Маргарет помолчала, осмысливая услышанное, и с любопытством глядя на Робина, на миг потерявшего свой самодовольно-наглый вид.
— Что ты скрываешь от меня, Кот? — спросила она. — Я не верю, что история вокруг влияния Нэн или меня на короля может объяснить появление среди живых короля былых времён, да ещё и со свитой. Были в истории королевства и более крутые времена, знаешь ли.
Робин некоторое время молча смотрел на неё, кусая губы, и вдруг выпалил непонятное:
— А с чего ты взяла, что это — впервые?!
— Довольно, Роб! — Резкий приказ был отдан, разумеется, Диконом, легко проскользнувшим в фургон через магическую защиту Кота. — Довольно!
И бывший король спокойно встретил возмущённый взгляд Маргарет и виноватый — Робина.
* * *
— Нет, не довольно! — твёрдо возразила Маргарет, ужасаясь собственной смелости. — Не довольно, сир! Мне нужно понять ваш резон спасать одного из Тюдоров, чтобы вам доверять, потому что, видит Бог, после того, как они с вами обошлись...
— Ну, Скряга построил мне весьма впечатляющую гробницу с трогательной надписью, в конце концов, — небрежно отмахнулся Дикон. Маргарет не могла не отметить, что на лице его явно отразилось непонятное ей облегчение, словно своим вопросом она сама увела разговор от неприятной ему темы, но отложила раздумия по этому поводу на потом. Потому что сейчас ей просто не приходило в голову, что может быть для человека более неприятным, чем рассуждения о событиях, случившихся после его смерти.
— Да, после того, как весь Лестер мог безнаказанно обозревать ваше тело в том виде, в каком его создал Господь!
Маргарет осеклась и виновато потупилась. Ей совсем не хотелось вдаваться в подробности гибели короля, который сейчас сидел, как ни в чём не бывало, перед ней, удобно вытянув ноги и опираясь спиной на один из массивных сундуков с инвентарём.
— Что ж, дорогая леди, я — воин, и всегда был именно воином, а с телами нашей братии никто никогда не церемонился, — сухо хмыкнул Дикон. — Не вижу причины, по которой к моему надо было относиться как-то по-особенному. Вспомни хотя бы моего батюшку и брата Эдмунда. Но ты права в одном, Марго: у меня есть резон спасать Генриха Тюдора. И я помогу ему, и помогу королевству, которое когда-то поклялся защищать. Я втянул в эту историю Робина, Пса и Крыса, потому что привык к своим друзьям. Надеюсь, они меня простят. Или ты хочешь уйти, Роб?
Маргарет сжалась. Из всех странных особ, появившихся в её ставшей такой странной жизни, именно с Котом она чувствовала себя настолько комфортно, насколько это было для неё возможно. Если честно, то гораздо свободнее, чем с кем бы то ни было из знакомых ей мужчин. Она никогда не думала о его прошлом, о том, что у него могут быть свои, болезненные воспоминания. Потерять теперь Робина... Нет, она даже думать об этом не хотела!
— Никуда я не уйду, — отмахнулся ничуть не смутившийся Кот. — Я ненавижу этого бугая в короне с фальшивыми каменьями, но ради тебя и ради неё готов продолжать. Да и дочка Нэда была славной девушкой, если на то пошло, и наверняка любила своего сына. Но ты должен кое-что объяснить Марго, Дикон. Во дворце опасно, а она уже совсем не та, какой была, когда его покидала. Что и хуже, и лучше — смотря с какой стороны взглянуть.
— Согласен, — кивнул Дикон. — Если Марго согласна говорить о том, о чем она говорить до сих пор отказывалась. Но я пока не вижу смысла впутывать в ситуацию другие аспекты. Что ты хочешь узнать, Маргарет?
— Всё! — невесело усмехнулась она. — Меня очень интересуют истории о воскресающих королях, потому что я люблю таинственные истории и просто сплетни, но это подождёт до лучших времён. Вы этого от меня ожидаете?
