— Дункан, — сказала я сразу, — и Улисс. Они вернулись!
— Да, — сказал Джейми, взяв мою руку и направляясь к дому. — Но они не нашли ее.
* * *
"БЕГЛАЯ ИЛИ УКРАДЕННАЯ 31 октября, чернокожая служанка, двадцати двух лет, рост выше среднего, приятной наружности, имеет шрам от ожога на левом предплечье в форме овала. Одета в синее платье и зеленый полосатый передник, белый чепец, коричневые чулки и кожаные башмаки. Отсутствующих зубов нет. Известна под именем "Федра". Сообщать сведения Д. Инессу, плантация Речная Излучина, в окрестностях Кросс-Крик. Солидное вознаграждение будет выплачено за полезную информацию".
Я разгладила смятую листовку, которая также содержала и грубое изображение Федры, где она выглядела слегка косоглазой. Дункан опустошил свои карманы и бросил пачку этих листовок на столе в холле, когда он приехал днем раньше, изнуренный и подавленный. Он сказал, что они расклеили объявления во всех тавернах и питейных заведениях между Кэмпбелтоном и Уилмингтоном, попутно всех расспросили — но безрезультатно. Федра испарилась как роса.
— Можно мне джем, пожалуйста? — Джейми и я завтракали в одиночестве, ни Джокаста, ни Дункан с утра не появлялись. Но, несмотря на мрачную атмосферу, я наслаждалась. Завтрак в Речной Излучине по обыкновению изобиловал щедростью, включая даже чайник настоящего чая — Джокаста, должно быть, платила за него своему прирученному контрабандисту целое состояние; ведь чай невозможно было достать от Вирджинии до Джорджии, насколько я знала.
Джейми в глубокой задумчивости хмурился на еще одну листовку. Он не сводил с нее глаз, но его рука отрешенно шарила по столу и, остановившись на сливочнике, передала его мне.
Улисс, только отяжелевшие глаза которого свидетельствовали о долгом путешествии, молча шагнул вперед, взял сливочник, и аккуратно заменив его, поставил на мою тарелку банку джема.
— Благодарю, — сказала я, и он любезно склонил голову.
— Не желаете ли еще копченой селедки, мадам? — осведомился он. — Или еще ветчины?
Я покачала головой, так как мой рот был набит тостом, и Улисс скользнул прочь к двери, подняв нагруженный поднос, по-видимому, предназначенный для Джокасты, Дункана или для обоих.
Джейми рассеяно смотрел ему вслед.
— Я тут думал, Сассенах, — сказал он.
— Никогда бы не догадалась! — заверила я его. — О чем же?
Он на секунду удивился, но осознав, улыбнулся.
— Ты помнишь, что я говорил тебе о Брианне и вдове МакКаллум? Что она не будет долго колебаться, если Роджер Мак не будет соблюдать осторожность, где не следует?
— Помню, — сказала я.
Он кивнул, как будто уточняя что-то для себя.
— Ну, на самом деле, девочка унаследовала этого достаточно. МакКензи из Леоха гордые как Люцифер, все без исключения, и к тому же чертовски ревнивы. Ты бы не захотела разозлить ни одного из них — а еще меньше предать.
Я осторожно его рассматривала поверх чашки с чаем, раздумывая, куда он клонит.
— Я думала, их отличительной чертой было очарование, в союзе с хитростью. А что касается предательства, то оба твои дяди были искусны в этом.
— Одно дополняет другое, не так ли? — спросил он, протягивая ложку, чтоб окунуть ее в джем. — Ты должен обольстить кого-то, прежде чем сможешь его предать, не так ли? И мне кажется, что мужчина, который может предать, быстрее других возмутится, когда предадут его. Или женщина, — добавил он мягко.
— О, действительно, — сказала я, с удовольствием потягивая чай. — Джокаста, ты имеешь в виду. — Используя его же термины, я это осознавала. МакКензи из Леоха были выдающимися личностями — интересно, каков был дед Джейми по материнской линии, печально известный Рыжий Джейкоб — я и раньше отмечала немногие общие черты поведения между Джокастой и ее старшими братьями.
