Ледяной князь

Тюрина Екатерина Александровна

ЗЕМЛЯ СЕВЕРНАЯ

Восход

Ошибка, удар... И опять все сначала.

Заново, вновь, в круговерти миров,

Сливавшихся бликами в памяти, снов,

Боже, неужто, я их различала?

Палитру чудных, размывшихся пятен

Картину и краски разных цветов,

Разбросанных пестро по сотням листов,

Так больно, что серый теперь лишь приятен.

Запомнить их все, увы, невозможно,

Но это ли цель? Ответить себе,

Порою сложнее, чем даже судьбе,

Хотя бы ответ нужен был неотложно.

И снова — порог. Снова — вперед.

Даже если, боясь, наступаешь несмело,

Творя свою жизнь наугад, неумело.

Лишь пробуя голос, на помощь зовешь.

Твоя песня забылась, когда отзвучала...

Дождешься — ты жди, терпи и не плачь.

Свобода... она, знаешь, тоже палач —

Ошибка, удар... И опять все сначала... *

*(здесь и далее стихи автора)

Объединенное Королевство, Даеран, Королевский дворец, тайная комната для совещаний.

Двенадцатый месяц года 368, со дня объединения десяти королевств.

Король расположился за любимым дубовым столом, сцепив руки перед собой. Королева, не скрывая своих чувств, расхаживала по комнате туда-сюда, чем изрядно раздражала двух главных советников. Оба были уже умудрены годами, если не сказать, что стары, в отличие от королевской четы, находящейся во цвете лет, и бессилие их сильно смущало.

Королевская пара, к слову, вместе совсем не смотрелась — статный, плотно слепленный король, и тщедушная, худенькая даже теперь, королева. Что и говорить, первые роды вовсе не украсили ее, а теперь, когда она носит второго ребенка, по мнению советников, лучше совсем не показывать ее людям. Как бы то ни было, а королеве не пристало ходить пестрой от пятен, расплывшихся на лице и плечах, да с безобразно раздутыми ногами и руками...

Конечно, королева Самалон не была красавицей никогда, тут не поспоришь. Однако чем-то сумела пленить жесткого нравом Рианата, который на добрых десять лет старше нее. Да так пленить, что на других он не то, что не заглядывается, но и мыслей подобных не держит!

Король, вопреки мнению, сложившемуся у народа о королевской семье, оказался очень верным. Себе, жене, государству, хотя многие и считали, что это только мешает ему держать страну под контролем. Всякое может быть, но только заявлять это в лицо Рианату, славившемуся своим крутым нравом, не спешил почему-то никто.

— Итак, — кашлянув, начал король. — Все мы прекрасно осведомлены о мятежных наместниках и их планах — не в первый раз собираемся. Что нового вы мне скажете?

— Нет ничего сложного в решении данной проблемы, — первым подал голос советник Иршат. — Мятежникам объявить ультиматум, чтобы остальные устрашились. Церковь пусть провозгласит их одержимыми или еще что-нибудь в том же духе. Люди быстро изменят свое мнение, а даже если и нет, наших сил вполне хватит, чтобы задушить бунт в корне. Другое дело, что...

— Северный народ, — подхватил второй советник, Терий. — По слухам они недовольны тем, что мы объявили Хрустальную долину и речку Буйную, частью наших территорий. Пусть они там и не живут, но видимо считают такое близкое соседство недопустимым.

Самалон нервно постучав пальцами по резным ставням, проявила свою начитанность:

— Хрустальная долина издревна считается территорией нейтральной. Возможно, им кажется, что мы решили нарушить нейтралитет.

— Вот еще! — скривились оба. — Долина всегда являлась частью земель лорда Элворда, и после Объединения вошла в перечень пограничных земель. Не нам терпеть недовольство всяких нелюдей!

— Их недовольство грозит нам войной, — оборвал Рианат. — Держать оборону на два фронта не выйдет, — размышлял вслух. — Значит либо бунт внутри королевства, либо война с проклятыми северянами. И то и то не принесет ничего хорошего. Мы не знаем, сколько у сальвитов воинов, есть ли армия, чародеи, оружие... Шпионы оттуда не возвращаются. Мы почти ничего о них не знаем.

— Они торгуют с дваргами и феями, — вставил Терий. — Может...

— Нет! Только межрасовых конфликтов не хватало!

В этот момент в двери комнаты тихонько постучали. Присутствующие изумленно глянули в сторону Короля, обычно и близко не подпускавшего кого-либо, кроме охраны, к дверям тайной комнаты, за исключением, разумеется, здесь заседающих. Теперь же Рианат даже не поморщился.

Дверь приоткрылась:

— Письмо, Ваше Величество... Из сальвитского посольства...

— Давай, — угрюмо распорядился король.

Тощий прыщавый гонец ужом проскользнул в приоткрытую створку, почти бегом пересек комнату, положил конверт на край стола, и так же быстро да тихо исчез. Рианат не спеша вскрыл конверт и вчитался.

Самалон затаила дыхание, пытаясь унять вдруг заколотившееся как сумасшедшее, сердце.

— Что там?

Король раздраженно отбросил письмо на стол. Невидящим взглядом уставился в стену. Самалон, тоненько ахнув, ухватилась за краешек стола побелевшими пальцами...

— Что?!

— Северяне предлагают... брак.

Королева обреченно вздохнула. Она была умной женщиной и понимала, что иного выхода нет, и быть не может. Но это ведь ее дочь! Ее плоть и кровь, в муках рожденная...

— На каких условиях? — поинтересовался более практичный Иршат.

— Равных. Брак будет заключен по их традициям, на их территории. Но в случае... крайней нужды, второй ребенок может вернуться сюда. В случае смерти Князя, Лазорь наследует за ним... Проклятье! Взамен Князь обеспечит нам спокойствие на северных границах, при условии, что Хрустальная долина остается в их владении.

— Принцессе пока только пять лет. Возможно, мы сможем переиграть условия...

— Не сможем. Князь предлагает договор на крови. Его и принцессы.

Королева судорожно вздохнула, утирая влажные щеки:

— Нет, Риан, мой Король... Не отдавай ее!

— Она принцесса, Самалон. Ее судьба уйти в дом мужа, не сейчас так потом, рано или поздно. Так пусть уж лучше он будет Князем.

— Чудовищем!

— Это не так. Северяне, конечно, странные, но они не чудовища.

— Не чудовища? Они оставили перед городскими воротами тела целого патрульного отряда, отправленного тобой, лично, в Хрустальную долину!

— Это иное.

— Да то же самое!

— Самалон... Пожалуйста. Выйди.

— Мой Король...

— Не заставляй меня сердиться.

Королева гневно сверкнула глазами, но вышла, гордо задрав подбородок.

Советники смущенно переглянулись:

— Женщины! Что с них взять.

Король устало потер лоб. Повисло наряженное молчание. А что говорить? Все прекрасно понимали, как обстоят дела, и не первый раз искали пути решения. Не в первый раз обсуждали сложившуюся ситуацию — и так или иначе, но выходило только одно: брак. Конечно, никому не хотелось лишаться наследницы, но править так или иначе должен был бы ее муж... А так северный Князь увезет ее к себе, и о северянах вновь можно будет позабыть. И, если очень повезет, может даже получится наладить торговлю...

Хрустальная долина нужна была Рианату позарез. Без источников силы маги отказывались работать, все ближайшие были давно уже исчерпаны, а долина ими доверху переполнена... Нельзя, никак нельзя без нее!

Но и конфликтовать с северянами тоже, это понятно всем. Неизвестный враг — что может быть хуже? И потом, про них ведь можно и забыть, благо из своих вечных снегов они носа не кажут. Но что тогда делать с письмом, не этим, другим, присланным со странной пернатой птицей месяц назад? Князь Северин ясно и четко дал понять, что чужаков на "нейтральной" территории не потерпит. А спорить с магом, которому еще до рождения Рианата был дан ранг Князя, было в высшей степени неразумно.

Было в письме и еще одно предостережение: "Король всегда платит долги".

В чем-то его жена, бесспорно, права. Но король уже принял решение. Единственно возможное и разумное.

— Предложим им построить посольство в Хрустальной долине. Там и проведем переговоры. Выставим условия, затребуем помощь для подавления бунта — пускай люди посмотрят на северян поближе. Опять же, маги заинтересуются. Решено. — Рианат хлопнул ладонями по коленям. — Да помогут нам боги!

Хрустальная долина.

Декада спустя.

Лошадь под ним переступала с ноги на ногу, вертела туда-сюда мордой, грызла удила. Ее нетерпение можно было понять — вовсе не сладко стоять несколько часов на одном месте, ожидая пока хозяин обдумает все свои дела. Ведь хочется побегать, порезвиться, стряхнуть муторную закостенелость с ног...

Князю же хотелось совсем иного. Смотря вдаль, на ровную снежную гладь долины, он впервые в жизни хотел, чтобы время скакнуло вперед, проглотив разом с десяток лет. Чтобы забыть обо всем случившемся, чтобы, наконец, изменить что-то в своей жизни...

Но — никак.

Его сил для подобного бы не хватило. Да и ничьих, наверное, не хватило. Потому и называются такие желания несбыточными, что воплотить их в жизнь не может никто.

Только это ведь не мешает мечтать, верно?

Князь усмехнулся. Забавно ведь получается — его подданные, расположившиеся неподалеку лагерем на ночь, говорили между собой полушепотом, чтобы, не приведи высшая сила, не сбить его с мысли. Ведь, несомненно, Князь решает самые сложные и важные задачи...

А на самом деле, Князь просто любуется природой, своими подданными, небом. И мечтает.

Ну не глупость ли?

Мечты в его возрасте чаще оборачиваются тоской, чем радостью. У него не осталось уже ничего, кроме долга и обязанностей, все личное, все 'свое', присущее только ему, выгорело на костре самой главной мечты — любить и быть любимым.

Мечты несбывшейся. Как и все прочие.

Как и все будущие...

Когда в твоих руках жизни и судьбы твоих подданных, мера ответственности возрастает во много раз. Когда к этому прибавляется судьба твоего рода... это бесценно.

Князь внимательно наблюдал за детьми, возившимися в центре лагеря. Среди них были и совсем маленькие, и постарше, и вовсе уже подростки, у которых щетина на щеках пробивалась. Последние кутались в теплую зимнюю одежду, а первые и вторые наоборот — щеголяли в штанах-рубашках, да босиком. Мудрая природа знала, как защитить своих детей, как оградить их от смерти и боли.

Но она же и создала их страдания, обрекая мучиться всю отведенную жизнь...

Князь Северин смотрел на этих детей, до боли сжимал в руках поводья, и вспоминал собственного отца. Князь Эреварн был отличным правителем, добрым супругом и любящим отцом. Он долго искал свою единственную любовь, но уж когда нашел...

Они с Таланой, матерью Северина, были самой замечательной семьей, которую только может желать любой ребенок.

До тех пор, пока княгиня не умерла, словно свеча, сгорев всего за несколько дней, а Эреварн не сошел с ума, пытаясь ее вернуть.

Нынешний Князь понимал, что это всего лишь злая судьба отмерила им так мало, но тот самый маленький мальчик, в нем, внутри него, все еще стремился вернуть утраченное чувство тепла. Все еще мечтал о семье, хотя знал, что из-за Ограничений она вряд ли когда-нибудь появится.

Но теперь хотя бы появилась надежда.

За союзом королевской четы из Даерана, столицы Объединенного Королевства, он наблюдал с самого начала. Снова глупая случайность, игра судьбы и долгожданный дар для него — маленькая девочка, самых древних и чистых кровей людского рода. Только она, эта маленькая принцесса, возможно, подходила под условия его Ограничений, а значит, у его рода был шанс продолжиться.

Князь прикрыл глаза, вспоминая письмо, в котором рукой Короля Рианата была начертана судьба северного владения. Никто не хотел войны, а Северин ясно дал понять, что за маленькую принцессу ураганом сметет людские города. Тем же окончится и любая попытка шантажа со стороны Объединенного Королевства. Король не был дураком, и дал согласие на будущий брак.

Да, пора Северину исполнить его долг. Тот самый, что он задолжал своим отцу и матери уже давно... Даже если эта девочка не подойдет, ему уже не на что надеяться.

А Владение не сможет существовать без своего Князя. Не станет Северина — и не станет Владения. Умрет северная земля, и чудища из Края хлынут, не встречая более препоны на своем пути, хлынут и поглотят, уничтожат все живое, что встретится на их пути.

Ему нужен ребенок. Сын ли, дочь ли, неважно. Ребенок, который унаследует его силу, и сможет управлять Владением после него.

Но это все потом.

Пока что маленькой принцессе расти и расти, а ему — ждать.

Он снова поднял взгляд к небу. Сегодня был особенный день — все северяне, кто смог, вышли за границу владения, сюда, в долину, в знак почитания. Одна ночь, проведенная вне стен родных домов, как знак памяти и уважения.

Ведь сегодня было ровно семьдесят лет, с тех пор, как умер Эреварн.

Князь Северин же поминал про себя и еще одну дату, иронией судьбы совпавшую со смертью его отца — семьдесят четыре года со смерти Вельи...

Объединенное Королевство, Даеран, Королевский дворец, личные покои наследной принцессы.

Третий месяц, года 379, со дня объединения десяти королевств.

Большое, от пола до потолка, вделанное прямо в стену, между двумя роскошными гобеленами, работы лучших мастеров столицы, зеркало, было сегодня, в кои веки раз, не занавешено плотными покрывалом. Всем принцессам положены такие зеркала: считается, что смотря в них на свое отражение, девушка успокаивается и приводит мысли в порядок. А так же любуется собой, как же без этого, примеряет всевозможные наряды, и мечтает о своем прекрасном королевиче.

Принцессе положено быть прекрасной, мечтательной и не очень умной. Закон Даерана запрещал править женщинам, так что королевские дочери всегда служили лишь украшением и символами статуса своих мужей.

Одна беда: я не уродилась прекрасной как летнее утро, а появившиеся в возрасте семи лет отметины этой красоты мне отнюдь не добавили.

Что и сказать, сама виновата, да, частично, нерадивая нянька, уснувшая в тенечке под деревом. Отец поехал на охоту, я напросилась с ним, и мы отошли с няней от лагеря погулять по лесу. Я тогда дите малое была, ничего в жизни не смыслящее, убежала подальше, пока та дремала, а охранник отвлекся, заблудилась да наткнулась на взрослую рысь с котятами. Тот год был скуден на пищу как людям, так и животным и злющая лесная кошка не долго думала, прежде чем напасть. А там и котята присоединились.

Заметив пропажу, охранник всполошился, разбудил нерадивую няньку и отослал в лагерь неподалеку за стражей. Я думаю, что она и рада тому была, испугалась. Но не в этом дело, конечно. Когда, достаточно быстро, надо отметить, прискакал конный отряд, легко нашедший меня по воплям, охранник уже убил кошку с выводком, да зверье успело дотянутся до меня когтями. После лекари, выхаживая меня, говорили, что мне жутко повезло: обычно рыси перегрызают горло жертве сразу, но эта видимо решила дать котятам наиграться. Обошлось, они меня только изрядно подрали когтями, а мяса вырвали всего несколько кусков: может одежда помешала, может еще что.

Выжить-то я выжила, и даже не подхватила какой заразы, но и смотреть на меня с тех пор без жалости невозможно. Да и голос я тогда сорвала на всю оставшуюся жизнь, и как лекари не бились, а до сих пор говорю порой очень тихо и иногда, особенно со сна, только и могу, что хрипеть.

Ту няньку я больше не видела. Мама, как раз нянчившая годовалого братика, поседела, когда меня на руках, с превеликой осторожностью, привез во дворец отец. Он был в бешенстве, срывался на кого попало, что и понятно — папа меня крепко любил.

Теперь мне уже семнадцатый год идет. И близится дата приезда северного Князя, за которого я была сговорена, когда мне еще и шести толком не исполнилось. Узнав об этом, я долго плакала — одно дело за какого-то паренька из приближенных ко двору, возможно даже, что знакомого, а то за нелюдя, пусть и Князя! Про него много баек ходит, всех и не упомнишь, но все сводятся к трем словам: лютый, жестокий, бесстрашный. И очень сильный. Раньше, таких как он, называли "Высокими" и было их два, не то три во всем мире, но это было давно, еще когда во всех десяти королевствах имелось всего несколько чародеев со своими землями. У кого лес, у кого долина, устье реки, озеро, а у кого и деревня. Когда королевства объединились, чародеи собрались все вместе, да создали Академию Магических Наук. Она находится здесь в столице, и адептов учится там достаточно много. Их регулярно зовут во дворец на практику, и подозреваю, что без работы те не остаются.

"Высоких" тоже звали к людям жить, да те не пошли. Один за другим исчезли, никто так и не нашел. Остался только он, Князь и его северное Владение, где и жили, подумать только, не люди, а неведомые сальвиты. У нас шептались, что росту они огромного, с клыками до подбородка и длиннющими зелеными когтями. И что живут не в домах человеческих, а в норах снежных, так то.

Может и врали, ведь на самом деле в самом Владении не бывал никто, никогда. Не ведаю почему, да не подпускали северяне никого и близко. Хорошо хоть заставу в Хрустальной долине отстроили, туда и наведываются наши дипломаты время от времени.

Так, вот, про Академию. Учиться там мне не светило никогда, дар был, но такой маленький, что развивать его нет смысла. И к тому же это дар ясновидения, ко всему прочему, проявляющийся хаотично. Редко, но бывает, вижу фрагмент грядущих событий и все, потом как ножом отрезало. Бесполезная способность, одно беспокойство от нее только.

Сейчас вот сижу перед зеркалом, "любуюсь" на свое лицо.

Два шрама пересекают левую щеку от челюсти и, слава Богине, не задев глаз, уходят в волосы чуть выше уха. Еще один на правом виске — кошка коротко цапнула лапой. Четвертый от подбородка через правый уголок губ переходит на щеку, навечно искривив мои губы в кривой ухмылке. Собственно с лицом все. Остальные пришлись в основном на спину, ноги и руки — при нападении, я инстинктивно свернулась калачиком, закрыв руками голову.

Многие шрамы, не такие глубокие, как эти, лекари смогли свести бесследно. Не все, к сожалению, да видно не судьба.

Что меня ждет у Князя в его холодных вотчинах? Ведь он, говорят, жесток как северный волк, и вряд ли моя "красота" которую он вынужден будет терпеть рядом с собой на ложе, сделает его мягче. Он сговаривал брак со здоровой и целой принцессой, да не возьмешь уже назад своего слова. Что ему до какой-то девчонки? Наверняка у него есть фаворитка, красивая как небеса и, что самое главное, его народа. Она, наверняка, попытается меня отравить или еще как-нибудь отомстить. А может и не решится, я же как-никак принцесса другого государства, ссориться с которым не с руки никому.

Только, поди, да объясни это женской ревности.

Вздохнув, я подошла к зеркалу, чтобы набросить занавесь обратно на холодное стекло. И совсем близко увидела свои глаза, чудесные и счастливые, как говорит наш придворный маг, глаза, в честь которых я и получила свое имя. Глаза цвета самой яркой лазури, цвета, которого не существует даже в палитре у художника.

Я вернула занавесь на свое законное место и криво ухмыльнулась сама себе: где ж то счастье?

Начало весны всегда сопровождается непрерывной чередой балов, больно людям хочется встряхнуться после долгого снежного затишья, и народу в это время во дворце обычно полным-полно. Но не в этот раз.

Со дня на день ожидалось прибытие делегации с севера, которую возглавляет Князь собственной персоной. И придворные метались меж двух огней: с одной стороны любопытно поглядеть на таинственный народ и их легендарного Князя, с другой — страшно, мало ли что может случиться? Так или иначе, но страх в большинстве случаев пересиливал. Хотя и тех, кто поставил любопытство превыше всего, оказалось немало.

Я ходила мрачная, как предгрозовые тучи. Радости мало, знать, что осталось быть свободной, самое большее, это дней десять. А тут еще и все окружающие смотрели с такой жалостью, что было донельзя противно. Хорошо хоть отец отослал маму, к нежданному его счастью, вновь носившую под сердцем ребенка, в один из дальних замков, чтобы не нервничала лишний раз. Мы с ней уже попрощались.

Слуги заполошно носились по дворцу, швеи работали днем и ночью... Суета и суматоха царили в моем доме всегда, но сейчас как-то особенно. Или мне только так кажется?

Что толку теперь... Какая ему разница десять у меня с собой платьев или пятнадцать? И какого они цвета, фасона, стоимости. Наверное, куда больше он будет ненавидеть мои черные, тяжелые и длинные, до ягодиц, косы, ведь северяне все сплошь светловолосые. И, что странно, темноглазые. Так, по крайней мере, рассказывали дипломаты, ездившие в составе делегации, и несколько раз встречавшиеся с самим Князем и его приближенными на переговорах в Хрустальной долине. Думаю, их словам можно доверять.

Я шла по дворцовым галереям, рассматривая то картины, то причудливые гобелены, а когда просто витражи. Раскланивалась со встречающимися придворными дамами и кавалерами, гуляющими здесь обычно под ручку. И то и дело, поправляла непрозрачную вуаль, наполовину скрывающую лицо. Моя любимая заколка сломалась утром, а эта — тяжелая, вычурная и неудобная, постоянно норовила сползти куда-то в сторону. Заколку эту вместе со многими другими подарками дипломаты привезли прошлой весной — дар Князя. Много даров от него было, явно не скупился на дорогие ткани, украшения, да камни. Вуали и перчатки среди них тоже были.

Да, все мои наряды предполагали вот такие вуали, перчатки до предплечий, шарфики закрывающие шею и сами плечи, платья с длинным подолом и отсутствующим декольте. Я так сама захотела. Незачем лишний раз демонстрировать последствия своей глупости.

По обычаю, незамужняя девушка плетет волосы в две косы, украшая их лентами, бусинами, красивыми заколками. А когда выходит замуж, получает право носить любую прическу, кроме двух кос.

Свои, непокорные жесткие космы, я мало чем украшала. Бесполезно. На них не держались, ни обычные ленты, ни заколки, ничего кроме хитро заговоренных придворным магом двух атласных ленточек, со сшитыми концами. Они не выглядели нарядно, но зато не давали косам расползтись по волоску.

— Добрый день, принцесса, — присела в изящном реверансе не менее изящная дама.

— Просто чудесный, — отвечала я, а сама думала, не без неположенного принцессе ехидства:

"Куда там, замечательный!"

Что поделать, если ежедневное выматывающее ожидание совсем не дает спать спокойно? Тут поневоле начнешь на людях срываться, хоть это и не в моем характере. Да чего уж там, от постоянного ожидания и беспокойства уже подрагивали руки, и никакие успокаивающие травы не помогали! Только и оставалось, что целыми днями маяться, шатаясь по дворцу, в напрасных попытках не думать.

Так я и коротала свое свободное время. И все было спокойно, пока очередной взгляд во двор не заставил меня остолбенеть.

Там суетились десятка полтора слуг, подметали плиты, стелили ковровые дорожки, чуть ли не вылизывали мраморную лестницу, начищали до блеска ворота.

"Едут!" — мелькнула испуганная мысль. И тут же, словно подтверждая это, на галерею вбежала запыхавшаяся фрейлина.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество! Приехали! Пойдемте скорее встречать!

"Божиня, помоги мне!"

Вообще-то встречать гостей, как и всякой хорошей хозяйке, положено королеве, но так как она отсутствует, эта обязанность легла на мои плечи.

Накинуть на них же вышитый шарфик, еще один из подарков Князя, поправить вуаль и перчатки — это недолго. Отдать распоряжения слугам — тоже.

Пока отец расшаркивался с гостями во дворе, я и слуги спешно подготовили малую обеденную залу, накрыли на стол, разожгли камины. Я встала у входа, держа в одной руке обжигающий серебряный кубок с горячим травяным вином, а в другой влажное и не менее горячее полотенечко, чтобы Князь умыл с дороги лицо и руки. Обо всех остальных позаботятся служанки.

Первым зашел отец, поцеловал меня в висок и представил необычайно высокому, замотанному в плащ, мужчине:

— А это моя дочь, Лазорь, гордость и отрада на старости лет. Дочка перед тобой Князь Северин, наш драгоценный гость на ближайшее время, твой будущий супруг.

Я, как и положено, слегка поклонилась и протянула вперед полотенце.

Князь скинул с плеч плащ на руки подбежавшему тут же слуге, и оказался совсем не таким, каким я его себе представляла, но не менее жутким. Он поклонился в ответ и, не говоря ни слова, принял полотенце, вытер лицо, руки и взял кубок. Человеку непривычному, травяное вино кажется горьким и противным, зато не дает заболеть. Это не просто дань вежливости, но и еще наивысшая забота о здоровье гостя.

Князь выпил вино, даже не поморщившись. Вернул мне кубок, и поблагодарил:

— Спасибо тебе, славная хозяюшка.

И я побоялась ответить. Уж больно его глубокий, с хрипотцой, голос напоминал мне вой метели за окном в страшную зимнюю ночь.

Все вместе мы прошли к столу. Отец сел во главе, Князь по правую руку, и я рядом с ним. По левую руку от короля расположились придворный маг и советники. На остальных местах расположились приехавшие с Князем северяне.

Отец и Северин беседовали вполне мирно, даже дружелюбно. Папе он явно нравился, если не как человек, то, как правитель, уж точно. К тому же я подозревала, что они не раз виделись лично, хотя, конечно, мне о таком никто не спешил докладывать. За столом обсуждались самые разные темы, начиная со здоровья королевы и заканчивая породами лошадей, которых разводили на юге, то есть у нас. Для сальвитов все, что не их Владение — юг.

Я отмалчивалась и, как всегда, ничего не ела. С вуалью это сделать практически невозможно, а снять ее... да, я стесняюсь. Слишком много незнакомых мужчин. Меньше всего мне хочется, чтобы они пялились на мое лицо, а после обсуждали меж собой, как же их Князь станет с такой жить.

— Что же вы принцесса грустите? — так неожиданно раздался голос Князя над ухом, что я вздрогнула и вскинула на него глаза.

Не знаю, что он хотел сказать, и видимо не узнаю никогда, ибо Князь застыл, не побоюсь этого слова, заворожено глядя в мои глаза своими, темно-синими, как ночное небо.

За столом повисла тишина.

Я хотела, было, отвести взгляд, но не смогла оторваться от его гипнотизирующих своей глубиной и чем-то еще, до конца мне неясным, глаз.

Послышался сдержанный смешок отца:

— Да, глаза у моей дочери воистину удивительные. У нас считается — к счастью.

Эти слова разбили отрешенность Князя, он очнулся, на миг зажмурился, а когда снова глянул на меня от того восхищения, что ранее отражалось на его лице, не осталось и следа.

Весь остальной ужин прошел без неожиданностей. Князь ко мне больше не обращался, и слава Богине, так как, что ему отвечать, если спросит, я не представляла совсем. Только, нервничая, теребила ткань юбки, и мечтала побыстрее оказаться подальше отсюда, лучше всего в библиотеке или в своих покоях, где можно забраться с ногами в мягкое уютное кресло, свернуться там калачиком, читая книжку.

В мечтах время летит быстро и вот, наконец, моя последняя на сегодняшний день обязанность: проводить гостей до их комнат. Северянам отвели целый этаж в западном крыле. Мои покои, а так же комнаты отца с матерью и брата, все, находились на этом же этаже, но в южном крыле. То есть и довольно близко, и, в то же время, не под боком. Хоть не будем стукаться носами...

Зато я смогла пересчитать наших гостей. Семеро, и все сплошь благородные. С ними было всего двое слуг и их расположили в людской. Удивительно. Обычно правители и свита таскают с собой никак не менее дюжины прислуживающих... но впрочем, равнять северян с людьми изначально большая ошибка.

Хотя, внешне отличий вроде немного. Рост? Так южнее Даерана, у моря, обитает народ на диво рослый, да еще и темнокожий к тому же. Или вот когда Лэсс'о пару раз заглядывали в столицу, вот там диво, да. Так что можно сказать, что это не северяне высокие, а мы низкие. Светлые волосы? Да, свита Князя вся поголовно светловолоса, различались только оттенки, но вряд ли это можно считать чем-то совсем уж особенным.

Вообще-то, больше всего эти мужчины напоминали воинов, а не аристократов, не было в них ни лощености, ни приторно сладких манер и речей. Скорее, наоборот, из каждого словно просачивалась суровая холодная сила, не обещающая ничего хорошего посмевшим ее разбудить.

Я наблюдала за ними украдкой, вслушивалась в незнакомую речь да гадала, о чем же они говорят, о чем перешучиваются. И только надеялась, что не обо мне.

Как назло, последним расселять пришлось Князя, так как самые просторные и шикарные апартаменты находились в конце коридора.

Оставшись с ним наедине, я оробела до такой степени, что шла, уткнувшись взглядом в пол, и едва ли не зажмурившись.

— Вот ваши покои, — сообщила я, распахивая дверь настежь и попуская мужчину вперед. — Все нравится? Чтобы позвать служанку дерните вот за этот колокольчик. Если вдруг захотите поесть или выпить, вон там есть шкафчик с напитками, а ваза с фруктами на столе. Не будете ли вы так добры, сообщить, во сколько вы просыпаетесь?

— Зачем? — удивленно глянул на меня Князь.

— Как это зачем? — даже опешила, от неожиданности вопроса и очевидности своего ответа, я. — Мне нужно сказать служанкам, когда приходить убираться, чтобы ненароком вас не разбудить.

