Ледяной князь

— Живая? — я нахмурилась, дергая головой, чтобы отстраниться от его пальцев. Твердых и очень горячих пальцев. — Это как? Нет, я понимаю, что я живая, но что именно вы имели в виду, говоря это?

— Ты, — Северин послушно убрал руку. Отвернулся к двери. — Смотришь... так немногие умеют. Тебе интересно, что происходит вокруг, у тебя глаза блестят.

— Я не понимаю.

— И не надо. Это просто причуды Князя. И знаешь, давай-ка лучше спать ложиться. А то еще несколько подобных откровений и ты начнешь меня бояться.

Когда я проснулась, в комнате кроме меня никого не было — а снилось, будто кто-то большой сидел рядом и гладил по голове.

Для меня это время подумать.

Князь столько говорил вчера, что было ясно как день: отвлекал от мыслей о Латъере. Почему — непонятно, то ли бережет, то ли не хочет впутывать во внутренние дела, показывать обратную стону медали под названием Власть. А может просто не желает, чтобы я путалась под ногами. Но само намерение просматривается достаточно явно.

Теперь утром, все сказанное Князем накануне приобрело совсем иные оттенки. Например, причина, по которой именно я должна стать его женой перестала казаться неправильной и немного даже обидной. В конце концов, можно подумать за кого-то иного меня бы выдали ради другой цели, нежели произведение на свет потомства. Князь хотя бы не поет слезливых песен о любви с первого взгляда на мелькнувшую под подолом платья пятку.

Вот оно. Я, наконец, осознала, что в Северине мне нравится. Его честность. Он всегда говорит правду, даже если знает что она неприглядна... Или просто молчит. Пожалуй, он единственный настолько честный человек, который мне встречался когда-либо.

И это... да, это притягивает. Заставляет хотеть узнать его поближе, открыть все грани этой честности, открыться самой...

Глаза распахнулись как от неожиданного удара: мои ли это мысли? Куда делись с детства воспитанные настороженность и недоверие? Почему невольно и так неожиданно я стала этому... существу, доверять?

Магия? Непохоже. Да и зачем ему ее применять, мои мысли для него и без того, наверняка, не тайна. Недаром ведь он Владетель своей земли. Но откуда во мне это доверие? Тем более после того, что случилось вчера? После Латъера? Ему я и то не доверяла и все равно как было больно, когда открылась истина!

Это страшное знание. Действительно, страшено знать, что тебя могут так легко сломать, разбить вдребезги весь твой мир и твои чувства...

В двери постучали. Пришлось споро натянуть сползшее во сне одеяло до подбородка, лицо я просто прикрыла ладонью и наполовину отвернулась от двери.

— Войдите!

Вошедшую я меньше всего ожидала увидеть. Алкари.

— Доброе утро, принцесса, — вежливо и дружелюбно поздоровалась она. Даже улыбнулась.

Боже, эта девица постоянно сбивает меня с толку! Что на этот раз?!

— Доброе утро, Алкари, — вежливо отвечаю. И мысленно молюсь об отсутствии каких-либо сюрпризов.

— Северин попросил меня помочь, — постукивая пальцами по воинскому, в металлических платинах, поясу сообщила она. — С одеждой там, да и вообще. Знаешь... Я конечно не очень хорошо поступаю последнее время... В общем, я хотела попросить прощения.

Вот это новости! Не иначе Князь с утра пораньше провел воспитательную беседу!

Если бы я не закрывала лицо ладонью, то у меня точно бы весьма некультурно отвисла бы челюсть.

Алкари прикусила губу, но все же продолжила, по-видимому, преодолев таки некое сопротивление внутри себя:

— Пойми... Он вырастил меня, заменил родителей, семью, учителей... всех! Мне противна сама мысль, что он может перестать меня любить... пусть, это и звучит, наверное, смешно... из-за тебя.

