— Эй, на нас уже все люди смотрят! — не успокаивался Ортопс. Действительно вся улица наблюдала за странным поведением Рэвула. И даже большой черный ворон, сопровождающий его в пути, сидя на ближайшем карнизе, казалось, смотрит на него как на дурака. — Мы слишком много внимания привлекаем к себе. Вдумайся в абсурдность ситуации. Ты периодически превращаешься в огромного монстра, убиваешь людей тысячами, упиваешься их кровью. И еще продолжаешь сопротивляться? Пытаешься кому-то помочь?! Скажи, а кто поможет тебе? — Ортопс издевался над Рэвулом.
— Это чудовище убивает, а не я!
— Действительно не ты? А почему ты тогда помнишь все его поступки. Ведь ты помнишь пульсирующую плоть, разорванную огромными сильными лапами в клочья. Почему? Потому что у вас одна на двоих память? — после этих слов Ортопса в голове Рэвула что-то промелькнуло. Он увидел то, о чем говорил Ортопс. Лужи крови, плоть, сдавленную в огромных лапах. Он схватился за голову, пьяный старик упал на землю. — А может чудовище это и есть ты, какая-то часть тебя, что до этого спала где-то внутри? И ты глупо пытаешься от этой своей части абстрагироваться, лишь внушаешь себе, что чем-то от чудовища отделен. Ведь об этом Тьма тебе и пытается сказать: ты и чудовище — одно и то же, — Ортопс добивал Рэвула.
— Нет! — закричал Рэвул. — Чудовище это не я! Пошли вы все вместе с вашей Тьмой. Я вижу все, что он творит как старые сны. Я не хочу этого кошмара. Оно действует против моей воли, — придя в себя после секундного помутнения, он снова попытался взвалить на себе старика.
— Вот кретин! — разозлился Ортопс. Он подошел, оттолкнул Рэвула в сторону, а потом встал перед стариком. Достав из-за пазухи черный мешочек, он высыпал из него горстку монет на землю перед стариком. Тот, несмотря на опьянение, сразу распознал блеск золотых монет и потянулся собирать их. — Сразу задвигался, сразу ожил, а когда ты его поднял, он даже шевелиться не хотел. Вот видишь, им не нужна помощь. Такова их жизнь, бессмысленно их жалеть, — он сверху смотрел на старика ползая на четвереньках собирающего монеты. Ортопс пятился назад и издевательски бросал монеты, заставляя пьяного старика ползти за ним по улице.
— Прекрати. Не издевайся, — переживал Рэвул.
— А то что? Не забывай ты мне не друг. Ты мне совсем не интересен, — ответил Ортопс, затем потряс мешочком с оставшимися монетами перед лицом старика и с криком: 'Взять!' кинул мешочек на другую сторону дороги, с улыбкой наблюдая, как пьяный старик бесконечно падая, пытается встать на ноги, чтобы добраться до монет. — Могу я хоть какую-то радость для себя из всего этого извлечь?
После инцидента со стариком немного позлившись на Ортопса, Рэвул вроде успокоился. О том, что в нем дремлет монстр, который если проснется то половину города погрузит в руины и завалит трупами, этот раздолбай даже не задумывался. По идее ему — носящему в себе жуткое чудовище, нужно было быстрее сбежать куда-нибудь в лес, подальше от людей, чтобы не допустить жертв и разрушений, но он не о чем, не задумываясь, просто гулял по улицам неизвестного города.
