— Ну, ее нет, — сказала Джокаста грубо. — Либо она сбежала, либо кто-то ее похитил. И я не представляю, кто мог бы иметь наглость или ловкость, чтобы похитить ее из моего дома, и так чтоб никто не видел.
Мы переглянулись с Джейми, он нахмурился и покачал головой. Джокаста перебирала складку юбки между большим и указательным пальцами. Я заметила потертость ворса на ткани около ее руки, видимо она часто это делала. Джейми это тоже увидел.
— Когда она ушла, тетушка? — спросил он тихо.
— Четыре недели прошло. Дункана и Улисса две недели как нет.
Это как раз совпало с прибытием записки. Хотя неизвестно, за сколько до ее исчезновения на самом деле она была написана, учитывая превратности доставки.
— Вижу, Дункан постарался оставить тебе отличную компанию, — заметил Джейми. Самсон, отложив исполнение своей роли сторожевого пса, усердно обнюхивал его сапоги. Далила повернулась на бок, с роскошным стоном, и открыла два светящихся карих глаза, которыми она разглядывала меня с величайшим спокойствием.
— О, да! Они такие!— с неохотой, Джокаста высунулась из своего кресла и, найдя собачью голову, почесала позади ее длинных, висячих ушей. — Хотя Дункан, предназначил их для моей охраны, по крайней мере, он так сказал.
— Разумная предосторожность, — мягко сказал Джейми. Так и было; у нас не было никаких известий о Стивене Боннете, и Джокаста больше не слышала голос человека в маске. Но мы также не имели и конкретного подтверждения в виде трупа, поэтому возможно каждый из них мог появиться в любое время. — Так почему девочка сбежала, тетя? — спросил Джейми. Его тон по-прежнему был мягкий, но настойчивый. Джокаста покачала головой и сжала губы.
— Не имею ни малейшего понятия, племянник.
— Недавно ничего не произошло? Ничего необычного? — напирал он.
— Ты думаешь, я бы сразу об этом не сказала? — спросила она резко. — Нет. Я проснулась поздно утром и не услышала ее в своей комнате. Не было ни чая возле кровати, и огонь не горел — я чувствовала лишь запах пепла. Я позвала ее, но никто не ответил. Она пропала, исчезла без следа, — Джокаста склонила к нему свою голову, с мрачным выражением типа "так-то вот!"
Я вскинула бровь на Джейми и коснулась кармашка на талии, содержащего записку. "Должны ли мы сказать ей?".
Он кивнул, и я вытянула записку, а пока он объяснял, развернула листок и положила на подлокотник ее кресла.
Ее недовольный вид исчез, сменившись на озадаченное удивление.
— Почему же она послала за тобой, nighean? — спросила она, повернувшись ко мне.
— Я не знаю, возможно, она беременна? — предположила я, — или заразилась какой-то болезнью?
Я не хотела открыто говорить о сифилисе, но вероятность этого была. Если Манфред заразил миссис Сильви, а она затем передала болезнь одному или нескольким своим клиентам в Кросс-Крике, кто после этого посетил Речную Излучину... но тогда это значит, возможно, что Федра имела отношения с белым мужчиной. А это было то, ради чего рабыня пошла бы на многое, лишь бы сохранить секрет.
Джокаста была не глупа, и мгновенно пришла к таким же выводам, хотя ее мысли шли параллельно с моими.
— Ребенок, это не беда, — сказала она, хлопнув рукой. — Но если у нее любовник... да, — произнесла она задумчиво. — Может быть, она сбежала с любовником. Но тогда, зачем посылать за тобой?
Джейми был обеспокоен таким столь невероятным предположением.
— Может, она думала, что ты вознамеришься продать ее, узнав такое?
— Продать ее?
Джокаста разразилась смехом. Но не своим обычным, повседневным смехом, и даже без намека на искреннюю веселость; он был отвратительный — громкий и грубый, почти зловещий в своем веселье. Это был смех ее брата Дугала, и кровь моментально застыла в моих жилах.