Знаете в чем главная сложность статуса принцессы? Вот в таких ситуациях, когда все слезливо-девичье рвется пожалеть и обогреть, а вбитая с детства настороженность поднимает голову, остерегая верить. Такое впечатление, что эти чувства просто разрывают изнутри на части.

Мало приятного, безусловно.

— Принцесса... Лазорь! — в голосе воительницы мелькнули совсем уж отчаявшиеся нотки. — Прошу пожалуйста, скажи ему... Он ведь слушает тебя, хоть никто и не знает почему и зачем, но слушает... скажи ему... попроси...

— О чем? — решив махнуть рукой, все равно она видела мое лицо, отняла руку от лица и полностью повернулась к Алкари. — Да объясни ты толком! Что случилось?

— Сегодня утром он сказал мне и Элн покинуть Север, уйти служить на границу с Краем. Навсегда, а не на время... — Она подняла на меня взгляд, в котором на миг мне почудились слезы. — Прошу тебя.

— Нет, этого не может быть, — отрицательно качаю головой. — Князь бы этого не сделал. Ты что-то путаешь Алкари!

— Неужели это можно понять как-то еще? Нет, принцесса я ничего не путаю, а вот ты плохо знаешь Северина. И ему свойственна некоторая жестокость. — Алкари заложив за спину руки, прошлась туда-сюда по комнате. — Ты знаешь, что такое Край? Он находится еще дальше к северу, где так холодно, что даже нам невероятно сложно было бы выжить. Его нет на ваших картах, как впрочем, и всей северной земли. За Краем живут странные существа, разные, порой абсолютно не похожие ни друг на друга, ни на что-то еще. На этой границе самая высокая смертность среди стражей, туда уходят те, кому не для чего жить. Уходят почти на верную смерть! Знаешь, если бы Князь отправил туда только меня, я бы может и смирилась, но за что это Элн? Что сделала она?

— Стоп. Хватит! — я вскинула руки, останавливая ее проникновенную речь. — Я поговорю с ним, обещаю. Это и вправду... слишком жестоко. Ни одна женщина такого не заслуживает. Ты в том числе, не говоря уж о твоей сестре.

Помедлив, она кивнула.

— Просто... спасибо.

— Это правда?

Северин опустил свистнувший над головой его оппонента меч и посмотрел на меня. На заднем дворе собралось много взрослых мужчин и молодых парней, тренировавшихся друг с другом. От вида их полуголых тел в окружении сугробов и падающего с неба пушистого снега, мне становилось в два раза холоднее.

— Закончи без меня, — Князь кивнул противнику, молодому пареньку, чье лицо было мне смутно знакомым, и отошел ко мне, вытирая мокрую от испарины грудь рубашкой завязанной на бедрах поверх штанов. — Как спалось, принцесса?

— Кошмары не мучили.

— Это несказанно радует.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Потому что он бессмысленен, — он обошел меня и двинулся по тропинке ведущей к дому. Я засеменила следом, придерживая рукой подол тяжелого платья и не менее тяжелого плаща. — Правда — что?

— То, что вы приказали Алкари и ее сестре.

— Алкари молодец, я вижу теперь, что не даром ее учил. Жаль только наука не пошла впрок... Да, я действительно приказал им обоим убираться на границу, и находится там, пока не прикажу иного. Моя воспитанница опрометчиво поступила, решив обвинить тебя, за что и расплачивается.

— А Элн?

— Будет сдерживать дурные порывы младшей сестры.

— Это жестоко.

— Не менее, чем потребовать от тебя поединка. Или ты забыла, Лазорь, как боялась вчера, и что по ее вине тебе пришлось испытать? Однако, не думал, что твое милосердие не знает границ. Ты слишком быстро ее простила.

— Их могут там убить. Обоих. И вы будете виноваты в этом.

— А еще ты постоянно забываешь, что мне не обязательно 'выкать'. И поверь уж кто-кто, а Алкари уж точно найдет способ выжить... если будет достаточный стимул. А стимул будет.

— В одном она точно была права.

— И в чем же?

— Вы жестоки.

