Оставшиеся в резерве дружинники ликовали, Братья по Ордену одобрительно громыхали эфесами по щитам, а Клед внутренне обмирал, ибо для любимой наступил по-настоящему опасный момент. Ум его застыл в некой прострации до тех самых пор, пока соратники не высыпали из открытых ворот, возвещая, что штурм увенчался победой, и приглашая резервы внутрь.
Нет, лицо Ворона ничего не выражало, сохраняя образцовую каменность, пока он бродил по замку, осматривая трупы врагов. Которых, кстати, оказалось неожиданно мало — то есть люди с ночных засад вряд ли вернулись сюда, а куда подевались женщины с детьми и стариками, оставалось только гадать.
О том, что нужно собрать ахсартагскую броню и знаки различия, своему Кинжалу напомнил лишь Батя и, получив добро, занялся этим вместе с остальными ребятами из Кулака. А Ворон продолжал медленно нарезать бессмысленные зигзаги, высматривая, нет ли среди погибших Алрины, пока не наткнулся на Горма. Ятаган сообщил ему, что атаман с ближайшей свитой, судя по всему, покинул замок через подземный ход, как и предполагалось. Только тогда Клед вспомнил, как дышать полной грудью. Но внешне лишь безразлично кивнул. И, развернувшись, чтобы пойти выбрать себе с помощниками комнату, как было приказано, наткнулся на Дона, который, оказывается, практически дышал ему в затылок — как долго? — и молча пожирал командира своими большими глазищами.
* * *
— Ты почему не лежишь? — снова напустил на себя строгий вид Ворон.
— Так это, телегу разгружают... А я правда нормально себя чувствую! — встрепенулся Куболь.
Он попытался встать смирно, но его тут же повело в сторону. Клед подхватил упрямого мальчишку под локоть и сердито сказал:
— Тебе Ланцет велел лежать пять дней, значит, будешь лежать! Идём комнату искать.
— Так нам вроде в замке не положено...
— Это Раскин запрещал. А тут на пару дней, думаю, простят. Пока казармы оборудуют и найдут, куда всех распределить.
Они начали медленно подниматься по лестнице, потому что первый этаж наверняка займут под общие нужды: в большой зал уже тащили раненых, а в жилом коридоре стояла охрана — видимо, там расположится сам Ятаган с ближайшими помощниками.
Куболь неуверенно ставил ноги, временами грозил завалиться и постоянно сглатывал — видимо, давил тошноту. Пришлось усадить его на какой-то оставленный нартами коврик на первой же площадке и приказать не сходить с места, пока за ним не придут.
Оказалось, что, пока Клед бродил по замку, и второй с третьим этажи уже разобрали. Кинжалы занимали комнаты под весь Кулак. К счастью, Вест расстарался — тоже забил им место, правда, всего на десять человек. Если потесниться, можно впихнуть двенадцать, а куда девать остальных? Ну, кастерским, вероятно, всё равно придётся ночевать в палатках снаружи, с остальной Дружиной. Однако пара Братьев всё равно не влезет.
К тому же, соломенные тюфяки на холодных каменных полах при наличии лежачего подопечного командира не впечатлили. Он пошёл выше и на последнем этаже, под крышей, нашёл крошечную комнатку для прислуги на две кровати рядом с кухонным дымоходом. Чем-то она его привлекла, несмотря на отсутствие окон — наверное, странным ощущением уюта, которое казалось давно забытым, отмершим в Арке вместе с неуютом, какой могли бы ощущать солдаты в походе. Кажется, в последний раз он испытывал подобное в Арбене, когда валялся с Алриной в кровати зимними вечерами...
В общем, Клед решил, что обоснуется пока здесь, вместе с пострадавшим подчинённым. А потом заменит его на кого-то из своих Кинжалов, или даже на обоих — если втиснуть ещё одну кровать посередине. Впрочем, к тому времени, скорее всего, народ расселят по баракам, и им троим достанется помещение попросторнее.
Он спустился к Весту. Несколько ребят уже обустраивались. Взял трёх человек: двоих помочь Куболю подняться, а третьего — показать, какую комнату выбрал, и чтобы присмотрел потом за товарищем. Сам же пошёл взять свечей.
