Полынный ветер. Часть 1. След в небе

Хватка ослабла, колени сразу же дрогнули, подогнулись, и Алейна осела в сугроб. Васпа повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь, чеканя шаг. Под его сапогами снег хрустел, подрагивал и проминался. Алейна почувствовала, что переполняющая ее горячая волна подступила к горлу, щипала глаза, но выхода не находила. В бессилии она сгребла горячими пальцами пригоршню снега и швырнула вдогонку, а затем — следом полетели слова, острые, как ножи:

— Зверь! Чудовище! Ненавижу!

Цели достигли: васпа ссутулился сильнее и зашагал быстрее.

Алейна зло, на его манер, усмехнулась. И порадовалась, что не разревелась. Так с детства повелось — никогда в самые отчаянные моменты не плакала. Лишь губы кусала и, сжав кулаки, ладонь царапала. Вот и сейчас, стряхнув остатки снега, Алейна заметила вмятинки от ногтей, и дважды вытерла ладонь о подол. После пережитого потрясения мозг заработал лихорадочно: сначала надо узнать, где они находятся, а для этого нужна карта. Помнится, он по ней дорогу сверял.

Вернувшись в кабину, девушка открыла бардачок, выудила оттуда атлас дорог. Просека прострачивала изображение тонким пунктиром и заканчивалась черной точкой — стало быть, вот и деревня, куда направился васпа. Но была и другая дорога — она вилась чуть в сторону, зато была обозначена сплошной чертой. Алейна смутно представляла, как нужно ориентироваться в лесу. Помнила только про мох, растущий с северной стороны, и про компас. Но мха зимой не сыскать, да и компаса в наличии не оказалось. Поэтому, засунув карту за ворот кухлянки, девушка выбралась из боевой машины. Огляделась — теперь дорога пустовала и чудовище, с которым ей приходится путешествовать, успело скрыться за деревьями. Значит, смело можно идти вперёд. Через несколько шагов с просеки, действительно, сворачивала колея — было заметно, что по ней недавно кто-то проезжал, и снег еще не успел замести рисунок протектора. Это обрадовало Алейну и придало ей сил. Даст бог, она успеет раньше и предупредит людей о надвигающейся беде...

* * *

Люди глупы и иррациональны, и эта девчонка — не исключение, думал Иржи. Он всё щё чувствовал головокружение и слабость — последствия недавнего происшествия на болотах — ему нужно было подкрепиться и отдохнуть, и ссора вовсе не ходила в ближайшие планы. Но девчонка напрашивалась. Провоцировала, как в тот раз, в школе, когда отвесила ему пощечину. Когда она еще была... жива?

Иржи неосознанно поежился. Пока она спала, клубочком свернувшись на жестком кресле, он украдкой рассматривал ее. Девушка улыбалась во сне, смешно причмокивая губами, по щекам разливался здоровый румянец, грудь вздымалась беспечно и ровно, и от всей фигуры веяло теплом и нежностью. Но именно это и беспокоило. Ангельское личико казалось Иржи фарфоровой маской. И чудилось — сорви ее, а под ней окажутся лунные глаза-плошки и частокол зубов...

Дворы тоже встретили его недобро — ощерившись изгородью из грубо отесанных и заострённых бревен.

Дома — новые, добротные. Видно, что хозяева здесь крепкие. И, наверняка, прижимистые. Как с ними разговаривать? Иржи никогда этого не делал. Переговоры всегда вели офицеры. А если люди были несговорчивы — васпы приходили и брали, что нужно, оставляя за собой трупы и пепелища. Но не было рядом офицера. И не было других васпов, прикрывающих с тыла. С Иржи такое происходило в первый раз: одинокий васпа — против всей деревни.

По спине пробежал предательский холодок.

Почуяв недруга, некстати поднялись собаки. Иржи инстинктивно подобрался и сбавил шаг. Дверь крайней избы распахнулась, и в проёме показался дородный бородатый мужик.

— Кого-то там чёрт принёс... Белыш ажно спятил, — гаркнул бородач и, сощурившись, глянул во двор. Его пёс, белёсый с серым боком, душился ошейником и, хрипя и брызжа пеной, кидался на забор.

