"Паршивый расклад. Но я буду не я, если не извлеку из него выгоду для себя", — ещё только подлетая к своей цитадели Герц уже знал, что именно предпримет в грядущем противостоянии.
— Вам не удастся лишить грифонов когтей, — усмехнулся король крылатых хищников.
Дома же он узнал, что Скандалистка всё это время провела в сокровищнице, при этом занимаясь тем, что лежала на куче золота и ела драгоценные камни. Это известие заставило злобу, утихшую было после собрания, вскипеть с новой силой...
Герц вихрем пронёсся по коридорам, распахнул тяжёлые створки и, захлопнув их перед клювами отставшей стражи, уставился на свернувшуюся клубком драконицу (в постели он оценил гибкость жены, но сейчас подобное лишь подлило масла в огонь). Скандалистка же, будто ничего особенного не произошло, потянулась и зевнула, демонстрируя острые зубы, затем обратила свой взор на супруга и промурлыкала:
— До-ро-гой, у меня для тебя замечательная новость...
— Гррр, — шагнув вперёд, не обращая внимания на звон металла под ногами, Герц ударил крылатую ящерицу по наглой узкой мордочке тыльной стороной правой кисти, заставив голову с изогнутыми рогами мотнуться в сторону, а затем сжал когтистые пальцы на изящной шее и подтянул перепончатокрылую самку к себе. — У меня для тебя тоже есть новость, до-ро-гая: если ты ещё раз опозоришь меня перед подданными, так и не явившись на совет, где решались вопросы, касающиеся обоих наших народов, а вместо этого будешь бездельничать и опустошать сокровищницу, забрасывая драгоценности в свою ненасытную утробу, то...
— Ч-что же? — прищурив глаза с вертикальными зрачками, сжавшимися в тонкие щёлки, Скандалистка пустила слабые искры по рогам, предупреждая грифона о своей злости, при этом не обращая внимания на кровь, струящуюся из прокушенной губы.
— Я разорву договор, — заявил Герц, сам от себя подобного не ожидая (расширившиеся же в изумлении зрачки чешуйчатой собеседницы показали, что и она была удивлена). — Я стремился к трону — да; я не собирался становиться посмешищем для всех — нет. Так что... либо ты прекращаешь вести себя как избалованная соплячка, либо я предпочту стать первым свергнутым императором МОЕГО народа. Ты поняла?
— Я... — начала было отвечать дракониха, как ощутила лёгкие уколы по всему телу, в то время как в сокровищнице начал подниматься ветер. — Поняла... господин.
Разжав хватку, король резко отвернулся от осевшей на груду золота ящерицы, и решительно направился к выходу. Перед самыми дверями он замер, борясь с собой, внутренне ощущая угрызение совести за то, что сорвался на свою жену, ничего слишком невероятного не совершившую... Но стоило ему только вспомнить снисходительный взгляд Сомбры, промелькнувший всего на мгновение, как злость вновь заклокотала...
Тяжёлые створки со стуком захлопнулись позади Герца, отправившегося куда-то по своим, несомненно важным делам. Скандалистка же, чувствуя как щиплет глаза, свернулась на горе золота клубком, крылом накрыв голову, а языком слизнув кровь с мордочки. В её левой руке блеснул небольшой круглый кристалл, под давлением когтей раскрошившийся в пыль...
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Четырнадцатая арка — 5
Проснувшись ранним утром, ещё до восхода солнца, зарево коего только-только разгоралось за окном, Мишээл не обнаружила в постели своего жеребца. Ей понадобилось несколько долгих секунд для того, чтобы прогнать из головы туман сонливости, ну а затем вспомнить то, что Сильверблад отбыл вместе с вождём... императором, на очень важное задание в Седловскую Аравию (хотя изначально его собирались отправить в город Верблюжьих Эмиратов, но в последний момент всё переиграли).
