Я проигнорировала риторические вопросы и, продолжая помешивать варево, гостеприимно кивнула в сторону дома.
— Там свежеприготовленный кофе, и лепешки с медом.
Мой собственный желудок испытывал некоторое отвращение при мысли о еде. После того, как ее насытят специями, зафаршируют, проварят и обжарят, кровяная колбаса будет восхитительна. Ранние стадии, включающие в себя глубокое погружение и манипуляции рукой в бочке полусвернувшейся свиной крови, были значительно менее аппетитными.
Что до Синклера, тот, по крайней мере, повеселел при упоминании о еде. Он утер рукавом вспотевший лоб и, кивнув мне, повернулся к дому. Но вдруг остановился и обернулся.
— Ах. Я забыл, миссис. У меня и для вас тоже есть небольшое послание.
Он похлопал осторожно по груди, затем пониже, исследуя вокруг ребер, пока, наконец, не нашел то, что искал, и извлек нечто из слоев пропитанной потом одежды. Он вытащил влажный кусочек бумаги и протянул ее мне в ожидании, игнорируя тот факт, что моя правая рука была покрыта кровью почти до плеча, и левая едва ли была чище.
— Почему бы тебе не оставить его на кухне? — предложила я. — Сам внутри. Я подойду, как только я закончу с этой партией. От кого... — я начала спрашивать, от кого было это письмо, но тактично изменила вопрос. — Кто дал тебе это? — Ронни не мог читать, хотя, в любом случае, я не видела никаких пометок на внешней стороне записки.
— Его передал мне один ремесленник на пути к Белем-Крику, — сказал он. — Он не сказал, кто его дал, сказал только, что оно для целителя.
Он смотрел неодобрительно на кусок бумаги, но я видела, как его глаза, будто невзначай, скользнули к моим ногам. Несмотря на холод, я была босая, в одной сорочке и корсете и пребывала, не более чем в измазанном переднике, обернутом вокруг моей талии. Ронни провел в поисках жены некоторое время и, вследствие этого, сформировал бессознательную привычку оценивать физические особенности каждой женщины, с которой он сталкивался, без отношения к ее возрасту или доступности. Он увидел, что я это заметила, и поспешно отвел свой пристальный взгляд.
— И это все? — спросила я. — Целителю? Он не назвал мое имя?
Синклер провел рукой по тонким рыжим волосам, так что два шпиля поднялись над его покрасневшими ушами, усиливая его натуральный хитрый, лисий вид.
— Наверное, он не знал его.
Не утруждая себя дальнейшим разговором, он исчез в доме в поисках еды и Джейми, оставив меня с моим кровавым трудам.
Худшей частью было очищения крови: энергичное взбалтывание рукой в темных, сильно пахнущих глубинах бочки, чтобы собрать волокна фибрина, которые формируются, как только кровь начинает сворачиваться. Они прилипали к моим рукам, а затем их нужно было вытащить и смыть, и так — неоднократно. Это было не намного противнее, чем работа по промывке кишечника, который будет использоваться для колбасных оболочек. Брианна и Лиззи занимались этим, внизу, у ручья.
Я всмотрелась в последние результаты: не было никаких волокон в прозрачной красной жидкости, которая капала с моих пальцев. Я снова обмыла руку в бочонке с водой, установленной около бочки с кровью. Бочки были поставлены на досках, уложенных на пару опор под большим каштаном. Джейми, Роджер и Арчи Баг вытащили свинью во двор (не белую свинью, а одну из ее многочисленного прошлогоднего приплода), забили ее между глаз кувалдой, затем подвесили в ветвях, перерезали горло и позволили крови стекать в бочонок.
Затем Роджер и Арчи взялись потрошить тушу, ошпаренную и выскобленную от щетины. Присутствие Джейми потребовалось, чтобы встретиться с майором МакДональдом, который появился внезапно, пыхтя и хрипя из-за подъема к Риджу. Я полагала, если выбирать между этими двумя, Джейми скорее предпочел бы иметь дело со свиньей.