Впрочем, быстро добыть свет не удалось, потому что подводы с бытовой мелочёвкой, шедшие последними, ещё не разгрузили. Первоочередной задачей было накормить бойцов. Но и остальные Воины Смерти не сидели без дела: кто-то вычищал территорию от мертвецов и обломков, кто-то приводил в порядок бараки, удачно оставшиеся от предыдущих хозяев — будет сразу кров хотя бы Солдатам.
Клед был вынужден вступить в спор за ахсартагские доспехи и "украшения", которых нашлось всего три комплекта, один — изрядно порубленный. Два других Кинжала пытались забрать целые трофеи у Бати, поскольку, в отличие от него, побывали в этом бою. Слов о том, что доспехи обещаны Кулаку Кледа для особого задания, им не хватило. Пришлось потревожить Горма, предварительно подождав, пока тот закончит отдавать какие-то распоряжения. Разумеется, он решил вопрос в пользу Кледа. К счастью, на костяные доспехи претендентов не было — остальной Кулак тоже надо было как-то замаскировать.
После этого Ворон отправился искать обозного кузнеца, чтобы узнать, удастся ли починить испорченный доспех. Тот сказал, что времени на такую работу у него точно не будет, и посоветовал отослать вещицу в Астенскую Обитель — мол, там и мастер по тонкой работе есть, и загружен он меньше. Но в Астен следовало обращаться через Селвидом, а кого туда послать с таким поручением? Не хотелось лишаться одного из Кинжалов, посему выбор пал на Батю, как на самого опытного по части штабных тонкостей — если возникнут проволочки, он наверняка найдёт подход, чтобы добиться результата. Одному ехать по такой обстановке было неразумно, поэтому понадобилось ещё договориться, чтобы его взяли в отряд, собиравшийся возвращаться во владения Раскина завтра.
Потом Кледа поймал Ланцет, сообщил, что в замке нашли ледник, и настоятельно посоветовал прикладывать Дону на лоб холодные компрессы. Пришлось идти искать сначала подходящую тряпицу, потом сам ледник и нести подчинённому "лекарство" — остальной Кулак вовсю задействовали по хозяйству. К счастью, Дон не пытался больше бравировать, а спал, видимо, пригревшись у тёплой трубы — на кухне уже кашеварили.
Затем Ворона вызвал на доклад Ятаган, а там и ужин поспел, так что в каморку свою Клед вернулся уже ближе к отбою, наконец получив свечи и не забыв захватить еды для Дона.
Пока тот жевал, привалившись спиной к стене, командир отрядил Пластунца, отдыхавшего от хозяйственной суеты в свой черёд возле товарища, за новой порцией льда и наказал на другой день приносить свежего каждые четыре часа. Выглядел Куболь бледно и даже сам лёг сразу, как поел. За время отсутствия командира кто-то из ребят соорудил ему набитую паклей подушку.
Наконец они остались одни и наступил удобный момент поговорить, а Клед по-прежнему не знал, что сказать. Ясно одно: нельзя снова демонстрировать мальчишке злость после того, что он сделал. Ворон глубоко вздохнул, стараясь не допустить очередной вспышки и тихо спросил:
— Ну что, объяснишь, почему ты так поступил?
Дон попытался снова приподняться, но Ворон остановил его предупредительным возгласом. Потом понял, что подчинённому неудобно говорить с командиром в неравном положении и сократил дистанцию на неуставную — сел рядом на тумбочку, переставив на пол свечу, закреплённую на подобранном во дворе плоском камешке, за неимением подсвечника.
— Мне казалось, так правильно, — повздыхав, выдал Дон. — Можете объяснить, почему нет?
Внутри что-то кольнуло. Клед знал, что должен сказать Кинжал Смерти: что у каждого своя Свадьба и только Богиня выбирает черёд, "нечего лезть под венец вперёд Ятагана". Но не мог так кривить душой. Повздыхал в свою очередь, подбирая слова...
— По-человечески это правильно. Но в Ордене запрещена личная преданность кому-то из Братьев. Ты наверняка сам слышал сто раз, почему.
