| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Государем и прихрамывающим по причине разыгравшейся к перемене погоды
подагрической ломоты в суставах. Вывернув из-за поворота, закрытого пихтами,
император заметил на тропе рослого обер-офицера, стоящего к нему спиной и
страстно целующегося с молодой и привлекательной дамой. От неожиданности
государь чихнул. Офицер резко обернулся, по глазам его можно было прочесть
внезапное узнавание и удивление, сделал к царю шаг, но увидел гнев,
разгорающийся в глазах императора, молча стал по стойке "смирно" и поднес руку
к околышу фуражки.
Царь Александр резко прибавил шаг, и потянул за собой не понимающую до
конца пикантность ситуации княжну Екатерину. Она когда-то видела молодого
великого князя, но император никогда не посвящал её в _тонкие_ подробности
семейной драмы.
Никола, подхватив Демидову, стремительно пошёл по направлению к Ореанде,
промчался, сухо кивнув, мимо Адлерберга. Александра, как только они отошли на
почтительное расстояние, пошла в атаку.
— Это и есть та самая княжна Долгорукая?
— Она самая, Екатерина, ч-чёрт дери августейшего дядюшку, третья*.
* Екатерина Третья — одно из негласных прозвищ княжны Долгорукой.
— А что за дама с графом, я её на днях видела в церкви в Ялте.
— Ах, эта... госпожа Шебеко. Её не то приживалка, не то компаньонка, заодно
и посредница для разных гешефтмахеров. Кто железную дорогу строит, кто еще
какую концессию отхватить норовит... Да о чём ты, Шурочка, нам сейчас не об
этом думать надо... Чёрт, угораздило же с его величеством столкнуться, а ну
как он прикажет выслать тебя в двадцать четыре часа из Крыма, — Никола тащил
Демидову через парк Ореанды, мимо дворца, по направлению к Мисхору, — и
хорошо, если не из Империи.
— Подожди, Коко, ты делаешь мне больно. А драгоценности она любит?
— Кто, Долгорукая? Её небось царь бриллиантами засыпал.
— Ой, ну я не о ней, глупышка, конфидентка её не борзыми же щенками берёт?
— Откуда я знаю, мне эта мадемуазель неинтересна, — ответил великий князь,
не убавляя темпа ходьбы, — Шурочка, в самом деле выслать могут, а ты о
собаках каких-то вспоминаешь.
— Никола, постой, я сейчас задохнусь... Как бы мне с ней увидется? Не в
Ливадию же мне сейчас идти, государь, наверно, раздражён, я ему уже как-то
писала; княжна смутится, а вот госпожа Шебеко... Её, кстати, как зовут?..
Ох, Коко, зря ты гарнитур не заказал. Ладно, пойдём дальше, только потихоньку...
— Боже, какой гарнитур, Варвара вроде бы, не то Михайловна, не то Игнатьевна.
Шурочка, уезжать не медля тебе надо, или опять в гардеробе прятаться собралась,
как тогда в Умани? Так ведь найдут, государевы ищейки свою службу знают, это
не Витковский и не граф Ростовцев, миндальничать не будут.
— Коко, а если... — Александра всплеснула руками, — ах, нет, дай мне
самой; всё получится, ты увидишь... Пожелай мне удачи и не сердись...
Главное, попасть теперь в Ялту.
Ближе к Мисхору Николай и Александра свернули с "царской тропы" и углубились
в лесок. Перейдя верхнее шоссе, они начали подниматься по петляющей горной
тропке, хоть и ухоженной, но крутой и не слишком удобной для женщины. В какой-
то момент, выйдя на относительно ровное место, Николай Константинович поднял
глаза от дорожки и увидел, как из-за массивного обломка скалы навстречу им шли
молодой человек с блестящими чёрными глазами и хрупкая девушка под вуалью.