Иржи успел скользнуть за лобаз и рухнуть в сугроб.

Двор просматривался, как на ладони.

И васпа видел, как мужик, не заподозрив угрозы, махнул рукой и побрёл в дом. А собака, всё ещё ворча и время от времени тявкая, вернулась в будку, но оставалась настороже.

Иржи приглушённо чертыхнулся. Ещё людей нерациональными назвал! А сам-то хорош! И на что надеялся, спрашивается?

Васпы налетали, как саранча, удовлетворяли свои инстинкты, и возвращались назад победителями, с трофеями. Налёты редко бывали провальными: разведка работала хорошо. И десантные группы, как правило, не встречали сопротивления. Но с безоруженными испуганными селянами, измождёнными тяжёлым трудом, которым в этом суровом краю достаётся кусок, воевать легко. Совсем другое дело, когда противник силён и готов к встрече. И своё просто так не отдаст.

Значит, снова придётся брать самому. Кажется, в той далёкой и почти забытой жизни, где стеклянно звенели белые лилии и улыбалась сероглазая женщина, это называлось воровством и считалось очень плохим поступком... И вот уже замаячили на горизонте сознания строгий мужчина в белом костюме, и плачущий малыш среди черепоков свинки-копилки. Но Иржи отогнал эти образы — не время и не место, и не за тем он здесь.

Теперь Иржи старался держаться от жилых домов на расстоянии, чтобы не потревожить собак и не всполошить их хозяев. Свернул на окраинную улицу, оказавшуюся довольно пустынной. Присмотрел подворье. Оно вовсе не было заброшенным. Напротив — ухоженное и обжитое. Просто хозяева, должно быть, куда-то отлучились.

Воровато оглянувшись, он подошёл к калитке и толкнул: заперто!

Из-за забора донеслось глухое утробное ворчание.

Значит, и здесь был сторож, притом, куда более надёжный, ибо в отличие от других своих сородичей, не тратил силы на бесцельный лай, а ждал наизготове.

Иржи попробовал расшатать несколько досок в калитке — рык стал злее.

Наконец одна штакетина поддалась, и васпе удалось сдвинуть щеколду и тенью проскользнуть во двор. И только теперь он увидел своего противника воочию, и то был достойный соперник: огромный, лохматый, с массивными лапами, холёный. В глазах светились ум и злость.

Два зверя смотрели друг на друга с вызовом, и ни один не собирался уступать.

Васпы ненавидели собак. Видимо потому, что эти животные напоминали их самих. И не только тем, что при хорошей выучке, становились верными слугами, но ещё и тем, что собаки отлично чуя настроение и состояние жертвы, наличие адреналина в её крови. И, более того, могли безошибочно различить — был ли то адреналин страха или адреналин победы. И выстроить тактику боя.

Пёс, безусловно, распознал хищника более могучего, но уступить не мог. И, собрав все силы, бросился на чужака, что проник на его территорию. Но цепь натянулась и рванула назад, собака, сделав сальто в воздухе, рухнула наземь. Пёс захрипел, а Иржи успел отскочить на безопасное расстояние.

Но собака тут же вскочила и повторила рывок, на этот раз — куда яростнее. Колышек, на котором держалась цепь, ходил ходуном и, казалось, вот-вот выскочет.

Пёс злобно рычал, и глаза его налились кровью.

Иржи даже почувствовал невольно уважение к этому честному вояке, готовому биться до конца, имеющему цель и мотив. Впрочем, у него, Иржи, тоже есть — выжить любой ценой. И добраться на хутор Затёмники, где засели васпы.

Он снял куртку — к холодам не привыкать — и швырнул её псу. Отвлекающий манёвр удался: собака с остервенением принялась рвать в клочья предмет одежды. Это дало васпе немного времени. И он шмыгнул к избе.

Брал торопливо, что попадалось по руку. Канистра с горючим нашлась у крыльца, а в сенях — недоеденный пирог, термос с налитым в него супом (наверное, приготовленным в дорогу и забытым) мешки с крупой и картошкой, домашнее сало...

Правда, дальше сеней васпа не продвинулся. Почему-то от собственных действий сейчас становилось неловко, и жгло огнём, имя которому, — стыд.