Я взглянула на Джейми, обнаружив, что он смотрит на тетю, сверху вниз, с пустым лицом. Не в замешательстве, нет; это была маска, которую он надевал, чтоб спрятать сильные эмоции. Он тоже услышал это жуткое эхо.
Казалось, она не в состоянии остановиться. Ее руки вцепились в резные подлокотники кресла, а сама она наклонилась вперед, с красным лицом, задыхаясь от этого нервирующего грубого хохота.
Далила перевернулась на живот и издала низкий тревожный "гав", беспокойно озираясь, не понимая в чем дело, но чувствуя, что что-то не так, Самсон, рыча, забился под диван.
Джейми протянул руку и схватил ее за плечо.
— Успокойся, тетя, — сказал он. — Ты пугаешь своих собачек.
Она резко остановилась. Не было слышно ничего, кроме хрипов ее дыхания, что нервировало почти так же, как и смех. Джокаста сидела, выпрямившись в своем кресле, руки на подлокотниках, кровь начала медленно отливать от ее лица, а глаза стали темными и блестящими, как будто были сфокусированы на чем-то, что только она могла видеть.
— Продать ее, — пробормотала она, и рот ее искривился, как будто хохот снова собирался вырваться из нее. Но она не засмеялась, а внезапно встала. Самсон тявкнул от неожиданности. — Пошли со мной.
Она прошла в дверь, прежде чем кто-то из нас смог что-то сказать. Джейми поднял бровь, но жестом пригласил меня пройти через дверь впереди него.
Она прекрасно знала дом, поэтому шла по коридору в сторону двери в конюшню, едва касаясь стены лишь для ориентира, продвигаясь так быстро, словно она была способна видеть. Однако, снаружи, она остановилась, пытаясь нащупать вытянутым носком край выложенной кирпичом дорожки. Джейми подошел к ней и крепко взял ее за локоть.
— Куда ты желаешь пойти? — спросил он с абсолютной покорностью в голосе.
— В сарай для повозок.
Странный смех ее покинул, но ее лицо все еще пылало, ее решительный подбородок был вздернут с вызовом. "Кому она бросала вызов?", — задалась я вопросом.
Сарай для повозок был затенен и тих, золотые пылинки витали в возмущенном от открытых дверей воздухе. Повозка, карета, сани и элегантная двуколка располагались словно большие, спокойные звери на покрытом соломой полу. Я взглянула на Джейми, его губы слегка изогнулись, когда он посмотрел на меня: почти четыре года назад мы нашли временное убежище в этой карете во время хаоса на свадьбе Джокасты и Дункана.
Джокаста остановилась на пороге и, тяжело дыша, одной рукой оперлась на косяк, словно пытаясь сориентироваться. Однако она не шевельнулась, чтоб войти в сарай, а только кивком головы указала внутрь.
— Вдоль задней стены, a mhic mo pheathar. Там есть ящики. Я хочу большой плетеный ларь, высотой по твое колено, обвязанный веревкой.
Во время нашего предыдущего посещения каретного сарая я не особо все разглядывала, но задняя стена была вся высоко заставлена ящиками, корзинами и свертками, сложенными в два или три ряда. С такими четкими указаниями, Джейми быстро нашел и вытащил на свет желаемый контейнер, покрытый пылью и соломой.
— Мне отнести его в дом для тебя, тетушка? — спросил Джейми, потирая пальцем подергивающийся нос.
Она покачала головой, склонилась и ощупала узел, завязанной на нем веревки.
— Нет. Я не должна держать его дома. Я поклялась, что не буду.
— Позволь мне, — я положила свою руку на ее, тщетно теребящую веревку, и разобралась с узлом сама. Тот, кто завязал это, был весьма скрупулезен, но не опытен; я повозилась с ним в течение минуты, и узел развязался.
Плетеный сундук был заполнен картинами. Стопки не скрепленных рисунков, выполненных карандашом, тушью и углем, и аккуратно перевязанных выцветшими шелковыми лентами. Несколько альбомов для этюдов. И ряд картин: немного больших, квадратных, без рам, и два ящичка поменьше, с миниатюрами в рамках, поставленных на ребро, словно колода карт.