Они просто гуляли, бродили по улицам. Вышли на широкую большую дорогу, проходящую вдоль всего города от внешних ворот до центрального дворца. Здесь было шумно и людно. Люди брели во всех направлениях. По бокам улицы стояли торговые лавки. Кто-то гулял, кто-то куда-то спешил. Рабов на фоне свободных людей было видно сразу и это не только из-за метки в центре лба. Хотя внешне рабы хорошего хозяина были неотличимы от свободных людей, да и среди свободных граждан Медгары было много нищих. Вот колонна из десятка рабов соединенных одной цепью, гремя кандалами, прошла мимо них. На дороге пассажирские закрытые кареты чередовались с тяжелыми повозками, везущими разные грузы, которые тянули лошади, ишаки и прочие странные животные мутанты, появившиеся благодаря Азуре. Вот с десяток рабов на плечах несут носилки, на которых в кресле под навесом восседает какой-то толстый важный человек. Сбоку от дороги один из частных домов был окружен садиком, в котором работали, собирали яблоки и вишню рабыни, все женщины, не сказать что сильно усталые и измотанные. И вот какой-то опрятно одетый человек идет и с улыбкой о чем-то беседует с рабом с меткой на лбу одетым в лохмотья, тот самый редкий случай, когда хозяин адекватный человек и вопреки общему безумию раб воспринимается как друг, а не вещ. Несколько рабов разгружали повозку, взваливая себе на спины, тяжелые, кажущиеся неподъемными огромные мешки и заносили их внутрь одного из трактиров, на них было страшно смотреть. Рэвулу действительно повезло, что он оказался в поле. Со слов Ортопса главное везение Рэвула заключалось в том, что его не угнали работать на шахты, вот где была бы настоящая каторга.
Они зашли в элитные кварталы. Здешние дома были большими, окруженными пышными зелеными садами, где-то недалеко била волнами о местную набережную Соленая Миля.
— Эй, смотри! — придурок Ортопс тряс Рэвула за рукав, желая ему что-то показать. Открылась странная картина. За оградой в саду одного из больших домов на кресле не шевелясь, сидел жирный боров в длинном белом хитоне, как и все здешние богачи, с венком на голове. Вокруг него крутилась маленькая женщина. Она похожая на маленькую птичку чистила, обслуживала этого жирного неповоротливого борова. Специальной щеткой безо всякой пасты он чистила желтые зубы, чистила уши, причесывала волосы, массажировала ноги. Она суетилась, боясь сделать что-то н так, а он нагло сидел только иногда что-то недовольно рявкая, поторапливая ее.
— Она не рабыня? — поинтересовался Рэвул.
— Хуже. Жена. Это дикое людское общество. Как и в любом диком обществе, здесь все построено на силе. Правят этим обществом мужчины — ну типа воплощающие в себе силу. Женщины здесь не считаются людьми. Они с рождения равны животным, по статусу подобны рабам. Никто здесь не спрашивает их воли. Им даже разговаривать в присутствии мужчин запрещено. Сначала она принадлежит отцу, затем после выгодной сделки, которую называют браком, отец отдает ее, не спрашивая согласия, мужу которому она принадлежит дальше. Любовь здесь исключение, редкое исключение. Женщины здесь не более чем вещи, — пояснил Ортопс.
— Зачем ты мне показываешь этот идиотизм, — старался быстрее уйти Рэвул.
— Подожди. Ты еще самого интересного не видел. Она же ведь еще обязана подтирать ему жирный зад!.. — смеясь Ортопс, догонял Рэвула.
— Мой отец, он был придурком и порой бил мою мать. Мне было жалко маму. 'Я имею на это право' — так отец говорил мне, — Рэвул пояснил свое отвращение к увиденному.
— Страна Волка тоже была далека от совершенства.
— Типичное дикое общество. Там тоже правила сила. Дальше можно не объяснять.
Бредя по богатым кварталам, они дошли до главного дворца. После свержения монархии под кураторством артэонов, дворец назывался Здание Сената, здесь заседали местные правители. Огромный дворец, сложенный из каменных блоков, вырос без магии, возведенный собственными силами людей. Было страшно представить, сколько рабов погибло, чтобы построить эту громадину. В то же время построенный вручную, грубо, местами не совсем умело, грозный громоздкий дворец воплощал в себе какое-то безумное истинное величие людей, являлся собственной заслугой здешнего дикого человечества. В богатых кварталах странную парочку быстро заприметила здешняя стража. Их попытались задержать, но едва Ортопсу стоило поднять руки вверх, раздвинуть свой черный плащ, солдаты, увидев его тело, замерли в страхе. Увидев в Ортопсе тварь Тьмы, солдаты осторожно поинтересовались, чего он хочет и зачем пришел в их город. Ортопс пояснил, что не хочет проблем и с удовольствием уйдет, если их отпустят. Старший из стражников не желая проблем, велел отпустить странную парочку. 'Убирайтесь из нашего города', — сказал он Ортопсу с Рэвулом в след.