— Ты повзрослела, моя леди, — тепло улыбнулся Дикон. — Начнём с самого начала. Ты собираешься идти во дворец. Зачем ты хочешь увидеть королеву?
— Затем, что она — единственная, кто точно знает, какие именно камни были на её муже в момент коронации. Если магическая защита короля была нарушена, она могла быть нарушена не только отсутствием рубина. Есть и ещё кое-что... — Маргарет помедлила, но решила продолжить. — Мне не совсем понятно, как поступит королева, получив рубин. А его получит именно она, потому что именно ей Чёрного Принца решили передать те, кто сейчас рубином владеет. Я не знаю, что у неё на уме, никогда этого не понимала. Все было плохо уже до начала эпидемии, а теперь, как сказал Робин, всё стало ещё хуже. Её величество получит новый козырь, получив рубин, и мне хотелось бы знать, как она собирается использовать этот козырь в своей игре.
Девушка вздохнула, прикрыла глаза и позволила себе сказать вслух то, о чем думала уже много дней:
— Я сделаю все, чтобы защитить Гарри. Он остался в моём прошлом, но он был добр ко мне, знаете ли. Я могла бы сказать вам, что буду его защищать потому, что он — хороший король и станет, возможно, великим королём, но дело не в этом. Я буду защищать всеми силами не его милость короля Англии и Франции, лорда Ирландии и прочее, а задиру Гарри, с которым я была близка, который пел мне свои слишком манерные сочинения, который обожает маскарады и блеск, и который влюбляется в каждую хорошенькую мордашку на своём пути от спальни до зала советов. Я ему обязана.
— Не ты его выбрала! — горячо вмешался Робин.
— Не я, — согласилась Маргарет. — Но я не имела ничего против. Меня это устраивало. Если хотите знать, то я думаю, что мне повезло. Меня могли бы выдать замуж за ревнивого деревенского лорда, или за ненормального олуха с титулом, или могли бы просто приказать обольщать тех, кто был нужен моему опекуну. Такое случается и с родными дочерями, не то что с воспитанницами.
— Это так, — согласился Дикон. — И что ты собираешься делать, чтобы выяснить намерения королевы?
— Просто присутствовать при том, как она встретится с Ричардом и Агатой.
— И Джоном, — вставил Кот, уже ставший самим собой и озорно поблёскивающий глазами, — не забывайте про старину Джона!
— Ладно, не забуду, — пообещала ему Маргарет и снова обратилась к Дикону. — Сир, я не понимаю роли Агаты. Я вообще не понимаю, что она такое. Она может убить взглядом, это я видела. Та молодая ведьма, о которой я вам рассказывала, назвала её слугой Дракона. Она слишком много пьёт и слишком всех не любит. И у неё некромантические заклинания, вырезанные на её собственной спине! Я не знаю, чем может грозить Гарри союз королевы с такой женщиной.
— Хорошо, моя леди, я понял. Действуй так, как считаешь правильным. Но главное, что ты должна помнить, Марго, — продолжил Дикон, — это то, что ты, как и все мы, не должна пытаться перестроить ход событий по своему пониманию.
— Понятно... — Маргарет преувеличенно уныло кивнула. — Мне нельзя позволить себе удовольствие сломать Нэн Болейн шею и вбить Джорджу в глотку его мерзкую ухмылку, хотя теперь мне это вполне по силам.
Против её ожидания, Дикон не рассмеялся.
— Нэн Болейн... Избегай её, Марго. Короля подчиняет именно она, но мы не знаем источника её силы. Насколько можно судить, она была вполне нормальным ребёнком, и при дворе во Фландрии за ней не было замечено ничего необычного. Что-то случилось во Франции, но мы не знаем, что именно. Мы даже не знаем её целей.
— Её цель известна всему христианскому миру, — резко ответила Маргарет. — Анна Болейн, потомок лондонских лавочников, хочет стать королевой Англии.
— Нет.— Дикон отрицательно мотнул головой. — Должно быть что-то ещё. Меня беспокоят слова той молодой ведьмы, о которой ты мне рассказывала. Она что-то говорила о бессмертии.