— Вот как, — кивнул сам себе Северин. — За час до рассвета, но сомневаюсь, что ваши девушки так рано встают.

Я пожала плечами, удерживая на языке вопросы. Проявлять излишнее любопытство, да задавать глупые вопросы принцессам не пристало. Только все равно интересно. Хоть и страшно.

— Вам больше ничего не нужно? Тогда я пойду...

— Стойте, хозяюшка, — остановил меня в дверях голос. Я нерешительно обернулась. Князь продолжил. — Не поможете ли мне? За время пути мои волосы изрядно спутались, но доверить их служанке я вряд ли смогу. А у вас добрые руки.

Только сейчас я обратила внимание на его косу. Она была толстой, в два раза толще обоих моих, не самых, надо заметить, редких, и кончалась где-то на уровне середины бедра мужчины. А уж цвета была и вовсе изумительного: такого белого, что даже в голубизну. Вот уж, ни дать, ни взять, Ледяной Князь, верно его прозвали.

— Прошу простить меня Ваша Светлость, но мне не положено вас касаться, тем более, когда мы вдвоем в ваших покоях, — слова лились изо рта на удивление ровно, хотя спина покрылась мурашками от страха. А ну как разозлится?

Князь моргнул, и некоторое время молчал, словно обдумывал мои слова.

Руки против воли затряслись.

Наконец он заговорил:

— Я извиняюсь, если смутил вас. Но, честное слово, это так непривычно, что вы не знаете обычаев моего народа... Мне всего лишь хотелось показать вам степень моего доверия и моей... симпатии.

Теперь озадачилась я.

— Неужели расчесывание чужих волос это признак доверия?

Его Светлость кивнул, сжимая и разжимая кулаки, будто не знал, что делать со своими руками.

— Мы трепетно относимся к своим волосам. Ну и в любом случае... вы не обязаны соглашаться.

— Хорошо, я позабочусь о вас. Только сядьте, пожалуйста, — согласилась я поколебавшись. Закрыла дверь, прошла обратно в комнату и подошла к севшему в кресло Князю. Вот смешно! Сесть-то он сел, да только ростом все равно повыше меня был.

— Ой, — Я, честно сказать, изрядно растерялась, смотря то на гребень, который достала из комода, то на мужчину. — Какой вы высокий...

Северин негромко рассмеялся, встал и уселся прямо на пол, то есть на пушистый, с причудливым узором, ковер, около кровати. Я, сообразив, зачем это, села на ее краешек и, сняв перчатки, принялась аккуратно расплетать косищу, стараясь не дергать слишком сильно. Волосы и правда спутались, такой колтун самому не расчесать. Хоть они и были не чета моим — мягкие, шелковистее, прямые. Ухаживать за такими — одно удовольствие.

Я молчала. Во-первых, потому, что не знала о чем говорить, а во-вторых, потому, что побаивалась Князя, против воли, то и дело, кидая взгляды на дверь: вдруг кто-нибудь зайдет и у меня появится повод сбежать? Да, я успела пожалеть о своем поспешном решении остаться. Но, как назло, никто и не подумал навестить Князя. Северяне, скорее всего, сразу же легли спать — дорога редко кому бодрости прибавляет, а прочим не было дела.

Пришлось аккуратно, чтобы ему не дай Богиня не померещилось какое обидное движение, расчесывать и расплетать узелки. На все ушло не меньше получаса, но я взмокла так, будто в печке их просидела.

— Спасибо, — Князь встал сам и протянул руку, которую я не могла не принять. Хотя чего там помогать-то, встать с кровати...

— Рада помочь, — кивнула я, смотря в пол и поспешно натягивая перчатки. — Мне пора идти. Покойной ночи.

— И вам спокойной ночи, принцесса.

Наконец-то, я на свободе!

В своих комнатах, я первым делом приказала служанкам наполнить ванну горячей водой. Хотелось смыть с себя не только пот, но и все произошедшее сегодня, в наивной детской вере, что завтра утром все вдруг окажется лишь нехорошим сном. Страшным. Но все-таки сном.

Как и следовало ожидать, надежды мои не оправдались: с самого рассвета во дворце царил и правил переполох. Ах, как же, первый весенний бал! Да еще и такие гости!

К тому же, случилось кое-что выходящее далеко за рамки моих планов и ожиданий.

На завтрак я привычно не пошла — в вуали все равно нормально не поешь, а придворные, уверенные, что все благородные девушки спят до обеда, не обидятся. На самом деле спали не все, а вот чтобы накраситься-одеться-причесаться уходила уйма времени. Я предпочитала почитать в своих покоях с чашкой ароматного отвара и свежей, еще теплой сдобой.

На сегодня у меня была намечена весьма активная, но и настолько же скучная программа. После обеда и до начала, собственно, бала, меня будут 'приводить в порядок', причем мне всегда кажется, что все служанки делают это с крайним злорадством. Главная их отговорка: 'Красота требует жертв!' А чем больше жертва, тем соответственно больше красота, так что терпеть приходилось немало.

Есть на что пожаловаться, но бессмысленно. Во-первых, этого все равно не избежать, ибо положение обязывает, а во-вторых, я просто не люблю жаловаться. Только себе, иногда, наедине.

Так или иначе, а до обеда у меня есть свободное время. День выдался потрясающим — и не очень холодным, и не теплым, с крыш не капало, к тому же солнце на безоблачном небе светило вовсю! В такой день сидеть в четырех стенах просто кощунство, и я решилась на прогулку по парку. Пока его не заполнили гуляющие парочки.

Служанкам на глаза лучше не попадаться — мигом найдется 'неотложное дело государственной важности'. Хорошо хоть фрейлины еще почивали в кроватях, иначе спасу бы от этих вездесущих дамочек не было. Суматоха давала мне отличный шанс незаметно добежать до запасной двери, которой уже никто и не пользуется, потому что через кухню выйти и быстрее и приятнее, чем пыль по углам собирать. Дверь это вела во внутренний двор, где тренируются наши воины, а там и до парка рукой подать.

...Потом мне рассказали, что северяне, дружной гурьбой, включая и двух слуг, встали вместе с Князем, как он и говорил, за час до рассвета, и пошли на задний двор на тренировку. Стража удивилась (наши продирали глаза на пару-тройку часов позже) но и слова против сказать не посмела.

Тренировка у них шла долго, уже и воины дворцовой стражи проснулись, пришли поглазеть, да подсмотреть, потренировались и устали, а северянам хоть бы что. И тут стали они метать свои диковинные кинжалы и ножи в древнюю, но крепкую дубовую дверь, где в незапамятные времена чья-то шаловливая рука начертала кривоватую мишень. Видимо, посчитали ее своеобразным щитом, а предупредить их никто не удосужился, все глазели на гостей разинув рты, да и кто знал, что этим ходом принцесса повадилась ускользать из под неусыпного надсмотра еще в детстве?..

Я, ничего не подозревая, быстро потянула на себя дверь. Что-то свистнуло мимо, висок обожгло несильной, но явной болью, и я с удивлением увидела, как на пол падает прядь моих волос.

Первая мысль: слава Богине, вуаль на месте.

Вторая: а что собственно это было?

Не успев додумать третью, я увидела торчащие из двери как раз на уровне моей головы два кинжала и несколько метательных ножей, отливающих почему-то голубым цветом. Кажется мне, что ли? Потом перевела совершенно дикий взгляд на растерянно замершего полузнакомого по вчерашнему ужину северянина, так и застывшего не успев разогнуть колени.

Голова закружилась, теплая кровь, стекая, намочила вуаль, расползаясь по белоснежной ткани кровавым пятном.

Немая сцена, как говаривала порой мама.

Первым опомнился Князь и тут же бросился ко мне, взял за плечи — видимо боялся, что упаду в обморок, и аккуратно вытянул из дверного проема во двор.

— Принцесса!.. — это было единственное слово, которое он смог из себя выдавить, но зато, сколько в нем было эмоций!

Тут уже опомнились и горе-метатель и глазеющие стражники с воинами, поднялась жуткая суматоха, где все бегали, создавая видимость полезных действий, но, увы, больше мешая. В тайне многие наверняка надеялись, что о них и их 'помощи принцессе в нужный момент' потом доложат королю, а тот расщедриться на вознаграждение.

Князь же быстро оторвал от своего рукава лоскут ткани, (чистый! — успела отметить я облегченно) и приложил к моему пострадавшему виску. Клянусь, не будь здесь столько свидетелей, я бы зашипела то боли. Но нельзя.

— Принцесса, у вас голова не кружится? Не тошнит? — обеспокоенно спрашивал Князь, отмахиваясь от какого-то слишком приставучего стражника сующего ему зачем-то флакончик нюхательных солей. — Черные точки в глазах не мелькают?

— Нет, все хорошо, спасибо, — заученно ответила я, гадая, куда бы пристроить руки, чтобы никто не заметил, как они трясутся. Меня подвел голос, ставший совсем тихим и с заметной хрипотцой.

— Точно? — прищурился Князь, прекрасно все заметив.

— Да... Можете, не беспокоится. — Я перевела дыхание. — Господа! Не проводит ли меня кто-нибудь до моих покоев? И позовите лекаря, пожалуйста. — Все, как и положено принцессе. Ничего лишнего не сказано, но и спесивым мужчинам предоставлен шанс почувствовать себя героями, рядом со слабой девушкой.

Вызвались сразу несколько. Князь тоже пошел следом, может, чтобы присмотреть, но скорее, чтобы запомнить, где находятся мои покои и строго-настрого запретить своим и близко к ним подходить. А то мало ли что.

Дворцовый лекарь долго смеялся над моим рассказом. Царапина не была серьезной, но я очень сильно боюсь боли, так что выпила целый пузырек успокоительного настоя, да еще и в камин кинула сушеной травки с непроизносимым названием и очень приятным ненавязчивым запахом.

Потом пришли фрейлины, служанки и началось 'приведение в порядок'. Бал еще никто не отменял. Их причитания об 'утреннем инциденте' дико раздражали. Как и все остальное впрочем.

Ох, самое ужасное ведь только впереди.

Бал.

Госпожа моя, светлая Богиня, дай мне сил...

Потому что перед глазами по-прежнему стояли ножи из голубого металла, а руки тряслись слишком уж сильно.

Наступил вечер. У меня разболелась голова, от бесконечного щебетания фрейлин, которые, видимо, считали своим долгом сообщить мне обо всех, даже мельчайших изменениях во дворце, его обитателях и их личной жизни. От утреннего испуга и еще, наверное, от царапины на виске.

Но кое-что полезное я все-таки узнала. Скандала из-за того, что произошло утром, не случилось. И, слава Богине. Хотя папа ни за что на свете не стал бы портить отношений с северянами, но я все-таки немного беспокоилось. Ведь все так глупо вышло... Стечение обстоятельств. Случайность. И тем не менее...

Мое платье было светло-голубым, разумеется, в угоду гостям. Служанки не заметили как при виде этого цвета, поразительно напоминавшего цвет кинжалов северян, у меня задергался глаз. Да еще и пришлось надеть туфли на высоком каблуке — нам с Князем по правилам предстояло танцевать, что при такой разнице в росте не слишком удобно.

Привычное отсутствие выреза на платье, плотная вуаль, перчатки — ничего это не спасало меня от взглядов, которые кидали на меня гости, когда я спустилась в бальный зал. Особенно женская их часть.

И хотя меня сегодня "собирали" особенно тщательно, ожидая, что именно на балу будет сделано официальное предложение замужества, я прямо-таки слышала, как поскрипывали мысли в головках разряженных кумушек.

"Ах, какой ужас, принцесса не следует моде!.. "

Так было всегда, пора бы уже и привыкнуть. Но аристократия не хотела привыкать. Они хотели обсуждать, осуждать и злорадствовать. Скорее привыкнуть стоило бы мне.

Отец с северянами кружком стояли поодаль и что-то обсуждали. Я, как настоящая принцесса, позволила себе опоздать почти на час, чтобы пропустить обязательную торжественную часть. Но от другой увильнуть нет возможности. К сожалению.

— Отец, господа, — я присела в изящном реверансе, мужчины поклонились в ответ. — Надеюсь, я не сильно припозднилась?

— Ну что вы, — учтиво ответил Князь, смотря прямо мне в глаза. — Такой девушке все можно простить.

Я поспешно сменила тему и увлекла гостей светским разговором, то и дело, ловя одобрительные взгляды отца. Смущаться я могу сколько угодно, но привычки, вбитые накрепко с детства, работают и сами по себе.

Сальвиты из свиты Князя оказались действительно интересными собеседниками. Я и сама не заметила, как была вовлечена в жаркий спор о достоинствах и недостатках самых знаменитых пород наших даеранских лошадей. Меня немного удивило, что гости так много о них знали, но потом я поняла, что на севере разводили своих и регулярно обменивались молодняком с королевскими торговцами. Оказывается, добрая треть самых знаменитых жеребцов имеет в своей родословной северную кровь. Забавно, я и не знала.

Еще смешнее было слушать, как говорили северяне. Язык им, в отличие от Князя явно давался с трудом, особенно тому, что с утра чуть не влепил по мне ножом. Он уже раз десять извинился, все больше и больше путаясь в словах и то и дело краснея.

Князь молчал, просто стоял рядом с нами и улыбался. Отец давным-давно ушел к прочим благородным. Кажется, я немного забылась.

Словно подтверждая мои мысли один из лордов предложил:

— Может принцесса хочет сама убедиться, что наши лошади ничуть не хуже ваших? — азарт был прямо-таки нарисован на его лице.

— Благодарю за предложение, но я вынуждена отказаться, — несмотря на все усилия сохранить невозмутимый образ, голос немного сел.

И Князь не преминул этим воспользоваться:

— Разрешите пригласить вас...

Натянуто улыбнувшись, я вложила свою ладонь в его прохладную (я почувствовала это даже сквозь перчатки) руку. Мы закружились в танце. Я, честно признаюсь, не думала, что Северин знаком с нашими танцами, но он вел меня так уверенно и без малейшей напряженности, что я даже позволила себе немного расслабиться и просто получить удовольствие.

Рано.

Крутанувшись, Князь прижал меня к себе и так неожиданно, что я против воли вздрогнула, прошептал на ухо:

— Не любите животных?

— Люблю... Но почему это должно вас волновать?

— Простой интерес, принцесса. Вы мне интересны.

Простой интерес, как же! И как понимать последние его слова?

— Вы чудесно танцуете, Князь. Я даже не думала, что вам известны наши танцы.

— Почему же, — Северин слегка пожал плечами, не отрывая от меня взгляда синих глаз. — Они не настолько сложные, чтобы я не смог их выучить. Хотя до вашей грации мне очень далеко.

— Льстец, — я притворно кокетливо опустила глаза, внутренне кипя от гнева. Грациозна! Уж, не как кошка ли?!

Я не вправе показывать свои чувства, негативные тем более. Но его слава меня серьезно задели. И самое ужасное, что он не хотел меня обидеть, он просто не знал из-за чего я обречена прятать лицо и тело, не только от прочих, но и от себя. И насколько я ненавижу кошек. Любых.

Когда же закончится эта музыка!

— Принцесса? — тихо позвал меня Князь.

Нельзя на него смотреть, по глазам прочтет... Так, улыбку на лицо, голову чуть-чуть на бок, пусть думает, что я поглощена танцем... Но провести Князя не так-то просто.

Одной рукой он приподнял мое лицо за подбородок, не прерывая танца и заставляя глядеть ему в глаза и остро желать сбежать подальше. Собственно, это сейчас очень даже возможно, ведь меня обнимает только одна его рука...

Нет! Я принцесса и не могу такого себе позволить, пусть и очень хочется. Если бы это был простой придворный или даже лорд... но не Князь, не владыка северян!

— Я обидел вас, — Это был отнюдь не вопрос. — Простите... Хотя я не понимаю, что было обидного в моих словах.

— Не стоит волноваться... из-за такого пустяка, — смогла-таки улыбнуться я, в мыслях ругая себя последними словами за оплошность. Хотела сказать 'из-за меня'. Хорошо, что не сказала! Какая была бы глупость. Словно он стал бы за меня волноваться. Вот еще! Другое дело, если обиженная девчонка побежит жаловаться папочке, на фоне произошедшего утром, это смотрелось бы... неприглядно, мягко сказать.

— Не думаю, что это пустяк, — не согласился Северин.

И тут музыка, к моему облегчению, закончилась, позволяя прервать неприятный разговор, а Князя утащила танцевать одна из моих фрейлин пошустрее. Немного погодя, я, сославшись на головную боль, ушла к себе. Отец не препятствовал, он меня хорошо понимал. А может просто не хотел портить и без того малое время, что отведено мне еще быть дома...

Бедные служанки, каково им будет узнать, что долгожданное предложение не было произнесено и старались они сегодня впустую!

Следующий день не задался с самого своего начала. Всю ночь промучившись кошмарами, под утро я, едва успев забыться зыбкой дремой, свалилась с кровати, в кровь расшибив коленку и локоть. Во время завтрака случайно перевернула поднос и мало того, что испортила платье, ничего страшного, у меня таких полно, так еще и залила травяным настоем книгу, которую читала.

Все просто валилось из рук, голова разрывалась от боли. Вовремя, что и говорить...

Ко всему вышеперечисленному добавилась тошнота, общая слабость и злость на саму себя. Принцесса!.. Да куда там уж! Размазня, о которую сейчас каждый был способен вытереть ноги.

Что и сделали несколько особо злоехидных фавориток приближенных лордов, едва я имела неосторожность высунуться в коридор в надежде увидеть там лекаря (посылать служанку, которая потом растреплет на весь дворец, было попросту недальновидно). Стараясь не потерять достоинства, я, как могла вежливо, огрызнулась в ответ, и спряталась обратно в свою норку, зарекшись до вечера ее покидать.

Сердечно попросила фрейлин меня не трогать (осторожно спросила о лекаре и получила в ответ кучу 'полезной' информации, из которой кое-как выудила нужные сведения: отсутствует по личным причинам), и наконец, осталась в блаженном одиночестве.

Ненадолго, впрочем.

Ближе к обеду ко мне в покои постучался один из северян, тот самый, едва не проделавший лишнюю дырку в моей голове, и снова принялся долго косноязычно извиняться, обещая любыми способами загладить свою вину. Еще вчера я бы посмеялась, но сегодня могла только глухо и раздраженно ворчать. Правда, только мысленно. Пришлось расшаркиваться еще и с ним, что хорошего настроения отнюдь не прибавляло.

После, спровадив, наконец, Сарона (таки сподобилась узнать, как его зовут), я долго думала с чего бы ему ко мне приходить. Во-первых, извинялся он вчера, во-вторых, Князь принес официальные извинения, и отец от моего имени уладил эту неприятность... Князь! Может он, распознав мою обиду, решил просто напросто перестраховаться, вот и приказал парню извиниться повторно? Да, скорее всего так и было, ибо других причин лично я найти не могу.

Однако же вечерний бал никто не отменял. Шла я на него опять в туфлях с невыносимо высокими каблуками, и разряженная пуще вчерашнего раза в три.

Сегодня торжественной части не было, ведь это уже второй бал, зато были приглашены артисты, менестрели и циркачи. И помимо самого высшего сословия, здесь присутствовали еще и наиболее влиятельные купцы-торговцы, главы Гильдий и как ни странно некоторые из архимагов, в том числе и ректор Академии Магических Наук, который на моей памяти ни разу не покидал ее стен. Маги он такие. Им не до мирских дел, и уж тем более не до всяких там пустых приемов. Однако вылез же, вот странность!

Все присутствующие с жадным любопытством наблюдали за северянами, и за мной, раз уж я обязана постоянно быть в центре внимания. Это неимоверно раздражало, и я неустанно благодарила Богиню, что за вуалью не видно того жуткого оскала в который против воли изгибались губы.

Лекарь так и не явился, и я всерьез опасалась упасть в обморок, порой водилось за мной и такое. Особенно если перенапрягаться и бегать на таких вот ходулях... Вуаль моя и так была пропитана мятным раствором, но я, честно, сомневалась, что это маленькое ухищрение сильно мне поможет в случае внезапной дурноты.

Людям (за северян не поручусь) было весело. Вопреки всему, звучавший смех был искренним, насколько это возможно, разумеется, а менестрели вместо обычных нудных и длинных баллад, пели задорные куплеты из Летописей Аллера.

Танцевать, несмотря на радостную атмосферу бала, совсем не хотелось. Но пришлось. Сначала с Князем, и я прокляла каблуки, потому что танцевать на них быстрые танцы невозможно, и спасибо Северину, что прекрасно это понимал и крепко меня держал. Потом, по очереди, почти со всеми приближенными лордами и с половиной северян. В том числе и с Сароном, который почему-то решил, что я на него обижена и извинялся, прямо во время танца, причем вдвое усердней, чем в полдень, и втрое чем на вчерашнем балу.

Я не знала, как от него отвязаться, серьезно. Сколько можно? Но парень смотрел на меня несчастными карими глазами и видимо серьезно переживал (интересно только из-за чего), не желая в то же время понять, что меня его сожаления, в данный момент, ничуть не трогают.

— Принести вам вина? — Сарон чуть склонился, заглядывая мне в глаза.

— Буду весьма признательна, — обрадовалась я. Хоть секунда передышки!

— Кажется, мой драгоценный собрат вам наскучил, — раздался вдруг прямо над ухом смеющийся голос Князя.

Не на шутку испугавшись, я шарахнулась в сторону.

— Князь!.. — от возмущения даже забыла сделать вдох, и потому едва не закашлялась.

— Простите, принцесса, — покаянно склонил тот голову. — Я не хотел вас напугать.

— Прощаю, — украдкой перевела дух. Еще пару раз так напугаюсь, и не только глаз задергается.

— Прогуляемся? У вас чудесные сады. Вы не против?

Я с готовностью дала ему руку:

— Вовсе нет! К тому же тут немного душно...

Мы выбрались сначала на веранду, а затем спустились в сад, вдоль и поперек испещренный аллейками. Здесь круглый год царило лето, маги поддерживали и обеспечивали сад всем нужным, и сейчас можно было спокойно гулять, не натягивая на себя теплого плаща.

— Я думаю, нам стоит поговорить, — Князь очень внимательно посмотрел на меня.

Я насторожилась.

— О чем же?

— Мы оба понимаем, что наш будущий брак — дело решенное. И меня, честно сказать, уже достал весь этот фарс. Послушайте, — он вдруг остановился и взял меня за плечи. — Послушайте, Лазорь, вы ведь умная девушка. Мы ехали сюда полтора десятка дней, дорога назад еще только предстоит, а я тут трачу время на балах! Мое Владение, конечно, переживет месяц без меня, но кто знает, что может задержать нас в дороге... Завтра, именно завтра, и ни днем позже, я сделаю официальное предложение. А послезавтра мы отбываем домой. Вне зависимости от вашего решения, потому что, да, не смотрите на меня такими глазами, вы можете отказаться. Но мы с вашим отцом уже обо всем договорились, все бумаги подписаны, дела улажены. Нужно лишь провести официальную церемонию. Так вот скажите: вы хотите уехать со мной?

— Что я могу ответить?

— Вы можете согласиться или отказаться.

— И что тогда будет?

— Я приеду через год и повторю предложение. И так до тех пор, пока вы не согласитесь или же отец не заставит вас это сделать. — Могу поклясться, что на этих словах синева княжьего взгляда изрядно потемнела.

Отец... он меня любит. И мать любит. И всех нас любит, да. Но свое Королевство, что уж скрывать, он любит больше.

— Это уже ничего не изменит, не так ли?

— Не изменит. Но я хочу знать.

— Нет, — неожиданно честно ответила я, ошеломленная его словами. Что и говорить, со мной редко кто, кроме отца, так разговаривал... Так честно, так по-настоящему... Без фальши, лжи, без ненужной мишуры этикета и придворных правил... — Я не хочу ехать. Но не стану отказываться от брака.

Либо я совсем ничего не понимаю в жизни, либо мне просто привиделось, но Князь отчетливо облегченно вздохнул.

А потом вдруг поднес мои руки к лицу и поочередно поцеловал тыльные стороны прямо через перчатки.

— Свою защиту, понимание и верность я вам обещаю. Слышите, принцесса? Мы едем на север!

Все произошло так быстро... Я даже не успела обдумать слова Князя, как он уже вел меня обратно ко дворцу, где сдал на руки двум служанкам с приказом уложить спать.

А сам ушел. Замечательно.

Собственно то, что я уже фактически замужем я осознала только когда, отмокнув с часок в горячей ванне, легла спать. Весь ужас ситуации накатил как-то разом, резко, вызвав противную нервную дрожь.

Два дня... Два дня, и я распрощаюсь навсегда с домом, со всем, что мне знакомо, и со всеми кто знаком, тоже... Так мало, так бесконечно мало, Боже...

Ха, а служанки снова старались зря.

Не люблю фальшь. Может и странно слышать такое заявление от той, кто буквально с рождения находилась во власти лжи, фальши и придворных интриг, научившись все это понимать и всем этим пользоваться, но тем не менее. Хотя, если посмотреть с другой стороны, может, поэтому и не люблю...

Сейчас фальшью все было буквально пропитано. Или, по крайней мере, мне так казалось. Еще не было произнесено официальное предложение, но кое-кто меня уже поздравил и, что самое ужасное, я знала: слуги, под присмотром управительницы, складывали в походные сундуки приданое. Я еще не уехала, а фрейлины уже делили между собой открывшиеся возможности, и позволяли себе язвительные и издевательские ухмылки, плохо замаскированные под сочувствие.

Я еще здесь, но для всего замка словно уже исчезла... Нас разделяет короткое и неизбежное 'навсегда'. Навсегда я уезжаю, навсегда прощаюсь... И навсегда остаюсь, жаль лишь, что только в памяти отца и матери, вряд ли даже брат через десять лет сможет воспроизвести в памяти черты моего лица.

Зато северяне радовались. Они сияли как начищенный воском паркет, будто отбывали у нас наказание и теперь возвращаются на свободу. "А они и возвращаются, — мелькнула мысль, — просто у каждого свобода своя, и мне теперь, скованной неравным браком, ее не видать никогда."

Зачем питать лишние иллюзии? Останься я дома и моим мужем стал бы какой-нибудь лорд или герцог, мечтающий добраться до трона. Официально в нашей стране не может править женщина, никогда ничего подобного не бывало. Так что все просто: несчастный случай, неудачные роды и вот нет больше Лазорь, ах, какая жалость. А подрос бы мой брат, наверняка отбил бы трон для себя — королевская кровь не водица, обязательно отзовется.

Князю хотя бы не нужно меня убивать.

Мы разговаривали уже, все втроем, я отец и он. Решали, что делать со свадьбой и сошлись на том, что она будет проведена на родине Князя и по его обычаям, а поеду я туда невестой, и без сопровождения из-за какого-то странного барьера на границе, про который Князь долго рассказывал. Как принцесса я не могла не признать: разумно. Как девушка... на фоне всего остального, сама свадебная церемония волновала меня меньше всего.

Потом фрейлины и служанки невероятно долго, с каким-то жутким остервенением, наряжали меня в 'торжественный' наряд, и сооружали на голове нечто невообразимое... Ах, да и еще, каждая из встречающихся мне женщин, считала своим долго дать безумно ценный совет о дальнейшей замужней жизни.

Неудивительно, что прямо перед началом бала, я, не выдержав всего этого, метнула в стену поднос с фарфоровыми чашками наполненными чаем, и впервые на своей памяти позволила себе вдоволь порыдать, заперевшись от всех в комнате. Потом выпила полкувшина травяного настоя с мятой, чтобы хоть немного привести нервы в порядок, умылась, прицепила вуаль заколками и пошла в зал, как на казнь.

Мне немногое запомнилось из того вечера. Придворные радовались, что наконец-то от меня избавятся, сальвиты, что недолго им осталось на чужбине... Отец старательно натягивал на угрюмое лицо делано-веселую улыбку и, кажется, готов был их всех скопом удавить.

А вот что чувствовал Князь, оставалось загадкой — он и улыбался, хмурился, смеялся и вел беседы, но я каким-то неясным далеким чувством знала, что это лишь маска.

Немного позже, когда люди уже успели выпить, но еще не напились до поросячьего визга, было собственно произнесено само предложение. Обидно короткое и лаконичное, безо всяких привычных мне витиеватых фраз, оборотов и прочих занудностей. Но ответ отца, растянувшийся едва ли не на полчаса, с избытком покрыл эту, как многим могло показаться, оплошность. Моя ладонь была торжественно вложена в руку Князя, и мы чинно удалились из зала.

С трудом подавив желание вырвать руку из цепкой хватки Князя я шла, сцепив зубы. Описать невозможно, как мне было гадко в этот момент! И еще хуже от того, что отец, немного помаячив перед гостями, поднимется к себе и будет мрачно в одиночестве заливать горе вином.

— Принцесса.

Я выплыла из болота унылых раздумий и с удивлением обнаружила, что мы стоим перед дверьми моих покоев.

— Простите, я задумалась. Доброй ночи.

— Постойте, — Северин и не подумал меня отпускать. — Я понимаю, что вам сейчас совсем не до того, но возьмите с собой больше теплых вещей. Ехать долго, а погода отнюдь не летняя.

— Хорошо, — нетерпеливо дернула головой, обозначая кивок. — Это все? Я могу идти?

— Еще нет, — с невозмутимым лицом ответил Князь. — У нас принято дарить на свадьбе невесте то, что она попросит. Любой подарок на ваш выбор, принцесса. Любое желание.