Я закончила мыть руки — напрасный, но необходимый для моего душевного спокойствия труд — и вытерлась льняным полотенцем. Потом нагребла в бочку двойные пригоршни ячменя, овсянки и вареного риса из приготовленных мисок, слегка улыбаясь при воспоминании о сливово-красном лице майора и жалобах Ронни Синклера. Муж выбрал место для строительства на горном хребте с замечательной дальновидностью, по большей части, именно из-за трудностей, связанных с его достижением.
Я, глубоко вздохнув, опять погрузила чистую руку в бочку. Кровь охлаждалась быстро. С погружением зерна, запах стал менее отвратительным, чем металлический дух свежей, горячей крови. Смесь, тем не менее, была все еще теплой на ощупь, и зерно вычерчивало в крови бледные изящные завитки белых и коричневых водоворотов, когда я перемешивала ее.
Ронни был прав; не было особой необходимости определять меня более, чем "целитель". Другого целителя не было ближе, чем в Кросс-Крике, если таковыми не посчитать шаманов из числа индейцев — но большинство европейцев их в расчет не брало.
Все же интересно, кто послал эту записку, и было ли дело срочным. Наверное, нет. С большой долей вероятности, это не было скоропостижными родами или серьезным несчастным случаем. Известие о таких событиях прибыло бы лично, принесенное в срочном порядке другом или родственником. Но письменное сообщение, порученное ремесленнику, вряд ли будет доставлено своевременно. Ремесленники скитались или останавливались, в зависимости от работы, которую находили.
Ремесленники и бродяги редко заходили так далеко, чтобы попасть в Ридж, хотя мы и видели троих за последний месяц. Я не знала, было ли это результатом роста нашего населения — Фрейзерс Ридж теперь мог похвастаться составом почти в шестьдесят семей, хотя поселения были рассеяны на более чем десяти милях горных склонов, поросших лесами — или причина была в чем-то более зловещем.
— Это один из признаков, Сассенах, — сказал мне Джейми, хмурясь вслед последнему из временных гостей, уходящему от нас, — когда дух войны витает в воздухе, люди выходят на дороги.
Я думаю, он был прав. Я вспомнила странников на дорогах Горной Шотландии, разносивших слухи о восстании Стюарта. Словно дрожь волнения сотрясала всех, освобождая тех, кто не был прочно привязан к месту любовью к земле или к семье. И, закружив в водоворотах раздора, несла вперед ранние предостерегающие осколки замедленного взрыва, который разрушит все. Я вздрогнула, легкий ветерок проник холодом сквозь мою сорочку.
Масса каши достигла необходимой консистенции, что-то вроде очень густого, темно-красного крема. Я стрясла комки зерна с моих пальцев и достала чистой левой рукой миску с уже готовым, порезанным и обжаренным луком. Сильный и по-домашнему приятный аромат лука перебил запах скотобойни.
Соль и перец были перемолоты. Все, в чем я нуждалась в данный момент, было. ... Словно услышав, Роджер появился из-за угла дома с большим тазом в руках, наполненным мелко рубленным свиным салом.
— Как раз вовремя! — я кивнула в сторону бочки. — Нет, не сваливай его, я должна это измерить — примерно.
Я положила десять горстей овсянки, десять — риса, десять — ячменя. Тогда нужно половину от общего количества, то есть — пятнадцать. Я опять откинула назад волосы с глаз и, аккуратно зачерпнув горсть содержимого таза, со всплеском бросила его в бочку.
— Ты в порядке? — спросила я и махнула подбородком в сторону стула, начиная размешивать сало в смеси. Роджер был еще немного бледен, с плотно сжатым ртом, но сдержанно улыбнулся мне, когда садился.
— Отлично.
— Тебе не обязательно было делать это, ты знаешь.
— Я должен был, — искажение в его голосе усилилось. — Просто я жалею, что не сделал это лучше.