Колум и Дугал были непоколебимо преданы друг другу — но больше никому. А Джокаста, по сути, была одинока, отделена от своей семьи с тех пор, как была в пятнадцать лет выдана замуж. Она была женщиной, и естественно — очарование в ней должно было превалировать. Но это не значило, что там не было места для хитрости. А так же и для ревности, я полагаю.
— Ну, очевидно, что она знала, что Гектор ее предал — и мне интересно, был ли нарисованный портрет Федры способом, показать всему миру, что она в курсе, или это было личное послание для Гектора, но какое отношение это имеет к нынешней ситуации?
Он покачал головой.
— Не Гектор, — сказал он. — Дункан.
Я уставилась на него, буквально открыв рот. Кроме всего прочего, Дункан был импотентом; он так сказал Джейми накануне своей свадьбы с Джокастой. Джейми криво усмехнулся и, дотянувшись через стол, положил большой палец под мой подбородок и мягко подтолкнув, закрыл мой рот.
— Это только мысль, Сассенах, то, что я сказал. Но я думаю, что я должен пойти и переговорить с ним. Ты со мной?
* * *
ДУНКАН НАХОДИЛСЯ в маленькой комнате, которую он приспособил под свой кабинет, она приютилась над конюшней наряду с комнатушками, в которых размещались грумы и конюхи. Он сидел, сгорбившись в кресле, с отчаяньем разглядывая неопрятные кипы бумаг и запыленные бухгалтерские книги, которые были навалены на всех горизонтальных поверхностях.
Он выглядел жутко уставшим, и сильно постаревшим, с тех пор, как я видела его в последний раз на барбекю Флоры МакДональд. Его седые волосы заметно поредели, и когда он повернулся поприветствовать нас, солнце осветило его лицо, и я увидела, упомянутый Роджером, тонкий шрам заячьей губы, скрытый в пушистых зарослях его усов.
Что-то жизненно важное казалось, покинуло его, и когда Джейми аккуратно затронул вопрос, который мы пришли выяснить, он и не пытался ничего отрицать. На самом деле наоборот, казалось, что он был рад все прояснить.
— Так ты разделил ложе с девочкой, Дункан? — спросил Джейми прямо, желая установить факт.
— Ну, нет, — ответил он неопределенно. — Мне, конечно, хотелось, но ведь она спала в гардеробной Джо... — от упоминания его жены, лицо его стало нездорового пунцового цвета.
— Я имею в виду, у тебя были половые сношения с женщиной или нет? — сказал Джейми, стараясь сохранять самообладание.
— Ох, да, — он сглотнул. — Да, были.
— Каким образом? — спросила я резко.
Покраснение усилилось до такой степени, что я испугалась, его хватит удар. Какое-то время он пыхтел как касатка, но, в конце концов, к его лицу стал возвращаться более-менее нормальный цвет.
— Она кормила меня, — наконец-то сказал он, устало потирая рукой глаза. — Каждый день.
Джокаста вставала поздно и завтракала в своей гостиной, с участием Улисса, чтобы спланировать день. А Дункан каждый день своей жизни вставал до зари, как правило, в расчете лишь на сухую корку или, в крайнем случае, на драммак — размазню из овсяной муки, смешанную с водой. Теперь же, просыпаясь, он обнаруживал около своей кровати дымящуюся кружку чая в сопровождении миски густой каши, обильно сдобренной медом и сливками, тосты пропитанные маслом, жареные яйца с ветчиной.
— Иногда были маленькие рыбки, обваленные в кукурузной муке, хрустящие и ароматные, — добавил он, мрачно.
— Ну, это конечно очень соблазнительно, Дункан, — сказал Джейми не без сочувствия. — Мужчина уязвим, когда голоден, — он бросил на меня косой взгляд. — Но все же...
Дункан был благодарен Федре за ее доброту, и — все-таки, будучи мужчиной — восхищался ее красотой, но, совершенно не проявляя интереса, как он заверил нас.
— Ну конечно, — скептически сказал Джейми. — Так что случилось?