Первым напоминанием были вороны, облепившие все возможные карнизы домов на пути Рэвула. Затем среди толпы людей бредущих по улице в его глазах возник расплывчатый силуэт человека в волчьей маске. Вороны и призраки напоминали ему о пути, с которого он свернул. Рэвул попрощался с Ортопсом, поблагодарил его за освобождение и 'экскурсию'. 'Ладно, мне пора идти', — он начал уходить.
— Подожди, — Ортопс схватил его за руку. — Слышишь это? — Ортопс имел в виду отголоски восторженных криков десятков людей, что доносились откуда-то неподалеку. — Пойдем, я тебе кое-что покажу, клянусь это последнее. А потом иди куда хочешь, больше я от тебя ничего требовать не буду. Считай, мы будем квиты.
Судя по звукам где-то там за парой улиц, будто проходил какой-то праздник. Во всяком случае, опять же судя по звукам, толпа там собралась приличная. Следом за Ортопсом они вышли на огромную площадь заполненную людьми. В центре площади стояла большая сцена. 'Что могло собрать здесь столько людей?' — не понимал Рэвул. Ортопс с какой-то нездоровой улыбкой, ничего не объясняя схватил Рэвула за руку и как ледокол потащил его через толпу прямо к сцене. Рэвул впервые оказавшись на подобном мероприятии, не мог понять, что происходит. На сцене происходило какое-то действие, но пока Ортопс тащил его через толпу нормально разглядеть происходящего, он не мог. Только когда он оказался у сцены, и отрубленная человеческая голова свалилась сверху и скатилась едва ли не под ноги, он догадался что это за 'праздник'. День казни. В отсутствии нормальных развлечений, какого-либо внятного времяпрепровождения досуга для серого простого люда массовые казни были своего рода развлечением. Толпа всегда с удовольствием собиралась и наблюдала, как преступников отправляют на тот свет. Поэтому и место казни собой представляет самую настоящую сцену. На сцене двое. Палач — здоровенный мужик в положенной маске и еще какой-то хилый мерзкого вида молодой тип — что-то вроде ведущего или тамады, он шутит, комментирует происходящее, вселит толпу. Саму сцену от толпы отделяло оцепление из солдат.
— Следующий Октобиус Фарлес торговец из Ниэнры. Преступление: многоразовое тайное осуществление торговых сделок на нашей территории без уплаты налогов в нашу казну. Какой хитрый да? Ну что же! Чтобы всем торговцам чужеземцам неповадно было. Смертная казнь! Отрубание головы, — надрывая голосовые связки, кричал ведущий этого безумного развлекательного шоу для граждан Медгары.
Палач в маске привел трясущегося от страха, бледного мужичка. Тот рыдал, естественно просил пощадить, отпустить его. 'Хочешь что-нибудь сказать перед смертью?' — подошел к нему ведущий. 'Я хочу жить!' — истерично закричал приговоренный. 'Да они издеваются, все одно да потому!' — потешаясь над предсмертной истерикой приговоренных, веселил толпу ведущий. Палач заковал несчастного в колодки, а после топором с пятого удара отсек ему голову. Сейчас глядя на ликующую при виде смерти толпу Рэвул действительно увидел в них животных. Он хотел развернуться и уйти, но безумная толпа окружала со всех сторон, через нее было не протолкнуться. Ортопс загнавший Рэвула в этот тупик стоял рядом, коварно улыбаясь.
— Теперь следующий приговор. Милена Горгонат. Двадцать пять лет. У-у молоденькая! Преступление: измена. Приговор: публичная казнь по решению мужа! — кричал со сцены ведущий. — Да, измену нельзя поощрять. Смертная казнь за подобное вполне логичное наказание! Даже былые боги за это ее к себе не примут.
