После второй потери, Медицинский Совет взял обоих в особенную хижину, там пели, били в барабаны и танцевали в огромных разрисованных масках, предназначенных для отпугивания зла, которое могло бы помешать духу Йена или чрезмерному укреплению духа Эмили.
— Мне хотелось смеяться, видя эти маски, — сказал Йен. Он не стал оборачиваться; желтые листья усыпали плечи его замшевой рубашки и застревали в волосах. — Они также называют это Обществом Смешного Лица — и не без причины. И все же, я не сделал этого.
— Я не думаю... что Эмили засмеялась.
Он шел так быстро, что Брианна поднажала, чтобы не отставать от него, хотя ее ноги были такими же длинными, как и его.
— Нет, — сказал он и издал короткий, горький смешок. — Она не засмеялась.
Она вошла в Медицинскую хижину вместе с ним тихая и серая, а вышла со спокойным лицом и потянулась в ту ночь к нему в постели с лаской. В течение трех месяцев они занимались любовью с нежностью и страстью. Еще три — с чувством нарастающего отчаяния.
— Потом, месячные не пришли к ней снова.
Он сразу прекратил свои приставания, испугавшись причинить вред. Эмили двигалась медленно и осторожно, больше не ходила трудиться в поле, но оставалась работать в длинном доме — работать своими руками. Ткала, молола, вырезала скучные бусинки и раковины для вампума, ее руки двигались непрерывно, чтобы компенсировать ожидание тишины в теле.
— Ее сестра ушла в поле. Это женская работа, понимаешь? — он сделал паузу, чтобы обрезать нависающий шиповник, отбросил отрубленную ветку с пути, чтобы она не хлестнула Брианну по лицу. — Смотрящая-в-Небо приносила нам еду. Все женщины так делали, но она больше всех. Она была милой девушкой, Кэронья, — впервые в жестком пересказе фактов его голос дрогнул.
— Что с ней случилось? — Брианна немного ускорила свой шаг, когда они вышли на покрытую травой вершину берега, так, что смогла идти рядом с ним. Он замедлил шаги, но не обернулся, чтобы посмотреть на нее, он держал свое лицо обращенным вперед с поднятым подбородком, как будто противостоял врагам.
— Ее украли.
Смотрящая-в-Небо имела привычку задерживаться в поле дольше, чем другие женщины, собирая дополнительное зерно или овощи для сестры и Йена, хотя, к тому времени, у нее был собственный ребенок. Однажды вечером она не вернулась в длинный дом, и тогда вся деревня пошла искать ее, но ни ее, ни ребенка нигде не нашли. Они исчезли, оставив только один бледный мокасин, запутавшийся в кабачковой плети на краю поля.
— Абенаки, — пояснил Йен коротко. — На следующий день мы нашли знак; наступила полная темнота, прежде чем мы начали искать всерьез.
Это была долгая ночь поисков, за которой последовала такая же неделя — неделя нарастающего страха и пустоты, Йен вернулся к жене на рассвете седьмого дня, чтобы узнать, что у нее снова случился выкидыш.
Йен замолчал. Он взмок от быстрой ходьбы и вытер рукавом подбородок. Брианна тоже почувствовала, как пот стекает по ее спине, увлажняя охотничью рубашку, но проигнорировала это. Она нежно коснулась спины Йена, но ничего не сказала. Он глубоко вздохнул, почти с облегчением, а она подумала: "Может от того, что ужасный рассказ был окончен".
— Мы пытались еще какое-то время, — сказал он, сухим тоном. — Эмили и я. Но любовь умерла в ней. Больше она не доверяла мне. И... Анкотеоскеннотон был там. Он ел у нашего очага. И смотрел на нее, а она начала смотреть в ответ.
Однажды, Йен обтачивал деревце для лука, сосредоточившись на стружке, выходящей из-под ножа, пытаясь увидеть в завитках то, что видела Эмили, и услышать голос дерева, как она ему говорила. Но позади него заговорило не дерево.
— Внук, — сказал сухой старый, слегка ироничный голос.