Я услышала вздох Джокасты надо мной и посмотрела на нее. Она стояла неподвижно, глаза закрыты, и я поняла, что она жадно вдыхает аромат картин. Запах масляной краски и угля, гипсовой грунтовки, бумаги, холста, олифы и скипидара, насыщенный дух, что выплыл из ее плетеной шкатулки, был прозрачно ярким на фоне запахов соломы и пыли, дерева и сплетенных прутьев.
Ее пальцы свернулись, потирая большим пальцем о кончики других пальцев, бессознательно прокатывая кисточку между ними. Я порой замечала, как Бри делает это, глядя на что-то, что она хотела нарисовать. Джокаста еще раз вздохнула, открыла глаза и опустилась на колени возле меня, вытянув руку и слегка пробегая пальцами по тайнику в поисках похороненного искусства.
— Картины, написанные маслом, — сказала она. — Достань их оттуда.
Я уже вытащила ящичек с миниатюрами. Джейми присел на корточки с другой стороны ларя, приподняв связки рисунков и альбомы для этюдов, чтобы я смогла вытянуть большие масляные картины, лежащие на ребре вдоль боковины контейнера.
— Портрет, — сказала она, склонив голову прислушиваясь к монотонному глухому звуку, от того как я ставила картины одну к другой, прислоняя к боковине плетеного ларя. — Старика.
Было ясно, что она имела в виду. Два больших холста были пейзажами, три портретами. Я узнала Фаркарда Кэмпбелла, гораздо моложе его возраста в настоящем, и должно быть автопортрет самой Джокасты, написанный, пожалуй, лет двадцать назад. У меня не было времени их рассматривать, хотя они были интересные.
Третий портрет выглядел так, словно был написан гораздо позже, чем остальные, и уже отражал потерю зрения Джокасты.
Края были размыты, цвета мутные, формы слегка искажены, так что пожилой джентльмен, смотрящий с портрета сквозь масляную дымку, казался каким-то встревоженным, словно он принадлежал к какой-то не совсем человеческой расе, несмотря на традиционный парик и высокий белый шейный платок.
На нем был старомодный черный сюртук и жилет, сложенный клетчатый плед, наброшенный на плечо, скреплялся брошью, чей золотой блеск вторил декоративным насечкам на головке кинжала, что старик сжимал сучковатыми, корявыми от артрита пальцами. Я узнала этот кинжал.
— Так это Гектор Камерон, — Джейми узнал его тоже. Он смотрел на картину с восхищением.
Джокаста протянула руку и коснулась поверхности краски, словно пытаясь опознать его на ощупь.
— Да, это он, — сказала она сухо. — Никогда не видел его вживую, не так ли, племянник?
Джейми покачал головой.
— Возможно, однажды — но я был не более чем младенец в то время, — его взгляд изучал черты лица старика с глубоким интересом, словно пытаясь разгадать характер Гектора. Но отгадка была очевидна; мужская сила его личности, исходящая вибрацией от холста, была практически ощутима.
У человека на портрете были мощные кости, однако плоть свисала с них в немощи возраста. Глаза все еще острые, но один из них был наполовину закрыт — опущенное веко могло быть лишь следствием небольшого инсульта, но создавалось впечатление, что это была привычная манера взирать на мир, когда один глаз всегда прищурен в циничной оценке.
Джокаста перебирала содержимое сундука, пальцы легко летали туда-сюда, словно охотящиеся мотыльки. Она коснулась одного ящика с миниатюрами, и слегка крякнув от удовольствия, подняла его.
Джокаста неторопливо проводила пальцем вдоль края каждой миниатюры, и я заметила, что рамки были украшены разными узорами; квадраты и овалы, из гладкого позолоченного дерева, потускневшее серебро окантовывало границы, другие были усеяны крошечными розочками. Она нашла нужную и, вынув ее из коробки, рассеяно мне передала, и сразу же продолжила поиски.
