Рэвул оказался на картофельном поле кажущимся бескрайним. Ему и еще нескольким рабам приходилось полоть, окучивать картофельные кусты. Солнце в безоблачном небе сегодня дарующее Преферии погожий яркий день, в поле превращалось во что-то ужасное и ненавистное, от него некуда было спрятаться. В принципе ничего тяжелого в доставшейся работе не было, вот только ее объемы не давали расслабиться. Чтобы успеть приходилось все делать быстро, постоянно торопиться. Рэвул с непониманием смотрел на своих друзей по несчастью. Женщины, мужчины и пара мальчишек все рабы долгие годы. Они уже смирились с такой жизнью. Быстро и молча они работали, не поднимая глаз, не останавливаясь, не глядя в небо, не о чем не мечтая. Здесь не могло найтись друзей. Тяжелая и невыносимая жизнь раба делала людей нервными и замкнутыми. Когда у всех вокруг нервы на пределе ссоры и склоки случались из-за пустяков. Профессиональные надсмотрщики — свободные люди контролирующие работу рабов появлялись в поле крайне редко. Они только принимали выполненную работу у старших рабов. Старшие из рабов перед ними отчитывались и получали новые указания. Настоящие надсмотрщики здесь с кнутами не ходили и вообще с рабами не общались. Кнуты, плети, палки были только у старших рабов. Классическая схема: если хочешь подчинить и контролировать отдельно взятую массу людей — рассорь их. Заставь людей рассориться, расслоиться, не дай им сплотиться, ополчиться против тебя. То же самое и с рабами. Для эксплуатирования рабской массы из числа рабов выделялись самые сильные и дерзкие в основном мужчины. Они назначались старшими рабами, им разрешалось не работать лично, однако на них возлагалась ответственность за выполнение работы. И вот уже старшие рабы, такие же рабы, как и все, такие же помоечные псы, как и остальные, становились немного выше остальных помоечных псов и вот уже они, чтобы не работать самим кнутами, плетьми, руганью и болью заставляли других рабов пахать. Получается, рабы эксплуатировали сами себя. А надсмотрщики из числа свободных людей были такими непричастными начальниками, которые только приходили, принимали работу, общались со старшими рабами, сами не марая руки. Конечно, бывали ошибки, и бунты рабов периодически вспыхивали, но это скорее в порядке исключения. В целом рабовладельческая система работала отлажено. От долгого нахождения в этом кошмаре вообще терялась вера в то, что люди могут жить как-то по-иному. Общества людей, где все были свободны, здесь казались фантастикой.
Первый день Рэвулу казалось, что все не разговаривают из-за злости и усталости привычной для рабов. На второй день он понял, что большинство его коллег по несчастью представители разных народов. Здесь был сброд из всех уголков Южной Половины. Все эти люди просто говорили на разных языках. Также у некоторых мужчин, которые, по всей видимости, много болтали, языки и вовсе были отрезаны, видимо в связи с ненадобностью.
Еда по расписанию, три раза в день. В основном какая-нибудь крупа, отваренная с солью, чаще всего рис. Старшие рабы ели то же самое, что и остальные. Посидеть с чашкой каши минут десять было единственным здесь возможным отдыхом за целый проклятый день.
— И вы что собираетесь вечно здесь пахать, пока не сдохните? — бросив работу глядя на окружающих неизбежно заговорил Рэвул. — Я конечно не бунтарь, но это же не жизнь. — На него никто не обращал внимания, все продолжали работать. Больше всего его поражали глаза людей, которых он тут увидел. В них зияла пустота, не просто отсутствие эмоций, а самое настоящее отсутствие жизни, привыкание к кошмару, согласие с тем, что твоя жизнь не имеет смысла. — Давайте убежим. Все вместе разом. Просто дружно встанем и побежим. Какая разница убьют нас или нет, или как нас убьют. Все равно это не жизнь, — он искренне пытался достучаться хоть до кого-нибудь. Все молча продолжали работать, никаких эмоций ни в ком не вспыхнуло, крик души Рэвула остался незамеченным, во многом из-за того что мало кто понимал язык на котором он говорит. В ответ только один мужик из числа простых рабов треснул его по затылку и велел продолжать работу.