Спина остановившегося после этих слов Князя окаменела. Медленно-медленно, словно боясь кого-то или что-то спугнуть, он обернулся.

— Я — Владетель того края. Его защитник, помощник... Все живущие здесь зависят от принятых мною решений, и страдают от моих ошибок. Если бы я был добр и всепрощающ, эта земля давно бы вымерла. Так что не тебе судить и осуждать, принцесса.

Во мне, как всегда не вовремя, подняла голову задетая за живое гордость:

— Среди тех правителей, которых я знаю, есть достойные люди и нелюди. Но вы, кажется, не входите в их число.

И высокомерно вздернув подбородок, прошла мимо него по направлению к дому.

Поговорили.

Через несколько часов весь отряд стоял оседланный и готовый к продолжению путешествия. Северин был зол и оттого молчалив, а если уж открывал рот, то его слова едва ли можно было услышать в царившем вокруг гомоне. Истинная злость редко выражается криком, это, то немногое, что было проверено лично мной.

В этот раз саней была пара. Одни для меня, и — о, чудо! — моего приданного, которое вроде бы осталось в долине после нападения сальвиров. Неужто, Князь приказал найти? Похоже на то, иначе почему я вижу знакомые тюки рядом с собой? Другие — для опоенного какими-то травами и связанного Латъера. Его глаза были закрыты, и я не знала, находится он в сознании или нет.

Алкари и Элн ехали с двух сторон от меня, первая, понурив голову, вторая — наоборот, осматривая окрестности сузившимися глазами, в которых читалось намерение защищать. Ее рука, затянутая в перчатку, то и дело поглаживала рукоять сабли.

Нас никто не провожал. Хозяева даже не вышли попрощаться, горожане делали вид, что не замечают двинувшийся из города прочь обоз.

Так... странно.

Словно нас тут никогда и не было.

Закат

Оглядываясь назад и вспоминая прошлую жизнь, я могу сказать, что всегда чего-то боялась. Порицания, укоров, косых взглядов, но сильнее всего: чрезмерного внимания к своей персоне, коего часто бывало в избытке. Невозможно любить балы и приемы, лживые комплименты и правдивое презрение, если безумно страшишься... себя. Да-да, выходит так, что больше всего я боюсь саму себя, и себе же, как смешно это не звучит, не доверяю.

Может быть, потому всегда и боюсь, что в любой момент не выдержу гнета внутреннего страха, сорвусь и выкину что-нибудь сумасбродное, что впоследствии приведет к укорам и порицаниям... Косым взглядам.

Замкнутый круг.

Бесконечный.

И разорвать его изнутри невозможно.

Теперь же, спустя еще два дня путешествия, я могу смело сказать, что ничего хуже молчания не представляла. Нет, со мной, разумеется, разговаривали, и воины и обе сестры, не отходящие от моих саней ни на шаг... Молчал только один человек... сальвит.

И именно его молчание... угнетало. Давило невидимым, но очень тяжелым осознанием, что именно моя вспышка и несдержанность привели к такому результату.

Отец всегда говорил, что порою несколько сорвавшихся с языка слов значат куда больше сделанных дел. И имеют во много раз больше последствий, а так как слова эти чаще всего исходят не от сердца и не несут добра, то и последствия весьма и весьма плачевны.

Да, отец был куда как умнее и дальновиднее меня, которой следовало бы родиться немой! Но сожаление положения не исправит, так что нечего раскисать, а то ревущей принцессы северянам только и не хватает, чтобы ощутить себя поистине счастливыми.

— Алкари, — позвала негромко. Мне уже выпадали случаи проверить, насколько хорошо слышат сальвиты.

— Что? — А вот ей приходилось повышать голос, чтобы я могла ее расслышать.

— Как называется столица?

— Если перевести на твой язык, то что-то вроде Темного Города. Подъедем ближе, поймешь, почему. Когда строили Драгенн...

— Как?

— Дра-генн.

— Язык сломаешь. И звучит мрачновато.