Я пожала плечами и потянулась к тазу, который он протянул мне.
— Это требует практики.
Роджер вызвался убить свинью. Джейми просто передал ему кувалду и отступил. Я видела, как Джейми убивал свиней раньше, он говорил короткую молитву, благословлял свинью, а потом разносил ей череп одним ужасным ударом. Роджеру потребовалось пять попыток, и воспоминание о ее пронзительном визге до сих пор вызывало гусиную кожу на моих плечах. Потом он положил кувалду, ушел за дерево, и его жестоко стошнило.
Я зачерпнула еще горсть. Смесь сгущалась, приобретая жирный вид.
— Он должен был показать тебе как.
— Не думаю, что это сколько-нибудь технически сложно, — сказал Роджер сухо, — надо просто сильно ударить животное по голове.
— Физически, может быть, — согласилась я, зачерпнув побольше жира и работая теперь обеими руками. — Есть молитва для этого, ты знаешь? Для забоя животных, я имею в виду. Джейми должен был сказать тебе.
Он выглядел слегка удивленным.
— Нет, я не знал, — он улыбнулся немного повеселев. — Последний обряд для свиньи, да?
— Не думаю, что это для блага свиньи, — с сарказмом сказала я.
Мы на несколько минут погрузились в молчание, пока я добавляла оставшийся жир в зерновую смесь, останавливаясь, чтобы отбросить случайные кусочки хряща. Я почувствовала, как глаза Роджера уставились на бочку, наблюдая любопытную алхимию кулинарии — неаппетитный процесс сотворения передачи жизни от одного существа к другому.
— Горцы-погонщики иногда нацеживали чашку-другую крови от одного из своих животных и смешивали ее с овсянкой, чтобы поесть в дороге, — сказала я. — Питательно, я полагаю, но не слишком вкусно.
Роджер кивнул, погруженный в свои мысли. Он отложил почти пустой таз и вычищал засохшую кровь из-под ногтей острием своего кинжала.
— Это как и для оленей? — спросил он. — Молитва? Я видел, Джейми говорил ее, хотя я не уловил все слова.
— Молитва перед потрошением оленя? Я не знаю. Почему бы тебе не спросить его?
Роджер усердно трудился над ногтем большого пальца, устремив глаза на руку.
— Я не уверен... наверное, он думал, правильно ли это для меня, знать ее. Потому что я — не католик, я имею в виду.
Я посмотрела вниз, на смесь, пряча улыбку.
— Я не думаю, что это имеет значение. Эта особая молитва намного старше, чем католическая церковь, если я не ошибаюсь.
Вспышка интереса осветила лицо Роджера, похороненный ученый всплыл на поверхность.
— Я действительно думал, что его гэльский был очень старой формой — еще старше, чем тот, что мы слышим в эти дни — я имею в виду... сейчас.
Он покраснел немного, осознав, что сказал. Я кивнула, но ничего не ответила.
Я вспомнила, на что это походило, то ощущение, когда жила в тщательно придуманных фантазиях. Ощущение, что реальность существовала в другое время, в другом месте. Я вспомнила и с небольшим потрясением осознала, что это было теперь только воспоминание — для меня время переключилось, как будто моя болезнь толкнула меня через некий последний рубеж.
Теперь это было мое время — реальный скрип дерева и пятна жира под моими пальцами, обороты Солнца, которые устанавливают ритм моих дней, близость Джейми. И был другой мир, автомобилей и телефонных звонков, будильников и ипотек, который казался нереальным и отдаленным, лишь заполнявшим грезы.
Но, ни Роджер, ни Бри так и не совершили этот переход. Я видела это по тому, как они вели себя, слышала в отголоске их личных разговоров. Вероятно, так было потому, что они были современниками; они могли сохранять другое время, маленький совместный мир. Для меня изменения были легче. Я жила здесь прежде, пришла на сей раз специально и, в конце концов, у меня был Джейми. Что бы я ни рассказывала ему о будущем, он никогда не смотрел на него иначе, чем на волшебную сказку. Наш маленький общий мир был построен из отличающихся вещей.