С самого начала Рэвул поглядывал на лес что виднелся где-то далеко на окраине гигантского поля. Смириться с участью раба он никак не мог. Чудовище внутри него не пробудится, а Тьма только ожидает удобного момента, чтобы поглотить его. Выхода не было, нужно было что-то предпринимать самому. Глядя на людей вокруг он приходил в ужас, никак не мог свыкнуться. Он видел женщин которые никогда не испытают радости материнства, ведь здесь их просто сводят друг с другом как животных, просто разводят как скот. Детей без детства. Все грязные заросшие, одетые в лохмотья люди которые почему-то людьми не считаются. И только это чертово поле, которому нет ни конца, ни края и бесконечная работа пока однажды из-за тяжести жизни у тебя не остановится сердце и тебя не выбросят в мусорную яму. Он больше не мог здесь находиться. Вечером второго дня он просто встал и побежал, гремя своими кандалами. Он был не усталым, он был изможденным, полностью обессиленным. Вдобавок с тяжелыми железками на руках и ногах, как бы он не старался, он не бежал, а будто быстро шел по меркам нормального человека. Старшие рабы могли бы запросто догнать его, но они издевательски просто шли за ним быстрым шагом. Рэвул задыхался, его легкие горели, из глаз должны неконтролируемо потоком хлынуть слезы, но плакать он не мог. Он просто пищал от бессилия пытаясь бежать быстрее. Следующие за ним старшие рабы смеялись, им было интересно, сколько он пробежит. В итоге Рэвул все-таки добрался до желаемого леса. Манивший его свободой желанный зеленеющий в дали лес на деле оказался небольшой полоской, за которой ему открылось новое поле. Бесконечное поле тянущееся казалось до горизонта. На новом поле все те же рабы, такие же измученные люди испуганно уставились на него. И тут свои старшие рабы с палками наготове уже движутся к нему. Бежать некуда, выхода нет. Он без сил и надежды рухнул на землю.
Его похлопали по щекам и дали выпить воды. Он поднялся на ноги и лишившийся надежды послушно побрел назад. Его не били, на него не кричали. 'Бежать бессмысленно, я же тебе говорил', — пояснил старший над ним раб. Его привели обратно. Опускался вечер. На небе появились первые звезды, но о красоте ночных небес в царящем здесь безумии не было и речи. Здесь даже сияющие над головами звезды казались чем-то издевательским и зловещим.
Бригада рабов, к которой относился Рэвул, была построена как строй солдат. Измученные уставшие после трудового дня люди дрожали от страха ожидая того что сейчас начнется. Рэвула поставили перед всеми. 'Это Рэвул, — держа Рэвула за шею начал пояснять старший раб. — Рэвул решил, что он самый умный и попытался убежать. Так давайте покажем ему, что так делать нельзя'. Криком раздалась команда: 'Лежать!' — все рабы разом упали и прижались к земле. Послышались звуки плетей и жалобные всхлипывания. 'Лежать сволочи, лежать твари!' — расхаживая с палками, орали старшие рабы. 'Встать!' — все быстро подскочили. Снова 'Лежать', снова 'Встать', уставшие после трудового дня люди падали и вставали по команде. Серьезно калечить или убивать других рабов старшие рабы без разрешения не могли, поэтому они просто издевались.
— Вы что творите! Я же пытался сбежать. Так накажите меня! Оставьте их в покое, пожалуйста. Остановитесь! — удерживаемый за шею крепкой рукой молил своего старшего раба Рэвул. Ему было неописуемо жалко мучающихся из-за него людей, он содрогался в истерике, но мучители были непреклонны. Его в наказание заставляли смотреть на мучения других. От неописуемой душевной боли, переживаний из-за наблюдения за людьми которые мучаются из-за него, внутри него будто что-то умирало, но он ничего не мог поделать.