Дункан уронил масло, когда пытался одной рукой намазать тост. Федра поспешила подобрать осколки упавшего блюда, а затем сбегала принести тряпку, чтоб вытереть потеки масла с пола, а потом и с груди Дункана.
— Ну, я был в своей ночной рубашке, — пробормотал он, опять начиная краснеть. — А она была — она... — он поднял руку и сделал неопределенные движения в непосредственной близости от груди, которые я приняла за обозначение, что корсет Федры выставил напоказ ее грудь с особым преимуществом, в то время как находился в такой близости к нему.
— И? — жестко подтолкнул Джейми.
И, вышло, что тело Дункана приняло к сведению этот факт — подробность он признал с такой ущемленной скромностью, что мы его почти не слышали.
— Но я думала, ты не можешь,... — начала я.
— О, я не мог, — уверил он меня поспешно. — Только ночью, во снах. Но не наяву, с тех пор как произошел несчастный случай. Возможно, было такое раннее утро, что мой член подумал, что я все еще сплю.
Джейми издал низкий шотландский звук, выражающий сильное сомнение, но, с некоторым нетерпением, заставил Дункана продолжать.
В свою очередь, как выяснилось, Федра это заметила.
— Она только жалела меня, — откровенно сказал Дункан. — Я бы сказал как сильно. Но она положила на меня руку, мягкую. Такую мягкую, — повторил он почти неслышно.
Он сидел на своей кровати — и продолжал сидеть там, в немом изумлении, тем временем как она убрала поднос с завтраком, подняла его рубашку, взобралась на кровать с ее юбками, ловко заправленными выше ее круглых коричневых бедер, и с огромной нежностью и мягкостью, он принял обратно свою мужественность.
— Один раз? — спросил Джейми. — Или вы продолжили делать это?
Дункан опустил голову на руку — довольно красноречивое признание, при данных обстоятельствах.
— Как долго... ээ... эта связь продолжалась? — спросила я более мягко.
Два месяца, возможно три. "Не каждый день", — поспешил он добавить, — "только время от времени". И они были очень осторожны.
— Понимаете, я бы никогда не захотел опозорить Джо, — сказал он очень серьезно. — И я не могу, точнее я не должен был это делать, это большой грех, и все же я не мог удержаться... — он замолчал, сглатывая. — Это все моя вина то, что случилось, пусть это будет только мой грех. Ох, моя бедная, дорогая девочка...
Он умолк, качая головой, словно старый, грустный, измученный блохами пес. Мне стало ужасно жаль его, несмотря на безнравственность ситуации. Воротник его рубашки был неудобно подвернутым, пряди седых волос попали под его сюртук; я аккуратно вытащила их оттуда и расправила, хотя он не обратил на это внимание.
— Думаешь, она мертва, Дункан? — тихо спросил Джейми, и Дункан побледнел, его кожа стала почти такой же серой, как и волосы.
— Я даже думать об этом не могу, Мак Дью, — проговорил он и его глаза наполнились слезами. — И все же...
Мы с Джейми тревожно переглянулись. И еще. Федра исчезла, не взяв денег. Как могла рабыня так далеко уйти, не обнаружив себя, объявленная в розыск и преследуемая, не имея ни лошади, ни денег, вообще ничего кроме пары кожаных башмаков. Мужчина мог бы скрыться в горах и сумел бы выжить в лесу, если б он был крепкий и ловкий — но девушка? Рабыня?
Кто-то похитил ее — иначе она мертва.
Однако никто из нас не хотел озвучить эту мысль. Джейми испустил глубокий вздох и, достав из своего рукава чистый носовой платок, вложил его в руку Дункана.
— Я буду молиться за нее, Дункан, где бы она ни была. И за тебя, a charaid... и за тебя.
Дункан кивнул, не поднимая глаз, крепко вцепившись в платок. Было ясно, что пытаться утешить, не было смысла, так что мы оставили его сидеть там, в его крошечной, замкнутой комнатке, так далеко от моря.
Мы медленно шли обратно, не разговаривая, но держась за руки, ощущая сильную потребность касаться друг друга. День был ясный, но приближалась буря; рваные облака наплывали с востока, поднялся порывистый ветер, который завертел мои юбки, словно крутящийся зонтик.
