Вряд ли кто-то воспримет наветы на Лоуренса всерьёз, но дело было не в этом. Важным для него было то, что его и Амати считали участниками игры, в которой они состязались, чтобы получить приз — женщину. Пусть это напрямую и не влияло на его торговлю, такое положение было не слишком приятным для настоящего торговца.

Насмешливая ухмылка Марка, вероятно, была рождена его пониманием недовольства Лоуренса, которому оставалось лишь тихонько вздохнуть и сделать движение рукой, словно он сметал со стола эту тему.

— Так всё же, что там насчёт способа получить деньги?

— Ладно, об этом. Когда я обмозговал полученные сведения, я сразу понял, что у господина Батоса была своя подсказка.

Иначе говоря, подсказка была связана с делами Батоса.

— Перепродажа драгоценностей?

— Близко, но не то. Это вряд ли можно назвать драгоценностью.

Лоуренс пробежался по воображаемому списку товаров, с которыми имел дело странствующий торговец соответствующей специализации, и вдруг его осенило. Руда, напоминавшая золото, о которой он разговаривал с Хоро.

— 'Жёлтое железо'.

— Хо-о, кажется, ты уже слышал об этом.

Похоже, Лоуренс нашёл правильный ответ.

— Нет, просто подумал, это могло неплохо сработать. Полагаю, это связано с одной гадалкой, так?

— Похоже, что так. Говорят, она уже покинула город.

— Вот как, — ответил Лоуренс и повернул голову на какой-то шум.

Там несколько человек в дорожной одежде и несколько торговцев хлопали друг друга по плечам и спинам, обнимались и громкими голосами говорили что-то на непонятном языке, в общем, создавалось впечатление, что они встретились после долгой разлуки.

— Тем не менее, объявлено, что гадалка вроде бы так хорошо гадала, что привлекла внимание церковных инквизиторов, всё это кажется странным, — продолжил Марк, не обратив на шумных людей внимания.

— Чем это странно?

Марк сделал глоток из своей чаши, после чего взял с полки позади себя конопляный мешочек.

— Обычно приход таких людей из Церкви поднимает в городе изрядный шум. Кроме того, у меня есть ощущение, что пирита крутится на рынке как-то многовато. Возможно, кто-то купил порядочно пирита в одном из городов, сбыл у нас и покинул Кумерсун.

Он высыпал содержимое мешочка на стол для торговых переговоров, на столе в лунном свете заблестели белым кусочки пирита. Они были различной формы — ок красивых кубиков до уродливых комочков, словно слепленных из хлебного мякиша.

— Похоже, было создано такое настроение рынка, будто бы пирита не хватает. Как думаешь, сколько это сейчас стоит? — спросил Марк, беря со стола красивый кубик.

Такой должен был стоить примерно десять эредо или четвёртую часть серебряного трени. Однако Лоуренс вспомнил рассказ Хоро о торгах, на которых Амати купил ей кубик пирита, и назвал весьма смелую цену:

— Сто эредо.

— Двести семьдесят.

— Не мо...

...жет быть! — проглотил Лоуренс, ругая себя в душе за то, что после рассказа Хоро не бросился закупить побольше пирита.

— Для нас, мужчин, даже драгоценности стоят дурацки дорого, а эти цены сейчас стали ещё более дурацкими. Завтра на открытии рынка цена вырастет ещё больше. Все женщины города хотят купить эти штуки прямо сейчас. Гадание, как и всякие эликсиры красоты, всегда пользуются спросом.

— Вроде этого? За двести семьдесят?

— Там не только кубики, там разного вида продаются, все по высокой цене, потому что у каждого свои достоинства. Женщины на большой ярмарке ластятся к приехавшим на неё торговцам и селянам, разогревают им сердца. Более того, эти женщины начинают соперничать между собой, меряясь количеством этого купленного им волшебного камня, ставшего вдруг таким соблазнительным. Вот почему, когда раздаётся сладкий женский голосок, цена вырастает ещё больше.

