-Почему?! Передо мной сидит внук настоящего шамана! Единственный выживший иликтинец! Человек, умудряющийся существовать без тела! Мастер, способный создавать иллюзорные миры, и обращающий в бегство огромных экрофлониксов, как крошечных мышек! Вы — уникальный человек, Аверьян Васильевич! И я хочу узнать про Вас как можно больше.

Старик был явно поражён моим пламенным обращением. Какое-то время, он даже не знал, что ответить, и я впервые заметил в его глазах неподдельное смущение.

-Я даже не знаю, с чего мне начать, -пробормотал он.

-Давайте, с самого начала.

-С начала? С рождения, что ли? Да ну. Ничего особенно интересного в моей биографии не было. Ну, дед был шаманом, ну и что? Большую часть своей жизни я прожил во вполне современных, городских условиях. У деда с бабкой жил только в раннем детстве. Они были юкагирами. Это такой очень маленький северный народец, который когда-то был многочисленным, но постепенно вымирал, ассимилировался другими народами. Всё дело в менталитете юкагиров: добрых, честных и совершенно не воинственных людей. Испокон веков, юкагирские общины жили в гармонии с природой. Как и другие северные народности, это прекрасные охотники, рыболовы, следопыты и собиратели таёжных даров. Народ простой и неграмотный. Что и понятно. Когда вся твоя жизнь зависит от того, сколько дичи ты настреляешь, или сколько рыбы наловишь — тут уже становится не до интеллектуальных размышлений. Главная задача — пережить очередную суровую зиму, при этом не замёрзнув и не околев от голода. Когда пришли коммунисты, началось повальное насаждение грамотности. До сих пор помню плакат, который висел у нас дома — "Ребёнку место в яслях, а не в тундре!" Ну, так вот, на волне этой пропаганды, детей из общин и стойбищ начали в добровольно-принудительном порядке свозить в райцентры, в интернаты. Среди таких детишек была моя матушка. Девочка не большого ума, зато чрезмерно любознательная. Учиться ей было трудно, но она очень старалась, тянулась к знаниям. Так закончила школу, поступила в Якутский медицинский техникум, и там, во время практики, познакомилась с моим отцом.

-Он был доктором?

-Да. Очень хорошим, кстати. В Якутск попал по распределению. В итоге, так там и остался. Маму он очень сильно любил. Называл её "моя якутяночка", хотя она и не якутка вовсе. Крепкая у них семья была. Отец был человеком необычайно умным. А матушка — до самой смерти сохранила детскую любознательность. Муж для неё являлся кладезем знаний. Ну, а тому, в свою очередь, нравилось подолгу разъяснять ей те, или иные прописные истины, как ученице. Поэтому, у них сохранялась полная идиллия.

-Вы говорили, что Ваш отец был русским.

-Да, русским. Более того, он был упёртый коммунист.

-И это не помешало ему найти общий язык с родственниками Вашей матушки? В особенности, с её отцом?

-Ничуть не помешало. Там же всё было по любви и по взаимному согласию. А национальных конфликтов в тех краях я вообще не припоминаю. Юкагиры всегда уважали русских, а русские — уважали юкагиров. Может быть, у родственников и соплеменников по материнской линии и возникало какое-то недовольство, касаемо их брака, но в открытую его никто не проявлял. Отца приняли как своего, и он всегда был почётным гостем в юкагирском селении. Меня тоже считали своим. Хоть я и полукровка. Поэтому, нет, никаких проблем в национальном вопросе мы не испытывали.

-А как же Ваш отец мирился с тем, чем занимался тесть? Разве в те времена коммунисты не боролись с шаманством?

-Боролись. И отец был, конечно же, ярым противником этого дела. Постоянно спорил с дедом, пытался его переубедить, но так и не смог. Всё говорил деду: "Это же мракобесие! Каменный век! Ты меня позоришь! Из-за тебя, на меня все косо смотрят!" А дед ни в какую. "Ничё ты не понимаешь", -и всё тут. Много раз они так сходились в споре, и всё безрезультатно. Каждый оставался при своём мнении.