Внезапно легкий порыв ветра поднял затрепетавшую вуаль, и Никола сразу же
узнал свою старую знакомую, "эту милую нигилистку". Маленькая девушка с
мелкими чертами лица, и высоким лбом, увидев, что её признали, ни капли не
смутилась, и даже первой заговорила:
— Здравствуйте, Николай! О, вы уже полковник... Ваш вклад приносит большие
проценты. Как там ваши ирландские негоции, как я вижу, билет в Америку так и
не потребовался?
Никола поначалу опешил. Но всё же, взяв себя в руки, попытался парировать
вопрос давнишней знакомой.
— Добрый день, мадемуазель, не потребовался, у меня и так хлопот хватало.
— Что, августейший домушник и вас за собой потащил? Но же вы снова здесь,
полковник, значит опала была не такой уж и большой, разве что длительной?
Николай Константинович вспыхнул лицом, но ответил сдержанно.
— Не в бровь, а в глаз, мадемуазель. У вас особые интересы, и я боюсь, что
вряд ли смогу теперь их удовлетворить. У меня сейчас совсем не то положение.
— Былой ваш хозяин изрядно попортил вам карьеру, полковник? Не отвечайте, я
это вижу по выражению вашего лица. Что же, жаль, очень жаль, — девушка всё
же усмирила непокорную вуаль, поправила шляпку, — была рада вас видеть; до
свидания, полковник.
Они разминулись на площадке, Никола ещё раз внимательно посмотрел на
спутника "милой нигилистки" и пошёл далее, бесцеремонно таща за собой
Александру, которая от усталости, вызванной нелёгким подъёмом, даже не стала
оглядываться и расспрашивать о встреченной парочке.
Наконец, они вышли на следующий относительно прямой и ровный участок тропы.
Молодой великий князь остановился. Александра, кое-как отдышавшись, попыталась
устроить ему форменный допрос, и он снова потащил её за собой, ответив лишь
на вопрос о месте назначения.
— Шурочка, — что всегда бесило Александру, — мы выберемся по этой дороге
именно туда, куда ты и хотела. Эта тропа обходная и ведёт в Ялту.
С гаком восемь верст хода по горам — дело не из лёгких. Где-то через два
часа любовники были в городе, и Никола, почти не отвечая на град вопросов
отдышавшейся возлюбленной, несмотря даже на её обиженный тон, написал
записку, вручил ей, и пошёл той же дорогой назад, поцеловав Александру на
прощанье.
Демидова, поначалу едва не шипевшая от злости и собиравшаяся порвать
записку, всё же развернула её и внимательно прочла.
"Милая Аликс, как ни жаль мне писать это тебе, но я вынужден потребовать,
чтобы ты немедленно уехала в Одессу. Государь, во всяком случае сейчас, явно
не в духе. Поэтому нам лучше временно расстаться. Поцелуй от меня наших
милых деток, малыша Никушу и крошку Олечку.
Нежно любящий тебя
Никола."
Александра, разрывая записку в мелкие клочки, надула губы, и про себя
произнесла:
— Ах, Коко, ты меня так и не выслушал. Ну уж нет, будь что будет, и будет
всё равно по-моему.
Она взяла извозчика и отправилась к знакомой церкви на возвышении, стоящей
среди кипарисов. Колокольный звон возвещал начало обеденной службы, и Демидова,
накинув тёплую шаль на встрепанную ветром и переходом причёску, зашла внутрь.
Завидев смурного старого дьячка, стоящего на том самом месте, где в прошлый раз
видела даму, известную теперь ей как мадемуазель Варвара Шебеко, она потихоньку
подошла к нему и сунула в руку гривенник.
— Как давно здесь эта икона?
Вблизи было видно, что красивая икона в богатом окладе, висящая напротив
места, где стоял дьячок, была безусловно нового, даже недавнего письма, на
ней были изображены стоящие пред ликом Богородицы святые великомученицы
Варвара и Екатерина. Дьячок враз ободрился и, глянув на мзду, шепнул:
— Недели три будет, барышня, даме одной аж из первопрестольной привезли.