Это было больной темой для Лоуренса, которого вечно городские девушки заставляли покупать им выпивку и всякую мелочь. Но ещё более болезненным для него было сожаление о таком большом упущенном доходе.

— И доход тут составляет не просто долю от цены перепроданного товара. Доход в разы, в десятки раз выше расходов на покупку. Рассказывают, Филипп III, нацелившийся на твою принцессу, загребает огромные деньги.

Похоже, что мысль погасить долг Хоро пришла к Амати, когда он увидел возможность резкого пополнения своего кармана серебряными монетами. Если Амати уже начал зарабатывать на пирите, когда он купил кубик для Хоро, не стоило удивляться, если бы он собрал довольно много денег. И он действительно был бы способен завтра вечером выложить тысячу серебряков.

— Сам я лишь недавно прикоснулся к этой торговле и уже заработал триста иредо. Цены растут так, что это просто сумасшествие какое-то. Я этого никак не мог пропустить.

— Кто об этом знает?

— Похоже, на рынке об этом стало известно ещё утром. А я, судя по всему, узнал обо всём уже довольно поздно. Кстати, когда ты отплясывал с принцессой, у лавки торговца камнями происходило настоящее столпотворение.

Лоуренс достаточно отошёл от выпитого, но его лицо стало сейчас более красным, чем у выпившего Марка. Не из-за того, что Марк его поддел по поводу Хоро, просто, когда он, забыв о действительности, танцевал с Хоро, по рынку разнеслась новость, за которую ухватились даже самые недалёкие торговцы. Стоящему торговцу никогда не приходится краснеть.

А он проявил себя никудышным торговцем. Ему снова после неудачи в Рюбинхайгене хотелось обхватить голову руками.

— Ладно, если бы Амати затеял бы какое-то сложное дело, можно было бы вклиниться и помешать ему, но сейчас, думаю, его остановить не удастся. Прости, но ты сейчас вроде рыбы в бочке с водой, — продолжал рассуждать Марк.

Должно быть, это означало, что Лоуренсу оставалось лишь ждать, пустив всё на самотёк, впрочем, его это не особо расстроило. В отличие от мысли, что он, провеселившись с Хоро, упустил большую прибыль.

— И потом, касаясь этого способа заработать, я ведь уже сказал, что о нём уже знают многие торговцы? Торговцы, собираясь потом перепродать, сейчас спешат закупить побольше, отчего цена лезет всё выше и выше. Суть происходящего: ветер только крепчает. Не сумеешь поднять паруса — будешь сожалеть весь остаток жизни.

— Верно, — отозвался Лоуренс. — Немыслимо сидеть и смотреть, как другие корабли уходят в плавание.

— Именно так. Кроме того, если кое-что всё же произойдёт, у тебя, по крайней мере, останутся деньги, чтобы купить новую принцессу, так? — заметил, широко улыбаясь, Марк.

Ответная улыбка Лоуренса была вымученной, однако тысяча монет от Амати стала бы хорошей возможностью восполнить недостачу из-за истории в Рюбинхайгене.

— Хорошо, — ответил он. — А пока позволь мне, если ты не против, купить немного этого пирита в счёт долга за проданные гвозди.

После этих слов лицо Марка вытянулось, словно от понесённого убытка.

В итоге они сторговались на тридцати серебряных монетах за четыре кусочка пирита, после чего Лоуренс направился к постоялому двору, пробираясь через толпу рассевавших и танцевавших при свете костров людей.

К этому времени праздник, похоже, перешёл к новой части, начавшейся с громкого боя барабанов. Из-за толпы Лоуренсу было плохо видно, но действо показалось ему куда более грубым, чем днём. Он увидел, как большие чучела из связок соломы сталкивают друг с другом, как люди с мечами с ожесточением танцуют на площади.

Пока не зашло солнце, люди выпивали и танцевали рука об руку, но сейчас настроение праздника изменилось. Впрочем, лучше всего за всем этим было бы наблюдать из окна комнаты на постоялом дворе. Лоуренс поспешил протиснуться сквозь толпу и направился к нему.