-Значит, репрессии Вашего деда не затронули?

-А что его затрагивать? Он же безобидный был. В последние годы, стало модно рассказывать о том, что всех подряд расстреливали, гнобили в лагерях. Может быть, где-то такое, конечно, и было. За всю страну отвечать не берусь. Но в наших краях борьба с шаманизмом велась преимущественно цивилизованными методами. Ликвидировалась безграмотность, детей заставляли учиться, постоянно проводились лекции среди местных жителей. Даже мой отец несколько раз такие лекции читал якутам и юкагирам. Ну а шаманов, знахарей и прочих колдунов никто сразу в расход не пускал. Перво-наперво, с ними беседовали, и лишь потом, если они не унимались, применяли более жёсткие меры воздействия. Сажали, как правило, только тех, кто имел большую власть над односельчанами. Такие шаманы считались опасными, так как в любой момент могли настроить народ против советской власти. Так же, репрессиям подвергались знахари и знахарки, которые, не имея медицинского образования, занимались врачеваниями. Один раз, отец рассказывал, как в каком-то дальнем стойбище, на реке Лене, уморили молодую женщину, пытаясь вылечить её народными средствами, вместо того, чтобы отправить в райцентр, к врачу. Знахаря, который её лечил травами и заклинаниями, посадили. Было такое дело. Ну а дедушка мой никого не трогал, и угрозы для власти не представлял. Он даже был награждён. Дважды!

-За что? Неужели за шаманство?

-Нет, конечно. За помощь в сохранении культурного и языкового наследия малых народов. Хе-хе. Ты понимаешь, Писатель, альмы — юкагирские шаманы, отличаются от других шаманов, например, якутских, или эвенкийских. Они не столько жрецы, сколько хранители древних знаний своего народа. Из поколения в поколение, альмы бережно передавали эти знания для потомков. В первую очередь, язык и фольклор. Дед хранил в своей голове столько разных историй, легенд и сказаний, что за всю жизнь не успел пересказать мне их полностью. А сколько песен он знал... Память у старика была — дай Бог каждому. С ним всегда было интересно. За это его все очень уважали. Даже отец. Хоть и не мог смириться с его шаманским статусом. Но самого деда, как человека, он безусловно уважал. И дед к нему относился очень хорошо. Как сейчас помню, после очередного спора, отец, разгорячённый, выбегает из хижины, а дед спокойно говорит: "Василий — умный начальник. Очень умный. Но слышит только свой голос. Слышал бы другие голоса — стал бы ещё умнее". Он, кстати, его так и называл — "начальник". По-имени, редко. И только за глаза. В селении отца все так называли. Не только дед. Сколько раз папа говорил деду: "Отец, ну какой я тебе начальник?" А тот всё равно его так называет. Наверное, так юкагиры выказывали ему своё почтение. Может, слово "начальник" для них означало что-то вроде "господин", или же они у заключённых из окрестных лагерей это обращение переняли — не знаю, обманывать не буду. Важно, что отец с дедом, несмотря на разногласия, крепко дружили, и часто ходили вместе на охоту. Меня с собой не брали. Мал ещё был. Ну а потом, война началась. Отец ушёл на фронт. Мы с мамой остались в Якутске. На время перебрались к деду. Жили у него, пока война не закончилась. Переживали сильно за папу. А дед всё время говорил: "Не бойтесь за Василия. Ворон его бережёт". Хочешь верь, а хочешь не верь, но отца действительно что-то защищало. Сначала, он воевал с немцами, потом — с японцами, и за всю войну получил лишь одно лёгкое ранение. Бедро осколком зацепило. Вернулся домой только в начале сорок шестого, живым и невредимым. Вот радости-то было! Как только вернулся, сразу увёз нас обратно в Якутск. Хотели и деда с собой перетащить. Как раз в ту зиму бабка померла. Дед было согласился, и переехал к нам, в город, но прожил только полгода. Не по нутру ему была городская жизнь. Уехал обратно в тайгу. Три года ещё пожил в одиночестве и преставился.

-А кто его награждал?