Развернувшись с луком в руке, он выронил нож, едва не задев ногу. К Йену неслышно подкралась Тевактеньонх, она стояла на расстоянии шести футов от него, с поднятой от удивления бровью.
— Бабушка, — сказал он и криво кивнул, признавая ее талант. Старой может она и была, но никто не двигался более мягко. Отсюда и ее репутация; дети в деревне жили в почтительном страхе перед ней, зная, что она могла исчезать в воздухе, чтобы появиться в другом месте, прямо перед виноватыми глазами злодеев.
— Пойдем со мной, Брат Волка, — сказала она, и отвернулась, не дожидаясь ответа. Ответа и не предполагалось.
Она уже была вне поля зрения, когда Йен положил недоделанный лук под куст, поднял свой упавший нож, свистнул Ролло и догнал ее.
Она вела его из деревни, через лес, к началу оленьей тропы. Там дала ему мешок соли и браслет вампума и велела уходить.
— И ты ушел? — спросила Брианна, после долгой минуты молчания. — Просто так?
— Просто так, — ответил он и впервые посмотрел на нее после того, как они утром покинули лагерь. Его лицо было измождено от воспоминаний. Пот блестел на скулах Йена, но он был так бледен, что пунктиры его татуировок остро выделились перфорациями линий, вдоль которых могло бы сломаться лицо.
Она сглотнула несколько раз, прежде чем смогла говорить, управляя своим голосом.
— Еще далеко? — спросила она. — Куда мы идем?
— Нет, — сказал он мягко. — Мы почти на месте, — и повернулся, чтобы снова идти впереди нее.
* * *
ПОЛЧАСА СПУСТЯ они достигли места, где между берегами, ручей стал более глубоким, переходя в небольшое ущелье. Белая береза и ольхолистная калина росли густо и торчали из скалистых стен, перекручиваясь корнями и гладкой корой сквозь камни, как будто пальцы цепляются за землю.
От этого образа у Брианны появилось легкое покалывание в шее. Водопады были далеко, выше их, шум воды уменьшился, ручей разговаривал сам с собой, урча по скалам и шипя сквозь ковер кресса и ряски.
Она думала, что может, будет проще идти выше, по краю ущелья, но Йен без колебаний повел ее вниз, и она последовала за ним, перелезая, так же как и он, через упавшие валуны и корни деревьев, которые мешали ее длинному ружью. Ролло, презирая эти неуклюжие передвижения, прыгнул в ручей, который был в несколько футов глубиной, и поплыл; его уши прижались к голове так, что он стал похож на гигантскую выдру.
К Йену вернулось самообладание, и он сконцентрировался на передвижении по пересеченной местности. Он то и дело останавливался, возвращаясь, чтобы помочь ей спуститься по особенно сложному склону скалы или перелезть через дерево, выкорчеванное в недавнем наводнении, но он не встречался с ней глазами, а прикрытые веки ничего не выдавали.
Ее любопытство достигло крайней степени возбуждения, но он ясно дал понять, что разговор окончен. Был только полдень, но свет под березами был затенен золотом, которое заставило все казаться приглушенным, почти зачарованным. Она не могла высказать разумное предположение относительно цели этой экспедиции в свете того, что сказал ей Йен, но место было одним из тех, где ничего не было невозможным.
Брианна внезапно подумала о своем первом отце, Фрэнке Рэндалле, и почувствовала тепло от этой мысли. Она хотела бы, показать ему это место.
Они часто ездили в отпуск в Адирондак; другие горы, другие деревья — но было что-то похожее в этой тишине и загадке тенистых полян, и в бурлящей воде. Ее мать иногда присоединялась, но чаще они путешествовали вдвоем, уходили пешком далеко в лес, не разговаривая, но разделяя глубокий смысл в компании неба.
Внезапно, шум воды воскрес снова — поблизости был другой водопад.
— Здесь, кузина, — тихо сказал Йен и поворотом головы поманил ее следовать за ним.