— Получишь ещё два, если скажешь, что ж это за дама, что возле неё молится.
— Не могу знать, барышня, оне нам не докладывают. К вечерней службе иногда
приходят, иногда ко всенощной, а чичас обедня.
Мадемуазель Шебеко, как особа весьма деловая, знала историю молодой пары,
почти пробежавшей мимо неё и графа. Из слухов она умело отсеивала ерунду,
оставляя лишь подтверждаемые факты, и зная многое о той истории, даже немного
завидовала Демидовой. Впрочем, сейчас ей было не до сантиментов. На вторую
половину этого предсочельникового дня у неё было назначена встреча с младшим
Стоцким, желающим обеспечить благосклонность княжны Долгорукой к своему дяде,
строящему железные дороги не то на Урале, не то на Дону и, соответственно,
получить государственную гарантию под необходимые в таких делах банковские
кредиты, а быть может, и какие ещё дополнительные привилегии.
Соответственно, на Варвару Шебеко возлагалась задача склонить на сторону
коммерции советника Катю, а та уже попыталась бы упросить государя. Но первая
встреча самой княжны со старшим Стоцким не увенчалась успехом; Долгорукая,
подавленная похоронами цесаревича, на прошлой встрече с ним не была столь
благостно и любезно настроена, как на то надеялся коммерсант.
Сидели в маленькой турецкой кофейне, но пили отличный московский кофе. На
песочнице потихоньку бормотала джезва, а молодой коммерсант торговался за пять
процентов с суммы кредита, Варя требовала десять; сошлись стороны на восьми.
Впрочем, по неписанному соглашению, за самый факт встречи на счёт мадемуазель
Шебеко дополнительно перечислялась определённая сумма. Поговорив о собственной
коммерции, можно было свернуть и на опосредованнные темы.
— Скажите, Жорж, вы о пае в новообразуемом Азово-Донском коммерческом не
задумывались, раз уж строить будете на Дону? Вам с дядюшкой и с кредитом
тогда полегче будет...
— Что вы, уважаемая Варвара Николаевна, почёл бы за честь за такую протекцию,
видите ли, с Поляковыми сталкивался, — её собеседник достал из внутреннего
кармана сюртука конверт императорской почты, плотно набитый банковскими
билетами и протянул его, — но в их банке пай держать для нас было бы весьма
удобно.
Варя, знавшая, что с набожного выкреста, приславшего ей в подарок на
недавние именины великолепно написанную икону в золотом, украшенном
бриллиантами окладе, она сдерёт раз в пять больше, чем помещалось обычно в
таких конвертах, поморщилась.
— Я, господин Стоцкий, мзды с друзей не беру, да и вообще предпочитаю
не держать крупной наличности вне Сберегательного банка.
Стоцкий тонко улыбнулся.
— Спасибо, госпожа Шебеко, но ведь должен же я за хорошие советы платить.
Поверьте, я не позволил бы себе подобной бестактности, если бы знал номер
вашего счёта.
Губы Варвары Николаевны изогнула улыбка соучастницы.
— Дорогой Георгий Сергеевич, конечно, мы с вами друзья, но пока не такие
близкие. Хотя ваше рвение похвально. Позвольте мне подумать... А пока я желаю
успеха вам и вашим начинаниям.
Конверт же перекочевал в её крошечный ридикюль.
Вполне удовлетворённая результатами разговора, мадемуазель Шебеко, за один
совет получавшая, как сейчас говорят, "чёрным налом" половину годового
жалования министра, а теперь обнадёженная и второй, и предвкушающая
дополнительные доходы, оставила господина Стоцкого за отличным кофе, и
покинула залу ресторации. На извозчика она, хоть и не была женщиной скаредной,
предпочла не тратиться, да и собственным экипажем, ждущим неподалёку, также не
воспользовалась. Женщины строгих правил ходят в церковь пешком, и госпожа
Шебеко не позволяла себе подъезжать к храму в экипаже, если, конечно,
не сопровождала подругу.