-Дак, приезжали там. Какая-то бабёшка-филолог. Жила у нас около недели. Занималась изучением юкагирского языка. Дед её консультировал. Ещё приезжали собиратели народного фольклора. Ну как, помнишь, Шурик из "Кавказской пленницы"? Хе-хе. Вот, то же самое. Записывали сказки легенды...

-Тосты? -усмехнулся я.

-Не-ет, тостов не было. Песни были, это да. Танцы были. Камлания были, с бубном. Культурная программа, в общем. Дед всех очень радушно встречал. От него гости всегда уезжали довольными. Ну а потом и награды, хе-хе, нашли героя. Да-а, дед у меня был большим знатоком в области устного народного творчества. А я, к стыду своему, подкачал. Память дырявая. Почти ничего из его рассказов не запомнил. Одно только в памяти осталось. Дед часто возвращался к "Вороньему эпосу".

-Что это?

-Ворон — священная птица. Не только у юкагиров. Но и у большинства северных народов. Он считается создателем мира, первоосновой. Поэтому, именно ему посвящено так много легенд и преданий.

-Вы упоминали, что белый ворон — это Ваш тотем. Значит, он помог не только Вашему отцу, но и Вам?

-Можно и так сказать. Я до сих пор не понимаю, реальностью это было, или безумием? Когда я заблудился во мраке, когда отчаялся, появился он, и вывел меня на свет. Удивительное дело, Писатель. Слушая истории деда, про духов, обитающих в тонком мире, я считал их небылицами. А теперь, после пережитого, всё больше склоняюсь к мнению, что эти сказки имеют под собой вполне реальную основу.

Старик разговорился. А я надеялся, что он вот-вот доберётся до действительно интересующих меня тем: проекта "Затемнение" и катастрофы в Иликтинске. Но дед увлёкся воспоминаниями из своей прошлой жизни. Останавливать и сбивать его с мысли было бы делом неправильным. Он только что нашёл "свободные уши", чему был несказанно счастлив. Пока он видит во мне благодарного слушателя, а не коварного добытчика информации, у меня есть шанс узнать всё то, что знает он, в полной мере. Вот я и слушал его, не торопя и не перебивая.

Дальше, он рассказал мне, как после школы пошёл служить в армию, а после армии — поступил в Якутский Геологический Институт и выучился на геофизика. Работал всё в том же Якутске, женился. Затем, у него появились дети: сын и дочь. На этом, наша беседа закончилась, потому что наступило время сумерек, и мне нужно было спешить домой. Хоть в тот день я и не узнал того, что меня интересовало, возвращался я в приподнятом настроении. Главное, что теперь старик Аверьян мне доверяет.

Глава 22. ТАНЦУЮЩИЙ В ТУМАНЕ.

На следующий день, я слегка умаялся после тренировки. Да ещё к нам в гости забегала Тинка. Пока с ней поболтал... В общем, до старика добрался только под вечер, и на общение с ним у меня осталось не более полутора часов. Ожидая услышать продолжение длинной автобиографии, я уже на первых его словах начал клевать носом. Конечно же, заранее перед ним извинился, объяснив, что сегодня у меня выдался непростой денёк. Аверьян Васильевич согласился, что я выгляжу усталым. Но, несмотря на его понимание, мне очень не хотелось захрапеть посреди его откровений. После такого, он точно перестанет изливать свою душу. Опасаясь подобной неприятности, я крепился как мог. Терпеть пришлось недолго, потому что рассказчик, внезапно, вырулил на ту самую колею, которую я ждал от него со вчерашнего дня. Мою дрёму живо как рукой сняло.

Началось всё с момента, когда они с семьёй перебрались из Якутска — в Иликтинск. Точнее, в Иркутск-18. Город, к тому времени, уже частично лишился своей секретности. После разработки нового месторождения, в нём стали заправлять нефтяники. Это был период бурного роста городской инфраструктуры. Строились новые микрорайоны, культурные учреждения и учебные заведения.