Они вышли из-под деревьев, и Брианна заметила, что ущелье оказалось внезапно внизу, а вода падала примерно с высоты двадцати футов в бассейн еще ниже. Йен повел ее мимо вершины водопада; она могла слышать стремительное движение воды падающей вниз, но верх берега зарос густой осокой, и они должны были продолжать свой путь по пожелтевшим стеблям золотарника и увертываться от стрекочущих кузнечиков, взмывающих вверх из-под ног.
— Посмотри, — сказал Йен, оглядываясь, чтобы раскрыть перед ней завесу из лавровых ветвей.
— Вау!
Она узнала его сразу. Невозможно было не узнать, несмотря на то, что бСльшая часть его была скрыта и утопала в разрушающемся берегу на дальней стороне ущелья. Недавнее наводнение подняло уровень воды в ручье, подмыв берег так, что огромная глыба камня и земли отпала, показав схороненную тайну.
Огромные остроконечные арки ребер понимались из земли, и у нее сложилось впечатление разбросанных предметов, наполовину погребенных под обломками у подножия берега: огромных предметов, узловатых и изогнутых. Они могли быть костями или просто валунами, но именно бивни привлекли ее внимание. Они выпирали из берега массивной дугой, легко узнаваемой, и тем более поразительно знакомой.
— Ты знаешь что это? — нетерпеливо спросил Йен, наблюдая за ее лицом. — Ты видела нечто подобное?
— О, да, — сказала Брианна, и хотя солнце пригревало ей спину, она вздрогнула, а по телу побежали мурашки. Не от страха, а от благоговейного трепета и невероятного восторга. — О, да. Я знаю.
— Что? — голос Йена был тихим, как будто существо могло услышать их. — Что это?
— Мамонт, — сказала она и обнаружила, что тоже шепчет. Солнце уже прошло через зенит, и русло лежало в тени. Свет падал на дугу древней слоновой кости, перепрыгивая на высокую корону черепа, сохранившего свой четкий рельеф. Череп был зафиксирован в почве под небольшим углом и единственный видимый бивень возвышался над глазницей, черной, как тайна.
Она вздрогнула снова, и передернула плечом. Было легко представить, что в любой момент это существо свободно могло выдернуть себя из глины и повернуть в их сторону массивную голову, глядя пустыми глазницами, с сыпавшимися дождем комьями земли с бивней и костлявых плеч. Оно встряхнется и начнет идти по земле, вибрирующей от того, что ступни его ног будут ударять по илистой почве.
— Это называется мамонт? Да, что ж... он огромный, — голос Йена рассеял иллюзию начинающегося движения, и Брианна смогла, наконец, отвести взгляд от останков, хотя ей хотелось оглядываться назад каждую секунду, чтобы быть уверенной, что он все еще там.
— Латинское название Mammuthus, — сказала она, прочищая горло. — Целый скелет есть в музее Нью-Йорка. Я видела его много раз. И видела картинки в книгах.
Она обернулась и посмотрела на существо на берегу.
— В музее? Тогда, его не было там ...где... — он запнулся, — ...откуда ты родом? Он не жил тогда, я имею в виду? — Йен был разочарован.
Она хотела засмеяться, представив мамонтов, бродящих по парку Коммон в Бостоне, или валяющихся на набережной Кембридж Ривер. На самом деле, она немного разочаровалась, что их не было там; было бы замечательно увидеть мамонтов.
— Нет, — сказала она с сожалением. — Они вымерли тысячи и тысячи лет назад. Когда лед пришел.
— Лед? — Йен посмотрел назад, потом вперед, между ней и мамонтом, как будто боясь, что тот или другой сделают что-то неприятное.
— Ледниковый период. В мире становилось все холоднее, лед сходил вниз с севера. Много животных вымерло — я имею в виду, они не могли найти пищу, и все умерли.
Йен был бледен от волнения.
— Да. Да, я слышал такие истории.
— Ты знал? — она была удивлена.
— Да. Но ты говоришь, что это реально, — он кивнул головой, посмотрев на кости мамонта еще раз. — Животное, как медведь или опоссум?
— Да, сказала она, озадаченная его отношением, которое, казалось, чередовалось между рвением и тревогой. — Большое, но да, животное. Чем же еще это было быть?