"Воровать нехорошо", — говорил в его голове человек в белом костюме, Иржи хотелось провалиться сквозь землю.

Он поспешно сгрузил всё раздобытое на сани, что нашлись под навесом, вышел через задний двор (встречаться с зубастым охранником ещё раз он не собирался) и поспешил прочь от деревни.

Пошёл снег, заговорщически заметая отпечатки ног и полозьев...

Чтобы как-то отвлечься, Иржи вёл мысленный спор с Алейной. И это слегка веселило его. Однако, радость мгновенно улетучились, едва только он прибыл на место.

Дверь в кабину — настежь, а девчонки и след простыл. Но разозлиться как следует Иржи не успел — зимнюю тишину разорвал вопль:

— По-мо-ги-те!

Голос он узнал сразу. И, ругнувшись, рванул на зов...

* * *

Если бы не идеальный слух, Иржи было бы не просто отыскать беглянку: в зимнем лесу легко потерять ориентир. Судя по оставленным следам, которые к тому же, успело припорошить снегом, девушка проваливалась в сугробы, кружила на одном месте, пока не заблудилась окончательно. И какие черти, спрашивается, понесли? Впрочем, где её понять? Не человек же...

Крик повторился, теперь громче и отчаяннее. К нему примешивался еще один звук: раскатистый и глухой, так может тарахтеть неисправный мотор.

"...или зверь, неосторожно потревоженный в своей берлоге", — подумал Иржи и рванулся, одним махом преодолев пригорок.

Девушка сидела в снегу. Рыжая грива волос спуталась, и отдельные пряди прилипли к мокрому лицу, искаженному гримасой ужаса. Беспомощно скуля и подвывая, Алейна отползала назад, не сводя обезумевшего взгляда с черной туши, поднявшейся над ней едва ли не на сажень. Ветер донес запах мокрой шерсти и гнили.

Сначала Иржи замер. Ему хватило пары секунд, чтоб оценить ситуацию. Рука привычно выхватила пистолет, и Иржи сощурился, выбирая, куда точнее всадить пулю. Крупную медвежью голову она не пробьет. У него не было ни винтовки с хорошей оптикой, ни крупнокалиберного дробовика. Стрелять в спину — только разозлить. Значит, надо отвлечь ещё одного за сегодня зверя на себя. Встретиться с ним лицом к лицу, и тогда стрелять в глаза или морду. Причинить боль. Дезориентировать. А потом...

Иржи не успел додумать, что будет потом. Медведь распахнул пасть и издал рев, полный звериной злобы. Васпа заметил, как с желтых клыков сорвались тонкие нити слюны. Как в воздухе мелькнули черные когти — каждый почти с ладонь. Черная туша подмяла под себя девушку, и до Иржи долетел не крик даже — приглушенный вздох. А потом что-то лопнуло, словно разорвался большой мыльный пузырь.

"Все", — промелькнуло в голове у Иржи, и он все-таки выстрелил. Запоздало, не рассчитывая ни на что. Пуля сорвала клочок меха и вошла в шкуру где-то в районе шеи. Медведь дернулся и заревел от боли, но почему-то не обернулся. Его туша мелко затряслась. Завибрировала, словно внутри него был встроен моторчик. По шкуре волнами пошла дрожь.

Будто в бреду, Иржи видел, как из-под живота зверя начали прорастать и удлиняться черные щупальца. Они были жидкими, как торфяная грязь, и узловатыми, как корни деревьев. Из одного отростка тут же отделялся другой, а из того — вырастал новый. И все они оплетали медведя, подобно паутине, которой паук оплетает свою незадачливую жертву.

Зверь заревел снова. На этот раз отчаянно и страшно. Едва подавляя дурноту, Иржи видел, как оплетавшие тушу тенета прорвали толстую шкуру и принялись прорастать внутрь: под шерстью вздувались тугие жилы, из многочисленных ран полилась кровь. Медведь теперь ревел не переставая. Этот звук болезненным эхом отдавался у васпы в ушах, и Иржи выстрелил снова. И еще раз. Не зная, целится ли он в медведя или в нечто, пожирающего зверя прямо на его глазах.