— Она и выглядит не особо радостно. Это военная крепость, а не куча бесполезных, но красивых нагромождений. У нас тут не особо близко рудники с... белым камнем, так что строили из того, что рядом было. А было месторождения... э-э, название ничего тебе не скажет, но это такой черный камень, довольно тяжелый и блестит на солнце. А еще он очень прочный, пожалуй, самый прочный из всех известных мне.

— Город, построенный из черного камня...

— Не весь. Черные только крепость, да замок внутри нее. Город вокруг частично серый, частично коричневый: материал везли с юга, боялись, местного не хватит. Так что там довольно пестро. И не пугайся, у нас там иногда по улицам всякое ходит.

— Всякое — это что?

— Ну, я говорила тебе про границу с Краем? Так вот, не все, что там обитает — опасно, многих тварей воины тащат домой. Выглядят жутковато конечно, но не бойся, почти все безобидны. Еще там полно этих... раскрашенных. Их почему-то сальвиры не трогают, вот они и шастают туда-сюда, вместе со своими бабами, благо, Князь, не пойми отчего, любит их народец.

— Постой, это ты о ком?

Алкари заметно поморщилась.

— О белосеребрянниках.

— Прости?..

— Лэсс'о, — подсказала Элн. — У нас их называют воинами белого серебра. Больно оружие их чудное. Металл действительно похож на очень светлое серебро, мы называем его 'звездным'. Лэсс'о должны бы обитать у вас, на юге, им ведь все равно, что жара, что холод.

— Я видела издалека. Отец их не жаловал, ко дворцу и близко наказывал не подходить, но стражники все шептались, будто они необычные. Волосы длинными носят, словно женщины, и на телах рисунки цветные имеют. Ну и еще они, говорят, гораздо выше людей будут.

— Есть такое, — согласилась Элн. Ее речь неуловимо чем-то отличалась от речи ее сестры. Была более плавной и спокойной. И более мелодичной, если уж честно говорить. — Про волосы я тебе вот что скажу: все, магией обладающие, должны бы их длинными отпускать. Вот Князя нашего возьми: и Владетель, и воин... Но тут секрет один есть: мне как-то отец рассказывал, что излишки магии вроде как оседают на волосах и вреда своему владельцу не причиняют. А так нужно либо очищаться постоянно, либо маг болеть начинает, если излишков этих много накапливается.

— Наши маги, самые старые и сильные, бороды отращивают, — задумчиво припомнила я.

— Тоже можно, — пожала плечами Элн. — А белосеребрянники еще себе в косы умудряются какую-то дрянь вплетать. Не знаю что, но раны видела: полчерепа влегкую сносит. Так что, они вон даже это под оружие приспособили.

— Не все Лэсс'о носят длинные волосы, — возразила Алкари.

— Я и говорю, что не все. Маги только. Ты, Лазорь, смотри, не со всеми разговаривай. И не приведи Боги, женщину одного из белосеребрянников обидеть. Они дурные на это счет. Сначала убьют, потом разбираться станут. Если станут, конечно.

Я невольно передернула плечами: а стража мне на что?

— Долго ехать еще?

— Полдня где-то, — поерзала в седле Алкари и глянула на меня. — Лучше поспи. И отдохнешь, и успокоишься.

Чуть не фыркнула на ее слова. А потом решила: почему бы и нет? Сани удобные, едут мягко... Натянула шкуру, укрывающую меня от мороза, повыше и в самом деле задремала...

В столицу, с таким труднопроизносимым названием, въехали мы уже темным вечером. Вдобавок к темени, началась, нередкая тут, в зимнее время, метель. Похолодало резко и настолько, что мне пришлось не только нижнюю половину лица укрыть шарфом, но и натянуть его край на глаза, иначе кожу просто обжигало морозом. Сквозь плотную вязку дико было смотреть на воительниц, и не подумавших сменить доспехи на плащи. Ни шапок не надели, ни рукавиц... Северяне, что тут скажешь.