В первый момент я чуть было не ляпнула 'свободу!' но потом вспомнила, что от этого брака зависит, как отец бился над ним, Богиня знает, сколько времени, и что означает он вечный мир с сальвитами, мир который нам отчаянно нужен...

— Ну же, Лазорь, — Князь ободряюще мне улыбнулся, — неужели нет ничего такого, о чем вы мечтали?

— Почему же? Есть. И мечты есть, и желания. Но, простите меня ради Богини, Князь, вы не тот человек, которому я могу их доверить. Мне ничего от вас не нужно.

Я смотрела ему в глаза. В синие, холодные и очень странные, словно бы далекие, глаза. И видела, как он сначала растерялся, а потом... потом закрылся, спрятался как в скорлупе, за очередной равнодушной маской.

— Вот как...Тогда мне остается только надеяться, что когда-нибудь вы посчитаете меня достойным своего доверия. Ваше желание вы можете высказать в любое время, помните об этом. Доброй ночи, принцесса, и пусть вас не побеспокоят кошмары. — Северин поклонился и, развернувшись, ушел. А я еще некоторое время стояла, как последняя... фрейлина, около своих дверей и думала.

Интересно про кошмары он просто так добавил или?..

Так или иначе, но спала я хорошо и даже отлично выспалась, несмотря на то, что меня подняли на рассвете. Приняла ванну, оделась в дорожный, сшитый специально для этого путешествия костюм, очень теплый, надо заметить. Заплела волосы — сама, отослав всех служанок прочь — в две тугие косы, завязала любимыми волшебными ленточками...

... И долго бродила по комнате дотрагиваясь до каждой вещи, запоминая... Я не вернусь больше. Не сяду в уютное кресло с книжкой, не задерну темные шторы, и на новой кровати мне станут сниться совсем иные сны. Огонь в камине станут зажигать чужие, не мои, руки, и никогда больше не гореть в нем травкам из зеленого мешочка, выданного мне лекарем давным-давно.

Напоследок долго смотрела в зеркало, то самое положенное каждой принцессе, смотрела на свое, знакомое с детства лицо. Князь его еще не видел, так и сейчас он обращается со мной... странно. Что будет дальше? Здесь я дома, я в своем праве, а там? Как жить — надеясь лишь, что у этого человека хорошее настроение? Я принцесса, но станет ли этот титул что-то означать на чужбине или обратиться в пустой звук?

Вуаль заменил плотный темный шарф — заодно и лицо не замерзнет. Темные волосы скрылись под капюшоном черного же лишь кое-где прошитого золотой нитью плаща.

— Принцесса! — Забарабанили в закрытую дверь. — Принцесса, время!..

Что ж... прощайте родные стены.

Мне так не хотелось признавать, что детство, какое бы оно ни было у принцессы, кончилось. И даже не просто детство... Вся прошлая жизнь.

Внизу меня ждут запряженные лошадьми сани. Что будет дальше?..

Дорога изо льда

Не стану описывать, как мы прощались. Никак. Во внутреннем дворе собрались понаблюдать придворные лизоблюды, стояли одетые в парадные мундиры стражники. Жрец Бога и две жрицы Богини поочередно обошли сани с кадилами — благословили меня на дальнюю дорогу и святой брак. Потом явился маг и устроил небольшое представление с летающими яркими иллюзиями бабочек и еще каких-то тварей — сам он это всегда звал балаганными фокусами, но народу нравится, а народ диктует условия. Отец же сначала долго говорил с Князем, потом просто обнял меня, быстро усадил в сани и процессия тронулась. Я его понимала, у самой на глазах блестели те же слезы... Все пыталась, глупая перехватить взгляд, глазами рассказать как люблю его, как страшусь покидать... Не смогла.

Цветочную улицу украшали несколько дней, специально привозили из-за города снег и утаптывали, чтобы могли беспрепятственно проехать сани. Мне об этом рассказывали фрейлины, но воочию видеть пришлось только теперь. Радости все эти гирлянды, ветки и цветы, сложенные из ткани, не прибавили — словно праздновался мой отъезд, а не будущая свадьба...

Процессия выехала за ворота, промчалась по улице и вырвалась прочь на вольный простор, взметая копытами снег. Я оглянулась на родной город: Даеран окруженный снегом с поднятыми флагами был прекрасен... Прощай, мой милый, спасибо, что дарил мне кров столько лет...

До Хрустальной нас должен был сопровождать гвардейский отряд, возглавляемый кем-то из дворян — я не помнила его в лицо. Ни со мной, ни с северянами они не говорили, и держались несколько поодаль, и вскоре я перестала обращать на них внимание.

Возницей на моих санях был один из двух слуг, приехавших с северянами. Второй ехал рядом на лошади, готовый в любое время исполнить любой каприз. То есть наверняка не любой, скажем, деликатесы они вряд ли с собой тащат ради меня, но видимость паренек создавал нужную.

Мне же было плохо. Не физически, тут как раз все в порядке, а, в душе, где-то глубоко внутри. Без видимой и четкой причины, просто плохо. Но под шубой у груди согревал мысли тонкий белый конверт, украдкой, в спешке, сунутый отцом мне в руки. Я прочитаю письмо вечером, в свете огня и мне станет чуточку легче.

Разговаривать не хотелось. Наши дипломаты, год за годом ездившие в Хрустальную, худо бедно разбирали лларен, и что смогли, передали мне. Не сказать чтобы много, но с пятого на десятое пойму, а там — научат. Не нужна же им косноязычная правительница, в конце концов? Я думаю, что нет.

Вскоре поднялся ветер, закружил поземку, и я совсем престала что-либо видеть в этом снежном безобразии. Но этого и не требовалось: еще три-четыре дня мы будем ехать по территории Даерана, а свою страну я в достаточной степени знаю.

Триста восемьдесят лет назад Объединенного Королевства не существовало, были десять свободных королевств, каждое под началом древнего рода. Королевство Даеран было самым большим и самым воинственным, им правил род моего отца, правил мудро и строго.

Между собой королевства не всегда дружили: распадались династические браки, переносились границы, делились наследники... Все вместе сплочались лишь против общих врагов — Интара на юге, и сальвитов на севере. Западная граница тогда была морской и угрожали ей лишь пираты, а на востоке обитали, да и сейчас обитают, многочисленные "нелюдские" народы от веку не воевавшие с людьми.

Считалось что род каждого правителя особенный, что его кровь дает силу. Наш придворный маг считал это суевериями, пришедшими из древней памяти о "Высоких". Жрецы, наоборот, в один голос твердили о правдивости легенд и потому не запрещали браков меж дальними родственниками, признавая желание сохранить чистоту крови. Я не задумывалась раньше над тем, кому верить.

Потом род моего отца вдруг поддержал один из "Высоких" чьего имени история не сохранила, и один за другим даеранцы завоевали все десять королевств. Мне думается что помощь того мага дорого обошлась нашему роду, а впрочем, не знаю. Говорят, он исчез потом, и больше про него ничего не известно.

Объединенное Королевство еще долго не было стабильным: восстание шло за восстанием, откалывались и присоединялись провинции... Утеряно с тех пор западное побережье, ныне оно зовется Вольными землями, над которыми нет власти ни единого из государств. Там же по слухам обитают дальние родичи интарцев — Лэсс'о.

Мне всегда хотелось побывать в Вольных землях, искупаться в теплом море, понежиться в красном от закатных лучей песке... Отец старался не покидать без нужды столицу и нам не позволял, так что я мало где успела побывать за свою недолгую жизнь. Теперь это уж точно не удастся — по такому морозу я и сама не горю желанием куда-либо ехать...

Да и кажется походная жизнь не для меня. Вместо обеда — ледяной настой из фляжки и кусок хлеба с подкопченным мясом. Северяне ели прямо в седлах и ничуть не возмущались. Сразу видно — привыкли. Мне кусок в горло не лез, руки без муфты и перчаток мгновенно потеряли чувствительность и перестали гнуться, и я поспешила натянуть меха обратно, вежливо улыбнувшись слуге — надо узнать его имя — и сказав, что не голодна. Он улыбнулся в ответ.

Если сидеть долго без движения все равно замерзаешь, не важно, насколько тепло ты одет. Сани хоть и были довольно широкими, но особо в них не развалишься, да еще мое приданое занимало изрядно места, и к вечеру я изрядно продрогла. Зубы стучали, ноги, словно отнялись, руки одеревенели. И еще хотелось спать.

Но наконец-то, когда стемнело настолько, что я даже возницу не видела, мы остановились у постоялого двора. Вылезти из саней после стольких часов без движения было сложно, но я не подала вида, и обошлась без предложенной слугой руки. И гордо подняв голову, зашла внутрь следом за Князем.

Мне отвели отдельную комнату, куда я тут же приказала принести и бадью с горячей водой и ужин. Расторопная служанка, мигом почуяв свою выгоду, вилась вокруг меня как кошка, и старалась услужить, насколько могла. Хорошо хоть не болтала всякие глупости как мои фрейлины.

Вода в бадье исходила паром, но я упрямо, не обращая внимания на мигом покрасневшую кожу, сидела там пока та не остыла. Комната запиралась изнутри на задвижку, так что можно было не опасаться незваных гостей и не спешить укутаться обратно во все слои ткани. Хозяин постоялого двора не пожалел дров на отопление дома — даже половицы под ногами были теплыми.

С некоторым трудом я вытащила отяжелевшее тело из воды и укуталась в льняную простыню. Волосы, стянутые на затылке шпильками слегка намокли и пришлось их сушить.

Служанка принесла ужин — роскошный, не иначе хозяина загодя известили о нашем прибытии. Я наелась вдоволь, но к вину не притронулась — незачем. Снова накинула на голову платок, загнув краешек чтобы прикрыл лицо и окликнула служанку — та явно ждала под дверьми, раз вбежала мгновенно и услужливо поклонилась.

— Уноси, — я указала на стол.

Девушка споро прибрала со стола, потом кликнула кухонных помощников, вытащивших бадью.

— Пусть Богиня пришлет вам хорошие сны, — пожелала напоследок и вышла, не забыв оставить свечей про запас. Я не стала их гасить, не люблю спать в темноте.

Белье на кровати хрустело, в ногах стояла закрытая жаровня — не замерзну. Я с удовольствием потянулась и укрылась почти с головой, медленн6о уплывая в сон...

В двери постучали.

Сонная, я не сразу поняла, что звук мне не чудится — подскочила, кутаясь в одеяло и судорожно накидывая на волосы платок, который намеренно повесила на спинку кровати.

— Кто? — от растерянности и испуга голос был еле слышен и я, кашлянув, повторила громче: — Кто там?

За дверью зашуршало.

— Прошу прощения за поздний визит, моя принцесса, — ответил глубоким голосом Князь. — Разрешите войти?

— Погодите! — отозвалась я, лихорадочно подхватив со стула, на котором оставила одежду, большую плотную шаль и накинула на плечи. Зеленая ткань укрыла меня до колен. Устроившись в кресле, я поджала под край ночной рубашки босые ступни и позвала: — Входите!

Свечи еще не прогорели и до половины, распространяя свет и легких запах теплого воска; тени причудливо заиграли на лице, одежде Князя, тихо вошедшего в двери, на перевязи с оружием. Впрочем, последнюю он тут же снял и положил у порога, как границу провел. Что бы это значило...

Ему пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться о низкий дверной проем, и у меня вдруг резко задрожали руки — какой же он внушительный... Северин поклонился мне с достоинством уместным больше на королевском приеме, так низко наклонился, что длинная коса, еще помнящая мои руки, обмела пол:

— Принцесса. Прошу прощения, я не должен был беспокоить вас в столь поздний час. Но меня мучила мысль, что весь день вам пришлось терпеть тяготы пути почти в одиночку; без поддержки фрейлин и друзей. Молю вас простить мне это печальный факт, я обязан был подумать об этом ранее. Смею заверить, что с нынешнего момента вас неотрывно будет сопровождать Рихард младший слуга, а я постараюсь ехать рядом.

— Что вы, Князь... — привычная вежливость сорвалась с губ скорее, чем я успела обдумать сказанные слова. — Я вовсе не скучала! Дома у меня немного времени было для раздумий, и... Простите Князь, что у вас в руках? Свечи дают недостаточно света...

Князь шагнул ко мне ближе и вдруг, встав на одно колено, уложил что-то на пол у моих ног — блеснул в неверной свете свеч серебристый мех, и я невольно ахнула, не ожидая подобной красоты не то что здесь, в непонятном гостином дворе, а даже и в руках отца.

— Это плащ и муфта. Ваши не такие теплые, и стоит нам отъехать от Хрустальной — их тепла станет недостаточно. Примите их, не побрезгуйте.

— Встаньте, — неверным голосом велела я. — Спасибо. Правда... спасибо.

Он встал.

— Позвольте откланяться. Спокойных снов. И знайте: у ваших дверей стоят двое воинов, вам нечего опасаться.

— Спокойных снов и вам, Князь...

Дверь за ним закрылась неслышно.

Я не удержалась, тут же соскочила с кресла и бросилась мерить подарок, попискивая от восторга — мех в самом деле оказался светлым-светлым, без единого пятнышка. Плащ пришелся ровно впору, и не имел прорезей до рукавов, зато глубокий капюшон мог укрыть от любого ветра. Муфта была того же меха, но шелковая лента сияла насыщенным синим цветом. Я закинула ее на шею, примерилась к длине — идеально. Словно на меня шили.

Жаль в комнате не нашлось места зеркалу, хотелось бы мне хоть одним глазком посмотреть, как выглядит плащ со стороны. Увы, пришлось спешно разоблачаться обратно: Князь не обманул, мех, в самом деле, оказался очень жарким. Я разложила обнову на кресле, полюбовалась немного и подумала, что в таком любая покажется королевой, подумала и отправилась спать.

Но вскоре вскочила снова и как ошалелая кинулась к вещам, выуживать отцово письмо, про которое, оказывается, успела позабыть.

"Лазорь.

Не хочу водить долгих разговоров, просто знай: я тебя всегда буду любить. Не бойся за свою судьбу, и не бойся Северина — мы с ним достаточно давно знаем друг друга, и поверь, он не похож на наших придворных лизоблюдов, готовых предать ради мгновения превосходства.

Ты этого, наверное, не помнишь, но когда-то вы уже встречались с Князем. Тогда мы ездили с тобой в Хрустальную, где заключили договор на крови. Впрочем, тогда ты была еще совсем ребенком.

Знаю, ты винишь меня. Если бы был хоть единственный шанс отказать Князю, я бы его использовал, поверь.

Будь счастлива.

Р."

Утро случилось раннее: разбудила служанка, и, извиняясь, стала объяснять, что Князь, мол, велел. Велел, так велел, на санях посплю еще немного.

Ночной дар никуда со своего места не делся: но и рассмотреть его подробнее не вышло, служанка хоть и открыла ставни, да снаружи по-прежнему царила и правила ночная темень. Гладя на диво мягких мех, я припомнила сон, в котором нежилась на белоснежном снегу, таком же теплом и мягком, радостно принимающим меня в свои объятия...

— Госпожа, вам сюда завтрак поднести али вниз спуститесь?

— Сюда!

Помня вчерашний день, постаралась наесться впрок. Служанка внесла огромный кувшин с теплой водой, чистые полотенца, помогла умыться, заплести волосы и одеться.

Я снова пожалела об отсутствии зеркала, поправила в последний раз платок скрывающий лицо и поспешила вниз, пока не упарилась под мехами.

У дверей и правда стояли двое северян, один тот час же предложил мне руку. Я приняла, и мы вместе спустились вниз, где, к моему удивлению никого не было.

— Князь поел и ушел тренироваться. Господин Рейон пожелал смотреть лошадей.

Гвардейцев тренировали ежедневно, кроме праздничных дней, но зачем это Князю? Наверное, опять некий обычай. А Рейон — это кажется тот аристократ, из новых, получивших титул за земли, а не за заслуги... Да, теперь я вспомнила его — невысокий, усатый и надменный. Его брат служит при дворе смотрителем за слугами.

Во дворе вовсю кипела работа: заново снаряжали сани, седлали лошадей, навьючивали тюки. Так забавно: двумя группами, отдельно северяне и отдельно, в стороне, гвардейцы под началом Рейона. Дичатся, словно дети малые.

Гвардейские лошади самые обычные: гнедые, вороные, соловые, все хорошей выездки — отец строго следил. А вот у сальвитов кони были какие-то странные: я раз прошла мимо, два, не выдержала и подступила ближе.

Шерсть их, снежно-серая, мягкими волнами обволакивала тела, с непривычно длинными ногами.

— Наши лошади удивляют принцессу? — возник откуда-то слева вчерашний возница, на вид молодой парень, миловидный, с выбивающимися из-под шапки светлыми кудрями. Тот самый, что едва не попал в меня ножом.

— Они такие... косматые.

Он расплылся в улыбке:

— Это чтобы не мерзли зимой. К лету... э-э... обменят... сменят... — парень запутался и смущенно глянул на меня.

— Перелиняют? — попробовала угадать я. И попала в точку — возница снова обрадовал меня широкой искренней улыбкой:

— Да, точно! Пе-ре-линяют к лету, совсем красивые станут!

— Мне и так нравится. Как тебя зовут? Прости, забыла имя.

— Сарон я. А вон тот — Рихард, его Князь вам в помощники назначил.

То есть в слуги, понятно.

— Вон и сам Князь идет!

— Доброе утро, — улыбнулась я на встречу будущему мужу, хоть и знала то улыбки за платком не увидеть. Просто хотелось улыбнуться.

— Доброе. Готовы? Едем!..

На ночь снова обосновались на постоялом дворе. После ужина, в двери постучали.

-Войдите! — Хорошо, я еще не стала разоблачаться перед сном.

Князь вошел, пригнув голову, чтобы не стукнуться о низкий дверной проем. Присел в кресло у камина.

— Как вы себя чувствуете?

Я пожала плечами:

— Хорошо.

— Нельзя чтобы вы болели. А простудиться в таких условиях проще простого. Это сегодня мы ночуем под крышей, а с завтрашнего дня, выехав за границу Объединенного Королевства, таких возможностей не будет до самых наших застав.

— А как же вы сами? И ваши люди? — решила я немного полюбопытствовать. В конце концов, почему бы и нет? Раз он сам пришел. Да и информация лишней быть не может.

Северин белозубо улыбнулся:

— Принцесса, мы живем на севере. Наши дети с малолетства бегают босиком по снегу, какие уж тут болезни? Кстати, я сегодня высылаю вестника, и мои воины направятся нам на встречу. Я прикажу готовить для вас покои. Есть какие-нибудь пожелания?

Я даже растерялась.

— Покои? Но разве... Вы же... Мы...

Он, однако, понял, что я имела в виду и из этого невнятного лепетания.

— По нашим традициям девушка даже после свадьбы может жить отдельно, если захочет. Ну и до самой свадьбы, разумеется. Вам же нужно будет сначала привыкнуть ко всему, и ко мне тоже.

— Что вы, Князь... — я опустила голову.

— Бросьте, Лазорь, я знаю ваше ко мне отношение. И не обижаюсь, — он аккуратно погладил пальцами мой лоб. От неожиданности этого жеста я вскинулась. — Жара нет, что меня очень радует. Так как? Придумали, какой вы хотите видеть вашу опочивальню?

— Нет. Мне, в общем-то, все равно... — Разве есть разница, какая она, эта комната, как она будет выглядеть? Если не дом, то все равно что.

— Не грустите, — тихо произнес Князь, глядя прямо мне в глаза. — Не грустите, принцесса. Не надо считать, что на этом кончилась жизнь. Поверьте, в моем княжестве вам будет хорошо. Там тоже живу люди, а не изверги всякие, как вы должно быть считаете. Там хорошо.

— А лето? У вас бывает лето? — вдруг ни с того, ни с сего, вырвалось у меня.

Северин засмеялся, искренне, от души.

— Ну, конечно же! Это суровая, холодная, но совсем не скудная земля, Лазорь! Конечно, немного дальше к северу тепла нет почти совсем, но мой, а теперь и ваш, замок стоит не там.

Его слова меня, как это ни странно, успокоили. Я, поерзав, устроилась поудобнее и приготовилась продолжить расспросы.

— Князь, а...

— Не зовите меня Князем, — поморщился собеседник, расслабленно откинувшись на спинку кресла.

— Почему же?

— У меня есть имя.

— Но вы же зовете меня принцессой!

— Потому что вы и есть принцесса...

— А вы и есть Князь!

— ... и так как я старше, имею право звать вас как угодно, а вот вы меня как положено.

— Так я и зову титулом, — совсем запуталась я.

— Князь — не титул. Зовите по имени, хорошо? А я тогда прекращу вам выкать.

— Хорошо, как скажете... Ваша Светлость.

Сальвит улыбнулся.

— Эх, принцесса... Но, ладно, мы договорились. — Встал. — Я прикажу оформить твои покои, как и мои, ладно? Спокойной ночи, принцесса.

— Покойной ночи, — искренне пожелала я.

Он наклонился ко мне, целомудренно поцеловал в лоб, как маленькую девочку и прошептал:

— Все будет хорошо, моя принцесса. Ты только не бойся.

Третий день пути. Гвардейцы с нами распрощались и направились назад, в Даеран. А так, существенно ничего не изменилось: те же сани, те же люди/нелюди (я еще не определилась можно ли отнести северян к людям или не стоит пока спешить), и та же мерзкая погода.

Зато можно было вдоволь размышлять над вчерашним разговором с Князем. И дураку тут ясно, что он хочет завоевать мое доверие и хорошее отношение. Я тоже не против этого, нам как-никак еще Богиня знает, сколько лет вместе жить. Конечно же, лучше сделать эти года если не радостными, то хотя бы сносными.

Несколько раз Северин подъезжал на своей беленькой, как тот самый снег, что везде вокруг, кобылке и, пощупав мой лоб, строго наказывал не сметь засыпать.

Ближе к вечеру северяне нашли место стоянки, развели почему-то три костра на равном удалении друг от друга и стали готовить еду. Это было что-то мне незнакомое, пряно пахнущее и явно с мясом. У меня потекли слюнки. Есть хотелось очень даже сильно, а уж если еда будет горячей, то это и вовсе счастье на земле.

— Принцесса, — подошел ко мне Сарон, — вы замерзли?

— Немного, — помедлив, решила все-таки признаться я. — Мне непривычна походная жизнь.

— Это мы уже поняли... Идемте, я расстелю ваш спальник.

Что оставалось делать? Я пошла хоть и подозревала, что этим расписалась в признании о полной своей бесполезности. Против правды не пойдешь, и доказывать что-то смысла не имеет, хотя бы просто потому, что я действительно в данной ситуации скорее если не обуза им всем, то балласт точно.

Вскоре я поняла, для чего разожгли именно три костра. Посередине между ними мужчины расстилали свои спальники, впритык друг к другу, чтобы ночью не было холодно одному боку и жарко другому.

Сами спальники заслуживали отдельного описания. Тонкие легкие одеяла, связанные из неизвестной мне светлой шерсти, были удивительно тонкими и сворачивались в компактный валик. И при этом грели лучше пуховых толстенных одеял. Удивительно. Да и, кстати, ни шерстью, ни чем-то еще они не пахли, и не кололись к тому же.

Северяне посмеивались, видя мой интерес. Лучше бы разъяснили.

Сарон, как будто прочитав мои мысли, подсел ко мне.

— Это наши женщины вяжут, чтобы ночью на снегу не мерзнуть. Это очень сложная работа, ее высоко ценят.

— А чья эта шерсть?

— Ир'инти.

— Кого? — переспросила я. Может, послышалось?

— Ир'инти. Как бы сказать, по-вашему...

Тут к нам подошел Северин, ходивший куда-то вместе с еще тремя северянами (когда же я запомню их имена? Вроде, никогда не жаловалась на память!) и присел с другой стороны от меня.

— Князь! — обрадовался Сарон. — Как перевести для хозяйки 'ир'инти'?

Я уже не раз замечала, что между собой они зовут меня не принцессой, а почему-то хозяйкой. Когда не разговаривают на своем резком свистящем языке, разумеется, но это они делают редко. Кажется, князь им сказал, что в присутствии чужестранца говорить полагается на его языке. К слову, на всеобщем (принятом в королевстве после объединения) немногие из них говорили так хорошо, как Князь, это я приметила еще дома.

— Никак, — ответил Северин. — В языке моей невесты нет даже приближенного к этому слову понятия.

— Не дело это, — вроде как расстроился Сарон. — Надо научить хозяйку говорить по-нашему. А то, что же это, непонятно ведь ей ничего...

— Научим обязательно, — улыбаясь, пообещал Князь. — Лазорь ты как? Устала?

Слышать в свою сторону 'ты' было дико непривычно, но вовсе не неприятно.

— Не особенно.

— Хозяйка вы не бойтесь! Здесь все, как у вас говорят, свои, никто вас не обидит! — снова влез парень. — Тем более что Князь наш еще никого в обиду не давал! С ним знаете как? Как будто в каменном замке, с многоуровневой защитой!

Я не очень поняла сравнения, но на всякий случай улыбнулась. Впервые вижу, чтобы подданные так горячо любили своего монарха. Чтобы огонек в глазах разгорался...

— Перестань, Ронэ, — Северин почему-то опустил голову и принялся разглядывать свои руки. Голос его прозвучал глухо.

Сарон, или если сокращенно Ронэ (опять их северные заморочки, как можно так сокращать имя?) это, конечно же, заметил, но вместо того, чтобы замолкнуть и сидеть тише воды, вдруг начал горячо доказывать:

— Это правда, все, что я говорю! Тот случай, с Велией не считается! Там не ваша вина, это она сглупила!

— Ронэ! — предупреждающе окликнул его кто-то.

— Но ведь, правда, же!

— Так, все! — резко встал Князь. Лицо его было белым, глаза, ставшие совсем черными, сужены. — Хватит! Я предупреждал, что за любое упоминание Вельи буду наказывать!

Сарон весь так струхнул и даже не побелел — посинел, что мне стало его жалко. И самой страшно, я чувствовала, что Северин на грани чего-то такого, что лучше бы мне не видеть и не знать.

— Княже! — Глубоко вздохнула для храбрости, и как могла громко сказала я. — Что же вы?

Напряжение как то разом спало, Князь успокоился и вновь сел рядом со мной. Сарон попятился и ушел, буркнув, что проведает, привязанных в отдалении, лошадей. Прочие предпочли отвернуться с виноватыми почему-то лицами.

Я совсем перестала что-либо понимать.

Северин бессмысленно и бездумно пялился в огонь, и на мои тихие слова не отзывался. Пришлось, преодолев себя дотронуться до его руки. Он словно очнулся от глубоких раздумий, встряхнул головой и посмотрел на меня.

— Прости, принцесса, задумался.

Нужно его как-то отвлечь, спросить что-нибудь безобидное...

— Почему ваши... люди зовут меня хозяйкой?

Князь помрачнел еще больше и так посмотрел на меня, что срочно захотелось спрятаться с головой под одеялом и не показываться до самого утра:

— Потому что так надо! — Резко вскочил на ноги и бесшумно исчез среди теней...

Растерянно посмотрела на мужчин. Что я такого сказала?

— Не расстраивайтесь, хозяйка, — кивнул мне один из них. — Князь не любит, когда ему напоминают о прошлом.

— Я не хотела...

— Вы не виноваты. Просто Ронэ еще молод, и... не может понять чувства Северина. Ронэ еще не научился... эм-м, понимать меру, — речь ему давалась не то чтобы с трудом, но были заметные запинки. — Я — Латъер. Вы, наверное, не запомнили, когда нас представляли?

— У вас сложные имена,— тактично ответила я.

Мужчины переглянулись, один снял котелок с аппетитно пахнущим варевом с огня и поставил его прямо в снег.

— Мы знаем. Я тоже поначалу плохо запоминал имена вашего языка. Садитесь ближе, хозяйка, мы не кусаемся.

Я не сразу сообразила, что это была такая попытка пошутить. Но ближе села. Латъер изо всех сил старался быть учтивым и вежливым, но это ему тяжело давалось. Скорее всего, из-за языкового барьера, а может, были на то и личные причины. Он был уже не молод и еще не стар, лет сорок на вид. Волосы золотистые, заплетенные во много-много тоненьких косичек, сплетавшихся в одну толстую. Лицо резкое с грубоватыми чертами, откровенно некрасивое. Глаза карие, теплые, так не вязавшиеся с суровым выражением этого самого лица.

Мужчины улыбались мне, кивали. Потом один из них спросил:

— Хозяйка не обидится, если нас... мы... будем говорить... на... -окончательно запутался, но другой подхватил: — ...между собой?

— Нет, конечно, говорите на здоровье, — пожимаю плечами. Знать бы еще, что имелось в виду.

Они заговорили на своем северном языке. Понятно теперь зачем спрашивали. Молчать из-за меня неохота, говорить неудобно... Латъер присоединился к ним, а я от нечего делать заглянула в котелок. Варево остывая, исходило паром, и было опознано мной как каша, из неизвестной крупы, с мясом.

— Хозяйка есть хотела? — посмотрел на меня, о, вспомнила, Аринн. Он мне и запомнился только потому, что как и Сарон, выглядел моложе всех остальных, едва ли не девятнадцатилетним юнцом.

— Хочет, — машинально его поправила. — То есть хочу, да, но могу и потерпеть.

— Горячо, — доверительно сообщил парень. Я чуть не рассмеялась самым неприличным образом, такое забавное выражение лица у него было.

— Я подожду, — повторила.