— Слышать-то слышал, но так и не понял. Как может быть по-человечески правильно, а по-орденски нет? Мы что, не люди?
Ах, какой хороший вопрос! Ворон сам бы хотел знать ответ. Армат, например, уже вряд ли. А они где-то на полпути? Причём в неправильную сторону. И Клед не может подталкивать ещё дальше туда эту благородную душу, которая явно видит в нём наставника... Но не может и отвращать её со стези, с которой поздно сворачивать. Хотя нет, Алрина подсказала выход. Однако вот так, с кондачка, не ляпнешь же боевитому юнцу, прогадавшему Вольницу: "Отрекись во имя любви!" Он поди и не знает ещё, что это такое...
Есть, конечно и третий путь — его собственный. Внутренний враг Ордена, мечтающий вырвать его ядовитые зубы, отравляющие души. Но затягивать на него кого-то ещё крайне опасно — для обоих. Надо зайти издалека, выразиться обтекаемо, пусть сам сделает выводы, к которым наиболее склонен.
— У меня был друг. Его звали Алан. Мы дружили, когда я только попал в Ладони. Наш Топор смотрел на это сквозь пальцы. Но однажды он вернулся с Приобщения и разлучил нас, отправив Алана в другую Обитель. Там Ятаганом был Раскин и однажды он заставил друзей сражаться друг с другом до смерти, чтобы преподать урок выжившему и остальным. Алан так впечатлился, что собирался уйти из Ордена ещё до Вольницы. Я встретил его на Западной Границе во время боевого Крещения. Но увы, он погиб, спасая меня...
Голос внезапно предательски дрогнул. Клед так и застыл, провалившись в себя. Так вот почему поступок Дона вызывал у него такие странные чувства. Чувства души, которые не умерли в Арке, вообще такие смутные и неопределённые, в отличие от обычных человеческих радостей, обид, горя, тоски, причина которых всегда известна. А эти... они есть, но разум просто не знает, как их понять.
— Так вы переживаете за меня? — совсем тихо спросил Дон, возвращая командира в действительность.
Клед прокашлялся, чтобы убрать внезапный комок в горле, открыл рот, но вдруг осознал — он понятия не имеет, что собирался сказать. Тогда он просто посмотрел в глаза Дону — открыто, насколько мог, надеясь, что парень сам прочитает ответ, который Ворон не может сформулировать. И тот ответил таким же открытым взглядом. Открытым и жадным — казалось, он пил то, что видел в глазах наставника, словно умирающий от жажды в пустыне. Это выглядело странно и смутило разум, но душа — даже покалеченная и наполовину выжженная — знала, что это важный момент, в который происходит нечто насущное для обоих... И Клед не отводил глаз.
А потом слова вдруг пришли. Даже не так — посыпались из него, словно град из внезапно собравшейся тучи:
— Да, я переживаю за тебя. Как за всякую чистую душу, которая доверилась Ордену. Это неплохое братство, но наша покровительница ворует души. И я хочу это прекратить.
Пока он говорил, разум бился в панике: "Что ты несёшь?! Ты же сдал себя с потрохами! А ну как парень сейчас испугается, не поверит и наябедничает на тебя Ятагану?" Но у парня в ответ лишь ярче загорелись глаза, и он выдал совсем уж несусветное:
— Я так и знал! Вы — наш спаситель!
Магия момента рассеялась, и Клед ошарашенно спросил:
— Чей "ваш"? И в каком смысле?
Настал черёд Дона смущаться.
— Ну... Мне сон был... И не один. Ещё до Обручения. Будто на Башне Смерти в Обители... сидит огромный паук... И когда мы читаем причащения... каждый вечер... он высасывает из нас силы...
Клед поразился такой прозорливости мальца. А ведь и правда, если подумать, Богиня Смерти не только забирала души после смерти, но и пила их силы при жизни... Да они ещё и тащили ей, как муравьи матке, Смертную Тень, которая по сути была... чем? Не остатками ли сил убитых людей? Получается, весь их Орден кормил огромного надмирового паразита! Но вслух он эти выводы озвучивать всё же не стал, только спросил:
— И у тебя не возникало желания сбежать?