Все же порой я волновалась о Бри и Роджере. Было рискованно относиться к настоящему, как они иногда делали — как к чему-то декоративному и любопытному, как временному состоянию, от которого можно сбежать. Сейчас для них не было никакого спасения, было ли это любовью или долгом. Джемми удерживал их обоих, как маленький рыжеволосый якорь. Было бы лучше для них и более безопасно, если бы они могли полностью признать это время как свое.
— У индейцев тоже она есть, — сказала я Роджеру. — Молитва для потрошения или что-то вроде этого. Вот почему я думаю, что она старше, чем церковь.
Он кивнул с интересом.
— Я думаю, что такие вещи характерны для всех примитивных культур — повсюду, где люди убивают, чтобы есть.
Примитивные культуры. Я прикусила нижнюю губу зубами, удержавшись от замечания, что примитивные или нет, но для того, чтобы его семья могла выжить, ему придется собственноручно убивать для них. Но затем, я заметила, как он неспешно растирает высохшую кровь между пальцами. Он уже знал это. "Я должен был", — ответил он, когда я сказала, что он мог этого не делать.
Он поднял глаза, поймал мой взгляд и улыбнулся мне слабой, усталой улыбкой. Он понял.
— Я думаю, возможно... если убиваешь без церемонии, это выглядит как убийство, — сказал он медленно. — Но если у тебя есть церемония — своего рода ритуал, который признает вашу необходимость...
— Необходимость — и также жертву, — голос Джейми тихо прозвучал сзади, заставив меня вздрогнуть. Я резко повернула голову. Он стоял в тени большой красной ели. Интересно, сколько времени он там был.
— Не слышала, как ты появился, — сказала я, поднимая лицо для поцелуя, когда он подошел. — Майор ушел?
— Нет, — он поцеловал мой лоб, одно из немногих оставшихся чистых мест, — я оставил его с Синклером ненадолго. Он упражнялся про Комитеты Безопасности, ага? — он поморщился, потом повернулся к Роджеру.
— Да, тут ты прав, — сказал он, — убийство никогда не было приятным делом, но оно необходимо. Если ты должен пролить кровь, по крайне мере, правильнее это сделать с благодарностью.
Роджер кивнул, глядя, как я работала с месивом по локти в пролитой крови.
— В таком случае, ты скажешь мне нужные слова в следующий раз?
— Сейчас ведь еще не слишком поздно? — спросила я. Оба посмотрели немного удивленно. Я подняла бровь на Джейми, потом на Роджера. — Я имела в виду, что это не только для свиньи.
Глаза Джейми лукаво блеснули, встретившись со мной взглядом, но он серьезно кивнул.
— Вполне нормально.
По моему указанию он взял тяжелую банку со специями: измельченная смесь мускатного ореха и майорана, шалфея и перца, петрушки и тимьяна. Роджер протянул сложенные горстью руки, и Джейми наполнил их. Потом Роджер, медленно растирая травы между ладонями, засыпал сухие, зеленоватые пылинки в бочку, смешивая их пикантный аромат с запахом крови, по мере того, как Джейми неспешно произносил слова на древнем языке, передававшемся по наследству со времен скандинавов.
— Скажи это по-английски, — попросила я, видя по лицу Роджера, что он не понимает всех слов, которые Джейми произносит.
— О, Господь, благослови кровь и плоть этого существа, что Ты дал мне, — тихо сказал Джейми. Он сам взял щепотку трав и растер между большим и указательным пальцами в изморось ароматной пыльцы. — ... созданного рукою Твоею, как Ты создал человека. Жизнь, данная для жизни. Что я и моя семья можем поесть с благодарностью за дар. Что я и моя семья можем благодарить за Твою собственную жертву крови и плоти. Жизнь, данная для жизни, — последние зеленые и серые пылинки исчезли в месиве под моими руками, и обряд для колбасы был завершен.