Вспомнив то, насколько более живым и радостным стал пегас после того как целители восстановили его крылья, кобыла и сама радостно улыбнулась. И пусть она не могла понять радости полёта в холодных небесах, но примерно представляла себе своё собственное состояние, если бы у неё отняли возможность ходить.
"И всё же, мне с ним повезло", — подумала лошадь, обнимая мягкую подушку обеими руками, прижимая её к груди и утыкаясь мордочкой в ткань, ещё сохраняющую запах избранника...
Их отношения нельзя было назвать традиционными ни для одного из народов: сперва Мишээл получила жеребца, которого поймали из-за доверчивости на переговорах, затем уже Сильверблад не бросил свою пленительницу после неудачного нападения на город верблюдов. Долгое время кобыла была подавлена, выживая лишь за счёт заботы жеребца, для которого была то ли рабыней, то ли наложницей... Впрочем, относился он к ней далеко не как к невольнице.
Кем она была сейчас? Мишээл затруднялась с ответом: вроде бы и не пленница, но и уже не вольная лошадь в бескрайней степи. Прежде она и помыслить не могла о том, что когда-нибудь остановится на одном месте, будет спать в чистой и мягкой постели, купаться в тёплой воде с ароматными пузырьками, одеваться в не практичные, а красивые одежды... И всё это — каждый день.
Порой ей снились просторы родины, расстилающиеся зелёным ковром от горизонта и до горизонта; угар отчаянной битвы, когда жизнь зависит только от собственных сил и навыков, а также от членов отряда... более верного чем братья и сёстры; пьянящее чувство свободы, когда километры ложатся под ноги, а грудь заполняет свежий воздух. Однако же открывая глаза по утрам, она вспоминала обо всём том, что произошло с её племенем, и что пришлось пережить самой, из-за чего тяга к былому постепенно угасала. Сейчас же, живя в комнатах на верхнем этаже одной из кристаллических башен, каждый день встречаясь с гордыми пони, зебрами и оленями, кобыла ясно осознавала, что не хочет менять этот новый мир ни на что иное.
— Ма-ма... — прозвучал тонкий голосок, заставивший ушки лошади дёрнуться, а вновь зажмуренные глаза распахнуться, а в следующую секунду на пол упала трещотка, зазвеневшая маленькими шариками, которые были помещены внутрь сферы с дырочками, закреплённой на деревянной палочке, после чего раздался звонкий жеребячий смех.
"Хулиганка", — мысленно хмыкнула и улыбнулась уголками губ лошадь, приподнимаясь на локтях.
Едва Мишээл повернула мордочку к источнику утреннего шума, как чёрная головка с короткой серебристой гривой спряталась за высоким бортиком кроватки, будто бы это совсем не маленькая пегасочка устраивала безобразия пару ударов сердца назад. Впрочем, старшая кобыла всё равно не сердилась на дочь: скинув с себя тонкое одеяло, она с удовольствием потянулась всем телом, ощущая как прохладный воздух ласкает скрытую лишь тонкой шёрсткой кожу, а затем плавным движением соскользнула с ложа на пол, вставая на ноги, и ещё раз размяла плечи.
Быстрыми шагами пройдя в ванную комнату, совмещённую с туалетом, кобыла забралась под душ и включила прохладную воду, одновременно освежая тело и прогоняя остатки сна. В её голове заметались мысли о том, какими делами следует заняться сегодня, раз уж мужа дома нет, а дочь ещё слишком мала для того, чтобы её всерьёз чему-то учить.
Прохладные струи, льющиеся на голову, в секунды вымочили гриву, после чего многочисленными дорожками побежали по плечам, спине, пышной груди, спустились на живот и бёдра... Кобыла слегка поёжилась чувствуя табуны мурашек, которые бегали по коже под шёрсткой, запрокинула голову, открыла рот и высунула язык, ловя воду ртом.