— Возникало. Но... Всё равно было чувство... что я на своём месте. Не знаю, почему. — Куболь поёрзал на кровати. — Можно, я всё-таки сяду? Не по себе мне как-то лёжа о таком.
Клед помог Дону аккуратно приподняться и подложил ему под спину поверх подушки своё сложенное в несколько раз одеяло.
— Ну вот, — продолжил паренёк, устроившись, — пока не встретил вас.
— Что "пока не встретил меня"?
— Не знал, почему, — лицо его разгладилось. — А потом мне приснилось, что вы этого паука убили. Таким длинным сияющим мечом. — Похоже, воодушевление, заставившее парнишку приподняться, гасило боль. — И в Ордене сразу стало светлей.
Клед был в замешательстве, хотя по привычке скрывал это за непроницаемой маской, которая как-то сама собой вернулась на лицо. Что в целом неплохо — ему она нужна больше прочих в связи с его тайными планами. А тут вдруг вчерашний Коготь оказывается практически в курсе. Каким образом?! Мозг клюнул червячок сомнений: хорошо ли это? Тот, кто знает, может и помешать... С большим трудом Ворон заглушил этот мерзкий голосок, так похожий на попытки Петры очернить Алрину.
Куболь вдруг погрустнел:
— Вы наверно, думаете — я брежу.
— Нет-нет. Наоборот... — поспешно ответил Клед, пытаясь расшевелить закаменевшее лицо. — Но... — Получалось не очень. Возможно, потому что он ещё сам толком не понял, как реагировать дальше, и задал самый глупый вопрос: — Ты-то тут при чём?
— А я вам тот меч подал. Мне его какой-то старец вручил.
Ворон даже брови приподнял от удивления. Так может, эти сны — всё же происки Саната? При мысли о Волхве лёд, сковавший его нутро, наконец затрещал, но стужа не спешила сдаваться.
— То есть, ты решил, что без тебя мне не справиться? — спросил и сразу сам устыдился, как будто мысль ему нашептал всё тот же подлый голосок, а он не успел поймать ядовитые слова.
— Ну нет, — даже обиделся Дон. — Решил, что я вам пригожусь. Если не для победы, то хотя бы уберечь до неё...
"Даже ценой собственной жизни", — закончил не произнесённую мысль вдохновенный взгляд.
Какая беззаветная преданность! Ломающая все представления, так тщательно внушаемые Орденом: о том, что каждый сам за себя, и на помощь рассчитывать нечего. Совершенно рациональные и практичные. Ломающая своей нелогичной правильностью, поднимающей в душе непонятную волну. Светлую и мощную. Так напоминающую ощущения от прикосновения к Мечу Кернуна...
И эта волна наконец-то разбила сковавший лицо и сердце камень! Кажется, у Кледа даже глаза увлажнились.
— Выходит, ты Вольницу пропустил не ради обещанных алмазов? — тихо спросил он.
Куболь расхохотался, но тут же ойкнул и умолк, схватившись за голову. Однако улыбка продолжала искажать гримасу боли на его лице. Глаза Дона сияли счастьем обретённого взаимопонимания.
Чувство облегчения охватило и Ворона. Небывалого облегчения, чем-то напоминающего то, которое он ощутил, когда наконец понял намерения Алрины в отношении Меча Кернуна. Конечно, там было ещё кое-что — взаимная любовь. Но обретение верного соратника, которому можно полностью довериться, поскольку он разделяет твои убеждения, пожалуй, в чём-то подобно любви.
— Ну а когда... вы пригласили меня в Кулак... — добил его Дон, — всё окончательно... встало на свои... места... Это судьба!
Или Истинный Путь. Действительно, не у Кледа же одного он есть. Но как же это чудесно, когда твой пересекается и сливается с чьим-то ещё! Тьма избранной стези, как оказалось, окутавшая душу плотнее, чем хотелось бы, просто рвётся в клочья! О ней даже можно было бы забыть, хоть на минуту... Если бы не дыра внутри. В том месте, где должна была в ответ на подобное переживание возникнуть радость...