На задней террасе ветер был тише, от него загораживала стенка, высотой по пояс. Отсюда я запросто могла видеть окно, из которого смотрела Федра, когда я нашла ее там, в ночь после барбекю.
— Она сказала мне, что что-то не так, — проговорила я. — В ночь после барбекю миссис МакДональд. Что-то тревожило ее тогда.
Джейми с интересом взглянул на меня.
— О, да? Но она не имела в виду Дункана, верно? — возразил он.
— Я знаю, — я беспомощно пожала плечами. — Казалось, что она и сама не знает в чем дело, только твердила: "Что-то не так".
Джейми глубоко вдохнул и выдохнул, качая головой.
— В некотором смысле, смею надеяться — что бы там ни было, это связано с ее исчезновением. Ибо если это не связано с ней и Дунканом... — он замолчал, но я без труда закончила мысль.
— Тогда это так же не имеет отношения к твоей тете, — сказала я. — Джейми, ты действительно думаешь, что Джокаста могла ее убить?
Это должно быть прозвучало нелепо, высказанное вот так, вслух. Но самое ужасное, что это не было смешно.
Джейми слегка поежился, как он делал всегда, когда испытывал неудобство в чем-либо, словно сюртук ему был тесен.
— Если бы она была зрячей, по крайней мере, думаю, это было бы возможно, — сказал он. — Быть преданной Гектором — а она винила его и в смерти ее девочек. И вот ее дочери мертвы, а здесь Федра, живая и здоровая, каждодневное, постоянное напоминание нанесенной обиды. И затем быть снова преданной, уже Дунканом, с участием дочери Гектора.
Он потер костяшками пальцев под носом.
— Я думаю, что любая женщина может поступиться принципами.
— Да, — сказала я, представляя себе, что бы я думала и чувствовала при таких обстоятельствах. — Безусловно. Но убийство — ведь мы об этом говорим, не так ли? Не проще ли было продать девочку?
— Нет, — задумчиво произнес он. — Она не могла. Мы приняли меры, чтоб уберечь ее деньги, когда она вышла замуж — но не собственность. Дункан — владелец Речной Излучины, и всего что в поместье есть.
— Включая Федру, — я почувствовала опустошение и легкую тошноту.
— Как я сказал. Была бы она зрячей, я был бы ни капельки не удивлен этой мысли. Но поскольку это не так...
— Улисс, — с уверенностью сказала я, и он нехотя кивнул.
Улисс был не только глазами Джокасты, но также и ее руками. Я не думаю, что он убил Федру по приказанию его госпожи — но если Джокаста, например, отравила девочку, Улисс, конечно же, помог бы избавиться от тела.
Я почувствовала странную атмосферу нереальности — даже с учетом того, что я знала о семье МакКензи, преспокойно обсуждать способность престарелой тетки Джейми убить кого-то... и все же... я действительно знала МакКензи.
— Пожалуй, моя тетя, как-то замешана в деле, — сказал Джейми. — Не смотря на то, что Дункан сказал, что они были осторожны. И возможно девчонку похитили — может быть, тот человек, которого тетя помнит с Койгача. Он мог думать, что Федра поможет ему с золотом, не так ли?
Эты мысль была более оптимистичной. И это объяснило бы предчувствие Федры, если оно действительно было, которое она ощутила в тот день, когда пришел человек с Койгача.
— Полагаю, что все, что мы можем для нее сделать, это помолиться за бедняжку, — сказала я. — Правда, не знаю, есть ли святой покровитель у похищенных людей?
— Святой Дагоберт, — быстро ответил он, заставив меня уставиться на него.
— Ты выдумываешь!
— Нет, в самом деле, — сказал он с гордостью. — Святая Артелая, еще одна покровительница, она, я думаю, даже больше подходит. Она была молодой римской девушкой, которая была похищена по приказу императора Юстиниана, который возжелал ее, а она приняла обет целомудрия. Но она сбежала и удрала к своему дяде в Беневенто.