Никаноров, в ту пору, уже схоронивший обоих родителей, как раз работал в сфере геологии. От предложения перебраться на новое, перспективное место он не отказался. Ну а то, что это "почтовый ящик" — его как-то не смутило, потому что тогда, по его словам, никто особо не верил, что оборонка когда-нибудь вернёт городу прежний, засекреченный статус. Холодная война завершилась. По стране шагали конверсия и разоружение. Военное градообразующее предприятие Иркутска-18, было заменено нефтяной компанией. Сам город торжественно готовили к переименованию. Перспективы маячили самые радужные. Молодой Иликтинск, растущий буквально на глазах, грозился догнать и перегнать соседний областной центр — Иркутск.

Когда в город "вернулись" военные, Аверьян Васильевич уже несколько лет преподавал в Иликтинском Техническом колледже имени Антипова. Незадолго до его выхода на пенсию, дети, вместе с внуками, не желая оставаться в закрытом городе, перебрались в Иркутск. За год до катастрофы, жена умерла от рака, и остался старик совершенно один.

Вчера он долго нахваливал своих детей, в красках расписывая, какие они толковые. А сегодня, на него вдруг напала меланхолия, и он признался, что за целый год, после смерти его жены, дети и внучата ни разу с ним не связались. Никаких вестей от них он не получал. Списывал это на их занятость, и на усложнившуюся почтовую процедуру. Но суть, конечно же, крылась в другом. О нём благополучно забыли. Наверное, именно это и озлобило бедного старика, всю жизнь посвятившего бесценным детям, которые, на старости лет, просто оставили его доживать свой век в одиночестве. "Зачем им старый пенёк?" — неискренне пытался оправдать их Никаноров. — "У них своих забот полон рот".

Мне было жаль его. Но старческая исповедь вгоняла меня в сон.

-Я считаю, что так поступать нельзя, — подавив зевок, произнёс я, не столько чтобы поддержать собеседника, сколько, чтобы самому встрепенуться и не отключиться. -Пожилые люди не заслуживают такого отношения.

-С нами тяжело, дорогой мой Писатель. К старости, люди превращаются в жутких зануд и маразматиков. Ты же сам помнишь, как я с тобой поначалу, хе-хе.

-Да, помню. Ну и что? "Кто старое помянет — тому глаз вон". Всех нас ждёт старость. И какой тогда смысл рожать детей, воспитывать их, ставить на ноги, если потом эти дети тебя бросают, и даже письмеца не напишут? Я Вам вот что скажу. Если я выберусь из города живым, то, первым делом, вернувшись в Иркутск, я разыщу Ваших детей, и расскажу им про Вас.

-Спасибо, -по щекам растроганного старика покатились слёзы.

Нужно было срочно вытаскивать его из меланхолической трясины, и выводить разговор на конкретную тему. Я спросил первое, что мне пришло в голову: "А Вы знали Новожиловых?"

-Кого? -вытер слезу Аверьян Васильевич.

-Новожиловы. Эта фамилия Вам знакома?

-Мишка Новожилов, работал со мной, ещё в геологии. Он моложе меня был, лет на десять. Хороший парень.

-А дочь у него была?

-У него вообще детей не было. Жена у него бесплодием страдала. Такая проблема у них была...

-Значит, это не они... А других иликтинцев с такой фамилией Вы встречали?

-Не припоминаю. Новослободские были. А Новожиловы... Городок-то, сам по себе, небольшой. Все друг друга знали. Обычно, фамилии на слуху. Но сейчас, так сразу и не вспомнишь... Погоди-ка, погоди-ка. Новожилов, Новожилов. Виктор Новожилов — комендантом у нас был. Как он у меня из головы вылетел? Точно, Виктор Дмитриевич Новожилов. Полковник. Мы как-то пересекались с его семейством, когда он ещё майором был, а я — в ИТК работал. Супругу его звали, кажется, Римма... Нет, Римма — это Колькина. А у Виктора была Регина. Точно. Сурьёзная дама. Типичная офицерская жена, вся из себя, нос до потолка. И дочка у них была — Ленка. Светленькая такая. А почему ты интересуешься? Знакомы они тебе?