Рэвула кандалами пристегнули к столбу, а других рабов бегом погнали по маршруту, по которому пробежал Рэвул. Их заставили встать на четвереньки и бежать подобно собакам, при этом, не задевая картофельных кустов. В итоге бригада Рэвула легла спать только в два часа ночи вместо положенных двенадцати, а подъем будет, как обычно в пять часов, с первыми лучами солнца. Рабы, уставшие вдобавок еще и измученные тяжело дыша, толпой завалились в свой амбар и попадали спать на сено. Затем в амбар втолкнули Рэвула и двери захлопнулись. Он оказался один окруженный озлобленными людьми, которые мучились из-за него несколько часов. Его оттаскали за волосы, повалили на пол и забили ногами. Даже женщины набрасывались на него желая врезать ему как следует. Избитый он, тихо скуля, просидел около двери всю ночь. Он не мог спать не из-за физической боли, а из-за морального опустошения. Смотреть на то, как другие мучились из-за него, оказалось, наверное, самой страшной мукой за всю его жизнь.
На следующий день он утратил всякую надежду. Он стал рабом. Он стал быстрее работать и, как и все молчать, не поднимая глаз смотреть лишь, что делают руки. Где-то к полудню в поле появился человек непривычного для этих мест вида. Опрятно одетый, чистый, точно не надсмотрщик. Он подошел к старшим рабам Рэвула и показал им какую-то бумагу. Насвистывая какую-то мелодию главный из старших рабов, тот, что говорил на артэонском, подошел к Рэвулу в глазах которого стал дьяволом за последние дни. Он толкнул Рэвула ногой, тот упал, высыпав из ведра подкопанную картошку.
— Вставай дубина. Тебя выкупили, — сказал он Рэвулу. — Какой-то частный хозяин. Ты уходишь отсюда. Но не радуйся, не факт что там, куда ты идешь, тебе будет лучше.
Его посадили в повозку и повезли из чертовых ненавистных полей обратно в город. Там его выгрузили на рынке рабов. Какие-то люди согласовали какие-то бумаги, и надсмотрщик, схватив за кандалы поволок его туда, где ждал покупатель. Его выбросили на безлюдную улицу за рынком. Покупатель в черном плаще стоял перед ним. Это был Ортопс. Черный плащ, идеально скрывал тело, покрытое стеклянной скорлупой, выглядывая из-под капюшона которого, он смотрел на Рэвула, скривив сухие губы в издевательской улыбке.
— Не думал, что буду рад видеть тебя стеклянный человек, — улыбнулся Рэвул. Выброшенный из дверей черного входа рынка, кубарем прокатившийся по земле он не собирался с нее подниматься. Наоборот радуясь освобождению, радостно вдыхая воздух Рэвул устроился поудобней, улегшись прямо посреди улицы. Каким же для него сейчас это казалось счастьем — просто спокойно полежать. Развалившись посреди дороги, он с неописуемой радостью снова смотрел в небо глазами свободного человека.
— Мой тебе совет на будущее. Не пытайся привыкнуть к боли. Это невозможно. Всякий раз она будет отдаваться кошмаром. Приучи себя, что она будет всегда. Перестань бояться ее приближения. Итог твоего первого контакта с человечеством: 'Чтобы понять, что такое счастье нужно сначала пройти через ад'. Так? — спрашивал Ортопс у Рэвула, развалившегося посреди улицы как бродячий пес.
— Я бы сказал: чтобы узнать, что такое свобода нужно сначала ее потерять, — все также лежал на земле Рэвул.
— Ну и как тебе мир людей? — коварно спрашивал Ортопс. Рэвул помрачнел и ничего отвечать не стал. — Вставай. Хватит валяться. — Рэвул на него не реагировал. — Эй, не забывай ты мой раб — я купил тебя, я твой хозяин, — сказал Ортопс, бросив Рэвулу в лицо договор о продаже и переходе права собственности. Кусок бумаги потащило по улице ветром. — Давай подчиняйся серый пес! — с пародией на улыбку добавил Ортопс.