— Ваша милость, — откуда-то из-за колонны раздался тихий детский голосок, —
ваше... превосходительство, сударыня...
Варя, чинно идя по полупустой церкви, скосила глаза. Справа от неё стоял
пунцовый от смущения юный служка.
— Вам-с, — заявил он и, протянув клочок бумаги, тут же исчез.
Госпожа Шебеко не имела привычки отвлекаться в церкви, но, проходя к своему
излюбленному месту в храме, всё время ощущала затылком чей-то назойливый
взгляд.
_"Глупости это, искушение. Козни лукавого. И руки чешутся, обе почему-то...
Господи помилуй, да кто ж это наглый такой? Или, помилуй мя Боже, не наглый?
А вдруг поклонник? Господи, искус..."_
От записки тонко пахло духами. К разочарованию Вари, дамскими и дорогими.
"_Не поклонник; а если не поклонник, то ведь не грех в записочку и заглянуть.
Жаль, наверняка не поклонник. Господи, помилуй, икона-то Богородицы... Сколько
молюсь, а мужа всё нет. Только бы у Кати с Государем всё сложилось, как
задумано, ведь любой генерал тогда мой будет. Господи, опять грех..._"
Едва отстояв службу, Варвара раскрыла наконец записку, гласившую:
"Уважаемая Варвара Николаевна!
Не имея чести быть знакомой с Вами, позвольте мне обратиться к Вам за
помощью в чрезвычайных для меня обстоятельствах, речь идёт о судьбе
бесконечно близкого мне человека.
Взывающая к Вашему милосердию
А.
P.S. Мы виделись с Вами сегодня утром при обстоятельствах, исключающих
возможность разговора. Позвольте мне подойти к Вам после службы."
Поднимая глаза от записки, госпожа Шебеко уже догадалась, кто сверлил
взглядом её спину. Встретившись глазами с молодой стройной женщиной в газовой
шали и дорогой, но порядком запылённой одежде, бессменная наперсница фаворитки
машинально отметила — Демидова, мигом вспомнив промчавшуюся поутру вихрем
парочку.
"_Замуж хочет. За великого князя. Quelle insolente!* Но хороша... А что,
если... А вдруг сама выйдет? Морганатические браки уже были, впрочем, великих
князей на всех не напасёшься, светлейшим перебьюсь... Ой, размечталась, дурёха.
Пора знакомиться._"
И благосклонно улыбаясь, как могла бы улыбаться даже не фаворитка Катя, а,
пожалуй, сама государыня Мария Александровна, принимая просительницу, Варя
Шебеко величественно шагнула навстречу робко улыбающейся Александре...
* (фр.) Вот нахалка!
Через полчаса, в плавно покачивающемся на рессорах экипаже дамы вели
вполне интимный разговор двух подруг.
— ...Ах, Варвара Николаевна, душа моя, поймите меня... Ведь у меня двое детей
было от постылого мужа, хама и игрока, и двое от любимого человека. В чём
только его не обвиняли, и государево следствие пошло тогда на поводу у этих
низких душонок. А я без него никто и звать меня никак, даром что дочь
члена Государственного совета... С маменькой не сживались, папенька меня
спихнул замуж за первого же попросившего моей руки, как выяснилось — мота
и негодяя, а сам с моей свадьбы к любовнице направился, а у меня ни двора, ни
кОла, один любимый... НикОла.
Александра заплакала навзрыд. Варя обняла молодую женщину и погладила ее по
сотрясаемой всхлипываниями спине.
— Ну полно вам, полно, милая Шурочка, я надеюсь, всё образуется...
"_Четверо детей... Муж, любовник... Что ж тебе, мерзавке, мало что ли?_"
— Чем смогу, я помогу вам. Но вы понимаете, моя роль при дворе весьма
скромна, — Варвара опустила очи долу, — от меня так мало зависит. Ваш
любимый сейчас в опале, а покровитель моей подруги может и не прислушаться
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
