионами убитых солдат и гражданских лиц, двадцатью миллионами раненых и двадцатью миллионами погибших от глобальной эпидемии гриппа 1918 года. Наблюдая опустошение с жалостью и революции с ужасом, президент Вильсон был более чем когда-либо уверен, что мир нуждается в прогрессивном американском руководстве, чтобы держаться между крайностями империализма и коммунизма. Плывя через Атлантику, Вильсон сказал: «Консерваторы не понимают, какие силы в настоящее время свободно действуют в мире. Либерализм — это единственное, что может спасти цивилизацию от хаоса — от потока ультрарадикализма, который захлестнет весь мир».71
Это был новый мир, пришедший, чтобы спасти старый от самого себя. Эта миссия была кульминацией того, что КОИ объяснил американской общественности во время войны. Старая идея самодержавия, милитаризма и агрессии уступит место новой идее демократии, свободы и равенства, воплощенной в духе 1776 года. У большевиков в России, однако, была своя новая идея. Поддавшись давлению союзников, Вильсон приказал отправить 14 000 американских войск в Архангельск и Сибирь с 1918 год по 1920 год, официально для защиты поставок и чешских военнопленных; неофициально американцы хотели вмешаться в гражданскую войну против большевиков. КОИ отправил в Сибирь упомянутого Артура Булларда, чтобы объяснить американское присутствие. «Мы скорее находимся в положении рекламирующих что-то и не знаем, что это такое», — заметил он.72 Вильсон, разрываясь между своей оппозицией большевистскому режиму и нежеланием использовать достаточно американских войск для его свержения, позже признал, что у него нет никакой политики. На родине левые осуждали лицемерное заявление президента о том, что Соединенные Штаты не принимают чью-либо сторону во внутренних делах России, в то время как консерваторы ругали его за то, что он не сделал все возможное, чтобы устранить большевиков, которые обещали уничтожить капитализм. Интервенция союзников провалилась. Столкнувшись с иностранными войсками, многие русские предпочли поддержать Ленина. Недоверие и антагонизм продолжались между советскими лидерами и западными правительствами.
КОИ прославлял происхождение новой идеи в союзных странах Франции и Англии, всегда стремясь преуменьшить неудобную историю, о том что американцы дважды воевали с англичанами. «Четырехминутным» людям было поручено указать, в что в Британской империи новая идея вдохновит на «умеренность и справедливость в отношении с колонистами».73 Из Парижа, сотрудник КОИ Керни информировал Тумалти что союзники Америки не приняли новую идею. Перед президентом «стоит огромная задача, потому что, откровенно говоря, в этих странах не так уж много идеализма» — предупредил Керни. «Французы безумны в любви к своей земле» — сообщил он, «но это именно их земля, а никакие реальные идеалы на благо мира, за что они большинство из них готово умереть».74 Тем не менее, радостные крики французов и англичан, которые вышли на улицы, чтобы приветствовать американского президента, подтвердили веру Вильсона в то, что мир принадлежит ему.
Оказалось, что Новая Идея, воплощенная в четырнадцати пунктах, была гораздо более привлекательна для колониальных народов, чем для союзных лидеров, жаждавших возмездия и возмещения. Чтобы сделать Германию неспособной к будущей агрессии, французы настаивали на том, чтобы Германия приняла условия, широко воспринимаемыми как унизительные, включая ответственность за войну, демилитаризацию и репарационные выплаты в размере 33 миллиардов долларов. Британия отвергала свободу морей и открытую торговлю, опасаясь посягательств на свою военно-морскую и имперскую мощь. Союзники согласились на самоопределение для рада новых стран Восточной Европы, но спорные пограничные линии смешали немцев с поляками и чехами, словаков с венграми и сербов с хорватами и боснийцами. Как заметил Уолтер Липпман, разочарованный молодой помощник Вильсона, эти слабые новые страны, призванные служить между буфером между Западом и угрозой коммунистической экспансии из России, едва ли были на это способны.75 Поставив под угрозу многие из своих Четырнадцати пунктов, Вильсон возлагал надежды на Лигу Наций в деле предотвращения будущих конфликтов путем создания «коллективной безопасности». Однако многим проницательным наблюдателям мир не казался более безопасным.
В самом деле, победители не распространяли право на самоопределение на колониальные народы, чьи ожидания были повышены. Сын Ман Ри, корейский националист и выпускник Принстона, которого Вудро Вильсон представил в университетском городке как «будущего спасителя независимости Кореи», хотел поехать в Париж, чтобы отстаивать свободу своей страны от Японии. Госдепартамент отклонил просьбу Ри, потому что Соединенные Штаты уже признали аннексию Кореи Японией. Хо Ши Мин, молодой вьетнамский националист, работавший на кухне парижского отеля, пытался, но безуспешно, встретиться с Вильсоном и сказать ему, что он хочет самоопределения для французского Индокитая. Арабские надежды на независимость остались в основном без ответа, когда англичане и французы разделили Ближний Восток на «мандаты». «Месопотамия… да… нефть… орошение… нам нужна Месопотамия» — рассуждал Ллойд Джордж. Англичане построили Ирак из трех османских провинций, Басры, Багдада и Мосула, подавили восстание и посадили на трон короля, все это время планируя осуществлять контроль через косвенное управление. Вернувшись в Вашинтон, военный министр Бейкер задался вопросом, к чему вся эта суета вокруг американской поддержки «мандатов», когда в конце концов, у Соединенных Штатов есть один на Филиппинах. В Европе, Азии и на Ближнем Востоке были посеяны семена будущих конфликтов.76