— А, — сказал он и глубоко вздохнул. — Ну, понимаешь, это — то, что мне нужно было, чтобы ты мне рассказала, кузина. Видишь ли, у каньен`кехака есть истории... о существах. Животные, которые действительно являются духами. И если когда-нибудь я видел что-то, что могло оказаться духом... — он все еще смотрел на скелет, как будто он мог подняться с земли, и она увидела, как легкий холодок пробежал по его телу.
Она почувствовала такой же холодок, глядя на огромное существо. Оно возвышалось над ними, мрачное и ужасное, и только знания о том, что это было, не позволяли ей спрятаться и убежать.
— Это реально, — повторила она, чтобы успокоить и себя тоже. — Он мертвый. Действительно мертвый.
— Откуда ты знаешь про все это? — спросил он, с любопытством. — Ты говоришь, оно древнее. Вы гораздо дальше жили от этого, чем мы сейчас, — он мотнул подбородком в сторону гигантского скелета, — в вашем собственном времени. Как можешь ты знать больше об этом, чем люди знают теперь?
Беспомощно улыбаясь, она покачала головой, не в силах объяснить.
— Когда ты нашел его, Йен?
— В прошлом месяце. Я поднялся по ущелью, — он вздернул подбородок, — а тут оно. Я чуть не обделался.
— Могу себе представить, — сказала она, подавляя желание рассмеяться.
— Да, — сказал он, не замечая в своем желании объяснить того, что она забавляется. — Я должен быть уверен, что это Равеннийо — дух — хранитель собак.
Ролло вышел из ручья, встряхнул воду со своей шерсти, поерзал на спине и, завилял хвостом от удовольствия, не обращая внимания на молчаливого гиганта на скале.
— Что ты имеешь в виду? Ролло не боялся его?
Йен кивнул.
— Да. Он вел себя так, будто там вообще ничего нет. И все же.... — он замялся, оглядываясь на нее. — Иногда, в лесу. Он что-то видит. Что-то, что не могу видеть я. Понимаешь?
— Понимаю, — сказала она, и волна страха вернулась. — Собаки действительно видят... что-то.
Она вспомнила своих собственных собак; в частности Смоки, большого ньюфаундленда. Иногда вечером он внезапно поднимал голову, прислушиваясь, его глаза следили... за чем-то... что проходило через комнату и исчезало.
Он кивнул, радуясь, что она знала, о чем он говорил.
— Собаки видят. Я побежал, когда увидел это, — он кивнул на скалы, — и нырнул за дерево. Но пес пошел дальше по своим делам, не обращая на него внимания. И так... я подумал... ну, в общем, просто, возможно... что это не то, что я думаю, в конце концов.
— А что ты думал? — спросила она. — Равеннийо, ты сказал? Поскольку волнение от увиденного ею мамонта начало проходить, она вспомнила то, зачем они сюда пришли. — Йен, ты сказал, что хотел показать мне что-то, что имеет отношение к твоей жене. Это... — она махнула рукой в сторону утеса, и брови ее поднялись.
Он не ответил прямо, а отвернулся, изучая выступающие гигантские клыки.
— Время от времени я слышал истории. Среди могавков, я имею в виду. Они говорили о странных существах, которые находили, охотясь. О духах, запертых в скале, и как они там оказались. Злых духах, по большей части. И я подумал, если это должно быть, что-то такое... — он замолчал и повернулся к ней, серьезный и полный решимости.
— Мне нужно было, чтобы ты рассказала, понимаешь? Это — что-то такое или нет. Потому что, если это что-то подобное, тогда возможно я ошибался.
— Это не дух, — заверила она его. — Но что же, все-таки, ты думал?
— О Боге, — сказал он, удивив ее снова. Йен облизнул губы, не зная, как продолжить дальше. — Йекса-а — ребенок. Я не окрестил его, — сказал он. — Я не мог. Или, наверное, я мог — ты можешь сделать это сам, знаешь, если нет священника. Но у меня не было мужества, чтобы попробовать. Я... никогда не видел ее. Они уже завернули ее... Им бы не понравилось, если бы я попытался... — он замолчал.