...Каша оказалась очень вкусной, хоть и необычной. И не думая жаловаться на непривычно простую еду, сытая и довольная, естественно не раздеваясь, кое-как улеглась спать на одеяльце из шерсти этой чудной зверюги и им же укрылась, благо размер позволял. Со всех сторон вокруг, точно как и я, невозмутимо укладывались мужчины, негромко переговариваясь между собой.

Так слушая чужую, непонятную речь я и заснула.

Князь ночевать не пришел.

Утро 'порадовало' метелью и лютым холодом. Закутавшись в одеяло поверх одежды, я на деревянных ногах дошла до саней и там неожиданно для себя снова уснула.

Снились мне холод. Холод и лед, белый, белоснежный поглотивший в себя все. Опутавший с ног до головы колкой сетью, обездвиживающий, глухой к мольбам и просьбам... а еще холодный... очень холодный... просто нестерпимо...

Но вдруг лед пропал, и вместо него меня обожгли синие глаза Князя.

— ... я же запретил спать! — рычал он, встряхивая меня за плечи.

Я хотела было ответить, но слова застряли у меня в горле, стоило лишь заметить, что по лицу Северина струйками из глубокого пореза на лбу сочится кровь.

Князь быстро поднял меня на руки и усадил на свою кобылицу, запрыгнул сзади. Не понимая, что происходит, потеряно завертела головой, и тут уж мне хотелось запищать от ужаса.

Северяне обнажив мечи сражались... с пустотой. Вернее это я сначала так подумала и только присмотревшись, разглядела что вовсе и не с пустотой, а со складывающимися в фигуры снежинками. Которые наносили вполне реальные раны...

Что же это такое? Как?.. Почему...

Князь прижал меня одной рукой к себе, и что-то гортанно прокричал. Снежные фигуры на несколько мгновений отступили, а потом вновь бросились в атаку.

Почему мы не убегаем? Почему топчемся на месте, не слезая при этом с беснующихся лошадей?

Одна из фигур повернулась ко мне, и я увидела темно-зеленые точки там, где должны быть по идее глаза.

— Княже! — закричала я в ужасе и зажмурилась. Горло рванул болью. Неважно, потом, все потом...

Лошадь под нами гарцевала, снова что-то крикнул на непонятном языке Северин... Вой ветра, ржание, голоса, все смешалось в единую какофонию, наводящую даже не страх — ужас...

— Не бойся, — на ухо проговорил мне Северин, крепче притискивая к себе. Я, в свою очередь, наплевав на воспитание и вдолбленные с младенчества принципы, сама вцепилась в Князя руками и даже умудрилась ногу через его бедро перекинуть! — Тс-с, принцесса, твой страх их привлекает. Ну, хватит уже... Проклятье!

Что именно случилось я не сообразила, но что-то прошлось по моему боку, впрочем, лишь слегка, по краю одежды. Мигом позже это место взорвалось болью. Из горла вырвался придушенный хрип... Потом мир завертелся, закрутился, ветер оглушительно взвыл... и все стихло.

Когда я рискнула открыть глаза, оказалось что Князь стоит по колено в снегу, а я повисла на нем, вцепившись намертво, как перепуганная кошка в ветку. К нам уже спешили прочие, переговариваясь между собой на своем языке. На лицах было написано волнение и изумление, но не был страха... это почему-то поразило больше всего.

Подняла голову и встретилась глазами с Северином.

— Лазорь, — выдохнул он сквозь сжатые зубы и улыбнулся, хотя эта самая улыбка на заляпанном кровью лице смотрелась жутковато. — Можешь меня отпустить.

Я спохватилась и разжала ноги. Хорошо хоть он додумался придержать меня, а то так бы и упала на потеху всем.

— Не ранена? — последовал вопрос.

— Вроде нет, — неуверенно ответила я. Потрясение еще не прошло, и с уверенностью утверждать то или иное я не спешила. Зато мигом придумала, что спросить. — Что это было?

— Сальвиры, — вместо Князя ответил Латъер. Встретив мой недоумевающий взгляд, пояснил: — Духи метели.

Даже это ни о чем мне не говорит. Ну да ладно...

— Хозяйка! — воскликнул вдруг Сарон. — Хозяйка у вас кровь!..

— Где? — удивилась, было, я, и глянула в указанном направлении.— Ой...

Одежда, на пульсирующим болью боку, успела пропитаться темной жидкостью. В глазах поплыло. Да, я боюсь вида крови, правда, только своей. Вся остальная меня мало трогает.

— Проклятье, — выругался Князь и нагнулся посмотреть. Увидев блеснувший в его руке нож, я рванулась в сторону, но была удержана. — Тихо! Успокойся, я только надрежу одежду!

— Что там? — Взволнованно спросил Сарон. То, что большая половина отряда сейчас разрезала свою собственную одежду и доставало из походных мешков бинты, его волновало отнюдь не так, как мое здоровье. Убитых к счастью не было.

— Сальвир задел когтями, — злобно прошипел Князь. — А я и не заметил... Их было так много! Ронэ, дай что-нибудь продезинфицировать.

Парень резво бросился к саням и вскоре вернулся с маленькой фляжкой чего-то резко пахнущего и полосками ткани.

— Будет больно, — предупредил Князь и быстро прижал намоченный в прозрачной жидкости кусок ткани к моему боку.

Боль не усилилась, но и ослабевать, естественно, не вздумала. Только холод, до этого мной не замеченный, теперь пробрался под одежду и впился в тело холодными щупальцами.

Северин что-то пошептал над раной, потом скинул с плеч плащ, закутал им меня и на руках отнес к саням.

В целом отряд отделался малым: царапины, ушибы. Серьезно задели только меня, что неудивительно — я же не воин, и никакой пусть даже самой тонкой, брони не ношу. Зато выпал шанс полюбоваться на эти самые брони в исполнении северных мастеров. Они напоминали чем-то туники с рукавами до локтя и длиной до середины бедра. Только сделаны были словно из маленький бисеринок. Присмотревшись, я поняла, что это и есть бисер желтовато-серый искусно сплетенный так, что нельзя просунуть меж рядами и волосок.

— Эти бусины сделаны из панциря... эм, морского дракона, — пояснил Князь, видя, что я рассматриваю его броню. — Их не возьмет ни сталь, ни магия. Они легкие, не индевеют в мороз и не раскаляются на солнце. К тому же не сковывают движений. Очень удобно.

— И в чем же подвох? — интересуюсь.

— Подвох?

— У них столько достоинств, что без него просто не обойтись.

— Ах, это, — усмехнулся Князь. — Морского дракона трудно добыть. Это хитрые и умные животные. Они живут в толще воды и еще лучше, если сверху несколько локтей льда. И одна такая броня делается около пяти лет.

— Много. А как тогда делаются эти бусины, если панцирь ничем не взять?

— Это строжайший секрет, принцесса.

— Понятно, — вздохнула я. Бок уже не болел, просто тупо ныл иногда, когда сани подпрыгивали или резко вихляли. Северин теперь постоянно ехал рядом со мной. — А почему на нас напали?

И без того не отличающиеся пухлостью губы сжались в полоску.

— Не думай об этом. И лучше не вспоминай ненароком, вдруг вернуться. Но ни в коем случае не спи.

Ясно. Это тоже 'строжайший секрет'.

— Хорошо. Мне бы... хотелось узнать побольше о ваших обычаях. Хотя бы о самых основных.

— А я все ждал, когда же ты спросишь, — Князь потрепал свою кобылку по шее, искоса глянув в мою сторону. — Первое и самое главное: не выводи никого из себя. Особенно женщин, у которых на руках много браслетов. У нас женщин уважают больше, чем у вас. Почти все они воительницы, так что сама понимаешь.

— Воительницы? Но ведь это... неправильно. Как такое хрупкое существо может... убивать? Меня учили, что удел женщины дом и семья. Цель ее жизни родить и воспитать достойных детей.

— С чего ты взяла, что тебя учили правильно, а меня нет?

— Так природой заведено!

— А еще в природе чаще самка выбирает себе пару. А люди с чего-то решили торговать дочерьми словно товаром.

— Никто никем не торгует! — возмутилась я и подавила совсем уж детское желание стукнуть кулаком по шкурам, которыми были укрыты сани.

— Да? — княжьи глаза ехидно сверкнули. — А тебя разве не продали, пусть и за спокойствие всего народа? Скажешь, нет?

— Нет! — голос дрогнул. Чего уж скрывать я понимала его правоту. Только согласиться с ней значит смириться и принять такое положение вещей. Этого делать не хотелось. — Политический брак — не торговля. Это взаимовыгодный союз, от которого каждая сторона получает то, что ей нужно.

— Не стану спорить.

Он невыносим! С этим чел... сальвитом невозможно разговаривать!

Следующие четыре дня прошли в тишине и спокойствии. Никто на нас не нападал, погода радовала относительной мягкостью. Мой бок поджил и почти не беспокоил. Зато изрядно смущал ежевечерний его осмотр Князем. Да и вообще Северин стал относиться ко мне как... ну, вот как я к своей косе: не доглядишь, рассыплется по волоску. Осознал, что я действительно в этой ситуации абсолютно беспомощна? Возможно. Хотя я сильно сомневаюсь, что раньше он этого не понимал. Скорее всего, просто прочувствовал до конца ту ответственность, что сам взвалил себе на плечи. Вряд ли конечно это улучшит наши отношения... Хотя сейчас мне не на что жаловаться. А вот что будет потом? В его стране, среди его народа? Когда он увидит что взял в жены не красавицу с удивительными глазами, а непонятно кого? Многие мужчины, а особенно воины презирают уродства и увечья... И Князь как мне кажется больше всего на свете ненавидит слабость. Слабость других людей в том числе.

Самое время об этом думать: семь дней дороги позади, осталось, по словам северян, еще четыре до границы северных земель. И еще несколько дней по владениям Князя, но там уже безопасно, там можно ночевать в тавернах на постоялых дворах... Там его вотчина. Его дом.

— Хозяйка, — к саням с другой стороны от Северина подъехал Сарон. Теперь его очередь была ехать верхом, а второго паренька — править санями. Все эти дни он обучал меня северному языку, лларен, и я, не будучи совсем уж глупой, не показывала скольких успехов добилась. Хорошая память и внимательность, во дворце — залог долгой жизни. А уж чужие языки мне всегда давались легко. — Хотите посмотреть на тиату?

Тиату, это, как я уже знала, какие-то особенные птицы. Их пухом тут набивали одеяла, а перьями — подушки и матрасы. Латъер еще говорил, что у них очень вкусное мясо, хотя и жесткое.

— Да, — ответила я.

Парень ткнул пальцем в небо. Однако сколько я ни пыталась что-то там рассмотреть у меня не вышло, возможно, из-за солнца невыносимо слепившего глаза и отражавшегося в снегу.

— Ронэ, — подал голос Северин. — У людей зрение слабее, чем у нас, они не привыкли видеть яркость солнечных лучей. Лазорь можешь не стараться, все равно ничего не заметишь. Не расстраивайся, приедем, я покажу тебе этих чудных птичек.

— Что вы, я и не думала расстраиваться, — улыбнулась, бережно складывая в шкатулку памяти сказанные Князем слова. Зрение значит лучше... что ж пригодиться рано или поздно.

— Жалко, — виновато вздохнул Сарон. — Я вас порадовать хотел... Может тогда вы мне что-нибудь расскажите? Из ваших... как бы это сказать... сказаний? Сказок?

— Хорошо, — легко согласилась я. Не в первый раз он меня просят что-либо рассказать и обычно вокруг меня собирается весь отряд.

Ярое солнце, небо почти без облаков, все это радовало, заставляло расслабиться. Только Князь ходил с утра хмурый, словно что-то предчувствовал. А мы совсем не ожидали нападения...

Они появились внезапно. Из ниоткуда, соткались черными тенями... Очень походили на сальвир, но одновременно были совсем другими: темными клоками тумана с горящими изумрудами глаз.

— Берегите хозяйку! — рявкнул Князь и так ткнул пятками в бока своей кобылицы, что она захрипела и встала на дыбы.

Тени бросились к нему.

Горло сковало страхом... я видела, как один из северян бросился к тени, и та одним махом разрубила его пополам. Яркая кровь окрасила белоснежный блестящий снег...

Нервы возницы сдали, он поддал вожжами и испуганные лошади рванулись веред, прочь от страшных существ, но и от Князя с воинами тоже. Я, извернувшись на санях, обернулась, успев заметить как замертво пал еще один северянин, как закричал страшно Ронэ, глядя на покатившуюся прочь руку...

Тошнота рванулась в горло, и я еле успела перегнуться через бортик и сдвинуть с лица шарф, как меня вывернуло наизнанку.

Когда я наконец-то смогла вернуться в сидячее положение, отряда не было видно даже на горизонте. Сани неслись с такой скоростью, будто лошади твердо вознамерились загнать себя до смерти. Вокруг уже был редкий еловый лес, и мчаться по нему безумие! Лошади ведь в любой момент могут споткнуться, врезаться...

Возница сидел неподвижно, сгорбленный. Я окликнула его — не отозвался. Пришлось ползти по саням и трясти за плечо. Твердое, напряженное, окаменевшее... Что такое? Я развернула и задохнулась от ужаса: перекошенное ужасом лицо застывшие навыкате мутные глаза... Он уже давно мертв!

Что было сил толкнула руками, и тело вывалилось из саней, но одеревеневшие навсегда пальцы так и не выпустили вожжи! Лошади от внезапного рывка сбились с шага, одна, как я и боялась, запнулась обо что-то, заорала дурным голосом... Сани врезались в них, перевернулись, и я совсем потерялась от удара о жесткий наст.

... Где-то совсем рядом громко ржала от боли лошадь. Нечто тяжелое давило на меня, еле давая вздохнуть...

Выбравшись, наконец, из-под саней, тут же кинулась к бедной лошадке. Ей повезло больше сотоварки, которой перевернувшиеся сани переломали спину и шею. Но бедняжка повредила ногу и теперь прыгала на здоровых трех пытаясь сбросить упряжь. Увидев меня она потянулась, ткнулась мордой в мое плечо и снова заржала, да так жалобно, что устоять и не помочь я просто не смогла.

Разбираться со всеми этими ремешками не было времени, я просто достала из сапожка нож, который всегда ношу с собой, и перерезала те, которые крепились непосредственно к самой лошади. Потом взяла ее за узду и потянула за собой.

Лошадь взвизгивала от боли, но прыгала. Значит нужно избегать сугробов, из которых она может не выбраться. Придется идти под деревьями... но куда идти?

Весь ужас ситуации дошел до меня только сейчас. Одна, непонятно где... Осмотревшись чуть не разревелась: труп лошади, сломанные сани, валяющиеся тут и там мешки с моим приданным...

Солнце, стремящееся к закату, ведь зимой темнеет очень рано. Белая красавица, тяжело дыша, преданно смотрела на меня. Наивная лошадь искренне верила, что человек всегда сможет ее спасти...

Идти куда-то не хотелось, но мне пришла в голову мысль, что слышавшие вопли и грохот звери скоро появятся тут. Может захотят подзакусить трупом коняги, это неважно... Так или иначе но нам с Белой, как я прозвала лошадь, надо было уходить.

Следы саней четко пропечатались на жестком насте. Выбора особо не было, и мы побрели по ним. Меня колотила дрожь от смеси страха, волнения, обреченности и еще непонятно чего. Стало холодать.

К тому времени как мы с Белой вышли из леса, уже основательно потемнело. Впереди лежали снежные просторы, пересекаемые лишь следом саней... и никого. Я втайне надеялась увидеть всадников во главе с Князем. Ругала себя, заставляла обдумывать, что делать, если они все погибли. И все равно надеялась.

Мы с Белой переглянулись тяжело вздохнули и пошли. Движение значительно замедливалось, ибо Белая постоянно проваливалась в снег и неуклюже пыталась прыгать, спотыкалась и несколько раз даже упала. Я помогала ей подняться, пихая в бок, чуть сама не надорвалась, но дело было сделано, мы плелись дальше.

Холодало. Я приноровилась прижиматься к теплому лошадиному боку, заодно и поддерживала уставшее несчастное животное. Сама тоже устала, все силы видимо ушли на испуг. Невыносимо хотелось пить, и скоро тело вспомнит о том, что ело в последний раз утром (горячее готовили только утром и вечером, в середине дня перебиваясь салом) и то впоследствии потеряло. Но погибну я раньше от холода, чем от жажды либо голода — это я осознавала вполне четко.

Мне думалось, что мы не могли очень уж далеко уехать. Некоторое время я, конечно, была почти, что без сознания, пока весь завтрак не покинул положенное съеденному место, но ведь это не могло длиться долго! Тем не менее, сомнения закрадывались: уж больно долго идем. Разумеется скорость у нас еще та, но все же...

Становилось все темнее и холоднее. Приходилось до предела напрягать зрение, чтобы рассмотреть следы саней. Белая спотыкалась в два раза чаще и уже успела отдавить мне ногу, так что хромали мы теперь вдвоем.

Внезапный ветер налетел, сбивая с ног и валя в снег и меня и животину. Я вскинула голову, и вопль замерз на губах. Кружащиеся снежинки собирались вместе, в плотный кокон и миг спустя разбив его, на снег ступил Князь Северин. Волосы распущенные, треплются ветром во все стороны, глаза горят синим ледяным пламенем. Он был совершенно наг, но в данный момент это не волновало ни меня, ни его.

Это не телепорт завязанный на точку... Не портал, о каких мне рассказывали маги...

Северин не вышел из бури, он БЫЛ ЕЙ!

Недаром ветер, взявшийся ниоткуда, уже утихает!

— Лазорь! — Князь кинулся ко мне, поднял на руки, прижал к голой груди. Я пошевелиться не могла от страха, и от всего пережитого за этот день. Смотрела, не отрываясь, в синие глаза, смотрела, смотрела... — Слава Богам живая! — Северин прижался своим лбом к моему, прикрыл облегченно глаза. — Все хорошо? Ты не ранена?

Я медленно мотнула головой.

Он не просто не человек... не просто маг высшей ступени... он вообще непонятное существо!

Князь!

Он, кажется, понял ход моих мыслей. Перехватил одной рукой, ласково провел пальцами по щеке.

— Не бойся, Лазорь. Я такой же, как многие, я из крови и плоти, видишь? Не бойся, принцесса, не надо. Успокойся, — он взял мою ладонь положил себе на грудь. — Сердце бьется, чувствуешь? Не бойся...

Его голос успокаивал как это ни странно. Я провела пальцами по его груди, по широким плечам...

И вдруг спросила:

— Не замерзли, Княже?

Он вымученно улыбнулся:

— Нет пока, но скоро. Подожди немного, сейчас за нами приедут.

— Те, кто напал, они?..

— Сальвиры. Ушли все, до последнего.

— Возница мертв... и лошадь...

— Я знаю, Лазорь. Скажи, зачем ты взяла с собой увечное животное? Без него шла бы гораздо быстрее!

— Белую? Не знаю... Жалко стало, ей ведь больно и страшно было... и мне одной... страшно...

— Тс-с, все уже кончилось, скоро будем в безопасности. Тихо, — он принялся меня укачивать словно маленькую. Я чувствовала себя странно. Словно тело не мое, а чужое, мне было сейчас совсем все равно... Только холодно...

— Княже! — Чей-то голос вытянул меня из темноты забвения, заставил рвануться из держащих рук, забиться как птица в силке.

— Осторожно! — рявкнул Князь, сжимая меня так, что чуть ребра не треснули. — Расшибешься!

Я вцепилась в него и зажмурилась, хотя глаз так и не открывала; паника отступала. Видимо прочие северяне подъехали, и шум меня... разбудил? Да именно разбудил, оказывается, я умудрилась уснуть прямо на руках Князя. Неодетого. Хм-м.

— Князь, — раздался над ухом голос Латъера. Слава Богине, жив! — Давай ее мне.

Северин без споров аккуратно передал меня в другие руки. Так, хватит валяться пора уже прийти в себя. Глаза с трудом, но открылись. Некоторое время я тупо смотрела в темное небо, пока не сообразила, что уже давным-давно глубокая ночь. Светильников не было, но мужчины этого, кажется, даже не замечали, преспокойно сновали туда-сюда.

Еще одно отличие. Северяне, похоже, видят в темноте не хуже кошек.

— Хозяйка, — наклонил ко мне голову Латъер. — Вам лучше?

Нашла в себе сил ответить:

— Да. Поставьте меня, пожалуйста, на ноги.

— Как скажете. — Он аккуратно опустил меня на землю, придержав, однако, за плечи. И спасибо ему за это, ибо колени подгибались, и все никак не хотели слушаться.

— Сколько? — шепотом спросила я.

Он понял.

— Трое, включая того из слуг, что был с тобой. Сарон сильно ранен. Ильги не так сильно, но тоже опасно. Князь все готово?

— Да, — ответил Северин откуда-то из темноты. — Ночных стоянок больше не будет. Чем быстрее пересечем границу, тем лучше. Ронэ я уже подлечил, так что проблем быть не должно. Лазорь, умеешь ездить верхом?

— Нет, — сгорая от стыда, пробормотала я.

— Ничего страшного поедешь со мной. По коням ребята! Лучше бы нам быстрее попасть домой.

И снова дорога. На этот раз без остановок, лишь ночью разрешалось встать на стоянку. И то только с полуночи и до первых лучей солнца, а потом снова вперед.

Численность отряда сократилась с десяти, включая меня, до семи человек. Сарон не размыкал синие от боли губы и все неловко пытался приспособиться удерживать поводья одной рукой. Второй у него не было.

Ильги, второй слуга, первым был погибший возница, совсем еще молодой парень то и дело тянулся к перевязанной голове. Что с ним я спрашивать побоялась.

Его Светлость доказал, что Князем зовется не просто так: каждую остановку что-то там творил с ранами своих воинов. Лечение явно было успешным, раз никто из них не умер от лихорадки. А вот Белая излечилась сразу, правда садиться на нее никто не спешил — повесили поклажу.

Не знаю, как я смогла выдержать эту безумную скачку. Сама Богиня помогла не иначе. Я сидела в седле перед Князем и то чувствовала себя ужасно, так что же было бы посади он меня одну на лошадь? Боюсь даже думать!

Они появились внезапно. Черные тени на лошадях мчались сквозь ветер и снег, а впереди них бежали почти неотличимые цветом от снега собаки. Или может волки? Огромные, чуть меньше лошадей, и с горящими глазами.

Зверюги заметив нас побежали отрываясь от всадников и через несколько минут с лаем и визгом, как нашкодившие щенята, крутились и прыгали вокруг Князя. Неужели узнали? Похоже на то, хоть я и не представляю, чтобы маленький песий разум мог запомнить кого-то кроме хозяина.

Вот прискакали и всадники. Скинули с голов капюшоны... и оказались девушками, хотя я и не сразу это поняла. Не было привычных мне кос и причесок. Были короткие воинские стрижки, которые у нас даже не все мужчины носили...

Но они были красивы. Все светловолосые, но разных оттенков, с темными мерцающими глазами. Высокие, под стать мужчинами, это я заметила, когда трое из всадниц спешились и поклонились Князю. Он тоже покинул седло.

Была среди них и самая красивая. И вот она то и слетела с седла, да бросилась в объятия Северина, повисла на шее прижалась так, как никогда не прижалась бы ни сестра, ни дочь. В сердце больно защемило.

А чего я ожидала? Наверняка он любит, а уж в ее-то чувствах не усомниться никто. Горящие глаза, каждое грациозное движение, все твердит: мой. И то с какой ненавистью она глянула на меня. И как ненависть сменилась злым презрением и злорадством, стоило ей заметить шарф закрывающий лицо.

Северяне весело галдели между собой, собаки вертелись у них под ногами, даже лошади ласково тянули морды к девушкам... Только я сидя одна в седле, боящаяся даже шелохнуться чтобы не сверзиться с него неуклюже, была в стороне. Обособленно. Одна.

Я — чужая здесь. И это никогда не измениться.

Кажется, именно сейчас я осознала это до конца.

Хотелось плакать. И не просто, а реветь, уткнувшись в подушку, и молотить по ней кулаками. Что-то странное невероятно тоскливое металось в груди, билось как в истерике...

Одна... Чужая...

На что я надеялась, когда ехала сюда?

Зачем я нужна Князю, когда рядом с ним есть она? Конечно, я буду женой — навязанной обстоятельствами. А она любовницей, но горячо любимой... Чье положение лучше?

— Хозяйка, что с вами? Вам нехорошо?

— Все в порядке Латъер. Спасибо за заботу.

— Девушки будут сопровождать нас до самого дома. Теперь бояться больше нечего, — продолжал утешать меня Латъер. Добрый он... Видимо думает, что мне страшно. Да мне страшно, но боюсь я отнюдь не призраков и не смерти, а всего лишь будущего...

Вскоре Князь вновь сел в седло позади меня. Грозные воительницы пристроились по бокам и не прекращали весело щебетать, даже не пытаясь скрыть свою радость. В который раз меня поражает эта любовь по отношению к своему правителю. Моего отца только и могли, что ругать все кому не лень, хотя правил он куда как лучше предыдущего монарха. Что ж поделать, так у нас, людей, положено — обругал и сразу легче стало.

Ближе к вечеру впереди показалось каменная громада, как мне пояснили — замка. Первая приграничная застава, там мы и переночуем. К этому времени я уже почти засыпала в седле, то и дело краем уха ловя ехидные смешки девушек. Они переговаривались между собой, и я разобрала в чужом языке несколько предложений. Суть их сводилась к тому, что 'детям давно пора в кроватку'. Не очень приятно, знаете ли.

Наверное, я все же задремала, потому что когда открыла глаза, весь отряд уже спешивался во дворе замка. Суетились слуги, уводя лошадей, обнюхивались между собой собаки, что-то визгливо вопил тощий мужичок, размахивая руками... Лекарь, скорее всего, ибо смотрел он на Сарона и Ильги, которых стаскивали с лошадей и на руках утаскивали в теплое нутро каменного гиганта.

Князь спешился сам, помог слезть мне и тут же куда-то улетучился, оставив меня на попечение своим воительницам. О, Божиня...

— Чего желает, хозяйка? — на удивление чисто спросила одна из них, как-то особенно выделив последнее слово. А глаза ехидством так и посверкивали.

Нельзя выходить из себя и подавать вид, что меня это задевает. Пусть думают, что я ничего не замечаю.

— Горячую ванну, — ответила я.

— Я отведу вас в ваши... покои, — теперь тон был откровенно издевательским. И, правда, какие покои могут быть на военной заставе? Максимум келья и топчан... Хотя кто их знает, этих северян, может они прямо на снегу спят.

Пришлось для вида безразлично пожать плечами. Приняв это как ответ, девушки дружной стайкой пошли к воротам в замок. Шаг у них был широким, мужским и чтобы хоть как-то поспевать следом, мне приходилось быстро-быстро перебирать ногами, почти бежать, что затекшее за время, проведенное в седле, тело категорически не хотело делать.

Комната оправдала мои ожидания. Но хотя бы кровать тут была. Потом две девушки втащили туда большую бадью, натаскали воды... Ужин я попросила принести сюда же и мое желание немедленно выполнили.

Все это омрачало только одно: ложась спать, я слышала, как в коридоре хихикают между собой воительницы (их комнаты находились рядом с моей). Конечно, говорили они на своем языке, но кое-что я поняла:

— Да, бросьте, откуда такие мысли? Когда уносили воду, я увидела мельком ее лицо, — говорила одна.

— И что же? — тут же жадно спросили остальные.

— Она такая же, как все люди.

Похвалой это не звучало.

Меня разбудили слова. Точнее нет, не сами слова, а глубокий с заметной хрипотцой голос, который их произносил. А еще жар. Наверное, впервые после того как я покинула свой дом мне было жарко...

— Зря ты прятала лицо.

— Княже?! — я подскочила на кровати, натягивая одеяло по уши и привычно закрывая ладонью лицо. — Что вы...

— Не бойся принцесса, — в свете луны я кое-как разглядела его, сидящего на полу прислонившись к моей кровати спиной. Сейчас он смотрел на меня и в синих глазах то и дело мелькали ледяные искры. — Мои подданные слишком уж рады моему приезду.

— И что с того? — возмущенно зашипела я, обалдевшая от его наглости. Это же надо! Что он позволяет себе? Пришел в мою комнату как к себе домой! А я ведь сплю, между прочим! — Неужели это повод нарушать все известные приличия?

Он потянулся и невозмутимо сообщил:

— Вашему отцу я обещал вас беречь.

— И это не дает вам права находиться тут!

— А моя совесть — дает. Что такого дурного в том, чтобы вас охранять?

— Ничего, если вы находитесь по ту сторону двери.

Князь наклонил голову.

— Там холодно. Коридоры плохо прогреваются.

Покосившись на его плечи вздохнула и отняла руки от лица.

— Сядьте тогда уж на стул.

— Не гонишь?

— Что с вами поделать...

Сальвит послушно перебрался на стул, а я удобнее подбила тонкую подушку и села, скрестив ноги под одеялом.

— У нас не принято, чтобы жених с невестой находились одни в спальне до свадьбы.

Он пожал плечом.

— Что поделать: походные условия.

И не поспоришь.

— Почему вы не спите, Князь?

— Помнится, кто-то обещал меня так не звать. И если я буду спать, кто станет охранять ваш сон?

— Ваши воины.

— Скажем, против сальвиров они не больно-то сильны.

Я подобралась.

— Что они такое эти сальвиры?

— Как и сказал Латъер — духи метели. Они охраняют границы, убивают всех, кто не принадлежит северной земле. К несчастью, от фактической границы они могут отдалятся достаточно далеко.