Если бы она продолжала жить в племени кочевников, то и вопроса вроде "Что делать?" не стояло бы: всех жеребят, которых можно было оторвать от материнской груди отдавали нянькам, ну а лошадь, после того как полностью оправилась от родов, возвращалась к своим прямым обязанностям. И не то, чтобы в Кристальной Империи не было мест, где воспитывают маленьких жеребят в то время как их родители заняты, просто сама Мишээл выпадала из налаженной системы: воинов хватало и без неё, а никакими иными особыми навыками она похвастать не могла.
Выключив воду и отжав гриву с хвостом, начисто игнорируя полотенца, она выбралась из душа и вернулась обратно в спальню, при этом не торопясь что-либо на себя надевать. В конце концов, зебры и вовсе ходили почти голые, что никого не смущало, а Мишээл находилась в своём доме (до сих пор эта мысль звучала непривычно даже в собственной голове кобылы), так что стесняться было некого.
За время отсутствия мамы, пусть прошло не больше пары минут, крылатая кобылка успела выбросить из кроватки все свои игрушки и одеяло. Теперь же она стояла у бортика с умилительным задумчивым видом, хмуря бровки и шевеля ушками, ладошками придерживаясь за верхний край преграды.
"Совсем скоро она будет вылезать из кроватки и бегать по комнате", — отметила про себя уроженка степи (жеребята её народа вообще быстро росли, что передалось и полукровке).
— Ариунтуяа, опять проказничаешь? — встав в шаге от постели крылатой кобылки, лошадь упёрла ладони в крутые бёдра и состроила сердитое выражение мордочки. — Если эти вещи тебе не нужны, то я отдам их соседям: может их жеребята оценят такой подарок?
— Ум... — пусть маленькая летунья и не поняла всех произнесённых родительницей слов, но общий эмоциональный посыл уловила, а потому прижала ушки к голове и поджала крылья, одновременно с тем посмотрев на взрослую кобылу влажными голубыми глазами, вот-вот готовыми пустить слезу.
— На меня не подействует, — сменила гнев на милость Мишээл, растянув губы в улыбке. — Это ты из Сильверблада можешь верёвки вить, стоит только заплакать.
Поняв, что ругать её не будут, Ариунтуяа подняла ручки вверх и произнесла:
— Ма-ма... Ам-ам.
Весело фыркнув, лошадь наклонилась вперёд и, подхватив дочь на руки, направилась к небольшому столу с парой стульев, на один из которых и уселась, при этом закинув правую ногу поверх левой. Крылатую кобылку она устроила поудобнее, с нежностью смотря за тем, как та ловко обхватывает ручками грудь и ищет губами сосок...
В племени Мишээл, как и у других кочевников Седловской Аравии так повелось, что жеребят стараются выкармливать грудью как можно дольше. Во-первых, это позволяло матерям претендовать на большую порцию еды даже в голодные времена, а во-вторых, готовить отдельно для взрослых и отдельно для малышей не приходилось. Ещё старшие кобылы рассказывали, что когда-то лошади пытались кормить жеребят из общего котла едва ли не с первых дней после рождения, но это приводило к расстройству желудка, а то и куда более тяжёлым последствиям. К счастью, эта традиция так и не закрепилась, а жеребцов (даже вождей), при попытке похвастаться взрослостью наследника, на поединок могла вызвать даже самая послушная жена.
"Всему должно быть своё время", — мягко улыбнулась уроженка степей, левой ладонью легко проводя по шелковистой серебряной гриве крылатой полукровки, мордочка которой в эти секунды имела крайне сосредоточенный вид.
...
Ветер привычно ластился к широко расправленным крыльям, которыми пегас совершал редкие равномерные взмахи; далеко внизу проплывали зелёные равнины, густые рощи, извилистые реки, похожие на кем-то оброненные серебряные ленты; высоко в небе сияло золотое солнце, лучи коего на столь большой высоте дарили удивительно мало тепла. Сильверблад, разумеется, слышал о том, что внизу теплее из-за земли, которую солнце прогревает равномерно, и которая потом отдаёт часть этого тепла обратно, но всё равно в глубине души считал, что ближе к светилу должно быть жарче (во всяком случае так показывали эксперименты с огнём, проведённые в далёком уже жеребячестве).