— То через что я прошел... Это не может быть мир людей. Ты, наверное, затянул меня в какой-то кошмар. Это все наверняка было не по-настоящему! — неохотно поднимался с земли Рэвул.
— Нет, это как раз и есть мир людей. Суровая реальность. Как она есть без прикрас. Только вдумайся. Здесь количество рабов в несколько раз превышает количество свободных людей. То есть на одного свободного человека приходится трое, а то и больше невольников. Если рабы разом все восстанут, они сметут, разрушат до основания, весь этот чертов город. Но никакого бунта нет. Рабы покорно пашут и только ненавидят жизнь. Все логично. Люди животные, их общество это стадо. Кто управляет стадом? Один пастух. Также и у людей. Правят обществом и живут красиво только горстка избранных. Остальные живут, как попало, существуют только чтобы делать красивой жизнь правящей горстки избранных, — шагая с Рэвулом по улице, говорил Ортопс.
Рэвул смотрел на него с юмором, и все его человеконенавистнические взгляды воспринимал как шутку. Старался к его словам относиться несерьезно, не слушать его.
— А куда мы идем?
— Выпить, — ответил Ортопс.
— Вот это было бы кстати.
— Продолжаем нашу экскурсию. Медгара один из трех городов Грионского союза. — Ортопс на фоне мира людей больше не казался таким уж лютым чудовищем. — Союз трех городов — главная опора артэонов, демократии и свободы в Южной Половине. Одно из самых цивилизованных людских обществ на преферийском юге. Когда у местных жителей какие-то проблемы они как цивилизованные идут в суд, а не хватаются за оружие. Это значительный прогресс.
— Если это самое цивилизованное, тогда страшно представить, что собой представляют самые дикие здешние общества.
Они завернули за угол, и зашли в первый попавшийся трактир. В прохладном недоступном для палящего солнца помещении Рэвул стал засыпать на ходу. Бармен толстый мужик в годах в этой забегаловке работающий также за официанта принес им два пива. Ортопс как обычно только понюхал содержимое своей кружки, а дальше откинулся на спинку стула и наблюдал, как Рэвул марает усы и бороду в пене.
— Накинь на голову свой потрепанный капюшон. А то знак раба на твоем лбу может привлечь к нам ненужное внимание, — посоветовал Ортопс.
— А как же быть с этим? — Рэвул демонстративно потряс огромными кандалами на руках.
— А это оставь. Они мне нравятся. Ведь ты мой раб не забывай это!
— Пошел ты!
— Знаешь, сколько я на тебя потратил денег...
— Боюсь подумать, где ты их взял.
В памяти Ортопса всплыло расчлененное тело, кожа лоскутами срезаемая заживо, растекающаяся по полу кровь и маленькая домашняя собачка, в ужасе забившаяся в угол. От этих воспоминаний он с наслаждением закатил глаза. Зверское убийство владельца одного из богатых домов в центре еще долго будет не давать покоя местным стражам правопорядка. Также как и подожженная кем-то главная городская башня, на вершине которой возвышались главные городские часы.
— Мне пришлось потрудиться ради этих денег, — Ортопс разглядывал свои когтистые стеклянные пальцы, с которых сегодня утром стекала кровь. — Моя деятельность несет исключительно социальную пользу. Я отчищаю их мир от грязи.
— Что это такое? Прикольная штука, — Рэвул впервые попробовал пиво.
— Это друг мой пиво...
— Слышал, но не думал что попробую...
— Ты никогда не пробовал пива?
— Я никогда не был в мире людей.
— Выращенный в изолированной Стране Волка, дальше видевший только артэонов, только самую прекрасную верхушку гигантской глыбы грязи и дикости под названием человечество ты, наверное, будто с луны упал, понятия не имеешь, что за кошмар творится вокруг? Ты ведь ничего не знаешь о виде, к которому относишься?