— Поэтому, — поразмыслив, предположила, — вы не пускаете людей в Хрустальную долину?

Помедлив, Князь кивнул:

— Отчасти. Посольство отстроили у самой границы с Даераном, туда духам хода нет. Я боялся, что они последуют за вами... К счастью, удалось их отвлечь. Лучше скажи, зачем прячешь лицо?

Потрогала пальцами шрамы.

— Не люблю когда пялятся.

— Шрамы это память. Их не надо стыдится.

— Может быть. Если у вас к ним иначе относятся.

— У нас женщины воюют наравне с мужчинами. Со всеми вытекающими последствиями.

Припомнив лица девушек, поняла, что среди них нет ни одной изуродованной. Но опять же, они не единственные на всем севере.

— В любом случае, вам пора. — Подытожила.

— Все же хочешь выставить меня в холод?

— Возьмите с собой стул. А я желаю спать.

Из темноты послышался смешок. После чего Князь встал и, пожелав приятных снов, вышел.

Я не спросила, а он не напомнил, что прекрасно видит в темноте.

Земля северная

Дальнейший путь меня уже не напрягал. Князь каким-то неведомым образом сумел внушить мне, что боятся нечего, что он всегда придет на помощь, даже если беда случится...

Однако, подлая червоточинка страха все же оставалась.

И косые взгляды, которые бросали на меня все встреченные северяне, чужой язык, совсем незнакомые и непонятно-непривычные движения и жесты — все это заставляло меня чувствовать себя более чем неуверенно.

Однако рядом ехал синеглазый Князь, во власти которого стать настоящей живой бурей... Он не оставит меня. Я почему-то верила что он, как и я, не сможет забыть эту ночь, успокаивающий голос, свет луны. Иначе Князь не был бы Князем.

Сарона и второго раненого парня, Ильги, оставили в замке. Подлечатся, потом приедут... Но мне не хватало веселого и смешливого Ронэ который так интересно умел рассказывать и искусно отвлекать от грусти.

Северные земли значительно отличались от тех, к которым я привыкла. Для начала, тут было куда как холоднее. Везде вокруг виднелись горы, скорее всего горный хребет, но точно я не знала — даже на самых точных и подробных картах эта местность красовалась пустым пятном. Было много елок, как обычных зеленых елей, так и каких-то странных, чей цвет отчетливо отливал голубизной. Другие деревья — низкие едва ли мне по плечо, с большими мясистыми листьями (и это в таком холоде!) я опознать не смогла, а спросить постеснялась. Девушки-воительницы так приторно вежливо мне улыбались, что это отбивало всякую охоту к общению.

А еще здесь были собаки! Везде и всюду, они носились, сбиваясь в группы, больше походившие на стаи, и безнаказанно бегали по лесам-полям. Псы, сопровождавшие нас, нередко взрыкивали и подвывали, а те, стайные, отвечали. Общаются, что ли? Хотя какая разница, моя к ним неприязнь от этого вряд ли уменьшится. Что поделать, но заставить себя любить этих громадных и зубастых тварей я заставить себя так и не смогла.

На пути стали попадаться селения. Странные, без каких либо признаков частоколов или других ограждений. Неужто им нечего опасаться? Если не разбойного люда, то диких зверей-то точно надо! Хотя... возле каждого селения крутились по одной-две стаи собак. С такой охраной бояться нечего, но все же подобная беспечность меня поражала. Люди всегда ограждали свои деревни, до Объединения опасаясь нападения другого королевства, а после — просто по привычке. Или все от тех же разбойников, которые умудрялись делать свое черное дело, хотя отец и вырезал их шайки безжалостно.

В первом селе, что попалось на пути, мне едва не поплохело от увиденного. Дети, маленькие и не очень, словно подтверждая сказанные когда-то Князем слова, бегали по снегу босиком, в легких рубашонках и чувствовали себя вполне комфортно! По крайней мере, на собак забирались весьма активно и использовали их как лошадей, благо зверюги размером не сильно и отличались.

Следующим потрясением стало то, что все северянки очень коротко стригли волосы. А я так надеялась, что это касается только воительниц! Но нет, даже маленькие девочки вместо привычных кос носили стрижки, а мальчишки наоборот стягивали хвосты лоскутками ткани.

Нет уж, свои волосы обрезать не дам, ни за что! Лучше буду светить угольной макушкой среди поголовно светловолосых местных.

Зато Северин наслаждался. С ним здоровались буквально все встречные, не исключая, опять же, детей. Кланялись, задавали вопросы, улыбались и не стеснялись выражать свою радость по поводу его приезда. Многие из тех, кто посмелей, кивали в мою сторону, и Князь пояснял им кто я такая. Всех слов я еще разобрать не могла, но общий смысл уже стала улавливать. Еще немного, глядишь, и заговорю...

А к вечеру впереди показался первый приграничный город, в закатных лучах выглядевший... волшебно. Высокая белокаменная стена с дозорными башнями окружала его, за ней виднелись острые шпили башен, сверкавшие как драгоценные камни...

— Красиво, правда? — спросила одна из воительниц, что ехала рядом с моими санями.

— Очень! — забывшись, восторженно ответила я, за что немедленно поплатилась:

— Люди-то, небось, строить так и не умеют...

Я искоса глянула на нее, и ответила так вежливо, как смогла:

— Мы предпочитаем строить из дерева.

Девушка фыркнула и пришпорила коня. Ну и ладно, мне же легче.

Латъер, что ехал с другой стороны саней, что-то резко сказал ей вслед, но девушка не обернулась.

— Не расстраивайтесь хозяйка, — он ободряюще мне улыбнулся. — Элн, сестра Алкари, и все делает в угоду ей. Алкари же, ясное дело, невзлюбила вас изрядно.

— Кто из них — Алкари? — заинтересовалась я.

Северянин указал на девушку, чья лошадь морда к морде шла с белой княжеской. Это она возглавляла воинский отряд и так жадно обнимала Северина при встрече. Понятно теперь, почему она так ко мне относится.

Они, кстати, очень красиво смотрелись вместе.

— Она, наверное, из знатного рода...

— Эм? — Латъер смотрел непонимающе.

— Благородного, говорю, происхождения.

— Ах, это... У нас, хозяйка, нету такой... такого... разделения? Да, именно разделения. Есть Князь, есть его семья, а остальные равны между собой.

— Как так? — изумилась я. — Подобного не бывает! Всегда есть чистокровные и чернь, лорды и крестьяне...

— У вас, людей, — невозмутимо закончил он.

— А вы нелюди, что ли? — брякнула не подумав.

— Не люди, — согласился Латъер. Покосился на меня и пояснил: — Так говорит Князь.

Ха-ха! Вот вам и разгадка тайны. Стоило столько думать, гадать и мучиться неизвестностью, если достаточно было всего лишь спросить? Значит все-таки не люди... попытаться узнать больше?

— И как же называется ваша... раса?

Латъер посмотрел на меня как на умалишенную.

— Вы же знаете — сальвиты.

А у нас думали, это самоназвание такое. Или особенность языка. К слову...

— А почему эти духи метели называются столь похоже?

Собеседник пождал губы и нахмурился. Ответил с видимой неохотой.

— Это долгая и неприглядная история, хозяйка. Спросите лучше у Князя, он умеет говорить красиво.

— Мне не нужны красивости, мне нужна правда!

— Зачем? — вдруг спросил он.

— Что зачем?

— Зачем вам правда? От того будете ли вы знать ее или нет, ничего не изменится. Ничего, кроме вашего отношения.

— Я умею судить беспристрастно.

— Князь тоже умеет. До тех пор, пока дела не касаются его близких. Так было с Вельей... Возможно, так же будет и с вами.

Если честно, то эта неведомая Велья меня начинала злить. Ну в каждой бочке затычка, право слово! Ничего без нее не обходится!

— Лазорь! — я подняла голову и улыбнулась, хотя под шарфом, закрывающим лицо, Князь эту улыбку, конечно же, не разглядел. — Не замерзла?

Было заметно, как при этих словах скривилась Алкари, не желавшая отлипать от Северина ни на секунду. Разумеется, ей закаленной, сильной и здоровой было невдомек, зачем ее обожаемый, что видно невооруженным глазом, Князь возится с такой слабачкой, как я. А может быть коробили ласковые интонации коими он, не скупясь, сдабривал слова, когда ко мне обращался.

— Нет, что вы Княже. Не стоит беспокоиться...

— Поверь, стоит! — улыбнулся Князь. — Скоро уже приедем в Тиарк, сможешь нормально отдохнуть.

— Они и так не перетруждается, в саночках сидючи, — буркнула себе под нос Алкари. Но я услышала. И Северин, скорее всего тоже, уж больно строгим взглядом одарил. Впрочем, та притворилась, будто не заметила.

Тут шевельнулось у меня в душе что-то мерзопакостное, исконно женское, требующее, во что бы то ни стало досадить гадкой противнице. Усиленное обидой и общей паршивостью настроения, это чувство, в конце концов, и заставило меня произнести:

— Княже, не возьмете ли к себе в седло? Уж больно на город полюбоваться хочется... — а сама сижу и глазками так невинно моргаю.

Девицу перекосило.

Северин тут же приказал вознице остановить сани, спешился, поднял меня и усадил в седло, запрыгнул следом сам. Стало куда теплее, когда к спине прижалось его тело и руки невольно обняли, чтобы взять поводья. Алкари так усердно сверкала глазами, что пришлось делать вид, словно я целиком поглощена зрелищем приближающегося города, тем более что с лошади видно было и вправду лучше. Не зря поддалась чувствам.

Так мы и двинулись дальше. Алкари едва ли не шипела от злости, ее сестра, Элн, соловьем заливалась, исправно пытаясь переманить внимание Князя на беседу. Тот почти не реагировал, отвечал односложно и лениво, создавалось впечатление, что вот-вот замурлычет как изласканный домашний кот. Неужели замерз и тоже теперь грелся?

— Князь, — спустя некоторое время окликнула я.

— Северин.

— Ваша Светлость... Я хотела лишь задать вопрос.

— Спрашивай, конечно.

— Мне Латъер сказал, что "сальвиты" это название вашей... расы?

Князь хмыкнул:

— Да-а, вы, принцесса, как я вижу, можете разболтать любого. А тем, что мои воины трясутся за вас сильнее, чем за собственных детей, еще и активно пользуетесь. Нет, мы не совсем другая раса. Да, те, кто напал на нас тогда — тоже сальвиты. Бывшие. Еще вопросы?

Я даже растерялась от такой постановки вопроса. И конечно, совсем не к месту в наш разговор решила вмешаться Алкари.

— Дорогая принцесса, неужели вы считаете дозволенным для себя досаждать нашему Князю? Поверьте, он и без того устает достаточно.

— Но я вовсе не...

— Алкари, — оборвал мои жалкие попытки оправдаться Северин. — Будь повежливей, Лазорь все же принцесса.

Девица что-то резко ответила ему на северном языке. Он некоторое время молчал, потом тихо ответил. Видимо ответ Алкари по нраву не пришелся, ибо она, резко ударив лошадь пятками, рванула вперед.

— Вы ее обидели, — заметила я.

— Боюсь, что ее обидел не я, а сложившаяся ситуация, — вздохнул Князь. — Есть ли что-то еще, что ты хотела бы узнать?

— Про сальвитов.

— Так издревна называются те, кто находится под опекой Высокого. Наша сила такова, что вся земля под ее властью, все люди и животные меняются. Поэтому нельзя дать роду угаснут, иначе все погибнет.

— Погибнет?

— Отец говорил, что когда его предок пришел в эти земли, здесь не росло ничего и круглый год стояла зима. Но потом земля приняла наш род и стала плодородной. А люди привыкли к холоду и перестали болеть от него. Стали дольше жить, скорей исцеляться от ран.

— Неужели такое действительно могло случиться? — пораженно выдохнула я.

— Как видишь. Смотри, Тиарк уже совсем близко, еще немного и мы прибудем домой.

— Домой?! — не сразу сообразила.

— В мой дом, Лазорь, — тихо пояснил.

Надежда вспыхнувшая, было, после его неосторожных слов угасла, оставив после себя тихую грусть и острую тоску. Оказывается, еще не все во мне смирилось, где-то в глубине души я по-прежнему верила, что смогу вернуться...

— Да, конечно...

— Лазорь, — шепнул он в мех моего капюшона, натянутого поверх меховой же шапки, — не грусти. Мне не хочется видеть тебя печальной.

— А вот Алкари была бы этому очень даже рада, — не удержалась я.

— Алкари еще маленькая и глупая. Она ревнует, думает, что ты отберешь у меня любовь к ней.

Вот даже как? Любовь...

— А я не отберу?

— Нет, что ты, — Северин засмеялся таким искренним смехом, что и я не смогла удержаться улыбнулась тоже, хотя настроение было весьма далеко от веселого. — Я никогда и ни за что не перестану ее любить. Она дорога мне, как никто иной. Жаль, ей этого не постичь еще долго.

Что он имел в виду? И как вообще можно говорить о таких вещах? Или может у северян как-то по-другому отношения и чувства обозначаются? Хотя, с другой стороны, его слова сложно понять как-то иначе...

Что ж, поживем, узнаем.

Когда мы, наконец, въехали в ворота Тиарка, я не могла думать ни о чем, кроме горячей ванны и постели. Сидеть в седле, пусть даже с поддержкой Князя, то еще испытание, а попроситься обратно в сани не позволяла гордость. К тому же, от нестерпимого сияния снега под солнцем дико разболелась голова. А доблестная и ревнивая воительница не упустила возможности отпустить несколько завуалированных оскорблений, понятных только женщинам. Учится на ошибках, в открытое препирательство больше не лезет, боясь, видно, что Северин осадит.

Мне уже дико надоело быть лаской среди стаи голодных волков. Причем волки эти исключительно одного со мной пола, поэтому как побольнее ужалить знают прекрасно. Что же будет в доме Князя? Кажется мне, что свое законное место рядом с ним придется едва ли не выгрызать зубами. Оно мне, конечно, и даром не надо... Но принцесса я, или нет? Никто моего не отберет!

А безопасностью пренебрегать не стоит ни в коем случае.

Провести ночь Князь решил у Смотрителя этого города. Насколько я поняла, Смотритель это некто вроде наместника. Этот сальвит был невысок, полноват и очень добродушен. Хотя невысок лишь по меркам северян, я ему даже до подбородка не дотягивала.

Дом у Смотрителя был большой двухэтажный и, как и почти все строения, которые я до этого здесь видела, каменный. Но изнутри каменные стены обшили деревянными панелями с искусной резьбой, чтобы теплее было. Эти панели очень меня заинтересовали — я никогда не видела такого дерева. Красноватого цвета, оно было испещрено самым необычным древесными рисунком, какой только мог существовать и этого не скрывала даже любовно выполненная роспись. Наверное, какая-то местная порода, раз у нас даже и не слышали о подобной красоте.

Мне выделили отдельную комнату и, слава Богу, девочку из местных слуг. Они мягко улыбалась и, проворно мне помогая, не прекращала болтать, ничуть не стесняясь того, что я, в общем-то, чужеземка и не понимаю почти ни слова из ее развеселой трескотни.

Царапина на боку почти полностью зажила, и не знаю, была ли в этом заслуга Князя. Сама по себе она вряд ли затянулась бы столь скоро... Хотя чего только не может быть в этом царстве снега, холода и зимы?

А вечером Князь преподнес мне подарок. Я уже засыпала, очень устав за день, когда он, даже не постучав, зашел в мою комнату. Закрыл за собой дверь на защелку, бесцеремонно уселся рядом на кровать.

— Княже... — вздохнув тяжело, начала было я, но он перебил:

— Держи.

Это были ленты. Обычные ленты для волос, правда, белые как снег.

— Я их зачаровал, и держать будут лучше твоих заколок, — явно очень довольный собой объяснил Князь. — Больше не будешь мучиться с волосами.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила я и, не удержав в узде любопытство, спросила: — Но ваши женщины не носят длинных волос, может, и мне нужно будет обрезать косы?

— Ни в коем случае! — отрезал Князь. — На других не смотри, у нас ведь отличные от ваших обычаи. Вот и девушки не желают волосы длинными носить.

— Но почему? Это же красиво!

— Красиво, — вздохнул Князь, кажется, даже с какой-то грустью посмотрев на меня. — В моем роду положено не стричь кос. Для магов волосы как амулет, что ли. Вбирают излишки энергии. Так что если хочешь попросить у земли или Бога что-то действительно важное, то отрезаешь в дар волосы. Печально, что в мужском исполнении такие просьбы намного менее эффективны. Так что нам вроде и смысла их отрезать нет. Многие просто так носят, подражают мне, — он усмехнулся, словно считал это глупостью. — а дамы привыкли чуть что срезать волос и отдавать в дар. За здоровье близкого, за удачу, за, — еще одна кривая усмешка, — любовь. Потом прижилось как-то. Безусловно, есть и мужчины что коротко стригут волос, есть женщины носящие косы. Ведь это не правило, и не совсем обычай. Как кому удобно, так он и живет.

— Чудно, — заключила я. — А еслди я принесу такой дар, мое желание исполнится?

Лоб Князя прорезала заметная вертикальная морщинка.

— Не думаю. Это наша земля, наши Боги.

Ясно. Я здесь чужая.

— Может со временем... но не стоит проверять. Твои косы мне по душе.

Главное что шрамы не вызывают отвращения. А косы — дело десятое.

— Спасибо за ленты.

Северин встал.

— Приятных снов.

Мне не снятся кошмары, если на ночь он говорит мне эти слова.

"Это даже красиво. Белая подобно снегу лента и черные волосы," — так думала я на следующее утро.

Будто я и Князь.

Его сила и моя слабость.

Мама когда-то сказала мне: 'Чтобы прожить счастливо всю жизнь с мужчиной и любить его, нужно чтобы вы были идеально одинаковы... или абсолютно противоположны.'

Мне не похожи, но можно ли назвать нас настолько разными? Ведь дело не только во внешности, а еще и в характере, душе, воспитании...

Но вот сейчас, смотря на подарок Северина, я могла сказать со всей искренностью, на которую способна: я могу его полюбить. Когда-нибудь, в далеком будущем. А он? Сможет ли хотя бы терпеть рядом?

Он Князь, хотя официально их всех уничтожили много лет назад. Сколько ему лет? И как он выжил? Или не он, а его родители? Ведь в той войне, когда против самых могучих магов пошли обычные, последние использовали самый грязный и бесчестный способ победить — они обращали против Высоких их же Ограничения...

У каждого мага после определенного уровня силы есть такие Ограничения. Это сам мир решил обезопасить себя от слишком непостоянных существ... Чем сильнее маг, тем серьезней и сложнее его Ограничение. И Высших они, соответственно, невероятно тяжелы.

Избавиться от ограничений невозможно, хотя архимаги уже не раз и не два пытались. Вывод один: Ограничения часть магической силы, и она пропадет вместе с ними. Есть бедолаги, которым Ограничения не дают нормально жить. Я слышала, например, что одному юноше нельзя было показываться на солнце, иначе Ограничение начинало вытягивать из него жизнь. Таких магов специально лишают дара, чтобы не мучились зазря.

Но то — архимаги. Рядом с "истребленными" Высокими они как... как слепые щенки рядом с матерыми волкодавами. Неудивительно, если на таких как Князь держатся целые народы.

Интересно, а какое Ограничение у Северина? Или их несколько? Если у архимагов по одному, то у него наверняка больше.

Будто подслушав мои размышления, в двери постучали.

— Доброе утро, — улыбнулась навстречу вошедшему Князю, подвязывая доплетенную косу подаренной накануне лентой.

— И тебе, Лазорь, — ответил он, довольно щурясь. — Давно не спишь?

— Не очень.

Из коридора послышали невнятные гневные воли, какая-то возня; Северин мигом подобрался, насторожился.

— Что там? — испугалась я.

— Не знаю, — помолчав, сказал он. — Но предчувствие у меня нехорошее.

В дверь комнаты заколотили, да так что та чуть не слетела с петель. Я только и успела, что набросить на волосы тонкий шарф и прикрыть уго краем нижнюю часть лица, когда Князь распахнул ее.

— Что происходит? — холодно вопросил.

Стоящие в коридоре северяне, в основном женщины, с решительностью, написанной на лицах, загомонили все разом, указывали на меня руками. Я не поняла ни слова.

А вот Князь, судя по тому, как разом ожесточилось его лицо — понял.

— Что такое? — пискнула я, но он услышал и повернулся ко мне.

Синие глаза словно покрылись коркой льда.

— Они говорят, что ты прокляла Элн, сестру Алкари. Она умирает.

Я даже не сразу поняла смысл его слов. Потом решила, что мне послышалось, однако взгляд Князя развеял эту надежду. Затем некоторое время потратила на осмысление сложившейся ситуации. И только после всего этого — испугалась.

Что бы ни случилось с сестрой Алкари, в этом обвинят меня. Даром, что я и вправду не хотела ее проклинать, да и не смогла бы. Магии во мне, да я уже говорила, хватает разве что на редкие вещие сны и те не особенно понятные.

Но что же могло случиться с Элн?

Князь в упор, не мигая, смотрел на меня. А толпа за его спиной не прекращала негодовать.

'Это самое страшное, — вспомнились мне вдруг слова матери, сказанные когда-то, — кода тебя ненавидит толпа. С одним человеком можно договориться или же просто поговорить, что-то ему объяснить, доказать, убедить... Против толпы есть одно оружие — власть. И та ненадежна, ибо действенна, только пока люди нормально к тебе относятся. Толпа жестока — может, не вспомнив ни о чем, разорвать на куски; беспощадна — доказать ей ее неправоту невозможно; неостановима — ведомые слепой яростью и жаждой мести люди не боятся НИЧЕГО. А еще толпа тупа как новорожденный ягненок и столь же послушна слову лидера, которого избирает из своей массы. Но даже этого лидера она станет слушать лишь пока его слова не пойдут вразрез с ее жестокими желаниями...'

— Пойдем, — оборвал мои мысли Князь. — Пойдем, мне нужно увидеть их.

Кого именно он не уточнил, но я и так догадалась. Элн и Алкари.

Я неуверенно кивнула, с сомнением глядя на северян, столпившихся в коридоре. Дадут ли пройти? Ой, не верится как-то...

Но Северин взял меня под руку и чуть ли не поволок за собой, даже вуаль набросить не дал. Его подданные расступались перед своим Князем, а следовательно и передо мной. Шли недолго, несколько поворотов и вот они, двери, которые Князь, не медля ни секунды, открыл.

Первое что бросилось мне в глаза это кровать, хотя, глядя на это сооружение, в голову приходило совсем другое слово — ложе. Человек этак на пять. Очень высокое и просто бесконечное в ширину, с балдахином и ниспадающими облаками белой газовой ткани.

Собственно кроме него и небольшого стола, с какими-то инструментами, в углу, в комнате ничего и не поместилось. Окна, в которые ярко светило солнце, задернуты светлыми занавесками, но света они пропускают достаточно, чтобы разглядеть все в подробностях.

В том числе и Элн, лежащую на кровати, среди вороха подушек самого различного размера, закутанную в одеяло. И ее сестру вышагивающую рядом. Сама Алкари была бледной, ее лицо мокрым, а глаза красными не от слез — от злобы. Короткие волосы стояли дыбом, одежда растрепана... Но воительнице казалось не было до этого никакого дела. Она, не отрываясь, смотрела на сестру, сжимала руки в кулаки, и подняла глаза от пола, только когда к кровати подошел Князь.

А потом посмотрела на меня.

В ее взгляде было многое. И ненависть, и ярость, и... надежда? И еще множество чувств, которые я не сумела разгадать.

Элн слабо застонала, привлекая мое внимание. Я вгляделась в ее совершенно белое, без единой кровиночки, лицо. На коже едва видны маленькие черные точечки, которых становилось все больше от щек до лба, в центре которого страшным черным узором, объятый рисованным пламенем, виднелся кинжал, без ножен и с вычурной рукоятью.

Я невольно вздрогнула.

Этот рисунок... Это печать, появляющаяся на проклятом... Дворцовый маг показывал мне такую в своих книгах.

Элн действительно прокляли!

Прокляли сильно и страшно: ведь тот, кто проклинал, должен был не жалея своей крови, выцарапать такой рисунок на себе, после чего он собственно и проявлялся на том, кому проклятье предназначалось.

Да, с магией крови шутить нельзя.

Нельзя, тем более сильным магам, ведь почти наверняка у проклинающего после подобного появится еще одно или даже несколько Ограничений.

Боже мой, кому могла так досадить Элн? Кто не пожалел своей судьбы, чтобы проклясть ее?

Северин со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.

Я только сейчас заметила, что народу в комнате достаточно и невольно шагнула ближе к Князю. Заметив мое движение, он встрепенулся, оглядел присутствующих дикими глазами и произнес тихо, почти шепотом, но от интонаций мне захотелось сбежать подальше и забиться в самый темный угол:

— Все вон. — И еще раз окинув взглядом кровать и Элн на ней, велел Алкари остаться.

— Княже, — взмолилась она. — Помоги, мой Князь, защити мою сестру от зла!

Насколько я поняла, это была какая-то ритуальна фраза, хотя и говорила Алкари на всеобщем королевском, наверное, специально чтобы мне было понятно.

— Не говори глупостей, — осадил ее Князь, — еще не бывало такого, чтобы я свой народ бросал.

Он дотронулся пальцами до рисунка на лбу воительницы.

— Печать крови... Снять ее может только тот, кто наложил, а до этого момента она будет тянуть из Элн жизнь пока не убьет.

— Надо искать заклинателя, — эхом откликнулась Алкари и зло сверкнула глазами на меня. — Все уверены в виновности хозяйки! И я тоже в это верю.

Я похолодела.

— На каком основании? — сложив руки за спиной, Князь прошелся от кровати до окна и обратно. Мой отец тоже так делал, когда думал о чем-то чрезвычайно важном. Может, это привычка всех властителей?

Ох, Боже, о чем это я думаю?

— Они поссорились вчера и хозяйка, вероятно, затаила зло. Моя сестра не сдержавшись очень резко высказалась о расе людей, оскорбив ее тем самым... Но это не повод для убийства!

Князь сжал пальцами виски и смерил меня тяжелым взглядом.

— Что молчишь принцесса? Почему не оправдываешься?

— Зачем? — намного резче, чем следовало бы, ответила я. — Моему слову здесь нет веры, не так ли?

Глаз он не отвел. Но и опровергнуть мои слова не поспешил. Вместо этого снова обратился к Алкари:

— Свидетели их разговора были?

— Да! Латъер был рядом как вы и приказывали.

— Хорошо. Прикажи позвать его сюда. И Смотрителя тоже. Мы в его доме все-таки.

Алкари не стала дожидаться, пока ей повторят, мигом сорвалась с места и вылетела за дверь, оставив нас с Северином одних, если не считать, конечно, бессознательной Элн.

Я зябко потерла плечи. Нет, здесь не было холодно, просто я не очень уютно чувствовала себя стоя посреди этой комнаты рядом с едва дышащей Элн. Да и отсутствие привычной вуали изрядно смущало, заставляя закрывать лицо углом шарфа.

— Лазорь...

— Что? — голос мой едва-едва заметно дрогнул.

— Я... — Князь пятерней взъерошил себе волосы, — я верю, что это не ты.

Вздох облегчения против воли вырвался из груди.

— Значит, все будет хорошо?

— Будет. Но нужно еще убедить в этом остальных.

— Но они же ваши подданные!

— И поэтом имеют право знать правду, а Алкари еще и отомстить. У нас подобное жестоко карается... как и все действия причиняющие кому бы то ни было вред.

— Что же делать? — от отчаяния чуть слезы на глаза не навернулись, но я вовремя вспомнила, что все же принцесса и показывать слабость мне совсем не к лицу.

— Главное — слушайся меня.

В этот момент вернулась Алкари, зло глянувшая в мою сторону, и тут же рванувшая к своей ненаглядной сестрице, а вместе с ней Латъер и Смотритель.

Я смотрела в глаза Князю, он смотрел в мои. Тяжело. Не отрываясь. Не колеблясь и не сомневаясь в этот момент. Ни в чем.

Но все же я первой отвела взгляд. И зажмурилась.

— Латъер, — Северин на миг замолк, словно собирался с мыслями. — Расскажи, что ты видел и слышал вчера, когда общались принцесса и Элн.

Воин откашлялся и заговорил, но Князь почти сразу же оборвал его:

— Прошу всех здесь говорить на понятном моей будущей жене языке.

О, Боже. Он нарочно так выделил голосом и интонациями эти слова? Или нет?

Латъер рассказал — сухо, подробно и абсолютно точно.

Смотритель выругался. Конечно, ничего особенного Элн тогда не сказала, но и этого хватит, чтобы у высокородной принцессы был повод затаить зло. Откуда им знать, что меня такие неуклюжие нападки давно не трогают...

Однако повод был, результат, в виде проклятия — тоже, а значит дальнейшее разбирательство неизбежно.

— За что?! — зарычала вдруг Алкри, стиснув руками край одеяла лежащего на кровати. — За что ты мстишь ей? Что она тебе сделала?

— Тихо! — рявкнул на нее Смотритель.

— Не сей повышать на меня голос! — мгновенно ответила. И где тут положенное Смотрителю уважение? Или фавориткам Князя дозволяется обходиться без него? — Убийца! — Метнулась ко мне через всю комнату, схватила обеими руками за треснувший ворот платья; ее глаза, оказавшиеся перед самым моим лицом, заставили меня дернуться из этой хватки — безумные от слепого отчаяния, почти сгоревшие в агонии боли. — Животное! Неужели пара неосторожных фраз способна толкнуть тебя на убийство? Верни мне ее, отзови проклятье! Я не убью тебя за это, не бойся, только верни ей жизнь! Моей сестре!