— А единственным артефактом, дающим бессмертие, является чаша Грааля, если мне не изменяет память, — вступил в разговор Робин, и почему-то расхохотался.
— Чаша Грааля?! Но это же сказка, милорды. Сказка о короле Артуре.
— Не совсем, — не согласился Дикон. — Мой брат-король был очень увлечён её поисками. Он и его жена. Особенно его жена. Но мне тогда было не до них, у меня была своя жизнь, на севере. Если бы я только знал, что именно мне предстоит...
— Страшно подумать, что случится, если Болейны доберутся до чаши Грааля, — Маргарет зябко передёрнула плечами.
— Я не думаю, что чаша Грааля безразлична к тому, кто пытается её найти и с какими целями, — тонко улыбнулся Дикон. — Грааль — артефакт божественной милости, и не может быть использован в нечестивых целях, я уверен в этом. Но Грааль — не единственный артефакт, привезённый в Англию рыцарями-храмовниками, и вот те другие меня беспокоят.
— Вернёмся к делу, почтеннейшие, — вмешался Кот. — Как мы сможем защитить Марго во дворце? Конечно, я-то буду поблизости, ведь даже коту позволительно смотреть на королеву, но я могу всего лишь загрызть кого-нибудь. Даже многих, если придётся. Но не думаю, что это — именно то, что нам нужно, не так ли? Ты будешь там, Дикон?
— А толку? — пожал плечами король. — Я-то и вовсе могу только мечом размахивать, и это совсем не то, что нам нужно. Но я знаю, кто подойдёт для дворцовых переходов идеально.
Глава 7
Маргарет вошла в парк Гринвичского дворца, когда вокруг уже стемнело. Она не торопилась, зная, что Каталина сможет выйти ей навстречу только после того, как приготовит своей королеве постель, и когда дежурные дамы королевы оставят её на ночь.
Беззвучно скользя от одной группы деревьев к другой, никем не видимая, Маргарет наслаждалась свободой и одиночеством. Её невидимость была простой предосторожностью, потому что в огромном парке было удивительно пустынно, словно за стенами дворца и не собрались сотни людей. Девушка поёжилась. Меланхоличный Гринвич всегда вызывал у неё противоречивые чувства. Красота этого места была неоспорима, но неоспорима была и его тяжёлая аура.
Когда-то Гринвич был просто живописным поместьем короля Генри V, на которого Гарри только что не молился. Брат великого короля построил здесь дворец и этот самый парк, но он не был счастливым человеком, и его творение никому не принесло счастья. Сначала его присвоила себе властная француженка, чья воля и жадность чуть не убили королевство. Дед Гарри подарил Гринвич своей обожаемой жене, которая, в свою очередь, чуть не начала в королевстве новую гражданскую войну. А потом отец Гарри отобрал у неё этот дворец — у матери собственной жены! Маргарет всегда удивлялась этой тёмной истории, о которой при дворе боялись говорить самые завзятые сплетники.
Гарри любил Гринвич. Здесь он родился, здесь он женился, здесь провёл самые беззаботные годы, здесь выдал любимую сестру за своего лучшего друга. Но дворец неумолимо делал своё дело, и теперь в нем снова жила королева, из-за которой королевство раскололось в своих симпатиях.
"Я просто слов не подберу,
Насколько ты, судьба, сильна,
Устроив так свою игру,
Что даже радость мне больна -
А все же радости полна".
Бархатистый мужской голос, раздавшийся чуть ли не рядом с Маргарет, заставил её подскочить. Но потом она услышала звук поцелуя, женское хихиканье и шелест одежды. Оказывается, по другую сторону роскошного куста диких роз расположилась парочка. Мужчину она узнала по голосу, это был тот самый сэр Томас Вайатт, который беседовал с мастером Джузеппе после их выступления на ярмарке. Немного поколебавшись, Маргарет решила взглянуть, кто именно возится с поэтом в темноте парка. В конце концов, её парочка увидеть не могла, а ей было просто любопытно. Конечно, это была именно Лиз Даррелл. И, судя по ситуации, у сэра Томаса не осталось ни одного шанса сохранить свой статус свободного охотника. Маргарет представила, как будет злиться Нэн Болейн, и бесшумно отступила за куст, ехидно улыбаясь.