Рядом летели ещё трое пегасов из охраны императора, которые внимательно осматривали окрестности, а несколько позади, на широких тёмно-фиолетовых крыльях, созданных при помощи магии, парил сам Сомбра, облачённый в чёрный доспех, рядом с коим летела сиреневая аликорница, одетая в лёгкий дорожный костюм светло-голубого цвета. Вместе с ними летели ещё двое единорогов и пара зебр, при помощи Амулетов Чейнджлинга создавших себе собственные крылья... коими пользовались ровно настолько, чтобы держать правильное направление движения.
"Небо перестало быть достоянием пегасов", — подумал про себя бывший гладиатор, вспоминая собственные ощущения от первого полёта, произошедшего после долгих месяцев унылого хождения по земле (раньше он и не задумывался, насколько же это удобно — иметь возможность перелететь из одного места в другое).
Впрочем, не все те, кто могли бы подняться в небо благодаря своему положению и расположению императора, который мало что жалел для своих приближённых, спешили воспользоваться своим шансом: Челубей, взятый на переговоры с его бывшим племенем, хан коего фактически подарил своего умирающего подданного тёмно-серому единорогу, предпочитал бежать по земле, ускоряя себя своей "меткой". Ну а поддерживались все эти затраты магии благодаря Твайлайт Спаркл, словно бы и вовсе не ощущающей на себе дополнительной нагрузки.
"Если бы не сияющий рог, я бы вовсе не понял того, что она творит чары. Хорошо быть аликорном: тут тебе и рог с крыльями, и земнопоньская сила... Ещё лучше быть только мужем аликорницы. Хотя, об этом мне лучше не задумываться", — вернувшись мыслями домой, где остались две самые дорогие его сердцу кобылки, крылатый жеребец не удержался от улыбки.
И пусть его взяли на эту миссию как "Специалиста по традициям и быту жителей Седловской Аравии", он был этим вполне доволен. И пусть многие воспоминания из прошлого до сих пор причиняли боль, вызывали гнев или грозили впадением в апатию, но если бы не все эти невзгоды, то маленькая Ариунтуяа так и не появилась бы на свет...
"И почему я согласился назвать нашу дочь так?.. Хотя... Мишээл, когда задаётся какой-то идеей, умеет быть убедительной", — ещё раз усмехнувшись, Сильверблад глубоко вдохнул свежий прохладный воздух, наслаждаясь ощущением ветра в гриве.
Там впереди, среди кажущихся бескрайними степей, их делегацию ждало племя хана Баянбека, согласившегося на переговоры с кристалийцами. В подробности пегаса не посвящали, да он и не стремился в них углубляться, но даже самому недалёкому яку было бы очевидно, что тёплой встречи ожидать не стоит. В конце концов Сомбра однажды уже победил кочевника, пусть и опосредованно, а теперь возвращается с крайне небольшой свитой, в составе коей есть Челубей.
"Все эти тонкости — не моё дело. Мне же следует сосредоточиться на своей работе и, если потребуется, защитить императора. А то ведь кто знает, что придумают эти дикари: однажды я уже оказался у них в рабстве и второй раз мне вряд ли повезёт встретиться с кобылой вроде Мишээл. Да и если бы повезло — вторая жена мне не нужна", — несмотря на попытку пошутить, в животе почему-то образовался холодок, который прошёл далеко не сразу.
Встряхнувшись, летун быстрым взглядом окинул всю делегацию, с каждой секундой всё дальше улетающую от Кристальной Империи. Мысленно выругавшись на собственную впечатлительность, он постарался выкинуть из головы все посторонние мысли, что получалось с большим трудом. Интуиция настойчиво шептала о том, что следует готовиться к каким-то неприятностям, ожидающим их отряд где-то впереди...