Миниатюра так же изображала Гектора Камерона — но этот портрет был написан намного раньше другого. Темные волнистые волосы свободно лежали на его плечах, с одной стороны была заплетена маленькая косичка, в которую для украшения были воткнуты два пера шотландского тетерева, в старинном стиле горцев. Виднелись те же твердые кости, но плоть была крепка, он был красив, Гектор Камерон.
И это было привычным выражением; будь то отклонение либо родовая травма, но правый глаз здесь был так же прищурен, хотя не настолько сильно, как на позднем портрете.
Мое внимательное изучение было прервано Джокастой, которая положила руку на мое предплечье.
— Это девочка? — спросила она, подталкивая мне другую миниатюру.
Я взяла ее, озадаченно, и охнула, когда перевернула. Это была Федра, изображенная в раннем подростковом возрасте. Она была без традиционного чепца, ее волосы обвязывала обычная косынка, что придало костям ее лица четкий рельеф. Рельеф костей Гектора Камерона.
Джокаста ногой подтолкнула ящик с картинами.
— Отдай их своей дочери, племянник. Скажи ей заново закрасить их — было бы жаль терять холсты, — не дожидаясь ответа, она отправилась к дому в одиночку, заколебавшись только ненадолго на развилке дорожки, следуя по памяти и запаху.
* * *
ПОСЛЕ УХОДА ДЖОКАСТЫ, наступило глубокое молчание, нарушаемое только пением пересмешника на ближайшей сосне.
— Будь я проклят, — наконец произнес Джейми, отрывая глаза от фигуры своей тети, когда она скрылась в доме. Он выглядел не столько потрясенным, сколько глубоко озадаченным. — Девочка знала, как думаешь?
— Почти наверняка, — сказала я. — Рабы, несомненно, знали; некоторые вероятно были здесь, когда она родилась. Они сказали бы ей, если бы она сама не была настолько смышленой, чтобы разобраться в этом самостоятельно — и я, безусловно, думаю, что так и было.
Он кивнул и прислонился спиной к стене сарая, задумчиво глядя сверху вниз на плетеный ларь с картинами. Я почувствовала сильное нежелание возвращаться в дом. Постройки были прекрасны, цвета мягкого золота в свете позднего осеннего солнца, угодья были тихие и опрятные. Звуки веселых голосов доносились из огорода, несколько лошадей безмятежно паслись на выгоне, поблизости, а далеко внизу по серебристой реке проплывала мимо маленькая четырехвесельная лодка, ее весла поглаживали поверхность, проворно и изящно, словно жук-водомерка.
— "И все в природе мило, и только люди злы", — заметила я. Джейми с недоумением взглянул на меня, а затем вернулся обратно к своим мыслям.
Итак, Джокаста и не помышляла продавать Федру, и казалось, Федра знала это. Я задавалась вопросом: "Собственно, почему? Потому что она чувствовала себя несколько обязанной девушке, как ребенку своего мужа? Или это утонченная форма мести давно умершему мужу — держать его незаконнорожденную дочь как рабыню, прислугу?". Я решила, что оба предположения не исключают друг друга, а пришла к этому, так как знала Джокасту достаточно долго, чтобы осознать, что ее мотивы редко бывают простыми.
Солнце в небе уже было низко, воздух стал холодным. Я прислонилась рядом с Джейми к стене сарая, чувствуя как накопленное кирпичами солнечное тепло, просачивается в мое тело и мне так захотелось забраться в нашу старую фермерскую повозку и погнать, сломя голову, обратно в Ридж, оставив Речную Излучину самостоятельно разбираться с горьким наследием.
Но записка в моем кармане хрустнула, когда я пошевелилась. "ПРЕТИ". Нет, от такой просьбы я не могла отмахнуться. Но я пришла — а что теперь?
Джейми внезапно выпрямился, глядя в сторону реки. Я тоже посмотрела и увидела, что лодка причалила к пристани. Высокая фигура выскочила на причал, затем повернулась, чтобы помочь другой выбраться из лодки. Второй мужчина был ниже ростом и двигался в странной манере, кособоко и рывками.