Тем временем щупальца стали расходится в стороны, как расходятся пригнутые к земле молодые деревца. Разрывы на шкуре животного стали шире, обильнее полилась кровь. Рывок — и стороны полетели ошмётья. Горячая кровь, шкварча, оплавила снег.

Иржи успел рухнуть в сугроб и инстинктивно прикрыться руками прежде, чем рядом с ним упали куски еще дымящейся плоти. В ноздри ударил сладковатый запах развороченных внутренностей. Приоткрыв глаза, васпа увидел рядом с собой перекрученную сизоватую ленту кишечника. У искореженной ели, среди клочьев шерсти и ошмётков плоти, пульсировала бесформенная груда. К ней, будто ужи, ползли грязевые ручьи. Они истончались, втягивались в пульсирующий сгусток, светлели и наливались медью. Уже не черные щупальца горгоны — а рыжая копна волос. И не узловатые корни — а тонкие девичьи руки.

Алейна застонала, вздохнула всей грудью, словно вынырнула из-под толщи воды. Потом тряпичной куклой осела в снег. Ее лицо залила нездоровая бледность, глаза закатились. Но Иржи не спешил к ней на помощь. Он лежал на снегу, и его потряхивало от омерзения.

Кто бы мог подумать, что еще утром это... существо... вызывало в нем желание? Но прелестная внешность скрывала в себе жуткого монстра, и васпу передергивало от одной мысли о том, что он касался чудовища.

Иржи поднялся на ватных ногах. Он все еще сжимал в руках пистолет, и первым желанием было пристрелить эту тварь. Или оставить здесь, в лесу. И бежать к оставленному транспорту. Уехать, пока она не очнулась. Пока узы, навязанные ведьмой, не натянутся и не начнут рваться, подобно жилам. Насколько хватит ведьмовских чар?

Иржи провел ладонью по лицу, стряхивая кровь и пот. Сглотнул.

Лучше не сейчас. Глупо завладеть такой силой, и отказываться от нее. Глупо бояться женщины.

Он подошел к девушке и пихнул ее носком ботинка. Она вздрогнула и приоткрыла глаза. Остекленевший взгляд скользнул мимо Иржи, по изуродованной туше зверя. На лице отразился испуг, и Алейна приподнялась на локтях и захныкала.

— Что вы сделали? — плаксиво пролепетала она. — Чудовище!

— Это я-то? — разозлился Иржи. Страх разом оставил его, и васпа нервно расхохотался: — Да нет, моя милочка. Это вы натворили. И вы куда худший монстр. Я, по крайней мере, не притворяюсь красоткой!

И в этот раз "вы" в его устах звучало особенно издевательски.

— Хватит! — резко оборвала она и ее губы задрожали от обиды: — Хватит меня оскорблять!

Иржи ехидно ухмыльнулся:

— Не оскорбление. Констатация факта.

Алейна отвернулась и принялась подниматься из сугроба. Но, видимо, схватка со зверем лишила ее сил, и она беспомощно барахталась, сопя и кусая губы. Иржи завел глаза и подхватил под локоть, чтобы помочь подняться.

Но девушка извернулась ужом и изо всех сил впилась зубами в его ладонь.

— Вот тварь! — Иржи отдернул руку. Первым делом он хотел отвесить девушке пощечину, но подумал, что трогать болотницу выше его сил. Поэтому просто слизнул языком выступившую кровь и презрительно скривился, наткнувшись на перепуганный взгляд Алейны.

— Крови не видели? — ехидно поинтересовался он. — Удивлены, что она красная? Может, ожидали слизь? Простите, что разочаровал.

Повернулся и медленно пошел к оставленному бэтээру.

Алейна нагнала васпу не скоро. Плелась позади в гробовом молчании.

"И сопении", — с привычной ехидцей отметил про себя Иржи, хотя смеяться ему не хотелось. Он все еще был напряжен и небрежно касался пальцами кобуры, готовый в любой момент выхватить пистолет и дать отпор... кому? Косясь на спутницу, Иржи видел только сгорбленные узкие плечи и рыжую гриву, полностью завесившую лицо. Иржи боялся, что если Алейна поднимет голову, сквозь мокрые пряди волос сверкнут тусклые болотные огни. Но до машины они добрались без приключений.