Каталина ждала её у двери, ведущей в служебные помещения дворца. Маргарет не отказала себе в удовольствии легонько шлёпнуть мавританку, оставаясь невидимой, и сполна насладиться произведённой паникой, тем более комичной, что Каталина не посмела даже взвизгнуть.
В этот поздний час дворец был настолько полон жизни, насколько безлюден был парк. Маргарет еле успевала уворачиваться и лавировать, что получалось не всегда, и некоторые придворные оставались растерянно озираться по сторонам, не понимая, какая сила отпихнула их с избранного направления. "Конфеты", — напомнила себе Маргарет. У неё только что появилась возможность осуществить свою давнюю мечту о безнаказанном визите в королевскую кондитерскую. От сладких мыслей её отвлекло мелькнувшее в полумраке знакомое лицо, украшенное округлыми бровями. Сэр Фрэнсис Ловелл увлечённо беседовал со стоящим у окна мужчиной лет тридцати, в котором Маргарет с некоторым удивлением узнала лорда Генри Кортни, нынешнего маркиза Экзетера. Что друг Дикона мог обсуждать с человеком, яростно поддерживающим Болейнов?
Но задумываться было некогда, потому что Каталина уверенно и споро прокладывала себе дорогу вперёд, и для Маргарет было разумнее держаться за широкими юбками мавританки, чем петлять в своей невидимости между группками людей. Девушка с облегчением отметила, что Гарри нигде не было видно. Было бы, конечно, интересно посмотреть на него со стороны теперь, когда она так изменилась, да и он не остался прежним, но...
На половине королевы было безлюдно. Король явно дал понять, кого придворным надо восхвалять и перед кем выслуживаться, и около Арагонки не осталось никого, кроме самых бесстрашных друзей и самых скромных придворных, входящих в её штат. Внезапно Каталина остановилась и предостерегающе подняла руку, но Маргарет уже услышала знакомый голос и почти побежала вперёд. Двери, двери, раскрытые настежь двери, никем не охраняемые — и, наконец, спальня королевы.
— Я предупреждаю Вас, мадам!
— Да, ваше величество.
— Вам все равно придётся покинуть дворец, и только от вас зависит, сделаете ли вы это с достоинством!
— Я знаю, ваше величество.
Маргарет остановилась на пороге спальни. Катарина сидела на стуле, откинувшись на спинку и поставив сильно отёкшие ноги на скамейку. В наступившей тишине было слышно потрескивание дров в камине, освещающем комнату, и короткое, тяжёлое дыхание королевы. Гарри стоял спиной к Маргарет, в своей любимой позе, уперев кулаки в бедра и вздёрнув подбородок. Из всех известных ей людей он был единственным, кто не выглядел в этой позе нелепо. Королеве приходилось смотреть на мужа снизу вверх, но не похоже, что её это волновало. Контраст между высоким, статным мужем, одетым в расшитые золотом и украшенные драгоценными камнями одежды, и женой, кутающейся в теплую накидку, надетую прямо на рубашку, не скрывающую ее расплывшееся тело, был потрясающим.
— Кэт...
— Гарри...
Поза мужчины изменилась внезапно, словно силы мгновенно его оставили. Он почти рухнул на колени перед креслом, в котором сидела его жена. Катарина мягким движением притянула короля к себе, так, что его голова оказалась на её коленях, и начала бережно гладить мужа по коротко остриженным волосам. В вырезе рубашки королевы блеснул крест, украшенный ониксами, которые мрачно сияли, почти окутывая этим сиянием фигуру короля, перекликаясь с такими же черными ониксами на вороте его рубашки. Блестели и глаза Катарины — от непролившихся слез.