Женщины, которые стояли в толпе замолкли. Вблизи сцены были сложены два кострища специально для дня казни. Один костер уже догорал, вместе с дровами в нем тихо тлел труп. Палач привел девушку. Мужская часть глазеющей толпы сразу оживилась. 'Шлюха!' — освистывая, бросаясь помидорами, камнями кричало пьяное быдло. Девушка, в сером платье, закованная в кандалы шла, молча опустив голову, стараясь не обращать внимания на окружающих чудовищ. Ее пристегнули к столбу в центре сложенного кострища. Палач зажег факел. Ведущий, решив немного развеселить толпу, предложил всем дружно досчитать до пяти. Пока толпа считала девушку начало трясти от страха, отвернувшись, она зарыдала. 'Пять!' — наконец мужским голосом крикнула толпа. Палач бросил факел, дрова облитые маслом быстро воспламенились. Она закричала. Крик был такой безумный, что даже жаждущая крови толпа на несколько секунда замерла, задумавшись над правильностью происходящего. Рэвул не мог терпеть этот крик, внутри него все затряслось. Истошными криками доведенный до отчаяния поняв, что больше не может этого терпеть, от безысходности он, бросился на сцену, пытаясь это прекратить. 'Остановитесь, одумайтесь!' — кричал он. Ортопс расхохотался глядя на него. Все чего добился Рэвул так это удара в живот, от боли которого он свалился на землю. Схватившись за живот, он скрючился на земле. 'Я же тебе говорил, что люди это кошмарные твари. Сколько еще нужно крови и боли, чтобы ты признал это?' — шептал ему на ухо Ортопс.
Все вокруг продолжал оглашать женский крик от кошмарной боли. Рэвул просто не мог это слушать, лежа на земле, закрыв глаза, он тихо скулил от боли в животе, собственного бессилия и чудовищности окружающего кошмара. И вот, наконец, его глаза стали волчьими, чудовище уже уставшее сидеть внутри него, все же решило выползти наружу. В момент предшествующий трансформации он провалился в свое сознание. Под давлением криков сжигаемой заживо девушки в глубине сознания он оказался маленьким в родном доме в момент, когда пьяный отец где-то в соседнем помещении бил мать. Он забрался под кровать и также мучился, слушая крики и мольбы матери. Затем помутнение и вот он оказался на руинах родной деревни, а перед ним стоит огромный черный волк, и в волке воплощается сила, недосягаемый покой, спасение от окружающего холода и кошмара. 'Заставь себя увидеть истинное лицо этого мира. Освободи себя от морали, дай себе свободу и проникнись Тьмой. Твои попытки в этой бессмыслице остаться человеком просто смехотворны', — слышал он голос Ортопса. И вот он уже снова на берегу того проклятого озера смотрит на труп убитой им артэонки. 'Ты ведь убил меня. Ты сам чудовище, — открыв глаза, сказал ее труп. — Теперь обернись!'. Он обернулся и увидел свое ненавистное чудовище. 'Давай, пробуждайся. Давно пора', — сказал он глядя в глаза огромному черному человеку-волку, так долго спавшему внутри него. Оборотень как обычно набросился на него и принялся душить.
В реальности Рэвула снова затрясло в дикой конвульсии. Издавая жуткие звуки, он стал превращаться в чудовище. Черные лохмотья, висевшие вместо одежды перетекали в шкуру, лицо вытягивалось в волчью морду, руки и ноги обзаведшись огромными когтями, начали удлиняться, мышечная масса быстро увеличивалась. Наконец лопнули рабские кандалы. Ликующая как на празднике пришедшая поглазеть на казни толпа резко замолчала, нависшую жуткую тишину нарушил болезненный вопль переживающего мучительную трансформацию оборотня. Толпа горожан, глазевшая на казни с криками и визгом в ужасе начала разбегаться. Ортопс увидев монстра прячущегося в Рэвуле, также бросился бежать вместе со всеми. Толпа разбегалась, а оборотню будто передались эмоции Рэвула. Еще толком не приняв нужный облик, он запрыгнул на сцену и ударом лапы снес голову ведущего это жуткое шоу, затем схватил палача, выбил из огня обгоревшее тело казненной девушки и вместо него сунул в огонь тело этого недочеловека. Палач, объятый огнем вопил как поросенок, пока не умер от болевого шока. Оборотень, швырнув в сторону дымящееся тело, издал свой обыденный протяжный вой. Чудовище оказалось в самом центре заполненного людьми города.