Я в растерянности попятилась...

— Хватит, Алкари, — голос Северина больше походил на треск льда, чем собственно на голос. — Перестань.

— Обвинением делу не поможешь, — покачал головой Смотритель, подошел и бесцеремонно, по одному, отцепил пальцы Алкари от моего платья. — Особенно беспочвенным. Успокойся, девочка. Не трать время Элн напрасно, его у нее, не так уж и много.

Эти слова подействовали куда как лучше пощечины или ледяной воды в лицо, Алкари вытирая со лба пот и сгорбившись, как старуха, села на кровать.

— Я предлагаю вот что, — уже нормальным голосом сказал Северин. — Пусть Лазорь обнажится перед нами. Если на ее теле нет рисунка проклятия, то значит, и вины на ней нет. Смотритель, Алкари, Латъер — вы будете свидетельствовать. Все согласны?

— Разумно, — согласился Смотритель.

— Да, — коротко ответил Латъер и с жалостью посмотрел на меня.

Алкари только кивнула.

А я стояла, ни жива, ни мертва.

Мне? Потомственной аристократке, принцессе из древнейшей семьи, раздеться перед ними? Мужчинами? Несколькими?! Они, должно быть, смеются надо мной.

'Одумайся, — одернула сама себя, — так ты докажешь что невиновна, а отказавшись, практически признаешь обратное! Гордость не может быть важнее жизни! Одумайся!'

Это должно быть страх заговорил во мне. Подлый страх смерти и боли.

— Нет, — обрекая себя на самое ужасное, на неизвестность, тем не менее, твердым голосом отчеканила. — Нет. Ни за что.

Алкри вскинула мокрое, несмотря на все ее усилия лицо, и вскочила, хватаясь за оружие в ножнах на поясе:

— Убийца!

— Хозяйка!.. — ахнул Латъер.

— Тихо! — поморщился Северин. — Раз так...

— Пусть докажет, что вины не несет! Пусть Боги рассудят, пусть покарают неправого! — вновь зарычала Алкари. Мне почудились сверкнувшие под задранной верхней губой клыки. — Я требую поединка!

В виске противно стрельнуло боль. Ага, поединка она захотела... Тут любому ясно кто выиграет, зачем смеяться-то.

— Успокойся, девочка! — тоже схватился за голову Смотритель. — Экая голосистая... А ну, пыл поумерь! Нашла время права доказывать. Слушай лучше, что Княже молвит — он нам ближе всех Богов. — Он пробормотал что-то еще, но я не расслышала, да и вряд ли там было что-то лестное.

Северин некоторое время смотрел на меня, покачивая головой словно говоря: 'я же просил...' А потом вдруг зажмурился на мгновение.

Его слова стали для меня громом среди ясного неба:

— Хорошо. Пусть будет поединок.

— Княже!.. — выдохнула я на грани шепота. Его слова были как... как будто у меня взяли и отняли весь воздух из груди, раньше незыблемая твердыня под ногами так и вовсе исчезла.

А Алкари ощерившись, ликовала от радости.

— Но честь своей невесты я буду защищать сам, — безжалостно продолжал Князь. — Если ты, Алкари, считаешь это несправедливым, то пусть вместо тебя сражается тот, кого ты посчитаешь достойным.

— Северин, — осуждающе прищурился Смотритель. — Лучше бы нашли, для начала с кого требовать снять с Элн проклятье, а потом уже свою честь защищали. Чем поручишься, что не хозяйка то была? Никто судить ее не станет, пусть только отзовет проклятье-то.

— Роаль, ты всерьез уверен, что девочка, у которой магии с ноготок, могла бы справиться с таким проклятьем? — немного даже насмешливо поинтересовался Князь. — К тому же, я действительно готов поручиться за нее. И поручусь, потому что знаю, что над ней нет вины.

— Неужто ты ей поверишь лишь на простое слово, которое люди не умеют ни блюсти, ни держать? — дерзко высказалась Алкари, наверняка стараясь скрыть свою пришибленность. Но я заметила.

— Да, — ответил тот просто. — Поверю. И не стоит повторять ошибок своей сестры и унижать народ, к которому принадлежит принцесса.

— Но я не верю ей. Не верю! И требую поединка! Немедленно!

— Твое право. Но я бы предпочел потратить это время на поиски того, кто проклял твою сестру.

— Это не понадобится, потому что она виновна!

— Как скажешь, — поднял открытые ладони Князь. Жест человека не желающего спорить и что-то доказывать. — Выходи во двор и выбери оружие. Я сейчас приду. Роаль, Латъер головой отвечаете за Лазорь — ни на шаг от нее, ясно?

— Хорошо, — ответил Смотритель, Латъер, молча, склонил голову.

— Оставьте нас.

Мы вновь остались одни, опять же, не считая Элн.

— Да уж, — вдруг усмехнулся Северин, — знал бы, что будет столько проблем...

— Не женились тогда? — подсказала. И заслужила внимательный взгляд.

— Вовсе нет, с чего бы. Не считаешь ведь ты, в самом деле, что меня могут испугать такие небольшие... — он замялся, взглянув на кровать, — ...неурядицы. Нет, я бы просто не допустил вашего с Алкари общения. Да, и приставил к тебе больше охраны. Одного меня, как выяснилось, недостаточно. И кстати, ты могла бы сильно облегчить нам жизнь, если бы согласилась на то, что я предложил.

— Никогда.

— Да, я понимаю, что у вас людей к наготе относятся как к... по-другому, в общем. Да ладно, зачем судить так и не произошедшее. Пойдем?

— Да... только мне бы одеться...

Он скинул с плеч плащ и протянул мне, улыбаясь.

— С этим не замерзнешь. А мне он без надобности.

Я покраснела, но накинула на плечи плащ. Он оказался неожиданно теплым и тяжелым.

Северин выглянул за дверь и что-то негромко приказал.

— Сейчас тебе сапожки принесут, подожди.

— Вы серьезно будете драться? — до сих пор не укладывалось в голове.

— А ты предлагаешь драться несерьезно? — он искоса глянул в мою сторону. — Разумеется. Поединок это не уличная драка — здесь все более, чем серьезно. Тем более, когда судят сами Боги.

Удержаться от шпильки было невозможно:

— Можно подумать, вы в это верите.

— В Богов, ты имеешь в виду?

— И в их справедливость — тоже.

— Ты удивишься, но да, верю.

Да, тут есть чему удивляться. Как можно верить во что-то эфемерное настолько, что считать допустимым вверить свою жизнь... Нет, не понимаю.

— Тогда почему же не оставили меня драться против Алкари? Ведь Боги...

Он перебил меня, нетерпеливо дернув плечом.

— Лазорь, это мои Боги. Они хранят мой народ. Да и потом, я слишком хорошо знаю Алкари, и если она вбила себе что-то в голову, то не отступится ни за что по эту сторону Края. — В дверь без стука заглянула молодая девушка, оставила на пороге сапожки и тут же исчезла. — Обувайся и пойдем. Не стоит заставлять Алкари ждать.

Натягивать сапоги на босу ногу то еще удовольствие. Да и ходить так, когда на тебе вместо привычных слоев одежды только платье и княжеский плащ, пусть и очень теплый, тоже.

— Не бойся, — потрепал меня по голове Северин, заставив возмущенно дернуться. — Замерзнуть не успеешь.

Князь вывел меня во внутренний двор, очень большой к слову, и сдал, что называется 'с рук на руки' Латъеру и Смотрителю. Те взяли меня, как маленькую девочку за руки и встали по обе стороны, немного стискивая плечами. Сначала я хотела было возмутиться, но оглядевшись, еле удержала желание вцепиться в них обеими руками.

Северяне собрались, наверное, со всего города-крепости Тиарка. Разумеется, я преувеличиваю, но впечатление создавалось именно такое. Мужчины, женщины, подростки обоих полов, даже дети были тут. Нет, я конечно все понимаю, только зачем детей с малолетства на такие сборища тягать? Разве что на Князя полюбоваться...

В центре двора была пустая площадка, лишь чуть припорошенная снежком. Князь принял из рук какого-то сальвита ножны и встал в ее центре, напротив Алкари, и медленно развел руки ладонями вверх. Вокруг площадки мгновенно выросли прозрачные стенки и сомкнулись куполом на высоте в три-четыре человеческих роста. Защита. Наверное, чтобы окружающих не ранить, у нас маги, проводящие поединки, тоже такие стены ставили. Правда, они искажали сильнее, а эти прямо как хрустальные пластины, вроде и прозрачные, не искажают, но и не заметить невозможно.

Алкари вынула из ножен короткий узкий меч и встала в стойку.

Князь вытащил свой, отбросил ножны на землю, и повторил ее движение.

Кто-то позади меня застонал. Я обернулась и встретилась с глазами, с одной из горожанок, высокой и полноватой. Она и скривила губы и прошептала зло, однако, я каким-то чудом услышала:

— Все из-за тебя! Что же ты за монстр такой, если Князю приходится меч поднять против той, что с пеленок растил?!

В этот момент шевельнулся Смотритель и над двором разнесся его голос:

— Алкари, ты подтверждаешь обвинение в сторону принцессы Лазорь?

— Подтверждаю! — звонко ответила та.

— Северин, а ты подтверждаешь ее невиновность?

Князь процедил сквозь зубы:

— Подтверждаю.

Смотритель взмахнул рукой:

— Да рассудят вас Боги! — и уже гораздо тише. — Начинайте.

Два лезвия скрестились с отчетливым лязгом... И закружились, завертелись в невероятно быстром, почти невидимом, по крайней мере, моему глазу, танце. Пересекаясь, сплетаясь, роняя голубоватые искры...

Толпа ахнула, когда меч Князя чиркнул по предплечью Алкари. Надежда что бой идет, как и у нас, до первой пролитой крови, угасла когда поединщики, ни на миг не остановившись, продолжили плести узор движений.

Алкари, даже на мой неопытный взгляд, сильно уступала в скорости и мастерстве Северину. В ее движениях не было той пластичности, отточенной десятками лет тренировок выверенности и грациозности. Если бы не трагичность момента, я могла бы поклясться, что Князь наслаждается этим боем...

Неосознанно я схватилась за руку Латъера, едва увидев, что на щеке Северина появилась тоненькая, но явная царапина. Пальцы нащупали на запястье нечто странное, будто кожа срослась с жестким куском ремня. Я опустила глаза...

— Хозяйка!.. — выдохнул воин, отбирая у меня руку. Но я успела заметить уродливые черные рубцы, переплетающиеся между собой, образуя непонятный рисунок... — Нет, молчите!

Я шарахнулась от него, сильно ударившись плечом о невидимый контур, толкнула нечаянно, напряженно наблюдающего за поединком, Смотрителя. Жесткая рука впилась в мою шею, приподнимая над землей — еще чуть-чуть и хрустнут, ломаясь, позвонки...

Один миг. Взгляд. Глаза в глаза. Мои, безумные от страха, и его, совсем потерявшие цвет, с того самого мгновения, как я увидела метку. Какими они были раньше? Почему-то ответ именно на этот вопрос был самым важным в этот момент. Ни причина, толкнувшая его на этот поступок, ни вопрос — почему именно меня он решил выставить виновной, ведь относился лучше других... Нет. Только: "Какого же цвета были его глаза... Почему я этого не помню?"

— Зачем же именно вы? — шепнул он. — Зачем, хозяйка?

Грудь жгло огнем, воздуха отчаянно не хватало...

Действительно, зачем?

Народ вокруг бесновался, паниковал, кто-то куда-то бежал, кто-то кого-то звал... Я отчетливо знала, что у меня есть всего несколько мгновений, чтобы понять Латъера — потом Князь, который уже наверняка все понял, схватит его... или убьет на месте. Не знаю...

Несколько мгновений. И мы смотрели друг другу в глаза. Просто смотрели. Просто ждали, когда этот странный контакт разорвет в клочья кто-то посторонний... Пока я еще могу дышать...

Что-то толкнуло меня в бок, вырвало из захвата жестких пальцев. Короткий полет, вовсе не мягкое приземление — и я снизу вверх смотрю на Князя. Недолго впрочем, обзор мне быстро загородили чьи-то ноги в добротных расшитых сапожках. Подняла глаза — Алкари.

Замечательно.

— Вставай! — зашипела злобно. И не дожидаясь пока я вспомню, как это, двигать руками и ногами, просто вздернула на ноги за шкирку. — С меня Северин шкуру за тебя снимет!

От шока я даже не возразила и не огрызнулась, хотя видит Бог, стоило бы. Но тут ко мне подлетел сам Князь, и то что было у него на лице, нельзя назвать даже маской — смесь ярости, опустошения, гнева, и еще многого, чего я так и не сумела понять.

— Цела? — буквально прорычал он. Я кивнула. Говорить пока не хотелось, уж больно саднило горло. — Тогда марш в крепость! Алкари, приставь к ней пятерых из своих, пусть охраняют. Хватит, надоело! Почему это все решили, что могут безнаказанно прикасаться к моей невесте?! Все свободна, Ал. Я разберусь, как заставить Латъера снять проклятие. Иди!

Алкари кивнула, схватила меня за руку и чуть ли не бегом побежала в дом. Я, следовательно, за ней.

Уезжая из дома уж никак не могла бы подумать что окажусь в ситуации всеми охраняемой, но, тем не менее, умудряющейся найти неприятности, героини романа.

Вообще все вокруг казалось мне абсурдом. Может, это шок может что-то еще, не знаю, однако факт остается фактом — происходящее понятнее становиться не захотело.

Алкари притащила меня в 'мою' комнату, усадила на кровать и выбежала прочь, по-моему, даже заперев дверь. Я тут же свернулась клубочком, только сейчас заметив, что меня всю трясет. Похоже, весь это утренний марафон не прошел бесследно... Травок бы успокаивающих попить, да только где их взять?

Те, которые я брала с собой пропали вместе с приданным, которое никто и не собирался забирать из снежной долины.

Хотя конечно жизнь важнее тряпок и с этим не поспоришь.

Кажется, я задремала. И картины, представшие перед глазами, были всего лишь сном... Недостижимым, к сожалению.

Отец шел через тронный зал. Шел как всегда широким солдатским шагом — привычка, которою не смог искоренить никто. Правая рука его покоилась на оголовье рукояти меча, висящего слева на кожаном, в простых железных заклепках, воинском поясе. Он кусал губы и наверняка ругал себя в мыслях за это, еще одна черта, проявляющаяся, когда он нервничает.

Склонившись в глубоко поклоне, двое стражников споро открыли тяжелые двери, выпуская отца из душного зала. Он направился по знакомому мне маршруту через длинный коридор, потом по лестнице на самый верх одной из башенок, там располагалась библиотека. Не общая, а наша, семейная, королевского рода...

Там, в глубоком кресле у горящего камина, уже сидела мама, закутавшись в теплую шаль, и поглаживающая уже, что называется 'лезущий на нос' живот. Отец наклонился к ней, запечатал на губах любимой страстный поцелуй. Встал на колени у кресла и приложил ухо к животу, выслушивая, что же там творит его ребенок...

Рука отца при этом все так же поглаживала мамину щеку, а она, прикрыв глаза, изредка ловила губами эти жесткие пальцы...

Другую он не отнимал далеко от тела — на спине, у лопатки, еще свежей была страшная рана.

Дверь распахнулась, вырвав меня из сладких объятий такого чудесного сна. В комнату, нет, не зашла, ворвалась как ураган, сметая все на своем пути давешняя тетка, что обвиняла меня во время поединка в 'разрушении семьи'. Лицо у нее было куда как более зверское — красное, потное; светлые волосы стоят дыбом, мало внимания обращая на косынку, которой вроде бы полагалась удерживать их на месте.

Поверьте на слово, когда смотришь в такое лицо, самое невинное предположение, возникающее в голове, это: меня ведут на казнь.

Но тут уж я взбунтовалась. Хватит! Мне надоело, в конце концов, ощущать себя за все и вся виноватой! Я принцесса или нет?!

Поэтому царственно выгнувшись на кровати, и вздернув бровь, как можно спокойней поинтересовалась:

— Чем обязана?

Тетка побагровела еще больше, часто задышала и... промолчала. Ага, наверное, все-таки дошло, что Князь по головке за такое со мной обращение не погладит. А он сейчас зело злой, и еще бы: верный воин оказался мало того, что скрытым магом крови, так еще и проклял старшую сестру его обожаемой Алкари! Тут поневоле разъяришься.

— Князь приказал мне в баню вас свести. — Явно еле сдерживая полыхающие внутри и на лице чувства, произнесла тетка, на плохом, но понятном всеобщем. — Мол, раз уж сегодня все равно не выезжать... Вам какую одежду подать?

Я с насмешкой перечислила:

— Льняную сорочку, шелковые чулки, нижнее шелковое платье и верхнее шерстяное, вуаль. Ах да, и сапожки. Уладите это, милая женщина?

— Будет сделано, — скрипнула зубами та, и резко развернулась. — Идите за мной.

К тому времени, как я выбралась из бани, вернее меня, полностью осоловевшую, вывели под руки девушки-прислужницы и под конвоем из семи воительниц доставили в комнату, шок от произошедшего полностью прошел. Вместо него накатили вина, стыд за свое поведение, и Бог знает, что еще. Честное слово, я хотела найти ту женщину, которой так непотребно нагрубила и извиниться, но мне не дали. Меня решил навестить Смотритель собственной персоной.

— Юная леди, позвольте сопроводить вас к ужину? — манерно вопросил он. Я бросила взгляд за окно — и впрямь, солнце клонилось к закату... день пролетел так быстро и незаметно, но одновременно казался и долгим, и тяжелым. Раньше я и представить себе не могла, что такое возможно.

— С удовольствием, господин, — я вложила обтянутую шелковой перчаткой руку в его ладонь. Одежду мне предоставили именно такую, какую я требовала. Разве что платье было необычного кроя и вуаль явно сделана наспех, но ведь это такие мелочи, в сравнении со многим.

Роаль вел меня по каким-то коридорам, петлявшим столь причудливо, что все попытки запомнить дорогу оказались тщетными. Наконец-то показалась... что? Не знаю, как назвать — столовая, зал для приема гостей или как-нибудь на здешний манер, но это была большая комната с высоким потолком и деревянным столом, способным вместить человек двадцать, не меньше. Накрыть столешницу скатертью эти странные люди и не подумали, и это поразило меня особенно сильно. Вот что значит — непривычные обычаи.

Часть мест за столом была уже занята. Во главе, как и положено, сидел Князь, с лицом неестественного серого оттенка. Справа от него, сияя на всех счастливой улыбкой, расположилась Алкари и поддерживала свою сестру — бледную до прозрачности, но живую и почти здоровую Элн. Остальных я не знала и лишь догадывалась, что например та женщина, высокая и полная, с которой Роаль не сводил глаз едва вошел — это его жена.

Северин глянул на меня и улыбнулся. Я неловко поправила вуаль. Роаль усадил меня на свободный стул слева от Князя, а сам занял место рядом с женой. Негромкий разговор, прервавшийся с нашим приходом, возобновился.

— Как ты, Лазорь? — Князь взял в свои руки и погладил через шелк мою ладонь.

— Все хорошо, Княже, — я была рада, что мой голос не дрогнул. Из памяти все никак не хотело истираться кожа Латъера и покрывающие ее уродливые черные рубцы.

— Испугалась? — он внимательно всмотрелся в мое лицо. — Не бойся, спрашивай.

Очень хотелось последовать его совету. Но... Но я случайно поймала взгляд сидящей напротив Алкари. И ничего хорошего этот взгляд мне не сулил. Липкая дрожь невольно пробежала по позвоночнику. Противная и холодная. Как и глаза воительницы. И куда делась недавняя ее радость?

— Я... я не могу... вот так, при всех. — С трудом перевела взгляд на Северина. Тот усмехнулся.

— Стеснительная принцесса... Кто бы мог подумать. Я определенно не мог. Ну, что скажешь? Как тебе понравился поединок? — На его добрые подшучивания я, конечно же, не обиделась. А вот последний вопрос немного напряг.

— Не люблю бои. А за этим и проследить толком не получилось.

— Сочту за комплимент. Скоро принесут еду. Правда, боюсь, что ничего привычного ты на этом столе не увидишь.

Этот момент Алкари нашла подходящим для своего вмешательства в разговор. Сладко улыбнувшись, она миленьким голоском едва ли не пропела:

— Да, принцесса! Ваш слабый организм едва ли примет нашу пищу. Будьте предельно осторожны!

От этих слов мне признаться поплохело. Я даже обернулась, ища глазами Латъера, надо же, привыкла, что он меня защищает... не нашла конечно же, и это еще более ухудшило настроение.

— Я присмотрю за этим, — вместо меня ответил воительнице Северин. — Принцесса дорога для меня, любое ее нездоровье, как ты понимаешь, меня изрядно... огорчит.

Не нужно иметь ученую голову, чтобы понять, что за этими словами скрывался совсем иной смысл. Мне не понять какой именно, зато вполне ясно, на что намекает Князь. Вопрос в другом, неужели Алкари на самом деле могла попытаться меня... что? Отравить? Скорее всего. Причем натуральными ядами, магические Князь наверняка определит сразу.

Принцессе не привыкать ждать подобных сюрпризов. Дома я находилась под неусыпным контролем архимагов. Здесь же, меня бережет один лишь Князь. Я не знаю, какими заклятьями или другими способами он пользуется и это... пугает, откровенно говоря. Заставляет нервничать.

Впрочем, поводов понервничать и без того достаточно.

Будущее Латъера например. Или отношения с Алкари. О, или внешний вид только что принесенных блюд... Про них можно было сказать только одно: это определенно мясо. Чье — неизвестно, как приготовлено — непонятно, зато в таких количествах, что гарнизон хватит накормить. И еще нечто странное, напоминающее золотистый густой бульон, который всем присутствующим слуги наливают в чашки. Глиняные. Нет, честное слово, глиняные! Надо же! У меня дома уже несколько десятков лет делают только деревянные, ну и из латуни льют иногда. Хотя как можно пить из чего-то, что противно клацает по зубам, мне непонятно. И все это касается только простолюдинов, аристократы давным-давно ничего кроме серебра и золота не признают... Правда встречаются еще оригиналы, которые платят огромные деньги за хрупкий горный хрусталь или южный фарфор, и жалуются потом, что разбили через месяц.

А здесь — глина! Правда странная какая-то, красная и в черную крапинку. Вот и миски тоже глиняные. Странно, а я раньше и внимания-то не обращала...

— Лазорь ты с таким лицом смотришь на кружку, словно впервые видишь, — ворвался в занятые этими забавными и удивительными фактами мысли, насмешливый голос Северина. Едва осознав его слова, я тут же жарко покраснела и опустила голову, не представляя даже что сказать.

Всесторонне образованная принцесса, да уж.

— У меня дома просто давно уже не используют глиняную посуду, — кое-как преодолев смущение, выдавила я. — Глины мало, ее везут только из провинций, но она не такая. Папа говорит, что это плохая глина, мало куда годится.

Северин наклонил к плечу голову. Он часто так делает, привычка должно быть.

— А у нас тут мало дерева, ты уже заметила, наверное. Зато еще дальше к северу расположен горный хребет, там много всего добывают. И камень оттуда везут, видишь какие стены? Это особенный камень, он почти совсем не реагирует на холод, даже в самые лютые морозы сохраняет тепло. Из него хорошо строить... Не до красоты, конечно, хотя здесь, недалеко от Тиарка, большое месторождение рилунита необычного белого цвета. Чаще всего он серый, черный или темно-красный. Есть еще бело-голубой, но мы его не используем.

— Почему? — удивилась я. — Должно быть, очень красиво.

Северин усмехнулся.

— Красиво, конечно. Но именно голубоватый рилунит искажает магические потоки, превращая их неизвестно во что. Находиться рядом с ним опасно. Лазорь, ты есть собираешься или нет?

Я бросила взгляд на свою пустую тарелку и жалобно вздохнула.

— Простите, но что-то не хочется...

— Боишься? — проницательно заметил он.

— Не то чтобы...

— Ладно, не оправдывайся, — отмахнулся Князь и наклонился ко мне с самым заговорщицким видом. — Можешь попробовать то блюдо, слева от тебя. Оно, правда, несоленое совсем, но это не страшно. Нет, хлеб не трогай, она на местной муке печется с добавлением трав, тебе такой нельзя. Вина?

— Не стоит.

Подумав, сняла вуаль. Меня без нее и так уже видели, а голодать ради глупостей мне не хотелось совсем.

— Лучше всего вином запить, а то жажда замучает потом.

Непонятно и незнакомое чувство толкнулось в груди. Одновременно с ним проснулось даже некоторое озорство, и я осмелела настолько, что даже решилась поддеть собеседника:

— Никогда не видела, чтобы Князь украдкой шептался с девушками за столом!

— А куда деваться? — наигранно печально ответил он. — Если иначе строгая невеста в коридор гонит...

Я рассмеялась.

— Что-то смешное, хозяйка? — не преминула влезть Алкари. Боже, у этой девицы, даже элементарного такта не хватает... Или ревность настолько туманит ей разум? Мне всю жизнь виделось, что воины, независимо от пола, прежде всего, должны быть хладнокровными и спокойными. Она же, мало того что за собой не следит, так еще и взрывается от каждого мало-мальски неугодного ей слова. — Поделитесь, нам с сестрой тоже интересно.

Сомневаюсь, будто Элн сейчас интересно что-либо кроме кровати и одиночества. Кто вообще придумал ее сюда тащить?

— Князь сказал мне кое-что интересное, — отделалась общими фразами, смысл которых, при желании его трактовать, может в корне отличаться от истины. Хоть чему-то научилась на светских приемах...

Алкари неожиданно поддержала беседу:

— Наш правитель крайне любезен, и всегда готов поддержать девушку в трудной ситуации...

— Да, и вполне способен сам за себя ответить, — оборвал ее Северин. — Алкари, ты меня огорчаешь. Мне не нравится твое поведение, очень не нравится. Подумай об этом... в свободное время.

Бедная девушка, она не просто покраснела, она побагровела так, что я невольно перепугалась за ее здоровье. Но тут же едва не прыснула от смеха — уж больно потешно выглядели рядом бледная до зеленого оттенка, вялая Элн и ее сестра, из которой ярость плескалась фонтаном. Несколько сдавленных смешков все же вырвались наружу, и я получила такой незабываемый по степени ненависти взгляд от девушки, что даже Князь его, кажется, заметил.

— Лазорь, если хочешь, можешь подняться к себе. Алкари, думаю, тебе следует отвести свою сестру до комнат, и уложить спать. Кажется, она нехорошо себя чувствует. О чем ты вообще думала, когда привела ее сюда?

— Не стоит беспокоиться, все в полном порядке... — впервые подала голос, пусть и слабый да неуверенный, Элн. — Я сама захотела...

— Поверю на слово. И тем не менее...

Я легко тронула его локоть кончиками пальцев.

— Позволите?

Он моргнул недоуменно.

— Позволю что, прости?

— Уйти... Вы же сами сказали, что...

— А, да, разумеется, и спрашивать разрешения вовсе не обязательно. Давай-ка я тебя провожу, не то заблудишься еще. — Он встал и галантно подал мне руку. Смущенно порозовев, я приняла его ладонь.

Глядя, как тяжело поднимается со своего места Элн, меня накрыл стыд за свой смех. Нашла над чем потешаться, человеку вон действительно плохо. Пришлось скорее отвернуться и последовать за Князем наверх.

По правде говоря, не заблудиться я бы не смогла при всем желании, уж больно путаными были коридоры. Крепость, да. Мало сюда ворваться, здесь нужно еще и ориентироваться. К своему изумлению, я поняла, что общество Князя мне донельзя приятно... Не сказать бы большего...

Боже! О чем я только думаю! Если бы Северин мог читать мои мысли, то наверняка бы мне пришлось провалиться под землю от нестерпимого стыда. Который раз за день.

Около двери в отведенные мне покои, Князь остановился. Я вопросительно посмотрела на него.

— Покойной ночи?

Губы почти против воли расплылись в улыбке:

— И вам.

— Не скучай, — шепнул князь и, потрепав меня по макушке, как меленькую, ушел.

— Попробую, — тихо-тихо чтобы не услышал, сказала ему в спину, сама толком не понимая зачем. В последнее время такое происходит все чаще... И это не может не огорчать.

Однако вскоре Северин вернулся, будто почуял, что мне не спиться.

С порога продемонстрировал кувшин и две кружки:

— Еще не очень поздно. А бокалов тут не держат, увы.

Вино оказалось вкусным. И совсем другим, нежели я пила за столом.

Князь привычно расположился в кресле, только камина тут не было. Немного пренебрегая приличиями, — в конце концов, у нас свадьба скоро! — я села на кровать.

Северин блаженствовал, но говорить не переставал, а тема была, надо отметить, самая что ни на есть странная: отношения друг к другу разных рас.

— Люди все-таки не могут долго жить в мире с другими существами, и рано или поздно предпринимают попытки либо уничтожить их, либо прогнать подальше.

— Не согласна. Например, с магами и вами мы вполне мирно уживаемся.

— Ну, скажем, маги тоже люди, просто одаренные. Они вовремя поняли, что если не загребут хотя бы половину власти себе, то окажутся в положении врагов.

— Половину власти, скажете тоже!