Ему следовало ещё немного поразмыслить.

Весьма возможно, что Амати добудет тысячу серебряков трени и швырнёт их Лоуренсу, и это на самом деле не заставило бы его расстроиться или лишить его покоя.

Лоуренса беспокоило иное: сколько пирита у него было руках, какую прибыль можно было получить и как убедить Хоро продать её кубик пирита, купленного для неё Амати, по не слишком высокой цене.

То, что обычно почти ничего не стоило, смогло вдруг обернуться золотом.

Настроение у этого праздника становилось очень необычным. В переулках, чуть в стороне от шума и света главной улицы, рыцари и наёмники заигрывали с девушками и без колебаний лезли обниматься. И те, кто вверял своё тело сомнительным, мало отличавшимся от разбойников рыцарям с тёмным взглядом, были обычными городскими девушками, а не теми, которые торговали своим телом, они держались бы с достоинством и общались бы лишь с достойными мужчинами, если бы не особенности настроения этого праздника.

Будучи торговцем, Лоуренс не мог отрицать возможности того, что под воздействием праздничной горячки, туманившей разум людей, как сомнительного происхождения возбуждающее зелье, цена на пирит взлетит до небес.

Держа это в голове, Лоуренс купил по дороге в лавке две дыни, продававшиеся, чтобы охладить людям горло, обожженное крепкими напитками, эти дыни он купил для Хоро. Он просто не представлял, каким недовольством и какими язвительными словами его встретят, если он придёт с пустыми руками. Скептически усмехнувшись, он зажал дыню побольше, похожую на огромное яйцо, под мышкой, а дыню поменьше понёс в руке.

В таверне на первом этаже постоялого двора царило не меньшее оживление, чем на улице, Лоуренсу пришлось пробираться мимо толпы, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Суета на втором этаже была такой, будто на другой стороне улицы бушевал пожар. Под гомон собравшего народа, напоминавший журчание небольшой речки, Лоуренс открыл дверь и вошёл.

Ему показалось, что в комнате стало довольно светло, а, да, деревянное окно было открыто, словно кому-то было слишком темно, чтобы прочитать письмо.

Эта мысль показалась Лоуренсу чем-то неправильной. Письмо?..

Он шагнул внутрь, его взгляд наткнулся на глаза Хоро, державшей письмо на свету из окна.

Глаза, полные страха.

Нет, не так. Это были глаза того, кто только что очнулся после оглушающего удара по голове.

— Ты...

...умеешь читать? — хотел спросить Лоуренс, но слова застряли у него в горле.

Губы Хоро задрожали, затряслись плечи. Лоуренс увидел, как её тонкие пальцы судорожно напряглись, но письмо всё же выпало из её руки.

Лоуренс не мог сдвинуться с места. Ему казалось, что Хоро замёрзла, обратилась в снежное изваяние и сразу рассыплется, если он шевельнётся.

Письмо, выпавшее из её руки, могло быть только письмом от Дианы. Если Хоро была в таком состоянии, большого выбора возможностей не оставалось. Йойцу — сразу мелькнуло в голове Лоуренса.

— Ты, в чём дело?

Лоуренс услышал голос Хоро, и он прозвучал точно так же, как и обычно. Судя по её виду, можно было ожидать, что она может в любой момент лишиться чувств, но она говорил спокойным голосом и даже слабо улыбалась. Это всё будто происходило во сне.

— На моём лице что-то?.. Ты ме... меня слы... шишь?

Хотя она старалась улыбаться, но губы её под конец дрогнули, и ей не удалось сказать без запинки.

Её глаза были обращены к лицу Лоуренса, но вряд ли его видели.

Он не мог просто стоять перед ней и молчать.

— Ничего особого не произошло. Но ты, возможно, немного пьяна, — ответил Лоуренс, стараясь получше подобрать слова, чтобы не усугубить ситуацию. Ему следовало сказать что-то ещё, он гадал, что именно.