— Не веришь? Вот подумай, почему при каждом более-менее влиятельном или богатом человеке есть свой маг? То-то же. Все контролируется. Если говорить о моем народе, то тут еще проще: мое Владение изолировано уже долгие годы. Границу охраняют сальвиры, убивающие всех, кого не признала эта земля. Лучших охранников, пожалуй, и не пожелаешь... Но и тут есть определенные проблемы.

— Какие? — Необычное ощущение, словно на пороге открытия некой тайны...

— Знаешь когда-то давно, когда границы охраняли не духи, а простые боевые псы и их воины, я вез в столицу девушку-целительницу и ее жениха. Наши дети гибли один за другим от непонятной болезни, самим справиться было непросто, и я решил попросить помощи у одной из Магических Академий. Владетелем севера тогда еще был мой отец, мне же только-только присвоили ранг Князя и наложили ограничения.

Лишь много позже отец узнал что болезнь, убивающая самых слабых из нас, детей, которым уже исполнилось пятнадцать зим, но не пришлось еще пережить двадцатую, была... ее наслали маги. В порядке эксперимента, вроде бы, точнее не помню. Отец мстил страшно, но погибших этим, как известно, не вернешь.

Наши дети, дети севера, от рождения и до пятнадцатилетия обладают особой защитой, их хранит сама земля, у многих наблюдается интуиция на грани ясновидения, безошибочное чутье. В этом возрасте они практически неуязвимы, не чувствуют холода, ты видела должно быть: носятся в одних рубашонках. В двадцать обычно просыпается совсем другая сила, уже основанная на присущих каждому невидимых чарах. Но в эти пять лет, юные сальвиты полностью беззащитны, особенно, как ни странно, парни. Детской защиты уже нет, взрослая еще не проснулась, эдакое подвешенное состояние. Именно такие дети и умирали.

Это было страшно. Дети, они... они будто гнили изнутри, долго и мучительно умирая. У нас крепкая психика, но иногда были случаи, когда они сходили с ума от боли и страданий. Чародеи искали выход и нашли, но не сразу. Мне не хотелось ждать, я помчался в Академию, да-да, в вашу Даеранскую Академию Магических Наук, забрал самую перспективную, самую сильную, на тот момент, целительницу. Ее жених увязался следом. Они ведь действительно любили друг друга... Ник, так его звали, он умер в дороге от несчастного случая — заснул, и его укусила змея. Противоядия не было, так что нам оставалось только смотреть на его муки, и он... Ник был сильным магом, очень сильным и перед самой смертью проклял меня и мой народ. Последнее заклятия мага, в которое он вложил всю свою мощь и даже душу. Отныне, после смерти души сальвитов не уходят в другие измерения, они остаются здесь, бесплотными духами, охраняя от чужой крови границу севера, которая прошла как раз по тому месту, где погиб несчастный чародей, обретая плоть лишь на краткие мгновения боя. Х'анхе, наши псы, тоже становятся духами и защищают нас. Это лишь кажется хорошим, на самом же деле... Люди не могут привезти нам на продажу ни продуктов, ни чего-либо иного. Если сальвит выходит за границу и влюбляется, то уже не может привести сюда свою спутницу или спутника. У нас есть только то, что мы сами производим, изобретаем. Это существенно тормозит развитие Владения. С другой стороны, мы обособлены и отрезаны от мира, и с ним можно не считаться. Такая вот история. Поэтому тебя пришлось везти сюда под целым конвоем.

— Но ведь получается, что какого-то иноземца за границу все же можно провести? Как меня? — подумав, спросила. И завязала ленту на конце тяжелой косы. Которую заслушавшись, принялась переплетать ко сну.

— Можно конечно. Ценой нескольких жизней. Обмен, мягко говоря, неравный, как тебе кажется?

— Но зачем тогда? — воскликнула я, забывая даже про то, что горло еще побаливает. — Зачем нужна именно я?

Северин резко повернулся, обжег неясным взглядом. По спине побежали мурашки.

— Ты наверняка знаешь, что такое Ограничение для мага?

Сглотнув, кивнула:

— Знаю.

— Это мое Ограничение, — он устало потер лоб. Болит голова? — Обычно они даются на старом языке. С первого взгляда вроде все ясно, но на деле могут возникнуть трудности.

— Не понимаю.

— Третье из моих Ограничений звучало странно. Мы с отцом перевели его как "жена, рода древнего, крови старой дар". Только союз с ней будет одарен детьми.

Я замерла. Бич магов всех рас и народов, условия, иногда лишающие жизни.

— Но... Но я думала что Высшие маги не могут иметь детей... Нам так говорили, так учили всегда, — жалкая попытка оправдаться, продиктованная наполовину сочувствием и на другую половину — страхом.

Северин криво усмехнулся, поставил сложенные руки себе на колени и, уперев в них подбородок, сказал:

— Как тогда появился на свет я? Мой отец тоже был Высоким. И его отец. И мой сын, если он у меня когда-нибудь родится, тоже будет. Не всегда все просто. Ты знаешь, откуда повелись эти названия Высоких? Нет? Давай расскажу. Раньше каждый Высокий имел свой удел, землю и деревни, которые обязывался защищать. Поэтому их называли Князьями, Лордами и так далее, это пошло еще со старины и как-то знаешь... прилипло, что ли... Потом, был создан некий перечень этих названий, и выяснилось, что у каждого Высокого, поимо Ограничений, есть еще и свои... особенности. Сила Лорда, в основном, природного характера. У Лордов самые мягкие Ограничения, но детей они иметь не могут, лишь передают свой дар, когда приходит их черед умирать. Князь обладает нейтральной силой, но чаще это вязь заклятий которую надо составить, чтобы упорядочить магию и ее проявления. Единственные Высокие, способные к деторождению, но только при соблюдении особых Ограничений. Еще есть Бароны — самые сильные, их магия почти бесконтрольна и вырывается всплесками. У них самые строгие Ограничения, и кроме того, Бароны часто физически увечны — магия, не находя выхода, может искалечить своего хозяина. Были и другие, но их не осталось, к сожалению. Сейчас в мире всего два Лорда, один Барон и четыре Князя, я в их числе. Мало кто о них знает, после бойни устроенной ради истребления Высоких, мы не стремимся к всеобщей известности.

— А как же ваш отец? — прошептала я немного рассеянно. После того количества информации которую вывалил на меня Северин за этот вечер и немудрено.

— Да, отец был Князем. Его Условием о рождении ребенка было, если коротко, жизнь за жизнь. Его возлюбленная должна была погибнуть через время после родов. Только так, и никак иначе. Отец не хотел детей, он слишком любил маму. Но она решила по-другому. Не бойся, мое Ограничение другое, и никак не связано со смертью. Лишь девушка равная мне по крови, древности рода и положению сможет выносить моего ребенка. То есть, так мы думали всегда с отцом.

— Что-то изменилось?

— Да. Понимаешь, это всегда казалось нереальным: слишком стар род Владетелей Севера. Но, сама понимаешь, не существует такого определения как "чистота крови". Ребенок рождается от двух родителей, и если браки не заключается внутри одной семьи, это всегда смешивание. Вся эта, так называемая "чистота" — чушь. Так что я долгие годы считал свое Ограничение невыполнимым. Пока не спас однажды твоего отца

Я подскочила на кровати, выронив вторую ленту из рук:

— Что?!

— Он не рассказывал? Я спас его однажды. Прикрыл собой и предназначенная его сердцу стрела угодила в мою руку. Он благодарил потом, а я возьми и скажи: "Отдашь, то о чем покуда не знаешь, но что уже имеешь". Догадалась, да?

— Да. — Я стерла со лба выступивший холодный пот. Вот это... новости.

— Твой отец вернулся домой, а там его жена ждет первенца. Он сразу написал мне письмо. И только тогда мне пришло в голову что "старой крови дар" это не обязательно особенно родовитая жена. Это именно — дар. Предназначение, если хочешь. Правда остается все еще неясным, что за "старая кровь" но старый язык, он такой.

— Отец говорил, — неверным голос выдавила, — наш род взял начало от одного из Высоких.

Князь пожал плечом.

— Может быть. А может это просто фигура речи такая, раньше иначе изъяснялись... В любом случае, ты — моя последняя надежда. Мой род не должен прерваться иначе мое Владение умрет.

Я бледно улыбнулась:

— Вы не жалеете свою невесту, однако.

— Ты принцесса, а не изнеженный цветок. — Было мне ответом. — Но все же мне пора. И я рад, что мне досталась такая живая невеста, — он потянулся с намерением взъерошить мне только что заплетенные косы.

— Живая? — я нахмурилась, дергая головой, чтобы отстраниться от его пальцев. Твердых и очень горячих пальцев. — Это как? Нет, я понимаю, что я живая, но что именно вы имели в виду, говоря это?

— Ты, — Северин послушно убрал руку. Отвернулся к двери. — Смотришь... так немногие умеют. Тебе интересно, что происходит вокруг, у тебя глаза блестят.

— Я не понимаю.

— И не надо. Это просто причуды Князя. И знаешь, давай-ка лучше спать ложиться. А то еще несколько подобных откровений и ты начнешь меня бояться.

Когда я проснулась, в комнате кроме меня никого не было — а снилось, будто кто-то большой сидел рядом и гладил по голове.

Для меня это время подумать.

Князь столько говорил вчера, что было ясно как день: отвлекал от мыслей о Латъере. Почему — непонятно, то ли бережет, то ли не хочет впутывать во внутренние дела, показывать обратную стону медали под названием Власть. А может просто не желает, чтобы я путалась под ногами. Но само намерение просматривается достаточно явно.

Теперь утром, все сказанное Князем накануне приобрело совсем иные оттенки. Например, причина, по которой именно я должна стать его женой перестала казаться неправильной и немного даже обидной. В конце концов, можно подумать за кого-то иного меня бы выдали ради другой цели, нежели произведение на свет потомства. Князь хотя бы не поет слезливых песен о любви с первого взгляда на мелькнувшую под подолом платья пятку.

Вот оно. Я, наконец, осознала, что в Северине мне нравится. Его честность. Он всегда говорит правду, даже если знает что она неприглядна... Или просто молчит. Пожалуй, он единственный настолько честный человек, который мне встречался когда-либо.

И это... да, это притягивает. Заставляет хотеть узнать его поближе, открыть все грани этой честности, открыться самой...

Глаза распахнулись как от неожиданного удара: мои ли это мысли? Куда делись с детства воспитанные настороженность и недоверие? Почему невольно и так неожиданно я стала этому... существу, доверять?

Магия? Непохоже. Да и зачем ему ее применять, мои мысли для него и без того, наверняка, не тайна. Недаром ведь он Владетель своей земли. Но откуда во мне это доверие? Тем более после того, что случилось вчера? После Латъера? Ему я и то не доверяла и все равно как было больно, когда открылась истина!

Это страшное знание. Действительно, страшено знать, что тебя могут так легко сломать, разбить вдребезги весь твой мир и твои чувства...

В двери постучали. Пришлось споро натянуть сползшее во сне одеяло до подбородка, лицо я просто прикрыла ладонью и наполовину отвернулась от двери.

— Войдите!

Вошедшую я меньше всего ожидала увидеть. Алкари.

— Доброе утро, принцесса, — вежливо и дружелюбно поздоровалась она. Даже улыбнулась.

Боже, эта девица постоянно сбивает меня с толку! Что на этот раз?!

— Доброе утро, Алкари, — вежливо отвечаю. И мысленно молюсь об отсутствии каких-либо сюрпризов.

— Северин попросил меня помочь, — постукивая пальцами по воинскому, в металлических платинах, поясу сообщила она. — С одеждой там, да и вообще. Знаешь... Я конечно не очень хорошо поступаю последнее время... В общем, я хотела попросить прощения.

Вот это новости! Не иначе Князь с утра пораньше провел воспитательную беседу!

Если бы я не закрывала лицо ладонью, то у меня точно бы весьма некультурно отвисла бы челюсть.

Алкари прикусила губу, но все же продолжила, по-видимому, преодолев таки некое сопротивление внутри себя:

— Пойми... Он вырастил меня, заменил родителей, семью, учителей... всех! Мне противна сама мысль, что он может перестать меня любить... пусть, это и звучит, наверное, смешно... из-за тебя.

Знаете в чем главная сложность статуса принцессы? Вот в таких ситуациях, когда все слезливо-девичье рвется пожалеть и обогреть, а вбитая с детства настороженность поднимает голову, остерегая верить. Такое впечатление, что эти чувства просто разрывают изнутри на части.

Мало приятного, безусловно.

— Принцесса... Лазорь! — в голосе воительницы мелькнули совсем уж отчаявшиеся нотки. — Прошу пожалуйста, скажи ему... Он ведь слушает тебя, хоть никто и не знает почему и зачем, но слушает... скажи ему... попроси...

— О чем? — решив махнуть рукой, все равно она видела мое лицо, отняла руку от лица и полностью повернулась к Алкари. — Да объясни ты толком! Что случилось?

— Сегодня утром он сказал мне и Элн покинуть Север, уйти служить на границу с Краем. Навсегда, а не на время... — Она подняла на меня взгляд, в котором на миг мне почудились слезы. — Прошу тебя.

— Нет, этого не может быть, — отрицательно качаю головой. — Князь бы этого не сделал. Ты что-то путаешь Алкари!

— Неужели это можно понять как-то еще? Нет, принцесса я ничего не путаю, а вот ты плохо знаешь Северина. И ему свойственна некоторая жестокость. — Алкари заложив за спину руки, прошлась туда-сюда по комнате. — Ты знаешь, что такое Край? Он находится еще дальше к северу, где так холодно, что даже нам невероятно сложно было бы выжить. Его нет на ваших картах, как впрочем, и всей северной земли. За Краем живут странные существа, разные, порой абсолютно не похожие ни друг на друга, ни на что-то еще. На этой границе самая высокая смертность среди стражей, туда уходят те, кому не для чего жить. Уходят почти на верную смерть! Знаешь, если бы Князь отправил туда только меня, я бы может и смирилась, но за что это Элн? Что сделала она?

— Стоп. Хватит! — я вскинула руки, останавливая ее проникновенную речь. — Я поговорю с ним, обещаю. Это и вправду... слишком жестоко. Ни одна женщина такого не заслуживает. Ты в том числе, не говоря уж о твоей сестре.

Помедлив, она кивнула.

— Просто... спасибо.

— Это правда?

Северин опустил свистнувший над головой его оппонента меч и посмотрел на меня. На заднем дворе собралось много взрослых мужчин и молодых парней, тренировавшихся друг с другом. От вида их полуголых тел в окружении сугробов и падающего с неба пушистого снега, мне становилось в два раза холоднее.

— Закончи без меня, — Князь кивнул противнику, молодому пареньку, чье лицо было мне смутно знакомым, и отошел ко мне, вытирая мокрую от испарины грудь рубашкой завязанной на бедрах поверх штанов. — Как спалось, принцесса?

— Кошмары не мучили.

— Это несказанно радует.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Потому что он бессмысленен, — он обошел меня и двинулся по тропинке ведущей к дому. Я засеменила следом, придерживая рукой подол тяжелого платья и не менее тяжелого плаща. — Правда — что?

— То, что вы приказали Алкари и ее сестре.

— Алкари молодец, я вижу теперь, что не даром ее учил. Жаль только наука не пошла впрок... Да, я действительно приказал им обоим убираться на границу, и находится там, пока не прикажу иного. Моя воспитанница опрометчиво поступила, решив обвинить тебя, за что и расплачивается.

— А Элн?

— Будет сдерживать дурные порывы младшей сестры.

— Это жестоко.

— Не менее, чем потребовать от тебя поединка. Или ты забыла, Лазорь, как боялась вчера, и что по ее вине тебе пришлось испытать? Однако, не думал, что твое милосердие не знает границ. Ты слишком быстро ее простила.

— Их могут там убить. Обоих. И вы будете виноваты в этом.

— А еще ты постоянно забываешь, что мне не обязательно 'выкать'. И поверь уж кто-кто, а Алкари уж точно найдет способ выжить... если будет достаточный стимул. А стимул будет.

— В одном она точно была права.

— И в чем же?

— Вы жестоки.

Спина остановившегося после этих слов Князя окаменела. Медленно-медленно, словно боясь кого-то или что-то спугнуть, он обернулся.

— Я — Владетель того края. Его защитник, помощник... Все живущие здесь зависят от принятых мною решений, и страдают от моих ошибок. Если бы я был добр и всепрощающ, эта земля давно бы вымерла. Так что не тебе судить и осуждать, принцесса.

Во мне, как всегда не вовремя, подняла голову задетая за живое гордость:

— Среди тех правителей, которых я знаю, есть достойные люди и нелюди. Но вы, кажется, не входите в их число.

И высокомерно вздернув подбородок, прошла мимо него по направлению к дому.

Поговорили.

Через несколько часов весь отряд стоял оседланный и готовый к продолжению путешествия. Северин был зол и оттого молчалив, а если уж открывал рот, то его слова едва ли можно было услышать в царившем вокруг гомоне. Истинная злость редко выражается криком, это, то немногое, что было проверено лично мной.

В этот раз саней была пара. Одни для меня, и — о, чудо! — моего приданного, которое вроде бы осталось в долине после нападения сальвиров. Неужто, Князь приказал найти? Похоже на то, иначе почему я вижу знакомые тюки рядом с собой? Другие — для опоенного какими-то травами и связанного Латъера. Его глаза были закрыты, и я не знала, находится он в сознании или нет.

Алкари и Элн ехали с двух сторон от меня, первая, понурив голову, вторая — наоборот, осматривая окрестности сузившимися глазами, в которых читалось намерение защищать. Ее рука, затянутая в перчатку, то и дело поглаживала рукоять сабли.

Нас никто не провожал. Хозяева даже не вышли попрощаться, горожане делали вид, что не замечают двинувшийся из города прочь обоз.

Так... странно.

Словно нас тут никогда и не было.

Закат

Оглядываясь назад и вспоминая прошлую жизнь, я могу сказать, что всегда чего-то боялась. Порицания, укоров, косых взглядов, но сильнее всего: чрезмерного внимания к своей персоне, коего часто бывало в избытке. Невозможно любить балы и приемы, лживые комплименты и правдивое презрение, если безумно страшишься... себя. Да-да, выходит так, что больше всего я боюсь саму себя, и себе же, как смешно это не звучит, не доверяю.

Может быть, потому всегда и боюсь, что в любой момент не выдержу гнета внутреннего страха, сорвусь и выкину что-нибудь сумасбродное, что впоследствии приведет к укорам и порицаниям... Косым взглядам.

Замкнутый круг.

Бесконечный.

И разорвать его изнутри невозможно.

Теперь же, спустя еще два дня путешествия, я могу смело сказать, что ничего хуже молчания не представляла. Нет, со мной, разумеется, разговаривали, и воины и обе сестры, не отходящие от моих саней ни на шаг... Молчал только один человек... сальвит.

И именно его молчание... угнетало. Давило невидимым, но очень тяжелым осознанием, что именно моя вспышка и несдержанность привели к такому результату.

Отец всегда говорил, что порою несколько сорвавшихся с языка слов значат куда больше сделанных дел. И имеют во много раз больше последствий, а так как слова эти чаще всего исходят не от сердца и не несут добра, то и последствия весьма и весьма плачевны.

Да, отец был куда как умнее и дальновиднее меня, которой следовало бы родиться немой! Но сожаление положения не исправит, так что нечего раскисать, а то ревущей принцессы северянам только и не хватает, чтобы ощутить себя поистине счастливыми.

— Алкари, — позвала негромко. Мне уже выпадали случаи проверить, насколько хорошо слышат сальвиты.

— Что? — А вот ей приходилось повышать голос, чтобы я могла ее расслышать.

— Как называется столица?

— Если перевести на твой язык, то что-то вроде Темного Города. Подъедем ближе, поймешь, почему. Когда строили Драгенн...

— Как?

— Дра-генн.

— Язык сломаешь. И звучит мрачновато.

— Она и выглядит не особо радостно. Это военная крепость, а не куча бесполезных, но красивых нагромождений. У нас тут не особо близко рудники с... белым камнем, так что строили из того, что рядом было. А было месторождения... э-э, название ничего тебе не скажет, но это такой черный камень, довольно тяжелый и блестит на солнце. А еще он очень прочный, пожалуй, самый прочный из всех известных мне.

— Город, построенный из черного камня...

— Не весь. Черные только крепость, да замок внутри нее. Город вокруг частично серый, частично коричневый: материал везли с юга, боялись, местного не хватит. Так что там довольно пестро. И не пугайся, у нас там иногда по улицам всякое ходит.

— Всякое — это что?

— Ну, я говорила тебе про границу с Краем? Так вот, не все, что там обитает — опасно, многих тварей воины тащат домой. Выглядят жутковато конечно, но не бойся, почти все безобидны. Еще там полно этих... раскрашенных. Их почему-то сальвиры не трогают, вот они и шастают туда-сюда, вместе со своими бабами, благо, Князь, не пойми отчего, любит их народец.

— Постой, это ты о ком?

Алкари заметно поморщилась.

— О белосеребрянниках.

— Прости?..

— Лэсс'о, — подсказала Элн. — У нас их называют воинами белого серебра. Больно оружие их чудное. Металл действительно похож на очень светлое серебро, мы называем его 'звездным'. Лэсс'о должны бы обитать у вас, на юге, им ведь все равно, что жара, что холод.

— Я видела издалека. Отец их не жаловал, ко дворцу и близко наказывал не подходить, но стражники все шептались, будто они необычные. Волосы длинными носят, словно женщины, и на телах рисунки цветные имеют. Ну и еще они, говорят, гораздо выше людей будут.

— Есть такое, — согласилась Элн. Ее речь неуловимо чем-то отличалась от речи ее сестры. Была более плавной и спокойной. И более мелодичной, если уж честно говорить. — Про волосы я тебе вот что скажу: все, магией обладающие, должны бы их длинными отпускать. Вот Князя нашего возьми: и Владетель, и воин... Но тут секрет один есть: мне как-то отец рассказывал, что излишки магии вроде как оседают на волосах и вреда своему владельцу не причиняют. А так нужно либо очищаться постоянно, либо маг болеть начинает, если излишков этих много накапливается.

— Наши маги, самые старые и сильные, бороды отращивают, — задумчиво припомнила я.

— Тоже можно, — пожала плечами Элн. — А белосеребрянники еще себе в косы умудряются какую-то дрянь вплетать. Не знаю что, но раны видела: полчерепа влегкую сносит. Так что, они вон даже это под оружие приспособили.

— Не все Лэсс'о носят длинные волосы, — возразила Алкари.

— Я и говорю, что не все. Маги только. Ты, Лазорь, смотри, не со всеми разговаривай. И не приведи Боги, женщину одного из белосеребрянников обидеть. Они дурные на это счет. Сначала убьют, потом разбираться станут. Если станут, конечно.

Я невольно передернула плечами: а стража мне на что?

— Долго ехать еще?

— Полдня где-то, — поерзала в седле Алкари и глянула на меня. — Лучше поспи. И отдохнешь, и успокоишься.

Чуть не фыркнула на ее слова. А потом решила: почему бы и нет? Сани удобные, едут мягко... Натянула шкуру, укрывающую меня от мороза, повыше и в самом деле задремала...

В столицу, с таким труднопроизносимым названием, въехали мы уже темным вечером. Вдобавок к темени, началась, нередкая тут, в зимнее время, метель. Похолодало резко и настолько, что мне пришлось не только нижнюю половину лица укрыть шарфом, но и натянуть его край на глаза, иначе кожу просто обжигало морозом. Сквозь плотную вязку дико было смотреть на воительниц, и не подумавших сменить доспехи на плащи. Ни шапок не надели, ни рукавиц... Северяне, что тут скажешь.

Несмотря на все погодные условия, Князя встречали. Мне немногое было видно, а точнее — совсем ничего, но иногда Алкари или Элн поясняли кое-что. По их словам, Северин ехал впереди всех, на лошади, и принимал все пожелания, отвечал на вопросы и всячески выражал свое расположение. Что там можно расслышать и понять в таком гомоне голосов и свисте ветра, лично для меня загадка, потому что даже сестрам, чтобы сказать мне что-либо, приходилось низко наклоняться из седел и едва ли не кричать.

Все красоты и ужасы, если таковые и были, столицы прошли мимо меня. Даже саму крепость рассмотреть почти не удалось.

А вот внутри замок поражал своей... строгостью. Ничего лишнего: прямые линии, дерево которым были обиты стены, и некоторая, по сравнению с масштабом строения, скудость обстановки. Причем некоторая — это слабо сказано. Много каминов, не таких, к каким я привыкла на родине, а просто огромных! Видимо они здесь и впрямь для тепла, а не для создания уютной обстановки.

Как раз в одной из зал, по которым, вслед за Князем, меня вели сестры, рядом с камином и сидел тот, при виде которого, я сначала обомлела. А уж когда он встал, с ироничными смешками обнял Северина, похлопал по плечу — как равного! — и вовсе потеряла дар речи.

Уж насколько высок был Князь, и то доставал этому мужчине едва ли макушкой до щек, да и в плечах был явно уже. Незнакомец белозубо улыбался, демонстрируя нечеловеческие клыки, и свое дружелюбие. Кожа его цветом напоминала мне южного кофе, изрядно разбавленное молоком, и странно смотрелась рядом с золотистой кожей Князя, и светлой, почти белой, сестер Элн и Алкари. Черная косища перекинута через плечо, сверкая среди прядей серебряными отблесками. Забавно, меньше всего в этом светловолосом царстве я ожидала увидеть мужчину с косой подобной моей.

Но одет он был совсем просто: льняные, небеленого полотна, штаны, такая же рубаха и меховая безрукавка нараспашку. Оружия при нем, помимо обычного воинского пояса с ножом, я не заметила. Но вот он чуть повернулся, свет огня лег иначе и я увидела самое главное: и руки, и шея, и даже немного лицо, были покрыты черными резкими узорами.

Дитя Вольных земель.

Лэсс'о.

Твердый локоть совсем не мягко и не обходительно вернул меня к реальности, вместе с шепотом Алкари:

— Хватит пялиться!

Мужчины, тем временем, вдосталь помяв друг другу бока объятиями, вспомнили и обо мне.

— Видишь Стейн я, наконец, привез себе невесту.

— По Условию?

— По Условию.

Незнакомец смерил меня взглядом очень светлых глаз и с довольным видом разулыбался.

— Ну, не стойте в стороне, прекрасная леди! — В его речи отчетливо проскальзывали чужие гортанные нотки. Да и сам голос был хоть и низким, но довольно приятным.

Вздохнула как можно глубже, и, мысленно отвесив себе оплеуху, подошла ближе к Князю, даже взгляда в мою сторону не бросившему. Опомнившись, сдернула головы капюшон и опустила с лица шарф, оставив, впрочем, вуаль.

— Принцесса Лазорь Рианат из Даерана, — Реверанс делать не стала, просто вежливо склонила голову.

— Даеран значит... Бывал я в тех краях, давненько правда. — Воин чуть поклонился. — Красивый край, но люди уж больно не любят нас. Меня зовут Стейнар, а этот, простите принцесса за такие слова, дурень, который изображает из себя высокомерного вельможу, мой лучший друг.

Манеры здесь не придворные, так уж точно.

— Ты ничуть не изменился, — усмехнулся Князь.

— Незачем. Зато ты, как посмотрю, прямо светишься образцовыми манерами... О, Алкари! Выросла-таки, чертовка! Неужто снова будешь подглядывать за нами в бане?

К моему вящему удивлению, Алкари покраснела, но огрызнулась:

— Было бы на что смотреть! — Однако незнакомец не преминул, ехидно сощурив глаза, поинтересоваться:

— Прямо так и не на что?

Непробиваемая воительница деревянно кивнула.

— Брось, Стейн, а то она вызовет тебя на поединок!

Мне было нелегко видеть, как он улыбался. И знать, что сама все испортила. Хотя... было ли что портить? Меня и без того здесь ожидает не обитель Божия, просто я так уже привыкла к хорошему отношению Князя, что невольно начала верить в лучшее грядущее.

Ничего страшного, отучусь назад. И намного быстрее...

Тяжелая рука легла на плечо, вздрогнув я вскинула голову; Стейн возвышался надо мной и прямо таки прожигал своими жуткими глазами. Или... нет, вовсе не жуткими, просто необычными. Нечасто встретишь таких светлоглазых... существ, особенно при темных волосах. Непривычно и все.

— Глаза у вас Лазорь... Позволите проводить?

Я стояла, совсем некультурно открыв рот, и глупо хлопала газами. Да-да, потрясения последних дней, кажется, даром не прошли. Это все уже слишком. Очень-очень... слишком.

— Н-но... зачем?

— Перемолвиться хочу словом, — черная коса шевельнулась, блестя в бликах отбрасываемых огнем, когда Лэсс'о пожал плечами. — Как-никак, вскоре родственниками станем. Алкари! Куда?

— На третий, в крайнюю.

— Хорошо. Идемте?

Краем глаза отметила, как дернулся в нашу сторону Князь. И как застыл, сжав кулаки и опустив голову.

Однозначно — слишком.

— Лет тебе сколько? — спросил Стейн. Вроде нормальным тоном, но я ощущала себя как на допросе. Работу королевских палачей я видела всего раз и мельком, но хватило на всю жизнь. А при дворе говорили, что когда ломают дух, а не тело людское, это куда как страшнее выглядит.

— Принцессам таких вопросов не задают, — машинально ответила. — А зачем вам?

— Буду знать, за что выговорить Рину.

Это он от Северина так причудливо сократил?

— А зачем ему за что-то выговаривать?

Мужчина пожал плечами.

— Во-первых, это мой священный долг лучшего друга. А во-вторых, все равно кроме меня некому. Вот он и творит черт знает что, все от вседозволенности... Он тебя не обижал?

— Н-нет...

— Ну и отлично. Обидит — сразу мне скажи. Он иногда не совсем понимает. Что такое женщина и как с ней обращаться. Так, нам сюда. Вроде бы. Понастроили, поди разберись в этих коридорах... Нет, я понимаю, статус и все такое, но можно наверное и поскромнее быть. Так, точно сюда. Вот заходи. — Он распахнул передо мной дверь в комнату.

Теперь уже — мою.

Сразу было видно, что обустраивали ее недавно: пахло деревом и смолой, ткань балдахина над широкой кроватью без ножек сияла белизной, нигде ни пылинки.

Поймав мой взгляд, блуждающий по комнате, Стейнар улыбнулся:

— Эта традиция мне больше всего нравятся. Для долгожданного гостя здесь всегда заново отделывают комнату: обшивают деревом стены, сколачивают мебель, даже, по-моему, специально ткани прядут, но точнее не знаю, сам не видел. Здесь, в замке, полным-полно пустых комнат, они, как правило, закрыты — ждут своего гостя.

— У вас тут тоже... — я провела пальцами по дереву, которое покрывало стены. Оно было гладким и теплым. Довольно темного цвета, но комната не казалась мрачной. — Есть комната?

— Давно уже. Этажом ниже, третья справа от главной лестницы. Захочешь, приходи, Алкари притащи с собой, поговорим.

Посмотрела на него:

— Зачем?

Он хрустнул пальцами, вздохнул и словно нехотя сказал:

— Я беспокоюсь за Рина. Он хоть и Князь, но все равно иногда дурака валяет. А во всяких романтических делах и вовсе — постоянно. Но об этом нам лучше завтра поговорить, ты устала, наверное?

Я пожала плечами.

— дорога была долгой.

Он понятливо кивнул.

— Рин попросил меня приглядеть за тобой. После Латъера... в общем, не хочет, чтобы кто-то из своих снова облажался. Так что, привыкай и ни о чем не беспокойся. — И выходя, добавил: — Пришлю служанок.

Все чуднее и чуднее.

Следующий день выдался не из приятных: то меня таскали по каким-то женщинам, снимавшим кучу мерок, то изводили вопросами, которых я не понимала из-за жуткого коверканья слов моего родного языка. Ни Князя, ни сестер, ни Лэсс'о видно не было, но впрочем, замок-то не маленький, могли и разминуться.

Ближе к полудню, проходя по одному из многочисленных коридоров. увидела в окно, выходящее на задний двор, привязанного к деревянному столбу босого и без рубашки Латъера.

Рядом дремало на вытоптанном снегу пять или шесть псов — сбившихся в плотный клубок так, что не сосчитаешь толком. Больше никого видно не было.

"Это безумие, — сказала сама себе. — Ни к чему хорошему не приведет, и ничего толком не прояснит." И, тем не менее, пошла искать выход на задний двор, и нашла, к своему удивлению, довольно быстро, не иначе как Богиня помогла.

Снег хрустел под ногами, без теплого плаща мигом стало холодно, но это не изменило моего решения. Я хотела знать. И я узнаю.

Одна из собак встрепенулась, подняла голову, обнюхивая воздух. Сердце ушло в пятки, но псина, поворчав для порядка, снова спрятала черный нос в клубок из тел своих сородичей.

Латъер, услышав шаги, с трудом, как мне показалось, поднял голову.

— Принцесса... — прохрипел. Глянул исподлобья: — Зачем пришла?

— Поговорить.

— Что ж... ну говори.

— Зачем ты это сделал? Чтобы меня обвинили? Неужели так хотел расстаться с жизнью? Или думал, что тебя не поймают?

— Ты тут не причем.

— Да уж разумеется. Просто под руку попала.

— Принцесса научилась язвить?

— Хочу узнать, из-за чего чуть не сломалась моя жизнь.

Латъер промолчал.

— Скажи, — я шагнула ближе. — Просто расскажи мне.

— Это Элн, — он глубоко вздохнул.

— Элн, что?

— Она убила мою женщину и моего ребенка.

Я замерла.

— Как?

— Мы с Элн вместе служили на дальнем форпосте. — Говорить ему явно было тяжело, но я намеревалась вытянуть из него эту историю полностью. — Однажды туда прискакала молодая девушка-Лэсс'о на измученной лошади. Просила о помощи. У Марики был муж, от которого она сбежала, он был... жесток с ней. Элн послали сопроводить Марику к Князю, и я вызвался тоже. Северин выслушав ее историю, лишь развел руками — по закону белосеребрянных жена полностью принадлежит мужу. Я попросил его лишь промолчать, не рассказывать о Марике, если ее муж приедет. Для Князя это сложно из-за его Ограничений, но возможно, потому что прямым нарушением умалчивание не является. Он согласился. Марика жила со мной почти полгода, и мы уже решили, что все наладится... На два дня я уехал на форпост. А когда вернулся, меня встречал Князь... Думаешь, легко мне было? Марика носила моего ребенка. Мы хотели... хотели... А, неважно. Ее муж приехал и сразу направился к Князю, и тот ничего ему не сказал. Зато сказала Элн. Она была в меня влюблена. И сказала.

— И... И что дальше? — Прижав ладонь к губам, с ужасом спросила я.

— Да ничего. Он увез ее, а потом, узнав, что она беременна чужим ребенком, убил. Я не успел их спасти. Когда везли тебя, надеялся, что из-за суматохи никто не догадается раньше, чем она умрет. Я бы признался потом сам...

— Ты думал, что об этой истории не вспомнят?

— Она не была мне женой. И не вспомнили же. К тому же, прошло много времени. Довольно... много. Алкари вовсе об этой истории не знала, иначе прикончила бы меня, не разбираясь. А Князь не знал, что тот ребенок был моим.

— Я думала, сальвиры не пропускают через границу никого.

— Людей. Они не пускают людей, как пожелал того маг.

Я спрятала потерявшие чувствительность ладони между коленей.

— Элн жива.

Латъер вздохнул.

— Я знаю. Северин не прощает ни попыток, ни покушений... Я больше не смогу... убить ее.

— И что тебе будет? Отправят на Край?

— Край? — в полубезумных глазах сверкнула усмешка. — Что ты! Это не для смертников. Для меня проведут церемонию Погружения.

— Что это за...

— Лазорь!

Я обернулась. К нам быстрым шагом направлялся Стейнар, на ходу стягивая свою безрукавку. Собаки приветствовали его дружным лаем, но он нетерпеливо от них отмахнулся.

— Что ты здесь делаешь?

— Ничего...

— Северина это не обрадует. Пойдем скорее. — С накинутой на плечи безрукавкой я совершенно точно чувствовала себя лучше. Стейнар взял меня за руку. Коротко глянул на Латъера. — Идем же.

— Не доверяешь? — коротко оскалился тот.

— Прости, но нет.

Уже в дверях замка я с грустью заключила:

— Князю кажется все равно, что со мной происходит.

Стейнар даже приостановился, дернув меня за руку.

— Ты это брось. С чего взяла?

— Мы... повздорили.

— А, так это временно. Помиритесь.

— Зачем?

— Не понял вопроса.

— Детей он мне и без этого заделает.

Лэсс'о резко развернул меня за плечи к себе. Проникновенно заглянул в лицо:

— Принцесса, ты чего, совсем сдурела что ли?

Устало вздохнула:

— А что?

— Ты чего говоришь такое?!

— Он сам сказал!

— Сказал что?

— Что нужна, только чтобы детей его родить!

— Бабы вообще для этого предназначены. Но ты неправильно его поняла.

— Да неужели?

— Именно так.

— Мне так не показалось!

— Что говорит только о твоей неопытности, и больше ни о чем.

— Как ты можешь верить в его честность, если он наказал Латъера! И как ты со мной обращаешься!

— О, ну простите, ваша светлая милость, — он издевательски поклонился. — Сами вы не особо себя утруждаете политесом. И так как у нас тут не королевский, слава кому-нибудь, двор, то будьте добры оставить эти ваши расшаркивания. И зайдите уже внутрь, пока нос не отвалился.

Вспыхнув от смущения пополам со злостью, я влетела в замок и тут же натолкнулась на Князя.

— Лазорь? — нахмурился он. — Что происх... — увидев мчащегося за мной Стейна, Северин чуть сгорбился и положил правую ладонь на рукоять кинжала. — Что случилось?

— Ты не думал, — выдохнул Лэсс'о, — что пленника нужно стеречь не только от побега, но и от окружающих?

— Он неопасен.

— Ка-анечно!

— Стейнар, — другой рукой Князь сдвинул меня в сторону, чтобы не путалась под ногами.

Лэссо мазнул глазами по его рукам и оскалил внушительные клыки.

— На побратима вздумал с оружием?..

— Одну невесту я уже потерял. — Было ему ответом.

Я затаила дыхание, вжимаясь спиной в стену.

— Не сравнивай. Велья была глупым магом, которая не сумела даже малого: разобраться в ситуации!

Князь скосил на меня взгляд.

— Здесь не время и не место.

— Отчего же? — Стейнар издевательски усмехнулся. — Боишься, принцесса узнает? Так будь спокоен: ей и так расскажет любая собака в этих землях. Или есть что-то еще? Я ведь многое знаю, так смогу подсказать...

— Умолкни! — рыкнул Северин. Кажется, я впервые видела его столь злым. — Чего ты добиваешься? Хочешь увести у меня жену?

— Ага, мечтаю. Думаешь, пойдет?

— Нет. Иначе ее разлюбезный Даеран будет развален по камушку моими воинами.

— Что? — возмущенно взвилась я. — Вы не имеете права!

— Имею. — Не моргнул и глазом тот. — Ваш отец давал клятву. Ваш долг ее сдержать.

Я топнула от досады ногой.

— Мне и в голову не пришло бы нарушать обязательства! Не смейте меня обвинять в предательстве, которого нет и не будет!

— Велья вот тоже говорила, что не будет, — куда в потолок с задумчивым видом вставил Стейн.

Да он же просто его злит! Зачем? Какую преследует цель?

— Она и не предала, — повернулся к нему Князь. — Ее смерть — моя вина!

— Ах, да, — воин приложил пальцы ко лбу, будто припоминая, — это же ты не научил ее, что голые люди на здешнем холоде могут замерзнуть. Она наверняка именно от незнания решила тайком прогуляться.

Воздух со свистом вышел из груди Северина.

— Не смей, Стейнар. Не смей.

— А то что?

Князь не ответил. Они сверлили друг друга взглядами, оба тяжело дышали, словно после долгих упражнений с мечом. Оба наклонились вперед, как если бы намеревались в тот же миг ринуться в атаку.

Да они всерьез!

— Княже... — я неловко потянулась к рукаву его камзола.

— Руки прочь! — не оборачиваясь, рявкнул он. Да так, что к стене меня просто отнесло.

Лэссо покачал головой.

— Вот что ты творишь, а? Это твоя будущая жена!

— Вот именно. МОЯ будущая жена, так и не тяни к ней лапы. — И уже мне: — Сними это сейчас же.

Наитие, не иначе, подсказало мне, что ослушаться будет глупостью; безрукавка меховым кулем упала на ковер.

— Так объясни ей. — Медленно, тщательно проговаривая слова, сказал воин. — Кто ты, чего ждешь, и что ее ждет в будущем. А то выйдет как... как с Велией.

Князь резко выпрямился.

— Нашелся... советник.

Не глядя, цапнул меня за руку и бесцеремонно поволок прочь. Я едва успела оглянуться, чтобы увидеть на губах Стейнара улыбку.

— Спасибо потом скажешь! — крикнул он вслед.

Князь притащил меня в одну из многочисленных гостиных с камином, уютными мягкими лавками, и шкурой кого-то большого и бурого на полу. Но в отличие от остальных, здесь над большим камином висел большой портрет, в старинной позолоченной раме, и изображенная на нем девушка красивой улыбкой делала всю гостиную словно бы еще светлее... и теплее, что ли.

Я рухнула на лавку, мало соображая.

Князь же принялся бродить туда-сюда по шкуре, то и дело потряхивая плечами будто дрожь прогонял.

— Хочешь чего-нибудь?

— Нет, спасибо. — Осторожно ответила.

— Простите за... — он неопределенно махнул рукой. — ...за это все.

Я моргнула.

— А. конечно.

— И меня тоже. Простите.

— За что? Вы ничего не сделали...

— Вот именно, — он остановился напротив портрета, боком ко мне. — Я не сделал ничего, чтобы облегчить тебе дорогу, пребывание здесь, да и все остальное тоже... Думал, что все и так понятно. Я так долго ждал этой свадьбы, что... Думал, ты лучше понимаешь происходящее. Чтобы не вышло... Чтобы история не повторилась.

— История с Вельей? — Он, помедлив, кивнул. — Это она? — Указала на портрет. Снова кивок. — Красивая. Такую можно любить.

— Это было давно.

— А Ограничения? Она попала под них?

— У меня три Ограничения. Мне нельзя врать, отбирать, чью бы то ни было, жизнь, и иметь детей. Последнее с условием, я говорил тебе. Когда я встретил Велью, то не думал, что Условие это вообще выполнимо. Тогда это было неважно. Я был молод и самонадеян. Не думал ни о ком, кроме себя. Не хочу этого снова.

Мне понадобилось время, чтобы обдумать его слова. Наконец, я решительно сжала пальцы:

— Нужно ли мне знать что-либо еще?

Северин не повернул головы. Но лицо явно смягчилось, ушла глубокая складка у губ. Загнанное выражение тоже пропало.

— Я любил ее. И я учусь на своих ошибках.

Такой ответ я могу принять.

— Поэтому ты ненавидишь, когда тебе о ней напоминают?

Он вздохнул тяжело, взъерошил пятерней волосы.

— Да. И потому, что эта моя ошибка — тоже.

— Я согласна.

Северин вопросительно глянул на меня.

— Выйти за тебя замуж. Жить в мире и согласии. Любить детей. — Пояснила с решительностью, в которой не была полностью уверена. — Я полностью согласна.

Он не улыбнулся, не рассыпался в обещаниях и клятвах, как сделал бы любой придворный мужчина.

— Я лишь хочу, чтобы ваша честность, Князь, и впредь оставалась в моем распоряжении.

Князь снова посмотрел на портрет. Я знала — его взгляд никогда не сможет оторваться от плавности и правильности черт, изображенной на нем женщины.

— Только если это будет взаимно, Лазорь.

Мои пальцы, оказывается, так крепко вцепились в ткань платья, что она разошлась, и сквозь некрасивую дырку было видно нижнее шелковое, густо-синего цвета.

— Приложу все усилия.

Многие девушки ждут свадьбу как самого большого в жизни праздника. Есть такие, которые мечтают о ней с детства, грезят, строят планы, воображая, как рассадят гостей, какое закажут платье...

Жаль, но я не отношусь ни к тем, ни к тем.

Свадьба? Очередной ритуал. Ритуалов много, и большинство из них созданы не для участников, а для народа — пусть смотрят люди, радуются и восхищаются.

Моя свадьба была скорой.

Причина, по которой Князь не желал ждать, осталась для меня неизвестной. С иной стороны, а зачем откладывать? Итог един.

Погода улучшаться не желала. Если в моем родном Даеране уже наверняка распускались подснежники, то здесь тепла даже не ждали. Впрочем, северяне не очень от этого и страдали. Я, одаренная шубой, муфтой и шапкой из неизвестного меха, такого теплого, что порой даже в метель их очень хотелось стянуть и подставить кожу порывом ледяного ветра, тоже вскоре привыкла. Лишь скучала по привычной красоте весеннего пейзажа.

Свадебного платья как такового у меня и не было. Какое платье, если основная часть торжества должна пройти на улице? Местные мастерицы сшили мне великолепную амазонку синего цвета. Я ожидала белую, но потом подумала и решила, что так даже лучше — на фоне вечного снега белый наряд затеряется совершенно.

— Наездница из меня не очень хорошая, — честно предупредила, снизу вверх рассматривая предложенную лошадь.

— Ничего, — утешил Князь. — Скакать не нужно.

Согласно традиции он усадил меня в седло, накинул на плечи свой плащ — хорошо Алкари подсказала перчатки и шапку надеть заранее, — взял лошадь под уздцы и в таком виде повел по улицам города.

Сальвиты бросали ему под ноги что-то мелкое и сыпучее, кричали поздравления. За нами плелась конная свита, возглавляемая Алкари, лицо которой выражало крайнюю степень отвращения. За ней тенью следовал Стейнар. Пешком шел лишь Князь.

Наверное, мы обошли весь город, потому что когда вернулись к замку, уже темнело, а выезжали ведь поутру. И хотя зимой темнеет раньше, я чувствовала что живот, не знавший ни крошки с прошлого вечера, подводит от голода.

Во двор замка выставили столы и лавки, накрыли снедь. Не успела я испугаться, что и есть придется вне стен, защищающих от порывов ветра, как Князь аккуратно снял меня с лошади и на руках внес в замок. Очень кстати, ибо от долгого сидения в одной позе ноги невозможно затекли.

Столы накрыты были и тут тоже, однако сидели за ними в основном воины вы полном облачении, мужчины и женщины. Повсюду крутились собаки.

Во главе стола еда была иной: как я и просила, на кухне приготовили на меня отдельно. Не хватало еще, чтобы в собственную свадьбу прихватило нутро.

Никаких клятв, публичных обещаний и лжи.

Правда, после каждого кубка горячего вина воины требовали, чтобы Князь целовал свою жену. И он целовал.

Это было... странно. Непривычно.

Потом отнесли в наши новые, по их варварскому обычаю совместные, покои. Обоих — на руках. По традиции двери осталась охранять единственный член семьи Северина — Алкари. Названная дочь.

Жестоко.

Мне не хотелось думать, что она могла слышать... нас.

Утром у дверей покоев мы нашли подарки. Всякая всячина, принесенная с любовью в дар Князю и его жене. И будущим детям — тоже.

Алкари спала головой на коленях Стейнара, который сидел тут же, спиной подпирая стену. Рука его ласково перебирала светлые пряди немного отросших волос.

— С почином, — белозубо ухмыльнулся нам.

Я сумела не покраснеть, но кивок вышел принужденным.

— Как она? — указал на воительницу Князь.

— Плохо, — лаконично ответил Лэсс'о.

Северин опустил глаза. Его рука нашла и сжала мою; я погладила его спину в знак утешения.

Стейнар заметил это движение.

— Идите, вас заждались.

Единственное хорошо: у северян не было позорного обычая вывешивать на всеобщее обозрение брачную простыню.

Но во дворе все же ждали, и едва мы показались на балконе, толпа с радостными воплями повалила прочь.

— Куда это они? — зябко кутаясь в плащ мужа, спросила.

— Праздновать. Им положено семь дней гулять во славу нашего союза.

Интересный обычай.

После завтрака новоиспеченный муж со словами "И так все забросил" засел в кабинете и углубился в дела. Я послонялась некоторое время по коридорам, затем, увидев из окна знакомые спины, вышла во двор.

Алкари и Стейнар явно только что упражнялись: они сидели прямо на снегу восстанавливали дыхание и не обращали ни малейшего внимания на весь окружающий мир. Рядом крутился белый пес, то и дело бестолково толкая мордой руку воительницы, что та держала на колене.

— Ну чего? — в конце концов, недовольно буркнула она, отталкивая песью башку. — Вот пристал!

— Погладь его, — посоветовала, подходя ближе. — Всякая тварь ласку любит.

Воительница скривилась и отвернулась.

— Ей Рин разрешил свадебные гуляния отпраздновать и только потом на Край ехать, — сообщил Лэсс'о. — Вот и злится.

— Ты б не злился, — буркнула. — Охота больно там подыхать. Хорошо, Элн позволил остаться.

Я вздрогнула.

— А вам не кажется несправедливым, что Элн не наказана? Ведь из-за нее погибла та девушка.

Алкари фыркнула.

— Латъер рассказал? А он не сказал, чем думал когда тащил в постель чужую жену?

Стейнар осуждающе ее толкнул.

— Та девушка не сальвит. А Элн всего лишь сказала правду. Нет, — он оборвал меня на полуслове. — Не спорь. Не бывает абсолютно правых и не правых. Латъер осужден за месть. Элн не мстила.

Алкари тяжело поднялась на ноги, отряхнула налипший снег. Сказала недружелюбно.

— Церемония завтра утром. Приходи.

Пес с радостным лаем, помчался впереди нее.

— Переживает, — грустно пояснил Стейнар, тоже вставая. — Рин ей и отца заменил, и мать, и друзей. Она любит его.

— А как же Элн? Разве они не сестры?

— Элн всю жизнь служила на форпосте. Алкари Рин растил в одиночку.

Нет уж, наши дети такими не вырастут, не дам. Хватит с этой земли и одной сумасшедшей.

Я смотрела вслед званой дочери мужа и думала, что не завидую ей. У меня есть муж, есть земля и есть будущее. Несчастная же Алкари потеряла лишь одно — самого дорогого человека. Остального у нее никогда и не было.

— Я не хотела отбирать у нее Князя.

Стейнар проследил мой взгляд.

— Это сделала не ты.

Как мне объяснила служанка, церемония Погружения — это казнь, принятая тут. Считается позорной, потому проводится лишь в крайних случаях — обычно самая жестокая мера — ссылка на Край. Смерти там частое явление, как и недостаток рук.

Ничего зрелищного: виновному дают чашу с отравленным вином. Латъеру чашу подаст Элн, ведь именно ей он нанес вред. Если сальвит не выживает, вместо него это делают родственники или друзья.

— А почему не Князь?

— Ему не дозволено убивать.

Да. Теперь я вспомнила: его Ограничение. Забавно знать, что Князь никогда не убивал.

— Не надо, не ходи, — сказал он мне вечером, когда я рассказала о словах Алкари. — Там нет ничего красивого. И двух дней не пришло со свадьбы, негоже тебе смотреть на смерть.

— Я владею этими землями, — ответила. — Я хозяйка, а не трепетная птичка.

Он прикрыл глаза.

— Все равно.

Но я все же пошла. В какой-то мере я чувствовала ответственность за всех троих: Алкари, ее сестру и Латъера, хотя и не понимала ее природы. Северин взял меня за руку и поставил рядом с собой. Не сказав ни слова. Я перевела дух.

И правда, никаких зрелищ. Задний двор пустовал, лишь Элн, ее сестра, Лэсс'о и мы с мужем почтили его своим присутствием этим утром. Не считая, разумеется, Латъера. Тот спокойно стоял, опустив руки, под охраной собак и Стейнара. Смотрел лишь на Элн.

Та приняла из рук сестры простую деревянную чашу, на нетвердых ногах шагнула к бывшему воину. Собаки расступились

Шаг, другой...

Чаша твердо встала в снег у ног северянки.

— Я хочу поединка, — глухо сказала она.

Алкари вскинулась:

— Элн!

— Я хочу поединка, — упрямо повторила та. — Он нанес мне обиду. Я хочу отомстить оружием, а не отравой.

Северин склонил непокрытую голову:

— Твое право.

Латъер зло оскалился. Не было в его глазах ничего кроме темноты. А ведь мне так и не вспомнился их цвет...

Зря я решила, что бывшему. Бывших воинов не бывает.

Нет, это был не поединок.

Это был... танец.

Они знали друг друга наизусть. Предугадывали каждое движение, наперед видели любую мысль.

Они ненавидели друг друга... и любили.

Завороженная я смотрела на них, и вдруг не помня себя, не помня совести, загадала: если победит... то...

Танец не продлился долго. Они знали друг друга слишком хорошо.

Элн прикрыла распахнутые слепые глаза, обращенные к небу. И сама рухнула рядом.

Муж прижал меня к себе и зашептал что-то в мех шапки. Слова не были похожи на молитву, но откуда-то я знала: он именно молился. За них. За нас. За всех нас.

За землю, которую хранил.

— Я ухожу.

Она стояла, скрестив на груди руки, и опираясь плечом на стену рядом с дверью. Светлые волосы немного отросли и торчали вовсе стороны, придавая девушке немного озорной вид. Вот только печальные глаза и скорбная складка у рта совсем этому виду не соответствовали.

— Прости? — я дернулась и тут же зашипела от боли: служанка подгонявшая по фигуре очередное платье, промахнулась и булавка кольнула кожу. — Можно поосторожней? Благодарю.

Служанка мурлыкнула извинения, но отвлекаться от струящейся ткани не стала. И правильно, работа ей предстоит не самая легкая.

— Уже?

— Прямо сейчас, — воительница провела ладонью по макушке, взъерошив волосы еще больше. Глянула исподлобья. — Не хочу больше видеть, как вы с Северином... Сестра обойдется и без меня, не маленькая уже. В общем, я зашла попрощаться.

Вернешься ли ты? Названная дочь мужа — странная такая у нас вышла семья...

— Возвращайся.

— Прощайте... хозяйка.

И ушла. Ушла, как я подозреваю, навсегда.

Но я все равно повторила:

— Возвращайся домой.

На пороге остался лежать ее воинский пояс и ножны с мечом.

Она смотрела на меня с портрета. Красивая молодая девушка, с беззаботной улыбкой на губах. Волосы, с отчетливой медной рыжинкой, вились крупными локонами, обрамляя бледное лицо. Портрет был действительно удивительно точным, мне нравилось на него смотреть. Нравилось, что эта девушка была частью истории не только моего Рина, но и истории этого дворца, его обитателей, моей истории... возможно истории моих детей.

— Владетельница, — появившаяся в дверном проеме Элн отвесила мне неглубокий поклон, прежде чем войти. Давнее ранение все еще не давало ей ходить прямо, и к этой немного скособоченной фигуре рядом с собой я успела привыкнуть

— Есть новости? — По недавно появившейся привычке погладила ладонями живот.

— Есть, — воительница замялась, кусая губы, явно чувствуя себя неловко. Или одиноко. — С Края. Там... Алкари, она... исчезла.

Я с грустью вздохнула:

— Этого следовало ожидать. Она и так слишком припозднилась. Я думаю, смерть Латъера стала последней каплей. Она его уважала.

— Она знала, как я любила его. Не знала лишь — почему он ненавидит меня. Я рассказала ей после того как мы приехали в столицу. Она назвала меня предательницей.

Повисло молчание.

— Любовь принимает порою странные и даже страшные обличья, — задумчиво сказала я, спустя какое-то время.

Элн выглянула в окно. Перевела взгляд на горящий камин, потом — на меня. Сказала тихо и почти жалобно:

— Я не хотела...

Я тоже посмотрела в окно. Там разразился страшный ливень, с громом и грозой, к которым я успела уже привыкнуть. Как и ко многому остальному.

— Никто не хотел, Элн. Но часто ли получаем именно то, что хотим?

Земля напитывалась живительной влагой, зеленела листва на деревьях. Вспышки высвечивали одинокую человеческую фигуру на фоне черного обрыва, куда не проникал даже их яркий свет. У ног фигуры сидел пес, сжимавший в зубах длинные ножны.

Князь шагнул ей за спину.

— Ал...

Она не обернулась.

— Уходи.

Пес прижал уши, и жалобно заскулил — впрочем, этот звук поглотил очередной громовой раскат.

— Ты мое сердце. Ты не можешь покинуть меня.

Она чуть повернула голову.

— Я думала ты — мой мир. Но мир оказался больше, чем ты. Уходи.

Князь отступил, дождь, бивший по его обнаженной коже, стекал к земле сдобренный кровью. Плата за магию. Плата за силу. За шанс увидеть — возможно, в последний раз.

Шаг назад и он снова в родовом замке, родном доме. Далеко от Края.

— Что случилось? — Подбежала жена, обеспокоенная видом крови. — Ты ранен?

— Нет, — голос его прозвучал глухо и надсадно. Если бы она знала его хуже, могла бы решить, что это от слез. Но нет, это просто холодный дождь... — Я просто прощался.

В лазоревых глазах жены он видел то, что дороже всего на свете: даже любви. Он видел понимание.

— Иногда, — он откашлялся, — кто-то из нас борется в одиночку со всем миром. Таким был мой отец. Таким не стал я.

— Не всем стоит бороться. Кто-то должен хранить покой.

Он сжал теплую ладошку своей жены. Поцеловал длинные холеные пальцы.

— Действительно. Иным воевать... А нам с тобой хранить эту землю.

Позднее ночью он проснется от неясной боли в груди.

Край примет вызов.

Прощай, не свидимся больше,

Не взглянем друг другу в глаза.

Слезы из них одна другой горше...

Прощай, не вернусь назад.

Не глядя мне вслед, шагни в свое время,

Не плач, нас никто не поймет.

И зря эти чувства тихо так зрели,

Росток их уже не взойдет.

Я не обернусь, теперь здесь чужая,

Хоть кем-то, но в прошлом была.

Погибну-воскресну... а ты не узнаешь?

Вот так вот... такая мечта...

Милосердная память все это сгладит,

Сотрет без следа... просто сор.

Забудешь, что клялся дома оставить,

Забудешь, конечно, не спорь.

И нечего плакать, ведь бесполезно,

Судьба всех людей такова —

Исчезнуть однажды, истаять телесно.

Следами займется трава.

...Прощай, не свидимся больше,

Не взглянем друг другу в глаза.

Слезы из них одна другой горше...

Прощай. Не вернусь назад.

23/08/2010г. — 06/08/2011г.

* Все приведенные в тексте стихотворения принадлежат автору данного текста.