Нет, Хоро заговорила первой в тот момент, когда он понял, что надо узнать, что и откуда ей известно.

— М... мм. Я... я пьяна. Должно быть так, ладно. Пьяна, должно быть.

Клац, клац, клац — застучали её зубы, когда она засмеялась, потом Хоро неровно, будто всё её тело сводило, подошла к кровати и села.

Увидев это, Лоуренс, наконец, смог отойти от двери. Осторожно, будто опасаясь вспугнуть пугливую птичку, он приблизился к столу. Положив дыни на стол, он бросил взгляд на оброненное письмо.

Слова, написанные красивым почерком Дианы, чётко выделялись в лунном свете.

Относительно древнего селения Йойцу, ставшего темой нашей вчерашней беседы...

Эти слова запечатлел мимолётный взгляд Лоуренса, и он невольно зажмурился.

Хоро сказала, что не умеет читать, желая то ли поддразнить, то ли удивить его при случае. Вероятно, она просто хотела полицедействовать забавы ради и, как только ей представилась возможность, прочла оставленное Лоуренсом письмо. Последствия оказались самыми неприятными.

Хоро, безусловно, должно было интересовать содержимое письма, ведь там, скорее всего, говорилось про Йойцу. Лоуренс почти видел, как Хоро, волнуясь, разворачивала письмо. И там прочла, что её родное селение, судьба которого её так интересовала, уничтожено. Лоуренс боялся вообразить, каким ударом это было для Хоро.

А Хоро сидела на кровати и безучастно смотрела в пол.

Лоуренс принялся мучительно найти для неё слова, но, прежде чем он чего-нибудь добился, Хоро медленно подняла на него взгляд.

— Ты, что мне делать? — спросила она, вымучено улыбнувшись. — Мне... больше некуда возвращаться...

Она не моргала, не всхлипывала, только слёзы у неё из глаз текли, как кровь из раны.

— Что мне делать?..

Лоуренсу было больно смотреть на неё, тихо жаловавшуюся, словно ребёнок, разбиший что-то очень ценное. В воспоминаниях о родном месте ты всегда там остаёшься ребёнком.

Хоро — мудрая волчица, она проила сотни лет и, конечно, должна была подумать, что Йойцу мог затеряться во времени. Но, как невозможно объяснить ребёнку, что нечто утраченное нельзя вернуть, так и разум бывает бессильным перед захлестнувшими чувствами.

— Хоро, — обратился Лоуренс, и Хоро, собравшись, вся напряглась. — Это всего лишь старая легенда. Существует много ложных легенд.

Он постарался сказать это назидательно и, насколько мог, правдоподобно. Оценивая возможность возвращения к былому, следует определить её как крайне низкую. Выжить, не исчезнуть по происшествии сотен лет могли лишь немногие, обычно достаточно крупные города, о которых все знают.

Но больше слов Лоуренс не нашёл.

— Лож... ных?

— Именно. В местах, где власть переходила к новым королям или племенам, создавали подобные сказания, чтобы зримо предъявить свою власть над захваченной территорией.

Это не было ложью, Лоуренс не раз сам слышал подобные истории. Но Хоро вдруг мотнула головой, и струйки слёз прочертили на щеках новые дорожки — левее прежних. Глаза Хоро приобрели цвет, предвещавший бурю.

— Если так, почему ты оставил это при себе?

— Я собирался рассказать тебе со временем. Это слишком чувствительная тема. Поэтому...

— Ху-ху-ху, — засмеялась, будто закашлялась, Хоро.

У Лоуренса появилось неприятное чувство, что в неё вселился демон.

— Ничего, я не знала ничего этого, я весело порхала, а тебе, наверное, было забавно смотреть на такую меня?

Голова Лоуренса разом опустела. Он о таком и помыслить не мог. Гнев подступил к самому его горлу, и он задался вопросом, как она могла спросить такое.

Однако ему удалось сдержать свой гнев. Он понял, что Хоро просто хотела выместить свою боль, пусть даже на нём самом.